Дэнверс, дворецкий Кармайкл-Холла, прослуживший там уже тридцать пять лет, наблюдал в окно за павлинами. Самец не отходил от самочки и все время распускал хвост, а предмет его обожания то и дело прятался среди деревьев парка.
Дэнверс слышал, что ее светлость хочет назвать петушка Перси, а его светлость сказал, что совершенно не знает, как назвать курочку, но имеет некоторые соображения на этот счет. Ее светлость ударила его светлость по руке. Дэнверс же с удовольствием прикончил бы Перси-павлина собственными руками.
— Ни минуты покоя, — пожаловался старик домоправительнице миссис Осмингтон. — Меня очень удивил доктор Мулхауз. Он подарил молодым на свадьбу этих птичек, поскольку его светлость сказал, что в Англии слишком серо по сравнению с Шотландией. Мне кажется, эти птицы распугают всех в округе.
— Надо бы вам заметить, мистер Дэнверс, — ответила миссис Осмингтон, поигрывая связкой ключей, — ее светлость как-то сказала, что предпочла бы обычных курочек павлинам.
Дэнверс что-то буркнул и отвернулся от окна, а затем достал из кармана большие часы.
— Доктор Мулхауз уже больше часа наверху у ее светлости.
Миссис Осмингтон кивнула.
— По крайней мере, ее светлость ведет себя осторожно в отличие от других. Например, леди Доррингтон скакала на лошади по всей округе, и потом у нее случились осложнения, вызванные…
Неожиданно она замолчала.
— Да, пожалуй, вы правы, мистер Дэнверс, уже пора обедать. Надо сказать поварихе, что сегодня за обедом будет больше на одного человека.
Доктор Эдвард Мулхауз в этот момент припоминал все известные ему способы, чтобы заставить ее светлость расслабиться. Она вся напряглась: глаза зажмурены, кулаки сжаты. Было очевидно, что леди очень смущается, и, если б герцог не настоял на том, чтобы ее осмотрели, не подпустила бы доктора к себе на пушечный выстрел.
Врач сказал самым примирительным тоном:
— Перестаньте, Брэнди, все хорошо. Я уже обследовал более двух сотен рожениц, не переживайте так, расслабьтесь.
Но ничего не помогало. Эдвард смотрел на герцога, тот, глядя на жену, тоже начал смущаться.
— Если ты не расслабишься, то мне придется разжать тебе рот и влить туда стаканчик-другой бренди, — сердито заявил его светлость, — забыла, как ты хихикала ночью в среду?
— Ты не посмеешь, Ян, — сказала Брэнди, внезапно открыв глаза и сжав кулаки еще крепче. Казалось, она готова была вскочить и ударить его.
Герцог улыбнулся.
— Слушай, дай несчастному Эдварду тебя осмотреть. Он не сделает ничего плохого, а если попробует, я его по стенке размажу.
Она рассмеялась.
— Совсем не смешно, Ян. Я смеюсь, потому что… а, ладно. Ты пожалеешь, что говорил об этом при Эдварде.
— Пусть он займется своим делом, — повторил герцог. Ян пододвинул к кровати стул, а затем взял руку жены в свою.
— Эдвард, делай только то, что ты должен делать.
— Брэнди, расслабься, пожалуйста. Так, очень хорошо. О, ребенок бьет меня, — улыбнулся доктор и слегка нажал на ее раздувшийся живот, — забавный парень, похоже, будет наездником.
— Это еще ничего, — сказал Ян, — я сегодня утром только прикоснулся к моей жене, так он мне так врезал! Брэнди говорит — головой, хотя я точно знаю, что это была нога. Ведь все герцоги Портмэйны носят обувь большого размера.
«О, Господи, она очень переживает, и, если не пристрелит меня после того, как все это закончится, я буду немало удивлен», — думал его светлость.
— Да, — добавил Ян вслух, — будет, как и его отец, большеногий и великолепный любовник.
— Не забудьте нарожать дипломатов, — сказал Эдвард.
Ян увидел, как руки доктора исчезли под простынями, ему это не нравилось, да и Брэнди вот-вот готова была взорваться. Надо отдать Эдварду должное, он закончил все быстро.
Уже через минуту доктор поднялся, накрыл Брэнди покрывалом и сказал:
— Все в полном порядке. Все будет хорошо. А теперь, если можешь, скажи мужу, что в следующий раз я обязательно обыграю его в шахматы. Я слышал, ты тоже играешь. Так вот, положи его на обе лопатки.
— Попробую, — отозвалась она, — обещаю.
— Серьезно, Брэнди, — добавил Эдвард, — ты просто пышешь здоровьем, так же, как и твой малыш. Тебе совершенно не о чем беспокоиться. Но если Ян еще хоть раз спросит о том, как женщины рожают, то он сам у меня родит.
— Нет уж, спасибо, — испугался герцог.
— Думаю, ты сумеешь победить его в шахматы. Мне кажется, после обеда точно выиграешь.
Герцог улыбнулся.
— Мы пойдем вниз, Брэнди. Я пришлю тебе Люси. Уверен, она спит, как младенец, на другом конце коридора. Ты пообедаешь с нами, Эдвард?
— Конечно.
Ян похлопал Брэнди по руке и вышел из спальни вместе с доктором.
Джентльмены спустились по лестнице в охотничью залу.
— Я думал, она меня даже не подпустит к себе. Ничего бы не получилось, если бы не ты, — признался Эдвард.
— Возможно, но, несмотря на стеснительность, она держит свое слово. Брэнди пообещала, что разрешит себя осмотреть, когда ребенок начнет брыкаться. Теперь-то мы знаем, что все нормально, — сказал Эдвард, приняв из рук Яна стакан шерри. — Ребенок оказался меньше, чем я ожидал, но это и хорошо — роды будут полегче. По крайней мере, так считают лучшие лондонские акушеры.
Эдвард взболтал шерри в хрустальном бокале, которому было уже лет триста.
— Мне кажется, родится мальчик, живот высокий и выдается вперед. Но пари заключать не буду.
— Брэнди хочет девочку, такую же маленькую и рыжую, как ее сестричка Фиона, которая приедет к нам жить в следующем месяце.
— Господи, Ян, ты становишься образцовым семьянином. Через год после свадьбы у тебя будет уже двое детей. Брэнди говорила мне вчера, что ты побил рекорд Персефоны?
— Нет, ничего мифологического. Я же не думал, что Брэнди забудет свою Шотландию и станет все время проводить в Лондоне. Но несколько месяцев в году рассчитываем жить в Пендерлиге, обязательно. Тебе надо непременно туда съездить. Это замечательное место: старые пушки, служанка Мораг, которая никогда не моется, кроме одного случая — свадьбы Перси. Ах, Эдвард, я представляю: ты сидишь напротив леди Аделлы, а она рассказывает, как, что и где нужно делать. Я даже думаю, она расскажет тебе о таких болезнях, о которых ты и не слышал. Да, хотелось бы посмотреть, как ты сядешь в лужу. Мы поедем в Шотландию ранней весной.
— Звучит заманчиво. Я никогда не слышал людей, говорящих с шотландским акцентом. Народу нравится, как Брэнди разговаривает. Надеюсь, она никогда не утратит свой замечательный акцент.
— Я не позволю ей. Думаю, что когда мы приедем в Лондон, на нее будут заглядываться, но она герцогиня, поэтому сомневаюсь, что кто-то осмелится подступиться. Ей очень хорошо здесь. Она так боялась, что не сможет быть мне хорошей женой, так боялась, что подведет меня, — он улыбнулся, — но слуги пойдут за нее в огонь и воду. Все, кроме служанки Лизы, которая считает Брэнди узурпаторшей. Кстати, Лиза больше не служит в Кармайкл-Холле.
— После того как ты ее выгнал, она пошла рассказывать направо и налево о том, какая отвратительная у нее хозяйка, но ее никто не слушал.
Эдвард потер ладони.
— Что-то в этом году холодная погода рано нас почтила своим присутствием.
— Очень надеюсь, что павлины простудятся и потеряют все свои перья, — буркнул Ян.
— Какой ты злой, Ян. А что еще бедняк мог подарить герцогу на свадьбу?
Он обвел взглядом стены, покрашенные в темные цвета, коллекцию оружия. Доктор Мулхауз вспомнил восьмилетнего Яна, когда тот командовал игрушечными солдатиками.
— Торговец, продавший мне павлинов, сказал, что они не издают ни единого звука. Ведь они спят ночью, не так ли?
— Да, иногда. А вот и Дэнверс с почтой.
Эдвард увидел потрепанный темный конверт.
Герцог схватился за него.
— Письмо от леди Аделлы. Брэнди обрадуется. Надеюсь, речь пойдет не только о том, как ужасен Клод — новый граф Пендерлига. Бедняга, он носит титул меньше месяца. Представляю себе, что старуха будет говорить о нем, когда мы приедем весной.
Брэнди чуть не билась в конвульсиях, прочитав письмо леди Аделлы, закатывалась от смеха за обеденным столом и даже подавилась. Пришлось Яну постучать ее по спине.
— Бедная бабушка, — сказала Брэнди, — Клод заставил ее отдать Констанции все ключи от замка. Ведь никто так не болеет душой за Пендерлиг, как моя бабушка, однако он называет ее «вдова графа и не более того». Клод доведет ее до инфаркта.
— Либо он доведет ее до инфаркта, либо она его пристрелит.
— Или поколотит палкой, — радостно вставила Брэнди.
— У меня была бабушка Милли, которая писала такие же письма, как леди Аделла, — сказал Эдвард. — Она поставила перед собой на колени даже викария. Братья и сестры боялись ее.
— Как они могут жить вдвоем! — воскликнул герцог. — Должно быть, у них идет непримиримая борьба. О Брэнди, послушай: Джоанна беременна. У них с Перси будет ребенок. Похоже, мистер Персиваль оказался хорошим мужем.
— Надо написать им и поздравить, — сказала Брэнди. — По-моему, единственный человек, способный повлиять на Перси, это Джоанна.
— Да, — согласился герцог, — пока она держит в руках кошелек. Последняя строчка: Фиона почти приручила дели… дельми…
— Дельфина, Ян, дельфина. Ух, как это здорово!
Герцог только кивнул.
— Еще один мой кузен, Бертран, называет Брэнди русалочкой, поскольку она очень любит море. Я иногда смотрю на нее и смеюсь до колик в животе. Ты когда-нибудь видел беременную русалку?
— Вообще не понимаю, как русалка может рожать, — сказал Эдвард, но, увидев, что Брэнди смотрит на него укоризненно, откашлялся, — ладно-ладно, просто праздное любопытство. Нет, не говори ничего, Ян, а то я боюсь, герцогиня запустит в нас кувшином.
— Не волнуйся, Эдвард, я хочу сказать своему мужу, что рожу двойню, растолстею и стану ленивая и некрасивая.
Эдвард рассмеялся.
— Я только что сказал ему, что у тебя будет один ребенок. Придется тебе усмирять его другими методами.
— Она каждый день придумывает что-нибудь новенькое для этой цели, — сказал его светлость, откусил кусок ветчины и посмотрел еще раз на письмо.
— Твоя замечательная бабушка, кажется, излила на мир остаток своей желчи и желает тебе всего хорошего. Наверное, это причиняет ей немалую боль. Теперь, Эдвард, когда ты узнал про самого древнего члена семьи, думаю, время обратиться к мрачным известиям.
— Не хочу ничего слышать до тех пор, пока не обыграю тебя в шахматы.
Доктор посмотрел на часы.
— Мне надо идти, обед прекрасен. Предстоит еще визит в Ригби-Холл. Леди Элеонора снова рожает. У нее уже десятый ребенок. Она несчастлива из-за сына Эгберта.
— Я бы тоже была несчастлива, — заметила Брэнди, — десять детей, подумать только.
Они поднялись из-за стола.
— Я помню твои жалобы на то, что тебе нечего делать, — сказал Ян, — но если ты будешь продолжать в том же духе, то скоро по уши будешь в детях.
Они стояли перед парадной дверью и махали вслед Эдварду. Брэнди повернулась лицом к мужу, и он поцеловал ее, а потом еще и еще и положил ей руку на живот.
— Я люблю тебя, Брэнди, — вымолвил он.
Она тронула пальцами его щеку.
— А я люблю тебя, Ян.
Он снова поцеловал жену и слегка коснулся ее груди.
— Я люблю тебя, — простонал он.
Герцог услышал, что к ним приближается Дэнверс. Его светлость выругался и убрал руки. Посмотрев на ее губы, едва не разрыдался. Когда Дэнверс подошел ближе, герцог и герцогиня мирно разглядывали газон. Брэнди сказала со всей серьезностью, на какую только была способна:
— Все-таки ты прав, Ян, в Англии пахнет по-другому, чем в Шотландии.
— Да, потому что здесь нет овец.
Дэнверс подошел совсем близко, и Брэнди на полшага отошла от Яна, рука которого снова потянулась к ее животу.
— Я не это имела в виду.
Дэнверс выразительно кашлянул за спиной герцога. Ян снова обратился к Брэнди.
— Это правда, но послушай, Брэнди, нам надо разводить павлинов, если только Дэнверс их не перебьет. Что скажешь, Дэнверс? Оставим их жить еще на недельку?
— Неделька быстро кончится, ваша светлость.
Брэнди рассмеялась и прижалась к мужу, он обнял ее за плечи.
— Жизнь прекрасна, — сказала она, — я так рада, что вышла за тебя замуж.
— Да, — подтвердил герцог, — если бы ты отказала мне, то пришлось бы тебя похитить…
— Отличная мысль.
И герцог поцеловал свою жену на глазах у изумленного дворецкого, который смущенно отвел глаза и совершенно забыл о том, что хотел сказать его светлости.