Жаркое лето

Марфенька

Ванята простился с матерью на взгорке. Она повернула направо, к ферме, а Ванята — налево, туда, где стоял на пустыре новый кирпичный дом и толпились какие-то мальчишки и девчонки. Ванята пригляделся и вскоре узнал в толпе своего тезку Ваню Сотника и Сашку с завязанной щекой.

Он подошел к конторе, тихо и смущенно поздоровался. Ребята ответили вразнобой, как солдаты-новобранцы. А правнук деда Егора Сашка Трунов вообще отвернулся и стал что-то шептать двум рыжим, удивительно похожим друг на друга мальчишкам. Те посмотрели на Ваняту и прыснули в ладони.

Ванята начал знакомиться с козюркинскими. Среди них оказалась и девочка с простым, редким именем — Марфенька. Девочка была в сером платье и коричневом берете, — ну прямо гриб подберезовик. На щёку Марфеньки упал тонкий светлый косячок волос. Она сдунула волосы со щеки, подала руку Ваняте и сказала:

— Теперь у нас два Ивана. Один Ваня, а другой — Ванята. Тебя так всегда авали?

— С самого начала…

Марфенька улыбнулась.

— Меня тоже — с начала. Теперь в одном классе учиться будем, правда?

— Ну да… то есть, откуда ты знаешь?

Марфенька повела глазом в сторону Вани Сотника.

— Понял?

— Понял. Он со станции нас привез… А этот, который с бинтами, он тоже про меня рассказывал?

Марфенька улыбнулась еще шире.

— Ага. Это ты ему зуб выбил?

Голос Марфеньки был вкрадчив и тих. Похоже, ей очень хотелось, чтобы зуб Сашке выбил именно он.

— Врет, — неохотно ответил Ванята. — Я только поговорил с ним по-свойски…

Марфенька разочарованно поджала губы. Но потом снова улыбнулась, дунула опять на волоски, упавшие на щеку, и сказала:

— Это ничего! Еще успеешь. У нас его все бьют…

— Рыжие тоже бьют? — спросил Ванята, указывая на мальчишек, которые стояли возле Сашки.

— Эти нет… это братья Пыховы. Их Сашка с толку сбивает. У них отец тракторист…

Многое еще узнал бы Ванята о братьях Пыховых, но тут на пороге появился Платон Сергеевич.

— Ну, что? — оказал он. — На свеклу пойдем?

— Пойдем!

Ванята кричал вместе со всеми. Даже громче других.

— Пойдём-ом!!!

Ванята немного жалел, что надел белую рубашку. У козюркинских ребят был какой-то особый взгляд на амуницию. У одних были перешитые солдатские гимнастерки, у других — футболки с наляпанными от руки цифрами, а Ваня Сотник нацепил комбинезон.

Ваня Сотник отступил несколько шагов в сторону, поправил двумя руками ремень на комбинезоне и крикнул:

— По двое разбери-и-сь!

Марфенька толкнула локтем Ваняту.

— Видишь он какой?

— Какой? — не понял Ванята.

Вокруг поднялись шум и суета. Каждый норовил пролезть вперед, в голову колонны. Но Сотник быстро наводил порядок, строил колонну строго по росту. Он выдергивал за руку низеньких и гнал их на левый фланг. Подошел он и к Ваняте.

— Иди туда! — сказал он.

Ванята не пошевелился. Пусть только попробует взять за руку! Пусть тронет!

Страшную драку, которой, возможно, не видывало еще Козюркино, отвела Марфенька.

— Не трогай Ваняту, — сказала она. — Пускай стоит здесь.

Брови Вани сошлись на переносице, по лицу пробежала быстрая тень. Но он отошел.

Ваняте стало обидно. Марфенька могла подумать, будто он в самом деле испугался.

А дело шло своим чередом. Парторг рассказал, что они будут делать в поле и кто назначен бригадиром. Но этого он мог и не говорить. Важная персона стояла на виду у всех в синем комбинезоне и матросской тельняшке.

Парторг пошел вдоль строя, остановился возле Сашки Трунова.

— Болит? — спросил он, указывая глазами на пухлый и уже замусоленный бинт.

— Боли-ит! — простонал Сашка.

Платон Сергеевич поморщился. Потом веско, как врач на приеме, сказал:

— Разрешаю работать без повязки. Если есть время — сними…

И больше ни звука. Приложил руку к старенькой потертой кепке и кивнул бригадиру.

«Трогайте, мол. Жмите на все педали».

Ваняте он улыбнулся издали, как будто извиняясь, что не представил его обществу. Но Ванята и не обижался. Может быть, так даже лучше…

Они шли по тихой, бегущей в поля дороге. Утро подымалось яркое и чистое, как бывает всегда после грозы. Казалось, всего было сверх меры, сверх того, что может принять земля — и золотого, льющегося, будто липовый мед, света, и пронзительной небесной синевы, и густой свежей зелени, и брошенных горстями сверкающих капель дождя.

За лесной полоской показалось свекольное поле. Справа и слева белели кофты пропольщиц, сверкали на солнце тяпки. На самой обочине поля, будто распустившийся в одночасье мак, стояла девушка в красной косынке.

— Это наша Нюська, — оказала Марфенька и улыбнулась широко и радостно.

— Какая Нюська? — спросил Ванята.

— Агроном. В этом году институт окончила. Теперь она Анна Николаевна. Такая стала, даже трактористы боятся!

Марфенька вскинула свои голубые глаза на Ваняту и вдруг вздохнула.

— Я ей вот как завидую, Нюське…

— Почему?

— Знает она все. И вообще красавица… Ты кому-нибудь завидуешь?

— Я никому не завидую, — сказал Ванята.

Марфенька рассмеялась.

— Врё-ошь!

— Вот еще…

Марфенька удивленно посмотрела на человека, которому чужды людские слабости.

— Тебе хорошо! А я всем завидую! Чем лучше человек, тем больше завидую. Даже Ване Сотнику…

— Ха! — выдохнул Ванята. — Чему завидовать?

— Не знаю. Я не умею объяснять.

Марфенька наморщила лоб.

— Ты «Чапаева» видел?

— Ну да, — сказал Ванята.

— Я тоже видела. Несколько раз. На коне. А бурка, как туча…

Ванята пожал плечами.

— Что ж, по-твоему, Сотник — Чапаев, да?

— Не, он не Чапаев. Сотник — он другой. Он…

Марфенька запнулась, не умея объяснить Ваняте, кто же такой Сотник и что он из себя представляет.

— Ты чего нахмурился? — спросила она Ваняту. — Обиделся, что я про Сотника так говорю?

Молча шел Ванята рядом с Марфенькой. Конечно, Марфенька загнула со своим сравненьем. Но все равно ему было завидно, что есть на свете люди, о которых так тепло и преданно думают девчонки, похожие на лесной гриб подберезовик.