Ген деструктивного поведения

Экстренный вызов

Я отдыхал вдали от городской суеты, уехав с семьёй на дачу. Отпуск мой проходил размеренно и однообразно. В санаторий я не поехал, хотя жена меня и уговаривала это сделать, но активный отдых был для моей натуры намного приятнее, нежели утомительное каждодневное лежание на песчаном пляже под палящими солнечными лучами.

Не прошло и половины отпуска, как в один из дней на дачу, где я отдыхал, прибыл посыльный из Управления. Он протянул запечатанный сургучом пакет, чем несказанно удивил меня, ибо за много лет службы такого ещё никогда не бывало. «По всей видимости, случилось что-то очень важное, иначе не стал бы генерал присылать за мной фельдъегеря, а просто вызвал бы по телефону», — подумал я про себя. В пакете находилась одна всего лишь коротенькая записка, где говорилось, что мне предписывается прибыть сегодня же вечером по указанному в ней адресу. Конспиративных квартир у Главного управления было много, но та, на которую мне следовало прибыть, считалась особенной, потому как на ней обычно происходили конфиденциальные встречи с нашими особо ценными агентами, причём, как правило, встречался с ними сам генерал, начальник военной разведки.

Машина пришла к трём часам по полудни. Сборы заняли буквально несколько минут. Для жены мои неожиданные отъезды и командировки стали обыденным делом, поэтому она не удивилась, когда сегодня на нашу дачу прибыл посыльный, хотя по её глазам я заметил, что эта моя поездка и спешный вызов на службу взволновал её не на шутку.

Ровно в пять вечера я был по указанному адресу. Мне даже не пришлось звонить, потому как генерал, начальник нашего Управления, открыл дверь так быстро, словно стоял за ней и сторожил, когда я приеду. Он впустил меня и, осторожно прикрыв дверь, закрыл на замок и навесил цепочку. «К чему такие предосторожности и конспирация? Прямо как в кино про шпионов!» ― только и успел подумать, как генерал, будто угадав мои мысли, серьёзно, без тени сарказма, сказал:

― Бережённого и Бог бережёт! Мало ли что!? Ты, давай проходи! А то мы тебя прямо заждались.

― Почему мы? Значит генерал не один? — Возникла в голове вполне естественная мысль. Я многозначительно посмотрел на часы, на что генерал заметил: «Это так к слову. Ты никогда не опаздываешь. Знаю!» Он направился в гостиную, в которую следом за ним вошёл и я. Там на огромном старинном диване сидел незнакомый мне человек. При моём появлении он встал и пошёл навстречу. Того короткого времени, что незнакомец приближался ко мне, было вполне достаточно, чтобы успеть внимательно и относительно подробно рассмотреть его. Определённо мы с ним никогда и нигде не встречались. На лица у меня была феноменальная память, можно сказать фотографическая, я мог через несколько лет вспомнить лицо человека, которого видел единожды, пусть даже на фотографии или мельком в толпе. Этого человека я не видел никогда. Незнакомец был выше среднего роста, довольно широк в плечах, в нём чувствовалось крепость не только тела, но и духа, короче говоря, вся его внешность внушала мне доверие и тем самым заслуживала моё к нему расположение. Мы молча пожали руки, испытывая, видимо, взаимную симпатию. Открытая и дружелюбная улыбка гостя не позволяла думать о нём плохо, хотя порой первое впечатление и бывает обманчиво, но мне не хотелось обманываться в своих предчувствиях относительно незнакомца. Впрочем, будущее показало, что моё шестое чувство меня не подвело.

― Ну, давайте как старший по званию и возрасту познакомлю вас, ― весело пробасил генерал. Он указал на меня первым рукой и сказал:

― Мой лучший офицер, полковник Павлов Александр Владимирович! Начальник отдела специальных операций, он же командир отряда. Послужной список длинный — от Ливана и до Афганистана с короткими остановками в Латинской Америке, Анголе, Эфиопии, Вьетнаме и прочее. Сам потом расскажет при случае!

Начальник Управления остался доволен тем, как представил меня своему гостю, который при этом внимательно смотрел мне в глаза, чем вновь вызвал моё уважение. Я всегда относился с подозрением к людям, которые при разговоре или знакомстве смотрят в сторону, а не глядят своему собеседнику в глаза.

― Полковник Климов Владимир Александрович, из Комитета государственной безопасности, ― представил генерал своего гостя, ― доверенное лицо Председателя.

Я удивлённо вскинул брови, но начальник Управления ничего не ответил на мой немой вопрос, так как несколько дней назад также был несказанно удивлён, когда, придя рано утром в свой кабинет, снял трубку настойчиво звонившего телефона.

Неожиданное продолжение

Время было раннее. Приёмная пуста. Помощник начальника Управления ещё не пришёл. Телефон настойчиво и призывно гудел, требуя снять трубку. Это был аппарат прямой правительственной связи с руководством страны, называемый в обиходе «кремлёвкой». По нему можно было связаться с начальником разведки, минуя приёмную: помощника и адъютанта. Телефонный зуммер генерал услышал в коридоре, когда шёл в свой кабинет.

— Значит, кто-то не хочет, чтобы в моей приёмной знали о звонке, и этот кто-то не президент страны и не премьер! Чего бы им звонить мне в такую рань? — чисто подсознательно подумал генерал, взглянув машинально на большие старинные напольные часы, стоявшие в приёмной. Они показывали без четверти семь утра. Звонивший, должно быть, знал, что начальник Управления приходит на службу много раньше своих помощников. Обычно к руководству или другому высокому начальству на совещания, для доклада или какое-либо другое заседание его вызывали нарочным, реже звонили из администрации президента, но не лично президент, а, как правило, его помощник. Генерал тяжело вздохнул, садясь в кресло. За долгие годы службы в разведке ему пришлось работать со многими руководителями государства, но нынешние начальника Управления просто удивляли, а некоторые просто раздражали своей многословностью, поверхностным суждением по важным проблемам и вообще легкомысленным отношением к серьёзным государственным проблемам. А как было думать по-другому, коли все разведданные, аналитические справки и прочие важные секретные документы, готовящиеся в его ведомстве силами и трудами многих десятков и сотен сотрудников, абсолютно не интересовали руководство страны. Это не удивляло генерала, ведь пришли молодые и амбициозные политики, новое мышление которых требовало и новые подходы к проблемам и новых советников.

— Слушаю, Корабелов! — бросил короткую фразу в телефонный аппарат генерал.

— Доброе утро, товарищ генерал! Простите за столь ранний звонок. Вас беспокоит полковник Климов из Комитета государственной безопасности, помощник Председателя. Я по вопросу, который надо срочно обсудить лично с Вами! — прозвучала в ответ неожиданное предложение и одновременно просьба.

— Здравия желаю, товарищ полковник! К, сожалению, не имею чести Вас знать лично, и фамилия мне Ваша что-то незнакома! Но, тем не менее, чем обязан? Что это вдруг за срочное дело ко мне у вашего руководства? — спросил генерал звонившего, про себя подумав, — с чего бы такое интригующее предложение о встрече? Конкурирующая фирма никогда раньше не проявляла к нему личный интерес, а здесь неожиданно вдруг важное дело. Но, если оно отлагательства не требует, почему же Председатель не лично позвонил ему, а через помощника? Не всё так просто! Значит, произошло весьма нечто важное, какое-то срочное событие заставило их поступить так, иначе, для чего, ни с того, ни с сего, представителю Комитета понадобилось со мной встречаться? Вполне вероятно, что Председатель лично сам пока засвечиваться не желает, вот поэтому и приказал помощнику прозондировать почву, — прикидывал генерал про себя. Он даже не сомневался в том, что сейчас полковник из Комитета наверняка попросит о личной встрече. За много лет службы в разведке генерал Корабелов научился понимать людей чисто интуитивно уровне. Так оно и получилось.

— Я бы хотел с Вами встретиться по конфиденциальному вопросу, — раздался в трубке голос звонившего.

— Хорошо, полковник! Приезжайте. Я сейчас дам команду дежурному по Управлению, чтобы Вас встретили внизу и проводили ко мне в кабинет, минуя помощника. Вы когда хотите подъехать? Прямо сейчас? Хорошо! Не забудьте тогда взять с собой своё служебное удостоверение, предъявите его на входе.

— Товарищ генерал-полковник, а возможен ли другой вариант?

— Да?! — удивлённо протянул начальник разведки, — это какой же?

— Давайте встретимся на нейтральной территории? Ну, скажем где-нибудь в городе. Мне очень не хотелось бы, чтобы о нашей встрече узнали посторонние люди, даже если это будут Ваши сотрудники.

Начальник Управления, услышав столь странную и необычную просьбу, даже хмыкнул про себя, он не ожидал, прямо скажем, такого поворота в разговоре.

— Действительно, наверное, произошло очень уж что-то экстраординарное, если у помощника Председателя КГБ возникла такая необычная, даже странная просьба, — подумал генерал Корабелов, а вслух сказал, — ну, что ж, хорошо, давайте встретимся послезавтра. В воскресенье. Утром, часов в восемь, на площади Суворова, в парке. Если что-то измениться в планах, то сбросите тогда информацию мне на пейджер или позвоните по мобильному телефону, я сейчас Вам продиктую их номера. Да, машина у меня будет не служебная «Волга», у зятя возьму. Она у него…

— Товарищ генерал-полковник, я знаю Ваши телефоны и номер машины зятя начальника военной разведки тоже.

После этих слов в телефонной трубке раздались короткие частые гудки. Генералу даже показалось, что его собеседник излишне быстро прервал их разговор.

— Видимо, действительно помощник Председателя не хочет афишировать своей предстоящей встречей со мной. Очень интересно!

В воскресенье без четверти восемь утра генерал Корабелов подъехал в назначенное место. Начальник Управления естественно надел штатскую одежду. Ну не мог же он ранним утром гулять в центре города в форме генерал-полковника, не вызывая при этом ненужного любопытства у посторонних прохожих и не только у них.

Оставив машину на стоянке около театра, начальник Управления пошёл в парк. Генерал предполагал, что полковник из Комитета догадается найти его именно здесь, ведь не у памятника же великому полководцу было встречаться им. Корабелов, не торопясь, шёл по аллее. На парковых скамейках сидели бабушки с внуками, детишки постарше стайками бегали по газонам за мячом, здесь же, примостившись на лавочках, играли старички в домино, собрав вокруг себя зевак и болельщиков, ожидавших очереди. По аллеям проходили редкие прохожие. Генерал прогулялся несколько раз по дорожкам парка, он специально приехал чуть раньше назначенного времени.

— Ничего подозрительно не наблюдается, всё тихо и спокойно, — по старой профессиональной привычке отметил про себя Корабелов. Когда он решил уже, было, присесть на свободную скамейку, сзади неожиданно раздался приятный баритон: «Здравия желаю, Иван Фёдорович! Я полковник Климов». Генерал обернулся и внимательно посмотрел на полковника, который подошёл к нему тихо и незаметно.

— Тоже, поди, приехал пораньше, чтобы оглядеться? — одобрительно хмыкнул про себя Корабелов. Начальник Управления всегда доверял своему внутреннему чутью и первому впечатлению. Эти два чувства никогда не обманывали генерала относительно будущего его отношения к человеку. Вот и сейчас полковник из Комитета ему понравился с первого взгляда, что бывало крайне редко. Высокий, стройный, открытый взгляд, сильное рукопожатие. Генерал, сам, будучи физически сильным человеком, не уважал, когда мужчина, а офицер тем паче, подавал кисть лодочкой и при этом осторожно, вяло, как бы даже почтительно пожимал начальству руку. Это был верный признак слабости духа и характера. К тому же генерал не переносил приветствия типа «добрый день или привет» и прочее, ибо считал, что человеку при встрече всегда надо желать здоровья, а потому и говорить следует или «здравствуйте», или лучше всего «здравия желаю», как это принято в армии.

— И Вам здоровья желаю, полковник! — ответил Иван Фёдорович на приветствие полковника. Они недолго помолчали.

— Зовут-то, Вас, как? — спросил добродушно генерал, что говорило о хорошем расположении начальника разведки, и Климов это понял сразу. Перед звонком к начальнику военной разведки он самым подробным образом постарался узнать всё возможное о генерале, что только было в его силах и возможностях, а возможности у помощника Председателя КГБ СССР были весьма и весьма большими.

— Владимиром меня родители назвали, товарищ генерал-полковник, — ответил Климов.

— А батьку как? — Вновь спросил Корабелов.

— Отца моего Александром нарекли!

— Прекрасно! Стало быть, ты у нас Владимиром Александровичем зовёшься, — перешёл генерал сразу на «ты». — Ну, а моё имя тебе известно. Ты прости, что я с тобой так фамильярно. Официально-то обращаться друг к другу не стоит, тем более, что мы в цивильной платье и в парке, а не в кабинете, правильно я говорю? — Пробурчал Корабелов. Генерал чуть подвинулся, хотя лавочка, на которой он сидел, была пуста, но он сделал это, как бы приглашая полковника присесть рядом.

— Ну, о чём ты, Владимир Александрович, хотел поговорить со мной? Перейдём сразу к делу, не люблю я этих тягомотин всяких! Давай сразу и по существу вопроса, договорились?

— Как скажете, Иван Фёдорович! В вашем Управлении, я уверен, имеются какие-либо данные на новую разработку психотропного оружия, которому американцы дали рабочее называние «ген деструктивного поведения»? Все работы, как нам стало известно, проходят под прикрытием и контролем ЦРУ.

— А что собственно Вас волнует, уважаемый Владимир Александрович? — удивлённо подняв вверх свои густые брови, спросил генерал своего собеседника.

— Вы абсолютно правы, что не хотите отвечать на мой вопрос, мало ли кого наша служба может подослать и с какой целью! Сразу оговорюсь, что я пришёл по собственной инициативе. Председатель не санкционировал мою встречу с Вами. Более того, он даже не знает о ней. — Заметив, как удивлённо взметнулись вверх брови генерала, Климов поспешил добавить. — Вернее он мне предоставил полномочия ещё месяц назад и предупредил, что я могу действовать от его имени, но письменных указаний на сей счёт у меня, конечно же, нет. Верить или не верить — это Ваше дело. Поэтому, товарищ генерал, я всё подробно изложу, а потом Вы сами решите, помогать мне или нет! Только сразу же оговорюсь, что одному мне не справиться с решением этой задачи, слишком уж она трудна. Прошу поверить мне, что это никакая не провокация в отношении военной разведки или лично Вас. — Полковник после этих слов замолчал, как бы собираясь с духом, дабы изложить своё дело, за которым и попросил начальника Управления встретиться с ним.

— Более года назад по линии ПГУ¹ была получена информация о разработке в секретных лабораториях спецслужб США химического препарата с психотропным характером действия, с помощью которого можно запрограммировать человека на действия исключительно разрушительного характера. Разрушительного не в том смысле, что человек будет всё кругом крушить, ломать, или убивать всех вокруг себя, а просто действиями его можно будет управлять. Из Лондона так же по каналам нелегальной разведки мы получили сведения, что этот препарат уже использовали, но в очень малых дозах, против некоторых весьма важных государственных персон нашей страны и некоторых других государств. Препарат, как стало известно, им вводился периодически, то есть, прямо как на испытаниях. Есть данные, что применение прошло довольно успешно. Главный недостаток этого химиката состоит в том, что он пока очень нестоек и быстро разлагается после его введения в организм человека при взаимодействии с красными кровяными тельцами. Срок действия препарата не велик, но только пока. Наши эксперты полагают, что они их решат в ближайшее время, или уже не решили. Планы по применению препарата у нашего вероятного противника весьма обширны. Американцы ведь давние мастера по тайным операциям.

Генерал молча слушал Климова, ни разу не перебив, не задав ни одного вопроса, и только после того, как полковник закончил Иван Фёдорович тихо сказал: «Ну что ж, аналогичные данные поступали и к нам, но в очень сжатом виде, мы ведь занимаемся немного другими вопросами. От военной разведки что требуется? Военный потенциал противника знать, его возможности и прочие военный секреты». Генерал, конечно же, имел довольно подробные сведения по производству этого препарата. Но не мог же он первому встречному, пусть даже полковнику из КГБ, пусть даже тот являлся помощником Председателя, рассказать обо всём, что известно ему, как начальнику Главному разведывательному управлению. Генерал Корабелов хотел чуть выждать, присмотреться лишний раз, чтобы окончательно убедиться в том, что полковник пришёл действительно за помощью, а не с какими-то другими сторонними целями и задачами.

— Иван Фёдорович? Ну, Вы же видите, что творится в стране! Порой мне кажется, что этот препарат, чёртов, уже применён против нас всех, и мы скоро просто исчезнем, предварительно сломав и уничтожив в своём собственном доме. Химикат, который они производят, наверняка, попадает в самом ближайшем будущем в организм именно того человека или тех людей, кто им нужен. Я даже убеждён, уверен на все сто, что этот самый «ген деструктивного поведения» уже каким-то образом попадал туда, куда следует. Все события это подтверждают. Посмотрите! Ведь разрушение страны идёт сверху, причём с самого верху!!! Но отгородить непроницаемой стеной нашего президента от всего мира, а особенно от его помощников и советников, мы не можем. Я Вам должен сказать, что руководство Комитета в конце прошлого года санкционировало использование одного нашего спецподразделения на уничтожение места производства препарата. Нами была обнаружена секретная лаборатория. Мы хорошо проработали всю операцию, привлекли достаточное количество сил и средств. В начале лета нами была послана боевая группа, шесть человек, из состава диверсионного подразделения внешней разведки КГБ для ликвидации секретной лаборатории. Но! К сожалению, наши люди все то ли погибли, то ли их арестовали? Нам даже не известно. Исчезли без следа. Есть подозрение, что ребят сдали ещё до прибытия туда, — не на шутку разволновался полковник, и генерал это заметил.

— Я хочу Вам сказать, Иван Фёдорович, — продолжил после небольшой паузы Климов, — что в нашем высшем руководстве есть люди, которые тут же сообщают своим друзьям за океан всё! Понимаете? Абсолютно всё! После гибели наших ребят мы их даже вычислили, но поделать ничего не смогли. Они находятся под защитой закона и государства, кто-то из них депутат, кто-то министр, кто-то помощник или советник, ну прямо хоть несанкционированный отстрел начинай. А что делать? Комитет сейчас не тот стал. А Президент наш очень хочет премию мира получить, поэтому его помощники нам не дают шага ступить без доклада, санкции, согласований и прочих бюрократических препонов. Полный контроль президентских чиновников. Ваша же организация под таким прессом не находится, но это пока, товарищ генерал. Думаю, что военная разведка в этой очереди на реформирование следующая. Ведь она у многих стоит костью поперёк горла, особенно у наших западных друзей. В вашей структуре наверняка есть спецназ, помогите нам, вернее помогите стране, и это не громкие слова. С ответом Вас не тороплю, товарищ генерал, но время уходит. Вот мои телефоны. Звонить я Вам не смогу, простите! Сейчас знаете, сколько доброхотов появилось, первыми прибежать и доложить? До встречи, Иван Фёдорович!

Сказав эти слова, полковник Климов встал с лавочки, пожал протянутую руку генерала Корабелова и быстро, не оглядываясь, пошёл по парковой аллее к выходу.

Начальник разведки долго размышлял о предложении полковника из Комитета. Конечно, генерал, как начальник Управления, знал многое. Обстановка в стране складывалась неблагоприятная. Ему ежедневно ложились на стол секретные шифровки с докладами о том, что в последнее время западные спецслужбы стали работать особенно интенсивно, даже, можно сказать, нагло и нахраписто. К его офицерам, работавшим не только за рубежом, но и внутри страны уже в открытую, не маскируясь и не стесняясь, подходили сотрудники иностранных резидентур и предлагали негласное сотрудничество. Он и сам прекрасно видел, что творилось в стране в последние годы. «А что, собственно говоря, мне терять? Скоро на пенсию, и так уже отслужил более сорока пяти лет, — усмехнулся про себя Корабелов и снял телефонную трубку аппарата «ОС»². «Приёмная Председателя КГБ, у аппарата помощник», — раздался в аппарате знакомый баритон полковника Климова. Начальник Управления коротко бросил в микрофон аппарата всего лишь три слова: «Согласен! До встречи!»

* * *

Климов взглянул на календарь. Пошёл уже третий день после его разговора с начальником разведки. Скоро уже рабочий день закончится, завтра воскресенье, а генерал Корабелов всё не звонил.

— Может быть, не поверил в мою искренность, подумал, что провокация? А почему он, собственно, должен был мне поверить? Мы с ним никогда и нигде не встречались, время сейчас такое, что со знакомыми людьми опасно откровенничать, — раздумывал полковник, собирая на столе бумаги и укладывая их в свой сейф. От невесёлых раздумий Климова оторвал телефонный звонок. Аппарат зазвонил так резко и неожиданно, что он даже вздрогнул. У полковника тревожно забилось сердце: «А вдруг генерал?» Климов поднял трубку и собирался, уже было, сказать: «Приёмная слушает», — как его прервал низкий голос генерала Корабелова. Этот хрипловатый, тихий и неторопливый бас начальника военной разведки полковник узнал бы из тысячи других, потому, как в глубине души надеялся, что генерал ему всё-таки позвонит. Климов очень обрадовался. Он даже хотел поприветствовать Корабелова, но не успел, ибо услышал в трубке короткую фразу: «Согласен! До встречи!» После этого короткие гудки, раздавшиеся сразу же вслед за этим, возвестили об окончании разговора. Но для Климова и этой короткой фразы хватило понять, где и как они должны вновь встретиться. Он сразу догадался о генеральской хитрости, если время встречи не назначено, то, значит, она произойдёт в те же самые часы, что и три дня назад. Климов посмотрел на часы, стрелки перевалили за полдень: «Всё просто! Сегодня уже поздно, стало быть, завтра, утром в восемь, в парке. А потом, видимо, генерал решил проверить и мою догадливость?»

* * *

— Здравствуйте, Иван Фёдорович! — весело проговорил Климов, увидев генерал-полковника. Начальник Управления имел привычку каждое утро перед работой гулять в парке.

— Спасибо! И тебе не хворать, полковник! В пять вечера в субботу приедешь вот по этому адресу. Там у меня кое-что имеется по нашему делу.

Генерал, заметив, как взметнулись вверх брови Климова, когда он сказал последнюю фразу «по нашему делу», усмехнувшись, добавил: «Не оговорился я полковник, не оговорился, а ты не ослышался. Именно по нашему делу, подчёркиваю, по на-ше-му. Есть такие в жизни моменты, которые являются как бы проверкой человеческой совести. Именно они проводят ту черту, через которую переступать нельзя. Я ведь, как и ты, справки кое-какие навёл о тебе, конечно. Ты обо мне, а я о тебе. Не надо, не надо делать такие глаза, клясться не надо, что этого не было, не дети ведь. Мы оба рискуем головой, а поэтому я на тебя не в обиде, что старого генерала проверял, даже похвалить готов. Всё правильно! Закон разведки, что гласит? «Доверяй, но проверяйся!» Мало ли что за столько лет случиться может. Я знавал людей, которые за линию фронта ходили десятки раз, в банды оуновцев³ и к бандеровцам внедрялись, смерти не раз в лицо глядели, а через много лет трусами становились и полными подлецами. Всякое бывает. Ты, парень надёжный, как я понял, теперь дело за самым малым осталось, моим ребятам понравиться. А это весьма трудная задача. Я долго думал, кому поручить можно такое дело. Сам понимаешь, они ведь не вернутся процентов на восемьдесят, а то и на все сто. Добровольцы нужны, добровольцы и только, понял? Здесь приказом дела не сделаешь!

— У Вас, Иван Фёдорович, в распоряжении целые бригады спецназа имеются, в каждом округе. Говорят, специалисты классные! Что же там не найдётся с десяток ребят. Я ведь отсиживаться здесь, в Москве, не собираюсь. Тоже пойду с ними!

— Если ещё возьмут тебя с собой, а то быстрый какой? Пойду! Какой от тебя толк, полковник? Пушечное мясо в этом деле им не надобно — это первое. Бригады-то у меня, действительно, есть, и говорят-то о них много чего, да только не те это специалисты. Солдата, который срочную службу проходит, туда не пошлёшь, правильно? Офицеров из бригады так же нельзя трогать, информация сразу пойдёт, а там, естественно, разговоры кто, куда, почему, для чего и прочее. Но есть у меня один отрядик, небольшой такой, малюсенький, как говорится, мой личный резерв. Про него даже мой первый заместитель ничего не знает, не должен, конечно, до поры до времени, но тебя с ними придётся познакомить. Вот этих ребят можно попробовать, но только при одном условии, если они захотят сами. Неволить и приказывать никому не буду! Ладно, потом поговорим об этом! До встречи — Корабелов дружески хлопнул Климова по плечу, и направился к выходу из парка.

Начальник Управления не стал лукавить с полковником. Генерал прекрасно понимал, какие последствия ожидают их в случае провала, а поэтому сразу расставил все точки над «i». Климов рисковал больше, нежели он, начальник разведки. «Ну, что со мной сделают? Могут уволить на пенсию, да через год и так надо уходить, уже и так засиделся, ведь всё-таки шестьдесят пять. Увольнение — вот и всё наказание. А у того вся жизнь впереди. Загубить можно в два счёта, а такие ребята, как он, потом обязательно будут востребованы, их честность, порядочность, профессионализм. А то кто пошёл нынче вверх — сплошная серость. Время политической шантрапы!» — про себя размышлял Корабелов, сидя в салоне служебной машины. Генерал действительно наводил справки о помощнике Председателя КГБ. В Управлении даже нашлись офицеры, которые знали и помнили Климова, но тогда ещё майора, по Афганистану. Полковник служил в качестве советника сначала заместителя начальника, а потом и начальника управления Министерства государственной безопасности по провинции Герат. Армейские разведчики характеризовали его положительно: за чужими спинами не отсиживался, с афганцами в боевые рейды ходил, с войсковыми ребятами развединформацией делился. Для генерала рекомендации его подчинённых значили очень многое, а если быть точнее, то они имели решающее значение его согласия на встречу с Климовым.

Поднимаясь по лестнице в кабинет, генерал про себя подумал: «И куда я на старости лет лезу? Уйти что ли завтра на пенсию? Написать рапорт и на дачу рыбу ловить, по грибы ходить, на охоту ездить. Да нет поздно, уже ведь дал согласие. Если откажусь, какой пример подам этому молодому офицеру? Чего уж теперь плакать по волосам, когда голову на плаху положил!»

На конспиративной квартире

Мы прошли к большому круглому столу, стоявшему прямо по центру комнаты. «Раньше его тут не было, — отметил я чисто машинально наличие новой мебели, — но, по всей видимости, специально привезли для нашей беседы. Серьёзные, серьёзные дела разворачиваются. Стол, такой большой, для обедов не привозят!» Я не обманулся в своих предчувствиях, когда увидел, что лежало на нём. На полированной поверхности стола, разложенные по нескольким стопкам, находились различные документы, схемы, карты, фотографии. Видимо, до моего приезда начальник Управления и полковник из Комитета уже обговаривали кое-какие аспекты предстоящего дела. Сомнений в том, что речь идёт о планировании какой-то важной операции, не было, в противном случае генерал просто не стал бы тогда вызывать меня, командира отряда специального назначения. Начальник Управления заговорил первым, как и положено это было сделать ему, старшему по званию и по должности. Он немного прокашлялся, словно собирался зачитывать доклад, такая уж у него привычка выработалась с годами, и начал: «Торопиться не будем, надо всё подробно и обстоятельно обсудить, чтобы потом, когда начнём работать, комар носа бы не подточил. Ответственность всю беру на себя, не вам же, полковникам молодым взваливать её на свои плечи, поэтому можете быть спокойными и на всякие мелочи не отвлекаться. Сразу же хочу предупредить тебя, Александр Владимирович, что шансов у тебя после завершения операции выйти обратно, домой, близки, я бы даже сказал, равны практически нулю, да и само выполнение под большим сомнением, хотя я верю в успех нашего предприятия, коли, ты возьмёшься за это дело. Приказывать я тебе не могу, не хочу, да и не буду. Если согласишься пойти, то исключительно добровольно. Ребят с собой следует взять толковых. Ведь пойдут с тобой на…, короче говоря, на очень опасное дело пойдут! Вот собственно с чего я хотел начать».

Полковник из Комитета, глядя мне в глаза, добавил: «Сразу хочу поставить в известность Александра Владимировича, что Председатель наделил меня огромными полномочиями в рамках нашего ведомства, поэтому с нашей стороны мы готовы предоставить вам любую, я подчёркиваю, любую информацию, которая имеется в распоряжении службы или будет получена при помощи её возможностей. Кроме информации, можете располагать всеми нашими силами и средствами оперативного характера. Материальные ресурсы ведомства и научный потенциал так же в полном вашем распоряжении».

— Ого-гошеньки-го-го, ― подумал я, ― серьёзное, стало быть, дело намечается, коли сразу, с порога, разговоры пошли такие.

К тому же было видно, что генерал здорово нервничает, даже пуговицу на рубашке забыл застегнуть и папиросу пальцами размял до такой степени, что табак весь просыпался через гильзу на стол и ему на брюки.

— Особый период намечается? Но, тогда бы весь отряд собрали! Хотя для чего? Ведь задачу можно поставить и мне одному? Ладно, сейчас узнаю в чём тут суть, — по привычке начал я свои рассуждения, но долго раздумывать не дал Иван Фёдорович. Он строго взглянул на меня, будто угадал, о чём я думаю, и, покачав головой, продолжил: «Прошу не отвлекаться даже в мыслях, товарищ полковник. Особым периодом не пахнет. Дело совершенно в другом. По линии научно-технической разведки из весьма надёжных источников к нам в Управление поступила интереснейшая информация. Кстати, аналогичные сведения также по своим каналам получены и внешней разведкой Комитета. Суть той информации состоит в следующем. С территории Турции наши нынешние заокеанские «друзья» планируют провести акцию, последствия которой можно было бы использовать в будущем…»

Я прекрасно знал, что перебивать старших нехорошо, а генералов и начальников тем более, но как всегда не удержался и вставил свою мысль, высказанную вслух: «Неужели, всю нашу водку собираются скупить или ликёроводочные заводы страны обанкротить? Так ведь нас этим не испугаешь, самогон начнём варить».

Начальник Управления опешил от моей фразы и становился с открытым ртом на полуслове, а полковник из Комитета громко засмеялся. Я после этого понял свою оплошность и даже сам немного испугался нетактичной шутки. Генерал же хмыкнул себе под нос и покачал осуждающе головой, мои шутки-прибаутки всегда ему нравились, и он не обращал на них внимания, но в этот раз, напустив на себя строгость, сказал: „Александр, ты прямо как ребёнок, ей богу! Ну, что подумает человек из серьёзного ведомства, а подумать он может только…” — генерал сделал выразительную и весьма многозначительную паузу, осуждающе покачивая при этом головой из стороны в сторону.

— Извините, товарищ генерал, что перебиваю Вас, ― не дал договорить ему Климов, с трудом сдерживая желание вновь рассмеяться. ― Не ругайте полковника! Наоборот, очень приятно, что ваши люди даже при обсуждении столь важных и трудных вопросов не теряют чувства юмора. С такими намного приятнее иметь дело, честное слово!

Я внимательно посмотрел на Климова, старясь понять, говорит ли тот от души или так, ради приличия, чтобы меня выгородить? Это было важно понять. Ведь нам предстояло делать одну работу вместе, поэтому и хотелось подробней изучить характер и настроение этого неизвестного человека. Пока комитетчик⁴ мне нравился. Мы с генералом частенько разыгрывали и не такие спектакли, чтобы разобраться в людях, с которыми приходилось беседовать или раскручивать для дальнейшего использования. Полковник мне был симпатичен своей искренностью, с ним можно было иметь дело. Молчание наше длилось недолго. Генерал внимательно обвёл всех взглядом и далее уже голосом, когда прервать его я уже не посмел бы, продолжил: «Итак, на чём мы остановились? Ага, значит так, они собираются провести акцию с далеко идущими последствиями. На берегу озера оборудована секретная лаборатория. Всё выглядит там буднично и нормально, потому как замаскирована эта самая лаборатория под обычную турбазу. И самое удивительное, что она действительно функционирует, как самая настоящая турбаза, то есть на неё приезжают туристы, ходят по маршрутам, загорают, катаются на водных лыжах и гидромотоциклах, короче, маскировка отличная, лучше придумать невозможно. Места там просто прекрасные и живописные. Туристы едут туда на отдых с большим удовольствием».

Я не стал перебивать генерала своими добавлениями, а тем более вопросами, но про себя подумал: «Расписывает все прелести так, словно сам отдыхал на этом курорте».

Начальник Управления тем временем взял со стола большой пакет и со словами: «На, скептик, посмотри!» ― Протянул его мне. Я взял пакет и вскрыл его. Там находилась пачка цветных и чёрно-белых фотографий, на которых с разных точек и в различных ракурсах были изображены какие-то строения. Снимки отличались высоким качеством, на них всё просматривалось очень и очень подробно, видимо, специалисты поработали весьма основательно и добросовестно. Мои предположения подтвердились словами генералом, который сказал: «Это — объект нашего интереса и вашего проникновения».

— А разве в КГБ нет своего отряда? В Первом главке «Вымпел» — отличное подразделение! — Обратился я к генералу, рассматривая фотографии.

— Одна попытка предпринималась, но закончилась ничем, а если говорить точнее, то полным провалом. Но об этом потом полковника Климова расспросишь, — кивнул генерал в сторону стоявшего у стола офицера из Комитета государственной безопасности. — Ребята из военной и комитетовской разведок хорошо отработали свой хлеб и умудрились сфотографировать всю территорию турбазы со всех вероятных направлений, откуда можно было бы к объекту подступиться. Вот смотри! Здесь есть виды и со стороны озера, и с горных склонов, и с центральной автострады. Имеются фотографии и внутреннего расположения коттеджей. Внимательно, внимательно всё изучай! Пригодится!»

На столе также лежали чёрно-белые снимки, сделанные, по-видимому, из космоса, на которых можно было подробно рассмотреть расположение всех строений, стоявших на территории турбазы. Место нахождения лаборатории стало ясно сразу, как только я увидел именно эти снимки. Особняком от стройных рядов коттеджей, где, по-видимому, размещались туристы, находилось несколько отдельных строений. Они были отгорожены от основной массы домов зарослями колючих кустов, то есть живой изгородью высотой приблизительно метра два. Мне сразу пришла в голову мысль, что среди ветвей наверняка находились малозаметные препятствия и прочая электронная ерунда, не позволяющие проникнуть на объект, не подняв шума или тревоги на пульте охраны.

— Система безопасности там наверняка серьёзная! А что они, собственно говоря, там изготавливают или разрабатывают, если такая мощная охрана, и чего вдруг так испугалось наше руководство? ― Поинтересовался я у генерала и полковника, спрашивая их как бы одновременно.

— Сейчас тебе Владимир Александрович всё подробно доложит, а я тем временем самовар поставлю да чайку заварю, сидеть ведь всю ночь придётся, я, думаю, и днём прихватим ещё несколько часов, если не целый день. Обмозговать надо всё так, чтобы провала не было и чтобы домой всем вернуться, ― сказал генерал. Затем, немного помолчав, добавил, — по возможности, конечно, — и вышел из комнаты на кухню, оставив нас одних.

Климов встал из-за стола, подошёл поближе ко мне и чётко, по-военному, начал докладывать: «По нашим сведениям и по данным военной разведки, полученными агентурным путём и при помощи технических средств стало известно, что в лаборатории, расположенной на турбазе, разрабатываются опытные образцы химического вещества широкого спектра действия. Сейчас объём выпускаемого препарата ничтожно, но вскоре он начнёт производиться в большом количестве. Следует подчеркнуть, что производимый на турбазе химикат довольно опасный вид психотропного препарата, который в принципе в недалёком будущем можно будет использовать и качестве боевого отравляющего вещества перспективного действия. Способ и механизм его воздействия точно, досконально, не известен, но мы точно знаем, что этот препарат активно влияет на психику человека, его мозг и центральную нервную систему. У нас чисто случайно оказались десятые миллиграммы этого вещества. Наши химики произвели анализ и сделали соответствующие выводы по его фармакологии и прочих характеристиках. Но это не всё! Оказывается, лет пятнадцать назад в нашей стране производились аналогичные опыты. В психиатрии это вещество могло бы совершить переворот в лечении многих болезней, связанных с расстройством человеческой психики. Но потом работы были свёрнуты. Причины не известны, просто приказали свернуть работы без всяких объяснений и всё!

После небольшого расследования выяснилось, что причины те оказались самыми типичными и тривиальными, просто-напросто руководитель приревновал в будущей славе, а ученик не захотел поделиться — вот и все причины остановки, в конечном итоге, перспективной научной разработки. В институте микробиологии нам дали консультации по поводу тех работ и заявили, что они не привели к положительным результатам, не могли закрепить характеристики препарата или ещё что-то там — это вторая причина, почему работы свернули. Нами установлено, что в течение длительного времени американцы проводили эксперименты с аналогичным веществом и достигли положительных результатов. Сейчас применение препарата затруднено, ибо ввести его в организм человека можно только вместе с пищей, но ведётся и разработка новых способов воздействия препарата, например, через органы дыхания, через кожу и так далее. Разработчики придумали своему препарату довольно оригинальное название «ген деструктивного поведения». Опыты проводятся ими прямо на месте производства вещества, то есть на турбазе, непосредственно на отдыхающих. Им вместе с пищей дают препарат определённой концентрации и потом через некоторое время отслеживают результаты своих опытов. Некоторые отдыхающие находятся под контролем и наблюдением даже после окончания отдыха. Нам доподлинно известно, что вещество это оказывает влияние на человека и его психику на генном уровне, меняя структуру генетических процессов и программируя наследственность в нужном направлении и с определёнными необходимыми, я бы даже сказал, заданными качествами. Вообще механизм работы этого препарата весьма сложен, понять его можно только в случае наличия самого вещества или технологии его производства.

Почему это так нас интересует? Дело в том, что при введении препарата в организм, в нём начинают происходить непонятные процессы, но через какой-то отрезок времени при произнесении определённой ключевой фразы человек начинает подсознательно выполнять действия, порой не отвечающие даже его личным интересам, желаниям и убеждениям. Причём, эти действия будут носить абсолютно алогичный и деструктивный характер. Управлять в данном случае объектом воздействия можно через что угодно, например, посредством телефона, радио или телевидения, ну, наконец, даже с помощью поздравительной, праздничной открытки, на которой будет написан нужный текст. Представьте себе кто-то выступает с рекомендациями, скажем с телеэкрана, говорит, как следует решать те или иные экономические, военные, промышленные, политические, национальные и прочие проблемы, а слушающий потом их выполняет, точно и в срок. Сведения об успешных результатах проведённых опытах на людях у нас имеются. Результаты эти впечатляют до ужаса. При желании и соответствующих указаниях и директивах применить этот препарат можно даже на самом высоком политическом уровне, например, для воздействия на любого лидера иностранного государства, при этом главное, накормить его этим веществом. Вот и политика глобального контроля. Мечта «золотого миллиарда», для которого трудится весь остальной мир, сбылась. Здорово, да?»

— Интересно! Очень интересно! И отлично придумано, насчёт глобального и всеобъемлющего контроля! А почему американцы у себя не производят препарат, этот свой» дефективный ген»? Ведь на своей территории легче обеспечить безопасность, сохранность и прочее. Всё-таки здесь чужая страна, хотя и натовская, но работа слишком уж секретная, а в случае огласки, так ещё и скандальная. Представляешь, какой вой поднимется в мире, когда узнают об этом «дебильном» гене. Есть на этот счёт какие-нибудь мысли у дружественной организации? ― Как то незаметно друг для друга мы перешли на «ты».

— Конечно, с одной стороны правильно Турция — это их союзник по блоку НАТО…

После самоликвидации СССР и роспуска Варшавского Договора советские войска были выведены с территорий всех бывших социалистических государств и, таким образом, расформированы крупные воинские соединения, части и подразделения Южной, Центральной, Северной групп войск и Группу советских войск в Германии общей численностью около 1 миллиона человек и более 60.000 танков.

… Но это только с одной стороны, а с другой! Здесь всё намного тоньше и хитрее. Американцы, наши нынешние «друзья и союзники», не такие простачки, да и не были они никогда простачками-дурачками. Это мы со своим новым мышлением кажемся им таковыми, потому как всё им показываем и рассказываем. Я думаю, они правильно поступают. У себя в штатах для них больше вероятности засветиться перед своими журналистами, чем здесь. А если те пронюхают что? Представляешь масштабы скандала, который они раздуют, если обнаружат, что у них производят такой препарат и ещё испытывают его на американцах. А здесь глухомань, туристы приезжают преимущественно из Европы, причём восточной, а над такими как мы, мы же ведь для них люди второго, если не третьего, сорта, можно и поэкспериментировать, как над подопытными кроликами. Это — во-первых. Во-вторых, мы с Иваном Фёдоровичем думаем, что здесь легче им соблюдать режим охраны и обеспечивать контрразведывательное прикрытие: всё кругом просматривается, имеются у них и хорошие связи с местной полицией, которую прикармливают или даже содержат. Здесь любой, вновь появившейся человек, сразу попадает под наблюдение местных спецслужб. Маскировка очень удачная — под горный курорт. Но основное, почему они выбрали это место — шикарная просто возможность и благоприятные условия для практического применения разрабатываемого препарата с одновременным контролем результатов опытов. Ну, где ещё они нашли бы такое место? Если случится что, всегда можно оцепление выставить, блокпосты, патрули и вообще особое положение ввести.

— Понятно! А по поводу охраны? Система, порядок, режим — эти моменты известны?

По его взгляду я понял, что мой вопрос поставил в тупик не только полковника из Комитета, но и вошедшего в комнату генерала. Услышав мой вопрос, Иван Фёдорович нахмурил лоб, вынул из кармана брюк свою любимую вересковую трубку, которую курил в минуты наивысшего волнения, и, набивая её табаком от папирос «Герцоговина Флор», прошёлся в полном молчании несколько раз по гостиной. Молчание длилось довольно долго. Наконец, генерал сказал: «После неудачной попытки спецназа КГБ проникнуть на объект, шума было много, но нам официальных претензий не предъявляли. Ребята погибли все до единого, по крайней мере сведений, что они живы ни у Комитета и ни у нас не имеется. Вообще что и как там происходило, мы ничего не знаем. Режим охраны там, конечно, сменили: что-то усилили, улучшили и прочее, поэтому вам на месте придётся вскрывать систему и режим охраны объекта. С прежними схемами вас, конечно, ознакомят, но после той неудачной попытки они, естественно всё поменяли. И последнее, что б не оставалось никаких недомолвок и прочих недоразумений, мы должны сказать тебе, Александр, что действуем без санкции руководства страны. Вот так! На свой значит страх и риск. Тебя надо было, конечно, сразу предупредить. Владимир Александрович предлагал, да я чего-то не согласился. Извини, но можешь отказаться. Я пойму. Приказывать и посылать тебя на верную смерть не могу, да и не хочу. Если даёшь согласие, то тогда ты для всех в отпуске. Времени на подготовку до восемнадцатого августа. Крайний срок — к двадцатому числу. К этому времени группа должна быть готова, лучше чуть пораньше. Ещё раз повторяю, риск такой, что о нём даже думать не хочется, а не то, чтобы говорить, так что подумай, прежде чем согласие давать».

— Иван Фёдорович? А что вдруг так секретно? Разве для нашего руководства факт разработки принципиально нового психотропного оружия не важен? Для страны, например, для армии, для народа? Наконец, для будущего нашего и наших детей?

— А ты будто не знаешь и сам не видишь? Мы сейчас сильнее всего дружим с теми, у кого камень, целый булыжник, за пазухой. Кому и как прикажешь докладывать? Да его, вон, некоторые начальники, недавно назначенные, ― генерал кивнул на Климова, ― тут же на улицу Чайковского побегут! Да, да! Побегут! Межрегиональная депутатская группа вообще из американского посольства не выходит. Так что ставить в известность наше руководство нельзя. На всякий случай! Я не говорю, что всё наше руководство бегает…, но на всякий случай… Короче, действуем самостоятельно, на свой страх и риск. Некогда сейчас нашему руководству! Грызня у них там сейчас идёт на самом верху, грызня за личную власть. Вот так! Ну? Согласен?

— А как же полномочия? Блеф? — взглянул я на Климова.

— Тут ты можешь не беспокоиться, Александр. Всё, что я говорил про возможности Комитета — это правда. Все силы и средства задействованы и находятся в твоём распоряжении.

Он ещё хотел что-то сказать, но неожиданно генерал, перебив его, вступил в разговор: «Он же доверенное лицо. От имени того самого лица и действует!»

— А если кто проверит? ― Задал я естественный вопрос.

— Что ж, вопрос резонный. Ответ прост — вопросом на вопрос! А кто может, будет или посмеет приказы самого Председателя КГБ проверять и подвергать сомнению полномочия его помощника? Тем более всё проходит под грифом «совершенно секретно». Блеф, имеет место быть, но как говорил один умный человек: «Цель оправдывает средства», — ответил полковник Климов.

— Значит, как говорится, я смогу работать по своему усмотрению и по собственному плану, полная инициатива? — опять спросил я, обращаясь конкретно к генералу.

— Конечно! Только без самодеятельности и глупостей, ― ответил тот.

— Ну, это ведь совсем другой коленкор, ― сказал я обрадовано и весело, ибо от услышанной фразы у меня даже настроение повысилось, ― так бы сразу и сказали. А сколько вообще человек в курсе этого дела?

Иван Фёдорович поднял сжатую в кулак правую руку и распрямил, поочерёдно и, молча, указывая на каждого из присутствующих в комнате, три пальца. Это значило, что он, полковник Климов из Комитета и я. Немного помолчав, генерал добавил, глядя пристально мне в глаза:

— Помощи тебе, полковник, ждать будет не откуда, надеяться тоже не на кого, придётся только на себя, поэтому подобрать нужно людей надёжных и самых толковых. Приказывать не могу, на серьёзное дело идёте. Выбраться оттуда будет крайне сложно, но, правда, содействие пограничного спецназа Владимир Александрович обещал. У него там командир отряда хороший друг, однокашник. Здесь, на территории Союза, мы будем ждать вас во всеоружии, когда вы обратно пойдёте. Ох, и сложно же вам там будет! Кого думаешь взять с собой?

Я ответил быстро, практически не задумываясь: «Три человека думаю будет вполне достаточно для решения поставленной задачи».

Генерал и полковник из Комитета, не сговариваясь, переглянулись и вопросительно посмотрели на меня, видно их смутило моё решение взять с собой только двоих бойцов. Но не мог же я взять с собой весь отряд.

— Чем больше народу, тем сложнее остаться незамеченными для других.

— Один из троих, конечно, ты! — Сказал генерал. — Второй бесспорно Дед, то есть прапорщик Сокольников, а третий кто?

— А третьим будет майор Чернышёв, наш с прапорщиком крестник!

Майор Чернышов Алексей Николаевич

Группы армейского спецназа действовали всегда одиночно и скрытно. Они не выходили в эфир и вертолёты забирали их по сигналу радиомаяка, вылетая в заранее обозначенный район.

В тот день после завершения работы мы возвращались на базу. До района ожидания, откуда нас должны были забрать вертушки⁴. Желая сократить дорогу, я повёл группу несколько иным маршрутом, через заброшенный кишлак. Ещё не поднявшись на гребень горной гряды, с которой начинался спуск в долину, мы услышали ожесточённую перестрелку. Явно где-то недалеко от нас шёл жестокий бой.

На другой стороне долины у горного прохода, ведшего на сопредельную территорию, держали оборону наши десантники. Почему их было не более одного взвода, и отчего наших солдат не поддерживали с воздуха, нас тогда не интересовало. Мы видели, что десантники несут потери от превосходящего впятеро, а может вдесятеро, противника, а нам не возможно было оказать им какую-либо действенную помощь. Ведь расстояние в горах — это на равнине! В горах километр можно пройти за пятнадцать минут, а можно и за час, или за сутки, как повезёт! Так получилось и здесь. Мы в бинокли могли наблюдать за всем происходящим, но добраться и вступить смогли лишь через двенадцать часов, когда всё практически уже было закончено. Мне не пришлось увидеть, как молодой капитан, когда закончились патроны, поднял своих бойцов в рукопашную и сам лихо рубился с душманами⁵, калеча и убивая их своей сапёрной лопаткой.

На двух высотах, расположенных по бокам прохода, мы вскоре обнаружили погибших наших десантников. Живых среди них не было. Мы не имели с собой радиостанцию, так как, работая на ней, могли легко дать себя обнаружить, поэтому вызвать вертолёты у нас возможности не было.

Я собрал бойцов группы на импровизированное совещание. «Товарищи офицеры! По всей видимости, наши коллеги-разведчики случайно обнаружили этот проход в горах и поняли, что через него можно уйти, вот они и оседлали господствующие высоты. Мы видели, что их было здесь около взвода или чуть более. Погибших двадцать человек. Значит, остальных захватили в плен. Будем искать всё, что может нам указать, куда их потащили, ― приказал я бойцам и после небольшой паузы добавил, ― живых или мёртвых! На карте этого прохода нет. Ведёт он, предположительно в Пакистан. Свою задачу мы выполнили. Можем по прибытию на базу доложить о том, что здесь произошло, а мажем заняться поисками. У кого какие соображения?» Все офицеры группы высказались за поиски, не взирая на то, что мы сами почти неделю лазали по горам и практически не выходили из боёв. Таков уж закон боевого братства — не бросать своих. Мы сложили тела погибших ребят в одном месте, забросали их камнями и ветками деревьев. После чего установили радиомаяк, по которому сюда должны были прибыть вертолёты, закреплённые за моей группой.

― Командир, а ты не думаешь, что при отходе «духи» могли заминировать проход? — спросил один из офицеров. Вопрос был вполне резонный.

— Не думаю, хотя я, например, заминировал бы, ― вступил в разговор прапорщик Сокольников.

— А почему ты так думаешь, Дима?

— Потому, что «духи» уходили впопыхах, торопились, к тому же разведчики их здорово потрепали. К тому же они боялись, что их могут атаковать с воздуха.

— Логично! Но соблюдать надо все меры предосторожности. А потом, они думают сюда вернуться. Проход-то замаскирован. А разведчиков они уничтожили. Вот и получается, что свидетелей нет. Зачем же им тогда всякий раз мины ставить, снимать, ставить, снимать? Утомительно это и нецелесообразно.

Я выслушал соображения всех своих бойцов и сказал: «Думаю, что мины они не ставили, но максимальное внимание — это главное при передвижении. Тогда вперёд!»

Мы устремились в горный проход, который напоминал лабиринт Минотавра и заблудиться в нём можно было в два счёта. Несколько раз мы упирались в тупик, и нам приходилось возвращаться назад. Сил было потрачено очень много. Мы ходили, ползали, рыскали, кружили по горам, словно волки, но на след наших ребят всё-таки вышли. Правда, поиски заняли много времени.

К исходу дня мы вышли к одному кишлаку. Бандиты забрались сюда для отдыха после боя. Пленных солдат они держали в глубокой яме, вырытой под одним из домов в самом центре кишлака. Я лежал за камнем и вёл наблюдение за деревней.

— Командир! — Зашептал мне на ухо Димыч. — Ребят надо вызволять! Для них каждый проведённый час, день в плену смерти подобен.

— Один ты среди нас всех такой сердобольный нашёлся, а то я без тебя, что ли не знаю об этом, поучи курицу яйца нести! Как их только вытаскивать? Думаешь, мне их не жалко? — Немного грубовато огрызнулся я в ответ, обидев ни за что, ни про что своего друга. — Извини, Димыч! Но ты знаешь, что мы на пакистанской территории? Это ж потом скандал на международном уровне.

— Да прекрати ты! — ничуть не обидевшись, горячо на самое ухо зашептал Димыч. — Пропади он пропадом тот скандал. Скажем чуть что, мол, случайно здесь оказались. Командир! На войне как на войне! Я и один могу пойти, а там пусть хоть под трибунал отдают, мне будет уже наплевать.

― Случайно отклонились на тридцать вёрст? Горячку-то не пори! Один он пойдёт! То же мне, Рембо Шварценегеров. Все вместе пойдём. Даже если ты один пойдёшь, отвечать мне придётся. Помереть — оно дело не хитрое, особого ума не надо. Вот ребят вытащить — это совсем другая работа! А то один, умру, хоть под трибунал! Короче, всю предстоящую ответственность я беру на себя, а там, как судьба положит! Победителей не судят, так что ли говорят?

― Да, вроде, те слова Наполеону принадлежали, хотя, возможно, я и ошибаюсь, и они твои, ― зашептал прапорщик, повеселев от моих слов. Ну, что было делать, если Димка любил повоевать.

Душманов по моим расчётам было около шестидесяти — семидесяти человек, а может быть и более того. Нас в пять раз меньше. Силы, конечно не равные, но мы же ведь спецназ, поэтому наше преимущество — внезапность, подготовленность и вера в свои силы. Я нащупал на своём переговорном устройстве кнопку вызова и трижды нажал её. В наушниках каждого бойца группы прозвучал зуммер, звук которого означал работу исключительно на приём. После получения ответных сигналов о готовности к работе я передал всем команду: «Внимание! Начнём под утро! В оставшееся время вести наблюдение и проверить оружие!» Мне было понятно, что отдыхать бойцы не будут, какой бы приказ и от кого угодно они не получили бы его, ибо не то время и не та обстановка была сейчас, чтобы вот так лечь и спокойно уснуть. Все думали о наших мальчиках, которых предстояло освободить, причём желательно живыми. С наступлением утра, когда рассвет только начинал брезжить, мы начали спускаться с гор. «Духи» также поднялись очень рано. Они, по всей вероятности, не собирались здесь задерживаться, а торопились уйти подальше, ведь граница-то с Афганистаном была рядом. Видимо, тащить с собой раненных наших солдат представлялось им весьма тяжёлым и хлопотным делом, поэтому они начали их убивать. Бандиты стали расстреливать из пистолетов и автоматов наших восемнадцатилетних мальчишек с контрольным выстрелом в затылок. Мы были буквально потрясены, шокированы ужасом всего увиденного. Я ненароком посмотрел на своего друга Димыча и увидел, что по его щекам текут слёзы. Плакал не один он, плакали мы все, плакали, не стесняясь того, ибо слёзы те были слёзами негодования нашего и бессилия оттого, что мы слишком далеко и не можем, не в силах поспеть, дабы спасти своих, наших солдат. Последними словами я ругал себя зато, что не дал приказ на освобождение ночью, хотя в темноте мы, навряд ли, смогли бы успешно провести задуманную нами операцию. Слишком уж темна была ночь накануне наступавшего трагического утра. По цепочке я передал своим бойцам приказ: «Пленных не брать! Подонков этих, всех до единого, карать жестоко, казнить без жалости и сострадания. Акцию проводим тихо, без стрельбы. Ножи к бою! Я и капитан Лебедев замыкающие! После рукопашки действовать как всегда. Все в стороны, и мы с Сергеем начинаем работать из автоматов! Действовать чётко по расписанию и расчёту! Вопросов нет? Тогда вперёд!»

Это означало, что после нападения бойцы отряда должны были постараться максимальное количество противника положить тихо и без шума. Мы, то есть я и капитан Лебедев, должны были после того, как «рукопашники» отработают, положить из автоматов оставшегося в живых противника на землю и не давать ему поднять головы. Опустошив автоматные магазины, мы быстро отходили, дабы не помешать стрельбе отработавших ножами бойцов и не попасть в зону поражения их автоматов. Такие нападения нами отрабатывались не один раз, причём в различных вариациях, но на практике как-то не довелось применять и проверить своё умение. Сейчас же такой случай подвернулся.

«Духи» даже не успели ничего понять, когда через глиняный забор во двор, где они расстреливали наших ребят, на них напали неизвестные люди. Бандиты и стрельбу ответную не смогли открыть, ибо каждый из наших бойцов в течение буквально одной минуты расправился с тремя предназначенными ему душманами. Толчеи не было. Мои офицеры действовали отлажено и согласовано. Не зря, стало быть, тренировались на полигонах до седьмого пота. Но только всё равно мы опоздали.

Все наши пацаны лежали дружно в одном месте. Зрелище, представшее перед нашими глазами, было страшно и ужасно. Я не буду пересказывать в подробностях всё, что мы увидели, ибо не всякий человек сможет выдержать этот мой рассказ, да и мне самому вспоминать увиденное тогда в горном кишлаке не хочется, ибо горько становится от воспоминаний тех, горько и печально.

― Командир! ― Доложил капитан Стэнлер, ― это не база отдыха. Здесь у них штаб. Мы обнаружили мощную радиостанцию, склад боеприпасов и медикаментов, телефонный коммутатор на сто номеров и уйму документов.

― Отлично, Владислав! Документы с собой, остальное заминировать и сжечь! По радиостанции свяжитесь с вертолётчиками, дайте координаты и пусть приходят за нами сюда. Ничего страшного, мы всего-то углубились на 9 километров. Думаю, пакистанских пограничников здесь нет. Пока нет! Действуй Владик!

― Слушаюсь, командир! — Козырнул мне в ответ капитан.

Связь была установлена быстро. На базе волновались, ибо по сигналу нашего радиомаяка забрали ведь не мою группу, а погибших десантников. «Вы их всё-таки нашли? Молодцы! Только ваша группа на территории Пакистана, вы об этом знаете? Но я высылаю своих разведчиков вам на помощь. Дайте координаты!» — кричал командир полка так, что было слышно всем, кто находился рядом с радистом. Наши вертушки находились в аэродроме в Джелалабаде и должны были прилететь через час-полтора — это в лучшем случае. Мы стали переносить тела наших ребят в тень, когда вдруг по нам начали интенсивно стрелять, а группа охранения доложила, что попала под плотный огонь. Этого и следовало ожидать, ведь мы не смогли перебить всех «духов». Поэтому бандиты, скоро очухавшись, решили, по-видимому, отбить тела расстрелянных ими солдат и нас ещё пленить или убить в придачу ко всему. Нам было хорошо известно, что за каждого убитого советского солдата и офицера платили очень даже хорошие деньги, причём в долларах США. Кто платил? Ну, я думаю известно кто — наши «лучшие» друзья.

Мы находились почти на окраине деревни. Оборону держать в таком положении весьма затруднительно, особенно когда в группе всего-то и было двенадцать человек, пусть даже очень подготовленных. Одно дело внезапно напали, сделали работу и отошли, или господствующую высоту оседлали, когда противник внизу, пункт управления захватили, резиденцию чью-нибудь штурманули, а здесь было всё по-другому. Начинался самый обычный войсковой бой, который, к сожалению, мы не могли долго вести. Не наше это дело и не наша тактика вести затяжные боевые действия, но так уж сложились обстоятельства, что выбирать не приходилось. Мы находились за забором и на открытом дворе, а «духи» наступали на нас, используя естественные укрытия и деревья, растущие вокруг нашего убежища. Они могли легко и очень даже просто забросать нас гранатами, но видимо очень уж им хотелось захватить в плен «шаурави»⁶, жадность к деньгам душила их душманские души, поэтому и лезли они упорно и настойчиво, чтобы осуществить свой план. Нужно отдать бандитам должное, воевать они умели и довольно неплохо. Мы же старались не подпускать «духов» близко к дувалу. Но долго так длиться не могло. У нас появились первые раненые. «Дальше будет больше, — только успел я подумать, как что-то обожгло мою левую руку и отозвалось тяжёлой болью в плече. Пуля, пройдя навылет прямо под мышкой и к счастью не задев кость, на какое-то время вывела меня из строя. — Вот тебе и на! Сглазил сам себя, балбес! Ладно, хватить ныть, о деле надо думать! Вертолёты здесь сажать нельзя, их запросто подобьют. Но лётчикам не прикажешь, а они без нас отсюда не улетят, будут кружиться, пока керосина хватит, считают себя тоже спецназовцами, потому, как работают с нами уже почти год. За подлость посчитают и трусость уйти без нас. Вертолёты нужно встречать наверху, там есть удобная площадка. От деревни до неё полтора километра. Ох-хо-хо! И дорого же будет стоить нам эти две тысячи шагов!”― лихорадочно думал я, тщетно пытаясь перебинтовать руку, но это никак не удавалось сделать. Ко мне подполз капитан Андрей Гомонов: «Саша, ты как? Давай помогу! Тебе стоит сделать укол! Смотри! Кровь здорово хлещет, да и заражения чтобы не было». Только сейчас, после этих слов, я вдруг почувствовал, как рука начала неметь. Она стала для меня словно чужая. «Да, это хреново. От потери крови через пару часов может так поплохеть, что… Не дай Бог, конечно…, тогда…, а мне ребят выводить из боя надо, да убитых разведчиков вывезти всех! Всё верно, Андрюха! Ты давай перевязывай и рану получше обработай, укол я себе сам поставлю», ― прокричал я своему товарищу.

Бой тем временем разгорался с каждой минутой. Мы словно разворошили осиное гнездо. Впрочем, так оно потом и оказалось. Здесь находилась и основная база подготовки, и место отдыха, и штаб боевиков, но главное заключалось в том, что мы находились на территории Пакистана, поэтому и «духов» здесь было много, словно мух. Да и местные власти естественно подняли тревогу. Душманы будто тараканы ползли со всех сторон, перебегали от дерева к дереву, от камня к камню. Они неуклонно приближались к нам. Мы же держали оборону и старались не допустить противника на бросок гранаты. Конечно, в таких условиях продержаться можно было бы долго, но в конечном итоге при этом обязательно погибнуть. Только вот гибель, пусть даже геройская, в наши планы не входила. На одном участке обороны «духи» умудрились подползти к самому забору и прорвались внутрь двора, за дувал. Трое моих бойцов: капитан Лебедев, капитан Стэнлер и капитан Фомичёв, вступили с ними в рукопашную и, отбив атаку, передали мне по внутренней связи, что противник подтягивает артиллерию, несколько горных пушек, на прямую наводку и разворачивает миномёты. Это сообщение меня не обрадовало. Тут же пришёл другой доклад о том, что на восточной окраине деревни явно слышится звук работы двигателей, по-видимому, оттуда к центру выдвигается несколько танков или бронетранспортёров. Вдруг в воздухе послышался специфический воющий звук, который нельзя было спутать ни с каким другим, ибо такой свист может издавать только летящая мина. Разрыв последовал буквально через пару секунд, за ним второй, третий, а это означало, что нас могут накрыть в считанные минуты, ибо огонь открыла миномётная батарея. «Значит, на подмогу к бандитам подошли воинские части пакистанской регулярной армии, ибо у местной полиции навряд ли могли состоять на вооружении миномёты и танки с бронетранспортёрами. Ну, конечно же, захватить нас для них сейчас было архиважным делом, хотя бы лишь для того, чтобы раздуть потом политический скандал о вмешательстве, агрессии и прочих нарушениях суверенный прав», ― пришла в голову невесёлая мысль.

Действительно, как я и предполагал, на площадь напротив как раз того места, где мы держали оборону, выехал БТР и из своего крупнокалиберного пулемёта начал поливать свинцом по глиняному забору, который служил нам надёжным укрытием. Куски земли и глины брызгами полетели в разные стороны, но пули нанести особого вреда нам не могли. Забор-то был всё-таки сложен из камней. Но пулемётчик и не хотел нас расстрелять, у него была другая задача, он не давал нам поднять головы в то время, как «духи» начали быстро перебежками приближаться к забору, что служил моим бойцам защитой от пуль и осколков. У нас с собой было несколько переносных комплексов реактивных огнемётов «Шмель». Мы всегда в рейды брали с собой несколько штук этих эффективных снарядов, простых в обращении и непривередливых в хранении, так, на всякий случай. Сейчас они пригодились нам как никогда. В какой-то степени нам даже, можно сказать, повезло, ибо в подвале дома мы обнаружили и ручные гранатомёты с выстрелами. Бронетранспортёр был подожжён с первого выстрела. Владислав, то есть капитан Стэнлер, влепил ему гранату прямо под башню, отчего её заклинило, а кто-то в этот момент выстрелом из огнемёта попал в окно водителя, которое не было закрыто броневым щитком. БТР заполыхал сильным чадящим пламенем. Вскоре внутри него стали взрываться боеприпасы. Проехать к тому месту, где мы держали круговую оборону, стало практически невозможно. Горящий бронетранспортёр перекрыл всю дорогу, а сзади возвышались горы. Его теперь можно было или оттащить назад, или вытолкать на площадь, но для этого нужно было пригнать вторую машину.

― Только бы они это сделали, — думал я, — Господи, если ты есть, помоги нам! ― И Он помог. «Духи», или кто там ими командовал, решили оттащить бронетранспортёр на окраину кишлака. Сзади к горящей машине подъехал танк и зацепил его своим тросом. В этот момент мои бойцы своими меткими выстрелами прижали всех душманов к земле, а затем уже Димычу, капитану Фроликову и лейтенанту Трофимову удалось из огнемёта и двух ручных гранатомётов поджечь подошедший танк.

―Всё! Амба! Мы окончательно закупорили и забаррикадировали им улицу. Теперь к нам практически невозможно будет подобраться на боевых машинах, и это очень хорошо. Танк они и за два часа не смогут эвакуировать, а там ещё и БТР стоит, — обрадовался я, радостно потирая рукой по ноге, потому что моя левая практически висела плетью.

— Дед! А что там наши авиаторы? Они вылетели? Или какого там хрена? — закричал я громко, совершенно забыв, что моё переговорное устройство работает.

— Командир! Не кричи! Мои барабанные перепонки от твоего крика чуть не лопнули. Я связался с ними. Вертолёты в уже воздухе. Через минут десять-двадцать они будут здесь. Командир полка выделил для поддержки полроты десантников. Кроме наших вертушек, прилетят и боевые, — прокричал мне в ответ прапорщик, забыв, что мы переговариваемся по внутреннему радио..

— А чего ты кричишь? Хочешь, чтобы у меня также перепонки лопнули, Дима?

— Прости командир, по привычке! Я думал, ты меня не слышишь в шуме боя, а потом ты сам кричал, вот я и подумал, что у тебя со слухом что-то, ― перешёл он на нормальный тон.

— Ребята, — передал я команду, — отходим на площадку, что ещё утром определили для вертолётов, они сейчас прибудут. Убитых забираем с собой.

У нас просто не было другого выхода. Вертолёты здесь сесть не смогли бы, а если бы сели, то их наверняка сбили бы «духи». Оставлять найденных солдат мы также не могли, не для того же столько прошли и приняли столько лишений, чтобы сейчас бросить своих убитых пацанов. Хотя все мои бойцы были ранены или контужены, никто не возроптал на меня за принятое решение. «Нас двенадцать человек, погибших солдат — десять. Двое прикрывают отход группы. Остальные берут десантников. Со мной остаётся Стэнлер! Мы прикрываем отход! Ты слышал, Владислав? Остальные взяли ребят и вперёд к площадке, как можно быстрее. Ребята, прошу понять правильно и без обид, но если что со мной случится, то за меня остаётся прапорщик Сокольников. Он вас выведет! Вопросы есть?» ― отдал я приказ по внутреннему переговорному устройству.

― Командир, так нель…, ― раздался чей-то голос, и этот голос принадлежал моему закадычному другу, Димичу. Я знал, что тот собирается сказать, поэтому и прервал его, не дослушав. ― Разговорчики! Приказ не обсуждать. Я сказал, вперёд!

«Духи» пришли в себя слишком поздно. После того, как мы подожгли бронетранспортёр и танк, они залегли и стали осторожно к нам подкрадываться. Мы же под прикрытием огня и дыма смогли оторваться он них метров на двести. Мне и капитану Стэнлеру удалось попридержать душманов на этом расстоянии в течение двадцать минут, потом уже мы бросились догонять своих. Половину пути бойцы отряда с грузом «двести» прошли нормально. Но, поднявшись немного вверх, они стали хорошей мишенью для «духов», которые тут же открыли по ним снизу, из деревни, ураганный огонь из всех видов имеющегося оружия, включая и миномёты. Трудно сказать смогли бы мы уйти живыми в такой ситуации, даже без погибших десантников, коих тащили на себе, скорее всего, что нет. Но если в жизни везёт и Бог помогает, то до самого конца! Из-за гор вдруг выскочили вертолёты, про которые в горячке боя мы даже забыли думать, хотя, конечно, подсознательно их ждали как манну небесную. Они появились столь неожиданно, что даже напугали нас. В первое мгновение мы подумали о противнике, который ещё и авиацию подтянул для уничтожения группы. Помимо двух закреплённых за отрядом вертолётов с ними пришли ещё три пары вертушек: одна пара боевых машин, похожих на «крокодилов»⁶, но только летающих, и две пары — вечных армейских «трудяг» — Ми-8. Вертолёты огневой поддержки сразу же начали утюжить деревню, а «трудяги» высадили десант.

Уже потом, когда летели «домой» на базу, мы поняли, как нам в жизни повезло. Просто погибшие наши ребята дважды выполнили свой долг: один раз в ущелье, где держали последний бой, а второй раз спасая нас, ибо многие из них своими телами прикрыли наши спины от вражеских пуль, приняв их в себя.

Мы уже находились в воздухе и шли на базу, когда один из убитых неожиданно вдруг застонал и чуть приоткрыл глаза. Он был жив. Просто во время расстрела у кого-то из «духов» дрогнула рука и пуля прошла по касательной, повредив кожу головы и задев немного кости черепа, совсем не повредила мозг. Чудеса на свете, а на войне тем паче, встречаются очень часто, просто в них не верят, когда про эти самые чудеса начинают рассказывать в мироне время, считая их выдумками и фантазиями рассказчика. Оживший вдруг парнишка, наверное, вытянул когда-то счастливый билетик у своей судьбы или родился в рубашке, а скорее всего и то, и другое вместе. Звали его, кстати, Алёшка, а фамилия счастливчика ― Чернышёв, командир разведывательной роты. Прозвище у него поначалу в дивизии действительно было Черныш, это потом его стали звать «Седой», потому как волосы его тёмные когда-то, почти, чёрные после того расстрела побелели, совершенно седыми стали, словно у болотной птицы лунь.

Москва. Конспиративная квартира ГРУ

От неожиданно навалившихся воспоминаний меня оторвал голос генерала: «Втроём значит!? Ну, ну! В ковбоев захотелось поиграть? Голливуд решили устроить!» Я понял, что генерала мой выбор не убедил. Мне следовало обосновать своё решение идти группой в три человека, и я хотел уже, было, начать, но не успел. Иван Фёдорович так грозно взглянул, что я замер, не начав даже фразы. Климов поначалу тоже хотел что-то высказать, но, когда взглянул на генерала, понял, что лучше отложить свои предложения. В комнате воцарилась тишина. Затянувшуюся паузу прервал наш гость из Комитета.

— Ну, давайте на карте посмотрим, а потом поподробнее на схемах, ― предложил полковник Климов, поняв, что наш разговор с генералом может принять затяжной характер. ― Наши ребята из разведки хорошо поработали. Я вас готов обрадовать кое-чем. Они в Европе нашли фирмы, которые лет двадцать пять или тридцать назад готовили проектную документацию под строительство турбазы. Специалисты наши разобрались со всем этим, сделали вырезки из нужных нам мест и подготовили очень подробный план-схему. Вот, посмотрите сами, — Климов разложил на столе схемы. Я с интересом начал их рассматривать, генерал довольно хмыкнул и тоже склонился над чертежами.

Почти до самого утра мы тщательно изучали документы, особенно ту их часть, где говорилось о подземных коммуникациях. К тому же в скалах на побережье озера имелось большое количество карстовых пещер, отдельные входы в которые начинались прямо в воде, порой на большой глубине.

— Через эти пещеры в принципе можно было бы попробовать проникнуть на территорию охраняемой части турбазы, — пришла мне в голову интересная мысль. — Смотрите здесь сливной или дренажный канал выходит в пещеру, а теперь обратите внимание, где он проходит? Видите? Через территорию охраняемых коттеджей. Мы воспользуемся этими коммуникациями и проникнем в пещеру. Думаю, их размеры позволят пройти человеку, ведь наверняка предусматривалось техническое обслуживание канализационных систем, а по этой причине выходы на поверхность имеются. А, дальше будем смотреть на месте.

— Это хорошо, — сказал после недолгих раздумий начальник Управления, — это здорово ты придумал, воспользоваться дренажной трубой. Судя по схеме размер у неё подходящий. Вот только, каким образом вы к этой самой трубе подберётесь, чтобы через неё проникнуть на турбазу? То есть, как к объекту со всем своим снаряжением подступать будете? Вот ведь самое главное!

Генерал поставил вопрос, о котором мы как-то забыли подумать. Действительно, а как подступить к самому объекту? Проще говоря, нам нужно было продумать легенду нашего появления около турбазы. И мы начали обсуждать вновь появившуюся проблему. Вариантов нашего проникновения на территорию страны было обсуждено очень много, но все они в силу тех или иных причин не подходили. Генерал Корабелов забраковывал и мои предложения, и предложения Климова. Он спокойно и твёрдо отвергал их, и спорить с ним в этот момент было бесполезно.

— Не подходят ваши предложения, не подходят, сказано вам, ― говорил спокойно Иван Фёдорович, раскритиковывая весь наш очередной план в пух и прах, ― ваше появление в качестве туристов на базе тут же вызовет подозрение и повышенное внимание к вам у охраны. Они сейчас как сторожевые псы, постоянно начеку.

— Так что же делать, Иван Фёдорович, по воздуху нам, что ли, лететь? — в отчаянии воскликнул я и, как оказалось после, сделал это не зря.

— Прямо хоть по воздуху лети, говоришь, повторил мою фразу словно эхо генерал, — по воздуху, по воздуху… прямо хоть лети…, лети как птица…

Генерал вновь повторил задумчиво последнюю фразу несколько раз и вдруг оживлённо, весело и довольно рассмеявшись, сказал: «А что, если и впрямь по воздуху? А?»

— Ну, ежели, Вы, товарищ генерал, своей генеральской ногой каждому из нас по генеральскому пинку дадите, чтобы мы без остановки долетели до места, тогда можно, — не удержался я, чтобы опять не сострить, а затем с сарказмом ещё добавить, — а если ещё совместный пинок вместе с Председателем? Но, если серьёзно, то на парапланах или дельтапланах не долетишь! Далековато, да со снаряжением! Остаётся только самолёт или морское судно.

― Ладно, ты не особо бузи, полковник! — немного разозлился на мою шутку генерал, — а то, пожалуй не пинка, а подзатыльника хорошего от меня получишь! И подумай, садовая твоя голова, кто тебе позволит полтора центнера оружия на самолёте провезти? Ну, хорошо, здесь мы вас посадим. А туда прилетите, кто вас через таможню протащит, через пограничников?

— Да, старик прав! Столько оружия с боеприпасами и снаряжение, конечно же, не провезёшь в чужую страну. Нельзя думать, что там сидят полные профаны! — Согласился я про себя с доводами генерала.

Начальник Управления походил из угла в угол и сел в глубокое мягкое кресло. Он недолго помолчал, сосредоточенно думая о чём-то своём, и вдруг заулыбался. Увидев это, я сразу понял, что он обдумал подробности нашей выброски.

― Вы, молодёжь, что-нибудь про Скорценни слышали? — Проговорил генерал, довольно потирая руки.

― Ну, а как же, товарищ генерал? Обижаете! Кто же не читал или не слышал истории о лучшем диверсанте третьего рейха? Однако, наши бойцы во время войны работали не хуже. Одного гитлеровского генерала прямо в кровати взорвали. Вот это был высочайший класс работы суперклассных профессионалов, ― ответил я и за себя, и за полковника Климова.

― Ладно, не ершись, патриот! Я, кстати, и не думал Скорценни в пример вам ставить, хотя у врага всегда есть чему поучиться. Мне просто вспомнилась его операция по освобождению Муссолини. Помните? Германское командование тогда большой отряд диверсантов вермахта высадило на планёрах. Чернышов, твой заместитель, в юности в аэроклубе занимался, да и сейчас, я слышал, на спортивных самолётах летает. Так вот, подготавливаем летательный безмоторный аппарат, загружаем снаряжение и прочее, посадка на воду с последующим самозатоплением планёра подальше от берега. Пока его обнаружат, если вообще обнаружат, вы успеете операцию провести и уйти. В гидрокостюмы облачаетесь на аэродроме, акваланги надеваете в момент приводнения, ну а дальше под водой до дренажного канала, короче говоря, детали обмозгуем во время тренировок. К ним надо приступать прямо с завтрашнего дня. Да, и надо обязательно подумать об отходе после завершения операции.

— А что, товарищ генерал? Это идея! Думаю, долетим без проблем. А насчёт отхода, когда завершим саму операцию, тогда и подумаем. На месте посмотрим. Зачем сейчас время зря терять? ― сказал я.

— Э нет! Ты глупости говоришь, полковник! — строго заметил начальник Управления. — Это основной вопрос и суть всей операции. И дело надо сделать, и назад вернуться, причём обязательно живыми. Оттого, что мы не будем думать о плохом, оно от этого-то не убежит прочь, это самое плохое? Правильно говорю? Нет, ребята, мои дорогие! Об отходе следует думать серьёзно и сейчас, обговорить надо во всех подробностях, предусмотреть все нештатные ситуации, ну хотя бы максимально предусмотреть. Иди за чаем, — сказал генерал после этого и сел в кресло.

— Обязательно обсудим, товарищ генерал, но вот только надо ребят пригласить, Чернышова и Сокольникова. Как говорится, одна голова хорошо, а они могут отличные мысли высказать по этому поводу и вообще по всей операции. Вы не против моего предложения?

Генерал, не раздумывая долго, кивнул в знак согласия головой. Уходя, он сказал: «Климов завтра в отряд к тебе приедет. Познакомь его с ребятами. У него, кстати, ещё кое-какие данные интересные имеются».

Турция. Анкара. Резидентура ЦРУ США

Френк Дилан чувствовал себя героем, хотя чуть было и не проворонил русских, дав им возможность прорваться почти на самый объект. «Марк молодец! Не подвёл! Обязательно заберу его с собой, когда меня переведут в штаб-квартиру в Лэнгли, — думал резидент, довольно потирая руки, — правда, потери колоссальные, но ничего! Победителей не судят!» Ему из-за них, этих самых потерь, даже не попеняли, а наоборот, похвалили, что быстро и хорошо справился. Да, он особо и не акцентировал на этом своё внимание и в докладе упомянул лишь вскользь.

Френк Дилан взглянул на часы. Стрелки его дорогого хронометра «Омега» показывали половину одиннадцатого вечера. Ровно в полночь на рейсовом самолёте должен был прибыть из Вашингтона специальный представитель директора ЦРУ Джон Тейбол.

Дилан знал его давно, ещё по совместной учёбе в колледже, а затем и в Принстонском университете, короче говоря, они были однокашниками, и нужно сказать, что, заняв высокий пост в штаб-квартире ЦРУ, Джон Тейбол никогда не забывал своего сокурсника. В принципе, именно благодаря этому знакомству Френку Дилану удалось избежать неприятностей в связи с большими потерями при захвате русских диверсантов. Даже более того, он смог выставить себя эдаким супергероем, которому удалось сохранить в неприкосновенности важную государственную тайну и тем самым не дать врагу ослабить мощь Америке и посягнуть на её свободы и демократию.

Приезд давнего знакомого не особенно беспокоил Френка, хотя, конечно же, немного обижал тот факт, что вроде как ему не доверяли заключительный этап спланированной акции. Его поставили в известность, что работы в секретной лаборатории свёртываются. Естественно, что в этой связи будет произведён демонтаж оборудования и доставка всего, включая и самого разработчика секретного препарата, на территорию США. Видимо, в Вашингтоне посчитали, что там продолжать работы лучше, и были правы. «Под крышей администрации президента, конечно же, быстрее можно закончить, да и безопаснее, — думал резидент. — А потом, руководству там, наверху, виднее. Лабораторию заберут и меня вместе с ней. Эта страна не достойна того, чтобы мне быть в ней резидентом. Не тот масштаб, особенно после Москвы», — размышлял Дилан, и эти мысли поднимали в нём и без того хорошее настроение.

С приездом своего однокашника Френк связывал большие надежды. Именно Тейбол обещал после всего завершения дела забрать его, Дилана, с собой в Лэнгли и сделать своим первым помощником, но для этого нужно было, чтобы всё прошло прекрасно и без лишних проволочек.

— Кристина, — нажав кнопку вызова секретаря на селекторе внутренней связи, бодрым, но нетерпеливым, голосом почти прокричал Дилан, — машину к подъезду и сами никуда не отлучайтесь, через час я приеду с важным гостем, и Вы должны быть очень рады этой встрече.

— Сэр, машина уже давно ждёт Вас внизу!

— Так чего же не докладываешь, Кристи? Или ты уже мыслями с нашим гостем, — отпустил пошловатую шутку резидент. Френк Дилан прекрасно знал, что его секретарша нравится Джону Тейболу, знала об этом и сама Кристина. «Если бы между ними, боссом и моей секретаршей не существовало бы взаимной симпатии, то я давно освободился бы от этой ленивой, но чертовски красивой девицы», — вожделённо думал про себя Дилан, сидя в салоне автомобиля, мчавшегося в аэропорт, и вспоминая нежные руки своей секретарши.

Заместителя директора Френк Дилан встречал в зале для важных гостей. Тейбол как всегда вошёл, улыбаясь во весь рот, и приветливо помахал Дилану рукой. Он нежно обнял своего давнего товарища и сокурсника, не забыв, спросить: «Как дела Френк? Я смотрю, ты похудел с нашей последней встречи. Это русские диверсанты виноваты, они тебя доведут здесь до физического и нервного истощения. Ну, ничего, скоро я тебя заберу к себе, Френк! Ты рад? Мне нужны верные и надёжные люди. Ты ведь мой человек, Френк?»

— Сэр! Можете в моей верности не сомневаться. Я Ваш, сэр, от мозга и до костей, и сохраню свою верность, сэр…

— Джон! Зови меня просто Джон! Мы ведь с тобой давние приятели, Френк! В чём дело? Ты забыл наши совместные проделки во время учёбы? Я всегда мог на тебя положиться, дружище! — бесцеремонно перебил своего однокашника Тейбол.

— Твои проделки никто не забудет, ибо мне приходилось отдуваться за них по полной программе — со злостью подумал про себя Дилан, но вслух об этом, конечно, говорить не стал. — Да, сэр! Конечно, Джон, мы давние приятели и я ничего не забыл, особенно дни учёбы! Прекрасное было время, — мгновенно забыв про внезапно возникшую злобу, ответил Дилан. Ему понравилось доверительное к себе отношение со стороны своего бывшего сокурсника, а ныне очень большого босса.

— Докладывай, давай Френк, не тяни! Как у тебя дела? Учти, лично директор ЦРУ всё держит под своим особым контролем. Мы связываем с этим препаратом, так называемым «геном деструктивного поведения», очень большие надежды. И вообще у разрабатываемого нами вещества весьма и весьма прекрасные перспективы на будущее его применение, особенно в рамках новой политики глобализма, которая проводится руководством страны.

— Сэр? Простите, Джон, неужели действительно у этого препарата такие хорошие результаты применения? Я даже не мог этого предусмотреть, когда вербовал того русского учёного в Москве. Мне показались хорошими перспективы его исследований, но не более … Я не ожидал такого успеха, сэр!

— Они не просто хорошие, они прекрасные. Советское руководство идёт у нас на поводу! На переговорах русские соглашаются со всеми нашими, казалось бы, абсолютно непригодные и невыгодные для них, предложениями. Одиннадцать встреч советского Генсека за пять лет с нашими президентами, Рейганом и Бушем, причём выполнение любых наших условий и требований. А, Френк! Чего только стоит, например, роспуск Варшавского Договора …А объединение Германии? А подготовка вывода войск из Европы? Дальше будет больше! В недалёком будущем, ну скажем через десяток лет, мы пересмотрим полностью все итоги Второй мировой войны. Русским и так досталось слишком много. Они откусили излишне большой кусок пирога не для них испечённого. Москва слишком кичится своей победой в войне. Но та победа была очень давно, а мы победили их сейчас, и нам, как победителям в «холодной войне», следует диктовать свои новые условия, не обращая внимания, нравятся они Кремлю или нет! У русских нет сейчас возможности, чтобы противостоять нашим вооружённым силам, авиации и флоту. С помощью нашего препарата, Френк, мы сделаем с Советами то, чего не смог Гитлер! Я всегда Дилан буду помнить слова этого великого вождя немецкого народа. Да, да! Ты не ослышался. Именно великого вождя немецкого народа. А он сказал о русских и прочих славянах: «Мы в высшей степени заинтересованы в том, чтобы ни в коем случае не объединять народы восточных областей, а наоборот — дробить их на возможно мелкие ветви и группы». Значимые слова! Грандиозные мысли! Мы возродим немецкий дух, объединим Европу и руками самих европейцев заставим русских работать на нас. Дешёвая рабочая сила нам нужна! А из их страны мы сделаем свалку — полигон для промышленных отходов, и огромную резервацию для вредного производства. В этом деле нам поможет наш препарат. Наш «ген деструктивного поведения». Мы им как дустом обработаем всю территорию русских и проживающих вместе с ними народы и сделаем так, чтобы потом они сами себя уничтожили в междоусобной борьбе.

— Вы, Джон, думаете, это можно сотворить всё с помощью нашего препарата?

— Ну не только, конечно, нашим препаратом. Ты, Френк, знаешь, разведка начала работать с некоторыми молодыми представителями советского руководства ещё задолго до того, как те стали входить в политическую элиту страны. Мы работали долго и кропотливо, мой друг. Да ты и сам, Френк, не первый день в разведке, понимаешь, что это комплексная задача. А препарат помог и поможет ещё весьма и весьма значительно. А ведь это ты, Дилан приметил тогда господина Тупина, помнишь? Ты ведь его нашёл в Москве. Я вспоминаю, как нам на совещаниях частенько ставили тебя в пример, как говорили, вот мол, самый добросовестный и талантливый оперативник во всей московской резидентуре. Молодец, старина, ты и сейчас работаешь отлично.

— Конечно, это моя заслуга, — подумал про себя Френк Дилан, — только что толку от того? Да, я нашёл учёного, я вывез из страны документы, я помог перебраться и остаться Тупину в США, но сейчас я всего лишь резидент в паршивой азиатской стране, а ты, Джон Тейбол, без всяких результатов в работе заместитель директора. Но у тебя, мой дорогой однокашник, есть деньги, очень богатые родители и влиятельные родственники жены, которых, к сожалению, нет у меня.

Правда, вслух эти свои мысли Дилан высказывать не стал, а просто пробормотал какую-то дежурную фразу, что-то насчёт общих заслуг и успехов.

Разговор происходил в машине, которая быстро мчалась по ночным улицам столичного города в сторону посольства США. Они замолчали. Заместитель директора задремал на сиденье, видимо, здорово устав от дальнего океанского перелёта. Почти у самого посольства Тейбол вдруг открыл глаза и неожиданно спросил: «Френк? У тебя всё нормально на объекте? Я имею в виду с точки зрения его безопасности. Если что-то случится, тебе ведь головы не сносить…»

— Да, сэр! Не извольте беспокоиться — ответил Дилан, перейдя сразу на официальный тон, потому что воспринял вопрос о безопасности объекта не как праздный, заданный ему его давним приятелем, но как заместителем директора ЦРУ.

— Хорошо Френк! Хорошо! Ты не обижайся, но этот аспект очень важен. По сведениям от наших источников в Москве, которые заслуживают абсолютного доверия, стало известно, что русские не успокоились. Они предпримут ещё одну попытку проникнуть на объект, причём сделают это в самое ближайшее время. А ты думаешь, я тебя приехал проверять или контролировать? Нет, дружище. Директор очень обеспокоен полученной информацией. Мы, правда, не знаем одного, откуда нам ждать их удар, и это весьма пугает, поэтому, кстати, и принято решение перебазировать лабораторию в Штаты. К тому же некоторые наши союзники по НАТО, и не только они, проявляют нездоровый интерес к нашим секретным разработкам в области психотропного оружия. Ведь мы с ними обязаны делиться. Вроде как против общего противника боролись. Моя бы воля, я никому бы не стал сообщать о нашем препарате. Это ведь лишние уши, а стало быть, дополнительная опасность утечки секретной информации. Нам у себя внутри ещё стоит разобраться, как до русских дошли сведения о препарате.

— Джон! А источники в Москве очень надёжные, может это дезинформация? Вы им доверяете? Русские ведь тоже большие хитрецы.

— Не думаю! Что же касается наших источников, то надёжнее быть не может, помощник президента, один из заместителей главы его администрации, важный чиновник из правительства и ближайший соратник. Вполне можно доверять. Ты ведь знаешь, у них сейчас модно всё делать как у нас: ввели пост президента, создали администрацию, вот КГБ скоро начнут реформировать. Мы им уже подбросили хорошую идею, раздробить этого опасного для нас монстра на отдельные службы. А потом наши экономические советники готовятся для помощи в реформировании, как это у них зовётся по-русски, — обратился он к Дилану за нужным термином, — народное хозяйство, кажется? Вот именно, экономики по-нашему. Ну, ладно, хватит лирических отступлений. Короче говоря, ближе к концу августа сюда подскочат ребята из «Дельта форс», они большие специалисты по антидиверсионной работе. Прибудет группа полковника Чада Дентена. Он самый толковый из всех офицеров, с которыми мне приходилось сталкиваться по службе, русских знает как самого себя. Его ребята сменят твоих дилетантов из посольства. Наверное, там, на турбазе, твои морские пехотинцы⁸ ожирели от безделья, как и ты здесь, а? — захохотал заместитель директора ЦРУ.

— Я бы так не сказал, — смущённо ответил Дилан, — но если заместитель директора считает, что охрану следует заменить, то возражений нет!

— Ну и прекрасно! А как там поживает моя Кристи? Ты не обижаешь мою, прости Френк, то есть твою секретаршу? — довольный своей остротой, пошутил Джон Тейбол, сладострастно улыбаясь при этом в предвкушении своей встречи с секретаршей Дилана.

— Нет, сэр! Кристина прекрасно справляется со своей работой. Она прекрасный сотрудник, сэр! — сказал вслух Дилан, а про себя ревниво подумал, — только с одной стороны!

Машина, тихо шурша гравием, подкатила к подъезду резидентуры и остановилась напротив дверей.

— До завтра, старина! Продолжим разговор за завтраком, — торопливо проговорил заместитель директора ЦРУ, когда увидел, как открылись тяжёлые дубовые двери виллы, и из них показалась Кристина. В необычайно короткой юбке и туфлях на огромной шпильке она была не просто обворожительна, она была желанна.

— Молодец, ничего не скажешь, — помимо воли отметил про себя Дилан. — Ёё, по-видимому, также придётся взять с собой, — в тайне души любуясь своей секретаршей, подумал он, — да я и не оставлю Кристи здесь.

Плавно поигрывая бёдрами, Кристина тем временем стала медленно спускаться по ступенькам лестницы к остановившейся машине, в которой прибыл Джон Тейбол с её шефом. Заместитель директора ЦРУ, даже забыв попрощаться со своим подчинённым и дать ему указания, выскочил из автомобиля и, улыбаясь во весь рот, поспешил навстречу молодой красивой девушке.

* * *

Утром за завтраком Джон Тейбол был в приподнятом настроении, хотя у него и раскалывалась голова от бурно проведённой ночи и выпитого виски с шампанским. Френка обрадовал этот факт, ибо как не крути, но от личного к нему расположения заместителя директора ЦРУ зависело очень многое, а секретарша была не последним звеном в цепочке его продвижения наверх, в штаб-квартиру самого главного учреждения в системе американского разведывательного сообщества.

— Френк! Надо организовать встречу ребят полковника Дентена. Они прибудут завтра утром. Кстати, сегодня какое число?

— 17 августа, Джон! — сказал участливо Френк, ибо ему было приятно наблюдать за тем, как его шеф мучается головной болью после сегодняшней ночи. — Значит, Кристи хорошо поработала!

— У тебя здесь, я надеюсь, хорошие связи с турецкими спецслужбами, — продолжил, наливая себе в стакан виски, заместитель директора, — постарайся, чтобы не возникло ненужных нам эксцессов. Группа полковника будет со своим снаряжением, поэтому следует позаботиться о таможне, паспортном контроле и транспорте. Своих морских пехотинцев держи наготове и установи связь с нашими военными. К тому же Френк, у тебя толковый помощник, я слышал?

— Всё будет в порядке, сэр! С военными у меня хорошие контакты. Мой помощник Марк Браун действительно толковый малый, он уже выехал. У него прекрасные отношения с заместителем министра внутренних дел и с начальником таможни аэропорта. Марк сделает всё как надо!

— О’кей! Вслед за полковником из Сирии также прибудет мой помощник Джейсон Беннет. Он там по делам фирмы. Ты, Френк, познакомь его с Марком и введи в курс всего дела, я ведь долго здесь не задержусь. Проверю готовность группы Дентена после её прибытия, съезжу на объект, посмотрим, как нам лучше организовать демонтаж оборудования и отправку всего этого барахла в Штаты. Директор распорядился возложить всю ответственность по вывозу лаборатории на тебя. С моей подачи, Френк. Мы не забываем стары друзей! Мне надо возвратиться через два, ну максимум через три дня в Вашингтон. Я думаю, русские в самое ближайшее время обязательно предпримут ещё одну попытку проникновения на объект. Уверен, что это произойдёт в течение следующей недели, хотя может быть, и раньше. Возьми под особый контроль период с 19-го по 22 августа. Им нужен образец препарата как манна небесная. Почему? Скажу по секрету дружище, назревают очень серьёзные и важные события в Москве. Не сегодня, так завтра там всё может очень быстро измениться. Ты, дружище даже не представляешь, что может произойти у русских. Операция «Льотэй» вступает в свою завершающую фазу. И в этом есть и наша с тобой заслуга, — развязно говорил захмелевший от выпитого виски Тейбол. — Нам всё-таки удалось перехватить инициативу у наших британских коллег из разведки⁹.

— Сэр, Вы считаете, что план «Льотэй» вступает в решающую фазу? А не станет ли это и нашим крахом? Ведь в лице СССР мы потеряем врага, а стало быть, и сами перестанем быть нужными своей стране.

— Не волнуйся Френк! Хотя твои опасения не беспочвенны, такие настроения вполне могут появиться у наших сотрудников после краха Советского Союза. Когда коммунисты рухнут окончательно, к власти придут наши союзники и единомышленники, которые пойдут в фарватере нашей новой политики. Только волноваться особо не стоит, мы, то есть спецслужбы, всегда найдём способ напомнить о себе и продемонстрировать свою необходимость, я бы даже сказал острую необходимость, и занять достойное место в обществе. Вот для этого нам и пригодится «ген деструктивного поведения». Только тебе скажу по величайшему секрету, как своему доверенному лицу, о разработке этого препарата не знает даже президент Соединённых Штатов. Понимаешь теперь, в какой круг посвящённых ты входишь? Постарайся, Френк, не уронить столь высокой чести!

От услышанных откровений челюсть у Дилана чуть было не отвалилась до самого живота, а во рту тут же всё пересохло, будто это не Тейбол, а он, Дилан, пил всю ночь виски и развлекался с молодой девицей. Френк с трудом проглотил слюну и на одном выдохе сказал, еле ворочая сухим языком: «Джон! Простите, сэр! Я Вас ни за что и никогда не подведу. Всё сделаю! Лично буду контролировать. Позвольте мне самому поехать встретить группу полковника Дентена и сопровождать на объект?»

— Успокойся Френк, — хмыкнул заместитель директора, он был доволен реакцией своего подчинённого на тот эффект, что произвёло его выступление, особенно её последняя часть. — Успокойся, дружище! У тебя есть помощник, подключишь моего,

твоё дело руководить. В твоём подчинении будут находиться значительные силы. Работай, привыкай мыслить другими масштабами, старина! После обеда свозишь меня на объект. Да, а как там наш подопечный? Не скучает?

— Не беспокойтесь, сэр! С ним всё в порядке. Камила ему не даст скучать.

— Камила? Прекрасный сотрудник, причём во всех отношениях. Талантлива, умна, красива. Никто бы лучше неё не смог информировать нас о мистере Тупине, его настроениях, мыслях, намерениях. После окончания дела надо будет обязательно её поощрить.

В кабинет вошла Кристина и, стрельнув игриво глазами в сторону Джона Тейбола, доложила своему шефу: «Сэр, машина у подъезда, вертолёт на площадке готов, экипаж ждёт приказаний».

— Спасибо Кристина, можете идти.

Френк Дилан встал со своего кресла, открыл дверь и, пропустив впереди себя заместителя директора и секретаря, вышел вслед за ними из кабинета.

Нужно сразу сказать, что заместитель директора ЦРУ так и не полетел на объект. Те несколько дней, которые он должен был провести в трудах и заботах с потом на лице, Джон Тейбол посвятил совершенно другим делам. Переложив все обязанности на своего бывшего сокурсника, он на пару дней, прихватив с собой красавицу Кристину, улетел на Канарские острова, где отлично провёл время.

Ну, а что касается дальнейших событий, то о них пойдёт речь ниже, но должно сказать, развивались они всё-таки по разработанному нами плану.

Джон Тейбол, правда, позвонил с Канар своему подчинённому Дилану и напомнил тому, что сегодня должна прибыть группа полковника Чада Дентена из самого секретного спецподразделения армии США «Дельта Форс». Когда Френк провожал своего босса на Канарские острова, улетавшего туда вместе с Кристиной, тот, находясь в прекрасном расположении духа, на прощанье сказал своему бывшему однокашнику: «Френк, в твоих руках будущее всех нас. Помни об этом и не подведи меня. Я за тебя поручился перед директором, а потому и надеюсь как на себя самого». Тейбол уже поднимался по трапу, как неожиданно развернулся и, указав на Кристину, сказал: «Когда поедешь в Вашингтон, её тоже не забудь взять с собой! Ты ей кое-чем обязан!»

В резидентуру Френк Дилан вернулся, словно на крыльях. Он был назначен главным и наделён огромными полномочиями. «Уж я постараюсь, чтобы какие-то там русские не то чтобы не проникли на его, именно, его объект, а даже близко к нему не смогли бы подобраться!» — воинственно размышлял Дилан, видя себя уже в кресле помощника заместителя директора или даже руководителя департатмента.

На базе отряда специального назначения ГРУ

Тренировочная база нашего отряда располагалась шестидесяти километрах от Москвы. Внешне она ничем не отличалась от обычной воинской части, которых вокруг столицы было довольно много, поэтому никто из местных жителей даже подумать не мог, что здесь базируется суперсекретный отряд армейской стратегической разведки.

Полковник Климов прибыл ко мне в штаб рано утром. Поздоровавшись, он положил на мой стол тоненькое досье.

― Наши разведчики добыли фотографию разработчика препарата, прогнали её через компьютер, и чтобы вы думали? Нашли по своим каналам одно занятное личное дело. Оказалось, что разработчик психотропного препарата — наш гражданин, то есть бывший поданный СССР. Учился у нас в химико-технологическом институте, был отличником, общественником и прочее. Сбежал во время одного научного симпозиума несколько лет назад. Дело было громкое. Там потом за рубежом скандал раздули большой и так далее. Наверное, читали в газетах? На! Ознакомься, на всякий случай, ― сказал он, указывая на папку, на которой было написано «Дело оперативной разработки», «совершенно секретно».

Я быстро пролистал документы, задерживая своё внимание только на фотографиях, которые имелись в деле. Климов в это время молча, наблюдал за мной.

― Оставишь дело?

― Конечно! ― ответил полковник. Он хотел ещё что-то добавить, но не успел, так как в дверь кабинета постучали.

― Разрешите войти, товарищ полковник! Здравия желаем!

― Заходите! ― Я поднялся из-за стола, вышел навстречу вошедшим офицерам и поздоровался с ними. Это были именно те, с кем мне предстояло пойти на выполнение трудного и весьма опасного задания — майор Алексей Чернышёв и прапорщик Дмитрий Сокольников.

Закрыв за ними дверь, я позвонил дежурному и предупредил его, чтобы меня не беспокоили.

― Что это вдруг такая конспирация, командир? ― Спросил меня майор Чернышёв.

― Сейчас узнаете! Разрешите вначале познакомить вас с полковником с Климовым из КГБ СССР. А это…, ― и я поочерёдно представил помощнику Председателя КГБ своих офицеров. Ещё в Москве мы договорились, что в курс дела их введёт Климов.

В течение сорока минут он изложил им суть операции, её детали и особенности, над которыми мы трудились и корпели почти сутки.

― На подготовку к операции нам дано чуть более трёх недель, на проведение одна ночь. Идти придётся на свой страх и риск, так как в случае опасности никто не сможет оказать нам помощь, ибо никто не должен узнать гражданами какой страны мы являемся, ― закончил полковник свой доклад.

Наступила гробовая тишина, которая могла бы длиться сколь угодно долго, если бы я не спросил своих офицеров: «Ну, что ребята? Дело серьёзное, если кто-то из вас чувствует, что не потянет или даст слабину потом, лучше отказаться сразу и сейчас. Я всё пойму и не обижусь. Сами понимаете, что обид в таком деле быть не может. А рисковать нельзя ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах!»

― Командир! — раздался голос прапорщика, — зачем лишние слова, лучше поберечь силы для решения более важных проблем. Гадюшник тот мы уничтожим, сомнений у меня в этом никаких. Надо только подумать об отходе. Генерал прав, говоря, что возвращение — основная часть операции. Придумано всё, конечно, здорово и толково, но идём-то ведь не умирать? Я правильно понял? Как уходить будем? Я ещё в отпуске не был, а у меня по графику в этом году он в сентябре. Поэтому, командир, мне должно поспеть к охотничьему сезону, да и осень обещает быть грибной. Сами понимаете, грибы, ягоды, они ведь ждать не будут. Пара недель и всё!»

Климов, по-моему, не ожидал такой реакции на поставленную задачу. Он ожидал услышать что угодно, но не такие слова. Полковник удивлённо вскинул брови и взглянул поочерёдно на моих бойцов. Те вели себя совершенно спокойно, будто речь шла не о сложнейшей, боевой операции по ликвидации секретной лаборатории, когда нужно было переходить через охраняемую границу и проникать в глубь чужой территории, рискуя при этом жизнью, а о самой простой и будничной прогулке по городскому парку. Но такое поведение не было свидетельством нашей излишней самоуверенности или, того хуже, бравадой, как могло бы показаться на первый взгляд. Это в глазах других людей, не посвящённых в тайны и законы профессии офицера боевого спецподразделения армейской стратегической разведки, наша работа выглядела весьма героической, необычайно сложной и даже романтической. Но для нас планируемая операция считалась самым обычным, будничным занятием. А другой службы мы по существу и не знали.

Варианты отхода обсуждались долго, но все они, к сожалению, абсолютно никуда не годились. Ни один из них не подходил нам в силу тех или иных причин и обстоятельств.

― А что, если после завершения операции вы заходите в один из коттеджей, там переодеваетесь в цивильную одежду, ― предложил вдруг Климов. ― Я сниму заранее двухкомнатный номер, привезу всё необходимое и снабжу вас надёжными, документами. Потом вы садитесь в машину, которую я также возьму напрокат, и спокойно убываете на ней, скажем в Сирию, можно в Ирак, или в Иран. Кстати, в Багдаде и в Дамаске у нас имеются хорошие позиции. Отдохнёте там, а когда обстановка нормализуется и всё успокоится, отправитесь домой. Как моё предложение?

― В целом предложение неплохое, ― заметил прапорщик, ― только не подходит оно нам, товарищ полковник.

― Это почему же? ― Поинтересовался Климов. Он даже был немного раздосадован тем, что его предложение, о котором он думал полдня, вот так быстро отверг простой прапорщик из спецназал. Климов даже хотел поспорить на этот счёт, но Деда смутить было сложно. Дедом в отряде мы называли Дмитрия Серафимовича Сокольникова, хотя, конечно, стариком он не выглядел, ибо быть таковым в тридцать три года нормальному мужчине просто непозволительно, но это прозвище, прочно пристало к нему и, кстати, служило ему позывным во время проведения различных мероприятий. А прозвище своё прапорщик получил из-за лысины, которая начала у него появляться ещё в военном училище. Димыч по характеру был человеком прямым, юлить и хитрить не умел, к тому же специалистом считался классным, а поэтому мог позволить себе говорить без обиняков, открыто и честно.

― Не подходит Ваш план, товарищ полковник, по одной весьма простой причине, ― убеждённо говорил прапорщик, ― не подходит потому, что снаряжение, которое берём с собой, мы после завершения операции не имеем права бросать. И это, во-первых. Сами ведь говорили, что нельзя следов оставлять. Нам даже гильзы стрелянные придётся собирать, в противном случае полиция сразу поймёт ― кто, что и откуда. Поэтому и стрелять нужно будет редко и только наверняка, чтоб с первого выстрела. Если брать импортное оружие, снаряжение и прочее, то с иностранным имуществом я связываться не хочу, потому, как отказать может в самый напряжённый и ответственный момент. А здесь нам рисковать нельзя. В автомобиль с собой ведь не возьмёшь сто восемьдесят килограммов снаряжения? Нет! Взять-то можно, но на первом же полицейском пикете завалимся, если остановят, а уповать на то, что не остановят ― глупо. Хотя, конечно, по пути всё можно выбросить, утопить, закопать. А от объекта, кстати, до ближайшего города, где у вас сильные позиции, по карте более 1000 вёрст. Убедительно, товарищ полковник? Это, во-вторых, без обид и прочего! К тому же у нас будет с собой препарат, диск лазерный или жёсткий, документация, вполне вероятно, сам процессор придётся брать с собой, бог его знает, что там ещё случится? Этот план отпадает, хотя, конечно, кое-что из него взять вполне вероятно, например, автомобиль.

Я внимательно наблюдал за Климовым и видел, что он обиделся за свой отвергнутый, но, по его мнению, такой замечательный план. Ну не знал полковник, что по нашим законам — законам армейских разведчиков — каждый идущий на дело имеет право на слово и собственное мнение, ибо ставки слишком велики, цена которых, порой, бывает много выше жизни.

― Сокольников прав, — вступил в разговор мой первый заместитель майор Чернышёв. — Конечно, оно очень даже заманчиво сесть на джип и за несколько часов до границы домчаться, потом пересечь её, в город, где крепкие позиции, и там на квартиру или в коттедж на берегу моря забиться да отдохнуть. Только рискованно всё это, да и автостраду к границе они перекроют в первую очередь, нельзя ведь их держать за дурачков. О ликвидации своей лаборатории американцы узнают через час максимум, это в лучшем для нас случае, но в реальности надо рассчитывать на запас времени в полчаса от силы, потому как может статься, что и десяти минут у нас не будет, как знать! Оружие нам оставлять и бросать нигде нельзя. А с машиной надо подумать, предложение толковое. На ней мы сможем, например, до иранской границы домчаться.

― Слушай, командир! ― Опять заговорил прапорщик. Глаза его горели, и по лицу было видно, что он имеет дельное предложение, потому как придумал что-то оригинальное.

― Ну, давай Дима, не тяни! Вижу, что план придумал. — Сказал я, надеясь в душе, что план действительно будет приемлемым. Когда у гвардии прапорщика начинали вдруг гореть глаза едва уловимым зелёным цветом, мы понимали, что он придумал что-то гениальное.

― План мой проще простого. Полковник вон, — кивнул он фамильярно на Климова, — пригоняет джип, как обещал. После завершения операции мы загружаемся в него и едем, но не в сторону сирийской границы, где, вполне вероятно, нас могут и будут, наверняка, ждать, а рванём на юго-восток, — при этих словах прапорщик взял карандаш и на топографической карте показал направление и дорогу, по которой, по его мнению, предполагалось нам уходить. — Там нас никто не ждёт, я уверен! Дорога грунтовая, но джип пройдёт, всё-таки вседорожник. Далее, не доезжая до пограничного пункта, мы бросаем автомобиль и идём вдоль границы с Ираном, выходим к нашим на стыке трёх границ. Они там должны нас ждать. Всего-то двести километров. Пройдём их максимум за трое-четверо суток, если ничто не помешает. Ну от силы потребуется пять, да и то в случае давления со стороны противника, — он опять ткнул пальцем в карту, где по его замыслу мы должны были бы выйти. — Там, на всякий пожарный случай, сосредоточить роту нашего отряда, хотя хватит и взвода. А можно, воспользоваться и помощью пограничного спецназа. При подходе мы подаём условный сигнал, по которому погранцы и наши ребята устраивают шум, и мы под этот шумок и возню проскакиваем целыми и невредимыми. Если что-то возникнет нештатная ситуация, можем выйти прямиком в соседнее государство. К тому же с Ираном у нас вроде как отношения налаживаются. Товарищ полковник из Комитета пусть нам наколочку даст, куда обратиться за помощью в случае надобности, если в Тегеран придётся заскочить, — кивнул Дима на Климова. — Ну? Как мой план? — Закончил прапорщик свой монолог.

― Алексей, чего молчишь — обратился я к своему заместителю, — ты как? План одобряешь? Вроде, ничего себе план!

― А что, план хороший! Стоящий план, командир! Лучше всё равно никто и ничего не предложит.

― Всё! Будем подводить итоги, — решил я заканчивать разговор, — принимаем план Сокольникова, держим в голове и предложение Климова, а действуем по обстановке. Пока все свободны. Идите, готовьте оружие, сейчас поедем на стрельбище пристреляем пистолеты и автоматы, которые возьмём с собой. На подготовку отведено время до 18 августа. Да, Алексей! Генерал договорился насчёт планёра, поэтому свяжись с ним и на аэродром езжай. Тебе ведь придётся пилотировать. Постарайся!

― Ну, командир, ты молодец, ― рассмеялся Климов, когда мы остались наедине, ― прямо Соломоново решение принял.

― Ты, Владимир Александрович, обиду на моих ребят не держи! Особенно на Сокольникова. Он всегда так принимает чужаков. Их уважение заслужить надо. Каков человек можно только в деле увидеть, а так чего говорить попусту.

― Так возьми меня с собой, и разговоров досужих не будет. Уважение заслужу, а то думают, что, ежели, я помощник, то только и умею делать, что бумажки перекладывать с места на место и на подпись их высокому начальству носить. Я ведь в помощниках без году неделя, а заканчивал, между прочим, пограничное училище. Да, да! Не удивляйся! Профессиональный военный я, а не шпак⁸, как вы говорите, какой-нибудь. Не подведу!

― Нет, полковник. С нами ты не пойдёшь, потому, как здесь нужен. Сначала генералу Корабелову для координации работы наших ведомств. К тому же ты наше прикрытие здесь обеспечиваешь. А после машина там на тебе будет висеть, как и предложил, хотя мы ведь сможем и сами угнать джип с турбазы, но лучше, чтобы ты подогнал, так надёжнее — с полными баками и в исправном состоянии. Видишь? У тебя серьёзное дело! На твои плечи возложен успех окончания операции и нашего выхода оттуда. К тому же тебе ещё надо попасть на турбазу.

— На турбазу я попаду, не волнуйся. Путёвка у меня уже имеется, — ответил Климов.

— А откуда у тебя путёвка взялась? Что-то очень быстро ты её приобрёл.

— История долгая, в двух словах не расскажешь! — Ответил на мой вопрос Климов.

— Ладно! Потом расскажешь, когда вернёмся! А сейчас поехали на полигон, посмотришь, где ребята мои тренируются — предложил я полковнику.

На полигоне

На стрельбище мы пришли, когда там шли полным ходом занятия. Одна группа бойцов преодолевали полосу препятствий, другая в это время тренировалась маскировке в болоте. Для этого у нас был выкопан пруд, в котором наши офицеры лежали часами на дне, дыша воздухом через тростниковые и камышовые трубки. Много чего интересного увидел Климов в нашем тренировочном лагере. Но особенно его удивило, когда группа бойцов из пяти человек загружали в вертолёт большой кожаный мешок, напоминавший человека. Манекен поднимали два человека и ещё двое принимали его в салоне вертолёта.

— А что это они делают? — Спросил меня полковник из Комитета.

— У них сегодня отработка тактического задания: «Вынос раненого». Вертолёт выбросит группу за 60 километром. Они должны осторожно, не привлекая внимания, дойти до полигона, притащив куклу с песком весом 85 кг. На войне всякое может случиться. А мы своих не бросаем! — Ответил я полковнику.

— Ну, а если…, — Климов думал как бы ему покорректнее сформулировать вопрос, но мне было понятно, о чём он хотел спросить.

— Когда я проходил курсы подготовки, то моей группе так же была поставлена аналогичная задача. Тащить куклу было, конечно же, очень тяжело, вот мы и схитрили. Высыпали песок из неё, прибываем на полигон и докладываем, что, мол, раненый скончался, и мы были вынуждены его похоронить. А руководитель занятий нам вводную: погибшему присвоено звание Героя Советского Союза, и командование приказало похоронить его на родине. Вот мы и побежали обратно, а целых 40 километров. К следующему утру вернулись. Поэтому наши «раненые» доставляются все живыми.

На огневых рубежах занятия уже закончились. Инструктор по стрельбе ждал нас у входа в стрелковый тир. Я отпустил его, ибо там же на скамейке сидели майор Чернышов и прапорщик Сокольников.

Стрелял Климов очень даже неплохо. Димыч, сидя на скамейке за столом, где мы обычно чистили оружие после стрельбы, скептически наблюдал оттуда за тем, как отработал на огневом рубеже наш коллега из Комитета. Но по всему внешнему виду прапорщика я понял, он был удовлетворён тем, что увидел.

Климов чётко и быстро выполнил все наши упражнения, причём сделал это на оценку «отлично», выбив из возможных ста очков ровно девяносто восемь. Он попробовал стрелять из всех видов стрелкового оружия, состоящего у нас на вооружении и имеющегося вообще в отряде, а оружия было более чем предостаточно. Мы стреляли в общей сложности ещё часа полтора. Я уже собирался дать команду заканчивать, как неожиданно Климов спросил меня.

― А что, действительно существует стрельба по-македонски, или всё это досужие выдумки писателей?

― Ну почему же выдумки? Бери вон пистолеты и стреляй с двух рук от живота по мишени, не забывая при этом двигаться, при желании можно даже и саму мишень привести в движение, конечно. Вот тебе и стрельба по-македонски.

― Нет, это не то, о чём я говорю. Ну, вот как в книжках пишут и прочее, по движущейся мишени во время движения? Надо же ведь не просто стрелять, а ещё и попадать.

― Понятно, короче говоря, хочешь проверить нас, желаешь, чтобы кто-то из нас пострелял для удовлетворения твоего любопытства? Наверное, любимый литературный герой Евгений Таманцев? Ну, это надо обращаться к Димычу, он у нас специалист и любитель по всем этим показушным номерам. Мастер! Мы его всегда выставляем, когда приезжают важные гости, и нужно что-то такое сделать или эдакое выкинуть, чтобы свести их с ума, в переносном, конечно, смысле. У него книга самая любимая, знаешь какая? Точно!» Момент Истины». Попроси, он с удовольствием продемонстрирует этот вид стрельбы, к тому же зрителей любит больше, чем себя. Ему бы в цирке работать, точно стал бы знаменитостью!

― Да мне неудобно просить, тем более, личного контакта у меня с ним не получилось. Похлопочи Александр!

― Ладно! Похлопочу! — пообещал я. — Дмитрий! ― крикнул прапорщику, который уже укладывал свои уже почищенные пистолеты и неиспользованные боеприпасы в оружейный ящик, ― вот полковник Климов не верит, что ты стреляешь по-македонски лучше самого Евгения Таманцева. Развеешь его сомнения или попросить кого-нибудь другого?

Димыч начал недовольно что-то бурчать себе под нос, типа того, что взрослые люди, а ведут себя прямо как дети, книг фантаститческих поначитались, фильмов приключенческих понасмотрелись, сплетен понаслушались и прочее …

— Ну, что? Будешь демонстрировать, или я сейчас за кем-нибудь другим пошлю, кто не будет ломаться!

― Не надо никого просить и приглашать! Сами с усами. Причём, здесь ломаюсь, не ломаюсь, — продолжал бурчать Димыч. Он уже собирался брать свои любимые наганы, из которых у него особенно хорошо получалось стрельба по-македонски, но я успел крикнуть ему:

― Из револьверов кто угодно сможет стрелять! Медведя и того научить можно! Ты „Макарова”.

― Всё-то вы, товарищ полковник, стараетесь усложнить мою задачу. Это ведь демонстрационная стрельба, ― прокричал в ответ мне прапорщик, но всё-таки наганы положил обратно в ящик и вместо них взял предложенные мной пистолеты.

Стрелял в тот день Дед просто отлично, превзойдя самого себя. Он только появился на огневом рубеже и явно ещё не успел изготовиться к стрельбе, когда я поднял ему мишени, сделав это быстро и неожиданно. Дмитрий начал стрелять, даже не глядя на них, потому как в десяти метрах левее уже начинали подниматься две другие. Щепки от мишеней разлетались в разные стороны, будто Димыч крушил их топором, а не стрелял из пистолетов. Но зрелище было довольно эффектным. Все шестнадцать пуль он положил в грудную часть мишеней, ровно по четыре в каждую. Стрелял он практически от живота, не целясь и почти не глядя в сторону целей, то есть в слепую, интуитивно чувствуя, где те находятся в данный момент.»Командир! Запускай фронтальное движение!» — прокричал он мне после того, как перезарядил пистолеты. Мишени поднялись и поехали вдоль стены, расстояние до них было метров сорок. Димыч просился бежать параллельно направлению их движения, стреляя на ходу. И вновь все пули достигли цели. Но только на этом представление не закончилось. Прапорщик поставил на огневой рубеж ящик, приладил к нему толстую верёвку и попросил полковника Климова выдернуть из-под него ящик без предупреждения. Это, кстати, был один из любимых его трюков, которыми он особенно любил удивлять всех зрителей, но чаще всего демонстрировал его, когда в отряд приезжало высокое начальство для проверки нашей боеготовности. Правда, нужно сказать, что такое упражнение у нас выполняли все бойцы, но у прапорщика Сокольникова оно получалось особенно красиво и гораздо эффектнее, чем у других. Дед был в ударе, он поймал кураж и завершил своё представление блестящей стрельбой по полиэтиленовым, наполненным наполовину водой, бутылкам, которые подбрасывал ему вверх полковник из Комитета, громко крича от удивления и восхищения одни и те же слова: „Здорово! Отлично! Фантастика! Этого не может быть!”.

Представление закончилось полным триумфом прапорщика. Он так разошёлся, что даже предложил мне стрельбу на спор, хотя ему никогда не удавалось выиграть у меня полную серию, включавшую в себя несколько рубежей с разными условиями ведения огня. Только я отказался в тот раз, потому как прапорщик кураж поймал, а мне, как командиру, нельзя было проигрывать на глазах представителя серьёзной организации.

— Дмитрий Серафимович, — сказал я ему, — ты сегодня просто не удержим, тебя не перестрелять!

— А боитесь за свой авторитет, товарищ полковник!

Боюсь! — в тон ему ответил я. Димка проверил оружие, произвёл контрольное нажатие курка и сунул пистолеты за пояс.

― Это просто фантастика какая-то, честное слово! У вас все так стреляют? ― спросил меня Климов, когда прапорщик ушёл с оружием в помещение тира.

― Да, Владимир Александрович! Офицеры армейской разведки по-другому просто не умеют. Во время боевой работы может статься так, что останётся в живых тот, кто стреляет быстрее и точнее, а для того надо, помимо ежедневной, утомительной тренировки, глаз верный иметь, руку твёрдую и сердце каменное. Для того чтобы метко стрелять, надо очень долго готовиться к этому. Ты же ведь видел только результат, а не сам процесс его достижения. Поверь мне, что это очень утомительно и нудно лежать часами и смотреть в одну точку, но обязательно при этом не давать руке дрожать и дёргаться.

— Ну, а ты сам? Стреляешь так же? По принципу «делай как я» или…? — начал подзадоривать меня Климов, я это понял сразу. Что было делать командиру отряда спецназначения? Естественно, после этих слов мне не оставалось ничего другого, кроме как взять два своих пистолета. Ударить в грязь лицом я не мог. Стрельба в тот день удалась. Но только бутылки подкидывал не Климов, а я сам, успевая при этом выхватить из кобуры оружие и продырявить находившуюся в воздухе полиэтиленовую посудину, ни разу не промахнувшись во время стрельбы. У моего гостя аж глаза округлились от увиденного. На этом спектакль закончился.

― И где же ты так стрелять научился?

― Практика всё, практика. Я ж тебе сказал, какие условия надо соблюдать для того, чтобы научиться метко стрелять. У нас, кстати, сейчас обед начинается, — сказал я нашему гостю, взглянув на часы — может, хочешь отведать нашей солдатской каши? Приглашаю.

— Не откажусь! С удовольствием, — ответил Климов.

После обеда мы проводили полковника из Комитета до проходной, у которого его ждала автомашина.

— Ну, будем прощаться? Слушай, командир? — Неожиданно, кажется, даже для самого себя обратился ко мне Климов, — а может, зря мы всё это затеяли? Как ты думаешь?

— Нет, полковник! Думаю, не зря. Ты ведь сам профессионал и понимаешь, что тайная война не прекращалась никогда, не прекращается и не прекратиться ни на одну минуту, ни на секунду, особенно против нашей страны. Мне довелось как-то прочитать одну занятную книжечку, автором которой являлся некий Аллен Даллес…, ― уверенно сказал стоявший рядом прапорщик Сокольников.

― Прощайте тогда! Свидимся ли когда-нибудь ещё?

― Свидимся, обязательно свидимся! До встречи! Ты машину, главное, не забудь нам подогнать вовремя, как обещал. Будем на тебя надеяться. Главное, не торопись! Помни, как говорили в старину? Правильно: «Поспешай, не торопясь!»

Неожиданно полковник предложил: «Давайте сфотографируемся на память о нашем знакомстве?»

— А почему бы и нет, но только после выхода в отставку, — ответил я.

— Правильно, — поддержал меня Дед, — примета у нас плохая.

Алексей и Дмитрий крепко пожали полковнику руку, а вдруг Дед сказал: «Вы, товарищ полковник, не обижайтесь. Мы здесь ребята простые. Главное, не подведите нас! А то потом мы с Вас взыщем сурово, по законам военного времени, как говорится!» Тот понимающе кивнул в ответ, затем подошёл ко мне, крепко обнял и, не оглядываясь, сел в машину, которая через мгновенье, сорвавшись с места и обдав нас напоследок белым облачком, вырвавшегося из выхлопной трубы, едкого отработавшего газа, скрылась из виду за лесным поворотом.