Мне не отмыть своих рук.
Ранка была такой маленькой, почти бескровной. Но мой клинок застыл там, у шеи Кэтти-бри, и, нет сомнений, я собирался нанести удар, жестоко перерезая её горло Видринас. Чтобы отомстить!
О, как я хотел сделать это!
Потому что знал, она — злобный демон, что явился мучить меня, приняв обличье моей потерянной возлюбленной. Я знаю это, и я сомневаюсь в этом.
Когда же она намерена открыть обман? Взглянет ли на меня сверху вниз уродливое лицо, когда мы будем заниматься любовью? Возвысится ли надо мной жуткая демоническая сущность, быть может принявшая мое семя, чтобы зачать отвратительную полукровку?
Или нет? Или все не так?
Быть может, я приставил клинок к горлу настоящей Кэтти-бри — Кэтти-бри! — и остановился в шаге от убийства.
И тогда, кажется, поплыви я снова вдоль Побережья Мечей — стоит мне лишь опустить руку в воду, и все море на моем пути окрасится в красный цвет! Пролилось так мало крови, и все же для меня это — вся кровь мира. Она омывает меня, помечая кожу красным клеймом стыда.
Убийца!
Потому что в мыслях я убил её. Потому что сердцем я усомнился в ней. Моя рука подвела меня. Моя смелость покинула меня.
Потому что демон должен был умереть!
Эта самозванка должна была умереть. Её смерть стала бы последним актом неповиновения Ллос. Одно движение, одно простое убийство, призванное показать Паучьей Королеве, что она не одержала трусливой победы. По своей прихоти она стерла бы меня с лица земли — ведь пожелай она того, я не смог бы защититься — но нет, в конце концов ей не удалось бы сломать меня.
Я — не игрушка в её руках!
Если только той женщиной, что почувствовала клинок моего скимитара на своей шее, действительно не была Кэтти-бри. Как я могу удостовериться?
Это и есть загадка, это — глубочайшее проклятие, именно потому я уже потерян.
Каждое утро я выхожу из Дремления и говорю себе, что сегодня буду радоваться восходу солнца и познавать надежду. Пусть все это уловка, все это один большой обман Паучьей Королевы, чтобы причинить мне нескончаемые мучения.
И каждое утро я говорю, что так тому и быть. Так тому и быть.
Каждое утро я спрашиваю себя: «А какой у меня выбор?»
Куда мне деваться? По какой дороге я мог бы направить свои шаги? Если все это иллюзия, то в какой точке моего пути иллюзии, даже самообман, стали восприниматься, как реальность? Если мне нравится этот мир, то не должен ли я найти в нем счастье, несмотря на его обманчивость и иллюзорность? Стоит ли, разумно ли отказываться от удовольствия провести годы с друзьями и близкими, не ради того, чтобы стать счастливым, а лишь из-за страха за то, что случится или не случится?
Стал ли рассвет менее красивым? Стала ли не такой очаровательной улыбка Кэтти-бри? Стал ли не таким заразительным смех Бренора? Неужели Гвенвивар теперь мурлыкает не так утешительно?
Я твержу это каждый день. Каждый день я заставляю себя стремиться к счастью и радости. Каждый день я повторяю эту мантру против безумия, заворачиваюсь в эту броню против окончательного отчаяния.
Каждый день.
И каждый день я терплю поражение.
Я не могу найти смысла во сне. Я не могу найти цели в мире, созданном собственным воображением. Я не могу свободно улыбаться, неотрывно преследуемый мыслью, что враги ждут моей самой счастливой улыбки лишь для того, чтобы потом стереть её с моего лица.
Что еще хуже, теперь мои руки окрашены кровью Кэтти-бри или злобного демонического создания. И если верно первое — то я ударил женщину, которую люблю, а потому должен валяться, покрытый стыдом и кровью. Если же истинно последнее — у меня не хватило смелости завершить начатое, и потому я также потерпел поражение. Они забрали у меня оружие, и я рад. Сделают ли они то же самое с моей жизнью, чтобы положить конец этой игре?
Они делают вид, что им не все равно. Они изображают магию и псионику, якобы пытаясь излечить мою болезнь, но я вижу злобные взгляды и чую запах туманов Абисса. Я слышу тихий хохот за их обманчивыми вздохами притворного беспокойства.
Позвольте же мне гнить. С кровью Кэтти-бри на руках, или стыдясь собственной трусости.
В любом случае, я заслужил подобной судьбы.
— Дзирт До'Урден
В этот прекрасный летний вечер Реджис был рад сопровождать Доннолу на бал. И, стоило женщине, облаченной в шелковое сиреневое, отделанное белым кружевом платье, чей вырез щедро открывал пышную грудь своей владелицы, спуститься по лестнице, радости у хафлинга только прибавилось. Доннола надела украшения из розового жемчуга глубоководных устриц, возможно даже выловленных самим Реджисом.
Многие из жемчужин, вероятно, несли в себе магию. Доннола, конечно, не была настоящей волшебницей, но все же обладала некоторыми познаниями в искусстве.
Реджис едва дышал, когда женщина скользила вниз по главной лестнице Морадо Тополино. Улыбка Доннолы затмевала блеск жемчуга и тиары из золота и серебра, украшавшей её густые волосы.
— Вы довольны, добрый сэр Паук? — спросила она, останавливаясь рядом.
— Мадам, ваши действия не способны вызвать моего недовольства, — ответил Реджис. Он исполнил низкий поклон, изящно взмахнув голубым беретом. Сам Реджис был облачен в новый серый с золотой вышивкой жилет и красивый черный плащ с высоким стоячим воротничком. Этот костюм идеально дополняли его чудесный берет и видневшаяся у бедра гарда прекрасной рапиры. Ботинки хафлинга также были новыми, черными и блестящими. Благодаря их высокой и твердой подошве, походка Реджиса теперь стала властной и значительной.
— Ты готов, мой очаровательный кавалер? — просила Доннола.
— Миледи, видя вас… мне хочется остаться здесь… — закончил он с коварной усмешкой, преувеличенно подмигивая своей даме. Доннола захихикала, следуя особой манере. Оба вели себя как пара пустоголовых придворных, с длинными ресницами и подкрученными усами.
— Покончим со всем ранним вечером, — со всей серьезностью сказал Реджис, поворачиваясь и предлагая руку своей спутнице.
— Как получится, — ответила Доннола, напоминая другу, что сегодня они идут на бал не ради удовольствия, хотя, безусловно, могут найти в этом некоторый интерес, или хотя бы позабавиться. Но главной причиной все равно оставались дела. Эти общественные мероприятия позволяли Донноле поддерживать связь со старыми знакомыми и развивать новые связи. В конце концов, кроме всего прочего, женщина торговала информацией. И не было лучшего места для сбора подобного урожая, чем придворный бал. Особенно тот, где рекой льется огненное вино Ззар и Рашеми.
— Они так наскучили мне, что я стал их высмеивать, — сказал Реджис, когда хафлинги миновали входную дверь, и Доннола расхохоталась.
Виггельфингерз, ждущий их внутри, закатил глаза.
— Постарайтесь выжать из этого вечера все возможное, — напомнил маг им обоим.
Доннола что-то ответила, но Реджис не расслышал её, так как был совершенно очарован странной мантией Виггельфингерза. Одеяние покрывали яркие изображения четвертинок луны и гигантских звезд, что делало сварливого мага похожим на новичка, которого наняли ради ахов-охов и смеха толпы на пиру по случаю рождения благородного ребенка.
— Во что это ты одет? — недоверчиво спросил Реджис.
— Сегодня ночью наш добрый друг изображает шута, — пояснила Доннола, и Виггельфингез щелкнул пальцами, вынимая из ниоткуда розу с лепестками различных цветов. Оттенки менялись, когда лепестки, один за другим, падали на пол. Едва касаясь земли, они обращались в бабочек и улетали прочь.
— Отличный трюк, — сказал Реджис.
Маг снова закатил глаза и быстро зашагал к ожидавшей карете.
— И ты позволишь им насмехаться над ним? — спросил Реджис у Доннолы.
— Виггельфингерз знает свое дело и отлично с ним справляется, — ответила Доннола.
— Он выглядит как идиота кусок.
— И потому его всегда недооценивают, — Доннола остановилась, потянув Реджиса, который продолжал идти, вертясь из стороны в сторону, за руку. — Разве для таких, как мы в этом есть что-то странное? — спросила она со всей серьезностью. — Мы дурачки, дети, игрушки, приятный объект для насмешек.
— Я не понимаю, как другие могут смотреть на тебя не думая о том, что ты самая пре…
— Ой, прекрати, — сказала Доннола, отвечая на комплимент примирительной улыбкой. — На самом деле, ты должен признавать, что мы понимаем правила жизни среди более высоких обитателей Фаэруна. Мудрые хафлинги могут обратить снисходительность себе во благо, не так ли?
— Конечно, моя прекрасная леди, — ответил Реджис, снова предлагая ей свою руку. Когда женщина приняла её, и двоица возобновила свою прогулку к экипажу, Реджис добавил: — Знаешь, Вульфгар никогда не считал ничего подобного.
— Судьба благословила тебя удивительными друзьями, — ответила Доннола.
Он знал, что женщина даже не представляет, насколько верны её слова. Хафлинг лишь кивнул в ответ. Он мог часами говорить о Компаньонах Митрил-Халла, одним из которых был он сам. Несмотря на то, что собственные действия могли мешать ему исполнять эту роль, а иногда даже вызывать презрение у друзей.
— Ты же понимаешь, что твой друг-варвар слишком необычен. Он не может быть связан с Морадо Тополино, — сказала Доннола, переводя разговор на Вульфгара. — Но это тоже может сыграть в нашу пользу.
— Ты бы отказала ему в теплой постели?
— Я уже договорилась о комнате на неопределенный срок в самой прекрасной гостинице, — ответила Доннола. — Оттуда он отправится к дому Лорда Тулузе.
— Вульфгар будет на балу?
— Да, он согласился, — ответила Доннола.
Реджис рассмеялся, представляя огромного друга, разряженного в щегольской наряд Дельфантла.
— Где же ты нашла жилет таких размеров? — запинаясь, выпалил он.
— Жилет? Мастер Паук Паррафин, что за глупые предположения?
Реджис не мог не улыбнуться, когда Доннола назвала его подобным образом. Особенно благодаря этому её впечатляющему тону.
— Зачем все это чудовищному варвару Вульфгару, послу из далеких земель под названием Долина Ледяного Ветра, который явился сюда, чтобы обеспечить самую лучшую выпивку дворфам с Пирамиды Кельвина, — пояснила Доннола.
Реджис с любопытством уставился на неё.
— Дворфы Долины Ледяного Ветра? Они ушли…
— Это была идея Вульфгара, и она неплоха, — пояснила Доннола. Она позволила Реджису помочь ей забраться в экипаж. Разумеется, не из-за приличий. Её платье оказалось совершенно не приспособленным для лазанья по лестницам, хотя его, конечно, хватало на то, чтобы спрятать кинжалы.
— Ты, разумеется, встретился с этим Вульфгаром, пересекая Море Плавающих Звезд и познакомил его со мной. Однако, хоть я и обеспечила ему приглашение на бал, он никак не связан с Морадо Тополино, разве что в качестве клиента.
В ответ на эту историю, Реджис кивнул. До сих пор ухмыляясь при мысли о Вульфгаре в тонких одеждах, он, не проронив больше ни слова, поднялся в экипаж вслед за Доннолой. Реджис не собирался спрашивать с подруги за решение изменить деятельность Морадо Тополино, как и играть на естественной привычке высоких жителей Фаэруна смотреть на хафлингов сверху вниз не только в физическом смысле. Наблюдения женщины касательно отношения окружающих к меньшей из рас нельзя было просто отвергнуть. Во многих городах Фаэруна над хафлингами потешались, и даже издевались. Дедушка Периколо сделал многое, чтобы убедить общественность в том, что в Дельфантле подобное отношение может оказаться опасным, но даже успешная деятельность Морадо Тополино казалась лишь исключением, подтверждающим правило и постоянно подвергалась сомнениям.
Опираясь на то, что удалось разузнать у Доннолы и Виггельфингерза — включая драму, разыгравшуюся из-за пиратов и лодки, этот план на вечер и сокрытие основной деятельности Морадо Тополино — большая часть славы дома хафлингов ныне была утрачена. Во время Раскола Море Падающих Звезд познало тяжелые времена. Тому способствовало даже изменение ландшафта. Могущественные вершители самосуда, а также банды наемников вступили здесь в свои права.
К лучшему или нет, но Доннола решила сделать деятельность Морадо Тополино более скромной. Может быть, так она признала поражение или смирилась с реальностью. Может, она решила проявить осторожность в то время, когда агрессивный ответ мог спасти большую часть прежней славы. Разумеется, теперь спорить было не о чем. Однако, Реджис был готов помочь Донноле любым способом. Он мог лишь надеяться, что женщина снова выберет свой путь, когда дела пойдут лучше, и вернет Морадо Тополино к высотам, которых достиг Дедушка Тополино.
После заметного, по крайней мере, Реджису, отстутствия, Вульфгар снова появился в большом бальном зале Лорда Тулузе, одного из самых богатых и влиятельных людей Дельфантла, если не всего Агларонда. Варвар выглядел собранным, хотя его волосы были спутаны чуть сильнее обычного, а подбитый волчьей шерстью зимний плащ висел кривовато.
Куда менее спокойной выглядела хозяйка Двора, которая появилась в зале вскоре после Вульфгара. Как и у варвара, с одной стороны её волосы были неопрятно растрепаны, а на платье отсутствовало несколько застежек.
Реджис опустил голову, покачивая ею. Он напомнил себе, что не должен удивляться. Подняв стакан Ззара, самого известного хереса из Глубоководья, хафлинг оценил его красивый оранжевый оттенок и вдохнул миндальный запах, прежде, чем отпить крохотный глоток.
Когда он снова поднял голову, Вульфгар уже вел даму танцевать. И совсем не ту, что недавно вернулась растрепанной.
Реджис смог только вздохнуть.
Он наблюдал за тем, как его друг, без особого стеснения, неуклюже спотыкаясь передвигается по зале.
На фоне утонченных лордов Дельфантла, которые занимались только подготовкой и посещением различных балов, танцуя больше, чем тренируясь с мечом, Вульфгар выглядел неказисто. Но это, казалось, совершенно не заботит варвара, как и большеглазую женщину, скользящую в танце, повинуясь движениям его рук. Казалось, она даже задыхается. И, разумеется, никому из этих модников не хватит смелости оскорбить внушительного посла Долины Ледяного Ветра.
Все происходящее очень веселило хафлинга.
Новая пара попавшаяся на глаза быстро отвлекла внимание Реджиса. Доннола танцевала с неизвестным хафлингу человеком. Старый джентельмен с серебряными волосами носил дорогие одежды и украшения. Его манера себя держать была превосходной. Женщина привстала на пальцы ног, как это случалось всегда, когда хафлинг в Дельфантле танцевал с человеком. Мужчина низко склонился, пряча лицо в восхитительных волосах Доннолы.
— Это просто бизнес, — голос рядом заставил Реджиса вздрогнуть.
Он повернулся, чтобы увидеть Виггельфингерза, потягивающего Ззар.
— Лорд Делказьо, — пояснил маг, указывая на человека, который нависал над Доннолой. — Стоило нам приехать, и он попросил у неё танец. Или, скорее, аудиенцию.
— Ему обязательно так сильно прижимать её?
— Полагаю, он шепчет ей на ухо, — сказал Виггельфингерз.
— Расскажи мне о нем.
— Лорд-торговец. В основном он ведет дела за пределами Агларонда, — ответил маг. — Его запросы обычно касаются ситуации в доках, той или иной отгрузки товара. Он, как известно, часто жалуется на пиратов, хотя половина из них, вероятно, работают на него. По крайней мере, частично.
— Возможно, он ищет контактов с Долиной Ледяного Ветра?
— Нет, — сказал маг. — Лорд Делказьо выразил свои пожелания задолго до того, как твой душистый гигантский друг был представлен ко двору.
Маг посмотрел мимо Реджиса, а затем фыркнул. Хафлинг повернулся, чтобы увидеть, как варвар ускользает из комнаты. Беглый осмотр залы показал Реджису, что женщины, которая только что отплясывала с Вульфгаром, тоже было не видать.
— Мне кажется, следующее поколение дворян Дельфантла может оказаться повыше ростом, — язвительно заметил маг. — Но правда, он только и делает, что ест и кувыркается?
— Если может себе это позволить, — ответил Реджис, пожимая плечами и улыбаясь. Однако улыбка быстро сменилась хмурым выражением, когда он снова обернулся на танцующих и заметил, что этот дворянин, Лорд Делказьо, исчезает за другой дверью.
— Бизнес, — заверил его Виггельфингерз. — И только бизнес. Отбрось свою смешную ревность, мастер Паррафин, и вспомни о роли леди Доннолы.
Реджис посмотрел на старика, желая возразить, но тот лишь пожал плечами и двинулся прочь.
— Пятна — это её слезы! — сказал Лорд Делказьо. Его глаза блестели от влаги, словно он в скором времени собирался добавить собственные слезы на маленький кусочек пергамента.
Доннола снова посмотрела на переданное им письмо.
— О, моя милая маленькая дочурка! Что я наделал? — человек шагнул к краю маленькой прихожей, примыкающей к бальной зале, и резко вскинул руку к лицу, словно желая скрыть собственный позор.
Доннола перечитала письмо Королевы Концеттины Делказьо Ледяной Мантии и простила подавленному лорду его эмоциональный всплеск. Какой отец, в конце концов, не будет испуган подобным письмом.
Дорогой папа,
Ярость короля Яррина множится с каждым днем. Каждый день я верчусь в кровавой круговерти, и даже лицо и глаза моего мужа кажутся залитыми кровью. Он не похож сам на себя, словно какой-то демон явился в Хелгабал. У него не будет наследника, сколько бы раз он не женился.
Я видела статуи в саду, о, мой Лорд и Отец. Они обезглавлены, как и последние жены, покинувшие эту жизнь. Я не знаю, как выбраться из этой клетки. Я не могу бежать. К тому же, я добродетельная королева.
С доверием и любовью, Конси.
— Конси? — спросила Доннола.
— Я называл её так, когда она была ребенком, — ответил Лорд Делказьо. Казалось, вопрос отвлек человека от его всепоглощающей печали.
— Кажется, вы вырастили замечательную женщину.
— Которая желает наставить рога мужу?
Тебе бы стоило уповать на это, подумала Доннола, но ничего не сказала вслух. Женщина-хафлинг улыбнулась и кивнула, не готовая к спорам. Про себя она решила, в положении Концеттины давно бы бросила эту нелепую добродетель в навозную кучу у постоялого двора!
Добродетель? Так ли важна добродетель? Король Дамары явно собирался убить женщину, раз она не могла родить ему ребенка. Учитывая известную историю тирании короля Ярина Ледяной Мантии, совершенно ясным казалось то, что он нуждался в порицании.
— Если Ярин… — начал Лорд Делказьо, но вынужден был остановиться и сделать глубокий вдох. — Я хорошо знаю короля Ярина. Он не слишком милосерден. Если ему станет известно об этом письме, моя Конси…
— Зачем вы показали это мне? — спросила Доннола.
Выражение, застывшее на лице лорда было отчаянным и недоверчивым.
— Я хорошо знал Дедушку Периколо, — сказал он.
— Дедушка Периколо мертв.
— Но Морада Тополино…
— Почему ваша дочь в Землях Кровавого Камня? — спросила Доннола. Лорд поморщился, и это было более чем ясным ответом на вопрос. Коррадо организовал брак своей драгоценной Конси с этим Ярином Ледяной Мантией, а теперь страхи только усугубляют его чувство вины.
— Прошу, леди Доннола. У меня мало вариантов.
— Вы хотите, чтобы я отвезла письмо вашей прекрасной дочери? — спросила она, и мужчина застонал.
— Значит, гонец? — спросила она. — Вы готовы заплатить за верный и благоразумный развод?
— Нет, нет…
— Вы пробовали?
— Забота о собственном наследии волнует Ярина больше всего моего золота, — пояснил лорд Делказьо. — Он мирно разводился с прежними женами — их купеческие семьи собирали большие суммы. Многие из них после этого рожали детей. Уверяю, он был весьма смущен подобным фактом.
— Но от Дамары до Дельфантла путь неблизкий.
— А слухи летят быстрее драконов.
Доннола кивнула, не в силах опровергнуть эту истину. В конце концов, Доннола пыталась построить свою силу и власть в том числе и на слухах.
— Прошу, леди.
— Я не понимаю, чего вы хотите от меня, лорд Делказьо. Я просто дама из Дельфантла…
— Я знал Дедушку Периколо! — воскликнул лорд Делказьо.
— Дедушка Периколо мертв. И я прошу вас сбавить тон.
— Леди! — он шагнул вперед. Движение вышло почти угрожающим.
Доннола одарила лорда взглядом, способным заморозить кровь в жилах, не слишком прозрачно напоминая ему о том, что её обучал сам Дедушка Ассасинов, которого, по собственным заверениям, так хорошо знал Делказьо.
— Я… я… — забормотал он, слегка отступая назад.
— И, погодите. Вы, конечно же, знали историю короля Ярина, — заметила Доннола. Она подняла записку Концеттины, словно обличая отца. — Вы знали об обезглавленных статуях в его саду? Разумеется, это не новость для столь безупречного и готового ко всему Лорда Делказьо.
— Я верил в свою дочь.
— Вы верили в свою жажду наживы, — обвинила Доннола. Она не хотела причинять еще больше боли этому разбитому человеку, но ей нужно было заставить его отступить и успокоиться. Делказьо уже был в шаге от того, чтобы получить удар отравленным кинжалом, что не принесло бы ничего хорошего им обоим.
— Леди, прошу вас, — сказал он, явно беря себя в руки — с чем Доннола не преминула себя поздравить. — У меня больше нет вариантов. Концеттина не ребенок, и не эмоциональная дурочка. Она плакала над этим письмом.
— Вероятно, это был дождь или капли морской воды.
— Риск, на который она пошла, отправляя это…
Доннола с поклоном признала его правоту.
— Но все же, я не понимаю, чего вы хотите от меня или от Морадо Тополино. Мы купцы и только.
— Я хочу, чтобы вы убили его, — прямо сказал лорд Делказьо.
— Убить? Кого? Короля Ярина? — спросила женщина с явным скептицизмом.
— Дедушка Периколо поступил бы именно так, — настаивал несдающийся Делказьо. — Он был справедливым хафлингом. И не прошу ли я того же от вас?
— Периколо Тополино был богат, — сказала Доннола.
— У меня много денег.
— Вы просите меня убить короля, — сказала она. — На это может не хватить всех монет Фаэруна.
— Ну… тогда мне дела нет, убьешь ли ты Ярина, — импровизировал отчаявшийся отец. — У меня для него даже презрения не осталось.
Доннола постаралась скрыть усмешку, исказившую её губы в ответ на это замечание. Этот мужчина, этот отец, был готов смириться с существованием человека, который размышлял об убийстве его собственной дочери? На взгляд Доннолы, этим лорд Делказьо только что покончил с последней искрой сочувствия, которое она могла бы испытывать к нему. А потому — поднял расценки. И значительно.
— Просто спаси её, — попросил лорд Делказьо.
Долгое время Доннола смотрела на удрученного лорда, разрабатывая план и взвешивая последствия.
— Я посмотрю, смогу ли что-то придумать, — сказала она.
— Награда будет огромной! — выпалил лорд Делказьо. С величайшим облегчением, он шагнул вперед, широко разводя руки для объятия. — Сто кусков золота.
Доннола избежала объятий и оказалась за спиной мужчины.
— Умножьте это в десять раз и доставьте в Морадо Тополино, — сказала она, когда удивленный Делказьо развернулся и открыл рот.
— И Муравьеда, — добавила Доннола, имея в виду одну из лучших каравелл Дельфантла, ходящую под флагом лорда Делказьо. Глаза мужчины широко распахнулись.
— Л-леди… — заикался он.
— И её экипаж — тоже, — настаивала Доннола. — В конце концов вы просите меня разозлить короля.
— Но…
— О, я знаю Ярина Ледяную Мантию, лорд Делказьо, — объяснила Доннола, которая действительно знала множество подробностей жизни вельмож на восточных и северных берегах Моря Падающих Звезд. — Я знала о нем, когда вы, идиот, продали свою прекрасную дочь.
— Я… я верил в неё, — пробормотал он.
— То же самое говорили несколько отцов перед вами, — ответила она. — Уверена, ваша дочь весьма плодовита. Как вы думаете, это имеет значение?
Совершенно разбитый лорд Делказьо заметно сник.
— Мы договорились? — спросила Доннола. — Тысяча кусков золота и «Муравьед».
— Ты сможешь достать её из Дамары? Сможешь вернуть милую Конси домой?
— Если не смогу, то устрою все так, чтобы она родила ребенка, — сказала Доннола. — Пускай король Ярин думает, что ребенок его собственный. Он завалит девушку драгоценностями и ваши страхи развеются. В этом случае, я возьму половину оговоренной суммы и «Муравьеда».
От этого предложения глаза лорда Делказьо загорелись, и Донноле почти захотелось ударить его, потому что алчный мужчина, разумеется, считал последнее лучшим вариантом. Он мог выйти дешевле и, вполне возможно, принес бы дополнительную прибыль.
— Договорились, лорд Делказьо?
Он кивнул, и Доннола покинула комнату, демонстративно захлопывая за собою дверь. Она шла вниз по коридору, а мысли её кружились. Женщина оценивала перспективы, открывавшиеся перед ней. Несмотря на угрозы и жестокое обращение с Лордом Делказьо, она желала найти способ как-то помочь леди Концеттине. Доннола знала дочь лорда лично. Они познакомились в первые дни её пребывания в высшем обществе, когда Дедушка Периколо оставил Доннолу среди дам и господ, как тайного представителя Морадо Тополино.
Концеттина была одних лет с Доннолой, и вместе со своими знатными друзьями была рада видеть Доннолу на торжественных приемах. Женщина-хафлинг никогда не питала к ним особой любви — в конце концов, балы были для неё лишь бизнесом. Ей нужны были деловые контакты, которые редко напоминали собой настоящую дружбу. Но как бы Доннола не относилась к этим молодым представителям высшего общества, она, конечно, сознавала отчаянное положение бедной Концеттины.
Учитывая личные чувства Доннолы, лорд Делказьо мог бы заключить более выгодную сделку. Женщина даже чувствовала себя немного виноватой за то, что выдавила из него такую неординарную плату.
Но лишь немного.
Она вернулась в зал, где заметила Реджиса, довольно изящно танцевавшего с одной из придворных дам. Доннола не удержалась и захихикала, следя за кружившейся парой, ибо лицо Реджиса заслонял бюст его спутницы.
Продолжая осматриваться, Доннола кивнула Виггельфингерзу, который готовился к следующему выступлению — какому-то глупому трюку с участием кролика. Она не стала останавливаться на маге, скользя взглядом мимо, чтобы отыскать того, в ком, кажется, обнаружила теперь некоторую ценность.
Да, подумала она, замечая Вульфгара в окружении стайки поклонниц. Этот рослый северянин едва ли окажется неуместен в Землях Кровавого Камня. Не затрепещет ли от восторга Ярин при мысли о высоком молодом наследнике?
Зеленобородый дворф бродил по дворцовым садам, останавливаясь, чтобы поприветствовать каждый росток. Лето в Дамаре было скоротечным, но Пайкел позаботился о том, чтобы при дворе короля Ярина оно предстало во всем своем блеске — в распускавшихся бутонах роз и орхидей, тюльпанов и лилейников. И как же много там было лилейников!
Но центральным украшением этих великолепных садов были вовсе не цветы, а живые изгороди. Аккуратно подстриженные кусты образовывали своеобразные «комнаты» — такие разные по своему виду и ничуть не уступающие дворцовым апартаментам. Никогда еще кусты не цвели пышнее, чем этим летом.
Пайкел строил каждый год на успехах предыдущего, завязывая дружбу с растениями, разговаривая с ними и помогая тем раскрыть свой потенциал.
И растения отвечали. Они говорили друиду о вещах, которые едва ли мог представить кто-то, кроме Пайкела Валуноплечего. С помощью тихого заклинания, дворф мог вытащить из цветов отголоски разговоров собиравшихся здесь людей. Почти всегда это была бессмысленная болтовня. Тривиальные сплетни или плотские утехи. Все, что, казалось, стало источником жизненной силы для эгоцентричных и жалких дворян Хелгабала.
В общем и целом Пайкел находил свой сбор сплетен у зелени довольно забавным и преступным удовольствием. Но так как все при дворе считали его дураком, он не сдерживал хихиканья, узнавая самых нелепых сплетников и сплетниц, которые одаривали его снисходительным кивком.
Правда, иногда Пайкелу все же удавалось заручиться полезной информацией для своего брата. Один раз он даже раскрыл заговор, рассказав Айвану о плане похищения королевского скипетра.
Когда подросток, сын купца из Ваасы, открыл великую Королевскую Сокровищницу, находившуюся в зале для аудиенций, он нашел там не скипетр, одеяние и ассортимент украшений, а желтобородого Айвана Валуноплечего. На лице дворфа сияла улыбка, а вокруг пальцев была обернута латунная пластина.
Мельком, юноше даже удалось разглядеть этот кастет получше.
Потому старательный и жизнерадостный Пайкел Валуноплечий всегда находил время, чтобы послушать голоса садовых цветов. Он творил заклинания, чтобы поговорить с флорой, и ползал на коленях, придирчиво шепча и одаривая растения своей искренней улыбкой.
Внутри Рассветного Сада дворф обнаружил общительный тюльпан. Комната, в которой сплетничали дворяне, носила название «Мавзолей Дриеллы», так как обезглавленная статуя шестой королевы Ярина была выставлена на обозрение в водопаде, находящемся чуть ниже южной изгороди. Это было единственным местом в саду, куда никогда не проникали лучи солнца.
Отголоски смеха нескольких молодых женщин привлекли к себе внимание друида. Правой, своей единственной, рукой, он нежно погладил цветок и спел специальную песню, уговаривая растение раскрыть свои воспоминания.
Постепенно, в воздухе вокруг него послышался гул голосов. Он даже узнал один из них. Голос принадлежал молодой женщине, которую звали «Милые Ножки» за проявленное к ней особое внимание и очень специфичные подарки от одного из старых придворных Ярина.
От этой мысли Пайкел захихикал.
— Милые Ножки, хихихи, — тихо пробормотал он, приседая ниже и опираясь о землю культей левой руки. Дворф приложил ухо к самым лепесткам.
Он понял, что Милые Ножки говорила о нынешней королеве. Дворцовые сплетники болтали, что король Ярин в конце концов покончит с ней. Другие голоса подхватили слова женщины, но затем снова стихли, бормоча где-то на заднем плане. Пайкел чувствовал их страх. Никто не желал заменить Концеттину.
— О, но ведь это значит стать королевой Дамары! — говорил один голос.
— До самой смерти, которая наступит очень скоро! — напомнил второй, сопровождая слова нервным смешком. Слишком трудно было игнорировать мрачную неотвратимость подобной судьбы, особенно здесь, так близко к обезглавленной статуе.
— Если только не сживешь со свету короля Ярина, — ответила Милые Ножки. — Он уже не молод, и, кажется, не слишком удовлетворен.
Вслед за этим раздались новые смешки.
— К сожалению для бедной Концеттины, — бросил голос, и Пайкел не смог понять, сердился или насмехался говоривший.
— Королева Бесплодие VI, — согласилась Милые Ножки, и Пайкел различил в её голосе искреннее сожаление.
Стоявший на коленях Пайкел отполз назад и, по обыкновению, перемешал траву своими босыми ногами. Ох, вот почему он, в конце концов, всегда носил сандалии.
— Хм, — несколько раз повторил дворф. Он был взволнован подобным развитием событий, хотя происходящее не было неожиданностью. Король Ярин хотел наследника. У стареющего мужчины было мало времени. И именно в этом саду не трудно было вспомнить о судьбе, которая ждала любую королеву, не способную удовлетворить его желание.
Дворф погладил бороду, раздумывая над эликсирами, которые могли бы решить проблему. Некоторые из них отвечали за мужскую силу, хотя они в целом влияли скорее на желание, чем на способность…
Дворф вздохнул, пытаясь решить, стоит ли ему рассказать все Айвану.
Но что хорошего из этого выйдет?
Он снова вздохнул и пополз прочь. Увидев белку, он пригласил её разделить с ним обед.
Грызун принял приглашение.
После занятий любовью они никогда не делили жарких объятий. Концеттина знала это и была несказанно рада, потому что едва могла терпеть прикосновения Ярина теперь, когда была убеждена в том, что он желает обезглавить её.
Она лежала на смятых простынях, наблюдая за тем, как муж быстро одевался. Жалкий старик с трудом мог выполнять свои супружеские обязанности, ко всему прочему он давно забыл о том, что такое опрятность. Женщина знала, что Ярин становится все нетерпеливее. Она чувствовала это в его движениях, в том, как он набрасывался на неё и как занимался с нею любовью — повинуясь скорее отчаянию, чем похоти.
— Меня ждут дела, — проворчал он себе под нос, хотя Концеттина едва могла разобрать слова.
Как только он вышел, королева вздохнула и уткнулась лицом в кровать. Стук двери испугал её, одновременно принося облегчение. Она желала день и ночь оставаться в постели, просто лежать, спрятавшись среди простыней, и притворяться, что она снова та маленькая девочка из Дельфантла.
Он вспоминала свою мать, умершую много лет назад. Концеттина была еще совсем девчонкой, когда Киянка Делказьо умерла в родах, забирая с собою брата Концеттины.
Этот день изменил её отца, Коррадо. Раньше он был любящим семьянином, но трагедия сломала его. Он стал больше заботиться о своих деловых интересах, нежели о собственной дочери. Таким образом, юная Концеттина была продана королю Дамары как часть сделки.
Это горе довело Коррадо Делказьо до подобного. Должно быть, только оно.
Женщина выбралась из постели и стала собирать одежду. Она отметила, что левый глаз портрета короля Ярина снова не был похож на правый.
Ацелья, сестрица короля, пряталась в тайном проходе, который шел за внутренней стеной комнаты, и наблюдала оттуда за происходящим.
Король Ярин знал, что Концеттина начинает подозревать о его бедственном положении, и потому считал, что женщина могла найти себе любовника, который помог бы ей зачать ребенка.
Эта мысль действительно посещала Концеттину.
Честно говоря, подобные размышления проносились в её голове каждый раз, когда она шла через участки сада, увековечившие двух последних «бесплодных» королев.
Она знала, что придворные сплетничают о ней. И имя, Королева Бесплодие VI, шепотом звучало за её спиной. Концеттина изо всех сил старалась не позволить мерзкой Ацелье узнать, что ей известно о присутствии шпионки.
Женщина оделась и вышла, чтобы продолжить заниматься дневными делами.
— Да, вам следует расслабиться, мой король, — сказал Рафер Ингот, когда Ярин снова появился во дворике с фонтаном позади замка.
Король фыркнул и жестом приказал одному из слуг принести ему стакан виски Импилтур. Мало кто мог позволить себе обращаться с Ярином подобным образом, но Рафер, огромный и могучий ассасин, возглавивший одну из шпионских сетей монарха — ту, на которую Ярин стал в последнее время опираться особенно сильно — был как раз таким человеком.
Рафер Ингот делал для короля Ярина много грязной работы. Двадцать лет назад, в те времена, когда Муртил Драконоборец встретил свою неожиданную — для всех, кроме нескольких близких партнеров Ярина Ледяной Мантии — кончину, мужчина был просто молодым и перспективным учеником.
Теперь же старые соратники разбежались. Все, за исключением Рафера, чья рука поспособствовала пресечению рода Драконоборцев.
Да, человек был многообещающим учеником, а теперь стал профессиональным убийцей при дворе Ярина.
Взяв виски, Ярин развернулся, вдыхая аромат прежде, чем пригубить напиток. Взглянув через сад, король кивнул, замечая Дрейлила Андруса, ехавшего верхом вдоль дальней изгороди.
— Меня гложат сомнения насчет него, — бесцеремонно заметил Ярин.
— Скорее всего, не без причины, — сказал Рафер, чем привлек к себе любопытный взгляд короля. Одно дело, когда монарх унижает капитана гвардии, но совсем иное — когда кто-то другой с этим соглашается.
— Что ты знаешь? — спросил Ярин.
— Ба, да посмотрите, как он смотрит на двор, — пояснил ассасин. — У него всегда кислая физиономия. Я бы никогда не доверился тому, кто вечно мрачен.
— Я слышал подобное о тебе.
— Но ведь вы, господин мой, всегда видите меня смеющимся!
— Да, например, когда я иду спать с женой, — заметил Ярин.
- Так я радуюсь вашей удаче. Ведь вы оседлаете такую красавицу!
Король Ярин снова отпил виски и напомнил себе о чрезвычайной ценности Рафера. Не стоит отправлять этого грубияна на тот свет.
Она ненавидела фрейлин, которые следовали за ней, словно троица послушных собак. Выходя в сад, Концеттина каждый раз ловила себя на том, что тоскует по своему дому в Дельфантле. Там она частенько совершала длинные прогулки, следуя вдоль доков, чтобы понаблюдать за солнцем, исчезающем за морем Падающих Звезд. Женщина закрыла глаза, представляя море теперь. Ветер почти донес до неё запах морских водорослей, такой слабый, едва ощутимый и потому не внушающий отвращения.
Но в этих садах не было ничего подобного знакомому аромату. Каждый цветок рос там, где ему полагалось. За растениями ухаживали, чтобы придать каждой из образованных живыми изгородями комнат собственный запах. И потому, гуляя по саду, Концеттина чаще выбирала свой путь, вдыхая ароматы зелени. Особенно теперь, когда короткое лето Дамары было в самом разгаре.
Доносящийся запах сирени отправил женщину в долгий путь по правому краю замковой территории. Вокруг жужжали пчелы. Они были слишком заняты цветами, чтобы обращать внимание на какую-то королеву и её свиту.
Казалось, другое существо тоже не заметило подходящих женщин, но Концеттина улыбнулась, стоило ей лишь увидеть его. Она двинулась к знакомому, предварительно развернувшись, чтобы приказать спутницам молчать.
Королева подкралась, останавливаясь перед сгорбленным парнем, который с большим удовольствием напевал свою тихую песенку цветам. Беззаботная мелодия, которая больше напоминала хрюканье, чем слова. Однако это не слишком удивило Концеттину, которая знала Пайкела прежде. Улыбнувшись шире, она двинулась следом за дворфом, чье лицо было погружено в куст сирени. В щебете Пайкела оставались прорехи, словно дворф ожидал, что растение споет ему в ответ.
Вероятно, цветы действительно отвечали ему.
Королевские сады были предметом зависти любого жителя Земель Кровавого Камня именно благодаря зеленобородому садовнику. Они расцветали первыми и не увядали, радуя окружающих буйством красок и ароматов, с которым не сравнились бы даже аккуратные посадки вдоль стен Монастыря Желтой Розы или Дворца Лорда в Импитуре. И все благодаря Пайкелу.
Наконец, маленький дворф закончил свою песенку. Хихикнув, он повернулся и едва не выпрыгнул из своих сандалий с открытым носом, замечая прямо за своей спиной Концеттину.
— Добрый день, господин Пайкел, — вежливо сказала она. — Воздух полнится гулом счастливых пчел.
— Колалев! — поздоровался Пайкел, склоняясь так низко, что его зеленая борода коснулась земли. Несмотря на то, что борода дворфа была длиной, подобный знак уважения все же выглядел внушительно. В отличие от большинства своих сородичей, которые позволяли бороде висеть, словно та была их величайшей гордостью, Пайкел закидывал свою назад и за уши, сплетая её с лохматыми волосами. Подобная процедура оттягивала и волосы над губами дворфа, а потому стоило малышу улыбнуться — собеседник мог узреть все его зубы. Белые и здоровые, несмотря на преклонный возраст.
Пайкел запрыгал, заулыбался и захихикал, очевидно крайне довольный тем, что встретил Концеттину утром этого прекрасного летнего дня.
И это, в свою очередь, наполнило теплом сердце Концеттины. По ангельскому личику дворфа скользнула тень тревоги, что заставило женщину опешить. Он даже, как казалось, непреднамеренно, пробормотал «Ооооо».
— Что такое, добрый сэр дворф? — спросила Концеттина.
Пайкел снова улыбнулся и покачал головой, но тень никуда не делась. Улыбка дворфа то и дело пыталась смениться гримасой, и он переминался с ноги на ногу, словно нервничая. Концеттина десятки раз встречалась с Пайкелом в этих садах прежде, но никогда не замечала за ним подобного поведения.
— Прошу, скажи мне, — прошептала она, приближаясь.
Пайкел, продолжая подпрыгивать, начал свистеть. Он посмотрел мимо Концеттины, в сторону дам, которые собрались в кучку, перешептываясь и хихикая, без сомнения, на счет Пайкела. Концеттина прогнала их прочь, заставляя убраться подальше, к самому входу на эту сторону сада.
Развернувшись, наконец, к Пайкелу, женщина увидела, что дворф сбросил свою притворную беззаботность.
— Ооооо, — застонал он.
— Мистер Пайкел, я не думаю, что видела вас в таком состоянии прежде, — заметила королева. — Что случилось.
— Мы друзья, Кололев? — спросил дворф.
— Конечно же я твой друг.
— Мой друг кололев, — угрюмо пробормотал он.
Концеттине потребовалось время, чтобы понять — таким образом Пайкел отвечал на её первый вопрос, пытаясь сказать, что нечто неправильное происходит с ней.
— Я? — спросила она, и Пайкел кивнул. — Что-то не так со мной?
Он кивнул более решительно.
— Прошу, скажи мне, что ты знаешь!
Дворф пожал плечами, показывая, что он, на самом деле не знает ничего.
— Тогда скажи, что ты считаешь неправильным, — подтолкнула она.
Пайкел посмотрел по сторонам и пожевал губу, словно ища способ объяснить. Разговор с маленьким садовником всегда был странным. Наконец, он повел рукой, изображая большой живот, а затем протянул её вперед и указал на плоский живот Концеттины.
Королева была озадачена этим жестом. Никто и никогда не смел обсуждать с ней подобные вещи. Но мысль эта была довольно быстро отброшена. Ведь это был Пайкел. Добрый и простой.
— Нет, Пайкел. Я не беременна, — спокойно ответила она, оглядываясь на своих служанок, чтобы убедиться — те были далеко и не подслушивали.
— Оооо, — сказал Пайкел. Внезапно, он подпрыгнул, и его лицо просветлело. Дворф ткнул пальцем в небо, словно только что придумал нечто важное. Он позвал Концеттину за собой и проводил женщину до конца изгороди, в самый низ аллеи. Там он отошел в сторону и жестом приказал королеве внимательнее посмотреть на кусты.
Некоторое время она искренне вглядывалась в ветви, но затем с любопытством перевела взгляд на дворфа. В конец концов, это были просто заросли сирени.
Пайкел решительнее ткнул на изгородь, прося Концеттину наклониться ближе.
Она с удивлением взглянула на него, но повиновалась, приближая лицо к широким листьям. Но это не заставило Пайкела уняться, и дворф снова начал уговаривать её. Она придвинулась еще немного, после чего дворф свистнул и листья перед женщиной поползли в стороны, давая ей возможность всмотреться еще пристальнее.
Изгородь расступилась перед её взором, показывая соседний сад.
И статую, стоящую в этом саду — статую одной из тех обезглавленных женщин.
Шокированная Концеттина резко выпрямилась, и по команде Пайкела кусты вернулись на место, скрывая за собой удручающую картину. Королева повернулась, чтобы посмотреть на дворфа. Её лицо превратилось в маску холодного разочарования, а разум орал: «Да как он смеет?».
Она едва закричала это вслух, но, увидев расстроенное и беспокойное состояние садовника, женщина не могла не заметить тревоги на его лице.
— Оооо, — сказал он, подчеркивая нечто.
— Мастер Пайкел, что ты узнал? — спросила женщина.
Дворф указал на её живот, а затем провел пальцем по шее и снова вздохнул: «Оооо».
Королева сглотнула и потратила некоторое время на то, чтобы взять себя в руки.
— Это важно, мастер Пайкел, — спокойно сказала она. — Ты слышал это от капитана Андруса? Или от своего брата-стражника?
— Ээээ, — ответил он, качая головой.
— Тогда, от сплетников?
— Ды.
Королева Концеттина снова сглотнула, стараясь проявить терпение к этому несчастному существу. Если это были сплетни… он, вероятно, слышал перешептывания и насмешки светских болтунов.
— Придворные дамы? — спросила она, и дворф с энтузиазмом кивнул. Концеттина увидела, куда все идет. — Молодые дамы?
Пайкел кивнул.
— Милые Ножки!
Концеттина не знала, о ком идет речь, но это не имело значения. Даже узнай она, кто такая эта «Милые Ножки», собственного горя не убудет. Разумеется, она не была удивлена сплетнями и подобными открытиями. Совсем нет! События в Хелгабале стали предсказуемыми: королева не может родить, ползут сплетни, и что-то из этого заставляет Ярина предпринять решительные и даже смертоносные действия. Зачастую, как удалось понять из признаний фрейлин, подобные брожения начинались с разговоров тех молодых дам, которые надеялись стать следующими.
Все было очень ожидаемо. Кроме одного, что не давало Концеттине покоя. Почему кто-то вообще хочет стать следующей? Было отвратительно ложиться в постель со старым вонючим человеком, который был достаточно эгоцентричен, чтобы заботиться только о своем удовольствии. Неужели кто-то был столь глуп, что все еще верил — проблемы с наследником Ярина это вина его королевы?
В такие моменты юная Концеттина Делказьо изо всех сил старалась не осыпать проклятиями своего отца, который втянул её в эту жуткую и, вероятно, грозящую закончиться фатально, историю. Но ей нужно было верить, что отец ничего не знал.
Она посмотрела на Пайкела, который нервно прыгал с ноги на ногу. Он казался очень маленьким и очень расстроенным.
— Спасибо, добрый дворф, — сказала она, пытаясь казаться оптимистичной. Разумеется, она не желала оповещать кого-либо о своем письме в Дельфантл. — Все действительно кажется тревожнее из-за того, что король стареет, а наследника все нет, — она глубоко вздохнула, что вышло у неё резковато. — Я соврала, добрый дворф, — призналась она или, вернее, снова пошла на ложь. — Так что не волнуйся. В скором времени все наладится.
Улыбка озарила лицо Пайкела, и он радостно запрыгал, взволнованно колотя в ладоши и вопя:
— Ребенок!
— Нет, нет, тсссс, мастер Пайкел, прошу тебя! — сказала Концеттина. — Это наш маленький секрет, ладно?
— Ды, — яростно кивая головой, сказал Пайкел. Он уселся и тихо забормотал заклинания. Но Концеттина не обращала на это никакого внимания. Её взгляд то и дело скользил к сирени, за которой скрывалась обезглавленная статуя «бесплодной» королевы.
Когда она повернулась к Пайкелу, то заметила, что тень тревоги покинула его лицо, хотя Концеттина не стала задумываться об этом.
Она наклонилась и поцеловала садовника в лоб, заставляя того захихикать. Распрощавшись с ним, королева собрала фрейлин и двинулась дальше.
Пайкел смотрел ей вслед, кивая, пока женщина не свернула за угол, скрываясь от него. Только тогда он снова пробормотал «Ооооо». Он пел заклинание, чтобы обнаружить жизнь. Волшебство, сфокусированное на Концеттине, показало ему стук одного сердца. Не двух.
Пайкел подумал, что если королева Концеттина действительно считала себя беременной, то она, вероятнее — скорее! — всего фатально заблуждается.
Вернувшаяся в свою комнату чуть позже в то же утро Концеттина бродила по кругу. Все вокруг шептались, а значит, король Ярин должен был слышать сплетни. Этот человек не станет терпеть насмешки.
— Помоги мне, отец, — отчаянно бормотала бедная молодая женщина.
Но было ли это возможно? Сможет ли лорд Делказьо добраться до неё и забрать подальше от короля Ярина?
Женщина поняла, что подобное, скорее всего, маловероятно, а потому нашла в себе силы.
— Анамарин! — крикнула королева, и в дверях возникла её любимая служанка. — Найди короля Ярина и приведи его в спальню.
— Миледи? — переспросила молодая женщина.
— Скажи, что сегодня я чувствую себя плодовитой и совершенно влюбленной.
Смущенная Анамарин хихикнула и кивнула. Она повторила «Миледи!», но теперь уже совсем иным тоном.
— Ступай, ступай, девочка, — приказала Концеттина, и служанка исчезла.
Концеттина кивнула, пытаясь разработать хоть какой-то план. Она должна противостоять оскорбительным сплетням со всей возможной изобретательностью. О, да. Она убедит короля Ярина, что теперь-то её тело готово зачать ребенка, и станет ежедневно изматывать его.
Каждый день.
Она будет с отчаянием и надеждой заниматься с ним любовью.
А если ничего не выйдет, то она заставит мужа устать так сильно, что подушка, положенная на его лицо, окончит все её страхи.
Концеттина громко охнула, осознавая, какая мысль мелькнула в её голове. Она никогда не считала себя способной на убийство. И могла ли она поступить так даже с этим ненавистным человеком?
Возможно, он просто мирно умрет, когда они будут заниматься любовью. Сейчас ей нужно было укрепиться в этой надежде. Подобная уверенность дала бы ей какое-то время.
Но это самовнушение не работало…
— Мою статую не обезглавят, — поклялась она себе.
— Хихихи, — засмеялся зеленобородый дворф, кидая щепотку порошка в туманную смесь, наполняющую флакон перед ним. Новый ингредиент поднял в воздух облачко зеленоватого дыма, который наполнил ноздри Пайкела, вызывая у того удовлетворенный вздох.
— Любовное зелье? — скептически спросил Айван через всю кухню.
— Хихихи.
— Для королевы?
Пайкел покрутил головой, ища другие ингредиенты.
— Калалева! — заявил он.
— Проблема не в ней, — напомнил ему Айван. — Даже если твое зелье сделает её более плодовитой — на этот цветок не найдется пчелы.
— Оооо…
— Проблема в короле. И ты это знаешь, — сказал Айван. — Ты можешь сделать зелье для короля?
— Тяжеловато, — признался Пайкел.
— Именно, — сказал Айван, скрестив руки на груди и постукивая ногою в ожидании.
Через некоторое время Пайкел снова захихикал.
— И как ты собираешься заставить короля Ярина принять это? Этот дружок смотрит за тем, что берет в рот. Он же король и все такое.
— Оооо, — признался Пайкел, после чего сверкнул ослепительной улыбкой. — Мо братун!
— Нет! Даже не думай! — прервал его Айван, взмахивая рукой так, словно желал оттолкнуть Пайкела подальше от этой глупой мысли.
— Калоль, — заявил Пайкел, ударяя себя в грудь и раздуваясь от мужества. Более лукаво, он добавил: — Ша-ла-ла.
— Он сам этого хочет? — фыркнул Айван. — Может быть. Но это не решение проблемы. Более того, чтобы заставить его выпить, мне нужно объяснить, зачем. А это значит, мы с тобой должны намекнуть ему, что бесплодны не его королевы, а? Мне кажется, тому, кто скажет что-то вроде этого королю Ярину — гильотина грозит в тот же день.
Лицо Пайкела помрачнело, а плечи — опустились. Распалившийся Айван обреченно вздохнул и подошел к брату, чтобы погладить того по спине.
— Продолжай работать над зельем. Ты прав. Быть может у нас получится найти способ все исправить.
Все еще подавленный, Пайкел поднял голову и кивнул.
— У тебя доброе сердце, брат — братун! — похлопал Пайкела Айван.
— Мо братун! — ответил просиявший Пайкел, возвращаясь к своей работе.
Айван не сказал ни слова. Он просто отошел к столу, чтобы закончить свой обед, после чего собрал вещи и направился к двери.
— Не смешивай свои отвары, когда устанешь, — предупредил он. — Последний раз ты разнес все вокруг!
— Хихихи, — сказал Пайкел, скрываясь в новом зеленом облаке. Дворф замахал руками, чтобы направить как можно больше дыма себе в нос.
Айван только покачал головой. Улыбнувшись, он отправился в свой дозор вдоль восточной стены города.
— Четыре повозки, — сказал Комтодди. Шайка спригганов стояла менее чем в дне пути от Смелтергарда, направляясь в Хелгабал со своими очень специальными подарками для короля Ярина. — Дважды по столько же охранников. И все конные.
— Вкуснятина! — заметил Брекербак, скаля рот в кривозубой ухмылке, которая сразу была подхвачена полудюжиной его товарищей.
— Одеть доспехи! — крикнул спригган, думая, что услышал все.
— Нет, — приказал Бевубо Висящий Язык.
— Восемь солдат! — запротестовал Брекербак. — С полуторными мечами!
— И восемь конных, — добавил Комтодди. — Путешествующие купцы и, судя по всему, тяжеловооруженные всадники.
— Готовые к битве, — заметил Брекербак.
— И я тове готоф к сражению, — заверил остальных Бевубо.
— У нас не самое лучшее снаряжение, — сказал Комтодди. Как и в первый свой визит в Хелгабал, спригганы не захватили с собой магического оружия и доспехов, которые они носили, принимая настоящий размер. Маги короля легко обнаружат эти вещи. Их свойства заметны даже слабому заклинателю.
— Просто люди, — бросил Бевубо. — И мы же дворфы, да?
Он одарил друга беззубой улыбкой.
Комтодди не стал спорить.
— Да, дворфы, пока это необходимо.
— Я тебе говорил, когда мы уезжали из Смелтергарда, — махнул Бевубо Комтодди, и спригганы продолжили свой путь.
— Свистят, — сказал командир гвардии Баллейхо, подводя лошадь к человеку, правящему первой телегой.
Аксель, дородный мужчина, держащий поводья, главный убийца и охотник предприимчивой гильдии торговцев Дармшалле, города Ваасы, глянул мимо наемного солдата, а затем повернулся к сидящей рядом женщине. Он нашел её погруженной в колдовство. Глаза волшебницы были закрыты, а губы шептали тайное заклинание.
— Дворфы, — сказала Амисунта, закончив прорицание. Говоря это, она вздрогнула и покачала головой. Эти бородатые ребята показались ей немного странными. — Грязные дворфы. Тащат мешки и телегу.
— Торговцы? — спросил Аксель, сильнее натягивая поводья, чтобы остановить упряжку. Он поднял правую руку, подавая знак трём телегам позади.
Женщина покачала головой, но затем прервала себя и пожала плечами.
— Я могу различить товары, которые они несут с собой.
— Тогда, могут быть неприятности, — заметил Аксель.
— С дворфами? Сомневаюсь, — ответил Беллейхо.
Аксель хрустнул пальцы и согнул большие, мясистые руки, постукивая ими друг о друга.
— Будем надеяться, — сказал он, подмигивая.
Несмотря на свою грандиозную репутацию и годы сражений, проведенные в дебрях Ваасы, Беллейхо рефлекторно подался назад. Конечно, ростом Аксель уступал всаднику. Однако, он был огромным, словно дуб, и совершенно лишен шеи. Его мощные мускулистые руки были способны нанести самые сокрушительные удары. Нос возницы, сломанный десятки раз, был плоским, а один глаз всегда выглядел подбитым — результат очередной ночной стычки. Но эти уродства, казалось, совершенно не беспокоили человека. Те, кто знал его хорошо, понимали, что Аксель только гордится своими боевыми шрамами. Он шел напролом, улыбаясь под шквалом ударов, а потом скручивая противнику шею.
— Приготовь мужчин, — приказал Аксель Беллейхо. — Может быть, пришло время отработать свое золотишко. Да, и давайте надеяться! Построиться впереди!
Баллейхо выпрямился в седле. Он выглядел впечатляюще — спокойный и сильный. Аксель даже подумывал о том, чтобы привлечь его в свой командный состав, когда они вернуться в опасный Дармшалл. Кивнув и свистнув своим подчиненным, Беллейхо построил свой отряд перед телегами. Сам он ехал в центре, вместе со своим заместителем, остальные шестеро всадников растянулись в линию по всей ширине дороги.
— Не ищи неприятностей, — бросил Аксель Амисунте, когда дворфская группа, наконец, перевалила через хребет. Существа легко шагали по дороге, смеясь и насвистывая.
Аксель насчитал полдюжины дворфов. Двоица, замыкающая шествие, дергала неудобную тележку, которая была немногим больше крупной тачки.
— Чего головой качаешь? — спросил у сидящей рядом волшебницы опасный человек.
Но женщина не ответила, сохраняя на лице странное выражение и продолжая покачивать головой. Очевидно, что-то в этой группе не нравится Амисунте. Аксель знал волшебницу достаточно хорошо, чтобы понять — в подобных вещах она обычно не ошибается.
— Будь готов! — крикнул он к Беллейхо. К тому времени дворфы почти поравнялись со всадниками.
— Очистить дорогу! — приказал Беллейхо приближающемуся отряду. — И телегу в сторону уберите.
— И где ты тогда проехать? — спросил главный дворф. — Может быть мы хотеть пройти, а?
— Очистить дорогу, — повторил Беллейхо.
Аксель привстал, стараясь лучше разглядеть группу. Он едва мог разглядеть маленький народец за спинами всадников. Но он мог слышать их. Дворфы насвистывали какие-то дурацкие песни, а потом затанцевали, молотя руками.
— Вы отойдете! — заорал на них Беллейхо. — Пошли вон!
Дворф двинулся к правому всаднику в строю.
— Эй, конник, — крикнул он. — Может мы купить проход к Хелгабал, если вас это утешить?
— Вам сказано убраться, так что убирайтесь! — крикнул Аксель, тыча пальцем вперед. Он желал пробить им дерзкое существо. Это не займет много времени у разъяренного Акселя.
— Ударь его магией, — рявкнул он Амисунте, даже не глядя на женщину, а затем снова крикнул дворфу: — Убирайся!
Сбоку послышался вздох и бульканье его спутницы. Аксель повернулся, чтобы увидеть Амисунту, которая сидела выпрямившись и не мигая. Глаза женщины расширились от удивления. Без единого слова, без единой попытки защититься, волшебница накренилась в сторону и упала.
— Надеяться, леди не умерла. Она хорошенькая, — раздался позади него голос. Шокированный Аксель развернулся и увидел грязного дворфа, стоящего в кузове телеги, прямо за козлами.
Аксель услышал, как впереди Беллейхо крикнул: «Гиганты!», за чем последовал возбужденный храп лошадей и стук копыт.
Грузный возница не мог оглянуться, да и не хотел. Он сосредоточил свой гнев на дворфе, который находился в досягаемости его разрушительных кулаков. Своими короткими, быстрыми ударами, ставшими причиной множества разбитых лиц, Аксель некогда прославился на всю южную Ваасу. Человек атаковал, совершая точный выпад. Его мощный кулак врезался в челюсть дворфа, отбрасывая уродливую голову существа назад.
Но дворф только улыбнулся, обнажая потемневшие десны и жадно слизывая языком кровь с губ.
— Бевубо! — провозгласил он, как бы говоря человеку, что раз зубов нет — то и выбивать нечего.
Аксель зарычал и рванулся за козлы, чтобы преподать парню урок. Но движение не удалось, остановленное невероятно сильным толчком руки дворфа. Этот удар пришелся человеку в плечо и отшвырнул его назад, на прежнее место. Немедля ни секунды, Аксель снова рванулся в бой, выдерживая некоторую дистанцию и контролируя поле боя. Однако, другая рука дворфа схватила его за волосы и дернула назад, таща в заднюю часть телеги.
— Бевубо! — крикнул дворф.
Прежде, чем Аксель смог нащупать ногами землю, чтобы снова перекатиться на скамью и, таким образом, вырваться из неудобного положения, дворф милостиво подсобил ему. Правой рукой он снова резко дернул человека за волосы. Развернув левый локоть, существо нанесло невероятно сильный удар в грудь Акселя.
Такой сильный, что он проломил деревянные козлы.
Такой сильный, что позвоночник Акселя прогнулся под ним.
Такой сильный, что тело Акселя подалось назад, а затем подпрыгнуло.
Но дворф все еще удерживал его за волосы. Стоило человеку подлететь в воздух, как существо дернуло его, возвращая на сиденье, а затем стаскивая с козел на дно повозки. Там Аксель остался, побитый, не способный двигаться, но все еще находящийся в сознании. Позади слышались крики возниц. Где-то впереди шел бой. А беззубый дворф хихикал, словно все происходящее было одной прекрасной шуткой.
— Держать строй! Держать строй! — кричал Беллейхо, когда танцующие на дороге дворфы прямо на его глазах превратились в гигантов. Ветеран был готов к подвоху, как только грязные существа начали отплясывать.
Или, по крайней мере, ему так казалось.
Когда дворфы завертелись, их тела стали увеличиваться, достигая огромных размеров. Как и остальные, Беллейхо даже не успел заметить превращения. Когда командир понял, что ему предстоит противостоять не шести грязным дворфам, а полудюжине гигантов, чей рост вдвое — и даже втрое — превышал его, он не смог среагировать вовремя.
Если вообще было какое-то «вовремя»
Он махнул мечом, пронзая мясистую руку гиганта, прежде, чем его с силой рвануло в воздух, а лошадь под ним встала на дыбы. Пролетев двадцать футов в сторону, человек рухнул на траву.
Раненный, едва остающийся в сознании, мужчина настойчиво подтянулся на локтях, пытаясь позвать своих людей.
Трое лошадей уже пали вместе со всадниками. Конь Беллейхо ускакал, что принесло обреченному человеку немного удовлетворения. Однако, радость была недолгой. Кулак гиганта приземлился прямо на голову одного из солдат, оставляя вмятину на шлеме и вбивая голову бедняги прямо между плечей. Человек повалился вперед, испуганная лошадь взбрыкнула и дико подпрыгнула, стремясь убраться подальше.
Отбросив всякие чувства, Беллейхо наблюдал, как бежит лошадь, как солдат, его друг, резко валиться в сторону, а затем выпадает из седла.
Он не видел, как человек повалился в грязь, потому что в этот момент гигантская нога придавила самого Беллейхо к земле.
Перепрыгнув через козлы, Бевубо соскочил на землю, останавливаясь у повозки, позади упряжки. Первые стрелы ударили в его сторону. Выглянув из-за лошадей, гигант увидел, что его парни все делают отлично. Только трое всадников все еще сражались. Четверо были мертвы, один пытался удрать, хотя трое лучших артиллеристов Бевубо уже метнули свои шары на цепях. Несколько сприганнов истекали кровью, но раны быстро заживут. В конце концов, ему достанется больше сокровищ и пленников для мучений, если парочка из них помрет.
Приняв эту мысль к сведению, спригган взглянул на волшебницу, которая, постанывая, лежала на земле. Он надеялся, что ударил её не слишком сильно. Эти людишки не очень веселые, если не могут извиваться и кричать.
Новый всадник упал на землю, а двое гигантов повалили сверху его лошадь. Где-то за ними, шар на цепи снес убегающего стражника, хотя его лошади удалось ускакать.
Бевубо вздохнул. Какая трата продовольствия.
В стороне от сражения, Бевубо заметил Комтодди. Гигант получил стрелу в грудь. Вторая стрела, видимо, чиркнула его по лицу, рисуя кровавую линию.
— Прикончи их, — тихо прошептал Бевубо. Он вздрогнул, когда кости захрустели и начали расти. Одежда теснее сжала тело. У него не было времени снять её, и он сильно пожалел об отсутствии своей волшебной брони.
Мимо пронесся метательный шар Комтодди. Лошади в упряжи следующей повозки заржали и забили копытами. Выглянув из-под телеги, Бевубо увидел, что вторая телега в линии накренилась на бок и покатилась прочь с дороги, прямо по неровной земле. Растущий спригган усмехнулся, когда заметил, как женщина-возница отчаянно — и совершенно бесполезно — пытается управлять ходом упряжи. Земля под копытами лошадей была слишком ухабистой. Телега накренилась и резко перевернулась. Одно колесо завязло в грязи. Зад повозки взлетел в воздух. Двое возниц отчаянно кинулись в стороны, но повозка накрыла их, а затем подпрыгнула и покатилась, оставляя раздавленных женщин валяться на земле.
— Ой, леди, — посочувствовал Бевубо, и пополз прочь. Он выпрыгнул из-за телеги, обрушиваясь на следующих возниц, которые осыпали стрелами Комтодди.
Разумеется, Бевубо убил их. Промчавшись мимо, он схватил одного человека, подбрасывая того в воздух. Прихватив с собой несчастного, спригган побежал к последней повозке. Люди отчаянно пытались развернуть свою упряжку и убраться прочь.
Снаряд, в качестве которого гигант использовал человеческое тело, помешал этому делу. Он сбил возницу с козел, толкая его вперед, прямо между лошадьми. Упряжка быстро прикончила обоих людей.
И как им повезло.
— Помнишь, как драконы бились над Серебряными Пустошами? — спросила Джарлаксла Ильнезара. Пара стояла у основания разрушенной Башни Волшебства. Тазмикелла бродила поблизости. День был ветреным, и ледяные порывы, дующие от воды, приносили с собой прохладу. Стоял разгар лета, и солнце припекало довольно сильно. — Как убили сына Араутатора?
Джарлаксл утвердительно кивнул.
— Монах убил, — продолжила драконица.
— Монах, вселившийся в монаха, — согласилась Тазмикелла.
— Монах, годы назад возвысившийся над своей бренной оболочкой, — сказала Ильнезара.
— Без помощи богов, — добавила её сестра. — Этот человек должен был умереть от старости еще до Магической Чумы.
Джарлаксл безучастно смотрел на дракониц. Он понятия не имел, к чему женщины завели этот разговор. Дроу, разумеется, знал, что все это как-то связано с Дзиртом. Сестры намекали, что идея с подчинением разума могла бы стать необходимой панацеей, способной спасти следопыта. Речь шла о Кейне из Монастыря Желтой Розы и брате Афафренфере, вернувшимся в этот храм эстетики.
— Представь! — воскликнула Ильнезара. — Человек, который нашел способ выйти за пределы сознания без фальшивых божков, пользуясь лишь внутренними ресурсами своей души. Как думаешь, дроу мог бы стать настолько же сосредоточенным, сестра?
— Не знаю, — ответила Тазмикелла, бросая хитрый взгляд на Джарлаксла. — Иногда эти дроу кажутся такими трусливыми.
Джарлаксл подмигнул ей, отвечая на шутку улыбкой. Однако, вскоре улыбка исчезла, и он задумчиво забарабанил пальцами, оценивая слова этих созданий.
Киммуриэль настаивал, что излечение должно происходить изнутри. И вот он пример — очень старый человек, который некогда был хорошо известен Джарлакслу, опытный воин, нашедший в себе особую внутреннюю силу. Она могла бы теперь послужить Дзирту. Джарлаксл никогда глубоко не вдавался в монашеские практики и ритуалы, всегда считая их мистическую силу результатом вмешательства какого-то бога или тайной магии. Но было ли это действительно так?
— Ветра потеплели, — сказал он сестрам. — Как вы отнесетесь к долгому полету?
— Не такому уж долгому, — заметила Тазмикелла.
— Мы уже думали о веселом путешествии домой, в Гелиогабалус, — добавила Ильнезара.
— Хелгабал, — кисло поправила Тазмикелла, и её сестра рассмеялась.
— Да, да. Конечно, Хелгабал, — закивала она. — Мы бы забрали оттуда некоторые вещи, которые оставили в ходе нашего довольно поспешного отъезда.
— Все из-за любопытной маленькой девчонки, — заметила Тазмикелла, намекая на Джарлаксла, который, разумеется, и был тем фальшивым ребенком.
— Такое болтливое существо, — согласилась Ильнезара. — Нам нужно было отобедать им.
— И правда, — кивнула другая сестра.
Джарлаксл спокойно принял их насмешки.
— Вы доставите Дзирта в монастырь к Афафренферу и монахам?
— Мы доставим тебя и Дзирта в лес, неподалеку от монастыря, — поправила Ильнезара. — Оттуда вас и пригласят. У нас мало желания общаться с монахами, и еще меньше — показывать себя Магистру Цветов, который служил королю, названному Драконоборцем.
— Честно заработанное имя, в немалой степени благодаря тому самому монаху, — подтвердила Тазмикелла.
Джарлаксл не собирался спорить. Он достаточно знал о путях монахов, чтобы многое понять о Магистре Кейне. Очень специфичном человеке, проведшем большую часть жизни в глубокой и тщательной подготовке, чтобы достичь того уровня дисциплины, о котором говорили драконицы. Джарлаксл знал, что даже среди своих братьев Кейн был скорее исключением, и никто из самых преданных и благочестивых последователей так и не смог приблизиться к уровню его мастерства. Очевидно, Дзирт проведет много лет вдали от жизни, и быть может этого будет достаточно, чтобы достичь просветления и найти собственный путь.
Наемник задался вопросом, не займет ли это всю человеческую жизнь? Может быть, доставив Дзирта в монастырь Желтой Розы он и сделает доброе дело. Но не станет ли подобное равносильным смерти Дзирта для самого Джарлаксла, а тем более для Кэтти-бри? О, конечно, в таком случае они могли больше не волноваться о его судьбе и держаться за нить надежды. Но если смотреть на вещи трезво, Дзирт, скорее всего, будет потерян для них навсегда, как и волновалась Кэтти-бри.
Но с каждым днем следопыт все дальше проваливался в разочарование и безграничное безумие. И разве не был он уже слишком далек ото всех них?
— Ты опечален его уходом, — сказала Далия. Она стояла в палатке, за спиной Артемиса Энтрери. Убийца выглядывал наружу, чтобы наблюдать за происходящим у Башни Волшебства.
Вопрос удивил Энтрери, но он не мог отрицать правды.
— Я… мы многим обязаны ему, — напомнил он женщине. — Дзирт вытащил нас из Мензоберранзана. Он отправился туда, оставив все, чтобы найти тебя.
— Как и ты, — ответила Далия. Она коснулась спины мужчины, обвивая его руками и нежно целуя в шею.
— Потому что мне нечего было терять, — признался он. Развернувшись, он заключил женщину в объятия. — В моей жизни не было ничего. Может я, в конце концов, увидел то, чего хочу.
— Меня?
Энтрери улыбнулся и кивнул.
— Для меня ты стоила риска. Но что получил от этого Дзирт? У него было все, чего он хотел. Прямо здесь, перед ним. Его друзья, его жена, вернулись. Бренор занял престол Гаунтлгрима. И все-таки он пошел за тобой, охотно и не колеблясь.
— И за тобой? — спросила Далия. Мгновение подумав, Энтрери кивнул.
— Он потерял себя, спасая меня, — добавила Далия.
Энтрери оглянулся через плечо, чтобы увидеть, как Джарлаксл и остальные ведут Дзирта к ожидавшим драконицам. Он снова кивнул. Его взгляд был тяжелым, как и сердце.
— Это опасное путешествие, — объяснял Джарлаксл Дзирту, который с сомнением смотрел на ремень с оружием. — Возьми.
— Даже Таулмарил? — спросил следопыт, забирая перевязь. — Не боишься, что я пристрелю тебя со спины Ильнезары?
— Можешь попробовать, — подмигивая, ответил наемник, отходя прочь.
Дзирт застегнул ремень, поправил скимитары и повернулся было к драконице, но остановился на полпути. Король Бренор стоял рядом, уперев руки в бедра. Кэтти-бри ожидала рядом с ним.
Был обычный для Лускана серый и ветреный день. Облака скользили по небу, а летнее солнце теперь находило достаточно прорех, чтобы изливать лучи света на холодный город. Но даже в этом полумраке, Кэтти-бри сияла, словно пламя. Женщина носила белые одежды, расстегнутые достаточно, чтобы заметить под ними блестящую многоцветную блузку, некогда принадлежавшую Гному Джеку. На голову Кэтти-бри был накинут черный кружевной платок, лишь слегка защищавший густые волосы от морского бриза. В руках она держала свой серебристый посох, синий сапфир на его конце сохранял свой глубокий оттенок даже на фоне серой размытости облачного неба.
И этот яркий синий цвет только подчеркивал глаза, что преследовали Дзирта До’Урдена большую часть его жизни. Без сомнения, они же последуют за ним в ту реальность, что ждет его после смерти.
Теперь дроу видел в этих глазах глубокую печаль, которая ранила его, несмотря на то, что он знал правду. За ним наблюдает вовсе не Кэтти-бри.
Он так засмотрелся на женщину, что не заметил, как подошел Бренор.
— Ты пойдешь и сделаешь, что нужно, эльф, — сказал дворф.
Дзирт глянул на него сверху вниз, и Бренор протянул ему руку.
— Знай, что здесь, в Гаунтлгриме ты всегда найдешь свой дом. Даже если меня не станет, — добавил король дрожащим голосом. Когда Дзирт принял его руку, дворф резко дернул эльфа вниз, заключая в объятия.
— Друзья навечно, — едва смог прошептать Бренор. Он не выпускал Дзирта некоторое время, и тот чувствовал, что дворф изо всех сил пытается — безуспешно — взять себя в руки.
В тот момент Дзирт осознал истину. И каким же дураком он себя почувствовал. Как он мог сомневаться в ком-то из них? Это не обманка Ллос. Это Бренор, просто Бренор. А это — Кэтти-бри, его любимая.
Как он мог быть настолько глуп, чтобы возомнить иное?
Он отодвинул Бренора на расстояние вытянутой руки и широко улыбнулся.
Но потом снова нахмурился, понимая, что снова обманут. Не вспыхнул ли сейчас в глазах Бренора огонь Абисса?
Он коротко кивнул и развернулся, отходя к ожидающей его драконице. В памяти он сохранил этот последний образ Кэтти-бри — решительно стоящей, плотно прижав руки к телу, с каштановыми прядями, выбивающимися из под платка и развевающимися на ветру. И её глаза… эти глаза…
Дроу остановился у бока своего странного скакуна. Он решил не оглядываться, решил не поддаваться бесполезным и глупым надеждам. Ведь это подарит Ллос победу, полностью уничтожив его.
Дзирт забрался в седло, но женщина снова оказалась рядом, и он не смог игнорировать её присутствие.
— Я знаю, что ты вернешься ко мне, — сказала она.
Дзирт взглянул на неё со спины Тазмикеллы, а потом закрыл глаза, пытаясь оттолкнуть прочь реальность, скрывающуюся за поверхностью этих обманчиво прекрасных глаз. Он напомнил себе, что это не Кэтти-бри. Это был величайший план, величайший обман, созданный, чтобы уничтожить его.
Открыв глаза снова, он увидел, что Кэтти-бри протягивает ему знакомую фигурку.
— Гвен принадлежит тебе, — тихо сказала она. — Возьми её с собой.
Дзирт отшатнулся и покачал головой. Все это не имело никакого смысла.
— Возьми её! — умоляла Кэтти-бри. — Она только твоя, любимый. Друг, который всегда был и будет с тобой. Быть может, она поможет тебе найти путь в этом лабиринте.
Несмотря на предупреждающие крики, доносившиеся из глубин разума, у дроу не хватило сил отказаться. Он протянул руку и принял ониксовую фигурку пантеры. Отворачиваясь снова, он подумал, что мог ошибаться насчет природы и ожидаемых ходов этой грандиозной ловушки. Быть может, ложь заключалась не в Кэтти-бри, а в Гвенвивар.
— Ох, умно… — прошептал он, пытаясь проследить за ходом своих мыслей.
Но нет, это бессмысленно. Гвен была с ним всегда, всю его взрослую жизнь. Обманчивым было возвращение дворфа, женщины, Вульфгара и Реджиса.
Или же это началось еще раньше?
В таком случае, что можно считать реальным?
— Джарлаксл сказал тебе не ждать меня, — холодно ответил он. — Это прощание.
— Но как же я могу не ждать тебя? — с грустной улыбкой, которая пронзила и разорвала в клочья сердце Дзирта, спросила Кэтти-бри. — У меня нет выбора.
— Не… — начал Дзирт, но Кэтти-бри прервала его.
— В конце концов ты поймешь это, — сказала она. — Когда я ушла…
Дзирт не знал, что делать. В этот момент просветления ему хотелось, чтобы женщина была Кэтти-бри. Такой, какой он помнил её. Кэтти-бри, девушка, стоящая на склоне Пирамиды Кельвина. Девушка, которая встретила его в Долине Ледяного Ветра. Молодая женщина, которая в эти тяжелые первые годы, когда он пытался смириться с миром, стала его совестью, его путеводной звездой, его другом. Любимая, с которой он нашел свою дорогу.
— Кто ты? — спросила он, и Кэтти-бри смогла только посмотреть на него.
— …ты ждал меня, — прошептала она.
Дзирт хотел спросить что-то еще, но слова Кэтти-бри отбросили его через века. Через все приключения и путешествия компаньонов. Через ту пустоту, что была с ним все это время. Она сопровождала даже триумф Бренора в Гаунтлгриме. Даже его путешествие с Далией и остальными.
Потому что она, эта женщина, была не с ним.
Он поморщился и молча проклял то, что вообще познал некогда любовь Кэтти-бри, ибо что есть жизнь без неё? Что в мире Дзирта До’Урдена может стать равноценным этому? Быть так же прекрасно, как проснуться в её объятиях, как тепло её улыбки, как любовь в её дивных глазах?
Он собрал все силы, борясь с желанием вытащить меч. То самое оружие, выкованное и подаренное ему этой самозванкой. Борясь с желанием разрубить эту иллюзию.
Дзирт понял, что никакое желание не сможет остановить его руку. Кивнув, он потянулся за клинком, чтобы разом покончить со всем этим. Но тут Джарлаксл вскрикнул, и прежде, чем Дзирт даже коснулся навершия Видринас, драконица взмыла в воздух, поднимаясь к облакам вместе со своей сестрой, которая несла наемника.
— Возможно, мы встретим дурака на белом драконе, друг мой, — сказала Тазмикелла, когда они оказались среди облаков. Драконица развернула голову, чтобы обратиться к нему. — У тебя лук готов?
Дзирт кивнул, умудряясь изобразить улыбку. Но лишь ради того, чтобы драконица отвернулась и оставила его в покое.
Дроу откинулся в седле, наблюдая за проплывающим внизу миром. Оглянувшись, он проследил за тем, как удаляется прочь Лускан, как расстилаются за Городом Парусов темные воды Побережья Мечей. На севере, Дзирт заметил Хребет Мира, так хорошо известную ему горную цепь. Хотя лучше всего он знал её северную сторону, лежащую у долины Ледяного Ветра, которая так долго была его домом.
Его первым домом.
Тогда мир казался таким простым. Даже для дроу, который только что покинул Мензоберранзан и бурные дебри Подземья. Даже для молодого мужчины, который испытал боль от смерти Закнафейна. Который видел, как умирают в бою друзья. Который потерял Монтолио. Все имело смысл, даже принося глубочайшую боль. Его жизнь следовала логическому пути, руководствуясь совестью. От Подземья к Монши, а потом и к Пирамиде Кельвина в Долине Ледяного Ветра.
К Кэтти-бри и Бренору.
К берегам Мэр-Дуалдона и Реджису.
В просвете между северными горами, он заметил вспышку серебра. Это могло быть одним из озер — Редвотерс или Лак Денеширом, например.
Он вспомнил, как в его жизни появился молодой Вульфгар, захваченный на поле боя милосердным Бренором.
Его жизнь проносилась перед мысленным взором так же, как проносился под крыльями дракониц мир. Память уносила его к логовищам драконов, на родину Бренора, на крайний юг, к его свирепым дракам с Артемисом Энтрери. Все это пролетало мимо него, вплоть до того рокового дня, когда Плетение начало распадаться, когда Кэтти-бри поразил огонь Магической Чумы, когда весь его мир разбился вдребезги.
Он чувствовал, словно последующее столетие жизни было прожито впустую, но ведь и последнее столетие не имело ровно никакого смысла.
Это все иллюзия, обман. А если все не так, то ведь где-то в то самое время реальность перестала быть прочной, фантазии обратились в реальность, а само время потеряло смысл, потому что оказалось не более чем обманом.
Действительно ли он нашел Гаунтлгрим, где стал свидетелем смерти Бренора?
— Я нашел его, эльф, — прошептал он, повторяя последние слова дворфа, и эта тихая фраза была украдена ветром.
Прошел ли на самом деле век? Или же все эти переживания, все эти невозможные вещи, и прежде всего возвращение потерянного, были вставлены в его голову безжалостной Ллос, так же, как некогда сделал с Вульфгаром Эррту в те годы, когда мучил беднягу?
Да, так и было. Дзирт знал это.
Думая обо всем этом, следопыт размышлял, как легко было бы соскользнуть со спины Тазмикеллы. Но в таком случае он боялся обнаружить себя на полу Дворца Ллос в Абиссе.
Он вытащил из поясного мешочка ониксовую фигурку пантеры, чтобы швырнуть её в небо.
Она только твоя, любимый…
Слова Кэтти-бри эхом прозвучали в его голове, и дроу крепче сжал фигурку. Ему было стыдно, что он осмелился даже подумать избавиться от неё подобным образом.
Осторожно, очень осторожно он вернул статуэтку на место, следя за тем, чтобы она надежно легла в сумочку. И в этот момент какое-то новое чувство охватило Дзирта.
Да, он действительно решил, что все вокруг только сон, обман, предназначенный уничтожить его. И что бы он не попытался сделать, все это, разумеется, будет только иллюзией. Когда наступит момент разоблачения. Когда он увидит гротескный образ, сменяющий личину Кэтти-бри, когда Бренор, Реджис, Вульфгар и все остальные обернуться демонами, манами, обращенными в его друзей, тогда личности Дзирта настанет конец.
Ну уж нет, решил дроу. Нет, в этот момент величайшего триумфа своего врага, он нападет. И он будет неумолим, покуда тело не станет таким же сломанным, как и душа.
Он представил, как голый и безоружный кидается на Паучью Королеву. Царапается, кусается, заставляя её сопротивляться, заставляя покончить с этим.
И он посмеется над нею.
Да, конце концов Дзирт посмеется над ней.
— И тогда я познаю вечный покой, — прошептал он.
Не веря собственным словам.
— Гораздо удобнее, чем наше путешествие из Сюзейла в Дельфантл, — сказал Реджис, обращаясь к Вульфгару. Стояло утро середины лета, и на горизонте уже замаячили доки Нового Саршела, самого северного портового города королевства Имплтур. Хафлинг кинул взгляд на варвара, но тот просто пожал плечами и покачал головой, выражая очевидное несогласие.
— Мы даже в шторм не попали! — запротестовал Реджис.
— Я не про нашу зимовку в Звездной Башне на Преспуре, — хитро заметил Вульфгар. Он оперся на перила и ухмыльнулся.
Хафлинг тяжело вздохнул и замолчал, а Вульфгар неистово расхохотался.
Судно бросило якорь далеко в гавани. Из-за Раскола море здесь стало довольно мелким. Несколько лет назад они могли бы проплыть еще сотню миль к северу, до Дамарского порта Утмера, но теперь он стал просто деревней, окруженной поймой.
— Первая лодка к докам, — Бойко, первый помощник капитана кивнул паре на сеть, по которой те могли забраться в маленькое судно, уже спускавшееся на воду.
Реджис и Вульфгар с любопытством воззрились на него. Реджис даже переспросил.
— Первая?
— Да, уже в пути, — ответил матрос, двигаясь к ним. — Ну, прощайте, — и, понизив голос, ворчливый маленький человечек добавил. — На ночь остановитесь в «Катающейся Свинье»
— Катающаяся Свинья? — переспросил Реджис.
Бойко кивнул и отошел, пролаяв приказ кому-то еще.
— Кажется, нас тут ждут, — сказал Вульфгар.
Вскоре после того, пара разыскала таверну — небольшое здание за стенами Нового Саршела, располагавшееся недалеко от доков. Когда они вошли, место казалось почти безлюдным, но к тому времени, как пара закончила допивать первые напитки, в заведении начали собираться и другие посетители. Были среди них и матросы с Муравьеда.
— Еще Ззара для нас с другом, пожалуйста, — крикнул бармену Реджис, надеясь поймать его прежде, чем за стойкой не останется мест.
Бармен кивнул, показывая, что слышал их заказ, но отправился к другому клиенту. Им был никто иной, как Бойко с Муравьеда. Это так поразило Реджиса, что он полез в кошелек, доставая несколько серебряных монет.
— Серебро здесь не очень ценится, — подмигнув, сказал бармен, который уже наполнял их кружки. Он отвернулся от бара, чтобы посмотреть на доску объявлений. Сняв один из листков, трактирщик бросил его паре. — Караван Хелгабала ищет охранников.
— Хелгабал? — невинно поинтересовался Вульфгар. — А почему вы думаете, что…
Но человек отвернулся, чтобы обслужить других посетителей, и Реджис схватил Вульфгара за руку. Он кивнул на выход, как раз вовремя, чтобы оба друга заметили уход Бойко.
— За Доннолу, — тихо сказал хафлинг, поднимая свой бокал в тосте.
Замерший Дзирт наблюдал за трансформацией Ильнезары и Тазмикеллы. Сестры меняли свои изящные драконьи тела на стройные оболочки человеческих женщин, не уступающие великолепием их настоящим формам, но обладающие иной красотой и грацией.
Мог ли он создать подобное силой собственного воображения?
— Идем, — позвал его Джарлаксл, кивая в сторону. Там, за полосою леса, виднелся большой лысый холм.
— Хорошего пути, Дзирт До’Урден, — сказала Тазмикелла.
— Надеемся, тут ты найдешь покой и просветление, — добавила Ильнезара. — Ты же понимаешь, что мы не предложили бы нашего совета и крыльев смертному существу просто так? Нет, мы многого ожидаем от того, кто получил так много.
Дзирт с любопытством посмотрел на высокую медноволосую женщину, пытаясь найти скрытый смысл в её странных словах. Чего может захотеть от него медный дракон?
Джарлакс схватил друга за руку, и потащил прочь.
— Они — дивные существа, да? — спросил он.
— Я их не понимаю.
— Это не значит, что ты не можешь их оценить, — ответил Джарлаксл. — Они многое сделали для тебя, мой друг. Надеюсь, ты сможешь в полной мере понять это.
— Почему? — спросил Дзирт.
Он остановился и выдернул руку из руки Джарлаксла. Наемник сделал еще шаг и обернулся, но Дзирт не стал встречаться с ним взглядом. Вместо этого, он посмотрел за спину друга, за деревья, вверх по длинному склону, на великолепную постройку, украшающую вершину холма. Массивное каменное здание выглядело так, словно над ним трудились многие поколения строителей. Разнообразные камни и архитектурные стили смешались тут, словно на огромном гобелене. Над башенками, балконами и величественным окнами всех форм и размеров взмывала ввысь зубчатая башня.
— Почему я надеюсь, что ты поймешь? — спросил Джарлаксл.
— Почему они так много делают для меня? — уточнил Дзирт.
— Потому что они — мои друзья, а я — твой друг. Разве друзья не должны помогать друг другу? Разве десятилетия назад не по этой причине совесть вынудила Дзирта До’Урдена покинуть Мензоберранзан?
Лицо Дзирта напряглось, и он не смог подавить дрожь. Ему показалось, что слова Джарлаксла прозвучали как величайшая из возможных насмешек.
— Все, да? — спросил наемник, кивая на гримасу Дзирта. — Все сказанное трактуется тобою как обман? Ловушка?
Взгляд Дзирта не стал мягче.
— Идем, — попросил Джарлаксл. — Я рад, что ты нашел в себе смелость попробовать это, даже если в действительности тебе нечего терять.
— Только потому, что мне нечего терять, — подчеркнул Дзирт. Он последовал за наемником в лес, к основанию покрытого травою холма.
— Мой дорогой друг, нам всегда есть, что терять.
— Угроза?
— Едва ли, — сказал Джарлаксл. — Ты боишься, что потерял землю под ногами, что тонешь в зыбучих песках грандиозного обмана. Теперь ты решаешь встретиться с этим страхом лицом к лицу, какой бы жуткой не оказалась правда. Возможно, это просто отчаяние. Вроде похода к жрецам, чтобы лишь подтвердить — охвативший тебя недуг неизлечим. Но даже так, я восхищен твоей смелостью.
Дзирт посмотрел вниз, а затем закрыл глаза, чтобы успокоиться и убедить себя не бросаться на Джарлаксла с мечом. Что, в конце концов, могло показать правду.
Пара двинулась к холму. Но прежде, чем они оказались достаточно близко к монастырю Желтой Розы, на всех балконах появились группы монахов, одетых в простые коричневые одежды. Они пристально смотрели на своих гостей, некоторые из них держали наизготовку арбалеты.
— Молю, передайте брату Афафренферу, что его пришли навестить друзья, — крикнул им Джарлаксл.
— Здесь больше нет брата Афафренфера, — несколько мгновений спустя прокричала какая-то женщина.
Это заставило Джарлаксла окинуть монастырь встревоженным взглядом. Но стоило знакомой Джарлакслу фигуре появиться у центрального входа, в глазах наемника засветилось любопытство. Человек спустился по ступенькам, чтобы встретиться с парой.
— Рад встрече! — сказала Афафренфер. Он низко поклонился, широко улыбаясь.
— Но ведь она… — запротестовал Джарлаксл.
— Мастер Афафренфер! — крикнула женщина. — Афафренфер, Мастер Южного Ветра!
— Вы знаете и доверяете им, Мастер? — крикнул второй монах.
Афафренфер развернулся и кивнул человеку.
— Представляю вам Дзирта До’Урдена, героя севера! — он махнул рукой на Дзирта и многие, стоящие на балконах, закивали. Некоторые люди радостно вскрикнули, а другие даже зааплодировали.
— Я чувствую себя таким ничтожным, — пошутил Джарлаксл.
Дзирт мог только покачать головой.
— Мастер Афафренфер, мы можем поговорить наедине? — спросил Джарлаксл. — Наверное будет даже лучше, если ты позволишь мне обратиться к возглавляющим это прекрасное место.
— Мастеру Первинклу Шину?
Джарлаксл кивнул.
— Это не просто визит. Скорее, мы отчаянно нуждаемся в вас.
— Идемте, — сказал Афафренфер, поворачиваясь к двери.
— Только я, — сказал Джарлаксл, глядя на Дзирта и кивая.
Оба дроу развернулись, чтобы увидеть на лице Афафренфера выражение скептического любопытства. Он жестом указал Джарлакслу на дверь, а потом крикнул:
— Отведите его к мастеру Шину.
Затем, монах повернулся к Дзирту.
— А мы побеседуем, — сказал он дроу приятным и располагающим тоном. — Так много времени прошло! Я хотел бы услышать истории о твоих старых и новых друзьях!
— Будь очень осторожен, — тихо предупредил его Джарлаксл, проходя мимо и быстро направляясь к двери.
Явно удивленный Афафренфер обернулся, чтобы проследить за уходом наемника, а потом с озадаченным выражением посмотрел на Дзирта.
— Что случилось? — спросил монах.
— Все или ничего, — ответил подавленный следопыт.
— А между этим?
— Ничего, достойного рассказа, — угрюмо буркнул Дзирт.
— Действительно? — спросил Афафренфер, одаривая дроу широкой улыбкой и резким кивком. — А как же битва между четырьмя драконами и их всадниками? А как же выстрел, что сбросил седло Тиаго Бэнра, или тот пик, который отправил вниз, на склон Форспика, белого дракона Аурбанграсса?
Несмотря на свои чувства, Дзирт не смог подавить улыбку, вспоминая эти события. Это был действительно впечатляющий бой, самый впечатляющий из тех, что когда-либо знал Дзирт. Он почти мог ощутить ветер, бьющий в лицо, просто вспоминая это сражение.
— Я не слишком горд, чтобы не признать ужаса, испытанного мною там, перед мордой дракона, — сказал Афафренфер.
— Но ты сохранил спокойствие и одержал победу.
— Не один, — сказал монах. — Не один.
Дзирт с любопытством взглянул на Афафренфера, но лишь на мгновение. Джарлаксл снова появился в дверях, на этот раз вместе с женщиной.
— Мастер Восточного Ветра? — кивнул монахине Афафренфер. — Ты уже встретился с Мастером Шином? — сконфуженно обратился он к Джарлакслу, как только пара подошла.
— Когда настанет время, — ответила Саван. — Этот визит был предсказан, суть вопроса Джарлаксла известна, а просьба была одобрена прежде, чем они прибыли.
— Предсказана? — спросил явно растерянный Афафренфер. — Мастером Шином?
— Как минимум, — сказала Саван, поворачиваясь к Дзирту. — Можешь пройти внутрь, следопыт. Многие хотят встретиться с тобой.
Дзирт посмотрел на Джарлаксла, и наемник кивнул.
— Доброго тебе пути, мой друг, — повторил слова дракониц Джарлаксл. — Вскоре, я быть может вернусь сюда, но ты можешь оказаться слишком глубоко погруженным в новые открытия, чтобы встретить меня. Я надеюсь, что мы снова встретимся в этой жизни. Но если этого не случиться, просто знай, что я всегда желаю тебе лучшего и надеюсь, что ты найдешь свой путь.
— Погоди, — сказал Афафренфер, когда Джарлаксл быстро пожал руку Дзирта, затем обнял следопыта и быстро двинулся вниз по склону. — Ты уходишь?
— Мир вне стен вашего дома стремительно вращается, — ответил Джарлаксл. — Было бы большим упущением не поспеть, чтобы направить его в нужном направлении, а?
Он рассмеялся, поднял шляпу и добавил:
— Я вернусь достаточно скоро.
Сказав это, он двинулся прочь. Мастер Саван взяла Дзирта за руку, отводя его в монастырь Желтой Розы.
Мастер Афафренфер долгое время не двигался с места, переводя взгляд с Джарлаксла на Дзирта и обратно, покуда оба не скрылись прочь. Один — в монастыре, другой — в лесу. Но монах продолжал стоять, пытаясь разобраться в этом любопытном повороте событий.
Он подумал, что все становится еще интереснее, когда над лесом взвились медные драконы, устремляясь в летнее небо. Джарлаксл сидел на спине Ильнезары, той же драконицы, что несла Афафренфера на битву с белыми змеями у Митрил-Халла.
— Вы сойдете здесь, — приказал Вульфгару и Реджису главный караванщик.
— Здесь? — спросил Реджис. Вульфгар выглядел просто недовольным. Хафлинг оглядел пустую дорогу и холмы. Они все еще находились на некотором расстоянии к югу от Хелгабала. — Где это «здесь»?
— Где я вас оставлю, — ответил собеседник. Это были первые нормальные слова, сказанные хозяином с тех пор, как пара, в качестве охранников пяти повозок, покинула Новый Саршел десять дней назад. Прежде он обменивался с ними лишь грубыми командами. Как ни странно, их обязанности на этом пути не заходили дальше сидения в кузове повозки. Лишь однажды, когда одна из телег завязла в грязи, Вульфгар вынужден был спрыгнуть на землю и поднять колеса, чтобы караван продолжил движение.
— Мы должны были ехать до самого Хелгабала, — запротестовал Реджис.
— До него меньше дня ходу, — ответил караванщик. — Вероятнее всего даже полдня.
— А ехать и того меньше!
— Не сомневаюсь.
— Тогда почему…? — начал спрашивать Вульфгар.
— Потому что таков был приказ, — прервал человек. — А теперь, будьте любезны — покиньте мою телегу.
Спутники переглянулись, не зная, что сказать. Все происходящее было с кем-то согласовано. Очевидно, что Бойко, по приказу Доннолы, организовал все, чтобы отправить Вульфгара и Реджиса к этому каравану. Потому логично было предположить, что погонщик получал свои приказы из того же источника.
Реджис пожал плечами, спрыгивая с фургона.
— Поесть-то хоть дашь? — спросил он.
Человек махнул рукой, разрешая взять все, что нужно из фургона с провизией, который ехал третьим.
Спустя некоторое время, Вульфгар и Реджис уже развалились в тени под деревьями, обедая бутербродами и картошкой. Они проследили за тем, как караван исчезает за холмом далеко на севере.
— Если честно, мы и пары шагов не сделали с тех пор, как выдвинулись из Морадо Тополино, — заметил Реджис, жуя пищу.
— Ты не обязан защищать её, — ответил Вульфгар. — Я должен признать, у тебя прекрасный вкус на женщин. Леди Доннола — очаровательная дама.
— Бабуля Доннола, — поправил Реджис, но Вульфгар покачал головой.
— Этот титул кажется слишком глупым для такой красавицы, как она!
— Это знак уважения, необходимый среди… — хафлинг сделал паузу и огляделся. — Среди ассасинов.
— Я вспомню об этом, если она когда-нибудь окажется рядом с Артемисом Энтрери, — в голосе Вульфгара звучало неодобрение.
— Она не убийца, — запротестовал Реджис, не улавливая насмешки, пока Вульфгар не одарил его широкой улыбкой. — Ладно, если только… но разве можно тогда назвать подобным образом каждого из нас?
Вульфгар расхохотался.
— Расслабься, дружище. Я только что сказал, что нахожу твою леди очаровательной.
Реджис кивнул и улыбнулся, после чего на лице хафлинга снова проступила хмурая гримаса.
— Не вздумай соблазнять её, — предупредил он.
Вульфгар выглядел так, словно его только что ударили.
— Я?
— Ты! — сказал Реджис, тыча коротким пальцем в Вульфгара.
Они рассмеялись. Внезапный стук копыт прервал веселье, заставляя друзей вскочить с травы, быстро протягивая руки к оружию.
Они расслабились, когда всадник появился в поле зрения. Эти был хафлинг, сидевший на сером пони. Он скакал к ним с очевидной целью.
— Доннола, — заметил, кивая, Вульфгар.
Вскоре, всадник уже был рядом с путешественниками. Это оказался славный малый, одетый в тонкую кольчугу и плащ для верховой езды. Голову его венчала шляпа, украшенная плюмажем и заколотая с одной стороны. Внешне он был немногим старше Реджиса и Вульфгара. Хотя шестьдесят были для хафлинга не таким уж большим возрастом. В его длинных коричневых волосах не было видно седины. Всадник резко остановил своего коня. Прежде, чем тот прекратил свое движение, хафлинг перекинул ногу через седло и изящно соскользнул на землю.
— Рад встрече, — сказал он, кланяясь и протягивая руку.
— И мы, — ответил Реджис, принимая руку и с удивлением морщась от силы рукопожатия. А путник ведь был ниже Реджиса.
— Текумс Брейсгедл, к вашим услугам, — представился всадник, теперь протягивая руку Вульфгару, который потряс её — и, конечно, непреминул померятся силой с хафлингом. Было смешно наблюдать за этим, но Текумс стойко держался против варвара, в течение некоторого времени все сильнее сжимая его руку и понимающе усмехаясь.
Реджис грешил на магию. Он сосредоточился на рукавицах хафлинга.
— Кто ты? — спросил Текумс, обращаясь к Реджису после того, как, наконец, освободился от хватки Вульфгара.
— Путешественник.
— Из Агларонда. Я знаю, — заметил Текумс. — Меня больше твое имя интересует.
— Паук.
— Значит, мастер Паук Паррафин. Хорошо, — сказал хафлинг. — А ты, должно быть, Вульгар из Долины Ледяного Ветра, — добавил он, глядя на большого человека.
— Кажется, ты многое знаешь о нас, — ответил Вульфгар, — хотя мы не можем сказать того же самого о себе.
— Буду рад ввести вас в курс дела! — сказал хафлинг. — О, более чем рад. Не желаете ли отобедать прежде, чем мы двинемся в Хелгабал? — закончил он, снимая с пони большой мешок. Содержимое сумки пахло довольно вкусно.
— Мы только что поели, — сказал Вульфгар, но вместе с тем Реджис крикнул: «Конечно!»
Друзья приступили к новой трапезе, состоящей из тонкого стейка и блестящего красного вина.
Когда с едой было покончено, и путники справились с икотой, Текумс подошел к пони, извлекая из сумки странный стеклянный шар. Снова усевшись на траву между двумя спутниками, хафлинг поднял шар и хорошенько его потряс.
Казалось, за стеклом шел снег. В центре этой бури возник образ хафлинга, принявшего героическую позу. Реджис и Вульфгар присмотрелись внимательнее. Парень в шаре был очень похож на Текумса. Он носил те же перчатки и такой же меч.
— Хобар Брейсгедл, — представил Текумс. — Мой прапрадед.
Хафлинг кивнул и улыбнулся, вполне довольный собой. Он словно ждал, что имя должно произвести на них впечатление.
Реджис пожал плечами.
— Хобарт Брейсгедл! — настаивал Текумс. — Вы же, разумеется, слышали о нем!
Спутники переглянулись, покачав головами.
— Ну, будьте уверены, это имя знакомо каждому жителю Дамары, — сказал Текумс, который, казалось, слегка порастерял самоуверенности. Он слегка двинул шар назад. — Это он создал Коленоломов…
— Я про них знаю! — был рад сообщить Реджис, и Текумс улыбнулся.
— Да, группа миротворцев. Великий король Гарет Драконоборец, королева Кристина и весь орден Золотого Кубка высоко оценивали их, — пояснил хафлинг. — Этот шар памяти создал сам Эмелин Серый! Он бы не стал делать подобного для незначительной личности!
— Думаю, ты прав, — проявляя надлежащее почтение, сказал Реджис, хотя из всех имен, произнесенных Текумсом он слышал только про короля Гарета.
— Значит, вы слышали про мой отряд? — спросил Текумс.
— Твой отряд? Ты предводитель Коленоломов?
— Да, так и есть. Я ношу меч и рукавицы Хобарта. Ну и другие… детали.
— Я путешествовал по Торговому Тракту с Ухмыляющимися Пони, — улыбаясь, рассказал Реджис, хотя его самодовольная улыбка погасла, когда на лице Текумса не отразилось и проблеска узнавания.
— Отряд, похожий на ваших Коленоломов, — объяснил Реджис. — И начинал свою карьеру с одним из ваших, милым, вежливым хафлингом Шовисалом Тердиди.
— Тердиди! — воскликнул Текумс, узнавая имя. — Тердиди! Ах, каков молодец! С ним все хорошо?
— Вполне.
— Я очень расстроился, когда он ушел. Он был таким многообещающим.
— Тогда почему он ушел? — спросил Вульфгар.
Текумс огляделся по сторонам, а затем склонился к парочке и прошептал:
— Здесь, в Дамаре, если ты заставляешь короля Ярина нахмуриться — лучше тебе уходить. Ну, Тердиди был замешан в грязном дельце с ребенком одной из первых королев Ярина — второй, а может и третьей. Разведясь с королем, девушка родила дитя, а потом была убита. В смысле, была бы убита, если бы Шовисал Тердиди не оказался тогда в городе. Он сорвал нападение, если это было нападение, как считают многие.
— Убийство по приказу короля Дамары? — спросил Вульфгар.
— Я никогда не посмею сказать такого, — прошептал Текумс, размахивая руками, чтобы заставить варвара говорить потише. — Ну так вот. Те, кто стоял за событиями той темной ночи в небольшой общине Хелмсдейла не были в восторге от героизма нашего друга. И, по совету некоторых добрых людей, мы отправили Шовисала на юг в лодке.
Реджис провел некоторое время, стараясь переварить информацию. Доннола говорила ему о том, что Ярину не стоит доверять. Но что за человек мог так хладнокровно действовать против ребенка бывшей королевы? А потом и против одного из Коленоломов?
— Я смотрю, большого влияния на короля вы не имеете, — заметил Реджис.
Текумс фыркнул, словно сама эта фраза звучала нелепо. Тепер Реджис лучше понимал, почему кто-то, представляющий законопослушную группу защитников народа решил вести дела с Морадо Тополино.
— Мы не имеем на него влияния, — признал Текумс. — Это правда. Коленоломам его благосклонности не видать. Сейчас мы, вроде как, в подполье. Собираем крохи величия и надеемся на светлое будущее. Король Ярин на моих глаза сжег нашу грамоту! Он сказал, что в нас нет надобности. У него полно собственных отрядов. Разумеется, он имел в виду, что мы не собираемся подгонять свой устав под его требования. Поэтому, возможно, он счел нас угрозой.
— Вас так много? У вас такое большое влияние? — спросил Вульфгар.
— Дюжина! — заявил Текумс. — Или была дюжина, пока Бруха не отправилась на свою ферму, а Колумни Треилволкер не получил от седла сыпь, из-за которой до сих пор вынужден стоять на обеде…
— Десять? — сказал Вульфгар. — Король Ярин испугался десяти хафлингов?
Текумс выпрямился, собираясь защищаться, но Вульфгар быстро добавил:
— Должно быть, ваша репутация превышает численность и рост!
Это вызвало улыбки и тосты.
— Я должен вас предупредить — шпионы короля повсюду, — более серьезно сказал Текумс, спустя мгновение. — И он не потерпит соперников. Его сердце — лед, кулак — железо, а милосердие зависит от настроения, кипящего в крови.
— И ты все же решился прийти сюда, чтобы поговорить с нами? — спросил Реджис. — Ты же знаешь, зачем мы в Дамаре, не так ли?
Текумс отшатнулся и поднял руки, чтобы заставить Реджиса замолчать. Он явно не желал слышать больше.
— У меня нет влияния на Ярина, — снова повторил он. — Но меня попросили приблизить к нему вас, и я сделаю все, что смогу, потому что Донно… ваши благодетели были Коленоломам друзьями в эти темные времена. Они заверили меня, что ваши дела здесь не пойдут во вред.
Он полез в карман под своей кольчугой, доставая оттуда согнутый и запечатанный пергамент. Постучав им по своей восхитительной шляпе, он передал письмо Реджису.
— Теперь ты представляешь консорциум Дельфантла и южного Агларонда и при Дворе Хелгабала тебя интересует поставка алкоголя, как сказано в королевской грамоте, — он указал на записку.
— Разумеется, ты привлечешь внимание короля, — продолжил Текумс. — И, скажу тебе, он будет слушать очень внимательно, если ты выразишь свою заинтересованность в покупке. В последние годы он стал чрезвычайно гордиться своим садом. Там растет виноград, слишком сочный и сладкий для Дамары. Кажется невозможным, что погреба короля Ярина могут производить такое вино. В холодной и темной земле… но, должен признать, это достойный напиток.
Регис кивнул и сунул записку в карман.
— А теперь — в путь, пока солнце не село, — предложил Текумс, вскакивая на ноги. Хафлинг казался слишком бодрым для своего возраста. — Я объясню, куда вам отправиться и как связаться со мной, когда мы будем на месте. Конечно, я сделаю все, что смогу, независимо от… Во всяком случае, пока это не идет во вред. Но только держась подальше, вы должны понимать.
— Ты уже очень помог нам, добрый сэр Коленолом, — заверил его Реджис. — Уверен, великий Хабарт Брейсгедл улыбается в Полях Элизиума!
Текумс отвесил глубокий поклон, не в состоянии сдержать улыбку.
— Ну, вот мы и встретились снова, — сказал Джарлакслу голос из тени, заставая того врасплох. — Ты пришел, чтобы назвать нового короля Ваасы?
Кейн, Магистр Цветов, вышел из тускло освещенной комнаты большого дома, принадлежавшего Ильнезаре и Тазмикелле. Строение располагалось в скрытой долине недалеко от Хелгабала. Сейчас сестер не было на месте, и потому Джарлаксл чувствовал себя очень уязвимым перед этим опасным человеком.
— Ты видел его? — спросил Джарлаксл. — Я имею в виду Дзирта, не нового короля.
Кейн улыбнулся и остановился перед сидящим у очага эльфом. День не был холодным, но дроу растопил огонь, чтобы смотреть на пламя и размышлять.
Наемник указал на стул, но Кейн отверг приглашение, просто усаживаясь на пол перед ним.
— За Дзиртом присматривает Первинкл Шин, Мастер Лета, которого ты встретил, посетив мой дом.
— Я надеялся, что он придет с тобой.
— Когда-нибудь, — ответил Магистр Кейн. — Возможно…
Джарлаксл приподнял бровь, улавливая опасную двусмысленность.
— У него много дел, — объяснил Кейн. — Как своих собственных, так и относящихся к его благодетелям в монастыре. Мастер Афафренфер о нем высокого мнения.
— Мастер, — эхом повторил Джарлаксл. — Кажется, мой друг Афафренфер быстро продвинулся в ваших рядах.
— Очень быстро, — подтвердил Кейн. — Быстрее, чем любой из всех, кого я знал.
— Я думаю, не без твоей помощи.
— В немалой степени, — согласился Кейн.
Джарлаксл пристально посмотрел на монаха, ожидая ощутить некоторую гордость за этими словами. Но он ничего не почувствовал. Кейн просто констатировал факт, не прячась за ложным смирением.
— Путешествие со мной помогло Афафренферу раскрыть свой потенциал, — пояснил Магистр. — Скоро он сразится с Мастером Саван, чтобы посмотреть, удастся ли ему возвыситься до её уровня.
— И ты дал ему преимущество.
— Едва ли! — ответил Кейн. — Я помог ему быстрее найти свой путь, но если ему не хватит сил — Саван победит.
— А если победит он?
— Тогда он станет Мастером Восточного Ветра, а она вернется на ступень Мастера Южного Ветра.
— И не будет обижена?
Кейн рассмеялся над подобной нелепицей.
— Если бы подобное было возможно хотя бы в теории, Саван никогда не достигла бы своего текущего положения. Мы не Дом дроу. Мы соревнуемся сами с собой.
— Воюя друг с другом?
— Это не сражение, а проверка, для обоих бойцов. На каждой ступени титулы получают лишь несколько избранных.
— Даже на твоей?
Кейн улыбнулся, и Джарлаксл почему-то подумал, что именно его титул был уникальным.
— Ну хватит обсуждать мои порядки. Они не касаются тебя, — сказал Магистр.
— Это касается моего друга.
— Возможно. А может и нет. Я прошу тебя рассказать все, что ты знаешь о Дзирте. И о болезни, что поразила его.
— История будет долгой.
— Отлично! — сказал Кейн. — Быть может, наши знакомые драконицы присоединяться к нам прежде, чем ты закончишь.
Джарлаксл не знал, как реагировать. На самом деле, он не сомневался, что Магистр Кейн считает медных дракониц своими… «знакомыми». Ну, в некоторой степени, во всяком случае. В конце концов, Кейн катался на Ильнезаре, находясь в теле Афафренфера в том бою над Митрил-Халлом.
И все же, это казалось странным. Монах заслужил свою репутацию в компании короля Гарета, который не просто так носил свое имя. Драконицы не пожелали идти к монастырю именно из-за Кейна.
— Ах, Дзирт, — сказал наемник. — Я знаю его почти всю его жизнь. Прежде я был знаком с его отцом, возможно, лучше, чем с любым другим дроу Мензоберранзана. Он был очень похож на сына. Я уверен, что он смотрит на Дзирта из того мира, что нашел в загробной жизни, и очень, очень рад.
— И очень, очень беспокоится, думаю я, — сказал монах.
Джарлаксл кивнул и поморщился. В этот момент мучения Дзирта снова предстали перед ним. Он оценил всю жуткую трагедию этого безумия, особенно сейчас, когда случилось все, чего так желал следопыт.
И Джарлаксл начал свою историю, начиная с самых ранних дней, когда удачный поворот судьбы — или кинжала — спас Дзирт от преждевременной смерти в руках собственной матери.
Драконицы все же вернулись, и хотя они были слегка выбиты из колеи появлением в своем жилище Магистра Кейна, рассказ Джарлаксла заставил их прислушаться внимательно, проявив заинтересованность к замечательной истории о дроу-отступнике.
С уединенного холма, стоящего на некотором расстоянии от северных ворот Хелгабала, Чарри, Первая Жрица Дома Ханзрин, следила за приближением грязной шайки спригганов.
— Когда мы узнаем? — спросила Шак’крал, молодая и нетерпеливая дворянка того же дома, известного своими могущественными торговыми связями за пределами дроуского города. Они могли торговать даже здесь, на малопривлекательной поверхности.
— Малкантет — королева нижних планов, — огрызнулась Чарри. — Мы узнаем, когда и если она того пожелает.
— Прискорбно вызвать такой хаос и не засвидетельствовать его лично, — ответила молодая дроу. — Мы принесли этому злобному корольку супругу Демогоргона. Разумеется, за этим стоит понаблюдать!
Чарри хотелось обругать спутницу. Особенно после того, как некоторые дроу закивали и заулыбались в знак согласия. Однако женщина и сама надеялась на то, что они смогут оценить грядущую катастрофу. Скрытая в ожерелье Малкантет, королева суккубов, была готова выступить во всем своем ужасающем великолепии.
Это действительно могло быть…
— Бойтесь своих желаний, — сказала Дендерида, одна из самых опытных поверхностных торговцев Дома Ханзрин. Именно она организовала эту затею со спригганами из Смелтергарда. Дендерида не была благородной, но в данном вопросе Чарри уважала и считалась с её мнением. Женщина имела многовековой опыт и знала Мир Наверху лучше любого дроу Мензоберранзана, уступая в этом разве что Джарлакслу.
— Ты не хочешь засвидетельствовать нашу славу? — спросила Шак’крал.
— Ты права насчет Малкантет, — заметила Дендерида. — Но Демогоргон был уничтожен — по крайней мере, изгнан с этого плана существования.
— Тогда, все еще лучше! — не унималась Шак’крал, но Дендерида покачала головой.
— У Малкантет не так уж мало врагов в Абиссе, а теперь, когда Демогоргон пал…
— Ходят слухи, что в Подземье появился Граз’зт, — предупредила Чарри. Война между темным принцем и Малкантет не была секретом для дроу.
— Мы помогли Малкантет, приведя её сюда, — добавила Дендерида. — Ты хочешь рассказать об этом темному принцу Абисса?
Тряся головой, Шак’крал отшатнулась от старой дроу.
— Мы будем наблюдать издалека, — пообещала Чарри.
— Наших чумазых курьеров остановили у ворот, — заметила Дендерида, снова переводя взгляд на далекий город. — Жертвы что-то подозревают?
Чарри покачала головой. Это казалось маловероятным. Тем не менее, у дроу не было точного ответа, и потому она просто промолчала, продолжая наблюдать за происходящим вместе со своими сестрами.
— Но мы не хотеть ждать! — ныл грязный парень по имени Бевубо, когда Айвен Валуноплечий подъехал к воротам, чтобы встретить дворфов.
— Никто и не заставляет. Просто вы, кажется, собирались пройти к королю без предупреждения, и его стражники попросили меня вмешаться, — возразил Айвен, стараясь быть как можно вежливее, хотя подобное давалось с трудом. Запах этой процессии оскорблял даже чувства сурового дворфа. Во всем этом клане Больше было что-то совершенно неправильное, но Айвен никак не мог определить, что именно.
— Значит, вы пришли, чтобы увидеть короля? — спросил он, когда никто из посетителей даже не пошевелился, чтобы ответить на предыдущую реплику.
— Да. С побрякушкой, — сказал Бевубо.
— Мы бы не прийти беф подарок! — добавил второй.
— А ты кто такой? — спросил Айвен.
— Комтодди, — ответил более мускулистый дворф. — Чемпион Смелтергарда.
— Чемпион?
— Да, Комтодди — хороший боец, — пояснил Бевубо Висящий Язык. — Он может задать тебе хороший трепка, если ты напроситься!
Айвен мечтал о том, чтобы наподдать грязному пареньку за этот вызов, но он вспомнил свое место и проглотил гордость.
— Король Ярин послал меня, чтобы провести вас куда надо и с нужными церемониями, не более того, — объяснил он. — Это высокая честь для вас, ибо король прилюдно собирается признать ваш клан достойными гражданами этих земель.
— Достойный? — с явным скептицизмом переспросил Бевубо.
— Ба. Это кого ты называть достойный? — выкрикнул из толпы дворфов оскорбленный голос.
Айвен начал говорить, но прикусил язык. Покачав головой, он сосредоточился на Бевубо, который, казалось, был тут главным.
— Вы хотите увидеть короля или нет? Вы теперь дамарцы или нет? — прямо спросил он. — Если на оба вопроса ответ утвердительный — следуйте за мной. По дороге я расскажу вам, как сделать все правильно. Если сделаете что-то не так — не получите вообще ничего, не сомневайтесь.
— Он нам угрожать! — выкрикнул тот же голос из толпы.
— Он не угрожать! — рявкнул Бевубо. Обернувшись, он ударил Комтодди, который передал удар следующему в очереди, и так — пока крикун не получил свою оплеуху.
Айвен вздохнул. Он чувствовал, будто перед глазами оживают худшие представления других рас о дворфах.
— Веди меня к своему главному, — сказал Бевубо с широкой приторной улыбочкой.
— Да, именно потому я и встретил вас здесь, — ответил Айвен. — Я расскажу вам, как вести себя, когда вы окажетесь при дворе. И если у вас хватит ума и желания увидеть короля Ярина еще хоть раз в жизни, вы услышите меня и запомните мои наставления.
Бевубо оглянулся на соплеменников. На мгновение, Айвен не был уверен, куда может зайти эта беседа. Он даже подумал, что сейчас вспыхнет драка.
Но Бевубо снова повернулся к нему, одаривая ничего не значащей улыбкой, и отвесил поклон.
Концеттина прикрывалась, как только Ярин заканчивал с ней. В этой связи между ними не было ни чувственности, ни любви. Она предназначалась служить лишь одной цели. И Концеттина боялась, что эта цель недостижима. По крайней мере, не с этим человеком.
Она не хотела, не могла видеть его даже одетым, как не могла и подавить всхлипов, пытаясь скрыть отвращение к этому мужчине, который называл себя её мужем.
— Ты выйдешь ко двору? — грубо спросил Ярин. Он уже оделся и отметил, что жена даже не покинула кровать. Король жестоко насмехался над ней.
— Нет, — решил он. — Ты останешься здесь. Мне лучше держать тебя подальше, чтобы каждый раз не напоминать себе о твоей ущербности.
Он подошел к двери и бросил охранникам в коридоре:
— Вы, двое! Никого не впускать! — король развернулся и окинул взглядом Концеттину. — И не выпускать.
— Но я бы хотела пойти в сад, — попыталась спорить королева. Однако, король Ярин рявкнул прежде, чем она закончила.
— Ты останешься в этой комнате, пока не выполнишь свой долг жены!
Выходя, он хлопнул дверью, и Концеттина, испуганная и пристыженная, натянула одеяло на лицо.
Вскоре после этого, Айвен передал ларец королю Ярину, который медленно открыл его, не сводя глаз со своих грязных посетителей.
Разумеется, только до тех пор, пока сундучок не распахнулся достаточно, чтобы показать скрытые внутри ожерелья. Оба украшения были роскошными, инкрустированными дорогими камнями, которые мгновенно притянули жадный взгляд короля.
— Подарок для король и его королев, — объяснил Бевубо.
После кивка Красного Маззи, придворного мага, который уже сотворил заклинания, чтобы проверить, не являются ли предметы волшебными, и второго кивка от Жуенкиса Дуларемэя, придворного жреца, который проверил предметы на наличие любого яда, короля Ярин поднял большее из двух ожерелий и оглядел его. Он улыбнулся. Вес украшения убедил его, что толстая цепь была действительно золотой.
— Фы выгляфеть хорофо, — заверил Бевубо короля Ярина, который не удостоил дворфа даже взглядом. Вместо того, он искал глазами Дрейлила Андруса. Капитан стражи махнул рукой одному из своих людей, давая знак присоединиться. Мужчины бросились к королю, забирая ожерелье из его рук. Не колеблясь, стражи надели украшение на шею одного из солдат.
— Безделушка короля, а не твоя! — запротестовал Бевубо.
Капитан Андрус окинул дворфа опасным взглядом, а затем расстегнул ожерелье и потянулся к открытому сундуку. На Ториле были опасные украшения. Они создавали заклинания обнаружения или прорицания. Некоторые казались совершенно обыкновенными, пока не оказывались на шее. После этого ожерелье начинало сжиматься и душить своего хозяина. Когда жертва умирала, украшение возвращалось к своему обычному размеру.
Такие душилки, однако, не различали цели, и раз солдат все еще был жив, а с ожерельем ничего не случилось, то, вероятнее всего, оно не скрывало в себе подобных ловушек.
Как и второе из них, что подтвердилось, когда капитан Андрус снял его со своего солдата и отпустил человека обратно на пост. В королевствах были и другие проклятые ожерелья, некоторые из них хранили куда более изощренные ловушки. Они срабатывали с большим умом и коварством.
Андрус закрепил массивную золотую цепь на шее короля Ярина. По сигналу капитана стражи, все слуги разразились радостными криками.
Король Ярин поправил украшение и кивнул, словно находясь под впечатлением.
— Клан Больше теперь дамарцы? — спросил Бевубо.
— Я бы сказал, на пути к этому, — ответил король. — Что еще вы принесли?
Бевубо огляделся, казалось, находясь на грани истерики. Остальные дворфы пожали плечами и почесали головы.
Ярин рассмеялся, и остальные, присутствующие на аудиенции, присоединились к нему. Даже дворфы, которые поняли, что их просто дразнят.
— Да, мои верноподданные. Можете считать, что сегодня вы заслужили королевскую милость, — сказал Ярин. — Возвращайтесь регулярно, приносите плату и вы никогда её не потеряете.
— Кловафый Камень? — с надеждой спросил Бевубо.
— Да, прошу! — ответил Ярин. Затем, он повернулся к Андрусу. — Дайте им разрешение остановиться в какой-нибудь гостинице на южной стороне — за стеной, если можно, — приказал он. — И обеспечьте им достойный путь домой, с полными повозками.
Он дал знак дворфам удалиться, и те были счастливы подчиниться. Выходя, Бевубо опустил руку в карман. Он потер пальцем пустой филактерий, драгоценный камень, идентичный вставленному в маленькое ожерелье на серебряной цепочке.
Он не знал, что должно было произойти, но полагал, что веселье будет незабываемым.
Малкантет едва не использовала короткий контакт с телом солдата, чтобы вырваться на свободу. Как же мечтала она покинуть эту жалкую маленькую камеру, которую помогла построить для себя Дому Ханзрин. Умные темные эльфы Мензоберранзана, жалкие деточки хитрой Ллос, придумали способ изгнать демонов Абисса несмотря на поврежденный барьер Фаэрзресс.
Нет, не изгнать. Удержать в филактериях из драгоценных камней, которыми дроу затем будут торговать на Ториле.
Хуже того — умные темные эльфы уничтожили Демогоргона. Демогоргона, который был одним из очень немногих её союзников в Абиссе. Который выступал с нею против многих сильных врагов, включая Граз'зта, который, как она знала, теперь шляется по Подземью.
Но суккуб отличалась собственной хитростью и остроумием, а потому нашла себе невероятных союзников в этом Доме Ханзрин. Семья стояла низко в городском рейтинге, но была очень сильной и меркантильной. Они презирали текущую Матрону Мать и её союзников. Тех же союзников, что уничтожили Демогоргона.
И Матрона Мать Шакти Ханзрин помогла Малкантет сбежать из Подземья, а теперь Первая Жрица Чарри доставила её туда, где Граз'зт не найдет её. Где она сможет творить прекрасный хаос, сея милые её сердцу убийства.
— Терпение, — сказала себе Малкантет, королева суккубов. За короткое время, проведенное на шее солдата, она смогла достаточно углубиться в его мысли, чтобы понять — он простак и незначительная фигура. Он просто испытывает украшение по велению короля.
— Да, короля, — промурлыкала Малкантет в своей межпространственной темнице. — У короля есть королева?
Он не стал стучаться. Просто ворвался, внезапно с огромной силой распахивая дверь. Это так удивило бедную Концеттину, что она испустила крик, прежде, чем узнала Ярина.
— Ты меня напугал! — запротестовала она.
Он рванулся прямо к ней, толкая на кровать и начиная расстегивать свою одежду. На его шее показалось безвкусное ожерелье из золота и драгоценных камней.
— Ни слова, или почувствуешь силу моих рук, — предупредил он, слегка шепелявя. Видимо, он нашел путь к бару прежде, чем направиться в комнату Концеттины.
Она смотрела на ожерелье, не смея спросить, откуда оно взялось.
— Тебе нравится, да? — спросил Ярин, и Концеттина просто кивнула. Она врала с вдохновением, ибо, разумеется, думала, что эта показная вещица выглядит отвратительно.
— Подходит королю, да?
Она снова кивнула.
— И я король! — заявил он. — Король Дамары! А знаешь, что еще подходит королю, женщина?
Испуганная Концеттина покачала головой. Она отметила в прихожей несколько стражей. Совершенно голый Ярин, который с остервенением срывал с женщины одежду, даже не удосужился закрыть за собой дверь.
— Наследник! — крикнул он. — И ты родишь мне его. И как можно скорее! Знай, что мое терпение кончается, глупая девчонка!
Он бросился на неё, заставляя женщину прижать руки к телу. Концеттина просто закрыла глаза, стараясь не плакать. Она не знала, затворили ли стражники двери или теперь стоят там, наблюдая.
У неё просто не хватало сил заботиться о таких мелочах.
— Выпускай, — донесся над пропастью голос мага.
Бренор отвернулся от маленькой комнатки, бросая взгляд на Громфа и остальных, собравшихся вокруг ямы. Люди были глубоко погружены в колдовство. Он хотел, чтобы там, среди них, была Кэтти-бри. Хотел, чтобы приказ исходил от неё. Так, он смог бы заручиться хотя бы толикой уверенности в том, что время для знаменательного события действительно настало.
Закрыв глаза, Бренор вспомнил свой последний визит к Трону Дворфских Богов. Тогда он передал все их чаяния, хотя, разумеется, не мог узнать, пересек ли его зов планы существования, чтобы долететь прямиком до ушей Морадина, Клангендина и Думатона.
Однако в этот раз трон все же не запустил его в стену, как это случилось в тот день, когда благочестивые слушатели были не согласны с сердцем короля.
— Они не могут держать двеомеры вечно, глупый дворф! — прорычал Громф, и Бренору пришло в голову, что приказ мог быть подкреплен толикой магического принуждения. Прежде, чем он смог подумать о собственных действиях, рука дворфа потянулась к рычагу контроля элементалей и дернула за него.
Бренор задержал дыхание, и приток воды с потолка остановился. В то же мгновение раздался грохот. Пол пещеры задрожал.
Со своего поста Бренора не мог видеть ямы. Он не смел оставить рычаг без присмотра, не смел даже разжать рук, готовый в любое мгновение потянуть его назад, снова выпуская водных элементалей на пламя Предвечного. Но он видел Громфа. Маг широко улыбался. Его глаза светились, отражая свет пузырящейся лавы.
Предвечный всхрапнул, поднимая магму из ямы и направляя её по венам. А потом существо выпустило поток могучей, сверхъестественной энергии. Река расплавленной лавы рванула из пропасти, наполняя протоки.
Бренор решил, что все их планы глупы. Он только что выпустил на свободу чудовище! Гаунтлгрим будет уничтожен!
Он схватил рычаг сильнее и потянул.
— Не сейчас! — крикнул Громф, и дворф был потрясен, найдя мага стоящим рядом с собой.
— Нет, нет, — спокойнее сказал Громф. — Смотри, король Бренор! Стань свидетелем мощи! Даже дворф должен оценить этот момент славы!
Он уговорил дворфа выйти вперед, и Бренор остро ощутил взрыв горячего воздуха, стоило ему оказаться у края комнаты. Глаза жгло огнем, бороду опалило, но ему было все равно. Он стоял, замерев. Сила этого богоподобного существа была воистину потрясающей.
Река лавы выливалась из ямы. Горячая и густая, она кидалась по подземным венам, заполняя их и устремляясь к Лускану.
Спустя несколько ударов сердца, он услышал, как Громф считает — пронзительное напоминание о долге. Момент очарования ушел, и все еще оглушенный Бренор попятился назад к рычагу.
Бренор не слишком хорошо знал язык дроу, и потому не мог следить за счетом. Но, в конце концов, Громф посмотрел на него, поднимая десять пальцев и начиная отсчитывать в последний раз. Бренор приготовился дернуть рычаг и снова выпустить элементалей, загоняя зверя в яму.
Джарлаксл и Кэтти-бри стояли у отверстия в земле, посреди обломков старой Башни Волшебства, глядя на насыпь из щебня, известняка и драгоценных камней, которые собрали и накидали в яму дворфы. За их спинами, толпа народа следила за происходящим. Многие стояли вполоборота или переминались с ноги на ногу, словно готовясь бежать прочь.
И почему бы нет? Кэтти-бри собиралась взорвать здесь вулкан, огонь Предвечного, призвать того же зверя, что стер с лица земли Невервинтер, уничтожая тысячи жителей.
Внезапно, тонны сваленных в кучу камней слегка подпрыгнули, и Кэтти-бри подскочила на месте.
Джарлаксл крепче сжал её плечи. Взглянув на него, женщина поняла, что наемник чувствовал себя не лучше, чем она.
Щебень снова дрогнул, и вверх из ямы вырвался фонтан лавы. Струя устремилась к небесам, чтобы потом обрушиться вниз. Куча мусора покатилась, начиная вздыматься вверх. Отдельные камни и обломки старой башни плавились, чтобы затем объединиться в однородную смесь. Лава пузырилась, распространяя вокруг ужасный смрад.
Но Кэтти-бри только натянула на лицо шаль, чтобы облегчить тяжелый запах. Ни она, ни Джарлаксл, который, казалось, вообще не замечал зловония, не отвернулись от ямы.
Волна шлака из отверстия в земле поднялась ввысь и теперь, казалось, вытягивалась и разрасталась. По-началу образование было совсем тонким, но оно расширялось, образуя нечто похожее на ствол гигантского дерева. Башня продолжала расти, поднимаясь над головами зрителей на десять футов и не останавливаясь на этом. Большой пузырь образовался сбоку ствола, обращенный прямо на Кэтти-бри и Джарлаксла. Пара осторожно отступила на несколько шагов. Оболочка пузыря лопнула, как они и опасались. Но брызг не было. Вместо того, из отверстия в стволе высунулась толстая ветка, которая постепенно начала поворачивать вверх.
Извержение прекратилось. И новое творение — пятнадцать футов полого ствола и одна массивная полая ветвь, тянущаяся лишь в нескольких футах от тела башни, — выпустило дым из обоих отверстий. Новый материал, этот разогретый, пронизанный силой Предвечного, известняк, блестел в дневном свете, словно мокрый камень.
Вокруг Кэтти-бри и Джарлаксла раздались радостные крики и вздохи восхищения. То, что только что произошло на глазах толпы, казалось почти божественным. Сверхъественное творение, совершенное и богоподобное. Словно горы, выросшие на земле эры назад, поднялось ввысь это каменное строение.
В отличие от всех, Кэтти-бри просто сняла свой платок, не выражая никакой радости.
— Сильное начало, — сказал Джарлаксл, подходя и обнимая женщину. — Это именно то, на что мы надеялись, и даже более того. Твоя идея оказалась верной.
Кэтти-бри слегка кивнула, но выражение её лица не стало мягче.
— Это — момент твоего величайшего триумфа, — сказал Джарлаксл. — Но ведь он не может разделить его с тобой.
Женщина посмотрела на дроу. Она не стала отвечать. Ей и не нужно было. Выражение её лица сказало все за неё.
Казалось, все в мире шло правильно, подходя к прекрасной и нужной цели, но Дзирта здесь не было. Он может не вернуться в течение многих лет, десятилетий. Никогда. Кэтти-бри испытала отчаянное ощущение, что их совместная история наконец была полностью рассказана.
Джарлаксл хотел бы успокоить её, но придержал слова. В конце концов, все, что он мог — согласиться с её мрачными мыслями.
Ивоннель Бэнр даже не заметила, как отвисла её челюсть. Она смотрела в воды бассейна прорицаний, ошеломленная, пораженная красотой и силой того, что творилось на той стороне.
— Громф… прекрасный Громф, — прошептала она.
Её отец возглавлял команду магов и жрецов, под чьим присмотром происходило контролируемое и рассчитанное высвобождение огня Предвечного.
Когда водные элементали снова выскочили из каналов в потолке, заставляя огромного монстра нырнуть обратно в яму, Ивоннель махнула рукой над чашей прорицаний, заставляя магию показать ей Лускан, где её дядя Джарлаксл и человеческая женщина Кэтти-бри стояли перед собственным творением.
Дыхание эльфийки сново перехватило. Ивоннель смогла лишь покачать головой, оценивая масштабы того, что сотворили эти люди. Ствол и первые ростки огромной, дивной башни, полной магии. Полной… самой жизни.
Осмелиться ли она думать о таком?
Было ли подобное вообще возможно?
Разум и сердце твердили Ивоннель, что это сооружение было чем-то большим, нежели простой конструкцией из неживых материалов. Оно напоминало кору некогда великолепного дерева, но женщина чувствовала внутри что-то… что-то живое. Она не могла сказать, было ли её ощущение связано с процессом создания башни или с самой башней, или с обоими этими аспектами.
Все, что женщина знала точно — она только что стала свидетелем чего-то… божественного.
Ей потребовалось время, чтобы оторвать взгляд от бассейна прорицаний и покинуть комнату. После всего увиденного, она долго не могла прийти в себя.
Позвав к себе Минолин Фей, она отправилась к Матроне Матери Квентл.
— Когда ты последний раз говорила с Громфом? — резко спросила Ивоннель, обходясь без расшаркиваний. — Или с Джарлакслом? Ты получала известия от бродяги в последнее время?
— Нет, никаких, — ответила Квентл. — С тех самых пор, как ты разрешила Джарлакслу оставить город с До’Урденом и другими. Я решила, что разумнее держаться подальше от них.
— От меня, ты хотела сказать, — бросила Ивоннель, и Квентл не стала спорить.
— Что еще ты знаешь? — потребовала молодая жрица. — О городе и том, что происходит за его пределами?
Квентл подняла руки, словно сдаваясь. В конце концов, вопрос был слишком всеохватывающим.
— Кто-нибудь злоумышляет против нас или Дома До’Урден? — спросила Ивоннель.
Квентл покачала головой.
— Матрона Мать Зирит находится в Доме До’Урден. Она привела туда всех бывших обитателей Дома Ксорларрин. Ей даже не нужны больше наши солдаты. Только Баррисон Дель’Армго могут поставить её покой под угрозу. Но Матрона Мать Мез’Баррис не осмелиться совершить подобное в ближайшее время.
— Разрешите Матроне Матери Зирит вернуть Дому старое имя — нам не пристало иметь в городе что-то, носящее имя Дома До’Урден, — заметила Ивоннель. — Некогда они были уничтожены, так что оставьте их в покое.
— Но разве это не Дзирт стал Чемпионом Мензоберранзана? — спросила растерянная Квентл, заставляя Ивоннель тихо зарычать.
— Лучше для всех, чтобы о нем просто забыли, — пояснила молодая женщина.
Квентл кивнула.
— Поднимите восстановленный Дом Ксорларрин по иерархической лестнице, — продолжала Ивоннель. — Восьмой Дом, Меларнов, опустите и поднимите над ними Дом Вандри, чтобы те могли сохранить свой статус Седьмого Дома. Это уместно. Таким образом Матрона Мать Жиндия Меларн будет наказана за свое нападение на Дом До’Урден. К тому же, подобная рокировка заранее пресечет любые протесты Дома Вандри.
Мгновение, Квентл обдумывала приказ, а затем кивнула.
— Таким образом, Матрона Мать Жиндия будет представлять Шестой Дом, — снова заговорила Ивоннель. — Пусть так и остается десятидневок на десять. В течение этого времени информируйте Матрону Мать Биртин Фей, что Матрона Мать Зирит поднимется над ними. У Биртин Фей нет сил. Она не сможет с этим поспорить, так как знает — единственная причина того, что она все еще остается в правящем совете — её верность Дому Бэнр. Без нас, Дом Фей-Бранч будет раздавлен той или иной силой. С ним справится даже ослабленный и наказанный Дом Меларн.
— Теперь ты попросишь меня сказать Домам Миззрим и Фен Тлаббар, что и они окажутся внизу, дабы освободить место для возвращения Дома Ксорларрин? — спросила Квентл. Хотя женщина, казалось, придала голосу всю возможную вежливость, в её тоне все равно слышалась нервозность.
— На данный момент Матроне Матери Зирит будет удобно занимать место Пятого Дома, — ответила Ивоннель. — Она не может ожидать от нас большего после своей неудачи с новым городом.
Обдумав приказ, Квентл кивнула.
— Как пожелаешь.
— Вы с сестрой просили меня дать совет на счет Матроны Матери Жиндии Меларн. Так что, вы его получили, — сказала Ивоннель.
Квентл почтительно кивнула и повторила:
— Как пожелаешь.
— Это мой совет, а не приказ, — пояснила Ивоннель. Спустя мгновение, её слова, очевидно, дошли до понимания Квентл. Тетка посмотрела на племянницу, широко распахнув глаза.
— В конце концов — выбор за тобой, — добавила Ивоннель. — Потому что Матрона Мать Мензоберранзана — ты. Не я.
Во взгляде Квентл мелькнуло подозрение. Она даже слегка покачала головой, словно отбрасывая всякую мысль о том, чтобы поверить в такое стечение обстоятельств. Один раз она уже сражалась с Ивоннель, и обеим женщинам — как и всем, кто стал свидетелем их противостояния — было понятно, что Квентл больше не желает воевать с племянницей. Никогда.
Стоящая рядом с Ивоннель Минолин Фей казалась не менее сбитой с толку.
— Если Матрона Мать решит помочь Дому Ксорларрин подняться над твоим бывшим Домом, то ты расскажешь Матроне Матери Биртин обо всех преимуществах этой идеи, — приказала Ивоннель матери.
— Это проверка? — прямо спросила Квентл.
— Проверка? — переспросила Ивоннель.
— Ты хочешь посмотреть, буду ли я следовать твоим желаниям, если ты не станешь приказывать мне, — пояснила Квентл. Женщина выглядела так, словно ей нечего было терять. Как крыса, загнанная в угол.
— Нет.
— Прошу, не нужно играть со мной подобным образом, — взмолилась Квентл.
— Ты — Матрона Мать Мензоберранзана! — огрызнулась Ивоннель. — Ты не должна молить никого, кроме самой Ллос.
Но Квентл только покачала головой. Обескураженная и перепуганная.
— Это не уловка и не проверка, — сказала Ивоннель, чей голос стал ровным и спокойным. — Пусть Минолин Фей станет мне свидетелем. Я переосмыслила наши договоренности и свое место здесь, в Мензоберранзане. Я не стану подчиняться тебе, тетя Квентл. — Последнее женщина произнесла с кривой усмешкой, а затем добавила: — В самом деле, если я не выкажу должного почтения, тебе придется просто страдать от моей дерзости.
Квентл прищурилась, но ничего не сказала.
— Но я не матрона мать, — закончила Ивоннель. — Не теперь и, возможно, никогда. Тебе не нужно бояться, что я попытаюсь присвоить себе трон. На самом деле, ты даже можешь рассчитывать на мою поддержку, в случае, если кто-то выступит против тебя. Я буду твоим самым верным союзником. К тому же, я гарантирую, что Сос’Ампту вполне надежна.
— Почему? — в голосе Квентл явно читалось подозрение.
— Потому что мне скучно, — сказала Ивоннель. — Вы все мне надоели. У меня нет никакого желания играть в те мелочные игры, которые занимают каждый час вашего бодрствования и, без сомнения, не оставляют вас и в Дремлении. Таким образом, я дарую тебе проклятие, а вовсе не милость. Я обрекаю тебя на жизнь, полную страданий.
Все это время Квентл качала головой. Но теперь женщина, казалось, осмелела и заговорила увереннее. Даже её осанка стала более царственной.
— Госпожа Ллос предсказала твое пришествие на Фестивале Основания в Доме Фей-Бранч. Она сказала, что ты, Ивоннель, дочь Громфа, станешь Матроной Матерью Мензоберранзана. Она сказала это лично мне, и потому я не желала и не могла строить козни против твоих планов по возвышению. Ты призвана Ллос, и потому твои претензии на Дом Бэнр, как и на весь Мензоберранзан, законны.
— Но я не хочу, — ответила Ивоннель. — И не буду.
Глаза Квентл распахнулись. Женщина даже отступила назад, в шоке покачивая головой.
— Я оставляю тебя с твоим проклятием, Матрона Мать, — почтительно сказала Ивоннель, одаривая тетку поклоном. — И с Минолин Фей. Моей матерью. Мне кажется, я больше не хочу видеть её.
С этими словами, девушка коротко рассмеялась, развернулась и вышла из комнаты, оставляя двух растерянных женщин беспомощно смотреть ей вслед.
Ивоннель не была слишком удивлена, когда Квентл появилась у её дверей в сопровождении служанки Ллос, принявшей вид дроу. Однако, она все еще продолжала слегка вздрагивать.
— Оставь нас, Квентл Бэнр, — сказала Йеккардарья, как только Ивоннель поприветствовала их.
Молодая жрица не упустила из виду, что служанка не использовала титула Матроны Матери, обращаясь к Квентл. Это было немаловажно.
— Это правда? — спросила Йеккардарья, когда они, наконец, остались одни.
— Что именно?
— Ты уверена, что действуешь во славу Госпожи Ллос?
Ивоннель пожала плечами.
— Я могу делать только то, что считаю правильным. И надеется, что мои действия порадуют богиню. Разумеется, если ты не хочешь, чтобы я по каждому вопросу бегала к ней или одной из твоих сестер.
Служанка нахмурилась в ответ на подобную дерзость.
— Ты думаешь, это игра, дочь Громфа? Ты хочешь на собственной шкуре понять, что это не так?
— Паучья Королева желала остановить Демогоргона, — ответила Ивоннель. Голос женщины прозвучал слегка нерешительно, так как на мгновение ей стало неуютно перед лицом открытой угрозы. — Я все организовала. Очень умно, как мне кажется.
— Используя отступника.
— Достойный штрих, — запротестовала Ивоннель. — Сейчас зловоние вокруг Дома До’Урден распространилось достаточно для того, чтобы Матрона Мать Зирит встала во главе Дома и заняла место в Правящем Совете. Это снова укрепит власть Матроны Матери и альянс Дома Бэнр.
— Матроны Матери, имя которой не Ивоннель, — напомнила ей Йеккардарья. — Даже несмотря на то, что именно таково было обещание Паучьей Королевы. Ты хочешь выставить Ллос лгуньей?
На мгновение, Ивоннель захотелось заметить, что Ллос, Королева Хаоса, должна бы иметь подобный титул, но она мудро не высказала мыслей вслух.
— В критический момент я стала Матроной Матерью, и все в городе понимали это, — ответила она вместо того. — Я ответила Демогоргону и не принимала приказов от Квентл и других Матрон Матерей.
— Но не официально.
— Ну, возможно в будущем я снова приму титул Матроны Матери, — быстро добавила Ивоннель. — Мне многому стоит научиться.
— Ты ведешь себя так, словно у тебя есть выбор.
Ивоннель подняла руки. Что она может сказать?
— Ты расстроила Паучью Королеву, — добавила служанка, и выражение Ивоннель круто изменилось. В её глазах мелькнул страх и непонимание. Расстройство Ллос нельзя было оставить без внимания.
— Ты должна была уничтожить еретика сразу после того, как он сделал то, что должен был сделать, — пояснила Йеккардарья. — Ты могла превратить его в драука, как посоветовала Матрона Мать Квентл. Ты могла бы пытать его, пока боль не стала бы для него привычной, а затем протащить к месту казни по улицам Мензоберранзана, позволяя каждому Дому, каждому дроу плевать на него и бить его. Но ты этого не сделала. Мало того, ты поступила умно, слишком умно.
— Ты не можешь отрицать, что мой план заставить его убить ту, что он любит больше всего на свете мог быть…
— Я отрицаю, что твой план сработал, — прервала её служанка. — Ты поспоришь с этим?
Ивоннель тяжело посмотрела на Йеккардарью. Они знают! Она не могла поверить, как пристально следили за ней и Дзиртом. Неужели Ллос и её приспешникам не хватает забот среди кружащихся серых туманов Абисса, особенно после того, как грандиозный план по изгнанию демонических лордов на Первичный Материальный План дал Паучьей Королеве такое большое поле для деятельности.
Но они знали о подробностях происходящего здесь, и Ивоннель облизала губы, ожидая удара карающей длани.
— Значит, ты не хочешь становиться Матроной Матерью сейчас? — спросила Йеккардарья.
— Я приму это, если таково желание Ллос, — ответила Ивоннель, ненавидя себя за трусость.
Но что поделать.
— Возможно, когда-нибудь так и будет, — ответила служанка. — Сейчас, даже с воспоминаниями и пониманием своей тезки, которые достались тебе в качестве великого дара Паучьей Королевы, ты явно не готова выполнить подобную задачу. Так что уходи. Оставь город. Ведь ты хочешь именно этого.
Ивоннель уставилась на Йеккардарью. Лицо девушки перекосило от шока.
— Иди, исправь ошибку, которую совершила с отступником, — добавила Йеккардарья.
— Ты хочешь, чтобы я убила Дзирта До’Урдена? Или притащила его назад в город? Или в Абисс, чтобы он предстал перед тобой или Госпожой….
— Я хочу, чтобы ты пошла и сделала так, как считаешь правильным, — объяснила служанка. — Если ты хочешь стать Матроной Матерью, то Госпожа Ллос должна увидеть, что ты способна принимать нужные решения.
— Я…
— Ты боишься? — промурлыкала Йеккардарья.
После минутного колебания, Ивоннель кивнула.
Йеккардарья рассмеялась и оставила женщину одну.
— Это ты ему показал? — спросила Саван Афафренфера.
Пара стояла на балконе, с которого открывался вид вниз, на круглую яму. Здесь монахи выполняли основную часть своих боевых тренировок и спаррингов. На этот уровень вело множество дверей. Каждый проход был с обеих сторон окружен продуманными стойками, на которых располагалось любое оружие, доступное человеческому воображению — и даже несколько экзотических экспонатов, которые были мало известны за пределами ордена. Центральная часть залы была приподнята над землей. Внешний край выступа был окрашен в оранжевый цвет, а пол сверху украшен символами огня. Там же было и новейшее дополнение к интерьеру залы — мозаика, изображавшая приготовившегося к прыжку тигра.
— Дзирт тренируется так дольше, чем я живу, — ответил Афафренфер. — Дольше, чем жила бы мать матери моей матери. Это его собственный способ, и, как он сам мне говорил, довольно распространенный среди дроу.
— Тогда, не удивительно, что их воинов боятся, — ответила Саван. Облокотившись на перила, она следила за движениями следопыта. Если Дзирт и заметил зрителей, то он не выказал никаких признаков этого. Эльф развернулся и пригнулся, очень медленно, точно имитируя движение, которое мог бы сделать в реальной битве. Его клинки слились, двигаясь, словно два потока чистейшей воды, пересекаясь, соединяясь и снова расходясь в стороны. Такие текучие и совершенные, что нельзя было понять, где кончается взмах одного скимитара и начинается выпад второго.
— Завораживающе, — сказала Саван. Развернувшись к Афафренферу, она заметила без всякого сарказма, — может быть, это мне, а не тебе стоит потратить время на его обучение?
Афафренфер выпрямился в ответ на это неожиданное замечание.
— Ты сомневаешься в моих способностях? — спросил он без насмешки, как и без любой иной эмоции. Саван никогда не сказала бы подобное в качестве оскорбления, и потому для Афафренфера было бы непростительно трактовать её слова именно так.
— Едва ли.
— Тогда, почему?
— Может быть, я боюсь, что ты научишься у Дзирта другому пути? — сказала женщина с кривой усмешкой.
Только теперь Афафренфер начал понимать. В ближайшее время они сразятся, так как Афафренфер попытается подняться и стать Мастером Восточного Ветра. На данный момент это звание принадлежало Саван. В ордене носить его может лишь один. Если Афафренферу удастся справиться со всеми другими требованиями, что, принимая во внимание его заметный прогресс, казалось, было не за горами, он вполне заслуженно сможет бросить вызов Саван, сойдясь с ней в поединке в этой самой комнате. Победитель получит титул, который сейчас носит Саван, проигравший вернется в ранг, принадлежащий Афафренферу.
— Тренируя Дзирта, я замедлю собственное развитие, — ответил Афафренфер. — Может быть, ты сможешь ускорить свои тренировки и стать Мастером Зимы. Этот ранг выше твоего, но место все еще пустует.
В ответ на это замечание, женщина кивнула. Так и есть. По рангу выше Саван в ордене были лишь Первинкл Шин и Магистр Кейн.
— Ты думаешь, я боюсь нашего боя? — спросила Саван, снова улыбаясь. Разумеется, такие сражения были жестокими, лишенными всякой сдержанности и зачастую оба противника могли провести много дней или десятидневок поправляя свое здоровье. Потерпевший поражение в таком бою принимал его, потому что второй противник доказывал свое превосходство. Ответом на проигрыш никогда не могли стать гнев или месть. Только честный взгляд внутрь себя, самодисциплина и возобновление тренировок.
— Как думаешь, кто из нас когда-нибудь бросит вызов Магистру Кейну? — спросила Саван. Афафренфер недоверчиво уставлся на неё, а затем пожал плечами и покачал головой.
— Это никогда не буду я, — призналась Саван. — Я уже миновала расцвет своей молодости, а прохождение Испытания Четырех Сезонов — задачка посложнее всех предыдущих испытаний вместе взятых.
Афафренфер кивнул, понимая её. В Ордене Желтой Розы было всего семнадцать ступеней посвящения. Афафренфер добрался до одиннадцатой, Саван — до двенадцатой. Мастер Первинкл Шин был Мастером Лета. Пятнадцатая ступень.
Теперь Шин был старым человеком, который мало времени уделял тренировкам. Он открыто признавал, что дошел до пределов своих способностей, и потому никогда не достигнет следующей ступени — Мастера Весны. Не говоря уже о том, чтобы пройти через все испытания и бросить вызов великому Магистру Цветов.
Афафренфер верил, что Саван также честна на счет собственного развития. Она могла бы стать Мастером Зимы, поднимаясь на тринадцатую ступень, хотя разница в уровне мастерства и внутренней силы между двумя этими рангами была, пожалуй, одной из самых ощутимых в ордене, уступая только ступени Магистра Цветов.
Но Афафренфер был молод — достаточно молод, чтобы преодалеть эти барьеры, если полностью посвятит себя этому.
Монах изгнал из головы тщеславные мысли и молча выругал себя за них. Цель была — должна была быть — в самосовершенствовании, а не в получении титулов.
Теперь он осознавал истину. Благодаря времени, проведенному в одном теле с Магистром Кейном. Самым великим препятствием, стоящим перед лицом Мастера Афафренфера, были ложные цели и отвлечение внимания. На сверкающие побрякушки или на золотое колечко, которое так и рвется упасть в руки. Или на то, что было характерно лишь для Афафренфера. Самое разрушительное из всего — любовь к человеку, который доказал, что не заслуживает её.
Да, это было самым крепким внутренним барьером молодого монаха. Препятствие таилось не в системе перехода со ступени на ступень в Ордене Желтой Розы — хотя её устройство, конечно, оказало свое влияние. В действительности, эти ранги в немалой степени были формальными. Они просто показывали, и не всегда точно, какого уровня гармонии достиг тот или иной монах. Физически или эмоционально.
Отсутствие гармонии будет вредить Афафренферу. Оно не даст ему достичь наивысшего удовлетворения и понимания окружающего мира, своего места в этом мире. Понимания самой жизни. Прежде, чем покинуть это место и бежать в Тень вместе со своим любовником — Парбидом, Афафренфер был очень близок к званию Мастера Ордена Желтой Розы. С момента своего возвращения, не без помощи Магистра Кейна, Афафренфер резко поднялся на несколько ступеней, став Мастером, Сверх Мастером, Мастером Драконов, и быстро пройдя через испытания Четырех Ветров, добравшись до ступени, на которой он смог бы бросить вызов Саван. Во времена их совместного обитания в одном теле, самым важным и полезным даром Магистра Кейна стало напоминание Афафренферу о том, кто он такой и почему явился в орден. Афафренфер никогда бы не смог достичь того уровня, что имел до побега с Парбидом, если бы не вернулся в орден совершенно удовлетворенным.
Теперь он снова шел по этому пути, полностью сосредоточившись, однако ему постоянно приходилось напоминать себе обо всем произошедшем.
Он прошел мимо Саван, глядя вниз, на Дзирта, и кивнул. Об уровне сосредоточенности этого дроу он мог только мечтать.
— Какая жалость, что этот великолепный воин потерял себя, — сказала Саван, словно читая мысли монаха.
— Тогда, мы найдем его, — ответил Афафренфер.
— Это одновременно не сложно и очень тяжело, — сказал Дзирту Афафренфер. — Когда тело приняло эту позу, твоя боль и развитие зависят только от тебя.
— И ты доводишь себя до пределов гибкости, — ответил Дзирт. Афафренфер улыбнулся.
Пожав плечами, дроу изобразил движение, показанное другом-монахом. Сначала он стоял совершенно прямо, затем — резко присел. Плавно вставая снова, он поднял руки над головой, после чего наклонился так далеко назад, что смог видеть большую часть стены за своей спиной. С внезапным и мощным взмахом, Дзирт подался вперед, сгибаясь в талии и прижимая голову к коленям. Так он простоял некоторое время, чувствуя легкое натяжение где-то в задней части ноги. Но ничего из того, что он не смог бы терпеть долго, очень долго.
И он терпел, как и просил его Афафренфер. Дроу стоял совершенно неподвижно, пока горели свечи, а солнце все ниже склонялось к западу.
— Обрети мир, — снова и снова тихо шептал монах.
Но Дзирт ничего не обрел. Он все еще был в теле, но потерял свое сердце.
Это было все, чем они занимались в ближайшие несколько часов. Мастер Афафренфер показывал Дзирту движения, которые в Ордене Желтой Розы прозвали «Детской Грацией». Эти движения призваны были освободить разум и облегчить тяжесть на сердце, равно как снять физические ограничения собственного тела.
Каждое из них Дзирт выполнял почти идеально. Ему требовалась для этого лишь пара попыток. К тому же, он демонстрировал такую потрясающую ловкость и выносливость, удерживая позу, что Афафренфер мог только почесать подбородок, раздумывая над тем, есть ли в этих практиках хоть какая-то польза.
Но ведь Мастер Первинкл Шин приказал ему сделать это, объяснив, что он лишь передает приказы Великого Магистра Кейна. И как в таком случае Афафренфер мог отказаться или задавать вопросы?
Дзирт начинал уставать от этого путешествия. Он чувствовал себя на борту корабля, которым не мог управлять, и коль уж этим кораблем была его собственная жизнь, то эта дурацкая поездка в Монастырь Желтой Розы уже в первые дни не принесла ему ничего, кроме растущего разочарования.
Дни шли, и Мастер Афафренфер, разумеется, отметил подобное состояние дроу, как и другие. И потому ранним утром седьмого дня монах не пришел за Дзиртом, чтобы снова приступить к Детской Грации.
Вместо этого, среди занавесок, заслонивших маленькую комнату Дзирта от личных комнат многих других обитателей, возник пожилой человек. Мастер Первинкл Шин. Лицо человека было бесстрастным, и он молча приказал Дзирту следовать за собой.
— Тебе это не потребуется, — заметил монах, когда дроу направился за своими вещами. — Ничего из этого. Только мантия, которую мы тебе дали.
Дзирт помедлил, бросая на старого монаха быстрый взгляд. В конце концов, он пожал плечами и подчинился. Ему казалось, что его пассивное подчинение всей этой ерунде подходит к концу.
Магистр Шин привел Дзирта в небольшую круглую залу, одно из немногих мест этого грандиозного комплекса, в котором имелись статуи, разные цветы и прочие украшения. Прежде, чем последовать в комнату за Мастером Шином, Дзирт все же помедлил.
Точно в центре комнаты, в богатом подсвечнике стояла большая свеча, что заставило Дзирта подумать о зале для призыва. Он провел некоторое время, разглядывая пол, ища рисунки, пентаграммы или руны. Но, на сколько он мог судить, пол был голый и совершенно лишенный всякой живописи.
— Встань у свечи напротив меня, — попросил Мастер Шин, занимая место прямо напротив двери и снова поворачиваясь к Дзирту.
— Что за существо ты собираешься вызывать? — спросил дроу, двигаясь вперед, чтобы занять свое место.
— Вызвать? Призвать?
Дзирт кивнул на свечу.
— А, — бросил Мастер Шин. — Нет, мой друг. Я не маг. Надеюсь, что мы призовем здесь лишь мгновения тишины.
Дзирт не знал, что это может значить, и потому просто пожал плечами. По его мнению, разницы все равно не было.
Мастер Шин расставил ноги чуть шире плеч, а затем слегка развернул носки в стороны. Он соединил ладони на груди, словно собираясь молиться, и медленно согнул ноги, опускаясь на корточки.
— Ты можешь повторить это? — спросил он, закрывая глаза.
Дзирт скопировал движение ног монаха.
— И руки, тоже, — приказал Шин, и Дзирт подумал, что любопытно было бы узнать, каким образом человек с закрытыми глазами заметил это упущение.
Дзирт поднял руки.
— Эта поза причиняет тебе боль? — спросил Мастер Шин.
— Нет.
Первинкл Шин встал, но протянул руку, когда Дзирт захотел сделать то же самое. Мастер вытащил небольшой предмет из кармана своей мантии. Легким движением, он создал на его вершине крошечный язычок пламени.
— Кремень, сталь и фитиль, — пояснил Мастер Шин, зажигая большую свечу. — Мы называем это «запал».
Он поднес небольшой предмет, запал, ближе к себе, задувая пламя и возвращая его назад в карман.
— Я оставлю тебя с твоими мыслями, — сказал Мастер Шин дроу. — Оставайся в этой позе как можно дольше. Пока хватает сил. Пока не подведет выносливость.
— Может потребоваться очень много времени, — заметил Дзирт, но Шин, казалось, не заметил этого или, во всяком случае, не обратил внимания.
— Когда тебе придется оставить эту позу, когда ты потерпишь поражение, прошу, просто погаси свечу и жди моего возвращения.
— Сколько.
— Это не должно тебя заботить. Как долго ты сможешь просидеть так? Пока свеча не сгорит?
Дзирт скептически посмотрел на горящую свечу. Она была не из тех, что носят в руке по темному дому.
— Дни? — спросил он.
Мастер Первинкл Шин усмехнулся и вышел из комнаты.
Дзирт посмотрел на свечу. Он сильнее сжал ладони и сел поудобнее. Он думал, не стоит ли ему слегка подуть на свечу. Может быть, порыв воздуха заставит её гореть быстрее.
А может, она вовсе погаснет.
Хотя какая ему разница, в конце концов?
Он подумал о Кэтти-бри и великом обмане, в ловушку которого он попал. Он подумал о Мензоберранзане. Доме, который никогда не был его домом. О жертве Закнафейна, которую он увидел в своем бреду в Доме До’Урден.
Он спрашивал себя, был ли это сон?
Он спрашивал себя, кто решал, что есть реальность, а что — иллюзия?
Он спрашивал себя, кто здесь был кукловодом?
Он думал и спрашивал себя.
Он спрашивал себя и думал.
В конце концов, его вопросы стали размытыми.
И поэтому он часто вздрагивал, сжимая руки, словно пытаясь оттолкнуть от себя разочарование. Он поджал ноги, заставляя мышцы гореть от боли.
Его мысли блуждали. Очертания комнаты таяли. Его тело потеряло свое положение и дроу провалился… во тьму.
— Теперь — встань, — услышал он голос Мастера Шина.
Дзирт открыл глаза. Он лежал на полу перед свечой. Дроу смутно помнил, как сдавил пламя большим и указательным пальцем, прежде чем рухнуть на пол. Он лежал здесь очень долго, вероятно, часы. Но не помнил, как заснул.
— Ты, должно быть, голоден, — добавил монах. Упоминание об этом действительно заставило Дзирта почувствовать голод.
— Сколько? — спросил он.
Мастер Шин склонился, чтобы осмотреть свечу, на которой виднелись засечки для определения степени выгорания.
— Я имел в виду, сколько я пробыл здесь? — уточнил дроу.
— Сейчас утро.
Дзирт кивнул, после чего заметил на лице Шина любопытную усмешку.
— Что такое?
— Что?
Подбородком, Дзирт указал на свечу.
— Тебе смешно?
— На самом деле, я удивлен. Хотя это было предсказуемо.
— О чем ты? — потребовал дроу.
— Я был свидетелем твоих рутинных утренних тренировок и слышал о великих подвигах в бою от Мастера Афафренфера. И от дроу Джарлаксла, который привел тебя сюда. А еще я знаю обо всем этом по слухам, в которых иногда упоминается твое имя. Я не сомневаюсь, что ты мог бы с легкостью победить многих в этом монастыре, и ты честно достиг подобного уровня мастерства.
Он повернулся к свече.
— И в то же время, судя по этой проверке, здесь есть много молодых монахов, некоторые из них даже не заслужили звания брата или сестры, которые могли бы одержать над тобой верх.
Дзирт не позволил своей гордости обратиться в гнев.
— Может быть, я не считал это проверкой.
— Ну конечно же ты считал. Ты считаешь таковым все в своей жизни, — он подошел к двери, жестом приказывая Дзирту следовать за собой. В этом его последнем замечании прозвучало оскорбление. Или последнее предупреждение.
Позже тем же днем, Дзирт вернулся к упражнениям с Афафренфером, едва ли получив больше объснений. Несколько дней спустя он снова был посажен на корточки перед свечой, чтобы поутру его, голодного, снова разбудил Мастер Шин.
И так продолжалось день за днем. Казалось, в этом не было никакой цели.
В свой третий визит в комнату со свечой Дзирт не повиновался приказу Мастера Шина.
— Хватит, — сказал он. — Я не вижу смысла.
— Твоя вторая попытка была такой же, как первая, — ответил монах. — Даже хуже.
— Именно поэтому.
— Это не твой выбор.
— А чей? — потребовал Дзирт.
— Тех, кто заботится о тебе. И твой собственный, если ты будешь достаточно мудр, чтобы заглянуть в свое сердце.
— Какие претензии, — Дзирт убедился, что голос прозвучал достаточно едко.
Лицо Мастера Шина оставалось бесстрастным. О, он был очень хорош в этом, подумал Дзирт. Это раздражало дроу больше, чем должно было.
— Ты примешь вызов? — спросил Мастер Шин.
— Я закончил с вашими проверками, — ответил дроу. — Пришло время уходить.
Мастер Шин только пожал плечами, что удивило Дзирта. Он думал, что ему откажут в этом праве.
— Есть только один человек, способный встать на твоем пути, — сказал монах вместо возражений. — Ну, собирай вещи и я покажу тебе дорогу.
Дзирт замер, пытаясь разгадать эту загадку. После того, как Первинкл Шин покинул залу, он долгое время смотрел на дверь и коридор за нею. Собрав вещи, он поспешил за монахом.
— Встать на пути? — спросил он скептически. — Я теперь пленник?
— Ты попал в плен прежде, чем пришел сюда, Мастер До’Урден. Именно поэтому тебя привезли сюда. И именно поэтому мы согласились позволить тебе войти.
Он привел Дзирта в среднего размера уютную комнату с прекрасным очагом. Сейчас огонь в нем не горел. Рядом с камином стоял лишь один стул, но обитатель комнаты не пользовался им, садясь на корточки перед очагом и глядя на пепел.
— Твое положение — твоя тюрьма, — загадочно пояснил Мастер Шин, указывая на сидящего человека. Развернувшись, он ушел, закрывая за собой дверь.
Человек на корточках даже не попытался встать. Он не обернулся, чтобы посмотреть, кто пришел в его комнату. Глядя на совершенную неподвижность хозяина комнаты, Дзирт задался вопросом, знал ли тот о том, что находится здесь не в одиночестве.
Дзирт позволил этой игре продолжаться. Время шло без каких-либо событий. Наконец, Дзирт подошел к креслу и сел, окидывая лицо человека более пристальным взглядом.
Мужчина был старше Первинкла Шина. Казалось, он разменял седьмой десяток, может быть, даже восьмой, хотя его мышцы, по крайней мере те, что не скрывала его простая белая одежда, как и гибкость тела, учитывая его позу, говорили о человеке гораздо моложе.
Дзирт понял, что это — Магистр Цветов, легендарный монах по имени Кейн, который в прошлом веке воевал на стороне Гаррета. Теперь же он, по какой-то причине, до сих пор был жив.
А был ли? — подумал дроу. Задумавшись об этом, он усмехнулся. Так многие из них были живы, хотя давно должны были лежать в могиле. Это не было случайностью. Это был обман.
Афафренфер часто говорил с ним об этом человеке. Он даже говорил, что Кейн был с ним, деля тело, в войне на Серебряных Пустошах. Достижения Афафренфера, в частности, убийство белого дракона на склонах Форспика, действительно говорили о чем-то сверх человеческих возможностей.
Джарлаксл тоже рассказывал Дзирту об этом человеке, Кейне, только подтверждая то, что уже было известно следопыту. Он говорил, что они с Энтрери встречали этого человека, даже сражались с ним, когда проходили через Земли Кровавого Камня много-много лет назад.
Кейн не показывал, что заметил Дзирта. Его глаза была распахнуты, но дроу казалось, что этот человек едва ли вообще видит эту комнату. У него появилось ощущение, что монах был пустым, созданным мыслью, совершенно пустым и полностью расслабленным, несмотря на неудобную позу.
Может быть, это было испытанием терпения. Ему нужно прервать медитацию Магистра Кейна или просто подождать человека?
Он решил ждать. Минул день. Дзирт поднялся на ноги, несколько раз обходя вокруг и стараясь соблюдать спокойствие. По крайней мере, относительное. Он обнаружил, что чувствует себя все более взволнованным. Его живот урчал от голода.
В комнате темнело. Дневной свет гас.
Дзирт откинулся на спинку стула и закрыл глаза. По крайней мере, он может впасть в Дремление.
Голос был таким ненавязчивым, что Дзирту потребовалось время, чтобы понять — разговаривают именно с ним, а потом еще немного времени, чтобы додуматься, что голос вполне материален и не является каким-то ментальным вторжением.
— Ты собираешься покинуть нас, — сказал Кейн.
— Я трачу свое время, — ответил Дзирт, спустя некоторое время.
— Вся твоя жизнь — сплошной обман. Так ты решил, — ответил Кейн. — И нет ли разницы — тратить время здесь или проводить его в бессмысленных и бесполезных действиях?
Простая логика монаха удержала Дзирта от ответа, но не помогла ему уменьшить собственное раздражение.
Кейн повернул голову, глядя на дроу.
— Я хотел бы, чтобы ты остался. Я считаю, что здесь ты найдешь ответ. Или хотя бы дорогу к нему.
— Если ты знаешь ответ — скажи мне.
— Если я скажу тебе ответ — ты не поверишь. На самом деле, ты, скорее всего, станешь доверять мне еще меньше, да?
— Может быть, я уже не доверяю тебе.
— Может быть, — сказал Кейн, поворачиваясь к очагу. — Ты знаешь о четырех элементальных планах?
Дзирт с любопытством посмотрел на монаха.
— Разумеется.
— Мы связываем с ними наши учения и наши практики, — пояснил Кейн. — Для продвижения по лестнице Ордена Желтой Розы, нужно обрести гармонию среди четырех элементов.
— Вы плаваете и бегаете по горячим углям? — легкомысленно и без особого почтения спросил Дзирт. Он понял это, как только слова слетели с его губ. Ему очень хотелось взять свой вопрос назад, но он почувствовал себя немного лучше, когда Кейн слегка улыбнулся. Улыбка монаха была теплой. Совсем не обиженной.
— Земля — это материальный мир вокруг нас, — пояснил Магистр. — Это наше место в мире и то, как мы должны жить в соответствии с ним. С точки зрения природы и общества. Это наша внешняя мораль.
Дзирт кивнул. Это казалось довольно просто.
— Воздух — это дух, — сказал Кейн. — Его труднее всего определить и труднее всего понять. Это наше место в мультивселенной, наша жизненная энергия, содержащаяся в этой бренной физической оболочке. Это вопрос понимания накладываемых жизнью ограничений и того, что мы, в то же время, являемся частью чего-то гораздо большего. Таков парадокс рационального существования. Воздух — это способность найти покой в хаосе и неопределенности земной жизни.
Слова монаха вернули Дзирта в одну из тех ночей на Пирамиде Кельвина. Вокруг него сверкали звезды, и его разум устремлялся вверх, чтобы стать единым целым с ними, частью какой-то огромной системы, которая оставалась за пределами его понимания. Он довольно глубоко понимал слова Магистра Кейна. Выражение его лица и кивки недвусмысленно говорили об этом, что было также встречено широкой улыбкой Кейна.
— Огонь — это физическое совершенство, боевое искусство, закаленный характер, — продолжал Кейн. — Ты достаточно продвинулся в этой стихии. Возможно так же хорошо, как любой, кто обучается сейчас в монастыре. Твои навыки и дисциплина в сфере огня весьма примечательны.
— Как твои? — спросил Дзирт. Ему пришло в голову, что вопрос прозвучал, словно вызов. Может быть, это и было вызовом.
— Это не важно, — ответил монах. — Теснее всего огонь переплетается с водой. А вода — это мысли. Спокойные и текучие. Как бы хорошо ты не освоил огонь, Дзирт До’Урден, все твои достижения нивелируются мысленной плотиной, заслоняющей реку, текущую внутри тебя. У тебя внутри нет ни покоя, ни свободного тока, и потому ты не так уж грозен, как тебе кажется. Ты ранен и сломан.
Дзирт тяжело уставился на человека, почти желая ударить его.
— Слабый результат, показанный тобой в медитативной позе, сводит на нет все, чего ты достиг в стихии огня, — сказал Магистр Кейн.
В голосе человека не было и намека на оскорбление, и все же Дзирту пришлось несколько раз повторить себе, что монах не желал унизить его. Все его разочарование снова закружило вокруг него. Черные крылья, за которыми он потеряет себя навсегда. Ему просто хотелось найти цель для этого разочарования. Дроу поморщился, и отметил, что Кейн, который даже не смотрел на него, понимающе кивал, словно читая каждую мысль Дзирта.
Демон, что обманывает его, может знать. Ллос может знать.
Рука Дзирта скользнула к его скимитарам, но Кейн встал и развернулся к нему лицом.
— Я не хочу, чтобы ты уходил сейчас. Ты отрицаешь все свои достижения, а также память и честь, которые привели тебя к этим достижениям. Ты потерял свою дорогу — не имеет значения, что стало тому причиной. И я хочу помочь тебе найти её снова.
— Тогда просто скажи мне!
— Это не ложь, — тихо ответил Кейн. — Все это — не ложь. Твоя жизнь такова, какой ты воспринимаешь её сам.
Лицо Дзирта слегка смягчилось.
— И ты не можешь поверить мне. На самом деле, сейчас ты веришь мне еще меньше, если подобное вообще возможно. Но это не важно. Останься. Тебе некуда идти.
— Только если я не уверен, есть ли мне чему поучиться у вас, — ответил Дзирт.
— Тогда убей меня на арене, — сказал Кейн. — Я организую наш поединок сейчас же.
Дзирт откинулся на спинку стула, недоверчиво уставившись на монаха.
— Используй свои клинки и все известные тебе приемы, — продолжал Кейн. — Если хочешь, бери даже свой лук.
— В таком случае, я могу просто держаться подальше и пристрелить тебя.
— Тогда это должно быть легко.
Кейн двинулся прочь из комнаты, останавливаясь, чтобы развернуться и сделать знак Дзирту следовать за собой.
— Ты боишься встретиться со мной в бою? Или с самим собой? — спросил монах.
Все вокруг казалось Дзирту таким нереальным. В этот ужасный момент он чувствовал себя куда более уверенным. Однако, он жестко успокоил свои мысли, говоря себе, что здесь он, возможно, найдет так необходимый ему ответ. Он напомнил себе, что единственным возможным деянием, способным ускорить конец этого обмана, вне зависимости от конечной цены, должно было быть стремление к зыбучим пескам, на которых теперь стоял Дзирт.
Они вошли в круглую залу, и Кейн отослал нескольких находящихся внутри монахов, оставляя их наедине. Некоторые обитатели монастыря, в том числе Первинкл Шин, Саван и Афафренфер, остались на смотровой площадке. Магистр Цветов повернулся к Дзирту, складывая ладони у груди, а затем низко поклонился. Он занял боевую стойку, которая напомнила Дзирту что-то там о новой шпаге Реджиса. Этот боевой стиль, с выставленной вперед ногой, чей носок указывал на Дзирта. Задняя нога стояла перпендикулярно телу и тяжело упиралась в землю.
Кейн, однако, согнул заднюю ногу, выдвигая вперед переднюю. Монах пригнулся, словно собираясь извернуться и нанести удар.
Дзирт замешкался. Его рука коснулась скимитаров, хотя сражение казалось ему смешным. Кейн был безоружен. К тому же, совершенно лишен какой-либо брони. Дзирт же держал в руках меч, который мог бы рассечь человека пополам, который мог разрезать кости и мышцы так же легко, как рука может пройти через воду.
— Ты не уверен, — заметил Кейн, слегка расслабляясь.
— У меня нет ни малейшего желания убивать тебя.
— Даже если я — просто обман? Тебя ведь это смущает, не так ли?
— Если ты не обман, а человек, о котором я слышал во множестве героических историй, то твое убийство станет прискорбной пародией, — бросил Дзирт. — А если ты — лишь новая иллюзия, часть обмана — я ничего не выиграю от сражения с тобой, потому что…
Он закончил, протяжно вскрикнув, так как Кейн атаковал внезапно и жестоко, делая кувырок и дважды ударяя Дзирта ногой. Этот прием заставил дроу отступить. Эльф перекатился, кувыркаясь трижды, чтобы погасить большую часть импульса. Однако, оказавшись у стены невдалеке от Кейна, он поморщился от боли, пытаясь отдышаться.
Кейн рассмеялся.
— Возможно, все будет не так уж трудно, как я ожидал, — поддразнил Магистр Цветов. — Вытаскивай клинки, Дзирт До’Урден.
— А если я откажусь?
— Тогда я ничем не смогу тебе помочь, — ответил Кейн, как ни в чем не бывало. — И, в соответствии с моим договором, заключенным с Джарлакслом, я просто убью тебя. Здесь и сейчас. Ты этого хочешь?
Дзирт недоверчиво уставился на монаха и покачал головой, когда Кейн сдвинулся с места. Теперь он действительно шел с определенностью убийцы.
Резким движением, дроу вытащил скимитары. То же движение толкнуло Дзирта вперед, совершая внезапное нападение на приближающегося монаха. В этот момент, он должен был одержать победу. Его нападение и удар были выполнены отлично, и слишком быстро. Так, что практически любой противник не успел бы заметить начала атаки.
Но это был Магистр Цветов, легендарный воин. Левая рука Кейна взлетела вверх… Стоило Видринас завершить выпад, и монах стукнул клинок тыльной стороной ладони. Удар пришелся по плоской части лезвия, заставляя его отлететь в сторону, не причиняя вреда.
Движение Ледяной Смерти также не было неожиданным. Вслед за краткой задержкой последовал низкий замах слева на право, прошедший чуть ниже талии монаха. Острый край лезвия был направлен в сторону человека, а удар был таким мощным, что Кейн, конечно, не мог использовать для парирования собственное тело.
Клинок рассек воздух, и Кейн, казалось, просто исчез с его пути. Так плавно и быстро монах подпрыгнул, подгибая ноги, а затем снова ставя их на землю. Не медля ни секунды, Магистр бросился в атаку.
Дзирт притормозил, рубя Ледяной Смертью под углом вверх. Сам дроу уклонился в сторону, не желая вступать в ближний бой с безоружным монахом. Со скимитарами у него было преимущество в радиусе удара, и это было не то преимущество, которое он хотел терять.
Но Кейн уже оказался позади, двигаясь так же быстро, как Дзирт — даже быстрее! — несмотря даже на магическую помощь, которую оказывали волшебные поножи дроу.
Монах подпрыгнул, переворачиваясь влево. Его левая нога совершила высокий круговой удар, и Дзирт вынужден был отклониться назад, чтобы избежать атаки. Но Кейн быстро пришел в себя, касаясь земли правой ногой, а левой совершая прямой выпад.
Дзирт скрестил скимитары, чтобы блокировать атаку, но сила удара заставила его отступить, едва не выбивая клинки из его рук. У дроу хватило ума, чтобы поднять один из скимитаров, совершая им круговое движение и целясь прямиком в вытянутую голень монаха.
С потрясающей ловкостью, Кейн развернул ногу и убрал её прямо перед ударом, сгибая в колене так, чтобы провести прямо над опасным лезвием. Снова повернув ногу, он вытянул её, выкручивая руку Дзирта и угрожая выбить скимитар.
Но Дзирт отпустил Видринас, чтобы убрать руку прежде, чем нога Кейна сможет перекрутить и сломать её. Пригнувшись, дроу снова подхватил клинок прежде, чем Кейн смог освободиться.
Дзирт рванулся вправо. Кейн держался близко позади него. Дважду дроу мудро скрещивал скимитары над головой и позади себя, чтобы блокировать новый удар. Он свернул вправо, а затем, пригибаясь, уклонился влево, отрываясь на несколько шагов от монаха.
— Волшебно! — поздравил Кейн. — О, прошу тебя, воин, не разочаруй меня. Не заставляй меня убивать тебя здесь.
Дзирт едва слышал эти слова. Сейчас его больше всего волновала левая нога Кейна. Особенно — часть под коленом монаха. Там должна была быть кровь. Его удар был сильным, даже несмотря на блестящее парирование умного Кейна.
Но крови не было. Ни капли. Это заставило Дзирта задуматься, не была ли белая туника монаха каким-то образом защищена. Быть может, выкована из митрила.
Кейн снова атаковал. Руки и ноги мелькали в бешенном темпе.
Хотя Дзирту был хорошо знаком этот тип боя. Его клинки работали быстро и уверенно, перехватывая удары и неоднократно противодействуя блокам и парированиям Кейна. Дроу помнил свои бои с Энтрери, а может даже с Марилит, где движения были слишком быстры для сознательного контроля. Это была чистая реакция и перетекание форм.
Обмен ударами продолжался на протяжении множества ударов сердца. Захватывающие и ошеломляющие атаки, уколы, пинки и замахи. Они повторялись и были одновременными. Оба бойца действовали абсолютно симметрично. Движения были размытые — зрители едва ли смогли бы разделить сражавшихся. Они не смогли бы увидеть, где кончался скимитар или начинались рука или нога. Никаких ударов металла о металл. Вокруг разносился только глухой стук ударов, шлепков и хлопков.
Видринас описала низкий круг и метнулась вправо, взлетая вверх и становясь недосягаемой для левой руки Кейна. Затем, клинок резанул руку наискосок. Дзирт использовал движение, чтобы освободить правую ногу, делая ею сильный и высокий выпад в сторону монаха.
Лишь тогда, в момент удара, Дзирт понял, что левая нога Кейна поднялась за размытыми движениями рук. Она оказалась очень высоко, прямо над головой монаха.
Дзирт не мог уследить за этим быстрым и ловким движением, но у него хватило ума не зацикливаться на собственном удивлении. Ему нужно было действовать быстро. Упав, он отпрыгнул назад, как раз в тот момент, когда монах ударил ногою вниз.
Если бы эта атака достигла своей цели, плечу дроу настал бы конец. Удар ноги задел его лишь слегка, но и этого было достаточно, чтобы отправить шатающегося дроу назад.
Снова застигнутый врасплох, Дзирт едва успел взять себя в руки, прежде чем ярость Кейна обрушилась на него. На этот раз атаки монаха были косыми, стремительными и крутящимися ударами руками и ногами, разбавленными невероятно сильными толчками.
Дзирт отвечал и блокировал их, но теперь его контратаки удавались не так хорошо. Казалось, Кейн увеличил скорость и, более того, ярость атаки так, что даже Дзирт не мог ему соответствовать. Дроу никогда не видел ничего подобного. Даже Марилит с её шестью руками не могла наносить удары так часто и точно, как Кейн.
Дзирт отступал — у него не было выбора. Монах шел следом за ним, не нарушая ритма своих умелых атак. Эти движения были так точны и так прочно влились в мышечную память Кейна, что он, казалось, вообще не напрягается во время боя.
Он не устал.
Дзирт снова отступил. Еще немного. Он чувствовал, что почти дошел до стены.
Он не мог сражаться с этим противником обычным способом, и потому импровизировал, дерзко и отчаянно. Он подпрыгнул и перекувыркнулся назад, оказываясь возле стены. Кейн был за ним.
Но Дзирт не пригнулся, чтобы приземлиться. Он, скорее, вытянул ноги, чтобы коснуться ими стены. С огромной силой, дроу поймал импульс прыжка. Он снова оттолкнул тело вверх, с невероятной ловкостью ударяя ногами в стену. Оказавшись в воздухе, он снова кувыркнулся, на этот раз вперед, и оказался прямо над головой Кейна. В первый раз за этот бой дроу понял, что Магистр действительно поражен. Приземлившись, он развернулся, становясь перед Кейном, который тоже обернулся на противника.
Удар Ледяной Смерти пришелся на удар правой руки Кейна, который заблокировал лезвие, быстро останавливая его.
Удар Видринас пришелся на удар левой руки Кейна, который заблокировал лезвие, быстро останавливая его. Пара застыла. Скимитары оказались зажаты в голых руках монаха, и Дзирт не мог поверить, что его магические клинки просто не разрезали плоть человека.
— Первая кровь, — успел сказать Дзирт, недоверчиво отступая. В самом деле, на руке Кейна виднелась тонкая кровавая полоска. Там, где ударила Видринас.
Кейн лишь криво улыбнулся и возразил:
— Едва ли.
Только тогда Дзирт заметил собственную кровь. Он был ранен серьезнее Кейна. Порез шел от нижней части шеи и по ключице, прямо до располагавшейся еще ниже раны, нанесенной, казалось бы, невозможным ударом ноги Кейна.
Магистр атаковал.
Дзирт создал шар тьмы, встречая человека внутри. Бой продолжился, не становясь менее яростным. Битва вслепую не сильно смущала Дзирта, и он быстро понял, что подобное обстоятельство также не мешает и Кейну.
Дроуские чувства были обострены. Он слышал шорох одежды, легкую поступь ноги, повернувшейся на полу, порыв ветра от устремленного в его сторону удара. Дзирт пригнулся, избегая атаки сверху, и нанес ответный удар по низу, хватая лишь пустоту. Рефлекторно, он подпрыгнул и поджал ноги, когда Кейн попытался нанести по ним удар.
Они сражались и сражались, расходясь и сталкиваясь снова и снова. Дзирт принял болезненный удар в левое плечо. На мгновение, он почувствовал, что его рука повисла мертвой плетью. Он развернулся, чтобы отвести плечо назад и пнул ногой, сталкиваясь с… какой-то частью тела Кейна. Поняв местонахождение своего противника, Дзирт провел серию неистовых коротких ударов Видринас. Все это время он упорно старался удерживать Ледяную Смерть в руке, которая медленно оживала.
На этот раз отпрыгивать назад пришлось Кейну, и Дзирту совсем не хотелось, чтобы монах вернулся в сферу тьмы с какого-нибудь неизвестного направления. Поэтому он тоже вынырнул прочь из сферы тьмы, бешено размахивая клинками.
Он увидел Кейна. Монах был сбоку, далеко позади. В этот момент глаза Магистра вспыхнули, и он прыгнул. Левая рука человека прижалась к телу, хватая край туники — или, скорее, хватая нечто спрятанное в потайной сумке. Снова вытянув руку, Кейн обрушил на Дзирта поток маленьких светящихся, похожих на звезды дисков.
Дзирт упал на землю, пряча скимитары, как только его живот коснулся пола и снаряды монаха просвистели над его головой. Держа в руке Таулмарил, он поднялся на колени.
Дзирт ненавидел себя за это. Он чувствовал, что собирается уничтожить что-то превосходное, но все же выпустил стрелы, серебряные струи смертельной энергии, устремились к телу монаха.
Кейн отскочил влево, едва успев увернуться от одной из стрел. Он продолжил свой танец, уклоняясь от второго выстрела Дзирта. Затем, он изогнулся вперед и вправо, и третья стрела безвредно пролетела мимо. Он прыгал, пригибался, крутился, падал плашмя и снова крутился. Стрелы летели мимо него.
Наконец, Дзирт прекратил стрельбу. Он признал, что просто не мог попасть в человека. Испустив недоверчивый вздох, он повернул руку, чтобы вернуть магический лук в заколдованную пряжку ремня. Затем, он безропотно поднял свои скимитары, качая головой.
— Нет, мой друг. Битва закончена, — сказал Кейн.
— Так я могу идти?
— Нет, чтобы уйти — ты должен победить меня.
— Ты только что…
— Сдался? — с усмешкой спросил Кейн. — Вряд ли.
— Тогда — дерись!
— Ты освоил огонь, искусство боя, — пояснил Кейн. — Но не можешь мыслить и сохранять спокойствие. Сейчас вода — это твоя слабость. Дзирт До’Урден, я тоже могу бить издалека.
— Звезды… — начал Дзирт, но его голос затих прежде, чем он успел закончить мысль. Кейн прижал кулаки к груди и провел руками вниз, словно пытался вытряхнуть что-то из одежды. Его руки опустились к животу, прежде, чем он вытянул их вперед, разжимая ладони, словно показывая что-то Дзирту.
Так и было. Но в руках монаха не было ни звезд, ни другого видимого Дзиртом оружия. Ничего из того, что можно было блокировать или от чего нужно было бы уворачиваться.
Обжигающая волна потрясающей энергии ударила Дзирта, выбивая из него дыхание. Рвущийся с его губ вопрос превратился в стон боли и шока. Он попятился назад, даже не заметив, как упали из его рук скимитары. Он даже не слышал, как клинки ударились об пол.
Он чувствовал силу, вошедшую в его тело, рассеянную и холодную. Он ощущал, словно какой-то огромный коготь касался линии его жизненной энергии, наигрывая на ней, словно на струне лютни.
Он чувствовал внутреннюю энергию. Она вибрировала, пела дискордантную мелодию внутри него. Ноги дроу ослабели, и он зашатался. Дзирт не был уверен, что все еще стоит на ногах.
Магистр Кейн возник рядом с ним, и на секунду, следопыт задумался о том, что должен взять скимитары.
Монах пожал плечами и вздохнул, а затем ударил Дзирта правой рукой, который откинул его голову и повалил на пол, заставляя потерять сознание.
— Мы должны спасти его, — громко сказал Кейн людям, которые, как он знал, наблюдали за боем с балкона. — Он посвятил свою жизнь делая лучше себя и мир вокруг, и поэтому он — настоящее произведение искусства. И мы не можем позволить этому творению погибнуть.
Концеттина знала, что король Ярин этой ночью ожидает от неё глубочайшей нежности. Он принес ей красивое ожерелье из сверкающих драгоценных камней на серебряной цепочке. Ярин, похоже, очень гордился этим даром, хотя королева не понимала причины. Украшение было очень похоже на то, что он носил на собственной шее. Мужчина настаивал на том, чтобы она надевала его, когда они занимаются любовью.
Женщина пыталась изобразить восторг и внимание, хотя украшение принесло мало разнообразия в уныние, заполняющее их спальню.
По крайней мере, в первое время.
— Если честно, ты не слишком то хорош, — услышала женщина собственный голос. И не поверила своим ушам, как и Ярин, который в этот момент яростно, по его собственному мнению, трудился над ней.
— Что ты сказала? — спросил он, после долгих колебаний. Концеттина никогда не видела на его лице подобной маски неверия.
— Возможно, если бы ты действовал с большим умением, наши шансы зачать ребенка существенно возросли.
Концеттина снова не могла поверить, что эти слова произносит её собственный голос. Как не могла и понять, откуда взялось это мужество — или эта глупость.
Ярин слегка отстранился, и, дрожа, уставился на неё. Затем, он сжал кулак и ударил женщину по лицу.
Концеттина хотела закричать, но услышала… свой смех.
— Уже лучше, — сказала она.
Кулак Ярина снова опустился на тело жены. Король замахнулся, чтобы нанести третий удар, но на этот раз Концеттина поймала его руку и остановила. Твердо, словно кулак мужчины врезалась в стену замка.
— Отлично, ты можешь научиться, — сказала женщина. С пугающей силой, она подняла Ярина над собой и перевернула на спину. Она оказалась сверху прежде, чем мужчина смог вскрикнуть в знак протеста.
Спустя некоторое время, король Ярин покинул комнаты жены — полуодетый и выбитый из колеи. Один из стражей что-то сказал ему, но мужчина только отмахнулся. И даже этот простой взмах руки заставил его повалиться на бок, врезаясь в стену.
В комнате, что король оставил позади, рассмеялась королева Концеттина. Этот хохот преследовал Ярина по коридору, пока один из часовых не закрыл дверь.
Лежа в кровати, Концеттина чувствовала… силу. Она не могла поверить в то, что сделала. И не могла понять — как. Она никогда не была такой смелой и решительной. Никогда в своей жизни. Она не знала, откуда к ней пришли эти чувства. Откуда взялись смелость и физическая сила — принять удары и так легко отклонить их! Она не знала, откуда взялось это развязное поведение… Отчаяние, подумала женщина. Может быть, она дошла до той точки, где здравый смысл и приличия уже не имеют значения.
Она знала, что умрет, если не сможет забеременеть.
Или если король Ярин останется жив.
Несмотря на шок и спутанность мыслей, женщина не смогла подавить усмешку, вспоминая растрепанного старика, который, прихрамывая, вывалился из спальни. Концеттина решила, что Ярин едва ли переживет слишком много подобных любовных встреч.
Она сняла ожерелье, чтобы положить его к остальным ювелирным украшениям, но заколебалась. Её рука словно не позволяла ей опустить безделушку.
— Ты не можешь спать в нем, дура, — прошептала она, ругая себя за слабость. Женщина снова попыталась положить украшение.
— Надень, — услышала она тихий шепот. Или это ей только показалось?
Концеттина огляделась по сторонам, и её взгляд, в конце концов, остановился на картине. Она задалась вопросом, заняла ли Ацелья свой шпионский пост.
Но нет, подумала она. Голос Ацельи был гнусавым, словно женщина постоянно скулила, а этот шепот… Этот голос был низким и мелодичным. Прекрасным.
— Это — твой единственный шанс, Концеттина, — сказал голос. — Надень.
Волнуясь все сильнее, Концеттина подошла к двери, прикладывая к ней ухо. Она даже решилась слегка приоткрыть её.
Один из стражей все еще был там. Он дремал, сидя в кресле и опираясь на алебарду.
Женщина вернулась в комнату.
— Кто ты? — прошептала она.
— Надень, — ответил настойчивый голос. — Тебе нужна сила.
Концеттина начала повиноваться, но, ужаснувшись, замахнулась, чтобы кинуть ожерелье на пол.
Однако она обнаружила, что не может сделать этого.
Она слышала о магических предметах, которые несли в себе силу. Теперь события этой ночи, когда она легко остановила Ярина и перевернула его на спину, выступили в новом свете. Она не могла оставаться беспомощной жертвой, или ей придется распрощаться с жизнью. Она должна полагаться на себя, на собственный ум и, скорее всего, на собственную силу.
Заметив свое отражение в зеркале, она подошла ближе, становясь напротив него. Сорочка, которую женщина все еще не надела, соскользнула на пол. Королева оценила увиденное. Она обнаружила, что странным образом не принадлежит этому телу. Оно казалось ей красивым, хотя Концеттина не была слишком тщеславной.
— Он прикончит тебя, — прошептал голос.
— Кто? — спросила она, оглядываясь. — Кто это? Чей это голос?
Концеттина заметила, что её дыхание стало прерывистым. Ей казалось, что нужно немедленно бежать из комнаты и, конечно, нужно выбросить это ожерелье.
Но отражение в зеркале снова поймало её взгляд. Там, за стеклом, вокруг её фигуры кружился темный дым, полностью скрывая собой тело.
Дым сгущался, и она снова увидела ступни, а затем, медленно проступили ноги, тело, грудь, плечи, шея…
— Надень! — настаивал голос, но Концеттина едва слышала его зов. Её глаза распахнулись от удивления и страха, когда отражение в зеркале прояснилось.
Вот только головы не было на месте. Из шеи фонтаном хлестала кровь. Картинка была такой реальной, что задыхающаяся женщина даже протянула руку, чтобы провести ею по собственному горлу и подбородку. Ей нужно было убедиться, что голова все еще находится на положенном месте.
Едва задумываясь о том, что она делает, Концеттина надела ожерелье и бросилась в постель. Забравшись под одеяло, она натянула его на голову, прислушиваясь к шепоту.
В конце концов, она убедила себя, что никаких голосов не было. Что не было этой иллюзии за зеркалом. Что все это проделки собственного сердца, которое подсказывало, что ожерелье ей нужно. Ведь оно будет напоминать ей, как она взяла верх над плотскими утехами Ярина.
Она родит ребенка. Или он умрет.
— Я — Паук Паррафин из Морадо Тополино, добрый король Ярин, — представлялся королю и королеве Дамары нарядно одетый хафлинг. На дворе стояло прекрасное летнее утро.
Упоминание Морадо Тополино пробудило интерес Айвена Валуноплечего, который, блуждая в полусне, стоял на страже большого зала. Он знал о Морадо Тополино. Достаточно, чтобы понимать, это гнездо интриг находилось на родине королевы Концеттины в Агларонде, в Дельфантле, если быть точнее.
— Я пришел, чтобы доставить этого большого друга Морадо Тополино к твоему двору, добрый король, — продолжал хафлинг.
Айвен подумал, что в этом хафлинге мелькает нечто странно знакомое. Однако он отверг идею сразу, как только она пришла в его голову. За свою жизнь он знал многих хафлингов, и все они были чем-то похожи друг на друга.
— Я привел тебе Вульфгара из Долины Ледяного Ветра, — сказал малыш.
Это имя тоже разбудило нечто в Айвене Валуноплечем. Запоминающееся имя, которое он слышал очень давно. В другой жизни.
Воспоминания заставили дворфа улыбнуться, но он больше не стал думать об этом, возвращаясь к своему профессиональному стоячему сну.
— И почему я должен жаждать встречи с этим… человеком? — спросил король Ярин.
Реджис едва не пропустил вопроса, пойманный взглядом королевы Концеттины. Он сумел ответить ей легким кивком, почти осмелившись подмигнуть, чтобы дать понять — они желали увидеть её больше, чем представиться королю.
Её ответная улыбка застала хафлинга врасплох, и он даже начал заикаться, с трудом сумев, наконец, выпалить:
— Торговля! Всевозможные вина!. О, да. Вульфгар из Долины Ледяного Ветра путешествует по всему Фаэруну. У него есть некоторые идеи и рецепты отличной еды!
— И вы принесли образцы?
— Разумеется, король Ярин.
Король махнул ближайшему стражу, который быстро подлетел к Реджису.
— Передайте, — поручил Ярин. — После того, как их должным образом проверят, я все попробую. Если я останусь доволен, то, быть может, приглашу вас снова предстать предо мной. Вы уполномочены заключить сделку, верно?
— Я… — заговорил Вульфгар.
— Не ты, — прервал его Ярин. — Ты Утгард?
Вульфгар кивнул, потому что слова казались ему достаточно правдивыми. Он был здесь не ради того, чтобы препираться. И даже не ради торговли.
— Племя Лося из Долины Ледяного Ветра, — послышался его простой ответ.
— Ну, ладно, — сказал король. — Но я не знаю ни тебя, ни твоих людей. Может быть, если ваши товары мне понравятся, я позволю тебе говорить в моем присутствии. А может и нет. Именно этот мелкий пришел совершить сделку. Я знаю это из проверенного источника, которому имею основание доверять. Если бы здесь не было твоего маленького приятеля, как ты думаешь — пустил бы я тебя ко двору? Ты не подданный моей страны, и не друг любой иной стране, которая мне известна.
Вульфгар начал отвечать, но Реджис мудро пнул его в голень, чтобы заставить молчать.
— Прошу простить ему его манеры, король Ярин, — сказал Реджис. — В своих землях, Вульфгар — великий человек. Его знают на всем Побережье Мечей. Он на равных общался с Лордами Глубоководья.
Король Ярин не казался слишком впечатленным, но Реджис заметил, что брови королевы Концеттины взлетели вверх, а глаза засияли.
Тоже неплохо, подумал Реджис. В конце концов может быть им придется прибегнуть к запасному плану.
— Возможно, когда-нибудь он заработает твое доверие, — сказал Реджис.
Он поклонился и снова стукнул Вульфгара в ногу, чтобы тот повторил поклон. Отступая, хафлинг продолжал бить поклоны, и Вульфгар, выглядящий совершенно недоумевающим, не отставал в этом деле от него.
— О, останьтесь, — неожиданно сказала королева Концеттина, совершенно обескуражив Реджиса и даже самого короля.
— Мы найдем комнату в подобающей нам гостинице, — ответил хафлинг, не уверенный в том, соответствовало ли сие этикету, так как он уже выполнил прощальные поклоны.
— Да, так и будет, — сказал Ярин, очевидно, слегка возмущенный. Но все стало только хуже, ибо в тот же момент Концеттина снова заговорила.
— О, нет. Это было бы глупо. У нас во дворце есть комнаты для таких знаменитостей, как вы.
Король Ярин тяжело уставился на жену со смесью гнева и удивления на лице.
— Я бы сильно ошиблась, унижая подобным образом эмиссаров Леди Доннолы, которая была моей подругой в Дельфантле, — ответила Концеттина на этот суровый взгляд. — Они остануться здесь. И я не желаю слышать возражений.
Глаза короля вылезли из орбит, и все солдаты и придворные, находившиеся в зале, затаили дыхание. Реджис вынужден был отметить, что и сам перестал дышать. Очевидно, что Ярин не привык к подобному обращению. На мгновение, он уже подумал, что они с Вульфгаром окажутся посреди боя прямо в зале для аудиенций.
Но королева не спасовала перед яростным взглядом мужа. Она только положила руку на плечо Ярина и с силой сжала его. Судя по лицу мужчины, это было что-то посильнее нежного пожатия.
Кроме того, она кинула на короля взгляд от которого Реджис сглотнул. И снова он оказался не один. В её глазах сквозила такая откровенность, что хафлинг едва не задохнулся.
— Да, да. Идите и найдите себе комнаты в гостевом доме, — рассеянно пробормотал Ярин, даже не глядя на пару. Взмахом руки он разрешил им уходить, а потом тем же жестом приказал слуге проводить их куда следует.
Реджис отметил, что король и королева покинули свои места прежде, чем они с Вульфгаром вышли из зала. Несмотря на очередь крестьян, купцов и торгашей, которые ждали своей аудиенции у королевской четы. Хафлингу пришлось потратить некоторое время, чтобы разобраться в своих сомнениях. В это время их с Вульфгаром препроводили в небольшой коттедж, один из тех, что располагались вблизи садов позади дворца.
— Мы будем рады, если вы разделите с нами чай и печенье, как только заселитесь в свои комнаты, — сказал слуга, сопровождавший их.
При этой мысли Вульфгар просиял. Они не успели поесть, торопясь оказаться первыми в очереди к королю. Он был удивлен, когда Реджис довольно грубо отказался от предложения.
— Мой живот рычит на тебя, — предупредил варвар, когда слуга оставил их. — Позаботься, чтобы я не съел тебя!
— Ты видел её силу, — ответил Реджис, покачав головой.
Вульфгар выглядел озадаченным.
— Королевы Концеттины… — пояснил хафлинг. — В зале главной была она, а не король Ярин.
— Так бывает во многих парах, — ответил Вульфгар. — Я рассказывал тебе о том, как моя жена из Долины Ледяного Ветра настаивала, что мне нужно найти её коврик из шкуры йети? Шрамов после Ируладона не осталось, но…
— Нет, тут что-то еще! — прервал Реджис, покачивая головой и направляясь к двери коттеджа, которая все еще была распахнута настежь. — Она управлялась с ним с легкостью и апломбом.
— Апломбом? — переспросил Вульфгар со смехом.
— С уверенностью, — объяснил хафлинг. — С силой.
— Я знаю, что значит это слово, но слышать такое от тебя… — Вульфгар снова хихикнул. — Высококультурный Паук Паррафин из Морадо Тополино. Осторожнее, друг мой. На твоих прекрасных сапогах все еще видна дорожная грязь!
Сделав пару шагов к двери, Реджис рефлекторно посмотрел вниз, прежде чем одарить Вульфгара взлядом.
— Ты видел это, да? — спросил Реджис. — Королева Концеттина была в той комнате главной, она даже уговорила его пренебречь остальными ожидающими аудиенции. Очевидно, ради плотских утех.
— Это тоже оружие, — вздохнув, признался Вульфгар, пожимая плечами.
Но Реджис покачал головой.
— В письме, написанном Донноле, такой уверенности не было. Скорее — наоборот! — он подошел к двери. — Я не могу смириться…
Реджис замолчал, когда услышал в саду снаружи какую-то возню. До ушей хафлинга донеслось знакомое и удивительное «хихихи». Он понятия не имел, что может происходить на улице, но вместо того, чтобы закрыть дверь, вышел и огляделся.
В дюжине шагов поодаль у изгороди сидел дворф, который беседовал с цветком. Однорукий дворф, концы зеленой бороды которого были заправлены за уши, чтобы перемешаться с его лохматыми волосами.
— Усы Морадина… — прошептал хафлинг.
Сон Концеттины был беспокоен. Она ворочалась, наблюдая за тем, как падает вниз нож гильотины. Женщина подумывала о бегстве, веря, что посланники Морадо Тополино пришли за ней, а также в тайне рассматривала второй план — ибо зачем еще Доннола постала сюда красавца Вульфгара?
Она обрела надежды, но все они казались такими мимолетными.
Она думала о своей обретенной силе. Обретенной, вероятно, не без помощи магии. Она думала о том, как играла с королем Ярином этой ночью. И с утра. Она была сильнее!
Однако он управлял всем, кроме их спальни, и потому её вновь обретенная власть над ним скоро ослабнет. Если она убьет его, то смерть её будет ужасной — её будут душить до полусмерти, а потом четвертуют на городской площади.
Мимолетность.
Кровь капала на неё с лезвия гильотины.
Она бежала, но ноги вязли в грязи, а дорога вела в никуда. Ей не добраться в безопасное место. Страшные крылатые существа порхали вокруг, налетая на женщину, заставляя её пригибаться и кричать. Они продолжали уничтожать её. И оружием их были не только жуткие когти, но и устрашающие вопросы.
Они требовали ответов. Раня её, набрасываясь на неё, впиваясь в неё когтями.
Они требовали ответов.
Грязь вокруг становилась все глубже, но она пыталась бежать. Но не могла… Она повалилась на живот, сопровождаемая смехом веселящихся демонов.
С криком, женщина проснулась, вся мокрая от пота. Глаза покраснели, постельное белье завернулось вокруг её тела. Инстинктивно, она коснулась ожерелья, чтобы обнаружить, что оно все еще на шее.
Концеттина подтянула себя к краю кровати, еще сильнее запутывая вокруг себя простыни. В конце концов, она просто повалилась на пол. С трудом поднявшись на ноги, она оказалась прямо перед большим зеркалом.
Всхлипывая и утирая слезы, Концеттина испугалась, увидев, как покраснели её глаза. С остервенением, она принялась тереть их руками, но заметила, что теперь кажется больше и… сильнее.
Прежде, чем она успела подумать об увиденном, её взгляд остановился на рожках, торчащих из её головы. В шоке, она отшатнулась от зеркала. И длинный хвост с зубчатым наконечником хлестнул около неё.
— Что? Как? — заикаясь, пробормотала женщина, думая, что все еще спит. Да, должно быть это именно так.
Тем не менее, она чуть не потеряла сознание, когда обнаружила на спине большие кожистые крылья.
И тогда она поняла, что голос внутри неё — никакая не иллюзия. На языке вертелось имя «Малкантет». Имя, которое ничего не значило для женщины. Но здесь, в зеркале, была не иллюзия, не магически сотворенная картинка. Это было её собственное отражение.
Её мысли бешено кружились. Она должна добраться до Ярина и жрецов. Да, жрецы! Она развернулась к двери и сделала шаг. Один.
— Ты не можешь уйти, глупенькая Концеттина, — услышала она собственный голос.
Женщина взглянула в зеркало. Её демоническое отражение, украшенное крыльями летучей мыши, широко улыбалось.
— Этой ночью ты была довольно болтлива, — произнесли отраженные в стекле губы. Быть может, это зеркало пыталось обмануть её, показывая слова, которых она даже не намеревалась произнести в реальности?
Она не знала и не могла решить этой загадки. Только теперь она подумала о двух последних актах любви с Ярином и тех вещах, которые были произнесены её собственным голосом.
— Этот огромный детина красив, я согласна.
Её мысли, поняла Концеттина.
— Я уже знаю все, что мне нужно о тебе и обо всех, кто тебя окружает, — сказало отражение. — Ты понимаешь, что это значит?
Концеттина попыталась закричать, понимая, что ей немедленно нужно разбудить стражу. Но её рот отказался повиноваться. Она не могла снова овладеть собственным телом, чтобы превратить в звуки нечленораздельное бульканье.
Отражение в зеркале снова принадлежало Концеттине. Просто Концеттине. Без рогов, хвоста и даже без ярко-красных глаз демоницы. На некоторое время женщина расслабилась, твердя себе, что она все еще находится посреди кошмара.
Она поднесла руку к ожерелью, касаясь большого драгоценного камня в его центре. Раньше он был прохладным, как и остальные самоцветы. Но сейчас она чувствовала легкое тепло, словно какая-то энергия билась в самом его сердце.
Только тогда она поняла, что какое-то другое существо, нечто, скрытое внутри неё, заставило её выполнить это движение. Концеттина слишком поздно попыталась оторвать руку от ожерелья.
Драгоценный камень схватил её душу и потянул, отрывая от телесной формы. Поначалу, она даже не поняла этого. Она даже удивилась, когда зеркало перед ней стало размытым.
Она услышала собственный смех.
Она видела, как отражение Концеттины любуется драгоценным камнем…. филактерией!
Это существо, Малкантет, похитило её тело.
Отчаянная, пребывающая в страхе и отвращении, Концеттина попыталась вырваться. Попыталась вернуться в собственное тело.
— О, ты хочешь драться со мной? — насмехалось её отражение, Малкантет. — Уверена, ты бы попыталась. Но у меня, конечно же, куча дел. И потому я просто не могу позволить этого.
Концеттина отпрянула, когда гигантская рука сомкнулась над ней. Ей понадобилось мгновение, чтобы понять — это не рука гиганта. Это её собственная рука, которая охватила драгоценный камень. Теперь ею управляет демоница по имени Малкантет.
Она слышала свой голос, который пел заклинания. И сильнейший порыв ветра закружил вокруг неё, отбрасывая прочь. Она боролась, она махала руками, хватая только воздух. Женщина летела вглубь закрученного туннеля, в котором клубились темные туманы. В конце концов она оказалась заключенной в тюрьму драгоценного камня.
Но нет, поняла женщина совсем скоро. Она больше не видела своей комнаты. Зеркало тоже пропало.
Только пара уродливых бесформенных дворфов вращала алчными глазами прямо у полупрозрачной стенки её тюрьмы. Сверкая своими гнилыми зубами, они вглядывались в камень.
— Две тонны! — воскликнул один из них.
— Теперь я бы дал в десять раз больше. А может и еще накинул. За такое-то удовольствие! — ответил второй. — Но хей-хо. Нам пора убраться подальше!
Ивоннель смотрела на Матрону Мать долгим и пристальным взглядом. Стоящая в стороне Сос’ампту всеми силами пыталась привлечь её внимание. Отвлечь, так как женщина демонстративно игнорировала присутствие Хозяйки Арк-Тинилита.
Её тетка должна была понять — Ивоннель уловила неприкрытую угрозу и готова встретить её лицом к лицу. Только что она объявила Матроне Матери о своем уходе из Мензоберранзана, и её совершенно не устроил полученный ответ. Квентл заявила, что, в таком случае, мудро будет заранее оповестить их о своем возвращении.
— Служанка быстро явилась на мой зов, — ответила Квентл на холодный взгляд дочери Громфа.
— Потому что Паучья Королева обеспокоена моими поступками, — без колебаний заявила Ивоннель. Она намеренно заставила слово «обеспокоена» прозвучать, как нечто совершенно замечательное.
— Да, обеспокоена, — сказала Квентл, стараясь сохранять твердость. Но, в конце концов, Йеккардарья ушла. Даже несмотря на присутствие Сос’Ампту и нескольких других жриц Дома Бэнр, было совершенно очевидно, что Матрона Мать не в восторге от перспективы ссоры с могущественной племянницей. — Паучья Королева была достаточно обеспокоена, чтобы отправить Йеккардарью для твоего наказания.
— Для того, чтобы получить разъяснения, — поправила Ивоннель. Сос’Ампту дернулась, словно желая что-то сказать, но Ивоннель резко подняла руку, заставляя тетку замолчать прежде, чем та начала свою тираду.
— Попробуем прийти к пониманию, Матрона Мать, — продолжила Ивоннель. — Госпоже Ллос не нравится, что я отказываюсь забрать трон Дома Бэнр, а вместе с ним и место во главе Правящего Совета. Я могла бы доставить ей такое удовольствие, немедленно решив эту проблему.
Угроза была слишком явной. Несколько жриц, находившихся в комнате, ахнули, а сама Квентл выглядела так, словно желала последовать их примеру.
— Но мне это не по душе, — пояснила Ивоннель. — И Йеккардарья приняла мою идею. Пока. Я вернусь в Мензоберранзан, когда и как сочту нужным. И если к тому времени ты все еще будешь Матроной Матерью — мы придем к соглашению. Во имя Дома Бэнр, во имя Мензоберранзана и во имя Паучьей Королевы. Но уверяю тебя, довольно безрассудно преждевременно делать ставку на подобный исход.
Она обернулась и насмешливо фыркнула, глядя на Сос’ампту. Одарив пренебрежительным взглядом Минолин Фей, женщина развернулась, чтобы уйти, но, затем, остановилась, чтобы язвительно заметить:
— Может быть тебе повезет, Матрона Мать Квентл Бэнр. Тетушка. Может быть, я решу навсегда остаться в стороне.
С этими удивительными словами, Ивоннель Бэнр вышла из комнаты.
Взяв из конюшен ящера, женщина быстро покинула город. Она заскользила по туннелям Подземья, быстро приближаясь к нижним залам Гаунтлгрима.
— Всегда восток, — сказала Далия.
Артемис Энтрери окинул её любопытным взглядом. Он стоял у их палатки, располагавшейся на поле, рядом с растущей Башней Магии.
— Ты всегда смотришь на восток, — пояснила женщина.
Энтрери пожал плечами, словно понятия не имел, на что она намекает.
— И думаешь о нем, — продолжала Далия, и мужчина, наконец, понял.
— Это волнует меня, — признался убийца. — Я могу не увидеть, как все это закончится для него.
Далия пожала плечами.
— Я тоже желаю Дзирту только лучшего. Но сейчас мы ничем не можем помочь. Кэтти-бри — могущественная жрица, и она не смогла исцелить болезнь. Громф тоже прилагал все усилия. Знаешь ли ты более искусного мага? Даже Киммуриэль вмешался. А я по собственному опыту знаю о том, как искусно он разбирается с такими вещами, как сломанный разум. Я сижу тут — живая и здравомыслящая — только благодаря странной магии Киммуриэля. И все же, он ничего не смог сделать для Дзирта.
— И это огорчает меня, — сказал Энтрери. Он снова оглянулся, глядя на восток. — Мое бессилие.
Он даже не заметил, как сдвинулась с места Далия. Когда она обняла его, кладя подбородок на плечо, это стало для него легкой неожиданностью.
— Он — твой друг, — сказала она.
— Он — тот, кому я обязан, — поправил Энтрери.
— Нечто большее…
Энтрери не ответил. Молчание было красноречивее любых слов. Он не был уверен, что понятие «друг» хорошо описывало их сложные отношения со следопытом. Но, без сомнения, между ними царил дух товарищества и кровного родства.
Он говорил правду, пускай и не всю. Энтрери был обязан Дзирту До’Урдену. Как за желание отправиться в Мензоберранзан на столь опасное задание, так и за нападение на дроу в Гаунтлгриме, чтобы спасти своих бывших товарищей. В том числе и Энтрери.
К тому же, после событий последних двух десятилетий, Дзирт, как словом, так и делом, показал Энтрери новый способ смотреть на мир. Дроу тащил Энтрери за собой по Побережью Мечей, дразня его осязаемой наградой — его драгоценным кинжалом — а также даром, который Артемису Энтрери было трудно оценить и даже понять в течение долгого-долгого времени.
Но да, он чувствовал удовлетворение, помогая людям из порта Лласт. И был вынужден признать это. Теперь он принял подобное открытие.
Артемис Энтрери снова мог смотреть в зеркало без отвращения — нет, не «снова», а первый раз на собственной памяти.
— Да, Дзирт, — прошептал он, обращаясь в пустоте. — Спасение Порта Лласт от морских дьяволов принесло мне покой.
Далия обняла его сильнее.
— Не знаю, что ты там себе надумала, дроуская девчонка, но тормози свою лысую лошадь или мы расплющим вас обоих посреди зала! — прогремел в тоннеле голос дворфа.
Подъехав ближе, Ивоннель вызывающе скрестила руки. Мысленно, она все время перебирала заклинания, которые могли бы стереть с лица земли этого стража. Если потребуется.
— Ну, я все сделала, — нетерпеливо крикнула женщина, спустя несколько мгновений. — Я пришла повидать вашего короля Бренора, и вам бы лучше не заставлять меня ждать.
— По какому делу…?
— Не по твоему, дворф, — оборвала дроу невидимого часового. — Ваш король примет меня. Я слышала, что он не дурак. Скажите ему, что пришла дочь мага Громфа.
Прошло еще несколько мгновений, прежде чем группа боевых дворфов, облаченных в полный доспех и обнаживших оружие, появилась из умно организованного бокового прохода. Вместе с ними двигалась пара берсерков в покрытой шипами броне.
— Дочь Громфа, ты сказала? Но откуда бы нам знать, что ты не врешь?
— Спросите Дзирта. Или Джарлаксла, если Дзирт не знает.
Она заметила, что её объявление о знакомстве с этой парочкой действительно заставило дворфов замереть, и была крайне довольна, когда, совсем скоро, они двинулись вдоль туннеля. Группа пришла к площадке, окруженной стойлами для ротов и каких-то поверхностных существ — овец, коров и тому подобных. Здесь Ивоннель оставила своего скакуна.
— И что мне делать с этим? — потребовал дворф-фермер, когда главный страж передал ему бразды дроуского ящера.
— Ну. Не ешь его и не позволяй ему съесть тебя, — ответил часовой. — Все остальное — на твое усмотрение.
Облаченные в тяжелую броню стражи повели Ивоннель через комплекс. Вместе с ними шла пара жрецов, на протяжении всего пути творящих какую-то магию. Ивоннель посмеялась над их потугами. Дворфы пытались обнаружить, нет ли чар на ней самой, а также, наверное, наложили на её губы заклинание тишины. На случай, если ей захочется сотворить собственный двеомер.
Она почти решила создать собственные чары молчания. Просто чтобы продемонстрировать им свои способности. Но, как всегда, импульсивность молодой женщины в ней сдерживалась воспоминаниями Ивоннель Вечной, величайшей Матроны Матери, известной любому дроускому городу.
Эти воспоминания подсказывали ей быть очень осторожной с этим кланом дворфов, и предлагали проявить немного уважения для достижения собственных целей.
И потому она вынуждена была страдать под шквалом божественной магии и терпеть крепкий дворфской аромат. Скоро, но не достаточно скоро, женщина оказалась в большой комнате, где-то на нижних уровнях комплекса. По её наблюдениям, они находились неподалеку от легендарной Кузни. Из-за стен доносился звонкий стук молотов.
На конце ковровой дорожки стояло трое дворфов — двое мужчин и одна женщина. Позади них возвышался большой трон, по бокам которого было установлено два сидения поменьше.
— Может, назовешь нам свое имя? — спросил один из группы. Кажется, он был тут самым старым.
— Может, — ответила Ивоннель.
Дворф хрюкнул и усмехнулся.
— Ах, мои манеры, — сказал он. — Рваный Дайн из Гаунтлгрима, к твоим услугам. Рад предствить Атрогейта и Амбер Гристл О’мал из Адбарских О’Малов, — добавил он, указывая на пару, стоящую рядом с ним.
— Мы слышали, что ты хочешь встретиться с Бренором, — сказал мужчина, которого назвали Атрогейтом.
— Да, и что ты называешь себя дочерью Громфа, — добавила Амбер.
— Я Ивоннель Бэнр, — сказала она. — Мое дело не касается вас или вашего короля, но, раз уж я прохожу через его владения, то сочла вежливым предоставить ему аудиенцию.
Гордые дворфы ощитинились и зафыркали.
— И надеется на ответную любезность, — кокетливо добавила Ивоннель.
— Ах, да она больше о собственном лице заботиться, нет? — заметила Амбер, но дворф, стоящий справа, Атрогейт, быстро заставил её замолчать.
— Я сотню лет был с Джарлакслом, — сказал Атрогейт. — Иногда посещал и Мензоберранзан. Почему я тебя не помню?
— Я не так стара, как выгляжу, — ответила Ивоннель, не вдаваясь в подробности.
— Но ты — дочь Громфа?
— Я гораздо больше, чем просто дочь архимага Громфа, — сказала она. — И этот разговор навевает на меня скуку. Приведите сюда своего короля и представьте меня ему. Или же просто пропустите через это довольно грязное место и покажите, как разыскать моего отца или Джарлаксла. Если вам так удобнее.
Амбер снова фыркнула. Рваный Дайн уставился на дроу широко распахнутыми глазами. Но, в конце концов, Атрогейт успокоил окружающих.
— В представлении нет необходимости. Я очень хорошо слышал тебя, — сказал выступивший из скрытого занавеской прохода в дальней части комнаты рыжебородый дворф.
Ивоннель прищурилась. Из воспоминаний бабки она знала этого дворфа.
Король Бренор уселся в большое кресло, а пара молодых дворфих присоединились к нему, занимая два меньших трона по бокам. Ивоннель едва обратила на них внимание. Её немигающий взгляд неотрывно следил за королем.
— Рада встрече, король Бренор, — сказала она, проходя мимо встретившей её троицы, чтобы оказаться прямо перед ним. — Я много слышала о тебе.
— А я ничего не слышал о тебе, — ответил Бренор.
— Это изменится, — пообещала Ивоннель.
— Ты пришла из Мензоберранзана по делу?
Ивоннель покачала головой.
— Нет, вероятно нет. Я здесь по собственному желанию, и с собственными намерениями. Я ищу своего отца или Джарлаксла. Я знаю, что они были здесь, поэтому просто прошу помочь мне с поисками.
— Их здесь нет.
— Тогда, мне нужен Дзирт, — сказала она.
Бренор щелкнул пальцами в воздухе.
— Так просто, да? — спросил он. Откинувшись в сторону, он перебросил ногу через подлокотник трона. — Ты, которую никто не знает, пришла сюда и думаешь, что я отведу тебя к своему другу? Может быть, он — тот трофей, которого ты желаешь?
— Пойми кое-что, добрый дворф, — сказала Ивоннель. — Если бы не я, твой друг Дзирт никогда не вернулся бы из Мензоберранзана. Это я позволила ему спасти Далию. Это я сделала его копьем, поразившим Демогоргона. Это я заступилась за него в застенках Дома Бэнр, где он, Джарлаксл, Далия и человек по имени Артемис Энтрери погибли бы страшной смертью. Я — единственная причина, по которой твой друг снова оказался дома, король Бренор, и если ты мне не веришь, то, быть может, тебе стоит поговорить с Джарлакслом прежде, чем оскорблять меня. О, поверь, ты не хочешь обижать меня, король Бренор.
— Это ты отпустила их?
— Я.
— Всех четверых?
— Всех четверых.
— Так значит, мы теперь друзья? — спросил Бренор.
— Это вряд ли, — ответила дроу, намеренно притворяясь раздраженной. — Думаю, что смогу жить полноценной жизнью и радоваться этому, не называя другом никого из твоих сородичей.
— Когда-то я думал подобным образом и о твоих сородичах, — ответил Бренор, в то время как пятеро других дворфов ощетинились. Казалось, что Кулак и Фурия вот-вот бросятся на дроу с кулаками.
С ухмылкой и легким поклоном Ивоннель приняла его ответ.
— Ладно, — сказал Бренор. — Может быть, мы скоро станем друзьями.
Но Ивоннель покачала головой. Выражение её лица снова стало суровым.
— Не думаю, что таково наше будущее, король дворфов. Ведь я все еще помню, как твой топор расколол мой череп. Я не желаю дружбы Бренора Боевого Топора.
Это странное замечание заставило окружающих с любопытством переглянуться. Атрогейт пожал плечами в ответ на вопросительные взгляды Амбер и Рваного Дайна, а Бренор ощутил на себе столь же непонимающие взгляды двух королев.
Однако сам он начинал понимать. Он слышал о ней, по крайней мере мельком. Её имя, конечно же, было ему знакомо, даже несмотря на то, что во времена их далекой встречи в Митрил-Халле оно принадлежало другой.
— Твоего отца здесь нет. Как и Джарлаксла, — довольно холодно заметил Бренор. — Они в Лускане. Это город на севере. Я понятия не имею, когда они вернуться.
— Ты покажешь мне дорогу?
На некоторое время Бренор задумался. Колебания были отчетливо заметны на его лице. Разумеется, у Ивоннель хватило мудрости предвидеть это, как и вполне понятные отговорки.
— Да, если ты та, кем представилась, — ответил он.
— Ты послал весть? — спросила она.
— Да. И ответ не заставит ждать себя долго. Мы отправили гонцов в Лускан. Тебе будет предоставлена комната, чтобы ты могла отдохнуть. И, если ты не будешь беспокоить нас, никто не станет беспокоить тебя.
Довольная Ивоннель снова поклонилась, и Рваный Дайн позвал десяток стражей, чтобы сопроводить её к покоям. Он сам возглавил отряд, а Ивоннель двинулась следом.
— Расколол её череп? — услышала она шепот одного из дворфов.
— Может, тебе предется сделать это снова, — добавил назвавшийся Атрогейтом.
Ивоннель приняла этот разговор к сведению, думая, что быть может однажды ей придется убить немало этих дворфов.
Эскорт ответ её к личной и, без сомнения, охраняемой комнате. Там ей было приказано ждать. Воины и жрецы дворфов выстроились в зале за дверью.
Ивоннель расположилась.
Однако, ей не пришлось томиться слишком долго. Прежде, чем она успела уйти в Дремление, дверь комнаты распахнулась, и через порог ступила знакомая фигура.
— Добро пожаловать, отец, — поприветствовала она.
Но Громф не выглядел слишком счастливым.
Она не была удивлена его приходом, совершенно не была рада ему и даже не скрывала этого. Рядом с Артемисом Энтрери Кэтти-бри всегда чувствовала себя некомфортно, несмотря на все заверения Дзирта. В конце концов, они знали друг друга с тех пор, как убийца похитил её.
— Я сожалею о Дзирте, — сказал ей Энтрери.
— Я не стану винить тебя, — ответила женщина без капли жалости в голосе. — И ты не должен. Я знаю, почему Дзирт пошел в Подземье. И частью его мотивов была я.
— Ты не знал о наполняющей туннели чуме безумия Абисса, — продолжала женщина. Её голос снова нельзя было назвать мягким. — В своей жизни Дзирт пережил десятки приключений, которые могли прикончить его, в конце концов. Если хочешь утопиться в чувстве вины, то лучше вспомни о тех невинных…
— Ну, хватит! — огрызнулся её Энтрери. Вовремя спохватившись, он поднял руку и закрыл глаза, словно желая отмести все сказанное. — Я пришел сюда не ругаться с тобой.
— В любом случае, тебе здесь нечего делать.
— Есть, — настаивал он. — Потому что у меня есть дела с Дзиртом. Я обязан ему жизнью…
— Много раз, — прервала Кэтти-бри. — И, тем не менее, это не останавливало тебя раньше.
Энтрери принял это замечание с покорным смешком.
— Я обязан ему кое-чем большим, чем жизнь, — добавил он. — Ты не можешь увидеть мир моими глазами, и я не жду, чтобы ты попробовала. Просто знай — если бы моя жизнь была достаточной жертвой, чтобы вернуть его тебе — я бы принес её.
Кэтти-бри прищурилась. Казалось, женщина хотела напуститься на него с упреками, но сдержала себя, просто кивая головой.
— Я надеюсь, что он вернется к нам… к тебе, — закончил Энтрери. — И я надеюсь, вы оба найдете то, о чем мечтали.
Он слегка кивнул и вышел, оставляя Кэтти-бри смущенной.
Она попыталась забыть этот неожиданный визит. Она слишком волновалась о Дзирте, чтобы позволить удивительным словам Артемиса Энтрери беспокоить себя. К тому же, у неё все еще было так много работы по реконструкции Башни Магии, чтобы задумываться об поразительной покорности убийцы. Если она потерпит неудачу в восстановлении башни, то Гаунтлгрим и многое другое будет потеряно навсегда, а жизни сотен, даже тысяч людей подвергнуться опасности.
Почему бы ей переживать о совести убийцы?
Но ведь она переживала.
— Невероятно, — пробормотал Джарлаксл, когда Ивоннель вступила в комнату, где он встречался с Громфом и Киммуриэлем по некоторым вопросам, не связанным с Башней Магии.
— Ах, Джарлаксл. Складывается впечатление, что ты нежно скучал по мне, — ответила Ивоннель.
— Она просто вошла? — удивленно спросил Киммуриэль. Защита Бреган Д’Эрт, построенная в древнем Нижнем Городе, была бесспорно мощной и грозной. Псионик явно растерялся. Он был совершенно уверен в том, что Ивоннель не питает к нему теплых чувств и может уничтожить на этом же месте.
— А мне стоило ожидать, что прислуга Дома Бэнр развернет меня? — ответила Ивоннель. — Ведь роль Бреган Д’Эрт именно такова? Разве не потому Дом Бэнр предоставляет вам защиту и свободу.
— Я не удивлен, — сказал Джарлаксл, обращаясь больше к Киммуриэлю. — Или, возможно, мне стоит сказать, что меня больше удивило подтверждение слухов, дошедших из Дома Бэнр. В любом случае, наша охрана была предупреждена о возможных гостях оттуда.
— Тогда их дезинформировали, — сказала Ивоннель. — Я оставила Дом Бэнр.
Трое дроу с любопытством переглянулись. В их взглядах читалось беспокойство. Ивоннель нравилось наблюдать за тем, как нервничают от её прихода эти грозные персонажи.
— Меня не информировали об этом, — сказал Громф, — довольно властно, подумала Ивоннель.
— Зачем бы? — хитро ответила она. — Ты все еще тешишь себя мыслью о том, что станешь Архимагом Мензоберранзана? С чего бы, если Тсэбрек Ксорларрин больше подходит на это место. Он стал еще лучшей кандидатурой с тех пор, как Матрона Мать Зирит вернулась в правящий совет в качестве главы Дома До’Урден. Хотя, в скором времени она переименует его в соответствии с родовым именем своей семьи. Почему бы Матроне Матери Бэнр сообщать тебе больше, чем необходимо, если простое упоминание о тебе вызывает нежелательное беспокойство по поводу стабильности её власти?
— Тогда она просто дура, — ответил Громф.
— И мы давно знали это, — ответила Ивоннель.
— Итак. Мне сказали, что ты ушла. И ты ушла, — прервал их Джарлаксл. — А теперь ты явилась сюда. У тебя есть причины?
— Я причиняю тебе неудобства, дядя?
— Честно? — ответил Джарлаксл. — Да.
Это заставило женщину рассмеяться.
— Ладно. Мое присутствие поможет тебе не слишком-то зазнаваться — к твоей и моей пользе.
— Ты не ответила на вопрос, — сказал Джарлаксл.
— Я здесь, потому что мне интересно.
— Что?
— Все, — призналась Ивоннель, оглядываясь на растущую Башню Магии. — Я наблюдала за вами из Дома Бэнр. Красота этого творения поражает воображение.
— Если Мензоберранзан имеет претензии на Башню Магии или на Лускан — они должны знать, что это означает войну.
— Это угроза?
— Простая истина, — ответил Джарлаксл. — Король Бренор…
— Ты называешь его королем! — насмешливо сказала Ивоннель.
— Бренор, — снова начал Джарлаксл. — Не будет мешать мне в Лускане. Как и не станет противиться власти Громфа в Башне Магии. Это то, на что мы все согласились. Но если Мензоберранзан решит сунуться сюда, то все дворфы Делзуна поднимуться против вас. И, вероятно, Лорды Глубоководья будут с ними.
— Но почему ты адресуешь свои угрозы мне? — невинно спросила Ивоннель. — Разве я не сказала, что покинула Дом Бэнр, а значит и Мензоберранзан? Может быть, навсегда. Мне так интересно, чем вы тут занимаетесь. И очень любопытна твоя веселая компашка. Дорогой дядя, неужели ты не рад мне?
Джарлаксл окинул взглядом своих компаньонов. Те выглядели более чем слегка озабоченными.
— Местная иерархия тебя не порадует, — заметил Громф.
— И нет, я не отдам тебе своего места. Как и Киммуриэль, — сказал Джарлаксл.
— Да я и не просила, — бросила Ивоннель. — Я — гость в твоем доме. И хочу учиться.
— У тебя в голове больше знаний, чем у нас троих вместе взятых, — сказал Громф, который казался довольно расстроенным.
Ивоннель пожала плечами.
— О многом. Но есть многое, о чем я еще хотела бы узнать, — она замолчала, сосредотачивая скромный взгляд на Джарлаксле. — И, быть может, я хотела бы многому научиться.
Не мигая, он смотрел на неё.
— Вы прошли через Подземье без происшествий? — спросила она дядю.
Он кивнул.
— Да, я, кажется, все еще в здравом уме.
— В отличие от Дзирта. Он был… заражен.
Лицо Джарлаксла напряглось.
— Я бы хотела увидеть его, — сказала Ивоннель.
— Его здесь нет.
Женщина вздрогнула.
— Я бы хотела увидеть его, — снова повторила она.
— Ты не сможешь.
Она начала возражать, но Джарлаксл, казалось, вернул свою смелость, и покачал головой в ответ на её невысказанные слова.
— Дзирт там, где никто не может встретиться с ним.
— Мыслями, — сказала она.
— Теперь и телом. Как и должно быть.
Ивоннель потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки. Женщину удивило то, насколько обеспокоило её это открытие.
— Вы излечили его? — спросила она.
— Мы не можем, — ответила Киммуриэль, а затем, добавил — И ты не можешь.
— Расскажите мне! — настаивала Ивоннель. — Расскажите мне все! Я должна знать о том, что вы выяснили насчет его болезни. О том, как узнали, что не можете помочь ему. Как и я, судя по вашим словам.
— Против Безумия Абисса моя магия бесполезна, — сказал Громф, вскакивая со своего места. — Это все, что я могу сказать по данному вопросу, — он подошел к двери. — Кроме судьбы глупого, давно потерянного бродяги у меня есть куда более важные дела.
— Он не понимает, — сказала Ивоннель, качая головой, когда архимаг ушел.
— Что ты знаешь? — спросил Джарлаксл.
— Сначала — вы, — сказала женщина, занимая место Громфа. — Расскажите. Расскажите все, что узнали о болезни Дзирта. Как пытались помочь ему. Оба. Прошу.
Киммуриэль и Джарлаксл снова обменялись смущенными взглядами.
— Почему? — спросил Джарлаксл.
— Сначала — вы, — повторила дроу, и лицо её приняло сосредоточенное выражение, отражающее внутреннюю решимость.
Лидеры наемников опять переглянулись. Джарлаксл пожал плечами.
— Пожалуйста, — сказала Ивоннель. — Расскажите.
Так они и сделали. Они поведали Ивоннель обо всех усилиях жрецов, магов и Киммуриэля с его псионикой, заканчивая настойчивыми утверждениями Киммуриэля о том, что излечение Дзирта может прийти только изнутри самого Дзирта.
— А теперь он ушел, — сказала она, когда рассказ был окончен. — Зачем?
Пара опять переглянулась.
— Я не собираюсь выслеживать и убивать его! — прикрикнула Ивоннель на Джарлаксла. — Пожелай я смерти Дзирта, и мне несложно было бы это устроить. Тебе это известно.
— Справедливо, — признал Джарлаксл. Он вздохнул и посмотрел на Киммуриэля. Находясь в одной комнате с тезкой женщины, уничтожившей его Дом, Киммуриэль совершенно точно не испытывал никакого восторга. Красноречиво поморщившись, Киммуриэль кивнул, соглашаясь, и Джарлаксл рассказал Ивоннель об их последнем плане. Мимолетной надежде на то, что Дзирт мог бы найти немного покоя благодаря усилиям Магистра Цветов и его ордена дисциплинированных и обученных монахов.
Женщина задумалась надо всем сказанным, ища в воспоминаниях Матроны Матери Ивоннель Вечной хоть какие-то подсказки.
Наконец, она улыбнулась и посмотрела на Джарлаксла.
— Вы не правы, — категорически заявила Ивоннель.
В воздухе повисло неудобное молчание.
— Вам даже не хочется узнать, в чем? — спросила женщина.
— Он был в твоем подземелье, — напомнил ей Джарлаксл. — Если мы не правы, то почему ты отпустила его?
— Это здесь не причем! — ответила Ивоннель. — Вы не правы… — она посмотрела на Киммуриэля и продолжила. — Или, если быть точнее, ты, Киммуриэль Облодра, ошибся в том, что болезнь Дзирта может быть излечена.
Снова, и несмотря на все свои старания, Джарлаксл подался вперед, показывая, на сколько его в действительности волнует этот вопрос.
— Ты настаиваешь на том, что излечение должно прийти изнутри, от самого Дзирта, — пояснила Ивоннель.
— Это не магия и не внушение… — начал Киммуриэль.
— Магия Безумия Абисса очень сильная и стойкая, — сказала Ивоннель. — Дзирт болен, и он может не пожелать перестать быть больным, независимо от того, какими просвященными и всезнающими считают себя эти монахи.
— Великий Магистр Кейн смог выйти за пределы смертной оболочки, — сказал Джарлаксл.
— Я не знаю этого человека.
— Он — Магистр Цветов Ордена Желтой Розы из Дамары, — пояснил наемник. — Он человек, но я сражался с ним сто лет назад, задолго до Магической Чумы. Век, может даже два века назад. И он все еще жив, и все еще может победить в бою почти любого противника. Его тело — лишь канал, через который дух контактирует с реальным миром. Так говорят. Я был свидетелем великой магии его духа, и не могу не согласится с такими оценками.
— Он достиг совершенства мысли? — спросила Ивоннель.
— Идеальной концентрации, — поправил Киммуриэль. — Он не иллитид.
— Тем не менее, — возразила женщина. — Этот… Кейн. У него все получилось потому что ум был ясен, а мысли — полны рациональности. Для того, чтобы найти идеальную концентрацию, ему потребовалось обрести гармонию внутри себя. Достижение этой гармонии помогло ему выйти за пределы сознания, но разве может подобное сработать с Дзиртом? Вы серьезно? Когда он так потерян?
— Кейн поможет Дзирту найти путь, — настаивал Джарлаксл, чей голос звенел от отчаяния.
— Каким образом? — посмеялась над ним Ивоннель, и добавила, обращаясь к Киммуриэлю: — Как?
— Из-за болезни Дзирт не видит правды. Весь мир кажется ему большой ложью, — пояснил Киммуриэль.
— Ты это уже говорил.
— Как мне использовать разум, чтобы сопротивляться подобному вторжению, если нет точки опоры? Что делать, если мои самые сильные попытки будут восприняты Дзиртом, как лживая и жестокая игра?
Ивоннель скрестила руки и приняла задумчивый вид.
— Если я найду ответ, ты мне поможешь? — спросила она.
— Он — да, — сказал Джарлаксл, прежде, чем Киммуриэль смог сказать хоть слово.
Хотя этого не было достаточно для Ивоннель и она посмотрела на Киммуриэля. После короткого смешка в адрес Джарлаксла, псионик кивнул, соглашаясь.
— Теперь я хочу поговорить с дядей наедине, — сказала она, и Киммуриэль, испытывая неземное счастье, покинул комнату, даже не потрудившись попрощаться.
— День полон неожиданностей, — сказал Джарлаксл, когда Киммуриэль ушел.
— Я наложила на него проклятие, — призналась Ивоннель.
— На Киммуриэля?
— На Дзирта, — ответила Ивоннель, и Джарлаксл откинулся на спинку кресла. Он сжал подлокотники с такой силой, словно едва удерживал себя от того, чтобы набросится на женщину.
Он не моргал.
— Не Безумие Абисса, — пояснила она. — Как ты сейчас подумал.
— Тогда что? Когда?
— Когда он покинул Дом Бэнр, мое проклятие последовало за ним. Когда он вернулся и посмотрел на Кэтти-бри, то увидел в ней демоницу, — пояснила Ивоннель. — Это, разумеется, моих рук дело. Как ты знаешь, Дзирт потерял всякое доверие ко всему. Так что я подбросила ему мыслишку, чтобы привести его туда, куда он и без того неизбежно пришел бы. Он должен был убить её, этим самым полностью уничтожив себя. Подходящая кара для того, кто бросил вызов Паучьей Королеве. Это было одобрено самой Госпожой Ллос.
Джарлаксл сложил руки перед собой. Ивоннель заметила, что он едва справляется с дрожью. В конце концов, он только что сказал ей, где искать Дзирта.
— Он не сделал этого, — сказала Ивоннель.
— Кэтти-бри не дала…
— Нет, он сам не сделал этого, — снова сказала она. — Женщину застали врасплох и должны, могли, убить. Но он не стал этого делать. То, как он избежал ловушки, не поддается разумному объяснению. Но он не стал её убивать.
— Ты выглядишь впечатленной.
Она кивнула.
— И заинтересованной.
— И ты пришла, чтобы закончить…
— Нет! — заявила она с уверенностью, поразившей её саму.
Джарлаксл пристально посмотрел на неё.
— Нет, — снова повторила она тихим голосом. — Я пришла не со злом. Я не желаю мести.
— Потому что он смог сопротивляться тому, чему не должен был смочь, — сказал Джарлаксл, и понимающе кивнул.
— Тогда надежда есть, — заметил Джарлаксл. — Значит, часть Дзирта еще жива, часть того, кем он был. Якорь, который удерживает его.
— Нет. Ему не выбраться из этой ямы самому.
— Ты говорила…
— То, что он не убил Кэтти-бри — разумеется, удивительно, — призналась она. — И да, он показал внутреннюю силу и сердце, заставившее меня остановиться. Но это не значит, что обманчивый шепот в его голове оставит его в покое.
— Он думает, что весь мир, вся его жизнь — один сплошной обман, который создан лишь для того, чтобы разбить его сердце, — заметил Джарлаксл.
— Обманчивый шепот, — повторила женщина.
— Если он поймет, что его заблуждения абсурдны…. - заспорил Джарлаксл.
— Это не удержит его от сумасшествия.
— Кейн научит его глубокому пониманию разума и тела.
— И шепот не утихнет во веки веков.
— Он признает свою неправоту!
— Нет.
— Ты несешь бред.
— Ты мыслишь ясно, и потому ждешь аналогичных действий от Дзирта, — сказала ему Ивоннель. — Такое типичное заблуждение. Он сломан. Что-то внутри него повреждено. Ты не можешь надеяться, что Дзирт разберется со своими перекрученными мыслями. Это как ждать, что человек с раздробленными костями побежит. То, что ты не видишь раны, не значит её отсутствия. Это не то, что лечится с помощью силы воли. Это сложнее, чем простое сращивание сломанной кости.
Джарлаксл покачал головой, тщетно пытаясь отрицать сказанное.
— Это коварная болезнь, — уверенно продолжала Ивоннель. — Постоянный гнет сомнений и страха, который умно борется со всеми мечтами и надеждами, — она испустила беспомощный смешок. — Не сильно отличается от пути Ллос, и тех способов, какими матроны матери держат остальных под своей властью. Вот только эти матроны матери живут теперь в голове у Дзирта. И они не станут мягче. В этот раз ему не победить. Потому что, в отличие от его первых дней в Мензоберранзане, теперь ему некуда бежать.
Джарлакслу очень хотелось возразить, но, в конце концов, его плечи просто поникли.
— Думать, что это судьба Дзирта….
— Ты восхищаешься им, — заметила Ивоннель.
Джарлаксл не стал спорить.
— Тебя расстраивает его слабость. Она приносит тебе разочарование, — добавила Ивоннель.
— Все не так! — настаивал наемник.
— Так! — парировала Ивоннель. — Тебе не по нраву приходится правда, но твоя злость не делает её ложью. Дзирт, это ребенок, который разочаровал тебя. Герой, который, на этот раз, не соответствовал твоим ожиданиям.
В конце концов, Джарлаксл смог только поднять руки, сдаваясь.
— Потому что ты не можешь понять того, что твориться в его голове, — пояснила Ивоннель. — Как это, когда твой разум ускользает от тебя? Это разочарование, да. И гнев. Хочешь ты признать это или нет. Если он приложит больше усилий, чтобы улыбаться и удерживать свои мысли, то для тебя, не страдающего подобным, все станет хорошо. Ведь на поверхности все исправиться.
— Что ты хочешь услышать? — спросил побежденный Джарлаксл. — Каких поступков ждешь от меня?
— Дзирту потребуется наша помощь — моя и Киммуриэля, по крайней мере, — объяснила Ивоннель.
Внезапно, дверь распахнулась. В проеме появился Артемис Энтрери, который чуть не задохнулся при виде молодой жрицы.
Ивоннель продолжала сидеть, совершенно не смутившись.
— Может быть, его практики с монахами помогут ему прийти туда, где он будет доверять миру достаточно, чтобы принять эту помощь, и в тот момент, мимолетный момент, мы должны быть готовы сделать все очень быстро. Это его — наша — единственная надежда.
Сказав это, она посмотрела на Энтрери, одаривая мужчину не менее пристальным взглядом. Задолго до того, она пришла к выводу, что потеряла лучший шанс излечить Дзирта от Безумия Абисса в тот момент — момент голой истины — когда он противостоял демону, которым считал Кэтти-бри. Тогда, наблюдая за следопытом через свою чашу прорицаний, Ивоннель видела дроу совершенно побежденным, отчаявшимся и потерявшим все, что можно было потерять.
Именно тогда был шанс что-то исправить. Она считала так тогда и до сих пор верила в это. Посмотрев на Энтрери, она попыталась вспомнить всю историю их взаимоотношений с Дзиртом. Её знания были довольно обширными. В конце концов, Артемис Энтрери жил в Мензоберранзане много десятилетий назад. В те времена, когда Дзирт первый раз вернулся в город, а матроной матерью была Ивоннель Вечная.
Жрица позволила взгляду задержаться на человеке и, в конце концов, она кивнула. У неё появилась идея.