— Король схвачен. Они захватили короля!
Вайолет и я — вместе с медсестрами, повитухами и магами — снова и снова говорили ей, что то, что она видела, было всего лишь сном, но королева нас не слышала.
Но из четырех всадников, посланных за королем, вернулся только один. И короля с ним не было. Вместо этого его сопровождали два охотника и Хозяйка Соколов.
Через четверть часа они стояли перед принцессой, Верховным канцлером, четырьмя генералами и Советом Ученых. Я тоже был там, хотя по праву не должен был. Но Вайолет настаивала, и ни у кого не хватило духу отказать ей.
Во время встречи сбежавшие члены королевской охотничьей партии игнорировали старших членов совета с их серьезными голосами и напыщенными размышлениями. Вместо этого они не сводили глаз с одного человека, и это была Вайолет. Представьте себе, дорогие мои, девочку Вайолет! Она не отпускала моей руки, и поэтому я был посвящен в информацию, намного превосходящую мой ранг и положение. И, о, это было ужасно! Мрачные лица мужчин и женщин из охотничьего отряда. Дрожащий ребенок, стоящий перед ними.
— Короля схватили, — сказала Хозяйка Соколов, и хотя она, конечно, уже знала, что это правда, все же задохнулась резко и высоко, словно от боли. Ее звали Марда, она была высокой и очень сильной. Она надела кожаную тунику и леггинсы — хорошо поношенные и мягкие — и серый капюшон, который скрывал ее черты. Хотя ей следовало бы снять капюшон в присутствии придворных, всем нам было ясно, что ее глаза покраснели и отяжелели от слез, и мы решили не упоминать об этом.
— Трое наших остаются в горах, чтобы выслеживать пленников, — сказал всадник. — След будет обозначен — левый разрез через равные промежутки времени, пока пленники остаются живы. Удар справа за каждую смерть. Икс, если у их похитителей хватит наглости…
— Довольно! — скомандовала Вайолет дрожащим голосом, хотя тело ее оставалось неподвижным и спокойным, а взгляд был прикован к Хозяйке Соколов. Вайолет так крепко сжала мою руку, что под костяшками пальцев остались синяки. Она выпрямилась во весь рост и повернулась лицом к советникам.
— Кто здесь генералы? — спросила Вайолет.
Четверо генералов, крупные и грубоватые мужчины и женщины, вышли вперед и преклонили колени перед принцессой.
— Мы, госпожа, — пробормотали они.
Вайолет знала их всех, хотя и не очень хорошо. И она понятия не имела, что именно они делали. Она просто знала, что они отвечают за… ну, многое. Солдат, лошадей, запасы снаряжения. Они выжидающе смотрели на нее. Вайолет откашлялась.
— Собери столько солдат, сколько нужно. Приведите самых быстрых, самых сильных и лучших. И верните его домой. — Из уголков ее глаз потекли слезы. — Пожалуйста, — добавила она, прежде чем вернуться к матери.
Позже, когда она положила голову на подушку рядом с разгоряченным лицом королевы и прошептала историю об умной мышке, которая помогла девушке завоевать сердце принца, она прислушалась к ритмичному стуку лошадиных копыт, собирающихся на мощеной площади и удаляющихся прочь.
И в ту ночь ей приснилось, что она едет верхом на черном драконе. Во сне на ней было белое платье, черные перчатки и пылающее, бьющееся сердце, привязанное к красной ленте, обвязанной вокруг шеи.
ГЛАВА 21
Путь от места захвата до замка Горного короля должен был занять не более двух суток… с часовым перерывом в полночь на отдых и восстановление.
Однако при той скорости, с которой они сейчас двигались, это наверняка займет в десять раз больше времени.
— Что случилось с вашими лошадьми? — снова крикнул капитан. Он поднял свой кожаный ремень и жестоко шлепнул королевского коня по крупу.
— Это не их вина, сэр, — сказал Деметрий. Он был слаб от потери крови, и мир плыл вокруг него. — Наши лошади уже несколько дней скакали быстро и упорно. Они знают, что больше не преследуют свою добычу. Вы можете кричать и угрожать сколько угодно, но эти животные разумны, и вы их не убедите.
Это, мои дорогие, была ложь, и очень умная. Но капитан — учитывая, что он был человеком гор, а не Королевства Андулана — никогда бы не догадался, в чем дело. Видите ли, жители Северных Гор, так же как и жители Южных Равнин, Восточных Пустынь и Островных Государств на западе, все считали своих животных простыми вьючными животными. Но мы в центральном королевстве чувствовали иначе.
Так и случилось, что Деметрий, король и весь пленный отряд в глубине души перешептывались со своими лошадьми. Помедленнее, их сердца дышали. Задержитесь. Тащитесь и шаркайте, мои любимые. Лошади знали и понимали. И никакие лающие приказы или жестокие удары по спине не могли заставить животных поторопиться.
Король наблюдал за дальним краем горизонта и вскоре был вознагражден зрелищем пяти соколов, летящих строем в далеком небе.
И они становились все ближе.
ГЛАВА 22
Вайолет положила подбородок на кулаки и растянулась на полу рядом с кроватью матери, а бумаги отца рассыпались перед ней, как звезды. Она попыталась разложить их по темам — стопки заметок по биологии драконов здесь, заметки по математике и науке о полетах там, страницы и страницы истории и знаний тут — но между ними было слишком много. Слишком много страниц, которые могли быть историей, могли быть наукой, могли быть сказкой, а могли быть полной чепухой, но она не могла этого знать.
Она прочитала:
«Тот факт, что драконы когда-то свободно бродили по всей мультивселенной, прежде чем оказались в ловушке — в массовом порядке — в нашем зеркальном мире, является чем-то вроде загадки. Я оберегал, как и мои отцы и матери до меня, подробности Запретной Истории в тайне, храня ее глубоко в своем сердце, хотя никогда не верил, что это правда. Я никогда не верил в Старых Богов и, конечно, никогда не верил в их нечестивого брата. Но тайна — это традиция, и я сохранил ее, как и мой ребенок после меня…»
Вайолет почувствовала, как ее кровь застыла.
«И все же, — продолжала она читать, — есть факты, которые нельзя игнорировать. В этом случае успешная пересадка сердца дракона может иметь большее значение, чем простое продолжение рода. Действительно, это, возможно, самая важная задача, когда-либо выполнявшаяся в истории зеркального мира.»
Вайолет почувствовала, как у нее участилось дыхание.
Она подумала о картине в потайной библиотеке.
Зеркальная фигура, стоящая на драконьих сердцах.
Закованные в цепи драконы со свирепыми зубами, свирепыми челюстями и пустыми-пустыми глазами.
Вайолет вздрогнула и перевернула страницу.
А потом она прочитала вот это:
«Труды Одда Темного, Реджинальда Странника и Б’Тиндры Другой все указывают на один и тот же вывод — Запретная Сказка правдива, существо, чье имя мы не произносим, так же реально, как миры, и оно давным-давно принесло сюда драконов в качестве рабов, и оно захватило наш мир, и у него были планы контролировать остальную часть мультивселенной, прежде чем его остановили Старые Боги. То, что Кассиан всегда говорил мне, неверно: сказка правдива.»
Сказка правдива.
Вайолет собрала записи отца и сунула их в его гроссбух, прежде чем закрыть его и засунуть в сумку.
«Если эта история, — подумала она, — эта Запретная История — правда, то какие еще истории правдивы? И если эти истории правдивы, то почему мир так далек от того, каким он должен быть?»
Вайолет долго стояла перед зеркалом в комнате матери. Ее разноцветные глаза были красными и налитыми кровью. Ее непослушные волосы достигли нового уровня непокорности. Ее обычно покрытая пятнами кожа теперь была сырой, потрескавшейся и мертвенно-бледной.
Она была действительно и ужасно уродлива. Она не могла закрыть глаза. Она не могла отвести взгляд.
Она день за днем рассказывала матери истории, и каждая из этих историй изображала доблестных королей, сияющих королев и невероятно красивых принцесс.
«Таков мир, каким он должен быть», — подумала бедная девушка. Но почему-то все пошло не так.
Все неправильно.
Все совершенно неправильно.
Королева пошевелилась и что-то пробормотала во сне. Ни слова не сорвалось с ее пересохших губ, только набор звуков. Вайолет подошла к кровати матери. Она целовала разгоряченные руки королевы, ее разгоряченные щеки и разгоряченные губы.
— Не волнуйся, мама, — сказала она. — Есть способ все исправить. Я знаю, что есть. — И с этими словами Вайолет с новой решимостью отправилась на поиски пыльного коридора.
Она найдет эту библиотеку.
И она найдет эту книгу.
И она найдет ту картину, которая пыталась захватить мир. Все, что могло бы сделать это, обладало бы силой. И ответами.
Она найдет все эти вещи и исправит мир. Она должна была.
— Я скоро вернусь, мама, — сказала она, закрывая за собой дверь.
— Нет! — воскликнула королева в лихорадочном сне. Но Вайолет уже ушла и не слышала ее.
«ДАААААААААА», — прошептал Ниббас.
ГЛАВА 23
Деметрий, несмотря на рану в плече, из-за которой даже сейчас на рубашку медленно сочилась кровь, что-то напевал лошадям. Все в охотничьем отряде так делали. Но Деметрий чувствовал желание лошадей бежать, защищать людей, которых они любили. Он чувствовал их растущее разочарование.
Лошади, как вы, наверное, знаете, мои дорогие — верные создания, преданные своим хозяевам и семьям.
Деметрию пришлось проявить твердость. Скоро, Дорогие. Тащитесь. Шаркайте. Хромайте. Будьте готовы.
Время почти пришло. По широкому кружению пяти соколов он понял, что прибыли их друзья.
Быстро, его сердце подгоняло королевского коня. Споткнись. Захромай. Сейчас.
Конь тихо ворчал, но все равно сделал это. Споткнувшись и резко заржав, королевский конь опасно покачнулся, едва не упав и не раздавив всадника. Фыркнув, он выпрямился, поднял левую переднюю ногу и отказался опускать ее снова.
— Что еще? — воскликнул капитан.
— Не знаю, — медленно произнес король с непроницаемым выражением лица. — Я только надеюсь, что это всего лишь синяк. Мне бы очень не хотелось потерять эту лошадь.
Капитан улыбнулся.
— О, Ваше Величество, — его верхняя губа изогнулась, обнажив длинные желтые зубы, — я подозреваю, что вы потеряете гораздо больше. Есть правила, касающиеся военных преступлений. В конце концов, мораль беспощадна.
Король смотрел в ответ, его лицо ничего не выражало. Капитан откашлялся, опустил взгляд на веревки, глубоко врезавшиеся в запястья короля, и пожал плечами. Он выхватил кинжал.
Высоко в небе по широкой дуге парили соколы, разинув рты и пронзительно крича. Это он! Это он! Их голоса, казалось, звали, когда они кувыркались над восходящими потоками и кружились по ветру. Бей, когда руки свободны.
Они не сводили глаз с человека в длинном пальто. Они видели, как он наклонился к королю. Они увидели в его руке блестящий клинок и, прищурившись, смотрели, как блестит его лезвие на солнце.
— Я думаю, Рэндалл, что ты поедешь со мной, — сказал капитан, разрезая ремень, которым были связаны лодыжки короля. — Это жалкое подобие лошади будет гораздо полезнее в качестве пищи для тех стервятников, когда ей перережут горло.
Он поднес лезвие к запястьям короля и перерезал первый ремень.
— Я должен дать тебе знать, — небрежно сказал король, когда второй ремень освободился под лезвием. — Это не стервятники. — Третий ремень лопнул. Король поднял руку. — Это соколы.
И прежде, чем капитан успел среагировать, король легко упал на землю, и соколы атаковали.
Когда первый сокол вылетел вперед, воины короля обнажили мечи и выскочили из зарослей в бой.
Хотя Деметрию показалось, что прошла целая вечность, битва продолжалась чуть больше четверти часа. Два андуланских солдата лежали мертвыми на земле с открытыми от ужаса ртами, а тела четырех стражников из Горного королевства лежали кучей под деревьями. Те, кто остался, включая капитана, у которого из одного глаза сильно текла кровь, были скручены вместе, мечи были нацелены в их сердца.
Король сидел верхом на коне, небрежно указывая мечом на капитана, который, несмотря на сильную боль, сумел изобразить на окровавленном лице угрюмую злобу.
— Горный король ответит за этот бесстыдный акт насилия, — сказал король Рэндалл низким, холодным и ровным голосом. — А пока я хочу, чтобы вы и ваши люди сели на лошадей и покинули это место. Немедленно.
— Идти без оружия? — капитан фыркнул. — Дикие звери разорвут нас на куски.
— А это значит, что в дополнение к уму ты получишь свою скорость и свои руки как средство выживания. Полагаю, что милость, которую я оказываю вам сейчас, больше, чем вы или ваш монарх были готовы нам позволить. На самом деле, я осмелюсь сказать, что это больше, чем мои мужчины — и женщины при оружии, вероятно, хотели бы, чтобы я дал. — В ответ охотники и солдаты подняли мечи, обнажая стиснутые зубы. — И все же, — продолжал король, — я имею право предложить милость или возмездие. Я выбираю милосердие. У вас есть ваши жизни, и мы похороним ваших мертвых с честью. И не оглядывайтесь.
Капитан попытался вскочить на лошадь, но из-за ранений не смог сделать этого самостоятельно. В отчаянии он пнул ногой землю и сильно ударил животное в бок. Люди капитана помогли ему сесть на лошадь и последовали за ним. Они медленно двинулись гуськом по тропе, пока совсем не скрылись из виду, а затем, шлепнув по шкурам дюжины лошадей, ускакали прочь.
— Возлюбленные мои, — обратился Рэндалл к своим солдатам, и силы покинули его со вздохом, — я должен поблагодарить вас. Но мы не можем медлить. Сначала позаботься о мальчике… его рана слишком долго гноилась. И о наших павших товарищах. А потом поедем, друзья мои. Думаю, чем быстрее мы доберемся до границы, тем безопаснее для всех.
Король посмотрел в лицо своему лейтенанту, молодой высокой женщине со шрамом на щеке.
— Сир, — сказала она, заколебалась, откашлялась и уставилась в землю, — когда трое не пойманных членов вашего отряда приблизились к дому, их встретили гонцы из замка. Из-за… — она снова прочистила горло, — ситуации, сообщение теперь передано… Я несу послание, сир. — Ее глаза внезапно наполнились слезами. — Королева…
Король Рэндалл больше ничего не слышал. Он вскочил на спину лошади, повернул ее носом к дому и полетел в зелень.
ГЛАВА 24
Как будто тайная библиотека хотела, чтобы Вайолет нашла ее. Она искала не больше часа, как вдруг наткнулась на задыхающийся от пыли коридор, который вскоре перешел в вестибюль, а оттуда в комнату.
Он молчал.
Он затаил дыхание.
Она подошла к картине — порабощенные драконы, куча сердец, странно вытянутая фигура в центре. И символы внизу, которые даже сейчас дрожали, перемещались, их изгибы и разрезы змеились в новые изгибы и новые разрезы, пока, наконец, не сложились в буквы, которые она знала.
Ей хотелось, чтобы Деметрий был рядом.
Ей хотелось, чтобы ее отец тоже был там.
И все же… как ни странно, она была рада остаться одна. Она была рада, что комната и библиотека, и картина, и пыль, и странные символы, точно такие же, как и раньше, принадлежат ей, и только ей.
Они были прекрасны.
Картина молчала. «НИББАС», — гласили буквы. Вайолет не произнесла этого вслух, хотя чувствовала, что картина хочет этого. Она уставилась на фигуру, изображенную в изящных зеркалах. Она увидела себя в зеркале… и вдруг, совершенно неожиданно, она оказалась не одна. В сияющем центре его узкого лица виднелась пара желтых мигающих глаз. Вайолет ахнула.
— Кто ты? — спросила она вслух.
НЕ СПРАШИВАЙ О ТОМ, ЧЕГО НЕ ХОЧЕШЬ ЗНАТЬ. Это был не голос в ее ушах. Он был у нее в голове. Он скользил вокруг ее черепа своими паучьими лапами. Она вздрогнула. И НЕ СПРАШИВАЙ О ТОМ, О ЧЕМ УЖЕ ДОГАДАЛАСЬ.
Она сделала шаг назад, ее нога приземлилась на что-то твердое и квадратное. Вайолет опустила глаза. Это была та самая книга, которую она уронила много лет назад. Книга, которая преследовала ее во сне. Не сводя глаз с картины, она наклонилась, схватила книгу и сунула ее в сумку. Наконец-то, подумала она.
— Не говори мне о том, что я знаю или хочу знать, — сказала Вайолет. Ее голос дрожал. Ее глаза горели. Ее мать лежала при смерти, и Вайолетт сама была в этом виновата… она была в этом уверена. Ее отец пропал, и в этом тоже была ее вина. — А ты кто? Что за картина говорит? — Ее кожу покалывало, а в животе все переворачивалось. Сердце заставляло ее повернуться, заткнуть уши, убежать. Но она сопротивлялась. После стольких лет раздумий она должна была знать.
ИДИ, ДИТЯ, сказала картина, словно услышав ее мысли. ИДИ И ЗАБУДЬ. ТЫ НЕ ХОЧЕШЬ ЗДЕСЬ ОСТАВАТЬСЯ.
— Я прекрасно знаю, чего хочу, спасибо, — сказала Вайолет, прищурившись, глядя на зеркальную фигуру на картине. Теперь у него были губы. И покрасневшие щеки. — Скажи мне, кто ты, или я прикажу своим солдатам сжечь эту библиотеку дотла.
Я — ТОТ, КОГО ТЫ ИСКАЛА, ДИТЯ.
— Я никого не искала. — Вайолет прижала сумку к груди. — И ты не сказал мне, кто ты.
НО ТЫ ЖЕ ЗНАЕШЬ.
— Нет. А ты играешь в игры. Скажи мне, кто ты в эту минуту. Я приказываю.
Зеркальная фигура на картине закрыла желтые глаза. Он ухмыльнулся своей золотой улыбкой.
И Я ПОВИНУЮСЬ. ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, ДОЛЖЕН.
Снаружи звонили, звонили и звонили колокола. Молитвы, траур или приветствие? Вайолет не знала. Она не могла пошевелиться. Пыль затуманила воздух вокруг нее, заставляя ее кашлять.
ЭТО ИСТОРИЯ, КОТОРУЮ ТЫ ЗНАЕШЬ. ЭТО ИСТОРИЯ, КОТОРУЮ ТЫ РАССКАЗАЛА. Я СЛЫШАЛ, КАК ТЫ РАССКАЗЫВАЛА. ДАВНЫМ-ДАВНО, СКАЗАЛА ТЫ, БЫЛ ТОЛЬКО ОДИН МИР. ОДНА ВСЕЛЕННАЯ. Я СЛУШАЛ, КАК ТЫ РАССКАЗЫВАЕШЬ, И УЛЫБАЛСЯ. ПОТОМУ ЧТО СКАЗКА ПРАВДИВА. Я БЫЛ ТАМ, И Я ЗНАЮ.
— Нет, — выдохнула Вайолет.
А МОЙ БРАТ — ЭТОТ МАЛЕНЬКИЙ ИДИОТ — СОЗДАЛ ТРИ МИРА ТАМ, ГДЕ КОГДА-ТО БЫЛ ОДИН. Я БЫЛ ТАМ.
— Это невозможно, — сказала Вайолет.
И МОИ БРАТЬЯ И СЕСТРЫ, В ИХ РЕВНОСТИ, В ИХ… ОГРАНИЧЕНИЯХ. ОНИ ПОЙМАЛИ МЕНЯ ЗДЕСЬ. НАВСЕГДА. И МУЛЬТИВСЕЛЕННАЯ ЗАБЫЛА ОБО МНЕ. А ТЕПЕРЬ МНЕ ОСТАЕТСЯ ТОЛЬКО ПОВИНОВАТЬСЯ. ТЕПЕРЬ Я ЖИВУ, ЧТОБЫ СЛУЖИТЬ.
— Но никто не верит… этого не должно быть… — Вайолет попыталась сглотнуть, но во рту у нее пересохло. — Это неправда.
НО ЭТО ТАК, ДИТЯ. И ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО ЭТО ТАК. ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, Я ВИЖУ УЗНАВАНИЕ НА ТВОЕМ ЛИЦЕ.
— Я…
ВАЙОЛЕТ. БЕДНАЯ, СЛАБОХАРАКТЕРНАЯ, НЕПРИВЛЕКАТЕЛЬНАЯ ВАЙОЛЕТ. Я ЗДЕСЬ, ЧТОБЫ ПОМОЧЬ ТЕБЕ.
— Никто не может мне помочь, — пробормотала Вайолет.
Я МОГУ, Я ДОЛЖЕН, И Я СДЕЛАЮ ЭТО.
— А ты кто?
МОЕ ДОРОГОЕ ДИТЯ. Я — ТРИНАДЦАТЫЙ БОГ.
Вайолет повернулась и побежала через пыльную библиотеку.
О, НЕ УХОДИ! (Голос пробежал пальцами по ее спине.) ВЕРНИСЬ.
Сумка упала на землю. Она остановилась, чтобы схватить ее, и случайно взглянула на картину. На фигуру в центре, вырезанную из зеркала. Его желтые глаза были большими и влажными от слез. Она схватила сумку и книгу и побежала дальше.
СКАЖИ МОЕ ИМЯ. ПОЖААААЛУЙСССССТА. (Голос звучал в ее волосах. Он стоял перед глазами. Он скользил по ее коже.)
Она упала на колени и выскользнула в коридор.
НАЗОВИ МОЕ ИМЯ, И Я ПОМОГУ ТЕБЕ. СКАЖИ МОЕ ИМЯ, И Я ВСЕ ИСПРАВЛЮ. (Голос закружился у ее ног. Он обвивался вокруг ее рук и ног, как паучий шелк.)
Но она не могла. Еще нет. Прижимая сумку к груди, она пробиралась по темному коридору. Она не оглянулась.
Позади нее голос с картины раскрыл горло и завыл.
ГЛАВА 25
Когда прибыл король Рэндалл — окровавленный, задыхающийся и совершенно измученный — он бросился в изножье постели больной жены, рыдая на одеяле. Королева испуганно вскрикнула, но это был единственный признак того, что она почувствовала присутствие мужа в комнате. Лихорадка усиливалась и усиливалась. У короля был час, а может, и два. Он держал ее руки — такие бледные, что они стали почти серыми — и оплакивал потерю сына. Он целовал ее волосы, щеки, каждое веко, каждый благословенный кончик пальца.
Еще до захода Малого Солнца Королева была мертва.
Мои дорогие, я помню момент, когда она испустила свой последний вздох… когда ее тело превратилось из теплой плоти в холодную глину. Я стоял в коридоре прямо за дверью, ожидая возвращения Вайолет, но ждал напрасно. Из комнаты внезапно донесся шум голосов. Шум, паника, звон посуды и инструментов, звон разбитого стекла. А потом наступила жуткая тишина.
Я не мог пошевелиться. Она жива, шептало мое сердце. Она жива. Она жива.
Мгновение спустя из этой резкой, напряженной тишины вырвался мучительный крик… звук потери, и горя, и любви, разбитой вдребезги.
Вайолет тем временем очутилась на пастбище в западной части замка, сжимая в руках странную книгу… язык ее был до боли знаком, но все еще неразборчив. Она отказалась поздороваться с отцом и вернуться в спальню матери. Она даже не спросила о Деметрии, чьи раны были обработаны в поле, которого в настоящее время несла, слабого и лихорадочного, Марда, Хозяйка Соколов, и о котором скоро будут хлопотать обеспокоенный отец и команда врачей, посланных королем. Но не Вайолет.
Вайолет держалась в стороне. Она не чувствовала ни горя, ни беспокойства, ни печали. Она чувствовала только ужасное оцепенение, как лед, сковывающий ее сердце. Она отказывалась обращать внимание на черные флаги, развевающиеся на крышах замка, или слушать похоронные колокола, которые звонили даже сейчас, не переставая. Вместо этого она забралась на крышу летней конюшни, легла на замшелые доски и стала смотреть на небо.
Вайолет провела пальцами по страницам книги, словно прикосновение к бумаге могло прояснить смысл этих странных, непостижимых слов. Она остановилась на фотографии девушки перед зеркалом. Зеркало было широким и очень высоким, его деревянная рама была украшена замысловатой резьбой с крошечными ящерицами, извивающимися и бегущими по бокам. Она села.
— Я знаю это зеркало, — сказала она вслух.
Девушка, стоявшая перед зеркалом, была мышиной внешности и некрасивой, но девушка в зеркале — совсем другое дело. Она была красавицей, изящной, с красными губами и черными волосами. Она была похожа на королеву. Вайолет зажмурилась, чтобы сдержать слезы, и положила подбородок на колени. Большое Солнце только что опустилось за край мира, в то время как Меньшее задержалось на краю, как тень. Это вызвало кровотечение света по всему горизонту… светящийся золотой обруч, опоясывающий мир.
История, размышляла Вайолет. Запретная история. Как может история быть запретной и невозможной одновременно? И почему все так злятся, когда об этом упоминают?
Теперь воображение Вайолет было очень сильным. Она знала, что в сказках есть своя магия — красоту можно дарить или отнимать, как и силу, любовь и даже надежду. Иногда даже мертвые возвращаются. И если мертвые могут быть возвращены в историю, что, если магия истории может быть разблокирована? Что же тогда?
Что, если ее мать сможет жить не только в рассказах о ней, но и все время?
Какую силу может обрести история, если люди запрещают ее рассказывать? Вайолет все удивлялась и удивлялась, пока удивление не разорвалось в ее сердце, и она больше не могла выносить неизвестности. Она решила провести эксперимент. Вайолет открыла глаза и откашлялась. Она пристально смотрела на сияющий край неба.
— Спокойной ночи, Ниббас, — сказала она, пробуя слово на вкус. Мгновенно золото на краю мира стало ярче. Потом снова ярче. Оно пульсировало, гудело и жужжало, прежде чем раствориться в сверкающих звездах и исчезнуть.
И все же имя что-то значило.
Имя имело вес.
Интересно, подумала Вайолет, встала, легко спрыгнула на землю и направилась к замку.
Оглянись она хоть на мгновение назад, Вайолет увидела бы вот это: очень старого мужчину, очень молодого мужчину и древнюю женщину. Все они были одеты в странные одежды, сплетенные из травы, лепестков и конского волоса. У всех за спиной висели луки и крошечные стрелы. И ни один из них не был выше ее колена. Первым заговорил старик.
— О, Боже, — сказал Мот. — О, Боже, о, Боже.
— Что? — спросил юноша.
Старая женщина — та, которую звали Тетушкой — прижала руку ко лбу и покачала головой.
— Ничего, Нод, дорогой. Совсем ничего. Просто у нас есть своя работа, не так ли? — Она повернулась к молодому человеку и, положив руку ему на щеку, нежно шлепнула. — А ты не мог бы стать голубкой и последовать за этим ребенком еще немного? И постарайся держать свой большой рот на замке.
Очень молодой — и очень маленький — человечек глубоко засунул руки в карманы, прежде чем исчезнуть в высокой желтой траве и последовать за Вайолет внутрь. Старик и женщина долго смотрели на пустую траву, пока тени сгущались и мир погружался во тьму. Тетушка протянула руку и положила ее на плечо Моту.
— Пойдем, Мот, — быстро сказала она. — У нас есть работа, — и они повернулись лицом к вздыхающему ветру и исчезли во мраке.
ГЛАВА 26
Нация оплакивала двадцать два захода Большого Солнца, как и полагалось и ожидалось от королевы — и любимой, и почитаемой, и доброй, и мудрой — слишком рано срубленной. Стены замка были усеяны цветами — молодыми цветами, увядающими цветами, цветами, разрушающимися, чтобы сгнить — а также нарисованными от руки изображениями королевы.
Вскоре, однако, памятники испортились на солнце, и их пришлось собирать, сметать и тащить прочь. И мы должны были возобновить нашу жизнь, все осознавая потерю, разрыв, что-то, что должно было быть, но не было.
Потребовалось немало времени, чтобы охотничий отряд прибыл с транспортным средством и драконом. Они двигались медленно, осторожно, боясь повредить существо внутри. Дракон трясся и дрожал в своей темнице; он плакал, огромные драконьи слезы брызгали на пол и вытекали из углов.
Вайолет стояла на северной стене, наблюдая за приближающимся транспортом. Книга лежала у нее в сумке — она всегда лежала у нее в сумке — но она не заглядывала в нее уже восемь заходов Большого Солнца. Еще нет, сказала она себе, еще нет. Всякий раз, когда она подходила к входам в коридоры Скрытого народца, она чувствовала, как ее кожа дрожит и ползет. Картина звала ее. Или что-то звало ее.
СЕЙЧАС она чувствовала, как он шепчет. СЕЙЧАС, СЕЙЧАС, СЕЙЧАС. Отчаянная просьба. Хотя сейчас она не могла точно сказать, что именно.
Приглашение?
Обвинение?
Предупреждение?
Вайолет не знала. Книга была у нее, и только это имело значение. У нее не было причин возвращаться в библиотеку. Вместо этого она позволила своим пальцам скользить по краям книги, снова и снова напоминая себе, что она все еще там, успокаивая себя ее присутствием.
С севера дул сильный ветер, и стена замка, на которой стояла Вайолет, была сырой и холодной. Она вздрогнула. Ее взгляд был прикован к деревянному транспорту, приближающемуся к каменной ограде, где должен был жить дракон, в нескольких минутах ходьбы от замка. Она ненавидела дракона.
Ненавидела.
Ненависть к этому существу пронзала ее сердце, как игла, снова и снова. Она поморщилась, похлопала пальцами по спрятанной книге и застегнула сумку.
Она хотела увидеть дракона. Она хотела, чтобы он почувствовал ее презрение. Она хотела, чтобы он знал, как сильно его ненавидят. Ей хотелось заглянуть в его бессердечное лицо, заглянуть в его бессердечные глаза и плюнуть. Но не сейчас. Слишком много солдат, слишком много возможностей быть пойманной. Вайолет будет выжидать.
Кроме того. Она хотела, чтобы Деметрий пошел с ней.
Король начал делить свои дни пополам, проводя утро, занимаясь государственными делами — или делая вид, что занимается. По правде говоря, король сидел неподвижно, как труп, за своим столом, в то время как его советники, маги и ученые пытались отвлечь его мысли от горя и обратить их к более важным вопросам, связанным с состоянием замка (странно шатким, говорили люди, с множеством трещин и разрывов, подобных которым никто никогда не видел) или состоянием нации (странно беспокойным, говорили люди, с большим, чем обычно, количеством ворчания).
Тем временем Горный король пришел в ярость. Богатства Королевства Андулана — щедрые сельскохозяйственные угодья, тучные животные и богатая торговля — были в его руках! И теперь, благодаря предательству низинных крыс и неумелости его охранников, шанс был упущен. Упущен! Ходили слухи, что для его оружейных кузниц был вырублен целый лес. Ходили слухи, что все жители деревни на горных склонах — от самых маленьких детей до самых старых мужчин и женщин — были призваны на военную службу и даже сейчас упражнялись на мечах и совершенствовали искусство убийства.
Только слухи, говорили советники публично, но за закрытыми дверями они волновались и суетились. Каждое утро они представляли свои доклады королю. Каждое утро они спорили, волновались и спорили. Они умоляли короля вступить в бой, но он едва ли признал их.
— Ваше Величество, — говорили они. — Решение. Вы должны принять решение о том, как реагировать.
Но бедный Рэндалл заботился только о драконе. Его драконе. Он держал свои записные книжки на коленях, а раскрытые древние рукописи лежали на столе и на полу. Если он и заметил, что какие-то гроссбухи пропали, то не упомянул об этом. С каждым днем он все меньше и меньше беспокоился об угрозе войны и все больше о драконе.
— Если я не смогу спасти его, то смерть королевы будет напрасной, — сказал он себе, делая вид, что слушает своих советников. — Должен же быть какой-то выход. Должен же быть какой-то выход. Я… я должен… спасти его. Обещаю.
Встречи закончились в полдень без каких-либо решений, наша нация на один день приблизилась к войне. Послеобеденные часы короля были целиком посвящены заботе о драконе и его изучению.
Не то чтобы король намеренно игнорировал принцессу, а она — его. Но оба в дни, последовавшие за похоронами, не хотели плакать и не желали видеть, как плачет другой. И поэтому они обходили друг друга стороной, считая отца и дочь порой чужими — любящими и любимыми чужими, но все равно чужими.
Вайолет не возражала. Это избавило ее от необходимости лгать. В любом случае, она была готова нанести визит дракону, и она была готова увидеть Деметрия.
ГЛАВА 27
Однажды утром Деметрий, раны которого уже почти полностью зажили, проснулся рано и увидел, что за окном стоит Вайолет. Ее измученное лицо было бледным, как молоко, а россыпь веснушек — яркой и острой, как булавочные уколы. Ее серо-голубые глаза были красными и опухшими, с темными пятнами под ними. Она выглядела так, словно не спала… и не собиралась спать. Не в течение нескольких дней. По правде говоря, Деметрий выглядел точно так же. С тех пор как его ранили, он был слабым и бледным — тень самого себя. Он попытался вяло улыбнуться.
— Ты, наконец, проснулся? — сказала она. Вайолет не упомянула о своем отсутствии. Она не стала ничего объяснять. Хотя обнаружила, что — совершенно неожиданно — плачет. Подавив разочарование, она вытерла слезы тыльной стороной ладони.
— И давно ты там? — спросил Деметрий. Он не спросил того, что хотел спросить. Где ты была? Или почему ты не приходила ко мне? Или с тобой все в порядке?
— Всегда, — сказала она. — Я думала, ты никогда не встанешь. Давай. Надевай пальто.
— Куда мы идем? — спросил Деметрий, ища свои ботинки.
— А ты как думаешь? — Она повернулась на каблуках и пошла прочь. — И не думай, что я тебя простила. Не буду. Никогда.
— Я знаю, — сказал Деметрий. — И мне очень жаль, Вайолет. Но это не было причиной… — Его голос дрогнул. — Я имею в виду… но этого не произошло…
— Я знаю, — сказала Вайолет и пошла дальше. Деметрий следовал за ними по пятам, и тяжесть горя Вайолет и воспоминания о матери тяжело давили на их мрачные, молчаливые уста.
Меньшее Солнце уже полностью взошло, но Большее Солнце должно было появиться только через час или больше. Они молча шли по каменистой тропе, Вайолет обхватила себя руками за талию и крепко вцепилась в нее, а Деметрий засунул руки в карманы брюк. Отец сказал ему, что теперь, когда они оба потеряли своих матерей, они с Вайолет будут нуждаться друг в друге больше, чем когда-либо. Что слова Деметрия будут именно тем, что Вайолет хотела услышать.
Но у него не было слов. И перед лицом горя друга язык его был холоден и тяжел, как камни у ног.
Вайолет ускорила шаг, а Деметрий спотыкался и тащился, стараясь не отставать.
Загон для дракона находился примерно в часе ходьбы для прогуливающегося взрослого и в половине этого для пары нетерпеливых, быстроногих детей. Как только он появился в поле зрения, Вайолет и Деметрий скользнули в густой подлесок, который сгрудился по сторонам тропинки, чтобы оценить ситуацию, не опасаясь быть обнаруженными. И действительно, по разные стороны овальных стен стояли двое часовых, сидевших на частично прикрытых платформах. Один из них спал на стуле с раскрытой книгой на коленях. Другой стоял по стойке «смирно», устремив взгляд в землю, хотя и метался по сторонам при малейших звуках. Особенно он боялся птиц.
— Нервный тип, не так ли? — прошептала Вайолет.
Ограда была восстановлена в старом здании и сделана из камня. Король считал, что когда-то, в темные и злые дни далекого прошлого моего мира, в ней содержались порабощенные драконы. Король укрепил осыпающиеся секции, укрепил снаружи все сооружение бревнами и позаботился о проломах.
Но не о всех. Вайолет обхватила пальцами руку Деметрия и крепко вцепилась в нее. Она слегка потянула его и повела через самую густую часть подлеска. Она не отпускала его.
— Там есть проход. Он маленький. Я видела его вчера вечером.
— Ты была здесь вчера вечером? — недоверчиво спросил Деметрий. — Одна?
Вайолет пожала плечами.
— Я не могла уснуть. — Она указала. — Он вон там.
Сначала Деметрий ничего не понял. Вайолет потянула его вперед, ведя туда, где на расстоянии вытянутой руки от старой каменной стены стояли два больших дерева. Там, внизу, была щель, достаточно большая, чтобы они могли поместиться бок о бок и заглянуть внутрь.
— Это безопасно? — спросил Деметрий, пригибаясь и заползая в щель.
— Наверное, нет, — сказала Вайолет, заползая вслед за ним.
Стены были толстыми… настолько толстыми, что поглощали всю длину их тел и все еще простирались за их ногами и перед их лицами.
(вставить картинку)
— Не подходи к выходу, — сказал Деметрий, положив руку на плечо Вайолет. — Охранник может увидеть тебя.
— Охранники разозлятся, — Вайолет стряхнула руку друга. — Я проделала весь этот путь не для того, чтобы ничего не увидеть. Прошлой ночью в темноте я уже ничего не увидела.
Она поползла вперед, приблизив лицо к отверстию и положив подбородок на кулаки. Деметрий медленно двинулся вперед, стараясь держаться в тени. Ему не стоило беспокоиться. Охранник, уже порядком перепуганный, находился в дальнем конце платформы и скрылся из виду. Двое детей выглянули из щели прямо в пещеру по другую сторону ограды. Две тонкие полоски дыма вились из темноты.
— Это все? — спросил Деметрий. Он не видел дракона с тех пор, как его поймали, но в последнее время в его снах образ дракона увеличивался до гротескных размеров. Достаточно большой, чтобы проглотить весь зеркальный мир в своих челюстях.
— Да, — Вайолет прикрыла рот ладонью. — Он там, внутри.
— Он сдвинулся со вчерашнего вечера?
Она покачала головой.
— Это старая, дряхлая, бесполезная вещь. А мой отец — идиот.
Деметрий опустил руки на землю. Он покосился в сторону темной пещеры. Полоски дыма внезапно прекратились.
— Он перестал дышать? — спросил Деметрий.
— Остается только надеяться, — сказала Вайолет.
Деметрий держал руку на земле, пытаясь вызвать в памяти образ зверя. Обращаясь к Вайолет, он сказал:
— Он ранен, стар, напуган и, вероятно, болен. Тебе и не нужно…
Но Вайолет перебила его. Ее тело затряслось, две тонкие дорожки слез затуманили глаза и потекли по щекам.
— Я ненавижу его, — сказала она хриплым от гнева голосом. — Ненавижу.
Земля слегка задрожала — едва заметная дрожь — но Деметрий почувствовал ее. Из устья пещеры круглым клубом вырвался дым. Дракон двигался.
«Ну же», — беззвучно взмолился Деметрий. — «Выходи». — Но дракон остался в пещере.
— Если бы не этот глупый дракон, — сказала Вайолет, — моя мать была бы жива.
— Ты не знаешь, так ли это.
— О да, знаю. Я это знаю. Лучше бы он умер. — Ее рот искривился и скривился, и она отвела взгляд. — Лучше бы он умер, а она была жива. — Она повернулась к Деметрию. — И я хочу, чтобы ты тоже этого пожелал.
Деметрий побледнел.
— Что? — спросил он, и лицо Вайолет потемнело. — Но… Вайолет…
— Ты мне друг или нет? — спросила она.
— Конечно, друг… — Он помолчал, убирая с лица прядь вьющихся волос. — Смерть так не действует, Вайолет. Конечно, ты это знаешь.
— Не обращай внимания, — сказала она, поворачиваясь спиной к Деметрию и выбираясь из щели. — Ты не поймешь. — Она с трудом поднялась на ноги и убежала.
— Но Вайолет, — позвал Деметрий, хотя и не пошел за ней. — Конечно, я понимаю, — пробормотал он. — Она что, забыла, с кем разговаривает?
ВОЗМОЖНО.
Деметрий ахнул. Была ли эта мысль его собственной? Или дракона? Он не был уверен.
Дракон, как чувствовал Деметрий, перестал двигаться. Деметрий не сводил глаз с черного входа в пещеру. И в темноте единственный глаз — яркий и горячий, как тлеющий уголек — моргнул раз, другой и распахнулся.
ГЛАВА 28
Нод побежал по пустому коридору в поисках Вайолет, его кожаные туфли беззвучно ступали по каменному полу. Он прятался за горшками с растениями и бархатными портьерами, иногда даже изображая статуэтку на полке, прячась от слуг и советников, спеша из комнаты в комнату. Ему не стоило беспокоиться. Весь замок пришел в состояние полного смятения. Никто бы не заметил его, даже если бы он прогуливался по центру длинного стола во время ужина. Таково было растущее недовольство в замке.
Пока еще. Тетушка сказала:
— Следуй за девочкой. — И Тетушка сказала: — Смотри, чтобы тебя не видели.
И поэтому Нод наблюдал за Вайолет. Постоянно. И он прятался.
Все время.
Нод прокрался в библиотеку и обнаружил Вайолет в дальнем конце комнаты с книгами, сложенными в кривые стопки, и бумагами, разбросанными по столу. Она склонилась над особенно большим и пыльным томом. Нод стоял в листьях растения в горшке и наблюдал.
Остаток утра Вайолет провела, переписывая отрывки из книг на маленькие кусочки бумаги, как делала это в течение бесчисленных предыдущих дней. Или, по крайней мере, Нод считал их бесчисленными, потому что они простирались за пределы его собственных пальцев. Он заметил, что с каждым днем принцесса становилась все тоньше и бледнее. Она сгорбилась, склонилась и похудела. Он заметил, что ее пальцы перепачканы чернилами, а кожа под глазами покрыта пятнами усталости. Девочка читала и писала, писала и читала. Она была одержима.
Чем больше Нод следовал за девушкой, тем больше он догадывался, что вещи, которые она читала и писала, были ужасно важны. Нод понимал, что чтение и письмо глубоко взаимосвязаны, так же как дождь и реки — одно всегда перетекает в другое. Нод не умел читать, зато Тетушка умела. А так как Тетушка хотела, чтобы он узнал, что задумала девушка, Нод решил урвать пару слов из того, что она писала.
Это была, по мнению Нода, особенно хорошая идея, и он был откровенно удивлен, что вообще додумался до нее.
Теперь у Нода был талант к мимикрии. На самом деле у него это отлично получалось. Проведя несколько недель, следуя за Вайолет, Нод обнаружил, что тоже следит за мальчиком по имени Деметрий, и таким образом познакомился с точным ритмом и интонацией голоса мальчика. Он мог бы идеально им соответствовать.
Нод осторожно подобрался к открытому окну и выскользнул наружу, изо всех сил цепляясь за замшелые камни. Затем, стараясь говорить как можно громче, он крикнул:
— Вайолет! Вай-о-лет!
Вайолет подняла голову и повернулась к открытому окну.
— Я занята.
— Ты должна выйти сюда, Вайолет, — сказал Нод своим самым лучшим голосом Деметрия.
— Это может подождать?
— Ну, пожалуйста.
Вайолет вздохнула, покачала головой и с глухим стуком захлопнула книгу.
— Отлично, — сказала она. — Но лучше бы все было хорошо.
Как только она вышла из комнаты, Нод вскочил на подоконник и бросился к заваленному книгами столу, где схватил три листка бумаги. Он свернул их, сунул под мышку и нырнул в один из многочисленных туннелей, которые его люди построили в замке столетия назад.
Позже Вайолет вернулась в отвратительном настроении. Все игры прекрасны и хороши, думала она, когда в них играет она. Сама мысль о том, что Деметрий прервет ее работу, убежит и спрячется, была невыносима для Вайолет. Она села за стол, закрыла книги и собрала свои заметки в стопку.
Если бы Нод остался в библиотеке, если бы он наблюдал за ней, когда она расставляла книги (как, как позже заметила Тетушка, ему было велено это делать), то увидел бы, как она ходит от полки к полке, заталкивая тяжелые книги в щели. Он видел бы, как полки вздыхают пыльным дыханием каждый раз, когда книга ставилась на место.
Он увидел бы и это: маленькую книжку — тонкую, потрепанную и старую — которая осталась в руках Вайолет после того, как остальные книги были убраны. Он бы заметил, как она украдкой оглядывается через плечо и как прижимает книгу к груди, словно это сокровище, которое можно украсть.
Но Нод этого не видел. Нод уже убежал к Тетушке, чтобы доложить о том, что видел.
— Читает, — сказал он Тетушке, понимающе наклонив голову. — Девушка читает. — И он протянул Тетушке три бумажки.
Там было написано:
«Есть волшебство в рассказывании историй, когда история говорит больше, чем рассказчик. Это очень важно.»
«Драконы, я полагаю, были в сговоре с… чем-то ужасным. Отец должен убить эту тварь, когда у него будет шанс.»
«Однажды добрый король и добрая королева родили девочку, которая не была настоящей принцессой. А потом все пошло наперекосяк.»
Если бы Нод схватил записку, в которой говорилось:
«Ниббас знает. Ниббас мне поможет. Ниббас знает, что делать» — тогда, возможно, мы избежали бы катастрофы.
Но Нод не умел читать, не хватал нужной бумаги, и катастрофа была, как снег, на подходе.
— Спасибо, Нод, — сказала Тетушка, похлопывая мальчика по спине. — Это ужасно полезно.
И из своей тюрьмы Ниббас ухмыльнулся своей желтой ухмылкой.
А затем он кукарекал. СЕЙЧАС, СЕЙЧАС, СЕЙЧАС.
ГЛАВА 29
Принцесса Вайолет сидела на краю драконьего загона, свесив ноги с каменной стены. Рядом с ней покачивалась высокая стопка книг, а на коленях лежал раскрытый дневник отца. Книга из потайной библиотеки осталась в ее сумке.
До сих пор она сопротивлялась перелистыванию страниц (таких старых! — подумала она. Таких хрупких!) и прятала ее, в основном, в своей кожаной сумке, предпочитая время от времени скользить пальцами по ее краям. Если бы Вайолет была честна сама с собой, ей пришлось бы признать, что она боится этого существа. Но теперь она схватила его, вытащила из тайника и держала в руках.
Она была теплой, почти живой… покров больше походил на людскую кожу, чем на животную. Ее бумажные внутренности шепчут, как дыхание. Книга, казалось, откликнулась на ее прикосновение, оседая в изгибе ее рук.
Дракон понюхал землю и осторожно двинулся через широкое зеленое пространство. Поскольку загон был ужасно старым, он также зарос кустарником и молодыми деревьями, которые, как надеялся король, будут напоминать дом для перемещенного дракона. Там была грязевая яма, песчаная яма и достаточно листвы для жевания. (Драконы, если вы не знали, дорогие мои, плотоядны; однако они жуют листья и траву, чтобы успокоить желудки, так же, как домашние кошки. И если вы когда-нибудь видели, что делает домашняя кошка с остатками пережеванной травы, вы имеете представление о том, что делает дракон. За исключением того, что драконья рвота намного, намного противнее кошачьей. Кроме того, она часто горит.) Дракон бочком подобрался к низко свисающим ветвям дерева рагино и подозрительно обнюхал его.
— Оно не ядовитое или что-то в этом роде, — раздраженно бросила Вайолет. Дракон дернул головой и фыркнул. Он не смотрел на девушку на стене, хотя она могла сказать, что он хотел. Тем не менее, он протянул свою телескопическую шею к более высокой ветке, сорвал целую охапку листьев и, повернувшись задом к Вайолет, устроился в тени, чтобы спокойно жевать.
Стена вокруг ограды была почти двадцать футов высотой и шесть футов толщиной и была сделана из камня внутри и обожженной солнцем глины, укрепленной плотной паутиной камыша снаружи. Она была построена так, чтобы выдерживать жар и сопротивляться растрескиванию (если дракон решит использовать свою значительную скорость и вес, чтобы протаранить часть стены). До сих пор существо не сделало ни того, ни другого, что удивило короля и его советников и вызвало слухи, распространившиеся по всему замку, что дракон либо умирает, либо просто выжидает своего часа до того дня, когда он уничтожит их всех. Вайолет была уверена, что ни то, ни другое не было правдой. Дракон, как она чувствовала, был чем-то вроде неудачника. Все было совсем не так, как рассказывали истории. Совсем не так.
«Ты самый худший дракон, которого я когда-либо видела», — подумала она, глядя на распростертое под деревом существо.
НАСКОЛЬКО Я МОГУ СУДИТЬ, ВЫ НИКОГДА РАНЬШЕ НЕ ВИДЕЛИ ДРАКОНА. Она почувствовала, как слова зудят в середине ушного канала. Она отмахнулась от них, как от мухи.
— Неважно, что я видела, — сказала она вслух. — Кассиан говорит, что знать историю — это то же самое, что быть там, и на самом деле это даже более реально. Мне не нужно видеть дракона, чтобы понять, что это такое. И мне не нужно долго смотреть на тебя, чтобы понять, что есть драконы получше тебя.
БОЛЬШЕ НЕТ. Шепчущий голос был горячим и резким в ее ухе… или, возможно, не в ее ухе. Она слышала его кожей, ртом, кончиками волос. Она почувствовала это по внезапному уколу слез в уголках глаз. НЕТ НИЧЕГО ЛУЧШЕ И НИЧЕГО ХУЖЕ. ЕСТЬ ТОЛЬКО Я.
— Я тебе не верю.
Громадный зверь не ответил, а просто повел задом из стороны в сторону, как показалось Вайолет, намеренно грубо. Он выпускал газ. Вайолет знала, что это нарочно. Она чуть не задохнулась от запаха.
— Драконы всегда были большой угрозой, — выдавила Вайолет. — Все это знают, — она взяла книги в руки и встала на стену. — Они сжигают посевы, едят коров и крадут принцесс. Они просто научились хорошо прятаться. Драконы хитры.
ДУМАЙ, ЧТО ХОЧЕШЬ.
— Я буду думать именно то, что хочу. — Вайолет покраснела и стиснула зубы. Очень маленькая часть ее удивлялась внезапному гневу на пойманное животное, так же как удивлялась волнению по поводу… ну, растущего числа вещей. Как будто внутри нее был колодец гнева, который никогда не иссякнет. И та же самая маленькая часть ее души тихо подсказывала, что, возможно — только возможно — ей следует убрать книгу, или сжечь ее, или вообще забыть. Однако, поскольку это была очень маленькая часть, Вайолет легко проигнорировала ее. — Я всегда думаю именно то, что хочу. Кроме того, у меня есть доказательства. — Она подняла книгу, лежавшую на самом верху стопки. — Ниббас привел в этот мир тысячи таких, как ты. Тысячи и тысячи.
НЕ ПРОИЗНОСИ ЭТОГО ИМЕНИ.
— Я назову любое имя, какое захочу. Ты не отвечаешь за меня. Ты просто жалкое подобие пойманного дракона. Ниббас сделал бы из тебя воина.
НЕ ПРОИЗНОСИ ЭТОГО ИМЕНИ.
— Ниббас назначил сильных королей и прекрасных королев и дал им драконов, чтобы они служили им.
НЕ НАДО, голос рвался в ее сердце, как рыдание, НЕ ПРОИЗНОСИ ЭТОГО ИМЕНИ. ПОЖАЛУЙСТА.
Вайолет почувствовала, как ее связь с драконом углубляется, такая же тесная и грубая, как пощечина. У нее перехватило дыхание.
— Зачем я вообще с тобой разговариваю? — спросила Вайолет, протягивая руку к ближайшей ветке акации и усаживаясь на широкую изогнутую ветку. — Я, наверное, могла бы соткать сказку с драконом в десять раз лучше тебя, — и с этими словами ребенок исчез с края стены, и дракон остался один.
Задумчиво пережевывая листья, зверь прижал лапы к земле.
Тишина.
Зверь вздохнул и с облегчением набрал в рот еще листьев. Затем, в середине ночи, левая лапа почувствовала это первой.
Удар.
Удар.
Это проклятое сердцебиение.
О, БОЖЕ, подумал дракон. О, БОЖЕ, О, БОЖЕ.
ГЛАВА 30
Деметрий продолжал беспокоиться о принцессе. Я говорю это с некоторым стыдом, потому что я был тем, кто любил ее больше всех… во всяком случае, так я говорил себе. Деметрий, как я уже упоминал, был по натуре застенчивым мальчиком, трудолюбивым и добрым. Он был из тех людей, которые слушают гораздо больше, чем говорят, и помогают людям еще до того, как они осознают, что нуждаются в помощи.
Но его беспокоила не только принцесса. Весь замок казался… мертвым. Вспыльчивость зашкаливала, холод пропадал, кожа истончалась. Деметрий заметил, что люди проводят больше времени, чем обычно, разглядывая зеркала.
И что еще более тревожно, они тоже разговаривали с зеркалами.
— Да, да, да, — шептались люди у зеркал.
Деметрий высказал мне эти опасения, но я отмахнулся. Я не хотел слушать.
(Трус.)
Итак, Деметрий волновался в одиночестве.
В тот самый момент, когда Вайолет вела свой краткий разговор с драконом, Деметрий впервые в жизни оказался в центре кулачного боя.
Случилось вот что: Деметрий только что вывел четырех лошадей четырех приглашенных ученых — одного ученого, одного алхимика, одного теоретика и одного хирурга, собравшихся, чтобы обсудить дракона — на небольшое пастбище, где они могли попить из ручья и отдохнуть в тени. Закрывая ворота загона, он заметил двух учеников пекаря, прислонившихся к стене пекарни и поглощавших свой полдник. Подмастерья, мальчик и девочка, всего на три года старше Деметрия, улыбнулись ему поверх бутербродов и помахали рукой. У Деметрия был длинный список дел, которые он должен был сделать, прежде чем приступить к учебе, и он не хотел задерживаться дольше, чем это было необходимо, особенно учитывая, что ученики пекарей были известны своими плохими рабочими привычками. И все же он не хотел быть грубым.
Теперь южная стена пекарни была популярным местом, где можно было задержаться, так как она нагревалась как изнутри, так и снаружи печкой и солнцем. А еще потому, что несколько лет назад ученик одного из наших ремесленников раскрасил его большой фреской с изображением короля, королевы и пятилетней Вайолет, державшейся за руку матери. Это была картина, которой я всегда восхищался, потому что художнику удалось искусно запечатлеть сердца трех героев. Король Рэндалл запустил руку в свои растрепанные рыжие волосы, и он выглядел одновременно удивленным своим ребенком, отвлеченным мимолетной мыслью и очень довольным, увидев зрителя картины. Лицо королевы было прекрасным, любящим и печальным. Ее черные волосы рассыпались по плечам и ниспадали почти до колен. Одна ее рука сжимала руку ребенка, а другая была раскрыта, ладонью к зрителю, словно приглашая. Вайолет, как ее нарисовали, выглядела совершенно как она сама, то есть чудесно. Ее разноцветные глаза сверкали и плясали, а каштановые волосы развевались вокруг тела, спутанные и дикие. Ее платье было порвано, нос испачкан, а в одном маленьком зубе виднелся небольшой скол. Это было одно из моих любимых мест, чтобы посидеть и подумать, и для Деметрия тоже. Вот почему он был удивлен учениками, которые указывали большими пальцами на изображение принцессы и неприятно хихикали.
— Что тут смешного? — спросил Деметрий.
— Ничего, — ответил мальчик-подмастерье, который был и старше, и гораздо, гораздо крупнее Деметрия, едва не подавившись куском хлеба.
Деметрий сунул руки в карманы и покачнулся на каблуках. Он указал подбородком на картину.
— Мне нравится эта картина.
— Конечно, — ответила девушка. — Ты должен подружиться с ней.
— Мне не нужно ни с кем дружить. Никто не знает. — Деметрий, который никогда в жизни ничего не бил, почувствовал, что у него зудят ладони. Он сжал руки в кулаки, но не вынул их из карманов.
— Хочешь пирожок? — спросил мальчик, протягивая ему сдобренную медом булочку. Деметрий взял ее, откусил кусок и медленно прожевал.
— Ты так и не сказала мне, что было смешным, — сказал он.
— Ничего особенного, — сказала девушка. — Просто… ну… это довольно глупо, не так ли?
— Что это? — спросил Деметрий с набитым ртом.
— Ничего, — ответила девушка. — Я имею в виду, просто они не такие, как вы ожидали, не так ли? Король Рэндалл? Он выглядит так, словно его может напугать мышь. Он не из тех, кого можно назвать королем, не так ли? С королевой все было в порядке, но она ушла, так что какая теперь польза от ее картины? А Вайолет… я имею в виду, я уверена, что она забавная и умная, и я уверена, что она прекрасная подруга.
— Представляешь, если король предложит ее руку какому-нибудь бедному принцу в награду? Один взгляд на ее перекошенное лицо… и он спросит, есть ли второй вариант.
Деметрий не расслышал всей фразы. При слове «перекошенное» он присел, а при слове «второй» бросился на мальчика, вонзая кулаки в любую часть тела, которую они могли найти. Поскольку у него не было никакой практики в драках, Деметрий действительно не знал, что делает. Старший мальчик, однако, имел большой опыт и точно знал, что делает. В быстром порядке Деметрий прыгнул слишком далеко, и одним плавным движением мальчик повернул туловище слева направо, обхватив рукой бедра Деметрия и опрокинув его на землю.
— Они дерутся, они дерутся! — взволнованно завизжала девочка, и к тому времени, как появился пекарь весь в муке, и выкрикивая длинную цепочку проклятий, мальчик прижал Деметрия к земле и радостно бил его по лицу.
— Это он начал, — сказал мальчик, когда пекарь схватил его сзади за воротник и поднял.
Деметрий попытался что-то сказать в ответ… например: «Неправда», — но обнаружил, что не может говорить из-за лужи крови, заливавшей его губы и стекавшей по подбородку.
Позже, когда отец прикладывал припарки к ушибам и холодные тряпки к почерневшим глазам, Деметрий хранил молчание.
— Одно дело, — сказал отец, качая головой, — заниматься с принцессой всякими глупыми и детскими шалостями. Мы ожидаем этого от нее. Она одичала с самого начала, и определенный уровень дикости приемлем для тех, кто однажды возьмет на себя бремя руководства своим народом. — Отец обмакнул еще одну тряпку в глиняную чашу с прохладной колодезной водой. — Все остальные, сынок, должны соблюдать приличия. Если бы твоя любимая мать была жива сегодня, она, без сомнения, сказала бы мне, что я проделал ужасную работу, воспитывая тебя, и что я должен быть более твердым.
Отец вздохнул, а Деметрий по-прежнему молчал.
— Не знаю, сынок, — продолжал отец. Деметрий заметил, что глаза старика были влажными и широко раскрытыми, как будто он разрывался между горем и мечтой. — Кажется, все перевернуто с ног на голову, не так ли? Горный король гремит саблей, а нашему королю ничего не остается, как погрузиться в свои занятия. — Он встал, подошел к тазу и вымыл руки. — И все-таки жаль принцессу, правда?
Деметрий поднялся на ноги.
— Объясни, что ты имеешь в виду, отец, — сказал он так резко, как только мог с распухшими губами.
Отец провел рукой по лысеющей голове.
— Сынок, я говорю о войне — о том, в чем у тебя, к счастью, нет опыта, и я хотел бы, чтобы так оно и оставалось. Вот если бы я был королем…
Терпение Деметрия лопнуло, и он хлопнул ладонью по деревянному столу.
— Не о короле, отец. О принцессе. Что за жалость?
— А кто говорит о жалости?
— Ты. Прямо сейчас. Ты сказал, что очень жаль принцессу. Что ты имел в виду?
— Я? — Отец покачал головой. — Нет, сынок, я думаю, ты ошибаешься. Я никогда не говорил ничего подобного. — Он сунул руку в карман, достал трубку и трутницу и направился к двери. — Мы все любим Вайолет. Все мы. — И затем он добавил таким тихим и скользким голосом, что это был почти шепот: — Конечно, если бы она была настоящей принцессой, она была бы прекрасна.
Деметрий вышел вслед за отцом.
— Отец, мне очень жаль, — сказал он, — но не мог бы ты повторить последнюю фразу?
— Что на тебя нашло, парень? Я сказал, что мы все любим Вайолет. Конец истории.
Он кивнул.
— Понимаю. Спасибо, отец.
— Конечно, сын мой. Но подожди! Немедленно возвращайся сюда. Деметрий? Куда ты идешь?
Но было уже слишком поздно. Деметрий пробежал мимо конюшни и скрылся из виду.
ГЛАВА 31
Деметрий искал Вайолет большую часть следующего дня. Когда он, наконец, нашел ее, Большое Солнце уже зашло, а Малое висело низко и широко в небе. Вайолет сидела в библиотеке, в самом дальнем темном углу, окруженная стопками открытых книг. Каждая книга, как он заметил, была открыта на иллюстрации принцессы — как андуланской, так и иностранной. На каждой иллюстрации волосы принцесс спускались огромными каскадами до колен или лодыжек. Они сияли по краям серебряными или золотыми огоньками. У каждой принцессы были большие, широко расставленные глаза, которые идеально подходили друг другу. У каждой принцессы была кожа цвета слоновой кости, янтаря или оникса, не испорченная ни веснушками, ни родинками.
Сначала Вайолет не увидела Деметрия и не услышала его приближения. Вместо этого, как заметил Деметрий, она углубилась в небольшой томик, который был слегка скрыт завесой распущенных волос. Он лежал раскрытым на ее предплечьях, а ее руки обвились вокруг его верхнего края, как когти. Ее плечи округлились, и все ее тело изогнулось внутрь, как будто она собиралась свернуться прямо на его страницах и исчезнуть. Ее дыхание было быстрым и неглубоким, а голова и плечи поникли к книге, как будто они вдруг стали слишком тяжелыми, чтобы их можно было вынести. Деметрий низко присел и положил руки на колени. Вайолет все еще не видела его. Он прочистил горло. По-прежнему ничего.
— Вайолет, — сказал он вслух. — Я искал тебя повсюду.
Вайолет резко фыркнула, словно внезапно проснувшись. Она подняла голову, и Деметрий увидел, что ее глаза странно блестят в полумраке, как драгоценные камни. Или битое стекло.
— Что случилось с твоими… — Но Вайолет моргнула, и ее глаза снова стали нормальными, один больше и серее, другой меньше и голубее, как всегда. — Неважно, — сказал Деметрий.
— Как видишь, я очень занята, — сказала Вайолет, быстро запихивая томик в сумку, а за ним остальные бумаги и бухгалтерские книги. Она не упомянула ни его распухшие губы, ни порезанный подбородок, ни два синяка под глазами. На самом деле, казалось, что она вообще его почти не видела. Вайолет положила одну из открытых книг — с изображением принцессы с волнистыми черными волосами — себе на колени и уставилась на нее. — У меня нет времени на твои безумные приключения, Деметрий. Совсем нет времени.
— Я вижу, — сказал Деметрий низким и мягким голосом. — У тебя там целая коллекция. И я знаю, что ты много работаешь. — Он указал на пухлую сумку у нее на коленях. — Но над чем ты работаешь?
— Просто у меня появились идеи, — ответила Вайолет, не поднимая глаз.
— Что за идеи? — спросил Деметрий. Он взял пыльную книгу с дальнего конца стола. Это был том, который он помнил, переполненный рассказами и картинками. — Можешь себе представить? — сказал он, указывая на портрет принцессы. Это был особенно нелепый образ, изображающий бедную девушку с волосами, свисающими веревками размером с плечо взрослого мужчины и падающими кучей на пол. Художники, надо сказать, так же плохи, как и рассказчики. А может, и хуже. Представьте себе, что у вас есть волосы, которые весят больше, чем ребенок!
— Могу я себе представить, что? — спросила Вайолет.
— Вот. — Он показал ей страницу. — Это просто смешно. Она не сможет стоять со всеми этими волосами, не говоря уже о том, чтобы ходить.
Вайолет подняла голову, и ее глаза снова сверкнули жестко и остро. На этот раз потребовалось два мигания, чтобы все исправить.
— Я не вижу в этом проблемы. Она просто красивая, вот и все. Как настоящая принцесса.
Деметрий почувствовал себя так, словно случайно проглотил камень. Эта фраза! Эта проклятая фраза.
— Настоящая принцесса? Кажется, в последнее время я часто это слышу.
Вайолет рванулась вперед и схватила друга за воротник.
— Что ты хочешь этим сказать? — свирепо спросила она. — Кто это говорит?
— Никто, — быстро ответил Деметрий. — Вообще никого. Просто поддерживаю разговор.
Вайолет отпустила его и снова опустилась в кресло. Она хмыкнула.
— Ну, — сказала она, — у тебя это не очень хорошо получается, не так ли?
— Наверное, нет.
— В любом случае, это не имеет значения. Я собираюсь все исправить. Они увидят, — Вайолет с трудом сглотнула. Ее глаза опустились к книге, хотя Деметрию показалось, что она изо всех сил пытается отвести взгляд от слов на странице. — Все будет прекрасно, — прошептала она.
— Вайолет… — начал было Деметрий, но она подняла руку, сжав губы в жесткую тонкую линию.
— Если ты не возражаешь, дорогой Деметрий, я ужасно занята и предпочла бы остаться одна. — Деметрий поморщился, услышав официальное обращение, и изо всех сил постарался не показать ей, как ему больно. Она подняла голову и посмотрела на него жестким, острым, холодным взглядом. — Аудиенция окончена.
— Отлично, — сказал он, вставая. Тело Вайолет, казалось, уже обмякло вокруг открытой книги, лежащей у нее на коленях. — Кстати, принцесса, — сказал он. — Что это ты читаешь? Книгу, которую ты тайком сунула в сумку, чтобы я не видел. Ты же знаешь, я не слепой.
— Это не твое дело, — пробормотала она, снова уткнувшись в страницы. — Это книга для принцесс, — сказала она более мягким голосом. — Настоящих принцесс, — еще тише. И больше она ничего не сказала.
Деметрий повернулся и вышел из комнаты, голова его кружилась от вопросов. Спотыкаясь, он вышел в холл.
Мальчик и не подозревал, что единственный человек, который мог ответить на его вопросы, в этот момент стоял рядом с ее правнучатым племянником под окном.
Тетушка покачала головой.
— Я дала тебе одну работу, Нод. Только одну.
— Но, Тетушка, клянусь, что я…
Тетушка оборвала его резким ударом тупым концом вязальной спицы по лбу.
— Для чего это было?
— За идиотизм, — просто сказала Тетушка, но так как она никогда не могла долго сердиться на мальчика, то ободряюще похлопала его по плечу. — Я знаю, что ты пытался, дорогой, правда. Но факты есть факты, Нод, и мы должны их принять. Ты потерпел неудачу. А теперь надо действовать. — Тетушка вздохнула и принялась рассеянно разглаживать лоскутный узор своего фартука. — Четыре тысячи лет молчания, а теперь он хочет вырваться. И вот мы здесь, всего трое. Как трое могут победить бога? — Она покачала головой. — Нет смысла суетиться. Только действие имеет значение. Сегодня вечером мы поговорим с мальчиком. Боюсь, эта девушка нам не по зубам. Но мальчик поможет. Он хочет помочь. И мы должны быть готовы.
Они повернулись и пошли в темные туннели, которые были вырезаны и поддерживались поколениями предков. Все эти годы каменный пол, стены и потолок были тихими и неподвижными. Но теперь уже нет. Теперь камень грохотал в такт биению, биению, биению погребенного сердца. И он становился все громче.
ГЛАВА 32
В своих покоях я не обращал внимания ни на биение сердца, ни на удары камней, ни на драконов, ни на богов, ни на что-либо, кроме моего проклятого ума. Видите ли, прошлой ночью меня посетил сон. Чудесный сон. Это был такой сон, о котором рассказчики могут только мечтать.
История. Совершенно новая, великолепная история. Обычно, видите ли, трудолюбивый рассказчик должен собирать мир вокруг себя по кусочкам, чтобы собрать в истории. Мужчин и женщин разбирают на части, собирают заново и превращают в персонажей. Но иногда, мои дорогие, иногда история приходит во сне. Иногда она полностью сформирована, сияет и нова — подарок широкой мультивселенной. Такой сон посещал мой спящий мозг всего шесть раз в моей жизни, и это были шесть лучших историй, которые я когда-либо рассказывал. Этот сон был седьмым. Счастливое число, сказал я себе. И я проводил дни в своей каюте, размышляя над языком, совершенствуя его. Я чувствовал, что это будет лучший день в моей карьере.
Я не знал, что этот сон — не сон.
Я не знал, кто — или что — прислало мне эту историю. И честно говоря, я не знаю, что бы я сделал, если бы знал.
Но вот что я знаю точно: как раз в тот момент, когда я был в разгаре сольной репетиции, когда героиня моего рассказа открывала секреты вечной красоты, силы и любви, раздался дребезжащий, панический стук в дверь. Моя концентрация нарушилась, а настроение испортилось, и я потопал к двери. Распахнул ее.
— Чего же ты хочешь? — рявкнул я на Деметрия.
Бедный мальчик побледнел и отпрянул от меня… и не без причины. К тому времени я провел в своих покоях уже три дня, не выходя ни поесть, ни помыться, ни поговорить. Боюсь, эта история поглотила меня. Но Деметрий был храбрым и хорошим мальчиком и хотел поступить правильно со своим другом.
— Не кричи, Кассиан, — тихо сказал он. — Я беспокоюсь за Вайолет. Вообще-то с тех пор все ведут себя странно… — Мальчик посмотрел на свои ботинки и крепко зажмурился. Позже я узнал, что он хотел сказать «с тех пор, как умерла королева», но не мог заставить себя произнести эти слова и не мог вынести их. — С тех самых пор, как король вернулся с драконом. Это странно. Они говорят жестокие вещи, не помня, что они говорили. И они говорят ужасные вещи о Вайолет.
Теперь я не помню, что сказал в ответ. Я могу только предполагать, что то, что сказал мне Деметрий, было правдой, хотя мне больно даже думать об этом.
— Ну, — сказал я, по словам Деметрия, — чего ты ожидаешь? Мы потеряли нашу прекрасную королеву. А теперь все не так. Замку нужна настоящая принцесса.
— Что ты сказал? — спросил Деметрий.
— Ничего, дитя, — сказал я нетерпеливо. — Я вообще ничего не говорил.
— Понятно, — сказал мальчик. Он медленно вздохнул и провел рукой по своим черным кудрям, хотя мысли его лихорадочно метались. Он выпрямился во весь рост и посмотрел мне прямо в глаза. — Дорогой Кассиан, — сказал он, принимая официальное обращение, — я ценю эту аудиенцию. Не будете ли вы так любезны, сэр, проверить, как там принцесса? Она страдает душой и сердцем, сэр, и у меня есть основания полагать, что в этом виновата история. Или, может быть, что-то, что скорее похоже на историю и скорее похоже… — Он поискал нужное слово. — Что-то еще.
— Спасибо, — холодно сказал я, — за предложение.
Деметрий коротко поклонился и побежал по коридору.
И о, мои дорогие, как мне больно — нет, противно, — что я должен вам это сказать! Стоя в дверях и глядя, как этот милый, храбрый мальчик исчезает во мраке, я подумал: сказочники не подчиняются приказам конюхов. С этими словами я удалился в свою комнату и закрыл дверь.
Я ничего не сказал королю.
ГЛАВА 33
Скользкие инсинуации из зеркал быстро ускользнули от подмастерьев пекаря. Вскоре замок наполнился прищуренными глазами и сложенными ладонями, несущими шепот от ртов к ушам. Каждая ухмылка, каждое покачивание головой, каждый косой взгляд ранили Вайолет так глубоко, что она боялась истечь кровью.
Хуже всего был шепот.
«Не настоящая принцесса», — говорили шепотки.
«Мы потеряли нашу прекрасную королеву, а теперь смотрите, с чем мы застряли».
«Не то, чего мы заслуживаем», — соглашались другие.
Вайолет склонила голову, схватила себя за руки и поспешно скрылась из виду.
Тем временем замок стонал от обиды и разделения. Те, кто обладал рангом и статусом — все они были хорошими людьми, которые всегда предпочитали сотрудничество и смирение раболепию или предрассудкам — начали видеть свои повседневные задачи ниже себя. Они отдавали приказы помощникам и ученикам; они создавали тайные общества и пользовались властью исключения. И обида распространялась, густая и зловонная, как дым, пока мы не задохнулись.
А что касается короля Рендалла — горе это или рассеянность? Он мог бы заметить — должен был заметить — но он проводил весь день и всю ночь, наблюдая за драконом, отслеживая его движения, делая заметки о его биологии, все время удивляясь, почему он так хорошо общается со своими лошадьми, со своими собаками, со своими соколами, но дракон для него был холоден, как камень.
— Поговори со мной, — каждый день умолял король, но дракон молчал.
Вернись ко мне, умолял он свою покойную жену, но она так же молчала.
Вдалеке Горный король продолжал готовиться к войне. Он не хотел признавать этого, но это было правдой. Войска были вооружены и сосредоточены на границах. («Военные учения!» — сказал Горный король.) Кузницы вздымали гигантские столбы черного дыма, поднимаясь почти до предела зеркального неба. («Развитие навыков и торговли!» — успокоил его Горный король. — «На благо моего народа».) И королевского совета, действовавшего (как они надеялись) в соответствии с приказами, которые, несомненно, отдал бы их король, если бы он не был… измененный горем, он посылал мольбы о союзе и помощи от других трех королевств.
— Мы должны сделать все необходимое, сир, чтобы защитить ваш народ. Вы должны это сделать, — говорили ему советники.
— Прекрасно, — рассеянно сказал король. (Вернись, молило его сердце. Вернись ко мне.) — Все, что вы считаете правильным, конечно.
Вайолет продолжала читать рассказ о Ниббасе. Она читала, читала и снова читала. Она читала до тех пор, пока ее лицо не побледнело, губы не потрескались, пальцы не задрожали, а темные круги под глазами не стали опухшими и черными, как синяки. Она ела у себя в комнате. Она не хотела меня видеть. Она не виделась с Деметрием. Она просто читала.
Возможно ли, размышляла она, чтобы история изменила мир? Чтобы история переделала человека? Могла ли история вернуть мертвых?
ДАААААА, — прошипел тоненький зудящий голосок в самой глубине ее сознания.
Так вот, книга Ниббаса была особым томом — магическим томом. Каждая страница несла в себе чары, чтобы привязать читателя ближе к себе. Это была изворотливая, хитрая штука, трусливая разновидность магии, которая не объявляла о себе и не заявляла о своей цели.
Каждый раз, когда Вайолет приходила читать рассказ, он менялся. На самом деле, в тот момент, когда ее глаза пробегали предложение, слова менялись сами собой, так что с каждым прочитанным рассказ становился больше, шире и захватывающе захватывающим. Он переносил ее за пределы нашего зеркального мира и показывал ей чудеса за его пределами.
Но хуже всего было то, что вывод из каждой истории был один и тот же: НАЙДИ НИББАСА. ЕСЛИ ТЕБЕ НУЖНА ВЛАСТЬ, НАЙДИ НИББАСА. ЕСЛИ ХОЧЕШЬ КРАСОТЫ, НАЙДИ НИББАСА. ЕСЛИ ЗОЧЕШЬ, ЧТОБЫ МИР БЫЛ ТАКИМ, КАКИМ ОН ДОЛЖЕН БЫТЬ, МИР, КОТОРЫЙ ТЫ ЗАСЛУЖИВАЕШЬ, НАЙДИ НАББАСА. ДЛЯ НИББАСА ДОЛЖНО ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО ОН ГОВОРИТ. НУЖЕН ПОСЛУШНЫЙ, УСЛУЖЛИВЫЙ СЛУГА. ТЕБЕ СТОИТ ТОЛЬКО ПОПРОСИТЬ.
— Но как мне найти Ниббаса? — громко вскликнула Вайолет.
В ответ книга вылетела из ее рук, трижды крутанулась и полетела обратно на стол, ее страницы зашуршали, как листья, открывая начало рассказа. Новая история.
КОГДА-ТО, начиналась история, БЫЛ РАССКАЗЧИК, КОТОРЫЙ СМОТРЕЛ НА МИР ТАКИМ, КАКОВ ОН ЕСТЬ, И ДУМАЛ, ЧТО ЭТО НЕПРАВИЛЬНО. КАК УБОГИ НАШИ ЛЕСА! КАК СЛАБЫ НАШИ РЕКИ! ТОЛЬКО ОН ОДИН МОГ ВИДЕТЬ, ЧТО МИР СТАЛ СЕРЫМ, СЛАБЫМ И УРОДЛИВЫМ… ЖАЛКАЯ ТЕНЬ ТОГО, ЧЕМ ОН МОГ БЫ БЫТЬ.
НО БЫЛ СПОСОБ ПОСТРОИТЬ МИР ЗАНОВО, ИСПРАВИТЬ ТО, ЧТО КОГДА-ТО ПОШЛО НЕ ТАК.
— ИСТОРИЯ, — СКАЗАЛ РАССКАЗЧИК. — МНЕ НУЖНА ИСТОРИЯ, ЧТОБЫ ПЕРЕДЕЛАТЬ МИР, — ПОЭТОМУ ОН СОБРАЛ РЮКЗАК И ОТПРАВИЛСЯ НА ПОИСКИ НИББАСА.
ГЛАВА 34
Это была, мои дорогие, история, которая должна была сделать мою карьеру. В то время я верил, что это поместит меня среди гигантов моей области — тех рассказчиков, чьи истории все еще звучат сквозь века, чьи слова сделали их бессмертными.
Я надел свои лучшие одежды и смазал маслом бороду, пока она не засияла. Я долго смотрел в зеркало — может быть, несколько часов — прежде чем успокоился и был готов выйти в холл.
Заметил ли я, дорогие мои, тонкий блеск драгоценных глаз, вспыхивающих при каждом трепетном моргании? Заметил ли я, как мерцающий язык снова и снова высовывается, чтобы облизать эти золотые губы? Возможно. Я, конечно, помню это, но память — дело хитрое, в конце концов. Память изобретает сама себя. Если я и заметил это в то время, то, конечно, не заметил, что заметил сам, если вы меня понимаете. Только история имела значение. Только история.
В большом зале было полно народу, хотя, признаюсь, не так много, как хотелось бы. Или, если быть более точным, там было не так многолюдно, как я полагал, что заслуживаю.
«Конечно, — подумал я, — слуги, которых я отослал прочь с моим непреклонным приказом, не распространили слух о моей великолепной истории, как им было приказано. Конечно, — подумал я, — они были ленивы, дерзки и неряшливы в своих обязанностях». И действительно, в этом я, возможно, был прав. Со времени пленения и возвращения нашего дорогого короля облако презрения окутало каждого обитателя замка — от самого низкого пажа до самых высокопоставленных генералов. Мы, все мы, стали проводить больше времени перед зеркалами, воображая себя более могущественными, более красивыми, более возвышенными. Каждый из нас чувствовал, что заслужил это.
Вино было налито, хлеб преломлен, первые песни спеты, и я величественным жестом поднял руки и встал. В комнате воцарилась тишина, и я прочистил горло.
— Добрый вечер, мои дорогие, — произнес я официальным тоном и низко поклонился.
— Добрый вечер, дорогой Кассиан, — отозвалась толпа. (НО О! — прошептал неприятный голос. ОНИ НЕ ИМЕЮТ ЭТОГО В ВИДУ. ЭТО СРАЗУ ВИДНО.)
— Как вы знаете, — сказал я, — наш дорогой король совершает за наш счет удивительную глупость, связанную с заботой и изучением одной бессердечной и переросшей ящерицы к западу от замка. — Многие за столами подносили руки ко рту и хихикали. Я ожидал, что король неловко поерзает в кресле, но он остался неподвижен, устремив взгляд в дальние окна. «ОН ТЕБЯ НЕ СЛУШАЕТ», — снова и снова насмехался скользкий голос в моей голове. Я стиснул зубы и продолжил:
— Итак, все вы с самого раннего детства слушали истории о драконах. Вы научились выслеживать драконов и обманывать их. Вы научились находить дыры в их доспехах и пепельные пещеры в их груди, где должны быть их сердца. Но все в — и я действительно виню себя за этот пробел в вашем коллективном образовании — ничего не знаете о том, как драконы впервые появились в нашем мире. Вы ничего не знаете ни о человеке, который когда-то пытался управлять этими прекрасными и ужасными животными, ни о силе, которую может принести такой контроль.
Теперь король стоял, сверкая на меня глазами. Я поклонился ему и, небрежно взмахнув одеждой, повернулся к слушающей толпе.
— Поэтому, мои дорогие, я начну с рассказа о боге — одном из Древних Богов — который после долгого дня ходьбы обнаружил, что ему не хватает стула, огня и друга.
— СТОЙ! — взревел король.
— ПРОДОЛЖАЙ! — закричала толпа. Они чокались бокалами, стучали кулаками по столу, требовали рассказа. Я чуть не заплакал.
— Стража, — приказал король, — пожалуйста, проводите нашего дорогого друга в его покои. Не отпускайте его, пока я не приеду.
Толпа поднялась на ноги. Они потрясали кулаками и топали ногами. И действительно, я не сомневаюсь, что они взбунтовались бы, или разозлились бы, или… Ну, я содрогаюсь при мысли об этом. Все до единого мужчины, женщины и дети в замке были так взволнованы и несчастны, что, вполне возможно, случилось бы немыслимое — восстание, беспорядки, революция — и я бы рассказал совсем другую историю.
К счастью для всех нас, бунт был мгновенно предотвращен двумя одновременными входами в большой зал.
Сначала из главных дверей ворвались четверо всадников в грязных и рваных мундирах, в сдвинутых набок шляпах, с красными, пятнистыми и влажными лицами. Двое из них были окровавлены, а один держал свою руку здоровой рукой, и мы заметили, что она болезненно скрючилась в суставе, пальцы сильно распухли и посинели.
— Горный король, — выдохнула молодая женщина со сломанной рукой. — Его армии приближаются… тысяча полков маршируют по самым южным склонам. Они пересекли границу. У нас есть в лучшем случае два дня на подготовку.
Эти слова создали абсолютную, как камень, тишину. Действительно, мы бы еще некоторое время молчали, если бы не другой вход, на этот раз через боковую дверь.
Главная гувернантка принцессы Вайолет — женщина, которая заботилась о воспитании девочки, координировала работу ее учителей и наставников, заботилась о том, чтобы наша дорогая принцесса росла в мудрости и изяществе — не была легкомысленной личностью. Она была широкоплеча, крепко вооружена и сурова. Так что можете себе представить, мои дорогие, какой шок мы испытали, когда увидели, как эта женщина ворвалась в дверь, распахнув ее с такой силой, что в штукатурке осталась дыра в том месте, куда ударила ручка. Ее черно-седые волосы, обычно гладко зачесанные назад в тяжелый узел на затылке, развевались вокруг головы, как перья, как будто она рвала их, и слезы лились из ее глаз и ручейками бежали по глубоким складкам на темной коже.
— Принцесса! — воскликнула она. — Принцесса пропала!
Если бы конец света наступил тогда и там, я сомневаюсь, что многие люди в этой комнате были бы очень против. Действительно, для большинства из нас конец уже наступил.
ГЛАВА 35
А где же была принцесса?
Обычно бледное лицо короля Рэндалла стало совсем белым. Он быстро разделил людей на группы: одна должна была обыскать территорию в поисках принцессы, другая — оценить стены замка и укрепить слабые места, третья — послать сообщения на отдаленные фермы и деревни и так далее.
— Она будет найдена, — сказал я королю после того, как меня простили и оставили рядом, как будто я мог привлечь принцессу, как металл притягивает молнию. — Ее найдут.
Но где же была Вайолет?
Король созвал совещание с генералами, советниками, послами и регентами и обсудил развитие событий и стратегию. Они отправили трех всадников на трех самых быстрых лошадях в королевства на юге и востоке и в Островные государства на западе, чтобы просить о помощи и поддержке, в то время как небольшая делегация ехала на север, пытаясь убедить Горного короля противостоять искушениям войны.
Но с севера шли слухи о безумии. Говорили, что Горный король не спал и не ел, что он говорил о любовнике, которого никто не видел. А в последнее время он никогда не расставался с богато украшенным ручным зеркалом, искусно сделанным и зажатым в кулаках. Он называл его «любовь моя». Можно ли было рассуждать с таким человеком?
— Хитрое дело — воевать против сумасшедшего, сир, — сказала старшая военачальница, две ее длинные косы свисали вниз, как серебряные плети. — Это может произойти в любом случае.
Делегация пробормотала, что в нашем мире уже пятьсот лет не было войн. И сама мысль была ужасающей.
— Крайне важно, — медленно произнес король, обращаясь к собравшимся мужчинам и женщинам, — чтобы мы разрешили этот конфликт мирным путем. Я не хочу, чтобы хоть одна капля крови — ни от граждан Андуланских Королевств, ни от подданных Горного короля — осквернила эту великую и любимую страну. Власть Горного короля над своим народом деспотична и абсолютна. Мое сердце разрывается из-за его народа, но это иго принадлежит им, а не нам. Однако я сделаю все, что в моих силах, чтобы предотвратить угнетение моего народа. Убедитесь, что он это понимает. — Делегаты кивнули, прижимая руки к сердцам и низко кланяясь. Их надежды на выживание, не говоря уже об успехе, были минимальны. Самоубийственная миссия. Они выпрямили лица и перестали плакать. — Будьте в безопасности, дорогие мои, — прошептал король.
Армия мобилизовалась; люди строили баррикады и вооруженные катапульты; больничные палатки были установлены и снабжены по всему королевству.
И все же вопрос оставался:
Где же принцесса? Куда она могла пойти?
В самом деле, мои дорогие?
ГЛАВА 36
За несколько часов до исчезновения Вайолет снова и снова перечитывала историю о Ниббасе. Она не могла остановиться. Она не могла замедлить шаг. История имела вес, смысл и голос. Она дышала ей в ухо и шептала на ее коже. Голос плел сказку вокруг сердца и крепко сжимал его, и все это время рассказывал ей вещи — ужасные вещи — и Вайолет верила им.
«ТЫ НЕ НАСТОЯЩАЯ ПРИНЦЕССА», — говорила ей история.
Она всегда в это верила. Это она всегда знала. И все же она поймала себя на том, что спорит, прибегая к тем же усталым трюизмам, которые слышала от матери.
— Но это так, — попыталась возразить Вайолет. — Я знаю, что это так. Я всегда…
«ПОСМОТРИ НА СЕБЯ», — говорилось в рассказе. — «У ПРИНЦЕСС КОЖА ЦВЕТА ЯНТАРЯ, ЧЕРНОГО ДЕРЕВА ИЛИ СЛОНОВОЙ КОСТИ. У НИХ НЕТ ВЕСНУШЕК. У НИХ НЕТ РАЗНЫХ ГЛАЗ. ОНИ НЕ ОДНОБОКИ.»
Вайолет опустила голову. Она должна была быть красивой. Она должна была быть идеальной. А теперь королевство погибло, и во всем виновата она. То, что ее беспокоило, было правдой. Так говорил Ниббас.
— И все же, — сказала Вайолет, поднимаясь. — Люди любят меня.
ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО ДОЛЖНЫ.
— И мой отец любит меня, — возразила она, чувствуя, как ее голос срывается. — И моя мать любила меня.
ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО ОНИ ДОЛЖНЫ БЫЛИ.
— Моя мать… — в отчаянии начала Вайолет.
ЕСЛИ БЫ ТЫ БЫЛА КРАСИВА, ОНА, ВЕРОЯТНО, НЕ УМЕРЛА БЫ. ЕСЛИ БЫ ТЫ БЫЛА КРАСИВА, ЕЕ ЛОНО ОСТАВАЛОСЬ БЫ СИЛЬНЫМ. У ТЕБЯ БЫЛИ БЫ БРАТЬЯ И СЕСТРЫ.
— Если бы я была красивой…
ТОГДА ВСЕ БЫЛО БЫ ПРЕКРАСНО, ДИТЯ. ВСЕ БЫЛО БЫ ТАК, КАК ДОЛЖНО БЫТЬ.
— Моя мать…
ЕСЛИ БЫ ТЫ БЫЛА КРАСИВОЙ.
— Моя мать…
ВСЕ СНОВА БЫЛО БЫ ХОРОШО.
Вайолет отнесла стопку книг в свою комнату и заперлась там. В дополнение к рассказу о Ниббасе у нее были истории, биографии и исследования в области искусства. Со временем ее коллекция увеличилась, и теперь она боролась под тяжестью своих книг. У нее были репродукции и картины всех принцесс Андуланских Королевств, сколько она себя помнила. Девушки с лицами, которые светились на странице. Мерцающие губы. Гладкие волосы. Глаза свежие, как дождь. Она встала перед зеркалом и посмотрела на свои тусклые волосы. Ее лицо не озарила обычная улыбка. Ее разномастные глаза были затенены темными, как пепел, кругами. Она поморщилась. Содрогнулась.
ЭТО МОЖНО ИСПРАВИТЬ.
— Но как?
ТЫ ЗНАЕШЬ, КТО МОЖЕТ ТЕБЕ ПОМОЧЬ.
— Но я не могу. История гласит…
ЗАБУДЬ ИСТОРИЮ, КАК БЫЛО. ЕДИНСТВЕННОЕ, ЧТО СЕЙЧАС ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЕ — ЭТО ТВОЯ ИСТОРИЯ. ИСТОРИЯ ВАЙОЛЕТ.
Вайолет закрыла глаза и испустила долгий прерывистый вздох.
— Хорошо, — сказала она. — Жила-была девушка, которая загадала желание…
И ВМЕСТЕ С ЖЕЛАНИЕМ БЫЛО ОБЕЩАНИЕ.
— Что за обещание?
НЕТ ВЫГОДЫ БЕЗ ПОТЕРЬ, ДИТЯ. НЕТ СЛАВЫ БЕЗ ОТВЕТСТВЕННОСТИ.
— Что я потеряю?
ПУСТЯК, ДИТЯ. ТЫ НИКОГДА НЕ УПУСТИШЬ ЕГО. ТВОЙ НАРОД ЗАСЛУЖИВАЕТ НАСТОЯЩЕЙ ПРИНЦЕССЫ. ТЫ ЗАСЛУЖИВАЕШЬ КРАСОТЫ. ОТ ЧЕГО БЫ ТЫ ОТКАЗАЛАСЬ РАДИ ЭТОГО?
— От всего.
ОТ ВСЕГО.
— Я бы хотела… — Она наклонилась к зеркалу.
ДА…
— Я бы хотела… — Она чувствовала, что падает, и падает, и падает.
— Я бы хотела… — И она увидела, как зеркало становится все больше, раскрывается, как дверь, а потом озеро, потом океан, а потом небо.
ДААААААААААААААААА…
И точно так же исчезла та Вайолет, которую мы знали, та Вайолет, которую мы любили.
ГЛАВА 37
Между тем, должен признаться, я был немного раздражен. Моя история была испорчена, мой момент испорчен. Не было спасения ситуации, не было восстановления утраченной истории. Даже если бы я попытался, это была бы лишь тень того, что должно было быть — жалкая болтовня старика, вышедшего из расцвета.
Во всем виновата война.
Виновата была Вайолет.
Мир, казалось, отвернулся от меня и пытался посмеяться над моим поражением.
И хуже — хуже! — после того как короля наконец вытащили из комнаты с генералами и советниками, он повернулся ко мне.
— Ты знаешь ее лучше, чем кто-либо другой, Кассиан, — сказал он. — Найди ее. Пожалуйста.
Я покинул Большой Зал в отвратительном настроении, мои лучшие одежды развевались позади. Без сомнения, подумал я, она прячется. Еще одна эгоистичная игра от эгоистичной принцессы! Как же меня раздражала эта мысль! Я представил себе, как Вайолет подавляет хихиканье руками, слушая вместе с этим адским Деметрием, как топают туда-сюда шаги старших, как наши голоса становятся хриплыми от беспокойства.
И в тот момент я возненавидел эту девушку. На самом деле я ненавидел их всех: всех девочек, всех мальчиков, всех детей. Каждого.
Я направился в комнату Вайолет. Видите ли, я думал, что гувернантка и учителя Вайолет просто недостаточно тщательно осмотрели комнату вдоль и поперек и не проверили ее многочисленные закоулки, ниши и потайные места. Но я не нашел ее в комнате. На кровати лежало маленькое ручное зеркальце. Это была прекрасная вещь, напомнившая мне о нашей дорогой покойной королеве. Я поднял его и посмотрел на свое отражение.
Но потом произошло нечто очень странное. Моя седая борода, усталые глаза, обвисшая кожа — все исчезло. И на их месте, очень быстро, появился образ Вайолет. Она прижала руки к стеклу, подняла затравленные глаза вверх, пока они не нашли мои.
— Помоги мне, Кассиан, — прошептала она одними губами.
И Вайолет исчезла из виду.
ГЛАВА 38
Несмотря на вашу озабоченность судьбой нашей дорогой Вайолет, я должен на минуту обратить ваше внимание на действия Деметрия. Видите ли, в тот ужасный день, когда исчезла Вайолет, была объявлена война, и мир, каким мы его знали, рухнул на наших глазах, Деметрия тоже нигде не было. Час назад он покинул замок и направился к драконьему вольеру. На западной стене король соорудил небольшую платформу с подзорной трубой, чтобы лучше наблюдать за драконом в его новом доме, и крошечную хижину, чтобы защититься от дождя. Сзади была лестница и система веревок и блоков, чтобы снабжать маленькую наблюдательную станцию перьями и бумагой… не говоря уже о еде и питье.
— Сир, — позвал Деметрий. — Король Рэндалл! — Он в мгновение ока вскарабкался по лестнице и с глухим стуком опустил ноги на платформу. Весь предыдущий час Деметрий репетировал, что он скажет королю, когда настанет подходящий момент. Он расскажет о происшествии с двумя подмастерьями пекаря и о словах, которые произнес его отец и тут же забыл. Он объяснит, что они с Вайолет нашли в этом потайном коридоре много лет назад. Он описал бы внезапную и тревожную перемену в Вайолет — нечто отличное от горя. Что-то еще. Он будет, твердо сказал себе Деметрий, держать свой голос ровным, а глаза сухими.
— Добрый день! — крикнул Деметрий, но платформа была пуста, и Деметрий остался один. Он сел на край, чувствуя себя очень несчастным.
Один желтый глаз светился из искусственной пещеры в дальнем конце. Две ноздри высунулись на свет, две ленты дыма лениво вились к небу. Дракон вышел из пещеры и моргнул. Прихрамывая, он вышел на середину ограды и посмотрел на Деметрия.
— На что ты смотришь? — сказал Деметрий дракону.
Дракон сел на задние лапы и наклонил голову.
— Это все твоя вина, ты знаешь, — продолжал Деметрий, чувствуя, как нарастающий гнев обжигает его шею и уши, шипя, как кислота во рту. — До того, как мы отправились тебя искать, все было хорошо. Теперь все ужасно.
Дракон ничего не ответил. Он сделал долгий, медленный вдох, обнажив коричнево-желтые зубы, и тяжело опустился на землю.
— Ты стар, сломлен и жалок. Тебе нет дела ни до кого из нас. Ты бессердечный.
— Ну, это очевидно, — раздался голос за его спиной.
Деметрий замер, потом обернулся. Там никого не было.
— Кто это сказал?
— Драконы хранят свои сердца где-то в другом месте, не так ли? — продолжал голос. — Это всем известно. Использовать слово «бессердечный» как оскорбление дракона просто жестоко. Все равно что оскорбить слепого, назвав его слепым. Это не значит, что ты говоришь им что-то, чего они еще не знают.
— Я не узнаю твой голос, — сказал Деметрий, вытягивая шею. — И я не вижу, где ты. И вообще, у меня есть работа, и я не хочу сидеть и играть в игры. — Он поднялся на колени и добавил: — Хотя было приятно познакомиться, — потому что это казалось вежливым.
— Не так уж важно, чего ты хочешь, глупый мальчишка, — сказал совсем другой голос. Это была женщина — судя по голосу, старуха. — Твои услуги необходимы, дитя. И времени у нас не так уж много.
— Почему я вас не вижу?
— Потому что ты, очевидно, не видишь сквозь дерево, — сказал первый голос. — Он очень высокого мнения о себе, Тетушка.
— Тише, Нод, — сказал женский голос. — Мы здесь, внизу, дорогой. Под платформой. И Деметрий, если ты не против, пожалуйста, сведи свои восклицания удивления к минимуму. У нас есть…
Но Тетушка не смогла закончить. Деметрий, лежа животом на полу, раскинув руки и ноги, уже выглянул из-за края помоста, уже увидел Тетушку и Нода — по-человечески, но совсем не по-человечески — и уже закричал. Все еще крича, Деметрий вскочил на ноги, спустился по лестнице и побежал через лес к своему дому.
Под помостом Тетушка вздохнула, покачала головой и быстро, резко шлепнула Нода ладонью по затылку.
— Это была не моя вина…
— Конечно, Нод, дорогой. Но это не меняет того факта, что мальчик нам действительно нужен. Позови своего дядю. Сегодня вечером мы все навестим ребенка.
ГЛАВА 39
К тому времени, как Деметрий вернулся домой, мир, который, как ему казалось, он знал, будто разваливался на куски. Вайолет, сначала изменившаяся, а теперь исчезнувшая. Нация, некогда мирная, готовящаяся к войне. Вы должны понять, мои дорогие, что первые тысячелетия моего мира были очень похожи на ваш собственный — племенные войны, междоусобицы, войны за землю, воду, власть или прекрасных дев. Но это было в прошлом, видите ли, и пока еще существовали рассказы о войне и истории сражений, мы не имели даже намека на отполированные мечи и далекие барабаны в течение пятисот лет. И хотя каждая нация в зеркальном мире держала постоянные армии и хорошо знала методы и теории военного искусства, существует большая разница между теорией военного искусства и самой войной.
То, что обнаружил Деметрий, было хаосом.
В течение нескольких недель после прибытия дракона — после бесстыдного захвата, а затем освобождения короля — замок и окружающий город были зарослями активности. Война витала в воздухе — что бы ни говорил совет — и люди из сельской местности собирались в стенах замка. Формировались ополченцы, пополнялись кладовые, на городских площадях и во дворах стали проводиться специальные учения.
Объявление об акте агрессии Горного короля вызвало волнение среди населения.
В города и деревни по всему королевству были разосланы гонцы, объявлявшие о неминуемой войне и призывавшие всех мужчин и женщин, способных телом и духом, прийти с конем, луком и мечом на защиту своей страны. Деметрий медленно шел домой, толкаемый толпой людей.
Добравшись до конюшни, он увидел, что отец отдает приказы группе молодых людей, которых Деметрий не знал. Лошади, чувствительные к колебаниям эмоций своих любимых хозяев, были в ужасном испуге. Они вставали на дыбы, ржали и брыкались, и никакие усилия отца или новых помощников не могли их успокоить.
— Ты, в зеленом! — позвал его отец. — Веди свою кобылу сюда, бегом. А как тебя зовут? Герта? Девушка в красном. Каштан доверяет тебе, видишь? Отведи его на боковое пастбище. Остальные последуют за ним, как только увидят, что он движется. Нам просто нужно немного разогнать эту толпу, и они все успокоятся. Деметрий! — Он заметил сына, и его лицо из серого стало розовым. — Слава богам! Иди сюда, возьми этого парня и отведи его в конюшню. Его нужно растирать, но это невозможно, когда он так взвинчен. А теперь быстро!
Деметрий, у которого кружилась голова, сделал, как ему было сказано. Жеребец, такой черный, что казался почти синим, с острой белой звездой на лбу, натянул поводья. Его ноздри раздулись, а глаза выпучились. С каждым рывком головы лошади Деметрий скользил на несколько футов вперед, его ноги на мгновение выбивались из-под него, прежде чем он мог удержаться и выпрямиться.
— Тише, дорогой, — прошептал он, нежно дуя в лицо лошади, как учил его отец. — А теперь тише.
Конь, заложив уши и широко распахнув глаза, подчинился, хотя время от времени все же дергал его, словно желая дать понять Деметрию, кто именно одержал верх.
— Да, да, дорогой, — успокоил Деметрий, — ты, конечно, можешь отбросить меня в сторону, как тряпичную куклу, и растоптать в кровавое месиво. Но я доверяю тебе, понимаешь? Это значит, что ты должен мне доверять. В конце концов, все честно. — Конь фыркнул и покачал головой. Тем не менее, его уши встали торчком, с некоторым удовлетворением отметил Деметрий. Он завел жеребца в стойло и осторожно, стараясь двигаться как можно медленнее и осторожнее, принес щетку. — Я знаю, ты плохо себя чувствуешь, — сказал он, медленно кладя руку на живот животного, — и это поможет тебе почувствовать себя лучше, обещаю. — И с этими словами он начал чистить жеребца.
Его отец был поглощен разговором с двумя солдатами и женщиной, которую Деметрий сразу узнал. Он улыбнулся ей, но она этого не заметила. Она была полностью одета в кожу, к поясу прикреплены разнообразные инструменты и оружие, а за спиной висел колчан лучника. Ее кожаный капюшон заменен шлемом, который уже был помят и поцарапан. Ее звали Марда, она была Госпожой Соколов, а теперь — капитаном Передовой Стражи. Она оглядела конюшню и, прищурившись, посмотрела на Деметрия.
— Почему он не тренируется с передовыми? Нам нужны все, кого мы можем достать.
Отец Деметрия чуть не поперхнулся и отступил назад, словно пытаясь выпрямиться.
— Прошу прощения? Ты хоть представляешь, как мал этот ребенок?
— Деметрий, — сказала она, не обращая внимания на его отца. — Я знаю, что ты умеешь наносить удары, и уж точно знаю, что ты отличный наездник. Но можешь ли ты поднять меч?
Он посмотрел на отца, который одними губами произнес: «Нет». Деметрий пожал плечами.
— У меня была некоторая практика. Я не плохой боец.
— А ты умеешь стрелять из лука?
— Да, — сказал он. — Очень хорошо.
Она властно посмотрела на отца Деметрия, который съежился перед ней.
— Он недостаточно силен, чтобы вооружать лошадей, это ясно. Он сломает себе шею так же точно, как дышит. Здесь он тебе не нужен. Пошли его наверх к охраннику. Им нужны бойцы, которые быстры, малы и хорошо стреляют. Эта война может быть ничем иным, как избалованным мальчишкой, потрясающим копьем, но мы должны быть готовы, несмотря ни на что.
— Но если Горный король нападет, мальчик будет убит. — Голос отца был легок, как пепел.
— Лучше умереть, чем быть рабом, — сказала капитан Марда, и оба лейтенанта мрачно кивнули. — Мальчик, беги к главным воротам. И следуй инструкциям.
Деметрий не мог пошевелиться. Он уставился на отца.
— Сейчас же! — крикнула женщина, и Деметрий повернулся и побежал, как обожженный.
Пробираясь через узкую щель между конюшней и кузницей, он услышал, как отец сказал:
— Он — моя единственная семья, — и рыдания старика странно отдавались эхом от старых каменных стен.
Но слезы сейчас были бесполезны. Началась война.
ГЛАВА 40
Первая атака произошла той же ночью вдоль лесистой границы… небольшие разведывательные отряды случайно наткнулись друг на друга, и неожиданность уступила место стычке.
Убитых было мало, раненых много, и облако войны тяжело давило на город.
Деметрий много работал, избегал сна, когда мог, и старался не думать. Размышления, как он обнаружил, были опасны и приводили к бесплодному беспокойству, которое только наполняло его чувством бессильной ярости и отчаяния.
И все же, даже в шуме войны, его мысли блуждали.
Где Вайолет? Он задавался этим вопросом снова, и снова, и снова.
Что это были за существа?
И самое тревожное: почему именно сейчас?
В самом деле, мои дорогие, почему? Это был вопрос, который беспокоил меня самого, и если бы не необходимость наших соответствующих обстоятельств, возможно, мы с Деметрием смогли бы… но нет, нет. Ущерб был нанесен.
На четвертую ночь сражение все еще было далеко, но когда Деметрий стоял на страже у северной части западной стены, он увидел первые волны красного света, растекающиеся по горизонту, кровоточащие от земли к зеркальному краю неба. Земля горела. И был ли это фермерский дом, пшеничное поле или зернохранилище первоначальной целью, результат теперь был один и тот же: широкая полоса горящей земли, бушующей в бушующем сражении. Как будто земля под ногами солдат тоже стала врагом.
— Капитан? Капитан!
Из импровизированной палатки внизу появилась капитан Марда. Ее глаза блеснули в темноте.
— Говори, — сказала она.
— Огонь, — сказал Деметрий, указывая на север. Он снова посмотрел на горизонт и с замиранием сердца увидел, что огонь распространился.
Капитан покачала головой.
— Это все, что нам нужно. Оставайся на своем посту, мальчик. Я пошлю сигнал тревоги. Нам понадобится команда, чтобы выкопать линию огня. И это в довершение всего. — Она бросилась вниз по узкой дорожке и скрылась из виду.
Деметрий снова повернулся к разгорающемуся огню. Не то чтобы он никогда раньше не видел огня. Так оно и было. Не прошло и двух лет с тех пор, как в западных пустошах случился страшный пожар, и он путешествовал с отцом, чтобы поделиться своими навыками по уходу и исцелению многих перемещенных животных и других животных. Костры бушевали, пока они загоняли в загон и успокаивали сотни животных, смазывая их ожоги и со слезами опуская мертвых в ямы, где их хоронили. В детстве он боялся огня — в конце концов, пожар в конюшне убил его мать — так боялся, что едва мог смотреть на яркий домашний очаг, и даже запахи булькающей похлебки и печеного хлеба наполняли его ужасом и горем. Однако теперь, в юности, его страх сменился благоговением. Деметрий знал, что огонь — это преобразующая сила. Огонь не уничтожал, он просто менялся. Его мать, выгнав из сарая сына, всех коз, большую часть коров и половину лошадей, обнаружила, что ее собственный выход заблокирован, и была отправлена из этого мира в другой.
И все же этот огонь был другим. Хотя огонь был невероятно ярким и таким горячим, что согнул свет над ним, он не давал дыма. Вместо этого над полем витал странный, неестественный запах. Все вздрогнули. Огонь мерцал и раздувался — скорее песня, чем пламя. Деметрий прижал пальцы к глазам и прищурился, стараясь разглядеть как можно дальше. Это было так далеко, и все же он мог поклясться, что видел тысячи крошечных огоньков, пробивающихся сквозь пламя. Мальчик поежился, и хотя ночь была холодной и сырой, он понял, что вспотел под своей кожаной туникой.
— Не нравится мне это, — проворчал знакомый голос. — Совсем не нравится.
Деметрий ахнул, развернулся и чуть не свалился со стены.
— Кто там? — требовательно спросил он.
— Что это такое, Тетушка? Что у них с глазами?
— Я тебя предупреждаю, — сказал Деметрий, с чувством унижения отметив, что его голос скрипит, как мокрые пальцы по чистому стеклу. — Я вооружен. — Он попытался добавить в свой голос немного гравия, но от этого стало только хуже. Кто-то где-то в темноте хихикнул.
— Мы не собираемся показываться тебе, дорогой. Помнишь, что случилось в прошлый раз?
— В прошлый раз ничего такого не было, — сказал Деметрий. — Я устал, волновался и начал кое-что видеть. Такое случается. На самом деле это происходит сейчас, а значит, и этого времени тоже нет.
— В его словах есть смысл, Тетушка.
— Тише, Нод.
В темноте, где-то рядом с его коленями, раздался быстрый резкий шлепок и крик боли.
— Деметрий, дорогой, у нас мало времени. Если они доберутся до замка…
— Знаю, знаю. Мы все станем рабами Горного короля.
В темноте очень старая женщина прищелкнула языком и вздохнула.
— Мое дорогое дитя, — сказала она, — Горный король — наименьшая из твоих забот. Существо, стоящее за этим беспорядком, сильнее, чем ты мог бы…
— Ты! Мальчик!
Деметрий повернулся, вытянулся по стойке «смирно».
— Да, капитан!
— Спускайся и возьми лопату. Мне нужны свежие глаза наверху. Ты достаточно силен, чтобы копать?
— Да, капитан.
— Хорошо. Двенадцать команд отправились рыть траншею вокруг города. Вы стремитесь не к глубине, а к широте. Не оставляйте ничего, что может сгореть.
— Не ходи туда, — приказал голос старухи. — У нас мало времени. К тому времени, когда огонь достигнет линии, все будет потеряно. Ты меня слушаешь?
Деметрий покачал головой, но вместо ясности ощущал только недосып, беспокойство и страх, дребезжащие в голове. Что-то маленькое и сильное вцепилось ему в ногу, и бедный мальчик замер.
Из темноты донесся голос капитана:
— Ты идешь ко мне, мальчик?
— Да, сэр, — ответил Деметрий. — Я имею в виду, мэм. Я имею в виду, капитан. Нога просто зацепилась… Вот так-то лучше. — Одним быстрым рывком ноги невидимое — нечто — сорвалось с места и с криком исчезло в дымном мраке. Деметрий перекинул свое тело на импровизированную лестницу и спустился на землю. Он схватил лопату и примитивный кусок дерева, который, как он предполагал, должен был служить мотыгой, и побежал к внешней стороне городской стены.
Огонь был ближе. Так же как и драка, судя по звуку. Деметрий повязал лицо платком, чтобы не было дыма, и начал копать.
Тетушка, Мот и Нод сидели на краю стены, прижавшись плечами друг к другу, покачивая головами и вздыхая.
— Ну что ж, — сказала тетушка, снова и снова прищелкивая языком, — это лучше, чем ничего.
— Не понимаю, как ты мог так подумать, — сказал Мот, громко сплюнув в темноту. — Похоже, у нас все в порядке…
— Язык, Мот.
— В любом случае, похоже, мы потерпели неудачу. Миллиарды и миллиарды дней и ночей с Большим Солнцем, восходящим и заходящим так же мирно, как и все остальное, и одним махом мы втроем разрушаем его безвозвратно.
— Дядя Мот, — укоризненно сказал Нод. — Это уже чересчур.
— Было бы прекрасно сказать это, если бы это было правдой, Нод. Но это не так. Во всяком случае, пока. Хаос внизу может принести нам некоторую пользу, так как он не придет добровольно.
— Я же говорил вам, что мы должны были поговорить с ними обоими, — сказал Мот.
— Ты никогда ничего подобного не говорил, — сказала Тетушка, шлепнув старика по затылку.
— Ну, я так думал.
Тетушка не обратила на него внимания.
— Вы двое, — сказала она, — пригнитесь и держитесь поближе к мальчику. Приближается отряд налетчиков, и мы не можем позволить себе потерять голову ни ему, ни себе. Ждите, когда начнется сражение. Когда он потеряет сознание…
— Но Тетушка, — сказал Нод, — как мы можем быть уверены, что он получит только удар по голове?
— Хорошо, — сказала она, вставая и поправляя свой сильно залатанный фартук. — Я забыла упомянуть. Принеси лопату. Убедись, что ничего не пропустишь.
ГЛАВА 41
Вайолет никогда не знала, как долго она оставалась внутри зеркала. И хотя образ этого милого ребенка, прижимающего ладони к клетке и умоляющего о спасении, будет преследовать меня до самой смерти, для нее не прошло и минуты с того момента, как она загадала желание, до того момента, как она вывалилась из зеркала в забытой комнате на восточной окраине замка и упала на пол. Ее не было тринадцать дней, и замок погрузился в траур.
И, что еще хуже, началась война.
Но она еще не знала этого.
Она знала только одно: ощущение чего-то, превращающегося в ничто, снова превращающегося во что-то. Поскольку ни ты, ни я никогда не испытывали ничего — как мы могли, ведь мы — ничто — Вайолет объяснила, что это похоже на ощущение, которое возникает во сне. Действие происходит, мир существует, но вас в нем нет. Сознающий — да; осознанный — да; но как небытие.
Ее первые ощущения в новом теле были в руках — покалывающие кончики пальцев, хрустящие костяшки. Потом моргнули веки. Выдергивание волос на коже головы. Пот на затылке. Когда она почувствовала ассоциации и слияния тела, формирующегося в безграничном пространстве, она безошибочно ощутила, как желудок внезапно втягивается в горло, а рот широко раскрывается в крике.
Вайолет падала. Быстро.
Принцесса, запутавшись в ногах, волосах и тяжелой одежде, рухнула на каменный пол.
— Фу! — вздохнула она, расправляя растопыренные руки и ноги, и, пошатываясь, встала. Но что-то было не так. Хотя она могла двигать руками, ногами, руками и ногами, каждое движение казалось ей чужим и странным — и от этой неправильности у нее кружилась голова и тошнило. Она оглядела себя, и хотя она могла пошевелить каждым пальцем ноги, каждым пальцем руки и согнуть каждое колено, она не увидела ничего, что выглядело бы хотя бы смутно знакомым: Вайолет была в чужом теле. Она подбежала к зеркалу.
Новое лицо. Янтарная кожа, которая светилась. Широко расставленные черные глаза. Черные волосы, блестящие, как масло, падали тяжелыми локонами и змеились по спине до самых колен.
Губы как бутоны роз.
Крошечные ножки в туфельках из лепестков лилий, обмакнутых в золото.
Платье из бархата, сотканное из шелка и пронизанное серебром.
Мозоли на руках исчезли, как и царапины на коленях.
Настоящая принцесса. Вайолет взвизгнула и обернулась, но ее волосы были такими тяжелыми, а ноги такими маленькими, что она быстро потеряла равновесие и упала. Она проверила длинный коридор, не смотрит ли кто. Холл был пуст. (Не показалось ли ей это странным, мои дорогие? Конечно, так и должно было быть, но этого не произошло.) И принцесса незаметно выпрямилась.
Она вернулась к зеркалу, но ее отражение длилось лишь мгновение. Изображение поплыло перед ее глазами, и появилось что-то совсем другое. Женщина — золотистые глаза, золотистая кожа, золотистые волосы — улыбалась сквозь стекло. Сквозь приоткрытые губы сверкнули алмазные зубы, острые, как ножи. Вайолет вздрогнула.
— ТЕБЕ НРАВИТСЯ, ДОРОГАЯ? — спросила золотая женщина, хотя голос, казалось, исходил не из зеркала, а из камней, пола и воздуха. Он был внутри Вайолет. Он полз и полз под ее кожей.
— Да, — горячо ответила Вайолет, бессознательно потирая руки. — Мне это нравится. Я… — Она замолчала. — Я такая, какой должна быть.
— ДА, МОЯ ДОРОГАЯ! О ДА! — Улыбка золотой женщины стала шире. Ее тонкий язычок снова и снова скользил по губам. — ТЕПЕРЬ ОБ ОПЛАТЕ.
— Конечно, — рассеянно ответила Вайолет, любуясь мягкой плотью на своих тонких руках, отмечая отсутствие мускулов и гадая, как она будет взбираться и ездить верхом со своим новым телом. «Возможно, — подумала она, — мне это и не понадобится». И в животе у нее начал образовываться узел.
— НЕ ПОКАЗЫВАЙСЯ НИ ОТЦУ, НИ КОМУ-ЛИБО ЕЩЕ. НЕ СРАЗУ, — сказала золотая женщина. — ИМ БУДЕТ ТРУДНО ПОНЯТЬ, ЧТО ПРОИЗОШЛО, И, ПОЛАГАЮ, ИМ ПОНАДОБИТСЯ МОЯ ПОМОЩЬ. А ЭТО ЗНАЧИТ, ЧТО МНЕ НУЖНА ТВОЯ ПОМОЩЬ, ДОРОГАЯ, ЧТОБЫ ОСВОБОДИТЬСЯ ОТ ЭТОГО ЗЕРКАЛА. ЗЛЫЕ ДЕМОНЫ ПОЙМАЛИ МЕНЯ ЗДЕСЬ ОЧЕНЬ ДАВНО.
Густые слезы хлынули из его золотистых глаз. Золотые губы дрожали от искусственных рыданий.
— Это ужасно, — сказала Вайолет. — Хотя на самом деле не стоит…
ИДИ В КОНЮШНЮ И ВОЗЬМИ СВОЮ ЛОШАДЬ. ПРИНЕСИ ЗЕРКАЛО. У ГОРНОГО КОРОЛЯ ЕСТЬ ПРЕДМЕТ, КОТОРЫЙ ПРИНАДЛЕЖИТ МНЕ. ОН ХРАНИЛ ЕГО ДО ТОГО ДНЯ, КОГДА ВОЗЛЮБЛЕННАЯ МОЕГО СЕРДЦА ОБЪЯВИТ СЕБЯ МОЕЙ ЗАЩИТНИЦЕЙ. ОН ЖДЕТ ТЕБЯ В ПРЕДЕЛАХ ГРАНИЦ ТВОЕЙ СТРАНЫ… ВСЕГО В ДВУХ ДНЯХ ПУТИ! ВОЗМОЖНО, ДАЖЕ НЕТ. ПРЕДСТАВЬСЯ КОРОЛЮ, ВОЗЬМИ АМУЛЕТ И ВЕРНИ ЕГО СЮДА, И ВСЕ БУДЕТ ЗАМЕЧАТЕЛЬНО.
Ложь, мои дорогие. Ниббас лгал.
— И это все? — спросила Вайолет, ее шея напряглась под тяжестью волос.
ЭТО ВСЕ.
— Ну, это просто. И я с радостью помогу. Я возьму свое зеркало… я только на минутку.
И Вайолет побежала по пустому коридору.
И если бы Ниббас был чуть менее успешен с превращением Вайолет, возможно, все пошло бы по плану. Если бы Вайолет была менее хрупкой или если бы детали ее тела не соответствовали историям, она, возможно, добралась бы до своей комнаты и до конюшни, так и оставшись незамеченной.
Но копна густых черных волос, волнами ниспадавших ей на спину (этой чертой, должен признаться, я очень гордился, когда говорил это), была отвратительно тяжелой и больно стягивала кожу головы. А ее крошечные ножки были слишком малы для ее возросшего роста, и она раскачивалась взад и вперед, не в силах полностью выпрямиться. Ее бархатное платье весило вполовину меньше, чем она сама, и с ее новой деликатностью, отсутствием мускулистой ловкости, у нее едва хватало сил ходить, не говоря уже о том, чтобы бегать, отягощенная волосами и платьем. Хотя до ее комнаты было недалеко, Вайолет была вынуждена останавливаться не менее шести раз, чтобы отдышаться и собраться с силами.
И когда она остановилась, то услышала, как плачет ее отец. Вайолет была сострадательным и любящим ребенком. Не то чтобы она намеренно не подчинилась указаниям Ниббаса. И действительно, при звуке убитого горем голоса отца для Вайолет Ниббаса больше не существовало. Как и ее новое тело, новое платье, новые волосы. В этот момент Вайолет не помнила, что выглядит по-другому.