Газета Завтра 588 (9 2005)

ОБРЕТЕНИЕ НАДЕЖДЫ

ОБРЕТЕНИЕ НАДЕЖДЫ

Николай Владимиров

Николай Владимиров

ОБРЕТЕНИЕ НАДЕЖДЫ

Новый роман Валерия Иванова-Таганского "Семя Oтечества" с первой страницы захватывает читателя и не отпускает его до самого конца. И дело здесь не только в том, что сюжет главной интриги романа "закручен" столь умело, что его автор может по праву считаться мастером детективного жанра. Гораздо важнее другое. За увлекательной канвой повествования скрывается еще один пласт романа — метафизический, историософский…

Действие "Семени Отечества" разворачивается в самом конце 1990 годов. Главный герой романа, русский журналист из Латвии Вадим Марков, как и многие из тех, с кем его сводит судьба в Латвии, Болгарии, Югославии и Германии, ищет не только смысл собственного существования, но и пытается осмыслить судьбы России и русского народа. Из этих напряженных поисков вырастают диалоги высокого накала, играющие в "Семени Отечества" столь же важную роль, что и в романах Достоевского или, например, Солженицына. Постоянная рефлексия, мучительные духовные искания героев, несомненно, свидетельствуют о том, что автор творит в русле традиций русской классической литературы. Герои романа снова и снова возвращаются к обсуждению вечных вопросов: в чем призвание России в мире? Что значит быть русским? В чем причины русской Голгофы XX века? Какая идея способна поднять Россию с колен? И, наконец, что делать?

Некоторые из героев романа не видят выхода, да окружающая их действительность и не слишком располагает к оптимизму. Плоды "революции обманутых надежд" начала 90-х годов оказалась весьма горькими. Миллионы брошенных в ближнем зарубежье соотечественников, прелести "дикого капитализма", разруха в российской провинции, вырождение молодого поколения, чужеродная культурная и демографическая экспансия, вызывающий цинизм нуворишей, жалкое положение национальной интеллигенции… Русский народ "оказался, к сожалению, неспособен к самоорганизации, склонен к покорности и чрезвычайно удобен для нового эксперимента, задуманного не им самим и начатого сверху и извне", — говорит Марков. "Потеря пассионарности, воли к жизни немыслимая", — отмечает другой персонаж романа, канадский профессор болгарского происхождения. Где же выход? И есть ли он?

Тот же профессор (несомненно, здесь он выражает точку зрения автора) убежден, что преодоление нынешнего кризиса возможно лишь "на основе внутреннего национального характера, а не чужой идеологии". Но какая национальная идея способна возродить Россию? О существе этой новой идеологии в романе ведутся длительные споры. Маркову и его единомышленникам очевиден тупиковый характер и чикагского либерализма, и коммунизма, и русского фашизма… О последнем, кстати, профессор-канадец очень верно замечает, что русский фашизм — "это "потешные войска", сочиненные недобросовестными газетчиками, и фобии трусливых толстосумов… Фашизм — это правая нерелигиозная доктрина, она противоестественна для России". Никакая из импортированных идеологий не выведет Россию на "царский путь", — к такому выводу вместе с Марковым приходит читатель. Надо искать опору в русской истории и национальной культуре.

В чем надежда России? Роман указывает несколько ключевых направлений русского возрождения. Первое и важнейшее из них — деятельная государственная забота о судьбе подрастающего поколения. Кто будет догонять Запад? Кто распорядится богатствами России? — спрашивает Марков. — Беспризорники? Алкоголики и наркоманы? "Где акция, способная укрепить наше большое предприятие под названием Россия, которое тысячелетие строили наши предки? Дети — вот наша единственная надежда и наша акция!" Ведь именно из нынешней молодежи выйдет российская элита завтрашнего дня, те, кто придет к управлению государством в недалеком будущем. И если ее жизнь начинается "с огромного пивного живота и одной извилины в голове", то судьба России будет весьма незавидной… Поэтому забота о физическом и духовном здоровье молодого поколения, его воспитании и образовании является делом государственной важности. Недаром в романе цитируются слова Петра Первого: "Учение доброе и основательное есть всякой пользы Отечества аки семя, корень и основание" (перекличка с заглавием романа здесь очевидна).

Надежда заключена и в честных одаренных чиновниках, сохранившихся в России, несмотря на гнусную эпоху "большого хапка" 90-х годов. Чиновником такого склада является "государственный человек" Лев Радов, с которым Марков знакомится вначале в Болгарии, а затем вновь встречается в Москве. Этот человек — своего рода идеалист-государственник, обладающий сильным характером, "с устоявшимися ценностями, волей в достижении их и личным бесстрашием". Радов воплощает в себе носителя черт подлинной элиты государства (а не псевдоэлиты, как многие представители его сословия). Его жизненное кредо — "давайте научимся не исключать из жизни, дел и общения… сердце, совесть и веру, и будем работать по возможности на пользу и людям, и отечеству и конкретным делам". "До тех пор, пока есть такие, как Радов, — не все потеряно!" — с этой мыслью Вадима Маркова нельзя не согласиться. Очевидно, что наша страна не сможет обустроиться без честной и компетентной бюрократии.

Будущее России зависит и от воспитания в народе нового русского национального характера, сочетающего высокую духовность с волевыми качествами. "Русским всегда не хватало Штольцев", — говорит Марков… Сам главный герой романа как раз и является воплощением "волевого романтизма". Его мужественная и упорная борьба с силами зла показывает, что целеустремленного и активного человека обстоятельства не могут сломить. Судьба Маркова подтверждает правоту слов русского философа Ивана Ильина: "Один в поле и тот воин". Роман убеждает, что даже один человек, рассчитывающий только на свои силы и не ожидающий ни от кого поддержки, может сделать не так уж мало. Более того, в борьбе он обретает друзей и единомышленников. "Семя Отечества" — апофеоз действия, воли, решимости (которых, отметим, русским ныне так не хватает). Роман показывает, что сочетание русских духовных устремлений с волевым началом может поистине творить чудеса. Между тем, обустроить наш Русский Дом могут именно — и только! — такие "волевые романтики", "идеалисты действия", как Марков. И как хочется, чтобы люди, подобные Маркову, встречались чаще — и не только на страницах романов…