Генерал в Белом доме

ГЛАВА II АРМИЯ

Один из биографов назвал главу, посвященную решению Эйзенхауэра стать военным, «Солдат по недоразумению». Случайный характер выбора им военной профессии отмечают многие исследователи. Сам Дуайт отрицал это. Отвечая на вопросы Б. Корнитцер, президент сказал, что он не согласен с утверждением его брата Эдгара, заявившего, что Дуайт поступил в Вест-Пойнт, привлеченный перспективой получить бесплатное образование. «С лукавой иронией в глазах президент сказал, что, насколько ему припоминается, в молодые годы он всегда зарабатывал больше Эдгара. Он утверждал, что всегда мог заработать себе на образование»[67].

В Вест-Пойнте кадет Дуайт Эйзенхауэр не очень утруждал себя учебой и не являлся образцом дисциплинированности. Условия академии вполне устраивали его. Не последнюю роль для Дуайта, выросшего в скромной семье и знавшего цену деньгам, играло и то обстоятельство, что денежное содержание кадета Вест-Пойнта составляло 936 долл. в год[68] – солидную по тем временам сумму.

С присущей американцам точностью биографы Эйзенхауэра отмечали, что, поступив в Вест-Пойнт, он имел рост 5 футов и 10,5 дюйма и был одним из самых рослых юношей. Поэтому его определили в роту «Р», куда зачислялись самые высокие кадеты. Это обстоятельство очень льстило его самолюбию. С самого начала учебы в Вест-Пойнте Эйзенхауэр зарекомендовал себя хорошим спортсменом. Успехи в спорте, столь популярном в академии, делали его авторитетом среди товарищей по учебе. Дуайт быстро и прочно вошел в среду кадетов Вест-Пойнта, в чем ему немало помогла способность располагать к себе окружающих, находить возможность устанавливать и укреплять контакты с людьми самых различных взглядов, интересов, характеров.

В Вест-Пойнте он нашел то, 6 чем мечтал, поступая в академию: перед ним открылась блестящая спортивная карьера. В сезоне 1912 г. Дуайт впервые выступил в соревнованиях по американскому футболу, сыграв за команду младших курсов. И уже первое выступление Эйзенхауэра обратило на себя внимание специалистов этой самой популярной в США спортивной игры. Эйзенхауэр был включен в сборную команду американской армии. Газеты единодушно «предсказывали Айку всеамериканскую известность»[69].

Преуспевал Дуайт и в других видах спорта – боксе, борьбе, фехтовании, плавании. О волевом, решительном кадете говорили, что, «если будет необходимость, он вплавь преодолеет Ла-Манш, чтобы встретиться с врагом лицом к лицу»[70]. Знаменательное предвидение!

Футбол был и остался первой и самой сильной любовью Эйзенхауэра в спорте. «Его имя и портреты появились во всех спортивных изданиях. Когда команда армии выступала против «Карлслайских индейцев», Айк играл против Большого Джима Торна, который уже тогда был легендарной фигурой». «Канзасский циклон», «Торнадо из Канзаса» и другие лестные эпитеты замелькали на страницах многих газет и журналов США, информировавших своих читателей о матчах с участием Дуайта. Мнение о новом игроке было единодушным: всходила новая звезда первой величины не только армейского, но и всеамериканского футбола.

Футбольная карьера Айка была яркой, но очень непродолжительной. В одной из первых же игр он получил тяжелую травму колена и его унесли с поля. Тридцать дней Эйзенхауэр пролежал в госпитале. Хирург Вест-Пойнта доктор Келлер, выписывая больного, предупредил его о необходимости впредь быть осторожным и постоянно помнить о поврежденном колене. Покидая госпиталь, Дуайт искренне поблагодарил доктора за лечение и полезные советы. «Не благодарите меня, – ответил Келлер, – я делаю это в интересах службы. Мы не можем позволить себе потерять такого хавбека, как вы»[71].

Но с футболом все же пришлось распроститься. Вскоре после возвращения в строй Дуайт вместе с другими кадетами участвовал в отработке приемов верховой езды. В то время как другие кадеты на всем скаку лихо спрыгивали на землю и тут же стремительно вскакивали в седло, он спокойно сидел на лошади, не спеша делая круг за кругом. Недалекий служака-тренер, не поинтересовавшись причиной столь странного поведения, публично оскорбил его, назвав симулянтом. Взбешенный Дуайт, ни слова не говоря, начал выполнять приемы высшей верховой езды. Вскоре острая боль пронзила колено, и с манежа в госпиталь товарищи привели Эйзенхауэра под руки. «Это был конец футбольной карьеры Дуайта и почти конец его военной карьеры». Два с половиной года спустя, во время прохождения предвыпускной медицинской комиссии, доктор Келлер высказал серьезные опасения о пригодности Дуайта к службе в армии[72].

Тяжелая травма давала о себе знать всю жизнь, и нередко ему приходилось прибегать к помощи эластичного бинта. Теперь о футболе не могло быть и речи. Правда, небольшой компенсацией за эту жертву была в будущем успешная работа Дуайта в качестве тренера армейских футбольных команд. Однако он не оставил занятий спортом – играл в бейсбол, плавал, успешно занимался гимнастикой. Уже в. зрелые годы, по свидетельству его сына Джона, Эйзенхауэр без труда выполнял сложнейшие упражнения на брусьях, доступные только профессиональным гимнастам, и даже после пятидесяти лет хорошо играл в теннис. До глубокой старости он оставался большим любителем игры в гольф[73]. Регулярные занятия спортом развили его природную силу. Один из биографов Эйзенхауэра отмечал, что много лет спустя после окончания Вест-Пойнта он мог трижды подтянуться на одной руке[74].

Крах футбольной карьеры явился для Айка самым тяжелым моральным ударом за время учебы в академии. Были и более мелкие неприятности. В частности, в конце первого года обучения кадет Эйзенхауэр сделал свой первый шаг по служебной лестнице – ему было присвоено звание капрала. Однако вскоре его вновь разжаловали в рядовые, так как дисциплина капрала Эйзенхауэра продолжала хромать на обе ноги.

Когда в 1952 г. Дуайт Эйзенхауэр одержал победу на президентских выборах, он получил из Вест-Пойнта выписку из архивов, в которой перечислялись все многочисленные и разнообразные взыскания, которые он коллекционировал за годы учебы в Вест-Пойнте. Перечень этот был очень впечатляющим. Чаще всего он получал дисциплинарные взыскания за то, что не очень торопился просыпаться по сигналу «Подъем!». На него буквально сыпались взыскания за опоздания в столовую, за нарушение формы одежды, за опоздание в строй и нарушение порядка в нем, за хранение под кроватью грязных ботинок, за опоздание на вечернюю проверку, за курение в запрещенном месте и даже за опоздания на занятия физкультурой. Однажды взыскание было вынесено за то, что во время инспекционной проверки он заснул.

Похоже, что перенесенная травма вызвала нечто вроде травмы психологической. Если первый год обучения он закончил 57-м из 212 человек, занимавшихся на курсе, то на следующий год среди 177 кадетов, оставшихся на курсе, он был только 81-м.

В 1913 г., согласно правилам Вест-Пойнта, Дуайт получил право съездить на месяц домой. Это было первое в жизни возвращение в Абилин после продолжительной, двухлетней, отлучки. Поезд пришел в городок ночью. Никто не встречал Айка, так как о своем приезде он не сообщил. Небольшой отрезок пути от станции до дома Дуайт пробежал на одном дыхании. И вот наконец родной порог и мать с фонарем в руках.

Дома Дуайта ждали перемены. Отец наконец оставил свою многолетнюю работу на маслобойне и стал управляющим на недавно построенном газовом заводе. Родители мало изменились за прошедшие два года, только при встрече с матерью Дуайт почувствовал в ее поведении какую-то несвойственную ей раньше слабость, размягченность. Да и сам Айк не мог оставаться спокойным, видя как растрогана и обрадована мать внезапным приездом сына.

В доме оставались только два младших брата – Эрл и Милтон, для которых появление Айка в блестящей, никогда не виданной ранее в Абилине кадетской форме было больше чем праздником. Эрл вспоминал, что Дуайт был героем города и с удовольствием играл эту роль. «Он старался произвести на нас впечатление своей эрудицией и поведением, не упускал случая надеть военную вестпойнтскую форму и пройтись по городу… Но я должен признать, что он это сделал всего несколько раз»[75].

Одним из первых друзей детства, встреченных Айком в Абилине, был Уэсли Мерифильд, противник Эйзенхауэра по знаменитому кулачному бою, определившему в свое время абсолютного чемпиона городка по боксу. От него и узнал Дуайт о негре Дирке Тилере, работавшем привратником в местной парикмахерской. Этот молодой здоровяк был неплохим боксером и даже выезжал несколько раз в Канзас-Сити на профессиональные встречи по боксу. Дирк без ложной скромности утверждал, что он выиграет бой у любого боксера Канзаса, и выражал желание помериться силой с Дуайтом.

На поединок, происходивший недалеко от парикмахерской, в которой работал Дирк, собралась большая толпа любопытных. Среди зрителей мелькали даже намыленные физиономии клиентов из парикмахерской, которые не хотели упустить столь волнующего зрелища. Когда начался бой, Эйзенхауэр понял, что поставил перед собой нелегкую задачу. Его противник был высок и крепко сбит. Мускулы под его черной кожей перекатывались, как бейсбольные мячи. Ко всему еще заныло больное колено, перетянутое эластичным бинтом.

На этот раз бой был по всем правилам. Боксеры выступали в настоящих перчатках. Роль судьи на ринге выполнял хозяин парикмахерской, который пришел сюда вместе со всеми своими подручными. Во втором раунде Дуайт одержал победу.

Безобидный эпизод юности будущего президента, воспроизведенный во многих биографиях Дуайта Эйзенхауэра. В годы «холодной войны» и этот эпизод получил свою «идеологическую» оценку. Вскоре после избрания Эйзенхауэра президентом США одна из советских газет писала, что, будучи слушателем Вест-Пойнта, он «избил» негра.

Быстро пролетел отпуск. Надо было возвращаться в Вест-Пойнт, к военной муштре, к жесткой дисциплине, которая так мало импонировала молодому парню из глухого канзасского городка. Эйзенхауэру с его силой воли, настойчивостью, воспитанным в традициях американского Запада чувством личного достоинства было очень нелегко переносить муштру, характерную для Вест-Пойнта. Такой вывод можно сделать на основании воспоминаний целого ряда товарищей Эйзенхауэра по академии, его учителей и командиров. Так, полковник Герман Бьюкейм, преподаватель военной истории, бывший в свое время сокурсником Эйзенхауэра, подчеркивал в своих воспоминаниях, что Дуайт был очень независимым человеком, настоящим индивидуалистом по отношению к вест-пойнтскому начальству. Вместе с тем он пользовался большим авторитетом у кадетов[76].

Товарищ Эйзенхауэра по академии полковник Гетшел вспоминал спустя много лет, что он был человеком сильного характера, обладая редким качеством – умел слушать своего собеседника, не прерывая ненужными репликами, мог быстро ориентироваться и вносить необходимые предложения, анализировать обстановку. «Он всегда был доброжелательным и готовым прийти на помощь. Умел сквозь пальцы смотреть на ошибки, если был уверен в честности ошибавшегося, но не спускал тем, кто грубо ошибался. Эйзенхауэр редко терял контроль над собой. А если так случалось, то для этого были очень основательные причины»[77].

Один из преподавателей Вест-Пойнта вспоминал: «Эйзенхауэр был очень располагающим к себе человеком. С ним легко было работать. Он понимал хорошую шутку и смеялся заразительно от всей души. Его добродушие было беспредельным. Но когда он выходил из себя, это было неудержимо. Он просто-напросто взрывался»[78].

Впрочем, характеристики Эйзенхауэра не всегда были положительными, зачастую они противоречили друг другу. Если, например, один из его команды утверждал, что он «рожден командовать», то другой наставник заявлял прямо противоположное: «Мы не видим в нем человека, который отдаст себя военной службе целиком, в такой степени, чтобы это имело определяющий характер»[79].

Помимо чисто военных предметов, академия в Вест-Пойнте давала своим слушателям образование в объеме полного курса колледжа. И вполне естественно, что в круг учебных обязанностей кадетов входило изучение многих предметов. Иностранные языки явно не давались Эйзенхауэру. Зато, как и в школьные годы, он с большим интересом изучал в Вест-Пойнте историю и математику. Однажды на занятиях по математике он даже нашел новый, более рациональный, чем предлагалось в учебнике, способ решения сложной математической задачи.

12 июня 1915 г. наступил торжественный день окончания академии. По традиции на церемонию выпуска новых офицеров были приглашены их родители. Из далекого Абилина в Вест-Пойнт приехали мать и отец Дуайта.

Неудачу, которую кадет Эйзенхауэр потерпел в конце первого года обучения, когда его лишили только что присвоенного звания, он в дальнейшем преодолел, вновь получив звание капрала, потом сержанта и наконец старшего сержанта. Его успехи были далеко не блестящи. Среди 168 выпускников своего класса он занимал лишь 61-е место, по поведению стоял в списке 125-м. Правда, по ряду чисто военных дисциплин, в частности по инженерной подготовке, артиллерийскому делу и по другим предметам его показатели были выше[80].

Таковы были довольно скромные итоги четырехлетней учебы. Они выглядели особенно слабо на фоне значительных достижений других выпускников курса. Этот выпуск Вест-Пойнта вообще вошел в историю вооруженных сил США: из 168 выпускников 56 дослужились до генеральского звания[81]. Был среди них и Омар Брэдли, известный военачальник армии США в годы Второй мировой войны. 12 июня 1915 г. решением экзаменационной комиссии выпускнику академии Вест-Пойнта Дуайту Эйзенхауэру было присвоено звание лейтенанта армии США. Его перспективы в армии не были особенно обнадеживающими: невысокие оценки, полученные в результате четырехлетней учебы, и тяжелое повреждение колена не сулили ничего хорошего. Эйзенхауэр даже подумывал о том, что лучшее решение для него – уехать в Аргентину и стать там чем-то вроде ковбоя XX в.[82]

Впрочем, природный оптимизм не покидал Дуайта. Он был убежден, что получит назначение на Филиппины, и даже приобрел белую форму, необходимую для службы в тропиках. Но надежды Эйзенхауэра не оправдались. Вместо экзотических филиппинских островов его направили в захолустный форт Сэм Хьюстон, недалеко от Сан-Антонио, штат Техас[83].

15 сентября 1915 г. выпускник Вест-Пойнта лейтенант Эйзенхауэр прибыл к месту назначения. Это было возвращение в штат, где он родился, в знакомые прерии Запада. Жизнерадостный лейтенант был доволен: в Техасе все было, почти как дома – бескрайние просторы, ковбои, такие же, как в Канзасе, климат и ландшафт. В свободное от службы время Дуайт любил оседлать коня и промчаться галопом по безбрежным прериям.

Монотонная служба в отдаленном форте скрашивалась общением с сослуживцами и столь любимой им карточной игрой. Офицеры форта нередко наведывались в соседний Сан-Антонио. Это был старинный испанский город, претендовавший на то, чтобы считаться американским, – так писал о Сан-Антонио один из техасских авторов. Молодые бравые офицеры были желанными женихами для местных невест, и в многочисленных церквах Сан-Антонио нередко проходили обряды бракосочетания между ними и девушками из лучших семей города.

Начиная с 1910 г. в Сан-Антонио с сентября по март постоянно проживала семья Даудов из Денвера. Джон Дауд, глава семьи, был крупным бизнесменом, который сделал быструю и успешную деловую карьеру. Тяжело больная дочь Даудов Элеонора по предписанию врачей должна была в это время года находиться в районе с теплым климатом. Поэтому супруги Дауды и их четыре дочери приезжали в Сан-Антонио, где сразу же окунались в «светскую» жизнь города, неотъемлемым атрибутом которой было общение с офицерами расквартированных поблизости воинских частей. – В 1912 г. Элеонора умерла, но Дауды продолжали проводить зиму в Сан-Антонио, так как остальные три дочери не отличались крепким здоровьем. Вскоре после приезда в форт Сэм Хьюстон Дуайт Эйзенхауэр был представлен одной из них. «Ее настоящее имя было Мария, но все называли ее Мэми»[84]. Это была хрупкая, болезненная, но очень красивая девушка, лечившаяся в Сан-Антонио от ревматизма.

Молодой лейтенант не был особенно горячим поклонником прекрасного пола. Во всяком случае, он не намеревался жениться. Более того, он был даже членом негласного общества, являвшегося чем-то вроде кружка женоненавистников. В «общество», помимо, Айка входили еще два его товарища. Они были настолько «последовательными» холостяками, что все трое женились спустя год после окончания Вест-Пойнта.

Восемнадцатилетняя Мэми произвела огромное впечатление на Дуайта. Решение было быстрым и окончательным: эта девушка должна стать его женой. Но задача была не из легких. Красивая и богатая Мэми Дауд имела много поклонников, и молодому лейтенанту пришлось вести настоящую осаду дома своей избранницы. Когда на следующий день Мэми вернулась с прогулки, слуга доложил ей, что «каждые пятнадцать минут звонил какой-то мистер с неразборчивой фамилией»[85]. На все предложения Дуайта о встрече девушка отвечала вежливым, но решительным отказом. Так продолжалось довольно долго, хотя молодой широкоплечий лейтенант был далеко не безразличен ей. Да и ее родители сочли неудобным отказывать в посещении дома представителю столь уважаемых в Сан-Антонио военных кругов.

Наконец Дуайт был приглашен в дом. Новый кавалер Мэми произвел на семью очень благоприятное впечатление. Он был обаятелен, выдержан, умел в спокойной, ненавязчивой манере поддержать разговор. Среди поклонников мисс Дауд было немало офицеров более высокого ранга, которые могли предложить ей значительно больше, чем молодой Эйзенхауэр[86]. И все же предпочтение было отдано именно ему.

Эта победа была особенно значительной, если учесть, что жениха и невесту разделяла настоящая социальная пропасть. Однако Дуайта «ни в коей мере не смущала разница в экономическом и социальном положении Даудов и Эйзенхауэров»[87].

1 июля 1916 г. молодые люди стали мужем и женой. В тот же день Дуайт получил своеобразный свадебный подарок от своего начальства. Ему было присвоено звание старшего лейтенанта.

Теперь предстояло посетить Абилин. Дуайт немало волновался перед этой поездкой: как встретит мать невестку? Опасения оказались напрасными. Родители, так и не дождавшиеся рождения собственной дочери, встретили Мэми исключительно тепло и радушно. Она была принята в доме Эйзенхауэров как действительно родной и по-настоящему близкий человек. Единственное, пожалуй, что не нравилось Иде в миловидной и приветливой невестке, это ее привычка называть мужа Айком. Когда вскоре после женитьбы Мэми писала в Абилин, что они приобрели с Айком моторную лодку и в свободное время с удовольствием совершают на ней прогулки, Ида отвечала: «Все это хорошо. Но кто этот Айк, с которым ты катаешься на лодке?»[88].

Здесь, в Абилине, произошла и первая размолвка между молодыми супругами. Вскоре после приезда к родителям Дуайт по старой холостяцкой привычке пошел в любимое кафе. Час проходил за часом, а Дуайт все не возвращался. Свекровь успокоила невестку, сказав, что сын отправился на встречу с друзьями и играет в карты. Мэми предъявила супругу жесткий ультиматум: прекратить игру и немедленно возвратиться домой. Дуайт ответил, что это не в его правилах. Домой он вернулся в два часа ночи. Неизвестно, о чем говорили в ту ночь Дуайт и Мэми, но все биографы отмечают, что отныне Эйзенхауэр всегда согласовывал свои развлечения с мнением жены. В частности, в президентские годы, когда он получал приглашение друзей на партию в бридж или гольф, Эйзенхауэр принимал такие предложения, только учитывая ее мнение.

Когда Дуайт надел военную форму с лейтенантскими погонами, в Европе уже год шла Первая мировая война. Влияние изоляционистов, противников вступления США в европейскую войну, было очень значительным, но участие в ней сулило такие огромные прибыли американскому монополистическому капиталу, что вопрос этот был, по существу, предрешен. Однако правящие круги Соединенных Штатов не спешили ввязываться в мировую бойню, считая, что еще не настало время делить богатые военные трофеи.

Воздействие европейских событий на США в значительной мере амортизировалось безбрежными просторами Атлантики, отделявшими страну от европейского театра военных действий, но с каждым годом оно становилось все более отчетливым в сфере и политики, и экономики.

Развитие событий на далеких фронтах Европы заставило каждого кадрового военного определить свое место с учетом неизбежного участия США в войне. Дуайт Эйзенхауэр принял решение поступить в авиацию – совершенно новый вид вооруженных сил, который только начинал создаваться. Он относился к тем немногим в то время военнослужащим, которые предвидели большие перспективы военной авиации, имеющей реальную ценность[89].

Накануне женитьбы лейтенант Эйзенхауэр получил приглашение пройти медицинский осмотр для поступления в военно-воздушные силы. Как он отмечал в своих мемуарах, его влекло в авиацию не только то новое и неизведанное, что было связано с ней. Им руководили и чисто прозаические соображения – оклад офицеров в авиации был вдвое выше, чем в пехоте.

Но Дуайту не суждено было стать военным летчиком. На семейном совете Даудов было решено, что это слишком рискованная профессия, причем это мнение разделяли и Мэми, и ее родители. Мистер Дауд без всяких дипломатических ухищрений заявил Эйзенхауэру, что если он не пересмотрит свое решение, то Дауды возьмут назад свое согласие на брак дочери. Подумав сутки над предложением будущего тестя, Айк капитулировал, принеся на алтарь семейного счастья мечты об авиации. Это был первый и, пожалуй, последний случай вмешательства Мэми в решения Дуайта военного характера.

Эйзенхауэры жили скромно. От родителей Мэми они не получали какой-либо материальной поддержки, а небольшое жалованье младшего офицера не позволяло претендовать на условия, к которым привыкла дочь Даудов. Материальные трудности были тем более значительными, что первое время в скромной военной квартире Эйзенхауэров не было даже кухни и обеды в ресторане ощутимо сказывались на бюджете молодой семьи. Но постепенно все наладилось. Мэми научилась готовить, нередко своими кулинарными способностями блистал и Дуайт. Супруги жили тихой, не очень богатой впечатлениями жизнью армейского гарнизона. Однако всюду, куда бы ни забрасывала их бродячая военная судьба, создавался «клуб Эйзенхауэров». Общительный, легко сходящийся с людьми, Дуайт всегда имел множество друзей. А обаятельная, приветливая хозяйка умела создать в доме приятную, непринужденную обстановку. И всегда на огонек к Эйзенхауэрам спешили сослуживцы, чтобы провести в этом доме свой досуг. Даже после рождения 24 сентября 1917 г.[90] сына, названного в честь деда Дэвидом, «клуб Эйзенхауэров» продолжал функционировать, хотя рождение ребенка и ограничивало возможности молодых родителей общаться с друзьями.

6 апреля 1917 г. США объявили войну Германии. Перед американскими профессиональными военными теперь открывались новые перспективы. И не случайно, что спустя несколько дней после вступления США в войну Эйзенхауэр получил звание капитана[91]. 1 апреля 1917 г. Дуайт прибыл на новое место службы, в 57-й пехотный полк, расквартированный в Леон-Спрингсе, Штат Техас. Полк готовился к отправке за океан, чтобы принять участие в военных действиях. Это было исполнением мечты Эйзенхауэра. Участие в войне давало ему возможность сделать карьеру и создавало необходимые условия для познания на деле всех тонкостей военного искусства.

Эйзенхауэр работал с большим напряжением, готовясь к ответственной миссии участия в боях на фронтах Европы. В 57-м полку Дуайт впервые продемонстрировал свои организаторские способности. «Талант Эйзенхауэра к конструктивному руководству убедительно проявлялся в высокой боевой готовности его людей»[92].

Оставались считанные дни до отправки полка в Европу. Дуайт даже боялся, что он уедет, не дождавшись рождения ребенка. «Однако 20 сентября 1917 г. он был отправлен инструктором в лагерь по подготовке офицеров в форте Оглеторн, в Джорджии»[93]. Надежды, что после непродолжительной службы в Джорджии ему удастся попасть на фронт, не оправдались. 1 декабря 1917 г. он получил новое назначение – инструктором по подготовке офицеров в очередной учебный лагерь.

Судьбу Эйзенхауэра решила острая нужда в офицерских кадрах, способных быстро и квалифицированно готовить резервы для действующей армии. Молодой капитан проявил бесспорные способности в этой области, что не ускользнуло от внимания его начальства.

Эйзенхауэр участвовал в создании в вооруженных силах США первых бронетанковых частей. Он предвидел большое будущее не только авиации, но и танков, впервые появившихся на полях сражений в конце мировой войны. Дуайту предстояло «продемонстрировать свои способности в условиях новой эры механизированной войны как организатора первой американской танковой части»[94].

Успешная деятельность Эйзенхауэра по подготовке танковой части была отмечена военным руководством, и 17 июня 1918 г. ему присвоили звание майора, а 14 октября того же года он стал подполковником танкового корпуса[95].

За успешную работу по подготовке танкистов подполковник Эйзенхауэр был награжден медалью. В наградном документе отмечалось, что он «проявил выдающееся усердие, дар предвидения и административные способности в организации, обучении и подготовке для действий за океаном личного состава танкового корпуса»[96]. Дуайт действительно успешно справлялся с обязанностями командира-воспитателя. «Его воинская часть стала известна как одна из лучших в армии»[97].

Он был среди тех немногих военачальников американской армии, которые не только предсказывали большое будущее этому новому роду войск, но и правильно наметили пути развития бронетанковых войск, направления, по которым необходимо было совершенствовать это мощное оружие. Эйзенхауэр писал в «Инфантри джорнэл»: «Танки находятся в младенческом возрасте, но они уже сделали огромный шаг вперед в своем техническом совершенствовании. Им предстоит еще очень многого добиться в этом отношении. Нужно забыть о неуклюжих, неповоротливых машинах. Их место должны занять скоростные, надежные танки, обладающие большой разрушительной силой»[98].

Истинный профессиональный военный, находящийся в тылу во время войны, очевидно, всегда испытывает какое-то моральное неудовлетворение вне зависимости от того, насколько важна для фронта его работа. Во всяком, случае Эйзенхауэр подавал рапорт за рапортом с настойчивой просьбой отправить его в действующую армию. Наконец она была удовлетворена, и Дуайт получил соответствующее разрешение начальства. Но буквально за несколько дней до отплытия в Европу пришло сообщение о подписании мира с Германией.

Созданная в годы войны огромная армия была распущена по домам. Резко сократилось число кадровых офицеров. В годы войны Эйзенхауэр получил временное звание подполковника. По правилам, принятым в армии США, в мирное время кадровый офицер может лишиться этого звания, вновь получив прежнее. Через эту неприятную процедуру прошел и подполковник Дуайт Эйзенхауэр. 2 июля 1920 г. он вновь стал майором[99].

Эйзенхауэр стал сомневаться в правильности избранного им пути. Все чаще ему припоминались слова подруги юности Минни Стюарт, которая с товарищеской откровенностью заявила в свое время Айку, что служба в армии «не имеет будущего». Сомнения в целесообразности продолжения военной службы казались Дуайту тем более обоснованными, что создавалось впечатление, будто «сама армия не знала, как его использовать по назначению»[100].

В довершение всего на семью Эйзенхауэров обрушилось тяжелое несчастье – 2 января 1921 г. от скарлатины умер трехлетний Дэвид. Ребенок умирал в госпитале на руках Дуайта. Мэми, сломленная этой бедой, сама слегла с тяжелым нервным расстройством. Дуайт провел в госпитале несколько бессонных ночей. Он был бессильным свидетелем мучительной агонии сына. Смерть ребенка всей тяжестью в первую очередь обрушилась на Мэми. Все в доме напоминало об утрате. Состояние жены было ужасным, и Дуайт очень опасался за исход этого страшного испытания. Поездка в Денвер, к родителям жены, где они похоронили своего первенца, была самым тяжелым событием в жизни молодой семьи.

Смерть сына и неопределенное положение самого Эйзенхауэра угнетающе действовали на него. После окончания войны Дуайт сменил несколько второстепенных мест службы, от которых действительно не было удовлетворения ни уму ни сердцу. Именно в это время он все настойчивее подумывал, не настало ли время навсегда распроститься с армией. Наконец фортуна вновь улыбнулась Эйзенхауэру. В 1922 г. он был направлен в зону Панамского канала, где прослужил до 19 сентября 1924 г.[101] Должность и место службы были самыми ординарными, но ему, несомненно, повезло в том, что он попал под командование генерала Коннера, одного из самых образованных военачальников американской армии. Коннер был убежден, что «Айк далеко пойдет»[102]. А придя к такому выводу, генерал не жалел для Эйзенхауэра ни сил, ни времени.

Коннер был глубоко убежден, что новая мировая война неизбежна. На вопрос Дуайта, когда она начнется, Коннер отвечал: «Может быть, лет через 15-20, а может быть, и через 30»[103]. Старый генерал оперировал неопровержимыми аргументами экономического, политического и военного порядка. Его уверенность передалась и Эйзенхауэру. Раз война неизбежна, то служба в армии приобретала особый смысл, наполнялась новым содержанием.

В Панаме, как и в других местах, куда Дуайта забрасывала военная служба, их дом становился центром притяжения для сослуживцев. Особенно радушно и тепло принимали Эйзенхауэры гостей после того, как 3 августа 1923 г. Мэми родила второго сына, названного Джоном.

Дуайт был блестящим игроком в бридж. По свидетельству ряда его биографов, в США не было другого равного ему по силе игрока в эту популярную карточную игру. Но в Панаме он не часто садился за карточный стол. Штудирование военных трактатов стало для него новой, более сильной страстью.

Общение с генералом Коннером было для Айка большой школой. По рекомендации генерала он прочел огромное количество военных работ. А потом следовали долгие и обстоятельные беседы о прочитанном, в ходе которых эрудиция Коннера становилась для Дуайта неиссякаемым источником глубоких познаний в различных сферах военного искусства.

По рекомендации генерала Коннера майор Эйзенхауэр был принят в 1925 г. в командно-штабной колледж в форте Ливенворт, штат Канзас, выполнявший функции, аналогичные академии Генерального штаба. Это самое авторитетное по тем временам военное учебное заведение он окончил в 1926 г. первым по успеваемости из 275 слушателей[104], что явилось серьезной заявкой на будущее. В военном министерстве и в штабе армии об Эйзенхауэре заговорили как о способном и многообещающем офицере.

Отзывы начальства льстили самолюбию. Дуайт имел теперь цель в жизни, видел свое призвание в дальнейшем углублении и совершенствовании военных знаний. Но моральное неудовлетворение все же оставалось. Позади было одиннадцать лет службы в армии, а он все еще пребывал в скромном звании майора.

После окончания командно-штабного колледжа Эйзенхауэр по рекомендации генерала Коннера поехал в длительную командировку во Францию, чтобы там составить путеводитель по местам боев, в которых участвовали американские войска во время Первой мировой войны. Дуайт неоднократно выезжал на места важнейших сражений минувшей войны.

В годы «холодной войны» и эта деталь биографии будущего президента США не осталась без соответствующего комментария. Советская газета писала, что во Францию Эйзенхауэр был послан для выполнения разведывательных заданий. Показательно, что такой информации нет ни в одной работе о жизни и деятельности Эйзенхауэра.

Почти двадцать лет спустя, когда в 1944—1945 гг. Эйзенхауэр командовал союзными вооруженными силами, высадившимися во Франции, он удивлял своих коллег, вспоминая многочисленные детали, касающиеся сражений Первой мировой войны, проходивших в этих местах. Хорошее знание местности помогало ему принимать правильные решения в сложной боевой обстановке.

По возвращении в США он окончил в 1928 г. армейский военный колледж в Вашингтоне и с 1929 по 1933 г. работал в аппарате военного министра. Страна переживала трагические годы мирового экономического кризиса. Разумеется, офицерский корпус армии США не испытывал никаких материальных затруднений. Эйзенхауэру были обеспечены твердый оклад, приличная квартира. Он оставался «вне политики», в частности, ни разу не голосовал на выборах. И когда Эйзенхауэр в 1952 г. согласился баллотироваться в президенты от республиканской партии, организаторам его избирательной кампании пришлось приложить немало усилий, чтобы определить его партийную принадлежность.

Трудности внутреннего порядка, вызванные мировым экономическим кризисом, усугублялись сложной ситуацией на Тихом океане. А в далекой Европе, в Германии, к власти рвался фашизм. На международной арене все более отчетливо складывалась новая расстановка сил. Развитие событий могло внести определенные коррективы в формировавшиеся блоки и союзы. Но было очевидно одно: в случае возникновения мирового военного конфликта и вступления США в войну необходимо будет решать сложную задачу мобилизации военно-экономических ресурсов страны. В военном министерстве в те годы началась большая работа по исследованию военного потенциала США, в частности в сфере экономики, на случай начала войны. Активное участие в этой работе принимал Эйзенхауэр[105].

В 1932 г. новый начальник штаба армии США генерал Дуглас Макартур, ссылаясь на осложнившуюся внешнеполитическую обстановку, высказался против дальнейшего сокращения численности американских вооруженных сил. Он подчеркивал, что развитие международных событий «вновь свидетельствует о том, что на договоры нельзя полагаться как на полного гаранта мира»[106].

В октябре 1929 г. рухнула биржа. Это была экономическая катастрофа. А в ноябре 1929 г. в тиши кабинетов министерства обороны Дуайт Эйзенхауэр, возглавивший группу наиболее подготовленных штабных работников, приступил к составлению плана мобилизации промышленного производства на случай начала новой войны. Эта работа повлекла за собой создание армейского промышленного колледжа, который давал военным возможность получить общее представление о процессах экономического характера. Эйзенхауэр участвовал в создании этого колледжа, учился в нем и одновременно читал лекции для его слушателей. К тому времени он был уже достаточно известен в военных кругах как опытный штабной работник. Но за пределами той черты, где кончалось влияние военного министерства и штаба армии, его мало кто знал.

В 1930 г. Дуглас Макартур, ознакомившись с одним обстоятельно составленным документом, поинтересовался, кем он был подготовлен. Ему назвали имя майора Эйзенхауэра. По распоряжению Макартура автор этого документа был ему представлен. Так произошла первая встреча сорокалетнего майора Эйзенхауэра и пятидесятилетнего генерала Макартура.

В июле 1932 г. состоялся знаменитый поход на Вашингтон ветеранов Первой мировой войны, требовавших улучшения своего материального положения. Это были те «защитники отечества», забота об интересах которых являлась «священным долгом страны». Так, во всяком случае, декларировала надпись на стене здания ветеранов в Вашингтоне.

Против демонстрантов была брошена регулярная армия. 28 июля на Пенсильвания-авеню, центральной магистрали столицы, она дала бой голодным, безоружным ветеранам. Это была одна из позорнейших страниц в истории американской армии. 2 ветерана были убиты, 50 – ранены. Карательную операцию возглавил генерал Макартур, который заявил, что «зарождается революция» и вооруженные силы должны навести порядок. Макартур приказал Эйзенхауэру и другим офицерам надеть военную форму и идти вместе с ним во главе колонны войск[107].

За участие в этой операции Эйзенхауэр был награжден медалью. Подавление демонстрации ветеранов явилось единственной «военной» операцией, в которой до начала Второй мировой войны участвовал Эйзенхауэр. «Уже тогда майор проявил качество, укреплявшееся с годами, – осмотрительность. Он тщетно сначала уговаривал Макартура не командовать этой «операцией», а по ее завершении избегать репортеров»[108].

Операция против ветеранов в Вашингтоне сопровождалась мощной антикоммунистической кампанией. Президент Гувер заявлял, что руководство в ветеранских организациях захватили коммунисты. Ему вторил Макартур: «Американская коммунистическая партия… внедрилась в ветеранские группы и преднамеренно подчинила себе руководителей этих организаций»[109].

20 февраля 1933 г. Макартур перевел Эйзенхауэра на работу в свой штаб. По свидетельству Дуайта, в его задачу входила подготовка докладов Макартура конгрессу и публичных выступлений генерала. На этой должности, оставаясь в звании майора, Эйзенхауэр прослужил до 24 сентября 1935 г.[110]

Макартур, ушедший с поста начальника штаба армии, был направлен американским военным советником на Филиппины, чтобы помочь создать там собственные филиппинские вооруженные силы. В качестве своего помощника он пригласил Эйзенхауэра. С опозданием на 20 лет сбылось желание Айка побывать на этих экзотических островах. Его визит явно затянулся – он пробыл здесь до 1940 г.

На Филиппинах майор Эйзенхауэр принял деятельное участие в создании военной академии, военно-воздушных сил, в организации военной подготовки гражданского населения и разработке плана обороны островов на случай войны. С учетом надвигавшейся войны на Тихом океане работа, проводившаяся им, имела важное значение.

Помощник военного советника США находил время и для своих традиционных развлечений – бриджа, покера, гольфа. Президент Филиппин Мануэль Куэзон был заядлым картежником. Почти всегда в составе лиц, приглашенных на уикэнд к президенту, стояла фамилия Эйзенхауэра. Однако путь к сердцу президента лежал не только через карточную игру. В Эйзенхауэре Куэзона привлекали его познания в военных делах, общительность, способность расположить к себе людей, прямота. «Среди всех его выдающихся качеств, – вспоминал Куэзон, – я больше всего ценил следующее: когда бы я ни спросил Айка о его мнении, я всегда получал ответ. Он мог быть мне неприятен, это могло быть не то, что я хотел бы услышать, но это всегда был прямой и честный ответ»[111].

1 июля 1936 г., спустя 21 год после окончания Вест-Пойнта, Дуайт получил, наконец, звание подполковника[112]. Военная карьера явно обходила стороной ветерана армии.

На Филиппинах у него вновь проснулось старое влечение к авиации. Он освоил сложную профессию пилота, налетал необходимые 300 часов и получил в 48 лет диплом на право управлять самолетом. Эйзенхауэр был настолько уверен в своих силах, что решался брать в полеты сына[113]. Это был большой риск, тем более что во время одного из таких полетов он едва не разбился.

Отношения между Эйзенхауэром и Макартуром по служебной линии развивались ровно, но не больше. Хотя Макартур и его супруга жили в шикарном номере из семи комнат с искусственным охлаждением в том же отеле, что и Эйзенхауэры, они никогда не встречались семьями. Аристократ Макартур любил соблюдать дистанцию между собой и своими подчиненными.

Мэми тяжело переносила тропический климат Филиппин, часто болела. Это был трудный период в ее жизни. «Годы пребывания на Филиппинах я в основном провела взаперти в двух наших комнатах, не зная, как убить свободное время»[114], – вспоминала она позднее.

На Филиппинах между Эйзенхауэром и Макартуром произошел неприятный инцидент. Речь шла о военном параде молодой филиппинской армии. Желая показать товар лицом, продемонстрировать результаты своего труда, Макартур энергично настаивал на проведении такого парада. Эйзенхауэр же считал это ненужным и очень дорогостоящим делом. Когда решение данного вопроса вышло за рамки взаимоотношений между Макартуром и его помощником, американский военный советник допустил откровенное извращение фактов. И хотя инцидент не перерос в конфликт, а Макартур вопреки своим традициям пришел даже проводить Эйзенхауэра, когда тот покидал Филиппины, отношение последнего к своему шефу никогда впредь не выходило за рамки уважения к его военным заслугам[115].

1 сентября 1939 г. началась Вторая мировая война. Эйзенхауэр был глубоко убежден, что Соединенные Штаты неизбежно втянутся в нее. Он считал, что его место теперь на родине. Отклонив исключительно соблазнительные в финансовом отношении предложения президента Филиппин, Эйзенхауэр возвратился в США. Условия, изложенные президентом Филиппин Куэзоном, были действительно сверхсоблазнительными, «он предложил ему незаполненный контракт со словами: «Мы порвем старый контракт. Я уже подписал новый, здесь не заполнена только графа вашего вознаграждения. Заполните ее сами»[116].

Предвидения Эйзенхауэра оправдались. Страна была накануне крупнейших военных и политических решений.

Чтобы понять позицию Эйзенхауэра по важнейшим политическим проблемам Второй мировой войны, важно определить его отношение к войне, к причинам, ее породившим. Как для всякого профессионального военного, начало войны открывало перед ним заманчивые перспективы, возможность сделать хорошую карьеру. И тем не менее он «воспринял ее начало как катастрофу». В день начала войны Дуайт Эйзенхауэр писал брату Милтону: «После многих месяцев судорожных усилий умилостивить и задобрить безумца, правящего Германией, Британию и Францию загнали в угол, из которого они могут выбраться только с боями. Это печальный день для Европы и всего цивилизованного мира…»[117].