Газета Завтра 610 (31 2005)

ВОЙНА СЛОВА

ВОЙНА СЛОВА

Владимир Винников

Владимир Винников

ВОЙНА СЛОВА

Неправы те, кто сегодня бросает слова упрека русскому народу: мол, вот они где, рабы, вот оно где, быдло, годное лишь на убой, — а кто ж еще может столько лет терпеть такие издевательства над собой? Следом за Олегом Бородкиным хочется ответить этим обличителям: не путайте Божию волю с собственным "чистым везением".

Есть такая русская поговорка: "Бог терпел и нам велел". Мера терпения на Руси почти так же необъятна, как ее территория. Наша история — это наша география. Рассказывают, что и Пушкин в юности своей недоумевал, "зачем стадам дары свободы", и Лермонтов горестно писал о "стране рабов, стране господ", — и что, поклонники их таланта были рады тем "дарам свободы", которые принес Октябрь 1917-го? Нет, они заголосили о "русском бунте, бессмысленном и беспощадном". В общем, этих кроликов-"демофилов" (по Сергею Гоникбергу), то есть "любителей народа", еще труднее понять, чем "демократов".

Да и не нужно, наверное, стараться — ведь понять значит уже наполовину простить. Нас путают, и мы путаемся. Очень сильно запутались. Вот и президент сегодня у нас — Путин. Какая каша сегодня варится в голове у большинства жителей Российской Федерации — трудно даже поверить.

Каждое слово сегодня расстроено и обессмысленно. Поэтому Россия пока воюет за себя не столько ракетами или танками, сколько словом. И, похоже, в этой безнадежной, казалось бы войне, когда практически весь не только мировой, но и "отечественный" издательский, телевизионный и прочий масс-медийный ресурс работает на стороне врага, к нам, как в декабре 41-го, всё-таки идут на помощь новые "сибирские дивизии".

Литература вообще, а поэзия в особенности — не столько свидетельское, сколько воинское, политическое искусство. А потому возвращение в Россию русской поэзии неизбежно подразумевает возвращение России ее собственного воинского сословия, а значит — и собственной, а не чуждой государственности. Кстати, и в русской поэзии, и в русском государстве всегда находилось место любому, кто принимал их своим сердцем — независимо от этнической или даже конфессиональной принадлежности. Хоть "эфиопу" Пушкину, хоть "шотландцу" Лермонтову, хоть немке Екатерине, хоть "кавказцу" Сталину. Первые, кстати, отнюдь не чуждались войны и политики, а вторые — литературного творчества.