Геометрия любви: Банальный треугольник

Глава 5

Дэниэл, как истинный джентльмен, собирался проводить даму до гостиницы. Но Тибби, как истинная феминистка, ему не позволила. Дело вовсе не в том, что ей не хотелось провести в обществе обаятельного доктора еще несколько минут. Но с мужчинами спешить нельзя, надо показать «своему врачу», как она порой спонтанно называла его в мыслях, что его победа еще не окончательна. Но основная проблема была иного рода, и имя ей — Питер. Тибби уже предчувствовала, какая сцена ожидает ее в гостинице. И она не желала втравливать в это Дэниэла. Пусть они провели день вместе, но вернется она в одиночестве, гордая и независимая. Так что на углу Каледониан и Кэмден-роуд они расстались.

— Пока, доктор Глэдисон! Вы оказались на редкость приятным собеседником. Так что прекрасный вечер — это ваша заслуга. Только не забудьте убраться в квартире, чтобы будущие гостьи ненароком не превращались в пациенток травматологического отделения! — не удержалась она от язвительной реплики.

— Пожалуй, сегодня наилучший вариант — когда пациенты становятся моими гостями, — парировал Дэниэл.

Тибби рассмеялась и ушла.

«А теперь главное — не оглянуться. Нет, Тибби, я сказала — смотри перед собой, он не должен видеть, что интересен тебе… Черт, ну не верти же ты головой! — говорил ей мудрый внутренний голос. — Эх, ну что же ты!» Тибби, не выдержав собственного любопытства, повернула голову и убедилась, что Дэниэл все еще стоял на том месте у книжного магазинчика, где они расстались, и смотрел ей вслед. Он прощально и грустно помахал рукой.

Лучи заходящего солнца в последний раз ласково выглянули из-за облаков и растворились в вечернем сумраке. Асфальт, впитавший за день много тепла, казался мягким и приглушал звук шагов. Впервые за много месяцев она наслаждалась прогулкой в одиночестве — просто так, потому что вечер теплый, потому что очень нравится город (с недавних пор, надо сказать), потому что в ушах еще звучат шутки Дэниэла и так легко им улыбаться… Однако ее вновь посетили мысли о Питере, и мысли эти оказались не из приятных — мучили угрызения совести.

Уходя из гостиницы, она сказала, что сходит в больницу и это совсем-совсем ненадолго. А сейчас уже поздний вечер. Что подумал бедняга, столько прождав ее?

Но в самом деле, что тут такого: неужели у свободного человека нет права развлечься так, как она хочет, и провести время в компании мужчины, который ей приятен? Ну задержалась. Ну опоздала. И что? Ведя сама с собой примерно такие переговоры, Тибби дошла до гостиницы, благо было совсем недалеко.

У входа в «Ридженси» росли четыре липы. Они были очень старыми, и листва их тихо шелестела на ветру. Под липами стояла весьма живописная скамейка, которую из-за ее живописности уже лет тридцать не убирали отсюда и всячески поддерживали в «рабочем» состоянии. Рядом с этим произведением архитектуры достойно смотрелась унылая фигура вечно страдающего юноши. О его душевных муках можно было догадаться по выражению лица: уголки губ опущены, а в глазах, при ближайшем рассмотрении, блестят слезы. Питер, погруженный в мрачные раздумья относительно того, звонить ли в морг или оставить себе хоть маленькую надежду, заметил Тибби не сразу. Глаза его расширились. Теперь, когда напряжение последних часов спало, он не мог сдержать нахлынувших эмоций. Вид у путешественницы был виноватый, но отнюдь не несчастный. «Значит, с ней ничего не случилось. У нее все хорошо, а я тут…» — пронеслось в мозгу. К горлу подкатил комок.

— Питер, послушай, ты только на меня не обижайся, я тебе все объясню. — Тибби, как всегда, сделала лаконичное и эффектное вступление.

— Меня интересует только то, что с тобой все в порядке. Я, знаешь ли, несколько беспокоился, — с трудом проговорил Пит. Голос у него дрожал.

— Бедный мой, прости меня, пожалуйста, — очень тихо, тоном провинившейся школьницы проговорила она.

Питер же, наоборот, поневоле повысил голос:

— Я-то… я-то что… я прощу. Я же всегда тебе уступаю. Я всегда делаю то, чего хочешь от меня ты! — Он побледнел от гнева.

— Никогда прежде Пит не позволял себе так говорить. (Справедливости ради надо сказать, что поводов было достаточно.) Но теперь в их отношениях возникло что-то новое, опасное, колючее, возможно, сделавшее дружбу совсем хрупкой. Появился английский доктор по имени Дэниэл. В Америке был Свен, пустой человек, и хотя его присутствие в жизни Тибби досаждало Питеру, реальной угрозы их отношениям он не представлял. А теперь все изменилось. Тибби больше не принадлежала Питеру.

— Но все же, мисс Торнфилд, — продолжил он свою тираду, — мне кажется, я имею право знать, как вы проводите время, потому что мы находимся в чужой стране и я вроде бы несу ответственность за вашу драгоценную персону. Я не говорю, попрошу заметить, о каком-то уважении к моим чувствам, хотя, с моей точки зрения, ты могла бы относиться к ним повнимательнее! — Питер, даже выходя из себя, что было в редчайших случаях, был весьма корректен.

— Я была в больнице, Пит… — жалобно проговорила Тибби, словно умоляя выслушать ее.

— Вот как? Ах да, я уже это слышал. Причем сегодня — и даже не от тебя одной. К твоему сведению, я обзвонил все больницы в городе! Я даже сходил в ту, куда ты попала и где тебе наложили повязку. Медсестра сообщила, что мисс Тибби Торнфилд действительно была у них сегодня. Вот только ушла достаточно быстро! И что же я должен был думать? Я говорил с полицией, обзвонил по справочнику все больницы Лондона, мне осталось только оборвать телефон морга!

Самый мощный бунт — бунт покорных. Столь сильное проявление эмоций со стороны того, кто всегда успешно сдерживал их, произвело впечатление даже на Тибби. Она молчала, уставившись в пол, подыскивая слова оправдания. Хотя — какие могут быть оправдания? Пит прав на двести процентов. Она ведь поступила еще хуже, заставив его так волноваться, а сама в это время наслаждалась обществом другого мужчины…

— Молчишь? Тебе нечего сказать мне? Стыдно, да? Ну конечно, мне тоже, пожалуй, было бы стыдно, если бы я доставил тебе столько неприятностей!

Вдруг какая-то мысль кольнула Питера. Он внезапно замолчал, пристально глядя в ее зеленые глаза. Чуть прищурился. Такого взгляда она еще не видела.

— Ты же не просто так… Ты ведь ответственная, Тибби. Чтобы так обойтись со мной, надо было напрочь забыть о моем существовании. Ты обо мне забыла? Да?..

Он выдохнул последний полувопрос-полуутверждение. И отвернулся, чтобы она не увидела, как он прикусил губу. Шестым чувством этот страдающий рыцарь угадал, что произошло сегодня. И замер, задохнувшись…

— Это все из-за него… Того доктора, брюнета с авторучкой. Тогда еще, в парке… Что он для тебя? Я никогда не думал, Тибби, что ты предашь меня ради первого встречного!

Это было уже слишком! Назвать Дэниэла, этого потрясающего мужчину, который воплощал все ее смутные и полуосознанные надежды на счастье, первым встречным! Что Пит себе позволяет?!

— Знаете что, мистер Роули… — Начала их ссор всегда были поразительно официальны. — Я бы попросила вас держать язык за зубами! Это было бы самое благоразумное! — От официальности, правда, тут же не осталось и следа. — Какая муха тебя укусила? Только послушай, что ты говоришь! — Тибби перешла в атаку, голос ее зазвенел, кулаки сжались. Пусть она кругом не права, но зародившееся чувство по отношению к своему спасителю — а он же спас ее ноги! — достаточная причина, чтобы простить! И Тибби выпалила это своему несчастному приятелю без промедления. Пит, обомлевший от такого поворота событий, слушал ее с широко раскрытыми глазами. — Если это так тебя интересует — получи: да, я была с ним! Я была у него в гостях! Дэниэл — прекрасный собеседник, знаешь ли. И я получила сегодня море удовольствия от общения с ним! И не позволю тебе, слышишь, не позволю так дурно отзываться о человеке, который мне симпатичен!

Питер был потрясен и молчал. Ни одно животное в драке не добивает до конца своего соперника… только голуби. Странно… эта кроткая птица может быть очень жестокой. Такая же невероятная агрессия владела сейчас этой рыжей прелестницей.

— Я не девочка, чтобы меня отчитывать за то, что я задержалась на прогулке! Ты думаешь, что у тебя есть право на меня! Но я тебе докажу… Это очень глупо с твоей стороны — нападать на моего нового друга! — Она и сама не поняла, зачем сказала это. Просто вырвалось, и все тут! — Я не желаю оставаться с человеком, который меня осуждает и стремится к власти надо мной! Ты все испортил своей дурацкой ревностью!

Тибби повернулась на каблуках и стремительно зашагала прочь. Это была ошибка из разряда тех, что люди совершают осознанно, чтобы при этом причинить себе сладкую боль. Рассудком она понимала, что поступает непорядочно, что ранит близкого человека и что идти-то ей, собственно говоря, некуда в этом красивом, но совсем чужом городе. Знала, что раскается, что будет со слезами просить Питера простить ее. И тем не менее шагала дальше. Потому что сейчас ей важнее было показать Питу свою независимость и то, что его дружба не дает ему права вмешиваться в личную жизнь и ее отношения с Дэниэлом. «Какие еще отношения?» — проворчал внутренний голос. Ответить на этот вопрос Тибби не смогла.

Питер, словно окаменев, застыл на месте. Он тяжело дышал, чувствуя, как темнеет в глазах, как уходит земля из-под ног. А надо было удержаться в вертикальном положении. Она вернется. Она обязательно вернется.

Крайне импульсивная, Тибби была вместе с тем и очень отходчивой. Буря чувств улеглась, как только она свернула за угол. Но гордость не позволила ей немедленно вернуться обратно. Пит, натура весьма впечатлительная, переживает глубже и дольше. Чего доброго, продолжит сцену. Но куда же тогда направиться? Оценив обстановку, Тибби отметила, что ноги несут ее по тому же пути, что она проделала примерно полчаса назад. Путь этот вел к Дэниэлу.

Было уже поздно. Редкие прохожие уже не казались такими дружелюбными, как раньше. Мимо проехала, просигналив, машина. Из окна старенького «форда» высунулся нахальный юнец:

— Эй, рыжая, подвезти?

Тибби бросила на него гневный взгляд. Глаза ее сверкнули, как у тигрицы перед прыжком.

— Понял. — Парень прибавил газу, и автомобиль скрылся за поворотом.

Она чувствовала себя неуютно в ночном городе. Конечно, правильнее было бы (если не считать лучшим вариантом возвращение к Питеру в «Ридженси») взять такси и доехать до какой-нибудь другой дешевой гостиницы. Но странная сила как магнитом тянула ее к Дэниэлу, в его квартиру, где даже беспорядок отражает легкий и веселый характер хозяина, где такой необычный вкус имеет чай, где в ванной пахнет его одеколоном…

Тибби закрыла глаза. «Я иду к нему… Боже, какое это счастье!»

Несколько глубоких вздохов не принесли облегчения томящемуся сладостным ожиданием телу. Чуть приоткрыла рот, пробежалась языком по губам, взмахнула ресницами. Еще десять минут — и она вновь увидит его лицо, и тогда вернется шанс стать этому человеку ближе… по-настоящему ближе.

Чтобы в сумраке лондонского вечера ярко сияли глаза любимого. Чтобы, истерзанная скитаниями и досадными недомоганиями, она почувствовала себя в безопасности в родных объятиях. Чтобы ладони скользили по гибкой талии и срывали ставшие ненужной помехой покровы. Тихо шелестела ткань, падая на мягкий ковер. Аромат разгоряченной прикосновениями кожи щекотал ноздри. И приятная тяжесть клонила голову к обнаженному плечу возлюбленного.

Смутными призраками носились в ее воображении картины того, как это могло бы произойти. Взрывной и ненасытный темперамент Тибби делал ее не покорной овечкой, готовой подчиниться первому движению мужчины, а настоящей тигрицей. Это будет ее партия, и она сыграет ее как лидер, не стесняясь подсказывать Дэниэлу, что и как делать с ней. Она знала свое тело, прекрасно чувствовала, как достичь наибольшего возбуждения, как получить удовольствие… Сказывалась школа Свена — спасибо ему большое. Тибби теперь была уверена в себе на все сто и уже никогда бы не могла пополнить ряды женщин-жалобщиц, вечно ожидающих от мужчин «подарка судьбы» в виде одного жалкого оргазма.

Она найдет, как дать понять этому прекрасному англичанину, чего она от него хочет. Мужчина ведь безошибочно угадывает флюиды, исходящие от возбужденной и вместе с тем знающей себе цену женщины. Тибби чувствовала, что там, где сегодня ее поили английским чаем, ее ждет умелое воплощение самых смелых эротических фантазий. Уж в ком, в ком, а в Дэниэле она была уверена. Пит, к примеру, для нее не партнер, это было ясно с первого взгляда. А этот, в белом халате… Жаль, он не носит его дома. Как, должно быть, громко хрустит на разрыв крахмальный хлопок, когда два сплетенных тела падают на пол, на ковер, на диван. Это так эротично, так возбуждает…

И в этот момент ее, обжигая, пронзила мысль: «А вдруг он не один? Как глупо я буду выглядеть, если у него, например, друзья в гостях. А может, другая женщина?» Она замедлила шаг. Да, неприятный вариант развития событий.

В сиреневых сумерках красивым мягким светом мерцали фонари. Каждый из них был подобен луне — такие крохотные далекие светила… Над ними четко вырисовывалась освещенная листва. Летний вечер — сам по себе чудо. Если только на душе не скребут кошки.

А ждут ли ее там, куда она направляется? Не в силах однозначно ответить на этот вопрос, она остановилась. Бросила взгляд на витрину какого-то маленького магазинчика. Ах, это же тот самый книжный, возле которого они с Дэниэлом расстались час назад! Тогда Тибби чувствовала, что держит его в напряжении, ощущала, как сильно его тянет к ней (совершенно при этом не задумываясь о том, какова сила ее собственных чувств). Она пребывала в полной уверенности, что именно ей принадлежит победа. А сейчас — сейчас она сама идет к нему, идет искать опоры, поддержки… или чего-то еще?

«Если я сегодня же не увижу его и не останусь с ним, я буду горько жалеть об этом всю оставшуюся жизнь… И пусть пропадут пропадом все другие женщины — бывшие, настоящие, будущие!.. Но, Боже, не может быть, чтобы он так смотрел на кого-то еще!»

Остаток пути до «места дислокации», так Дэниэл в шутку назвал свою квартиру, показался очень коротким. Тибби словно плыла сквозь густой и — странное дело — теплый туман. Могучая сила диктовала каждый ее шаг. Такое необдуманное поведение было не очень свойственно Торнфилд. Но это ее не тревожило. Ее вело жгучее, непреодолимое желание видеть Дэниэла. Говорить с Дэниэлом. Быть с Дэниэлом.

Вот и знакомый маленький подъезд. Дверь гостеприимно распахнута. Подняться на этаж — что может быть проще? Только остановившись на лестничной площадке, Тибби ощутила, как сильно колотится сердце. Когда рука потянулась к звонку, оно взволнованно замерло. Кнопка обожгла палец. Все. Назад пути нет. «И что я ему скажу?» — мелькнуло в голове. Несколько запоздавшая мысль. По ту сторону двери раздались быстрые шаги.

Несколько минут назад Тибби не рассуждала. Теперь же разум властно вступил в свои права. Достойного выхода из нелепой — и сложившейся по ее вине — ситуации явно не было (разумеется, под «достойным» не подразумевается стремительное бегство вниз по лестнице с перепрыгиванием через ступеньки). При вполне естественном при сложившихся обстоятельствах волнении единственное, на что она была способна, — это изобразить на лице улыбку.

Дэниэл распахнул дверь. На его лице отразилась целая гамма чувств: безмерное удивление перешло в восторг от увиденного, а его, в свою очередь, сменил испуг.

— Тибби! Что-то случилось? У тебя неприятности? Нет, наверное, какое-то осложнение с ногой. Где именно болит?

Глэдисон был истинным врачом, врачом до мозга костей. Спасти, помочь, облегчить страдания — к этому он стремился каждую минуту своей жизни.

— Господи, что же я, заходи, заходи скорее!

Шаг через порог получился довольно неловким. Поэтому Дэниэл тут же уверился, что здоровье его драгоценной пациентки в опасности.

— Больно наступить на ногу? На которую, ту, что с вывихом, или ту, что обожжена? — Вопросы были заданы уже тогда, когда он подхватил ее и понес в гостиную.

Дэниэл осторожно опустил нежданную гостью в кресло, а сам встал рядом на колени. Естественно, убрать забытую газету он не успел. Неожиданный хруст мнущейся бумаги рассеял наваждение. Пришла пора признаваться. И Тибби начала:

— Знаешь, я должна тебе кое-что сказать…

Традиционное начало для страшных откровений. Брови Дэниэла, прежде нахмуренные, поползли вверх.

— Ничего у меня не болит, — сказала она чуть ли не с сожалением. — Как ты понимаешь, я вполне благополучно дошла до твоего дома. Просто я поссорилась с Питером, и теперь мне некуда идти.

Все это было произнесено на одном дыхании.

«Так ему и надо!» — злорадно подумал Дэниэл.

«Ой, как нелепо это звучит! — ужаснулась Тибби. — Как будто на дворе девятнадцатый век и я сбежала от мужа к любовнику!» Феминистская гордость наконец проснулась и заявила о себе. Только слишком поздно. Теперь она только мешала.

— Я сейчас уже понимаю, как это глупо с моей стороны — вот так ввалиться в вашу квартиру, доктор Дэниэл… — От смущения Тибби сбилась на официальный тон.

— Ну что ты, зачем эти формальности, для этого уже слишком поздно, — попытался пошутить тот, и вышло это у него довольно-таки неуклюже, потому что при одном упоминании о времени своего визита гостья покраснела до корней волос.

— Я уже ухожу! Еще раз извините. Мне правда очень неловко.

— Останься.

Сказано было тихо, нежно, просительно. Именно такие слова, звучащие из уст мужественного человека, способны сильнее всего повлиять на решение женщины.

— И что тогда? — попыталась Тибби разрядить атмосферу — в голосе ее зазвучали немного игривые нотки.

— Ну… Я угощу тебя английским фаст-фудом! — с нескрываемой гордостью за национальную кухню пообещал Дэниэл.

— О, надо же!.. — поразилась Тибби. Она по праву считала себя специалистом по продуктам быстрого приготовления.

— Сейчас покажу, — обнадежил ее Дэниэл и с улыбкой двинулся в направлении кухни. В дверях он обернулся. — А будешь хорошо себя вести — даже отведаешь деликатес!

Тибби освободила себе место среди кучи газет и с видом пай-девочки устроилась в кресле, сложив руки на коленях.

Национальным фаст-фудом Дэниэл именовал треску в тесте и чипсы. Это нехитрое блюдо — самое лучшее из того, что продавалось в бистро на углу, — чаще всего и составляло его холостяцкий ужин.

Мужчине, привыкшему к одиночеству и пустоте, почему-то очень нравилось, что эта непосредственная яркая рыжеволосая пациентка сегодня вернулась к нему. А может быть, она даже согласится занять в его жизни особое место? Мысль эта, не до конца еще оформившаяся, смутно тревожила его. Странно, но у Дэниэла даже не возникло вопроса, почему Тибби пришла к нему в такой час. Словно это было естественным с ее стороны поступком. И в глубине души он ликовал, понимая, что молодая женщина почувствовала его влечение и потянулась к нему.

Раздумья были прерваны услужливым писком микроволновки.

Ужин проходил в «походной» обстановке. Более или менее приличная тарелка в хозяйстве мистера Глэдисона оказалась в единственном экземпляре. Ему самому пришлось довольствоваться одноразовой пластиковой посудиной. Рыба в тесте смотрелась на ней совершенно естественно.

Было весело. Тибби быстро избавилась от чувства неловкости. Она уже совсем не думала, как попала в эту квартиру. И напрочь забыла о Питере. Для нее существовал только сидящий напротив Дэниэл — удивительно притягательный, желанный и все больше покорявший ее своими улыбающимися глазами. Он ни на миг не отводил от нее взгляда, жадно следил за каждым жестом, выражением лица, думая лишь о том, что она совершенство и что он по-настоящему счастлив сейчас, на маленькой кухне, за скромным ужином, но рядом с самой чудесной красавицей на этой планете.

Вина не было — пили абрикосовый сок. Никогда его вкус не казался столь мягким и волнующим. Удивительно, но пьянил он не хуже шампанского. Или искорки вспыхнули в крови от чего-то другого?

Надо ли говорить, какое наслаждение испытала феминистка Тибби, глядя на то, как мужчина в переднике старательно моет посуду!

Было уже за полночь. Тибби невольно зевнула.

— Я постелю тебе в гостиной, согласна? — просто спросил Дэниэл. Было что-то невероятное в том, что в его доме будет ночевать женщина, приехавшая в этот город с другим мужчиной, женщина, которую три дня назад он не знал… и без которой теперь не смог бы представить существования. Как просто пришла эта мысль! Продолжение фразы «А завтра ты вернешься к своему другу и помиришься с ним» Дэниэл решил оставить при себе. Завтра ведь еще не наступило.

— Согласна, — так же легко ответила Тибби. — Только меня не оставляет мысль о ванной.

— Нет проблем! — бодро отозвался счастливый хозяин, выдал чистое полотенце (какая удача, что оно нашлось в его логове!) и одну из своих футболок. Тибби с царственным видом проследовала в ванную.

Дэниэл же взялся за обустройство гнездышка для прекрасной райской птицы, озарившей его скромную обитель… Он признавался себе, что безумно завидует этим простыням, которые будут касаться ее мягкой кожи, подушке, которая сохранит запах ее огненных волос. Подумал он и о том, что скорее всего завтра она навсегда уйдет из его жизни, что останется только тонкий аромат, впитанный простынями, да пара рыжих волосков на подушке. От этой мысли захотелось тоскливо, по-волчьи завыть, и Дэниэл стиснул зубы, судорожно сжав пальцами край одеяла.

В этот момент в квартире действительно раздался дикий крик. Из ванной неслись неизвестно кому предназначенные проклятия.

— Тибби, что с тобой?! — Дэниэл постучал в дверь. — Открой!

Согласитесь, несколько неуместная просьба, но дверь действительно открылась, и появилась Тибби. Настолько стремительно, что можно употребить неромантичное «выскочила». Футболка не пригодилась: она завернулась в полотенце. Горящие глаза были широко раскрыты, волосы спадали на плечи тугими влажными кольцами, а зубы выбивали звонкую дробь.

— Это душ-аттракцион? — поинтересовалась она, свирепо глядя на оторопевшего хозяина квартиры.

Дэниэл непонимающе моргнул.

— Почему горячая вода моментально сменяется ледяной без моего на то согласия?! Я же не запускала программу «закаливание»!

— Прости, я не подумал! Замерзла, да?

Дэниэл привлек ее к себе, обнял за плечи, стараясь согреть. Прикосновение горячих рук к прохладной коже, по которой стекали ледяные струйки, обожгло обоих. Тибби вздрогнула, закрыла глаза. И уткнулась лбом в его плечо, трепещущими ноздрями втянула в себя его запах. Было что-то первобытное, животное в этом движении. И что-то такое щемяще-непосредственное, что стремительно накатившая волна страсти захлестнула Дэниэла.

Он судорожно вздохнул. Несколько мгновений боялся пошевелиться. Ему было страшно, страшно испортить все. Поступить «не так», опрометчиво, спугнуть ее, обидеть… И вместе с тем как же сложно бороться с природой! Господи, дай силы…

Тибби все решила сама. Кошачьим движением сбросила влажное полотенце на пол. Она стояла перед мужчиной, который был создан для нее, стояла обнаженной — волосы разметались, капельки воды блестели на коже.

Нет на свете мужчины, способного противостоять подобному искушению. И Дэниэл отдался во власть силы, существующей в мире гораздо дольше человеческого разума…

Дом был погружен во тьму. Во мраке смутно белели простыни и переплетенные тела, которые признавались друг другу в истинной любви — каждым осторожным и пылким прикосновением, вздохом, поцелуем… Вся Вселенная сошлась для них друг в друге, и нахлынувшей волны блаженства хватило бы, чтобы захлестнуть весь космос, если бы он был способен чувствовать и отвечать…

О, каким терпеливым оказался этот доктор. Он не был похож на атланта, его мускулы не поражали воображение, не было густой растительности на груди, что так заводило ее в Свене. Но она угадала в Дэниэле удивительное и ценное достоинство — желание доставлять удовольствие в первую очередь партнерше. Он любил сам процесс, а не результат: становился то требователен и настойчив, то осторожно отстранял от себя женские руки, словно опасаясь закончить любовную игру раньше, чем та запросит пощады.

Сколько жарких слов прошептала Тибби ему в эту ночь, сколько благодарных поцелуев оставила на его щеках, ладонях, пальцах, сколько раз, захлестнутая цунами блаженства, падала в подушку, повторяя, как сильно любит его… Тибби восхищалась его неутомимостью, подставляла губам Дэниэла то острые ягодки сосков, то внутреннюю сторону запястья, то локтевой сгиб, где — она знала! — есть совсем близко к поверхности кожи тоненькие голубые жилочки, от прикосновения к которым по всему телу пробегает слабый электрический разряд.

Как он целовал ее гладкий живот, как зарывался лицом в ее колени, как проходился языком по ее маленьким ступням, приводившим его в восторг! Как припадал губами к ее лепесткам, как с наслаждением пил ее нектар, как щекотали ее лоно его длинные ресницы! Сколько страсти сквозило в его взгляде, сколько нежности было в его касаниях, и Тибби отдавалась ему безотчетно и доверчиво, как река, вливаясь в его могучие океанские воды, то штормящие, то покойные…

Как шумит лес, как журчит родник, как низвергается водопад, как гремит гроза, так и их движения сливались в нескончаемую череду испокон веков заведенного ритма. Не было мыслей, не докучали сомнения, не возникало вопросов. Он понимал ее желания, играл ее телом, как виртуоз, исполняя прекрасную музыку, и вариаций здесь было множество. Они оставались вместе все время, кроме тех, справедливости ради надо отметить, частых моментов, когда Тибби уносилась в одной ей ведомые дали, запрокидывая голову, ничего не видя перед собой. И Дэниэл с восхищением и легкой завистью заглядывал в эти мгновения в ее полубезумные изумрудные глаза, пытаясь узнать, что видит его любимая за горизонтом доступного ему мира. Такова была долгая прелюдия к симфонии, которая в утренних сумерках закончилась мощным аккордом одновременного оргазма.

На рассвете обессилевшая от счастья Тибби заснула в объятиях Дэниэла.

— Я люблю тебя… — прошептал он, целуя.

— Кажется, это взаимно, — мягко улыбнулась она в ответ.

— Я так счастлив! — выдохнул Дэниэл. И это было правдой.

В эту ночь Питер тоже заснул лишь под утро. Но вовсе не от счастья. В пустом, ставшем неуютным номере юноша забылся тревожным сном, просидев несколько часов у окна в горестном ожидании.