Герои Гражданской войны

ВАСИЛИЙ ЧАПАЕВ

Казарменный двор 138-го запасного пехотного полка был полон народу. Послушать видного оратора хотелось всем — не каждый же день залетает к солдатам такая важная птица.

Оратор — правый эсер — уже больше часа агитировал за войну до победного конца, за доверие Временному правительству. Говорил складно, гладко — слово к слову, как кирпичики, клал. Солдаты слушали молча: с трудом перемалывали красивую речь эсера. Наконец стало невмоготу.

— Хватит! Кончай! — понеслось над толпой.

— Ча-а-паева хо-тим!

Оратор продолжал говорить, его не слушали. Криками заставили убраться. На его место поднялся невысокий, щуплый на вид, однако стройный, подтянутый фельдфебель. Заговорил не громко, но резко, со злостью.

— Вишь ты, приехал из Самары басни нам рассказывать! — передохнул, нервно дернул темно-русый крученый ус. — Будто мы и не знаем все, как есть на самом деле. Захотел, шкура, нас обратно в окопы загнать, чтоб воевали. Это господину Керенскому нужна война, а не нам, солдатам.

Речь Чапаева, неладно скроенная, сумбурная и в то же время удивительно яркая, а главное, доходчивая, била в самую точку, хватала за живое, будоражила солдатские сердца.

…Шел июль 1917 года. В Николаевске, уездном городе Самарской губернии, куда незадолго перед тем переехал Василий Иванович (еще не вполне оправившийся от последнего ранения на фронте), сложилась немногочисленная, но крепкая большевистская организация. Одним из главных объектов ее деятельности был 138-й запасный пехотный полк, основная военная сила в городе. Не будучи членом большевистской партии, Чапаев значился среди, как тогда выражались, сочувствующих. Он часто захаживал в уком РСДРП (б), с председателем которого — Вениамином Ермощенко, солдатом того же полка, — был в дружеских отношениях.

Нередко по просьбе укома Чапаев ездил в окрестные деревни выступать перед крестьянами. В ту пору работа николаевских большевиков велась в основном в городе: до деревень, разбросанных по обширному уезду, руки не доходили. К тому же агитировать крестьян было нешуточным делом. Выслушают, бывало, мужички приезжего оратора со вниманием — вроде со всем согласны. А потом, невозмутимо почесывая поясницы, как ни в чем не бывало скажут: «Мы народ темный, где нам понять. Нам бы вот землички того… поболе получить».

Чапаев, однако, умел находить путь к крестьянским умам. Сам сын крестьянина, он хорошо понимал крестьянские нужды. К тому же это были родные ему с детства места. Многих крестьян он знал в лицо и по имени-отчеству величал. Мужики любили слушать Чапаева, наперебой звали его на свои сходки.

Так беспартийный Чапаев незаметно для себя сделался большевистским агитатором. Но шло время. После июльских событий в Петрограде контрреволюция повсюду перешла в наступление. Это ускорило размежевание классовых сил. Настала очередь и Чапаеву отчетливее определить свой путь в революции.

28 сентября 1917 года Чапаева приняли в партию и одновременно избрали членом укома.

Приход Чапаева в партию не был случаен. Он как бы был подготовлен к этому всей предшествовавшей жизнью.

Василий Иванович Чапаев родился 9 февраля 1887 года в семье многодетного русского крестьянина-бедняка в деревне Будайки (Чувашия), он смолоду узнал тяжелую нужду. С ученьем ему не повезло — не хватало средств. Двенадцати лет отдали Василия в услужение к местному купцу. Два года за кусок хлеба мальчонка делал все, что ни заставляли. Смекалист был. Но когда купец поставил его за прилавок, оконфузился: все он умел делать, кроме одного — обсчитывать да обмеривать покупателя. Купец пробовал учить его и словом и кулаком — ничего не помогло. В конце концов убежал Чапаев от купца.

Нанялся Василий половым в харчевню да и там больше года не удержался: опять не умел обсчитывать посетителей. На этом «коммерческая» карьера Василия Ивановича кончилась.

Пришлось вернуться домой. Стал помогать отцу и старшим братьям плотничать. Вместе с ними исходил пешком всю Самарскую губернию и соседний Уральский казачий округ. Впоследствии, в годы гражданской войны, эти бесконечные «походы» очень пригодились Василию Ивановичу. «Знаю эти места отлично, — говаривал он. — Прямо скажу: могу безошибочно воевать с казаками без карты».

В 1908 году, вскоре после женитьбы, Василия призвали в армию. Потянулись дни солдатской муштры: «Левой-правой! Сено-солома!» Чуть солдатик зазевался — голос унтера приводил его в чувство: «Ворон считаешь, раззява! Я т-те ухо прочищу!» И, бывало, прочищал. Из Чапаева тогда хорошего солдата не вышло: спустя два месяца после призыва он был демобилизован по болезни.

Хлебнуть службы полной чашей ему пришлось через семь лет. В январе 1915 года Василий Иванович был призван на германскую войну и вскоре принял боевое крещение на Немане.

На фронте Чапаев показал себя бесстрашным разведчиком. Не раз он, рискуя жизнью, пробирался в расположение неприятеля и приводил пленных. Трижды был ранен, много раз контужен. За военные заслуги получил полный георгиевский бант (четыре георгиевских креста — высшую по тому времени солдатскую награду и георгиевскую медаль четвертой степени).

В начале 1917 года Чапаева после очередного ранения отправили в тыл и зачислили в команду выздоравливающих. Февральская революция застала его в Саратове. После июльских событий в Петрограде Чапаев переехал в Николаевск (поближе к родным местам) и был зачислен в расквартированный здесь 138-й запасный пехотный полк.

В этот период Временное правительство, опасаясь роста революционных настроений в армии, решило укрепить свои позиции авторитетом заслуженных фронтовиков. Оно переводит в другие части неугодных младших командиров и заменяет их более надежными, ища в них опору своему режиму. Такое продвижение по службе выпало и на долю Василия Ивановича.

Чапаева назначили фельдфебелем 4-й роты 138-го запасного полка. Но Чапаев оказался плохой опорой Временного правительства. Вскоре после зачисления в полк Василий Иванович прочно встал на позицию большевиков, был избран председателем ротного солдатского комитета, а затем и членом полкового комитета. Солдатский комитет неоднократно выдвигал Чапаева на должность командира роты. Но Василий Иванович каждый раз отказывался, считая, что это назначение свяжет ему руки, так как он должен будет тогда проводить в жизнь приказы командования Временного правительства.

Чапаев быстро подружился с руководителем николаевских большевиков — донецким шахтером, старым членом партии В. И. Ермощенко. Эта дружба имела для Василия Ивановича большое значение: в обществе закаленного большевика он быстро рос политически, набирался у него духовной стойкости. Пребывание в Николаевске было памятно для Василия Ивановича еще и тем, что именно здесь начался боевой путь легендарного красного начдива.

Когда в Николаевск пришло известие о победе Октябрьской революции в Петрограде, местный большевистский уком созвал экстренное партийное заседание. Было принято решение захватить власть.

10 ноября (по новому стилю) уком объявил о создании революционного комитета (ревкома). Председателем его был выбран В. И. Ермощенко, начальником николаевского гарнизона — В. И. Чапаев. Одновременно решили создать Николаевскую уездную трудовую социалистическую коммуну во главе с советом народных комиссаров.

13 декабря 1917 года Чапаева выбрали командиром 138-го запасного пехотного полка. Более половины полка составляли выходцы из кулацких семей. Надо было принимать срочные меры, чтобы укрепить вооруженные силы коммуны. Чапаев поставил перед Николаевским советом народных комиссаров вопрос о демобилизации всех солдат полка. Взамен он предлагал создать на добровольных началах отряд Красной гвардии.

17 декабря это предложение одобрили на совместном заседании уездного Совета солдатских и рабочих депутатов и III уездного крестьянского съезда, на котором председательствовал Чапаев. Утвердили Положение и Устав Красной гвардии.

За несколько дней Чапаев сформировал отряд красногвардейцев в несколько сот человек. В него вошли наиболее преданные революции солдаты 138-го полка, а также рабочие и батраки.

Но не дремала и местная контрреволюция. С фронтов начали возвращаться царские офицеры, ставшие оплотом белогвардейщины. Для николаевских коммунаров настало время грозных испытаний.

20 декабря 1917 года земцы (гласные депутаты земской управы) созвали в Николаевске свой уездный съезд. Ревкому стало известно, что они вместе с эсерами и меньшевиками готовят восстание.

Узнав об этом, Чапаев с небольшой группой красногвардейцев поспешил к зданию земской управы. Вот и зал, где заседают земцы. Василий Иванович распахнул дверь. Заметив красногвардейцев, оратор поперхнулся на полуслове. Зал замер. В тишине четко раздался голос Чапаева:

— Съезд объявляю закрытым. Делегатам — разойтись! Президиуму остаться на месте: вы арестованы.

Поднялся шум, крики, свист. Но решимость Василия Ивановича и грозный вид красногвардейцев подействовали. Земцы стали расходиться.

На другой день, едва забрезжил рассвет, город забелел листовками: комитет социалистов-революционеров призывал население «сбросить иго узурпаторов-большевиков».

Несколько дней прошло спокойно. Как вдруг ночью на Соборной площади ударил набат. На колокольный звон повалила «приличная» публика: купцы, гимназисты, офицеры. Прибежал и кое-кто из красногвардейцев, спросонья не разобрав, в чем дело. Озверевшая толпа смяла их, поволокла к стенке.

Неожиданно послышался шум мотора. Поводя рылом «максима», выкатил грузовик. На нем — Чапаев. Пулемет огрызнулся раз-другой. Толпа дрогнула, начала таять. В это время подоспели красногвардейцы. Организаторов мятежа арестовали.

Потерпев неудачу в Николаевске, белое офицерство перенесло свою деятельность в деревни уезда. Там сколачивались кулацкие банды, тайно запасалось оружие.

В начале января 1918 года в крупном селе Большие Глушицы вспыхнул кулацкий мятеж. Кулаки арестовали членов местного Совета, многих из них зверски замучили.

Медлить было нельзя. Николаевский совнарком на экстренном заседании постановил: послать отряд красногвардейцев под командованием Чапаева на подавление мятежа. Не мешкая, в ту же ночь отряд выступил в поход. До Глушиц было 120 километров. Крепчали рождественские морозы. Как нарочно, разыгралась пурга. Двое суток почти безостановочно двигались красные бойцы по снежному морю, увязая в сугробах, леденея на ветру.

В предрассветный час Чапаев поднял бойцов в атаку. В село ворвались с четырех сторон. Враг был застигнут спящим. После короткой перестрелки мятежники сдались.

Один за другим вспыхивают кулацко-эсеровские мятежи. На подавление их то и дело посылают отряд Чапаева. Чапаев не только арестовывает мятежных главарей и восстанавливает советскую власть. Он накладывает на кулаков еще контрибуции деньгами и хлебом. Деньги сдает в советскую казну, а хлеб отправляет в центр, для голодающих московских и петроградских рабочих. Отобранным у кулаков оружием Чапаев вооружает местную бедноту и формирует из бедняков и батраков отряды Красной гвардии, обучает их военному делу, подбирает способных командиров. Впоследствии эти отряды составили ядро прославленных чапаевских частей.

В боях крепнет мастерство Чапаева-военачальника, быстро растет его авторитет среди красноармейцев. 24 января 1918 года Николаевский совнарком избирает его военным комиссаром коммуны.

Суровая жизненная школа, пройденная Чапаевым, помогала ему наводить революционный порядок в отрядах.

Василий Иванович был до болезненности щепетилен в денежных делах. В пору конфискаций огромных состояний буржуазии и дворянства, когда учет ценностей зачастую производился без описей, на глазок и, чего греха таить, кое-что прирастало к липким лапам проходимцев, Василий Иванович всегда строго следил за тем, чтобы каждая вещь регистрировалась и немедленно сдавалась в советскую казну и обязательно под расписку. Хранить конфискованные ценности в денежных ящиках отрядов он запрещал во избежание возможного хищения.

Как-то летом 1918 года Чапаев повстречал на дороге один из красногвардейских отрядов. Сгущались сумерки. Вместе с отрядом Чапаев заночевал в пустующем помещичьем доме. Бойцы сгрудились вокруг Василия Ивановича. Сама собой затеплилась беседа.

— Вы, ребята, здесь не берите и не колите ничего. Это все теперь наше, общее. Берите только то, что нужно для войны, — лошадей, к примеру, телеги. А прочее не троньте. В краденом проку нет. Вот уничтожим врагов и завоюем для всех хорошую жизнь.

В результате быстрых и неутомимых рейдов чапаевского отряда к весне 1918 года сопротивление кулаков Николаевского уезда, возглавляемое эсерами и белогвардейскими офицерами, было сломлено.

Уже первые победы Чапаева над мятежниками показывают недюжинные военные способности будущего начдива. Но еще заметнее в ту пору была беспримерная личная храбрость Василия Ивановича.

Авторитет Чапаева среди красногвардейцев был очень высок. Он держался прежде всего на том, что Чапаев был храбр, всегда находился в самой гуще боя. Он не бежал от трудностей, а искал их: где упорнее всего сопротивление врага, где появилась опасность прорыва красногвардейских рядов, туда спешил Василий Иванович.

Уже в ту пору по деревням Николаевского уезда начали ходить рассказы о бесстрашном красном командире Чапае.

В конце марта 1918 года в городе Уральске, центре Области уральского казачества, граничившей с Самарской губернией, произошел контрреволюционный переворот. Белое казачество развязало гражданскую войну на Урале.

Восточного фронта в ту пору еще не существовало, и поначалу руководство борьбой против белоказаков взял на себя Саратовский Совет рабочих и крестьянских депутатов. Была создана Саратовская особая армия. Создавалась она в спешке. Командование армии плохо представляло себе характер начинающейся борьбы, план наступления был разработан скверно. Все это с самого начала повлияло на ход военных действий.

Противник оказался хорошо подготовленным. Казаки, вначале хуже вооруженные, чем советские части, обладали, однако, несравненно более опытным командным составом.

Для участия в походе на Уральск Николаевский совнарком сформировал два отряда: один под командованием Чапаева, другой — Демидкина.

И вот разношерстная Особая армия, скомплектованная из красногвардейских отрядов разных уездов, обмундированных кто во что горазд (в основном за счет реквизированной у буржуазии одежды и обуви), двинулась 1 мая 1918 года в поход.

В авангарде армии шел отряд Чапаева. За четыре первых дня чапаевцы заняли станции Семиглавый Мар, Шипово и Деркул. Нередко участь боя решала дерзкая смелость Василия Ивановича.

…Отряд наступает. Вдали показалась белокаменная церковь казацкой станицы. И тут Чапаев не выдерживает. Не дождавшись возвращения разведки, он ставит на сиденье штабного автомобиля пулемет и катит на всей скорости вперед. Уже остались позади наступающие цепи бойцов. Обогнали и свою разведку. Вот и околица станицы. Казаки начинают беспорядочную стрельбу по машине.

— Давай задний ход! — кричит Чапаев шоферу.

Машина делает крюк. И пулеметчик с разворота начинает поливать огнем опешивших казаков. Василий Иванович помогает ему из своего маузера.

Так нередко в коротком бою Чапаеву удавалось выбить казаков из станицы и удержать ее до прихода своих. Когда подходил отряд, Чапаев успевал уже подыскать помещение под штаб, а на колокольню выставить наблюдателя.

Первые дни наступления Особой армии шли успешно. Противник отступал по всем направлениям. Настроение красных бойцов поднялось. До белоказачьей столицы Уральска оставалось 70 километров.

Но 5 мая положение резко изменилось. Ночью, совершив глубокий рейд в тыл Особой армии, казачья кавалерия отрезала ее от баз снабжения. Красногвардейцы оказались без продовольствия и боеприпасов. Кое у кого сдали нервы. Прозвучало страшное слово «измена». Началось отступление. Чапаевский отряд прикрывал отход армии, непрерывно отражая яростные атаки казаков. Отступление закончилось поражением.

В конце мая Чапаев созвал в селе Любицком совещание командиров красногвардейских отрядов Николаевского уезда. Имея за плечами изрядный опыт империалистической войны, Чапаев видел, что неудачный поход на Уральск — не случайность, как это пытался изобразить кое-кто из руководства Особой армии.

На совещании Чапаев предложил свести разрозненные отряды в батальоны, батальоны — в полки, полки — в бригаду. Большинство командиров поддержало Чапаева.

Вскоре из множества отрядов сформировались два стрелковых полка: 1-й полк имени Пугачева (из отрядов Плясункова, Рязанцева, Потапова, Баулина) и 2-й имени Стеньки Разина (из отрядов Кутякова, Бубенца, Степанова и Чуркина). Оба полка были сведены в бригаду. Комбригом выбрали Чапаева. Интересно, что идея наименования полков принадлежала Василию Ивановичу. Пугачев, Разин, а также Гарибальди были его любимыми героями.

В начале июня 1918 года Особая армия (вскоре переименованная в 4-ю армию и вошедшая в только что образовавшийся Восточный фронт) с обновленным командованием выступила в новый поход на Уральск.

Но обстановка ухудшилась. Еще до начала похода пришло известие о восстании чехословацкого экспедиционного корпуса. Захватив значительную часть Самарской губернии, чехи, не встречая серьезного сопротивления, двинулись на восток, на помощь белоказакам. Над тылом 4-й армии нависла угроза.

Бригаде Чапаева, как и другим частям 4-й армии, с самого начала пришлось туго. С каждым километром пути к Уральску удесятерялось сопротивление казаков. Искусно применяя тактику партизанской борьбы, они изматывали наши части. Ряды чапаевской бригады заметно поредели — как от казацких пуль, так и от нестерпимого зноя и недостатка воды. От усталости бойцы валились с ног, падали без памяти. Некоторые погибли от солнечных ударов.

Участились случаи дезертирства — в основном бежали недавно мобилизованные крестьянские парни. Сам редкостной храбрости человек, Чапаев ненавидел дезертиров пуще воров и мародеров. Если доводилось ловить беглецов, у Чапаева был с ними особый разговор. Соберет их, выстроит в одну шеренгу и на глазах всей части начнет:

— Что же, лети в трубу, свобода вам нужна? Земля чтобы ваша была? А воевать, защищать революцию я один за вас буду?

Такой своеобразный «суд чести» действовал лучше самой суровой расправы. Чапаев справедливо считал, что второй раз человек дезертиром не станет.

Несмотря на все трудности, бригада Чапаева с боями продвигалась вперед. То и дело приходилось отражать атаки казаков, сытых, добротно снаряженных, у которых был и стол и дом в любом богатом селе.

5 июля, с боем заняв станицу Переметную, чапаевцы, а за ними и вся армия подошли вплотную к Уральску. Началась осада города. В течение нескольких дней били по городу красные орудия. В это время, когда, казалось, победа была близка, белоказачий полковник Мартынов с большим кавалерийским отрядом совершил глубокий рейд по тылам 4-й армии и отрезал ее от баз снабжения. Боеприпасы оказались на исходе. В этот момент Чапаев проявил находчивость и оперативность. Утром 9 июля по его инициативе были созваны все полковые командиры и политкомиссары армии. Василий Иванович, осунувшийся и усталый — всю ночь он не сомкнул глаз, — но, как всегда, гладко выбритый и подтянутый, коротко доложил обстановку, и потребовал немедленного отхода всей армии.

Командиры и комиссары поддержали Чапаева.

Армия стала готовиться к отходу. Чтобы заглушить стук повозок, Чапаев приказал выставить пулеметчиков. Когда начался отход, затрещали пулеметы, демонстрируя начало атаки. Казаки приготовились к отпору. Долгое время не могли они понять, чего же медлят красные. А когда догадались, бросили вдогонку свой бронепоезд. Вскоре бойцы чапаевской бригады, прикрывавшей отход всей армии, услышали приближающийся стук колес — белоказачий бронепоезд спешил накрыть их огнем трехдюймовок. Все отчетливее дыхание бронированной громады. Вдруг страшный взрыв сотряс окрестность, ярко озарив ночное небо, — бронепоезд наскочил на подложенный под рельсы динамит…

Двое суток бойцы 4-й армии без сна и пищи, то и дело отражая атаки казачьих лав, шли на запад. Армия была спасена от разгрома, и в этом большая заслуга Чапаева.

Вернувшись с Уральского фронта в район Николаевска, полки чапаевской бригады сразу же, без отдыха, включились в активную борьбу с частями чехословацкого корпуса и только что созданной «Народной армии» самарской «учредилки». Чапаевцы не только остановили продвижение противника, но, перейдя в контрнаступление, с боями занимали одно село за другим (Б. Таволожку, Ивановку, Ивантеевку, Чернаву, Николаевку).

Комбриг Чапаев не ограничивался общим руководством вверенных ему частей, а принимал непосредственное участие в боях. 4 августа, когда 2-й Николаевский полк оказался в критическом положении, Василий Иванович лично повел в атаку кавалерийский эскадрон. Обойдя противника с левого фланга, кавалеристы ударили в тыл белым (один из излюбленных приемов Чапаева). Белые в панике бросились бежать, понеся большие потери в живой силе и вооружении. За этот бой Василий Иванович получил благодарность от командарма 4-й армии.

Однако под давлением превосходящих сил белочехов и «Народной армии» части дивизии Николаевских полков, в которую входила и чапаевская бригада, 7 августа начали отходить в направлении к Николаевску. Чапаевская бригада вела непрерывные бои с наседавшим противником к северо-востоку от Николаевска. Непосредственно город Николаевск защищали 3-й Николаевский полк (под командованием Михалева) и Балашовский отряд (командир Данильченко). Не выдержав натиска белочехов, они отступили, понеся большие потери. 20 августа чехословацкие легионеры вышли в город.

Еще на рассвете чехам удалось овладеть единственной в этих местах переправой через реку Иргиз — у села Порубежки. Теперь они намеревались захватить и село. Для красных войск сложилась неблагоприятная обстановка.

В эти дни Чапаева не было в бригаде. Накануне он крепко повздорил с Захаровым — командиром дивизии Николаевских полков и был не у дел. Но когда чехи заняли Николаевск, Василий Иванович не выдержал. Поборов в себе гордость, он в тот же день с группой ординарцев прискакал в Порубежку, где стоял Пугачевский полк.

Едва Чапаев прибыл, его обступили бойцы. Они радостно приветствовали своего командира. Комполка Плясунков сообщил Василию Ивановичу приказ начдива Захарова: полку оставить Порубежку и отходить на село Давыдовку.

— А общий приказ всей бригаде? — сухо спросил Чапаев.

— Приказано атаковать Николаевск. Разинский полк пойдет в лобовую атаку на город.

— Выходит, не мы собираемся атаковать чехов в Николаевске, а они нас в Давыдовке.

Плясунков растерялся:

— Что прикажете делать, Василий Иванович?

Чапаев решительно ответил:

— Приказ начдива, как ошибочный, не выполнять!

Тут же развернул карту.

— У нас левый берег, у чехов — правый. Правый господствует над левым. Так? У чехов к тому же переправа. Бродов через Иргиз нет. Как будешь форсировать реку?

Чапаев посмотрел на комполка: понимает или нет? Тот согласно кивнул. Взамен прежнего Василий Иванович отдал Плясункову новый приказ: на Давыдовку не отходить, вместо этого отбить у чехов переправу через Иргиз и затем совместно с Разинским полком атаковать противника у села Таволжанки.

Тут же Чапаев послал к командиру Рагинского полка Кутякову связного, велел передать: приказ Захарова о лобовой атаке на Николаевск не выполнять; двигаться через село Гусиху, зайти чехам в тыл и атаковать их у села Таволжанки, а уж потом наступать на Николаевск.

Вскоре Пугачевский и наскоро приведенный в порядок Разинский полки двинулись на Таволжанку. Отвлекая огонь чешской артиллерии на себя, Пугачевский полк, который повел в бой лично Чапаев, дал возможность разницам зайти чехам в тыл. Когда разинцы неожиданно ударили по противнику, Чапаев перешел в лобовую атаку. Белочехи были полностью разгромлены. Ни один легионер не спасся. Чапаевцам достались богатые трофеи: 4 тяжелых орудия, много пулеметов и винтовок, обоз с боеприпасами.

Белочехи были дезорганизованы и спешно начали готовиться к эвакуации Николаевска. На утро следующего дня, 21 августа, чапаевская бригада после непродолжительного боя освободила город. Красных бойцов восторженно приветствовали рабочие.

Нередко в этих боях красноармейцев выручали решимость Чапаева, его воля к победе. 3 сентября при подходе к Гусихе Разинский полк неожиданно напоролся на крупные силы чехов. Полк принял бой, но потерпел поражение. Комполка Кутяков был ранен и не смог дальше руководить боем. Чехи отрезали путь к отступлению. Бойцы растерялись. Началась паника. Побросав оружие и обмундирование, красноармейцы кинулись в воды Иргиза.

Переплыв на другой берег, бросились врассыпную по полю. В это время навстречу им — Чапаев во главе Пугачевского полка.

— Стой! Что за команда?

— Товарищ Чапаев! — едва переводя дух, бормотали бойцы. — Разбили нас чехи.

— А где ваше оружие, аники-воины? — ехидно спросил Чапаев.

Бойцы стояли потупившись. Кто-то ответил:

— Побросали, товарищ Чапаев…

— Так-так. Ну что ж! Не умели сберечь оружие — будете сражаться без оружия. — Привстал на стременах, крикнул: — Кругом марш! Впе-е-ред на Гусиху!

Сам поскакал вперед, увлекая бойцов. Гусиху взяли одним порывом.

После боя Чапаев выстроил разинцев и пошел по цепи.

— Где у тебя винтовка?

— В Иргизе, товарищ Чапаев.

— Достань!

— А как ее достанешь? Глубоко…

— Ныряй и достань!

Стоя на мосту, Чапаев смотрел, как бойцы ныряли за оружием, поторапливал. Нужно было преследовать врага.

Испытав на себе силу чапаевской бригады, белочехи присмирели. Зато активизировалась самарская «учредилка».

К началу сентября армия «учредилки», отбросив слабые силы красных на юг, захватила важные в стратегическом отношении села Орловку и Ливенку и нависла над тылом 4-й армии.

В это время Чапаев вступил во временное командование дивизией Николаевских полков. Быстро оценив обстановку, он решил действовать.

Вскоре в полки поскакали связные: «Командиров на совещание!» Командиры прибыли. Окинув взглядом собравшихся, все ли тут, Чапаев стал излагать план предстоящей операции: 4-й полк на рассвете 9 сентября наступает на село Ливенку, имея задачей демонстрацию ложной атаки в лоб противнику. Остальные, главные силы (три пехотных и один кавалерийский полки), неожиданно наносят решающий удар по флангу и тылу врага, расположенного в соседнем селе Орловке.

Чапаев кончил. Командиры недоуменно переглянулись. Больно смелы замыслы начдива: вместо ожидаемой подготовки к обороне решил дать армии «учредилки» генеральное сражение, а ведь у врага перевес и в живой силе и особенно в артиллерии (33 орудия против 19). Каково?! Необычное расположение сил, предложенное Чапаевым, разрыв между сковывающей и ударной группами, достигающий 22 километров, — все казалось дерзким и рискованным!

Но то, что многим командирам представлялось странным, позднее изучалось в военных академиях и называлось замечательным образцом военного искусства. Уже в начальной стадии гражданской войны проявились недюжинные военные способности Чапаева, еще тогда отлично постигшего маневренный характер этой войны и замечательно претворявшего в жизнь свои замыслы.

Под покровом ночи главные силы Чапаевской дивизии вышли на исходные рубежи. В пяти километрах тускло мерцали огни Орловки. Томительно тянулись часы ожидания — бойцам запрещено было курить и громко разговаривать. Когда подкрался рассвет, зарницей полыхнуло небо. Вслед тяжко ухнула земля. Это 4-й полк артзалпом давал понять, что начал атаку на Ливенку.

По озябшим цепям шепотком пронеслись команды: «Встать! Равняйсь по передним! Тихо вперед!..» Бой начался.

Чапаев ускоряет наступательный темп войск. Его небольшая фигура, впаянная в седло, мечется по полю. Только, казалось, он мчался впереди кавалерии, а уже вот ведет в бой пехоту.

— Вперед! Бегом! Не отставать! — вьется высокий голос Чапая. Но что это? Лошадь командира на полном скаку летит на землю. Чапаев едва успевает вырвать ноги из стремян. Шальная пуля убила коня. Начдива обступают ординарцы. Он берет у одного из них лошадь. Снова мчится — догонять бойцов. И вот уже опять ведет их в атаку И опять приходит на помощь ослабевшим бойцам.

— Впе-е-ре-од!

Наконец противник не выдерживает — беспорядочно отступает на Ливенку.

Чапаев снова торопит пехотинцев:

— Быстрей, ребята! Бежать бегом!

Бойцы бегут из последних сил, но Чапаев неумолим. И рад бы дать отдых красноармейцам, да нельзя. Упустишь момент — потом не воротишь. Теперь Василия Ивановича не собьешь с толку. Жестокие уроки, преподанные в уральских походах казаками, научили его многому. Знает теперь, как преследовать врага.

Вечером, шагая по избе, Василий Иванович охрипшим голосом диктует донесение командарму-4:

— Бой под Орловкой и Ливенкой закончился полным разгромом врага…

То и дело в избу входят командиры, уточняют взятые трофеи. Чапаев на ходу отдает распоряжения — кому где стать, что делать наутро. Потом подходит к клюющему носом телеграфисту и, толкнув его легонько в плечо, заканчивает донесение:

— Противник потерял убитыми до тысячи человек, 250 подвод со снарядами, 10 пулеметов и много тысяч винтовок…

Победа Чапаева под Орловкой и Ливенкой резко изменила положение на фронте. Армия самарской «учредилки» была дезорганизована и, потеряв инициативу, прекратила наступление на Саратов. Красная Армия получила возможность развернуть успешное наступление на оплот учредиловцев — Самару.

От боя к бою росло мастерство Чапаева-военачальника. У него была своя, особая способность командовать, которая и в наши дни (хотя с тех пор прошло более сорока лет) не перестает удивлять даже самих чапаевцев, участников многочисленных походов Василия Ивановича. Человеку неуемной энергии, ему не сиделось в штабе. «Я не писать пришел, а командовать, — говорил он. — Запишут «писаря» мои» (так Василий Иванович называл штабных работников). Свои приказы Чапаев часто набрасывал в записную книжку в пути, а затем давал их на «разработку» в штаб.

Боевая жизнь Чапаева, помимо непосредственного участия в боях, — это непрерывные разъезды по полкам. Василий Иванович не хотел полагаться на сведения о своих частях, полученные из вторых рук. Он должен был все, и притом досконально, знать сам. Обладая замечательной памятью, Чапаев постоянно держал в уме все те «мелочи», которые подмечал при объездах своих частей. В любой момент он подчас лучше младших командиров знал, подкованы ли в такой-то роте лошади, есть ли для них фураж, успели ли отдохнуть после перехода люди и кони, как обстоит дело с боекомплектом, с харчами.

Вскоре Чапаева назначают командиром вновь формируемой 2-й Николаевской дивизии, состоявшей из трех полков (Балашовским полком командовал Данильченко, Пензенским — Ильин, кавполком имени Гарибальди — Долгушев). В конце сентября этой дивизии дается задание: наступать вдоль реки Камелик на Уральск, имея целью отрезать уральских казаков от белочехов. Это задание было явно не под силу дивизии.

Чапаев ходил мрачнее тучи; но приказ есть приказ, и Чапаев двинулся в глубь уральских степей. Редели ряды бойцов. Полки дивизии с трудом отбивали казачьи лавы, но неуклонно шли вперед. Вот уж взято и селение Таловое — в двух переходах от Уральска. И тут главные силы казачьих войск под командованием генерала Мартынова навалились на 2-ю Николаевскую.

Одну за другой шлет Чапаев телефонограммы: в штарм-4, главкому, в РВС Республики. Он просит о помощи: «Доношу, что бой идет без остановки четверо суток… Потери громадные… Жду поддержки. Положение критическое, противник силами превышает в пять раз…»

Он обвиняет и угрожает: «Если вам дорога товарищеская кровь, напрасно ее не проливайте… Со всех сторон окружен казаками… Жду два дня, если не придет подкрепление, буду пробиваться в тыл…»

Наконец он грозится в сердцах: «Прошу Вашего ходатайства… об увольнении меня с занимаемой должности. Я более не в силах бороться в такой обстановке — десять суток окружен противником, в десять раз превышающим мой отряд, и все же за десять суток мне не дают подкрепления…»

Но все напрасно. Подмоги нет. Проходит еще одиннадцать суток.

Тогда Чапаев решается на отчаянный шаг — без снарядов, со скудным запасом патронов прорвать кольцо врага. На совещании командиров кто-то спросил:

— А если опять не прорвемся, что тогда?

Василий Иванович резко ответил:

— Должны все погибнуть, но во что бы то ни стало прорвать фронт.

Решимость и личная отвага начдива выручили. В ночь на 1 ноября бойцы в отчаянном порыве пробили брешь в кольце врага и вышли из окружения.

В начале ноября Чапаеву, несмотря на трудность обстановки, удалось выровнять положение и даже потеснить противника. «Перевес на нашей стороне. Хутор Бенардак с боем нами взят. Противник бежал в панике по направлению селения Таловое», — доносит он 3 ноября.

Но именно в это время командование 4-й армии, оскорбленное резкими телеграммами Чапаева и видевшее в нем лишь строптивого своенравного командира, находит момент подходящим, чтобы от него отделаться. Воспользовавшись набором слушателей в Академию Генштаба, оно снимает Чапаева с фронта и направляет «на учебу».

Василий Иванович пытался протестовать — ничего не помогло. Тяжело было ему расставаться с боевыми товарищами. Перед сдачей дивизии новому командиру — Дементьеву, командовавшему Малоузенским полком, Чапаев в последний раз объезжал полки, прощался с ними. Бойцы кричали «ура», многие плакали.

Вот и Москва… В черной бурке, с чемоданчиком в руке шагал Чапаев с Павелецкого вокзала к центру города — трамваи не ходили. Как командированного, его устроили в гостинице «Княжий двор». Впервые в жизни Василий Иванович попал в такую комфортабельную обстановку.

Когда Чапаева зачислили слушателем в академию, он превратился в ревностного ученика. Аккуратно конспектировал все лекции. Принялся штудировать учебник географии. Повесил в номере над столом карту мира, подолгу простаивал подле нее с циркулем и карандашом в руке, Порой восклицал, удивленный:

— Швеция! Она же меньше нашего Николаевского уезда!

И все же Чапаева неудержимо тянуло на фронт, к боевым друзьям.

— Конечно, — не раз говорил Василий Иванович соседу по номеру Мищенко, — ученье в академии — дело хорошее, но обидно, — что беляков колотят без нас. Нет, я так долго не выдержу…

Чапаев просил начальника академии откомандировать его на фронт. Но получил отказ. Написал жалостливое письмо председателю РВС 4-й армии Линдову: «Прошу вас покорно отозвать меня в штаб 4-й армии на какую-нибудь должность — командиром или комиссаром в любой полк… Я хочу работать, а не лежать… Так будьте любезны, выведите меня из этих каменных стен».

Линдов ответил, что это не в его власти. С большим трудом Василию Ивановичу удалось добиться откомандирования его на фронт. Однажды вечером Мищенко, возвратившись после занятий, нашел на столе записку: «Не выдержал, потянуло на фронт. Уехал к своим. Спасибо за дружбу. Всего наилучшего. Чапаев».

Василий Иванович возвращался в родные места со смешанным чувством. Было радостно, что снова увидит боевых товарищей. Но и немного тревожно: как поведет себя начальство?

…Новый командующий 4-й армией Фрунзе (вступил в должность 31 января 1919 года) наслушался от работников штаба немало рассказов о «своенравности» и «бесшабашности» Чапаева. А в народе шла молва о бесстрашии и непобедимости Чапая. Чему было верить? Чутье профессионального революционера подсказало Фрунзе правильное решение. 26 февраля Чапаев назначается командиром Александро-Гайской группы, политическим комиссаром в группу он направляет Дмитрия Фурманова, которого Фрунзе знал по совместной работе в Иваново-Вознесенске. Михаил Васильевич не ошибся. Сотрудничество талантливого самородка-полководца и умного, чуткого, тонкого политкомиссара в скором времени дало замечательный сплав. С тех пор Фрунзе (вместе с новым членом Реввоенсовета 4-й армии Куйбышевым) неотступно следил за боевой деятельностью Василия Ивановича.

Получив назначение, Чапаев выехал в селение Александров Гай принимать группу. Радостный шагал он по центральной улице селения в окружении ординарцев и порученцев. Бойцы теснились к нему— сколько времени не видели!

Много рассказывать Чапаеву о житье-бытье в академии не пришлось. Дела захватили его без остатка.

В избе раздавался богатырский храп командиров. А Чапаев все вышагивал циркулем по карте при свете коптилки. Надо было торопиться — в начале марта группа переходила в наступление… Фрунзе поставил перед ней задачу: овладеть станицей Сломихинской и наступать дальше, на Лбищенск, угрожая с тыла белоказакам.

10 марта бригада с боем взяла Сломихинскую. Казачья армия начала быстро откатываться на восток.

Но тут наступление на белоказаков пришлось приостановить. Над республикой нависла новая, более грозная опасность — начался поход Колчака. Один за другим падали советские города: Уфа, Воткинск, Ижевск, Стерлитамак, Бугуруслан… Колчак рвался к Волге. И не только к ней. На вагонах колчаковских поездов, мчавшихся на запад, уже значилась конечная цель: «Уфа — Москва».

Чапаева и Фурманова вызвал к себе в штаб, в Самару, Фрунзе, теперь уже командующий Южной группой армий Восточного фронта.

Путь из Сломихинской в Самару — 400 без малого верст — по тем временам был долгий. Ехали четыре дня, по большей части молча: не привыкли еще друг к другу, присматривались, примерялись один к другому — сойдутся ли? Знакомы были всего две недели. В первом бою, под Сломихинской, Фурманов себя еще никак не показал, больше того, по собственному признанию, набрался страху. Проявить себя, зарекомендовать храбрецом ему доведется позже. Вот тогда и полюбит Чапаев своего комиссара, полюбит так, что расставаться будет горько. А пока что кто его сразу поймет, нового комиссара?..

От Фрунзе возвращались с новыми назначениями: Чапаев становился командиром 25-й стрелковой дивизии, Фурманов — ее политкомиссаром.

Вскоре воссозданная 25-я дивизия, в которую вошла Александро-Гайская группа, была переброшена в район Бузулука и Бугуруслана. Здесь по плану Фрунзе создавалась ударная группа войск, которой предстояло нанести удар во фланг и тыл армии колчаковского генерала Ханжина. Со всех сторон стягивались сюда силы, день и ночь шли эшелоны — с войсками, оружием, боеприпасами, продовольствием…

В конце апреля войска под командованием Фрунзе перешли в решительное наступление.

Продвигаться было тяжело. Стояла весенняя распутица — разбухли дороги, поля вспенивались мутными потоками. В жирной грязи вязли повозки, орудия, красноармейские сапоги. Лошади выбивались из сил.

В упорных боях к северу от Бузулука чапаевцы разбивают 11-ю дивизию 6-го корпуса Колчака, а в районе Бугуруслана — части 3-го корпуса белых и прорывают фронт, вклиниваясь на 80 километров в глубину.

Против чапаевцев бросают корпус генерала Войцеховского и Ижевскую бригаду, считавшуюся лучшей в колчаковской армии. 9, 10 и 11 мая под Бугульмой происходят встречные бои. Отразив контрнаступление корпуса Войцеховского, Чапаев целиком уничтожил Ижевскую бригаду, разгромил Оренбургскую казачью бригаду и части 4-й дивизии белых. В плен попадает свыше полутора тысяч солдат и офицеров противника.

Во время боев в расположение 25-й дивизии прибыли Фрунзе и Куйбышев. Они благодарили бойцов за подвиги.

Из района Бугульмы дивизия поворачивает на Белебей. Здесь чапаевцы разбивают части корпуса генерала Каппеля — красу и гордость колчаковской армии — и 17 мая вместе с другими частями Красной Армии освобождают Белебей. Белые в панике отступают к Уфе, взорвав железнодорожный мост через реку Белую.

Основная тяжесть в боях за Уфу ложится на 25-ю дивизию.

За два дня до начала наступления в расположение 25-й дивизии снова приехал Фрунзе. Собрали совещание командиров дивизии. Вместе с ними Фрунзе разработал детальный план операции.

В ночь на 8 июня у селения Красный Яр, в 25 верстах от Уфы, началась переправа частей дивизии. Первым грузился на два захваченных у противника пароходика Иваново-Вознесенский полк. Переправа прошла удачно. С рассвета по вражеским окопам ударили красные батареи. Колчаковцы не выдержали, побежали. Иванововознесенцы погнали их. Стали переправляться остальные полки.

В это время колчаковцы, подтянув крупные резервы, навалились с севера на 25-ю. На стороне врагов — большой численный перевес. Под их ударами красноармейцы не раз откатывались к самой реке, но продолжали стойко сражаться.

Во время всего боя Фрунзе и Чапаев находились на берегу. У переправы Фрунзе был контужен, а Чапаев ранен в голову.

На утро следующего дня назначалось генеральное наступление. А поздним вечером к комбригу Кутякову привели перебежчика — рабочего с уфимского завода. Он сообщил, что 9-го поутру готовится внезапная атака отборных белогвардейских частей.

Всю ночь командиры не спали. Ранним утром, едва докурились в ложбинках последние туманы, огромное поле высокой ржи зачернело от движущихся цепей. Стройно, колоннами, как на параде, в черных, английского пошива мундирах, с орденами на груди шли каппелевцы. Шли тихо, в полном безмолвии. Эту атаку впоследствии назовут «психической». По команде забили десятки чапаевских пулеметов, и каппелевцы захлебнулись под их кинжальным огнем. Вскоре все поле было усеяно трупами врагов.

В тот же день Уфа была взята. Остатки колчаковской армии поспешно отступали за Уральский хребет.

За уфимскую операцию Реввоенсовет Республики 14 июня 1919 года наградил В. И. Чапаева орденом Красного Знамени. Одновременно все девять чапаевских полков были награждены Революционными Красными знаменами ВЦИК. Однако самого ордена ему так и не пришлось носить — не дожил.

После взятия Уфы 25-ю дивизию вновь направляют на южноуральский участок фронта. Ей дано задание: не позже 12 июля снять осаду с окруженного казаками города Уральска. В бою у Большой Черниговки чапаевцы наносят поражение 2-му конному корпусу генерала Савельева, а в районе Соболева другим частям противника. Враг откатывается на юг. За день до назначенного срока прославленная 25-я дивизия вступает в Уральск, выдержавший 2,5-месячную блокаду. Встреча с защитниками города была трогательной. Улицы пестрели полотнищами: «Да здравствуют освободители-чапаевцы!» Оркестры играли марши. Нескончаемые крики «ура» сопровождали проходившие полки.

Вскоре 25-я пошла на Лбищенск, где находился штаб белоказачьей армии. Поход был тяжелым. Кругом простиралась безводная Усихинская степь. На десятки верст — ни одного колодца. А те немногие, что попадались, дышали смрадом: озверевшее казачье завалило их трупами лошадей. Жажда валила бойцов с ног. Скудные резервы воды берегли для пулеметов. Начали падать лошади.

Несмотря на трудности похода, 9 августа чапаевцы с боем взяли Лбищенск. За ним пала станица Сахарная.

Для Василия Ивановича поход был тяжелым вдвойне: вскоре после взятия Лбищенска его любимого комиссара Дмитрия Фурманова отозвали в штаб фронта. Остро переживал разлуку со своим политкомом Чапаев. Всего каких-нибудь пять месяцев были знакомы, а как привязались друг к другу! Немногие удостаивались такой дружбы Чапаева. Под воздействием Фурманова, а также других политработников (особенно начальника политотдела дивизии Суворова) Василий Иванович быстро рос политически и духовно: меньше стало у него досадных срывов. Благодаря своему авторитету и находчивости комиссару не раз удавалось разряжать приступы внезапного гнева начдива.

Да, многое умел вовремя и без нажима делать Дмитрий Фурманов. Жаль, ох, как жаль, что нет теперь его! С новым комиссаром дивизии — спокойным, немногословным иванововознесенцем Павлом Батуриным Василий Иванович еще не успел сдружиться…

Чем дальше в глубь уральских степей, тем трудней был путь Чапаевской дивизии. Согласно приказам штаба 4-й армии бригады 25-й дивизии были разбросаны на расстоянии 100–200 верст друг от друга. Накануне гибели Чапаева штаб дивизии оказался оторванным от своих основных сил и находился в Лбищенске с дивизионной школой в составе 600 человек.

О сложившейся обстановке Василий Иванович пытался доложить Фрунзе, вызвав его по прямому проводу. По поручению Фрунзе с Чапаевым стал разговаривать Куйбышев. Василий Иванович старался говорить спокойно, но не всегда мог сдержать волнение: его неоднократные обращения в штаб 4-й армии с просьбой свести дивизию воедино оказывались безрезультатными. Как опытный командир, Чапаев понимал, что разрыв его бригад может кончиться неизбежной гибелью дивизии. И об этом он сообщал Куйбышеву. Если дивизия до сих пор не потерпела поражения, говорил Василий Иванович, то только из-за нерасторопности врага. «Раньше, — заканчивал свое сообщение Чапаев, — я ждал катастрофы со дня на день, теперь я жду ее с часа на час».

Выслушав Василия Ивановича, Куйбышев сказал:

— Товарищ Чапаев, ваш доклад очень ценен. Я разберусь в нем, и [мы] сделаем соответствующие выводы.

Между тем трагическая развязка приближалась.

4 сентября Чапаев вместе с комиссаром дивизии Батуриным вынужден был выехать в станицу Сахарную в расположение 1-й бригады (входившей в состав 50-й стрелковой дивизии), приданной на время Чапаеву. Там произошел острый конфликт. Бойцы бригады не были поставлены своевременно па довольствие и, не получая в течение трех дней хлеба, «забузили». Чапаев собрал митинг и отдал распоряжение двум другим бригадам поделиться хлебом с бойцами. Конфликт был улажен.

Вернувшись в Лбищенск в половине первого ночи, Чапаев и Батурин поспешили на телеграф, чтобы сообщить об инциденте. Но связь была прервана. Опасения начдива сбывались.

Тотчас же Чапаев и Батурин отдают приказ о боевой тревоге: всем собраться на Соборной площади — единственном возможном проходе в Лбищенск (с трех других сторон селение прикрывали от врага воды Урала, подступавшие к крутому берегу).

Боевая тревога была своевременной. В половине второго на Лбищенск напали большие силы белых численностью до 5 тысяч человек. Завязался неравный бой, который продолжался до пяти часов утра.

Чапаев, истекая кровью, почти теряя сознание, продолжал руководить обороной на Соборной площади. Он ранен в голову, в руку, в живот. Батурин распорядился переправить Чапаева через реку Урал, а сам взял на себя руководство обороной.

Бой идет без всякой надежды на помощь. Все меньше сил у красных бойцов. В разгар боя военкому Батурину и начштаба Новикову удалось отбить у врага пулемет. Они тут же пустили его в дело. Вот уже вторая лента выпущена по казакам, начата третья… И тут пулемет смолк — перекосило патрон. Успеть бы исправить! Но казаки совсем рядом. Еще секунда — и гибнет под казацкими шашками отважный комиссар.

Все меньше становится чапаевцев, все слабее их сопротивление. Уже убит начальник политотдела дивизии Суворов. Замертво падает начальник дивизионной школы Чеков. Не желая сдаваться в плен, пускает последнюю пулю себе в висок Козлов, начальник снабжения бригады.

Бой идет четвертый час. Начинает светать. Был однажды с Чапаевым случай, когда, воспользовавшись рассветом, его артиллеристы расстреляли прямой наводкой напавших ночью казаков. Теперь они поменялись положением. Теперь рассвет на руку врагу. Казаки уже засуетились у молчавших пушек. Выкатывают их и прямой наводкой открывают огонь.

К пяти часам утра все было кончено.

Уцелевшие бойцы поодиночке стали пробиваться к реке — единственному спасению. Чапаева несли на руках. Холодные воды Урала привели Василия Ивановича в чувство, и он решил плыть без посторонней помощи. И тут разыгрался трагический финал, хорошо известный по роману Дм. Фурманова и одноименному кинофильму. Василий Иванович, раненный в руку, боролся с течением своенравного Урала. Вражеская пуля настигла его на середине реки. Несколько взмахов рукой — и не стало прославленного начдива.

Но долго еще в народе ходили легенды, что не погиб Чапаев, что доплыл до другого берега и опять стал бить беляков. Не хотели люди мириться со смертью Чапая.

Н. ОСИПОВ