Газета Завтра 616 (37 2005)

ГЕРОИЧЕСКОЕ, ГЕРОЙ И ВРЕМЯ «ОНО»

ГЕРОИЧЕСКОЕ, ГЕРОЙ И ВРЕМЯ «ОНО»

Шамиль Султанов

Шамиль Султанов

ГЕРОИЧЕСКОЕ, ГЕРОЙ И ВРЕМЯ «ОНО»

В живой, циклической человеческой истории героическое почти всегда приобретало особый, почти мистический и даже магический смысл.

Герой, способный на подвиг, необычайное сверхусилие, совершающий нечто сверхъестественное, почти чудо, то, что явно не под силу обычному человеку явно или не явно, но постоянно противопоставлялся тривиальному существованию остального общества, профаническому бытию остальных людей. "Человек есть нечто, что должно превозмочь", — так подчеркивал Фридрих Ницше эту кардинальную противоположность между героем и профаническим в человеке. А за восемьсот лет до Ницше выдающийся интеллектуал Ислама Абу Хамид аль-Газали в таком преодолении видел не только внешний для индивидуума императив, а суть личностного существования: "Смысл счастья — преодоление себя, насколько это возможно, пусть ступени совершенства и неисчислимы".

I

В мире временном, сущность которого — тлен,

Не сдавайся вещам несущественным в плен,

Сущим в мире считай только дух вездесущий,

Чуждый всяких вещественных перемен.

Омар ХАЙЯМ

Героическое не одномерно, не плоско, не одномоментно и не случайно: героическое целостно и тотально по своей сути. Во внезапной, казалось бы, вспышке оптимистической трагедии соединяются, превращаясь в Героическое, нечто бесконечно глубинное в личности, космические отблески социального, иллюзорная уникальность культурного измерения, туманная интимность невыразимой веры, обволакивающая трансцендентность сакрального. В героическом происходит прямое, бескомпромиссное, но и предельно уважительное столкновение человеческого духа со смертью, когда дух прорывается сквозь свет и тень всемогущей смерти. И именно тогда великая смерть вдруг оказывается решающим испытанием, подготовкой к которому, собственно, и являлась вся предшествующая жизнь человека.

"Человеческое, слишком человеческое" . Поэтому-то наиболее драматично героическое проявляется в момент прямого столкновения духа с процессом смерти как разрушением, преодолении, казалось бы, беспредельной физической боли, мучительного и катастрофического телесного уничтожения.

Легендарный римлянин Муций Сцевола держал свою правую руку в пылающем костре, когда говорил с вождем захватчиков, вторгшихся на его Родину. Он не только показывал свое презрение к физической боли, не только демонстрировал врагам волю и отвагу воина, силу настоящего мужчины. Когда с тошнотворным запахом горела его плоть, он начал постепенно исчезать, трансформируясь под холодным внимательным взглядом смерти в само мужество героического, превращаясь в сам дух героического. Муций Сцевола стал символом искренней любви к Родине, стал примером для подражания не только своему народу, но и другим народам, не только своим сверстникам, но и всем будущим настоящим мужчинам.

...Даже во времена Калигулы и Нерона народ Рима не забывал о Муции Сцеволе...

По прошествии некоего времени официозная апологетика может кардинально изменить образ героического. Однако суть его остается неизменной. Ведь в героическом важна не сиюминутная эффективность, а прежде всего некий необычный личностный энергетический порыв "в данном месте и в данное время". Советский солдат Александр Матросов закрыл собой амбразуру. Может быть, для его подразделения этот героический поступок не стал решающим фактором для выполнения непосредственной боевой задачи. Но для Советской Армии героическое в подвиге Матросова было несомненным. Еще более существенным для всего развивающегося советского социума было то, что Это сделал бывший детдомовец, воспитанный героическим советским народом.

Героическое — это не только физическое, но и нравственное сверхусилие. Платон приводит следующий исторический факт. Воин-эллин в окруженном врагами городе оказывается перед трагической дилеммой: он может спасти либо свою мать, либо любимую девушку. Только одного близкого человека. И та, и другая любимы им. И та, и другая с мольбой просят его о помощи. На самом деле герой не выбирает, ибо любой выбор — это всегда только иллюзия свободы. Воин спасает мать, мужественно и с предельной ответственностью выполняя свой долг перед традицией.

Но нравственность героического имеет и более глобальный, универсальный социальный контекст.

"Не может быть социализма, пока на Земле остается хоть один голодный ребенок" , — это слова Эрнесто Че Гевары. Команданте был убежден, что когда в далеких холодных горах страдают и умирают от голода безвестные боливийские дети, а мир не видит, и что еще хуже, не хочет видеть их последних слез, говорить о социализме на Кубе, в Советском Союзе, Китае — это бесконечно гнусное, порочное, все более зловещее лицемерие, переходящее в прямое предательство. Че покинул своих маленьких детей, догадываясь, что больше их никогда не увидит. Он оставил высокие правительственные посты на Кубе и уехал в Боливию простым партизаном, возможно, осознавая, что шансов на победоносную революцию в этой стране не так уж и много. Но для космического мышления настоящей личности нравственная самодостаточность всегда выше какой бы то ни было прагматической, сиюминутной результативности.

Героическое — это и глубинная тонкость интеллектуальной интуиции, которая порождает тотальную ответственность даже жестокой на первый взгляд стратегии. Так получалось, что в древнем Китае несколько раз открывали секрет военного использования пороха. Гордые изобретатели приходили во дворец, тщеславно надеясь на славу и награды. Но высшая элита Китая раз за разом отказывалась использовать порох в боевых целях. Появление огнестрельного оружия, стирая у личности и в обществе противоположность между трусостью и мужеством, доблестью и подлостью, рано или поздно должно было породить мир невиданной безнравственности, ведущей к деградации и катастрофе. И безвестным изобретателям пороха, в назидание другим безответственным умникам, безжалостно и прилюдно ломали позвоночники.

…Но в конце концов португальцы украли секрет пороха и вывезли его в Европу. Вот тогда и началась уже другая история...

Но, возможно, тончайшая суть героического особо проявляется тогда, когда верующий, несмотря ни на какие внешние обстоятельства, неуклонно находится на своем внутреннем, неповторимом пути к Богу или, точнее, постепенно превращается в того, через которого начинает проходить Путь.

Четвертый праведный халиф Али был одним из наиболее великих и успешных полководцев Ислама, который всегда показывал пример личного мужества и отваги. Однажды на поле битвы он столкнулся со своим давнишним и достойным противником, с которым у него были еще старые счета. Бой был упорным, и наконец Али выбил у своего противника оружие и поднял свой меч, чтобы поразить его. В этот момент его враг исхитрился и плюнул на него. Буквально тут же Али вложил меч в ножны. Удивленный противник спросил его: "Почему ты меня не убиваешь?" На что Али сказал то, что до сих пор является мистическим призывом ко всем, сохраняющим способность размышлять для укрепления своей веры: "Я воевал с тобой ради Аллаха. Я победил тебя ради Аллаха. Я хотел поразить тебя ради Аллаха. Но ты плюнул на меня и задел мое ложное Я. И если я тебя сейчас убью, то убью ради этого ложного Я. Нет, я не буду делать этого. Вставай и уходи".

Герой как пример для подражания является таковым не только в социальном поле, в социальном контексте. Пример героического особенно важен в сакральном смысле. Путь сознательного отрицания профанического, путь в духовное бессмертие, путь к Всевышнему всегда требует такого личностного сверхусилия, такой героики, когда само героическое оказывается органичным, естественным, как вдох и выдох.

Ярким свидетельством сакральности героического является глубочайшая убежденность Традиции, что герой, способный на сверхусилие, облагодетельствован Всевышним. То, что совершает герой, есть действительное чудо, в котором отражается сакральное благо, несущее в себе намерение Бога.

Поэтому традиционные общества, люди внутри этих обществ живут не только по принятым законам, нормам и предписаниям. Не только в соответствии с исторической памятью и воспоминаниями. Для существования традиционного, действительно живого общества важен феномен реального героического, важно появление и существование действительных героев, через которых выражается намерение и воля Всевышнего и которые становятся примерами для подражания миллионам.

Причем такое подражание это не беспрерывная обывательская тупость, а преодоление профанического, больного, иллюзорного в человеческом, возвращение к восприятию и осознанию индивидуальной жизни, жизни группы, общества как глубоко НЕ СЛУЧАЙНОГО, возвращение к ощущению смысла существования, глубинного смысла вовлеченности во всеобщую космическую тотальность.

Если в обществе появляется и начинает жить героическое, если это общество порождает героев, то, следовательно, Бог не оставил это общество, следовательно, в этом обществе проявляется благо героического от Всевышнего. Тогда подражание героическому — это не только выполнение долга перед Богом, но и возможность личного духовного развития. Тогда подражание героическому есть не только необходимое социальное, но и личностное творческое действие.

В древние времена был такой на первый взгляд странный обычай. К полководцу, который одерживал победу в войне, старейшины побежденных обращались с просьбой взять с собой в постель лучших девушек — красавиц этого народа. Смысл заключался в следующем. Любая победа означала проявление героического. А следовательно, на стороне победителя был Бог. Полководец-триумфатор, переспав с красавицами, не только оставлял в их чреве свои гены, но и передавал тем самым благо Всевышнего будущим поколениям покоренных народов.

После решающей победы над войсками Дариуша визири последнего предложили Александру войти в многочисленный гарем побежденного персидского владыки и выбрать себе первых красавиц Востока. Александр, духовным наставником которого был Аристотель, ответил: "Мы не для того покоряли мужей, чтобы сдаваться их женам и дочерям".

Выживают в конечном счете те сообщества, в которых рождаются герои. В истории продолжают существовать те общества, где всегда присутствует некий минимально необходимый уровень героического.

Соответственно рано или поздно исчезают те сообщества, где герои не нужны и в которых герои не рождаются. И это знамение: общности, где нет героев, находятся "под гневом Всевышнего".

Герои рождаются в социумах, где дух, несмотря ни на что, продолжает бороться с самодовольной материей, где действительная вера господствует над другими ценностями, где истинный иман (именно личностная религиозная вера) выше жизни. Если же врожденные неопределенность и лицемерие материи поглощают общество, то оно не способно породить героев.

Героическое — это особая целостность трех моментов.

Личностная воля — уникальная именно для данного места и данного времени. И такая воля проявляется через особую зрелость личностного самосознания, личностного мышления: "Зрелость мыслящего человека проявляется в степени его готовности пожертвовать своей жизнью за свои убеждения и идеалы". Это слова Ромена Роллана. Д Анунцио еще более жестко уточнил: "Если человек не готов пожертвовать своей жизнью за свои идеалы, то либо его идеалы ничего не стоят, либо сам человек ничего не стоит".

Социальная ответственность — предельное драматическое напряжение одной или нескольких базовых социальных ценностей, связанное с глубочайшим кризисом данного общества или вызовом для этого социума, трагическим обострением проблемы выживания (внешняя агрессия, особый внутренний кризис, гражданская война, необычайная по масштабам природная катастрофа и т.д.).

Такая ответственность естественным образом возможна тогда, когда основные социальные ценности для абсолютного большинства структурированы, внутренне взаимосвязаны, представляют собой систему, как результат либо сохранения традиции, либо наличия хорошо разработанной и воспроизводимой идеологии. Кроме того, социальная ответственность как порождающий фактор героического может проявляться только тогда, когда есть в этом обществе действительная элита, которая не отчуждена от остальной части социума.

Когда рушился Советский Союз, когда происходила действительная геополитическая катастрофа ХХ века, ни один из членов Политбюро ЦК КПСС не бросился на амбразуры, ценой своей жизни защищая идеологические ценности и принципы коммунизма. И это было совсем не удивительно. Десятки тысяч членов различных ЦК, обкомов, горкомов, райкомов и т.д. спокойно ели колбасу и запивали водкой, в то время когда их партию запрещали. И это тоже было не удивительно. Поразительным оказалось то, что среди миллионов коммунистов (а ведь в КПСС состояло 18 миллионов) не осталось ничего похожего на героическое.

Сакральное — это прежде всего особая индивидуальная вера, развитость религиозного сознания общества (даже в идеологической оболочке), способность этого религиозного сознания интегрировать личностное и социальное, проявление сакральной силы (бараката) в избранной Всевышним личности или личностях.

II

Я перед Тобою лишь не потаюсь,

Своей великой тайной поделюсь.

Тебя любя я в прах сойду могильный,

И для Тебя из праха подымусь.

Омар ХАЙЯМ

Шейх Ахмад Ясин был и остается ныне символом драматической судьбы борющегося палестинского народа, который пытаются уничтожить, лишив его религии и Родины.

У палестинцев пытаются отнять прошлое, лишая их родной земли — с кладбищами, где покоится прах предков, с оливковыми полями, напоенными потом столетий. Израильские бульдозеры сравняли с землей деревню, где родился Ахмад Ясин, наряду с другими почти 500 палестинскими городами и деревнями.

У палестинцев пытаются отнять будущее: этот один из древнейших в мире народов превратили в беженцев, миллионы из которых живут в десятках странах мира. Оставшихся убивают только потому, что они продолжают жить на своей земле и не хотят ее покидать. И если сейчас Израиль вынужден уйти из сектора Газа, то это не из-за того, что сионисты вдруг превратились в альтруистов и гуманистов, а потому что палестинцы заставили их своей бескомпромиссной борьбой сделать это. "Враг понимает только язык силы".

У палестинцев пытаются отнять настоящее: им отказывают вправе на создание своего государства, в праве иметь оружие, чтобы защищать свою религию, свою честь, свою Родину, своих жен, детей, семьи. Не случайно арабы — граждане Израиля — не имеют права служить в армии и носить оружие.

Подростком Ахмад перенес личностную катастрофу и остался калекой на всю жизнь. Несколько лет был прикован к постели, затем, будучи уже юношей, стал передвигаться на костылях. Но последние четверть века своей героической, легендарной жизни шейх Ахмад Ясин, будучи почти слепым и глухим, уже не вставал с инвалидной коляски.

Ахмад Ясин родился в 1938 году — в год Тигра. Неукротимая энергия и бурлящая внутренняя сила сопровождали его на всех этапах жизненного пути. Будущий пассионарный лидер с детства, как только осознанно прикоснулся к Исламу, навсегда запомнил один из важнейших исламских принципов: "Живи так, как будто ты будешь жить вечно. И готовься к смерти, словно ты умрешь завтра".

Семья Ясина после 1948 года, когда началась военная оккупация Палестины сионистами, вынуждена была перебраться в сектор Газа; эта пустыня позднее станет синонимом палестинской нищеты, лишений и одновременно мужественного сопротивления. Тяжелая, неизлечимая болезнь не помешала талантливому юноше год проучиться в египетском университете "Айн-Шамс". Там Ахмаду Ясину была присвоена степень бакалавра по арабской литературе, но из-за недостатка средств он вынужден был оставить учебу.

Вернувшись в Палестину, он стал учителем. Отец одного из его учеников, бравших у него частные уроки, египетский наместник Газы, в своем рекомендательном письме особо подчеркнул, что хотя Ясин и "не в состоянии быть учителем физкультуры, но преподавать другие дисциплины он может замечательно".

Позднее, проповедуя в мечетях Газы, он стал самым известным в палестинском народе оратором.

В 1983 году Ахмад Ясин был в первый раз арестован оккупационными властями Израиля за создание подпольной боевой организации. В 1987 году началась интифада — народное восстание палестинского народа против израильских оккупантов. В декабре этого же года Ахмад Ясин основал Исламское движение сопротивления — знаменитый ныне ХАМАС.

С обывательской точки зрения может показаться странным, что именно шейх Ахмад Ясин, этот физический калека, смог создать, возможно, наиболее эффективную революционную и одновременно религиозную, социальную и военизированную организацию конца двадцатого века.

Движение исламского сопротивления — ХАМАС — стало организационным выражением борющегося палестинского духа, действительным ядром самоорганизации палестинского народа. Самоорганизации и в военном, и в социальном, и в психологическом, и в идеологическом плане. Израиль использует все жесточайшие и варварские средства, чтобы физически и политически уничтожить ХАМАС. Почему это ему не удается и не удастся сделать, объяснил сам Ахмад Ясин: "Движение исламского сопротивления это, прежде всего, массовое социально-политическое течение, которое занимается всеми вопросами общественной жизни. Если же предположить, что ХАМАС участвует лишь в сопротивлении и джихаде, то это означало бы духовную смерть Движения. На самом деле ХАМАС действует по всем направлениям…" .

Чтобы остановить палестинское восстание, израильские оккупационные власти в 1989 году в очередной раз арестовали Ахмада Ясина и приговорили его к пожизненному заключению. Вместе с ним были арестованы сотни активистов ХАМАС. Шейх Ясин — отец 11 детей — провел в израильских застенках 8 лет. Чтобы помочь своему парализованному лидеру, дать ему возможность выжить, военнопленные из числа членов ХАМАС, находившиеся в этой же самой тюрьме, устраивали своего рода конкурс. Два победителя получали возможность в течение определенного времени находиться с Ахмадом Ясином в одной камере и помогать ему.

Но даже в израильской тюрьме, в инвалидной коляске Ясин продолжал руководить своей организацией, которая за короткий срок стала самой влиятельной и авторитетной в палестинском народе. Он поддерживал связь с оставшимися на свободе руководителями ХАМАС на Западном берегу и в секторе Газа. Сообщения шейха передавались тайно через посетителей, а писать письма парализованному узнику помогали сокамерники.

За время этого заключения популярность Ахмада Ясина неимоверно возросла не только среди палестинцев, не только среди арабов, но и во всем Исламском мире. Но его здоровье ухудшалось. После того, как во время допроса парализованный шейх был в очередной раз избит сионистами он лишился правого глаза, у него резко ухудшилось зрение левого глаза, он почти потерял слух. В тюрьме Ясин заработал хронический бронхит.

Израильские власти опасались того, что смерть в заключении такого пассионарного лидера как Ахмад Ясин усилит еще больше ненависть мусульман к сионистскому государству, придаст новый импульс интифаде — палестинскому народному восстанию.

Израильская контрразведка пыталась несколько раз "договориться" с парализованным заключенным. В обмен на свободу Ахмад Ясин должен был публично осудить вооруженную борьбу палестинского народа. В ответ шейх отвечал одно и тоже: "Если бы вы, в обмен на свободу, попросили меня дать обещание больше никогда не есть арбуз, то и тогда я отказался бы пойти на сделку с вами".

В октябре 1997 года Ахмад Ясин был освобожден в обмен на двух израильских агентов "Моссад", захваченных в Аммане после неудачной попытки покушения на руководителя политбюро ХАМАС Халеда Мишааля.

Вооруженная борьба палестинского народа расширялась, и шейх Ахмад Ясин стал великим, бескомпромиссным символом интифады. Незадолго до гибели Ахмада Ясина журналист спросил его: "Не отпугивает ли палестинских шахидов обещание израильского правительства использовать свинину для предотвращения взрывов в автобусах?"

— Они ничего не понимают в Исламе! — ответил шейх. — Если у мусульманина в его борьбе не будет иного выбора, он станет не только есть свинину, но и взрываться вместе с ней.

Израильский премьер-министр Шарон открыто призвал к убийству палестинского лидера. Первая попытка была предпринята в сентябре 2003 года, когда израильские истребители выпустили несколько ракет по его дому в Газе. Шейха слегка ранило. Через полгода 22 марта 2004 года оккупантам все же удалось убить Ахмада Ясина.

...В Священном Коране Всевышний говорит о погибших героях: "Нет, они не мертвые, а живые"...

Незадолго до своей гибели шейх Ахмад Ясин сказал: "Если меня убьют, появятся тысячи, подобные мне…Они (израильтяне) должны знать, что битва будет продолжаться ...".

...Ахмад Ясин был в госпитале. 21 марта поздно вечером, несмотря на протесты врачей, он неожиданно решил уехать. Шейх видел, что смерть быстро приближается к нему, и не хотел, чтобы с ним погибли десятки и сотни людей, находящихся в госпитале, когда евреи начнут бомбардировку.

Он заставил большую часть своей охраны оставить его, чтобы и их не подвергать смертельной опасности, и с небольшой группой сопровождения поехал в мечеть на утреннюю молитву. Закончив намаз, он, сосредоточенно прощаясь с этим миром, еще какое-то время молча просидел в своей инвалидной коляске. Через несколько минут после того, как он покинул мечеть, его машина была взорвана израильской ракетой.

Когда-то в детстве я случайно наткнулся на странные и совсем непонятные тогда слова Льва Толстого: "Счастлив человек, который знает день своей смерти".

Потом, гораздо позднее, я понял, что великий русский мыслитель мистически указывал о некой предельной ответственности личности за свою уникальную, неповторимую жизнь. Действительно, только уважая свою единственную смерть можно по настоящему ценить свою единственную жизнь. Повторений и дублей никогда здесь не бывает!

В марте 2004 года в одном из российских изданий появилась заметка, в которой были слова: "Убит шейх Ахмад Ясин — человек-легенда, живой символ Сопротивления, моджахед, даже в инвалидном кресле боровшийся с гнусным врагом, который захватил его Родину и пытается растоптать его народ. Он ушел из этой быстротечной жизни мучеником. Не надо скорбеть и плакать, ибо слезы и горести здесь не уместны. По шахидам не плачут… Жалкие людишки, одержимые страстью к накоплению, живущие от одной попытки полового сношения до другого, назвали Ахмада Ясина "террористом". Еще ранее таким же "террористом" для них был Нельсон Мандела, боровшийся с системой апартеида в Южной Африке. Так "террористом" становится каждый, кто не позволяет растоптать свою Веру, свой народ, человеческое достоинство… В 1942 году гитлеровцы, опираясь на Венские соглашения 1925 года, называли советских партизан "бандитами" и "террористами".

В своей борьбе с наступающей сионистской машиной… палестинцы используют те возможности, которые у них есть... Для палестинцев Вера и Родина ценнее жизни… Сионисты пошли на убийство шейха… Но Веру и Любовь, воплощенные в джихаде целого народа, невозможно истребить, нельзя победить утонченную красоту и величие Сопротивления. Бесполезно бороться с тем, что вечно".

Ахмад Ясин создал принципиально новую модель организации, которая соединила в себе ключевые религиозные символы и ценности, важнейшие традиционные черты национального характера, ориентацию на социальную справедливость, солидарность, взаимопомощь, органичное культивирование героического как должного у каждой личности: "Если мы будем бояться смерти, мы не сможем противостоять оккупации, которая направлена против интересов каждого палестинца… Жизнь человека в руках Бога. Если бы мы боялись смерти, то ничего не смогли бы сделать…"

Уникальная особенность ХАМАС, организации, которая объединяет уже сотни тысяч людей, заключается в том, что здесь нет фатального для будущего любого революционного движения отчуждения между руководством, руководителями и рядовыми членами. Единая судьба в многострадальной Палестине — это не просто слова: здесь лидеры не прячутся за спины бойцов. Только за последние несколько лет героически погибли свыше двадцати высших руководителей Движения исламского сопротивления.

Нынешний лидер ХАМАС Халед Мишааль объясняет такое необычное органичное единство следующим образом: "Наш революционный проект рассчитан на длительное время, исключает компромиссы с врагом, реализуется лидерами, которые не уходят от опасностей, но подвергаются им наряду со всем народом. Погибают вместе с народом, побеждают вместе с народом. Мы верующие революционеры. Вера в Аллаха делает нас бесстрашными, и мы не боимся смерти... Если народ видит, что лидеры не прячутся за его спину, а идут впереди, жертвуют и гибнут за народ, то лидеры получают от народа все, включая жизнь. Два года назад во время интифады у нас погиб шахид. Обычно, когда у нас погибает боец, я звоню его родителям, его семье. И здесь я позвонил его матери. Она сказала, что это ее третий сын, который вслед за двумя погибает как шахид. Она не была сломлена горем, хотя ужасно страдала. Она произнесла следующие слова: "У меня осталось еще семь мальчиков. Я готова пожертвовать ими ради освобождения Палестины". Если бы она хоть на секунду усомнилась в честности ХАМАС, она не произнесла бы этих слов".

Такие слова можно сказать только тогда, когда есть истинное доверие к своим лидерам. Если нет лидеров-героев, то никогда не будет и героического народа, способного бороться за свою свободу и справедливость. "Мы хотим, — говорит Халед Мишааль, — нашей борьбой возжечь пламя, которое остановит оккупацию, несправедливость, угнетение. Чтобы это пламя не угасло, должны быть люди, которые это пламя поддерживают. Это герои. В нашем движении ХАМАС есть много героев, не дающих угаснуть огню. Мы воспитываем нашу молодежь в духе служения свободе. Лидер, который сеет зерно диктатуры в своей организации, сеет зерно, которое уничтожит саму революцию".

III

А вы на земле проживете,

Как черви слепые живут.

Ни сказок про вас не расскажут,

Ни песен про вас не споют.

Максим ГОРЬКИЙ

В современном обществе массового потребления нет действительных героев, способных на сверхусилие, способных совершить нечто сверхчеловеческое. Но гораздо важнее то, что здесь в принципе не может быть героического как явления.

И, собственно, зачем этому постоянно чавкающему обществу героическое? Ведь само существование потребительского социума пронизано постоянным стремлением отдалиться от ненавистной смерти; это безостановочное бегство от самой мысли о неминуемости физической смерти. Но на деле такое трусливое бегство означает все больший и больший уход от магии реальности. Ведь в отличие от пустой неопределенности материи смерть всегда максимально конкретна и однозначна именно как предельный, личностный вызов. Постоянный вызов самому смыслу физического существования конкретной индивидуальности, будь то личность, группа, корпорация, общество, государство.

Господствующей ныне цивилизации потребления в принципе нужны "тела", множество "тел", которые не только потребляют все больше и разнообразнее, но и экзистенциальным образом удовлетворены своим потребляющим состоянием. Лозунг такого "тела": "Я потребляю — значит, я еще не умер; значит, я еще жив". "Я" — есть потребляющее "я-тело". Критерий развития "я-тела" в современном обществе есть рост потребления, который требует стабильности любой ценой и постоянной минимизации рисков. А ведь действительный герой — это, прежде всего, риск, опасность для биологического тела, это по сути вызов биологической жизни как таковой.

Цивилизация, основой которой является постоянный рост потребления, должна откуда-то черпать ресурсы, обеспечивающие такой рост. А поскольку речь идет о биологическом существовании избранных тел, то определяющим всегда, в конечном счете, оказывается "закон джунглей": "За все заплатит слабейший". А слабейшим в этой глобальной ситуации оказывается природа, традиционные цивилизации (а сегодня это уже остатки таких цивилизаций), бедные страны, обездоленные народы и классы.

В 1950 году соотношение валового внутреннего продукта на душу населения богатых и бедных стран составляло примерно 20 к одному, в 1971 — 30 к одному, в конце 90-х годов — 75 к одному.

Долги стран Третьего мира выросли с 1300 млрд. долларов в 1992 году до 2100 млрд. долларов в конце 2000 года, а их ежегодные выплаты по процентам за тот же период увеличились с 167 миллиардов до 343 миллиардов долларов. Государства-должники за многие годы уже выплатили суммы, в несколько раз превышающие то, что получили в долг.

Состояния трех богатейших людей мира равны суммарному ВВП 48 беднейших стран, в которых голодают почти 850 миллионов человек. 11 миллионов детей в возрасте до 5 лет ежегодно умирают от недоедания. В крайней нищете, без доступа к медикаментам живут почти 2,5 миллиарда человек.

Современное материалистическое общество массового потребления является по своей сути языческим. Причем оно языческое в гораздо большей степени, чем традиционные языческие культуры, обожествляющие ограниченное количество предметов. В современном же потребительском обществе каждая вещь, предназначенная для потребления, может стать специфическим идолом, а следовательно — превратиться в особый объект поклонения, то есть сознательно или бессознательно обожествляться.

Для различных социальных групп потребительского социума идолами становятся наука и телепередача, автомобиль и новый фильм, искусство и загородный дом, кинозвезды и моющие средства, спортсмены и дома мод, последняя марка пылесоса и раскрученный роман, футбольная команда и новый мобильный телефон, идеологический лозунг и алюминиевая банка пива, и т.д., и т.п. Говорят, что в крупнейших западных универмагах можно насчитать до 40 миллионов видов товаров. В принципе это сорок миллионов языческих идолов. Но доминирующим в этом огромном языческом пантеоне являются денежные знаки и человеческие тела.

Потребительский социум не приемлет героического в принципе. Ведь героическое — это торжествующая демонстрация бессмертности духа над временной иллюзорностью тела. Современное западное тотальное язычество исходит из того, что любая потребительская вещь является идолом, способным к некоему квази-чуду. То есть подспудно происходит "героизация" вещи-идола, но за счет неуклонной личностной десакрализации, десакрализации человека как духа. Поэтому реальный герой для такого социума не просто бесполезен, он опасен, предельно опасен.

Но есть и другой, еще более изощренный аспект язычества господствующей потребительской цивилизации — технологическая профанизация религиозных архетипов.

"Христианство в Европе умерло, перейдя в искусство". Шпенглер написал эти слова в начале ХХ века. Но начавшийся процесс-то на этом не остановился. Искусство превратилось в компонент профанического шоу-бизнеса — неотъемлемую часть потребительского социума. А затем этот шоу-бизнес породил рок-оперу "Иисус Христос — суперзвезда". Сама эта рок-опера со своим "героем" вошла в состав языческого пантеона.

Потребительский социум постоянно стремится к тотальному, перманентному контролю процесса потребления, а соответственно и самих потребителей. Ему нужны тотально управляемые типажи, живущие по "великим правилам потребления", и не задающие вопросов по поводу этих правил, нужны одномерные люди как ролевые функции, в любой ситуации предпочитающие материальное.

Общество массового производства и массового потребления основано на определенности и предсказуемости отдрессированных миллионов. Но герой в своем действии неконтролируем в принципе. Ибо героическое — это прежде всего особая, мистическая форма со-знания, и только потом — героическое действие как со-бытие. Десакрализованный, потребительский социум не может себе позволить плюрализма неконтролируемых моделей мышления.

Материалистическая, языческая цивилизация на определенном этапе своей эволюции неизбежно начинает превращаться в цивилизацию гермафродитов, цивилизацию, где господствует "оно" , уничтожающее и мужское, и женское. Воздействие гомосексуальной культуры, мышления и форм поведения на самые различные сферы потребительского социума постоянно и угрожающе возрастает: начиная от домов моды и шоу-бизнеса до все большего и большего проникновения в национальную и международную политику. И начавшаяся повсеместно легитимизация однополых браков — это только начало. Рано или поздно традиционные формы брака между мужчиной и женщиной будут просто запрещены!

Героическое противоположно гомосексуальной цивилизации именно потому, что герой, по определению, означает торжество мужского начала. Героическое — это трагическая экзистенция мужского шовинистического одиночества.

Героическое креативно, но не в узко интеллигентском смысле, а в смысле креативности "потока жизни". Герой по определению это тот, кто раздвигает рамки конвенциональной обыденности, кто убивает профаническое просто своим существованием, кто становится творческим образцом для подражания не только в пространстве, но и во времени. Но потребительскому обществу нужна стабильность бессмысленной скуки, а не бурлящая, творческая неопределенность.

Саади однажды написал проникновенные слова: "У каждого человека есть своя цель в этой жизни. И свет этой цели озаряет человеческую душу" . В душе у каждого профанического человека сохраняется тоска по этому свету, туманное ожидание нечто необычного, неожиданного, тоска как извечное стремление к героике, как подспудный крик похороненной, но все же свободной души. Но потребительский социум технологически использовал даже эту неосознаваемую тоску, создав специальный рыночный сектор "массового производства квазигероев" в кино, спорте, шоу-бизнесе и т.д.

В обществе массового потребления нет действительной героики, нет реального культа героев, но есть тщательно спланированный процесс "бюрократизации героики", есть индустрия массового производства виртуальных героев, квазигероев, ложных образов.

Современное общество потребления — это тотальное господство конвенциональной, лицемерной, товарной реальности. "Мир оглох от хороших слов", — говорили еще древние арии Индостана. По аналогии можно сказать, что "Мир ослеп от блестящих, глянцевых образов квазигероев".

Есть еще одна, может быть, самая главная причина того, почему в нынешней потребительской цивилизации нет и не может быть духа героического, почему в ней нет и не может быть действительных героев.

Как это ни парадоксально, потребительское общество вымирает. А парадокс в том, что этот социум, поставивший себе цель избежать смерти, оказался в тотальной власти комплекса Танатоса. Воля к жизни здесь ослабла в такой степени, что люди уже не способны рождать и ответственно воспитывать свое потомство. Пройдет лишь несколько десятилетий, и многие громкие, иллюзорные символы потребительского общества окажутся забытыми, растоптанными, похороненными в безвестных общих могилах истории.

Сотни и тысячи племен, народностей и народов исчезли без следа на Земле именно потому, что они не смогли сохранить волю к жизни. Ту волю, которая концентрировалась и проявлялась, прежде всего, в плеядах героев.

"Если нет смысла умирать, то это еще не значит, что есть смысл жить".

Циклична мистика истории: бесплодные на героев общества уходят, а вместо них приходят те, где бурлит закваска героического, где сохраняется верность духу героического, верность вечности.

Автор — депутат Государственной думы РФ от фракции "Родина"