Газета Завтра 9 (1213 2017)

Русский пророк

Артём Ермаков

заговор молчания

19 февраля 2017 года умер Игорь Ростиславович Шафаревич. Русский мыслитель. Крупный политический писатель и общественный деятель. Математик мирового уровня. Академик Российской Академии наук.

Можно долго перечислять заслуги и регалии этого человека, активно участвовавшего в русской истории на протяжении почти ста лет, занять ими ещё пару страниц, но интересующиеся всё равно отправятся за подробностями в Википедию. И это не страшно. Страшно, что Википедия — пока единственный широкодоступный сайт, где можно прочесть весьма неполную биографию покойного. Страшно, что на портале Академии наук его уже оперативно исключили из состава действующих академиков РАН, не разместив при этом и двух строк некролога. Страшно, что президент Академии Фортов выразил свои краткие соболезнования как-то "полуофициально", в интервью стороннему информационному агентству. Грустно, что набрала воды в рот пресс-служба МГУ им. Ломоносова, в котором покойный учился сам, а позже учил многих других, и которым ныне руководит математик-ректор (маленькую заметку, пробитую сыном учёного, удалось найти лишь на факультетском сайте мехмата). Печально, что промолчали правительство и президент России. Каким-то сюрреалистическим бредом выглядит молчание ведущих политических партий. Добрым словом никогда не сочувствовавшего коммунизму покойного проводила только… КПРФ. Ужасно, что из крупных телеканалов о смерти Шафаревича на следующий день хоть что-то сообщили только РЕН ТВ и "Культура", из всех радиостанций — только "Радио Свобода". И просто дико, что гораздо больше российских газет и телеканалов в тот же день сочувственно обсуждали смерть председателя норвежского нобелевского комитета. К вечеру пришло известие о кончине российского представителя в ООН Виталия Чуркина, и смерть академика, как выразился один мой знакомый журналист, "стала уже неактуальной".

Современное общество вообще любит быстро списывать проблемы в архив. Кому, например, в 1970-х могла показаться актуальной проблема национализма в СССР? Музыковеду Ландсбергису? Бухгалтеру Ющенко? Лётчику-офицеру Дудаеву? А вот профессор мехмата МГУ Шафаревич уже тогда расценивал национализм не просто как проблему, но как основную угрозу самому существованию его страны.

"Если признать, что судьба народа больше определяется современными действиями, его собственным мировоззрением, чем внешними факторами, то надо сделать и тот вывод, что, порвав с русским народом, этих внутренних причин не изменишь… Здесь я имею в виду лишь то, что необходимо освободиться от некоторого штампа мысли, от непроверяемого, необсуждаемого убеждения в том, что разрыв с русскими и создание собственного государства для каждого народа даст автоматическое решение всех его проблем…

Своим опытом мы защищены от многих соблазнов, но не от всех. В смутную эпоху классовая ненависть, вероятно, не сможет больше стать той спичкой, которая подожжёт наш дом. Но национальная — вполне может. По подземным толчкам, которые слышатся сейчас, можно судить, какой разрушительной силой она способна стать, вырвавшись наружу. Наивно думать, что кто-то сумеет ввести эту стихию в желательные для него рамки — силы злобы и насилия подчиняются своим собственным законам и всегда пожирают тех, кто их развязал".

Эти мысли из статьи "Обособление или сближение", опубликованной в сборнике "Из-под глыб" в 1974 году в Париже, сегодня кажутся скучным общим местом. Но вдумайтесь: 1974 год! До распада страны почти 20 лет. Большинство тех, кто примет активное участие в национальных конфликтах 80-90-х годов, ещё только заканчивают школы и вузы. Все они — пионеры и комсомольцы. А автор уже предупреждает о последствиях их слов и поступков, о которых они даже ещё не задумывались. Причём не уговаривает, не запугивает, а именно предупреждает. Уверенно и просто рассуждает о вопросах, перед которыми замирает обыденное сознание.

В том же сборнике были размещены ещё две статьи Шафаревича. В первой — "Социализм" — он пытается доказать глубокую связь между социалистической идеологией и стремлением человечества к саморазрушению. Из этой статьи потом выросла первая большая его книга "Социализм как явление мировой истории" (1977). Современники восприняли эти тексты как стандартную антисоветскую агитацию. Но прошло сорок лет, Советского Союза давно уже нет, сочинения Маркса и Ленина выброшены на свалки, а социалистические тенденции глобализации только нарастают. Причём именно в тех странах, которые когда-то боролись с "красной опасностью".

"Впрочем, это обстоятельство не будет казаться столь удивительным, если мы вспомним, что лишь немногим больше двухсот лет прошло с тех пор, как социалистическая идеология приняла рационалистическую внешность. И уж совсем недавно (в масштабе всей истории) социализм в форме марксизма сменил эту внешность на научную. Краткий период "научного социализма" заканчивается на наших глазах, научная оболочка не увеличивает уже притягательности социалистических идей, и социализм её сбрасывает".

Чтобы понять, о чём тут говорит автор, от читателя вновь требуется "освободиться от некоторого штампа мысли, от непроверяемого, необсуждаемого убеждения". Вроде банальное научное требование, но как же его трудно осуществить!

Сборник заканчивался статьей "Есть ли у России будущее?". Публично задать такой вопрос в 1974 году (на деле текст был написан ещё раньше, в 1971-м) мог только сумасшедший. Речь ведь шла о ближайшем будущем второй (а в некоторых отношениях и первой) державы мира! Державы, победившей нацистскую Европу и освоившей космос. Собственной страны, в конце концов.

"Думать страшно, — писал Шафаревич. — Потому что возникает сомнение, которое жутко и выговорить: ЖИВА ЛИ ЕЩЁ РОССИЯ? Ведь жизнь и смерть народов не так резко разграничены, как у живых организмов. Историческое предназначение народа может быть исполнено, творящая душа может его уже покинуть, а тело его — государство — будет десятилетиями активно: казнить еретиков или покорять соседей. Для великой страны ЖИТЬ — не означает лишь не распадаться на части и сводить концы с концами в своём хозяйстве. Она должна ещё осознавать ту цель, ради которой существует, свою миссию в мире. Есть ли сейчас у России такая миссия?"

Читая эти строки в переиздании конца 1980-х, когда российская реальность давала уже гораздо больше поводов для беспокойства, я был потрясён не столько глубиной и размахом мысли автора, запросто оперировавшего столетиями и континентами, сколько его смелостью. Иногда эта смелость даже напоминала жестокость. Казалось бы, чего стоит обойти особенно тяжёлый вопрос, не заострять его, когда людям и без того больно?

Правду сказать, плясками на костях грешила вся тогдашняя журналистика. Но у большинства авторов, задававших нам "проклятые вопросы" на "запретные темы", совершенно отсутствовало и чувство меры, и сочувствие к читателю. Наоборот, хорошим тоном в этой среде было поизмываться над народом и его святынями. Шафаревич выделялся среди "прорабов перестройки" не только серьёзной основательностью в рассуждениях, но и абсолютным отсутствием позы, трескучей фразы. Он никогда не спрашивал впустую и никогда не использовал свой талант для того, чтобы покрасоваться. При огромной образованности в нём совершенно не чувствовалось какого-либо высокомерия. Писал он просто. Иногда до наивности.

"Вот к какому выводу мы приходим: судьба России находится в наших руках, зависит от индивидуальных усилий каждого из нас. Но самое существенное может быть тут сделано на единственном пути — через ЖЕРТВУ…

Может показаться, что в этом наша беда, на самом же деле этим нам даётся неотразимое оружие и источник сил без границ. Едва ли есть среди социальных сил другая, которая так мощно движет людей, как стремление к жертве за высшие идеалы. Может быть, не всегда, но в решающие эпохи истории жертва приобретает притягательность, не объяснённую никакой социологией. Этот эмпирический факт знают и используют опытные политики: призыв к жертве обычно встречает мощный отклик в народе. В нашей стране одна из причин успеха революции, несомненно, была в том, что только в революционной деятельности интеллигенция находила выход своему стремлению к подвигу, жертве. А какой исследователь мог бы предсказать такой героизм в последней войне? Ведь её судьбу решили те самые крестьяне, которые перед тем так много вынесли на своих плечах. Как можно объяснить это чудо, если не тем, что война дала возможность распрямиться во весь рост, открыла путь честной, добровольной жертвы, закрытый до того жизнью?"

Казалось бы, совершенно ненаучное, публицистическое утверждение. Но ведь это обобщение гигантских объёмов коллективного опыта. Здесь нет лишних слов, затемняющих дело ссылок, а приведённые примеры нужны только для того, чтобы сделать доводы автора живыми и наглядными ровно настолько, чтобы читатель не отвлекался на них и не терял ход авторской мысли. Взойдя на такую высоту, легко увлечься фантазиями и предаться грёзам, но Шафаревич, рассуждая, постоянно одёргивает сам себя.

"Жертва может дать силы, чтобы преодолеть многие препятствия, стоящие на пути России, но при одном лишь условии: если такой путь у России ещё есть. Это возвращает нас к вопросу, с которого мы начали: какова сейчас цель существования России, имеет ли она ещё историческую миссию?"

Статьи сборника "Из-под глыб" можно анализировать долго. А ведь это только начало публицистического пути Шафаревича. Впереди будут такие мощные работы, как "Русофобия" (1982), "Две дороги к одному обрыву" (1989), "Духовные основы российского кризиса ХХ века" (2000), "Трёхтысячелетняя загадка" (2002). Будет широкая публичная известность, большей частью дурная и незаслуженная. "Почётные" звания "идеолога новых черносотенцев" и "ведущего антисемита России". Те, кто и сегодня трясут этими ярлыками, скорее всего, так и не сумели "освободиться от некоторого штампа мысли". Их шокировали и возмутили не столько выводы автора, сколько сама его решимость проверять непроверяемое и обсуждать необсуждаемое "в приличном обществе". А ещё — решимость защищать свой народ и готовность жертвовать комфортным статусом "эксперта-интеллектуала" ради вновь открывшейся Истины. Ради Христа.

Конечно, кое-что в книгах Игоря Шафаревича сейчас устарело и осталось в ХХ веке. Но сам его подход к анализу социальных проблем ещё долго останется непревзойдённым. В конце концов, не так уж важно, сбудутся ли те или иные его исторические прогнозы (многие уже сбылись). Важно, чтобы над ними продолжали размышлять, чтобы на них учились. Именно это, а не дежурные комплименты по случаю, поможет нам стать наследниками этого русского мыслителя.

Заканчивая "Есть ли у России будущее?", Игорь Ростиславович писал: "Россия прошла через смерть и может услышать голос Бога. Но Бог творит историю руками людей, и это мы, каждый из нас, может услышать Его голос. А может, конечно, и не услышать".

Он слышал. Уже тогда.