Газета Завтра 870 (29 2010)

Сергей Прудников, Алёна Серова БЕЗМЯТЕЖНАЯ РЕСПУБЛИКА

Чечня. Иметь объективный взгляд на эту республику после 15 лет непрерывной бомбардировки сознания — трудно. В общественном представлении землю эту населяют кровожадные бородачи. Проникновение сюда гяура чревато большими неприятностями для него. А рассказы о мирной жизни этого "порохового погреба" России являются чем-то из области мифов. Стереотипы сидят крепко. А что скрывается за ними, и скрывается ли что-то, по большему счёту, неведомо. Стремясь найти ответы на эти вопросы и всё увидеть своими глазами, мы — два петербургских автостопщика — отправились на Северный Кавказ.

ЧЕЧНЯ — БОЛЬШАЯ И МАЛЕНЬКАЯ

Попасть в Чечню автомобильным транспортом можно двумя путями (собственно, теми самыми, какими сюда когда-то входили федеральные войска): с запада, через Осетию и Ингушетию, и с востока — через Дагестан. Те, кто едет из Центральной России и хочет попасть в республику поскорее, выбирают второй вариант. На нем остановились и мы.

Восточные ворота в Чечню — дагестанский город Хасавюрт. Любопытно, что в этом интернациональном котле (здесь проживают представители 35 национальностей) самыми многочисленными являются именно… чеченцы. Ещё в 15 веке эти земли заселили аккинцы — народ, эмигрировавший из Чечни и Ингушетии и до сих пор относящий себя к общности вайнахов.

А на рубеже нынешних веков к ним присоединились бежавшие от войны соплеменники. "Хотите побывать в маленькой Чечне — приезжайте в Хасавюрт!" — говорят теперь здесь. "Маленькой Чечни" нам было недостаточно. Поймав на автостанции маршрутку до Грозного, мы двинулись дальше.

Расстояния на Кавказе небольшие. От Хасавюрта до Грозного — чуть больше часа автомобильного ходу. Да и саму республику можно объехать вдоль и поперёк всего за сутки (площадь её 15 тыс. квадратных километров).

Сразу после того, как проехали пограничный пост, начали попадаться названия, знакомые из военных сводок. Мягко говоря, стало не по себе. И даже не от дорожных указателей, а от самого факта — Чечня. Правда, пейзаж за окном убаюкивал: беспокоиться не стоит. Благоухающая "зелёнка". Раскинувшиеся мирные сёла. "Поляны" одинаковых, аккуратных крыш, и сверкающие маковки мечетей среди них. Чистота. Порядок.

По дороге промелькнул БТР и несколько военных.

— Русские? — поинтересовались мы у попутчиков.

— Нет, — улыбнулась пожилая женщина. — Чечены.

Вскоре показался первый город — Гудермес. В глаза бросились портреты Ахмата Кадырова, Владимира Путина и действующего президента Чечни Рамзана Кадырова.

Однако пример Гудермеса подтвердил, что они здесь правило, а не исключение. "Мечты отца — в делах сына", "Теперь это город мечты", "Он ушёл непобеждённым". "Подвиг длиною в жизнь". Что ж, культ человека, остановившего с "федералами" войну, — это было новое представление, в пику привычному: о непримиримом чеченском народе…

"ЦЕНТР МИРА"

Крепость Грозная была основана в 1818 году по приказу генерала Алексея Ермолова. Главное её предназначение состояло в блокировании горцам выхода на равнину через Ханкальское ущелье. Здесь проходили военную службу Михаил Лермонтов, Лев Толстой. В 1870-м она утратила стратегическое значение и была преобразована в окружной город Терской области. В 1893 году в его окрестностях была начата добыча нефти, и Грозный стал одним из крупнейших промышленных центров Кавказа... А спустя сто лет — центром крупнейшего конфликта на территории постсоветского пространства. За время двух войн Грозный трижды брался штурмом, был разрушен до основания.

На въезде в него сегодня гостей и жителей встречает гигантский глобус с надписью "Грозный — центр мира" (мирной жизни?). Далее следуют кварталы новеньких цветных пятиэтажек. Строительные площадки. Широкие проспекты. Подстриженные газоны. Аккуратные аллеи. Уложенные плиткой тротуары. Маленькие кафе и ресторанчики. Щиты с портретами, цитатами и мобилизующими лозунгами. Полное отсутствие рекламы.

И флаги, флаги. Чеченские, российские. На каждом фонарном столбе. На каждом административном здании. Признаюсь, ощущение было, будто попали не в бывший "мёртвый город", а в некую вневременную воронку. В прошлое. А может, будущее... В курортный город в стиле соцреализма 50-х годов, со скидкой на XXI век.

На вокзале, окружённые таксистами, мы созвонились с парнем, который согласился нас приютить. Ехать нужно было в пригородный посёлок с совсем не чеченским названием Иваново. Кинув рюкзаки в багажник одной из машин, мы отправились туда.

— Красивый у вас город, — поделились с водителем. — Быстро отстроился?

— За пару лет.

— Ударными темпами!

— Потому что Кадыров разворовывать не даёт.

Уважительное отношение к президенту и его политике — у всех встретившихся нам чеченцев. "Республика восстала из пепла. Грозный отстроился. Наш регион вообще развивается самыми передовыми темпами в России", — говорили люди. Что ж, увиденное это подтверждало.

"СТЕЧКИН", "ПРИОРА" И КРАСИВАЯ ДЕВУШКА

В Иваново нас встретил чеченец Анзор, контакт с которым дал нам его земляк. Хотя виделись с ним первый раз в жизни, ни тени недоверия или враждебности к себе не ощутили. Были приняты по всем правилам гостеприимства: накормлены, напоены, для нас освободили отдельную комнату.

— Туристы, значит?

— Да.

— Не страшно было ехать?

— А что, страшно у вас здесь?

— В том то и дело, что нет. Вы больше телевизор смотрите.

Жизнь Анзора, как и любого местного жителя — готовая история для книги. Правда, весёлых "глав" в ней немного. Когда началась первая война, только окончил школу. Мать по пятам ходила: боялась, что уйдёт воевать. Уговорила уехать в Калмыкию. Молодых чеченцев тогда за линию фронта не пускали, но его выпустили: нёс на плечах больную бабку. После первой войны вернулся в Грозный. Здесь царила анархия. "Но жить можно было" — смеётся. В одну из ночей к соседу постучались боевики шариатской гвардии: старик приторговывал водкой. "У чеченцев не принято прятаться в своей норе", — говорит. Вышел защищать соседа. Вступил с гвардейцами в перепалку, подрался. Провёл несколько дней в шариатской тюрьме. Недавно женился, растит сына Ахмата.

И подобных историй — на несколько часов разговора...

Вечером мы пошли прогуляться. Облачённый в чёрную футболку с надписью "Чечня", Анзор рассуждал о республике и своём народе.

— Изменилось, изменилось мнение о чеченцах. В худшую сторону. Наверное, и вас отговаривали сюда приезжать? Отцы говорят, в советское время достаточно было сказать "че…", как люди испытывали уважение. А сейчас только страх.

— Хотелось бы поменять мнение?

— Конечно! Что, чеченцы — все воры и бандиты? Всё это сказки! Главным для чеченца всегда был труд. Мы будем по 20 часов работать, лишь бы обеспечить свою семью, построить дом.

— А как же национальные притеснения, которые творились в республике в начале 90-х?

— Да какие притеснения! Если человек нормальный, его никогда никто трогать не будет. Разгул преступности был — это да. Но он коснулся всех: и чеченцев, и нечеченцев.

Стоит отметить, что из Чечни тогда выехало более 200 тысяч русских (впрочем, все встретившиеся нам чеченцы отрицали факт геноцида). Однако стоит добавить, что когда трогали чеченца, то за него вступался весь род, русских же защитить от бандитов было практически некому.

— Но войну ведь спровоцировала только Чечня?

— Мы никогда не жили под князем, ханом. Свобода — это у нас в крови. Все тогда суверенитет брали. Почему нам не дали? Чеченцы хорошие друзья, но плохие враги. Вот и возникла такая ситуация…

Историческая память — отличительная черта чеченцев. Ссылка, Кавказская война, военный поход Тамерлана на Кавказ, монголо-татарское нашествие — всё это здесь помнят и обсуждают так, будто случилось вчера. И на русских, кстати, смотрят, в первую очередь, через призму истории. "Народ, сбросивший с себя трёхсотлетнее иго, победивший Наполеона и Гитлера, безусловно, сильный народ, — услышали мы не раз. — Правда, вместе собираетесь, только когда гром грянет".

— А какие приоритеты у простых чеченцев сегодня? — поинтересовались мы у Анзора. — Что является показателем успеха?

— Для молодёжи — пистолет "Стечкина", Лада-Приора и красивая девушка рядом.

— А как же разговоры о мирном народе?

— Нохчи — мирный народ. Но гарцануть любят.

— А у тебя какие приоритеты?

— Семья. Дом хочу построить для себя и брата. У меня есть сын, это главное. Хочу достойно его воспитать. Настоящим мужчиной. Чтобы старших уважал. Уважал женщину. Умел позаботиться о ней, защитить. И смерти не боялся. Есть у нас такая поговорка: "От смерти бегать постыдно". Хочу, чтобы с детства он её усвоил. И смерть встретил достойно, когда придёт. Все мы рано или поздно умрём. Так зачем же умирать зайцем, если можно умереть львом?

ГОРОД КОНТРАСТОВ

На следующий день мы пошли осматривать город. Отправились одни. Гулять по Грозному с проводником, конечно, хорошо: ты под защитой. Но объективности восприятия это не добавляет. Если уж и испытывать стереотипы — то испытывать по-честному.

Из Иваново в центр ведёт Старопромысловское шоссе. Именно по этой улице накануне новогодней ночи в Грозный вошла 131-я Майкопская бригада, расстрелянная у железнодорожного вокзала. Сегодня шоссе — обыкновенная асфальтированная дорога. Такой же, наверное, была и накануне войны: пара бензозаправок, автосервисы, частные дома, пустыри. Все руины давно сравнены с землёй. Дома одеты в новую "обшивку". Ни намёка на недавние события.

Шоссе переходит в центральный городской проспект — Проспект Путина. Любопытна судьба этой улицы. В 19 веке она называлась Граничной. Позже — Проспектом Победы. В 1993 году была переименована в честь учёного-физика, дудаевского командира Исы Арсемикова. При взятии Грозного федеральными войсками переименована обратно... А в 2004-м она стала первой, полностью восстановленной улицей Грозного. Здесь установили башенные часы, разбили сквер, нижние этажи домов выложили натуральным камнем, верхние украсили чугунным литьём и лепкой. Торжественное открытие обновлённого проспекта прошло два года назад. Тогда же ему присвоили и новое имя.

Улиц с "примечательными" названиями в Грозном немало. Проспект имени Ахмата Кадырова, улица генерала Геннадия Трошева (воевавших в первую войну друг против друга). Есть улица 84-х Псковских десантников, что пали в марте 2000-го на высоте 776, сражаясь против войск Хаттаба. Вот такое отношение к русским героям, сражавшимся за целостность России. Поистине, город контрастов.

За нынешний год Грозный прирос сразу несколькими культурными памятниками. Среди них — мемориал памяти сотрудников правоохранительных органов, глав администраций и религиозных деятелей погибших в борьбе с террористами. А также мемориальный комплекс славы имени Ахмата Кадырова, включивший в себя музей Ахмата-хаджи, тематическую ретроспективу, посвящённую чеченцам-героям Великой Отечественной войны, конный памятник Герою Советского Союза Мавлиду Висаитову и 36-метровую башню-стелу.

Главная же достопримечательность Грозного — мечеть "Сердце Чечни". Строительство её началось ещё в 80-х годах, а закончилось в 2008-м. Минареты возносятся на 62 метра. Высота купола (32 метра) несколько уступает Казанской, а вместительность (10 тыс. человек) — Махачкалинской. Тем не менее, "Сердце Чечни" считается крупнейшей мечетью России и Европы.

Храм впечатляет. Наружные стены его отделаны мрамором-травертином, интерьер — белым мрамором. Узоры и аяты (тексты) напылены из золота. Внутри мечети установлено 36 люстр, сделанных из кристаллов, бронзы и золота. 27 из них имитируют мечеть Куббату-ас Сахра в Иерусалиме. 8 сделаны по образцу Ровзату-Небеви в Медине. А самая большая, 8-метровая люстра повторяет по формам святыню Кааба в Мекке. Мечеть входит в состав исламского комплекса, куда также относится центральный офис Духовного управления мусульман, Российский мусульманский университет, исламская библиотека, общежитие для студентов и гостиница.

Возле мечети мы присели на скамеечку насладиться пейзажем. Вокруг фотографировалось несколько семей. Бегали с воздушными шарами дети.

— Приезжие? — улыбнулся сосед. — Хорошо, да? Не верится даже.

Он обвёл рукой площадь.

— Раньше здесь всё по-другому было. Тут парк имени Чехова. Там библиотека и кинотеатр. Здесь, где мы сидим, везде жилые дома. А в той стороне — площадь Ленина.

— А дворец Дудаева?

— Здание Совмина? С той стороны мечети. От него после штурма одни обугленные стены остались. Недолго стояло. В 96-м году его взорвали.

Мы поинтересовались, где мужчина пережил военное время.

— В Грозном, где же ещё?

— Неужели здесь можно было жить?

— Тысячи людей пережили обе войны в Грозном.

— А русские в городе сейчас остались?

— Есть. Но мало. Большинство бежало ещё перед первой войной. Но кто-то остался.

Согласно официальным данным, население Грозного в 2009 году составило 231 тыс. человек. 99 % — чеченцы. 0,7% — русские (то есть около 2 тысяч человек). Во время учёта в этот список занесли и всех военнослужащих, находящихся в городе. Русских жителей Грозного мы тоже встретили.

"ЗДЕСЬ Я РОДИЛСЯ"

Сразу за Сунжей стоит небольшая белоснежная церковь. Храм Михаила Архангела. Основана она в 1892 году терскими казаками. Во время первой войны была практически разрушена, а её настоятель — отец Анатолий Чистоусов — похищен и убит. Восстановлена и полностью реконструирована совсем недавно.

Войти на территорию храма нам удалось только через железные ворота, которые отперла изнутри пожилая женщина. Тут же сидела охрана — несколько командированных омоновцев: местные русские до сих пор относятся к коренному населению с подозрением и ощущают себя во враждебной обстановке.

Внутри храма не было ни одной зажжённой свечи. Показатель того, что прихожане заходят сюда нечасто.

— Тем не менее, русские стремятся в храм, — рассказал нам молодой священник Григорий.— В вере находят и утешение, и поддержку. На Пасху, например, пришло около 200 человек.

Наведываются в церковь и мусульмане: поставить свечки, попросить помощь от заговора, просто посоветоваться с батюшкой…

Самый прилежный прихожанин храма — мужчина по имени Михаил. Его мы встретили у клироса. Очки с толстыми линзами, потрёпанная одежда, разорванные ботинки. Он долго не шёл на диалог… А потом рассказал, что обе войны пережил в Грозном, что когда работал экскаваторщиком, то копал братские могилы для русских солдат. Живёт только благодаря храму, а так "помер бы давно".

— Жилья у него нет, — добавила служительница. — Живёт в деревянной коробке, избушке без окон и без дверей.

— А как же зимой? — спросили мы.

— Тряпками занавешиваю, — ответил Михаил.

— А работаете где?

— Кто меня возьмёт? Убираю двор семье одной. Терпят ещё.

— А друзья есть?

Михаил промолчал.

— А жена?

— В Подмосковье, в доме для инвалидов.

— Что ж вы туда не уехали?

— Везде одно. А здесь я родился.

Когда мы уходили, то протянули Михаилу деньги.

— Возьмите.

Он спрятал руки в карманы.

— Не надо.

ОТПРАВНАЯ СТАНЦИЯ

Видимых следов войны в Грозном почти не осталось. Несколько стен со следами от пуль. Бетонные "стручки" на окраинах. Железнодорожный вокзал — некогда район боевых действий — недавно капитально отремонтировали. Он радует взор розовыми тонами фасадов, сверкает новенькими пластиковыми окнами. Однако рядом царапают глаз и "бастионы" тех далёких боёв — "рваные по пояс" дома. Поломанные плиты, кирпичная крошка, разверстые зевы подвалов. Внутри развалин до сих пор слышны топот, стуки и крики — там играют в войну дети.

Атмосфера здесь совсем не похожа на привычную городскую, с шумом и суетой. Тихо. Несколько милиционеров следят за порядком. В окошечке справочной скучает сотрудница РЖД. Вот раздаётся гудок и к платформе подходит 685-й поезд. Из вагонов высыпает десятка полтора пассажиров, но скоро исчезают. Снова тишина.

— Гости? — Улыбается нам работница справочной. — Видите, как красиво теперь. А ведь самый первый ремонт мы делали — железнодорожники. Во главе с начальником вокзала разгребали развалины, наводили порядок. Сходите, посмотрите наш новый зал ожидания, как теперь там красиво!

Идём туда. Зал такой же чистый и свежий, как и весь вокзал. Как весь отремонтированный город! "Добро пожаловать" — буквально зовут эти стены, эти новенькие кресла для пассажиров. Но пусто. Никого нет. Когда же наполнится он, такой гостеприимный?

НЕГРОЗНЫЙ ГРОЗНЫЙ

Особенность Грозного — малолюдность его улиц. Утром ли, вечером, в центре или на окраине — народу почти не видно. А ещё чувствуется какая-то глубокая усталость. Не так много улыбчивых лиц. Почти не слышно смеха.

Впрочем, особой обречённости или подавленности мы не заметили. Люди были спокойны и расслаблены. Учтивы и внимательны друг к другу. Мы ни разу не стали свидетелями выяснения отношений. Ни разу не увидели пьяного. В автобусах молодёжь уступает место пожилым людям. Незнакомцы здороваются на улицах. За день мы обошли весь Грозный, заглянули в самые разные его уголки, но не поймали на себе ни одного косого взгляда, не испытали ни малейшего намёка на недоброжелательность. Напротив, некоторые интересовались, откуда мы, спрашивали, нужна ли помощь, желали удачи. Несколько раз, правда, проскользнули шуточки про плен.

Не хочется преуменьшать потенциальной опасности этого города, но, кажется, простым случаем нашу везучесть объяснить нельзя.

Вечером нас встречал Анзор.

— Хорошо погуляли? Молодцы. Я подумал, что съездить в Чечню и не увидеть горы — значит, не увидеть настоящей Чечни! У меня предложение. В Итум-Кале живёт мой старший брат. Он встретит… Поедете?

УЩЕЛЬЕ КРЕСТОВ И БАШЕН

В горы мы решили ехать. Отыскали утром на автостанции потрёпанные "Жигули" с картонкой "Итум-Кале". Договорившись с шофёром о цене, отправились в путь. Ехать предстояло в самый отдалённый район республики — на границу с Грузией.

Дорога до Итум-Кале проходит через Аргунское ущелье. Тянется оно от Чеченской равнины до грузинской Хевсуретии и Чёрных гор почти 120 км.

Именно здесь проходил когда-то путь из Европы в Азию, из России в Закавказье и на Ближний Восток. Знаменито ущелье и своими каменными башнями. До сих пор на склонах вдоль дороги, и не только, можно увидеть сотни этих величественных построек — жилых и военных крепостей, наземных склепов, обрядовых сооружений.

Правда, на слуху оно ныне по иной причине.

Обе чеченские войны ущелье гремело как место коварных "мышеловок" и жесточайших сражений. Шатой, Ярыш-Марды, Улус-Керт…

Едва въехав в теснину, мы увидели один из "осколков" тех событий — огромный деревянный крест, от вида которого обдало холодом.

— Что здесь было?

— Хаттаб колонну "федералов" разбомбил, — прокомментировал водитель по имени Ваха. — Такие кресты по всей Чечне можно встретить.

Последние 15 лет Ваха работал водителем рейсовых маршруток.

— А вон там я на мине подорвался, — усмехнулся он. — Один ехал. Всю кабину всмятку, а я живой! Аллах миловал.

Ещё пару лет назад проехать по Аргунскому ущелью постороннему человеку без спецпропуска было проблематично. В горах "кадыровцы" добивали боевиков. Окрестные сёла жили на военном положении. Сейчас времена изменились. Однако строгости на КПП это не убавило.

— Кто такие? Куда едете? — спросил милиционер, заглядывая к нам в салон.

— Путешественники. Горы хотим посмотреть.

— Документы! Выходи. Девушка пусть сидит. Один иди.

Вопросы с выяснением личности и причин визита в Итум-Калинский район заняли минут пятнадцать. Один из милиционеров в это время изучал паспорт и записывал данные. Другой что-то долго объяснял начальнику по телефону. Третий пел на ломаном русском "Катюшу" и поигрывал автоматом.

— Давно тут не было желающих горы посмотреть…— озадаченно сказал командир пункта, возвращая документы.

ПРОШЛОЕ И БУДУЩЕЕ

Районный центр Итум-Кале оказался маленькой деревушкой, расположенной на самом дне Аргунского ущелья. Когда-то здесь процветало табаководство, склоны были усыпаны стадами мелкого рогатого скота. Последние 20 лет посёлок напоминает российскую глубинку: работы нет, дворы живут натуральным хозяйством, молодёжь уезжает.

Первая чеченская война не докатилась до этих мест. Вторая же прошлась тяжёлой машиной. То тут, то там можно увидеть словно разобранные по кирпичикам бывшие жилые постройки. Сразу за селом располагается комендатура, где проходят службу командированные из разных регионов военные.

Встретил нас брат Анзора Аслан.

— Здравствуйте, гости! — На лице у него была широкая улыбка, а в руках — автомат "Калашникова". — Садитесь в машину. Сейчас заедем в магазин, а потом ко мне. Я живу в соседнем селении.

Аслан оказался работником милиции.

— Путешествия — это мне знакомо. Рюкзак, оружие, разгрузка, спальник и на несколько дней в горы, — усмехнулся он.

— И часто в такие рейды? — поинтересовались мы.

— Не особенно. Но регулярно.

— А какое вообще отношение у местных к ваххабитам?

— Как к заблудшим. Ваххабизмом легко заразиться, но это тупиковый путь. Не случайно старики говорят внукам: если кто-то пойдёт по этой дороге — он больше не член семьи. Кстати, в нашем районе за последние десять лет к ваххабитам не перешёл ни один местный житель.

Попетляв по горным серпантинам, мы прибыли в родовой аул Аслана — селение из нескольких мазанок из неотёсанного камня, обнесённых низкими заборами.

— Раньше здесь около пятнадцати семей жило, — рассказал Аслан. — А теперь только три. Уехали люди от войны.

Про войну здесь старались не вспоминать. Словно табу.

Семья Аслана: мать, жена, тётушки и приехавшие из Грозного сёстры, — приняли нас радушно. Было ощущение, что приехали к родственникам в обычную российскую деревню. Женщины занимаются хозяйством. Дочка бегает во дворе. Огород, курятник, сарай-хранилище для кукурузы (в войну это было бомбоубежище). В доме печь, горелка с баллоном, типовая мебель, умывальник. Интернет открыт на "Одноклассниках". По телевизору транслируются новости... Но дело даже не во внешних атрибутах, а в общей атмосфере — своего, привычного, знакомого. Одна страна, и люди одни — здесь это чувствовалось особенно ясно.

В долине реки Аргун мы встретили тётю Аслана — бабушку Социту, работницу настоящей водяной мельницы! Целый день Социта шелушит початки, жарит на огромном подносе семена. Бурный поток воды поступает в желоба, те крутят маховик, который растирает жареные кукурузные зёрна в пыль. Готовую муку Социта сортирует в мешки: это для Асет, это для Хавы. Заказ от жителей окрестных сёл большой, поэтому мельница работает и днём, и ночью.

Ближе к вечеру Аслан решил устроить пикничок. Взял пива, вяленой рыбы и привёл свою "Ладу" на отвесный склон. Внизу, как на ладони, виднелись аулы (каждый о нескольких дворах). На горизонте — величественный Башлам (Казбек).

— Хорошо у вас, Аслан, спокойно...

— Раньше к нам гости часто наведывались, не боялись. А теперь… Вы первые за много лет.

— Чеченцы очень часто повторяют "раньше". А что же будущее, Аслан?

— Жизнь возрождается. На следующий год сюда из Грозного асфальтированную дорогу построят. Газ проведут. В этих горах планируют горнолыжный курорт построить, чеченскую "Швейцарию". Надо же как-то народ привлекать! Восстанавливается республика.

— А насчёт войны что ты думаешь?

— Я не знаю ни одного чеченца, который хотел бы, чтобы такое повторилось.

…Утром мы отправились на попутке обратно. В салоне автомобиля играли арабские напевы.

Мы вновь проехали и торжественные, и печальные места. Пребывание в Чечне вызывало уже не тревогу, а какие-то новые, непонятные чувства.

1