Я бежал и бежал по дороге, нещадно подстегивая тело порциями Ки. Снова начертил защитный подпитываемый массив, сверху массив, что скрывает Ки. Заклинание усиленного зрения и «ухо древесной крысы» на постоянной подпитке. Заполненные кристаллы лежат за пазухой вплотную к коже. Я уже выяснил, что моя способность впитывать энергию из окружающей Ки-сферы не изменилась, но усложнился выпуск ее, поэтому я не мог выплескивать печати, как раньше, и кристаллы заполнялись теперь гораздо медленнее.
А еще я вдруг осознал, что не знаю, как найти дорогу к секте. Жоу указал мне все развилки и повороты дороги по Равнинному морю, вот только со стороны Киньяна. Караван же вез меня несколько дней, и у меня не было возможности посчитать их. Потому я смог найти лишь один выход – отыскать то место, где я пытался уничтожить зубастую яму, и продолжить путь от него. И в этот раз не делать глупостей. Просто бежать. Просто прятаться при виде каравана. Ничего больше.
Пока еще попадались деревья, я отломал ветку и сделал себе посох для проверки земли на наличие этих самых ям. Один конец на всякий случай заострил, полностью затупив один из тонких ножей лекаря.
Животных здесь было не в пример больше. Я пробежал мимо стад антилоп или кого-то им подобным, видел крадущегося хищника, один раз даже заметил троерогого ешу, к счастью, он на меня не обратил внимания. Палкой я с ним вряд ли бы справился. Но меня все еще мучило любопытство насчет зубастых ям, и когда солнце перевалило на другую сторону небосклона, я все же отошел от дороги, проверяя землю посохом.
Благодаря усиленному зрению я сумел заметить одну из них, подошел поближе. Она была живой. Живая яма. Животное. Почти все заклинания, которые могли бы ей навредить, бесполезны, так как либо бьют не выборочно, либо не доберутся до исконного тела. Но она ест. Может, ее можно отравить? Какой-нибудь яд обязательно сможет убить ее. У меня в мешке было несколько склянок с ядами Фучжана, и хотя они предназначены для людей, вполне могли отравить и яму. Но не сейчас.
Я снова бежал. Как и всю жизнь. Бежать из своего домика, сложенного из палок и ветоши. Бежать из Цай Хонг Ши. Бежать из Академии. Бежать из каравана, затирая следы и метки.
Я остановился, как вкопанный. Кажется, перенапряжение сказалось не только на моей магии, но и на голове. Фучжан же лекарь, а лекари обычно умеют ставить метки! Я тут проверил и обнаружил пять меток разной силы, из них две были старательно скрыты. А еще старик умудрился взять немного моих волос и крови. Я уничтожил и метки, и образцы, вот только все это время Фучжан мог отслеживать мое перемещение. Значит, он знал, что я иду обратно по той же дороге.
Оставалась еще надежда, что старик подумает, будто я с самого начала знал про метки и уничтожил их позже, чтобы запутать следы. Ведь я мог после этого свернуть куда угодно. И раз уж я вспомнил про метки, то решил заодно проверить свои, которые оставил на торговце и нескольких крестьянах. Я знал, что торговец мог избавиться от нее в Киньяне, достаточно найти хорошего лекаря и заплатить ему, поэтому-то и взял его ус. Но я лишился его вместе с остальными вещами. Хорошо, что я догадался поставить метки еще и на крестьян.
Метка торговца находилась далеко на востоке, видимо, он уже добрался до столицы, метки крестьян были чуть ближе и воспринимались отчетливее. Пока до них никто не добрался. Пока.
Обратный путь занял целых семь дней, из них два дня я просидел на месте из-за сильнейшего ливня.
Дожди на равнинах выглядели совсем не так, как в Киньяне. В столице ты всегда мог спрятаться под крышами и смотреть, как вода собирается в бурные потоки на вымощенной дороге и стекает между домами по специально отведенным выемкам. Приятно слушать биение капель по черепице, журчание ручьев, и отдаленное громыхание придает законченность этому музыкальному представлению.
Во время дождя госпожа Роу любила устраивать чаепития на крытой террасе. Слуги выносили широкий низкий столик, квадратные скамейки с подушками, зажигали светильники и расставляли их во дворе без матерчатых абажуров, чтобы ничто не мешало любоваться игрой света на каплях. Заваривался особый чай, который в другое время нельзя было пить: густой, терпкий, ароматный. Затем мы усаживались за стол, выпивали по первой чашке, Байсо шутил и болтал, как обычно, Джин Фу посмеивался, госпожа Роу спрашивала у меня об успехах в учебе, но потихоньку «дождевое настроение» пробиралось к нам в тепло, и мы замолкали. Слушали шум капель, рассыпающийся дробью по камням и доскам, переливающийся колокольчиками по чашкам, которые заранее расставляли для сбора дождевой воды. Вдыхали свежий влажный воздух, напоенный травами. Смотрели на крошечные фонтанчики, взлетающие на поверхности пруда, на призрачные блики от светильников и неясные тени. Иногда госпожа Роу еле слышно читала стихи, и казалось, что это дождь нашептывает красиво сплетенные слова тебе на ухо, иногда мы сидели в полнейшей тишине вплоть до угасания света, закутавшись в теплые одеяла. И каждый раз после такого чаепития я чувствовал себя намного спокойнее и лучше, словно дождь омывал не только крыши и двор сыхеюаня Джин, но и мою душу.
В Равнинах дождь выглядел, как небесная кара, обрушенная на землю. Внезапно небо потемнело до сумеречного, фиолетовые пухлые тучи спешно сбежались в одну точку над моей головой, ярко полыхнула молния, раскалывая небо на куски, и тут же прогремел гром. Оглушительно страшно. И хлынула вода. Я не видел отдельных капель. Это был сплошной поток, вымочивший меня до последней нитки. Он бил по голове и плечам, стараясь вогнать меня в землю. Поначалу я хотел идти дальше, но быстро отказался от своего намерения. Я отключил усиленное зрение и слух, чтобы не ослепнуть от блеска и не оглохнуть от звуков, затем сжался в комок и начал рисовать подпитываемый защитный массив над головой. Когда закончил, то чуть было не потерял его из-за быстрого выгорания под ударами мощных струй, еле успел влить немного Ки, а потом еще немного и еще.
Я сидел на корточках, не решаясь плюхнуться в жидкую грязь, пополнял массив и смотрел за буйством стихии. Скоро пропитавшаяся земля уже не могла впитывать воду, и та начала скапливаться в огромные лужи, больше похожие на озера. Из нор повылазили змеи и грызуны, мимо меня, извиваясь, проплыл некрупный жабоголов. Дорога и вовсе превратилась в горный поток, хорошо, что я успел отойти на траву. Потом я почувствовал, как что-то притронулось к моей ноге, едва не подпрыгнул, ожидая увидеть еще одну змею, но это была маленькая почесушка. Ее сносила вода, и она вцепилась в полу верхнего халата, чтобы спастись. Я не стал ее прогонять.
Постепенно вокруг меня образовался целый караван из животных. Я не заметил, как струи уничтожили боковой массив, так как все время подпитывал верхний, и небольшие зверьки, поборов страх, прижимались ко мне и прятались от долбящих капель, как под зонтом. Я насчитал десяток почесушек, пару змей, пяток ушастых мышей, потом ко мне прибило серого лисенка. Он сначала скалил зубы и рычал, но вскоре замолчал и просто трясся из-за усталости и холода. Сзади подошла мокрая и несчастная на вид птица. Я не смог узнать ее, так как цвет оперения было невозможно различить. Прокравшись под массив и придя в себя, она взъерошила перья, обдав нас ледяными брызгами, нахохлилась и замерла.
Весь остаток дня и всю ночь я сидел в окружении зверей, не смея сомкнуть глаз. Если бы я уснул, то массив бы иссяк, и тех, кто пришел искать у меня защиты, смыло. Такого я допустить не мог. Лишь на рассвете следующего дня прояснилось. Ливень оборвался, как будто его и не было, но скопившаяся вода уходила медленно. По мере того, как солнце поднималось все выше и выше, звереныши по одному покидали меня. Первой сбежала птица, так как ее перья высохли раньше всех. Лисенок долго нюхал воздух и, предупредительно рыкнув, ушел. Дольше всех оставалась маленькая почесушка, она как будто не могла решить, нужно ей уходить или нет, но стоило мне заговорить, как зверек подпрыгнул и удрал. Видимо, не смог вынести человеческого голоса.