Газета Завтра 812 (24 2009)

Борис Лизнёв «ВИТЯЗЬ НАШ ПРЕКРАСНЫЙ…»

Всеславянский кинофорум "Золотой Витязь" прошел недавно на цветущей и гостеприимной липецкой земле. Атмосфера творческого общения, конкурсные показы, сложные взаимодействия внутри плотной и пестрой среды кинематографистов — всё это никак не затмило для гостей и участников фестиваля облик нашего Черноземья; красоту и силу благоуханных русских пространств; свечение святых обителей, которые сегодня, как и в старинные годы, полны не только внешнего блеска и благолепия, но исполнены духа доброты и снисхождения к грешникам, что идет еще от смиренного святителя Тихона Задонского. Липецкая область поражала гостей своими засеянными полями, чистыми городами, и, наконец, крайне интересными людьми, в число которых входят и народный губернатор Олег Королев, и духовно зоркий епископ Липецкий и Елецкий владыка Никон.

В этом родном и близком мире, вблизи бьющих из-под горы источников кристальных вод состоялась беседа редактора культурной тетрадки "Завтра" Андрея ФЕФЕЛОВА с одним из ярких представителей творческого содружества, сложившегося вокруг Бурляева и его "Витязя", московским режиссером-документалистом Борисом ЛИЗНЁВЫМ, чьи фильмы — такие, как "Неоставленные", "Полк, смирно!", "Вешки над рекой" — стали классикой русского современного некоммерческого кинематографа.

Андрей ФЕФЕЛОВ. Борис Александрович, только что завершился XVIII "Золотой Витязь". В чем, на твой взгляд, феноменология этого фестиваля? Что ты скажешь о Николае Бурляеве, о его миссии…

Борис ЛИЗНЕВ. Николай Бурляев — это один из рыцарей русского духа, настоящий подвижник. "Золотой Витязь" — это дело его жизни. А он ведь актер, он пожертвовал своим актерством, режиссурой во имя объединения нас. Первый фестиваль, посвященный настоящему русскому кино, прошел 18 лет назад. Тогда он состоялся как фестиваль игрового кино. Я первым отдал на суд Николаю свой фильм о деревне. Тогда мы наскребли только 10 фильмов — из России, Прибалтики и Югославии. Николай Петрович понял, что ситуация настолько сложна, что в игровом кино просто нет сейчас духовных, осмысленных фильмов. Тогда он расширил программу фестиваля за счет документалистики и мультипликации. И вот теперь, на протяжении уже 18 лет, на пределе возможностей, на грани срыва каждый год фестиваль возобновляет свою работу, преодолевая чрезвычайные сложности. И только благодаря тому, что Бурляев — цельный человек, бескомпромиссная натура, — именно благодаря этому у него всё получается.

Так он шёл, например, к Швыдкому просить денег, нисколько не скрывая того, что только что подписал очередное письмо против деятельности Швыдкого как разрушителя русской культуры. Именно благодаря этой прямоте Николаю Петровичу удалось получать дотации от государства на проведение фестиваля. Бурляев — истинный воин, и нам всем надо быть немножко бурляевыми. И "Витязь" — это детище его на 100 процентов. Не будет Бурляева — не будет и фестиваля.

Конечно, то, что фестиваль кочующий, то, что он переезжает из одного русского города в другой, — стратегически важно. В этом его миссионерская задача объединения, создания глобального русского киноклуба. На мой взгляд, Бурляеву не хватает людей, чтобы более тщательно готовить фестиваль. Существует, например, проблема со зрителем, когда залы на просмотрах полностью заполняются только к концу фестиваля. Такой проблемы нет у стационарных фестивалей — фестиваль в этом случае становится городской традицией, и как-то особенно о его начале оповещать и не нужно. С "Витязем " все по-другому. Нужны связи, нужны деньги для активного оcвещения фестиваля, для рекламы. Иначе фестиваль может пройти незаметно. Поскольку электронные СМИ фестиваль не поддерживают, надо самим себя своими силами максимально "раскручивать". Удачными, на мой взгляд, были челябинский, тамбовский, иркутский фестивали. Ну, и нынешний — липецкий.

Конечно, "Золотой Витязь" — это не богемный фестиваль.

Только на бурляевском фестивале появляются актеры-личности, которые не боятся выражать свое мнение: Доронина, Гостюхин, Михайлов, Зайцева, Ножкин, Назаров. Таких актеров сейчас почти нет. Потому как, если ты не то что-то сказал, тебя перестанут снимать.

Люди здесь собираются не ради того, чтобы показать себя — пройти по красной дорожке, но ради общения с Россией. Бурляев уже породил учеников, которые сами делают фестивали и приезжают уже к Николаю Петровичу, как к отцу-предтече. Да, Бурляев — это наше всё.

А.Ф. Ты сказал абсолютно правильные слова, воспел и фестиваль, и личность его основателя. Но какие, по твоему мнению, существуют проблемы у фестиваля? Кроме очевидных финансовых и информационных…

Б.Л. Сейчас идёт борьба за людей. На этом фестивале не бывает дегенеративных отрицательных фильмов. Но много, к сожалению, сереньких. В основном это фильмы про Церковь, которые ничего, по сути, не дают. Да, они неплохие, но и не яркие. А нужен другой уровень. Мы своих оппонентов должны передумать. Надо брать глубиной, новыми способностями осмысления действительности, поскольку другого пути — то есть средств массовой информации — у нас нет.

Искусство игрового кино — это искусство порока, оценивающее порок, деградацию, разложение и прочее, прочее. Фестиваль должен обязательно обновляться, чтобы не терять связи с реальной жизнью.

То, что в рамках фестиваля работают такие режиссеры документального кино, как Криницин, Шиллер, Орехов, Гуркаленко, Матвеева, Карпова, Роженцев, Зайцев, Цаликов — большая победа. Это же все личности со своими темами, это лучшие русские режиссеры на сегодня. И никто из них не зарабатывает на своем кино. Если обществу и это не нужно, то значит, оно не способно существовать, не способно воспроизводить себя.

Разумеется, если привезти в провинцию прекрасный, глубокий документальный фильм, и рядом с ним организовать просмотр недалекого, пустого фильмика со знаменитым актером-гастролером, который не поленился и приехал в глубинку, то народ провинциальный пойдет на этот самый фильмик общаться с живым представителем московской "великой богемы". Увы, это так. И это очень плохо. Это подтверждает, что народ наш слишком доверчив.

А.Ф. Понимают ли это наверху?

Б.Л. Такие огромные деньги тратятся на футбол, на хоккей — но это же пшик, наркомания, пустота! Когда сборная России обыграла сборную Голландии, все СМИ кричали: "Случилось единение нации! Ура, мы вместе!" Ну да, случилось… Примерно на 7 часов. Это же наркотическая иллюзия… А вот документальное кино не требует таких чудовищных вложений, и оно готово показывать жизнь русских подвижников, которые пытаются разобраться в действительности, которые формируют то, что остается в культуре, в исторической памяти. Документальное кино может не только заявить об их существовании, но и показать их жизнь, их мысли. Все вблизи! Надо понимать, что документалистика, — это исторический документ. И документальные кадры, созданные сейчас, полностью будут востребованы даже не сейчас, а в будущем.

Я не так давно был на совещании документалистов и архивистов, где говорили о том, что документы, съемка событий сегодняшней жизни хороши только для истории, забывая о том, что сам человек творящий — это тоже документ эпохи, даже самый главный. Отрицая фильмы, признавая только хронику, они забывают про самое главное — ракурс, момент осмысления. К сожалению, никто не понимает важности и нужности режиссера документального кино. Ни наверху, ни внизу, ни на уровне губерний нет такого человека, фаната, который бы взял на себя функцию, не побоюсь этого слова, духовного возрождения нации. Именно этот кинематографический способ осмысления действительности сейчас, когда чуть ли не каждый второй может позволить себе купить более или менее профессиональную камеру, мог бы стать наиболее популярным. Некоторое время назад я думал, что любительское кино, снятое на домашнюю видеокамеру, может стать альтернативой гламуру. Я думал, что вот-вот возникнет массовый поток любительских лет, который вытеснит телевизионную ложь. Но этого не произошло. А не произошло это потому, что не привит нужный ракурс. На процесс, который развивается у нас на глазах, на нашу современность зрение не сформировано. Вернее, зрение есть, но только гламурное, сформированное нашим "любимым" телевидением. Что снимают дома на камеру? Свадьбы, дни рождения, смешные всякие штучки, кошечек, уточек. А рядом лежит бабушка, которая могла бы рассказать столько важного о себе, о своих предках, семье, о своей стране, в которой она жила. Чуть-чуть время прошло — и бабушки уже нет, её мысли, взгляды, воспоминания ушли вместе с ней. А на плёнке остаются только пляшущие какие-то девки, смешно падающие со стола. Я думал, что произойдет своего рода новый виток в культуре, напоминающий возрождение 60-х, когда все поголовно увлекались фотоискусством, создавая в своих посёлках, городках целые фотоклубы. За это не платили. Это было общественным движением, создающим общественное мнение. Все тогда знали, кто такой режиссер Матвеев, кто такой режиссер Тарковский. И это был авторитет, ничем не купленный. Не случайно же Тарковский, как только уехал, сразу умер. Ведь он потерял всё. Родину и статус пророка, который так просто не зарабатывается, который выше всего. Когда стояла очередь на "Зеркало" по 5 километров — разве это не тот самый статус, о котором я говорю?! Режиссеру нельзя этого терять ни за какие коврижки. И у такого режиссера, как Тарковский, у художника, связанного с миром мистическими узами, после отъезда из России и не могло быть другой судьбы. Режиссер поверхностный может бегать туда, сюда, с Востока на Запад, и ничего с ним не будет, его Бог почему-то прощает…

Поэтому такой частный вопрос, как кино, вырастает в проблему, касающуюся будущности нашей страны. Эта ложь, этот яд телевизионный разъедает все живое. Простой человек говорит: "Я так думаю, я так считаю". Да не ты так считаешь, это за тебя так считают! Ему на глаза насадили линзы, через которые он видит всё в ложном свете. И он этого не осознает. Как только человек это осознает — всё, он уже другой человек, свободный человек, освобожденный от пут.

А.Ф. В этом смысле "Золотой Витязь", наверное, есть точка приложения названных тобой альтернатив.

Б.Л. Эта яркая вспышка возникает на русском пространстве лишь раз в год. За 18 лет было показано более пяти тысяч фильмов, а к массовому зрителю пробился их только десяток — через каналы "Звезда" и "Спас". Было еще несколько отстраненно-эстетских фильмов, показанных по каналу "Культура". Ведь канал "Культура" не занимается тем, чем должен бы заниматься, — российской культурой. К сожалению, превалируют передачи, посвященные городской слащавой среде окуджавского типа. Все фильмы одинаковые, как будто один режиссер снял — по одному клише, с одним и тем же голосом за кадром, в одном формате, с одним смыслом. О том, как все художники и ученые, оказывается, боролись с советской властью.

А.Ф. Могут ли альтернативы телевизионному мышлению выстраиваться на местах, усилиями губернаторов и региональных подвижников? Ведь для их создания требуется не просто студия. Нужно формировать целые направления, школы. Необходимо находить новых людей, пестовать молодежь. Но кто этим будет заниматься?

Б.Л. Среди документалистов личностей больше. В игровом кино сегодня речь идет больше о коммерции, о деньгах. А в документальном кино очень много личностей, и я думаю, что как раз тут можно было бы создать некий коллектив, который передавал бы опыт. И главное — именно в глубинке-то и надо учить, потому что как только люди попадают в Москву, во ВГИК, они моментально портятся, меняются в худшую сторону. Они начинают доказывать, что они москвичи, и даже больше, чем москвичи, и лучше, чем москвичи, с таким рьяным усердием отказываются от своего прошлого, от своей России — и погибают как личности в самом начале пути. Должна быть иная среда, иного посыла творческий импульс. А мастерство, если надо, мы передадим.

У нас существуют две страны. Первая страна — это "золотой миллион" — всё телевидение на него работает. Остальные 95% народа с традиционным мышлением и системой ценностей и восприятия — они вне контекста телевизионного и информационного. Изредка к ним явлено снисходительное такое отношение — доживают, мол, дебилы. Таков проект НТВ "Русские не сдаются". Поэтому, конечно, ты прав, Андрей, сама провинция должна сама за себя сказать. Тем более что производство фильмов — это не такой сложный и дорогостоящий процесс. Все снимается на видео и оформляется на студии, которую не так дорого содержать. В Москве их около тысячи, но они об одном и том же пекутся. Почему бы в провинции не создать такой производственный кинематографический центр? Ведь есть же у губернаторов свои команды пиарщиков — в Магнитогорсках да Омсках, которые стоят миллиарды. Почему не создать источник чистой кинематографической энергии?! Ведь это совсем иной взгляд! Другое дело, что сложно сразу же подключиться к общему потоку информации, к централизованному телевидению. Но представим себе, что подобное явление сделает ряд открытий. Как следствие на фестивалях десятки побед, это будут новый ракурс на мир, иной реализм. Это неизбежно вызовет резонанс в российском обществе, потому что этого катастрофически не хватает. Тогда либо центральное телевидение будет перехватывать инициативу и профанировать все попытки прорваться к информационному источнику, либо даст зеленый коридор для провинциально-российской традиционной мысли. Чтобы реализовался второй вариант, нужно надоедать, добиваться. Вот как Иоанн Грозный добивался своего — раз брал Казань, другой раз, посылал гарнизоны — и все-таки решил проблему. Так и здесь. Необходимо пробиваться на информационный уровень. А помощью в данной ситуации может служить "Золотой Витязь", который кочует, путешествует по стране.

Но, повторяю, необходимы усилия не только кинематографистов, которые бы решились ехать в провинцию, пусть не навсегда, а вахтовым методом, но и губернаторов областей, хозяйственников, которые бы поверили в то, что все это необходимо. В конце концов, нужен продюсер, который бы работал не на гламурном, а на народно-патриотическом поле, который на это жизнь положил бы.

В свое время на кинофестивале в Чебоксарах я заметил, что губернатор Федоров оперирует патриотическими терминами. И я высказал инициативу создания в Чебоксарах киношколы, этакого кинематографического центра. Он внимательно выслушал меня, и, будучи человеком серьезным, обещал это предложение обдумать. Мол, надо все пересчитать, все учесть…

А.Ф. Что можно сказать именно про новый кинематографический язык? Ведь телевидение влияет на сознание, действуя ударными механизмами, не ухищряясь в приемах. Это стрельба прямой наводкой.

Б.Л. Если говорить про официальное телевидение, то оно обладает огромными возможностями, но единственная возможность, которую они используют, — это репортаж. Это репортажи из "горячих точек", или гламурное закулисное подсматривание, скандалы, сенсации. Но они не использует главное, то, в чем заключается преимущество видео над кино. Речь идет о способности приблизиться к человеку очень близко, наблюдать за ним очень пристально. Когда камера незаметна, когда режиссер живет со своим героем рядом, он может подсмотреть какие-то очень серьезные вещи, личностные, которые невозможно "схватить" кинокамерой. Это я называю "неприблизительное кино". Ведь приблизительные вещи канули в прошлое. Сейчас возможности камеры — безграничные. Фиксация уникального — это основной метод видео. Еще одна характерная особенность — многообразие стилей. Каждый фильм не должен быть похож на другой. Я говорю об авторском поэтическом кино, которое иногда и за кино-то не признают. А между тем, каждый кадр в этом фильме уникален, он не должен монтироваться ни с чем. Такого рода фильм — нечто среднее между игровым и документальным. Мы ведь жизнь воспринимаем по-разному. Сейчас ты существуешь в диалоге, а через мгновение тобой овладевают воспоминания, разговор приобретает личностный характер, превращается в лирический монолог. А потом ломается холодильник, ты начинаешь в нем что-то чинить, и находишь в ремонте что-то для себя очень занимательное. Тут, как видно, от характера восприятия жизни человека усложняется и жанр фильма. Как человек монтирует жизнь, так и мы монтируем в фильме судьбу героя, который может восприниматься с разных сторон, с разных ракурсов. И тут надо иметь в виду, что не надо игнорировать такой творческий метод, как контрапункт. Столкновение изображения со звуком, их буквальное несовпадение, столкновение разнозначимых эпизодов. В документальном кино наработки игрового кино сейчас тоже осваиваются и усваиваются. Документальное кино — это не просто ведь закадровый текст, простая фиксация реальной жизни и ее фактов. А как же тогда мыслительный процесс? Когда у вас на глазах рождаются мысль, идеи, образы… Как часто говорят: снять кино — это рассказать историю. А внедриться в сокровенное — в мыслительный процесс человека, разве это не может быть задачей кино? И воплотить эту задачу пока можно только в документальном кино, потому что игровое кино все в коммерции, оно стало очень дорогим. Оно задачи творческие отдало на откуп документальному кино. И надо этим пользоваться, раз игровое пробуксовывает, раз в нем ничего нет. Там остались картинки, актеры и спецэффекты. Поэтому язык кино — не только репортаж, не только очерк, не только передача, но и все возможные жанры. Например, жанр откровения или жанр видения. Я опробовал таковой в фильме "Видения на Неве". Кинематографу порой отводится всего лишь элементарная функция передачи информации, информации внешней. С чего вдруг? Никто творчество и познание еще не отменял. И кинематограф — это инструмент, который фиксирует опыт и наше стремление к познанию, к формированию определенного сознания поиска истины. Другое дело, что здесь не надо ничего бояться.

А.Ф. То есть речь идет не о смешении жанров, а о расширении палитры?

Б.Л. Разумеется. Например, реконструкция возможна как дополнение, как возможность погружения в эпоху. Но здесь не должен подвести вкус. Когда, например, под документ снимают Невскую битву и зацарапывают пленку — ну, тут уж я не знаю, как к этому относиться, потому что кинематографа во времена Невской битвы точно не было. Не надо бояться смотрибельности или же несмотрибельности. Ведь книги тоже бывают читабельные или же нечитабельные. Это не страшно. Это разделение на интеллектуальный продукт для мыслящих людей и неинтеллектуальный. Редко бывает, когда интрига совпадает с глубоким смыслом. Вот, например, "Август 44-го" Богомолова — это же детектив, который выдержал 120 изданий. И в то же время это литература с большой буквы. Сейчас игровое кино вне осмысления действительности, вне прорывов к человеку. Миновали те 60-е, когда люди познавали мир не только посредством книги, но и с помощью хорошего кинематографа. Главную роль в игровом кино сегодня играет тот, кто деньги достал, а вовсе не режиссер. Именно этот, в общем-то посторонний в кино человек, диктует, какими должны быть жанр и формат будущего фильма. Именно он говорит пресловутое: "Надо сделать всё, чтобы в первые две минуты показа зритель не встал и не ушел из зала". Такого рода задача решается самыми чудовищными способами. Ври как угодно, выворачивайся наизнанку, но найди тот ракурс, когда можно зацепить внимание обывателя. Ты и сам видишь, что эти самые мыслительные процессы, возможность киноисследования невыгодны, они никак не оплачиваются. Именно поэтому все это оказалось в арсенале документалистики, которая тоже в очень тяжелой ситуации и на грани исчезновения. В недрах Госкино происходят реорганизации, с ломками, с конкурсами, которые рассчитаны не на то, чтобы пришел умный и талантливый режиссер, а только ловкий манипулятор и ловкий продюсер. Вот тут-то как раз все и сходится. Наши взоры устремляются на провинцию. Она должна сказать свое веское слово. В жизни-то она его говорит. Вот как мне сказали в городе Бор, Нижегородской области: "К нам ведь теперь на музыкальные, литературные вечера стали приезжать не только из Нижнего Новгорода, но и из Москвы, из Питера, дабы насытиться чистотой, глубиной и смыслом".

А.Ф. Борис, твой новый фильм называется "Царское дело". Главный герой этого фильма — Иоанн Грозный. Почему?

Б.Л. Битва в сегодняшней России идет не только за недра, углеводороды, нефть, а еще и за историю. Это не случайно. Мы все пытаемся сделать историю своей, а, сделав ее своей, мы пытаемся сделать законным то, что происходит сегодня, то, что мы творим. Отсюда такие разные трактовки, отсюда такие мощные и ожесточенные столкновения. И не случайно, что сейчас, в эпоху демократии, подвергаются обструкции два периода русской истории — это сталинский период и грозненский период. Не случайно это еще и потому, что таким путем создается либеральное болото, в котором очень удобно разворовывать страну. Ведь что объединяет эти две эпохи — эпоху Иосифа Сталина и эпоху Иоанна Грозного? Их объединяет одно: идеология. И там, и там была идея — то, чего нет сейчас. А идея для большой нации — это самое главное. Деидеологизация — это обессмысливание жизни. И там, и там была мощная связь лидера и народа. И там, и там была вырождающаяся элита, с которой нужно было что-то делать. Как говорил Шафаревич: малый народ, который паразитирует за счет остальных. Как в советское время любили все наши искусствоведы, историки памятники Древней Руси: Псков, Новгород, Ладога, — и как не любили, и даже считали за ничто, памятники романовской эпохи: "нарышкинское барокко", потому что время это было другое, не связанное с "русским раем". Оказывается, между Святой Русью и социализмом было много общего: и там, и там народ был равен, свободен, хотя нам пытаются доказать обратное, что был концлагерь. И там, и там не было крепостного права.

Поэтому сейчас очень важен новый взгляд на историю. Не какой-то эффектно-авантюристический, наподобие Фоменко.

Можно, конечно, привлечь биолога, математика, сантехника, костюмера к изучению истории или же астронома. Но это будет, согласитесь, не очень-то правильно. В основу изучения истории должен быть положен эпический и духовный взгляд. Не должно быть неугодных и проклятых периодов. Все периоды должны быть наши. Следует прочертить линию сакрально-духовной преемственности. Пусть я не люблю Никона, и вообще весь романовский период, но я должен из него вынести для себя, для народа, для русской истории максимально нужное и важное. "История России делалась на крови", "история России — это постоянная деградация", или "история России — это история рабов" — с такими клише должно быть покончено!

Поэтому пересмотр общепринятого взгляда на личность Грозного, этой великой мистической личности, совершенно естественен. Проблема Грозного в истории — это проблема заявленной высоты, которую царь считал необходимой для всех членов общества. Не все это смогли выдержать. Например, выродившемуся боярству это оказалось не под силу. А вот народ выдержать это смог. Планка была поставлена высочайшая. Это личное благочестие, вера, причем не какая-то однобокая, частичная, а полная вера! Приняв христианство только частично, как мораль, или как художественную ценность, и не приняв его по сути, то есть не осознав себя человеком распятым, несущим свой жизненный крест, мы лишаемся воскресения! Поэтому Иоанн Грозный и говорил о том, что смерть потеряла всякое значение для истинно верующих во Христа. От этой планки иные бежали за границу. От этого, а не от репрессий.

И еще: то, в чем обвиняют Грозного, есть на самом деле его главное великое достижение как самодержца всея Руси. Он всю кровь, пролитую на казнях, взял на себя. Он освободил своего брата во Христе от этой страшной обязанности. Со всей страны к нему привозили убийц, воров, и только он один мог решить участь этих людей. И он помнил каждого казненного, отсюда его знаменитые синодики. Он бесчисленные поминовения заказывал за казненных и говорил о том, что грехи его подданных — это его грехи. Не могли бояре ему этого простить, ведь он лишил их права вершить суд, а власть над человеком — это самая сладкая власть. Иоанн Грозный — это был самый умный, образованный, благочестивый царь. И именно он не попал на памятник ХIХ века "Тысячелетие России". Кого там только нет? Половина фигур — это фавориты цариц.

А.Ф. Пора отливать новые памятники.

Б.Л. Новые памятники надо ставить, когда момент исторической коррекции достигнет какого-то результата. Чтобы опять их не взрывали, не отвинчивали головы бедным историческим персонажам. Сейчас уже можно сказать, что на новом памятнике не может быть Ельцина и Горбачева, поскольку это главные антигерои истории. Просто невозможно придумать таких других. Это что-то неслыханное для России: внедрить в жизнь и сознание народа идеологию предательства.

А.Ф. Твои слова, Борис, — нож в горло интеллигенции.

Б.Л. Не очень-то жалко. Интеллигенция неуловима, коварна, непостоянна, как блудливая любовница, а не жена, достойная, требовательная и суровая, но которая тебя никогда не продаст.

А.Ф. Борис Александрович, еще раз возвращаясь к "Золотому Витязю"… Бурляевский форум — всеславянский, и уже традиционно на нем представлены работы из Югославии, Болгарии, Сербии. Как ты оцениваешь общий тонус наших братьев-славян?

Б.Л. Всегда этот момент служил основой концепции "Золотого Витязя". Раньше представителей славянства было больше. Приезжали Польша, Чехия. Сейчас, к огромному сожалению, приезжают всё меньше и меньше. Славянское море, увы, иссякает. И акцент, я думаю, теперь должен быть сделан на наших, собственно русских проблемах. Очевидно, нас привлекала сладкая иллюзия всеславянского единства. Его, может быть, и в жизни-то никогда не было. Это только сталинское правительство нечеловеческими усилиями скрепляло, свинчивало славянский мир.

О нас вспоминают тогда, когда кому-то плохо. Но когда становится чуть лучше, их взоры автоматически переводятся на Запад. Можно поспорить с Достоевским: так называемая "всемирная русская отзывчивость" не беспредельна. Необходима коррекция в этом вопросе.

Нам нужно прежде всего возлюбить самих себя, а уж потом все человечество, которое никогда не ценило наши жертвы и нашу помощь. Нас предавали всегда и всегда презирали, когда мы были слабы. Россия должна быть сильной, или ее не будет вообще никакой. Кстати, никто из наших братьев так и не признал Абхазию и Южную Осетию, хотя все прекрасно знают: кто прав, а кто виноват.

Чтобы "русское море не иссякло", нам нужно сосредоточится на себе. Для нас каждая заброшенная деревенька на Севере должна быть ценнее всех Версалей и Лувров вместе взятых, а каждый наш человек, кем бы он ни был, любимее и значительней всех нобелевских лауреатов и мировых звезд экрана.