Утром Станислав вошел к Эмме, когда она пила чай в своей маленькой гостиной.
– Ваша светлость, - обратился к ней дворецкий и замолчал как бы в нерешительности. Черные брови его были насуплены, губы поджаты.
– В чем дело, Стэнли? У вас чрезвычайно странное выражение лица.
Дворецкий проигнорировал шутливое прозвище.
– Ваша светлость, - продолжал он, - я только что обнаружил на парадном крыльце вот это. - И он протянул ей зажатый в руке предмет.
Эмма отставила чашку и во все глаза уставилась на него. Это была та же самая кроваво-красная роза, что прислали ей вчера.
– Разве вы не отослали ее обратно?
– Отослал, ваша светлость, вместе с жемчугом. По-видимому, на этот раз был оставлен только цветок.
Она покачала головой, разглядывая чуть увядшие лепестки.
– Кто бы ни был даритель, он проявляет поразительную настойчивость.
– Будем сообщать об этом князю?
Эмма на миг задумалась. Она была уверена, что роза прислана Адамом. Видимо, для того, чтобы вызвать трения между ней и мужем. Милбэнк был бы рад взбесить Николая и перессорить его с Эммой.
– Нет, - коротко сказала она, - это глупая история. Пожалуйста, выкиньте розу, и забудем об этом.
Наступил сочельник. Запах хвои волнами струился от елочки, установленной в углу маленькой семейной гостиной, отделанной золотистыми дубовыми панелями и украшенной гобеленами. Занавеси из бархата винного цвета на окнах были слегка отдернуты, и сквозь них в комнату проникал пронизанный звездным светом сумрак вечера. В камине трещал огонь, рассыпая веселые искры и оживляя желтоватыми бликами уютную полутьму.
Николай раскинулся посреди груды бархатных подушек на полу, наблюдая за женой, которая расхаживала по комнате, что-то доделывая и поправляя. Джейк в детской наверху давно видел сны о предстоящем праздничном утре. А у них впереди была целая ночь.
– Подойди сюда, - лениво промолвил он, прихлебывая вино из хрустального кубка, оправленного в золото и серебро и усаженного сверкающими алмазами и рубинами.
– Сейчас, - отозвалась Эмма, поправляя на деревце бусы из ягод. - Я еще не закончила.
– Последние два дня ты ничего не делаешь, лишь бесконечно перевязываешь по-новому ленты и передвигаешь на дюйм туда или сюда гирлянды.
– Поскольку завтра к нам явятся почти две сотни гостей, я хочу, чтобы все было идеально.
– Все уже идеально. - Николай подлил вина и залюбовался очертаниями бедер жены, когда она нагнулась в своих облегающих брюках. - Иди сюда сию минуту. У меня для тебя есть подарок.
– У меня для тебя тоже, - задорно ответила она и, перегнувшись за кушетку, вытащила оттуда большой квадратный предмет, по размеру похожий на картину в раме. Он был обернут темной тканью.
Николай оживился:
– Это твой портрет?
– Да. Мистер Сомс работал не покладая рук, чтобы закончить его к сроку.
– Дай мне на него посмотреть.
– Сначала подарок мне, - возразила она, уселась рядом с ним на пол, по-турецки подогнув длинные ноги, и приняла из его рук кубок с вином.
Николай не чинясь вынул из-под подушек сверток. Эмма с детским любопытством потянулась к нему.
– О, я больше всего люблю маленькие. - Разорвав бумагу, она открыла бархатную коробочку и с восторгом уставилась в нее, а потом осторожно вынула изумительно засверкавшую в свете камина брошь. По заказу Николая она была выполнена в виде тигра с полосками из черного оникса и желтых бриллиантов.
– Спасибо! - Эмма лучезарно улыбнулась мужу. - Он напоминает мне тебя.
– Вообще-то он должен был напоминать тебе о Маньчжуре.
– Вы с ним не слишком отличаетесь друг от друга, - заметила она, протягивая руку, чтобы погладить его затылок. - Оба вы одиночки, в прошлом жестоко раненные, и ни того, ни другого нельзя назвать полностью одомашненным.
Он бросил на нее взгляд, полыхнувший ярким золотом:
– Но ты ведь не хочешь, чтобы мы такими стали.
Криво улыбнувшись в ответ, потому что в словах Николая было много правды, Эмма притянула картину поближе.
– А теперь пришел черед твоего подарка. - Она помешкала, перед тем как развернуть картину, и слегка нахмурилась. - Она… она необычна. - Он махнул рукой, чтобы она не медлила. - Ну, тогда ладно. - Широким жестом Эмма сдернула покрывало. - Что ты о ней думаешь?
Николай молча и сосредоточенно вглядывался в портрет. Роберт Соме изобразил Эмму сидящей на подоконнике. На ней были белая рубашка с распахнутым воротом и легкие бежевые брюки. Неожиданную эротичность портрету придавало то, что Эмма была босой. Водопад распущенных рыжих кудрей, сверкавших от пронизывающего их солнечного света, ниспадал до бедер. Выражение лица, мечтательное, чуть серьезное, удивительно контрастировало с вольностью позы. Николай не мог оторвать глаз от портрета, находя его пленительным и чувственным.
– Он очень странный, правда? - спросила Эмма, пристально следя за реакцией мужа.
Николай улыбнулся и притянул ее к себе на колени, не сводя глаз с портрета.
– Он прекрасен. Спасибо тебе, Рыжик. Я буду дорожить им больше, чем всеми остальными шедеврами, которыми владею.
– Не знаю, где мы его повесим, - продолжала Эмма, откидываясь к нему на грудь. - Некоторых может оскорбить вид княгини в брюках.
Он нежно провел рукой по ее длинным, как у жеребенка, ногам.
– Я только такую княгиню и хочу иметь, Рыжик.
Она улыбнулась, довольная комплиментом, и начала нервно теребить пуговички на его рубашке.
– Николай, я тут подумала: есть кое-что, о чем ты должен знать.
– Что именно? - Николай почувствовал внезапную перемену ее настроения. Держа жену в объятиях, он терпеливо ждал, пока она подберет нужные слова.
– Не знаю, как тебе сказать, - наконец проговорила она. Николай приподнял ее подбородок и заглянул в глубокие синие глаза. Что-то всколыхнулось в нем, дрогнула какая-то струна, прозвеневшая почтительным ужасом и недоверием. Он понял, что она хочет сказать. Внезапная уверенность пронзила его насквозь, но он жаждал, чтобы она произнесла это вслух.
– Просто скажи это, Эмма.
– Я… - Она стиснула в пальцах тонкое полотно его рубашки. - Я думаю, что я… - Она снова затихла и только молча глядела на него, не в силах кончить фразу.
Он передвинул ладонь на ее упругий живот и вопросительно на нее посмотрел. Она ответила легким кивком, щеки ее полыхали пунцовым румянцем.
Николай глубоко вдохнул. Ребенок, их с Эммой ребенок - частица его в ней! Это известие вызвало в нем не прилив восторга, а что-то вроде ошеломленного смирения из-за того, что Бог подарил ему такую возможность. Мысль о трех детях терзала его душу: о Мише, брате, которого он бессилен был спасти, о Джейке, мальчике, которого он первоначально предал и от которого отрекся, и Алексее, сыне, навеки для него утраченном. Возможность увидеть рождение своего ребенка, участвовать в этой новой жизни, стереть с лица земли руины своего прошлого и начать все с чистого листа… Николай склонился над Эммой и погрузил лицо в живую массу сверкающих кудрей.
– Значит, ты доволен? - спросила Эмма, сомкнув руки у него на спине.
Несколько мгновений он не мог ответить.
– Ты - моя жизнь, моя вселенная! - наконец произнес он дрогнувшим голосом.
После бурного рождественского утра, во время которого слуги обменивались подарками в большом холле, а хозяева - в семейной гостиной, дом был усеян обрывками бумаги и лентами.
Незадолго до приезда гостей Эмма поспешила переодеться в голубое шелковое платье, отделанное узкой черной тесьмой. Юбка была простого покроя, без оборок и складок, лишь отороченная черной бахромой. Из украшений на ней была только тигровая брошь, приколотая в пене белого кружева у шеи.
Служанки суетились, убирая разноцветный мусор пустых коробок и оберток, а на кухне жарилось-парилось угощение для двухсот гостей. Аппетитные запахи традиционных жареных фаршированных индейки и гуся смешивались с ароматами русских блюд: грибов в сметане, квашеной капусты и пропитанного ромом дрожжевого кекса с изюмом, называемого "ромовая баба".
Джейк носился по дому в безудержном восторге, размахивая новыми игрушками и нетерпеливо вопрошая, когда же приедут его кузены.
– Скоро, - успокаивала его Эмма, не в силах удержаться от смеха при виде противоречивых выражений двух лиц: Джейка - счастливо ожидающего и его отца - безнадежно смирившегося. Она знала, что Николай без радости встретится со Стоукхерстами, особенно с Люком. Эти двое никогда не были в хороших отношениях, а с момента свадьбы Николай и вовсе избегал своего тестя.
Поймав на себе шутливый взгляд Эммы, Николай скривил губы в подобии улыбки.
Она подошла к нему и поцеловала в щеку.
– Все пройдет удачно, - пробормотала она. - Гости будут в праздничном настроении, а мои родители очень рады приглашению. Перестань смотреть так, словно у тебя должны вырвать зуб.
– Ты собираешься рассказать своей семье о ребенке?
– Пусть пока это будет наша с тобой тайна.
Николай потыкался носом в нежные кудряшки у нее над ушком. Но прежде чем он успел ответить, в дверях возникла Марфа Сударева.
– Целая вереница карет показалась на подъездной аллее, - задыхаясь от бега, проговорила она.
– Спасибо, Марфа. - Эмма радостно захлопала в ладоши и потащила Николая приветствовать гостей.
Вскоре дом зазвенел веселыми голосами и смехом. Толпа детей собралась вокруг большой рождественской ели, в то время как взрослые потянулись в гостиную, где им поднесли глинтвейн, гоголь-моголь и русский напиток, подслащенный перебродившим медом. Лорд Шепли, прославленный музыкант, уселся за фортепьяно и стал наигрывать рождественские песни, а остальные гости хором ему подпевали. Убедившись, что все в порядке, Эмма успокоилась и расслабилась. Отец и Николай были любезны друг с другом, но соблюдали дистанцию, с преувеличенным вниманием наблюдая за играми детей. Тася, очаровательно выглядевшая в лиловом шелковом платье, поймала взгляд Эммы и лукаво ей подмигнула.
Решив проверить, как обстоят у поварихи дела с обедом, Эмма незаметно выскользнула из гостиной. Напевая первый куплет песенки "Украсим залы к Рождеству", она направилась на кухню. Внезапно чья-то рука твердо легла ей на локоть. Она круто обернулась и увидела Николая. Губы ее приоткрылись в изумлении, но спросить она ничего не успела, так как он взял в ладони ее лицо и страстно поцеловал.
– Зачем ты это делаешь? - все же спросила она, как только получила возможность говорить.
Николай показал на потолок. Там, над порогом, кто-то повесил ветку омелы.
– Мне не помешало бы даже отсутствие этого предлога.
Улыбка изогнула ее губы.
– Тебе следует развлекать гостей.
– Я лучше развлеку тебя.
Она рассмеялась и пихнула его в грудь, но он лишь крепче сжал объятия.
– Я хочу поскорее остаться с тобой наедине, - прошептал он, приникая к ее устам.
Внезапно их прервал неожиданный звук - проказливое хихиканье детей. Эмма напряглась и прервала поцелуй, обернувшись к шалунам. Жаркий румянец залил ее лицо до корней волос, когда она увидела троих мальчуганов - Джейка, Уильяма и Зака - в сопровождении ее отца.
Лицо Люка осталось невозмутимым, но темная бровь иронически выгнулась.
Молчание нарушил Джейк.
– Не обращайте на них внимания, - заявил он, закатывая глаза к небу. - Они все время так делают.
Зарумянившаяся Эмма вырвалась от мужа и поправила лиф платья.
– Что это вы четверо здесь делаете? - сурово поинтересовалась она, скрывая смущение. Джейк жизнерадостно улыбнулся:
– Я веду их в конюшню показать моего пони Руслана.
– Тогда не будем вас задерживать, - пробурчал Николай. Эмма тайком ущипнула его за невежливое замечание и откашлялась.
– Может быть, Николаю стоит вас проводить?
Джейк и остальные дети принялись бурно упрашивать Николая пойти с ними, и он неохотно согласился, бросив угрожающий взгляд на Эмму.
Она мило улыбнулась в ответ, надеясь, что отец улучит минуту поговорить с Николаем по душам. В любом случае им не повредит провести какое-то время вместе.
А хозяйка вернулась к своему намерению посетить кухню. Внезапно неизъяснимый страх будто иголочками заколол ей затылок, и она замедлила шаги. Ее встревожило ощущение чего-то неладного, словно смутная тень опустилась над домом. Бросив взгляд через плечо, она увидела, как Станислав приглашает от входной двери в холл троих гостей. В первом из них она узнала мистера Оливера Брикстона, американского посудного фабриканта, который однажды обедал у Ангеловского. Он был братом женщины, на которой женился Адам Милбэнк. Затем показалась маленькая некрасивая женщина, разодетая в дорогое шелковое платье с кружевами. Волосы ее были убраны в строгую, аккуратную прическу. Она опиралась на руку темноволосого мужчины с очень знакомым лицом. Адам явился на их рождественский вечер и привел с собой жену.
Эмма застыла на месте, но мысли ее неслись в бешеном хороводе. Как такое могло случиться? По-видимому, приглашение было послано мистеру Брикстону скорее из вежливости, чем в расчете, что он его примет. Но он решил приехать и, нарушая все правила этикета, привез с собой Милбэнков.
Брикстон непринужденно улыбался, явно позабыв о прежних отношениях Эммы с Адамом. Но Шарлотта Милбэнк знала о них. Любопытство, смешанное с недоверием, читалось в ее серых глазах, устремленных на Эмму.
Сердце Эммы забилось так часто, что, казалось, сейчас выскочит из груди. На лбу выступила испарина. Зачем Адам сюда явился? Каковы его намерения? Люди станут наблюдать затаив дыхание, не случится ли ссоры между ним и Николаем. Она выдавила из себя улыбку и шагнула навстречу нежданным гостям, приветствуя их.
Некрасивое, но доброе лицо мистера Брикстона просияло, и он склонился с поцелуем к ее руке.
– Счастливого Рождества, ваша светлость.
Эмма пробормотала что-то в ответ и перевела взгляд на жену Адама, которая была по крайней мере на голову ниже ее.
Шарлотта Милбэнк удивила ее, заговорив первой тоном вежливым, но в котором слышалась сталь. Было какое-то несоответствие в том, что глубокий, звучный голос лился из уст маленькой толстенькой женщины.
– Надеюсь, вы сможете пристроить лишнюю пару гостей, ваша светлость. Боюсь, это я настояла на том, чтобы сопровождать брата на ваш прием. С момента моего приезда в Англию я ото всех слышу о князе Николае и его великолепном поместье, не говоря уж о его жене и ее зверинце.
Эмма не сводила глаз с этой женщины, не осмеливаясь посмотреть на Адама.
– Вы и ваша семья - желанные гости на нашем рождественском празднике, леди Милбэнк.
Когда это имя слетело с губ Эммы, по ее телу пробежал странный озноб. Леди Милбэнк - имя и титул, о которых она когда-то мечтала больше всего на свете.
Круглое, пухлое лицо Шарлотты Милбэнк казалось бескостным, но кожа ее была безупречной - изумительная молочно-белая с легчайшим румянцем на скулах. Возможно, если бы она отличалась бойким характером, ее сочли бы привлекательной, но серые, как кремень, глаза излучали недоверие, а сжатый в ниточку маленький рот не улыбался.
Эмма испытала странную потребность утешить эту женщину, сказать, что ей нечего ее бояться. Но вместо этого она доброжелательно улыбнулась и повела Шарлотту в гостиную, к ближайшей группе гостей, и стала всем ее представлять. Брикстон и Адам задержались позади, так как Брикстон залюбовался огромной рождественской елью в главном холле.
Эмма оставила Шарлотту Милбэнк и занялась другими гостями, однако глаза ее беспокойно обегали комнату. Скоро должен вернуться Николай. Ей необходимо найти его заранее, предупредить о том, что к ним в гости явился Брикстон вместе с Милбэнками. Она старательно не смотрела в сторону Адама, хотя ощущала на себе его неотрывный взгляд.
"Будь ты проклят, Адам, - думала она сердито. - Зачем ты хочешь перевернуть мою жизнь? Что сделано, то сделано. Ты меня оставил и женился на другой, а я сумела прийти в себя и оправиться от удара. Так дай мне жить спокойно!"
Пробираясь сквозь толпу гостей, Эмма непринужденно играла роль хозяйки и наконец, улучив момент, посмотрела на Адама. Он стоял с приветливым видом, но казался напряженным, и улыбка его была натянутой. Жена находилась рядом, ее пухлая белая ручка хозяйски лежала на его руке. Мимоходом Эмма услышала обрывок их разговора. Адам пытался рассказать какую-то историю:
– …Наши друзья наняли лакея с очень надменным лицом, одетого в роскошную синюю ливрею.
– Черную ливрею, дорогой, - небрежно прервала его Шарлотта.
Адам продолжал, словно не слыша ее:
– …И мы гуляли в их саду вдоль тиссов.
– Это были фруктовые деревья, дорогой, - поправила Шарлотта.
– …Когда услышали совершенно ужасный вопль и плеск! Этот лакей по дороге в каретный сарай поскользнулся и упал в рыбный садок. Я никогда так не смеялся.
– Это было крайне вульгарно, - чопорно добавила Шарлотта.
Эмма почувствовала на локте легкое прикосновение и, обернувшись, увидела рядом Тасю. Лицо Таси выражало легкую тревогу. Указав взмахом ресниц на Милбэнков, она тихо сказала:
– Вижу, у тебя появились незваные гости.
Эмма скорчила гримаску и вздохнула:
– Что будет, когда их увидит Николай!
– Николай не станет устраивать сцену, - уверила ее Тася. - У него отличное самообладание.
– Надеюсь.
– Адам выглядит просто подкаблучником, - заметила Тася.
– Да, я обратила на это внимание.
Адам всегда был обидчивым и болезненно гордым. Зачем он женился на женщине вроде Шарлотты? Возможно, она так держалась из-за неуверенности в себе: старалась самоутвердиться, изводя мужа?
– Бедная женщина, - внезапно промолвила Эмма. - Я знаю, чем оборачивается попытка удержать ускользающего из рук мужчину. Я долго пыталась это делать, пока не поняла всю бесполезность подобных стараний.
– О ком ты говоришь? - поинтересовалась Тася. - Об Адаме или о Николае?
Эмма горестно улыбнулась:
– Полагаю, об обоих. Но Николай переменился, в то время как Адам остался прежним. По-моему, Адаму приятно держать женщину в состоянии неуверенности, чтобы она никогда не знала, можно ли на него положиться.
– Ты думаешь, что можешь положиться на Николая? - последовал тихий вопрос Таси.
– Да. Все, что я наблюдаю в последние несколько недель, убеждает меня: я должна рискнуть. Я решила довериться Николаю, пока не пойму, что ошиблась.
Тася пристально вгляделась в ее лицо.
– Ты полюбила его, Эмма?
Эмма заколебалась, обдумывая ответ. Уголком, глаза она заметила, что Адам высвободился из рук жены и стал не спеша пробираться сквозь толпу гостей, направляясь к высокой стеклянной двери, выходящей в сад. На пороге он остановился и посмотрел прямо на Эмму.
Адам явно хотел поговорить с ней наедине. Эмма сразу отвела от него взгляд, но лоб ее пересекла озабоченная морщинка. Вскоре она ускользнет из гостиной и присоединится к нему.
– Ты уверена, что поступаешь мудро? - спросила Тася, точно оценившая ситуацию.
– Наверное, нет, но это необходимо. Я должна прояснить наши с ним отношения раз и навсегда.
Николай вернулся в гостиную, испытывая облегчение. Мальчики порадовали Джейка восторгом при виде его пони. Стоукхерст был вежлив и прохладно дружелюбен, пробормотав, что хотел бы с ним побеседовать за рюмкой коньяка или чего-то в этом роде. Николай послушно согласился, понимая, что Эмма была права: ее отец явно стремится установить с ним мирные отношения.
Едва он пересек порог гостиной, как к нему приблизилась незнакомая женщина. Она была маленькой и толстенькой, с неожиданно хищными, свирепыми глазами на круглом личике.
– Ваша светлость, - обратилась она к нему низким голосом, - я - леди Шарлотта Милбэнк. Ваша жена и мой муж куда-то запропастились. Так как я незнакома с вашим поместьем, то вынуждена просить вас помочь мне их разыскать.
Темный сад был полон свистящих зимних шорохов. Земля под ногами оледенела, и голый кустарник живых изгородей покрылся инеем. В морозном ночном воздухе дыхание вырывалось изо рта Эммы призрачными тающими облачками.
Сад представлялся ей единственным местом, где им с Адамом было гарантировано необходимое уединение. Казалось вполне закономерным, что они должны сейчас встретиться на том же месте, где состоялось их последнее настоящее свидание, перед тем как Николай вмешался в их жизнь.
Вскоре она обнаружила то, что искала: маленькую полянку, окруженную ирландскими тисами. Адам ждал ее там, его длинные волосы слегка колыхались на ветру, легкими волнами обрамляя лицо и шею. Он казался постаревшим, словно со времени того свидания прошли не месяцы, а годы. Эмма чувствовала, что тоже стала старше. Как случилось, что оба они изменились так сильно?
Она уже не могла представить себя и Адама юными пылкими влюбленными и поняла, что теперь их разделяет нечто большее, чем ее замужество и его женитьба. Она никогда не любила Адама по-настоящему. Настоящая любовь принимает человека со всеми его недостатками и прощает ошибки. Понимает слабости и еще больше любит за них. То, что объединяло их с Адамом, было иллюзией, которая рассыпалась прахом при первом же серьезном препятствии.
Она остановилась в нескольких футах от него. Ее губы дрожали от холода.
– Зачем вы приехали, Адам?
Он протянул к ней руку. В ладони бледно мерцали жемчуга.
– Я хотел отдать их вам.
Это были серьги, которые она ему отослала. Эмма покачала головой и сложила руки под грудью.
– Я не могу их принять.
– Почему? Разве они не так хороши, как те драгоценности, которые он дарит вам? - Взгляд его упал на тигровую брошь.
Эмма с трудом сглотнула, испытывая неловкость от того, что находится с ним наедине.
– Чего вы от меня хотите? - спросила она нетерпеливо и жалобно.
– Я хочу вернуться в тот вечер, когда мы были с вами здесь, в саду. Я все сделал бы иначе. Я не дал бы запутать себя и на этот раз не покинул бы вас. Слишком поздно я понял, что вы были для меня единственной возможностью стать счастливым.
– Это не правда.
– Разве? Говорят, что князь Николай изменился, что женитьба на вас преобразила его. Он стал лучше. Вы могли бы сотворить такое и со мной, если бы я женился на вас. Чтобы стать моей женой, вы бы бросили вызов своей семье и всему миру. Вы бы любили меня.
Когда- то подобные речи из уст Адама доставили бы Эмме огромное удовольствие. Она наслаждалась бы, слушая, как он сожалеет, что покинул ее. Но теперь его стенания были ей не нужны. Она хотела навсегда изгнать его из своей жизни.
– Адам, ни вам, ни мне не стоит жить прошлым.
– А что, если я не могу не думать о нем? - яростно вопросил он, швыряя серьги к ее ногам с такой силой, что одна из дужек сломалась, а жемчужины разлетелись вокруг ее юбок. - Я хотел увидеть сегодня на вас мои украшения.
– Вам следовало подарить их своей жене.
– Я не люблю ее, - сказал Адам, и глаза его потемнели от отчаяния. - После отказа от вас я продал свою душу. Я думал, что состояние Шарлотты будет достаточным утешением. Знаете, что мне пришлось узнать? - Он горько рассмеялся. - Мое новообретенное богатство принесло с собой обязательства, от которых меня выворачивает наизнанку. Шарлотта обращается со мной как с дрессированной мартышкой. Она ждет от меня послушания, беспрекословного выполнения ее воли и вознаграждает меня, только если я это делаю. Я утратил гордость и самоуважение.
– Ох, Адам, - печально прошептала Эмма, - вы не должны рассказывать мне об этом. Я не могу вам помочь.
– Нет, можете!
Эмма открыла было рот, чтобы возразить ему, но услышала звук шагов по замерзшей земле и шорох одежды, задевающей за кусты. Спустя несколько секунд на полянке появилась Шарлотта Милбэнк. Ее бледное лицо оставалось невозмутимым, но в глазах сверкало злое торжество.
– Мы нашли их, - объявила она своему спутнику, который вышел на полянку и встал рядом с ней.
– Ник! - проговорила Эмма, и сердце ее упало. Ее муж тихо обратился к Адаму:
– Убирайтесь с моей земли, или я убью вас! - Из уст некоторых людей это прозвучало бы как эффектная фраза, но Николай был абсолютно серьезен.
– Нет, - поспешила вмешаться Эмма. - Оставь их, Ник. Не давай сплетникам новой пищи. Кроме того, у тебя деловые отношения с Брикстоном и его американскими друзьями. Ведь так? Ты не должен оскорблять Брикстона, выгоняя из своего дома его сестру с мужем.
Тигриный взгляд Николая впился в ее зрачки.
– Почему ты хочешь, чтобы Милбэнк остался?
– Нам все равно пора ехать, - пробормотала Шарлотта и шагнула вперед, чтобы взять мужа за руку. - У меня разболелась голова. К тому же я увидела то, ради чего приехала сюда. Пойдем, дорогой.
Сначала казалось сомнительным, что Адам ее послушается. Молчание мучительно затянулось. Наконец он подчинился властному нажиму жены и покинул сад вместе с ней.
Николай смотрел на рассыпанный у ног Эммы жемчуг.
Ей захотелось оправдаться, хотя причин для этого не было. Рассердившись на свое смущение, Эмма перешла в наступление.
– Ну, что теперь, Ник? - сухо спросила она. - Что последует? Вопросы? Обвинения?
– Ты приглашала его? - осведомился он, по-прежнему глядя на жемчуг.
– Ты думаешь, мне хотелось его здесь видеть?
– Возможно. Ты что, испытываешь меня, Эмма?
Вопрос неожиданно привел ее в ярость:
– Я не стану оправдываться. Верь, во что хочешь!
– Я хочу услышать твое объяснение.
– Неужели? - с деланной наивностью осведомилась она. - Как чудесно, что ты решил проявить справедливость, после того как уже сделал свои выводы! Вы с Адамом совершенно одинаковы: пара собак, грызущихся из-за кости. Что ж, я не позволю никому из вас давить на себя, рвать и тянуть в разные стороны. Как ты смеешь глядеть на меня с подозрением, когда я изо всех сил стараюсь поверить в тебя! Неужели я не заслуживаю такого же отношения? Такой же слепой веры?
Ни единого звука, ни единого слова не донеслось в ответ, лишь полное молчание. Николай, казалось, был поглощен внутренней борьбой, которая требовала от него полной сосредоточенности. Эмма смотрела на суровый профиль мужа, высвеченные лунным серебром линии носа и скул.
Наконец Николай сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, напряжение ушло из его тела.
– Я знаю, что ты его не приглашала, - грубовато признался он. - Но когда я увидел тебя здесь, рядом с ним, мне захотелось придушить вас обоих. Я ревновал.
Эмма почувствовала, что ее злость проходит.
– Для этого не было причины.
– Разве? - Он помолчал еще несколько мгновений. - Шесть месяцев назад я стоял в этом саду и слышал, как ты сообщила Адаму, что любишь его, произнесла слова, которых никогда не говорила мне.
– Разве я не говорила их тебе в прошлой жизни? - отозвалась она в слабой попытке пошутить.
– Да, говорила, - абсолютно серьезно ответил он. - И я хочу услышать их снова. Только надежда на это поддерживает меня, Эмма.
К общему облегчению, праздники прошли без дальнейших осложнений. Николай совсем выбросил Милбэнков из головы, посвятив себя нуждам своей семьи, арендаторов, занялся делами. Он наконец нашел опытного наставника для Джейкоба и пригласил его приехать днем в поместье. Пожилого мужчину провели в библиотеку, где его ждали Николай и Джейкоб. Николай жестом пригласил его присесть и объявил:
– Мистер Робинсон, мы с сыном хотели бы предложить вам место гувернера. Ваши рекомендации безупречны, а после встречи с вами на прошлой неделе мы оба согласились, что вы самый подходящий человек.
Робинсон, седой, солидный джентльмен, в течение сорока лет преподавал в Итоне и теперь пожелал вести менее напряженную жизнь частного преподавателя. Он обладал добротой и мягким юмором, которые Николаю очень пришлись по душе. В нем также чувствовалась упорная воля, предполагавшая воспитание с твердостью и здравым смыслом. Еще важнее было, что Джейк его одобрил, чувствуя в нем отеческую теплоту.
Улыбка раздвинула аккуратно подстриженные усы мистера Робинсона, и он без уверток коротко сказал:
– Принимаю. Могу также добавить, что весьма необычно позволять ребенку сказать свое слово при принятии такого решения, но в этом видна некоторая свежая струя. - И он лукаво блеснул глазами в сторону Джейка. - Полагаю, что мы с юным Джейкобом поладим.
– Мы будем предоставлять вам отличные комнаты и обслуживание, где бы ни обитала семья. Мы также надеемся, что вы примете участие в наших возможных путешествиях.
– Я с удовольствием буду их ждать, ваша светлость. Путешествия дают прекрасную возможность пополнять знания. Даже человеку моего возраста.
– Вот и прекрасно. - Николай прервал себя на полуслове, так как в дверях библиотеки появился дворецкий. - В чем дело, Станислав?
– Посыльный только что принес это для вашей светлости. - Дворецкий подал ему на маленьком серебряном подносике запечатанное письмо и удалился.
– Извините меня, - проговорил Николай, обращаясь к Робинсону. Взломав восковую печать, он пробежал глазами письмо, адресованное лично ему. Оно гласило:
"Николай!
Мне хотелось бы обсудить с Вами дело первостепенной важности. Оно касается Эммы. Встретимся в старом домике привратника Саутгейт-Холла сегодня в четыре часа пополудни. Я бы предпочел, чтобы Вы никому об этом не упоминали.
Стоукхерст".
– Что за дьявольщина? - пробормотал Николай, перечитывая записку. Загадочное послание ничем не походило на обычный прямой и четкий стиль Стоукхерста. Возможно, однако, что он тревожился о дочери. У Николая не было иного выбора, кроме как быстро откликнуться на приглашение. Он хотел наладить хорошие отношения с семьей Эммы. И если понадобятся дополнительные усилия, дабы ублажить ее отца, он приложит их, чего бы это ему не стоило.
Джейк с любопытством уставился на него, в то время как мистер Робинсон робко поинтересовался:
– Плохие вести, ваша светлость?
– Нет, - задумчиво отозвался Николай, - просто неожиданные.
Он сомневался, что Эмме известно что-либо насчет послания ее отца. Сегодня она уехала на заседание Королевского общества гуманного обращения с животными. Такие собрания обычно длились весь день, так что было маловероятно, что она вернется до ужина. Если он выедет тотчас же, то успеет совершить поездку в загородную резиденцию Стоукхерстов, встретится с герцогом и вернется домой еще до возвращения Эммы.
Отодвинув письмо на край стола, Николай сухо заметил:
– Ох уж эти тести и тещи! Они не успокоятся, пока не втянут вас в какие-нибудь хлопоты.
Пожилой джентльмен улыбнулся:
– Не могу не согласиться с вами, ваша светлость. Моя дорогая жена умерла десять лет назад, но ее семья до сих пор продолжает мне докучать.
Николай ответил ему улыбкой и взъерошил темные волосики сына.
– Джейк, я сейчас должен уехать, так, может быть, ты покажешь мистеру Робинсону классную комнату? - Он повернулся к наставнику. - Станислав поможет вам до конца недели перевезти сюда ваши вещи и обустроиться. Дайте ему список того, что вам нужно.
– Благодарю вас, князь Николай. Большая честь, что вы доверили мне воспитание юного Джейкоба.
Джейк нетерпеливо подергал Николая за рукав:
– Куда ты едешь, папа?
– Я вернусь домой к ужину.
– Можно поехать с тобой?
– Не в этот раз. Ты должен остаться и быть хозяином дома, пока я не вернусь.
– Хорошо, папа, - послушно ответил Джейк, однако морщинка между черными бровками выдавала его недовольство.
Эмма вернулась с собрания Королевского общества гуманного обращения с животными сияющая, довольная успешно проведенным днем. Само по себе собрание оказалось скучным, и поскольку особых новостей не было, все закончилось очень рано. А вот отношение к ней стало совершенно другим. Как и предсказывал Николай, ее влияние и статус возросли, наверное, раз в десять, просто потому, что она стала его женой.
К этому времени члены общества узнали о баснословном богатстве человека, за которого вышла Эмма, а также о ее внушительном новом титуле. Ей нещадно льстили, соглашались со всеми ее предложениями, возносили до небес ее ум и милосердие. Сегодня президент назвал ее самым важным и влиятельным членом общества. Эмма была смущена, польщена, но несколько раздосадована тем, что вся ее предыдущая работа не принесла ей такого признания, как титул княгини Ангеловской.
Она вошла в холл, с удовольствием окунувшись в уютное тепло дома после зимней стужи.
– Привет, Стэнли, - улыбнулась она дворецкому, позволяя ему помочь ей снять накидку. Затем она сняла серую фетровую шляпку и перчатки. - Где мой муж? В библиотеке?
– Он уехал несколько минут назад, ваша светлость.
– Неужели? А куда?
– Он не сказал, мадам.
– Эмма! - раздался голос Джейка. Обернувшись, она увидела, что он со всех ног сбегает с главной лестницы, а хорошо одетый джентльмен следует за ним с более пристойной скоростью. - Это мой наставник, мистер Робинсон. Эмма приветствовала седого гувернера лучезарной улыбкой.
– Муж говорил мне о вас, мистер Робинсон. Так вы решили принять это место?
– Да, ваша светлость.
– Я очень рада! - Поглядев на Джейка, она спросила небрежно:
– Николай сказал, когда вернется?
– К ужину.
– Ты знаешь, куда он поехал?
– Да.
Поскольку продолжения не последовало, Эмма улыбнулась и терпеливо задала следующий вопрос:
– Тебе не хочется сказать мне куда?
– Я не могу сказать, мне придется тебе показать.
Озадаченная Эмма проследовала за мальчиком в библиотеку, а гувернер остался со Станиславом в холле. Подойдя к письменному столу Николая, Джейк перерыл несколько листков, пока не нашел нужную записку и поднял ее, зажав в ладошке:
– Вот!
Эмма укоризненно покачала головой.
– Просматривать чужие письма нехорошо, Джейк.
– Но ведь ты хотела узнать.
– Да, но… - Она уставилась на письмо, страстно желая узнать его содержание. - Черт! - негромко проговорила она и, улыбнувшись, взяла листок. - То, что я делаю, Джейк, очень плохо. Мы должны уважать право других на личную жизнь и тайну.
– Да, мэм. - Он наблюдал, как она читала записку, и золотые глаза его светились, как у кошки. Эмма совсем растерялась:
– Как странно! - Вовсе не похоже было на отца писать такие послания. Почему же он решил так поступить? - Но ведь это не его почерк! - вскричала она.
Нервы ее напряглись, желудок сжался в комок. Во всем этом было что-то очень неладное.
Господи, это же почерк Адама Милбэнка и его стиль! На миг в глазах у нее помутилось, и черные буковки поползли по белому листку как червяки. Она видела его почерк раньше, когда он писал ей любовные записки и свое прощальное письмо.
Адам Милбэнк хотел увидеться с ее мужем наедине.
Записка выпала из пальцев Эммы и, порхая, улеглась на пол. Она вспомнила, что говорил Адам о Николае, слова его жгли ей мозг:
"…Я не могу перестать думать о том, чего меня лишили. Ваш муж проник в нашу жизнь и отнял у меня все, чего я хотел".
"…Я собираюсь свести с вами счеты и обещаю: ждать этого долго вам не придется. Это мой долг перед Эммой и перед самим собой".
"…Боже мой, кто-то должен оказать миру услугу и избавить от него… пока он не покалечил еще чьи-нибудь невинные жизни".
– Нет, - прошептала Эмма, сжимая руки в кулаки. - Это безумие. Он не посмеет!
Однако в душе она понимала, что Николай в опасности. Не отвечая на растерянные расспросы Джейка, она быстрыми шагами подошла к деревянному шкафу, в котором Николай держал хрустальные графины с крепкими напитками и кое-какие ценности.
– Ты правильно сделал, что показал мне эту записку, Джейк, - сказала она, роясь в шкафу. - А теперь, пожалуйста, пойди в холл.
– Но почему?…
– Делай, как я говорю! - Она улыбнулась ему через плечо успокаивающей улыбкой и весело проговорила:
– Все будет в порядке.
Джейк неохотно повиновался и вышел, шаркая по ковру ногами. Спустя минуту Эмма нашла то, что искала: пару вычурно украшенных французских пистолетов в ящичке красного дерева. Вытащив из него пистолет с легчайшим курком и рукояткой из слоновой кости с золотыми и серебряными накладками - он был тяжелым и уютно улегся ей в руку, - Эмма проверила, заряжен ли он, и обнаружила, что обойма полна.
Она сунула его в карман платья, и тяжелые складки юбок скрыли торчащий бугор. Затем она спустилась в холл и жестом потребовала плащ. Хотя лицо ее оставалось спокойным, наверное, она чем-то выдала себя, потому что мужчины посмотрели на нее странно.
– Стэнли, велите снова подать мне карету, - коротко приказала она. - Уверена, что лошадей еще не распрягли.
Дворецкий поколебался мгновение, словно испытывая неодолимое желание переспросить ее или как-то по-иному задержать. Но ее глаза сурово встретились с его взглядом, и он кивнул:
– Будет исполнено, ваша светлость.
Какой- то экипаж уже стоял около старого домика привратника. Дыхание лошадей клубилось в морозном воздухе белыми облачками пара. Маленький, переживший несколько столетий домишко находился почти в двух милях от Саутгейт-Холла, на краю густого леса. Мимо него вилась тропка, в давние времена служившая подъездом к господскому дому. Однако она была заброшена, после того как много лет назад проложили более прямой путь к нему и построили новую сторожку.
Николай оставил свой одноконный экипаж и, потрепав гнедого по крутой блестящей шее, направился в домик. Погода стояла холодная, но она ничуть не походила на привычные ему жестокие русские зимы, которыми он наслаждался большую часть своей жизни. Однако ему хотелось, чтобы эта встреча поскорее закончилась и он мог вернуться домой, к Эмме. Будь они прокляты, прихоти его тестя! Хоть Николай и признавал, что обязан им потакать.
Толкнув тяжелую деревянную дверь, Николай вошел в помещение, промозглое и тусклое. Дневной свет едва сочился в маленькие грязные оконца. Стараясь приспособиться к переходу от яркой белизны снаружи, Николай поморгал глазами.
– Ладно, Стоукхерст, - сказал он, - говорите, в чем дело.
Но откликнувшийся голос принадлежал вовсе не Стоукхерсту. Он был тихим, злорадным и враждебным:
– Вы, наверное, не привыкли к такой жалкой обстановке, не так ли? Князю Николаю подавай только самое лучшее. Роскошный дом, деньги, красавицу жену, но теперь все это будет отнято. Отнято человеком, которого вы ограбили дочиста.
Говоривший сделал шаг вперед, и Николай узнал Адама Милбэнка.
Ошеломленный, не понимая, что происходит, Николай уставился на него немигающими глазами:
– Какого черта вам надо?
Милбэнк взмахнул рукой, в которой оказался зажат пистолет с длинным дулом.
– Я хочу мщения, и этим я его добуду! Вы позавидовали тому, что было у меня с Эммой, и забрали ее себе. Думаете, вы лучше меня? Так вот, Ангеловский, между нами нет почти никакой разницы. Мы оба недостойны ее! - Адам тщательно прицелился и начал большим пальцем отводить курок. - Это пистолет Стоукхерста. Я застрелю вас и брошу его здесь… во владениях герцога. Вы с ним сговорились против меня. Теперь настала пора возмездия.
– Вы глупец, - почти ласково проговорил Николай, не сводя глаз с пистолета, который прыгал в руке Милбэнка, выдавая его безумное возбуждение. - Никто не поверит, что это сделал Стоукхерст.
– По крайней мере это бросит тень на славное имя, которым он так гордится. А мир станет лучше и чище без тебя, себялюбивый русский ублюдок!
– Как вы думаете, что произойдет потом? - осведомился Николай, переводя взгляд с оружия на вспотевшее лицо Милбэнка. - Вы кончите петлей палача. Эмма вам все равно не достанется. Она не хочет иметь с вами ничего общего.
– Она хотела меня, пока вы зверски нас не разлучили! - Пистолет дернулся, и в ответ невольно дернулся Николай. Адам хрипло засмеялся. - Вы правы, Ангеловский, вам следует бояться. Я действительно собираюсь это сделать. Я убью вас без малейшего сожаления, как муху. Но сперва станьте на колени. - И когда Николай заколебался, ярость Милбэнка, казалось, удвоилась. - На колени! На колени! Немедленно! Хоть раз я увижу вас униженным.
Николай медленно опустился на колени, неотрывно глядя на противника, хотя его трясло от гнева и протеста.
– Я начал обдумывать этот план, когда услышал, что вы женились на Эмме, - продолжал Адам. - С того момента ваша жизнь не стоила и шиллинга.
Николай облизнул пересохшие губы:
– Вы пожертвуете своей жизнью ради мести? А как же ваша жена?
– Моя жена? - повторил Адам и горько рассмеялся. - Толстая жалкая курица, которая вечно клюет всех вокруг. Каждый раз, глядя на Шарлотту, я вспоминаю, что по вашей вине оказался с ней. А вам досталась Эмма, вам, который заслуживает ее меньше всех на свете!
– Этого я не отрицаю, - тихо произнес Николай.
– Эмма будет благодарить меня до конца дней своих за то, что я собираюсь сделать.
– Нет, Адам, - раздался с порога голос, ошеломив обоих мужчин. Они были так поглощены спором, что ни один из них не заметил тонкую фигурку, проскользнувшую в приоткрытую дверь.
Эмма стояла перед ними. Подол ее юбки отсырел от мокрой земли, белеющее в полумраке лицо казалось осунувшимся и угловатым. Николай никогда не видел у нее такого пронзительно сверкающего взгляда, словно она находилась в гипнотическом трансе. Она шагнула вперед, держа в руке пистолет, притом гораздо тверже, чем Адам.
– Это безумие. Перестаньте наставлять эту штуку на Николая. Если тронете хоть волос на его голове, я вас пристрелю.
– Эмма, убирайся отсюда! - рявкнул Николай, похолодев от ужаса. Его жена, его ребенок! С ними не должно произойти ничего плохого, что бы ни случилось с ним самим.
Адам едва глянул на Эмму.
– Я не хочу убивать его у вас на глазах. Но сделаю это, если придется.
– Ради Бога, зачем вам это? - напряженно спросила Эмма. - Вы что, пытаетесь напугать Николая? Что ж, вы преуспели в этом: нагнали страха на нас обоих. А теперь уберите пистолет.
Адам становился все более хмурым и встревоженным. Пистолет качнулся в его руках.
– Вы должны быть мне благодарны за то, что я собираюсь избавить вас от него. Разве вы не этого хотите, Эмма? Вы не можете любить это чудовище, вы хотите освободиться от него!
– Нет, не хочу. - У нее заметно задрожал подбородок. - Немедленно прекратите ломать комедию, Адам!
– Проклятие, Эмма! Уходи, пожалуйста, - в отчаянии взмолился Николай. Господи милосердный, неужели судьба снова разлучит их? После всех мук, через которые он прошел, после всего, что узнал, неужели он окончательно ее потеряет? Из прошлого донесся до него горестный шепот Емелии: "Я никогда больше не увижу тебя. Это правда?" - "В этой жизни - нет".
– Эмма, убирайся отсюда! - резко повторил он.
– Ни слова больше! Молчите! - прокричал Адам, глаза его горели ненавистью. Лихорадочный взгляд вернулся к Эмме. - Я не понимал, какие чувства к вам испытывал, пока не потерял вас. И я должен это сделать. Не могу допустить, чтобы он выиграл. Если я позволю ему уйти безнаказанным, то больше никогда не буду чувствовать себя мужчиной. Никто и никогда не верил, что я любил вас, Эмма, даже вы сами. Только таким образом я смогу это доказать. Тогда вы поймете.
– Не надо ничего доказывать, - промолвила Эмма. - Я вам верю. - Она почувствовала жжение слез, выступивших в уголках глаз. А внутренний голос ее вопил в ужасе: "Только не тронь его, пожалуйста!" Она сморгнула слезы, продолжая твердо направлять пистолет на Адама. - Но я не люблю вас, Адам. Я была одинокой, неуверенной в себе, а вы льстили мне и заставляли ощущать себя нужной, желанной. По своей незрелости я приняла это за любовь.
– Он обманул вас, и вы поверили его лживым измышлениям, - горячо настаивал Адам.
– Мы с вами были друзьями, которые испытывали друг к другу нежность. Это совсем не то что любовь. Теперь мы оба устроили свои жизни с другими. Вам не стоит разрушать их. Этим вы ничего не добьетесь. Так что положите пистолет, и мы уйдем. Я пойду с вами куда-нибудь, и мы спокойно поговорим.
– Нет, - быстро произнес Николай.
– Не вам решать, - насмешливо фыркнул Адам. - Здесь я командую, а не вы. Понятно?
– Положите пистолет, Адам, - требовательно повторила Эмма. - Я не шучу.
– Не могу, - последовал упрямый ответ.
– Сейчас же!
Адам, казалось, не слышал ее, глаза его были устремлены на Николая.
– Слишком поздно.
До конца своих дней не забудет Эмма того, что последовало далее. События разворачивались в каком-то своем, особом времени: секунды превратились в часы, все движения замедлились, растянулись до бесконечности, распались на миллион составляющих. Николай прочел в глазах Адама свой приговор: твердую решимость сейчас же убить его. Он повернул голову к Эмме, чтобы взглянуть на нее в последний раз. Глаза его стали пронзительно прозрачными.
И тогда она спустила курок пистолета.
Оглушительно прогремел выстрел, многократно отразившись эхом в ее мозгу. Раздался тонкий, высокий крик:
– Коленька!
Только гораздо позже она поняла, что кричала сама. Ударом пули Адама развернуло, правое плечо его будто взорвалось алыми брызгами. Пистолет его выстрелил, но уже не в цель. Пуля попала в стену позади Николая.
Николай не пошевелился, когда Адам упал к его ногам. Он оцепенел, мозг его замер в ожидании смерти. Он странным образом ослеп и оглох, затерялся в темной пустоте. Постепенно чувства его проснулись, и он понял, что стоит на коленях, а Эмма присела около него на корточки. Руки ее сжимают его лицо, а теплое дыхание согревает кожу.
– Ник, - прошептала она. Синие глаза ее блестели слезами. - Господи, я люблю тебя! - Она целовала его глаза, щеки, губы. - Посмотри на меня, - повторяла она, заливаясь слезами. - Я не могу тебя потерять. Никогда! Понимаешь? Я люблю тебя!
Николай обвил ее руками, гул крови в ушах постепенно стихал. Он посмотрел на лежавшего ничком Милбэнка. Пуля, должно быть, попала в плечо или предплечье, так что мерзавец, вероятно, выживет. Снова переведя глаза на Эмму, он попытался вытереть слезы, струившиеся у нее по щекам. Она казалась такой беспомощной! Тигрица вдруг стала кроткой и нуждалась в поддержке и утешении. Между ними больше не было барьеров. Они прильнули друг к другу, наконец-то вместе, составляя единое целое. Прошлое рассыпалось в прах и унеслось прочь.
– Откуда ты узнала? - удалось выговорить ему.
– Я увидела записку, узнала почерк Адама и поняла, что он хочет причинить тебе вред. Я должна была поехать и найти тебя.
Он до боли сжал ее в объятиях.
– Никогда не смей больше подвергать себя такой опасности. Что бы ни случилось!
Дрожащая улыбка коснулась ее губ.
– Ты не можешь мне приказывать, как себя вести, - сказала она, вытирая глаза рукавом.
– Не плачь, - прошептал он. - Все позади. Мы оба целы.
– Когда я поняла, что Адам может тебя убить, то осознала, какой пустой станет без тебя моя жизнь. Ты мне нужен. - Губы ее задрожали. Она пыталась справиться с собой. - Так что лучше оставайся со мной навсегда, Ник: или я превращу твою жизнь в ад!
– Ты крикнула мне по-русски "Коленька!", - напомнил он, гладя ее мокрую щеку.
– Неужели? - удивилась Эмма и на миг задумалась. - Да, похоже, что так, - медленно проговорила она. - Интересно почему? Возможно, я начинаю верить в твой сон.
Но это было уже не важно. Ведь в будущем их обоих ждало сияющее счастье.
– Не имеет значения. Главное, что ты теперь меня любишь, Рыжик.
– Да, - прошептала она, притягивая к себе его голову.