Газета Завтра 900 (7 2011)

Сергей Шаргунов — Упрямый

Однажды писатель Александр Ткаченко, ныне покойный директор Пен-центра, рассказывал мне про своё юношеское приятельство с Владимиром Бондаренко. Потом их развели идейные пристрастия.

— Вдруг пошел он куда-то не туда. Я ему: "Ты что, Володя?". А он: "Так надо". — "Что?" — "Так надо, так надо"…

Эта история понравилась мне некоей забавной таинственностью, а еще тем, что образ Бондаренко представлен неожиданно точно. Он, и правда, упрям. Гнёт свою линию. В каждом тексте его, в каждой книге — упрямое вколачивание: "Так надо, так надо". Он рубит литературу на большие куски. Рубит уверенно, иногда на автомате, привычно, даже вслепую, но обязательно широко, захватывая все направления и периоды.

Рубит.

"Так надо…"

Надо выпускать книги, писать статьи, строить концепции, под которые подверстывать имена и произведения, надо формулировать поколенческую логику, о ком бы ни шла речь — о рожденных в 37-м или 80-м.

И за всем — упрямство. Живое, грубое, природное.

Откуда оно взялось?

От крестьянских предков, из опытов жизни? Знаю, что Бондаренко служил в стройбате, а стройбат, по народному анекдоту, суровые ребята, им оружие не выдают, лопатами всех отхреначат.

Вообще же, Бондаренко напоминает мне прямоспинного американского сенатора, в генезисе — белого фермера. По сути, несмотря на декларируемую любовь к "антибуржуазности" и "левизне", он настоящий правый республиканец. Недаром столько лет делал газетную полосу "Литературная политика". Я бы назвал ее еще "Литературное хозяйство".

Мне кажется, Бондаренко видит литературу как продолжение государства, которое должно быть сильным и иметь стержень — русских. Вполне позиция "кулака" из Арканзаса. Бондаренко много путешествует: в Ирландию, в Австралию, в Китай, в те же США — и отовсюду привозит впечатления и выводы — прямые, здравые, государственнические.

О чем бы и о ком бы он ни писал, общий знаменатель один — Государство. Бондаренко всегда одинаково радушен по отношению к коммунистам и к монархистам, лишь бы были за сильную страну. Он даже готов поддержать радикалов любых мастей — лишь бы они, меняя Россию, сделали ее более самостоятельной, вывели из "компрадорских форматов". Через это "государственничество" и следует воспринимать все его приязни и антипатии.

Бондаренко понимает, что "старая патриотика" исчерпана, но не без отрады отмечает и крах "старых либералов". Он легко идет на контакт с теми, кого считает либералами, будь это Виктор Ерофеев или Евгений Попов, однако, остается верен своим принципам. Остается упрям. И еще, когда я посоветовался с ним, с кем из живых "писателей прошлого" можно сделать книгу бесед, он сразу, загоревшись, стал перечислять и "почвенников", и "западников" в равном числе. Стремление к объективности — это тоже Бондаренко. Отстаивает свой стан, но призывает видеть литературу целостной.

Я благодарен Владимиру Бондаренко за то, что он меня читает, отслеживает современную литературу. Прочитав, он выносит приговор, с которым могу быть не согласен, но всякий раз хочется сказать: "спасибо за внимание". Он поддерживает новых авторов — хотя бы своим вниманием, постоянным упоминанием.

Бондаренко укоряют в стилистических огрехах и "партийности". Может ли критик быть подчинен "идее"? Скажите, ну а каковы оппоненты Бондаренко? Не партийны, что ли, столь многие "либералы" с их чванством и рефлекторным нигилизмом? Не партийны, что ли, те, кто истерично называет российские войска, защитившие Южную Осетию, оккупантами и, следуя "категорическому императиву", приветствует все, имя чему "поражение и немощь"?

Разве не тоталитарны те, кто называет Бондаренко — "нерукопожатным"? Ведь они судят о словесности именно что партийно (например, отношение многих "либералов" к Лимонову, как художнику, принципиально разнится в 90-е и нулевые. Главное для них — политическая целесообразность).

Понимаю недоумение Владимира Бондаренко, когда он, призывая к объективности, спрашивает: где Валентин Распутин, Леонид Бородин, Юрий Бондарев на телеэкране? Чувствую его искренность и боль в желании видеть Россию мощной и народ благополучным. А литературные оценки всегда субъективны. Важно, что Бондаренко упрямо читает и пишет. Он из тех "персонажей культуры", кто структуризирует литературный процесс. В упрямстве Бондаренко есть оттенок усталости, есть и ожесточенность, мол, "терять нечего" — слишком много лет приходилось переть напролом сквозь оскорбления и запреты. Не всякий выдержит. Требуется воля. Или инстинкт. Невероятное упрямство.

В полноценном обществе, где есть мировоззренческий диалог, Владимир Бондаренко мог бы быть отличным ведущим литературной программы на "Радио России" или автором серии фильмов на телеканале "Культура". Это я так, к примеру, к тому, что мне не хватает Владимира Бондаренко в СМИ.

Что еще? А еще в Бондаренко есть чистота, наивность, очарование, подростковый азарт.

Владимир Григорьевич, здоровья Вам и сил в упрямстве!