Вот так обстояли дела в тот момент, когда мы застаем Жанну де Ламот в Крыму, над морем, за тяжкими думами о неудачной до сих пор погоне за наследством Саши Николаича. Долго она еще стояла со скрещенными руками на груди и оглядывала простор моря, широко открывавшийся ей с высоты, на которой она находилась.
Это море было так же пустынно, как и окружающие его скалы: ни паруса, ни единой чайки не виднелось на нем…
Жанна стояла лицом к нему, и голубая ширь его так же далеко расстилалась перед нею, как позади нее тянулось бесконечное сухопутное море степей. Нужно было так или иначе миновать это пространство степи, чтобы попасть в то место, где бурлила городская, так манившая Жанну своими прелестями жизнь…
Человек, который владел, как она считала, всем ее состоянием, жил в Петербурге, и ей нужно было отправиться туда, чтобы отнять у него «свою» собственность…
Конечно, добровольно он ее не отдаст, придется побороться с ним, но Жанна слишком привыкла к борьбе, чтобы испугаться такого врага, как какой-то незаконный сын французского аббата. Она его считала своим врагом, потому что сама готова была сделать ему любое, даже самое дикое зло, чтобы заполучить деньги. Но разве с такими людьми и с такими врагами мерилась она силами в своей жизни, она, которая враждовала с самой венценосной Марией Антуанеттой?!
Ей нужны были эти деньги как средство для развертывания настоящей деятельности, на которую она считала себя вполне способной.
Судьба Наполеона не давала ей покоя и соблазняла своим счастьем. Почему ему удавалось все до сих пор, а ей ничего?!
«Потому что, — думала Жанна, глядя в далекий морской простор, — что он смел, а я даром теряю время в нерешительности…»
И она вдруг круто повернулась и пронзительно свистнула. Лошадь, забежавшая довольно далеко, услыхала этот свист и подлетела к Жанне; та вскочила в седло, и быстрой иноходью ее лошадь направилась по знакомым горным тропинкам…
Ее дом был не особенно далеко, но этот переезд показался Жанне необыкновенно долгим… Где только было возможно, Жанна пускала лошадь во весь опор и осадила ее, всю взмыленную, только у самого крыльца.
Жанна спрыгнула, бросила поводья, и поспешно прошла через анфиладу комнат на балкон, где княгиня разбирала груду цветов, составляя из них букет в стоявшую перед нею вазу.
— Что это ты пропадала так долго? — встретила она Жанну, бегло и отчетливо выговаривая французские слова. — И что с тобой? — сейчас же спросила она, мельком взглянув на Жанну.
Та остановилась, оперлась резким, решительным, чисто мужским движением о стол и, в упор посмотрев на княгиню, произнесла с расстановкой:
— Я не могу больше так жить здесь. Я просто должна отправиться в Петербург.
Княгиня развела руки, уронив и рассыпав цветы.
— Как в Петербург?! — переспросила она. — Разве тебе здесь не хорошо?
— Дело не в том, что мне здесь хорошо или дурно; но для меня настало время действовать. Я должна прекратить свое сидение здесь сложа руки…
— Жанна, Жанна! — со вздохом покачала головой княгиня.
— Мне нужно ехать! — настойчиво произнесла Жанна.
— Но постой же, погоди! Надо же обсудить возможность этого! Одну я тебя не могу отпустить в такое путешествие…
— Я могу ехать и одна.
— Нет уж, во всяком случае мы туда отправимся вместе. Об этом и говорить нечего. . Но надо же собраться. . Как же ты хочешь все вот так вдруг… Надо решить хотя бы денежный вопрос…
— Пустяки!.. Трать последнее, что есть у тебя… Там, в Петербурге, я отдам тебе… отдам… там мы получим такие деньги, что хватит нам и оплатить переезд туда, да и чтобы ехать дальше, в Париж или Лондон, как мы только захотим…
Княгиня смотрела на Жанну с каким-то даже испугом.
— Ты думаешь, я сошла с ума? — продолжала та. Будь покойна, никогда мои умственные способности не были в таком порядке, как сейчас. Слушай, я решила во что бы то ни стало получить мои деньги сама… Напрасно я надеялась на членов общества «Восстановления прав обездоленных», они ничего не сделали. Мои деньги перешли к одному русскому, незаконному сыну аббата Жоржеля и русской графини. Мне нужно найти его в Петербурге и, чего бы это мне ни стоило, вырвать у него эти мои деньги. Я так решила!..
Княгиня противоречила и сопротивлялась недолго. Она по природе своей были слишком мягка, чтобы оказать серьезное сопротивление всесокрушающей энергии Жанны: та всегда брала верх над нею…
И уже на другой день на маленьком крымском дворике, мирно жившем до этого на побережье Черного моря, поднялась возня и суета по случаю внезапного отъезда в Петербург. Путешествие предстояло длительное и нелегкое, и поэтому сборы требовались немалые…
Но для Жанны, казалось, не существовало ничего невозможного. Она сама съездила верхом в Бахчисарай и нашла там весьма приличную дорожную карету, которая продавалась по случаю, после скоропостижной смерти приехавшего на ней в Крым из Петербурга ревизора. Словом, не успели все, в том числе и княгиня, осмотреться, как они обе уже сидели в этой уютной, купленной Жанной карете, и вовсю катили, вздымая пыль, по столбовой Екатерининской дороге в далекую северную столицу.