Газета Завтра 928 (35 2011)

Георгий Судовцев -- Стихия

9 МАЯ 1978 ГОДА. РАДОНИЦА

С утра гудят колокола,

и гул стекает на низины,

и туч тяжёлая смола

ползёт по небу над Россией,

влача холодный, тусклый след

по перелескам и оврагам.

Тот путь безудержен и слеп.

Траву — еще нежнейший бархат! —

вминают в землю сотни ног,

спешащих к вечному жилищу.

Почувствуй, КАК ты одинок

под этим небом, ЧТО ты ищешь?

...Но сердце памяти неровно

забьётся через толщу лет:

"О, сколько жгучей нашей крови

уже покоится в земле?!"

Известно всё: что тело бренно,

что смерть обычна и близка,

и в каплях дождевых сирени

уже светлеют — на века.

ИМЕНОСЛАВИЕ

Но странно звучат имена:

Архип, Аграфена, Авдотья…

За ними — другая страна,

еще ни сиротской, ни вдовьей

слезой не вспоённая, кровью

не спёкшаяся на губах,

страна полотняных рубах,

солёной звезды в изголовье,

молитвы и битвы, и ловли,

и прочной работы в веках.

Что толку уста отворять?

Но только в себе повторять:

"Федот, Василиса, Прасковья…" —

Царьграда и Китежа стяг!

ЛЕГЕНДА

"Соколиные очи кололи им шилом железным…"

Дмитрий Кедрин

Жил в России поэт.

Он лелеял мечту о свободе —

никогда не бывалом,

волшебнейшем счастье земном,

о таком бесконечном

и ввысь устремлённом полёте,

для которого тесен

любой человеческий дом.

Он ходил по грибы,

слушал пение птичьего ветра,

в небесах разбирал

письмена золотых облаков,

и, поставив лукошко в траву,

до последнего света

отпускал стаи мыслей парить

далеко-далеко.

Он гранил и чеканил слова,

и низал их на строки,

В зеркала, словно в воду,

глядел на людей.

чтобы прошлые знаки увидеть

и новые сроки,

и сравнить, и спросить у себя:

"Ну, какие лютей?"

Но родную страну не любить —

это самое горькое горе,

а Господь никогда никого

не оставит надолго в беде.

Вот и встретил поэт —

ну, не сразу, конечно, но вскоре

на тропинке лесной

пару ангелов НКВД…

ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ (триптих Н. НЕСТЕРОВОЙ)

I.

Голуби, гранаты, виноград

(кислый до того, что сводит скулы)…

Вечереет. Петухи уснули,

Реже лают псы из-за оград —

наглухо затянут до утра

узел иерусалимских улиц.

Ложь! — и ночью жалит этот улей,

потому на поясе Петра

не ключи, но меч, укрытый в ножны.

Быть чему — случится непреложно

в эту ночь предательств и утрат

никого еще ко сну не клонит,

и открыты всем семи ветрам

рыбы, хлеб, античные колонны…

II.

Рыбы, хлеб, античные колонны —

этот свиток можно не читать:

так земля стоит на трех китах,

близится знамение Ионы.

Званых — тьмы.

Что первым быть из них,

что последним… Вечен вечер тайн!

Всякий Рим приводит к Вавилону,

всякий поникает, кто возник…

Рвутся сети, от улова полны,

и подвластны: люди, время, волны…

Смерть и награждает, и казнит,

разрывая плотские оковы,

как же было не пойти за Ним,

Кто сказал: "Исполнились законы"?

III.

Кто сказал: "Исполнились законы"?

Кто разрушит и воздвигнет Храм?

Он уйдёт, опять оставив нам

голод, нищету, болезни, стоны,

слёзы, войны, кровь, грехи и смерть,

чтобы с вечной высоты смотреть,

как мы все в ужасных муках тонем —

и не протянуть руки, не вынуть,

не спасти нас всех...

Не часть, не треть —

всех, кто прав, и всех, кто виноват...

Бог — един! Где Духу быть и Сыну?

Кто же нам пророчит рай и ад?

Будет время шелестеть осинам,

и отсюда нет пути назад…

XV.

Голуби, гранаты, виноград,

рыбы, хлеб, античные колонны…

Кто сказал: "Исполнились законы,

и отсюда нет пути назад?"

Чудеса, знамения, иконы,

дней тысячелетних дольний ряд…

Всякое дыханье — невпопад,

всякое движенье — словно тонет

в чаше бытия, еще бездонной,

цепенеет сладкий, древний яд.

За порогом — Гефсиманский сад,

всё цветёт, весенний и влюблённый.

И очами горними глядят

ангелы во время это оно.