Географ глобус пропил

Глава 16 Пробелы в памяти

Служкин в длинном чёрном плаще и кожаной кепке, с чёрным зонтом над головой шагал в садик за Татой. Небо завалили неряшливо слепленные тучи, в мембрану зонта стучался дождь, как вечный непокой мирового эфира. Служкин не полез через дыру в заборе вокруг садика, как он обычно делал, а чинно обошёл забор и вступил на территорию с главного входа. Под козырьком крылечка он увидел Лену Анфимову с Андрюшей.

– Привет, – сказал Служкин. – Вы чего здесь стоите?

– Да вот зонтик сломался, – виновато пояснила Лена. – Теперь ждём, когда дождь пореже станет…

– Ну, к зиме распогодится, – пробормотал Служкин, поглядев на небо. – Давай я вас под своим зонтом провожу.

– Может, Тату сначала заберёшь? Нам на остановку надо…

Служкин посмотрел на часы.

– Успею ещё, – заверил он. – Времени завались.

Он подставил локоть. Лена, улыбнувшись, взяла его под руку. Они неторопливо двинулись к воротам. Лена вела Андрюшу.

– Расскажи мне, Лен, как хоть ты поживаешь, – попросил Служкин. – А то ведь я так ничего и не знаю.

– Да мне, Витя, нечего рассказывать. – Лена пожала плечами. – Нету у меня ничего интересного. Как замуж вышла, так из декрета в декрет и с утра до вечера готовлю, стираю, глажу, прибираю, за Олей и Андрюшей смотрю… Я уж и сама стала забывать, что я человек, а не машина хозяйственная… В кино уже три года не бывала…

Лена не жаловалась, просто рассказывала так, как есть.

– Могу сводить тебя в кино, – бодро заявил Служкин, ещё не перестроившись на слова Лены. – С превеликим удовольствием…

– Нет, Витя, я же не напрашиваюсь… – Лена помолчала. – Мне некогда, да и перед мужем неудобно.

– А кто у тебя муж? Какие у вас отношения?

Служкин отдал Лене зонтик, подхватил Андрюшу, перенёс его через канаву по мосткам и подал Лене руку. Лена оперлась о неё тяжело, неумело, как о перила.

– Он у меня работает шофёром. Дома мало бывает – всё возится с автобусом. А отношения?.. Какие они могут быть? Пока Андрюша не родился, так что-то ещё имелось. А сейчас оба тянем лямку. Тут уж не до отношений. Живём спокойно, ну и ладно. Поздно уже что-то выгадывать, да и разучилась я…

– Денег-то он много зарабатывает? – наивно спросил Служкин. – Я слыхал, водители просто мешками их таскают.

– А я слыхала, что учителя, – сказала Лена, и они рассмеялись.

– А вышла ты по любви? – напрямик спросил Служкин.

Лена, вопреки обычному, не смутилась. Видимо, для неё это было так же далеко, как двойки по рисованию.

– По любви. Только какая разница теперь?

– Лен, скажи, – помолчав, попросил Служкин, – а чем у тебя кончился тот школьный роман с Колесниковым?

– Разве ты не знаешь? – удивилась Лена. – Ты же дружишь с Веткиной… Хотя, в общем, и рассказывать тут нечего, – Лена пожала плечами. – Ничем. Дружили после школы полгода, потом он в армию ушёл. Я сначала писала ему, ждала. Потом забывать начала. Потом с Сашей познакомилась – с будущим мужем. Вот так. А Колесников тоже не особенно переживал. На моей свадьбе напился, всем надоел своими армейскими историями, к каждой девчонке приставал…

– А ведь мы всем классом с таким благоговением относились к твоему роману с Колесниковым! Как же, десятиклассник, на машине ездит – и нашу Ленку Анфимову любит!..

– Только к машине вы и испытывали уважение, – улыбнулась Лена. – Глупые все были… Сейчас у мужа автобус целый, ну и что?

– Н-да-а… – протянул Служкин. – Как-то всё это… Вроде бы когда-то огромное значение имело, а оказалось – ерунда. И остаётся только грустно шутить. Ты же самая красивая девочка в классе была… Все думали, что ананасы в Париже кушать будешь…

Лена чуть покраснела.

– Да и про тебя, Витя, думали, что станешь великим поэтом…

– Гм, гм, – смущённо покашлял Служкин. – Метили в цари, да попали в псари… А я ведь, Лен, так в тебя влюблён был…

– Я знала, – засмеялась Лена. – Да и весь класс знал.

– И тебе не жалко меня было, когда ты с Колесниковым крутила?

– Нет, – мягко сказала Лена. – Тогда ведь казалось, что всего ещё сколько угодно будет. Не ценили, когда любят. Маленькие были.

Они шли вдоль рощицы старых высоких сосен, вклинившейся в новую застройку. Подлесок здесь был вытоптан детьми и собаками. Андрюша, пользуясь тем, что внимание мамы отвлекает дядя с зонтиком, брёл по лужам, поднимая сапогами чёрные буруны. Показалась автобусная остановка – голая площадка на обочине шоссе.

– Я вас посажу на автобус, – сказал Служкин.

Они молчали, вглядываясь в призрачную, дождливую перспективу дороги, откуда в брызгах, шипя, вылетали легковушки и проносились мимо, кубарем закручивая морось. Служкин переложил зонт в другую руку и чуть приобнял Лену, словно хотел её немного согреть.

– Андрюша, встань ко мне поближе, – велела Лена, подтаскивая сына за руку. – У тебя и так капюшон уже промок…

– А помнишь, как нас четыре года Чекушка сватала? – спросил Лену Служкин. – Всегда сажала за одну парту…

Лена слабо улыбнулась.

– Скажи, Лен, а вот тогда, на дискотеке, ты меня вправду поцеловала или случайно в темноте ткнулась?

– Не помню, – удивлённо сказала Лена и засмеялась. – Витя, а это не ты подсунул мне в портфель записку на Восьмое марта?

– И я не помню, – честно ответил Служкин. – А ты помнишь, как на День Победы нам вдвоём давали читать «Жди меня»?..

– А ты помнишь?..

Лена медленно менялась: усталость и покорность уходили с её лица, и в глазах что-то затеплилось, как солнце за глухими тучами. К Лене даже вернулось почти забытое школьное кокетство – она искоса лукаво глянула на Служкина, как некогда глядела, проходя мимо него в школьном коридоре. Служкин и сам оживился, стал смеяться, жестикулировать и даже не заметил автобуса.

Они одновременно замолчали, с какой-то обидой глядя на открывающиеся двери. Лена сникла. И вдруг Служкин наклонил зонтик вперед, отгораживаясь им от автобуса, как щитом, и смело прижался губами к холодным и твердым губам Лены, забыто вздрогнувшим в поцелуе.

– Иди, – сказал он. – Мы ведь ещё увидимся…

Покачивая толстым задом, автобус уполз по шоссе. Служкин задумчиво пошагал обратно. Он шагал минут пять. Вдруг он встрепенулся, быстро захлопнул зонтик и бросился бегом. Дождь плясал на его кепке, под ногами взрывались лужи, полы плаща болтались, как оторванные. Служкин бежал напрямик через газоны, через грязь, прыгал над канавами, проскочил в дыру в заборе вокруг садика и влетел в раздевалку.

Тут было уже пусто. Дверь в группу была раскрыта, и Служкин остановился на пороге. В дальнем углу зала за столом сидела и что-то писала воспитательница. На маленьких столиках вверх ножками лежали маленькие стульчики. Свежевымытый пол блестел. Тата – одна-единственная – строила из больших фанерных кубов кривую башню. В своём зелёном платьишке на фоне жёлтого линолеума она казалась последним живым листком посреди осени.

– Тата!.. – охрипнув, позвал Служкин.

Тата оглянулась, помедлила и молча кинулась к нему через весь зал. Служкин инстинктивно присел на корточки, поймал её и прижал к грязному плащу, к мокрому лицу.

– Тата, я больше никогда не опоздаю… – прошептал он. – Честное слово, никогда… Честное папино…