«Злыдота »: спуститься в шахту
Владимир Карпец
об уникальном проекте Олега Фомина-Шахова
Так получилось, что мне, достаточно чуждому рок-стихии, довелось принять участие в становлении и судьбе группы "Злыдота". С Олегом Фоминым мы познакомились в середине девяностых. Я вернулся тогда из Питера после неудачного "романа с кинематографом" и возвратился к "нормальному христианскому существованию". Однако его основы уже были выбиты из-под ног, к тому же и рынок, и демократия были ещё отвратительнее, чем "жизнь под КПСС". Шли реформы Гайдара. Деньги были или очень большие, или никаких. На "приличную работу" я тогда не устроился, да и не очень хотел, и несколько лет занимался сбором грибов во Владимирской области, что давало средства если не большие, то хоть какие-то. Очень важно, что в "лесной школе" под Гусь-Хрустальным мне открылась (точнее, мне "открыли") "подоплёку мира", отражённую в средневековой алхимии с ея непреложными (отменяемыми лишь Православной Евхаристией) законами. Это во многом предопределило остальное, хотя на "практике" лежит табу. Табу христианское, православное. Но история, культура, политика открылись с неожиданной стороны. В свободное время я посещал семинар Микушевича в "Литературной газете", где мы и познакомились с Олегом и многими другими. Это было совершенно новое веяние русской культуры, очень отличавшееся от прежних "Молодой гвардии" и "Нашего современника", да и того, что было в старом самиздате. Газета "Лимонка" (ранний, ещё "дугинский" извод), журналы "Элементы" и "Волшебная гора" (при всём их различии), интерес к европейскому традиционализму — всё это создавало совершенно новую среду, отличную от "старой правой", с бóльшими морализмом и (тогда) консерватизмом. Но, в отличие от многих "старых правых", я это принял, хотя и остался убеждённым монархистом. Олег был тогда очень характерным для этой среды, причём не для первого (Дугин, Курёхин, Головин), а для второго ряда, где "варилась каша" — и в головах, и в делах. Очень талантливый поэт, ещё более талантливый музыкант (имевший "лишь среднее музыкальное образование"), он, казалось, был создан для "русского рока". Рок я не люблю, русский в особенности, потому что считаю, что он не русский, и не рок, а блудное дитя поэзии с достаточно слабой (в отличие от западной) музыкой. Но Фомин отторжения не вызывал. И мы обсуждали будущую группу. Название группы возникло само по себе — из парадоксального и страшного романа Пимена Карпова "Пламень", введённого в наш обиход Дугиным, хотя академические литературоведы опубликовали его раньше. Только сейчас, когда Россия, вопреки всему, до сих пор непримиримо разделена на "красных" и "белых" — идейно, психологически, даже антропологически, — ясно, что Карпов был прав, Русь против Руси, наша кровь состоит из красных и белых телец. "Белая вещь" и "красная вещь". Это убьет То, как говорили алхимики.
Тогда это ещё не было понято до конца. Но было ясно: Карпов — это почти "наше всё". Выходец из крестьян-старообрядцев, он знал, ведал больше, чем любой из религиозных философов Серебряного века (кроме, быть может, о. Павла Флоренского и Василия Розанова). "Злыдота" у Карпова — "голь перекатная" и одновременно "хлеборобы", поддонная "кровушка-матушка", Русь, руда, "красный напиток", "наша красная земля", а "барин" Гедеонов — "потомок библейского судьи Гедеона" и "змея-змеюки". И ходит "злыдота" — и барин Гедеонов тоже — под "богом Тьмяным" и служат ему в смерти. И так рождается Русская революция. "В конце концов, побеждает только смерть", — писал Сталин генералу де Голлю. В ответ на поздравление с Победой.
На самом деле, на Карпова и только на него, знавшего, следовало бы обратить внимание тем, кто создаёт "новоязыческие" морально окрашенные "копии Христианства" по следам масонов XVIII века.
Исторически название "Злыдота" было своего рода "декларацией нонконформизма", противостоя буржуазности "нового поворота" страны, но также и "русскому року" — "Нью-Эйджу" БГ, агрессивному напору "швабоды" и зависти Шевчука и даже обречённому на внутреннюю смерть коммунизму Егора Летова с его "всё идет по плану". Вопрос был только в одном: cумеет ли Фомин — и экзистенциально, и художественно?
"Мир ловил меня, но не поймал" — гласит знаменитая автоэпитафия Григория Сковороды. "Мир" Фомина не ловил. Если в советские времена художников, поэтов действительно "ловили", но тем и сохраняли для потомков (не скажу "для вечности", это другое), то демократия и рынок убивают, вменяя в ничто. "Не вписался". Фомин именно "не вписался", хотя, в отличие от Сковороды, более всего этого хотел и хочет до сих пор. Человек не очень здоровый, ранимый, при всей своей физической огромности крайне хрупкий, он действительно более всего хочет любви и внимания. В этом, на самом деле, глубокая драма Фомина именно как художника, поэта, музыканта. Но вменённый ему дар одолевает, и в этом надежда.
Фомин отвергает "мир" как почти полное зло, как наваждение и ужас. И в то же время хочет в нём устроиться. Он хочет, чтобы его все любили — и друзья, и государство (которое всегда ускользает), и духовенство церковное… Он "любит праведность, но странною любовью". В нем уживаются глубиннейший "имморализм" и мощнейший морализм. "Ни один народ в мире не считает соитие таким страшным грехом, как русские, и в то же время ни один народ в мире так не стремится к нему", — писал кто-то из посетивших Московскую Русь иностранцев, чуть ли не Герберштейн. Дело не в соитии как таковом, конечно. В ином совсем.
Не могу сказать, что "умострой" Фомина мне полностью чужд. Не чужд. Иначе мы бы не дружили столько лет.
Музыкальные пристрастия Олега Фомина: Мусоргский, Римский-Корсаков, Стравинский, в ХХ веке — минимализм. Поэтические — любомудры и архаисты ХIX века, Хлебников, Клюев, Введенский, Микушевич. Философские — Генон (как у всего поколения и круга), Головин, Дугин, Микушевич (ещё и как учитель). Но главное — русский духовный стих, "калики перехожие", отчасти европейская добаховская музыка. Если бы к этому настоящее музыкальное образование… Многажды говорил об этом Олегу. Увы, не внял. Как в "Евгении Онегине": "Мы все учились понемногу…" и проч. Теперь уже поздно. Впрочем, сам таков. Готовился, точнее, готовили в дипломаты, стал неизвестно кем и чем…
Непрофессионализм — это дурно. Всегда и везде.
Впрочем, своеобразная школа у Фомина была. С самого раннего детства его музыкальным воспитанием занималась бабушка, Раиса Прокофьевна Шахова, оперная певица, закончившая Московскую консерваторию. Вторым его учителем был дед — заслуженный артист, режиссёр созданного им Литературного театра Олег Вадимович Фомин. Opus Magnum Литературного театра — спектакль "Дед Щукарь", скоморошно-казачья линия "Поднятой целины" за вычетом идеологии. Причём всё это с казачьими песнями, с балалайками, плясками. Всё детство, по словам Фомина, он проездил с Литературным театром, присутствовал на всех репетициях, знал наизусть репертуар театра — лучше самих актёров. Какая-то школа, в общем, была. Но вот именно, что какая-то…
Фомина отчасти всегда "выручает" яркий стихийный дар, проявляющийся у него одновременно и во всём — в музыке, и в стихах, и в "научных" (околонаучных, конечно, с точки зрения "большой науки", но что она сама сегодня есть…) исследованиях.
Фомин написал диссертацию об Артании — признанном и официальной исторической наукой "третьем центре Руси", располагавшемся, по мнению Фомина, в междуречье Оки и Волги, как раз там, где Муром, Гусь-Хрустальный и Гусь-Железный. Я с этим согласен. Фомин доказывал существование на Руси не только алхимической науки, но и практики, именно там, вокруг "Гусей" (гусь — один из главных символов "Великого Делания", я могу и сам это подтвердить). Писал у известного Вадима Рабиновича (автора книги с замечательным по-своему названием "Алхимия Рабиновича", именно так!), но тот, сразу же "вычислив" в Олеге чистого русака, "замотал". По моему совету Олег попытался перейти к уже очень пожилому и очень усталому Петру Васильевичу Палиевскому. Тот выслушал, и ответ был ожидаемый: "Где вы были раньше? Чем вы думали, когда шли к Рабиновичу? Поздно". И действительно — поздно. Как и с консерваторией.
Правда, книга "Священная Артания" всё же вышла в издательстве "Вече". Яркая, живая и, что важно, нигде не впадающая в фантазии "альтернативной истории", хотя то, о чём в ней написано, малоизвестно и почти не исследовано. Очень интересен был и интернет-портал "Артания", судьба которого сложилась трагически.
Фомин ни в коем случае не "новоязычник" и не оккультист, а православный человек. И когда на него стали поступать доносы в Патриархию, которые писали невежественные лица, увы, в священнических ризах и подобные им "церковные комсомольцы" (а таких множество — жанр доноса вообще в последнее время перешёл в околоцерковную среду), Фомин во имя мира среди православных людей уничтожил портал, содержавший ценнейшие работы… Да, поступок неоднозначный: можно сказать, что это "анти-Сковорода", и страх перед тем, что "мир не поймает", оставив в одиночестве… Но можно и иначе: мужественный поступок верующего человека во имя мира среди верующих, которые всё более подвергаются и либеральной, и левой травле. Как угодно. Понимая первое, я более внутренне верю второму. Зато теперь у Олега, занимавшегося ещё недавно активной церковно-общественной деятельностью (а он участвовал в борьбе с абортами), остаётся один путь — искусство. И по большому счёту — это правильно. Случившееся ведь можно толковать и как невидимое призвание, призыв. К себе самому. А бороться с абортами есть кому.
Вернёмся к "Злыдоте". Первые её опыты были, как и весь "русский рок", вне зависимости от направления очень "литературны". Фомин и его друзья, по сути, пели о том же, о чём писал он в книге. Песни на стихи самого Фомина, на стихи Микушевича и меня грешного. Текст довлел. Это не хорошо и не плохо, но у каждого искусства всё же свой язык.
Лучшее произведение этого времени — где-то до 2010-2011 года — "рок-опера" (или "фолк-опера", как угодно) "Баташёв и злыдота". Она имеет прямое отношение к тайным страницам русской истории, так волнующим Фомина. Причём многое — результат его собственных разысканий. Опера посвящена странной и зловещей фигуре жителя поселения Гусь-Железный XVIII в. Андрея Родионовича Баташёва, заводчика и, по слухам, златодея, которого тревожно упоминал на страницах романов "В лесах" и "На горах" Мельников-Печерский. Баташёв ездил в Петербург, встречался там с "главным масоном" Иваном Перфильевичем Елагиным, тоже пытавшимся "осуществить". Но, человек сугубо книжный (и театральный), Елагин, скорее всего, так ничего и не понял, хотя работал в лаборатории восемь лет. Баташёв понял всё. Однажды рабочие его металлургического завода — около трёхсот человек — вошли в его шахту. Вход обвалился, и ни один не вернулся. Баташёв закрылся в своём доме, который располагался строго на границе Владимирской и Рязанской губерний, и полиция ни одной так и не смогла его задержать. Но приезжал император Павел. Написав в письме к императрице загадочные слова "Муром не Рим", он оправился к Баташёву, с которым беседовал несколько часов. Примерно в то же время в России был введён золотой рубль, составивший конкуренцию британской валюте, а затем Павел был убит.
Об этом — опера, длящаяся полчаса. Как поэзия она блестяща. Как музыка? Да, это большой шаг вперед. И главное — мелос Мусоргского вполне сочетаем с глубокой архаикой, с обработкой музыки скоморохов и с современными рок-интонациями. Фомин делает это всё очень тактично, но и… местами тревожно. Карповская "Злыдота" действительно витает вокруг, когда это слушаешь. Да, "побеждает смерть".
"Злыдота" в опере — та же самая "поддонная Русь", руда. Это беглые каторжники, прячущиеся по лесам душегубы, егеря, охотники на зверя и не только… Все они служат Баташёву, всем им он батька… Его богатство растёт неимоверно, но так же и исчезает. В Петербурге?
"Баташёв и злыдота" — первая серьёзная удача группы. Если бы Олег не разбрасывался, он быстро бы исполнил завет Баташёва "тому, кто одолеет" (последние слова этого человека или "не совсем человека"). Но Олег после оперы группу почти забросил, как мы уже говорили, пытаясь "слиться с движением", став активистом "пролайфа". Важность работы этой организации нельзя отрицать (хотя я предпочёл бы не употреблять английский вариант известного тоста, а говорить по-русски).
К счастью, Фомину всё же довелось — вот уже сейчас — всерьёз поучиться музыкальной профессии. Ему помог замечательный человек Борис Евгеньевич Базуров — композитор, дирижёр, педагог, бывший солист Ансамбля народной музыки знаменитого Дмитрия Покровского, художественный руководитель ансамблей "Круг" и "Русичи", а также первой русской этно-рок-группы "Народная Опера", автор оперы "Рюрик — конунг русский" (2000–2006), симфонической увертюры "Пугачёвщина" (2000) на темы последнего неосуществлённого оперного проекта Модеста Петровича Мусоргского "Лейб-кампанцы", многих других произведений того же жанра и тематики, театральной и киномузыки.
Борис Базуров занимается реконструкцией типов русской этнической музыки — хора владимирских рожечников, новгородского скоморошьего ансамбля гудошников и гусляров, мужского ансамбля воинского стиля, сольного исполнения былин, духовных стихов и апокрифов под аккомпанемент колёсной лиры и средневековых гуслей… Фомин, с самого начала работавший в этом направлении (хорошо помню его ещё девяностых годов первые гусли, точнее, близкую им немецкую цитру, а также первую колёсную лиру), теперь обрёл знания и работает вместе с учителем. Слава Богу.
При этом ни Базуров не навязывает Фомину свой стиль и тематику, ни Фомин не подражает Базурову.
Последнее выступление Фомина и "Злыдоты" (Николай Омельченко, Марья Лушникова, Татьяна Фомина) на организованном Базуровым в октябре фестивале "Свояси" — прорыв. Причём прорыв к "чистой музыке". Песни — старые. Исполнение — совершенно новое, где мелос — в средоточии.
Конечно, всё происходит как всегда. "Злыдоту" усиленно втискивают в "систему". Её приписали к "фолк-року" со всеми вытекающими последствиями. Но каковы они? "Фолк-рок" — это культурная резервация, такая же, какой в советские времена был хор имени "пламенного революционера" "Пятницкого", имевшего к русской песне такое же отношение, как скопированный с американских образцов "фолк". Похоже, Фомин готов принять правила игры. Правила, конечно, принять можно. Но нельзя впускать их в душу. "Волк, уважавший фолк" или "Квас-фолк" — так нельзя. Мы не американские индейцы, чтобы "хозяева дискурса" московского масскульта делали с нами, что они хотят.
Чтобы окончательно состояться, у фоминской "Злыдоты" есть только один путь: уйти и от "пролайфа" и от "фолк-рока", подлинно сойти в шахту. Баташёвскую шахту. Внешнюю или внутреннюю — не важно. Разве есть различие меж внешним и внутренним?
"Тому, кто одолеет" — нет.
***
21 декабря в 20:00, клуб «China-town-cafe». Фолк-Солноворот.
«Волга» - синтез танцевальных ритмов с традиционной славянской полиритмией с атмосферным эмбиентом и нойзом, акустической перкуссией и экологически чистыми мелодиями. Слова песен — аутентичные тексты XII–XIX веков.
«Злыдота» - сплав плясовых скоморошин, гуслярских попевок, античных мелосов, средневековой православной церковной музыки. Фолк-прогрессив в аранжировке традиционных народных инструментов: гусли, гудки, русская лютня, бубен, просвирелка. Диапазон от скоморошества до русской оперной традиции и от духовного стиха до минимализма.
Вход платный
Проезд: м. «Китай-город», Лубянский проезд, 25, стр. 1.