Гемини

Глава 5

– Тебе сказали, кто он такой? – раздался голос Джека.

– Валерий Дормов, террорист, – ответил Генри.

– Нет. Валерий Дормов, молекулярный биолог. Проработал в Штатах больше тридцати лет.

Голос Джека Уиллиса звучал четко, словно он сидел с Джанет Ласситер и Клэем Веррисом в ее кабинете, а не на яхте посреди Баттермилк-Саунда, над которой на высоте 1200 метров парил, передавая разговор живьем, беспилотник. Разрешение камеры позволяло точно установить всех, кто находился на борту.

Уиллис и Броган еще не закончили разговор, как вдруг женщина появилась вновь. Ласситер скорчила недовольную мину. Она почти забыла, что Уиллис явился на встречу с Броганом не один. Вряд ли молодая подруга Уиллиса решит провести остаток дня в магазинах Саванны и за роскошным ужином в дорогом ресторане.

Женщина поднялась на верхнюю палубу, сбросила накидку и устроилась в небольшом джакузи сразу за штурвалом, подогнув длинные ноги и откинув яркие золотистые волосы на палубу, чтобы не замочить красоту. Ласситер поразилась – зачем размещать джакузи в таком месте?

Как зачем? Показать мощь денег. Любой, у кого их достаточно, мог купить дорогую яхту, да только что толку, если твоя яхта не отличается от других больших посудин в каталоге? Важна не покупка большой дорогостоящей яхты, важен впечатляющий дорогущий эффект. Обычные люди для той же цели используют наклейки на бамперах и татушки.

Ласситер было жаль молодую женщину. Должно быть, увидела Джека на его яхте и подумала, что знает, на что подписывается. Возможно, даже вообразила, будто разобралась в Джеке Уиллисе. На самом деле бабенка не подозревала, во что вляпалась, и, по опыту Ласситер, так случалось со многими – если не со всеми – молодыми женщинами. Себя к их числу Джанет не относила.

Она не питала ни малейших иллюзий насчет избранной сферы деятельности. Разведка всегда была мужским клубом, и РУМО не являлось исключением. С первого дня Ласситер усвоила: чтобы чего-то достичь, получить очередное звание, придется царапаться, толкаться, кусаться. И так – всю карьеру. Потолка как такового не существовало, потолков было множество, вместо одного появлялся новый. Оставалось лишь долбить его головой, пока не сломаешь либо потолок, либо голову.

Чем выше она забиралась, тем толще становились потолки, тем тверже должна быть голова, ибо руку помощи никто не протянет. Никто означало, что ни один мужчина не сделает для тебя потолок проницаемым, пару раз хорошенько по нему стукнув, не подсунет тебе ножовку и не покажет тайный обходной путь, даже если этот мужчина – твой отец. Иначе он бы не гордился, что дочка уродилась в папу.

Если бы кто-то из коллег-мужчин помог бы одолеть очередную ступеньку, разумеется, все остальные сочли бы, что Джанет с ним переспала. Дурацкое предположение – Ласситер лично убедилась, что ни одна женщина пока еще не взобралась на самый верх конторы через постель. Некоторым интрижками удавалось проложить дорогу до среднего уровня, однако амбиции Ласситер всегда были неизмеримо выше.

Она много лет раздавала тумаки, толкалась и рвала когтями, и в конце концов достигла стратосферы, где воздух был холодным и разреженным. И никто не увидит, как она ежится от холода и хватает ртом воздух. Каждое утро, вставая с постели и принимая деловой вид, являясь на работу на час раньше всех остальных, Джанет повторяла про себя: да, оно того стоило – совершенно, определенно и несомненно, ее не преследовали задние мысли, разочарование либо досада. Ни капельки. Она добилась своего. Она – директор. Это – божественный статус, не тупик, не синекура и не беличье колесо, созданные для того, чтобы посредственному, недальновидному, лишенному честолюбия хомячку-работяге казалось, будто он чего-то там достигает, пока не свалится и не протянет ноги.

Пусть она «бездушный дьявол в юбке из девятого круга ада», как ее назвали две сотрудницы в женском туалете, не подумавшие, что их разговор мог услышать кто-то еще, все равно это лучше, чем быть секретаршей-сплетницей под гордым титулом «помощника-референта».

В пользу возомнивших о себе рабов на зарплате говорило только то, что ни одному из них не приходилось иметь дело с человеком, сидящим сейчас в ее кабинете и дышащим одним с ней воздухом.

Ласситер невзлюбила Клэя Верриса с первого взгляда. Постоянные контакты на протяжении многих лет превратили неприязнь в глубокую, стойкую ненависть. Однако обожание Веррису вовсе не требовалось. Любовь Клэя Верриса к самому себе была, вне всяких сомнений, намного сильнее ненависти Ласситер. Он мнил себя провидцем, Стивом Джобсом военного дела. Крупнокалиберным Стивом Джобсом в полном боевом снаряжении за вычетом причуд.

Работающие в разведке люди, как правило, сдержанны, однако Веррис был настолько лишен эмоций, что по сравнению с ним питон показался бы игривым щенком. А еще он умел включать и выключать бесстрастность по желанию. В сфере, кишащей опасными людьми, это качество придавало ему убийственную эффективность. Ласситер знала, что с ним надо быть начеку, но отказывалась поддаваться страху.

– Как жаль, – сказал Веррис, резко и в то же время буднично, как если бы вел разговор, слышный ему одному. Ласситер не удивилась. Голоса в голове Верриса, видимо, не на шутку расшумелись. Она подождала, что он еще выдаст.

– Генри всегда мне нравился, – добавил он.

На мгновение Ласситер засомневалась, правильно ли расслышала, а когда поняла – пожалела.

– Генри служит в РУМО, Клэй. Он один из моих людей.

Веррис бросил недовольный взгляд.

– Он уже знает, что ты его обманула.

– Мы приставили к нему человека, – ответила Ласситер. – Стандартный протокол при выходе агента на пенсию. Мы удержим его в рамках.

– В рамках? – презрительно усмехнулся Веррис. – Генри Брогана? Ты не поняла смысл их разговора? Он вышел на связного Дормова и будет распутывать эту ниточку, пока мы с тобой не окажемся у него на мушке.

Ласситер покачала головой.

– И все-таки…

– А его куратор, ну, лысый этот?

– Паттерсон? – Ласситер пожала плечами. – Он будет недоволен, но против меня не пойдет. Дел не станет возникать.

На самом деле директор вовсе не была в этом уверена, но теперь Веррис хотя бы воздержится от убийства Паттерсона. По крайней мере, она на это надеялась.

– Я обрежу концы, – сказал Веррис. – Все будет похоже на операцию русских.

Ласситер ощутила вспышку гнева.

– Ты ничего не будешь делать! Я сама справлюсь. Сообщу своим людям, что Генри – перевертыш.

Веррис надменно фыркнул.

– Обломавшись с Дормовым четыре раза? Нет уж. Без «Гемини»[5] ты не справишься.

Опять всколыхнулся гнев – еще сильнее прежнего.

– Я не позволю тебе совершать покушения на территории США…

– У тебя нет человека, способного ликвидировать Генри Брогана, – повысил голос Веррис. – А у меня есть.

В такие моменты Ласситер понимала, почему люди иногда поддаются первобытному порыву дать ближнему в морду. Веррис всегда вызывал у нее подобную реакцию.

– Спасибо, мы сами уберем за собой дерьмо, – произнесла она тоном адского дьявола в юбке.

Веррис с каменным лицом медленно подошел к ее столу и оперся на него кулаками.

– Все, над чем мы работали, теперь под угрозой – и все из-за твоих промахов. – Веррис уставился на нее, словно пытался скомкать ее лицо взглядом, но дьяволица устояла. – У тебя есть последний шанс не запороть дело. Давай, удиви меня.

Он выпрямился, все еще сверля Ласситер убийственным взглядом, и только тогда вышел из кабинета. Дьявол в юбке не испугалась – по крайней мере, пока. И все же Джанет Ласситер была не на шутку встревожена.

Привязав «Эллу Мэй» к свае у причала, Генри, прежде чем сойти на берег, решил дослушать соло Монка на пианино. За время, прошедшее после того, как он отшвартовался от «Стертой восьмерки» с обреченно улыбающимся и машущим рукой Джеком Уиллисом и подрулил к пристани, искорка в небе исчезла, что не сулило ничего хорошего. Несмотря на радость встречи со старым другом, внезапное появление Джека было сродни этому блику – оно предвещало грядущие потрясения, которые все перевернут вверх тормашками. А потому лишняя пара спокойных минут не помешает.

Генри отклонился назад и вытянул ноги на соседнем сиденье. Монк подбирался к финалу «Misterioso». Взгляд Генри упал на приборную доску.

Датчик угла перекладки руля был слегка сдвинут, как если бы кто-то выковырнул его из приборной доски и поспешно вставил на место. Генри ощутил, как закипает гнев. Доску вытачивали вручную, нельзя же просто так вынимать и вставлять части, это вам не кубики лего. «Элла Мэй» – элегантная дама, у нее каждый волосок – или датчик – на месте. Генри относился к ней с исключительным уважением, и она неизменно выглядела на все пять. Тогда кто позволил себе столь фамильярное обращение и, главное, почему?

Он аккуратно вынул датчик из гнезда на полированной панели, стараясь не порвать провода, и сразу же увидел причину непорядка. «Сукин же ты сын!» – подумал он, отделяя от проводков тонкий волоконно-оптический кабель.

Ишь ты, раскатал губу. Думал, что, прослужив в РУМО двадцать пять лет, с миром уйдет на пенсию и ему не устроят какую-нибудь пакость? Генри держал в руках микроскопического «жучка» – такой крохотный он видел впервые. Разумеется, приборчик был рассчитан только на прослушивание, хотя что он мог уловить кроме рокота двигателя, шума ветра и шелеста воды? Хотя кто их знает – современные системы слежки обалденно хороши. Может, уже засекают частоту пульса и дыхания. Если так – пусть видят, как он взбешен.

Очевидно, контора установила «жучок» еще до его возвращения из Льежа, как только Монро передал, что Генри уходит в отставку. Джерри никого бы близко не подпустил к «Элле Мэй», а потому от него избавились. Генри искренне надеялся, что ему сделали выгодное предложение, от которого глупо отказываться. Джерри – хороший мужик, заслуживающий лучшей жизни. Если ему позволили сохранить жизнь.

Генри выключил музыку и по мосткам подошел к будке перед офисом яхт-клуба. Да, мисс Морской Биолог все еще дежурила. Думает, наверно, какая она ловкая, как невинно выглядит со своими наушниками и улыбочками, будто ничего не происходит. Может, она действительно так молода, что не ведает, чего ожидать от рассерженного пенсионера-убийцы?

– Поймали что-нибудь? – весело спросила она, когда Генри положил перед ней на стол микрофончик с волоконно-оптическим кабелем. Девушка посмотрела на прибор, потом на Генри – улыбка растеряла уверенность.

– Ну-у, обычно парни выбирают цветы или плей-лист, который, по их мнению, покажется мне романтичным, но это…

Похоже, невинное хлопание глазками она отрабатывала перед зеркалом.

– Ты из РУМО? – резко спросил Генри.

– Э-э… как сказать. А что такое РУМО?

– Развлекательно-увеселительное музыкальное общество. Кто тебя послал следить за мной? Паттерсон?

– Паттерсон? – переспросила Дэнни, словно пробуя на языке слово, которое слышала в первый раз.

Роль наивного ребенка начала действовать Генри на нервы.

– Слушай, – сказал Генри, – ты вроде бы порядочный человек. Но ты спалилась. Твоя легенда не работает.

Девушка наклонила голову набок.

– Я тут слушала Марвина Гэя, так что я…

– Назови три корпуса в кампусе Дариена, – предложил Генри. – Давай, морской биолог, любые три. Валяй!

– Что, правда? – спросила она с сомнением.

– Правда.

Дэнни вздохнула.

– Аудитория Родса, аудитория МакУортера и аудитория Рукера.

– Теперь я точно знаю, что ты из РУМО. Гражданская послала бы меня куда подальше.

– Вежливая гражданская не послала бы, – ровным тоном сказала Дэнни.

– Черт, ты – молодец. Продолжай охмурять, как указано в методичке РУМО. Ты и живешь рядом?

Девушка заморгала.

– Что?

– Потому что я хочу зайти в гости.

– Это еще зачем? – Девушка встревоженно отодвинулась.

– Могу побиться об заклад, что не найду у тебя ни одного учебника по морской биологии, зато обнаружу добротное, толстое досье на Генри Брогана.

Дэнни вдруг снова заулыбалась, но не ему. За спиной Генри стояли два рыбака, они терпеливо ждали своей очереди.

– Это все прикольно, нет, правда, – сказала она, – но мне как бы еще надо работать. Если вы не против…

– Ладно, может, тогда выпьем вместе? – предложил Генри. – В «Пеликан-Пойнт»?

Дэнни разинула рот в искреннем удивлении.

– Зачем? Чтобы вы могли продолжить допрос?

– Может быть. А может, я весь вечер буду извиняться. В любом случае по понедельникам там играет классная группа.

Генри мог поручиться, что в уме девочки закрутились шестеренки, как прежде в уме Джека Уиллиса, – сказать «да» и продинамить? Бросить прикидываться и вызвать подкрепление? Не начнут ли двое рыбаков качать права не вовремя? Зачем она вообще не проспала сегодня утром?

– В семь, – наконец, ответила Дэнни. Нерешительно, выжидающе улыбнулась. – Только шизу оставьте дома. Хорошо?

Генри осклабился, он не стал ничего обещать.

По пути в «Пеликан-Пойнт» Дэнни забежала домой, переоделась в джинсы и футболку с эмблемой Университета Джорджии и прибыла в заведение пораньше, чтобы собраться с мыслями под виски с пивом. Несколько озабоченных мужиков один за другим попытали счастья с интервалом в пару минут. Слава богу, когда их отшили, они не пытались ее переубедить. Некоторые мужчины не упустят в баре ни одной одинокой особы женского пола, эти хотя бы не стали возникать.

А вот что говорить Генри, когда он появится, неизвестно. Если появится… Нет, он обязательно придет. Уж Генри точно не продинамит – хотя бы ради продолжения допроса. Не ровен час извинится, однако у Дэнни сложилось впечатление, что Генри не из тех, кто часто извиняется. Одни не могут, другие не хотят, и обе категории делают все возможное, чтобы не выглядеть виноватыми.

Зато сама Дэнни реально прикидывала, не продинамить ли Генри. Она до сих пор не решила, правильно ли сделала, что согласилась с ним выпить, после того, как он снял с нее стружку. Кто так разговаривает с незнакомым человеком, которого только что повстречал? Тем более с аспиранткой на минимальной зарплате? Дэнни представила, что бы сказал по этому поводу ее отец. Двое рыбаков, стоявших за спиной Генри, не слышали разговор целиком, однако проводили его подозрительными взглядами. На нее тоже посмотрели с прищуром. Дэнни попросту пожала плечами и сказала: «Клиент всегда прав» и отвлекла вопросом насчет их дела.

Перед ней на столик вдруг поставили цветы – яркий букет, не слишком экстравагантный, но и не такой, что можно в последнюю минуту прихватить из дежурного магазина. В качестве извинения вполне сгодится. Надо отдать должное Генри Брогану – он умел улаживать конфликты. Оборачиваясь и улыбаясь, она почувствовала жар на щеках. «Господи, покраснела, как школьница», – подумала она, каменея, из-за чего раскраснелась еще больше.

– Уй, – вырвалось у нее, пока она думала, как скрыть румянец.

– Извиняюсь за сегодняшнее поведение, – произнес Генри, садясь за стойку справа от нее. – Застарелая привычка. Я тяжело схожусь с людьми. Ты, очевидно, тоже.

Дэнни сникла. Она-то думала, что Генри отбросил паранойю.

– Почему вы так говорите?

Генри положил на стойку рядом с цветами стандартный лист белой бумаги. Дэнни посмотрела на него, потом на Генри и слегка покачала головой.

– Я не пони…

Генри перевернул лист, с обратной стороны смотрела Дэнни собственной персоной – с цветной копии пропуска, выданного Разведывательным управлением Министерства обороны. Изображение было увеличено в пять раз, так что ее имя – Дэниель Закаревски – легко читалось. И ее подпись тоже.

Дэнни понурилась, вся энергия, которую она запасла на этот вечер, вмиг улетучилась. Она поставила локоть на стойку, на минуту подперла голову рукой.

– Где ты это взял?

– За двадцать пять лет праведной службы я обзавелся кое-какими друзьями, – ответил Генри. Голос его звучал мягко, не победоносно. Он не злорадствовал. Генри Броган опять ее удивил. Хотя зря она удивлялась – все его досье подсказывало, что человек он вполне порядочный.

Дэнни допила напиток одним затяжным глотком, однако не стала бить дном бокала о стойку.

– Да, теперь я точно спалилась, – невесело признала она. – Как подгоревший пончик.

– Ты не виновата, – заверил ее Генри все тем же благожелательным тоном. – Ты хорошо вела роль. Хочешь еще виски с пивом?

Дэнни мрачно кивнула. «Ничего себе развитие сюжета», – подумала она. За один день ее карьера проделала путь от стремительного полета в небеса к субстанции, которую собирают в мешочек после выгуливания собачки.

– Этот набор пьют копы, – заметил Генри, когда бармен поставил перед Дэнни кружку пива и стопарь виски. – У тебя в семье были копы?

– Отец работал в ФБР, – она не удержалась и сказала это с гордостью. – Очень ценил службу родине.

– Ценил? – переспросил Генри.

«От него ничего не скроешь», – подумала Дэнни. При этом она даже не заметила, когда он успел забрать копию ее пропуска со стойки. Чем дальше в лес, тем больше дров.

– Погиб в свой выходной. Пытался помешать ограблению банка.

– Мне очень жаль, – сказал Генри. Дэнни почувствовала, что он не кривит душой.

Чтобы упредить момент, когда начнут душить слезы, она вылила виски в пиво и приподняла бокал. Генри тоже поднял свой и чокнулся с ней.

– В досье говорится, что ты служила в ВМС, – сказал он. – Четыре года на шестом флоте, в Бахрейне.

– Мне всегда нравилось море. Не понравилось только жить в жестянке с сотнями матросов.

– Это все же лучше, чем бункер в Могадишу, – сухо заметил Генри.

– Ладно, твоя взяла, – усмехнулась Дэнни.

– После флота ты вызвалась служить в РУМО, в агентурной разведке, – продолжал Генри. – Вербовка и поддержка агентов. Ни одного взыскания. И тут служба внутренней безопасности ставит тебя на прикол и заставляет следить за без пяти минут пенсионером. – Генри искоса глянул на собеседницу. – Тебя это не возмутило?

Дэнни улыбнулась. В любом агентстве шла подковерная борьба за статус, разведка в этом плане мало чем отличалась от гражданских корпораций. Она решила сменить тему.

– Знаешь, чем моего отца больше всего привлекала служба в ФБР? – Дэнни отпила из бокала. – То, что заключено в этих трех буквах: филигранность, бесстрашие, репутация. Он часто об этом говорил – между порциями виски с пивом. – Девушка пошевелила бокалом. – Само название организации каждый день напоминало ему, как следует поступать. Соблюдая эти принципы, говаривал он, ты не пропадешь на любой работе, и я смогу тобой гордиться. Надеюсь, он гордится.

– Не сомневаюсь, – ответил Генри без тени сомнения.

Несмотря на провал, Дэнни чувствовала себя приятно удивленной и тронутой. Ей вдруг захотелось сказать Генри, как высоко ценит его слова, но вовремя опомнилась. Она все еще на работе и должна вести себя подобающе даже в роли «подгоревшего пончика». Эдакий пончик-профессионал.

Хотя заказать еще виски с пивом это не мешает.

Когда Дэнни и Генри вышли из «Пеликан-Пойнт», стояла глубокая ночь. Невзирая на не самые лучшие обстоятельства, она прекрасно провела время, поговорив за жизнь с человеком, считавшимся легендой РУМО. Разумеется, Дэнни фильтровала разговор, Генри, конечно, тоже. И все-таки эта встреча была намного интереснее последних реальных свиданий. Если подумать – практически всех свиданий. Нет, не практически – всех.

– Ну, пожалуй, пора прощаться, – сказала Дэнни, стараясь не выдать голосом свое сожаление. – Мне было прикольно за тобой следить. И спасибо за цветы. Завтра меня, скорее всего, отзовут.

– Подвезти до дома? – спросил он.

Дэнни покачала головой.

– Мой дом – здесь, – она указала на многоэтажку в пятидесяти метрах. Ей нравилась Саванна, исторический центр города, речные круизы, оживленный городской рынок, нравилось жить вблизи от океана. Но об отъезде она не сожалела. Вместо нее это место выбрала контора, оно находилось настолько близко к причалу, что автомобильная парковка перед яхт-клубом была видна из окна квартиры. Существование однако отравляли тонкие, как папиросная бумага, стены и паршивый вай-фай.

Дэнни протянула руку для прощального рукопожатия и задержала ее на пару секунд.

– Генри… Почему ты подал в отставку?

Он замешкался, не решив вовремя, что соврать.

– В последнее время я начал шарахаться от зеркал. Я решил, что это – намек.

«Это – дань репутации, – подумала Дэнни. – В комплекте с бесстрашием и филигранностью».

– Следи за тылами, – пожелал Генри.

– Ты тоже, – с легкой усмешкой ответила она и повернулась к дому.

– Спокойной ночи, подгоревший пончик, – добавил он.

Девушка рассмеялась с примесью меланхолии. Временами у нее возникало отчетливое понимание, насколько одинока жизнь, которую она выбрала. Работа требовала от нее находиться среди людей, но не с людьми, не принимать в них участия. Пусть даже эти люди – другие агенты, тем более другие агенты; с коллегами положено соблюдать дистанцию, ни к кому не привязываться эмоционально. В случае их гибели, перехода на сторону противника или разоблачения как двойных агентов эмоциональная связь с ними могла сбить с верных мыслей, заставить промедлить или сделать опрометчивый поступок. Так недолго погибнуть самой и погубить других, а то и что похуже.

В свободное от работы время агент не может «перезагрузиться» и начать общаться на гражданский манер. Если ты, как делают обычные люди, стремишься к контактам, любишь компашки, то, когда позвонит куратор, прикажет поехать в Саванну и взять под наблюдение легендарного агента, почему-то решившего завязать с убийствами, ты не сможешь отключить общительность простым нажатием кнопки. Поэтому агенту положено жить особняком, держаться от всех в стороне. Как компьютеру, выключенному из сети в век интернета.

Однако иногда – очень редко, почти никогда – на твоем пути попадается особенный человек, и несмотря на все зароки, ты вступаешь с ним в связь. Ты краешком глаза видишь, каково это иметь отношения с другим человеком, личные отношения – неважно, романтические или не очень. С гражданскими это происходит сплошь и рядом. Они не сознают своего богатства, для них это само собой разумеется. Агентам же требуется избавляться от наваждения, как от похмелья.

И поэтому встречу с Генри нельзя было считать свиданием.

– Эй, Джек, ты когда-либо задумываешься об истории? – спросила Китти с палубы, стоя у поручней.

Джек Уиллис оторвался от коктейлей, которые смешивал в баре, и добродушно улыбнулся. Он всю жизнь преклонялся перед женской красотой, его жена была одной из самых красивых женщин, попавшихся ему на жизненном пути. В последние годы, однако, он сделал открытие: женщина, предпочитающая разговоры с ним походам по магазинам, имела для него особую привлекательность помимо ярких глаз, прелестного личика и убийственных форм, которыми Китти была тоже не обижена.

– Я думаю о ней, когда смотрю на звезды, – продолжала Китти. – Ведь на них смотрели пещерные люди. Клеопатра. Шекспир. На те же самые звезды. Пара веков для звезды ничего не значит. Не знаю почему, но меня это успокаивает.

Джек тоже не мог бы сказать, почему. Ему трудно было вообразить, что такого могло беспокоить красивую женщину, если она, конечно, на попала в аварию или зону боевых действий. Он выглянул из-за бара и принялся нарезать лайм.

– Люди в прошлом смотрели в небо, как я сейчас, – сказала Китти. – И чувствовали, что я сейчас чувствую, – благоговение. Пройдет еще несколько сотен лет, но люди будут чувствовать то же самое. Это как…

Джек подождал окончания фразы. Молчание затянулось. Даже не выглядывая, он понял, что Китти уже не стоит у поручней и не восхищается звездами. Он достал из-за резинки штанов пистолет и, стараясь ступать бесшумно, вышел на палубу. Китти нигде не было. Джек вспомнил, что Генри Броган говорил о сверхъестественной способности красивых женщин исчезать без следа. Они так делают, бросая нас ради какого-нибудь богатенького буратины.

«Эх, если б сейчас так и было», – упав духом, подумал Джек. Он рассчитывал, что на него не сделают покушения, пока он в американских водах. Почему он не высадил Китти в надежном месте, черт побери…

Джек увидел на палубе акваланг и ласты, а краем глаза заметил метнувшуюся к нему тень, мгновенно превратившуюся в человека с пистолетом. Джек бросился вперед, чтобы упредить его, они начали бороться. Джек давным-давно не участвовал в рукопашных схватках, он чувствовал, что противник сильнее и, вероятно, моложе. Надо кончать побыстрее, иначе сил не хватит.

Джек все еще пытался нацелить пистолет в грудь аквалангиста, как вдруг прямо над ухом грохнул выстрел. Оглохнув, он только прибавил прыти, пока еще не чувствуя, ранен или нет, – на одном адреналине. Ему почти удалось прижать ствол к животу противника, но чья-то рука сзади захватила шею.

«Черт, я бы услышал, как подкрался второй, если б не выстрел», – успел подумать Джек, прежде чем потемнело в глазах.

Действуя быстро и слаженно, как труппа смертельного балета, команда связала убитых – главного объекта и его спутницу – по рукам и ногам, подцепила груз и выбросила за борт. Агенты не ожидали, что задание окажется таким легким. Женщина подвернулась случайно, а вот Уиллис считался матерым зверем с опытом тайных операций. Очевидно, жизнь на пенсии не пошла ему впрок, он слишком быстро уступил – никакого азарта, даже обидно.

Оставалось надеяться, что завершение операции будет поинтереснее. Как сохранить высокую кондицию, если объекты даже не оказывают сопротивление?