В. АЛЕКСАНДРОВ
Как ни петляла избранная нами в мутные революционные девяностые годы дорожка, а вывела-таки к простой истине: не той она оказалась, совсем не той. Мы всё говорили в старой жизни о " социализме с человеческим лицом", старались всем миром, чтобы так оно и было. И ведь получалось! Относились друг к другу — не всегда, но в большинстве своём — по-братски. Старались, во всяком случае.
Потому, может, и так приятно смотреть "старые" советские фильмы, где у нас действительно человеческие лица, да и поступки, в общем-то, далеки от сегодняшних, от капиталистических. А уж про лицо нынешнее лучше и не говорить вовсе — не лицо это, а мурло звериное, ощерившееся, злобная харя. Какое уж там лицо, когда может происходить (раньше такого и представить себе нельзя было ) такое в цветочных рядах у самой страшной больницы — у онкологического центра в Москве (в народе прозванного Блохинвальдом по фамилии его бессменного директора — известного онколога, академика Блохина), где всё дышит и пропитано горем, бедой… Вот бы где расцвести состраданию, милосердию и прочим лучшим человеческим чувствам, отличающим нас от зверей, от животных. Но...
Собравшись навестить заболевшего самым страшным недугом друга, спрашиваю у цветочника, расположившегося рядом с онкологическим центром: "Почём цветочки, хозяин?" В ответ слышу совершенно баснословную, ни с чем не соизмеримую сумму, которая и заблудшего сюда олигарха бросила бы в дрожь. "Что это, шутка?" "Какой шутка?! — обижается продавец-капиталист. — Слуший, оглянись! Не видишь? Знаешь, что это за больница — как ты думаешь, сколько должны стоить тут цветы? Соображай, дорогой. Нигде они так не нужны, как здесь!" — и кивает в сторону мрачного корпуса онкоцентра: "Теперь понимаешь? А?"
"А, может быть, именно по этой причине цветы убитым горем людям здесь надо бы раздавать бесплатно?" — говорю я, в свою очередь, и что-то нехорошее поднимается со дна моей потрясённой таким обнажённым, откровенным торгашеским капиталистическим подходом к делу.
Отвечает: "Нет, не понимаешь". Обращается к соседям — тоже капиталистам: "Уберите его (меня) отсюда. Он не понимает. Он что, смеётся надо мной? Да знаешь ли ты, дорогой, сколько я заплатил за это место?! Любой мечтал бы оказаться здесь и торговать цветами. Здесь товар нужен как нигде… Нет. Он не понимает… Проходи, дорогой, проходи. Не мешай торговать. Лучше подумай головой".
И я подумал: "Вот почему от нас скрывали поначалу, что мы в капитализме, что "чикагские мальчики", как называли первопроходцев и устроителей капитализма в России, всех этих Чубайсов, Гайдаров, Авенов, Кохов и иже с ними,— выбрали, по мнению учёных, не самую лучшую модель этого капитализма, а, как нарочно, самую плохую ( из огромной любви, что ли, к России-матушке?!), по которой человек человеку и не друг, и не брат, а враг, вражина, разбойник с большой дороги.
Не потому ли мы попрятались друг от друга за стальными дверьми, за железными решётками, за самыми крепкими запорами и бронёй автомобилей, в которых везут мимо нас как раз тех кохов, гайдаров и прочих, которые и есть отцы нашей новой капиталистической насквозь жизни. Это больше похоже на реализуемую в открытую месть русскому народу за его "прегрешения" перед нынешними хозяевами, таившимися до поры до времени и получавшими американское образование в канун последней ельцинской революции. До которой ещё было далеко, а сидевшие за американскими партами будущие наши наставники уже заучивали трудно усваиваемые термины: " монетаризм", "ваучеризация", " приватизация" и т.д. И всё не по-русски, но для русских.
Как ни петляла вышеупомянутая дорожка, а вывела-таки к главной сути — к необходимости ненавидеть друг друга.
Ну, в самом деле — возьмём, к примеру, лекарства, без которых, как и без хлеба, не обойтись. И тут срабатывает то же правило: человек человеку — враг. Какую подняли шумиху вокруг беспредельно подорожавших лекарств! И министр здравоохранения и соцразвития хлопочет, и премьер хлопочет, и президент распоряжается. И что?
А вот что: где наибольшая потребность — там и живые деньги.
Вспоминаю, как Чубайс после наводнения в сибирском райцентре, разрушившего до основания энергоснабжение, наставлял "заблудшего" Путина, ну прямо как пацана, честное слово: "Владимир Владимирович, вы бросьте эти совковые замашки. Какое бесплатное электричество? Тут после аварии крайняя необходимость в электроэнергии. Какой там бесплатно… Мы же в капитализме… Да тут же золотое дно! А это значит, что раз попавшим в беду людям необходимо электричество — кто, как не они, заплатят за него самую большую цену? Вы что? Здесь же живая прибыль…"
Ну, чем тебе не цветочник из "Блохинвальда"? Ах, уж эти цветочники! Чубайс ведь тоже начинал с того, что торговал цветами, как про то хорошо известно. Может, в этих цветах весь корень зла?
Но вернёмся к лекарствам — тут особенно омерзительно мурло новой общественной формации.
Сколько шума!. Сколько теле-, радио- и прочих репортажей с мест: вот министр в одной аптеке, вот она же на аптечных складах, вот расспрашивает (интересуется!) граждан, оказавшихся без жизненно необходимых лекарств. По существу — смертников. Люди плачут, министр делает озадаченное лицо.
И что? А то, что, оказывается именно в этот момент НИЧЕГО не происходит.
Да, небрежно, наспех составили список "жизненно необходимых" лекарственных средств, цены на которые нисколечко не понизились, да и не думал их никто, оказывается, снижать, поясняет о том сердобольный министр. А ведь премьер проявил заботу именно о высочайших ценах на лекарства — об этом болела его душа. Называл, во сколько раз они завышены. Но, наверное, надо быть сегодняшним министром, чтоб поставить всё с ног на голову, исказить всё до неузнаваемости: у неё, у министра, совсем другая забота — список составить и при этом, скорее всего, не перетрудиться.
Составили. А не попавшие в этот список лекарственные средства отпустили на свободу, т.е на вольные цены, то есть на бесконтрольные.
И вот тут призрак "блохинвальдского цветочника" вновь вырастает в своих мрачных, ужасающих формах. Потому что тут уже дело в нас самих— ведь мы можем поднять, а можем и опустить цены. Мы — люди, соотечественники.
Вот, к примеру, ДИАБЕТОН. Без этого препарата больные диабетом… умирают от гипергликемической комы. Вы, конечно, уверены, что уж этот-то препарат наверняка в списке жизненно важных медикаментозных средств, как их назвала госпожа министерша.
Спешу вас разочаровать. Его там нет!
Это говорит о многом, и прежде всего о министре здравоохранения, которая при этом мило улыбается, складывает губки бантиком и… всё. А она сама читала этот список? Что-то с трудом в это верится. Иначе как диабетон — ДИАБЕТОН! — без которого человек не может и дня обойтись, попал в вольницу? Как могло такое случиться?
Просто гонишь от себя самые страшные мысли — не руками ли министра хотят расправиться с огромным числом больных диабетом? Не стали ли по новым временам эти люди балластом? А как ещё расценить столь очевидную политику по отношению к больным сахарным диабетом? А их, если верить статистике, каждый третий в нашей стране. Вы что задумали, господа капиталисты? Язык не поворачивается выговорить вашу программу по… "заботе о здоровье населения". Может быть, вы скоро и по домам пойдёте — будете отыскивать уцелевших. Но хватит об этом — слишком мрачные выстраиваются предположения.
Господи, на одну стальную дверь еле-еле наскребли, возникает необходимость ставить дополнительную, чтоб остаться в живых. А тут опять этот проклятый, так хорошо знакомый стук в дверь… Сколько ж их надо, этих самых дверей, чтобы отгородиться от подлой власти?
И ещё одно, особенно болезненное размышление. Пожалуй, самое главное.
Ну, предположим, выкатился по каким–то там причинам ДИАБЕТОН из основного списка, ну, бывает, ну, случается. Хотя!
Хорошо. И слава Богу! Теперь всё в наших руках, как говорится. Ну, почему не сделать его дешевле в таком разе, почему не раздавать его бесплатно (даже страшно о таком подумать по нынешним временам) — ведь действительно жизненно необходимый препарат. Ведь он больше не в списке продаваемых даже по самым высоким ценам. Он же на воле! На свободе — самом любимом слове "демократов".
И тут уже дело в людях, в нашей способности сострадать, оставаться людьми, милосердствовать, проявить своё отношение к ближнему, к страждущему человеку. Повторяю — без Диабетона человек не живёт, погибает. Ведь и препарат на воле, и те, у кого он в руках, — тоже на свободе. Казалось бы, чего проще? Но нет!
Зловещая тень "блохинвальдского цветочника", его наиподлейшего принципа: где спрос — там выгода, прибыль, барыш, накрывают собой лучшие устремления человеческой души или то, что от неё осталось.
И как бы вы думали, во сколько раз (именно раз!) повысилась цена в аптеках, обеспечивающих жизнеспособность граждан, на "вольный" — а значит, предоставленный на наш с вами человеческий выбор — ДИАБЕТОН?
Вы себе — даже если сильно напряжётесь — не представите даже размеры "милосердия", "сострадания" и "участия" в чужой судьбе.
В ТРИ(!!!) раза по сравнению с прежней ценой — пока он был в злополучном "основном списке" (аптека в магазине "Диета" по улице Миклухо–Маклая). А в других аптеках — и поболе. А что? Значит, дело в новых, взращённых капитализмом людях — в новой, выведенной кохами и чубайсами, породе людей. Отцы столь удачного имбридинга могут быть довольны — их "заботы" оказались не напрасными. "Йессс! — как сейчас принято говорить. — Мы это сделали!" Да. Вы это сделали. Просто молодцы! Вы искалечили людям их души, извозив их в дерьме "монетаризма" и окунув эти души в навозную жижу выгод любой ценой. Частник-"цветочник" отдыхает!
Мы изменились, нам как будто подменили сердца, души... А дальше пошло-поехало: от частного к общему, к государственному! Даёшь "навар"!
И вот уже частный барыш, прибыль, "куш" всё того же цветочника возведён в государственный масштаб на уровень минздрава и соцразвития. А что!
Не забываю до сего дня, какое омерзение вызвал во мне блохинвальдский бандит и его сопатое алчное мурло. С каким же чувством я должен смотреть теперь в глаза сегодняшней действительности, которая представляется мне в виде заросшей щетиной озверевшей образины, выросшей на наших глазах и именуемой новой капиталистической властью в моей стране, в моей России, где ещё совсем недавно не было ни на дверях, ни на окнах решёток, многоязыковых запоров, где по деревням люди, уходя из дома, оставляли двери незапертыми, а на столах выставляли для случайного путника хлеб, крынку с молоком, шмат сала, головку лука. Чтобы человек перекусил, отдохнул и пошёл себе дальше.
Что осталось от того благословенного времени? Разве что надежда.
Всё в русских революциях начинается с брони, с железа. Ленин вещал с броневика, Ельцин — с танка. Может, дело в качестве металла? Невольно приходят на память строки знаменитого стихотворения:
"Единство — возвестил оракул наших дней,
Быть может спаяно железом лишь и кровью..."
Но мы попробуем спаять его любовью, —
А там увидим, что прочней…
Ф.И Тютчев
А на сегодняшний-то день человек человеку — кто? Друг, брат или… кто?
А у министра здравоохранения и соцразвития так и хочется спросить: а вам, госпожа Голикова, не жалко людей? Ведь это НАШИ люди, в большинстве своём достославные старики-мученики, одержавшие великую победу в последней мировой войне. Или у вас другое мнение? Может, отыщется время вернуть диабетон в основной список, и хоть в этом случае не прибавлять в цене, как не советовал бы вам, не нашёптывал сделать это вездесущий по нынешним временам "блохинвальдский цветочник".
Я выждал какое-то время. Может, спохватятся, может, одумаются. Увы. Время идёт. Ничего не меняется. Препарат растёт в цене. Подтверждаются самые худшие предположения.
А спустя полгода выяснилось самое страшное — препарат вообще исчез из продажи. Говорят всякое: "не прошёл", "не утверждён" и прочую чиновничью чепуху. Только вот за этой бюрократической безответственной вознёй стоят миллионы несчастных людей-диабетиков. А ещё я узнал, что аналогичная картина с препаратами по купированию приступов бронхиальной астмы, эпилептических припадков и др. Ну, братцы! Тут уж просто слов нет — полное безобразие на почве медицинского невежества. Могу себе представить, насколько пополнится рай в самое ближайшее время. Пусть там не забудут, кого благодарить: её имя-фамилия — Голикова Татьяна Алексеевна. Эх, ей бы — да медицинское образование… Всё-таки ведомство-то, возглавляемое ею, — медицинское?! Или нет?