Генералисимус Суворов

Часть третья

Нам нужно остановиться еще на одном проявлении жизни и действии Суворова: его чудачествах, странных и диких поступках, оригинальности, дурачествах и проч. Суворов на заре кричит петухом, обливается на морозе холодной водой, ходит в одном сапоге, в одном башмаке, крестит беременным женщинам на балах живот — благословляет всех, с кем встречается, является к высокопоставленным посетителям в одной рубахе, позволяет говорить дерзости Потемкину и Екатерине, дразнит на учении Павла… Всех странностей, басен и анекдотов не пересчитать… Давались различные толкования этим странностям: это умышленные дурачества, чтобы более выделиться и обратить на себя внимание, — это результаты его долголетней солдатской жизни, оставшиеся и в дальнейшем, — это дань духу времени, требующему лакейства и скоморошества перед сильными мира сего…

Нам кажется, что все чудачества Суворова были естественным следствием его характера, его душевного склада, организации его центральной нервной системы.

Наша душевная организация состоит из трех отделов: области познавательной, мыслительной и двигательной. Познавательная область состоит из восприятия органов чувств: раздражений, впечатлений, восприятий и ощущений; мыслительная деятельность состоит из высших проявлений душевной жизни: представлений, понятий, проявлений запоминания и припоминания, сочетания этих всех проявлений или суждений и выводов из всего этого процесса или умозаключений. Действия и поступки наши являются приведением в исполнение всех выводов логического мышления или процессов мышления. Но это только одна сторона душевного воздействия, выражающегося действиями и поступками человека. Существует еще и второй фактор, играющий не менее важную роль в производстве и окончательной формулировке наших волевых или произвольных поступков, — это именно наше самочувствие, наши желания, побуждения и страсти. Воля не есть способность самостоятельная. Это есть равнодействующая двух сил: мышления и страсти — чувства приятного или неприятного. В одних случаях наши волевые или произвольные поступки являются результатом одержания победы нашего мышления над чувствами, в других случаях — наоборот. В первом случае будет перевес мышления, во втором — чувства. Таким образом, в одном случае воля будет являться продуктом мышления, в другом — чувствования.

У различных людей борьба этих двух душевных агентов, продуцирующих волевые поступки, далеко не одинакова; у одних преобладает мышление, у других — страсть, чувство, побуждения и инстинкты. Одни люди хладнокровные, флегматичные, другие — инстинктивные, быстрые, порывистые, сангвиничные. В преобладании того или другого проявления душевных способностей играет важную роль прежде всего наследственность. Одни люди родятся уже флегматиками, другие — сангвиниками. Но не менее важную роль в этом отношении играют и воспитание и самообуздание. Люди, родившиеся с теми или другими способностями, путем воспитания, путем упражнения, путем личной сознательной дрессировки с течением времени могут становиться то более энергичными и подвижными, то более сдержанными, спокойными и ровными. Таким образом, в создании волевых поступков оказывают важное влияние прирожденность душевных свойств и дальнейшая их культивировка, воспитание и выдержка.

Полнота и совершенство душевной жизни обусловливаются большим или меньшим количеством познаний, большим или меньшим участием области бессознательной жизни и большею или меньшею быстротою жизни душевных процессов.

В последнем случае мы видим в роде человеческом необыкновенное разнообразие в проявлении быстроты душевных процессов: одни необыкновенно вялы и медлительны, другие проявляют среднюю степень быстроты и третьи необыкновенно быстры в восприятии, сообразительности и порывисты в поступках. Эти душевные качества являются также преимущественно прирожденными, но могут сильно видоизменяться под влиянием воспитания и постепенных упражнений.

Суворов от природы имел необыкновенно быстрые способности и отличался чрезвычайною подвижностью, находчивостью и сообразительностью, а затем в течение детства и всей своей жизни он упражнялся в развитии и совершенствовании этих способностей. Глазомер, быстрота и натиск — вот девиз его личный и завет для всех его подчиненных. При крайней быстроте мысли и необыкновенно скором воздействии желаний действия и поступки Суворова были необыкновенно быстры, порывисты и почти рефлекторны. Он не терял времени на обдумывание, на размышление, а являлась в голову мысль или желание и он их моментально выполнял. А так как область мышления и присоединение бессознательных ассоциаций происходили у Суворова чрезвычайно быстро, то и все действия его были соответственно быстры. Правда, в делах серьезных, требующих изучения, он отдавал этому процессу должное; но в делах менее серьезных, малозначащих он действовал по первому движению, по первому порыву мысли и желания. Через это его действия в большинстве были импульсивными и рефлекторными. А так как эти действия вместе с тем почти всегда были правильными и выдающимися, то у Суворова стало привычкой действовать по первому побуждению, по первому порыву мысли, по первому проявлению чувства, — без продолжительного обдумывания и размышления. И чем Суворов становился старше, опытнее, почтеннее и заслуженнее, тем он делался самоувереннее, самонадеяннее и небрежнее к тому, что он говорил и делал. В огромном большинстве случаев его чудачества являлись действиями невольными, рефлекторными, по первому побуждению мысли, вспышки гнева, порыва веселости и дурачества. Быть может, не раз он сам раскаивался в этом и желал бы вернуть сказанное, да было поздно. Таковы его ответы Потемкину под Очаковом и после Измаила, где он заведомо повредил себе… В других же случаях он настолько считал себя заслуживающим уважения и почтения, что решительно не обращал внимания на то, что скажут о нем другие за его выходку.

Таким образом, все причуды Суворова находят себе объяснение в слишком большой подвижности душевной жизни, его крайней порывистости, привычке действовать сразу, слишком большой самоуверенности и невнимании к тому, что скажут о нем другие. Странность поступков Суворова объясняется особенностью его натуры, не входящей в обычные рамки жизни, и никоим образом не является чем-либо умышленным и заранее обдуманным. Он действовал, как жил, и особенность его натуры выражалась особенными, выделяющимися из ряда обыкновенных, поступками.