Папа посмотрел на меня. С той же яростью, с которой только что смотрел на Сашу. И заорал. Я никогда не могла предположить, что мой папа, мой любимый папа, будет так на меня кричать…
Я сжалась, вообще страшно хотелось превратиться в какую-нибудь букашечку и заползти под диван. Чтобы не видеть его глаз, его искаженного лица… Я не понимала, почему именно сегодня я не должна была идти в клуб. Папа меня что, предупреждал? Он просто сказал, чтобы я договаривалась с дядей Леней. Я и договорилась.
– Почему ты вечно оказываешься не там, где надо?! Почему самая неприятная новость в моей жизни тоже связана с тобой?!
«Какая новость?» – успела подумать я, но тут его крик был прерван звонким шлепком. Вначале я не осознала, что произошло, потом, при виде краснеющей папиной щеки, я поняла, что Саша дал ему пощечину…
– Постыдись, – сказал Саша ровным холодным тоном. – Это твоя дочь.
Отец хотел схватить его за грудки, но хозяин квартиры ловко увернулся и каким-то неуловимым образом врезал моему отцу. По-моему, пяткой по груди. Я движения не отследила. Только увидела, словно в замедленной съемке, как папа отлетает через полкомнаты и врезается спиной в комод, сползает по нему…
Саша с самым невозмутимым видом сделал шаг к своему любимому креслу, опустился в него, взял со столика так и не допитый бокал, отхлебнул из него и перевел взгляд на моего отца, с трудом поднимающегося на ноги. Весь задор из него улетучился.
Я сидела ни жива ни мертва.
– Знаешь один из моих жизненных принципов, Ксения? – обратился ко мне хозяин квартиры.
Откуда ж я могла их знать?
– Ну так вот. Если тебя ударили по правой щеке, подставь левую, затем уйди под локоть и врежь противнику снизу в челюсть.
– Папа тебя не ударял, – с хмурым видом заметила я. – Как раз наоборот…
– Пытался. И я же тебе сказал в общем… А это – частности. Вариации одного и того же принципа. Чтобы те, кто раз имел со мной дело, больше не пытались на меня даже замахиваться. Я ясно излагаю? Кстати, вон там бар, – и Саша кивнул на одно из отделений «стенки». – Достань коньяк и рюмки.
Я молча встала и выполнила приказ. Руки у меня дрожали.
Папа молча, не глядя ни на меня, ни на Сашу, проследовал к дивану и сел на изначально предложенное Сашей место.
Я поставила бутылку «Наполеона» и три рюмки на стол.
– Садись, – кивнул Саша, а сам разлил коньяк.
Отец сидел, зажав ладони коленями. Я искоса на него посматривала. Саша был абсолютно невозмутим.
– Давай, Владик, выпьем, – обратился он к моему отцу. – Помянем усопших.
Я вопросительно посмотрела на него. Другого тоста не мог предложить? Саша хмыкнул, поймав мой взгляд, вновь посмотрел на отца и заметил, что тому неплохо было бы ввести меня в курс дела.
– Она ничего не знает, – сообщил он доверительно.
Отец посмотрел на меня пустым взглядом.
– Вообще ничего, – тихим голосом добавил змей-искуситель, откинулся в кресле, залпом выпил коньяк, потом опять обратился ко мне с просьбой – достать из бара коробку конфет. Я достала. Отец тем временем хлопнул рюмку, сам тут же налил себе вторую и тоже хлопнул. Посмотрел на мою и выпил еще и ее. Конфеты пока никому не понадобились.
– Когда ты уехала из клуба? – наконец обратился ко мне отец.
Я взглянула на Сашу.
– Ответь папе, – велел хозяин квартиры.
– Ты что, не можешь говорить без его разрешения?! – закричал отец. – Зачем тебя вообще понесло сегодня в клуб?!
Я вылупилась на папу большими круглыми глазами. Он что, забыл? Или он не помнит, что я сдала сессию, мы с девчонками хотели это отметить, он разрешил, сам велел мне договориться с дядей Леней…
– Успокойся, Владик, – миролюбиво сказал Саша. – Девочка не понимает, о чем речь.
– Ты что, полная идиотка? – рявкнул на меня отец.
– Нет, она очень умненькая девочка, – заметил Саша, подливая себе коньяку. – И неплохо соображает. Только для того, чтобы соображать, нужно иметь хоть какие-то факты. А у нее их нет.
Нашу милую беседу прервал звонок сотового телефона.
Звонили моему отцу. Риткин отец. Он дико орал в трубку, и я не могла разобрать слов, хотя прислушивалась. Мой отвечал односложно. Сути этих коротких фраз я не понимала.
– Ксения сидит рядом со мной, – сказал он, отвечая на какой-то вопрос. – Да, передаю.
– Где Рита?! – оглушил меня своим криком Аркадий Михайлович. – Где она? Когда вы уехали из клуба?!
– Я не знаю, где сейчас Рита, – промямлила я. – Когда я уезжала, она была еще там…
– Во сколько ты уехала? – рявкнул Аркадий Михайлович, добавив к фразе еще одну – про мою мать. Таким тоном он со мной никогда не разговаривал.
– Где-то без четверти двенадцать, – сказала я.
В ответ послышался такой мат… Я в ужасе посмотрела на отца. Он вырвал у меня из рук трубку. Они с Аркадием Михайловичем принялись орать друг на друга. Саша тем временем налил мне рюмку коньяку, подмигнул украдкой от папы, а вслух сказал, чтобы я все-таки его выпила. Я так и сделала. Папа отключил связь, вытер лоб платком и посмотрел на меня.
– Ты в самом деле ничего еще не знаешь? – спросил он усталым голосом.
– Что я должна знать?! – заорала теперь я, не в силах больше сдерживаться.
Папа глянул на невозмутимого Сашу, закуривающего очередную сигарету, потом снова на меня.
– Клуб взорвался, – сообщил отец.
До меня не сразу дошел смысл сказанных слов.
Потом…
Я открыла рот, резко вдохнула воздух, попыталась что-то сказать, но не смогла, из горла вырвался какой-то хрип. Саша снова услужливо наполнил коньяком мою рюмку, папа вставил мне ее в руку и помог залить в рот. На этот раз коньяк обжег мне горло, я закашлялась, папа постучал меня по спине.
– Она в самом деле не знала? – зачем-то уточнил он у Саши.
Тот покачал головой.
– А девчонки? – наконец смогла выдавить я из себя, но произнесла слова шепотом.
Папа неопределенно передернул плечами.
– Папа! – схватила я его за рукав. – Ты был там?!
Он молча кивнул, не глядя на меня.
– Ты сейчас оттуда?! Там… Папа!!!
– Клуба больше нет, – сказал отец. – Вообще нет.
– Как? – как полная идиотка уточнила я.
– Так. Его сровняли с землей. А дядя Саша тебя спас, только не из благородства, которое ему вообще неведомо, а из вполне определенных меркантильных соображений.
– Ну зачем ты так, Владик? – растягивая слова, произнес Саша, невозмутимо пуская дым кольцами. – Что ты такое говоришь обо мне в присутствии своей очаровательной дочери?
Папа опять перешел на нецензурную лексику. Но на Сашу никакие слова не действовали. Этого человека, по-моему, было невозможно вывести из себя.
Снова зазвонил папин сотовый. Мама. Она спрашивала, что отец сделал со мной, причем так кричала, что даже до меня долетали обрывки фраз. Папа ее немного успокоил, потом дал трубку мне. Я тоже что-то проворковала. Мама поперхнулась, меня услышав. Потом заплакала – от радости. Я заверила ее в том, что у меня все хорошо. От мамы узнала, что ей уже дважды звонил Риткин папа, второй раз только что. И такого наговорил… Трубку у меня выхватил папа и велел маме никого не слушать, выпить валерианки, отключить телефон и ложиться спать. Опять сунул трубку мне. Я в очередной раз сказала, что я в полном порядке (зачем маму лишний раз расстраивать?), когда вернусь – не знаю, нахожусь у приятеля (искоса глянула на невозмутимо покуривающего Сашу) и повторила папино предложение относительно валерианки и телефона. На том мы и распрощались.
Папа с Сашей тем временем еще немного поругались, только я никак не могла понять, что они делят.
– Зачем было губить ни в чем не повинных людей? – тихим голосом спросила я, глядя прямо в Сашины серые холодные глаза и, как и он, не обращая внимания на льющийся из папы поток ругательств.
За Сашу попробовал ответить папа – опять используя лишь ненормативную лексику, – но хозяин квартиры резким тоном приказал ему замолчать и уставился на меня.
– Эти люди на совести твоего отца, Ксения, – спокойно сказал хозяин квартиры.
– Да ты!.. – рявкнул папа. – Да как ты можешь?..
– И ты мне еще должен сказать спасибо, – закончил свою речь Саша. – За Ксению. За то, что я решил заглянуть на огонек и увез ее оттуда. Как ты понимаешь, всех посетителей я вывезти не смог бы. Но вернемся к Ксении и к ее чудесному спасению.
– Что ты хочешь? – ровным, ничего не выражающим голосом спросил отец.
– Твои проценты. Как я понимаю, теперь-то ты уж точно примешь предложение Петра? – Саша хохотнул. – Но то, что он обещал тебе, перейдет ко мне. Неужели твоя дочь их не стоит?
– Нет, – прошептал отец.
– Да, – сказал Саша и в очередной раз рекомендовал папе посмотреть на свою дочь, то есть на меня.
Папа посмотрел и крикнул в сердцах, со всей силы грохнув кулаком по столику, за которым мы сидели:
– Да лучше б ты взорвалась вместе с клубом!
– Что?! – шепотом переспросила я, не веря своим ушам.
Но отец, кажется, уже принял решение…
– Вот он, – папа указал пальцем на Сашу, вскочив с места и пробежавшись по комнате, – тебя спас. Ты, надеюсь, теперь поняла, что обязана ему жизнью? Расплачивайся. Сама расплачивайся. Все! Я умываю руки! Мне надоело с тобой цацкаться! Детство кончилось, Ксюшенька. Кон-чи-лось! Ты остаешься здесь.
После этих слов отец повернулся к Саше и заявил ему, что он может использовать меня по своему усмотрению и до полного удовлетворения. Спасать меня его никто не просил. А если я ему не нужна – ну тогда пусть просто считает, что сделал доброе дело. На Страшном суде зачтется.
– Папа! – пролепетала я. – Как ты… Как ты можешь?! Что с тобой случилось? Ты…
Отец молча посмотрел на меня и двинулся к выходу. Саша продолжал сидеть. Его глаза превратились в кусочки льда… Я опять сжалась в комочек.
Нарушил тишину очередной звонок сотового телефона. Взяв себя в руки, отец разговаривал очень вежливо, поясняя, что был вынужден проверить, все ли в порядке с его дочерью, и теперь выезжает на место происшествия. Незамедлительно выезжает.
Отключив связь, отец посмотрел на Сашу и сказал, чтобы тот проинструктировал меня насчет общения с родной милицией, а то мне этого делать еще никогда не приходилось.
– Могу подтвердить, что вы давно знакомы, – добавил папа, теперь полностью себя контролировавший.
– С сентября, – кивнул Саша.
– Хорошо, – сказал папа и глянул на меня. – Поняла? Ты знакома с дядей Сашей с сентября. Если не хочешь сесть в тюрьму.
– За что?!
– Был бы человек, статья всегда найдется, – заметил папа, которого я не узнавала. – Дядя Саша тебе все объяснит. Пока, доченька. Когда-нибудь, может, и увидимся.
– Что с тобой случилось? – прошептала я. – В чем я виновата?
Папа не ответил, вместо этого попросил Сашу закрыть за ним дверь. Хозяин квартиры встал и отправился вслед за гостем в прихожую. Послышался щелчок замка и лязг задвижки.
Саша вернулся в комнату, опустился в кресло напротив меня, снова разлил коньяк, а затем наконец встретился со мной взглядом.
В нем читалась жалость…
Меня вдруг пробрала дрожь. Зубы стали стучать, и челюсть на место было не вернуть… А из глаз полились слезы. О стекающей по щекам туши в этот момент совсем не думала. Мне было так плохо, как никогда в жизни. И очень жалко себя. Но я еще не понимала всех проблем, с которыми мне предстояло столкнуться в ближайшее время, я не могла предвидеть и сотой их части.
Саша перегнулся через стол и взял мои руки в свои. Его ладони были горячими, мои – холодными, как лед.
– Это не конец света, Ксения, – мягко сказал мужчина.
– А девчонки правда?.. – спросила я.
Саша молча кивнул.
– А ты знал?.. – задала я идиотский вопрос.
Он промолчал, но взгляда не отвел.
Потом он пересел ко мне, долго гладил меня по волосам, целовал, медленно и нежно раздел, отнес в спальню.
Желая забыться, я отдалась ему вся, без остатка. Я знала, что он мерзавец, но в эту ночь мне было не к кому пойти… Кроме него, у меня никого не было. Один из самых близких мне людей – отец, который всегда был мне другом, защитой, опорой, советчиком, – меня предал. Продал за какие-то проценты, предпочтя деньги мне.
Все-таки я была благодарна Саше. За тепло и сочувствие. За ласку. За то, что он спас мне жизнь…
Он казался спасительной соломинкой – и я хваталась за нее, как хватается утопающий, потому что больше не за что.