Генрих Кламм

Большое несчастье

Капитан фон Панвитц ушел, и Эвальд, гордо шествовавший впереди, не заметил, что отряд его становился все меньше и меньше. Первым исчез Лотар. Никто не заметил, как он это сделал. Когда они проходили мимо портняжной мастерской, в отряде остались только пимфы. Все остальные разбежались. Лишь самый маленький Генрих Кламм шагал позади вместе с пимфами. Ему нравилась форма, и он очень любил маршировать.

Когда они подходили к воротам, Эвальд вдруг скомандовал:

— Стой! Хейль Гитлер!

Он встал на вытяжку и поднял руку для приветствия, как это делают фашисты. Все повторили за ним этот жест. И маленький глупый Генрих тоже поднял руку, как другие. Он не знал, зачем.

И вдруг из главных ворот во двор вошли настоящие полицейские и настоящие штурмовики. Пимфы закричали «Хейль Гитлер!» и замаршировали следом. И за ними — маленький Генрих. Это доставляло ему особенное удовольствие: маршировать вместе с настоящими полицейскими.

Все вошли в дом. Генрих с ними. Они поднялись по лестнице. Генрих с ними.

— Наверно, они кого-нибудь хотят арестовать? — спросил он взволнованным голосом.

— Конечно. Кого-нибудь из красных преступников, — услышал он в ответ.

Генрих был в восторге. Как интересно! Ему просто повезло. Они дошли уже до третьего этажа и начали подниматься еще выше.

— Куда же? — удивленно спрашивал себя Генрих. Тут он знал уже всех жильцов, и это были неплохие люди.

Они дошли до четвертого этажа. Генрих остановился. Полицейские поднимались выше. Но Генрих не пошел за ними. Его охватил такой страх, что он не мог шевельнуть ногой. Куда идут полицейские? На пятом этаже только одна маленькая каморка, рядом с чердаком!

— Назад! — грубо крикнул один из полицейских идущим позади лимфам. — Очистить лестницу!

Они отступили и, прислонившись к стене, выстроились, точно живой забор. Они знали, что там живут родители Генриха.

Генрих тесно прижался в самый угол на площадке четвертого этажа. Все настоящие пимфы смотрели теперь на него. Они смотрели на него сверху, снизу, сбоку. Их глаза горели от злорадного любопытства.

Генрих не мог этого вынести. Он повернулся лицом к стене и присел на корточки, точно хотел залезть в мышиную норку.

Отец в сопровождении двух полицейских вплотную прошел мимо него, но не заметил маленькую скорчившуюся фигурку в углу, хотя глаза его все время искали сына, чтобы в последний раз взглянуть на него.

Генрих долго и неподвижно сидел в углу. Настоящие пимфы уже ушли. Даже они не решались окликнуть несчастного ребенка. Они показывали на него пальцами и шептались. Некоторые подходили к нему вплотную, но, не решаясь тронуть его, уходили. Генрих не в силах был пошевелиться. Ему казалось, что в горле у него нож.

Вдруг он почувствовал прикосновение холодного носа Вольфи к своему уху. Теплый влажный язык лизнул его щеку. Не оборачиваясь, Генрих обнял собаку за шею, прижался головой к голове Вольфи, и слезы полились у него из глаз.

— Если бы ты был здесь, — плакал он, — ты не дал бы увести отца. Ты бы искусал всех полицейских!

Когда Генрих и Вольфи вошли в комнату, мать лежала на кровати, уткнувшись головой в подушку, и не слышала их прихода. Генрих остановился в дверях. Он боялся подойти ближе. Но Вольфи подбежал к кровати, встал на задние лапы и, махая хвостом, стал лизать шею и уши своей хозяйки.

Фрау Кламм поднялась. Она казалась еще худее, чем обычно. Ее острое лицо было бледно, глаза покраснели от слез.

— Генрих, сын мой! — закричала она и, схватив дрожащего мальчика, крепко прижала его к себе.