Жанна д'Арк

I. Имя Жанны д'Арк

"На родине меня называли Жаннеттой, но, когда я приехала во Францию, меня стали называть Жанной", – ответила Жанна на первом заседании обвинительного процесса, когда ее попросили назвать фамилию и имя.

При жизни Жанну никогда не называли Жанной д'Арк. В XV веке было принято добавлять к имени название местности, поселка или упоминание о происхождении; иногда к имени добавляли прозвище. Мать Жанны Изабеллу называли в текстах Изабеллой Роме, это прозвище она получила благодаря якобы совершенному ею паломничеству в Рим. Жанна сказала также, что у нее на родине дочери носят фамилию матери. Но она называла себя "Жанна Дева". Она гордилась этим именем и видела в нем символ своего призвания.

В письме к англичанам, продиктованном 22 марта 1429 года в Пуатье, она так обращается к регенту и его помощникам: "Воздайте Деве, посланной сюда Богом… и твердо верьте, что Царь Небесный придаст Деве силы". 5 мая 1429 года в письме-предупреждении англичанам писарь выводит под ее диктовку: "Царь небесный предупреждает вас и передает через меня, Жанну Деву". В обращениях к жителям Турне 22 июня 1429 года, к жителям Труа 4 июля того же года, к Филиппу Доброму, герцогу Бургундскому, 17 июля 1429 года она по-прежнему называет себя "Жанна Дева".

Жители Реймса (письмо от августа 1429 года) и граф д'Арманьяк (письмо от 22 августа) называют ее также этим именем. Три письма, дошедшие до наших дней, подписаны ею собственноручно "Жанна". Для людей из партии арманьяков, для горожан Орлеана, для ее соратников она Жанна Дева. Враги, например Жан, герцог Бедфорд, говорят о ней: "называемая Девой". Для герцога Бургундского она "та, которую называют Девой", для ее злейшего врага Кошона – "Жанна, прозываемая Девой", наконец, для Парижского университета: "mulier quae Johannam se nominebat".

Хронисты, сторонники арманьяков или бургундцев, также не знают "Жанны д'Арк", будь то Жан Шартье или Вильям Кэкстон, или же автор "Дневника осады Орлеана", Антонио Морозини или Жорж Шателлен. Для поэтов Кристины Пизанской или Франсуа Вийона она "Дева", "Жанна, добрая лотарингка", "Французская Дева" или "Божья Дева".

Историк находит имя Жанна д'Арк в материалах процесса по отмене приговора. В 1445 году папа Каликст III в рескрипте называет ее братьев: "Пьер и Жан Дарк и их сестра quondam Johanna Darc"; архиепископ Реймский также упоминает семью Дарк: "Изабелла Дарк, Пьер и Жан Дарк, мать и братья покойной Жанны Дарк, обычно называемой Девой (…Isabelle Darc, Pierre et Jean Darc, mere et freres defunctae quondam Jeannае Darc, vulgariter dictae la Pucelle)". В то же время в прошении семьи читаем: "Изабелла Дарк, мать покойной Жанны, обычно называемой Девой ("Ysabellis Darc, mater quondam Johannae vulgariter dictae la Pucelle")". Выражение "Орлеанская Дева" появляется в XVI веке… Первая большая биография Жанны, написанная Эдмоном Рише, увидела свет в 1630 году под заглавием "История Жанны, Орлеанской Девы".

Как же писалась фамилия ее отца и ее братьев? Известные историки Кишера, Симеон Люс, Эйроль, Шампьон пишут д'Арк. Вслед за ними Пьер Тиссе, изучив тексты обвинительного процесса, принимает написание д'Арк. Пьер Дюпарк, занимаясь переводом материалов процесса по отмене приговора, также употребляет это уже принятое написание.

Если же обратиться к оригинальным текстам, то там встречается самое разнообразное написание: Дарк или д'Арк, но также Дарс, Дей, Де, Даркс, Дар, Тарк, Тард или Дарт (Darc, d'Arc, Dars, Day, Dai, Darx, Dare, Tare, Tard, Dart). Следовательно, во времена Жанны не существовало твердо принятого написания. В XV веке никогда не ставили апостроф: Дальбрэ, Далансон или Долон писали в одно слово; лишь в современной орфографии раздельное написание указывает на происхождение из определенной местности или принадлежность к знати. Пишут герцог д'Алансон, герцог д'Арманьяк, но также Жан д'Олон, Жан д'Овернь, Гийом д'Этивэ, обозначая лишь место происхождения.

Что касается семьи Девы, исследования велись по двум направлениям. В зависимости от сделанных выводов Жанна становилась то простолюдинкой, то аристократкой.

В своем "Кратком трактате об имени и гербе, а также о рождении и родственниках Орлеанской Девы и ее братьях, написанном в октябре 1612-го и пересмотренном в 1628 году" Шарль дю Лис пишет в главе II: "На гербе родственников и других потомков упомянутого Жака Дарка был изображен лук, натянутый тремя стрелами". Таким образом, потомки семьи Жанны не ставят апостроф и пишут просто "Дарк". Шарль дю Лис, "человек просвещенный, просивший у Людовика XIII разрешения присоединить герб старшей ветви к своему, никогда не забывает в своем "Трактате" – предназначенном для обоснования его просьбы – отделить частицу от своего собственного имени Дю Лис: и если он ни разу не поставил апостроф в имени Дарк, значит, он не мог законно этого сделать".

Приписывая отцу Девы герб – "золотой лук на лазурной полосе", хотят доказать благородное происхождение семьи. Тогда следует задаться вопросом: почему Карл VII пожаловал дворянство семье, дав ей другой герб вместо ее собственного? Этот выразительный герб не существовал до пожалования дворянства и был придуман в более позднее время.

Отец Донкёр заключает: "Мы считаем, что, за неимением достаточных доказательств, у нас нет никаких оснований менять написание Дарк на д'Арк. Латинские тексты, в которых встречается это имя, тому подтверждение. Если бы фамилия указывала на место происхождения, то в латинском языке названию местности предшествовала бы частица де. Таким образом, Гийом Дэтутвиль писался бы по-латыни Estoutevilla, Гийом Дэтивэ писался бы de Estiveto, Жорж д'Амбуаз писался бы de Ambasia или Ambasianus, Жак д'Арк писался бы по-латыни de Агсо, как в 1343 году некто Пьер Дарк, каноник из Труа, писался Petrus de Агсо". Нигде мы не находим такого написания.

Иногда считают, что апостроф указывает на аристократическое происхождение. Сошлемся a contrario на вывод "Монитёр дю суар", сделанный в 1866 году по поводу полемики о написании фамилии отца Жанны д'Арк: "Из всего вышесказанного следует, что написание Дарк предпочтительнее любого другого, так как больше соответствует правилам этимологии и простонародному происхождению девушки, ставшей знаменитой благодаря своему мужеству и патриотизму!"

В заключение отметим любопытный факт: сохранившийся в Орлеане документ Minute francaise дает написание "Тарт", что соответствует грубому лотарингскому произношению.

II. Орлеан во время осады

Когда 12 октября 1428 года английские войска вышли к Орлеану, они увидели перед собой один из красивейших городов королевства, город-форт, окруженный крепостной стеной с мощными, расположенными через определенные интервалы башнями.

Поднявшись на месте крупного галло-римского города[114], к которому в XIV веке было присоединено древнее поселение Авенум, Орлеан в 1345 году стал столицей герцогства, которое Филипп VI Валуа передал в апанаж своему второму сыну Филиппу. После смерти Филиппа в 1375 году герцогство вновь воссоединилось с королевским доменом, но в 1392 году оно опять было передано в апанаж брату Карла VI Людовику. На сей раз это не прошло гладко – жители Орлеана, преисполненные решимости, вознамерились отстаивать свои права. Им удалось получить хартию вольности, согласно которой они могли теперь избирать голосованием в два тура двенадцать поверенных.

Однако Людовик Орлеанский сумел, пустив в ход всю свою дипломатию, сделать так, что жители города признали его. В 1393 году, устроив пышное празднество, он пригласил поверенных столицы своего герцогства присутствовать на нем; польщенные таким вниманием, представители городской знати явились на праздник, принеся с собой "нескольких гусей, а также спаржу, связанную в пучки". Это празднество Людовик Орлеанский устроил в честь рождения своего сына; по этому же случаю он учредил орден Дикобраза[115], чем порадовал многих знатных мужей города.

Дни въезда герцога в свой добрый город превращались для орлеанцев в настоящий праздник. На окнах домов вывешивались занавеси и ковры, гирлянды цветов; на перекрестках улиц выставлялись сосуды с вином, молоком и ароматизированной водой.

Орлеан надеялся на своего благодетеля, на то, что герцог поможет защитить город. С середины XIV века обстановка осложняется. Набеги, совершенные в 1358 году под предводительством Роберта Ноульза на окрестности города, наводили на жителей Орлеана панический ужас. В 1367 году орлеанцев держали в постоянном страхе войска принца Уэльского; горожане снесли церкви и часовни предместий, находившиеся за стенами города; многие строения постигла та же участь (например, церковь святого Эверта, которую разрушили норманны в IX веке, была позднее восстановлена и вновь разрушена в 1358 году). Несколькими годами позже ее восстановили, и в ней шли богослужения, но в 1428 году, когда англичане начали осаду города, она снова подверглась разорению.

Тревога усилилась в 1380 году, после наступления герцога Букингемского. Естественно, жители Орлеана обратили взоры на своего защитника, Людовика Орлеанского, и все силы отдали укреплению города. Об этом свидетельствуют городские расходные книги.

За крепостными стенами Орлеана, в коих было пробито пять ворот, тщательно следили. Ворота также стали объектом постоянного внимания: от Бургундских ворот начиналась дорога на Жьен; ворота Паризи, расположенные недалеко от монастырской больницы, во время осады частично закрыли и оставили проход только для пешеходов; через ворота Банье открывался путь на Париж, а через ворота Ренар, близ которых находилась таверна Жака Буше (позже в ней найдет приют Жанна), лежала дорога на Блуа; и, наконец, через ворота святой Екатерины, на набережной, можно был выйти прямо на мост. По обеим сторонам всех ворот высились башни со спускающейся решеткой, сами башни соединялись подъемным мостом с крепостным валом, который служил передней линией обороны; он был тоже защищен земляным бруствером, а также частоколом.

Мост через Луару охранялся со стороны города башней Шатле, а на левом берегу фортификационными сооружениями – турелями, состоящими из двух башен, одна из которых была с плоскими сторонами, другая – круглая, построенная прямо в реке. Мост начинался на улице Отельри (Трактирной) и на улице Ворот святой Екатерины; он насчитывал девятнадцать неравномерно расположенных пролетов. В то время под мостом был остров с двумя холмами. Одна часть острова принадлежала торговцам рыбой, а на другой возвышалась часовня. Землю этой части острова даровали церкви святого Антуана – покровителю моста.

О постоянных тревогах орлеанцев можно судить из записей счетных книг крепости, которые дают представление об оплатах произведенных работ по поддержанию крепостных стен и моста в порядке: "Вышеупомянутому Жийе за два дня работы плотников, которые вызвались восстановить две тетивы, одну на башне Шан-Эгрон, другую близ башни Сен-Флу… по пять су четыре денье каждому за день работы, выплатить десять су восемь денье". (Подняться на некоторые башни крепостной стены можно было только по лестнице или лестничной тетиве, расположенной с внешней стороны башни.) Следили также за безопасностью моста: "За запор спускающейся решетки моста, ключ от которой находится у Жака Миа, пятнадцать су".

В это неспокойное время горожане с особым пристрастием относятся к караульной службе:

"Бернару Жосселэну нести караул в Сен-Пэр-Эмпон в месяце апреле".

"Жаке, священнику, а также лицам, его сопровождающим, то есть восьми поверенным, восьми горожанам, восьми нотариусам и восьми сержантам (выдать деньги) на расходы, сделанные в пятницу двадцать седьмого дня апреля для обеспечения безопасности города и для осмотра хлебных амбаров с целью выявления количества хлеба".

Как видно, ничто не оставлено без внимания, даже подумали о тех, кто находился в дозоре:

"Жаку Шампону двадцать четвертого дня месяца мая (выделить средства) на покупку кровати, а также перины, подушки и стеганого одеяла… чтобы два (горожанина) могли прилечь, находясь в Новой башне".

Время шло, и работы по укреплению города производились все чаще, а во время осады содержание крепостных стен в исправности стало каждодневной обязанностью горожан.

"Жану Будо за сто восемь фунтов железа, отданного им в городскую кузницу… Умберу Франсуа, каменщику, за четыре дня работы, которые он потратил на починку ворот Бернье… Жану Шомару в шестнадцатый день апреля за деньги, отданные им на покупку одной туазы[116] древесины… и гвоздей, предназначенных для дощатого настила башни Ом… Андре Годе, слесарю, за запор, за установку железных брусьев, дабы перегородить крепостной вал у ворот Банье… Жану Кусту, плотнику, за два дня работы, затраченных им и еще двумя плотниками на установку пушечных лафетов на валу ворот Паризи".

Кроме так называемого оборонительного вооружения (содержание в исправности башен, крепостных стен и моста), жители Орлеана занимались и наступательным вооружением; все те же счета свидетельствуют о покупке бомбард и пушек и об их установке.

"Жану Шомару… за семнадцать дней работы плотников, которые укрепили лафеты и заменили крепостные пушки. Жану Волану за предоставленные им деньги в уплату за одиннадцать дней работы плотников и четыре дня работы каменщиков, которые трудились над установкой пушки Монтаржи на башне Сен-Сансон…"

Горожане закупают свинец, занимаются изготовлением пороха:

"Жану Савору… за то, что он в течение восьми дней занимался изготовлением пороха… Жаку Буше, казначею монсеньора Орлеанского, за покупку двухсот фунтов пороха для пушек, приобретенного им для нужд города, по сто двадцать одному экю золотом каждому".

Горожане беспокоятся также и о покупке стрел для арбалетов; в обороне города принимает участие пушкарь. Анализ документов позволяет установить, что в Орлеане был расположен гарнизон численностью около двухсот человек.

Прямо над залом собрания поверенных находилось помещение, где хранились стрелы для арбалетов и порох. Каждый житель внес свою лепту в дело обороны города, цехи ремесленников делали все возможное, чтобы укрепить дамбы, частоколы, но возникает одна существенная проблема: члены университета считают себя свободными от всех повинностей и не желают участвовать в городских расходах. Карл VII вынужден был направить городу королевские грамоты, напоминая, что все жители без исключения обязаны нести дозорную и караульную службу и платить налоги, идущие на укрепление города.

Чтобы улучшить оборону города, орлеанцы не останавливаются даже перед разрушением предместий. Англичане со своей стороны воздвигнут на главных дорогах бастиды и присвоят им имена городов, которые были в их владении: Лондон, Руан и Париж. Эти бастиды вокруг Орлеана связаны между собой частоколом и укрепленными валами: Орлеан оказывается, таким образом, изолированным. Во всяком случае, трое из его ворот блокированы, это ворота Паризи, ворота Банье и ворота Ренар; только Бургундские ворота остаются еще открытыми.

Орлеан был выбран англичанами для осады не случайно; в тот период средних веков это красивейший город Европы со знаменитым университетом, крупный торговый центр с зерновым рынком, один из важных портов на Луаре. Наконец, это многонаселенный для своего времени город: в нем проживало около 30 000.

III. "День селедок" (12 февраля 1429 года)

С того момента, когда в октябре 1428 года англичане начали осаду Орлеана, и до прибытия в город Жанны д'Арк казалось, что все военные действия прекратились, но, однако, в "Дневнике осады Орлеана" приводятся отдельные факты, заслуживающие внимания.

"Дневник" является как бы осмыслением одним из жителей Орлеана, возможно священнослужителем, событий, которые происходили в этот период; повествование начинается с момента подхода к городу англичан и кончается тем моментом, когда Жанна д'Арк освобождает Орлеан. Записи "Дневника" открывают нам некоторые подробности о противоборствующих силах, о наездах в город многочисленных королевских герольдов и сеньоров, на которых лежала забота о городе. "Дневник" дает также представление об оборонительных сооружениях, о работе, производимой горожанами, и особенно о настроениях осажденных: значение, которое придается прибытию обоза со свиньями и овцами в страдающий от голода город, свидетельствует о том, что мелочей не существовало, важно было все.

"Дневник осады" изобилует подробностями о войне в конце средних веков, о перемириях, соблюдавшихся по случаю Рождества: в этот праздник деревенские музыканты играли на скрипках и любые военные действия прекращались. В "Дневнике" можно прочесть и о том, как английские дворяне и назначенные дофином ведать обороной города капитаны приглашали друг друга отобедать, обменивались подарками и т. д.

Из этого любопытного документа мы узнаем о смерти графа Солсбери 27 октября, в самом начале осады[117], и прибытии 1 декабря командующего английской армией Джона Талбота. Талбот приводит более трехсот воинов; он привозит также съестные припасы и снаряжение, в том числе несколько бомбард, которые сразу же идут в ход, в результате к концу месяца много домов лежало в руинах.

"Разрушали стены и сам Орлеан чаще и сильнее, чем при жизни графа Солсбери, ведь они бросали камни, весом в восемьсот двадцать четыре фунта, причиняя огромное зло и ущерб городу, уничтожая множество домов и прекрасных зданий. ("Никто, – добавляет автор, – не был убит, к общему удивлению"), а ведь на улице Пти-Сулье упал камень прямо на стол в комнате, когда хозяин обедал".

Один из защитников города, Жак де Шабан, во время предпринятой им вылазки был ранен в ногу; 2 января англичане попытались взобраться по лестнице на вал к воротам Ренар, однако дозорные тотчас же подняли тревогу, и англичане получили такой отпор, что им пришлось повернуть назад, а "выигрыш их заключался в том, что они промокли до нитки, так как в этот час дождь лил как из ведра". 6 января орлеанцы предприняли вылазку, о чем есть запись в "Дневнике"; по прошествии пяти дней орлеанский наводчик так метко попал в цель из кулеврины, что часть крыши форта Турель рухнула, убив при этом шестерых противников. В конце этого же месяца дозорные с высоты крепостных стен замечают, как англичане, чтобы иметь возможность согреться, вырывают на дрова подпорки виноградников Сен-Ландра и Сен-Жан-де-Ла-Рюель, Орлеанцы вновь выходят за пределы города и захватывают несколько пленных. 30 января Орлеанский Бастард выезжает в Блуа, чтобы встретиться там с Карлом, графом де Клермоном, сыном герцога Бурбонского.

Несколькими днями позже Жак де Шабан и Ла Гир выходят из города и останавливаются прямо напротив англичан; однако, поскольку последние не вступают в бой, они отходят к крепости. Английские войска вскоре получат подкрепление в лице Фальстолфа, прибывшего с 1 200 воинами; а орлеанцы в свою очередь с радостью встречают коннетабля Шотландии Джона Стюарта, приведшего с собой 1 000 бойцов; что касается мон-сеньора д'Альбрэ и Ла Гира, то они приезжают в город тоже с подкреплением.

Именно тогда жители Орлеана узнают, что из Парижа выехал обоз со съестными припасами, предназначенный для английской армии, в котором насчитывалось около 300 повозок и телег. К тому же в обозе везли боевые стрелы, пушки, луки и, сверх того, бочонки с селедкой – приближался Великий пост, и воины были обязаны соблюдать законы церкви, предписывающие в этот период употреблять в пищу только рыбу. Обоз, выехавший из Парижа 12 февраля в сопровождении монсеньера Джона Фаскота и монсеньера Симона Морье, парижского прево, а также нескольких рыцарей и английских оруженосцев, конвоировали 1 500 англичан, пикардийцев и нормандцев.

Тогда орлеанцы предпринимают вылазку под командованием маршала Сен-Севера и Дюнуа, а граф де Клермон в свою очередь выводит 4 000 бойцов, но оба армейских корпуса не сумели объединить свои силы. Клермон возвращается в Рувре-Сен-Дени, а Ла Гир и Потон Ксентрай решают перерезать дорогу противнику и напасть на него. Движение французских войск было замечено английским авангардом, и англичане приостанавливают продвижение обоза и воздвигают "преграду из обозных повозок", а вокруг нее втыкают заостренные колья, дабы затруднить французской кавалерии совершить стремительную атаку. Все замирают в ожидании, не спешиваясь, исключение составляют лишь лучники и арбалетчики, готовые в любую минуту выпустить стрелы. Видя это, граф де Клермон шлет послание за посланием, запрещая атаковать до прибытия подкреплений. Коннетабль Шотландии, в сопровождении Орлеанского Бастарда, Уильяма Стюарта и монсеньора де Майака, а также 400 воинов, сгорая от нетерпения, начинает атаку "храбро, однако малоуспешно, ибо, как только англичане увидели, что подкрепление не поторопилось на помощь и не присоединилось к отрядам коннетабля и пешим войскам, они в спешном порядке выступили из своего парка (участок, огороженный повозками) и ударили по пешим французским войскам, вызвав замешательство и обратив их в бегство".

Французы сразу же терпят поражение и теряют 400 человек. Англичане преследуют отступающего в смятении противника; как свидетельствует "Дневник осады", "они находились настолько далеко друг от друга, что с того места, откуда французы начали свою атаку, их знамена казались меньше стрелы арбалета". Ла Гир и Потон Ксентрай не желают оставаться в стороне, "видя такое постыдное отступление", они соединяются вновь, имея 60 бойцов, и преследуют разрозненные силы врага с таким пылом, что в результате их атаки "многие были убиты". Но если эти два гасконца смогли собрать людей, то граф де Клермон не начал атаку, а ретировался. "Много благородных капитанов и военачальников, – читаем в "Дневнике", – погибли на поле брани; среди них монсеньор Гийом д'Альбрэ, коннетабль Шотландии монсеньор Жан Стюарт, Жан Шабо, сеньор де Вердюран и другие. "Их тела были привезены в Орлеан и похоронены в церкви Сент-Круа, где состоялось отпевание усопших. Раненых было много, среди них Орлеанский Бастард: его ногу пронзила стрела арбалета, и два лучника с большим трудом "отвратили от него опасность". А вот поведение графа де Клермона, который в этот день был посвящен в рыцари, произвело на орлеанцев невыгодное впечатление: его люди "двинулись обратно к Орлеану, причем сделали они это не с достоинством, а с позором".

Англичане не преследовали отступающие войска, и их повозки повернули назад в бастиды. После поражения французов возвращение в город было для всех очень тягостным, Ла Гир, Потон и Жамэ дю Тийе вошли в город последними, чтобы иметь возможность удостовериться, что англичане не покинули своих бастид, для того чтобы окончательно разгромить французскую армию.

Это боевое столкновение стало, вероятно, самым ярким и выдающимся за семь месяцев осады. Жителей Орлеана разочаровали их защитники, но еще большее разочарование их постигло несколькими днями позже, 18 февраля.

"Из Орлеана уехал граф де Клермон, объяснив это тем, что у него было намерение отправиться в Шинон, где в то время находился король; с ним отбыли сеньор де Ла Тур, адмирал монсеньор Луи де Кюлан, архиепископ Реймский и канцлер Франции монсеньор Реньо де Шартр, епископ Орлеанский, выходец из Шотландии, монсеньор Жан де Сен-Мишель, несколько рыцарей и оруженосцев из Оверни, Бурбона и Шотландии и 2 000 воинов. Жители Орлеана остались очень недовольны их отъездом".

Дабы успокоить горожан, им было сказано, что войска вернутся и окажут им помощь, привезут продовольствие и приведут с собой людей. В городе остались только Бастард и маршал де Сен-Север; и тогда жителей охватил страх. Они послали Потона де Ксентрая к Филиппу Доброму, герцогу Бургундскому, и к Жану Люксембургскому с просьбой защитить их и взять под свое покровительство, ибо их герцог находился в плену; Бедфорд отклонил эту просьбу, а Филипп Добрый вывел свои войска, что испортило регенту настроение.

Во время осады почти бездействует епископ города шотландец Жан Кирк-Майкл (или де Сен-Мишель), бежавший из города и нашедший убежище в Блуа. Дофин Карл поручает ему награждать шотландцев, всегда готовых прийти к нему на помощь. Так, в 1420 году во Франции высадилось более 6 000 шотландцев под командованием Джона Стюарта, коннетабля Шотландии, и Уильяма Стюарта, графа де Бьюкена. Джон – сын герцога Албанского, регент королевства Шотландии и дядя Якова Стюарта, находящегося в плену в Англии. Именно Карл VII назначает его коннетаблем. Уильям – сын Александра, герцога Дарнлея; король, чтобы отблагодарить его, даровал ему в 1423 году земли Обиньи в Берри и графство Эврё. Этих двух вельмож всегда хорошо принимают в Орлеане; так, в 1420 году поверенные преподносят им в дар крепкие напитки, граф де Бьюкен получает две бочки вина, а коннетабль Шотландии одну. В 1421 году по распоряжению коннетабля в соборе Сент-Круа будет звучать литургия в исполнении хора мальчиков. 24 сентября 1425 года коннетаблю преподнесли 37 пинт вина и четырех жирных каплунов. В этом краю обосновались многие шотландцы; вплоть до XIX века существовала шотландская община близ Анришемона, в лесу Сен-Пале.

Шотландские войска заметно поредели в стычках с англичанами: часть из них погибла в битве при Краване в 1423 году и в Вернее в 1424 году, в войсках, верных Карлу VII, насчитывалось 500-600 шотландцев.

"В Дневнике осады" описывается их прибытие в город: "В Орлеан вошло много зело храбрых воинов, которые были хорошо одеты. Среди них был Уильям Стюарт, брат коннетабля Шотландии". Спустя несколько дней Джон и Уильям Стюарты погибнут в "битве селедок".

Шотландцы будут сопровождать Жанну в течение всей ее эпопеи. Известно, что они конвоировали обоз со съестными припасами, вышедший из Блуа 27 апреля. В нем находились 100 вооруженных людей и 400 шотландских лучников под командованием Патрика Оджилви, коннетабля шотландской армии во Франции. Епископ Жан де Сен-Мишель, прибывший с шотландским подкреплением, будет находиться рядом с Жанной 8 мая во время церемонии благодарственного молебна, совершаемой поочередно в каждой церкви освобожденного города.

Шотландцы останутся верны Карлу VII. Женитьба дофина Людовика на Маргарите Шотландской, состоявшаяся в Type весной 1436 года, укрепила этот союз. Но юная дофина умрет в августе 1444 года, произнеся слова, подводящие итог всей ее жизни во Франции: "Ну и жизнь! Пусть мне о ней больше не говорят!" Она будет похоронена в Шалон-сюр-Марн, но затем ее останки перенесут в Сен-Дени.

IV. Вооружение в эпоху Жанны д'Арк

Как мы уже знаем, после расследования, проведенного в Пуатье, Карл VII велел изготовить для Жанны ратные доспехи и одновременно с этим назначил ей военную свиту. В счетах его казначея Эмона Рагие ясно говорится о покупке этого снаряжения в апреле 1429 года: "Было заплачено и вручено вышеупомянутым казначеем оружейных дел мастеру за изготовление лат для вышеупомянутой Девы 100 турских ливров". Эти латы превращают Жанну в настоящего средневекового воина. Жан Шартье вносит уточнение, говоря, что она "обладала полным снаряжением, была вооружена, словно рыцарь армии, сформированной при дворе короля". Ее экипировали, как благородного рыцаря: 100 турских ливров представляли собой солидную сумму. Было известно, что покупка снаряжения обходилась воину примерно в одно- или двухгодичное жалованье.

Сохранились ли до наших дней доспехи или латы Жанны д'Арк? Жан-Пьер Реверсо, хранитель Музея армии, обращает внимание на то, что "каждые двадцать лет вновь обнаруживают доспехи Жанны д'Арк".

В каталоге коллекции старинного оружия, собранной в Амбуазском замке в 1499 году, имеется запись под номером 31 о "латах Девы, паре латных рукавиц, шлеме с кольчужным нашейником. Его края позолочены, внутри он обшит двойным слоем темно-малинового золототканого атласа". Сомнительно, чтобы эти латы действительно носила Дева, но именно по ним можно представить, как была одета Жанна, тем более что оценки очевидцев и свидетельские показания во время процесса над ней совпадают. Луи де Кут, ее паж, герцог Жан Алансонский, а также Жан д'Олон во время дачи показаний утверждают, что "для защиты ее тела вышеупомянутый государь велел изготовить для Девы подходящие для нее латы". Со своей стороны писарь ратуши города Альби, который видел ее, уточняет: "Жанна была закована в белое железо с ног до головы". Волнующими являются свидетельства Ги и Андре де Лавалей, которые видели ее верхом на лошади около Роморантана, "в доспехах, только голова оставалась непокрытой, с маленькой секирой в руке, на большом вороном скакуне".

Одна из частей доспехов, принадлежавшая, возможно, Жанне, – ковчежец, который находится сегодня в Нью-Йоркском музее искусств и который попал туда из коллекции Дино – Талейрана – Периго, был, вероятно, освящен в церкви Сен-Пьер-дю-Мартруа в Орлеане. В те времена считалось, что ковчежец является надежной "защитой", то есть он может уберечь сам, независимо от других доспехов; термин "латы" означал различные части военной одежды, существовали доспехи "для головы", "для рук". Каждая часть была, таким образом, самостоятельной, что подтверждают счета оружейников, которым заказывали снаряжение по отдельности: доспехи для ног, доспехи для рук или латную рукавицу.

В описи Амбуазского замка "защита головы" значится как экипировка для головы, или, более точно, кольчужный нашейник "с позолоченным краем". Реверсо считает, что речь идет о ковчежце: по его мнению, упоминание "позолоченного края" может относиться либо к оковке, окружающей ковчежец Жанны, либо к рядам колец из латуни, которые обрамляли нашейник. Был распространен и салад, другой вид шлема; он состоял из маленького подвижного забрала и немного выступающего назатыльника, а наверху он заканчивался выступающим гребнем. Жанна носила также шлем с широкими бортами, который был необходим во время штурма крепостей. Но современники также отмечали, что она часто ходила с непокрытой головой, и это неудивительно, поскольку военачальники высшего ранга надевали простой капюшон или шляпу.

Жанна носила военную одежду восточного покроя, сделанную из прямоугольных металлических пластин (обычно стальных), тонкую металлическую цепочку и "бригандин" – жилет, внутри которого находилось множество маленьких металлических пластин, соединенных заклепками, чьи головки составляли геометрический рисунок. Правая рука имела более легкую защиту, чем левая, для того чтобы можно было держать копье или меч; левая же, напротив, была согнута, чтобы держать уздечку. Доспехи были отделаны в "тонком и строгом" стиле, отвечающем "эстетическому идеалу эпохи, абстрагирующемся от функциональных соображений и (отражающем) обостренный дух изящной готики".

В XV веке искусными оружейниками считались миланцы, и во всей Европе мы находим один и тот же тип вооружения. Кристина Пизанская неоднократно упоминает о доспехах, которые Карл V заказывал в Милане – в документах, хранящихся в архивах Датини, приводится множество подробностей, касающихся изготовления таких доспехов.

Копьеносцы и лучники, словом, все пехотинцы носили камзол "жак" – одежду из холста и кожи с застежками спереди – или "бригандин", на ногах у них были доспехи, а на голове – салад. Сражались они дротиками, или рогатиной, или же секирой, стараясь пробить доспехи противника.

V. Мечи Жанны д'Арк

Из документов процесса по отмене приговора известно, что Бодрикур вручил Жанне меч, когда она уезжала из Вокулёра.

"Кроме того, она признала, что при отъезде из вышеназванного города Вокулёра она была в мужском костюме, носила меч, который ей дал Робер де Бодрикур, другого оружия не имела. Ее сопровождали рыцарь, оруженосец и еще четверо слуг".

Затем она послала за другим мечом, который находился за алтарем церкви Сент-Катрин-де-Фьербуа.

"Она еще сказала, что когда была в Type или в Шиноне, то посылала за мечом, зарытым в церкви Сент-Катрин-де-Фьербуа, за алтарем, и вскоре после этого его нашли там, и был он весь проржавевший". На вопрос о том, как она узнала, что меч находится именно в этой церкви, она ответила:

"Этот меч лежал в земле, весь проржавевший. На нем было выгравировано пять крестов; то, что меч находится там, она узнала от своих голосов, но никогда не видела человека, который пошел за вышеупомянутым мечом, и она написала священнослужителям этой церкви, чтобы они были так любезны и отдали ей этот меч, и они его ей послали…Этот меч был неглубоко зарыт в землю, и священнослужители тут же выкопали его и очистили от ржавчины…На поиски меча отправился оружейных дел мастер из Тура… а священнослужители церкви Сент-Катрин-де-Фьербуа подарили ей ножны, равно как и жители Тура; таким образом, у нее было двое ножен: одни из ярко-красного бархата, другие из золототканого полотна, а сама она заказала ножны из крепкой кожи, очень массивные…Когда ее схватили, при ней был не этот меч, а меч, который она взяла у одного бургундца".

У нее был меч, "который она взяла у одного бургундца". Здесь идет речь о третьем мече Жанны. Известно, что у нее был и четвертый меч, захваченный у бургундцев вместе с другим оружием. Этот меч она принесла в дар аббатству Сен-Дени. На вопрос о том, где она его оставила, Жанна ответила, "что принесла в дар аббатству Сен-Дени меч и доспехи". Ее засыпали вопросами о мече из церкви Сент-Катрин-де-Фьербуа. На них она отвечала, "что не следует дознаваться, что она сделала с мечом, найденным в церкви Сент-Катрин-де-Фьербуа, что это не имеет отношения к процессу и что сейчас она не будет отвечать на этот вопрос". Знали, что герцог Бургундский прислал ей кинжал после освобождения Орлеана, а "город Клермон преподнес ей два меча и кинжал".

Некоторые свидетели процесса по отмене приговора утверждали, что однажды она сломала свой меч о спину девушки из Оксера или Сен-Дени, но Луи де Кут категорически опровергает это в своих показаниях.

"Она не хотела, чтобы в армии находились женщины, и однажды около Шато-Тьерри, увидев девицу, прогнала ее, пригрозив мечом, но она не ударила ее, ограничившись тем, что мягко и сдержанно посоветовала ей не появляться больше среди воинов, иначе она, Жанна, примет против нее меры".

Сохранились ли действительно реликвии Жанны д'Арк? Часто упоминают меч, находящийся в Дижоне, на котором выгравированы имя Карла VII, название города Вокулёра, а также гербы Франции и Орлеана. Тщательное исследование позволило сделать вывод, что этот меч был изготовлен в XVI веке членами лиги, в которой царил настоящий культ Жанны.

VI. Язык Жанны д'Арк и ее современников

Вспомним, что на вопрос Сегена Сегена, одного из судей на процессе в Пуатье: "На каком языке говорит ваш голос?" – она ответила: "На языке, который лучше, чем ваш". Сеген Сеген уточняет, что сам он говорил на диалекте Лимузена с сильным акцентом.

Об особенностях языка Девы мы узнаем из показаний свидетелей на оправдательном процессе. Жан Паскерель, ее духовник, приводит ее обращение к Гласдейлу: "Glasidas, rends-ti, rends-ti au roi du ciel" (Гласидас, сдавайся! Сдавайся Небесному королю!) – "ti" вместо "toi". Из письма от 16 марта 1430 года к жителям Реймса явствует, что Жанна произносила "ch" (ш) вместо "j" (ж) или "у" (и). Так, клерк, не расслышав "joyeux" (веселый) написал "choyeux" (изнеженный); затем, памятуя об акценте Жанны, он зачеркнул слово и написал его правильно. Что касается употребляемых Жанной слов "en nom De" (au nom de Dieux – во имя Бога), о чем упоминали Эмон де Маси и Колетт, жена Милле, то это выражение типично для жителей Лотарингии; а Дюнуа говорит: "fille De", т. е."fille de Dieux" (дочь Божья).

Следовательно, Жанна говорила на французском языке, но с лотарингским акцентом (этот акцент сохранился и ныне). В Лотарингии к концу слова прибавляли "i" (и), а "е" (э) произносили "е" (е). Домреми – "пограничная марка" в долине верхнего Мёза. Независимо от того, входила ли она в состав Французского королевства или Империи, эта область оставалась французской – и по нравам, и по языку, а говор ее жителей, ее культура и искусство испытывали сильное влияние провинции Шампань.

Начиная c XIV века, вносит уточнение Филипп Контамин, разговорная речь жителей Парижа и Иль-де-Франса получает наибольшее распространение среди знати. Именно этот язык вскоре стал языком официальных королевских документов. На севере говорили на языке ойль, а на юге на языке ок. Некоторые районы сохранили свои собственные идиомы, например Бретань, Гасконь, Страна Басков; во Фландрии, в Булонэ и в Калези говорили на фламандском языке. На юге в противовес классической латыни получил распространение романский язык, или вульгарная латынь (разговорная речь). В Лимузене говорили на "лемози", а в Провансе на "пруенсаль" в отличие от языка короля, то есть французского языка. В XIV веке на юге говорили на латыни, а в XV веке она сохраняется в юридических актах и некоторых других документах.

В Англии унификация языка происходит на основе лондонского диалекта. Начиная с нормандского завоевания и вплоть до XIV века здесь говорят на искаженном французском, на англо-нормандском, но в XIV веке ситуация меняется. В 1300-1324 годах неизвестный автор книги "Cursor mundi" заявляет: "Я писал эту книгу из любви к английскому народу, чтобы ее читали на английском языке… Оставим каждому его язык, это никому не принесет вреда". Перелом произошел при Ланкастерах, которые отныне говорят только по-английски. Еще Эдуард III требовал, чтобы судебные процессы велись на английском языке, а затем протоколы составляли на латыни: в 1363 году впервые Парламент в Вестминстере вел заседания на английском языке. Следующий король Ричард II говорит по-английски, но еще прекрасно понимает французский язык. Позже всех начнут употреблять английский язык в своих сделках пивовары Лондона – лишь с 1422 года.

Таким образом, Франция и Англия говорят на собственном языке. Например, Генрих V приказывает перевести на английский язык договор, заключенный в Труа, чтобы с ним ознакомились в Англии; вместе с Солсбери он сообщает лондонским буржуа по-английски об одержанных победах и просит предоставить субсидии. Объясняя, что его поражения вызваны вмешательством Девы, Бедфорд пишет письмо к Генриху VI на английском же языке, но употребляет много французских слов.

В военных документах формулировки меняются в зависимости от того, были ли они написаны в Англии английским писарем или же во Франции, где французский писарь пишет то, что слышит. Употребление национального языка не четко определено в договоре, заключенном в Труа, но подразумевается, что оно облегчит "отношения завоевателей с побежденным населением и пощадит его самолюбие. Оно позволит легко найти на месте чиновников и писарей, а не приглашать их из Англии". Таким образом, в английских армиях иногда встречаются французские писари. Во Франции в военных документах англичане употребляют французский язык и офранцуживают свои имена: John of Pothe становится Jehan Avothe, затем John Abote. У потомков соратников Вильгельма Завоевателя такие имена, как, например, William, Alexandre, John, Pole, становится La Poule, de la Poule.

Другой пример смешения французского, английского и англо-нормандского языков – это язык, употребляемый дворецким Варвика в Руане в 1431-1432 годах. В его ежедневных записях и счетах мы находим сведения о людях, сидевших за столом Ричарда Бошана.

Широко распространена гипотеза, согласно которой, не вмешайся Жанна, "французский язык имел бы больше шансов задушить только что зарождающийся английский язык". Она не имеет под собой оснований. Как отмечает Франсуа де Суденберг, французский язык, кроме всего прочего, был языком геральдики и стал языком дипломатии, именно поэтому он являлся языком двора, знати и крупной буржуазии.

VII. Пленение Жанны д'Арк у Компьеня

Стала ли Жанна д'Арк жертвой предательства у Компьеня 23 мая 1430 года? Иначе говоря, умышленно ли приказал Гийом де Флави поднять мост, чтобы она не сумела скрыться? Можно также задать вопрос, насколько в действительности угрожала опасность городу Компьень и обязательно ли Флави нужно было "захлопывать дверь" перед Жанной? По мнению Александра Сореля, которое он высказал в своей работе "Пленение Жанны д'Арк у Компьеня и история осад этого города", опубликованной в 1889 году, Гийом де Флави – предатель. Однако в 1934 году выходит книга Ж.-Б. Мэтра, в которой он утверждает: "Гийом де Флави не предавал Жанну д'Арк". Что же случилось на самом деле?

В 1430 году жители Компьеня без радости смотрят в будущее: между 1415 и 1430 годами им пришлось выдержать восемь штурмов. Город будет еще взят арманьяками, затем бургундцами и англичанами. Поразмыслив, жители Компьеня решили "служить королю верой и правдой". Нетрудно понять, что, находясь в плену, Жанна испытывает добрые чувства к жителям Компьеня, выказавшим верность королю Карлу, и хочет защитить их.

Узнав о победах в Орлеане и в Пате, а затем о миропомазании в Реймсе, жители Компьеня изгнали английский гарнизон и послали ключи от города Карлу VII и Деве. На место убежденного сторонника бургундцев аббата из Сен-Корнея Жана Дасье они поставили Филиппа де Гамаша, аббата из Сен-Фарон-де-Мо; одного из нотаблей[118], Будона де Ла Фонтена, обвиненного в сговоре с бургундцами, жители просто изгнали.

В мае 1430 года бургундцы решили перейти на сторону англичан, и 23 апреля юный король Генрих VI высадился в Кале, прибыв туда с флотом, состоящим из 47 кораблей, на борту которых находилось более 2 000 человек. Его сопровождали кардинал Винчестерский, герцог Норфолкский, Хантингтон, Варвик, Стэффорд, Арундель и другие. Епископ Пьер Кошон был специально послан встречать короля в Кале. К этому же времени относится возобновление военных действий англичан и бургундцев; Карл VII пишет герцогу Савойскому, что хочет предложить своему кузену Филиппу Бургундскому сепаратный мир, и предлагает снова встретиться в Оксере 1 июня. Он очень скоро понял, что англичане к миру не стремятся, – ведь они не отпустили во Францию, как договорились ранее, герцогов Орлеанского и Бурбонского и графа д'Ё. Компьень и Крей также не были возвращены Жану Люксембургскому.

В то время как английская армия осаждает Пон-а-Шуази, Жанна входит 13 мая в Компьень, где ее со всеми почестями встречают эшевены. В ее распоряжении – 2 000 человек, и она, как всегда, предлагает застигнуть англичан врасплох. 15-го числа на рассвете предпринимается атака, эффект внезапности играет не последнюю роль; но тем не менее войско вынуждено отступить к Компьеню. Жанна решается тогда на новую вылазку: перерезать линию сообщения Урсан – Семпини – Нуайон и разобщить силы англичан. С этим намерением она отправляется в Суассон, но Гишар Бурнель не разрешает отрядам Жанны войти в город, и они вынуждены разбить лагерь в поле. Ранее Бурнель провел переговоры с Жаном Люксембургским и привлек на свою сторону епископа города Реньо де Фонтена. После прибытия Жанны он отдает Суассон Жану Люксембургскому за 4 000 золотых салю.

Будучи не в состоянии перейти реку Эну по каменному мосту Суассона, Жанна, обманутая Бурнелем, в ярости вынуждена повернуть к Компьеню и направиться в Крепи-ан-Валуа. Со своей стороны Филипп Добрый не сидит сложа руки и наводит временный мост через Уазу. Его армия разбивает лагерь напротив Компьеня, на северном берегу, и начинается осада города.

Обеспокоенная Жанна отправляется в путь вечером 22 мая и пробирается через лес. Утром она выходит к Компьеню. Ее схватят, когда она попытается уйти к Марни. Чтобы понять, что способствовало взятию Жанны в плен, надо знать характер местности и план города в XV веке.

Итак, 23 мая она выходит, чтобы сразиться с англичанами, но видит перед собой более многочисленную армию, чем предполагала. Тогда она отдает приказ отходить и укрыться за крепостными стенами. Ворота закрыты, но какие ворота?

Перед Жанной закрыты не ворота города, а ворота моста или, более точно, ворота валов. Таким образом, перед Гийомом де Флави вопрос спасения города не стоял столь остро.

Компьень очень хорошо подготовился к защите; артиллерия, установленная на его стенах, мощная укрепленная башня, а также ворота Нотр-Дам, мост шириной 150 метров, перекинутый через Уазу, являлись надежными средствами обороны. Существовали также крепостной вал, рвы с водой, а также частокол перед рвом. Именно за этим последним укреплением Жанна и не смогла найти убежища. Стоит напомнить, что вал, преграждающий вход на мост, был сооружен из бруса, земли и соломы и представлял собой достаточно эффективную преграду, поскольку ядра отскакивали от него рикошетом или падали на него, не принося никакого вреда.

Существуют три свидетельства, которые заставляют полагать, что Гийом де Флави предал Жанну. В "Хронике Фландрии" есть такая запись:

"С тех пор некоторые говорят и утверждают, что, выполняя желание военачальников Франции, некоторые члены Королевского совета, благорасположенные к Филиппу Бургундскому и монсеньору Жану Люксембургскому, нашли предлог умертвить вышеназванную Деву на костре".

В "Хронике Генриха Токена" читаем следующее:

"Из-за предательства военачальников, которые не могли перенести, чтобы главенствовала девица и чтобы победа, которую они жаждали, вновь досталась ей, ее в конце концов продал англичанам Лотарингский бастард (sic!), который предательством взял ее в плен".

Третье свидетельство принадлежит адвокату Раппиу, который смело высказался на заседании Парижского парламента:

"Не уверен, что Гийом де Флави закрыл бы ворота Жанне Деве, не получив 30 000 желаемых экю, из-за чего она была схвачена, говорят также, что, закрыв вышеназванные ворота, он получил несколько слитков золота".

Этот адвокат, которому не был предъявлен иск, намекал на суммы, выплаченные герцогом Бургундским Гийому де Флави, чтобы добиться от него сдачи Компьеня.

Очень серьезный аргумент выдвинул Ж.-Б. Мэтр. Он считал, что капитан Компьеня был человеком, который "спас" свой город от бургундцев. Таким образом, он полагает, что необходимость защиты города оправдывает де Флави. На самом деле Гийомом де Флави двигало не что иное, как личный интерес: избавившись от Девы, он начал защищать город, который избрал столицей своего жалкого княжества.

К тому же Жан Шартье считает, что вдохновителем героической защиты Компьеня от англо-бургундцев был Филипп де Гамаш. Очевидно, Ж.-Б. Мэтр плохо изучил вопросы обороны города. В действительности – и мы думаем, что это веский аргумент, – опасности не было; даже если бы первые ворота остались открытыми, Жанна сумела бы найти убежище. И даже, на худой конец, если бы эти ворота оказались взяты, защита города была бы все равно обеспечена.

VIII. Жанна д'Арк – побочная дочь короля

Каждый год выходят в свет одно-два издания, объявляющие при поддержке широкой рекламы, что наконец-то обнаружены новые документы, позволяющие утверждать, что Жанна д'Арк не была сожжена, что она внебрачная дочь Изабеллы Баварской и Людовика Орлеанского, то есть сестра Карла VII. Безудержная фантазия толкает на инсинуации, согласно которым она совершила побег, а Кошон, Бедфорд, Варвик сделали все возможное, чтобы ее не сожгли и на костер возвели кого-то другого, и так далее и тому подобное…

"Я, Жанна-послушание", или "Жанна д'Арк и мандрагора", или же "Секрет Жанны д'Арк, Орлеанской Девы" – все эти книги не отличаются оригинальностью и повторяют друг друга. Одни воспроизводят псевдодоказательства XVII и XVIII веков, другие – утверждения некоего Пьера Каза, супрефекта Бержерака, который скуки ради выпустил в свет в 1805 году книгу, в которой Жанна д'Арк впервые была объявлена незаконнорожденной дочерью Изабеллы Баварской.

Но вернемся к теме побега. Известно, что Клод дез Армуаз выдавала себя за Жанну и что на некоторое время ей удалось ввести многих в заблуждение. В 1436 году орлеанцы, до которых дошли слухи об этой женщине, посылают в Арлон гонца Кёра де Ли. Он отправляется в путь 31 июля и возвращается 2 сентября. Между тем брат Жанны Жан Малыш, прибывший в Орлеан 5 августа, заявляет, что привез новости от своей сестры; ему устраивают обед, после чего он отправляется к королю в Лош. 21 августа он возвращается в Орлеан, жалуясь, что ему выдали не 100 франков, как приказал король, а всего лишь 20. Тогда орлеанцы выплачивают ему скромную сумму в 12 франков. В Орлеане принимают также другого гонца, посланного непосредственно "Жанной". Речь идет о посланнике Флёр де Лисе, который появляется в Орлеане 9-го, а затем и 25 августа. "Хроника настоятеля Сен-Тибо-де-Мец" рассказывает нам о необычайных приключениях этой Клод:

"В 1436 году господин Филиппен Марку был старшим эшевеном города Меца; в этом же году числа двадцатого мая Жанна Дева, которая была во Франции, прибыла в Гранж-оз-Орм, около Сен-Прива; она туда приехала, чтобы переговорить с несколькими знатными горожанами Меца, называла она себя Клод, и в этот же день туда прибыли два брата Девы, один из которых, Пьер, был рыцарем, а другой, Жан – оруженосцем. А они думали, что она была сожжена, но когда увидели ее, то узнали, и она тоже их узнала. (Затем) Клод дез Армуаз встретила господина Пьера Лува, советника герцога Бургундского, который дал ей коня, (и) ее воинская свита была дополнена сеньором де Буле и неким Николем Гронаром, который передал ей меч".

Хронист повествует, что эта "Жанна" говорила иносказательно, что она уехала из Меца в Арлон вместе с сеньорой Люксембургской, так как она жила в Меце, где вышла замуж за рыцаря Робера дез Армуаза.

Некоторые авторы не колеблясь отождествляют герцогиню Люксембургскую с той, которая находилась с Жанной во время ее пленения в Боревуаре. Эта "сеньора Люксембургская" была Елизаветой, дочерью Жана Люксембургского, герцога Гёрлитского. Таким образом, она была племянницей герцога Бургундского; ее нельзя путать с Жанной Люксембургской, умершей незамужней, еще до казни Жанны д'Арк, в 1430 году. Следует также подчеркнуть, что "Хроника настоятеля Сен-Тибо-де-Мец" была переписана; и автор, переписавший хронику, дает такое толкование:

"В этом году появилась молодая девушка, которая называла себя Девой Франции и так играла свою роль, что многие были введены в заблуждение, главным образом все пожилые люди".

Так называемая Жанна, чья жизнь полна авантюрных приключений, вновь появляется в Трире и высказывает свое мнение о двух церковниках, оспаривающих друг у друга епископство. Затем по наущению графа Вюртембергского она отправляется в Кёльн – об этом мы узнаем от инквизитора Жана Нидера, наставника доминиканцев Нюренберга, а затем Базеля, доктора Венского университета и автора учебника инквизиции "Formicarium". Нидер рассказывает, как двое его коллег оспаривали друг у друга архиепископский престол Трира. Лже-Дева "гордилась тем, что она может и хочет, как это сделала когда-то Жанна Дева для короля Франции, возвести одного из них на престол. Более того, эта самая Жанна говорила, что она послана Богом".

Но эта "Жанна" была не в ладах с инквизитором Кёльна, Генрихом Кальт Эйзеном, который вызвал ее в суд. Жан Нидер уточняет: представ перед восхищенной публикой, она сделала несколько манипуляций, как если бы разбивала стакан – и стакан остался цел, или же как будто разрывала материю – и материя осталась целой. Граф, который ей покровительствовал, не задерживал ее долго в Кёльне – инквизитору совсем не нравились ее выходки. По словам того же Нидера, лже-Дева вышла замуж за рыцаря Робера дез Армуаза. Он рассказывает и другую легенду, согласно которой она сожительствовала с одним священником, но эта история представляется совсем уж неправдоподобной. Достоверно то, что она вышла замуж за Робера дез Армуаза, сеньора де Тишемона, после сентября 1436 года. Об этом человеке, чья семья была родом из Шампани, известно немного. Сам Робер дез Армуаз, несомненно, жил в Меце и Люксембурге, так как находился в изгнании. Он отдал свою вотчину Норруа в чужие руки без согласия на то Рене Анжуйского, поэтому имущество его конфисковали в 1435 году, и он больше не был сеньором де Тишемоном, хотя продолжал носить этот титул; его замок достался Жефферею д'Апремону.

Вполне вероятно, что Робер дез Армуаз искал убежища в двух районах, враждебных герцогу Рене. Свадьбу Робера и Клод датируют 7 ноября 1436 года. Теперь Клод называла себя Жанной. В течение двух лет о ней не было слышно, но затем в 1439 году она объявляется в Орлеане. Ее принимают там 18 июля, в ее честь дано пиршество с вином. 1 августа ей вручают денежную сумму за "благо, оказанное ею городу во время осады". Внезапно она исчезает, когда готовится обед в ее честь. Заставило ли ее покинуть город известие о прибытии короля, пришедшее в этот же день? Как бы то ни было, она бежит к Жилю де Лавалю, сеньору де Ре, который берет ее с собой на войну. В 1440 году Жиль де Ре плохо кончит: после ареста он будет повешен и сожжен.

В "Дневнике парижского горожанина" утверждается, что сеньора дез Армуаз отправляется после этого в Париж. Кое-кто начинает твердо верить, что она – Дева, но Клод признает свое самозванство перед собранием богословов Парижского университета. Кем она была разоблачена – Парижским университетом, королем или Парижским парламентом, – неизвестно. Несомненно одно: начиная с 1440 года о Клод-Жанне дез Армуаз больше не слышно.

Многие задаются вопросом, почему один из братьев Девы, Жан Малыш, сразу же "узнал" сестру и следовал за ней с 20 мая до начала сентября 1436 года – с этого момента около Клод дез Армуаз больше не видно никого из членов семьи Жанны. Можно предположить, что какое-то время Жан рассчитывал использовать эту авантюристку, чтобы выпросить у короля денег и попытаться обогатиться за ее счет.

Другой ее брат, Пьер, следовал за Девой в течение всего ее славного пути; он был схвачен при Компьене одновременно с ней и, оставаясь долгое время в плену у англичан, разорился, заплатив выкуп. Лишь в "Хронике настоятеля Сен-Тибо-де-Мец" упоминается о том, что он узнал так называемую свою сестру. Впоследствии он переехал в Орлеан, где герцог Орлеанский подарил ему Иль-о-Бёф, расположенный напротив Шеей, выше города, тем самым возмещая ущерб, понесенный им, когда, находясь в плену, он был вынужден продать приданое своей жены, чтобы заплатить выкуп. Пьер дю Лис живет в замке Бажено, в 1450 году он снова получает от герцога Орлеанского денежное вознаграждение и в 1452 году строит дом в Орлеане. Наконец, в 1454 году ему назначена ежегодная пенсия в 61 ливр, которая выплачивается регулярно; после его смерти ее получает его сын Жан. Пьер был вместе со своей матерью, когда начался процесс по отмене приговора.

Что касается Жана, который узнал так называемую свою сестру, то после попытки получить от короля денежную сумму он вскоре вернулся домой, в Домреми или в Сеффон; он женился на собственной племяннице, дочери своего старшего брата Жакемэна д'Арка, жившего в Вутоне. В 1452 году Жан дю Лис, как он себя называл, был назначен судьей Вермандуа и наместником Шартра, должность весьма важная. В 1457 году на его место назначают другого, но зато он получает наместничество в Вокулёре, недалеко от Домреми. Он занимал эту должность в течение десяти лет, и, когда наместничество перешло к Жану, Каланскому Бастарду, сыну герцога Лотарингского, ему было уже за шестьдесят, и он отошел от дел, получив вознаграждение в 25 ливров. Жизненный путь этого человека – отнюдь не карьера бедного простофили. Да, в течение почти трех месяцев он был сообщником Клод дез Армуаз, но впоследствии, похоже, отдал много сил делу по отмене приговора, вынесенного его сестре, он также собирал доказательства ее невиновности как в Париже, так и в Руане. После отмены приговора он потребовал отдать его текст, точнее, его копию.

Были и другие авантюристки, которые не раз пытались выдать себя за Жанну д'Арк. Из грамоты о помиловании (опубликованной Лекуа де Ла Маршем), датированной февралем 1457 года и жалованной некоей Жанне де Сермез, жене некоего анжуйца по имени Жан Дуйе, известно, что она находилась в тюрьме Сомюра в течение трех месяцев, поскольку ее случайно приняли за Жанну Деву. Грамота о помиловании жалована королем Рене. Существует еще один документ, который подтверждает, что в эпоху Жанны люди были не глупее наших современников, умели отличать правду от фальши.

Но сторонников чудесного спасения Жанны не смущают противоречия. Некоторые, например Жан Гримо, пишут, что хронист Монстреле "просто замалчивает такие события, как пленение и смерть Жанны". Таким образом, он хочет доказать, что по крайней мере бургундцы не поддались на обман. Но ничуть не бывало; напротив, хронист описывает ее пленение: Жанна "была приведена, связанная по указанию вышеназванного суда, на площадь Старого рынка в Руане и была сожжена при всем честном народе… После казни вышеназванный король Англии известил в письмах, как сказано, вышеназванного герцога Бургундского, чтобы сие справедливое действо во имя его, равно как и других государей, было оглашено во многих местах и чтобы их подданные отныне были бы более уверены и лучше осведомлены и не доверяли этим и подобным ошибкам, которые случились из-за названной Девы".

Все знали о смерти Жанны; так, в "Дневнике парижского горожанина" отмечается:

"В день святого Мартина зимнего устроили общее шествие, посвященное святому Мартину, покровителю полей, и была проповедь, и читал ее брат ордена святого Доминика, который был инквизитором веры… и говорил он о всех деяниях Жанны Девы до ее казни на костре… к такой смерти она была приговорена светским судом".

Наконец, нельзя не учитывать официальный документ Кошона и помощника инквизитора Лемэтра, обвиняющий доминиканца Пьера Боскье, заявившего, что судьи поступили недостойно, обвинив Жанну в ереси и отдав ее в руки светского правосудия. Можно ли игнорировать официальный документ, исходящий из Парижского университета, адресованный папе и составляющий часть обвинения и приговора Жанны? С другой стороны, Генрих VI разослал письма через восемь дней после казни королям, герцогам и другим правителям христианских народов, в которых сообщил им об обвинении и казни Жанны. 28 июня 1431 года он оповещает об этом "прелатов, герцогов, графов и других вельмож, а также города его королевства во Франции". И разве не Кошон, желая оградить себя от пересудов, просит официальных грамот, подписанных в королевской канцелярии Англии, разрешающих взять "под свое покровительство всех тех, кто участвовал в процессе, обвиняющем Жанну и передавшем ее в руки светского правосудия"? Можно ли не принимать во внимание показания свидетелей процесса по отмене приговора, которые под присягой заявили, что присутствовали при казни: Пьера Кюскеля, Л. Гедона, Ж. Рикье, Гийома де Ла Шамбра, епископа Нуайона, Жана де Майи, а также нотариусов Гийома Маншона, Гийома Колля, Никола Такеля? Можно ли игнорировать свидетельства брата Мартена Ладвеню, брата Изамбара де ла Пьера или Жана Массьё? Как можно видеть в процессе над Жанной только шумный маскарад, устроенный Изабель Роме, безутешной матерью Жанны, требующей отмены приговора своей дочери, сожженной англичанами? Могла ли церковь, оправдывая ее устами папы Каликста III, совершить клятвопреступление, заявив, что Жанна была сожжена?

Но авторы книг о спасении Жанны не обращают внимания на подобные факты. По их мнению, Жанна спаслась бегством, а на площади Старого рынка в Руане утром 30 мая 1431 года была казнена другая женщина. Ведь, утверждают они, ее лицо было закрыто. Все это свидетельствует о полном незнании эпохи; в документах говорится, что на ней был колпак и что ее подняли достаточно высоко, дабы все удостоверились: это – женщина и она мертва. Тогда, настаивают они, Жанна, Бедфорд – и Варвик впридачу – спаслись бегством через подземный ход. К несчастью, при раскопках замка в Руане этот "таинственный" подземный ход не был обнаружен. Но этот факт не принимается ими во внимание, и они придумывают подземный ход, опираясь на одну из записей процесса: "Quod dux Bedfordiae erat in quodam loco secreto ubi videbat eamdem Johannam visitari". "Loco secreto" превращается в "подземный ход". А фраза, на самом деле означающая: "У герцога де Бедфорда было укромное место, где он мог принимать Жанну, которая наносила ему визиты", приобретает совсем другой смысл: "…подземный переход, ведущий из застенков в жилище регента".

Мысль о том, что Жанна была побочной дочерью Изабеллы Баварской, появляется, вероятно, в XIX веке, ее все время подхватывают и опровергают. Однако, как и лохнесское чудовище, она вновь и вновь возникает. По одной из версий Изабелла Баварская была якобы любовницей Людовика Орлеанского, своего деверя, от которого родила дочь, помещенную в Домреми, в семью д'Арк, с самого рождения. Но ведь на герцога Орлеанского было совершено покушение 7 ноября 1407 года. Сторонники этой версии не смущаясь относят рождение маленькой Жанны к этому времени; в момент процесса ей должно было быть двадцать четыре года, а не девятнадцать, как она сама утверждает. Следовало представить, будто ребенка зачали до 23 ноября 1407 года, дня смерти Людовика Орлеанского. А Изабелла родила 10 ноября 1407 года сына, названного Филиппом, который вскоре скончался. Летописец, священник из Сен-Дени, записывает: "Накануне дня святого Мартина зимнего, около двух часов пополуночи, августейшая королева Франции родила сына… Этот ребенок прожил совсем немного, и близкие короля успели лишь дать ему имя Филипп и окрестить его". Вот еще документ, который игнорируют сторонники этой версии.

Утверждая, что Жанна была побочной дочерью Изабеллы Баварской, Деву обвиняют прежде всего в клятвопреступлении. Во время обвинительного процесса она клянется на Евангелии, когда ее специально спрашивают, где она родилась, как зовут ее отца и мать, и она отвечает, "что ее отца зовут Жак д'Арк, а мать Изабелеттой". Она говорит также, что родилась в Домреми. Обвиняя Жанну в клятвопреступлении, они обвиняют и Изабель Роме, а весь процесс просто подвергают осмеянию. Принося торжественную клятву, Изабель Роме требует отмены решения руанского суда в отношении "своей дочери от законного брака".

Нельзя забывать и о свидетельствах кумовьев, соседей на этом же процессе: все показали, что Жанна родилась в Домреми, в семье Жака д'Арка и Изабель Роме. Эти же псевдоисторики утверждают, будто все были посвящены в тайну, не говоря уж о Карле VII, герцоге Алансонском, или Дюнуа, или же Бертране де Пуленжи, который сопровождал Жанну из Вокулёра в Шинон.

Разве, пишут они, оружие, которое подарили Жанне, не свидетельствует о факте ее побочного рождения? Но ведь меч никогда не рассматривался как особый знак. Если это оружие дарят Жанне, почему тогда такое же вручают "псевдобратьям"? Может быть, они тоже королевской крови?

Все доводы псевдоисториков не заслуживают того, чтобы на них долго останавливаться. Пока не будут обнаружены документы, подкрепляющие подобные доводы, не следует придавать им значение.

IX. Освобождение от налогов жителей Домреми и Грё

Жанна д'Арк просит короля Карла VII освободить от налогов жителей ее родного прихода, то есть Домреми и Грё. Ее просьба удовлетворяется 31 июля 1429 года. Официальный документ об освобождении от налогов до нас не дошел, но, по словам Шарля дю Лиса, товарища прокурора при суде, решающего спорные дела о сборах и налогах эпохи Людовика XIII, лотарингским крестьянам пришлось бороться за свою привилегию. Читаем запись от 6 февраля 1459 года:

"В реестре счетной палаты эти две деревни вызволены из такой зависимости с замечанием: "благодаря Деве", а в реестре податей Домреми и Грё читаем: "Свободны, Дева".

Копия подлинного документа, датированная 1769 годом, сохранилась в Национальном архиве. Он озаглавлен: "Жалованная грамота Карла VII, освобождающая от налогов жителей Домреми и Грё. 31 июля 1429 года". Вот текст этой грамоты:

"Карл, милостью Божьей король Франции. Бальи Шомона, выборщикам и чиновникам, ведающим сборами, податями, налогами и пошлинами в вышеназванном судебном округе, всем другим судьям и должностным лицам или же их наместникам привет и любовь. Знайте, что Мы по милости и по просьбе нашей любимой Жанны Девы и за великие, высокие, благородные и полезные услуги, которые она нам оказала и оказывает каждодневно для восстановления Наших владений, оказали и оказываем особую милость настоящими грамотами вилланам и горожанам Грё и Домреми, вышеназванному округу Шомон-ан-Бассиньи, откуда родом вышеназванная Жанна, чтобы они отныне были свободными… и не облагались пошлинами, налогами и сборами, которыми облагался и которые должен был бы платить этот округ. Мы сообщаем и предписываем каждому из вас, что по Нашей милости вы освобождаете, избавляете и не облагаете податями вышеназванных вилланов и горожан и даете им полное право пользоваться дарованным, не прибегая сами и не дозволяя прибегать другим ни к каким уверткам или злоупотреблениям ни сейчас, ни в будущем; и в случае если вышеназванные вилланы будут обложены вышеуказанными податями и налогами. Мы желаем, чтобы каждый из вас имел право освободить их от этого. Ибо Мы того хотим и желаем вопреки некоторым ордонансам, ограничениям или запретам и предписаниям.

Совершено в Шиноне, в последний день июля года 1429 от Рождества Христова и седьмого года Нашего царствования.

Именем короля с его согласия, Бюд".

Здесь упоминается Шинон, но, по всей вероятности, король в это время находился в Шато-Тьерри. В бумагах, хранящихся в Национальном архиве, приписка с подписью королевского нотариуса Вивеню была сделана после снятия копии с этого документа. В копии, датированной 8 ноября 1769 года, указывается, что запись, касающаяся жителей Грё и Домреми, сверена с подлинником. Жители Домреми заявили протест, так как если их соседи из Грё были освобождены от налогов, то они сами не пользовались этой привилегией в течение почти двух веков. Генеральному интенданту Лотарингии пришлось впоследствии давать объяснения, что "деревня Домреми отошла к герцогам Лотарингским, кои являлись также герцогами де Бар и, таким образом, была отделена от провинции Шампань". В 1771 году сослались на эдикты 1614 и 1634 годов:

"…Пусть потомки братьев Орлеанской Девы, имеющие дворянской титул, и в будущем будут пользоваться привилегиями дворянства, дворянский титул будет передаваться их потомкам по мужской линии, даже тем, кто получил Наши жалованные грамоты суверенных дворов; но те, кто до настоящего времени не получил дворянский титул, не будут пользоваться никакими привилегиями. Так же и дочери и жены от потомков братьев Орлеанской Девы не передадут дворянства своим мужьям".

Статья VII эдикта 1634 года гласила, что "потомки братьев Орлеанской Девы, возведенные в дворянство и имеющие в настоящее время дворянский титул, будут пользоваться привилегиями дворянства и их потомство по мужской линии будет носить дворянский титул. Но те, кто не получил в настоящее время дворянского титула, не будут пользоваться никакими привилегиями; так же как и дочери и жены потомков от братьев Орлеанской Девы не передадут дворянства своим мужьям".

Принимая во внимание эти два довода, в 1771 году выносится решение, согласно которому отмена освобождения от налогов эдиктами 1614 и 1634 годов правомерна… 18 февраля 1776 года, спустя два года после восшествия на престол Людовика XVI, принимается еще одно решение:

"Просьба жителей Домреми была уже отклонена в 1771 году, так как эдикты 1614 и 1634 годов ограничивали привилегии, данные семье Девы. Не представляется необходимым, чтобы жители деревни, в которой она родилась, пользовались большими милостями. Исходя из этих же соображений… совсем недавно совет отказался удовлетворить просьбу подтвердить привилегии, которые просили восстановить жители Грё при восшествии Его Величества на престол. Таким образом, жители Домреми больше не будут взирать с завистью на это различие, которое лишь увеличивало их тщетные претензии без всякого на то основания".

В то же самое время, что и жители Домреми, жители Грё требовали подтверждения своих привилегий. Интендант Шампани Буйе д'Орфёй пишет в Париж 15 сентября 1775 года, основываясь на тех же документах: привилегии были подтверждены при восшествии на престол Людовика XI, Карла VIII и Франциска I, затем жалованными грамотами Генриха II (9 апреля 1551 года), Франциска II (15 октября 1559 года), Генриха III (25 января 1584 года), Генриха IV (24 марта 1596 года), Людовика XIII (июнь 1610 года), Людовика XIV (март 1656 года), Людовика XV (19 августа 1723 года). Д'Орфёй отмечает, что эдикты 1614 и 1634 годов абсолютно не имеют ничего общего с этими привилегиями и совершенно не касаются жителей Грё, так как Карл IX отдал Домреми Карлу III, герцогу Лотарингскому, в 1571 году; с тех пор эта деревня входила в состав Лотарингии. В 1767 году, пишет он, деревня снова перешла во французские владения. Его требование: жителям Грё следует возвратить их привилегии.

Но это требование было отклонено.

X. Жанна д'Арк после Жанны д'Арк

Жители Орлеана всегда будут помнить о том, что Жанна д'Арк сняла осаду с их города. Со второй половины XV века, около 1461 года, "Дневник осады", написанный на основе хроник и свидетельств, выражает желание орлеанцев донести рассказ об этом событии до потомков.

Через сто лет новая версия снятия осады, на этот раз написанная по-латыни, вышла из-под пера Ж.-Л. Микко, директора Орлеанского коллежа. В свою очередь советник Леон Трико публикует в 1583 году по-латыни и по-французски "Факты, описание и суд над Жанной д'Арк, прозванной Орлеанской Девой" (издано у Элуа Живье в Орлеане). Этот труд будет неоднократно переиздаваться на средства эшевенов города.

В XVII веке историки Орлеана уделяют много внимания эпопее Жанны, например Симфорьен Гийом в его "Истории церкви и епархии города и университета Орлеана" (1647).

Историографов Карла VII, Генриха VI Английского или герцога Бургундского также занимает история Жанны. Для одних Дева – орудие Бога или же дьявола; для других появление Жанны – плод фантазии ближайшего окружения короля. После нашумевшей отмены приговора в 1456 году документы процесса переписаны; среди них насчитывается около 30 экземпляров конца XV – середины XVI веков. Например, копия, хранящаяся в фонде королевы Христины Шведской в библиотеке Ватикана, и копия, сделанная для Дианы де Пуатье, так называемая "Рукопись Арманьяка", хранящаяся в Музее Виктории и Альберта в Лондоне.

Жанна д'Арк также непременная героиня многочисленных произведений, посвященных добродетельным женщинам: например, у Алена Бушара в "Зерцале добродетельных женщин" (1546 год), или у Гийома Постеля в "Удивительной истории женщин нового мира" (1553 год), или же в книге Франсуа де Биллома "Неприступная сила чести женского пола".

В 1570 году Жирар дю Айан пишет работу "О состоянии дел Франции", которая является, по мнению историка Пьера Маро, первой национальной историей, опубликованной во Франции. Впрочем, дю Айан придерживается своего собственного мнения, подвергая сомнению чудодейственный аспект миссии Жанны д'Арк, и повторяет слухи, пришедшие из-за Ла-Манша, по которым Жанна была любовницей либо Дюнуа, либо Бодрикура, либо Потона. Эти утверждения – или скорее инсинуации – вызывают протест Франсуа де Белльфоре; в 1570-х годах он старается показать истинное лицо Девы, проанализировать два процесса над ней. Именно тогда, в разгар религиозных войн, Жанна д'Арк впервые становится провозвестником идеи: она – покровительница католиков в борьбе против протестантов.

Говоря о литературной истории XVI века, невозможно не упомянуть могучую фигуру Этьена Паскье, который в "Поисках Франции" (1580 год) берет под защиту Жанну и ставит ей в заслугу спасение Франции. На исходе века она станет очень популярной героиней театральных постановок.

В начале XVII века стало модным считать себя потомком Девы. Жан Ордаль и Шарль дю Лис устанавливают свою генеалогию и почитают своего славного предка. Произведение Ордаля "Heroinae nobilissimae Ioannae Dare" интересно главным образом из-за иллюстраций – в книге помещена гравюра Л. Готье, воспроизводящая иконографическое изображение Жанны-воина. Среди авторов XVII века нужно еще упомянуть Жана-Батиста Массона и его книгу "Незабываемая история жизни Жанны д'Арк, прозванной Орлеанской Девой. Из допросов обвинительного процесса и показаний 112 свидетелей, заслушанных для ее оправдания на основании буллы папы Каликста III от года 1455". Опубликованная в 1610 году, она достаточно "научна" для своего времени. "Друг читатель, – пишет он, – я хочу предупредить тебя: это небольшое произведение не содержит того, что ты можешь найти в других книгах, описывающих то, что сделала Жанна, прозванная Орлеанской Девой". Знаменитый теолог Эдмон Рише, автор "Истории Орлеанской Девы", также использует подлинные документы, но эта книга в течение почти двух веков оставалась в рукописном состоянии. В предисловии автор требует опубликовать документы процесса над Жанной, которому грозит "забвение времени".

В том же XVII веке духовник короля Никола Коссэн и иезуиты Порре и Латрив в своих произведениях ставят Жанну д'Арк в пример придворным дамам. Ле Муан в "Галерее портретов отважных женщин" и Вюлсон де Ла Коломбьер в "Портретах выдающихся людей" показывают ее в выгодном свете. В 1656 году Шаплен создает историю Жанны в форме мифологической эпопеи из 12 песен: "Дева, или Освобожденная Франция". Особый интерес этому произведению придают иллюстрации Клода Виньона, создавшего серию эскизов для обюссонских гобеленов. Личность Жанны д'Арк занимала серьезных людей, а в епархиях Лангра и Орлеана ее считали святой; однако она не оставляла в покое и холодных вольнодумцев, которые выдвигали различные гипотезы о божественном характере ее миссии. В конце эпохи Людовика XIV – великого века – авторы, вероятно уставшие от назиданий Шаплена, уже почти не интересуются Жанной, хотя историческая литература уделяет ей внимание – выходят в свет фундаментальная работа Дени Гоффруа и книга Бодо де Жюлли "История Карла VII" (1697 год).

Век Просвещения дополнил историю Жанны весьма враждебно настроенным произведением Вольтера "Орлеанская Дева". Почти десять лет оно тайно будоражило лучшие умы, пока не вышло в свет в 1762 году его официальное издание. Впоследствии книга переиздавалась более шестидесяти раз, что свидетельствует о ее популярности. Вольтер изображает средние века как коррумпированную, варварскую, невежественную цивилизацию. Другие великие авторы писали о Жанне, не постигая ее натуры; они видели в ней лишь орудие политической игры. Даниэлю Поллюшу с великим трудом удалось возразить этим авторам. Дева, смешанная "философами" с грязью, тем не менее была частой героиней театральных пьес. Не следует, однако, делать вывод, что французы забыли ее: города, например Орлеан, продолжали прославлять ее, а в гравюрах художники изображают ее, окруженную особым почитанием; при Людовике XV она воплощает в себе оппозицию "англичанину". В 1754 году, когда встал вопрос, была ли сожжена Жанна, Гаспар де Тустэн-Ришебур поместил свой ответ в "Лез аффиш де От-Норманди".

Следует назвать имя аббата Никола Лангле Дюфренуа, который вновь ввел в обращение подлинные документы, позаимствовав их – об этом нельзя не сказать – из произведений Рише. Но настоящее знание проблемы показал Клеман де Л'Аверди, опубликовав в 1790 году "Заметки и отрывки рукописей из Королевской библиотеки", где он разбирает оба процесса над Жанной д'Арк. Кишера признает: "Тем не менее ему выпала честь написать первый точный справочник о Деве, первое произведение, достойное современной науки". Л'Аверди умер на эшафоте в 1793 году по приговору революционного трибунала. (Жанна д'Арк явно не устраивала идеологов Революции; в 1793 году праздники в ее честь были запрещены, а статуи переплавлены.)

В 1795 году Жанна д'Арк вновь в чести: англичанин Роберт Саути превратил ее в республиканскую героиню. Но истинный ответ "Деве" Вольтера пришел из Германии в 1801 году вместе с трагедией Шиллера "Орлеанская Дева". В это же время Бонапарт вновь разрешил празднования в честь Жанны д'Арк в Орлеане. "Знаменитая Жанна д'Арк, – возвестил он, – доказала, что французский гений может творить чудеса, когда независимость в опасности".

В начале XIX века предпринимаются попытки понять и объяснить удивительную жизнь Жанны д'Арк. Шоссар, отказываясь видеть в ней человека, действующего по наущению, воспевает ее как патриота. Именно в это время Пьер Каз выдвигает версию, пользующуюся невероятным успехом: Жанна д'Арк – побочная дочь Изабеллы Баварской. После оккупации союзниками Лотарингии в 1815 году одно имя Девы вызывает всплеск энтузиазма. Муниципальный совет Орлеана награждает золотой медалью тех, кто сохранил дом, где она родилась, Людовик XVIII выдает кредиты, необходимые для возведения памятника в Домреми. Со своей стороны Берриа Сен-При и Ле Брён де Шарметт, будучи последователями Л'Аверди, писавшем в прошлом веке, излагают историю героини, основываясь на документах. Ле Врён де Шарметт явно политизирует свое произведение. Образ Жанны д'Арк используется приверженцами монархии.

Последователи романтизма с его модой на средние века обращаются к документам, освещающим события прошлого. Так, Петито публикует в 1819 году "Мемуары об Орлеанской Деве", Бюшон в 1827 году издает "Хроники и процессы Орлеанской Девы", а Мишо и Пужула выпускают в свет в 1837 году "Мемуары о Жанне д'Арк и Карле VII". В этих изданиях не всегда точно излагаются факты, но по крайней мере они содержат в приложениях документы, которые до этого были доступны только специалистам или же тем, кто умел расшифровывать рукописи.

Патриотизм XIX века видит в Жанне д'Арк знаменосца, символ, на который отныне притязают все идейные направления и все партии. Казимир Делавинь, один из первых романтиков, пишет в 1819 году два стихотворения "Жизнь Жанны д'Арк" и "Смерть Жанны д'Арк". Оба они имели большой успех. Мишле, опубликовавший в 1833-1844 годах шесть первых томов "Истории Франции", превращает Деву в символ национального духа французского народа: "Она так любила Францию! И Франция, растроганная, сама полюбила себя". То же самое можно сказать и об "Истории Франции" Анри Мартэна (1833-1836). Главы, посвященные эпопее Жанны, имели такой успех, что обоим историкам пришлось их переиздать отдельно. Романтическое движение одобряет заново открытую Жанну, которая вдохновляет народные массы. "Тайная советница Нумы[119], привычный гений Сократа служили лишь вдохновением, к которому тянулись всем своим сердцем, а не к богам. Как простая пастушка из деревни, где появлялись феи, слышавшая предания от своей матери и от подружек, могла сомневаться в том, во что соглашались верить Сократ и Платон?" – писал Ламартин, глубоко почитавший ее. Писатели и музыканты прямо или косвенно интересовались Жанной. Так, Ференц Лист узнает о ней от своей метрессы Марии д'Агу, которая в 1857 году публикует историческую драму в пяти актах "Жанна д'Арк" под своим обычным псевдонимом Даниэль Штерн.

С установлением Третьей республики тема Жанны развивается по двум очень разным, если не противоположным, направлениям. Если республиканцев вдохновлял ее героический образ, то верующие католики добивались ее канонизации. Сколько авторов, столько и нюансов – как в плане идеала, так и в плане чувств. В произведении Мари-Эдме По "История нашей малютки сестры Жанны д'Арк" уже появляется дух реваншизма; что касается Анри Баллона (1812-1904), то им движет религиозное убеждение ("Жанна д'Арк", 1860 год, 2 тома). Он ничуть не сомневается в том, что откровения Девы исходили от Бога; произведение, переизданное пять раз в период между 1860 и 1882 годами, принесло его автору в 1875 году бреве[120] папы Пия IX. В 1868 году историк Мариус Сене также публикует свою "Жанну д'Арк", имевшую большой успех. Эта книга выдержала несколько новых переработанных изданий (всего двадцать пять). Со своей стороны чартист Симеон Люс (1833-1892), автор "Жанны д'Арк в Домреми", видит в эпопее Жанны плод исторического детерминизма. Что касается отца Ороля, то он пытается опровергнуть выводы свободомыслящих авторов, и именно "Жанна д'Арк на алтаре" (1885 год) положит начало работам, причисляющим ее к лику святых; другие церковники выпустят немало произведений о ней. Каноники Деву (в 1889 году) и Динан (в 1890 году) попытаются дать ответ оппонентам: "Да, церковь хочет вновь забрать Жанну д'Арк! После того как церковь заключила ее в тюрьму, обвинила, пытала, опорочила, вынесла ей приговор, заживо сожгла, она хочет ее канонизировать" ("Л'Эстафетт", 1 июня 1886 года). Борьба ужесточается, когда в нее вмешиваются политики. Консерваторы и монархисты поддерживают духовенство. Граф де Шамбор и монсеньор Дюпанлу (епископ Орлеана с 1849 по 1878 год) противятся Республиканскому комитету по организации гражданского праздника в честь Жанны д'Арк, один из членов которого, Жозеф Фабр, убежденный "жанноист", требует в 1844 году, чтобы Республика ежегодно отмечала праздник Жанны д'Арк, праздник французского патриотизма.

В то время как республиканец Фабр бьется за учреждение национального праздника в честь Жанны д'Арк, Рим изучает досье, представленное магистром Туше, епископом Орлеанским, для канонизации Жанны. Ее канонизируют в 1920 году, хотя о беатификации[121] было объявлено в 1909 году. В 1908 году, в самый разгар страстей, выходит в свет "Жизнь Жанны д'Арк" Анатоля Франса. "Миряне" с энтузиазмом приветствуют это произведение писателя, ставшего на какое-то время историком. Любопытно отметить, что ему отвечает своей "Девой Франции" шотландец Эндрю Ланг. Объединит французов первая мировая война: возвращению утраченных территорий будет покровительствовать Дева из Лотарингии. В год начала войны выйдет в свет книга католического писателя Леона Блоя "Жанна д'Арк и Германия"…

Следует различать два периода в жанноистской историографии: до и после Жюля Кишера (1814-1882), директора Эколь де Шарт, школы, которая готовит историков и архивистов. Именно Кишера мы обязаны великолепной публикацией в пяти томах (1842-1849) почти in extenso документов обвинительного процесса, хроник, писем и счетов, относящихся к эпохе Жанны д'Арк. Этот труд оказал влияние на последующие исследования, и все серьезные ученые опираются на него.

В конце XIX века появляется большое количество памятников Жанне д'Арк; авторами скульптурных изображений Жанны были и Фремье, и Поль Дюбуа, и даже герцогиня д'Юзес (под именем Мануэллы). Каждый город хотел иметь у себя памятник Жанне: в 1875 году на площади Пирамид в Париже была установлена статуя работы Фремье; в 1882 году в Компьене – статуя скульптора Леру. В 1891 году Домреми делает заказ Мерсье. Художники не остаются в стороне: в каждом салоне выставлена своя Жанна: "Жанна, слушающая свои голоса", "Жанна-мученица", "Жанна в святости", "Муки Жанны", "Жанна в бою", "Жанна на костре"…

Армия в свою очередь делает из Девы свою покровительницу. В 1914 году Морис Баррес, подхватывая инициативу Фабра, выдвигает предложение превратить праздник Жанны д'Арк в национальный праздник. Ход событий ускоряется с окончанием войны. 8 мая 1920 года маршал Фош лично присутствует на празднике Жанны д'Арк в Орлеане; 16 мая в Риме Бенедикт XV причисляет ее к лику святых. 24 июня этого же года по предложению Барреса было решено, что отныне 8 мая "Французская республика будет ежегодно отмечать праздник Жанны д'Арк, праздник патриотизма". В 1921 году Пьер Шампьон переводит для широкого круга читателей документы обвинительного процесса.

С тех пор растет число художественных и музыкальных произведений, скульптур. Историки со своей стороны стараются, исходя из жестких научных требований, лучше осмыслить историю Жанны д'Арк и ее времени.

XI. Жанна д'Арк в театре и в опере

Жанна д'Арк сделала, если можно так сказать, прекрасную театральную карьеру. Впервые она выходит на подмостки в 1435 году в "Мистерии об осаде Орлеана", в которой насчитывается 20 529 стихов. "Мистерия" появилась во время процесса по отмене приговора и, возможно, принадлежит перу Жака Милле. "Мистерия" неоднократно ставилась в Орлеане; в ней более ста действующих лиц. Жанне д'Арк, Богородице, Богу, святому Михаилу, а также святому Эверту и святому Эньяну, покровителям города – всем отведена своя роль.

В конце XVI века иезуит Фронтон де Дюк пишет пьесу "Трагическая история девственницы из Домреми" и посвящает ее королеве Луизе Водемонской, супруге Генриха III, прибывшей в Лотарингию на воды Пломбьера лечиться от бесплодия. Была сыграна 7 сентября 1580 года для Карла III Великого, герцога Лотарингского. В 1584 году один из секретарей герцога, Жан Барне, опубликует трагедию, не упомянув имени автора; в 1859 году она будет переиздана в Понт-а-Муссоне.

Между 1592 и 1594 годами Деву увидят в Англии в первой части драмы Шекспира "Генрих VI". Жанна у Шекспира – ведьма и распутница, проклятая своим родным отцом и возведенная на костер англичанами.

Если в XVI веке было написано всего лишь две пьесы о Жанне д'Арк, то в XVII – три, однако их ставят более часто: "Трагедия Жанны д'Арк" Вирея де Гравье идет в Руане в 1600 году, затем в 1603 году в театре Марэ, в 1611 году в резиденции герцога Бургундского; ее текст переиздавали в Руаце и в Труа по крайней мере восемь раз. А ведь речь идет о трагедии в стихах в пяти актах, о произведении, в котором нет ни доли правды, отягощенном длинными монологами, и в котором героиня родом из деревни Эперне. В это же время Жанна появляется рядом с Хлодвигом и Годефруа де Буйоном в произведениях Никола Кретьена "Пасторальные интермедии" и "Любовницы".

В 1629 году люксембуржец Никола Вернульц пополняет свой сборник трагедий пьесой, на создание которой его вдохновила история Девы, – "Joanna Darcia vulgo puelle aurelianensis". Эта пьеса написана в стиле, который сегодня мы сочли бы помпезным. Несколькими годами позже, в 1642 году, в театре Марэ играют "Орлеанскую Деву", трагедию Ла Менардьера (личного врача брата короля Людовика XIII), – в 1655 году его изберут членом Французской академии; на самом деле эта пьеса является переложением александрийским стихом пьесы аббата д'Обиньяка "Орлеанская Дева". Ла Менардьер соблюдает правила трех единств; действие происходит в день смерти Жанны. Любовь, которую Жанна питает к Варвику, превращает его супругу в безжалостную соперницу; в то время как графиня пытается при пособничестве епископа Бове, названного здесь Каншоном, ускорить казнь пленницы, Варвик готовит побег, но Жанна отказывается. Она погибает, Божий гнев поражает графиню, которая теряет рассудок; Каншон же умирает на сцене, воскликнув:

Пьеса не имела успеха, но зато вызвала скандал. Мадемуазель де Скюдери, автор "Звездчатого коралла", встала на защиту чести Девы, не оставив без ответа пересуды Андре Риве, кальвинистского пастыря, нашедшего убежище в Лейде; она организовала своего рода литературный турнир, на котором прославляли святую воительницу.

Век Просвещения был наиболее великодушен к памяти Жанны д'Арк, поскольку посвятил ей восемь драматических произведений. В XVII веке "Девственница, Освобожденная Франция" Шаплена была "так сурова по отношению к Жанне, словно вновь провели процесс над ней", писал Кишера. В XVIII веке "Дева" Вольтера вызвала возмущение многих писателей и подхлестнула воображение многих авторов. Это было время, когда Бернарден де Сен-Пьер писал: "Смерть Жанны д'Арк произвела бы еще большее впечатление, если бы гениальный человек решился устранить всю нелепицу об этой достойной и несчастной девушке, в честь которой в Греции возвели бы храмы" ("Исследования человеческой природы").

Жанна д'Арк становится также героиней пантомимы Роньяра де Пленшена "Как проходила знаменитая осада": она противостоит английскому генералу в поединке; раненная стрелой Дева возвращается вскоре с перевязанной рукой и одерживает победу в рукопашной схватке. И в Орлеане пишут и ставят пантомимы, например "Жанна д'Арк, или Орлеанская Дева", пьеса в трех актах, сыгранная 24 июня 1795 года, или мелодрама Планше-Валкура, поставленная в 1786 году. Упомянем также "Доротею", пантомиму в трех актах. В 1790 году Руссэн пишет пьесу "Жанна д'Арк" для "Комеди Франсез", но была ли эта пьеса когда-либо поставлена? Так или иначе, автор погиб на гильотине.

В Англии Саути в 1795 году прославляет Деву, и в этом же году пантомима "Жанна д'Арк" сыграна на сцене "Ковент-Гарден". В первой редакции дьявол отправляет Деву в ад, но возмущенные крики зрителей заставили актеров заменить дьявола на ангелов, которые похищали героиню, чтобы вознести ее на Небеса; представление сопровождалось музыкой. В это же время ирландец Бёрк поставил в Нью-Йорке спектакль "Женский патриотизм, или Смерть Жанны д'Арк", встреченный зрителем с восторгом.

В 1801 году в Германии Шиллер пишет романтическую трагедию "Орлеанская дева". Шиллер хотел дать ответ Вольтеру: "О Дева… насмешка тебя втоптала в грязь… но не бойся. Есть еще прекрасные души, которых воспламеняет все великое…" Шиллер не заботится об исторической правде и заставляет Жанну влюбиться в английского солдата и покровительствовать любви Агнессы Сорель к королю (Агнессе было семь лет в 1429 году!). Жанна – девственница; непосредственно от всемогущего и воинственного Бога она получает власть над оружием и волшебный шлем при непременном условии никогда не грешить. Этот шлем потеряет свою силу, как только она влюбится! Дальше нет ни процесса, ни костра; Жанна, захваченная в плен, чудом освобождается от цепей и возвращается, чтобы умереть в торжественной обстановке в присутствии короля и всего двора.

Тридцать четыре пьесы о Жанне д'Арк появилось в период с начала XIX века и до 1870-х годов, и сорок восемь – в последнее тридцатилетие века. Многих авторов вдохновил Шиллер. Так, некий Авриль, воспользовавшись идеей Шиллера, написал "Триумф лилий – Жанна д'Арк, или Орлеанская Дева". Эта пьеса была опубликована в Париже в октябре 1814 года; ход событий пьесы весьма оригинален: Жанну возносят на облако после церемонии коронования в Реймсе, и все это происходит в сопровождении хора.

В 1805 году в Орлеане Дюмолар написал трагедию "Смерть Жанны д'Арк", посвященную жителям этого города. Чтобы спасти Жанну д'Арк, Талбот и герцог Бургундский предлагают ей выйти замуж за англичанина и уехать в Англию, но Изабо Баварская выдает Жанну светскому суду. Драма Картье "Жанна д'Арк" посвящена Марии-Луизе. Пьеса Авриньи "Жанна д'Арк в Руане" впервые поставлена актерами королевской труппы в Париже 4 мая 1819 года. Действие происходит в Руане, и Бедфорд напрасно предлагает Жанне бежать в Англию; Дюнуа хочет сражаться за нее. Герцогиня Бедфорд и Талбот пытаются ее спасти, но не успевают, и Жанну сжигают. Мадемуазель Дюшенуа с большим успехом сыграла роль Жанны в "Комеди Франсез". Пантомиму "Кребийон из мелодрамы", сыгранную в 1813 году, будут неоднократно ставить, в том числе и в Театре де ла Гетэ.

Драма Жюля Барбье, положенная на музыку Гуно в 1873 году, пользовалась большой популярностью: в течение трех месяцев Театр де ла Гетэ был переполнен. Но Оффенбах, жаждущий поскорее увидеть на сцене своего "Орфея в аду", прервал постановки этой драмы. Затем в "Гранд-опера" ставили оперу Мерме, не имевшую успеха. Спустя несколько лет, в 1890 году, пьесу Барбье возобновил Театр де ла Порт-Сен-Мартен; роль Жанны получила Сара Бернар. Зрители видели в этой "нравственной" пьесе произведение, вполне отвечающее их патриотическим устремлениям. Эту пьесу ставили еще несколько раз вплоть до 1906 года.

Пьесы быстро сменяют друг друга, но не отстают и авторы популярных песенок: на каждую серьезную пьесу приходится в этом же году один пародийный спектакль. В ответ на трагедию Суме появляется "Тюльпан для Жанны д'Арк", попурри в пяти актах Рикара. 11 июня 1819 года в театре "Водевиль" идет "Процесс Жанны д'Арк, или Литературный суд" Дюпэна д'Артуа, и 4 мая этого же года во Французском театре ставится "Кармуш", являющийся ответом на драму Авриньи. Впрочем, на протяжении всего XIX века культивируется пантомима.

Жанна д'Арк не оставляет равнодушным и простой народ. В 1895 году кюре из лотарингской деревни Месниль-ан-Ксентуа разыгрывает перед своими прихожанами мистерию, с энтузиазмом встреченную курортниками в Контрексевилле и Виттеле. В 1904 году Морис Поттеше, основатель Народного театра Бюссанга, ставит "Страсти Жанны д'Арк". В 1909 году кюре церкви святого Иосифа в Нанси также ставит "Жизнь Жанны д'Арк", сравнимую со страстями Христа. Театр извлекает свою выгоду из ученых публикаций середины XIX века. Так, было решено возобновить старинную "Мистерию об осаде Орлеана", а Эмиль Юд пишет "Новую мистерию осады Орлеана", сыгранную на празднике города в 1894 году.

Во время подготовки беатификации, а затем канонизации интерес драматургов и писателей к героине Домреми усиливается, в 1909 году насчитывается не менее семнадцати пьес. В период между первой и второй мировыми войнами, после канонизации, будут написаны двадцать девять пьес, а начиная с 1945 года – девятнадцать. Некоторые из них, в той или иной степени агиографические и принадлежащие перу церковников, предназначены для обитателей воспитательных домов – юношей и девушек – или же для благотворительных обществ. Но существует также направление, представители которого считают Жанну патриотом, и только патриотом. Для Жозефа Фабра, автора "Освобождения Орлеана" (мистерии в трех действиях), поставленного в Орлеане в Муниципальном театре в 1913 году, она прежде всего символ патриотизма.

Разве можно рассказывать о "театре Жанны", не упомянув о Пеги, родившемся в Орлеане, который в детстве только и слышал что об истории Девы? В 1894 году в возрасте двадцати одного года, порвав с католицизмом, он начинает писать о Жанне исследование, сверяясь с документами, собранными Кишера. Этот период совпадает, впрочем, с его увлечением театром. В 1895 году он едет в Домреми, а по возвращении в Орлеан, остановившись у своей матери, начинает писать драму, состоящую из трех частей. Первая часть, "Домреми", была закончена в июне 1896 года, а вся драма будет завершена в июне 1897 года и появится в этом же году, подписанная псевдонимом Марсель и Пьер Бодуэн. Эта публикация потерпела полный провал. Первое представление "Жанны д'Арк" с участием Полетт Пакс состоялось лишь в 1924 году в "Комеди Франсез" для инвалидов и писателей-ветеранов.

В течение двенадцати лет после этой публикации Пеги ни разу не упомянет имя Жанны. Однако тайком он возвращается в христианство и остается верным героине. 8 мая 1909 года он принимает участие в шествии, состоявшемся в Орлеане. Именно в это время он переделывает свое произведение и дает ему новое название, "Мистерия Жанны д'Арк" становится "Мистерией предназначения Жанны д'Арк", а затем "Мистерией о милосердии Жанны д'Арк". Первое представление этой мистерии состоялось в "Комеди Орлеан" в постановке Оливье Катьяна в ноябре 1965 года.

Жанной д'Арк интересуются драматурги многих стран. Джордж Бернард Шоу, ирландец-либерал, воспевает в "Святой Жанне" героиню, борющуюся против церкви и государства, осознающую свою миссию и обладающую своим собственным мнением. Пьеса была поставлена в Нью-Йорке в 1923 году, затем в 1925 году в Париже.

Другая Жанна д'Арк имела большой успех в Париже, "Жанна на костре", драматическая оратория, написанная Клоделем в соавторстве с Артуром Онеггером по просьбе Иды Рубинштейн; ее ставили на всех больших сценах: Базель (в 1938 году), затем Орлеан и Париж. Везде спектакль встречали с воодушевлением. Замысел Клоделя заключался в том, чтобы показать покорность, крестьянскую простоту и в то же время высокую духовность героини. Наивность и достоверность – вот характеристика этого произведения, сопровождаемого свежей и безмятежной музыкой Онеггера. Одним из достоинств этой оратории является реализм и доступность понимания широких эпических картин. "Saint Joan" Бернарда Шоу повлекла за собой создание других Жанн, которые, по словам госпожи Дюссан, все больше и больше призваны выражать личные переживания своих авторов. В "Жанне с нами" Вермореля (1942 год) подчеркивается "экзистенциалистский" характер миссии Жанны д'Арк впрочем, пьеса была запрещена во время немецкой оккупации. Одиберти ("Дева", 1950 год) и Тьерри Молньер также пишут о Жанне д'Арк. Нельзя не упомянуть Ануя ("Жаворонок", 1953 год), который наделяет Жанну чертами Антигоны.

В последние годы пьеса Пеги и великолепное "Окно" Андре Обея идут с большим успехом как в Париже, так и в провинции. Упомянем также пьесу "Жанна и Тереза" Женевьевы Байлак, которая открыла двери театра многим актерам и с триумфом шла в Компье-не и Париже. Театр марионеток отца Брандикура в Нанси ставит с 1955 года "Хронику святой Жанны д'Арк", пользующуюся неизменным успехом у детей и подростков.

Музыкантов также вдохновляла Жанна д'Арк; у Онеггера и Жоливе были предшественники: уже Эмиль Уе в 1894 году собрал более 400 пьес, кантат и симфоний в сборнике "Жанна д'Арк и музыка". Вспомним также музыку Гуно "Жанна д'Арк" (1873 год), написанную для пьесы Барбье. Верди воспел освободительницу в "Giovanna d'Arco" (1845 год); и в 1879 году Чайковский посвятил ей свою первую оперу "Орлеанская Дева". Арии из нее исполняла на праздничных торжествах в Орлеане в 1979 году талантливая певица Вера Кузьмичева.