Желтый дом. Том 2

Назад к природе

К исходу трудового года

Припоминаю я с тоской,

Что первозданная природа

Есть за чертою городской.

Что есть поля, что есть речушки,

Что есть как в сказке лес густой,

Что с петухами деревушки

Бывают за чертой за той.

Что сам я есть лишь часть природы,

Что жизнь с природою вольней.

И что все прожитые годы

Напрасно разлучался с ней.

Но все! Теперь другим я стану.

Оставлю прошлый кретинизм

И на природную нирвану

Сменяю шумный урбанизм.

Превозносить начну речушку

И на рассвете соловья.

И с петухами деревушку

Увижу, может, въяве я.

И каждой клеточкою кожи

Почувствую мирской простор.

И тратить жизнь начну... на то же,

На что и тратил до сих пор.

Притяжение города

Электричка на огромной скорости уносила МНС из Москвы. Но Москва никак не хотела кончаться и выпускать его из себя. Дома, заводы, трубы, краны, дома, стройки... И всюду портреты Ленина и Генсека. Опять Генсека. И опять Генсека. И всюду лозунги «Слава Коммунистической партии Советского Союза!», «Да здравствует коммунизм — светлое будущее всего человечества!», «Да здравствует...», «Слава...» «Выполним...», «Претворим...» Можно подумать, усмехнулся МНС, что у нас сначала делают лозунги, а уж потом к ним пристраивают дома. Самый прогрессивный метод строительства!

Соседи по скамейке затеяли игру в подкидного дурака. Предложили МНС принять участие. Он сказал, что не умеет, чем вызвал всеобщее удивление и насмешку. Чего с них взять! — сказала толстая баба. Диссиденты! И МНС попросили пересесть на другое место. На новом месте уже затевалась выпивка. Вот это я умею, подумал МНС, но вряд ли они предложат разделить компанию. А за окнами стали появляться деревья. Промелькнула речушка. И опять дома, дома, дома... Миновали кольцевую автостраду — официальную границу города. Но город продолжался как ни в чем не бывало. Сколько было решений и постановлений об ограничении города, думал МНС. Какие только планы не строили! А он все растет и растет, наплевав на планы, решения и постановления.

Наконец поезд оторвался от города. И МНС ощутил в себе и в окружающих какую-то неуловимую перемену. Как будто они вышли из некоего поля тяготения и сбросили с себя тяжелый незримый груз. Мама, мама! — закричала девочка в соседнем отделении. Смотри, корова! Живая корова!

Гимн карьере

Утверждаю и настаиваю: в мире нет ничего прекраснее и обольстительнее для людей, чем карьера. Любая карьера. Мелкая или крупная, легкая или трудная, стремительная или удручающе медленная, закономерная или случайная, чистая или грязная, заслуженная или незаслуженная — роли не играет. Лишь бы это была карьера. Лишь бы ты, оглянувшись однажды на пройденный тобою жизненный путь, мог воскликнуть с ликованием в душе: да неужто это я? Кем я был и кем стал?! Откуда я произошел и во что обратился??!!?! Все равно, повторяю, кем ты был и кем ты стал. Важно лишь ощущение разницы. Один может воскликнуть, что он был простым работягой и к тому же дурак дураком, а стал... страшно сказать!.. членом Политбюро. Ах, если бы бедная покойная мама увидала! Ах, если бы одноклассники и однокурсники увидали!! Вот вам и ябеда! Вот вам и троечник! Вот вам и стукач!! Другой может воскликнуть, что был он простым крестьянским пареньком и к тому же дурак дураком, а стал... страшно слово вымолвить!.. академиком. Ах, если бы бедная покойная мама!.. Ах, если бы одноклассники и однокурсники!.. Вот вам и бездарь! Вот вам и прохвост! Третий может воскликнуть, что был он лодырем и проходимцем, а стал... до сих пор не верится... начальником милиции. Ах, если бы мама!.. Ах, если бы одноклассники!.. Ах!.. Ах!..

Вот в мечтах о таком мгновении карьерного ликования и живет гражданин нашего общества. Если хотите знать, советский человек отличается от обезьяны вовсе не тем, что начал трудиться (с точки зрения труда он скорее ближе к обезьяне, чем дальше от нее), а тем, что возмечтал о карьере и начал делать ее в меру своих возможностей. А возможности эти поистине необъятны. Фактически каждый гражданин нашего общества может сделать карьеру, став дворником, старшим дворником, участковым милиционером, старшим бухгалтером, инструктором, инспектором, помощником, заместителем, заведующим, директором, старшиной, маршалом, министром, старшим научно-техническим сотрудником и даже доктором философских наук. И если гражданин нашего общества карьеру не делает, то это объясняется исключительно родимыми пятнами и рудиментами пережитков капитализма в нашем сознании и идеологическими диверсиями иностранных разведок. Ибо если гражданину не удается стать старшим бухгалтером, старшиной или заведующим пивным ларьком (это не так-то просто!), то не стать кандидатом или доктором философских наук при наличии отсутствия упомянутых родимых пятен и происков иностранных разведок невозможно как теоретически, так и практически.

Посещают мечты о карьерном ликовании и нашего МНС. Взгляните, например, на его благородный и одухотворенный лик вот сию минуту, когда стремительная электричка уносит его из суматошной Москвы, чтобы побыть наедине с вечной и тихой природой. О чем, по-вашему, он думает сейчас? А напишу-ка я статью, думает он, поглядывая одним глазом в окно на вечную природу, а другим — на ножки сидящей напротив молодой особы, которая знает, что у нее соблазнительные ножки, и стремится показать их как можно выше всем желающим и нежелающим. Какую статью? О Господи! Да не все ли равно! Ножки хороши ничего не скажешь. И вообще, фигура подходящая. Но мордочка... О нет! Это не для нас! Слишком вульгарная. Так значит, статью... Допустим — о противоречиях в нашем обществе. И выскажу в ней оригинальные взгляды. Какие? А не все ли равно?! Мордочка, между прочим, терпимая. А в темноте вообще сойдет. Что касается культуры — мы же не на семинаре! Интересно, куда она едет? Вот неплохо было бы, если бы... Да, взгляды... Допустим, такие. Мол общепринятое мнение, будто антагонистические противоречия в социалистическом обществе исчезают, ошибочно. Они сохраняются, но они здесь тоже подчиняются контролю Партии и Правительства, своевременно замечаются ими и преодолеваются под их присмотром и руководством. Они здесь умело и постепенно переводятся в неантагонистические. Не сами по себе превращаются, а именно переводятся под руководством. Да, эта особа явно ничего себе, и мордочка у нее довольно симпатичная. Свеженькая. Видать, с юмором. Как бы к ней подъехать?..

Статья случайно проскакивает в печать, продолжает грезить МНС. Получилось так, что редколлегия недоглядела. Эффект от статьи потрясающий. Все говорят только о ней. Сам секретарь по идеологии обращает на нее внимание. Ему завидно, конечно, что не он, первый Теоретик партии, а какой-то ничтожный МНС сделал это выдающееся открытие. Но теперь уже поздно. У него нет иного выхода — похвалить автора. Через месяц мне присуждают сразу докторскую степень и звание профессора. Через год избирают в членкоры Академии наук. В партию принимают немедленно, причем — сразу в члены, минуя кандидатский срок. Избирают делегатом на областную партконференцию, потом — на съезд партии. Глядишь, дочка у какого-либо высшего лица освободилась. Пара лет — и ты академик. Член ЦК. Вице-президент Академии наук. Пара лет — и у тебя квартира из десяти комнат и с бассейном. Машина, нет, две машины. Дача. Закрытый распределитель продуктов, причем высшей категории. Кремлевская больница. Эта особа меня явно интригует. Судя по всему, она тоже не прочь познакомиться. Но как? Предложить ей закурить, что ли?

— Хотите сигарету?

— Спасибо. Но тут, кажется, нельзя курить.

— Можно выйти в тамбур.

— Далеко едете?

— В дом отдыха в М. А вы?

- Я в К.

— Жаль. Я бы хотел познакомиться с вами поближе. Может быть, удастся встретиться?

— Может быть. Вот мой телефон в К. Запишите... Меня звать...

У меня нет телефона. Но вот мой адрес. Черканите открыточку. Будете в Москве — заходите. Буду рад...

В реальном исполнении карьера выглядит не столь блистательно и романтично, как она разыгрывалась в сознании МНС. В реальности приходится унижаться, подличать, обманывать, лицемерить, дрожать, содрогаться от отвращения, сереть от разочарования и испытывать прочие переживания, неизбежные в пути по житейской помойке. Но поверьте мне, овчинка стоит выделки, игра стоит свеч, цель оправдывает средства. Достигнув заветной высоты и отряхнув с души своей приставшие к ней в пути житейские нечистоты, вы ощутите в себе то самое карьерное ликование и воскликнете заветное «Ах, если бы мама!..», «Ах, если бы одноклассники!..», «Ах, если бы!..». Ради этого мгновения стоит жить на свете! Не случайно же сам Митрофан Лукич Полупортянцев в интимной беседе с соратниками после восемнадцатой стопочки (отмечали награждение Митрофана Лукича орденом Октябрьской Революции за заслуги в подъеме сельского хозяйства) сказал буквально следующее: «Ежели бы мине нада была пиисят лет ползти на карачках и жрать памоишные атбросы, штобы достичь мово поста, я бы и на это согласился, лишь бы».

На остановке в К. прекрасная незнакомка вышла, сверкнув на прощанье золотыми коронками и оставив в душе МНС некоторое разочарование: она оказалась, увы, парикмахершей, зашибающей в месяц раза в три больше МНС. Вернувшись на свое место и с радостью заметив, что чемодан не сперли, МНС снова погрузился в свои прекрасные мечты. А что, если этот дегенерат Секретарь по Идеологии поступит иначе: присвоит мое открытие, а меня обвинит в несуществующей ошибке?! И сгноят тогда меня в мордовских лагерях как гомосека, фарцовщика и диссидента. Или, хуже того, засадят в «Сычовку» на всю жизнь. Да и стоит ли на самом деле жить ради этого мига карьерного ликования? Не стоит. А что есть в жизни другое? Только одно: помогать другим возноситься к их карьерным идеалам. Что лучше? И то и другое хуже. Что же делать? Взорвать эту мерзость. Кажется, дело к этому идет. А что потом? Начинать всю эволюцию заново? Но будет ли ее итог лучше нашего? Нет, будет то же самое. Или вообще ничего не будет. Где же решение? Исчезнуть и унести с собой все проблемы. Разумеется, перед тем как исчезнуть, надо переспать с этой роскошной парикмахершей с золотыми коронками. Но можно исчезнуть и в качестве академика, и в качестве МНС. Можно исчезнуть на Новодевичьем кладбище и на безымянном кладбище в сотне километров от Москвы. Это не очень-то приятно далековато. А тебе-то от этого что? Не собираешься же ты после этого ездить в Москву! Нет, конечно. Но все равно неприятно. Академиком все-таки исчезать лучше. Так что садись и пиши статью. О чем? А не все ли равно?! Допустим, о том, что. Тисну ее в захудалом журнальчике. Иностранцы обратят внимание. Перепечатают. Скажут, что марксисты не все дураки, что и в марксизме прогресс наблюдается. Докторскую степень сразу присудят, в Академию наук изберут. Только бы родители до того времени дотянули. Пусть старики порадуются, что не зря надежды возлагали. А одноклассники и однокурсники! Сдохнут от зависти. А что будет твориться со Смирнящевым и Субботичем! Эх, и покажу я тогда этим подонкам, где раки зимуют!!

Природа

Для нас природа с неких пор —

Изрытый, захламленный двор,

Дурные кошки на помойке,

И за забором вечно стройки.

Приходит отпуск заслуженный,

Мы, наши дети, даже жены, —

Все рвемся с города удрать,

Природы чуточку урвать.

Но мы и тут, их в Бога мать,

Лепимся, где есть что пожрать.

А глянь на карту! О-ля-ля!

Обширна русская земля.

Не говоря уж про Европу

И прочих наших эфиопов.

Но для кого это — природа?

Начальству — да, но не народу.

Дом отдыха

Места и средства отдыха у нас, как и все остальное, можно расположить по рангам, начиная с таких, которыми пользуются самые низкопоставленные граждане по путевкам со скидкой или по бесплатным путевкам, и кончая такими, которыми также бесплатно пользуются самые высокопоставленные лица государства. Описать различие между ними обычными словами невозможно. Если вам показать сначала одни, а затем — другие и если вы даже никогда до этого не выражались неприличными словами, вы все равно никаких иных слов не найдете.

И все же даже самые захудалые дома отдыха имеют свою неоспоримую прелесть. Очень многие граждане мыслят себе будущее коммунистическое общество именно в виде дома отдыха, растянутого на всю планету и на всю жизнь. Рядовой труженик нашего развитого социалистического общества, попав в адекватный его положению в обществе (а иногда — чуточку выше) дом отдыха, чувствует себя почти что в раю. Он вырвался из опостылевшей среды своего учреждения и из домашней нервотрепки. Он на природе, дышит чистым воздухом и не слышит грохота машин. Он на всем готовом. Никуда не нужно спешить. Можно вволю отоспаться. Поболтать досыта. Пофлиртовать. Выпить. Здесь нет никаких производственных склок и интриг. Здесь не нужно делать карьеру и подкладывать свинью ближнему. Здесь можно быть великодушным и благородным. Здесь не играет роли, член партии ты или беспартийный, женат или холост, живешь в отдельной квартире или в коммуналке. Здесь все равны. Все добры и внимательны друг к другу. А главное — природа. Увидев поразительную красоту своей родной природы, люди застывают в изумлении. О Боже, кричат они в один голос, зачем мы там томимся в духоте, тесноте и злобе, когда тут такая красота! Ради чего мы жертвуем там этой красотой! До чего же ничтожны в сравнении с этой красотой все наши тамошние тревоги и хлопоты!

На станции отдыхающих ждал специальный автобус. И через двадцать минут они уже въезжали под арку ворот, зачем-то выстроенных перед территорией дома отдыха. На арке золотыми буквами были выписаны выдержки из речи Генсека: «Мы непременно добьемся того, чтобы отдых у нас стал не только правом, но и священным долгом каждого трудящегося!» Автобус остановился перед зданием с маниакальными колоннами сталинских времен. Сыпля веселыми шутками и остротами и толкая друг друга чемоданами, новоприбывшие отдыхающие выбрались наружу. Целая свора фантастического вида дворняг встретила их радостным визгом и вилянием хвостов. Ну вот мы наконец-то на природе! — сказала средних лет женщина с нервным и изможденным лицом, обращаясь почему-то к МНС. Не правда ли здесь очень даже мило!

МНС собрался было согласиться с тем, что здесь действительно очень мило, но не успел: перед самым его носом что-то очень тяжелое грохнулось о ступени главного входа и разлетелось на мелкие кусочки. Поберегись!! — завопил кто-то с некоторым опозданием. Опасливо поглядывая наверх, вновь прибывшие проскочили в вестибюль центрального корпуса, где их должны были распределить по палатам и зарегистрировать в особых книгах прибытия-убытия отдыхающих.

Центральный корпус

Центральный корпус дома отдыха был знаменит на всю область скульптурной группой «Социалистическая семья», которая состояла из голой бабы и голого мужика, подымавших ввысь голого младенца. Замысел скульптора и начальства был благородный: предостеречь отдыхающих от разврата, напоминая им о здоровой соцсемье, временно оставленной ради здорового отдыха. Но поскольку все члены соцсемьи были изваяны с могучими половыми органами, скульптурная группа явно способствовала процветанию разврата. Даже младенцу скульптор придал член, которому завидовали самые выдающиеся бабники из отдыхающих. Воплотился замысел не в вечных материалах — в мраморе или бронзе, — а в кратковременной смеси глины, цемента, досок, проволоки и битого кирпича. И после первого же дождя скульптура стала разрушаться. Куски ее падали на головы отдыхающих и обслуживающего персонала. Сначала с грохотом осколочной бомбы шлепнулась левая грудь матери семейства. Осколком выбило глаз у вице-президента Академии наук одного отдаленного национального округа с очень длинным названием. Потом отвалился член у младенца, и он стал похож на ангелочка эпохи Возрождения. На сей раз обошлось без жертв, если не считать уборщицу, которой явно повезло: пенсия по инвалидности оказалась больше, чем пенсия по старости. Дольше всех держался член у главы семейства. Но и он не выдержал. Падая, он зацепился за железные утья, торчащие из фронтона, и повис над входом. Зацепился прочно, но казалось, что вот-вот сорвется. И отдыхаюшие не входили в корпус и выходили из него, а стремительно влетали и вылетали, благодаря судьбу за то, то избежали смертельной опасности. Ветер раскачивал отпавший кусок скульптурной группы, вызывая пошлые насмешки у наиболее интеллигентной части отдыхающих, главным образом — у остряков без ученых степеней и званий, которых в центральный корпус не пускали.

По крайней мере раз в год скульптурную группу приходилось реставрировать. Скульптору-реставратору платили не за эстетическое качество произведения, а по весу — по сто рублей за килограмм скульптуры (по расценкам МОСХа). Потому он с каждым годом увеличивал размеры и удельный вес реставрируемых частей. В тот момент, когда МНС прибыл в дом отдыха, у скульптурной матери семейства отвалилась задняя часть тела весом по крайней мере в... пятьдесят тысяч рублей. Мне крупно повезло, подумал МНС. Если бы я погиб, в институте подавились бы от смеха, узнав причину гибели.

Палата

Дом отдыха, куда попал МНС, был не очень высокого ранга, но далеко не самый худший. В нем были палаты на шесть отдыхающих, на четырех, на двух и даже на одного. Лица администрации, распределявшие отдыхающих по палатам, безошибочно устанавливали их социальный статус и помещали их именно туда, куда следует. Если и возникали недоразумения, то они быстро разрешались. Например, в палату на шестерых однажды поместили кандидатшу наук. Так она устроила такой хай, что было слышно в соседних деревнях. И в порядке компенсации за понесенный моральный ущерб кандидатшу поместили в одиночную палату, куда помещали только докторов наук и чинов администрации институтов. Мельком взглянув на бороду МНС и заношенные штаны, администратор определила его в самую скверную палату на шестерых, которая тут называлась «молодежной». Слово «молодежная» при этом произносилось с подленьким смешком: «хи-хи-хи-э-э-так-сказать-молодеж-ная-хи-хи-хи».

В «молодежную-хи-хи-хи» палату помимо МНС поместили шестидесятилетнего сотрудника редакции академического журнала, лысого инженера из экономического института, которому было явно под пятьдесят, неопределенного возраста рабочего из технического института и двух молодых парней, которые о своей профессии и месте работы многозначительно помалкивали. Рабочий с ходу выложил о себе все, что ему было известно. Он — универсал, выполняет в институте самые разнообразные функции, начиная от изготовления хитроумных «хреновин» для тончайших приборов и кончая деликатными личными услугами начальству. Последние он предпочитает, так как они начинаются, сопровождаются и кончаются даровой выпивкой. Прибыл Универсал в дом отдыха пьяным и не просыхал до отъезда. При всем при том он оказался большим любителем поговорить о политике. Слово «мудак» среди слов, которые он употреблял в отношении руководителей Партии и Правительства, было самым безобидным. Молодые парни (Студенты) были сверх всякой меры набиты скабрезными и политическими анекдотами. Нецензурные выражения они употребляли чаще, чем обычные слова. С первой же минуты они стали обращаться к обитателям палаты на «ты».

После того как распределили койки и познакомились, Универсал предложил отметить начало совместной жизни выпивкой и поставил на стол пол-литра спирта, отпущенного ему на работе для технических целей. Студенты выставили пару бутылок «красного». Не остались в долгу и остальные.

Гимн русской природе

И все-таки нет ничего прекраснее русской природы! Я никогда не был на Ниагаре, на Бермудских и Канарских островах, на Ривьере, в Дубровнике, в Калифорнии, на Таити, на Цейлоне... И все-таки готов пари держать, что они все вместе ничто в сравнении с нашей чудной русской природой. Если, конечно, солнышко светит. Обычно-то дождь или снег мокрый, слякоть, грязь под ногами, ветер холодный, небо серое и унылое... Одним словом, тоска зеленая. Но если солнце, то и спорить нечего. Конечно, под ноги надо смотреть в оба. Консервные банки, битые бутылки... У нас недавно один сотрудник налетел, полгода в реанимации провалялся. Я говорю, под ноги смотрите! Что вы в небо пялитесь?! Солнца не видали, что ли?! В кучу вляпались? Ай-яй-яй! Я же предупреждал!

После танцев МНС прихватил ту самую даму, которая прибытии пришла в восторг от красот русской природы, и двинулся с нею на эту самую природу. Моросил противный дождь, а под ногами еще ощущались последствия поздней весны. Отойдя на достаточное расстояние от дома отдыха, они молча положили один плащ на сырую землю, накрылись другим и предались величайшему чуду природы. И... Вот сволочи, воскликнула вдруг она. Всю окрестность уже успели загадить, мерзавцы! И они опустились с небес чистой любви на грешную, обосранную Землю.

...О русская природа, где ты?!!

Палатный треп

Неотъемлемая составная часть отдыха советского человека (наряду с выпивкой, конечно, и... сами понимаете) — разговоры, разговоры и разговоры. Разговоры обо всем на свете. Разговоры в любое время дня и ночи. Разговоры по всякому поводу. Разговоры без всякого повода. Если бы кто-нибудь записал все то, что было сказано отдыхающими только одного заезда, он был бы потрясен диапазоном тематики разговоров и содержанием суждений самых заурядных, казалось бы, людишек. Он получил бы исчерпывающе полную картину жизни нашего общества. Картину страшную и смешную, уныло-серую и полную драматизма, пустую и полную высокого смысла. И ни одной мало-мальски значительной проблемы, которую так или иначе не затронули бы неутомимые говорильщики отдыхающие! Даже самые отъявленные молчуны, попав в дом отдыха, выговариваются на год вперед с первым, случайно подвернувшимся собеседником. Не ищите в этих разговорах только одного: систематичности и логической последовательности. Но ведь тут это и не нужно. Тут говорят не во имя высокой науки или святой правды, а лишь бы поговорить и в лучшем случае — лишь бы очистить душу.

— Приехал американский журналист на БАМ. Как там живут, сами знаете. Грязь, клопы, тараканы, сырость и все такое прочее. Поселите гостя, приказывает начальство, в приличное помещение. Нет у нас такого, отвечают. Ладно, говорит начальство, черт с ним, пускай клевещет.

— И все-таки я с вами согласиться не могу. Опасаться за достижения мировой культуры нечего. Наши господствующие классы их сохранят. Для себя, конечно, а не для народа. Они заведут для себя привилегированные учебные заведения, в которых будут давать своим детям первоклассное образование. Особые библиотеки, фильмотеки, картинные галереи. Заведут даже секретные науки для себя, где будут говорить с полной откровенностью.

— А что такое народ? Инженеры, учителя, врачи, научные работники... Вы думаете, они стерпят? К тому же если господа что-то будут позволять себе, это будет просачиваться и вниз. Нет, есть только один способ лишить население доступа к достижениям мировой культуры, которые опасны для строя: ликвидировать эти достижения и не пользоваться ими самим.

— Я склоняюсь к вашей точке зрения. Надо учесть еще, как складываются наши господствующие классы, каковы они по своему социальному типу. Вероятнее всего, что наши господа будут развивать для себя бездуховную культуру — секс, жратву, танцы, спорт.

— А каково ваше мнение?

— Скорее всего, будет смесь. Помесь футбола с балетом, разврата с морализацией, литературы с пропагандой. Будет всего понемногу, причем в зависимости от места в иерархии.

— Верно! Мы просто не способны выдержать чистые линии. Мы халтурщики по натуре. Будут ублюдочные формы во всем.

— Вы знаете, каково сейчас соотношение доллара, фунта и рубля? За фунт рублей один доллар.

— А у этой вашей дамочки фигурка ничего. Старовата, правда. Но сейчас старушки в моде у молодых людей. Чем это объясняется?

— Скорее всего, чисто потребительским подходом к жизни. О молодых заботиться надо, а старые сами содержать могут.

— У нее зарплата всего семьдесят. Муж бросил. Она несчастная женщина.

— Все теперь несчастные. Воспоминания Брежнева издали на немецком языке. Знаете, как перевели название? «Майн кампф». Ха-ха-ха!

— Как вы думаете, скоро его скинут? Что-то долго засиделся.

— А он неплохой мужик. Дай Бог, чтоб подольше посидел.

— А я разве говорю, что плохой? Только все говорит о том, что пора.

— Армянское радио спрашивает: чем отличается Генсек от гомосека? Отвечаем...

— Давайте, братцы, спать.

— Так чем же все-таки?

Компания

Очень скоро отдыхающие разбиваются на более или менее устойчивые группы — компании. Члены таких компаний обычно вместе ходят на прогулки, вместе выпивают, даже на танцах и в кино держатся поближе друг к другу. Удивительно, что по числу членов такие компании примерно одинаковы (обычно от шести до десяти человек). В одну такую компанию попал и МНС. Кроме него в нее вошли Старик, Инженер, Универсал, новая знакомая МНС (Дамочка), молодящийся доктор наук из корпуса, женщины, с которыми «проводили время» Инженер и Универсал, и пара ничьих «девиц», знающих наизусть всю самиздатовскую и тамиздатовскую литературу.

Дамочка всячески демонстрировала свою связь с МНС. Это его очень тяготило. Он предпочел бы одну из Девиц, но было уже поздно. Ладно, думал он, дотерплю как-нибудь. А в Москве никаких амуров. И вообще, от таких старых стервоз надо держаться подальше. Тяга опытных мужиков к молоденьким девочкам, надо полагать, не случайна. Они еще надеются воспитать их в удобном для себя духе. Только я что-то не знаю ни одного такого случая, чтобы эти надежды сбылись.

Заводилой в компании сначала был Инженер. Потом к компании присоединился молодой кандидат наук из первого корпуса и перехватил инициативу. Инженеру это не понравилось. Он стал вовсю изощряться, чтобы удержать лидерство. И естественно, добился обратного. Бесконфликтное общество, думал по этому поводу МНС, невозможно даже в самых идеальных условиях и даже в случае, когда люди объединяются в группы на совершенно добровольных началах. Кстати, женятся люди теперь добровольно и вроде бы по любви, а много ли у нас счастливых семей? Неантагонистические противоречия — сказки для слабоумных. Вон та, например, беззубая докторица наук и обезьяна членкорица из первого корпуса ненавидят друг друга не меньше, чем капиталисты и рабочие или помещики и крепостные. А между тем они целые дни проводят в одной компании.

Хотя лидером компании был Кандидат, а иногда Инженер, душой ее был все-таки Универсал. Он отдавал себя компании целиком и полностью, не требуя взамен абсолютно ничего. И даже внимания. К Кандидату прислушивались с интересом и уважением. Над Универсалом подшучивали все кому не лень. Но его любили. Без него не могло состояться ни одно групповое мероприятие. МНС как-то не замечали. И это его устраивало вполне, так как он не любил привлекать к себе внимания. Если у него появлялись значащие идеи, он их «продавал» Инженеру или Кандидату. И лишь после этого они становились достоянием масс. Это бесило Дамочку. Ее обуревало тщеславие.

Борьба мотивов

МНС извлек из чемодана две папки — пухлую и тощую. В пухлой — «научный труд» обезумевшей от тщеславия и преданности партии суки Тваржинской. В тощей — «художественное произведение» поумневшего от тщеславия и циничной готовности продать любую партию маразматика Петина. На папке так и было написано красным карандашом: «Сталин. Художественное произведение». С чего начинать «редактирование» этой мрази? Петин — директор института и академик, а Тваржинская — лишь заведующая отделом в институте и кандидат в членкоры. Очевидно, начинить надо с Петина. Но по степени вредности Тваржинская превосходит теперь Петина, а ее «научный труд» на каждой странице содержит ссылку на товарища Брежнева. Так что вне всякого сомнения, начинать надо с нее. Где выход? Начни сразу с обоих, шепнул внутренний голос с легкой усмешкой, перемешай эти бумажонки, снабди дурацкими комментариями. Вот книжечка получится! Соблазнительно, подумал в ответ МНС. А что после этого со мной будет? Если они объединятся в намерении наказать меня, знаешь, что от меня останется? В таком случае, сказал внутренний голос, делай их одновременно, но поочередно. А начни с суки Тваржинской: она же все-таки дама!

Из книги Тваржинской

В Программе КПСС сказано: полный коммунизм есть бесклассовый общественный строй с единой общенародной собственностью на средства производства, полным социальным равенством всех членов общества, где вместе с всесторонним развитием людей вырастут и производительные силы на основе постоянно развивающейся науки и техники, все источники общественного богатства польются полным потоком и осуществится великий принцип «от каждого — по способностям, каждому — по потребностям». Коммунизм — это высокоорганизованное общество свободных и сознательных тружеников, в котором утвердится общественное самоуправление, труд на благо общества станет для всех первой жизненной потребностью, осознанной необходимостью, способности каждого будут применяться с наибольшей пользой для народа».

Сталин

Потом МНС достал петинские бумажки, посмотрел их и выбросил в мусорную корзину. И этот кретин хочет воссоздать психологический облик Сталина! — подумал он. Сколько таких «писателей» появилось в последнее время! А между тем никакой особой проблемы Сталина нет. Есть лишь проблема сталинизма. А так называемый психологический портрет Сталина может быть более или менее удачным литературным приемом в описании сталинизма. А с этой точки зрения правильное решение может быть только одно: показать, что люди, подобные Сталину, являются на самом деле не творцами истории, а лишь ее тварями. Ну что же, попробуем сделать это. И МНС начал писать.

Сцена первая. Время действия — перед Первой мировой войной.

Место действия — заграница. Комната....

Письмо к Ней

Природа тут — сплошная благодать,

Но мне приходится сдыхать от скуки,

Чужие книжки пошлые листать,

Ища цитаты полоумной суке.

Какое небо! И какая даль!

Какие тут рассветы и закаты!

И как бывает нестерпимо жаль,

Что жизнь — одни потери и утраты.

Воспоминания Ильича

Первая достопримечательность дома отдыха, с которой знакомились отдыхающие, — основательно полоумный и еще более основательно пьяный истопник и он же по совместительству сторож, за поразительное сходство с нынешним вождем и в знак уважения к последнему прозванный Ильичом. Ильич носит медаль «За победу над Германией», хотя в войне никакого участия не принимал, и медаль «За трудовую доблесть», которой его наградили совершенно случайно в связи с юбилеем Академии наук. Но знаменит Ильич воспоминаниями о своей роли в войне и в последовавшем за нею периоде построения развитого социализма. В манере говорить Ильич подражает своему великому двойнику. Получается это у него иногда довольно смешно; за это его частенько угощают выпивкой. Прослушав несколько воспоминаний Ильича, МНС высказал предположение, что тот треплется по чьим-то чужим сценариям. Инженер сказал, что Они вообще треплются по чужим сценариям, и предложил сочинить для Ильича еще пару новелл.

Это я после ухода на пенсию уехал сюда в глушь, начинает Ильич свой цикл воспоминаний, отработанный на прошлых заездах. Я мог бы, конечно, и так отдыхать. Заслужил! Но я привык работать. Помогаю вот тут немного по хозяйству. А раньше я был на ответственной партийной и государственной работе. Если хотите, могу рассказать. Только для этого, сами понимаете, надо слегка размочить язык. И челюсть без этого плохо движется. Что с ней? На фронте осколком разбило. Вот тут видите шрам? Не видите? Значит, заросло. Когда побреюсь, хорошо видно. Приходите завтра утром, покажу.

На руководящей партийно-государственной работе я с первого курса ветеринарного техникума. Был профоргом. Собирал взносы и распределял путевки. Думаете, эта работа — шаляй-валяй? Глубоко ошибаетесь, уважаемые. Вот, к примеру, вы выйдете с Белорусского вокзала в Москве. Налево — киоск с газированной водой. Копеечное вроде дело. А продавщица на этом копеечном деле, если хотите знать, кооперативную квартиру и дачку себе отгрохала. А профсоюзные взносы побольше цены стакана газировки. Жил неплохо. Пару раз в неделю, как минимум, сиживал в забегаловке. Костюм новый купил. Гармонь. Потом меня, к сожалению, повысили — выбрали в центральный профком. И в партию пришлось вступать, тут уж ничего не поделаешь. Пришлось временно сократиться с выпивкой. А то я как, бывало, выпью, так хоть немедля в тюрьму сажай за антисоветские разговорчики. Почему меня все-таки не посадили? Так ведь не всех сажали. И выкручиваться научился. Чуть чего — говорил, что речи эти по специальному заданию произносил. Чтобы выяснить замаскировавшихся. И Сталин ведь не дурак был. Он ценных работников уважал и берег. Сажал он, между прочим, в основном таких, без которых обойтись можно было. Факт, не погибли же из-за этих репрессий! Даже наоборот! Гляди, как окрепли!

Библиотека

Библиотека дома отдыха заслуживает особого внимания. Она образовалась частью из пожертвований местных академиков, частью — из остатков библиотек репрессированных ученых (лучшие книги из этих библиотек растащили сотрудники Органов и доносчики — друзья репрессированных), частью — из отчислений месткомовских библиотек и научных кабинетов институтов, частью — из пожертвований самих отдыхающих. Книжный фонд библиотеки разделяется на три части. В первую входят книги общего пользования, во вторую — такие, которые рядовым отдыхающим можно получить только по большому блату, в третью — «секретные», которые разрешено выдавать только обитателям однокоечных палат первого корпуса. МНС понравился библиотекарше, и она разрешила осмотреть ему «секретную» часть. Чего тут только не было! Бердяев, Розанов, Лосский, Шестов, Мережковский, Булгаков... Книги периода революции и Гражданской войны, двадцатых годов... По меньшей мере половину таких книг теперь отбирают при обысках у диссидентов как антисоветскую литературу. МНС сказал библиотекарше, что такие сокровища опасно хранить в этой комнатушке. Она удивилась, сказала, что он — первый за все время ее работы здесь, заинтересовавшийся этим «старым хламом». Отдыхающие предпочитают «Анжелику». Вот и сейчас на нее выстроилась очередь. Читают группами, по ночам. Ее это удивляет тоже, так как книжка довольно пошловатая, а ученые вроде народ серьезный.

Старик взял в библиотеке учебник «Основы марксизма-ленинизма». Это событие стало предметом насмешек не только «молодежной-хи-хи-хи» палаты, но и всего дома отдыха. Даже собаки стали выделять Старика из прочих и облаивать его с маниакальной настойчивостью и удвоенной силой. Вот сволочи! — сказал Старик. В кои веки человек собрался повысить свой идейно-политический уровень а они того гляди без штанов оставят. Могу представить, что бы они сделали с авторами учебника. А с самими основателями учения?! Кстати, почему тут нет ни одной мемориальной доски? Здесь же не очень далеко до ленинских мест. Не может быть, чтоб он не забрел сюда и не изрек пару банальностей местным жителям.

Жалобы старой бабы

Мы не верим близким людям. Нас убивает их равнодушие. Мы очищаемся, изливая свою душу случайным знакомым и попутчикам.

— Я с мужем прожила почти двадцать лет, — говорит МНС его спутница. — Отдала семье все. Жила только интересами мужа и сына. У меня даже белья нижнего приличного никогда не было. Все им. Вот эти тряпки, что на мне, — лучшее, что я нажила за эти годы. И конфликтов вроде особых не было — я уступала ему во всем. Еще бы! Выдающийся ученый! Талант! Гений! И вот этот «гений», как только сыну исполнилось восемнадцать, вышел «прогуляться» и... не вернулся! Позвонил, сказал, что ушел к другой женщине, которую давно любил, что все имущество оставляет мне. Какое имущество?! Ты бы только посмотрел! Все вместе пары сотен не стоит. А кому я нужна теперь такая? Я же не работала, домом занималась. Теперь мне надо на пенсию зарабатывать. А кто я? У меня же нет профессии. Семьдесят—восемьдесят рублей. Проживи попробуй! Но главное — не в этом. Одиночество! Ты представить себе не можешь, что это такое. Поверишь ли, по три сеанса сижу иногда в кино. А он и его поклонники сына настроили против меня. Будем квартиру делить. Сыну отдельную квартиру. Мне — комнатушку в коммуналке. А за что, спрашивается? Какое я совершила преступление? То, что безраздельно верила человеку, любила, была преданна и верна? Знаешь, я по натуре не злой человек. Но иногда приходит острое желание, чтобы ему стало плохо. Не верю я больше в то, что он — крупный ученый. Настоящий ученый не мог бы так поступить. Он — шарлатан. И я хочу, чтобы все это увидели.

— Не надо так, — говорит МНС. — Если он — шарлатан, все равно это всем хорошо известно. А что от этого изменится? Если хочешь ему отомстить, избери другой путь. Возьми себя в руки. Ты еще не старая. И очень привлекательная. Займись собой. Обрети уверенность в себе, жизнерадостность. Займись каким-нибудь творческим делом, например живописью, стихами. Кто знает, может быть, в тебе дремлет большой поэт. Заимей богатого любовника. Думаю, что эта проблема разрешима. Пусть он дарит тебе модные вещи.

— Спасибо тебе за все, — говорит она. — Ты добрый. Я рада, что встретила тебя. Мне стыдно за вчерашнее. Прости, я не буду больше так.

Палатный треп

— Наша экономика все же имеет неоспоримые преимущества перед буржуазной. Например — планирование.

— Не смешите меня. Я-то знаю, что такое наше планирование.

— Но оно же есть?

— Оно есть, но совсем не в том смысле, как вы думаете. А в том смысле, в каком вы думаете, его у нас нет и в принципе быть не может. По этой причине, между прочим, у нас ученые никогда не будут во главе государства. И слава Богу!

— Не понимаю!

— Сейчас поймете. Я вам процитирую точные и в высшей степени конкретные установки общегосударственного планирования и для нашей отрасли, и вы сразу поймете. Основным путем, говорится во-первых, подъема советской экономики является последовательное совершенствование управления и планирования в соответствии с решениями таких-то пленумов ЦК и съездов КПСС. Новая система планирования предполагает дальнейшее совершенствование планирования... Продолжать? Не надо? Все-таки приведу еще цитатку. В основе государственного руководства социалистическим народным хозяйством лежат ленинские принципы планирования... А вот вам техническое задание, которое спустили нам на проектирование отраслевой функциональной подсистемы и т.д. Обратите внимание, словечко-то какое! Прямо-таки кибернетика. А мы, между прочим теперь без нее ни на шаг. У нас свой вычислительный центр и все, что с этим связано. Жуть! Но вот вам требование к нашей функциональной подсистеме. Использовать основные положения марксистско-ленинской теории расширенного воспроизводства и объективных законов экономического развития. Вы можете мне объяснить, что такое — положения объективных законов экономического развития? Нет? У нас тоже никто этого не знает. Использовать, далее решения Партии и Правительства по вопросам планового руководства. Использовать цели развития отрасли, вытекающие из социально-экономической концепции развития. Что это такое? А вы спросите Их. И так далее в таком же духе.

— Но это же не все!

— Конечно. В соответствии с такими точными установками мы создаем детальнейшие планы вплоть до вилок, ложек и пуговиц для брюк. В десяти томах. Наши тома вливаются в общий поток. И все это — с использованием машин, конечно.

— Вот видите, делается же что-то!

— Хорошо. Постараюсь пояснить на пальцах. Планирование у нас есть, но оно, если можно так выразиться, общеполитическое. Какие отрасли развивать, куда больше вложить средств и т.д. А для этого безразличны точные показатели. Например, характеризуется бюджет цифрой X или цифрой У, роли не играет. Членам Политбюро цифры сами по себе ничего не говорят. Им важны относительные величины. Проценты. Решения высших властей облекаются затем в конкретные «планы». Вот это (что вы считаете планом) уже будет настоящей липой. Говорю как специалист, ибо сам участвовал в изготовлении таких лип. Не скажу, что она совсем бессмысленна. Она дает некие психологические опоры, ориентацию, базу для бюрократической деятельности. В реальности люди живут и делают свои дела. То, что они делают, подгоняется под «план» (то есть под липу). Конечно, чтобы было некоторое «перевыполнение». Много — не поверят. Если недовыполнение — погорят премиальные, прогрессивка. Это вам хорошо известно. А «научное» (точное) планирование у нас вообще невозможно. И не нужно. Если у нас это заведут, мы подохнем с голоду. И жить будем как в казарме или в концлагере. Нет уж, пусть лучше липа, чем настоящее планирование. Если хотите знать, настоящее (строгое, точное) планирование есть вообще идея буржуазной экономики, а не нашей. Идея нашей — политическое руководство экономикой.

— Но не все же у нас так плохо!

— А я разве говорю, что плохо? Я как раз наоборот — говорю, что было бы очень плохо, если бы мы жили строго по заранее намеченным и «научно обоснованным» планам. А у нас, к счастью, плохо, но не очень. И довольно комично.

— Но ведь это политическое руководство экономикой без точного расчета может кончиться крахом!

— Ни в коем случае. Наша реальность сопротивляется и делает по-своему. Вот если бы был точный расчет, тогда... Послушайте, часто ли вам приходилось сталкиваться со случаями, когда дело делалось точно в срок и в том виде, как планировалось?! Так если вы хотите знать, как с этим обстоит дело в масштабах страны, возведите это в миллионную степень.

О марксистской философии

— Вот возьмем, например, эту книжку, — говорит Старик. — Год издания семьдесят восьмой. Так сказать, новейшее слово науки. В самом начале читаем: «Марксистская философия представляет собою стройную систему взглядов...» Допустим, так. Смотрим дальше. В мире, пишет автор, «все его предметы и явления либо материальны, либо идеальны, духовны». Обратите внимание: либо то, либо другое. А через страницу говорится: «В мире... нет ничего, кроме движущейся материи». Как это понять? Где же стройность? Извините, но это — элементарная логическая безграмотность. Идем дальше. Вот автор поясняет слово «метод». Это — путь достижения цели, приемы решения задач. Далее автор говорит о материалистической диалектике как о методе, применимом во всех без исключения областях природы, общества и мышления. И буквально через несколько строк от понимания диалектического метода как совокупности приемов не остается ничего. Оказывается, это — некое учение о мире. Пойдем дальше. Вот здесь написано: «Общее свойство всех (заметьте, всех!) предметов и явлений — быть объективной реальностью, существовать вне нашего сознания и отражаться им — и выражает философское понятие, или категория, «материя». Ладно, наплевать, как называется. Но ведь даже неискушенному в логике человеку очевидно что тут — противоречие. Само сознание разве существует вне этого сознания? Если нет, то, значит, это (существовать вне сознания) не есть общее свойство всех предметов и явлений. Не так ли? Продолжим. Движение, говорится в книге, абсолютно, а покой относителен. Тело покоится лишь по отношению к другому телу. Но в этом смысле и движение относительно, это тоже входит в сами определения понятий, касающихся движения. Вечность и бесконечность материи, говорится в книге, обусловливает вечность времени и бесконечность пространства. Но это — тавтология или бессмыслица. А это прямо-таки комично. Всей материи, говорится в книге, присуща способность перестраиваться под воздействием извне. Значит, еще есть что-то вне материи? И в таком духе написана вся книга. Что это, дефекты данного автора?

— Нет, это — общая принципиальная картина.

— И как же вы ее оцениваете как специалист?

— Как идиотизм, возведенный в ранг государственной идеологии.

— И что же, это нельзя исправить и улучшить?

— Нет. Это абсолютно невозможно.

— Почему?

— В силу принципа «горбатого могила исправит» прежде всего. А затем — в силу социальных причин: не позволят. Да и зачем улучшать? Выкиньте эту муть на помойку, и дело с концом.

— Я, может быть, выкину. А вот миллионы других людей из поколения в поколение вынуждены на это тратить силы и уродовать свои мозги.

— Если это они терпят, значит, они того стоят.

— Но если вы понимаете, чего стоит вся эта «вершина вершин», «стройная система» и т.п., почему бы вам не раскритиковать это все как следует?

— Бесперспективно. Критиковать марксизм — все равно что ругаться с глупыми бабами в коммунальной квартире или в длинной очереди. Обольют помоями, и все. Логика и разум бессильны против кретинов, циников, невежд, подонков и прочей нечисти.

— Ого! Как вы их! Видать, и у вас эта муть сидит в печенках!

— Что вы! Просто я сам из этой шайки!

Из воспоминаний Ильича

К началу войны я был первым заместителем командующего свиносовхозом по поллитрической части. Совхоз оказался в прифронтовой полосе, и его было решено эвакуировать на Урал. Я — рапорт самому Сталину: прошу, мол, отправить меня на фронт. Сталин ни в какую. Говорит, ты в тылу нужен, поскольку тыл теперь тоже фронт, и может быть, опаснее, чем на фронте. Мудрый был руководитель, хотя и допускал отдельные отклонения. У нас совхозе действительно было не менее опасно, чем на фронте. Свиней кормить было нечем. И они кидались на нас как тигры. Особенно на политработников. Парторга одной фермы на моих глазах разорвали в клочья. Пришлось его вдове писать, что он пропал без вести. Но мы, коммунисты, скроены из твердого материала. Мы этим свиньям показали... В общем, Сталин в конце концов подписал приказ об отправке меня на фронт. Свиней все равно больше не осталось. А на фронте дела, сами понимаете. Враг блокировал Ленинград и устремился к Сталинграду. Вся надежда теперь на тебя, сказал Сталин. И, повернувшись к Жукову, Коневу, Рокоссовскому и всем остальным, которые стояли по стойке «смирно», Сталин сказал, указав на меня трубкой: «Вот у кого учиться надо. Он вам всем нос утрет!»

Из книги Тваржинской

«...Социализм, — указывал Ленин, — неизбежно должен постепенно перерасти в коммунизм». В этой короткой формулировке выражены некоторые основные особенности процесса перехода от социализма к коммунизму. Во-первых, это процесс объективный. В силу внутренних закономерностей социалистический строй, развиваясь, неизбежно превращается в коммунистический. Во-вторых, это процесс постепенный, в том смысле, что он происходит путем совершенствования и развития, а не ломки или отмены основных принципов и установлений социализма.

Особенность процесса перехода от социализма к коммунизму в том, что при условии правильной политики партии и государства он совершается без столкновений и конфликтов между классами или социальными прослойками, на основе их укрепляющегося сотрудничества и единства.

Строительство коммунизма происходит в условиях, когда эксплуататорские классы ликвидированы, когда все классы и социальные прослойки общества едины, кровно заинтересованы в победе коммунизма и сознательно добиваются ее. Это неизбежно влияет на методы деятельности государства и партии. Коммунистическое общество созидается самыми демократическими методами, в условиях всестороннего развертывания и совершенствования социалистической демократии во всех областях жизни общества, роста активности и самодеятельности широких народных масс.

Сталин

Время действия — перед мировой войной, место действия — заграница. Комната Ленина и Крупской. Кроме них присутствует Сталин. Сталин сидит у стола, в сапогах, курит трубку. Ленин бегает по комнате, жестикулирует, ругается. Крупская каждый раз морщится, говорит: «Володя, нельзя же так грубо!» Сталин каждый раз вынимает трубку изо рта и говорит: «В нашем мужском деле без грубостей нельзя!» Ленин каждый раз замирает на месте, поворачивается на каблуках на сто восемьдесят градусов и говорит: «Вот именно, дорогой товарищ! Революцию в белых перчатках не делают! Полностью с вами согласен, уважаемый... Простите, как ваше имя-отчество?..» Крупская смотрит в окно на хорошо одетых прохожих, на богатые витрины магазинов и прочие прелести западного образа жизни.

Крупская. Это поразительно! Целый час гляжу, и ни одного пьяного, никаких грубостей и непристойностей. Порядок. Володя, ты не прав. Не будут они тут никакую революцию делать. Она им тут совсем ни к чему. Они и без революции живут припеваючи. Революция нужна России, и начнется она именно там.

Ленин. Надюша, сколько раз я просил тебя не лезть в политику! Не женского ума это дело. Пока пролетариат Западной Европы не подымется на социалистическую революцию, русский мужик и пальцем не шевельнет. Именно мужик! Много ли у нас рабочих? Да и те суть вчерашние мужики или полумужики, еще не оторвавшиеся от деревни. А много ли у нас революционеров? На пальцах сосчитать можно. Да и те в основном болтуны.

Сталин. Вы правы, Учитель! Чем занимаются все эти Троцкие, Зиновьевы, Каменевы, Бухарины и прочие? Болтают, кропают статейки, шляются по кабакам.

Ленин. Нам нужна организация профессиональных революционеров, а не профессиональных болтунов. Дайте нам организацию революционеров, и мы перевернем Россию! И деньги нужны. Без денег никакую революцию не подготовишь. И тем более без денег не удержишь власть. Деньги! В первую очередь деньги! И еще раз деньги! Много денег!

Сталин. Дорогой Учитель! Организация людей Дела у нас будет. Можно сказать, она уже есть. Деньги, оружие и все прочее будет. Но... у меня условия.

Ленин. Превосходно, дорогой... Иосиф Виссарионович! Заранее согласен на все ваши условия!

Сталин. Я должен занять положение в партии, причем достаточно высокое и авторитетное. ЦК партии. Статьи в партийной печати...

Ленин. Считайте, что вы кооптированы в ЦК и в редколлегию газеты. Чем вы сейчас занимаетесь? Брошюру по национальному вопросу стряпаете? Ха-ха-ха! Бросьте этот вздор! Наши женщины сделают ее вам за неделю. Действуйте! Давайте обсудим чисто технические детали.

Ленин садится за стол. Сталин разворачивает план какого-то города. Они склоняются над планом, тихо разговаривают. Мелькают имена, даты, названия городов, стран, фирм. Крупская смотрит в окно и время от времени восклицает: «Поразительно! Ни одного пьяного! Зачем им революция?!» Часа через два Сталин уходит, отказавшись от чая и не попрощавшись с Крупской.

Крупская. Володя, это же типичный разбойник с большой дороги! Как ты можешь общаться с такими субъектами?! И кроме того, о нем упорно ходят слухи, будто он — агент охранки.

Ленин (задумчиво). А о ком тут не говорят, что он — агент охранки? И про меня тоже слухи подобные распускают. Ну и что? А если даже так, какое это имеет значение?! Ради революции я готов иметь дело хоть с самим начальником охранки. Это, по крайней мере, настоящее дело. Я думаю, что охранка не прочь кое в чем нам посодействовать. Эти кретины до сих пор считают самыми опасными врагами существующего строя не нас, а социалистов-революционеров. Пусть думают так, это нам на руку.

Крупская. Но у этого... армянина на уме грабежи да убийства!

Ленин. Это хорошо! Без этого революций не бывает Пусть эти бандиты послужат делу освобождения человечества. Когда революция закончится, мы очистим подошвы наших ног от этой грязи и смоем кровь с наших рук И войдем в светлое здание коммунизма без этой мерзости. А пока без них нельзя. Нам нужны боевые отряды оружие, каналы связи, конспиративные квартиры... Нужно подкупать одних, дискредитировать других, устранять третьих... И деньги. Много денег! Начинать надо с денег. Прошу тебя, поиграй мне что-нибудь из Бетховена!

Автор. Об этом разговоре мне потом рассказывал сам Сталин. Он при этом сообщил о выражениях, которые употреблял Ленин в этом разговоре. Но я не решился привести их тут — неприлично, да никто и не поверил бы в правдивость описания. Удивительная вещь — время. Оно проходит, и точное описание события начинает восприниматься как ложь, а самая невероятная ложь кажется наиболее правдоподобной.

Сталин (выйдя на улицу, говорит самому себе). Они смотрят на Нас как на неизбежное, но временное зло. О, наивные мечтатели! Это вы — неизбежное, но временное... пусть добро. Не добро, а зло есть основа бытия, ибо добро эфемерно, а зло весомо и устойчиво. Если революция победит, Мы будем решать, кто войдет в светлое здание коммунизма, а кто нет.

Измена

Становление советского гражданина начинается с измены. Получив письмо от МНС, Она похвасталась им близкой подружке. Конечно, под величайшим секретом. Подружка, поклявшись сохранить тайну, тут же рассказала двум другим, и они все вместе похихикали над Ней и МНС. Через пару дней о письме знал весь институт. Ее вызвали в комсомольское бюро и потребовали показать письмо. Ей сказали, чтобы Она не забывала, где Она работает, и что Ей потребуется характеристика для университета. Она поплакала, но письмо отдала.

После этого Она писем от Него больше не получала, хотя Он писал Ей почти каждый день. А Он не знал, что Она уже не получает его писем, и продолжал писать.

Второе письмо Ей

Нас будят петухи чуть свет.

Сопровождают любопытные собаки.

Девчонки местные кивают нам привет,

А парни местные грозят затеять драки.

В нас водкой дышат — «двину в морду, хошь?!».

Пол шелухой подсолнечной усеян.

И я испытываю радостную дрожь:

Мне чудится — жива еще Расея.

Маршрут Инженера

Студенты делятся впечатлениями о своих девчонках, которых они уже успели «сделать». Рассказывают они это в таких выражениях, что Старик не выдержал:

— Эй вы! Заткнитесь! И откуда только в людях берется такое стремление все опошлить и опаскудить?!

— Это наша национальная черта.

— А ты в нашем возрасте был лучше, что ли?

— Я в вашем возрасте сначала воевал, а потом сидел.

— К несчастью, у нас нет приятных фронтовых и тюремных воспоминаний.

— Я вас не утруждал своими фронтовыми и тюремными воспоминаниями, хотя следовало бы.

— Хватит ссориться из-за пустяков, — говорит Инженер. — Мне сейчас думается другое. Я вот сейчас отчетливо вижу свой обычный маршрут от дома до метро. Двор, конечно, перерыт и замусорен. На улице сразу же забор. Стройка. Уже четвертый год что-то строят. Плиты свалены. Краны стоят без движения. Потом — кафе. Около него уже валяется один бухарик. Другой тщательно готовится упасть рядышком. Потом новые корпуса какого-то института. Оттуда вываливается группа высоченных негров. Вот подземный переход через улицу. Но народ бежит поверху. Дружинники свистят, но толку никакого. Магазин «Мосодежда». Выстроилась очередь человек пятьсот. Какая-то старушенция спрашивает, что дают. Другая старушенция (из очереди) отвечает, что дают «финские джины». Старушка спрашивает у меня, что такое «джины». Я говорю, что это — волшебники на Востоке. Толстая баба в очереди накидывайся на меня и обзывает хулиганом. Оказывается, джины — это штаны. И все-таки жизнь идет. Дома каким-то чудом вырастают. И вообще, что-то созидается. На солнцепеке кошки бездомные греются. Воробьи прыгают. Девчонки бегут, хохочут. Прошла группа парней в нейлоновых куртках, в широченных клешах, с длинными волосами. Конечно, мат. О Боже! Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!

— Вам повезло, — говорит Универсал. — Вы в центре живете, очевидно. А у нас дом от дома не отличишь. А вечером лучше в одиночку не ходить. Разденут, изобьют, изнасилуют. А в нетрезвом виде шею сломать можно.

— А кем вы были на фронте? — спрашивает МНС у Старика.

— Начал лейтенантом, кончил капитаном. Командовал эскадрильей в штурмовой авиации.

— Брешет, — говорит Студент.

— Заткнись, сопля! — говорит Универсал. — А то выкину в форточку! Дуй дальше, папаша! У тебя небось «железок» полно. А потом?

— Потом летная академия. Потом десять лет.

— За что?

— За дело.

Мысли МНС о здравом смысле и логике

Все разбрелись кто куда. В палате остался один МНС — работать над рукописью Твари. Часа через два вернулся Старик. Странно устроена человеческая натура, говорит он. Ехал сюда как в иной Светлый Мир. Прошли сутки, и все. Теперь уж Москва кажется далеким раем. Чем занимаемся? Для одной стервы книжку улучшаю, сказал МНС. В данный момент пытаюсь несколько сгладить традиционные марксистские нападки на «здравый смысл» и формальную логику. А есть ли хоть что-нибудь здравое в этих нападках на «здравый смысл»? — спросил Старик. Мало, ответил МНС. И произнес по сему поводу следующую речь, которую Старик выслушал с большим вниманием.

«Здравый смысл», столь блистательно разгромленный в свое время классиками марксизма и всячески третируемый их последователями, на самом деле есть признание очевидного плюс правила логики. К последним классики марксизма относились особенно плохо, считая их чем-то в высшей степени низким, допустимым лишь в области «домашнего обихода». Они почему-то совершенно не заметили того, что в эту область «домашнего обихода» попала вся математика. Не думаю, что это от элементарной безграмотности. Тут кое-что есть и от гипертрофированной претензии. Маркс пытался, что мало кому известно, построить «высшую» математику на основе диалектики. Но из этого вышел такой чудовищный бред, что сами ортодоксальные марксисты этот факт тщательно скрывают. Что касается Энгельса и Ленина то они в своем познании математики поднялись до плюса и минуса, отношение которых они рассматривали по аналогии с отношением буржуазии и пролетариата, и остановились в мистическом изумлении перед квадратным корнем из минус единицы. Сталин был, конечно, умнее их всех. И на эту тему он помалкивал вообще.

Законы логики всегда были неразрешимой загадкой для людей. Действительно, в чем заключается неотвратимая их сила? Каких только объяснений тут не давали! Марксизм, само собой разумеется, впервые в истории человечества дал единственно правильное «решение» этой проблемы: законы логики обладают такой неотвратимой силой потому, утверждает марксизм, что они суть отражения самых простых (элементарных) законов вещей. Что, казалось бы, может быть гениальнее и, само собой, проще?! А между тем это — чудовищная нелепость. Возьмите одно из самых известных правил логики — правила силлогизма, и попробуйте без насилий над языком и с полной честностью перед самим собой отыскать лежащие в их основе законы природы. И потом, если это все-таки так (то есть отражают), то почему бы не сформулировать сами эти законы природы, как таковые? Зачем придавать им вид «законов мысли»? На самом же деле законы логики суть определения свойств особого рода языковых выражений и следствия из таких определений. Это — правила оперирования языком, абсолютно ничего не отражающие. И сила законов логики есть лишь сила неявных или явных соглашений и решений самих людей относительно правил употребления языковых выражений. И лишь постольку, поскольку каждому индивиду эти правила навязываются как нечто не зависящее от его воли, они представляются ему в виде законов природы или некоего абсолютного (или божественного) духа.

Вот возьмите, например, такое простое умозаключение: «Все люди смертны. Генсек — человек. Следовательно, он тоже, к счастью, смертен». Оговариваюсь, Генсек есть человек не в том смысле, в каком мы употребляем выражение «Будь же человеком!», а в чисто биологическом смысле. И смертность я имею в виду биологическую, ибо в ином смысле, как известно, все Они бессмертны. Но это — между прочим. Важна форма умозаключения: «все А суть В. С есть А. Значит, С есть B». Откуда взялось это правило логики? Из отражения бытия? Чушь! Поставьте простой вопрос: а что означает слово «все»? И попробуй-те объяснить смысл этого слова себе. И сразу станет ясно, что приведенное правило есть лишь часть определения этого слова: «все» означает, что если все А суть В, то и каждый А есть В. А что значит «каждый»? Лишь другая запись «все». Как ни крутись, придем к некоторым правилам логики, в том числе — к приведенному выше: если все А суть В и С есть А, то С есть В. И так — с любым правилом логики. Понятно?

Понятно, пробурчал Старик, но неприятно. Странные мы все-таки существа. Я много раз замечал, что люди предпочитают заблуждения истине вполне добровольно и сознательно.

Письмо к Ней

А здесь — идиллия.

Живи и не тужи.

В одряблый мускул

возвращаются силенки.

Зовутся мальчиками

зрелые мужи,

И бабы старые

тут кличутся «девчонки».

Струится по камням

сонливая река.

Колышет ветерок

еловые верхушки.

Не верится,

что где-то есть ЦеКа,

Есть КаГэБэ,

есть тюрьмы, есть психушки.

О счастье

Наши великие писатели умели говорить глупости и пошлости, ворчит Старик по поводу замечания Дамочки насчет того, что «человек рождается для счастья, как птица для полета». Счастье — вещь весьма относительная. Хотите, я вам расскажу, какой момент в моей жизни был для меня самым счастливым? В армии во время занятий строевой подготовкой или маршей нам устраивали перерывы, чтобы справить естественную нужду. Как только раздавалась команда «Разойдись! Оправиться!», мы затевали игру. Кто-нибудь из нас привлекал «огонь на себя», то есть командовал: «Рота моя, мочись на меня!» И мы все кидались за ним, стараясь помочиться на него. Разумеется он увертывался, и мы больше попадали друг в друга. Весело бывало необычайно. Однажды мне удалось таким образом помочиться прямо на новую фуражку одного отличника боевой и политической подготовки. Мало сказать, что я был счастлив. Счастье гудело и ликовало во мне. Этот миг я не забуду до самой смерти. После этого я стал знаменит на весь гарнизон. Об этом событии разговоров было больше, чем о победах и поражениях на фронтах. А вы говорите — счастье! Так что, я для этого и был рожден — помочиться на голову лучшего солдата роты?!

Из книги Твари

Строительство коммунизма — не стихийный, а целенаправленный и организованный процесс деятельности широчайших масс трудящихся, который происходит под руководством марксистско-ленинской партии. Ей предстоит верно определить начало этапа развернутого строительства коммунизма. Всякое забегание вперед, торопливость могут только затруднить и замедлить движение к коммунизму в условиях, когда не созрели объективные и субъективные предпосылки для такого ускорения, когда принимаемые решения не основываются на научном анализе тенденций развития, практики и опыта масс.

Вместе с тем партия не может и запаздывать с выдвижением задач коммунистического строительства, если для них Уже созрели предпосылки.

В политическом курсе партии находят свое концентрированное выражение объективные закономерности перехода от социализма к коммунизму и сознательное стремление трудящихся построить коммунизм.

Сталин

Петербург. Роскошная гостиная. Жандармский полковник разглядывает себя в зеркало. Входит красивая молодая женщина, говорит тихо, что «этот человек пришел». Полковник просит даму, вероятно — хозяйку особняка, провести «этого человека» сюда. Входит Сталин. Он с усами и бородой, одет под рабочего. Но держится с достоинством.

Полковник. Ну-с, господин Александров, что новенького имеете сообщить о господине Ульянове и его банде?

Сталин. Вы хотите сказать, о Ленине и его партии? Да, я имею кое-что сообщить о них. Но предварительно предложите мне сесть. И обращайтесь ко мне по имени и отчеству.

Полковник. Вы пьяны?

Сталин. Нет. Дело в том, что я — член ЦК партии Ленина, член редколлегии газеты Ленина и руководитель его экспроприационных и террористических отрядов.

Полковник. О, прошу извинения! Это в корне меняет положение. Вы упомянули о экспро- и терроротрядах. Неужели и такие есть у Ленина? Насколько вам известно, он в принципе против...

Сталин. Пока таких отрядов у Ленина нет. Но будут скоро. С вашего разрешения, конечно.

Полковник. Я весь внимание, дорогой Иосиф Виссарионович! Расскажите прежде всего о том, как господин Ленин собирается готовить революцию!

Сталин. Ленин не собирается готовить революцию. Он ждет революцию. Он считает, что мы должны быть готовы встретить революцию и воспользоваться ею в своих интересах.

Автор. Впоследствии этот тезис ленинизма будет извращен в таком духе, будто Ленин и его партия готовили революцию, будто бесконечная болтовня на партийных сборищах и писанина и были подлинной подготовкой революции. Революции не готовят. Они происходят сами, причем неожиданно для всех, и в том числе — для тех, кто претендует на роль активных их творцов. Наша революция была полной неожиданностью для самого Ленина и его соратников. Но это не играет никакой роли в оценке личностей и партий. Я первым начал фальсификацию ленинизма в этом пункте, причем с ведома Сталина. Если мы имеем возможность убедить людей в том, что это мы подготовили и осуществили революцию, сказал он тогда мне, значит, на самом деле революцию подготовили и осуществили мы.

Полковник. Ваш Ленин — неглупый человек. Может быть, целесообразно убрать его?

Сталин. Рано. Когда будет пора, я сделаю это сам.

Полковник. Как же в таком случае Ленин готовится встретить революцию? Кстати, сами-то вы верите в то, что революция будет?

Сталин. Это не имеет значения. Тот, кто хочет встретить революцию подготовленным к ней, должен жить так, будто она может разразиться в любую минуту. Что касается подготовки... Ленин понимает, что идеи революции и их реальное воплощение в жизнь не имеют между собою ничего общего. Главное здесь заключается не в призывах к революции и в болтовне на эту тему, а в том, чтобы первыми узнать ее, когда она придет, и использовать без всяких колебаний все средства, открытые прошлыми революциями, и изобрести новые, неслыханные ранее.

Полковник. Поясните конкретнее.

Сталин. Ленин уверен в том, что никто лучше его лично и его партии не способен встретить революцию и использовать ее. Поэтому главные враги лично для Ленина — это соратники по партии, конкурирующие с ним. Поэтому, считает Ленин, уже сейчас надо так направить поведение его соратников-соперников, чтобы потом никто из них не смог бы претендовать на роль вождя революции. Поэтому главные враги партии Ленина суть другие революционные партии. И с ними надо поступать как со смертельно опасными конкурентами.

Полковник. А что вы сами думаете по поводу этой претензии Ленина?

Сталин. Партия Ленина — единственная, в которой я могу занимать руководящее положение, а Ленин — единственный человек, которого я могу назвать Учителем. Я поставил на Ленина.

Полковник. Какие средства признает Ленин фактически, а не на словах?

Сталин. Любые. Подлог, шантаж, вымогательство, клевета, демагогия, воровство, грабеж, убийство... Короче говоря, все, что способствует укреплению положения партии и его лично.

Полковник. И что во всем этом главное?

Сталин. Деньги.

Полковник. Но...

Сталин. Мы не намерены отягощать казну его величества своими просьбами.

Полковник. Как же в таком случае...

Сталин. Например, банк.

Полковник. Риск.

Сталин. Революция не бывает без жертв.

Полковник. Понимаю. Но сколько можно взять в банке? Много для одного, а достаточно ли для партии? большие суммы редко...

Сталин. Надеемся на вашу помощь.

Полковник (задумчиво). Да... Но... видите ли...

Сталин. Само собой разумеется.

Полковник. Скоро предстоят две перевозки больших, очень больших капиталов... Одна недалеко от вашей родины. Другая далеко...

Сталин. Еще одна ссылка репутации революционера не повредит.

Полковник. Ну что же, по рукам! Может быть, у вас есть личные просьбы ко мне?

Сталин. Есть. Забудьте о наших прежних отношениях. Все документы прошу уничтожить. Впредь — исключительно на взаимном доверии. В противном случае...

Полковник. Слово офицера!

Сталин. Слово революционера!

Автор. Полковник обманул, нарушив свое офицерское слово. Обман обнаружился, когда особая комиссия разбирала архивы охранки. Что было делать? Я рискнул и доложил о документах Сталину. И он уничтожил всех членов комиссии, за исключением меня. Зачем он пощадил меня? Подозреваю, что он сохранил меня как живого свидетеля того, что его гений был выше гения его Учителя. Потом он приказал разыскать Полковника живого или мертвого. Того нашли в Париже, и вскоре он скончался от сердечного приступа, будучи совершенно здоровым. На Западе возник слух, будто сохранились документы о сотрудничестве Сталина с охранкой. Но если какие-то документы и появились там, они фальшивые. Подлинные документы мы уничтожили вместе со Сталиным. Мы сожгли их, а пепел съели. К чему эта театральность? Сталин был актером. Из осуществленных операций лишь очень немногие стали достоянием истории, да и то в крайне искаженном виде, на основании слухов, сплетен и отрывочных сведений. Лишь одна из этих операций ассоциируется с именем Сталина, да и то лишь постольку, поскольку она имела место на его родине и поскольку известна связь Сталина с некоторыми ее участниками.

Из воспоминаний Ильича

Я прибыл на фронт в трудный для Родины период. Вражеские танковые армии клещами сжимали столицу Украины древний Киев. Вооруженные до зубов гитлеровские банды рвались к сердцу нашей Родины — к Москве. Меня прикомандировали к политотделу танковой дивизии, личным ездовым лекционно-пропагандистского отдела. Поручили мне старую кобылку по кличке Пенелопа, на которой я должен был возить помимо пишущих машинок еще и сейф, в котором хранились чистые бланки для партийных билетов. Один билет с номером 000 000 002 я выправил самому себе, хотя это было смертельно опасно: если бы немцы нас захватили, они могли бы бог знает что подумать. За этот мужественный поступок меня произвели в ефрейторы. Помню, как сейчас, такой эпизод. Когда мы ехали по понтонному мостику через Днепр, я вывалился из телеги в воду. Вытащил меня солдат-пехотинец. В спешке он не разглядел моих погонов и обратился ко мне на «ты». Что же ты, браток, твою мать, сказал он, помогая мне вылезти на берег. Жить надоело?! Но тут он заметил мои погоны, вытянулся по стойке «смирно». Виноват, товарищ генеральный... тьфу, ефрейтор! В суматохе не доглядели-с! Ладно, сказал я, на первый раз прощаю. А не угостишь ли ты, брат солдат, меня табачком? И мы закурили нашу русскую махорку, забыв о том, что он — рядовой солдат, а я — крупный партийный руководитель. Разговорились. Но тут на взмыленном коне прискакал сам маршал Жуков. Узнав, что я жив, он несколько успокоился. Ну, что будем дальше делать? — спросил он меня. Наступать, сказал я. И всеми фронтами сразу. Так и передайте Сталину. Есть, сказал Жуков. И ускакал в Кремль.

Экскурсия на дачу Петина

Одно из обязательных коллективных мероприятий для отдыхающих — осмотр поселка, в особенности — той его части, в которой расположены дачи многих видных деятелей недавнего прошлого, в том числе — дачи академиков. Все эти дачи в свое время были безвозмездно предоставлены этим деятелям по личному распоряжению Сталина. Дача Петина произвела на отдыхающих самое сильное впечатление. Высоченный закрытый забор с колючей проволокой поверху. Двухэтажный огромный дом. Оранжерея. Масса всяких мелких построек, назначение которых было неизвестно. Кто-то сказал, что одна из них — финская баня, а другая — дом сторожа и собаки. Представительница администрации дома отдыха сказала, что у Петина в доме богатейшая коллекция серебряной посуды. Один старинный сервиз на сто (!) персон он вывез из Китая. Таких сервизов всего два во всем мире Говорят, Мао Цзэдун очень рассердился, когда узнал, что Петин ухитрился спереть этот сервиз.

Потом разбились на группки и разбрелись кто куда. В группке, где был МНС, затеяли спор о том, был Петин еврей или нет. Кто-то сказал, что он из крестьян. Кто-то сказал, что этого быть не может. Если бы был из крестьян, то не стал бы таким ловким проходимцем. Кто-то сказал, что вообще наша Академия наук на девяносто процентов еврейская. Кто-то сказал, что евреи несколько облагородили нашу революцию и весь сталинский период, без них было бы еще кошмарнее и скучнее. Кто-то сказал, что как раз наоборот, революция и сталинские репрессии — это их рук дело. Пакость сотворили, а теперь удирают. Кто-то сказал, что и русских много уезжает, а если бы русские имели такую формальную возможность, как евреи, то десятки тысяч русских деятелей культуры эмигрировали бы. А сколько невозвращенцев русских?! Я знаю одну хорошую русскую семью, которая мечтает изобрести летательный аппарат особый и улететь отсюда. Кто-то сказал, что эмиграция выражает не столько чисто еврейскую ситуацию, сколько общую безнадежность что-то изменить тут. Один из экскурсантов, молодой симпатичный парень, спросил МНС, что он думает по этому поводу. Я на эту тему не думаю, сказал МНС, я только страдаю.

— Этот Петин, — сказал собеседник МНС, — одна из самых гнусных тварей сталинского периода. Одно время казалось, что он погорит. А он вылез сухим из воды. До сих пор посты занимает, хотя ему под восемьдесят. Вот вам характерный пример из его биографии. Некто Станис написал статью для Большой Советской Энциклопедии. Статья, конечно, типично прохиндейская. Сплошное холуйство перед Сталиным. Но дело не в этом. Вскоре Станиса посадили и расстреляли по доносу Петина. Это потом (через тридцать лет!) было точно установлено. Статья почти без изменений вошла в Энциклопедию, но уже как статья Петина. Единственная вставка, которую он сделал, — это фраза о том, что «меньшевиствующие идеалисты» понимали все неверно и все исказили, а в скобках было при этом указано имя представителя этого идеализма, того самого Станиса, фактически автора статьи, которая, очевидно, давала правильное понимание. Все материалы по этому случаю сохранились каким-то чудом. Говорят, даже устроили нечто вроде персонального дела Петина. Но — без всяких последний И вот нас водят на своеобразную экскурсию — подзывать дачу этого подонка.

— Петин мелочь, — сказал Инженер. — Фигуры покрупнее ушли безнаказанными. Кто? Молотов, Ворошилов, Каганович, Маленков, Микоян... И тысячи других. И вообще, суда, фактически, не было. А это значит, что прошлое живо. Оно затаилось, переменило вид. Но живо. И очень возможно что снова вспыхнет ярким пламенем. О новом Сталине говорят открыто.

— Многие считают, — сказал МНС, — что работу Сталина «О диалектическом и историческом материализме» написал этот самый Станис. Его поэтому и расстреляли, обвинив для проформы в «меньшевиствующем идеализме». Но я сомневаюсь в этом. К нам в институт одно время ходил один сумасшедший, утверждавший, что это он написал. Он говорил также, что ту статью, которую Петин украл у Станиса, написал тоже он. Для Станиса, тот еще был в силе. История со статьей Станиса — мелочь. У Петина штук пять книг. Кто-то их писал для него. Где эти люди? Скоро у него выйдет еще книга. Состряпали ему эту книгу сотрудники института. Но тут уж не придерешься. Как директор он вправе использовать для «технической» работы подчиненных. И в предисловии выразит им благодарность за помощь.

— А почему они скандал не устроят?

— А зачем? Они свое получили за это. Что касается их вклада в книгу, то это — жуткое дерьмо, если рассматривать как продукцию рядовых научных сотрудников. Это дерьмо приобретает смысл только в том случае, когда автором его выступает академик или кое-кто повыше. Если бы это дерьмо подписал сам Брежнев, оно пошло бы как явление эпохального значения.

Из воспоминаний Ильича

Потом я разработал план битвы под Сталинградом, затем — под Курском и Белгородом. Передал Жукову. Тот внес свои исправления и доложил Сталину. Сталин, однако, велел все вернуть обратно — сделать так, как я предлагал с самого начала. Потом Сталин задумался. Целую пачку папирос «Герцеговина Флор» испортил. Он, знаете ли, очень любил эти папиросочки. Ломал их и табачком трубку набивал. Я тогда и предложил: зачем зря папиросы ломать, когда лучше сразу табачок посылать Сталину, не набивая им папирос. Это предложение так поразило Сталина, что он велел назначить меня младшим писарем политотдела дивизии. Пусть, сказал он, подучится слегка. А там, глядишь, и в политотдел армии передвинем старшим писарем.

В это время со мной произошло много боевых эпизодов. Как сейчас помню такой эпизод. Осматривали мы с командующим фронтом генералом... как его?., запамятовал фамилию. Ну да это — мелочь. Осматривали мы передовые позиции войск перед штурмом... этого... как его. В общем, крупного населенного пункта. Видим — группа солдат. Подходим. Вскочили, вытянулись. Товарищ ефрейтор, начал было рапортовать старший, взвод... Ладно, махнул я рукой. Вольно, отдыхайте! Ну, как, спрашиваю, возьмем... этот... как его... в общем, населенный пункт? Так точно! — гаркнули солдаты в один голос. Возьмем!! И такая несокрушимая уверенность в победе прозвучала в их ответе! Спасибо, товарищи! — сказал я солдатам. Спасибо за доверие. Ну что же, генерал, сказал я затем командующему фронтом, пора начинать. Вот раздам солдатам партийные билеты. Пусть членами нашей родной партии погибнут. В этот раз я выдал на тысячу билетов больше, чем обычно. И они все, как один, погибли, но этот... как его... населенный пункт взяли. Жаль только, что оказалось — совсем не тот.

Кормежка

Основа питания в доме отдыха, как и во всем нашем обществе, — каша. На свежем воздухе и при условии безделья каша дает эффект поразительный: отдыхающие начинают стремительно прибавлять в весе. Их взвешивают в первый день отдыха и в последний, и разница в весе служит показателем степени отдыха. В последние годы, правда, стало модным худеть. И с этой точки зрения каша тоже оказалась замечательным продуктом питания: желающие похудеть избегают есть кашу и потому, естественно, влачат полезное для здоровья полуголодное существование.

Когда МНС встал на весы, врач несколько удивился. Маловато для вашего роста, молодой человек, сказал он. Но не беда, мы вас тут подкормим. Эту же идею высказала Дамочка. Ты очень худенький, сказала она. Тебя надо подкормить. Я займусь этим. Мне надо сбросить килограммов десять. Так что я часть своей порции буду отдавать тебе. И не спорь! Каша... Не могу я эту муть есть! — сказал МНС. Я даже слово «каша» не выношу. Какое ужасное слово! Еще есть более ужасное слово, сказала она, «крупы». Крупы, — слышишь, как оно звучит? Есть в нем что-то мышино-пыльное. В нем сконцентрирована вся наша унылая история. Какой непроходимой скукой сразу начинает веять, когда это слово произносится. Обрати внимание, для нашего народа проблема хлеба есть синоним проблемы питания вообще. Кр-р-у-у-пы!! Когда они появляются в местном магазинчике, их немедленно раскупают. Какой кошмар! Давай в таком случае я буду брать в деревне свежие яички и молоко! Не будь наивной, сказал он. Местные жители сами за маслом и яйцами ездят в Москву.

О войне

Говорили о войне. Поскольку никто, кроме Старика, в войне не участвовал, говорили всякую ерунду. МНС спросил у Старика, какое у него самое яркое впечатление от войны осталось. Перед самым концом войны, сказал Старик, меня подбили. Сел «на пузо» на полянке. Как я полагал, за линией фронта, у немцев. Как уцелели, одному Богу известно. Вылезли со стрелком, скинули парашюты, подожгли машину — чтобы врагу не досталась и чтобы немцы подумали, будто мы погибли, и не стали нас искать. И в лесок. На всякий случай решили облегчиться и присели под кустиком. Сижу, тружусь. Чувствую, кто-то смотрит. Подымаю глаза — немцы! Человек сто. Но стоят... с поднятыми вверх руками. Доделал я свое дело. Встал, заправился как следует. По-немецки я ни бум-бум. Спрашиваю по-русски: в чем дело? Среди них один нашелся, который по-нашенски кое-как калякал. Говорит, они хотят в плен сдаться. Вы что?! — говорю. Рехнулись?! До фронта километров десять. Как я вас отведу куда следует? Как хотите, говорит. Ладно! — говорю я. Будем пробиваться. Где оружие бросили? Тут неподалеку, говорит. Оружие взять обратно! — приказываю я. И будем пробиваться с боем! И пробились! Боя, к счастью, особого не было. Так, постреляли чуть-чуть. При нашем появлении все разбегались. Сверил положение по карте. Линию фронта вроде пересекли. Стали искать ближайщую воинскую часть — сдаваться. Никто брать не хочет, говорят — не их это дело. А за нами уже паника началась. За нами вдогонку чуть не целый полк бросили. Вышли мы все на шоссе, нашли кинутую повозку, сложили в не оружие и топаем себе в тыл. Наконец, нас догнали наши преследователи, окружили. Конечно наши. Я рассказал чем дело, а они не верят. Оказывается, пока мы летали линия фронта на двадцать километров продвинулась. И сел я на свою территорию. Когда разобрались, вся наша дивизия до слез смеялась. Меня сначала хотели судить. Но помиловали, учтя прошлые заслуги. Да и в плен целую роту привел. А главное, что спасло меня, — комизм ситуации. Командир дивизии сказал, что он никогда в жизни так не смеялся. А мне было не до смеха. И в самом деле, что тут смешного?

Жалобы старой бабы и молодого МНС

— Вам, научным работникам, еще сравнительно хорошо, — говорит Дамочка. — А каково нам? Нам любая вошь, если захочет, может испакостить всю жизнь. Когда я пришла на работу, с первого же дня меня почему-то невзлюбила одна сотрудница. И прицепилась, житья от нее нету. Каждый мой шаг замечает и делает замечания. И начальству доносит обо всем — сколько в туалете пробыла, какую книгу читала вместо дела, на сколько минут опоздала после обеденного перерыва. А сама...

— А ты фиксируй, что она делает сама, и тоже делай замечания и доноси, — говорит МНС. — Она мигом отстанет.

— Не отстает. Она тут давно работает, ей дозволено. У нее муж где-то пост занимает. А я никто. И вообще, я так не могу, как она. Придется, наверно, другое место искать. И что ей от меня надо?

— Слабые и убогие существа ищут еще более слабых, чтобы на них вымещать свою обиду за свою убогость. Ты беззащитна, она это заметила сразу. Уйдешь в другое место, там тоже найдется такая жалкая тварь.

— Что же делать?

— Терпеть. Не обращай на нее внимания. Делай по-своему. Эти жалкие семьдесят рублей ты в любом случае заработаешь.

— Легко сказать, терпеть. Это ведь по восемь часов каждый рабочий день. Когда она входит в наш кабинет, меня буквально трясти начинает.

— Ты говорила, что твой шеф тебе намеки делает. Переспи с ним, и проблема будет решена.

— Не могу. Противно. И для меня это вообще последняя человеческая черта. Если я переступлю ее, я буду презирать себя. Ты вот мог бы переспать со своей Тваржинской?

— Так ведь ей сто лет! И она не женщина, а сука!

— А если бы помоложе была?

— Не знаю. Я об этом как-то не думал. Впрочем, я и сейчас делаю нечто подобное для Тваржинской. Правда, это — книга. И она — мой шеф. Но все равно я мог этого не делать. Конечно, я продался ей за ломаный грош. А если бы я не согласился? Как говорил мне ведущий институтский кретин доктор Барабанов, конфлиртовать с начальством не следует. Между прочим, нам пора на обед, а я понятия не имею, где мы находимся. Прав был все тот же доктор философии Барабанов: надо было учиться ходить по квазимуту!

Письмо к Ней

Пишу тебе,

как видишь, снова я.

Жалею очень,

что ты там осталась.

Здесь ты бы слушала

шального соловья,

Ничья собака здесь

к тебе бы приласкалась.

Здесь позабылись бы

и «голос», и «волна»,

И «сам», и «там»,

и прочие «издаты».

Забылось бы,

что ты всю жизнь должна

Сверять чужие

глупые цитаты.

Логика идиотов

У Студентов транзисторный приемник, и они постоянно слушают западные «голоса». В каждой передаче — обязательно что-нибудь о фактах террора, захлестнувшего Запад.

— Слава Богу, — говорит Универсал, — у нас хотя бы террору такого нет.

— У нас террор есть привилегия государства, —- говорит Старик.

— А вам известно, что эти «Красные бригады» прокоммунистические? Еще неизвестно, кто их финансирует.

— Зато у нас коррупция, блат, привилегии, карьеризм и прочее процветают.

— Вы думаете, там этого добра нет? Есть, и не меньше нашего.

— А что из этого следует? Поразительно! Стоит отметить какой-то наш недостаток, как обязательно находится умник, который заявит, что на Западе это тоже есть. А раз это есть на Западе, то, согласно логике идиотов, этого у нас нет. Скажешь, например: у нас за разговорчики сажают. Это — тезис. На это следует антитезис: у них там тоже сажают. Из этого следует синтезис: у нас не сажают. Эй, борода, правильно я изображаю дело с философской точки зрения?

— Совершенно правильно. Вы — прирожденный диалектик.

— Меня всегда интересовала логика в рассуждениях людей, но я ее так никогда и не смог понять. Я, например, высказал на семинаре в академии мысль, что всякое оружие, создаваемое после войны, устаревает к началу новой войны. И потому надо создавать не столько само оружие, сколько потенциальные возможности создания оружия, адекватного новой, неожиданной (хотя всегда ожидаемой) войне. Следователь предъявил мне обвинение в том, что я вел пропаганду, направленную на подрыв обороноспособности страны. А ведь я думал только о том, чтобы сделать страну наиболее обороноспособной.

Из книги Твари

В период развернутого строительства коммунистического общества Советский Союз превзойдет уровень промышленного производства в самой развитой стране капитализма — США. Одновременно Советский Союз превысит уровень производительности труда в США, а также национальный доход на душу населения. Эти достижения позволят решить задачу всемирно-исторического значения — обеспечить самый высокий жизненный уровень по сравнению с любой страной капитализма.

Сталин

Поезд мчится по прекрасной Грузии. За окнами вагонов мелькают горы, реки, деревушки, развалины замков. Сталин сидит погрузившись в свои думы. Его спутник призывает его взглянуть в окно. Ведь Грузия же! Сколько лет не были дома!

Спутник. Гляди, Коба! Сейчас будет Гори! Какой ты счастливый! Увидишь мать, отца, жену, сына! Друзей... Дай я тебе вынесу вещи!

Сталин. Оставь! Сейчас не время. Как-нибудь потом. Мы не можем терять ни минуты. Ты же знаешь, Дело!

Спутник. Знаю! Но хотелось бы хоть неделю пожить беззаботно, как в детстве. О чем ты все время думаешь?

Сталин. Тебе не понять. Видишь ли, история — вещь очень хитрая и коварная. То, что зависит от ума и инициативы отдельного человека, не считается серьезным. Скажи мне, кто в партии считает Дело, ради которого мы будем рисковать жизнью, достойным упоминания? Никто. Когда история сделает свой великий шаг, уделят ли хотя бы строку этому Делу? Нет. О чем изо дня в день, из года в год говорят наши партийные вожди и вождята? О чем пишут бесконечным потоком статьи и книги? Все о том же; об объективном ходе истории, о движении масс и прочих вещах, не зависящих от инициативы и ума отдельного человека. Плюс к тому — историческая значимость деятельности человека не совпадает с ее оценкой в данных условиях, в каких она протекала. Понимаешь?

Спутник. Нет. Эта диалектика не для меня. Но слушать интересно. Продолжай!

Сталин. Не беда, что не понимаешь. Наши ведущие теоретики тоже этого не понимают. Ленин тоже. И Маркс. И есть еще одна противная вещь в истории: законы исторической фокусировки и иллюзии. Сейчас я тебе поясню, что это такое. Интересы людей иногда (как лучи света) собираются в одну точку — в фокус. Такой точкой волею случая выбираются отдельные люди — личности. Причем совершена ничтожный человек может стать фокусом некоторого массового интереса. Может стать и значительная личность, но чаще — ничтожество. Именно потому, что иногда крупные личности становятся фокусом массовых интересов, а по прошествии времени масштабы событий переносятся на тех, кто был в их фокусе, и ничтожества начинают казаться людям великими личностями. В результате нельзя потом отличить великое от ничтожного. А порой все переворачивается: великие кажутся ничтожествами, а ничтожества великими. И истину уже установить невозможно. Посмотри, кто сейчас в центре внимания общественной жизни России! Если уцелеешь, вспомни этот наш разговор лет через двадцать или тридцать. И ты будешь потрясен тем, как переменится взгляд на это наше время.

Спутник. А что ты думаешь в таком случае о нашем Деле?

Сталин. Я о нем не думаю. Я его делаю.

О войне

В конце войны я стал командиром эскадрильи, говорит Старик. Не потому, что у меня были выдающиеся способности, а потому, что уцелел волею случая. Воевать стало куда легче. Наша авиация завоевала подавляющее господство в воздухе. «Мессера» нас уже не беспокоили. С зенитками мы расправляться научились. Да их не так много у немцев осталось. И начался для нас неслыханный праздник. На задания летали, как на полигон. Кормежка — раньше нам такая и не снилась. После вылетов — выпивка, танцы. Девочек появилось много — радистки, оружейницы. В батальоне аэродромного обслуживания полно девчат. Потом потоком пошли освобожденные «из неволи». Про местное население говорить нечего. Мы местных и освобожденных побаивались — венерические болезни. Но и без них хватало. Пошли награды, повышения. И настроение было приподнятое. Ощущалось окончание войны. Весна. Прекрасная погода. Кругом полно всяческого трофейного барахла. Короче говоря, неповторимое время. Время ликующего торжества и самодовольства победителей. И только теперь, пройдя через ад советских лагерей и прожив потом постыдно бездарную жизнь, я взглянул на то время иными глазами. И ужаснулся оттого, что увидел, какой мерзкой тварью становится человек именно в такие моменты ликующего самодовольства.

Мы ругаем американцев за бессмысленное разрушение Дрездена. Правильно ругаем. Но сами-то мы сотворили в этом направлении раз в десять больше. Только мы делали это не столь демонстративно, прикрываясь военной необходимостью. Но я-то хорошо знал цену этой «необходимости». Я десятки раз водил эскадрилью штурмовиков по немецким тылам, имея задание принести как можно больший ущерб стране. Мы тогда еще не надеялись отхватить себе такой кусок от Германии. Конечно, в этом тоже был свой смысл. Я его понимал и беспрекословно принимал. А если посмотреть на это с чисто человеческой точки зрения? Я, повторяю, тогда не мог иметь такую точку зрения, а ее обрел только теперь, когда она мне вообще уже ни к чему. Разве лишь для угрызений совести. Перед самым концом войны мы несколько раз летали на штурмовку... мирного населения, которое хотело бежать к американцам и англичанам. Мы до предела загружали бомболюки противотанковыми бомбами, хотя танков немецких уже и не существовало как боевых средств. Засекали колонну «противника» на шоссе, засыпали ее бомбами. Это — более двух тысяч бомбочек! Затем расстреливали мечущихся в панике людей из пушек и пулеметов. До последнего патрона! И с удовольствием — вот что ужасно. Мы были в полной безопасности, имели в своих руках огромную убивающую силу и чувствовали себя Божьим возмездием. Вот чего я больше всего боюсь и в будущем: мы ворвемся на Запад с сознанием носителей некоего ВОЗМЕЗДИЯ. И тогда от нас не жди пощады.

Письмо к Ней

Сказка о справедливости

— Почему так несправедливо устроен мир? — говорит Она. — Хорошие и добрые люди страдают, а плохие превосходно устраиваются.

— Что поделаешь, — отвечает МНС. — Мир так устроен, что выживает и преуспевает сильнейший.

— Какие же они сильнейшие? Они же трусливые, бездарные, ленивые.

— В нашем обществе они сильнее. Они лучше приспосабливаются.

— Нет на них управы! Раньше хоть разбойники были, которые грабили и убивали богатых и делились с бедными. А теперь...

— И теперь такие бывают. Хочешь, расскажу тебе сказочку о таком добром и справедливом современном разбойнике? Никто теперь не знает, кем он был раньше. Одни говорят — академиком. Другие — генералом. Третьи — крупным партийным работником. Но я в это не верю. Скорее всего, он был школьным учителем, детским врачом или младшим научным сотрудником без ученой степени. Как бы то ни было, однажды он увидел несправедливости бытия и поразился им. Видеть-то их нехитрое дело. Это почти все видят. А вот поразиться — это не всякому дано. Это — дар Божий. Поразившись, он решил бороться с несправедливостями. Но как это сделать? В наше время грабить богатых не так-то просто. Попробуй отбери у плагиатора и доносчика Петина чин академика, у параноика Смирнящева — докторскую степень, а у сподвижницы Берии — звание профессора! Попробуй укради особняк у маршала, закрытый распределитель — у работника из аппарата ЦК, личную машину с шофером и охраной у секретаря обкома партии! Попробуй отбери бесплатные путевки в лучшие санатории, заграничные поездки, безмерные почести и тому подобные вещи! Задумался разбойник и решил: начать надо с самого малого. Узнал, что в их доме живет семья из пяти человек в одной комнатушке. Пришел к ним и сказал: я вам помогу. Не выйдет, сказали они. Мы сами четыре года бьемся, и все безрезультатно, ибо у нас площади приходится ровно по четыре квадратных метра на человека, а жилищное строительство сократили, все силы бросили на предстоящие Олимпийские игры. Не можем же мы ударить лицом в грязь перед всем миром! Потерпите. Взял тогда разбойник рулетку и вымерял комнату. И выяснил, что в ней не двадцать метров, а девятнадцать и шесть десятых только. И начал писать разбойник во все инстанции. И ходить. В райисполком, в горисполком и выше. Два года ходил и писал, пока добился своего: прислали комиссию измерить комнату заново и внести исправления в соответствующие документы. Раз пять приходили комиссии, мерили комнату. И все пять раз были разные результаты. Через год все-таки признали: девятнадцать и восемь десятых. И опять начал ходить и писать разные бумаги, добиваясь улучшения жилищных условий этой бедной семье. И еще два года потратил на это. И добился своего: предложили им комнату площадью двадцать один (!) метр в старом доме на окраине города. Но не захотели они туда ехать. И сказали тогда высокие власти: им дают, а они!.. И прикрыли это дело. Другие, сказали власти, и похуже живут, да помалкивают. И ушел тогда разбойник в забегаловку. И напился. Но было этого мало. Вышел он на улицу, снял у бедного прохожего шапку и пропил ее. Два месяца милиция искала разбойника, бросив на это дело все силы свои и силы добровольных помощников — народной дружины. И поймали его. И посадили его в лагерь строгого режима на три года. Вот и вся сказочка.

Из книги Твари

Будет происходить дальнейшее развитие демократических начал в управлении — укрепление государственного и общественного контроля над деятельностью государственного аппарата, неуклонное сокращение платного аппарата, с тем чтобы навыками управления овладевали все более широкие массы.

По мере перехода к коммунизму будут получать всемерное развитие свобода личности и права граждан — как политические, так и социальные. На смену административно-принудительным мерам воздействия все больше и больше будут приходить воспитательные, опирающиеся на общественное мнение.

Сталин

Тбилиси. Домик на окраине города. Комната битком набита бородатыми мужчинами. Курят. Пьют вино. Поют грузинские песни. Входит Сталин, за ним два человека с большими и, судя по их виду, тяжелыми сумками. Здороваются, садятся за общий стол. Пьют вино.

Главарь. Ну, Коба, что на сей раз, выкладывай!

Сталин. Банк!

(Выкрики. Поищи дураков в другом месте!)

Главарь. Тихо! Пусть человек скажет сначала!

Сталин дает знак пришедшим с ним людям, и они раздают собравшимся пистолеты, бомбы, маски. Сталин достает из кармана и разворачивает лист бумаги, на котором изображен план банка и окружающих зданий и улиц. Все склоняются над ним. Сталин, скупо роняя слова, дает пояснения.

Главарь. Ловко придумал! Ну что же, дело верное. Могут быть жертвы... Но игра стоит свеч. И сколько?..

Сталин. Пополам.

Главарь. По рукам!

Сталин и Главарь жмут друг другу руки. Собравшиеся постепенно расходятся. Ушел Главарь. Остались хозяин дома, Сталин и двое его спутников.

Хозяин. Какие будут приказания, Коба?

Сталин. Партии мало половины. Партии нужно все! Ты меня понял?

Хозяин. Понял!

Сталин. Одень своих людей в полицейскую форму. После завершения операции всех налетчиков убрать!

Хозяин. И Главаря?

Сталин. В первую очередь!

Хозяин. А...

Сталин. Десятая доля.

Хозяин. По рукам!

Сталин со спутниками выходят из дома и медленно идут по ночному городу. Из темноты вынырнули темные фигуры, осветили их фонарями.

Человек с фонарем. Это ты, Коба?

Сталин. Это я.

Человек с фонарем. Значит, будут дела?

Сталин. Будут. Подойди ближе. Собери десяток надежных ребят и жди моих людей...

Один из спутников (после того, как остановившие их люди исчезли). Коба, ты хочешь...

Сталин. Да! Так надо ради интересов революции. А революцию, как нас учит Ленин, в белых перчатках не делают. Действуйте! Деньги все до единой копеечки доставите...

Скука

Моросит противный дождь. В клубе — опостылевшие уже песни и пляски. И беспредельно бездарная самодеятельность. С нетерпением ждут кино о восстановлении сельского хозяйства в первые годы после войны. Кино все видели раз по десять. Но ждут. Согласно кино, наше разрушенное сельское хозяйство благодаря посланцу партии — однорукому инвалиду войны и тощим от голода вдовам за пару лет поднялось на такой уровень, на какой потом его не могли поднять многорукие здоровые выпускники высших партийных школ, сельскохозяйственных и экономических институтов и военных академий совместно с миллионами трудящихся, посылаемых «сисськимасисськи» (как выражается наш вождь) на уборочные и прочие работы в деревню. Обладатели малонаселенных палат притащили к себе баб (или мужиков), упросив соседей на пару часов сгинуть, заперлись на ключ или табуреткой и предались скоротечной любви, высадив перед этим по бутылке одуряющей дряни «Росглаввино». Менее удачливые образовали небольшие компании в многонаселенных палатах, собрали граненые стаканы по палатам и тоже пьют ту самую дрянь, поют дурными голосами романтические песни столетней давности, рассказывают глупые анекдоты и говорят о том, как тут хорошо, как неохота возвращаться домой к повседневной нервотрепке и хлопотам. Более пожилые смотрят телевизор — все передачи подряд, включая программу «Время». МНС редактирует рукопись Тваржинской. Соседи ведут обычный треп. Через приоткрытую дверь слышен голос диктора, изображающего восторг по поводу очередных успехов.

— Прикройте дверь поплотнее, — ворчит Старик. — Подумать только! Выдающиеся умы вложили свой гений в это выдающееся изобретение только для того, чтобы в нас вливали через него пропагандистские помои! Абсурд!! Вы вдумайтесь только в это. Изобретаются мощные транспортные средства, чтобы летали паразиты! Изобретаются мощные медицинские препараты, чтобы продлять жизнь маразматикам! Ради чего все это?! И мы терпеливо сносим все за жалкие крохи и в лучшем случае — за призрачную перспективу мелькнуть в какой-нибудь вшивой статье списке использованной литературы.

— А что вы предлагаете? Новую революцию?

— Если бы от меня зависело, я бы отменил и старую

— Вот тут в рукописи вашей начальницы написано, что в сталинский период имели место отдельные ошибки. Это она всерьез?

— Если бы от нее зависело, об ошибках не было бы ни слова.

— Ничего себе, отдельные ошибки! Эти отдельные ошибочки тянулись почти сорок лет.

— Они и сейчас еще тянутся. И будут тянуться вечно.

— Это вы перегибаете. Улучшения же все-таки наступили. И какие! Мы вот сейчас тут разговариваем довольно остро, анекдоты рассказываем. И не боимся, что заберут. Было такое возможно раньше? Нет, конечно. Улучшения все-таки есть и будут. А таких сволочей, как автор этой книги, не так уж много осталось.

— Число их выросло сравнительно со сталинскими годами раз в десять. А число докторов выросло более чем в сто раз!

— Ну, не такие же!

— Образованнее, конечно. Хитрее, изворотливее. Многие языки иностранные знают. А по сути дела такие же подонки.

— Скорей бы проходил этот отдых! Надоело жутко. Первые дни казалось, что тут рай. Надолго ли хватило восторгов? Люди... Боже мой, откуда такие берутся? Представляете, если бы это нам навечно навязали! Дома, «на свободе», хоть какой-то выбор есть. Извините, я не вас имею в виду. Нам еще повезло, интеллигентная палата получилась. Есть хоть с кем поговорить. А еда?!

— Специально для похудения. Теперь это модно. Смешно, раньше качество отдыха определяли тем, на сколько люди поправлялись. Приезжаешь — на весы. Уезжаешь — опять на весы. Поправился на три килограмма, пишет врач. И улыбается. И ты безмерно рад. Приписывали, конечно, сволочи. Им для показателей надо было, для отчетов, для соцсоревнования. Но все-таки. А почему так было? Жрали ужасно плохо, выглядели как драные козлы. А теперь? Теперь все почему-то толстеют.

— От изобилия еды, но плохой еды, между прочим.

— Если честно признаться, так и природа тут не так уж хороша. Хороша на один лишь взгляд. А все время тут быть — скучно. Очень уж однообразно. Не понимаю, что мы так хвастаемся своей природой? Смотрите «Клуб кинопутешествий» по телевизору! Вот красоту иногда показывают, не соскучишься. А у нас? Непроходимая тайга? Необъятные льды? Гейзеры на Камчатке? Засранное и заплеванное Черное море? Тьфу! Пошли кино посмотрим, что ли!

— Хотите хохму? Армянское радио спросили, как называется человек, лишенный советского гражданства. Оно ответило: антигражданин Советского Союза.

Из воспоминаний Ильича

Как только кончилась война, я сразу сказал Сталину: так, мол, и так, немцев мы разбили, американцев тоже следовало бы разбить, но пока рано, надо сначала хозяйство восстановить, и потому считаю целесообразным перебросить меня на трудовой фронт. Сталин сказал на это, что он велит меня репрессировать, так как я, уходя из армии, подрываю оборонную мощь. А я сказал, что меня потом все равно Хрущев реабилитирует, так как я, уходя из армии, укрепляю тем самым хозяйственную мощь, а значит — наступательную мощь. Сталин подумал и велел вернуть меня в свиносовхоз, но теперь уже директором племенной свиноматки. Подымай, сказал он, хозяйство. Помещений для свиней нет — сгорели. Свиней тоже нет — сожрали фронтовики. И кормов для свиней нет — сожрали тыловики. Так что придется начинать с самого начала. Я сказал: есть, будет выполнено досрочно и с перевыполнением. Повернулся налево кругом. Прихватил с собой пару трофейных поросят. И к концу года снабдил свининой не только всех родственников, но и всех друзей-собутыльников. Нам за это Переходящее Красное Знамя дали. Молодец! —- сказал Сталин. И перебросил меня на восстановление тяжелой промышленности — директором личного самогонного аппарата. Вот тут-то я и развернул во всю мощь свой организаторский талант. Во всем районе нельзя было увидеть трезвого мужика. И бабы за ними потянулись. За это район орденом наградили, а мой самогонный аппарат перевели на выпуск топлива для космических ракет.

Мнение Кандидата

МНС сказал, что Ильич надоел ему, что он ничего смешного в речах этого клоуна не находит. Кандидат сказал, что Ильич смешон не в смысле юмора, а в смысле отсутствия такового. Он ужасающе правдив. Он даже в оценке сталинизма ближе всех к истине. Возьми, например кровную вражду прошлого. Монтекки и Капулетти! Или дуэли в дворянской среде. Бессмыслица? Ничего подобного! Естественный механизм уничтожения излишних... подчеркиваю — излишних!.. индивидов. Во времена сталинизма уничтожали отнюдь не ценное и нужное население, а именно избыточное. Конечно, на этом спекулировали мерзавцы. Но в основе-то лежало это. Причем особенно избыточным был слой, претендовавший на место во власти. Он больше всех в процентном отношении и пострадал. Имей в виду, что идея использования репрессированных появилась лишь потом. А сначала была просто идея уничтожения излишних слоев населения. Не враждебных (это — лишь историческая и идеологическая форма!), а именно излишних. Когда репрессированных стали использовать как рабов, все равно это было второстепенным и вторичным. Они практически использовались не более чем на двадцать пять процентов (если высчитать их трудовой эффект сравнительно со «свободным» населением). Так что этот Ильич хотя и псих, но далеко не дурак. Мне кажется, он больше ваньку валяет, чем на самом деле рехнулся. Это шутовство в натуре нашего народа.

Летающие тарелки

Теперь уж больше не смеются,

Не обзывают «мракобес».

И чтут «летающие блюдца»

Как представителей небес.

Кто-то из отдыхающих привез из Москвы лекцию некоего доцента в некоем институте о летающих тарелках. И весь дом отдыха буквально свихнулся на этом. На чтение лекции образовалась очередь. Читают ночами. Читают вслух группами. И говорят только об этом. Как о бесспорном факте говорят, что люди на Землю были завезены инопланетянами для эксперимента, что инопланетяне нас наблюдают, что живут они больше тысячи лет и т.д. и т.п. Молодящийся доктор заявил, что в этих «достоверных» сведениях много вранья. Например, что они летают со скоростью в десять тысяч раз больше скорости света. Вакуум? Так вакуум-то тоже должен перемещаться. А отказываться от теории происхождения человека из животного мира просто глупость. Но кое-что в этом комплексе сведений о тарелках суть достоверные факты. Только я бы предпочел исследовать каждый факт пока индивидуально, прежде чем строить широкие обобщения. Универсал от удовольствия потирал руки. Еще бы! Мы тут воображаем себя единственными разумными существами, гордимся успехами науки и техники, а они летают быстрее скорости света (как это возможно?), живут по тысяче лет, не старятся. Наши вожди, наверно, от зависти спать не могут. Хотя они, сволочи, быстро снюхаются с этими инопланетянами и кое-что будут иметь для себя от этого. Плохо одно: эти гуманоиды, говорят, трезвенники. Цивилизация без выпивки — это не для меня. Если выбирать — тысяча лет сплошного вытрезвителя или семьдесят с забегаловками, я предпочел бы второе. Интересно, как там у них с бабами? Может быть, они все однополые? МНС сказал, что он все равно нашу цивилизацию не сменял бы ни на какую другую. На что нам тысяча лет жизни, если мы своими шестью или семью десятками толком распорядиться не можем. На что нам летать быстрее света, если обыкновенная электричка способна вынести нас на природу, которая, ручаюсь, не хуже природы той планеты, откуда летают к нам тарелки. И если они к нам прилетают, значит, у них не так уж сладко там. И уровень цивилизации определяется не только уровнем техники, но и другими показателями — уровнем духовной культуры вообще, уровнем нравственности. И вообще, если они — думающие и переживающие существа, у них должен быть такой же бардак, как у нас, — законы социальности универсальны. Скажите, можно судить о характере нашей цивилизации по экипажу нашего космического корабля? В экипаж входят отобранные по определенным правилам привилегированные лица, и правила эти не совпадают с правилами нашего общежития. Старик сказал, что его лично эти тарелки радуют. Может быть, они какой-то страх вселят в наши верхи, поубавят в них ретивости и самонадеянности. Может быть, Они будут помягче, поскромнее. Универсал в этом усомнился. Вот если эти инопланетяне шлепнут двух-трех наших высших руководителей для примера прочим, тогда, может быть, Они помягчеют. Но что-то эти тарелки в районе Кремля и Лубянки показываться не решаются. И в защиту борцов за права человека не выступают. Почему бы это, а? Инженер сказал, что жить тысячу лет — все-таки слишком много Представляете, если бы Брежнев жил до тысячи лет?! Он сейчас еле языком шевелит, а ему заставляют поклоняться как Богу. А что будет, если он еще десяток лет протянет? Будем сутками стоять на коленях и славословить. А возьмите науку! Годам к тремстам, может быть, защитишь кандидатскую диссертацию, лет через триста — докторскую. А младшим научным сотрудникам без степени девятьсот лет цитаты сверять?!?! Представляете, какая начнется драка за степени, посты, квартиры, дачи! Пробиться в академики и лет восемьсот блаженствовать, ничего не делая, — да за это можно пойти на любое преступление. Нет, я думаю, что и семьдесят лет многовато. И вообще, искусственное продление жизни нарушает какую-то биологическую целесообразность.

Режим

Режим дома отдыха строг. И администрация стремится соблюдать его неукоснительно. Но как показывает опыт истории, чем строже режим, тем регулярнее и изощреннее он нарушается. В результате фактически строгий режим вырождается в формально строгий бардак. В таком бардаке формально (то есть для отчетов, для начальства, для показухи) все обстоит именно так, как это требуется правилами режима, а фактически не соблюдается ни одно из этих правил, кроме тех, которые невозможно нарушить и которые никто не хочет нарушать. Согласно правилам режима, например, после отбоя все отдыхающие обязаны спать. А фактически по крайней мере для половины из них только после отбоя начинается «настоящий отдых».

Прелесть такого времяпровождения состоит в том, что оно запрещено. Кроме того, в темноте не так стыдно заниматься этим «кое-чем», не видны дефекты партнеров. И вообще житейское убожество прикрывается покровом таинственности. И даже романтичности. Инженер заметил по этому поводу, что у нас вообще вся жизнь приобретает некоторый смысл только благодаря трудностям и запретам. Можете вообразить, что было бы у нас, если бы все то, что мы добываем с трудом и противозаконно, доставалось бы нам легко и вполне легально?! Какое, например, было бы удовольствие от запломбированного зуба, если бы тебе его сразу заделали нормально и тебе не пришлось бы две недели ходить, сидеть в очередях, переделывать?! Разве стали бы мы жрать эту фальшивую колбасу, если бы ее свободно продавали на каждом углу?! А если ты ее достал, простояв два часа в очереди, причем по чистой случайности натолкнувшись на магазинчик, где она вообще еще продавалась, ты на радости готов ее тут же кусать плохо залеченным зубом и глотать не разжевывая. Я вот третий год не могу прийти в себя от счастья, въехав в кооперативную двадцатидвухметровую квартирку на четверых. А если бы ее мне сразу дали?! Вот в том-то и дело! Нет, скажу я вам, наши классики здорово продумали это наше новое общество. Главное — чтобы был суровый режим. И тогда люди будут счастливы от одних только мелких его нарушений. Мы, например, безумно счастливы от того, что нас не сажают, так как молчаливо признаем массовые репрессии нормой этого режима, а отсутствие таковых — счастливым их нарушением.

Откровения Старика

У меня к Сталину, говорит Старик, никогда не было личного отношения. Я никогда особенно не восторгался им. И никогда не питал к нему ненависти. В общем, я не имел с ним лично никаких дел. В летную школу пошел добровольно. Летать любил. Своей профессией был доволен вполне. И летчиком был неплохим. Был, правда, один неприятный момент. Это когда с истребителя заставили переучиваться на штурмовика. Но и в штурмовой авиации было неплохо. Арест воспринял как недоразумение и глупость. Конечно переживал. Еще бы! Отняли любимое дело. Лишился неплохо начатой карьеры. Семьи. Бытовых удобств. Но свои настроения я почему-то на Сталина не обратил. Думаю, что воспоминания всякого рода «антисталинистов» надуманы позднее. Я лично антисталинистов почти не встречал. Говорят, лагеря открывают глаза на жизнь, учат. По-моему, это вранье. Лагеря — просто потеря куска жизни, а то и всей жизни. Я в лагерях ничего нового для себя не узнал. Мне и без них все это было известно. Все дело ведь не в том, известно тебе что-то или нет, а в том, как ты сам относишься к тому, что тебе известно. У меня наступил перелом в сознании. Но не в лагерях, а после. И не из-за «разоблачения» сталинизма, а совсем по другой причине. По какой? А по той, что я понял: не в Сталине дело, а в самой сути нашего строя жизни. И в людях. С таким народом, как наш, ничего другого получше не построишь. Возьмите, например, постановления высших органов власти за последние десять лет. Разве плохие постановления? Сами по себе — прекрасные. А что из них выходит? Мерзости и ерунда. Понимаете, обидно из-за того, что появляешься на свет только раз, кое в чем начинаешь разбираться, хочешь душу и силы отдать на улучшение, но чувствуешь полную ненужность свою и полнейшее бессилие что-то сделать. И тогда в душе рождается раздражение, а за ним — желание сделать зло. Хоть какое-нибудь зло. Хочется напакостить Им. Кому? Не знаю. Просто Им.

Затрапезный треп

Затрапезный треп есть треп во время еды. Мы, русские, говорит Инженер, по натуре мазохисты. Мы любим страдать и наслаждаться своими страданиями. В этом духе у нас бывают выдающиеся экземпляры. В нашем институте, например, был сотрудник. Ему постоянно не везло. До такой степени не везло, что даже смешно было. Остановимся на улице поболтать, мимо пробегающие собачонки задирают лапу на его брюки. Пролетающие птички делали ему прямо на голову. Купил он новый костюм, вышел в обновке на улицу, а его голуби обделали так, что никакая химчистка не могла потом отчистить. И он настолько к этому привык, что удивляться перестал и принимал как должное. Придем в столовую, ему обязательно в еде попадалась какая-нибудь дрянь. Я не знаю ни одного случая, чтобы ему не попадалась бы муха в компоте или в кефире. Уму непостижимо, откуда они брались. Зима, сорок градусов мороз, а у него в кефире трепыхается полуживая муха! Было отчего прийти в отчаяние и впасть в мистицизм. Но однажды произошло невероятное. Пришли мы в буфет, взяли по паре бутербродов и по стакану кефира. Сели. Он, конечно, по привычке начал муху искать. Искал, искал, а найти не может. Нет мухи! Мы, сказал он в испуге, перепутали кефир. Я твой взял, извини. Ладно, говорю, бери этот стакан. Взял он другой стакан. Шуровал, шуровал, и опять впустую. Нет мухи! Он, бедняга, аж посерел. На другой день мы узнали, что он повесился.

Из книги Твари

Этот процесс может завершиться полным отмиранием государства только при наличии как внутренних условий — построения развитого коммунистического общества, так и внешних условий — победы и упрочения социализма на международной арене. Пока не построен коммунизм, государство остается необходимым для руководства экономическим и культурным развитием общества, контроля над мерой труда и мерой потребления, охраны правопорядка. Существование империализма на международной арене может заставить даже после построения коммунизма сохранить те государственные органы и функции, которые связаны с обороной задачами защиты мира и безопасности народов.

Сталин

Время — после Октябрьского переворота. Место — Кабинет Сталина в Петрограде. Несколько столов. Служащие пишут какие-то бумажки. Входят различные люди, одни приносят бумажки, другие уносят. Звонят телефоны, стучат пишущие машинки. Служащие дают лаконичные ответы принимают информацию, отдают распоряжения. Один из посетителей (молодой человек в кожаной тужурке, офицерской фуражке, с наганом) присел на стол.

Служащий. Гражданин, вы мне мешаете работать!

Посетитель. Заткнись, канцелярская крыса! Разве это работа?! На улице Революция! Люди на митингах! На трибунах! В массах! Сражаются с врагами! Погибают, обагряя своей алой кровью землю, за которую...

Служащий. Здесь не митинг, а учреждение! И вы пока обагрили нашу землю чернилами, опрокинув чернильницу.

Посетитель (вскакивая, хватаясь за наган). Что?!! С кем разговариваешь, контра?! Да я тебя!..

Сталин (появляясь в двери, обращаясь к служащему). Распорядитесь проводить этого гражданина в ЧК как нарушителя революционной законности.

Посетитель (размахивая наганом). Это кто же тут говорит от имени Революции?! Я — личный представитель Троцкого!! Вот мой мандат!..

Сталин молча проходит к своему столу. Входят вооруженные люди, уводят растерянного Посетителя. Служащие снова погружаются в бумажки и телефонные разговоры. Сталин работает, как все, — подписывает документы, отдает краткие распоряжения. Темнеет.

Служащий. Товарищ Сталин, рабочий день давно кончился.

Сталин. Я вас не задерживаю, товарищи, вы свободны. Вы (это — к служащему, напомнившему об окончании рабочего дня) подготовили материалы по Поволжью?

Служащий. Нет, нет, товарищ Сталин. Завтра к обеду материалы будут готовы.

Сталин. Они нужны к утру.

Служащий. Слушаюсь, товарищ Сталин.

Часть служащих уходит. Часть остается. Сталин по-прежнему сосредоточен на бумагах, лишь время от времени отрываясь, чтобы зажечь трубку. Время идет. Часы бьют полночь. Сталин встает, начинает ходить по кабинету в проходе между столами. Сотрудники пожирают его глазами.

Сталин. Исторический процесс — явление сложное и коварное. В нем есть поверхностная пена и скрытые глубокие течения. Есть свои смертельные водовороты и идиллические тихие заводи. Революция... Где происходит революция? На улицах? На митингах? На заседаниях? Конечно. Но это — лишь пена революции. Глубинное же течение проходит здесь: это — мы с вами, наша серая будничная работа. Революционная пена увлекла за собой почти всех видных деятелей революции и вскружила им головы. Где они? Они — на трибунах. В массе они вообразили, что слово есть всемогущее оружие революции. Но ведь людям надо есть и спать. Одеваться. Передвигаться. Им надо получать пищу и оружие. Они должны объединяться в группы и разделяться на группы. Кто-то должен назначать на должности, контролировать, отдавать распоряжения. Революция — это прежде всего новая форма организации миллионных масс населения. А наши вожди знают лишь одно: мы и масса. А точнее говоря — я и масса. Вот вам самая простая задачка революции. В Ярославле готовится мятеж эсеров. Надо направить вооруженный отряд на его подавление, допустим — тысячу человек. Это — полк. Два батальона. Четыре роты. Двадцать пулеметов, пять орудий. Надо назначить командиров и комиссаров, обучить бойцов, проводить воспитательную работу. Надо обеспечить питание, переброску, отдых. Легче легкого произнести пламенную речь на заседании ЦК и выбросить лозунг: «Никакой пощады мятежникам!» А как его привести в исполнение? Без нас, без нашей незаметной и скучной работы ни один лозунг трибунных вождей не воплотится в действительность. Настоящая революция делается не на свету, а в темноте. Ночью. Но потерпите, товарищи! Пройдет немного времени, и подлинные творцы революции заявят о своем существовании. А сейчас — за работу. К рассвету материалы для ЦК должны быть готовы. Надо этим трепачам обрисовать фактическое положение в стране. За дело!

Автор. Привычка Сталина работать по ночам — не личная причуда, а принципиальная установка. Конечно, в этом был элемент театральности. Но не он главное. Ночью все происходящее представляется в ином виде (чуть не сказал — в ином свете), чем Ночью можно принять решение, которое нельзя принять днем. Я сам был не раз свидетелем того, как решения об уничтожении людей, отложенные до утра, не приводились в исполнение. Ночь — время трагедии, а утро и день — время комедии или сентиментальной драмы. Но это — мелочь. Главное здесь — принципиальная концепция сущности революции. Ленин лишь начал протрезвляться от романтических представлений о революции (а даже он был ими захвачен), Сталин был свободен от них с самого начала. Ленин чувствовал это преимущество Сталина и одновременно боялся его. Он догадывался, что на место его, ленинской гвардии, идет иной тип деятелей революции, что без них нельзя удержать завоевания революции и построить новое общество. Но он не хотел признаться в этом даже самому себе. Ленинская гвардия прилагала неимоверные усилия к тому, чтобы не допустить идущую ей на смену сталинскую армию, загоняя ее в кабинеты, конторы, штабы, тем самым укрепляя ее и ускоряя свою собственную гибель.

Письмо к Ней

Мне воздух чистый надоел.

Топтанье в клубе. Без разбора блядство.

В часы между едой томление без дел

И за бутылкой призрачное братство.

Не радует чириканье птенцов,

По горло сыт красотами природы.

И с нетерпеньем жду, когда, в конце концов,

Закончится занудный этот отдых.

Диссидент

Относительно другой достопримечательности дома отдыха отдыхающих предупреждают, чтобы они с нею были поосторожнее. Это — пес по кличке Диссидент. Кличку эту псу дал шеф-повар. Он бросил псу аппетитную кость, чтобы приманить его и приласкать. Но тот оскалил зубы, гавкнул на повара и ушел по своим делам, игнорируя кость. Вот тогда-то повар и сказал: «Ишь диссидент какой выискался!» Никто не знает, где Диссидент живет и чем питается. Появляется он, тощий и на вид озлобленный, всегда неожиданно. Отдыхающие при виде его разбегаются, а если не успевают — сжимаются и говорят Диссиденту льстивые слова вроде «Ах, какая хорошая собачка!», «Добрый песик!», «Песинька, хочешь конфетку?». Хотя Диссидент никого еще укусил, он считается опасным зверем. Руководство дома отдыха неоднократно предпринимало попытки изгнать его °с территории, но безуспешно. Есть подозрение, что среди отдыхающих находятся индивиды, тайно сочувствующие Диссиденту и подкармливающие его. Ходит слух, что одну из облав он преспокойно проспал в однокоечной палате первого корпуса, которую занимал видный профессор-филолог, тайно занимавшийся структурной лингвистикой.

Новый друг

В доме отдыха люди быстро сходятся, и МНС подружился с Кандидатом. Тот жил в двухкоечной палате первого корпуса. Вторая койка осталась почему-то незанятой, и Кандидат уговорил директора уступить это место МНС. В палате был письменный стол с настольной лампой, который Кандидат отдал полностью в распоряжение МНС. Если МНС засиживался за работой ночью, Кандидат не сердился и не требовал потушить свет. А главное — он оказался интересным и неутомимым собеседником.

— Кто все-таки был автором теоретических работ Сталина?

— А какое это имеет значение? Ложная проблема, навеянная сегодняшней практикой сочинения речей, статей и книг для начальства.

— Любопытно все-таки. Я просмотрел сочинения Петина тех времен, Станиса и многих других, так или иначе причастных к сталинским работам. И все-таки не мог найти ключа к последним. Тут есть какой-то перерыв непрерывного, скачок. Чувствуется какое-то еще лицо, совершенно неизвестное. Интересно было бы произвести языковой анализ на вычислительных машинах.

— Не преувеличивай мощь машин. В таких случаях всегда остается некая историческая неразрешимая тайна. Аналогичная ситуация имеет место с авторами Нового Завета. Но я склоняюсь к тому, что Сталин свои сочинения писал сам. Во всяком случае, в основном. Возможно, кто-то редактировал, кто-то давал основу. Но главная работа — его. Он же учился в семинарии. Отсюда — его стиль. Еще до революции он пописывал в газетах и был склонен к теоретизированию. А после революции чуть ли не все стали теоретиками. Это было в духе времени. Тогда вообще трепачей всякого рода было навалом. И Сталин не имел успеха, выглядел на этом фоне весьма убого. Но обстановка стала стремительно меняться. Видные теоретики и ораторы были отстранены и уничтожены. Естественно, сталинские сочинения стали вылезать на первый план и навязываться армией холуев. И они стали больше подходить огромной массе населения, охваченной идеологической обработкой. Сталин был главным автором «О диалектическом и историческом материализме». Это — эффект эпохи, а не просто продукт личности.

— И все же я не считаю эту проблему неактуальной. Возьмем, например, Брежнева. Уж, кажется, все есть: чин маршала, орден Победы, Конституция, вся полнота власти, биография, собрание сочинений... Но чего-то не хватает сравняться со Сталиным. Чего? Думаю, что самого главного: идеологической революции. На «развитом социализме» далеко не уедешь.

— Ну, для него это невозможно: классиком марксизма ему не быть.

— Почему же? Сначала несколько высказываний то тут, то там. Потом — раздел в речи. Потом — несколько статеек. Потом — специальный Пленум и специальная речь. Потом — книга. Потом — гигантская сеть политпросвещения и пропаганды, десятки тысяч идеологов, писателей, журналистов. Технически это не проблема. Дело не в этом.

— А в чем же?

— Нет пока такого человека, который сделал бы для нашего времени нечто аналогичное тому, что сделал неведомый «Сталин» для своего.

— Ты думаешь, он будет?

— Он возможен.

— Не буду спорить. Но вот тебе мой дружеский совет, никому больше не говори об этом. Что касается меня, считай, что этого разговора между нами не было. Скажи откровенно, неужели ты считаешь его гением?

— Дело не в этом. В животном мире ползающие происходят от ползающих, а летающие — от летающих. Мы, люди, происходим все из одного источника, но порождаем затем разные виды — ползающих и летающих. И в каждом виде есть свои выдающиеся экземпляры. С точки зрения одних, выдающиеся экземпляры других суть выродки, если бы они были первыми. С точки зрения лучших достижений культуры Сталин и вся его банда — сборище кретинов и подонков. У них есть свои критерии размерности. Но с нашей точки зрения даже самый великий кретин не тянет на уровень нормальной посредственности. Говорят, корейцы считают венцом творения Ким Ир Сена. Китайцы считали таковым Мао Цзэдуна. А мы над ними смеемся. Сталин не смешон, ибо он — в нашем Муравейнике.

— А знаешь, что больше всего раздражает и соблазняет в сталинской истории? То, что с примитивным умишком и банальной болтовней можно прослыть гением из гениев. Каждая бездарь понимает, что она превосходит этого «гения из гениев». Это ей льстит и вселяет надежду. Сталин, который волнует нас, — не реальный человек, а общая характеристика «нового человека» и его устремлений.

Летающие тарелки

Комната вдруг заполнилась голубым приятным светом, и МНС увидел Их. Их было шестеро. Трое были необычайно высокие, более четырех метров, как показалось МНС. Странно, подумал он, как Они помещаются в этой комнатушке высотой не более трех метров? Эти трое были атлетически сложены и очень были похожи на греческие статуи. Лица их напоминали лицо Давида у скульптуры Микеланджело, копию которой МНС не раз видел в Музее изобразительных искусств. Половые органы, однако, у Них, в отличие от греческих скульптур и Давида, отсутствовали. Нам это ни к чему, сказал средний (очевидно, главный) гуманоид. Мы живем по тысяче лет и выращиваем себе смену по мере надобности в лабораториях. Другие три существа были ростом не более метра и довольно противного вида. Они стояли сзади великанов. Это — наши слуги, сказал Главный (МНС показалось, что он сказал, хотя Главный стоял совершенно недвижно). Биороботы, искусственные существа. Зачем вы явились ко мне? — спросил МНС (вернее, только подумал). И что собираетесь со мною делать? Чтобы сказать тебе, что ты ошибаешься, ответил Главный, и показать настоящее будущее, ожидающее твоих сопланетников. Пойдем с нами! МНС достаточно было подумать о том, чтобы встать и идти, как он молниеносно вместе с инопланетянами перенесся в... это он почему-то сразу понял... в космический корабль, стоявший во дворе на цветочной клумбе. Сплошные парадоксы, подумал МНС. Корабль в диаметре километра два, не менее, а спокойно разместился на клумбе, на которой даже кошкам тесно. Ничего парадоксального в этом нет, сказал Главный. Мы по мере надобности растягиваем и сжимаем пространство. Как и время, между прочим. Мы увеличили продолжительность жизни до тысячи лет, научившись растягивать время. Это чушь, подумал МНС. Это логически невозможно, и я берусь это доказать Это — одна из причин, почему мы выбрали именно тебя сказал Главный, ибо все наши достижения получены вопреки логике. Уж не благодаря ли диалектике? — усмехнулся МНС. Именно так, сказал Главный. В таком случае вам следовало выбрать кого-нибудь из наших марксистов-ленинцев, подумал МНС. Мы выбрали тебя потому, что ты прав, и потому опасен, сказал Главный. Ты ошибаешься и прав, в одно и то же время. Кто мы? С вашей земной точки зрения — боги, ибо существуем вопреки здравому смыслу и вашей науке. Вы, например, утверждаете, что нельзя двигаться со скоростью больше скорости света. А мы двигаемся. Как? Есть разные способы. Например, сжимая пространство и растягивая время. Где наши жилища? Мы не нуждаемся в них, и потому мы можем вообразить любые, и наши воображаемые жилища сразу же реализуются. Но мы предпочитаем парить в энергетическом поле, наиболее благоприятном для нас. От него мы получаем все необходимое питание, не думая об этом. У нас нет полов, и потому мы можем допустить любое число различных полов и вообразить любые их отношения. И этого достаточно, чтобы это было. Образование и воспитание? Они нам не требуются, ибо мы все необходимое получаем вместе с физическим ростом, который почти мгновенен. Мы сразу появляемся такими, каковы мы есть, и пребываем в таком состоянии всегда. Возраст в тысячу лет установлен нам заранее в программе, вкладываемой в нас в самом зародыше. Мы лишь познаем и получаем интеллектуальное удовлетворение. Мы освоили Вселенную на необозримые, практически — на бесконечные расстояния. И на всех (заметь — на всех!) планетах, пригодных к существованию биологических существ, создали цивилизации из разумных существ. Мы изучили теоретически и проверили на опыте все логически мыслимые варианты цивилизаций с целью отобрать наиболее жизнеспособные и перспективные. И знаешь, к какому выводу мы пришли? Наилучшей из всех мыслимых цивилизаций является ваша коммунистическая. И Маркс, и Ленин, и даже Сталин были созданы нами. Хрущев и Брежнев — нет. Это — ваш собственный продукт. Мы просто решили вам показать на их примере, на что способны вы сами без нашего вмешательства. Но по каким критериям вы оцениваете? — подумал МНС. Почему вы решили, что коммунистический образ жизни лучше, чем западный? Потому что он естественнее, устойчивее и перспективнее с точки зрения приближения к запланированному нами идеалу, сказал Главный. Это — единственный путь, могущий привести к нашему идеалу. Остальное — тупики. Но почему же к вашему идеалу? — подумал МНС. У нас же могут быть свои, у вас не может быть ничего своего, сказал Главный.

Идея Инженера

Инженер в связи с ажиотажем вокруг летающих тарелок выдвинул идею научно-фантастического романа в сугубо советском духе. Например, летят космонавты долго-долго и захотели сесть на какую-нибудь планету, допустим — малую или большую нужду справить. Подлетают к одной планете — а там огромная очередь космических кораблей на посадку выстроилась. Подлетают к другой — а та закрыта на ремонт. Подлетают к третьей — а там космическое топливо все кончилось. Ринулись было в обратном направлении, а там все движение перекрыто: Генеральный секретарь Коммунистической партии нашей Галактики встречает Председателя Президиума Верховного Совета соседней Галактики. Есть отчего прийти в отчаяние, не правда ли?

Ночные разговоры

— Неужели мы в самом деле опередили Запад в социальном развитии? Смешно! Выходит, и Китай опередил. И Камбоджа.

— Чушь, конечно. Просто Запад еще имеет силы сопротивляться этой эпидемии. Может быть, ему даже удастся выстоять.

— Знаешь, что самое ужасное в этой эпидемии? Иллюзия естественности и нормальности.

— Почему же иллюзия? Она и в самом деле естественна. Возьми любой аспект дела. Например, этой многомиллионной массой народа надо как-то управлять.

— А почему «надо»? Если процесс естествен, он не предполагает никакого долженствования.

— Я неудачно выразился.

— Попробуй выразись более удачно. Уверяю тебя, без терминов долженствования не обойдешься.

— Я в этом направлении как-то не думал. Считал это чисто словесным делом.

— В словах сконцентрирована суть того, о чем мы говорим.

— Ладно. И все-таки смотри, что получается. Возьми например, основных деятелей обслуживающего персонала дома отдыха. Директор воплощает в себе Генерального секретаря, Председателя Президиума и Верховного Главнокомандующего, главврач — Председателя Совета Министров и Министра Здравоохранения. А массовик воплощает в своей нелепой персоне Главного Идеолога и Министра Культуры. Появление того или иного персонажа в роли массовика дома отдыха столь же трудно объяснимо, как появление Суслова в качестве Главного Идеолога партии, а Фурцевой или Демичева — в роли министра культуры. Культурно-воспитательный (заметь: не просто культурный, но и воспитательный, причем с ударением на второе) аспект дома отдыха необычайно многогранен. Он охватывает: работу телевизоров, показ фильмов, специально отобранных с учетом конкретной ситуации в стране и контингента отдыхающих (и по этой причине отбираются всегда одни и те же фильмы про Ленина, про подъем сельского хозяйства, про Брежнева); организацию лекций о международном положении, о решениях последних Пленумов ЦК и о последних речах Брежнева; проведение экскурсий в образцово-показательные предприятия, по местам боевой славы и по ленинским местам; подготовку самодеятельности, в основном — пения старых песен («Катюша», «Ой ты, рожь», «Вот кто-то с горочки спустился») и русских народных плясок; организацию викторин и массовых игр в клубе или на природе; организацию субботников, митингов, собрании. И многое другое в зависимости от текущего момента (например, юбилей) и местных условий (например, бильярд). В обязанности массовика входит также организация музыки для танцев, урезонивание пьяных и вызов милиции в случае надобности — если нельзя скрутить местными силами. С этой точки зрения массовик выполняет функции Председателя КГБ и Министра ВД. Наконец, на долю массовика выпадает еще и спортивная деятельность — создание волейбольных команд корпусов и устройство соревнований на первенство дома отдыха, создание сборной дома отдыха и устройство соревнований с домом отдыха Министерства угольной промышленности. Столь же многообразны обязанности директора, главврача и прочих членов обслуживающего персонала. Так что нет ничего удивительного в стремлении расщепить упомянутые роли, функции и обязанности, распределив их между различными лицами. А как это сделать? Бороться за расширение штатов. А какие для этого основания? Рост числа отдыхающих. А к чему ведет рост числа отдыхающих? К росту человеко-коек. С другой стороны, эти устремления дополняются заботой Партии и Правительства об отдыхе для трудящихся и увеличением ассигнований. Хотя это увеличение ничтожно, оно тем не менее принципиально: под него можно выбить самоокупаемые человеко-койки и увеличить штаты. В общем, идет сложный процесс развития общества в одном единственно возможном для него направлении — к коммунизму. В достаточно большом доме отдыха у директора и главврача появляются заместители, на место одного массовика приходит несколько, появляется особый физкультурник, появляется заведующий клубом и специалист по самодеятельности. И упомянутые выше партийно-государственные функции распределяются между различными лицами. Само собой разумеется, растет и дифференцируется канцелярия, а столовая... О столовой лучше помолчим, дабы наше настроение не испортилось окончательно. Две тенденции борются в вопросе о соотношении числа отдыхающих и числа членов обслуживающего персонала. Поскольку от числа отдыхающих зависит бюджет дома отдыха, имеет место тенденция как можно больше увеличить число отдыхающих на одной и той же данной материально-технической базе. Кроме того, эта тенденция отвечает общим установкам по заботе о благе трудящихся и растущим планам по охвату населения отдыхом. Но с ростом числа обслуживаемых отдыхающих неизбежно растет и число лиц обслуживающего персонала, причем второе растет быстрее первого. Это отвечает общей установке облегчить условия труда трудящихся в сфере отдыха и совершенствовать систему управления. В борьбе этих тенденций устанавливается более или менее устойчивое соотношение величин, поразительным образом совпадающих с аналогичными величинами в сфере труда Согласно нашей общей установке, у нас отдых признается не всякий, а только активный, вследствие чего он становится серьезным делом. Труд же в силу общей тенденции к халтуре и безделью постепенно превращается в средство развлечения и отдыха от унижающей человека домашней работы. По этой причине у нас стираются грани между отдыхом и трудом, — вот тебе еще один дополнительный источник развития марксистско-ленинской теории. Какова картинка, а? Так что же говорить об обществе в целом? А ведь за всей этой оравой персонала и отдыхающих следить надо в оба, иначе мигом все разворуют. Значит, контроль, проверка, надзор. А это — опять люди, люди и люди. Ты не спишь?

— Нет. Но все то, что ты сказал, я истолковываю в свою пользу. Если тут порождается такая паразитическая цепная реакция, значит, самые фундаментальные принципы организации общества порочны. Скажи, почему на Западе аналогичный пансионат содержит не сотня, а от силы десять человек, причем гораздо лучше, чем наша сотня?

— Личная заинтересованность. Другой тип отдыхающих. Если бы нашего брата посылали в их пансионаты, мы бы вопреки их личной заинтересованности мигом навязали бы им свой стиль.

— Но этот «наш брат» продукт нашего общества.

— Так же как и общество — продукт «нашего брата».

Письмо к Ней

Ненавижу с сеткою кровать.

Хочу, чтоб ночь была короче.

Не думал, что мне будет не хватать

Тебя. И все такое прочее.

Пишу. И рву бессильные слова.

Боготворю. По-матерну ругаю.

Звенит натянутой струною голова.

Хочу и нет. Стремлюсь и избегаю.

Не опьяняет рвотное вино.

Беседа не дает забвенья.

Как будто вижу я советское кино.

В разгаре самом светопреставленья.

Из книги Твари

Переход к коммунизму требует дальнейшего повышения коммунистической идейности трудящихся. Партия ставит в этой связи великую задачу — чтобы ее научное мировоззрение стало достоянием всего народа.

Сталин

Автор. Я продолжу свою мысль. Когда говорят, что Сталин был верным учеником Ленина, а сталинизм — ленинизмом в действительности, говорят нечто бессмысленное. На самом деле они суть явления разнокачественные, идущие из разных источников. Ленин — фигура историческая, Сталин же — социологическая. Чтобы понять Ленина и ленинизм, надо рассматривать конкретно-исторические условия и обстоятельства в России и в Европе в конце прошлого и в начале нашего века, то есть до революции. Ленин объясним, глядя из прошлого и в прошлое. Чтобы понять Сталина, надо рассматривать то, что сложилось в Советском Союзе и в мире вообще лишь в результате его деятельности и после него, то есть после революции. Сталин объясним, глядя из будущего и в будущее. Ленин представлял смену во времени, Сталин — нечто остающееся, воспроизводящееся, постоянное. Шла история. Люди влезали на броневики, произносили речи, захватывали оружейные склады, телефонные станции, ставили к стенке, стреляли, носились с шашкой наголо на коне с криками «Ура!». А в это время незримо, незаметно зрело то, что я называю социологией. Ведь чтобы Чапаев мчался с шашкой и в развевающейся бурке, должна быть канцелярия в дивизии, а в канцелярии надо столы расставить, а за эти столы посадить людей. Нужно было бумажки выписывать, печати ставить, штампы какие-то... И когда драматическая история пронеслась и дым развеялся, выяснилось, что именно из этого получилось, что именно осталось от истории. История умчалась в прошлое, а контора с ее бумажками, печатями, скукой, званиями, распределением по чинам, волокитой, очковтирательством и прочими прелестями осталась. Надо, повторяю и подчеркиваю, брать общество в том виде, как оно сложилось и существует на наших глазах. И тогда будет понятно, зачем носился Чапаев с шашкой наголо: отнюдь не для того, чтобы спасать страждущее человечество, а для того, чтобы, в частности, чиновники из аппарата всех сортов власти могли на персональных машинах ездить в спецраспределители за продуктами, которых нет в обычных магазинах, приобретать шикарные квартиры и дачи, пользоваться лучшими курортами и достижениями медицины... Сталин это понимал, а точнее — ощущал. А еще точнее — он просто действовал в этом социологическом разрезе бытия. И когда история сделала свое дело, она стала помехой для социологии. История никогда не имеет корней. Социология же сама есть корни. И потому пену истории смыло течением, а корни социологии дали ростки и затем плоды. Ленин действовал по законам истории, Сталин — социологии. И потому Сталин победил.

Подготовка к визиту высокой персоны

С первого же дня заезда отдыхающих предупреждали что ожидается визит главы санаторно-курортного отдела самого товарища Сусликова, и потому просили их особо проявить чувство высокой ответственности. Высокий гость ожидался и в прошлые заезды, но откладывал визит из-за плохой погоды сначала, а затем якобы по состоянию здоровья. Но все понимали, что это за «плохая погода» (погода была отличная, гораздо лучше теперешней) и что это за «состояние здоровья» (товарищ Сусликов всегда пребывал в состоянии игривого опьянения и еле шевелил языком и всеми конечностями). Дело в том, что в президиуме академии в это время наметились временные трудности в связи с ревизией жульнических махинаций заведующего жилищным отделом, и товарищ Сусликов боялся, как бы эта ревизия не переметнулась на его ведомство.

Через пару дней стало точно известно, что высокий гость прибудет в пятницу утром. Прибудет с сопровождающими его лицами — старшим инспектором по путевкам со скидкой товарищем Куктычапагировой, секретаршей вице-президента Леночкой (которая по сему поводу взяла отгул на пятницу и понедельник) и сотрудником первого отдела Юрой, у которого складки и синяки на морде от систематических перепоев имели такой вид, будто ему специально вытатуировали буквы КГБ. Этого Юру в академии знали все, поскольку без него не обходился ни один банкет по поводу защиты диссертаций.

В доме отдыха началась лихорадочная подготовка к встрече высокого гостя и его свиты. Отдыхающих заставили произвести генеральную чистку палат. Главное внимание при этом обращалось на то, чтобы в тумбочках не было спиртных напитков — товарищ Сусликов очень строг в этом отношении. Затем отдыхающих выгнали на уборку территории. При этом главное внимание было уделено территории вокруг коттеджа, в котором предполагалось разместить высокого гостя и его свиту, и дорожке, ведущей от коттеджа к столовой. В клубе сам директор провел с отдыхающими инструктаж о правилах поведения. На время визита женщинам было запрещено ходить в брюках — товарищ Сусликов не одобряет эти новые моды, проникшие к нам с гнилого Запада. К тому же товарищ Сусликов привык лазить под юбку, а под брюки не очень-то залезешь даже с длинной хапужьей лапой товарища Сусликова.

Под апартаменты товарищу Сусликову отвели четырех-коечную палату в коттедже. Поставили там двухспальную кровать, покрыв ее алым шелковым покрывалом. Членам свиты отвели отдельные комнаты на первом этаже того же коттеджа. Заготовили черную и красную икру, севрюгу, копченую колбасу, свежих цыплят, всяческие вина, включая «Крымское шампанское», о существовании которого ранее не подозревали, и даже свежую клубнику — товарищ Сусликов обожает клубнику со взбитыми сливками. Установили круглосуточное дежурство, чтобы предотвратить возможные провокации, — сами понимаете, какое теперь время!

Затем приступили к подготовке населения к встрече. Первым делом изъяли Ильича — посадили на пятнадцать суток за хулиганство в общественном месте — упоили пивом, и он помочился в коридоре клуба на виду у Беззубой Докторицы, которая и донесла на него. Когда проблема Ильича была решена, взялись за возможных жалобщиков. Директор собрал их в своем кабинете и выслушал их претензии. Часть претензий он на время визита приказал удовлетворить. Наиболее упорных жалобщиков взяли на обман: организовали на пятницу бесплатную экскурсию на молочную ферму, где пообещали напоить парным молоком.

Нерешенной осталась только одна проблема — проблема собак, и в особенности — Диссидента. С обычными собаками справились гениально просто. Повар накопил кучу костей и отнес их в мешке, сопровождаемый подхалимской сворой, в дом отдыха Министерства угольной промышленности за десять километров. И вся свора временно пересеклась туда. Что касается Диссидента, то тут пришлось потрудиться. Целый день отдыхающие прочесывали территорию, но безрезультатно. Диссидент в это время отлежывался под крыльцом коттеджа, предназначенного высокому гостю. Обратились за помощью к милиции. Милиционеры привезли сыскную собаку, и та обнаружила Диссидента. Последнего засунули в мешок и увезли в район Дента.

Откровение Старика

Я ведь тоже немало передумал, говорит Старик. Некоторые вещи я понял до самого дна. Например, я теперь знаю, что формула «интересы коллектива выше интересов личности» на практике означает, что интересы руководителе выше интересов руководимых. А коллектив есть лишь средство для руководителей душить непокорных. Я таких парадоксов открыл для себя десятки. Больше не хочу, хватит. Результат уже не изменится принципиально от новых открытий. А результат — тоска и уныние. Почему? Да потому, что зацепиться не за что. К тому же я понял, что научное понимание нашей системы невозможно. Тут все спрятано, искажено, размазано. И что самое поразительное — оно никому и не нужно. Оно особенно не нужно критикам нашего общества. Почему? Сам толком не пойму. Может быть, потому, что они стремятся выглядеть умными и смелыми. А для научного понимания тут нужно быть тихим, незаметным. И такое понимание не для широкого употребления. Не поймут. Мне кажется, что с научным подходом у нас могут примириться для каких-то узких целей. Но конечно, без признания чьего-то авторства и как с дальнейшим развитием мыслей классиков.

Первый корпус

Первый корпус, куда волею случая переселился МНС, был привилегированным. С одной стороны, он был расположен в двух шагах от столовой и клуба, а с другой стороны — в двух шагах от леса и речушки. И из окон его были видны все красоты природы. Не говоря уж о том, что все палаты тут были однокоечные и двухкоечные (и даже нессколько палат — двухкомнатные, это — для особо важных лиц), тут поселялись серьезные люди, неукоснительно требовавшие тишины и порядка. И потому появление МНС было встречено настороженно и даже враждебно. Но Новый Друг пустил слушок, что МНС — необычайно талантливый молодой ученый, что скоро он станет доктором, минуя кандидатство, что он работает на самого... (тс-с! это, конечно, между нами!), и МНС был допущен в среду интеллектуальной элиты советского общества почти на равных.

Справа от палаты МНС и Нового Друга отдыхал (по слухам — уже третий заезд кряду) профессор шестидесяти с гаком лет, ярый поклонник академика Николкина. Академик Николкин во времена Сталина занимал крупные посты и руководил изготовлением авиационных моторов, а после смерти Сталина бросил свой недюжинный талант и несгибаемую волю, за которую его любил Сталин, целиком и полностью на самосохранение. Для этого он изобрел свою собственную систему, которая принесла ему неизмеримо большую славу, чем вышедшие из употребления моторы. Центральным элементом системы Николкина был бег трусцой, причем на всю ступню, и подскоки без амортизации. Идея этого элемента состояла в том, что организм встряхивается, и все вредное и отжившее постепенно выбрасывается из клеток наружу. Сосед Профессор по системе Николкина ежедневно в любую погоду шлепал трусцой на всю ступню по десять километров и подскакивал по часу без амортизации, отравляя существование живущему под ним Доктору — стороннику неторопливых прогулок по окрестностям с размышлениями о сущности бытия и наслаждением неповторимыми красотами природы. И хотя у Профессора с каждым подскоком вылетало по дюжине последних седеньких волосиков и вываливались искусственные зубы, остановить его неумолимый бег трусцой в крематорий уже не могла никакая сила в мире.

Сосед с другой стороны, наоборот, был яростным поклонником академика Амухина, который тоже разработал свою систему. Ядро системы Амухина составлял принцип: по возможности не есть и до изнеможения трудиться. Причем труд Амухин понимал отнюдь не в марксистском смысле, то есть не как целесообразную деятельность по созданию духовных и материальных ценностей, а как растрачивание калорий. В частности, он рекомендовал делать по пять тысяч приседании в день. Но он категорически протестовал против бега и подскоков на всю ступню, поскольку, как полагал он, из клеток отрывается и выходит наружу кое-что полезное и жизнеспособное. И сосед слева, сожрав предварительно все то, что давали в столовой (ибо это было положено, ибо за это было уплачено!), и сожрав добавку, затем с маниакальным упорством выгонял из организма лишние калории, доведя число приседаний до тысячи в сутки. И его также ничто не могло остановить, даже стремительно прогрессирующее расширение вен на одной ноге и закупорка вен на другой.

Соседи вели бесконечные дискуссии о преимуществах и недостатках той и другой системы, цитируя специальную литературу на четырех иностранных языках и вовлекая в дискуссии почти всех обитателей корпуса. Женская половина корпуса, заселенная ожиревшими и ужасающе одуревшими докторицами, профессоршами и кандидатами, сходила с ума на проблеме похудения путем голодания. Они по десять раз на день вспоминали, какой у них был вес и какая талия в двадцать лет, и со ссылками на польские журналы клялись вернуться в это вымышленное (и потому не подлежащее сомнению) состояние. Это, однако, не мешало им начисто подъедать все то, что давали в столовой, включая хлеб, манные и пшенные каши, макароны, сливочное масло. Идея самосохранения есть основа жизни нашей творческой интеллигенции, сказал на это Новый Друг. Это — то, что ждет и нас с тобой, когда мы выберемся в доктора и профессора.

На первом этаже двухкоечную палату занимала членкорша какой-то южной республиканской Академии наук — жирная, глупая, увешанная золотыми серьгами с камнями и цепочками, с парой колец на каждом из десяти толстых волосатых пальцев, самодовольная, надменная. Рядом с ней в однокомнатной палате мучилась от зависти к Членкорице и презрения к ней Беззубая Докторица. Докторица была на голову выше Членкорицы в физическом смысле, но чувствовала себя выше ее на десять голов в интеллектуальном отношении. Она постоянно носила с собой какой-то детектив на английском языке и делала вид, что читает и понимает без словаря. Чтобы привлечь к этому замечательному факту внимание, она приглашала всех при случае вступить в обсуждение проблемы смысла английских слов, с которых начинают изучение языка в начальной школе. Почувствовав, что МНС владеет языком, она начала усиленно кокетничать с ним на этой почве. Берегись, сказал на это Новый Друг. Такого рода твари склонны к примитивным сексуальным извращениям. Странно, почему она не вставит себе зубы? Денег имеет достаточно. Скорее всего — жмотничает, ждет очереди, когда ей сделают челюсти бесплатно. Наверняка по сему поводу из института, где она работает, направили письмо за подписью руководящего «треугольника» в Министерство здравоохранения с просьбой оказать содействие выдающемуся ученому. Готов держать пари, в письме обосновали необходимость искусственных зубов для скупой докторицы тем, что ей надо читать лекции студентам, заглядывающим ей в рот, и беседовать с иностранными учеными, которые тоже, естественно, смотрят ей в рот.

Беззубая Докторица рассчитывает быть выдвинутой в члены-корреспонденты Академии наук СССР, что на порядок выше членкорства республиканской академии. Хотя Членкорица уверена, что Докторицу не выдвинут, а если двинут, то наверняка провалят, иллюзорная перспектива Докторицы ее все равно беспокоит. И потому она всячески демонстрирует свои дружеские чувства к Докторице. Та платит ей взаимностью. Членкорица приехала в дом отдыха по бесплатной путевке, вернее — совсем без путевки, по звонку сверху. Докторице же устроили соцстраховскую путевку со скидкой, так что ей пришлось уплатить не более десятки. Но она и это считает грабежом, поскольку она заслужила лучшую участь. Тем более Членкорица из какой-то республиканской академии приехала вообще без путевки.

Ночные разговоры

— Я никогда не был на Западе. Но кое-что читал и слышал о нем. И иллюзий насчет него у меня нет никаких. Одно уж то, что он, несмотря на наши кошмарные уроки, стремится к такой же мерзости, какая сложилась у нас, говорит о том, что и на Западе жизнь далеко не для всех есть сахар. И все же я не могу понять, почему его тянет в эту пропасть?

— Потому что пропасть слишком глубокая. Чем глубже пропасть, тем реальнее кажется иллюзия свободы и тем дольше она продолжается.

— Но тем меньше шансов из нее выбраться.

— Из чего выбраться — из иллюзии или из пропасти?

— Очевидно, из иллюзии, ибо из такой пропасти не выберешься.

— Все в мире относительно. Если падение продолжается достаточно долго, то его вполне можно рассматривать как полет.

— Мне сейчас забавная мысль пришла в голову. Почему эти идиоты решили, что принцип «каждому — по потребностям» очень хорош? Вот представь себе ситуацию. Ты работаешь хуже, чем я, а получаешь по потребностям больше или столько же, сколько я. Почему я должен считать это справедливым? Уверяю тебя, если даже этот глупый принцип будет реализован, лучшие люди будущего начнут против него самоотверженную борьбу. Почему мы должны за чистую монету принимать все домыслы наших предшественников? У нас на плечах есть своя голова. Мы сами можем кое-что обдумать вполне здраво. Не такая уж бездна ума вложена в эти лозунги. Скорее, наоборот.

— А процесс над «Рабочей группой» все откладывается. Власти сами не знают, как с ними поступить — лечить как сумасшедших или судить как вменяемых преступников за несовершенные преступления. Им хочется совместить и то и другое, а именно — возвести в идеологическую догму положение, будто только сумасшедшие могут быть недовольны существующим порядком и критиковать его, но чтобы сумасшествие такого ранга каралось как преднамеренное преступление.

— Эта «группа» — бред сумасшедшего.

— В этом мире все есть бред сумасшедшего. Тут речь уже идет о сумасшествиях второго порядка. И даже третьего. Это — совершенно новое явление в психиатрии. Продаю это открытие за пол-литра!

Летающие тарелки

— Смотри, — говорит Главный.

— Смотрю, — думает МНС, — но ничего не вижу.

— Верно! У нас и нет ничего. И потому мы имеем все.

— Софистика.

— Не спеши с выводами. Вот ты ложишься спать в тесной душной комнатушке и в довольно неудобную кровать. А если бы ты имел возможность отдыхать в любом месте пространства с максимальными удобствами (например — в той прекрасной роще, на свежем воздухе, с полной гарантией безопасности), что бы ты предпочел? На тебе довольно невзрачного вида одежда. Ее надо надевать и снимать, мыть, чистить, гладить, чинить. А если бы ты имел возможность, вместо одежды, окружить себя неким энергетическим экраном, придавая по своему желанию ему любой вид» что бы ты предпочел? Как ты питаешься, не стоит говорить. А если бы ты имел энергетическую систему питания, действующую постоянно без твоего волевого усилия, что бы ты предпочел?

— Сплошные потери. А что же остается?

— Познание.

— А ради чего?

— Ради совершенствования и сохранения рода. Наша Галактика ведь тоже не вечна. До того как она погибнет, надо успеть изобрести возможность улететь в другую Галактику.

— И много вас?

— Миллиарды.

— В таком случае вы суть бред сумасшедшего.

— Почему?

— Потому что если вас много, то вас нет. И я это могу доказать.

— Докажи! Если твое доказательство будет убедительным, мы исчезнем.

Пробуждение

А за окном всходило солнце, кричали петухи, лаяли собаки, пели соловьи. И воздух. Какой тут воздух! Ради одного этого воздуха стоить жить.

— Нет, я не хочу отрекаться от моих трудностей, забот и проблем, — подумал он вслух.

— И правильно делаешь, — сказал Новый Друг, вскакивая с кровати. — А ну, борода, подымайсь! С этого дня будем делать утреннюю зарядку. По всей форме, с нагрузкой и душем. Мы же все-таки мужчины.

Гимн общественной работе

Прочитав место в рукописи Тваржинской о том, что «при коммунизме добровольная общественная работа постепенно вытеснит обязательный труд на благо общества и станет основной формой трудовой деятельности граждан», МНС не выдержал и расхохотался. Узнав причину смеха, сосед из палаты напротив, зашедший стрельнуть сигарету, тоже начал смеяться. Самое смешное, сказал он, что тут смешно не потому, что общественная работа есть нечто смеха достойное. Наоборот, это — очень серьезный элемент идеологической обработки населения. А вот почему все-таки смешно, объяснить не могу. Я лучше расскажу, как я сам занимался общественной работой, став членом партии.

Как молодой коммунист, я, само собой разумеется дил в деревню на работу и в составе агитбригады. Что это такое, вы сами знаете. Мои функции в агитбригаде сводились к организации пьянок и к чтению лекций о... кибернетике — ее как раз начали признавать и ставить на службу коммунизму. Из кибернетики я знал, что можно изготовить механических мышей и черепах. Мне даже довелось видеть однажды таких искусственных черепашек. Меня при этом больше всего поразило то, что черепашки налезали друг на друга. Мне это казалось чудом техники, хотя это, как выяснилось потом, было результатом технических неполадок. Об этих черепашках и мышках я и рассказывал своим ошеломленным слушателям. В том месте, где я говорил, как черепашки залезают друг на друга, зал буквально замирал затаив дыхание. Потом от меня требовали рассказывать подробности. И я, подкрепившись стаканом водки, которую мне друзья подсовывали под видом воды, выдавал слушателям такие детали о достижениях кибернетики, какие не снились самым смелым ее новаторам.

Потом я принимал участие в избирательных кампаниях. Тут мои функции заключались в том, что я разыскивал загулявших избирателей в окрестных забегаловках и волок их на избирательный участок, обещая бесплатно сто граммов водки после голосования. Однажды таких избирателей накопилось человек двадцать. Они грозились разнести участок и выдернуть мне все конечности, если они не получат обещанную выпивку. Представитель райкома партии обвинил меня в том, что я подрываю доверие народа к партии. Я сказал ему, что действовал с лучшими намерениями — обеспечить стопроцентную явку избирателей. Но я всего лишь МНС, и моей зарплаты крайне мало, чтобы восстановить былое доверие народа к партии. Тогда мне выделили двадцать пять рублей из средств месткома, и я увел восторженно орущую толпу алкашей на бульвар имени анархиста Кропоткина.

Потом меня повысили — назначили руководителем пропагандистского кружка у подшефных строителей. Я честно исполнял свой долг, пересказывая им отрывочные сведения из газет и зачитывая райкомовские разработки по очередным партийным постановлениям. Как потом написали «телеге» на меня в институт, в результате моей пропагандистской деятельности число алкоголиков на предприятии удвоилось, причем случаи попадания рабочих в вытрезвители поразительным образом совпадали с днями занятий кружка. И меня освободили от этой общественной работы, назначив... кем, как вы думаете?.. преподавателем в Вечернем Университете Марксизма-Ленинизма. Это назначение было особенно приятно, поскольку тут платили приличные деньги.

Моя карьера в Университете Миллионов, к сожалению, закончилась очень скоро. Мой основной педагогический принцип был следующий. Принимая экзамен, я спрашивал у слушателей, кто согласен на тройку, ставил таковым отметку и отпускал восвояси. Затем спрашивал, кто согласен на четверку, ставил желающим отметку и тоже отпускал. Наиболее стойким я ставил пятерку, тоже не спрашивая. И все были довольны. Но в семье не без урода. Попался мне один слушатель, который занимался в Университете Идиотов на полном серьезе и хотел блеснуть своими познаниями. Я же поставил ему пятерку, не выслушав его замечательных мыслей. Он был обижен до слез, написал на меня заявление в райком, в котором обвинил в чрезмерном либерализме.

После этого я, как бывший преподаватель Университета Дегенератов, был допущен работать внештатным рецензентом курсовых работ слушателей Заочной Высшей Партийной Школы (ЗВПШ). Что такое Заочная ВПШ с интеллектуальной точки зрения, описать невозможно. Я успел написать рецензии на сотню курсовых работ (по два рубля пятьдесят копеек за штуку), из коих по крайней мере пятьдесят были просто перепиской одной популярной брошюры, выпущенной издательством «Тьмутараканский рабочий» для самой отсталой части самого отсталого народа нашей необъятной Родины. Причем согласно инструкции я обязан был учитывать индивидуальные особенности каждой курсовой работы и давать позитивные рекомендации. От слушателей требовалось не просто показать хорошее знание марксизма, но подходить к проблемам марксистской теории творчески. Главная моя трудность заключалась в том, чтобы придумать, что творчески нового вносит каждая работа в марксизм. И однажды я придумал такой «творческий» вклад, который оказался старым-престарым ревизионизмом. Разразился скандал. Защищаясь, я обозвал всех слушателей ЗВПШ жуликами и представил доказательства. Скандал замяли. А меня... включили в лекторскую группу городского комитета партии (МГК).

Лектором МГК я числился лет десять, хотя прочитал вернее — пробовал прочитать... всего лишь одну лекцию. Произошло это так. Назначили меня прочитать лекцию на торжественном предпраздничном (перед Седьмым ноября) собрании в Министерстве внешней торговли. Задание ответственное, и я добросовестно проштудировал разработку (фактически готовую лекцию), которую мне вручили в МГК. Я мог шпарить эту лекцию без запинки, одним глазком глядя в текст, а другим следя за слушателями. Впечатление, будто это все я шпарю «из головы», а не по бумажке, было бы полное. Было бы, но, к сожалению, этого не случилось. Когда я пришел, собрание по каким-то причинам отложили на час, кажется — потому что не успели привезти Переходящее Красное Знамя райкома партии которое должны были вручить лучшему отделу. И организаторы всей этой заварухи совершили грубую ошибку — пригласили меня зайти в буфет и выпить рюмочку коньяку. Мои спутники оказались веселыми ребятами, склонными к выпивке. А от общения со мной они потеряли всяческий контроль над собой — я обладал таким талантом увлекать людей на попойки в высочайшей степени. Уже через полчаса мы осушили несколько бутылок, перешли на «ты» и позабыли о том, зачем я тут нахожусь. Очнулся я на трибуне. Вспомнил о докладе. Стал искать «разработку». Нет! Я ее где-то посеял. И чтобы как-то выйти из положения, я сказал лишь следующее: «Чем доклад короче, тем он лучше, поэтому поздравляю вас с наступающим праздником и желаю отметить его достойно советского человека». Под бурные аплодисменты местные алкаши сняли меня с трибуны и унесли обратно в буфет. Все были довольны. Но кто-то донос все-таки настрочил.

После этого я числился лектором МГК, но фактически никакой общественной работы не вел. Когда ко мне приставали с каким-либо поручением, я говорил, что я — лектор МГК. Услышав такое, пристававшие вытягивались по стойке «смирно» и оставляли меня в покое: МГК звучало почти как КГБ. Были и другие преимущества от этой общественной работы: я имел привилегию подписываться на детский журнал «Веселые картинки» и на журнал для западных взрослых идиотов «Советский Союз». Я уступал это право другим сотрудникам института.

А какая у вас сейчас общественная работа? — поинтересовался МНС. О! — сказал Сосед вполне серьезно. Я сейчас заведую отделом в обществе «Знание». И в награду за хорошую работу я получил бесплатную туристскую путевку в США. Смешно? Нет, сказал МНС. Смешно до чрезвычайности.

О будущем

Одним грядущего приметы

Являют лазера лучи,

Полет космической ракеты,

Синтез искусственной мочи.

Другим же — мутные потоки

Демагогических речей,

За правду лагерные сроки,

Рой добровольных стукачей.

Как разрешить дилемму эту?

Я обе точки зренья чту.

И вижу в космосе ракету

С концлагерями на борту.

Реплика МНС

Вот читай, говорит МНС. Статья о так называемых черных дырах, которые якобы искривляют пространство и замедляют время. Автор — доктор физико-математических наук. Бывает кретинизм от необразованности. Но кретинизм образованных людей превосходит его безмерно. Его преимущества — опора на «данные науки», на специальную терминологию, на стремление всех быть передовыми и прогрессивными. Можно замедлить или ускорить ход каких-то процессов во времени. Но говорить об ускорении или замедлении времени бессмысленно в силу самих определений понятий, относящихся к пространству, времени, скорости. Ты вот вдумайся! Что значит: время в черных дырах замедляется? Это значит, что за одно и то же время там проходит меньше времени, чем у нас. Аналогично можно сжать, растянуть, искривить какие-то тела и группы тел в пространстве, но бессмысленно говорить о сжатии, растяжении и искривлении пространства.И опять-таки это бессмысленно в силу смысла самих языковых выражений. Но попробуй растолкуй это людям. Миллионы образованных и имеющих силу людей заинтересованы тут в жульничестве, мистификации, лжи. Они допустят в этом деле никакой ясности. А что уж говорить о других вещах, затрагивающих интересы сильных мира сего более явно и глубоко!

Откровение Старика

Ощущение такое, говорит Старик, будто мы строим некую гигантскую незримую Пирамиду, назначения которой никто не знает. Мы все приносимся в жертву этой Пирамиде. Сколько погибло народу при строительстве египетских пирамид?! А ведь они были люди. Думали, страдали. А ради чего все это было? Конечно, тут можно предложить такое простое объяснение: для какой-то части общества эта Пирамида есть удобное средство заставить остальную часть работать на себя. Но меня такое объяснение не удовлетворяет. От этой Пирамиды страдают все, в том числе — привилегированные. Напрашивается очень грустное предположение: человек-то по отдельности, может быть, и разумен, но не столь уж разумно большое скопление людей. Тут действуют какие-то чисто природные законы, подобные законам генетики, кристаллографии. Мы тут трепыхаемся... Душа! «Я»! А на самом деле мы — лишь орудие для мертвой природы обтесать очередной блок для бесцельной Пирамиды и затащить его вперед.

Вы мыслите в высоких категориях, говорит МНС. А я мыслю пустяками. Вы знаете, что меня больше всего пугает? То, что Рим переименуют в Тольятти, Париж — в Маршенск, а Венецию — в Берлингуецию.

Из книги Твари

Осуществление коммунистического принципа распределения по потребностям означает не только величайший переворот во взглядах на труд, который перестает быть просто средством заработка. Человеческие отношения полностью и навсегда освободятся от расчета, корыстных соображении, всего, что вносила в них погоня за материальной выгодой. Возможность всегда бесплатно получать из общественных запасов все, что нужно для обеспеченной и культурной жизни, оздоровит психику человека, освободит его от тягостных забот о завтрашнем дне.

Замечание МНС

Все это достижимо. Солдаты, например, из «общественных запасов» получают «все, что нужно». И никаких «тягостных забот о завтрашнем дне». И психика куда как здоровая.

Сталин

1922 год. Предстоит Пленум ЦК партии. Перед началом Пленума вожди партии собрались в кремлевском кабинете Ленина. Среди них Троцкий, Зиновьев, Бухарин и другие. Сталина нет — он еще не входит в число высших лиц партии и государства. Собравшиеся обсуждают повестку предстоящего Пленума, намечают кандидатуры в выборные органы, набрасывают проекты резолюций, короче говоря — репетируют предстоящий спектакль. Последним обсуждается вопрос о секретариате ЦК. Вопрос этот считается вопросом десятистепенной важности, поскольку до сих пор функции секретарей ЦК выполняли женщины, причем — в небольшом количестве. И потому он обсуждается скорее в юмористическом духе. Ленин старался быть серьезным, но и он не скрывает своего пренебрежительного отношения к этому вопросу.

Ленин. Работа эта, конечно, чисто женская, да не обидятся на меня присутствующие женщины. Но что поделаешь, теперь наша партия стала правящей, и канцелярщина разрослась неимоверно. Конечно, со временем мы отбросим прочь всякий бюрократизм, в том числе — и внутрипартийный. Но пока нам надо считаться с фактами. Секретариат придется расширять и укреплять. Что же касается кандидатуры первого секретаря, то...

Троцкий (перебивая Ленина). Вождям партии унизительно заниматься бумажными делами. Я считаю, что на этот пост надо назначить человека известного в партии, но не играющего в ней роли первостепенной важности. Мне кажется, для этого подошел бы Коба.

Ленин. Какой такой? Не помню...

Бухарин. Джугашвили. Последнее время стал подписывать свои статейки по национальному вопросу псевдонимом Сталин.

Троцкий. Сталин, конечно, малограмотен. Его претензии на роль теоретика смехотворны. Но он педантично аккуратен. Въедливый формалист. Настойчив. Бюрократический аспект деятельности партии вполне в его духе.

Ленин. У меня возражений нет. Будем предлагать Сталина. Но как он сам отнесется к такому маловажному назначению?

Зиновьев. Для него это — большое повышение. Сейчас он заведует наркоматом национальностей. Наркомат фиктивный, с ним вполне справится мелкий чиновник вроде Микояна или Молотова.

Каменев (под общий смех). Тут даже Буденный или Ворошилов справились бы.

Ленин. Я думаю, лучше пригласить сюда этого... как его?.. Сталина и побеседовать с ним.

Половина присутствующих кидается искать Сталина. Ленин задумывается, достает клочок бумаги и начинает лихорадочно набрасывать тезисы своего выступления. Прочие разбиваются на группки, переговариваются, шутят, рассказывают анекдоты про Ленина, Буденного, Чапаева.

Троцкий. Ильич накануне переворота звонит Подвойскому и просит его передать питерскому пролетариату, чтобы тот пить пил, но не забывал, что завтра все-таки будет революция. Ха-ха-ха-ха-ха!!

Зиновьев. Ординарец Буденного вбегает в штаб и кричит, что белые зашли с тыла. Буденный вскакивает на коня и кричит: «Вперед!» Ха-ха-ха!

Бухарин. Знаете, как Чапаев после месячного пребывания в военной академии объяснил Петьке, почему колеса поезда стучат о рельсы? Площадь круга равна пи-эр-квадрат, так вот этот квадрат и стучит. Ха-ха-ха!

Постепенно возвращаются искавшие Сталина. Минут через десять не спеша входит Сталин. Он в полувоенном кителе, в сапогах, курит трубку. Говорит на правильном русском языке без всякого акцента.

Ленин. Товарищ Джугашвили, есть предложение перевести вас на работу в секретариат ЦК. Первым секретарем.

Сталин. Я не возражаю. Но у меня есть условие. Секретариат ЦК приобретает все более важное значение в деятельности партии по руководству государством. Поэтому вместо должности первого секретаря следует учредить должность генерального секретаря, подчинив последнему весь технический аппарат ЦК.

Ленин. Я считаю предложение товарища Джу... Сталина вполне резонным. Возражений нет? Договорились, товарищ Сталин! Будем вашу кандидатуру предлагать в качестве Генерального секретаря ЦК. Вы свободны, товарищ!

Троцкий (после ухода Сталина, смеясь). Генеральный столоначальник ЦК! Ха-ха-ха! Представляю, что этот тупой чинуша разведет в своей канцелярии!.. Но нам, кажется, пора!

Главная тенденция столетия

В первый же вечер отдыхающие женщины явились в клуб в «декольтах», как выразился Универсал. Декольтами он называл не только обнаженные спины, костлявые или ожиревшие плечи и отсутствующие или гипертрофированные бюсты, но и всякого рода разрезы, вырезы и укорочения, обнажающие нижние конечности, а также обтягивания различных частей тела, делающие излишними обнажения. Взглянув на сверкающую золотом и южными зубами Член-корицу, Универсал отнес к декольтам и новейшую тенденцию к балахонам, в которых колыхания прекрасного женского тела ощущаются с такой остротой, будто с обладательниц этих балахонов сдирают не только одежду, но и кожу. А я без бюстгальтера, сказала кокетливо Членкорица, обращаясь не столько к женщинам, сколько к мужчинам, сейчас это модно на Западе. Универсал одобрительно хмыкнул и сказал: «Ходи все время так, тебе это идет, ты так выглядишь лет на тридцать моложе». Членкорица обозвала Универсала нахалом, но комплиментом осталась довольна. Последней появилась Дамочка, и мужчины ахнули от изумления. Вот это баба! — сказал Универсал. Тебе, борода, крупно повезло. Братцы! — воскликнул Инженер. Где мы — в Париже или в занюханном подмосковном доме отдыха?! Если мы еще не обставили Запад, то на пятки ему мы явно уже наступаем. Мне эти новые веяния нравятся, сказал Универсал. По крайней мере, сразу видно, за что борешься. А со старыми модами в девяти случаях из десяти оказываешься в дураках. Пока обхаживаешь, все вроде бы на месте и в меру, а разденешь — что куда девается или что откуда появляется. Однажды я два месяца обхаживал изящную блондиночку. А когда добился своего, оказалось, что она — буквально лопающаяся от ожирения брюнетка. Еле отделался. А теперь — красота!

В этот вечер основной темой разговоров было стремление человечества к обнажению. По мнению Старика, это — главная тенденция человечества. Стремление женщин обнажить свое тело есть лишь одно из проявлений общей тенденции обнажать все. Мужчины, между прочим, тоже тянутся в этом направлении. Салуны и нудистские пляжи у нас уже не редкость. А если бы кто-то подсчитал случаи обнажения в частных компаниях, вы были бы поражены С этой точки зрения наше общество от западного отличается лишь «техническими» возможностями, а не принципиально. Нас еще сдерживает наше физическое уродство и дороговизна. Да, обнажение стоит обществу пока дороже чем облачение. Но скоро молодежь научится следить за телом, чтобы не стыдно было его обнажать, а наше хозяйство перестроится применительно к новой возрастающей потребности, исчезнут устаревшие ограничители и... И начнется противоположное движение к облачению и сокрытию, сказал МНС.

Письмо к Ней

Прогулочный треп

— Одна из особенностей нашего времени — высокое профессиональное совершенство в изготовлении всякого дерьма. В музыке — это блистательное исполнение бездарной мелодии. В поэзии — изощреннейшие рифмы и стихотворные формы для выражения пошлостей и банальностей. Не знаю, как в науке...

— В науке то же самое. В логике, например, изобретаются необычайно сложные исчисления, чтобы доказать бесконечно пережеванные прописные истины.

— У нас пишутся десятки томов, вообще не имеющих какого иного смысла, кроме претензий авторов прослыть высокообразованными, владеющими современными математическими методами.

— А разве не то же самое творится в политике? Какое огромное число людей привлекается для решения ужасающе пустячных с точки зрения интеллекта проблем. И к каким только средствам не прибегают! Знаете, Они даже вычислительные машины используют. Представьте себе, в этой африканской авантюре Они в поисках «оптимальных вариантов» на вычислительных машинах потратили средств не меньше, чем на танки и самолеты, посланные туда. А зачем? Ведь решения были приняты заранее. Нет, Им нужно высоконаучное обоснование Их глупостей и подлостей!

Визит высокой персоны

В пятницу на завтрак отдыхающим выдали по нескольку штук черных икринок и по нескольку штук красных икринок. И это привело их в возвышенно-праздничное состояние тела и духа. После завтрака нарядно одетая толпа с песнями направилась к воротам при въезде на территорию дома отдыха. Пели патриотические и довоенные песни. Ругали современную эстраду. Знаменитую «Катюшу» орали сообща раз пять подряд. У ворот в ожидании гостя играли в «ручеек» и в «третий лишний». Членкорица усиленно кокетничала с Универсалом. Поклонник академика Николкина хватал Дамочку за ее выдающиеся формы и стремился всячески дискредитировать «нынешнюю молодежь». Добрая Девица липла к МНС. Дамочка ревновала и испускала злобные взгляды. Универсал время от времени ходил блевать в кусты — вчера он сильно перепил на станции, сопровождая милицию, которая увозила Диссидента. Одним словом, было очень весело.

Наконец появилась заляпанная грязью «Волга» с высоким гостем и свитой. Отдыхающие сбились на обочине дороги, махая руками в знак приветствия. Машина остановилась. Из нее вышел тов. Сусликов, оглядел собравшихся мутными глазами, поднял руку, сказал: «Приветствую в дарахые таварышшы!» К нему устремился сам директор, за ним потрусили на полусогнутых шеф-повар и сестра-хозяйка с хлебом-солью и с ключом от коттеджа на красной подушечке. Товарищ Сусликов пожал руку директору, велел сунуть хлеб-соль и подушку с ключом в багажник, сел в машину. И все двинулись к дому отдыха. Впереди — заляпанная грязью «Волга», рядом с ней, держась правой ручкой за открытое окно машины, семенил директор, перехихикиваясь с пассажирами. За ними отдыхающие в соответствии с их учеными степенями и званиями и служебным положением. Сзади плелся зеленый от вчерашнего перепоя и с покусанными руками Универсал: вчера дорогой он пытался успокоить и погладить Диссидента, но тот не понял и не принял его добрых намерений.

— Слушайте, братцы, — сказал Старик, — за кого Они нас принимают? Что тут вообще происходит?

— Принимают Они нас за того, за кого следует, а именно — за идиотов и холуев, — сказал Инженер.

— А происходит типичный и вполне нормальный спектакль нашей коммунистической жизни, — сказал Кандидат. — Не придавайте этому значения. Пусть эти подонки потешатся. Главное — эти дни нас будут хорошо кормить.

Наш человек

После того как Универсал в привычных для него выражениях высказался о руководителях Партии и Правительства, Беззубая Доктррица сказала, что он «не наш человек». Универсал обиделся и обозвал Докторицу неприличными словами. Та в свою очередь обиделась и решила подать на Универсала в суд «за оскорбление личности советского ученого». В конфликт вмешался коллектив, и враждующие стороны облобызались. Но возникла проблема: а что такое «наш человек»? С неофициальным докладом на эту тему выступил МНС.

Человек — существо сложное, а наш человек — сверхсложное. Оно и понятно: он есть вершина развития всей мертвой, полумертвой, полуживой и живой материи. Наш человек по одному и тому же вопросу способен иметь взаимоисключающие мнения, по одному и тому же поводу испытывать противоположные эмоции. Представляете, огорчительная радость и веселая тоска, протестующее согласие и одобряющее возражение, разоблачительная апологетика и восхваляющее издевательство... Разве можно нечто подобное предположить в животном мире и в человеках западных, то есть в существах стоящих на более низких ступени эволюции?! Конечно, и на Западе можно встретить нечто похожее, причем в изобилии. Но это означает лишь одно: наш человек есть явление интернациональное. Причем он способен на такое не в разное время и в разных отношениях, как ошибочно думают формальные логики, а в одно и тоже время и в одном и том же отношении, как справедливо считают представители логики диалектической. Напоминаю фундаментальный постулат последней: истина лежит (почему, позвольте узнать, не стоит и не сидит?) не в «да» и не в «нет», а в «нет-да» и «да-нет». Помните спор Ленина с Бухариным по поводу стакана? Бухарин утверждал, что стакан в одном отношении есть сосуд для питья, а в другом отношении — орудие для битья собутыльника по морде... Прошу прощения, орудие для заколачивания гвоздей. Нет, возражал ему Ленин с позиции логики диалектической, стакан в то же самое время и в том же самом отношении есть сосуд для питья и орудие битья собутыльника по морде... Извиняюсь, орудие для забивания гвоздей. Почему? Да потому, что (вот чего не смог понять начетчик Бухарин) стакан со всех сторон есть школа коммунизма!

Вот он каков, наш человек! А попробуйте предсказать поведение его! Вот он поклялся вам, что ваш разговор с ним останется тайной. А на другой день растрепал ваш секрет по всему городу. Пообещав помочь, он тут же начинает копать вам яму. Начав бороться за разоружение, он удваивает производство оружия. Начав борьбу за освобождение пролетариата, он кончает тем, что насилует не только пролетариат, но даже ближайшего союзника — беднейшее крестьянство. А про интеллигентскую прослойку и говорить нечего. Или, к примеру, пошел наш человек за картошкой и сказал, что через полчаса вернется. Ждете час, два — нет его. Ждете третий — опять нет. И не ждите. Он может вернуться через пятнадцать суток со стриженой головой из тюрьмы, куда он попал за мелкое хулиганство (повздорил, например, с пьяным продавцом из-за гнилой картошки). Но он может вернуться и через три часа. Счастливый. От злости выражающийся только матом. Оказывается, за углом выбросили бананы, и ему удалось ухватить килограмм. Зеленые, правда. Но не беда, в желудке нашего человека мигом дозреют. Короче говоря, с формальной логикой тут делать нечего. Тут нужна, повторяю вслед за классиками и доктором философских наук Барабановым, логика диалектицкая. А классики никогда не врут, хотя и ошибаются на каждом шагу. Или, скорее, никогда не ошибаются, хотя и врут на каждом шагу. Они ведь тоже наши люди.

Если наш человек таков, а он, скорее всего, именно таков, то почему он таков? — спросил Старик. Поговорим об этом в другой раз, сказал МНС.

Затрапезный треп

— Все это нынешнее брожение умов есть результат двух причин. Первая причина связана с разоблачением сталинизма. Это — просто несколько запоздалая реакция на прошлое. Вторая причина — влияние Запада. Книги, фильмы, музыка картины, моды, туристы оттуда, туристы туда. Регулярные передачи с Запада на нас. Ненаказуемые связи с иностранцами. Телефонные разговоры. Переписка. Недооценивать этот фактор нельзя.

— Сталинизм забыт. Новые поколения о нем почти ничего не знают. И не переживают так остро, когда что-то узнают.

— Тут сложнее. Тут — некая историческая инерция. Передача от прежних поколений новым некоторых настроений. Например, сомнений в идеалах, неверия, презрения к высшему руководству. И потом, я не могу согласиться, что молодежь не знает о сталинизме. Знает. И может быть, больше, чем знали мы. А мы узнали больше, чем наши отцы.

— И влияние Запада не столь уж значительное. Оно локализовано Москвой и несколькими крупными городами.

— Тоже неверно. Ты много ездил по стране? А мне приходилось. Радио слушают везде. И длинные волосы везде носят. И бород там не меньше. И картинки рисуют не хуже московских нонконформистов. И анекдоты те же самые.

— Но внутренние-то причины играют какую-то роль.

— Конечно. Недовольство плохой организацией дел. Цены растут. Привилегии. Произвол начальства местами. Это все общеизвестно. Но обрати внимание, чем заняты недовольные и критические умы и что вызывает внутреннее недовольство? Есть тут совпадение? Вот тебе поразительный пример. Школьная «реформа» (точнее — новая школьная политика) тебе известна. Ты думаешь, ею довольны? Нет, конечно. А как люди на нее реагируют? Они принимают ее как абсолютную справедливость. Думают лишь о том, как бы обойти ее (знакомства, взятки). Недовольство же вливается в некоторый уже заданный поток недовольства, в те формы брожения умов, о которых я уже говорил. Это же естественно. Между прочим, ненависть чехов к нам после того погрома в шестьдесят восьмом году выразилась, в частности, в том, что чешская хоккейная команда обыграла нашу с погромным счетом.

— Мы — страна неограниченных возможностей.

— Скорее — невозможностей.

— Одна из областей рапортовала Центральному Комитету и лично товарищу Брежневу, что она на пятнадцать минут раньше срока закончила уборку урожая. Вранье, конечно. Но Генсек на радостях решил посетить область. Об этом пронюхало областное начальство. Мобилизовали все силы. И за каких-то два дня все-таки успели.

— Убрать урожай?!

— Нет, что вы! Успели запахать неубранный урожай.

— Видали объявление внизу? Готовьтесь. Скоро в клубе состоится обсуждение второй части воспоминаний Брежнева. В библиотеку завезли сто экземпляров книги. Тех, кто не явится, будут переписывать и сообщать по месту работы.

Из книги Твари

Важнейшее место среди идеалов коммунизма занимают полное социальное равенство и свобода. Один из краеугольных социальных принципов этого общества — всеобщее фактическое равенство, означающее одинаковое отношение к средствам производства, равные условия труда, распределения, а также участия в управлении общественными делами, гармонию личности и общества на основе органического сочетания личных и общественных интересов.

Признание МНС

Каково? Смешно? Не стоит обращать внимания на бред полоумной старухи? Нет, это не бред сумасшедшего. Это — вполне серьезный продукт мощнейшего идеологического аппарата власти. Многие миллионы людей систематически пропускают это через свои мозги и отдают этому значительную часть своих сил и времени. И это оставляет неизгладимый след в их сознании. Думаете, верят в этот бред? Нет, как раз наоборот. Представьте себе такую картинку. У нас у всех отрастают от природы некие крылышки, а живем мы почему-то в болоте. И вот нам систематически подрезают эти крылышки, обещая при этом сказочный полет в будущем. Эффект такого обещания очевиден: он ориентируй нас на безнадежную болотную жизнь. Жизненный смысл бреда этой сумасшедшей старухи прост: марш в болото и не думайте о полете! Дело не в том, что такой бред сочиняет сумасшедшая старуха, а в том, что общество предоставил ей право сочинять такой бред и власть навязывать его миллионам сограждан. А я — помощник этой гнусной твари, выполняющей самую гнусную социальную функцию и вынуждающей меня на еще большую гнусность — на маскировку и облагораживание ее гнусности. В таком случае брось это дело. Что тебя заставляет быть соучастником гнусности? Корысть? Необходимость? Карьера? Ах, если бы это было так! Все дело в том, что мы с этой сумасшедшей старухой суть твари одной породы.

Но с другой стороны, тут все верно. Она говорит о «фактическом равенстве» и тут же истолковывает его как «одинаковое отношение к средствам производства, равные условия труда, распределения» и прочее. У нас у всех (у рабочих, директоров, младших сотрудников, академиков, профессоров и прочих) действительно одинаковое отношение к средствам производства в том смысле, что они не принадлежат никому из нас персонально. Как в армии генералы и солдаты не являются хозяевами пушек, пулеметов, автоматов. Но это не исключает их различного положения в обществе. Одинаковые условия труда и распределения не означают фактического равенства в трудовой деятельности и в доле продукта, что тоже очевидно. «Полное социальное равенство и свобода» при коммунизме суть лишь некоторые условия для неравенства и несвободы в другом плане, в котором нужны другие слова. Официальная идеология, давая фактам жизни свои названия и свою интерпретацию им, мешает заполнению сознания системой понятий, фиксирующей фактическое состояние общества без идеологической пелены. Вот в чем дело!

Задача хорошей идеологии — максимально сблизить эти две системы слов, сделать идеологическую пленку между сознанием и реальностью настолько тонкой и прозрачной, чтобы казалось, будто ее нет совсем. Но чтобы она оставалась. И в таком виде она будет много прочнее. Я знаю, как это следовало бы сделать. Я мог бы это сделать. Но должен быть кто-то, заинтересованный в этом.

Вспоминаю одну встречу наших институтских прохиндеев с иностранными философами. Речь шла о социальных контрастах на Западе и об отсутствии таковых у нас. Я переводил. Западные философы признали, что у них есть бедные и богатые. Тваржинская на это сказала (с пафосом, как всегда), что у нас все люди — богатые. Иностранцы удивились. И тогда я уточнил: Тваржинская хотела сказать, что у нас все одинаково богаты. Иностранцы засмеялись. Присутствовавший офицер КГБ, который свободно владел английским, сказал нашим прохиндеям, что я переводил точно, а почему смеялись иностранцы, он не понял. Эти дегенераты не поняли простой языковой операции, благодаря которой всех наших можно представить как одинаково богатых, всегда голодных — как одинаково сытых, всех глупых — как одинаково умных.

Конечно, банда наших идиотов идеологов постепенно сделает все то, что один способный человек мог бы сделать за несколько месяцев, причем много лучше. А жаль...

Сталин

1924 год. Сталин с личной охраной и Дзержинский с двумя грузовиками чекистов подъезжают к Горкам, где отдыхает выздоравливающий Ленин. Не доезжая до дворца, чекисты выгружаются из машин и окружают усадьбу. Часть из них с пулеметами расположилась около шоссе. Распоряжается сам Дзержинский. Если хотя бы одна живая душа проникнет оттуда сюда или отсюда туда, расстреляю на месте, говорит Дзержинский старшему чекисту и присоединяется к сопровождению Сталина. Сталинский кортеж подъезжает ко дворцу. Никто их не встречает, только собаки тявкают. Сталин со свитой направляется в здание. Охранник Ленина отдает ему честь. Дзержинский что-то говорит ему, тот отвечает «Есть!» и выходит на улицу. Его место занимает человек из сталинской охраны. Появляется Крупская, из двери столовой выбывает испуганная кухарка.

Крупская (не здороваясь). Ильич устал после охоты, отдыхает. И к тому же он категорически запретил принимать вас. Возмущен вашим поведением и намерен поставить вопрос на ближайшем заседании ЦК...

Сталин (отталкивая Крупскую). Феликс, побеседуй с ней, а я посоветуюсь с Ильичом.

Ленин (сидя за письменным столом, не оборачиваясь). Надя, что там за шум?! Я же просил не беспокоить меня.

Сталин. Это я, Учитель!

Ленин (резко обернувшись и вскочив из-за стола). Я вас неоднократно просил не называть меня Учителем. Я не признаю вас в качестве своего ученика.

Сталин. А кого вы считаете своим учеником? Затрудняетесь? В том-то и дело. Я — единственный ваш ученик, причем верный и последовательный. Троцкий, Бухарин и прочие болтуны думают, что они сами с усами, сами не глупее Ленина. Даже тогда, когда они говорят о вас, они это используют лишь как повод поговорить о себе. Только я...

Ленин. Довольно! Я знаю цену вашим комплиментам. За чем пожаловали? Прошу вас короче, так как мне сегодня надо закончить статью о том, как реорганизовать...

Сталин. Не надо. Все, что нужно, мы докончим сами.

Ленин. Как прикажете вас понимать?

Сталин. Я привез вам решение Политбюро ЦК удовлетворить вашу просьбу относительно яда.

Ленин (растерянно). Но эта просьба устарела. Я чувствую себя прекрасно и через несколько дней готов приступить к исполнению своих обязанностей.

Сталин. Это нам известно. Но дело не в этом. Решение в Политбюро ЦК принято единогласно, и оно должно быть неукоснительно выполнено. Этого требуют интересы революции.

Ленин (испуганно). Вы хотите сказать, что...

Сталин. Вот именно! Дорогой Учитель, будем говорить начистоту. Ваша роль в революции и в истории человечества вообще огромна, и я преклоняюсь перед вами, как перед Богом. И я клянусь вам, я заставлю всех людей относиться к вам как к Богу. Но для этого вам надо умереть.

Ленин (в ужасе). Да вы в своем уме?! Вы отдаете себе отчет в том, что...

Сталин. Вполне. Мертвый Ленин важнее для революции, чем живой. Живой Ленин — один из демагогов, утративший чувство реальности, не понимающих того, что революция закончена и на место трескучей фразы должна прийти прозаическая будничная работа. Мертвый Ленин — единственный, возвышающийся над всеми, бесконечно мудрый, все понимающий, все предвидевший. Дорогой Учитель, в стране давно наступила новая эпоха. Народ по горло сыт революцией. Ваша роль сыграна. Повторяю, роль великая. Но она уже сыграна. Пора покинуть сцену и уступить ее другим актерам. А вы последние годы ведете себя как актер в плохом провинциальном театре, который, сыграв свою роль вообразил себя незаменимым, не хочет уходить со сцены, учит других актеров, как нужно играть, и даже зрителей учит, как надо смотреть эту дурацкую игру. Партия не может больше допускать это. И потому...

Ленин (подбегая к двери и пытаясь открыть ее). Это — контрреволюционный переворот! Немедленно в Кремль! Немедленно собрать всех членов ЦК!..

Сталин. Поздно! Прощайте, дорогой Учитель! Клянусь вам ваше имя будет жить и сиять вечно.

Сталин покидает кабинет Ленина. Ленин пытается выскочить вслед, но два чекиста вталкивают его обратно. Дверь закрывается.

Сталин (Дзержинскому). Этих двух убрать сейчас же, остальных потом. Обслуживающий персонал заменить полностью. А этой дуре скажи, что, если пикнет, живьем зажарю на сковородке. И имя Ленина смешаю с грязью так, что за сто лет отчистить не сумеют. В конце концов, она же — коммунист. Должна же понять. Действуй!

Намеки врача

Во время завтрака дежурная врачиха подошла к их столу, пошутила слегка и предложила МНС зайти к ней в кабинет: она хочет его обследовать. Знаем мы эти «обследования», сказал Инженер после ухода врачихи. Не ты первый, не ты последний. Но тебе, парень, здорово везет. Удовлетвори ее повышенные сексуальные потребности разок-другой, и получишь дополнительное усиленное питание. Вполне законно и открыто. А мне и этого хватает, сказал МНС. Ну и Дурак, сказал Инженер. С такими принципами карьеру никогда не сделаешь. Если удача сама идет в руки, хватай ее. Если ты ей подойдешь, в любое время сможешь приезжать сюда без всякой путевки и получать отдельную палату. Я бы на твоем месте...

После завтрака МНС принял душ, поменял белье, надел чистую рубашку и пошел в кабинет врачихи. Та встретила его в коротком халатике, который все время расстегивался то снизу, то сверху, обнажая нечто довольно соблазнительное. Обследуя МНС, она все время прикасалась к нему выступающими частями своего тела (а она вся состояла из таких выступов). Осмотром она осталась довольна. Немного худощав, задумчиво сказала она, задержав руку в области интересов урологии, но если подкормить, из тебя хороший мужик выйдет. Кто за тобой дома смотрит? Мать? Жена? Никто? Тогда все ясно.

В это время в дверь постучали. Врачиха выругалась и вышла в коридор. Тут русским языком черным по белому сказано, услышал он ее грубый голос, что прием от и до. Ясно ? Потом она заперла дверь и снова села рядом с МНС. И у него осталась лишь одна возможность выйти отсюда. И он ее использовал. Только не надо мне выписывать дополнительно питание, сказал он, одеваясь. Почему? — удивилась она. Как-то неудобно быть на особом положении, сказал он. Ну и дурак, сказала она. С такими установками не проживешь Ты, случаем, не диссидент? Вот и хорошо. А дополнительное питание выпишу. И будешь лопать как миленький. Иначе на работу сообщим! На осмотры будешь приходить по таким дням... я тут тебе запишу время.

От прогулки с Дамочкой он на сей раз отказался, сославшись на головную боль. И как часто теперь у тебя будет болеть голова? — спросила она, ехидно усмехаясь. Надеюсь, не каждый день. А то, что будешь получать усиленное питание, это хорошо. И не вздумай отказываться. Дают — бери, бьют — беги.

Наш человек

Вы спрашиваете, почему наш человек таков? Да по той простой причине, что его мнения по вопросам абсолютно никакой роли не играют, и из эмоций, как говорится, даже подштанники не сошьешь. Он существует в таком разрезе бытия, в котором мнения, эмоции и намерения суть лишь пережитки прошлого, выжить с которыми в коммунистическом, почти коммунистическом, прокоммунистическом и прочих видах современного общества практически невозможно. Преимущества нашего человека перед всеми прочими состоят, подчеркиваю, не в том, что он имеет какие-то особые мнения, особые эмоции, особые цели и намерения, особые принципы, а в том, что о ничего подобного вообще не имеет. Наш человек силен не наличием чего-то, а отсутствием такого наличия. Наличие можно потерять. Наличие может пострадать. Отсутствие же потерять нельзя. И повредить его невозможно. Вот в чем сила нашего человека.

Поясню свою мысль, предложив вам следующую модель. Возьмите любой кусок материи и начните постепенно изымать из него все, что в нем содержится. Но делайте это так, чтобы отсутствие изъятого кусочка было как-то обозначено. Чтобы потом всякий, взглянув на кусок пространства, который занимал взятый вами кусок материи, мог безошибочно указать, что и где лежало в нем до того, как вы все из него изъяли. Хитрая задача? Что поделаешь. Наше время — время неразрешимых проблем. Так вот и с нашим человеком. Возьмите старого человека или остатки такового, чудом сохранившиеся на Западе. И начните из него изымать все качества, накопленные веками, но как-то обозначайте пустые места, чтобы заметно было, что именно изъято. Изъяли, например, смелость, надежность, честь, достоинство, мораль, добросовестность, доброту, оставьте в опустевшей душе особые метки, что тут-то и тут-то по идее должны были бы быть смелость, надежность, честь, достоинство, мораль и прочее, но куда-то испарились.

Что, вы спросите, останется в человеке после такой опустошающей операции? Думаете, ничего? Глубоко ошибаетесь! Остался интеллект. Слышите? Ин-тел-лект! Способность думать, говорить, ставить проблемы, обсуждать проблемы, обмениваться мнениями, опять говорить не думая, говорить, обсуждать без проблем. Интеллект останется. А это куда важнее всего того хлама истории, от которого вы очистили его душу. И Боже упаси, если вы при этом плохо вычистите эту душу. Если в ней останутся кусочки изымаемых качеств, они начнут гнить в плохо очищенной душе, порождая душевное зловоние, подобно тому, как остатки пищи во рту разрушают зубы со всеми известными последствиями. У подавляющего большинства наших людей души хорошо очищены от скверных качеств прошлого, продезинфицированы, запломбированы, одеты в стальные, а у некоторых — в золотые коронки. Лишь у отдельных наших людей очистка проведена небрежно. И тогда возникают душевные сложности. Но на самом деле они суть некий кариес души, некое духовное зловоние, а не благоухание.

Такие хитроумные проблемы возникают для отдельно взятого нашего человека. Ну а если их много? Если их миллионы, и они обречены жить совместно? Начните их теперь рассматривать с этой точки зрения, и вы заметите, что они начинают наполняться новыми качествами. Куда они втекают, эти качества, трудно определить. Ясно, что не в душу, ибо душа нашего человека должна пребывать в идеально чистом, запломбированном и прополосканном состоянии. Куда? Весьма возможно, что в некое поддушие или задушие. Или куда-нибудь еще ниже. Или выше? В интеллект? Все может быть. Это уже дело ученых-естествоиспытателей, а не социологов и философов открыть места стечения упомянутых качеств. Я лично склоняюсь к тому, что именно необычайное развитие интеллекта общественного (идеология, наука, литература) обусловило развитие если не интеллекта, то чего-то другого, но тоже индивидуального и очень похожего на интеллект. Я в этом пункте прихожу в замешательство, ибо воочию вижу, что отъявленные невежды с этой точки зрения ничем не отличаются от эрудитов, глупцы — от умников, бездари — от талантов, косноязычные — от краснобаев, непрактичные — от расчетливых.

Письмо к Ней

Его ввели. Кто ты? — Его спросили судьи.

Ответил: тот, кого вы ждали, люди!

Презрев законы Бытия,

Я к вам сошел из мира света

В канон новейшего Завета

Облечь теченье Жития.

Стечетесь вы из всяких мест,

Смеясь: пришел мессия новый!

Сплетете вновь венец терновый,

Соорудите новый крест.

Ваш безрассудный этот смех

В моей душе тоску пробудит.

Воскликну я: готовьтесь, люди!

Явился я судить вас всех.

Ночные разговоры

— Меня поражает стремление человечества избавиться о всего естественно-биологического. Смотри! Мочой мы можем заполонить озера, а люди стремятся изобрести ее искусственно. Мясо биологически можно производить практически в неограниченных количествах. Кролики, куры. А тратим огромные средства, чтобы изобрести искусственные заменители мяса. Даже не в шутку думают о разведении людей в колбах. В чем тут дело?

— Стремление обрести независимость от породившей людей естественной биологической среды, заложенное в самом биологическом механизме человека. Возможно — инстинктивный страх прошлого или будущего биологического голода.

— Не думаю. По-моему, тут работает чисто социальный механизм. Просто все естественное неадекватно «новому человеку» и «новому обществу». Но главное — последствия. А они ужасны. Первой жертвой освобождения человечества из его естественно-биологического плена явилась Душа. Души мы лишились. И кажется, на веки вечные. На очереди теперь Чувства. Еще немного, каких-нибудь несколько поколений, и нам на смену придут разумные, но бесчувственные твари. Чисто интеллектуальное любопытство и холодный расчет заменят все наши человеческие слабости. Я этого принять не могу даже ценой десятков тысяч лет жизни.

Визит

Как и предсказал Кандидат, кормили эти дни отменно. На обед дали рассольник, вареную курицу с рисом и мусс (!!). Универсал, ненавидевший все желеобразное и трясущееся, сначала брезгливо отодвинул мусс, потом все-таки пододвинул обратно и проглотил, закрыв глаза и не разжевывая. По такому случаю, сказал он, могли бы дать чего-нибудь покрепче. Покрепче будет вечером, сказала дежурная врачиха в белоснежном халате, в который с трудом вмещались ее богатые формы.

Высокому гостю и его свите специально приготовленный обед доставили в коттедж. Гость ел много, а пил еще больше. Через полчаса он уже лыка не вязал. Фужер с «Крымским шампанским» выпал у него из рук, вино залило скатерть, и гость заснул. Директор и главврач бережно отвели его в спальню и оставили наедине с секретаршей вице-президента Леночкой. Юра разыскал Универсала. Допив все то, что еще оставалось на столе, они отправились промышлять наcчет «девочек». Мне полные блондинки надоели, сказал Юра. Сейчас в моде стройные брюнетки. Еврейки, что ли? — спросил Универсал. Так у них зады потолще, чем у наших баб. Ладно, так и быть. Будет тебе стройная брюнетка. Только вот насчет возраста... Не играет роли, сказал Юра.

Вечером в честь прибытия высокого гостя вместо ужина устроили своеобразный банкет. Выдали на четверых бутылку дешевого вина. Сдвинули столы. Гость выступил с речью. Обрисовал перспективы санаторно-курортного строительства (он так и сказал: строительства) в этой пятилетке и в последующие пятьдесят лет. Когда он сказал, что Партия и Правительство будут добиваться увеличения числа человеко-коек в домах отдыха на тридцать процентов, отдыхающие встали и устроили бурную овацию. С ответной речью выступила Членкорица. Она долго и нудно говорила о мудрой национальной политике партии. До революции, сказала она, мой народ был совершенно безграмотен. А теперь имеет свою Академию наук, в которой уже пятьсот полных академиков и тысяча членов-корреспондентов. По числу же докторов наук республика уже превзошла Англию... Членкорица речь докончить не успела, так как высокого гостя начало мутить, и его срочно отволокли в коттедж. Юра стал приставать к девочкам Студентов. Те сказали ему, чтобы он отстал, иначе они набьют ему морду. Тогда Юра предъявил им удостоверение. В ответ Студенты послали его на ... и сказали; что им наплевать на него и представляемую им организацию. Это произвело на Юру благоприятное впечатление. Он уговорил Студентов с их девочками и Универсала с его бабами отправиться в его комнату и продолжить приятную беседу.

Сталин

Приемная Сталина в Кремле. Вдоль стен вытянувшись стоят ожидающие приема. Среди них Ворошилов, Молотов, Калинин, Каменев, Бухарин и многие другие известные лица. Входит Сталин.

Сталин. Товарищи! Положение Ильича безнадежно. Надо быть готовыми к худшему. Надо подготовить партию и народ встретить тяжелую утрату без паники, мужественно. Надо убедить всех в том, что существует ленинский ЦК, единый и монолитный. Пусть сама ленинская смерть послужит могучим фактором укрепления партии и сплочения вокруг нее всего населения страны. Надо, чтобы все видные руководители партии и государства присутствовали в эти дни в Москве. Сообщили ли Троцкому?..

Бухарин. Да, товарищ Сталин. Но он ответил, что он устал и не может прервать отдых.

Возгласы негодования среди собравшихся: «Вот негодяй!», «В этом весь Троцкий!», «Он сошел с ума!», «Он воображает, что партия на коленях будет упрашивать его!». Сталин поднимает руку. Все смолкают, подобострастно смотрят на него.

Сталин. Предлагаю создать специальную комиссию, которая должна вынести компетентное заключение о ходе болезни товарища Ленина. Затем, как это ни печально произносить, надо создать комиссию по организации и проведению похорон товарища Ленина. Прошу вас, товарищи, осудить эти вопросы без меня.

Все уходят тихо. Остались Сталин и секретарь. Сталин пристально смотрит на секретаря. Тот выдерживает взгляд Сталина. Сталин усмехается. Секретарь радостно улыбается. Они понимают друг друга.

Сталин. Так, значит, товарищ Троцкий отдыхает. Ну что же Пусть товарищ Троцкий набирается сил и здоровья. А мы будем работать. Мы будем отдыхать потом, после смерти.

Раздается телефонный звонок. Секретарь снимает трубку. Слушает. Лицо его бледнеет. Трубка выпадает из рук.

Секретарь. Свершилось! Ильича больше нет!

Сталин. Пишите! Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам как зеницу ока хранить единство нашей партии. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы выполним эту твою заповедь. Уходя от нас...

Старые друзья

В этот момент явились старые друзья.

— Я вас не звал, — сказал он.

— А мы всегда являемся незваными! — закричали они.

— Вы мне мешаете.

— А в этом и состоит наша роль, — сказал Железный Феликс. — Обо мне ты словечко замолвил, спасибо. Но мало. И неверно: я же никогда не был холуем Сталина.

— Был, — спокойно сказал Сталин.

— Нет, не был! — сказал Железный Феликс. — И поэтому ты меня тоже убрал. Ты думаешь, я тогда не догадался, каким это «старым грузинским вином» ты меня угощал?

— Это мелочи, — сказал Маркс. — Я есть всему первоисточник, а обо мне он не упомянул даже! Я возмущен!

— И правильно сделал, — сказал Ленин. — Это была наша, русская революция. И ты тут совсем ни при чем. И если мы действовали от твоего имени, так это была дань русскому холуйству перед Западом. Мы и без тебя могли бы все сделать. И даже лучше.

— Ильич прав, — сказал Сталин.

— Но и у меня есть к нему претензии, — сказал Ленин. — Он грубо исказил мою личность и мою роль.

— И правильно сделал, — сказал Сталин. — Без искажения нет истины. К тому же есть глубинное русло истории и поверхностная пена...

— Знаем, — сказал Ленин, — слыхали! История и есть пена. В истории нет никаких глубин, есть лишь одна пена.

— Какой вздор! — сказал Маркс. — А еще моими учениками считаются!

— Что с ними делать? — спросил Железный Феликс.

— Убрать всех, — сказал Сталин. — Ты (обратившись к МНС) на верном пути, мой мальчик! Ты становишься цельной личностью. А это — болезненный процесс. Приходится многим жертвовать, многое отсекать. Продолжай в том же духе! А этим крикунам я сумею заткнуть глотку! Между прочим, мои работы я писал все-таки сам. Очень прошу тебя, оставь их за мной, не отдавай этому мерзавцу Петину. А работу «О диалектическом и историческом материализме» я считаю самым значительным делом моей жизни.

Наш человек

Рассмотрим такой воображаемый пример. Он, конечно, не такой уж и воображаемый, поскольку вы сами наблюдали множество аналогичных примеров в действительности. Он воображаем для вас, поскольку вы сами, разумеется, не позволите себе ничего подобного. Хотя бы потому, что вы не собираетесь быть чемпионом по штанге, а пример будет именно с нею. Так вот, вообразите себе, что вы — штангист, готовитесь к чемпионату и жмете вес, превышающий мировой рекорд на целых полтора килограмма. И вдруг вы узнали, что есть человек (вот негодяй!), который может выжать килограммов на пятьдесят больше И вы имеете возможность помешать этому человеку (опять-таки, ах, какой мерзавец этот человечек!) выжать этот немыслимый вес, причем помешать так, что никто об этом не узнает. Вы — наш человек. Перед вами выбор: либо шанс установить рекорд, стать чемпионом, получить славу, деньги и прочее, помешав этому негодяю-человечку; либо лишиться всего этого, но дать возможность (а это зависит от вас!) прийти в спорт новому выдающемуся спортсмену. Вы, повторяю, наш человек. Что вы предпочтете? Очевидно! Хотя вы и спортсмен, то есть имеете мозг, немногим превосходящий мозг таракана и дождевого червя, но на это-то у вас ума хватит. Более того, если даже ваша роль станет так или иначе известной, ваши коллеги вас не осудят, ибо они соизмеримы с вами,они жмут штангу примерно в том же весе и способны конкурировать с вами. А если бы тот человек проскочил, он свел бы все их усилия на нет, отодвинув их всех в заурядные спортсмены. Есть, скажете, тренеры и зрители, есть престиж нашего спорта. Есть. Но вы-то не тренер и не зритель. И не глава государства. Будь вы таковым, у вас были бы иные проблемы. Пока вы штангист. Пока вы стоите перед тем самым выбором.

Как поступите вы как наш человек, ясно заранее. Но тут есть еще один аспект, и не менее важный, чем приведенный выше: вы должны совершить упомянутую подлость, пройдя через пустоты своей души, то есть представив свою подлость для себя и других как проявление доброты, честности, великодушия и прочих замечательных качеств, которыми, если верить газетам и журналам (и нашим писателям), наш человек наделен в высшей степени. Можете себе представить, что было бы с вами, если бы в вашей душе завалялись остатки упомянутых качеств, как остатки пищи между загнивающими зубами?! Конечно, сплошное душевное зловоние. А вам надо лишних полтора килограмма поднять, и зловоние это вам помешает. Теперь вам ясно, что к чему?

Этот воображаемый пример — самый простой. Наш человек обычно живет в ситуации неизмеримо более сложной. И проблемы перед ним возникают куда более запутанные. Наш человек обычно не штангу жмет, а статейки пописывает, картинки рисует, роли играет, указания дает, речи произносит, квартиру выбивает, путевку выколачивает, детишек в институт пропихивает и делает многое другое такое, в чем другой человек-негодяй проявляется не столь очевидно, не в одиночку и не столь уж беззащитно. и тут, должен я сказать, наш человек не идет ни в какое сравнение с человеком прошлого и остатками такового на Западе. Тут вы нашему человеку хоть голову отрежьте, а все равно поступит правильно. Вот почему у меня возникло сомнение насчет места стечения упомянутых выше качеств человека нашего общества.

Визит

На другой день высокий гость осматривал дачи академиков и окрестности. Директор таскал за ним раскладной стул, на который гость время от времени присаживался, а Юра — бутылку с армянским коньяком, к которой гость время от времени прикладывался. На сухом пригорке над ручьем гость встретил группу отдыхающих и вступил с ними в дружескую беседу. Говорили о летающих тарелках. Мы считаем, сказал гость на прощанье, что в этом вопросе еще над разобраться. Тут, конечно, есть много такого, что нам не подходит, но кое-что заслуживает. После ухода высокого гостя (он двинулся по направлению к своей резиденции) отдыхающие продолжали дискуссию о тарелках. Универсал сказал, что эти летающие тарелки у него вызывают одно принципиальное возражение: изо всех восьмидесяти тысяч свидетельств очевидцев ни одно не принадлежит пьяному. Ну а если уж никто в пьяном виде не видал этих тарелок, то их невозможно увидеть и в трезвом состоянии. И значит их вообще нет. Инженер сказал, что его смущает другое, а именно — что эти гуманоиды похожи обычно на местных жителей и говорят на местном наречии. Старик сказал, что его смущают утверждения наших ученых, будто эти гуманоиды построили у себя полный коммунизм. Если бы это было действительно так, то они давно засорили бы всю нашу планету изображениями своих вождей, насадили бы везде своих надсмотрщиков, разгромили бы капитализм и навязали бы нам свое сверхмарксистское учение. МНС сказал, что если бы у них был коммунизм, то им, во-первых, незачем было бы лететь к нам, так как у них всего было бы вволю, и, во-вторых, не на чем было бы лететь к нам, так как... в общем, сами понимаете почему.

Вечером снова был банкет в честь пребывания высокого гостя. На сей раз с отдыхающих собрали по пятерке на вино, включив сюда и траты на вчерашнюю выпивку. На банкете обстоятельный доклад зачитал директор, в коем рассказал высокому гостю о том, как претворяются в жизнь в доме отдыха решения февральского совещания санаторно-курортного отдела и личные указания товарища Сусликова. Последний в конце речи директора упал со стула. Его унесли в опочивальню. Отдыхающим объявили, что тов. Сусликов «устали и переутомились с дороги». Юра так часто совал всем в рожу свое удостоверение сотрудника КГБ, что в конце концов потерял его. Универсал помог Леночке раздеть высокого гостя и уложить его в... туалете, а сами предались любви на шикарной двухспальной кровати, покрытой красным шелковым покрывалом.

Затрапезный треп

Русский народ не имеет в себе внутренних опор, и потому он бесформен. Вот, например, в компании идет такой разговор.

— Евреи уезжают. Теперь немцы начали рыпаться. А там, глядишь, и наш брат русский захочет уехать. Так ведь все могут разбежаться.

— А на каком основании мы их должны выпускать?

— Кто «мы»?

— Государство. Человек есть все-таки ценность для государства. Рабочие руки. Головы. И для обороны.

— Но они же люди. У них есть свои желания.

— Мало ли кто чего захочет. Мы живем, не рыпаемся. А чем они лучше нас?!

Через несколько минут те же люди говорят следующее:

— Что они там, на Западе, распинаются перед нашими руководителями?! Противно смотреть.

— Боятся.

— И не понимают еще, что такое настоящий коммунизм. Вот когда генеральный секретарь ихней компартии станет во главе государства, когда он приедет к нам с визитом, прихватив с собой несколько вагонов роскошной жратвы и древних вин, конечно, с бандой своих холуев, а они, рядовые граждане, будут носиться по магазинам в поисках гнилой картошки и тухлого мяса, тогда поймут.

— Или в наших лагерях в Сибири будут подыхать.

— Вот распоясались, мерзавцы. Сталин себе такого не позволял, надо отдать ему должное в этом.

— Хотите анекдот? На восемнадцатом съезде комсомола Брежнев закончил речь, снял брови, поместил их на место усов и сказал: «Пашутылы, и хыватыт!»

И еще через несколько минут те же самые люди говорят следующее:

— И что им не жилось, этим Сахаровым, Григоренкам и прочим? Чины, звания, награды. Квартиры, дачи. Все было.

— Рехнулись.

— Славы мировой захотелось.

— Никакого чувства ответственности перед страной.

— Полное непонимание законов общественного развития и международной ситуации.

— Объективно, конечно, они встали на путь предательства родины.

— Откровенно говоря, «Архипелаг» Солженицына многом дает искаженную картину.

— Конечно, он тенденциозно подбирал факты. И истолковывал все односторонне.

— А эта его затея создать подлинную историю русской революции просто нелепа.

— Его метод в корне порочен. Он все время хочет доказать недоказуемое: мол, если бы в таком-то пункте тот-то (царь, Керенский) сделал бы то-то, революции не было бы.

О Боже, думает МНС, какая же вы мразь. Чтобы система из таких надежных элементов, как мы, была устойчивой нужен твердый каркас власти. Иного пути для нас в принципе не существует. И хватит думать об этом. Все ясно. Вот сделаю книгу этой суке. Защищу диссертацию. Проберусь в кандидаты. В партию, конечно, вступлю. Куплю квартиру в кооперативе. Женюсь. Детей разведу. Пару, не больше. Чего еще нужно?! Ишь чего захотел! — хихикает внутренний голос.

Не быть тебе, брат, кандидатом,

На партсобраньях не скучать.

По юбилейным важным датам

Наград, увы, не получать.

Насчет тепла перин из пуха

Твои мечтания вотще.

Не зреть, как собственного уха,

Домашних настоящих щей.

Не пережить такого факта,

Когда детишки подрастут.

Не слечь в больницу от инфаркта,

Ища им дырку в институт.

Хотя и слеплен ты из теста

Борцов, творцов и стукачей,

Таких на каждо свято место

Найдется сотня ловкачей.

Один дефект тебе к тому же

Засунул в гены кто-то встарь:

Хотя ты есть холуй снаружи,

Но про себя-то ты бунтарь.

Ночные разговоры

— Я все на свете передумал, — говорит Новый Друг. — Не сочти это за приспособленчество, но я пришел к выводу, что этот социальный строй наилучший. И он наш. Именно от этого нам плохо. Мы в глубине души не хотим ничего иного, но многое в нашей жизни нам омерзительно. А избавиться от этой омерзительности невозможно, ибо она есть неизбежная часть нашего добра. Возьми, например, отношение людей такого рода, как мы...

— Ты старший...

— Ну и что? Все равно рядовой. Денег побольше. И посвободнее. А так — то же самое. Так вот, отношение таких рядовых, как мы, к начальству. К заведующему сектором, отделом. К директору. Мы ведь можем и поспорить. И покричать. Даже дверью хлопнуть. Погрозить. И по душам потолковать. И вместе выпить. Мыслимо ли нечто подобное на Западе? Мы можем схалтурить, схитрить. Сравнительно с аналогичными работягами на Западе мы живем как у Христа за пазухой. Ведь факт? Получаем меньше? Конечно. Но ведь минимум-то мы имеем. Жратва плохая, но дешевая. Жилье плохое, но почти задаром. Вот мы с тобой тут загораем. Сколько ты заплатил? Вот видишь!

— У меня задание. На одну стерву ишачу.

— У меня тоже. Но какое это имеет значение? Все-таки лучше ишачить тут, чем в институте. А знаешь, сколько таких гавриков по стране?!

— Ну и что ты хочешь этим сказать?!

— До революции мы отставали от Запада. И что бы там ни говорили думающие «мальчики» тех времен, подспудно они мечтали догнать Запад. А теперь? Разве мы мечтаем завести у нас тут Запад? Ни в коем случае. Мы хотим лишь некоторые плюсы Запада перенести сюда, сохранив суть нашего строя, сохранив все наши плюсы. Хотим избежать наших минусов. Мы хотим невозможного, ибо западные плюсы невозможны без западных минусов, а наши плюсы невозможны без наших минусов. И западные плюсы несовместимы с нашими минусами.

— И что из этого следует?

— Надо искать внутренние источники для самоусовершенствования, соответствующие нашей натуре и истории. Подумай, почему мы так много говорим о Западе, сравниваем нас с Западом, ссылаемся на Запад? Что мы знаем о Западе? Что мы пережили там? Практически ничего. Мысль о Западе играет в нашей жизни отнюдь не роль образца для подражания и реальной возможности развития общества. Это есть лишь один из приемов общественного самопознания и самосознания. Чтобы осознать и познать себя, мы по законам самопознания должны противопоставить себя чему-то другому, с какой-то точки зрения противоположному нам. Вот мы и воображаем некий Запад. А на Западе с той же целью воображают нечто иное. Для многих аналогичную роль играем мы. Тяга к коммунизму на Западе отчасти объясняется и этим законом. Запад не есть для нас реальный способ решения наших проблем, как коммунизм не есть реальный способ решения проблем Запада. Здесь чисто идеологический процесс накладывается на реальную историю, но ни в коем случае не совпадает с ней и не дает ей некоего истинного отражения.

— Ты, возможно, прав. Но очень уж это заумно.

— Это очень просто. Фактическое соотношение идей и реальности куда более сложное. Только никто не хочет в нем разобраться.

— Вот ты и разберись.

— Пустое дело. Все равно никто не будет слушать. Чем глубже я понимаю, тем меньше шансов у меня быть понятым.

Окончание визита

В воскресенье был банкет в честь отбытия высокого гостя. Опять собрали по трешке с отдыхающих. Это вызвало сильное раздражение у непьющих. Но они проявили достаточно высокий идейно-политический уровень, по трояку внесли и свою положенную за это долю скушали. На сей раз гость явился в «полной форме», то есть без посторонней поддержки, шутил с дамами и с Членкорицей, в опочивальню тоже ушел на своих двоих, поддерживаемый Юрой и Универсалом, который на время визита стал главным собутыльником-адъютантом гостя.

В понедельник после завтрака состоялись проводы. Гость сказал на прощанье, что он доволен встречей, что считает дом отдыха в полном порядке, что будет ставить вопрос о присуждении дому отдыха Переходящего Красного Знамени в предъюбилейном социалистическом соревновании за звание лучшего оздоровительного учреждения подмосковног региона, что... Машина тронулась. Отдыхающие стройными рядами проводили ее до парадных ворот. Когда машина скрылась из виду, со стороны станции показалась быстро движущаяся точка. Скоро отдыхающие узнали ее: это был пес Диссидент, каким-то чудом удравший из милиции. На обед отдыхающим дали картофельный суп без мяса, пшенную кашу и компот из сухофруктов. Из коттеджа, в котором пребывал товарищ Сусликов, досрочно выпущенный на свободу истопник вывез на тачке несколько десятков бутылок. На сданные бутылки он упился и всю ночь орал вперемежку блатные и революционные песни, особенно часто повторяя «Сижу за решеткой» и «А мне, мальчишке, в эту пору цепями ногу закуют».

Во вторник с утра Беззубая Докторица бегала по палатам, собирая подписи под письмом трудящихся в Президиум Академии наук СССР с просьбой убрать истопника из дома отдыха как пьяницу, хулигана и антисоветчика. Пополз слух, что истопник есть личный агент академика Сахарова. Кандидат сказал, что надо диссидентские разговорчики кончать, иначе директор прикажет ввести танки.

Перед обедом заметили, что кто-то прижег сигаретой глаз Брежневу на фотографии в старой «Правде», трепыхавшейся от свежего ветерка на стенде перед столовой. Картина получилась страшная и смешная одновременно. Снимите это безобразие, сказала Беззубая Докторица. Это плохо кончится, сказала Членкорица. Весь ужас состоит в том, сказал Старик, что наши ужасы выглядят в конечном счете комично. Если хотите, я расскажу один забавный случай, который произошел... Лучше после обеда, сказал МНС.

Молодящийся Доктор соблазняет Официантку

Целую неделю Молодящийся Доктор держался, изображая из себя высоконравственную личность и осуждая «нынешнюю молодежь» за распущенность. Но не устоял и начал операцию по соблазнению молоденькой и довольно миленькой официантки. Первым делом он стал тщательно бриться и закрывать лысину реденькими липкими волосики с затылка, разоделся в пух и прах, наодеколонился до снотворности и стал бросать на Официантку совершено недвусмысленно явно двусмысленные взгляды, внимательно разглядывать ее ножки и волнующие движения, нахально заглядывать за лифчик, когда она ставила тарелки с супом на стол. И стал отпускать дурацкие шуточки и делать всяческие намеки. Сидевшая с ним за одним столом Беззубая Докторица заметила по сему поводу, кокетливо улыбаясь, что Пушкин был явно прав, когда в своем бессмертном и т.д. творении... вы знаете, конечно, что я иимею виду!.. сказал, что... э-э-э... как бы это выразиться!.. любви все возрасты, можно сказать, покорны. Членкорица сидевшая за тем же столом напротив Доктора, сказалачто девка — ничего особенного. Дура необразованная. И явно потаскуха.

Потом Доктор поперся на танцы. И танцевал, конечно с ней. Танцевал, отклячив плоский зад, закинув назад дурацкую лысую голову и цитируя Данте, Шекспира, Камю и всех прочих. После танцев он проводил Официантку до дома и сидел с ней до полуночи на лавочке, рассказывая ей о том, какой он крупный ученый, как трудно в наше время талантливому человеку пробиться сквозь массу бездарей и консерваторов, как мало он уделял времени и сил на личную жизнь, отдаваясь целиком науке, какая у него скверная и неверная жена.

Всю эту ночь Доктор не спал от возбуждения. Он думал. Ничего девочка, думал он. Миленькая. Фигуристая. Глупенькая, конечно. Простушка. Но это и хорошо. Такую легче обработать. А там — будь что будет. Конечно, в партбюро напишут. Выговор могут закатить. Плевать! Игра стоит свеч. За границу я пока не собираюсь. А с должности из-за такого пустяка не снимут. А среди сослуживцев даже укрепится авторитет. Меня тюфяком считают, хи-хи-хи. А я вон какую фемину обработал! Жена... с этим давно пора кончать. Ребята взрослые. В моем положении не такая жена нужна. Конечно, Официанточка для этого не годится. Глупа. И необразованна. Лучше из аспиранток подобрать. Хотя аспирантки — не то. Они все уже себе на уме. Да и потасканы уже основательно. А тут — свеженькая девочка...

Доктор был прав, думая, что Официантка глупа. Но ошибался, думая, что она — простушка. Она была хитра и расчетлива. И главное — имела твердо намеченную цель. У нее уже был образец. Ее подружка таким образом охмурила пожилого профессора. Тот устроил ее на работу в Москве, снимает ей комнату. Одел ее, как куколку. А она живет припеваючи. Нашла жениха — хорошего парня с квартирой. Счастливая! Нет, из этой дыры надо бежать любыми путями. С ее красотой (как думала она сама) глупо пропадать на этой отвратной работе за шестьдесят рублей.

На другой день Доктор подарил ей дешевые духи и шарфик, купленные в местном киоске. Она сказала, что это — первые подарки в ее жизни. Осмелев, Доктор пригласил ее к себе в палату после ужина «на бутылку доброго вина». Вино она пила с удовольствием, но разум не теряла. Она озволила Доктору делать с собой многое, кроме главного, доведя того до белого каления. Он клялся ей в вечной любви, становился на колени, плакал, обещал все на свете, умоляя позволить ему сделать это главное. Он гарантировал, что не будет никаких вредных последствий. И пробовал применить силу, но безуспешно: она без особых усилий скрутила ему дряблые пухлые ручки и категорически заявила что она не такая, как прочие.

В доме отдыха уже все заметили, что Официанточка подцепила Доктора. Слегка позлословили, но отнеслись к этому как к должному. Это был далеко не первый случай. И в конце концов, Доктор не мальчик, а она — совершеннолетняя. Через пару дней она осталась у Доктора ночевать. Но и на сей раз у него ничего не вышло. А она рассказывала ему о своей знакомой, которая «дружила» с пожилым профессором, который устроил ее на работу в Москве и снял ей комнату. И даже собирается жениться. В конце концов, думал Доктор, а почему бы и нет? Она не такая уж глупая. По крайней мере, честная и, судя по всему, надежная. А умная жена ни к чему. Ума у него своего хватит. Одна умная жена у него уже была (он уже думал «была», а не «есть»), и она испортила ему всю жизнь. И Доктор, отчаявшись добиться своего посредством своего мужского природного обаяния, пообещал ей вытащить ее в Москву, устроить в хорошее место, развестись с женой. Под утро он уснул, измученный неудачей и обессиленный безуспешными попытками. Он не знал, что он — не первый, что в каждом заезде она находила пожилого доктора или профессора, на худой конец — кандидата или доцента, который обещал ей таким же образом вытащить в Москву, дарил ей дешевые духи и распивал с ней бутылку «сладкого» вина. А она все еще надеялась, что такой пожилой «дядечка» найдется, и в жизни ее наступит коренной перелом. И хранила свою чистоту для того прекрасного светлого будущего.

Из книги Твари

Исчезновение социальных различий при коммунизме н в коем случае не означает нивелировки индивидуальностей унификации человеческих способностей и характеров. Коммунизм не казарма, населенная безликими фигурами. Таким общество будущего могут изображать только неисправимые вульгаризаторы или заведомые клеветники. В действительности это общество раскрывает безграничный, никогда в прошлом не существовавший простор для расцвета человеческой индивидуальности во всем ее многообразии.

Секретная стройка

Километрах в десяти от дома отдыха, в самом живописном месте района (холмы, рощи, озера, речка и множество ручейков) расположена запретная зона, а в ней — секретная стройка. В первый же день отдыхающих предупредили, чтобы они в том направлении гулять не ходили во избежание недоразумений. В прошлом году, сообщили им под большим секретом, молодая пара не послушалась предупреждения и полезла под колючую проволоку с намерением искупаться в озере. Там сначала на них напали сторожевые собаки. И не овчарки какие-нибудь, а московские сторожевые. А потом... Короче говоря, отдыхающим, родственникам и сослуживцам сообщили, что парочка утонула в озере. Трупы, однако, выдали в закрытых гробах, и специальные люди вплоть до крематория следили за тем, чтобы никто не предпринимал попытки открывать их. Из-за холмов и леса стройка вообще была не видна. Только с одного места, а именно — со стороны реки, можно было увидеть несколько приземистых серых зданий без окон. Стройка сама занимала, по всей видимости, большую территорию. Но еще вдвое большая территория вокруг была испорчена подъездными путями, свалками, карьерами. На месте брошенных карьеров образовались пруды с мутной водой, которые местные жители (в основном — ребятишки) использовали для купания, вместо недоступных теперь естественных озер. Рыба в речке почему-то пропала. Исчезли даже раки, водившиеся тут в изобилии. Вдоль речки через каждые двести—триста метров врыли столбы со щитами, на которых огромными черными буквами было написано: «Купаться строго воспрещается!» Насчет стройки сначала ходили всяческие слухи: будто это будет сверхмощная атомная электростанция, хранилище атомных бомб, ракетная установка... Упорно ходил слух, будто это будет подземное правительственное убежище от атомных бомб. Однаждыы в округе появились тучи молодых людей, по виду которых можно было безошибочно судить об их профессии, побеседовали с «распространителями слухов», и слухи прекратились. Но они прекратились бы и без этих молодых люлей — местное население привыкло к запретной зоне как к неизбежному явлению природы, а для слухов появились более интересные темы и поводы — в Афонине ограбили магазин, в Языкове пьяный тракторист свалился под гусеницы своего же трактора, в Панютине дочка бригадира родила черного мальчика...

Но отдыхающие, несмотря на предупреждения, ходили гулять в направлении запретной зоны, чтобы своими глазами убедиться в существовании заграждения из колючей проволоки в два ряда и посмотреть на московских сторожевых, которые по размерам и по злобности превзошли всех собак мира. Дойдя до проволочного заграждения и пройдя вдоль него с полкилометра, группа в составе МНС, Старика, Кандидата, Инженера и прочих натолкнулась на солдат с автоматами, которые посоветовали им «убираться отсюда подальше». Вот вам еще одна проблема для социологического исследования, сказал МНС. В обществе существует гигантская сеть секретных учреждений, сооружений, должностей, каналов связи, складов. И никто не знает реальных масштабов и роли этой сети. А, возникнув, она стала постоянным и очень важным элементом структуры общества. Чтобы попасть в эту сеть, люди проходят особый отбор и проверку. Функционируя в ней, они вырабатывают в себе особый тип психологии. Какими бы незначительными ни были их привилегии, они психологически образуют особый доверенный слой и надежный оплот власти. В этих запретных зонах, секретных сооружениях, «почтовых ящиках» и других явлениях того же рода заключен глубокий социальный смысл — расколоть общество на особую часть приобщенных и посвященных и прочую часть. Первая часть намертво прикована к аппарату власти всякого рода привилегиями, обязательствами, подписками, клятвами. Вы правы, сказал Старик. Раньше это тоже было, но не в таких масштабах. По моим наблюдениям, это секретное подобщество теперь не уступает обычному, а может быть, уже и превосходит его кое в чем. Я не думаю, чтобы это секретное общество принципиально отличалось от обычного, сказал Кандидат. В него же входят те же самые, обычные наши люди. Верно, сказал МНС. Но ведь и начальники наши, включая высших руководителей, суть обычные наши люди. А что получается в результате дифференциации людей в этом плане? Важно здесь то, что общество дифференцируется, происходит противопоставление разделившихся частей и обычные наши люди начинают выполнять не совсем обычные социальные функции. Вот эти, например, обычные солдаты в силу их необычного положения могут испортить нам отдых, а то и устроить кое-что похуже.

Размышления в одиночестве

Иногда МНС удавалось ускользнуть от прочих отдыхающих и побродить в одиночестве в поле и в лесу. Странно думал он, хотя мы ощущаем себя одинокими, а скрыться от людей почти невозможно. В одиночестве мы менее одиноки чем в коллективе. В одиночестве мы — нечто цельное, в коллективе же мы лишь частички целого. Коллектив опустошает, высасывает из нас все, что мы накапливаем в себе вне его. Интересная проблема. И вообще, сколько прекрасных тем и материалов для размышлений, а люди забивают свои головы всякими пустяками. Вот этот дом отдыха. Чем не модель для решения теоретических проблем коммунизма?! Вообразим себе дом отдыха даже более высокого уровня, чем этот. Это несложно, ибо таковые есть на самом деле, и многие из нас в них бывали. Пусть и наш будет таким. Пусть будет хорошая еда на выбор, каждому отдельная комната, чудная природа, свободный распорядок дня, разнообразный контингент отдыхающих (на все вкусы). Изменится ли наша жизнь здесь в принципе? Мы по опыту знаем, что нет. И, теоретически рассуждая, не должна измениться. Что придает смысл нашей призрачной жизни здесь? Исключительно наша реальная жизнь там, до этого дома отдыха и за его пределами. Уничтожьте ее, то есть заключите нас на очень длительный срок или насовсем в такие условия, и посмотрите, что из этого получится. Согласно легенде, люди будут трудиться, участвовать в управлении, воспитывать детей и друг друга. Верно. Но согласно легенде, это все не играет роли в социальном положении человека и в его обеспечении жизненными благами. Играет или нет? Если играет, мы получим то, что имеем, но лишь с некоторыми модификациями. Если не играет, то и в этом случае мы воспроизведем в нашей прекрасной жизни здесь все то, что имеем за пределами ее, а именно — распадение на группы, выделение лидеров, иерархию групп и ливров, привилегии и неравенство (мы и это изобретем) и все прочее. Это будет нечто вроде армейской жизни, только улучшенное согласно легенде, но неизвестно, улучшенное или нет в реальности. Скорее всего, ухудшенное. Армия существует хотя бы как часть нормального целого. А тут все обшество будет по типу армии, но с одним коррективом: более сытое и комфортабельное (на первых порах) и целиком состоящее из сачков. Во-первых, проблема обслуживающего персонала. Как он будет жить? Лучше, хуже, так же? Если так же, зачем им работать, они могут быть в числе отдыхающих. Если хуже, их придется силой заставлять трудиться, что противоречит легенде. Если лучше, то это будет привилегией, а за нее начнут драться. И через несколько лет (я уж не говорю о поколениях!) вы свой первоначальный дом отдыха не узнаете. Начнется активная деятельность людей в большом коллективе, в результате которой будут воспроизведены все феномены социальной жизни: группировка, выделение лидеров, иерархия групп и руководителей, система контроля и наказания и прочее. И с палатами все пересмотрят соответственно с социальной структурой коллектива: в одних палатах поселят по нескольку человек, будут однокомнатные, двухкомнатные и более престижные палаты. И в питании произойдет дифференциация. Можно не продолжать. Законы социальности все равно заставят и тут жить так же, как мы и живем в обычных условиях. Сознательность возрастет? Нужно быть круглым идиотом, чтобы на это надеяться. Сознание человеку дано исторически исключительно для того, чтобы адекватно оценивать свое положение в обществе, предвидеть последствия своих поступков и поступков многих других людей, обеспечить самосохранение. Сознание есть орган самосохранения, выживания, приспособления, а не орган для выполнения лозунгов сумасшедших старух и политических проходимцев.

Письмо к Ней

Они смеялись: вот беда!

Вот анекдот! Потеха!

Начало Страшного Суда!

Космическая веха!

Замыслил, значит, ты, щенок,

Нам повторить Христа?!

Но не надейся на венок,

Не будет и креста.

Не будет речь твою внимать

Толпа людей-ослов.

И не сумеешь ты поймать

Их души в сети слов.

Не повстречаешь на пути

Своем ученика.

Если способен, засуди

Хотя бы нас пока.

Обсуждение

На сцене повесили портрет Брежнева. Под ним поставили живые цветы в корзинах. Одна такая корзиночка сказал Универсал, стоит не меньше тридцатки. А тут их... раз, два, три... Ничего себе! На одни цветочки три сотни убухали. А портретик наверняка не меньше пятисот обошелся. Вот б...и! В президиум совещания помимо директора и заведующего клубом прошли инструктор райкома партии, увешанный медалями ветеран войны — участник боев на Малой земле, писатель, недавно получивший Государственную премию за книгу о Брежневе, доктор философских наук, написавший восторженную рецензию на воспоминания Брежнева в толстом литературном журнале, в которой назвал эти воспоминания крупнейшим явлением в послевоенной советской и мировой литературе, доктор философоких наук, опубликовавший статью о воспоминаниях как о выдающемся вкладе в марксистскую философию, и другие важные лица. Всю эту банду, продолжал комментировать события Универсал, предпринимая одновременно малоуспешную попытку залезть под юбку Доброй Девицы, надо привезти и отвезти, накормить и напоить. А это — еще пара сотен. А сколько таких совещаний по всей стране!

Совещание открыл сам директор. Дорогие товарищи, сказал он так, что всем послышалось родное и знакомое «Дарахые таварышы!». У нас сегодня большой и радостный праздник. Мы собрались здесь, чтобы выразить свое безмерное восхищение... И битый час зал гремел аплодисментами и приветственными возгласами. Не хватает только салюта, сказал Универсал, выскальзывая из зала и отплевываясь нехорошими словами. За ним выскользнули МНС, Кандидат, Ехидная Девица. А когда на трибуну вылез ветеран, повалили и прочие. Директор был вынужден призвать собравшихся к порядку. Беззубая Докторица предложила запереть зал на ключ. Предложение встретили аплодисментами. Но пока искали ключ (куда-то запропастилась уборщица), еще половина оставшихся в зале успела смыться. Это хорошо, сказал Старик, поскольку на всех донос не напишешь. Когда нужно писать много доносов, у нас их перестают писать совсем. Почему бы это? А при Сталине разве мало писали? — спросил Кандидат. Представьте себе, сказал Старик, в каждой конкретной ситуации мало. Это по стране в целом и с учетом времени набиралось много. У нас в академии (пока я там был) было всего несколько случаев. При Сталине такая массовая демонстрация, какую мы устроили сейчас, была в принципе невозможна. Если бы произошло нечто подобное, ввели бы войска НКВД и весь район расстреляли бы. Есть предложение, сказал Универсал, продолжить обсуждение эпохального сочинения Леонида Ильича в другом месте. Пошли к нам, сказала Добрая Девица. Наши соседки по палате собираются выступать и потому до отбоя не появятся.

Вот вы говорите, что при Сталине такое было невозможно, сказал Кандидат после того, как расселись по койкам и прикончили первую бутылку. Значит, прогресс все-таки есть! Прогресс есть, сказал Старик, но Брежнев тут ни при чем. К тому же мы можем иронизировать на эту тему отчасти потому, что соратники Брежнева по Политбюро сами терпеть его не могут и ждут не дождутся подходящего момента, чтобы его скинуть. Он у них самих в печенках сидит. А КГБ, как мне кажется, специально старается дискредитировать его и свалить все на ЦК. Наша правящая верхушка — отнюдь не дружная семья любящих и уважающих друг друга единомышленников. В воспоминаниях Брежнева есть одно комичное место, сказал Инженер. Сталин сделал какое-то заявление, а Брежнев по этому поводу, как он пишет, имел свое особое мнение. Представляете, полковник из политотдела, имеющий свое особое мнение! Через четверть века после смерти Сталина, конечно. А ну Их всех в ... — сказал Универсал, разливая последнюю бутылку. Выпьем за то, чтобы Они все сдохли!

Другое обсуждение

А на другой день состоялось другое обсуждение, но гораздо более содержательное и интересное, как справедливо заметила Ехидная Девица. Произошло это после того, как отдыхающие проглотили макаронную запеканку, разбрелись по комнатам и по кустам, удовлетворили свои возросшие потребности, а затем снова сбились в толпы, не зная, чем заполнить неизбежную пустоту до обеда. Повод для литературной беседы подала Беззубая Докторица. Она сказала, что язык Леонида Ильича по красоте, выразительности и кристальной ясности нисколько не уступает последним рассказам Толстого для детей. И между прочим сказала она многозначительно, для взрослых тоже. Вот послушайте, я вам прочитаю отрывок! Перед обедом папа сказал: «Дети, мы купили сливы, будем кушать их после обеда». Петя ходил вокруг слив. Ему очень хотелось съесть хотя бы одну. Он не выдержал и съел одну сливу. После обеда папа сказал: «Здесь не хватает одной сливы, кто ее съел?!» Ну, каково? А теперь я прочитаю вам отрывок из книги Леонида Ильича... Умоляю вас, не надо! — воскликнула Членкорица. Между прочим, вы прекрасный чтец-декламатор. Вам бы не наукой заниматься, а в Большом театре выступать. В Большом театре поют, а не декламируют, сказала Добрая Девица. Тем более, сказала Ехидная Девица, когда поют, содержание текста все равно не поймешь. А под музыку любая ерунда сойдет. Как дурная закуска под водочку, добавил Универсал. Готов держать пари, сказал Инженер, что по книгам Брежнева поставят фильмы. И оперы, добавил Старик. Балет, резюмировала Ехидная Девица. Кстати, сказал Кандидат, Толстой стал писать эту «кристально ясную» прозу, когда впал в старческий маразм. Прошу не искажать меня! — закричала Беззубая Докторица.

Вот после этой легкой словесной закуски и началась содержательная беседа о классической русской литературе. Универсал сказал, что он русскую литературу вообще читать не может, что это — занудная скука, что он предпочитает «Трех мушкетеров», «Графа Монте-Кристо» и «Старика и море». Последнюю книжку он прочитал недавно! Здорово! Целый день человек ловил рыбу, столько сил потратил, а так ни ... и не поймал. Здорово написано. И отвращение к русской литературе у него началось еще в школе, когда стали «проходить» Пушкина. Им велели выучить начало из «Евгения Онегина». Помните: «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог...» Он, конечно, не выучил и попросил одного парня во дворе помочь. Тот и выдал ему то самое окончание этого куплета, которое знает вся Россия: «...своей кухарке так правил, что повар вытащить не смог». Он и выдал это в классе. С тех пор ему больше тройки по литературе не ставили. Старик сказал, что у многих русских людей конфликт с родной литературой начался именно с таких пустяков. У них одного парня исключили из школы за то, что он сказал, будто Пушкин был в стельку пьян во время дуэли и потому промазал. На педагогическом совете его допытывали, откуда у него такая информация. Он сказал, что об этом написано у Лермонтова в стихотворении «На смерть поэта». Там написано: «Погиб поэт, невольник чести, пал, оклеветанный молвой, с свинцом в груди...» Слова «с свинцом в груди» все читают фактически как «с винцом в груди», но настолько привыкли, что даже не прислушиваются. А парень заметил и дал свою оригинальную интерпретацию. Кто знает, может быть, самую верную. Не может быть, сказал Универсал, а наверняка.

Потом все наперебой начали вспоминать старые-престарые хохмы на темы классической русской литературы — как Татьяна ехала в карете с поднятым задом; как Маша Троекурова сношалась с Дубровским через дупло; как у Челкаша сквозь драные штаны было видно его пролетарское происхождение; как Лермонтов родился в деревне у бабушки, в то время как его родители жили в Москве; как Тарас Бульба закричал на Андрея, чем он его породил, тем и убьет. От хохм перешли на старые скабрезные анекдоты о Пушкине, потом — на современные политические анекдоты с использованием тем и имен русской литературы. Потом Членкорица закатила речь, из коей стало ясно, что из классической русской литературы она читала только «Каштанку» (чья вещица, она не помнит, но плакала до слез) и «Левшу» (чья вещица, она тоже не помнит, но смеялась до слез). Добрая Девица сказала, что она больше всех любит Катюшу Маслову, а Беззубая Докторица возразила ей, сказав, что ей ближе Анна Каренина. Инженер сказал, что революция была явно на пользу нашим бабам: теперь, если они подозревают мужей в шашнях, они могут писать заявления в партбюро, а не кидаться под поезд. Шутки шутками, сказал Кандидат, а по самоубийствам мы обогнали все европейские страны.

Наш человек

Так в чем же дело? Не ждите ясного и четкого ответа: такового просто нет. На такие вопросы можно ответить только одним способом: новыми вопросами, то есть слегка отодвинув прежние вопросы. И чем дальше вы будете допытываться до сути дела, тем ближе вы будете к вопросам первоначальным. Причина такого своеобразного «круглого тупика» состоит в том, что наш человек есть лишь функциональная частичка некоего более сложного целого — коллектива, но такая частичка, которая отражает в себе все качества этого целого, переносит их на себя и воображает себя их обладателем. Он есть частичка целого, обладающая амбициями и самомнением целого. Он движим не внутренними силами, а другими частичками, то есть силами внешними. Но воспринимает внешнее движение как результат его собственного. Вместе с тем целое, частичкой которого является наш человек, само есть лишь постольку, поскольку оно состоит из наших людей, поскольку оно отражает в себе, объединяет, обобщает и воплощает лишь то, что содержится^ наших людях по отдельности. Они, то есть наш человек и наш коллектив, рождаются и существуют как нечто единое и неразрывное целое. Дело не просто в том, что множество людей образуют коллектив, — это было бы слишком просто. Дело в том, что отдельный человек и коллектив есть нечто целое, причем неразделимое. Слишком хитроумно, скажете? А что поделаешь! Можно было бы расчленить все, разграничить и упорядочить. Но это было бы мертвое мясо, а не живое тело общества. Тем более в мясе не обнаружишь души. А нас ведь интересует здесь именно душа и даже сверхдуша.

Сверхдуша есть не просто коллективное сознание. Это — душа коллектива. В чем она заключается? Где она помещается? Тут нет проблемы, что в ней помещается, ибо в ней не помещается ничего. Тут, повторяю, есть лишь одна проблема: что она такое, то есть где помещается, или где она помещается, то есть что она такое? Ужас таких проблем состоит в том, что факт существования явления полностью исчерпывает суть его существования. Неясно? Знаю сам. Но я могу дать лишь один совет, как рассеять неясность: вернитесь к началу и проделайте путь снова. И вы тогда умножите ваши неясности. Но это и есть единственный путь к ясности: лишь большая неясность рождает ясность малую.

Сколько веков физики, химики, биологи бьются над тайнами атомов и молекул! Сколько их бьется! И какие тайны ! И какие средства они имеют в своем распоряжении! А итоги? Все новые и новые проблемы. Человек же как существо общественное и коллектив человеческий многократно сложнее атомов и молекул. И бьются над ним отнюдь не умы первостепенной важности, и не в таком количестве, и не с такими средствами. К тому же подавляющее большинство бьется отнюдь не с целями познания я и ясности, а с целями совершенно прозаическими. Так о какой же ясности тут может идти речь?! И может быть, не так уж плохо, что ее нет. Неясность и непонимание есть тоже результат. И трудно вычислить, что более способствовало прогрессу человечества — прогресс истины или прогресс заблуждения.

Но вернемся к сверхдуше. Усложнение живой (а может быть, и мертвой тоже) природы происходит по такой схеме. Имеются некие частички, которые по тем или иным причинам объединяются в целое. Эти частички имеют некие свойства, благодаря которым и целое приобретает аналогичные свойства. С другой стороны, объединение в целое порождает некие свойства, становящиеся свойствами частичек, — процесс этот взаимный. Но целое обладает свойствами частичек только особым способом, а именно — путем разделения свойств частичек и распределения их по разным частичкам. Происходит разделение функций частичек так, что отдельные частички становятся специальными носителями и представителями того или иного свойства частичек в их коллективе в целом. Но при этом частички в какой-то мере и форме сохраняют эти свойства за собой. Например, каждый нормальный человек как существо социальное обладает телом и разумом (сознанием, интеллектом). При объединении людей в коллектив последний тоже оказывается существом с телом и разумом. Но теперь функции тела воплощаются в одних людях, а функции разума — в других. Каждый человек при этом сохраняет тело и разум, но они теперь играют иную роль: разум одним людям служит для того, чтобы они нормально выполняли функции тела коллектива, а тело Другим людям служит для того, чтобы они смогли выполнить функции разума коллектива. Возьмите теперь множество свойств людей и их коллективов, более сложные коллективы, состоящие, в свою очередь, из коллективов. И вы получите картину такой ужасающей степени сложности, по сравнению с которой создаваемая физиками биологами, химиками и прочими естествоиспытателями картина покажется примитивным лубком.

Существуют определенные объективные законы, по которым объединения людей наделяются свойствами отдельных людей и, наоборот, отдельные люди наделяются свойствами коллективов. И от этих законов никуда не скроешься, если ты хочешь жить. В силу этих законов душа коллектива (или сверхдуша) есть некое духовное поле, существующее лишь благодаря душам отдельных людей, но лишь благодаря которому члены коллектива обретают некий душевный заряд. Вырвите человека из коллектива, и вы получите ту самую пустышку, о которой я говорил выше. Поместите эту пустышку в духовное поле коллектива, и она вдруг оживет и обретет подобие человека автономного и целостного. Лишь потеряв реальную автономию и целостность, человек обретет подобие и видимость таковых. И, обретая их в реальности, он обращается в пустышку. Коллектив, состоящий сплошь из автономных и целостных личностей, столь же возможен, как и королевство, состоящее из одних лишь королей, принцев и принцесс.

Мы рано начинаем ощущать себя ничтожными частичками грандиозного целого. И потом мы ищем какую-то компенсацию нашей ничтожности, то есть способ обмануть себя и других. И один из широко распространенных способов такого рода — размышления о самих себе. Потому-то проблемы души для нашего человека суть проблемы чисто интеллектуальные, а не поведенческие. Потому-то наш человек есть человек внутренний, а не внешний, то есть живет и развивается не столько в другое и в другом, сколько в себя и в себе. И в некотором роде он и в самом деле имеет духовное превосходство над человеком западным, но это превосходство — маниакальное. Сверхдуша есть мания величия коллектива.

Какие же уроки следует извлечь из этого? Никакие. Во-первых, вы все равно извлечь их не сможете, а если извлечете, то не такие, какие следует, а если те, какие следует, они вам будут ни к чему. Во-вторых, вы наверняка наизвлекали предостаточно всяких уроков, и короткие каникулы от них вам не повредили бы. Так что лучше встряхните головой, скажите себе твердо «Никаких уроков!» и возблагодарите мироздание за то, что все живое есть лишь кратковременное состояние мертвого. Аминь!

Беззубая Докторица пишет донос

Молодящийся Доктор, опьяненный чувством, упустил из одно немаловажное обстоятельство: то, что, хотя он живет в доме отдыха, дом этот находится на территории страны, построившей развитой социализм. А это значит, что среди любого десятка окружающих его замечательных советских людей найдется хотя бы один, который осудит в душе его поведение и примет надлежащие меры. Таким человеком оказалась Беззубая Докторица, сидевшая с ним за одним столом. Как только Молодящийся Доктор положил свою пухлую лапку на тонкую талию Официантки, Докторица сразу поняла, в чем дело, восприняла это безнравственное поведение Доктора как личное оскорбление, с гневом в душе покинула клуб и засела за сочинение анонимок. Именно анонимок, а не одной анонимки, ибо одну анонимку она решила адресовать в партийную организацию по месту работы Доктора, другую — в санаторно-курортный отдел президиума, третью — жене Доктора. В первой анонимке Докторица написала, что Доктор позорит звание советского ученого и коммуниста, во второй — что он вносит элемент морально-бытового разложения в советское оздоровительное учреждение, в третьей — что он разрушает здоровую социалистическую семью. Домашний адрес Доктора она узнала в администрации по паспорту Доктора — первое обстоятельство, навлекшее впоследствии подозрение на нее в авторстве анонимок. Вторым обстоятельством явился ее демонстративный отказ дать какой-либо написанный ею текст для экспертизы почерка. Доктор, когда дело приняло скандальный оборот, решил выявить анонимщика и собрать образцы почерка у подозреваемых им лиц. Докторица единственная отказалась, заявив, что она живет не в каких-то Соединенных Штатах Америки, где процветает расизм, а в стране победившего социализма. После этого всякие сомнения относительно авторства анонимок у всех отпали. Но прежде чем это случилось, случилось нечто другое: нагрянула сначала жена Доктора, а затем — инспектор из санаторно-курортного отдела. Жена Доктора виду не подала, с какой целью она заявилась, провела день в доме отдыха, посетила столовую, осмотрела Официантку и сразу поняла, что тут ничего серьезного быть не может. Затем она показала анонимку директору и партийному секретарю, сказала, что возбудит дело против анонимщика, и мирно уехала домой. Инспектор прибыл с целью выяснить суть дела, но, познакомившись с ситуацией на месте, сменил цели на противоположные: замять дело. Лишь из беседы с инспектором Доктор узнал о существовании анонимки и догадался о цели неожиданного приезда жены. Доктор немного поломался. И сделал вид, что хочет произвести криминалистическую экспертизу почерка, но в конце концов поддался на уговоры инспектора шума не подымать.

Тайна Профессора

По крайней мере треть обитателей первого корпуса отдыхала, как говорится, без отрыва от производства. К их числу принадлежал и Профессор. Раз в неделю он ездил в город, являлся в свое учреждение, расписывался в каких-то книгах, сидел на каких-то заседаниях. К вечеру возвращался обратно. Путевки он доставал прямо здесь, у директора. Вернее, путевок никаких не было. Он просто платил директору определенную сумму и жил себе за это в отдельной палате. В санаторно-курортном отделе президиума академии прекрасно знали о подобной практике в подвластных домах отдыха и в санаториях, но виду не подавали, ибо сами от этого кое-что имели — путевки для себя, для родственников и друзей в любое подходящее время, возможность на несколько дней приехать «с мужем» или «женой» проветриться от городской нервотрепки, возможность приехать в одиночку и получить на месте то, что требуется.

В нашем обществе, разоткровенничался Профессор (в доме отдыха все так или иначе откровенничают), умному человеку можно устроиться прекрасно. Для этого нужно только соблюдать некоторые негласные правила. Какие? Ну, например, такие: живи и давай жить другим. Я, например, своим подчиненным еще ни разу даже выговор не объявил. И позволяю им многое такое, что не позволяют другие: уходить с работы, планировать «липу», засчитывать фиктивные задания. И представьте себе, работают они лучше, чем в других секторах. Мой сектор — лучший в институте. И меня они не подводят. Видите, я живу здесь, а дело идет. Все формальности я передал заместителю. Он любит это. Как ученый он — абсолютный ноль. Потому держится за свое место и работает на совесть. Другое правило — делай все без шума, по-тихому. В других секторах затеют что-то и сразу же трезвон поднимают. На собраниях выступают. Обещают. А мы помалкиваем. Мы сначала сделаем что-либо скромненькое, а потом уже обещаем и докладываем. И конечно, выполняем. Третье правило — довольствуйся достигнутым, дай понять всем, что ты на большее не претендуешь, хотя возможности твои превышают твое положение. Нас, например, много раз пытались расширить до отдела, а мы отказывались. Мол, штатные единицы нужны для более важного, а мы и так справимся. Меня в заместители директора не раз сватали, а я ни в какую. Зачем мне это? Денег мне хватает. А жить в моем нынешнем положении куда легче и удобнее. Главное — не надо ни с кем ссориться. Не надо мешать людям. Надо в стороне стоять. И тогда они тебе дадут жить по твоим вкусам.

Общественное мнение

Беззубой Докторице передовые силы дома отдыха хотели устроить бойкот. Но у нее, разумеется, нашлись сторонники и защитники. Это — главным образом старые страшные бабы, не имеющие никаких шансов завлечь даже упившегося «до раздвоения единого» Универсала, и глупые старые мужики, с которыми никто не хотел беседовать на темы текущей и внешней политики, поносить «нынешнюю молодежь» и осуждать диссидентов. Передовые силы, однако, скоро позабыли о своем первоначальном намерении. История с анонимками дала им повод для умного разговора на тему об общественном мнении, и этого было вполне достаточно. Старик сказал, что у нас такового и в помине нет. Его поддержал Новый Друг. Универсал присоединился к ним, сформулировав эту концепцию с кристальной ясностью: начальству на нас насрать, но на себя срать оно нам не позволяет. Инженер сказал, что это — ошибочно, что общественное мнение у нас есть, но смотря по обстоятельствам. И с одобрения начальства и по выбору оно обладает могучей силой. Вот вам два примера. У нас в институте был один очень талантливый ученый. Такой явно талантливый, что его даже до тридцати лет пропустили в доктора. И организовал он в институте творческий семинар, да на свою беду — по средам. Этим и воспользовались институтские остряки. Представьте себе, молодежь. Младшие научные сотрудники, аспиранты. Прогрессивные все, если дело касалось трепа, а не серьезной науки. А в науке они сделали объектом травли этого парня. И с молчаливого согласия институтского актива (начальство, другие видные доктора) начали из номера в номер давать в стенгазете юмористические материалы. Участников семинара называли средняками, а семинар — средоточием гениев (оглупляя их, и надо признать — довольно смешно). И добили парня. Семинар распался. Ученая среда (тоже «среда», материал для лингвистических упражнений наших остряков) уже не могла без юмора воспринимать его идеи. Кончилось тем, что ему пришлось уйти из института и он где-то затерялся во второстепенных и прикладных лабораториях. Но репутация комического персонажа так и ушла вместе с ним навечно. Другой пример вам всем хорошо известен. У Них вверху есть, конечно, свои склоки. Помните, как Они Подгорного скинули? Так вот, если вы приглядитесь внимательнее, Брежнев в борьбе за единовластие использовал «общественное мнение» как мощное оружие. Я говорю об общественном мнении в кавычках, поскольку оно выборочное и организованное — брежневские холуи и помощники специально устраивают спектакли (вы смотрели по телевизору съезд комсомола?). Но эти спектакли действуют на конкурентов, завистников и оппозиционеров из Их компании так, будто это есть реальное общественное мнение всей страны. Они сами попадаются на удочку своей демагогии. Старик сказал на эту речь Инженера, что тут дело не в общественном мнении. Тут другое. Общественное мнение есть нечто естественное. Оно формируется, но не организуется. Формально. Новый Друг сказал, что Инженер путает разные вещи. У нас в печати постоянно организуются всякого рода кампании с осуждениями или одобрениями. Что это — общественное мнение? Когда-то по всем институтам Академии наук прошли собрания с единодушными осуждениями академика Сахарова, все газеты опубликовали осуждающие письма ученых. Но даже и это не есть общественное мнение, хотя «единогласие» полное. Советский народ «единодушно» одобрил новую Конституцию. А сколько было насмешек над ней и анекдотов?! Если общественное мнение у нас есть, то оно смутное или глубоко спрятанное. Нужно специальное социологическое исследование, чтобы обнаружить его существование и характер. А что это за «мнение», если его раскопать почти невозможно?! Значит, его практически, то есть как заметного фактора нашей жизни, нет. Старик сказал, что страшно не то, что мы ведем себя подло, а то, что дело выглядит так, будто нас заставляют делать подлости. Мы рады тому, что нас заставляют делать то, что мы сделали бы добровольно. Мы сами ищем насилия над собой, чтобы замаскировать свою подлую натуру, очевидную без насилия.

Ночные разговоры

— Все эти наши разговоры без толку. Надо делать серьезную научную теорию.

— Легко сказать! Как?

— Хотя бы так. Построить абстрактную, чистую, вполне добропорядочную модель. Я имею в виду абстракции, без которых никакая наука невозможна. Например, при построении такой модели надо отвлечься от различий способностей людей, от всяческих нехороших страстей, от наследования детьми имущества родителей, от взяток и блата и многого другого.

— Это все негативно. А что войдет в модель позитивного?

— Все то и только то, что входит в определения понятий, характеризующих данное общество специфически, и в определения общесоциологических понятий. Построив модель, затем следует постепенно привлекать различные конкретные обстоятельства, от которых отвлекались вначале и которые модифицируют модель, нарушают ее чистоту и добропорядочность. Причем сначала надо включить в рассмотрение обстоятельства, с необходимостью возникающие как следствия самой чистой модели, а затем — исторически данные внешние обстоятельства, без которых невозможно жить или от которых нельзя избавиться. Например, необходимыми, следствиями абстрактной модели являются карьеризм, халтура, взятки, блат, доносы. А исторически данными неотвратимыми обстоятельствами — отношения полов, родителей и детей, потребность в пище, в отдыхе и развлечениях.

— Это не ново. Такой метод разработали еще Гегель и английские экономисты, а Маркс с блеском применил его к анализу буржуазного общества.

— Тем более! Я же не претендую на открытие. Я думал, что это — банальность. А раз этот метод апробирован, почему бы его не применить и к нашему обществу?

— Нельзя. Да и не стоит.

— Почему нельзя?

— Начальство не позволит.

— А почему не стоит?

— Потому что этим методом можно обосновать неизбежность гибели существующего строя и смены его другим, а между ними — переходный период, который не может быть ничем иным, кроме как диктатурой... ну, не пролетариата, а, скажем, младших научных сотрудников без ученой степени. А это будет пострашнее диктатуры пролетариата.

Размышления в одиночестве

МНС заперся в палате, раскрыл рукопись Тваржинской но мысли иного рода увлекли его. Мы в жизни мелочны, дотошны, въедливы, суматошны, расчетливы по пустякам, думал он. И потому по методу мышления мы — диалектики. Как в жизни у нас мелочный надзор за всеми деталями событий, но полное невнимание к процессу в целом и его основным последствиям, так и в мышлении мы до мельчайших тонкостей продумываем всю сложность происходящего, получая выводы ложные или банальные. Вот, например, отбирают человека на пост директора. Десятки инстанций принимают в этом участие. Взвешивают все вплоть до вкусов в еде и выпивке. А выбирают в конце концов такое ничтожество, что потом сами диву даются, откуда такое выкопали. Сколько томов накатал Маркс, облазив все закоулки капитализма, чтобы в итоге получить банальности, известные заранее, и бессмысленные пророчества, тоже известные заранее. Диалектика есть такой метод размышлений и исследований, основной результат которого — сам процесс размышления и исследования, а не некий законченный продукт. Потому она нам и пришлась по душе.

Иначе обстоит дело с западным способом жизни и соответствующим ему способом мышления. Здесь в мелочные детали не вникают — они делаются сами собой как необходимые элементы привычной жизни. Обращают внимание на узловые пункты, выполнение которых автоматически означает выполнение мелочей. Никакой суетливости. И обязательно заметный положительный результат. Взять ту же процедуру отбора человека на пост директора аналогичного учреждения. Насколько она отличается от нашей! И мышление потому не отягощено подробностями, прямолинейно, упрощено, но результативно и не банально по выводам, практично. Оно не диалектично. Конечно, я несколько идеализирую фактическую картину. В реальности имеет место какая-то смесь, встречаются всевозможные варианты. Но в целом моя схема верна.

По этой причине (различие типов поведения и мышления) мы, начиная думать о Западе, впадаем с необходимостью в заблуждения: мы начинаем рыться в деталях и пустяках, упуская из виду ключевые моменты. И западные люди, начав думать о нас, впадают в заблуждения: они упускают из виду сложность и запутанность нашей жизни, огрубляя и схематизируя ее по привычным им штампам. Понять нашу жизнь и наше сознание, не будучи диалектиком, нельзя в принципе. А диалектика органически чужда западному человеку, и западному мыслителю в том числе.

Но ведь диалектику открыли на Западе! Ну и что из этого следует? Ровным счетом ничего. Все принципиальные продукты цивилизации были открыты на Западе, но не все они стали господствующими элементами его жизни. Мы ведь тоже есть во многом продукт Запада. А сколько известно случаев, когда нечто появлялось в одном месте, а расцветало в другом. Христианство открыли евреи, а прижилось оно в нееврейских народах. Картошку привезли из Америки, а стала она европейским продуктом питания. А вспомните историю с кроликами в Австралии!

Итак, я утверждаю, что для понимания нашего общества нужен не западный, недиалектический метод мышления, а наш, диалектический. Но диалектический не в том пошлом смысле, какой ему придали советские философы, начиная с работы Сталина «О диалектическом и историческом материализме», а в смысле способности учитывать сложность и изменчивость таких социальных образований, как наше гигантское общество. У меня давно чешутся руки как-нибудь описать этот метод. Но придать ему при этом эффективность западного практического стиля мышления. Возможно ли это? Кто знает, может быть, именно из таких немыслимых компромиссов и рождаются наиболее жизнеспособные формы.

Но давай отложим эти честолюбивые замыслы до лучших времен. А сейчас — за дело. Надо бред этой сумасшедшей гадины привести в более или менее божеский вид.

Из книги Твари

С построением бесклассового общества, преобразованием на коммунистических началах производства, распределена и труда, а также сознания и морали членов общества исчезает сама почва для каких бы то ни было мер принуждения. Отношения господства и подчинения окончательно заменяются свободным сотрудничеством. Отпадает необходимость в государстве как политической организации мирает нужда в правовой регламентации.

Замечания МНС

В известном смысле отношение господства и подчинения есть частный случай отношений сотрудничества, добровольность есть лишь форма принуждения. Государство перестает быть явлением политическим, но это не значит что оно исчезнет или даже ослабнет. Правовая регламентация отомрет, уступив место другим формам регламентации. Надо эти идеи развить, но для себя, конечно, а не для этой стервы. Между прочим, наша официальная идеология постепенно признает фактическое положение в обществе лишь чуточку изменив и переинтерпретировав фразеологию. Например, как в этих случаях: не просто отомрет государство, а отомрет лишь в качестве политической организации. Или в случае с принципом «по потребности» уже сейчас наиболее хитрые идеологи говорят о «разумных потребностях» и о контроле общества над этими потребностями. Короче говоря, официальная идеология постоянно приближается к истинной картине нашего общества (конечно, лишь поверхностно и в некоторых важных пунктах), тогда как критика его постоянно отдаляется от нее. Почему? Критика негативна, тогда как идеология при всех обстоятельствах позитивна. Ах, какую работу я мог бы написать для нового Сталина!!

Сталин

Сталин неторопливо ходит по кабинету, курит трубку, разговаривает сам с собой вслух.

Сталин. И это — ленинская гвардия! Сборище болтунов и честолюбцев. Никакого чувства реальности. Страна на грани гибели, а они готовы сутками спорить из-за запятой в «Капитале», который никто из них не читал. Речами и лозунгами страну не спасешь. Надо действовать, действовать круто и решительно. Лозунги должны сопутствовать делу, а не заменять его. Но что делать? Ленин прав: надо найти основное звено в цепи событий, ухватившись за которое можно вытащить всю цепь. Где это основное звено? Власть. Крепкая и надежная власть. Суровая. Беспощадная. Готовая на все ради великой цели — воплощения в жизнь светлых идеалов революции. Но власть — это партия, партия — это аппарат управления партией, а партийный аппарат — это Я. Основное звено — это беспрекословный авторитет вождя партии. Но не Троцкого, Зиновьева, Бухарина и прочих болтунов, а Сталина! Сталин — звучит так же, как Ленин, но более твердо. И шансы для этого у тебя есть. К тому же ядро страны образует русский народ, а он привык иметь наверху царя и жаждет иметь нового царя. Причем не своего брата Ивана, а непременно инородца. Но не еврея. И не немца. Грузин — это для русского народа и свой человек, и вроде как бы иностранец. Надо это обстоятельство выдвинуть на первый план. А для этого надо говорить с акцентом, иначе сочтут за еврея. С этой минуты надо начать приучать всех к тому, что Сталин говорит с грузинским акцентом.

Раздается стук в дверь. Входит Поскребышев, личный секретарь Сталина. Почтительно ждет, когда Сталин обратит на него внимание. Сталин останавливается, зло смотрит на Поскребышева и спрашивает его с грузинским акцентом: «Шыто тэбэ нада?» Поскребышев вздрагивает, поднимает удивленно брови, но тут же все понимает и обретает прежний невозмутимый вид.

Поскребышев. Молотов и Ворошилов. Просят принять по чрезвычайно важному делу.

Сталин. Путь войдут.

Входят названные Поскребышевым лица. Молча застывают руки по швам. Следят глазами за Сталиным, шагающим взад и вперед по кабинету. Наконец Сталин останавливается напротив них, как бы с удивлением смотрит на них, вынимает изо рта потухшую трубку, выколачивает пепел на ковер, сует трубку в карман кителя.

Сталин. Ну, что у вас?

Молотов. Недовольство среди рабочих растет, товарищ Сталин. Повсюду забастовки. Никакой трудовой дисциплины. Положение с продовольствием катастрофическое. Партийные организации на местах фактически не способны преодолеть нездоровые настроения. Все чаще раздаются речи о предательстве идеалов революции и о контрреволюции.

Ворошилов. В деревнях мятежи. В Энской области восстание охватило все население. Коммунисты и представители советской власти все перебиты. Нужны экстренные меры.

Сталин (после долгого раздумья, говорит с акцентом). Эти болтуны и позеры во главе с Троцким занимаются чистыми теоретическими рассуждениями, а всю грязную работу должен делать Сталин. Что ж, пусть так. Они не понимают фундаментального закона исторической деятельности: побеждает тот, кто делает дело, каким бы грязным оно ни казалось. Пусть ораторы произносят речи. Постарайтесь Троцкого склонить на серию выступлений в печати и на заводах о необходимости укрепления трудовой дисциплины, так сказать — «завинчивания гаек». А Бухарина... Пусть о крестьянстве подумает. Мы же... Прежде всего необходимо немедленно начать решительное обновление состава партии. Надо облегчить и расширить прием новых членов и создать в партийных организациях перевес здравомыслящих над революционными идеалистами. Сейчас пусть записывают в партию всех желающих. А потом почистим. Теперь о хлебе. Насколько серьезно восстание в Энской области?

Ворошилов. Силами кавалерийского корпуса можно подавить в две недели.

Сталин. А много ли хлеба в этой области?

Молотов. Есть, но не очень много. И взять его трудно, мужики все попопрятали и не отдадут ни в коем случае. Соседняя Эмская область намного богаче. Но там все пока спокойно.

Сталин. Революция требует жертв. Ради спасения всей страны придется пожертвовать населением одной области. Я думаю, что хлеб надо взять в Эмской области. Причем весь, до последнего зерна. Вы меня понимаете?

Молотов и Ворошилов (в один голос). Конечно, товарищ Сталин!

Сталин. Кто является командующим Эмским военным округом? Тухачевский? Вот и поручите ему провести операцию по беспощадному подавлению контрреволюционного мятежа в Эмске.

Письмо к Ней

Свежее яблоко

На обед на «третье» выдали по половинке свежего (!) яблока. Конечно, слово «свежее» тут было употреблено всуе. Оно обозначало, что яблоко было не сушеное, не печеное, не маринованное. И вовсе еще не означало, что яблоко съедобное. Но все-таки... свежее! Очистив доставшиеся им дольки яблок от гнили и червоточин, отдыхающие предались глубокомысленным рассуждениям. На сей раз инициативу захватил Молодящийся Доктор. И сказал он следующее.

Часть отпуска... Сейчас-то у меня не отпуск. Я просто отпросился сюда поработать над монографией. Я, знаете ли, книгу новую заканчиваю. А в Москве, сами понимаете, нервотрепка. Заседания. Текучка. В общем, часть отпуска я провожу под Курском. Там у меня старый фронтовой друг директором совхоза работает. Вот, скажу я вам, где яблочный рай. И яблочный ад одновременно. Свыше систематически заставляют расширять сады. Там думают, что чем больше гектаров под сады занять, тем больше яблок. И расширили! В прошлом году в одном этом совхозе собрали более пятисот тонн яблок. И каких! Нужны машины вывозить. Машин нет. Заняты под овощи и зерно. Хранилищ нет. Надо искать покупателя. Десять тонн купил горторг. Пять тонн купила кооперация. Перерабатывающий завод взял двадцать тонн по пять копеек за килограмм. А остальные? Сто тонн свезли в свинарник. «Остатки» (посчитайте, сколько их!) запахали в землю. Вы думаете, в стране средств нет? Построить хранилища в принципе не проблема. Окупаются они за один год! Нужны доски на тару, верно. Это — пятьсот кубометров на тысячу тонн яблок. Вы читали фельетон в газетах несколько дней назад? Знаете, сколько кубометров досок пропало ни за что ни про что в той же области? Пятьдесят тысяч кубометров! А что творится по всей стране? В этой пятилетке предполагается почти удвоить площади под яблоневые сады. На местах об этом с ужасом думают. Итог всего этого — грандиозная «липа» с миллиардными потерями. Вот вам и яблочко! По данным Института питания АН СССР, каждому человеку в среднем необходимо съедать по пятьдесят килограммов яблок в год. А сколько получается на деле? Дай Бог, если пять килограммов. Это в среднем. А какая масса населения яблок почти не видит совсем?! Да и то, если мы что-то имеем, так это за счет Венгрии, Болгарии, Румынии. Из Вьетнама ввозим. Одним словом, вот вам материал для размышлений. Случайно все это или нет? Преходяще или нет? Думаю, что нет. И нос мы свой суем во все части мира не столько из желания помочь чернокожим, желтокожим, краснокожим и прочим угнетенным братьям (тоже мне братья нашлись!), сколько из-за этих самых яблок, риса, апельсинов, кофе, бананов, хлопка. Танки и ракеты — это мы производить можем. Тут не нужно дешевых хранилищ и тары, а главное — тут не нужно человеческой заботы. А начальству наплевать на то, что мы вот тут жрем тухлое яблочко на двоих. Они для себя имеют все. Свежие фрукты и овощи круглый год. С личных хозяйств. А Брежневу, между прочим, специальными самолетами из Южной Африки особые фрукты для продления жизни возят!

Речь Молодящегося Доктора выслушали со вниманием и пониманием. Но на всякий случай промолчали и потихоньку разошлись. МНС спросил Кандидата, почему это Доктор так рискованно разговорился сегодня. Кандидат сказал, что Доктора прорвало, что, может быть, он хотел в членкоры попасть и заиметь спецраспределитель продуктов, но его провалили, и он счел это, естественно, несправедливым. А так — кто его знает, чужая душа — потемки. Но вообще говоря, в таких фактах ничего удивительного нет. После того как Хрущева скинули, он стал чуть ли не диссидентом. А Подгорный, говорят, порывается разоблачать режим, и за ним приходится глядеть в оба. Наше общество идеологическое. А идеология — не религия и не мораль. Идеология дает некоторую формальную опору личности, но лишь в рамках благополучия и устойчивости. Случись какая-нибудь крупная катастрофа, уверяю тебя, девять десятых членов партии немедленно откажутся от коммунистической идеологии. |Это уже было проверено на опыте миллионов людей в начале той войны.

Затрапезный треп

— Сейчас трудно назвать рядового советского интеллектуала, который не свихнулся бы в православие, в сектантство, в йогу, в парапсихологию или во что-нибудь этакое модненькое, — говорит Ехидная Девица.

— А что такое интеллектуал? — спрашивает Универсал.

— Интеллигент, не являющийся чиновником и хотя бы изредка шевелящий мозгами.

— Значит, если я без диплома, так я и не интеллектуал?

— Человек без диплома может в порядке исключения стать интеллектуалом. Но для этого он должен уметь шевелить не только мозгами, но даже ушами. Так вот, одно время и я посещала группу по йоге. Наставник у нас был очень талантливый йог. Но, как и всякий талантливый русский человек, жуткий пьяница. Представляете, йог — и пьяница! Знала ли что-либо подобное мировая культура?! Так вот, уроки, когда он бывал в стельку пьян, были самые интересные и плодотворные. Он такие фантастические позы изобретал, какие не сыщешь ни в одной йогов-ской книжке. Жаль, пропадет это все. Или какой-нибудь западный пройдоха пронюхает и «откроет» их. И денежки заработает на этом. И славу, конечно.

— А я, — говорит Инженер, — одно время посещал группу искусственного сна. Не верите? А между тем это — святая истина. Руководителем группы был человек, просидевший в лагерях лет пятнадцать. Там он и изобрел свои методы видения искусственных снов, снов по желанию и по заказу. Прежде чем его забрали в КГБ, он десятки людей обучил видеть сны по своим методам. Один из его учеников даже заболел снами — стал спать при всяком удобном случае, в транспорте, на собраниях. Собственно говоря, из-за него и разогнали нашу группу и посадили руководителя.

Этого ученика его тоже забрали. Вмешались врачи, обвинили в шарлатанстве и вымогательстве. Метод у него был очень простой и естественный: постепенно научить людей вызывать в себе элементы будущих сновидений и научиться наяву комбинировать их в себе. Причем состав этих элементов каждый вырабатывает свой, индивидуальный. Например, каждый пробует вызвать в себе какое-то зрительное ощущение. Если получается, сообщает учителю. Вранья не должно быть, конечно. Допустим, вам удалось вызвать ощущение желтого пятна. Научившись это делать регулярно, старайтесь удержать его. Затем пытайтесь увеличивать (растягивать) его. Затем — образовывать в нем черные дыры. Затем — образовывать из дыр рисунок. Постепенно усложняя упражнения такого рода, можно дойти до образов красивых зданий, особенно — дворцов и храмов, красивых одежд, видов природы. Далее эти сложные образы объединяются в еще более сложные композиции. Один из его учеников довел число церквей в одном представлении до пятидесяти. И мог удерживать такое представление до минуты. Другой мог видеть наяву гусарский эскадрон. Разумеется, тренировки для этого надо проводить умеючи и в специальной обстановке. Но наиболее способные индивиды могут этому обучиться, как говорится, без отрыва от производства. Один диссидентски настроенный ученик рассказывал, что он мог вызвать в представлении классиков марксизма, известных лиц советской истории, членов Политбюро, причем в любых сочетаниях и позах. Он во сне вытворял с ними всяческие неприличные штучки. И получал от этого огромное удовольствие. Но разумеется, разболтал об этом всем знакомым. Его тоже потом забрали в психушку.

— А как же вы уцелели?

— Я был посредственным учеником. И потом, как и все остальные ученики, дал нужные показания.

— Как вы могли?!

— Посмотрел 6ы я на вас на моем месте! Это легко возмущаться, находясь в полной безопасности.

Ночные разговоры

— Наше нынешнее состояние, — говорит Новый Друг, — обусловлено особенностями нашей истории. Чиновничье-бюрократическая система плюс коллективизм в первичных группах были основными тенденциями всей нашей истории. Возможно, это — еще наследие татаро-монгольского ига. Дворянские вольности и зачатки капитализма были лишь временными отступлениями. На такой территории, в таки условиях, с таким народом иначе нельзя. Смотри, кто населяет нашу страну: чукчи, буряты, коми, мордвины, чуваши, башкиры, татары... Кого только у нас нет! Русское население само неоднородно. Наши претензии на западный образ жизни просто смешны.

— Я не историк, — говорит МНС. — Но я кое-что смыслю в методологии науки. Объяснение настоящего бессмысленно искать в прошлом. В прошлом ищут оправдания настоящего, а не объяснения, и оправдание выдают за объяснение. А это ошибочно, ибо научное объяснение настоящего лежит в настоящем. Прошлое есть лишь более или менее благоприятное условие возникновения настоящего. Но условие возникновения данного состояния не входит в само это состояние. Оно исчезает, и состояние это воспроизводится на своей собственной основе. Настоящее своими наиболее существенными чертами обязано самому себе. Неправомерно во всем винить предков. Начиная с некоторого момента вина с предков снимается. Их не судят, так сказать, за давностью их действий.

— Что считать прошлым, что — настоящим. Россия Ивана Грозного и Николая Первого не такое уж прошлое. Она жива сегодня. Я о прошлом говорю в ином смысле.

— Я понимаю. Поэтому и настаиваю на определенности понятий. Настоящее есть нечто непреходящее, остающееся, воспроизводящееся, растущее. То, что ты называешь Россией Ивана Грозного и Николая Первого, расцвело после революции и стало доминирующим. Но оно возникло бы и без этого. Оно возникло независимо от этого, заново. Вот в чем дело! Старые моды возвращаются вовсе не потому, что люди помнят о них, а в силу некоторых комбинаторных возможностей. Люди из прошлого на самом деле заимствуют значительно меньше, чем это кажется на первый взгляд. Просто люди реализуют те или иные логически мыслимые комбинаторные возможности, а они не беспредельны. И их не так уж много.

— Я чту логику. Но я не склонен преувеличивать ее роль. Ты можешь привести более понятный пример?

— Вот одно из тривиальных правил логической методологии науки в применении к коммунизму. Коммунизм не есть нечто абсолютно новое. Элементы его были в прошлых обществах и в изобилии встречаются в странах Запада. Но только в определенных условиях они становятся всеобщими и определяющими факторами данного общества. Аналогичная ситуация имеет место в отношении товарно-денежных отношений: они были и в небуржуазных обществах, а став всеобщими и определяющими, дали буржуазное общество. Задача подлинной науки (а не этого вшивого «научного коммунизма») состоит в том, чтобы зафиксировать и описать эти элементы коммунизма в их абстрактности, то есть в отвлечении от того или иного общества, в котором они могут встречаться, и затем выяснить, что вырастает на их основе с необходимостью когда они становятся всеобщими и определяющими факторами данного общества.

— И ты думаешь, что кого-либо этим убедишь?

— А мне хотя бы самого себя убедить.

Из книги Твари

Переход от государственности к общественному самоуправлению означает полный переход от административно-принудительных методов воздействия на людей к методам убеждения, воспитания. В этой связи можно предвидеть огромный рост влияния общественного мнения, которое станет при коммунизме могучей силой, достаточной, чтобы урезонивать индивидов, склонных нарушать коммунистические обычаи и правила общежития.

Сталин

Раннее солнечное утро. Поют птички. Шелестят листья деревьев. Хата зажиточного мужика. В красном углу (под иконами) сидит Командарм. Молодой, крепкий, красивый, свежевыбритый, пахнущий одеколоном. Перед ним кринка парного молока и краюха свежего хлеба. Он отламывает куски, жует с явным аппетитом, запивает молоком прямо из кринки. Перед ним навытяжку стоят подтянутые командиры дивизий и бригад, со шпорами и шашками, затянутые в ремни, с биноклями, планшетами, маузерами. И конечно, все с орденами Красного Знамени. Командарм дает знак адъютанту удалить из избы хозяина, хозяйку и ребятишек — будет отдаваться секретный приказ.

Командарм. Товарищи командиры! Нам выпала великая честь — спасти республику от голодной смерти. Вы все прошли школу революции и Гражданской войны. И вам нет надобности объяснять азы политграмоты. Потому перейдем сразу к существу дела. Комиссар, тебе слово!

Комиссар. Товарищи командиры! Партия и лично товарищ Сталин поручили нам ответственнейшее задание. Вы должны проявить максимум политической зрелости и сознательности. население области настроено дружелюбно к советской власти. Наши части будут встречать с хлебом и солью, с песнями и угощениями. Но у вас как у настоящих коммунистов сердце не должно дрогнуть, а рука должна быть твердой. В данной ситуации вы должны твердо помнить одно: перед вами самые заклятые враги революции и пролетарской власти, ибо от них зависит судьба нашей и мировой революции. А с врагом нас учили расправляться со всей пролетарской революционной беспощадностью.

Один из командиров. Я что-то в толк не возьму, что нам нужно делать? Из пулеметов?..

Командарм. Нет, товарищи! Пулеметы нам еще потребуются громить мировую буржуазию. И шума много. Надо шашками — надежнее и быстрее. Начальник штаба, разъясни товарищам командирам нашу тактику борьбы с контрреволюцией на данном этапе!

Один из командиров (другой). Насколько я понимаю, нам предстоит рубить шашками безоружное население? Женщин, стариков и детей тоже? Но это же преступление! Разве...

Командарм (адъютанту). Арестовать этого предателя дела мировой революции! И расстрелять немедленно! Пусть это послужит уроком всякому, кто осмелится поднять руку на завоевания Октября.

Адъютант с личной охраной Командарма обезоруживают строптивого командира и выводят его во двор. Слышится выстрел и вскрик расстрелянного. Командиры в избе вытягиваются, звякают шпорами, изображают готовность пойти на все ради интересов мировой революции.

Командарм (продолжая есть хлеб и пить молоко). Начальник штаба, приступай к оглашению приказа по армии.

Начальник штаба. Политработники частей должны заранее прибыть в намеченные населенные пункты и разъяснить жителям, что они должны все поголовно выйти на середину поселка встречать части Красной Армии. Поголовно все! Ясно?! Затем соответствующая воинская часть должна окружить жителей поселка и уничтожить Всех без исключения. Шашками. И чем быстрее, тем лучше. Если кто уцелеет, командиры частей отвечают головой. Трупы сбросить в колодцы. Колодцы сровнять с землей. Чтобы никаких следов. На два часа после этого населенный пункт предоставляется в распоряжение бойцов. Политработники должны позаботиться о том, чтобы распределение вещей и пищевых продуктов среди бойцов было равномерным. Не забывайте, что мы боремся за светлое коммунистическое общество, в котором будет всеобщее равенство. После операции воинские части немедленно покидают населенные пункты, сосредоточиваясь для новой операции в указанном месте. Их должны сменить продовольственные отряды, в задачу которых входит сбор зерна, овощей, домашнего скота.

Один из командиров. В наших частях есть уроженцы здешних мест. Как быть с ними?

Комиссар. Сегодня дать им всем отпуск, а потом расстрелять как дезертиров.

Командиры расходятся. За окном слышатся команды звуки труб, топот коней, песни. Командарм встает из-за стола, распускает ремень на пару дырочек, зовет адъютанта и велит привести старшую дочь хозяина, чтобы «товар даром не пропадал» (как говорит он адъютанту). В ожидании мурлычет популярную песню времен Гражданской войны:

Замечание Нового Друга

— Твой Петин, — сказал Новый Друг, — врет. Не может быть, чтобы нечто подобное было на самом деле.

— Именно такое, может быть, и не было. Но было другое. И это другое было куда хуже. Ведь на самом же деле крестьянские восстания утопили в крови силами регулярной армии, причем истребляли целые районы, не щадя детей, женщин, стариков. Это же факт! А Петин пишет пьесу, то есть художественное произведение. И он имеет право на вымысел с целью правдивого описания существа эпохи.

— И все-таки теперь уже невозможно поверить в то, что та эпоха вообще была. И если писатель хочет быть правдивым, он должен писать не о ней, а о том, что она родила. Неэстетично описывать роды.

— А если эпоха родила уродов?

— Тогда литература должна умолкнуть.

Письмо к Ней

Прогулочный треп

— Чтобы совершить революцию, — говорит Кандидат, — достаточно одного шизофреника, нескольких десятков проходимцев и нескольких миллионов кретинов.

— Так в чем же задержка? — говорит Старик.

— Кретинов у нас хватает, — говорит Кандидат. — Проходимцев у нас больше, чем нужно. Все дело в шизофрениках: шизики не хотят делать революцию! Беспрецедентный случай в истории. Наши шизики хотят иметь права человека и свободно ездить за границу, но не хотят брать власть в свои руки.

— Вот мерзавцы! — восклицает Ехидная Девица. — В какое же положение они ставят наших руководителей! Управлять таким народом и при этом уважать некие права человека?! Это логически противоречиво и фактически невозможно.

— Неужели у нас не найдется людей, которые захотели бы сделать новую революцию? — говорит Добрая Девица

— Сколько угодно, — отвечает Кандидат. — Но они не шизики, а кретины.

— Все это пустая болтовня, — говорит Инженер. — революция, эволюция, реформы, строительство... Все равно из этого дерьма мы никогда не выберемся, ибо это невозможно по законам природы. Наше дерьмо есть продукт свободы и равенства.

— И братства?

— Нет, скорее — блядства. А без шуток — судите сами Люди поставлены в одинаковое отношение к обществу в том смысле, что практически к нулю свелись все возможности для индивидов существовать независимо от коллектива и общества в целом.

— Человек никогда...

— Не придирайтесь к словам, вы прекрасно понимаете, о чем речь. У нас исключена частная инициатива, все под контролем государства. А в таких условиях единственное, что может сохранить целостность общества и порядок, — это мощная система власти. Причем независимая от случайностей и от индивидуальных особенностей людей. Потому у нас «выборная» власть есть лишь для видимости, а сами «выбираемые» фактически отбираются органами фактической власти. Наша фактическая система власти и управления складывается повседневно по мере открытия вакансий, преемственно, путем отбора огромным аппаратом власти тех или иных индивидов. Ясно я говорю? Эта система нерушима потому, что каждый раз индивид, вступающий во власть, предстоит перед сложившейся системой власти. И никогда у нас власть не находится в позиции зависимости от некоего «народа».

— И все-таки незыблемых систем не существует.

— А разве я говорю, что она вообще незыблема? Она незыблема в пределах человеческой жизни и отдельной человеческой судьбы. Она, конечно, рухнет. Но сколько веков существовал Древний Египет? А Китай? А Византия? Даже династия Романовых триста лет продержалась. Триста!!

— Не надо нас пугать такими сроками, — говорит Ехидная Девица. — Через триста лет мне лично уже не захочется никакой свободы.

— А в чем вообще проблемы? — говорит Инженер. — Поднимите руки, кто нуждается в правах человека и гражданских свободах? Нет таковых. Кто хочет свободы партии, демонстраций, эмиграции? И таковых нет. А кто хочет улучшить жилищные условия, увеличить зарплату, улучшить снабжение продуктами? Единогласно! Далее, предлагается на выбор: улучшения с возвратом к капитализму или без улучшений при социализме. Кто за первое? Никого. Кто за второе? Единогласно. Вот мы и решили все наши проблемы!

Замысел Универсала

Под благотворным влиянием творческой среды Универсал решил сделать свой вклад в науку: написать путеводитель по московским забегаловкам и местам протрезвления. Кандидат сказал, что эта работа совсем не творческая, так как перечень забегаловок имеется в тресте столовых, а перечень вытрезвителей — в милиции. Универсал сказал, что после этого замечания Кандидата он еще больше уверовал в надобность своего путеводителя. Дело в том, что понятие «забегаловка» не совпадает по объему с местами, где официально дозволены выпивки, а понятие «место протрезвления» — с понятием «вытрезвитель». Он, Универсал, знает не меньше сотни забегаловок, о существовании которых какой-нибудь Мосстолреступр не имеет ни малейшего понятия, и не меньше пятисот мест протрезвления, неизвестных милиции. Кстати сказать, если бы диссиденты знали их, они могли бы действовать в десять раз успешнее, а КГБ был бы бессилен с ними бороться. Если в России когда-нибудь сложится настоящая оппозиционная партия, то только в этой системе неофициальных мест выпивания и протрезвления. Кандидат сказал, что раз этим местам уготована столь прогрессивная роль в русской истории, то тем более не следует писать путеводитель по ним: он попадет в руки властей, и те уничтожат все описываемые в путеводителе «точки». Универсал снова уличил Кандидата в невежестве. Упомянутые «точки» не есть нечто раз и навсегда установленное, сказал он. Они постоянно перемещаются и изменяются во времени. Тут, как ни в чем ином, надо быть подлинным диалектиком. Его путеводитель должен дать не список этих «точек» (вроде телефонной книги), а метод отыскания их в любом районе Москвы, в любое время года и суток. Например, вы оказались в Дзержинском районе, на улице маршала Пуговкина, зимой, в десять вечера, вдвоем, с десятью рублями в кармане. Вы слегка поддали, но хотите продолжить. Как быть? Открываете мой путеводитель. Дзержинский район идет по третьему классу, улица Пуговкина — по десятому. Смотрите раздел «Зима», подраздел «Вечер». Читаете следующее: двигайтесь налево и затем прямо двести метров, заходите в закрывающееся кафе «Сириус» и говорите уборщице, что вам надо Дусю. Не морочь мне мозги скажет уборщица, никаких тут Дусек нет, Клавка есть, а Дусек нет. Прощу прощения, говорите вы, нам именно Клавку и надо. Так бы прямо и говорили, проворчит уборщица, а то Дуську какую-то им подавай. А Клавку в пять минут найдете. Вон, видишь, зеленый дом? Так за ним... Через пять минут вы уже звоните в незнакомую квартиру, говорите «Привет» незнакомой женщине с опухшей мордой и с синяком под глазом, выкладываете наличность, говорите магическую формулу «Градусы с отсыпом». А остальное сделается само собой. Получите самые крепкие градусы без закуски, от коих вас будет выворачивать наизнанку, грязный таз для блевотины, вонючий чулан с грязным тряпьем для отсыпа. В общем, все двадцать четыре удовольствия, и никаких обмораживаний и никакой милиции. Теперь ясно? Великолепно! — восклицает Кандидат. Вернемся в Москву, я достану магнитофон, запишем твой «путеводитель», а потом перепечатаем. Это будет первая действительно полезная книга в «самиздате».

Ночные разговоры

— Мы все-таки поразительная страна, — говорит Новый Друг. — Много я всякого повидал, а не перестаю удивляться. Хочешь — верь, хочешь — нет, но я не вру: у нас возникла новая отрасль промышленности и культуры, занимающаяся производством украшений для праздников, — лозунгов, портретов вождей и прочего и соответствующей техники для их развешивания. Раньше этими делами занимались местные власти, а теперь централизовали в масштабах страны. В силу особой важности эта новая отрасль контролируется Министерством культуры, Отделом пропаганды ЦК, местными советами. Бог мой, что там творится! Представляешь, годами работают всякие комиссии. Научно-исследовательские институты! Лаборатории! Художественные советы! Пришлось мне однажды на таком совете посидеть. Больше двадцати человек заседали десять часов, обсуждая проекты одной-единственной типовой виньетки из цветных электрических лампочек для улиц Москвы. Причем для улиц второй категории, а не для главных вроде улицы Горького, Ленинского проспекта, проспекта Маркса. Там, надо думать, заседали неделями с участием министра культуры и заведующих отдели ЦК. В нашем совете председательствовал первый заместитель председателя Моссовета. Ты бы только послушал, в каких высочайших категориях решались наибанальнейшие проблемы. Например, в каком порядке должны гаснуть и загораться лампочки — от центра к периферии или наоборот. Победила в конце концов группа, настаивавшая на том, чтобы лампочки зажигались от центра к периферии — это в соответствии с принципами демократического централизма.

— Пустая трата средств, — говорит МНС. — Все равно на это уже никто не реагирует.

— Реагируют. Да еще как! Американцам, говорят, реклама тоже осточертела. Но она все равно действует. Так и тут. Выйдешь из дому — тебе в глаза лозунг «КПСС — руководящая и направляющая...». Едешь в автобусе — лозунг «Коммунизм есть неотвратимое будущее всего человечества». Мчишься в электричке — «Слава КПСС!», «Да здравствует...». А тут — в ряд портреты розовощеких руководителей. Думаешь, не действует? Действует! Насмотришься — и десять раз подумаешь, прежде чем что-то пискнуть. Вся эта махина лозунгов, призывов, портретов, плакатов, знамен устрашает не меньше, чем действия КГБ и МВД.

— Пожалуй, ты прав. Я как-то не думал в этом плане. Мне это казалось пустой формалистикой.

— Запомни, у нас никогда и ничего не делается зря. Все наши бессмысленности кажущиеся. На самом деле у нас все в высшей степени целесообразно. Формально — да. Но не бессмысленно.

Но что касается меня, то я для пользы вящей

До коммунизма срок к нулю бы сократил.

Я просто наши лозунги в один бы превратил:

«Оставь надежды всяк сюда входящий!»

Из книги Твари

Коммунистическое общественное самоуправление будет действовать в атмосфере полной гласности, информированности масс о делах общества и, что особенно важно, чрезвычайно высокой гражданской активности людей, их глубокой заинтересованности в этих делах.

Наука и идеология

Какая мразь, сказал Новый Друг по поводу сочинения Тваржинской. Э, нет! Не мразь, сказал МНС, а высокая идеология. Это мразь с научной точки зрения. Но это не наука, а идеология. А с идеологической точки зрения это не так уж плохо. Бывает еще хуже. И должен заметить между прочим, что противоположные утверждения не являются наукой тоже. Они тоже суть идеологические явления, но с обратным знаком. И потому они на порядок хуже официальной идеологии. Имей в виду, вся современная критика нашего общества и нашей идеологии идет целиком и полностью в рамках идеологии. Хотя она и претендует на разоблачение фактического положения дел, то есть на истину, она тоже ничего общего не имеет с наукой. Наука не есть критика. И, несмотря на явную лживость нашей идеологии и кажущуюся правдивость критической писанины, первая много ближе к науке, чем вторая. Идеология с первых же слов претендует на такое описание общества, чтобы оно сразу же узнавалось, то есть чтобы картина была похожа на оригинал. И потому она лишь скользит по поверхности и с каждым шагом все более отдаляется от истины. Научная же картина общества сначала как будто бы ничего общего не имеет с реальностью, как мы ее видим. Но она забирается вглубь и шаг за шагом все более приближается к истине. Я давно мечтаю написать на эту тему большую работу. Но все время приходится «дорабатывать» чужую галиматью. Вот тут у меня сделаны черновые наброски. Если хочешь, можешь посмотреть.

Из записок МНС

Сколько появилось на свете людей, считающих себя специалистами по нашему обществу! И сколько они уже наговорили всякой ерунды о нем! И сколько еще наговорят! Стоит человеку посидеть в тюрьме несколько лет, как он уже воображает, что он постиг все тайны и глубины нашего социального строя. Стоит человеку заметить очевидную глупость руководителей, бесхозяйственность, обман, преследование инакомыслящих и прочие факты нашей жизни, как он уже чувствует себя на голову выше всякой профессиональной науки, которая не изображает по этому поводу высоких эмоций или вообще не придает этому особого значения. Завидую я таким людям, их невежественной самоуверенности. А я, к сожалению, уже отравлен ядом познания, исключающим для меня всякую категоричность суждений. За какую бы проблему я ни взялся, я вижу бездну всякого рода обстоятельств, связанных с ней, которые тушат во мне даже намеки на эмоции. Наше общество, например, обвиняют в чрезмерной бюрократизации. Но является ли этот феномен специфически коммунистическим? Не является ли он атрибутом всякого дифференцированного общества?! И есть ли это лишь зло? И не страдаем ли мы не столько от избытка, сколько от недостатка этого самого бюрократизма? И так обстоит дело, повторяю, с любой темой, за которую мне приходилось браться. В результате своих размышлений я пришел к выводу, что ошибочно рассматривать происходящее вокруг нас как продукт глупости, обмана, насилия и прочих отрицательных качеств людей. Оно скорее есть продукт положительных качеств людей, которые с необходимостью реализуются в отрицательной форме. Негодовать на дефекты нашего общества так же нелепо, как негодовать на природу за то, что не все в ней устроено так, как нам хотелось бы.

Письмо к Ней

Прогулочный треп

— Я за вами внимательно наблюдаю, но понять вас все-таки никак не могу, — говорит Старик.

— Потому что понимать нечего, — говорит в ответ МНС. — Я живу с сознанием игрока, которому выпали плохие карты, который знает, что его партнеры опытны и безжалостны, что с такими картами выиграть невозможно, который поэтому лишь тянет время. Вот вы для меня — действительно загадка.

— Могу вам отплатить такой же откровенностью. Если говорить в терминах игры, то мне как раз наоборот — мне выпали прекрасные карты. Но я сначала не умел играть, а потом — не захотел. И потому продулся в пух и прах. Снобы называют таких людей неудачниками. Посадить бы их хотя бы на годик, посмотрел бы я, к какой категории они отнесли бы себя. Нет, дело тут не в этом. Мой случай грубый, в духе той эпохи. Ваш тоньше, в духе нашего времени. Но суть, пожалуй, одна: недостаточная социальная защищенность и приспособляемость. Формируется «новый человек». Идет отбор на социальную выживаемость. Мы — отходы этого процесса. Со мной проще: я — дурак. С вами немного сложнее: вы — не дурак.

Мнение Ехидной Девицы

К чему такие заумные рассуждения, говорит Ехидная Девица, когда все и без них совершенно ясно? Давно пора понять, что все дело в возрасте начальствующей части населения. Везде и всюду всю власть в свои руки захватили старики и навязывают нам свой старческий строй жизни. Говорят, будто коммунизм — «это молодость мира, и его возводить молодым». Какое лицемерие! Молодых используют и насилуют. А строят все по планам и указаниям стариков. Молодежь допускается к активному участию, когда она уже сама становится бывшей молодежью, и ее активность начинает выражаться в продуцировании пассивности. Причем допускается не всякая бывшая молодежь, а лишь такая, которая с самого начала ориентировалась на старческий маразм. А успехи науки и медицины по продлению жизни людей приведут к еще более мрачным последствиям. Где выход? Молодежь должна заводить свой образ жизни, недоступный старикам и неподвластный их контролю. И презирать стариков, издеваться над их уродствами, над их слабоумием, бездарностью, трусостью. Я думаю, что кое-что в этом духе делается. Моды, поведение в общественных местах, музыка и прочие штучки, вызывающие у стариков приступы бешенства. Долой стариков! — вот вам ясная программа преобразований общества.

И возражение Старика

Старики разные бывают, говорит Старик. Что, например, вы имеете против меня? И как способствуют прогрессу наши молодые Студенты? Вы имеете в виду картину в общем и целом? Прекрасно! Но уверены ли вы в том, что социологическая картина молодежи существенно отличается от таковой стариков? Кстати, новые моды, новые фильмы, новую музыку и прочее изобретают старики, а не молодежь. И противозачаточные средства есть изобретение стариков. И образ жизни молодежи, который кажется ненавистным старикам и неподконтрольным им, на самом деле навязывается молодежи стариками, дабы обеспечить себе спокойную и самодовольную старость. И хотя бы возможность поворчать на молодежь.

Ночные разговоры

Есть у меня, говорит Новый Друг, один приятель. Врач. Психиатр. Работает в «почтовом ящике». «Ящик», надо сказать, очень любопытный. Здание снаружи построено по проекту иностранных архитекторов, а внутри — по нашим собственным. Снаружи оно выглядит прекрасно. А внутри — лучше не попадать, как говорит приятель. Чем занимается «ящик», толком никто не знает. Одни называют его институтом, другие — больницей, третьи — тюрьмой. Мой приятель тоже не знает, что это такое, хотя работает там уже пять лет. Он читает рукописи, которые ему дают, просматривает рисунки и чертежи. И пишет на них свое заключение. Иногда беседует с людьми, которых ему приводят. Иногда присутствует при беседах и высказывает свое мнение. Что за люди? А кто их знает. Помнишь, одно время много было разговоров о людях со сверхъестественными способностями, которые могли через стену угадывать цвет предметов, подымать предметы без соприкосновения с ними. Эти люди постепенно исчезали куда-то. Возможно — в такой вот «ящик». Приятель рассказывал как-то по пьянке, что он своими глазами видел одного такого человека. А где он мог его видеть? Но все это — пустяки. Однажды он мне рассказал очень странную историю, которая произошла в их «ящике». Если в ней есть какая-то доля правды, я готов поверить во всякую чертовщину. А может быть, в этом летающие тарелки замешаны?

Включили моего приятеля в особую комиссию обследовать одного, как им было сказано, шарлатана. Комиссия была серьезная — куча профессоров и докторов из разных наук. Во главе — академик. Установили мощнейшую скрытую фото- и телеаппаратуру. Привели человека. Парень примерно нашего возраста — считается, между прочим, что это самый цветущий возраст с точки зрения психических сил. На вид парень — ничего особенного. Впрочем, видать, над ним уже «поработали». Он был порядком измучен. Острижен, конечно. Одет в больничную (или тюремную?) одежду. И начался не то допрос, не то обследование, не то эксперимент. Продолжалось это более двенадцати часов без перерыва, так как обследуемый ничего из своих «фокусов» не делал по просьбе или по приказанию. Он сам не знал, когда и в какой форме к нему придет «чудесная сила». Потому приходилось выжидать, предоставлять полную свободу его «психическим способностям». И он действительно вытворял умопомрачительные «фокусы». Например, у всех присутствующих одновременно вдруг остановились часы и исчезли чернила из авторучек. Одновременно! Это все засвидетельствовано и внесено в протокол. Или вдруг все одновременно пытались задать один и тот же вопрос. Слово в слово! То, что листы бумаги, спички, пепельницы, зажигалки и другие мелкие предметы двигались сами собой по столу и подымались в воздух, на это уже не обращали внимания. Привыкли.

Но самое потрясающее произошло в конце, когда все вымотались, а обследуемый посинел от усталости. Он вдруг напрягся, сказал «Вижу!» таким тоном, что все замерли, и стал описывать какое-то помещение и входящих в него людей. По описанию все сразу поняли, что речь шла о членах Политбюро. Странным было то, что согласно газетам один из них был в Польше с каким-то визитом, а Сам вместе с министром вооруженных сил шлялся по Сибири. И все же описание сцены обследуемым было настолько живым и правдоподобным, что у членов комиссии не было никаких сомнений в правдивости его слов. Тем более, что он уже успел их убедить в своих необыкновенных способностях.

Потом обследуемый стал передавать слово в слово (как он сам сказал) то, о чем говорилось на этом видимом им совещании. А говорилось о предстоящей войне. У членов комиссии буквально волосы зашевелились на голове от того, что они услышали. В этот момент заседание прервали, обследуемого увели, сказав, что он переутомился, стал нести чушь. Но со всех присутствующих взяли подписку о неразглашении. Что ты на это скажешь?

Затрапезный треп

— В марксистском учении о деньгах, — говорит Кандидат, — есть кое-что верное. Но в целом оно ошибочно. Маркс слишком крепко связал деньги со стоимостными отношениями и с капитализмом. Отсюда — идея исчезновения денег после крушения капитализма. А между тем деньги являются выражением стоимости лишь в том случае, если имеются сами отношения стоимости, то есть если имеется свободный рынок (спрос, предложение, конкуренция). У нас свободный рынок отсутствует. Есть черный рынок, но он не определяет нашу экономику. Отсутствие спроса на многие товары в магазинах и дефицит других, нужных есть показатель не игры спроса и предложения, а плохой организации распределения и производства предметов потребления. У нас деньги суть средство, удостоверяющее долю общественного продукта индивида, и некоторое средство экономических расчетов и контроля. Средство удобное, поскольку дает индивидам некоторую свободу действий, влияющую на состояние экономической деятельности общества. А с точки зрения планирования и контроля они упрощают всю технику дела, хотя в принципе без них тут можно было бы обойтись (безналичные расчеты — это фиктивно денежные расчеты). Но все-таки это уже не деньги в буржуазном смысле. Поэтому у нас нет никакой экономики цен. У нас есть лишь политика цен. И вообще, деньги всегда выражают так или иначе господствующие отношения данного общества. В феодальном обществе их роль была иной, чем в буржуазном.

— Лично мне, — говорит Универсал, — наплевать на все эти высокие материи. Лишь бы побольше их было. А что они выражают, это я и сам как-нибудь сообразил бы.

— Ну, хорошо! Вот вам вдруг повезло, и вы имеете огромную сумму денег. Допустим — миллион. Что вы с ними сделаете? Ведь узнают если, наверняка посадят.

— Миллион мне не надо. Мне хотя бы две сотни в месяц. Чтобы это законно было.

— Пусть миллион законный. И никто придираться не будет. Что вы сделаете?

— Как следует выпью. Приоденусь. Питаться буду приличнее.

— Хотелось бы знать, где вы продукты будете брать?

— На рынке, конечно. Там, конечно, дороговато, но зато кое-что есть. А денег у меня, как вы изволили допустить, полно. Потом вступлю в кооператив, куплю квартиру.

— Это не так-то просто. Сколько у вас метров? Двенадцать? Никто вас в кооператив не пустит.

— За хорошую взятку пустят.

— Ага, рынок, взятка. Дальше.

— На курорт хороший съезжу. Путевку за денежки достать можно, у меня одна знакомая есть. И без путевки можно. Суну директору санатория сотни две-три, и все в порядке. Машину куплю.

— Сколько лет в очереди стоять будете? Хотя опять за взятку. Но одна взятка пройдет, другая, может быть, пройдет, а на третьей попадетесь. И все это, в общем, мура. Опыт показывает, что у нас люди, не занимающие высокого официального положения, большие деньги достаточно долго тратить как следует не могут. А людям с высоким положением особо большие деньги и не потребуются. Они за три-четыре сотни спокойно имеют все то, на что вам потребовалось бы минимум тридцать—сорок тысяч. Вот вам и денежная экономика!

— Все это ерунда, — говорит Инженер. — Дайте мне любые деньги, и я найду, как их толково потратить. Например? Например, собирание ценных книг. Коллекционирование картин. Сейчас много молодых талантливых художников продают свои работы за бесценок.

— Это не трата, — говорит Кандидат, — а лишь иная форма сохранения или даже увеличения денег. Трата — это когда деньги уходят вообще, сумма их сокращается.

— Не знаю, как сейчас, — говорит МНС, — но несколько лет назад в закавказских и азиатских республиках была эпидемия защиты диссертаций. Причем защищались люди, имеюшие огромные деньги и нуждающиеся в степенях в целях прикрытия для трат. Тогда можно было неплохо подработать. Например, организация защиты кандидатской диссертации стоила пятнадцать тысяч рублей, причем написание самой диссертации — всего пять. Остальные десять — плата тем, кто выпустит ее на защиту и устроит все формальности.

— У нас в стране, — говорит Дамочка, — очень много богатых людей. И откуда люди берут такие деньги? Посмотрите, какие давки бывают у ювелирных магазинов! Недавно я видела в комиссионном: шубу покупала одна особа, по виду — с Кавказа или из Азии. Тридцать тысяч!!

— Подумаешь! — говорит Серенькая Девица. — Вдова маршала Кобелева продала дачу за полтора миллиона! Зачем ей такие деньги? И кто ее купил? Откуда у того человека такие деньги? Куда смотрят власти?

— Тут многое преувеличено, — говорит Кандидат. — Но доля истины есть. И большая. Кто купил? Какая-нибудь народная артистка Жмыкина, может быть, хоккеист, родственники наших вождей или маршалов. Им ведь все дозволено.

— Ходит слух, будто будут деньги менять. А то в народе бродит денег в сто раз больше, чем положено. Потому и цены повышают.

— Цены все равно повышать будут. А деньги, которые не возвращаются обратно, можно не считать. Нам ничего не стоит напечатать новые.

— О Господи! А нам платят — смешно сказать!

— Чего мы стоим, то нам и платят.

— Мы ничего не стоим. А платят нам из милости, чтобы не подохли. Вдруг пригодимся? И для масс нужно. Прославлять мудрость вождей.

Из книги Твари

В таких условиях во всю свою гигантскую силу развернется человеческий разум. Огромных высот достигнет культура характеров и чувств людей. Коммунистическое бытие в полную силу разовьет новые моральные побуждения, солидарность, взаимное доброжелательство, чувство глубокой общности с другими людьми — членами одной человеческой семьи.

Девушки

Добрую Девицу прозвали Доброй за то, что она в первый же вечер без особой охоты, но и без особого неудовольствия была соблазнена отдыхающим, личность которого установить не удалось, причем соблазнена тут же за углом, у клуба. Известно было только то, что соблазнитель был вдребезину пьян, попортил некоторые детали туалета, надетого по случаю праздничного события — танцев в клубе, и сделал свое дело плохо. Впрочем, этому никто не удивлялся, так как мы все дела привыкли делать плохо, а что касается портить — тут и говорить нечего. Тем более упомянутая деталь была заграничной. Заграничное мы все покупаем охотно, а обращаемся с ним так, будто оно совсем не заграничное, а что ни на есть самое нашенское. Вот, например, в газетах писали, что два года назад купили на Западе автоматическую линию за десять миллионов рублей. И уже успели ее испортить и забросить в хлам и мусор на восемь миллионов. Автор очерка призвал все общественные организации, всех трудящихся спасти хотя бы два оставшихся миллиона. Но этот призыв — глас вопиющего в пустыне. Пропадут и эти два, да еще с собой пару наших миллионов прихватят. Чушь, сказал по сему поводу Инженер, вы просто понятия не имеете, во что обойдется демонтаж оборудования и переделка целого завода. Тут надо вложить не менее двадцати миллионов. Это же капитальное строительство! Но дело не в этом: упомянутая деталь туалета была испорчена до такой степени, что Девица подарила ее уборщице. Та и растрепала на весь дом отдыха обстоятельства этого происшествия.

Добрая Девица потом в течение всего отдыха безуспешно пыталась выяснить личность соблазнителя, который успел чем-то ее пленить (о, таинственная женская душа!). А выясняла она единственно доступным ей способом — тут же сразу за углом клуба. Беззубая Докторица, добровольно (у нас уж такое замечательное общество, что все делается добровольно!) взявшая на себя функции блюстителя коммунистической морали, сделала попытку заняться воспитанием Девицы, выяснив, что та является секретарем комсомольской организации своей лаборатории и кандидатом в члены КПСС, прониклась к ней уважением. К тому же о каком тут воспитании могла быть речь, если надо было ставить вопрос о перевоспитании. И вообще, сказал Универсал, наш народ надо не воспитывать в духе коммунизма, а перевоспитывать. Ехидная же Девица, наоборот, в отношении морали проявила неожиданную твердость и чистоту. Что я вам, говорила она, собака какая-нибудь или кошка, чтобы валяться на этой засранной земле. И романтикой я сыта по горло. Если бы мне нужна была романтика, я бы поехала на БАМ. Только в постели! Причем в приличной. Чтобы пружины не кололи в задницу. И простыни чтобы чистые. Универсал заикнулся было насчет исторических традиций русского народа, но Ехидная Девица заявила, что она — продукт гениальной ленинской национальной политики, что хотя она по анкете и паспорту русская, но фактически в ней нет ни капли русской крови. В завязавшемся на эту тему разговоре выяснилось, что только Старик является чисто русским, поскольку происходит по прямой линии и без примесей от финского племени меря.

Письмо к Ней

Литературная дискуссия

Публикация на Западе разоблачительных книг советских авторов и советских эмигрантов имела одним из следствий разрешение высших властей печатать в Советском Союзе такие произведения вполне официальных советских писателей, которые раньше не напечатали бы ни в коем случае Многие из них по разоблачительной силе, казалось, превзошли даже опубликованные на Западе книги, считающиеся антисоветскими. Этот феномен стал предметом обсуждения в доме отдыха в связи с тем, что такого рода сочинения появились в библиотеке и имели успех у отдыхающих. Были высказаны всевозможные точки зрения, которые, как утверждал МНС, можно было высчитать заранее. И все же Старик высказал еще одно мнение, не укладывающееся в комбинаторику МНС. Он сказал, что вся эта литература — барахло. Одно уже то, что ее пропустила наша цензура и одобрил Отдел культуры ЦК и Министерство культуры, свидетельствует о ее неполноценности. Ее коренной дефект — отсутствие соразмерности текстов тем событиям и персонажам, которых они описывают. Что он имеет в виду? Вот, например, наш Генсек съездил в одну западную страну. Поездка была устроена исключительно с целью потешить тщеславие Генсека и его окружения, пустить пыль в глаза, раздуть пустячную шумиху. И на Западе это знали заранее. И всем было очевидно, что поездка не имела успеха. Какая реакция на нее была бы соразмерной? Игнорировать ее и не говорить о ней ничего. В крайнем случае — отделаться ничего не значащими репликами. А что делают эти кретины на Западе? Орут во всю глотку две недели подряд о том, что поездка была пустячной. И тем самым сделают ее значительной, ибо о пустяках там много не говорят. То же самое в этой литературе. В силу нарушения закона соразмерности текста описываемому материалу она — ложь. А как нечто развлекательное или выдуманное она скучна. Вот, например, этот автор пишет, как вы говорите, правду о войне. Я сам все то, о чем он пишет, пережил. Персонажи его все время рассуждают. А в реальности тех «умных» мыслей, которые они высказывают на десяти страницах, хватило бы на год разговоров для целой воздушной армии. Концентрация духовности в реальности раз в тысячу пожиже. И по типу она не такова — автор свою надуманную духовность подсовывает своим персонажам. И потому я говорю, что эта писанина — такое же вранье, как и прежняя откровенная апологетика. Ехидная Девица сказала по поводу речи Старика «браво» и добавила, что, когда не очень умный автор изображает заведомого дурака в качестве обладателя некоей духовности, из этого, кроме скуки, ничего выйти не может. И вообще, все эти Иваны Денисовичи, Иваны Африкановичи, Матрены в качестве важных персонажей нашего общества надуманы, если даже они автором встречались в натуре. Эта «разоблачительная» литература на самом деле глубоко реакционна, ибо она отвлекает внимание людей с действительно больших и важных проблем на мелкие и второстепенные. Теперь надо вызывать не жалость и сочувствие к алкоголикам, психам, ублюдкам, старухам, а ненависть и презрение к власть имущим и привилегированным. Инженер по поводу реплики Девицы заметил, что в данном споре самую мужественную позицию заняли, как теперь вообще всегда происходит, женщины.

Письмо к Ней

Что было дальше? Расскажу. Но только между нами.

Надев штаны, он прошептал: хочу вернуться к маме.

Они сказали: ишь герой! К мамаше не спеши,

начала сопли подотри, бумажку подпиши.

Вот вколем курс. Ты запоешь «Да здравствует!..», «Ура!!».

Тогда мы сами намекнем, что, мол, теперь пора.

О рабочем классе

— Что вы знаете о рабочем классе? — ворчит Универсал. — Вы хоть напильник, молоток, рубанок и вообще что-либо подобное держали в руках?

— Я лично не выпускаю из рук, — говорит Инженер. — Вечно дома что-нибудь ломается. Особенно — выключатели и водопроводные краны. Но упомянутые инструменты не есть характеристика современного рабочего класса. Да и сам-то ты что за рабочий класс? Ошиваешься постоянно среди научной интеллигенции и даже среди начальства. А настоящий рабочий с интеллигенцией общается от случая к случаю. Живет в основном в среде подобных себе.

— Я пятнадцать лет оттрубил в такой «чисто рабочей» среде. И сыт по горло. Я-то знаю эту «чистоту». К тому же теперь такого рабочего класса, который жил бы изолированно от интеллигенции и начальства, просто нет.

— Почему же нет? — возражает Старик. — Территориально, может быть, и нет. А в смысле культуры, обычаев и времяпровождения есть. Территориальное смешение людей само по себе не устраняет социальных перегородок. Я, например, живу в одной квартире с рабочей семьей. Уже больше десяти лет живу, а грань так и остается. Мы живем более или менее мирно. Но духовного единения и классовой что ли, солидарности нет и быть не может.

— Я тоже живу в одной квартире с рабочим, — говорит МНС. — Но близость у нас получается только на почве выпивки или квартирных склок. О его жизни я знаю все до мельчайших деталей. Серость, скука, убожество. И ничего другого в ней нет. Я в школе практику проходил как рабочий. Трудовой стаж для поступления в университет зарабатывал как рабочий. Вел и веду до сих пор пропагандистские кружки у рабочих. Регулярно пьянствую в среде рабочих. Так что представление о рабочем классе имею. Что наиболее характерно для рабочего класса? Острое желание если не самим выбиться из этого рабочего класса, то дать возможность своим детям сделать это. А если основной социально-психологической характеристикой класса является стремление не быть таковым, то лишь суммарные данные о нем могут представлять предмет любопытства.

Ночные разговоры

— Эта твоя дама, по-моему, немного того. Чокнутая.

— Не немного, а много. Но теперь это — обычное явление. Ты часто встречал женщин за тридцать, которые были бы вполне здоровы психически?

— А ты, пожалуй, прав. Я что-то не припомню ни одной. У всех какой-нибудь сдвиг.

— Забавно, а они нас считают за психов.

— И имеют на то веские основания.

— Знаешь, мне начинает казаться, что психические заболевания становятся нормой. Не исключено, что человечество погибнет именно из-за этого. Кто знает, может быть, сейчас уже большая часть цивилизованного человечества больна, и остановить эпидемию нет никакой возможности.

— Резонно. Человечество биологически возникло без расчета на тот образ жизни, какой мы сейчас ведем. Эти гигантские скопления людей. Нервотрепка. Соблазны. Избыток образованности и культуры. Между прочим, с этой точки зрения наш коммунизм смотрится уже совсем в другом свете, чем его изображают критики. В каком? Как инстинктивное стремление человечества к самосохранению, к психическому здоровью. Жулики, карьеристы, хапуги, циники, лодыри, сволочи всякого рода психическими дефектами не обладают. Это — наш удел, удел гнилой интеллигенции. Так что, может быть, через тысячу лет Сталина, Берию и всю их банду будут превозносить как величайших гуманистов в истории человечества.

— Зачем так долго ждать? Их и сейчас уже готовы превозносить за это же самое. Но я не склонен видеть основную причину психических заболеваний в том, о чем ты говорил. Соблазны относительны. Люди всегда скоплялись в тесном пространстве (пещеры, избы). Насчет образованности и культуры — это ближе к истине. Я более склонен видеть основную причину в идеологии. Эти заболевания суть душевные не в медицинском и психологическом смысле, а скорее в религиозном. Это — заболевания души, вернее — в связи с тем, что душа остается неразвитой или убивается совсем, что естественная потребность в ней не удовлетворяется.

— Я этого что-то не пойму. Объясни, что ты называешь душой?

— Объяснить это тебе я не могу, ибо сам имею только смутные ощущения на этот счет. Но я чувствую, что у людей есть естественная потребность в религии, а она всячески подавляется нашей идеологией.

— Может быть, это все и так, но без серьезного опытного исследования мы тут дальше необоснованных догадок не сдвинемся. Хочешь, подам тебе гениальную идею? Ты — парень холостой. Судя по всему, имеешь успех у женщин. Женщины — существа более тонкие, чем мы, больше подвержены психическим потрясениям. Веди наблюдение! Разработай методику. Беседуй с другими людьми. А бабы сами тебе кучу материала насобирают. Сенсационную книжку можно сделать!

Из книги Твари

На пути к осуществлению коммунистического идеала человечеству предстоит разделаться со всей мерзостью эксплуататорских порядков, на которых зиждется паразитическое, привилегированное положение целых общественных классов. Неудивительно, что коммунистическому движению пришлось с самых первых шагов столкнуться с ожесточенным и злобным сопротивлением этих классов — и не только в политической, но и в теоретической области. Такое сопротивление приняло характер широкой кампании антикоммунизма, призванной опорочить коммунистический идеал, а после того как СССР и ряд других стран вступили на путь практического строительства нового общества, также опорочить и оклеветать социалистическую действительность.

Рассуждения о помойке

Бредешь ли за полночь с попойки,

С работы трезвым ли идешь,

Благоухающей помойки

Ты все едино не минешь.

— Меня, — говорит Универсал, — с неких пор волнует одна проблема. Вот вы, ученые люди, разрешите-ка ее. Едим мы вроде одно и то же. Читаем одинаковые газеты. Носим одинаковое барахло. Мебель одинаковая. Даже обои. И игрушки у детей у всех одно и то же стандартное дерьмо. Так ведь? Так. Но почему же в таком случае вы во всей Москве не найдете двух одинаковых помоек? Это уж вы мне поверьте. В чем, в чем, а в этом деле я опыт имею. И пахнут они различно. Одинаково омерзительно, но оттенки омерзительности весьма и весьма различны. И вид у них разный. И самое поразительное — содержимое разное! В одной, смотришь, гниют остатки ананасов. Откуда зимой в нашей нищей стране ананасы? А в другой на самой вершине возвышается драное и ломаное дореволюционное кресло. Как оно уцелело?! Почему на помойке, а не в музее... Походите сами как-нибудь и поглядите. Уверяю вас, будете потрясены.

— В твоих речах, — говорит Инженер, — есть доля истины. Тот хлам, который остается от людей, создает иллюзию богатства и разнообразия. Это относится, по-видимому, ко всей истории человечества. Так что археологи создают нам искаженную картину прошлого. Они роются в остатках, свалках, помойках. А это невольно заставляет видеть прошлое более ярким, чем оно было на самом деле. Почему? Думаю, что эффект концентрации. То, что в жизни разбросано и выглядит однообразным и тусклым, на помойке концентрируется из многочисленных источников и создает впечатляющую картину.

— В высшей степени интересная идея, — говорит Кандидат. — Тут можно целую новую науку создать. Социологию помойки! Но к сожалению, это замечательное явление московской жизни постепенно исчезает. Мусоропровод. Закрытые баки. Помойка еще сохранилась и цветет в старых районах.

— Жаль, — говорит Добрая Девица. — Помойка кормила десятки тысяч голубей и кошек. Сколько старьевщиков было! А с мусоропроводами за счет отбросов наживается лишь определенного рода публика, как и в прочих областях деятельности людей.

— У нас во дворе, — говорит Ехидная Девица, — жил один молодой человек, который жаждал быть независимым от общества, не имел постоянной работы, существовал на гроши, почти все силы и время тратил на размышления и внутреннее самосовершенствование. Сейчас это входит в моду. Так для него наша помойка была основным источником мебели, одежды и частенько даже источником питания. Потом наш дом капитально отремонтировали, установили мусоропроводы со специальными мусорными помещениями, запираемыми на замок. Так этот молодой человек переехал в старый дом с худшей комнатой, чем прежняя, но зато с лучшей помойкой. Недавно я его встретила. Он поправился, порозовел. И одет гораздо приличнее.

Письмо к Ней

Поэт хотел стальною видеть Русь...

И вот уже сменились поколенья.

Прошедшее обобщить не берусь.

Одни разрозненные впечатленья.

Давно тут самолеты режут облака,

Глядится стариною электричка,

И не отыщешь кружку молока,

Не съешь от местной курицы яичка.

На много километров яблоневый сад

Растет в согласье с пятилетним планом.

Поносят бабы «этот сущий ад»

И едут в город за венгерским «джонатаном».

Где был источник знаменитых вод,

Колючей проволокой весь район опутан.

За ней цветет секретнейший завод,

Дымами ядовитыми окутан.

А что касается людей,

Наверно, прав был лектор из столицы:

Та общность новая уже родйлася, ей-ей.

Противно вешаться. Но нечем застрелиться.

Жалоба Ехидной Девицы

Это мы тут все хорошие и добрые, говорит Ехидная Девица. А как вернемся к исполнению служебных обязанностей, в таких сук превратимся, что не приведи Господи. У меня мальчик болел бронхитом. Врач велела сделать рентгеновский снимок. Взяла на работе день в счет отпуска. Пришли. Народу никого. Ну, думаю, повезло. Врач на месте. Сестра. Занимается всякими делишками. На нас ноль внимания. Надоело. Прошу принять нас. Врач говорит только после двух, а сейчас всего час. Прошу опять. Мол, дело минутное. Ни в какую. Сидим, ждем. Два часа. Полтретьего. Три. А они и не чешутся. Не выдержала, начала ругаться. Врач наконец смилостивилась. Но велит талончик взять в регистратуре. Иду туда. Талончиков, конечно, на сегодня нет. Есть через три дня только. Взяла талончик на «через три дня». Иду в кабинет. Врач говорит, не приму. Мол, талончик не тот. Что делать? Я решила добиться своего. Зашла я с мальчиком в кабинет. Настаиваю на своем. Мальчик плачет. Врач упорствует. Заметьте, народу ни одного человека. Я не выдержала, закатила скандал. Прибежала заведующая отделом. А время идет. Наконец, скандал урегулировали. В пять часов... заметьте, в пять!., сделали снимок. А меня аж трясло. Вот вам и бесплатная медицина. Вот вам и народная власть. Сучья система, скажу я вам. И так — за что ни возьмись. Мы не работаем, а самоутверждаемся. И каждая вошь делает это за счет ближнего.

Беззубая Докторица теряет невинность

Кто-то из представителей прогрессивной части сказал Ильичу, что Беззубая Докторица готовит против него пакость. Ильич заинтересовался, подстерег Докторицу в районе туалета и потребовал показать письмо. Прочитав письмо, он остался доволен и изъявил желание присоединить свою подпись к уже собранным. Это потрясло Докторицу-Она пыталась пояснить Ильичу, чем грозит ему такое письмо, но он стоял на своем. В каждом заезде, сказал он, на него сочиняют такую бумагу. И он каждый раз подписывал, потому как полностью согласен. Докторица после этого утратила интерес к письму и впала в крайний русский национализм. При всяком удобном случае она стала превозносить выдающиеся качества русского народа, поглядывая с укоризною в сторону Членкорицы, которую она считала еврейкой, хотя и кабардино-балкарской или чечено-ингушской, но все-таки еврейкой. Потом ее стали замечать беседуюшей с Ильичом, причем с накрашенными губами. Наконец, посудомойка тетя Глаша сообщила всему персоналу и всем отдыхающим (разумеется, под большим секретом), что своими собственными глазами видела, как Ильич повалил Докторицу прямо на дрова и... тьфу, Господи, прости! Срам-то какой! Вот до чего докатилась нынешняя молодежь! Диссиденты! Сионисты!

Ночные разговоры

— И все-таки Запад обречен, — говорит МНС. — Почему? Причин тому много. Во-первых, потому что уничтожение Запада есть наша «идея фикус», как любит выражаться доктор философии Барабанов. Во-вторых, все дерьмо на Западе действует в нашу пользу. Молодежь. Отсталые народы. Я уж не говорю про коммунистов. И даже бизнесмены, имеющие с нами дело, так или иначе тем самым роют себе могилу. В-третьих, мы неуклонно проводим в жизнь принцип — проникать в страны Запада любыми средствами. Наша «пятая колонна» в странах Западной Европы сейчас раз в пятьдесят сильнее гитлеровской. В-четвертых...

— Можешь не продолжать, — говорит Новый Друг. — Но тут есть много «но». В частности, Запад ведь тоже стремится проникнуть в наше общество. И довольно успешно это делает. И влияет. Например, все диссидентское движение...

— Тут есть одно существенное различие. Наше проникновение на Запад ослабляет Запад и усиливает нас. Проникновение Запада к нам в конце концов усиливает нас и ослабляет Запад. И так по каждому пункту.

— Не могу согласиться. Наши контакты с Западом открывают людям Запада и нам глаза на дефекты коммунизма и достоинства западной демократии.

— Открывание глаз нисколько не влияет на фактическое соотношение сил и на общую его тенденцию. Когда бьют по морде, то с открытыми глазами получается даже хуже.

— Ты помнишь, года три назад наш писатель (забыл его фамилию) остался на Западе? Так он недавно умер от инфаркта. Совершенно внезапно. Здоровый был, и вдруг инфаркт. Что ты скажешь по этому поводу?

— Я в этих делах не специалист.

— Темная история. Наша медицина продвинулась настолько далеко вперед, что она теперь может вызвать любой инфаркт у любого здорового гражданина в течение пары часов. И что важно, теперь это стоит копейки. Бросят таблетку в чай или дунут в нос, проходя мимо, и готово. Прогресс!

Ленинские торжества

В связи с предстоящим днем рождения Ленина в клубе пускали только революционные фильмы — «Ленин в Октябре», «Ленин в восемнадцатом году», «Семья Ульяновых» «Сердце матери». За два дня до юбилея приехал лектор из МГК, и всех отдыхающих загнали на лекцию «Ленинизм и современность», в которой лектор с визгом поносил правых и левых уклонистов, правых и левых ревизионистов, евро-коммунистов, советологов и, конечно, инакомыслящих. Ту же цель — дискредитацию социализма, подрыв его позиций — преследует и развязанная враждебной пропагандой кампания фальсификации социалистической демократии, так называемого вопроса о «нарушениях прав человека» в социалистических странах, орал истерично лектор. Это тщательно организованная идеологическая диверсия, призванная, по замыслу ее вдохновителей, служить шельмованию, сокрытию правды о социалистическом обществе, поддерживать версию о существовании в нем оппозиции социалистическому строю. Группу отщепенцев, чуждых советскому обществу и всему миру социализма, существующую лишь благодаря финансовой помощи Запада, злобная антисоветская пропаганда изображает в мученическом ореоле «борцов за свободу», «за права человека», пытается представить их как выразителей якобы «подлинных настроений» советского народа. Так называемые «инакомыслящие» действуют с враждебных позиций против социалистического строя, становятся на путь антисоветской деятельности, нарушают законы и, не получая поддержки в стране, обращаются за помощью к нашим классовым и идеологическим противникам. В число «инакомыслящих» часто попадают люди с больной психикой, отщепенцы, преследующие меркантильные цели. Советские люди справедливо видят в группе «инакомыслящих» противников социализма, людей, идущих против собственной Родины, пособников, а то и агентов империализма!!!

МНС хотел уклониться от лекции, но Новый Друг отсоветовал. Не стоит из-за такого пустяка наживать неприятности, сказал он. Сообщат на работу, а там, сам понимаешь, истолкуют превратно.

На другой день вечером состоялось торжественное собрание отдыхающих и персонала дома отдыха, на котором (помимо доклада секретаря партийной организации) вручали почетные грамоты и объявляли благодарности лучшим работникам. Потом была художественная самодеятельность силами тех же отдыхающих и тех же сотрудников. В заключение директор объявил, что завтра — коммунистический субботник в честь... Потом было кино о Брежневе как о верном и самом выдающемся марксисте-ленинце современности. К телевизору невозможно было пробиться — смотрели торжественное юбилейное заседание в Кремле. МНС, Старик, Инженер, Универсал и Новый Друг заперлись в палате, пили бутылку за бутылкой, курили и вели мрачные разговоры. О каких тут преобразованиях может быть речь, грустно сказал Старик. Народ эту свою идиотскую жизнь уже не променяет ни на какую другую. Ему и не до перемен. Он вгрызается в эту жизнь, приспосабливается, любыми доступными средствами стремится урвать для себя кусочек. И все! И больше тут ничего нет! Мертвечина!

Наутро чуть свет загрохотали бог весть откуда появившиеся репродукторы и грохотали весь день, заполняя окрестность ликующими звуками гимнов строителей коммунизма. А отдыхающие в это время очищали территорию от битых бутылок, консервных банок, прошлогодних листьев и прочего хлама. К вечеру подвели итоги социалистического соревнования за звание лучшего корпуса и лучшей палаты. Наиболее отличившимся участникам субботника объявили благодарность с сообщением об этом по месту работы. В этот день в магазине было продано спиртных напитков в десять раз больше обычного. Особенно на субботнике усердствовали женщины. Они все вырядились в спортивные костюмы, выявившие для всеобщего обозрения все их телесные достоинства. И недостатки тоже. Если хочешь знать мое мнение, сказал Новый Друг, то у твоей «старушки» тут, пожалуй, самая приличная фигура. Она тебе еще не надоела? А то я мог бы заменить тебя. Я от нее устал, сказал МНС, но бросать как-то неудобно. Да и много ли осталось нам тут быть. Так что дотяну как-нибудь. В Москве — пожалуйста. В Москве, сказал Друг, у меня своих девать некуда.

Универсал проспал в обнимку с Диссидентом весь субботник в куче прошлогодних листьев. Хватились его за ужином.

Письмо к Ней

Сегодня день рожденья Ильича.

Великий праздник среди наших праздных буден

На завтрак дали по кусочку «кулича»,

Как тут зовут с подливкой манный пудинг.

Потом — на трудовую вахту в честь вождя

Стал каждый отдыхающий — работник.

В душе молили крепкого дождя,

Вслух восхваляли дружно комсубботник.

Столовая «скатерками» в обед убелена.

Хватило всем горчицы, перца, соли.

На четверых бутылка красного вина,

Кусочек мяса в супе чуть ногтя поболе.

Потом кино, как Ленин нас спасал,

И даже, может быть, не он, а Сталин.

Как появился он, в восторге замер зал,

Аплодисменты грянули. И все, конечно, встали.

Перед началом был киножурнал —

Показ важнейших на Земле событий.

Генсека я на этот раз с трудом узнал:

Он был, мне кажется, в порядочном подпитии.

На сцене, как всегда, кривляются Они,

Мы ж собираем битые бутылки.

И ты попробуй слово сказани —

Народа мощь почуешь на затылке.

Хоть я был пьян, но выдержать не мог,

Бежал, как от волка трусливый заяц.

К проходу бросился, не разбирая ног.

И слышал вслед: вот диссидент, мерзавец!

Теперь я жду на институт донос.

Как будто я по горло в липкой жиже.

Конечно, будет мне очередной разнос,

Дадут по шее, а не то — пониже.

Ночные разговоры

— Вот чем ты объяснишь такое явление? Есть у нас в институте сотрудник с довольно редкой теперь фамилией Иванов. Довольно посредственный с научной точки зрения. Заумный. Явный шизик. Предмет постоянных насмешек в отделе сатиры и юмора в стенгазете. Поднахватался чего-то в йоге, в парапсихологии и вообще во всем, что сейчас вызывает нездоровый интерес в нашей интеллигенции Так он ведет какой-то спецкурс в университете, имеет там кучу поклонников. О нем уже легенды пошли как о Великом Гуру.

— Шарлатаны и шизики всегда имели больший успех, чем настоящие люди. К нему наверняка липнут всякого рода неудачники, увечные, психически неустойчивые. А он им сулит всяческие заманчивые вещи. Посмотрел бы я на них, если бы этот Гуру пообещал им лишь вероятный успех ценою тяжкого труда в течение многих лет! Я вообще такого рода явления презираю. Я сторонник здоровой спортивной жизни, гигиены, хорошей еды, добросовестного отношения к делу, в общем — ценностей западноевропейской цивилизации.

— Но почему этого Гуру допустили в университет? Почему КГБ это разрешает, хотя они теперь придираются к каждому пустяку? В Ленинграде, например, недавно одному парню дали пять лет за группу йоги, хотя он вел группу официально, в помещении школы.

— В КГБ тоже есть ведь соображающие люди. Если не трогают, значит, им это выгодно. В университетской среде все равно какое-то число молодежи склонно к ненормальным (с точки зрения КГБ) отклонениям. Так уж пусть они лучше отклоняются в это безобидное (с их точки зрения) шарлатанство и сектантство, чем в опасную и хлопотную политику.

— Но ведь он может искалечить жизнь многим молодым людям!

— Лишь тем, кто к этому склонен. К тому же КГБ и университетским властям на это наплевать. И готов держать пари, что вся эта группа выглядит безупречно с официальной точки зрения. Наверняка этот Гуру член партии. Угадал? И поклонники его комсомольцы, а то и активисты даже. Через какое-то время закулисная их игра вылезет наружу (забеременеет неизвестно от кого одна из поклонниц, например), и их разгонят. Если, конечно, они до того времени и сами не разбегутся.

Откровение Старика

— Жизнь прошла, — говорит Старик, — и впереди мне уже ничто не светит. Скоро на пенсию. Держать меня не будут, сразу выгонят. Зачем я им нужен? Что мне остается? Никаких материальных и духовных ценностей я не накопил. Все мое имущество не стоит одной замшевой куртки Кандидата. Вспоминать почти нечего. Теории выдумывать — это не по моей части. Да и не по зубам И все-таки во мне еще звучит какая-то возвышенная и прекрасная музыка, я ее постоянно ощущаю. Даже, кажется, могу руками потрогать. Что бы это могло значить, как по-вашему? Не понимаете? Да, это трудно объяснить словами. Когда я был маленьким, я сильно заболел. Я был в таком тяжелом состоянии, что меня даже сочли почти умершим, но я не был мертвым, я был в ином мире. Я видел огромное-огромное пространство, а внизу — грязную извилистую дорогу. Я одновременно смотрел на эту дорогу с ужасающе страшной высоты и шел по ней. Я чувствовал себя очень маленьким, очень одиноким, очень несчастным. И сам же видел, какой я маленький, одинокий, несчастный. И знаете, что поразительно? Это видение потом повторилось с абсолютной точностью, но... наяву. В лагере. Ночью нас вдруг подняли, выгнали из бараков, построили и погнали куда-то. Мы шли много часов, падая от изнеможения. Несколько раз падал и я. Но держался. Мне казалось, что упасть — значит погибнуть. И ужас охватил меня. И я снова упал. И потерял сознание. Очнулся — лежу на грязной дороге совершенно один. На той самой дороге, что видел в детстве. Я ее сразу узнал. И бесконечно высокое небо я сразу узнал. Лишь потом я задумался над вопросом, почему меня оставили тут одного и живым. Может быть, не заметили, потому что я сам был сер, как грязь, и был втоптан в грязь. А тогда я ощущал... не думал, а только ощущал бесконечное одиночество и жалость к себе. И я побрел обратно. Почему обратно? Да потому что идущим именно в этом направлении я видел себя в том детском сне. И я дошел. Когда я пришел в лагерь, там уже не было никакой охраны, бараки были порушены, их собирались жечь. Занимавшиеся уничтожением лагеря люди были безмерно удивлены, увидев меня. Я упал снова и уснул. Какие они вели дискуссии, пока я спал, не знаю. Но они взяли меня с собой. Вскоре меня освободили и реабилитировали. Должны были освободить и прочих, но они куда-то исчезли. А видение той дороги уже не покидало меня после этого никогда. Вот и теперь, стоит закрыть глаза, и я вижу ее. И ощущаю себя на ней. Маленьким серым червячком. А в страшной высоте неба гремит эта проклятая музыка. Как сводный хор ангелов... Вы за собой ничего подобного не замечали?

— Я не был на фронте, — говорит МНС, — но мне почему-то слышится топот копыт, крики сражающихся, рев моторов самолетов, пулеметные очереди, взрывы бомб. Раньше мне чудились их голоса. Но теперь они почему-то умолкли.

Научные проблемы

— Странный наш заезд, — говорит Инженер. — Сброд какой-то.

— Вроде московской помойки, — говорит Универсал.

— Парадокс получается, — говорит Старик. — Появление каждого из нас тут вполне объяснимо. А почему получилось такое скопление, причинного объяснения нет. Почему, например, вы сюда попали, в такое неподходящее время?

— Составляли график отпусков, — говорит Универсал, — и меня сунули сюда. Сказали, что летом я буду нужен в институте. А какое там в институте?! Наверняка надо будет ремонтировать квартиру директора.

— А я вообще предпочитаю отпуск разбивать на куски и брать его в не подходящее для других время, — говорит Кандидат. — Летом у нас институт пустеет, делать совершенно нечего, так что получается дополнительный длинный отпуск.

— А Членкорица намекнула, что она скрылась в Москву от каких-то неприятностей там, у себя дома, — говорит Добрая Девица. — Она тут в командировке. И предпочитает проводить ее на природе.

— Конечно, — говорит Инженер, — раз мы все тут, были какие-то причины, вынудившие нас к этому. А вот попробуйте охарактеризовать этот сброд в целом! Ну, хотя бы первичную (рабочую) классификацию дать.

— Это плевое дело, — говорит Ехидная Девица. — Могу предложить следующую классификацию вполне в духе диалектического материализма и подтверждающих его достижений современной науки. Отдыхающие данного заезда делятся на такие группы: 1) те, о ком думают, что они — стукачи, но они таковыми не являются; 2) те, о ком не думают, что они стукачи, но они таковыми являются; 3) те, которые являются или не являются стукачами независимо от того, что о них думают и думают ли о них вообще; 4) те, которые и вообще. Что скажет по этому поводу современная логика?

— Современная логика, — говорит МНС, — настолько далеко ушла вперед, что уже не способна справиться с такими примитивными задачками. Между прочим, идея Старика верна. Возьмите теперь все наше общество в духе его идеи. Каждое отдельное событие и каждый отдельный поступок людей вполне объяснимы с причинной точки зрения. А возьмите всю совокупность события и поведения людей и попробуйте к ней подойти с той же точки зрения. Ничего не выйдет.

— А как же быть в таких случаях? — спрашивает Дамочка.

— Очень просто, — говорит Универсал. — Пока еще не закрыли магазин, скинуться по трояку... Ну, хотя бы по рублю... Женщинам скидка на пятьдесят процентов...

Ленин или Винни-Пух

Но, начав пить, уже не могли остановиться. Инженер впал сначала в слезливое, а затем — в обличающее состояние. Привел я свою дочку в школу записывать, говорил он. А школа особая, хотя и в нашем районе: в нее не всех принимают. Устроили своеобразный вступительный экзамен. И потребовали, чтобы моя семилетняя Танюшка прочитала им стихотворение о Ленине. А она сказала, что стихов о Ленине не учила, а вот про Винни-Пуха — пожалуйста. Бог мой, что творилось после этого с почтенными педагогами! Как! — орали они с пеной у рта. Про Ленина не знает, а про какого-то Винни-Пуха знает!! В эту школу Таньку мою, конечно, не взяли. А мне на работу написали, сволочи, что я неверно ребенка воспитываю. В это время как раз началась кампания насчет воспитания детей в духе. На работе специальное партсобрание по моему поводу провели. На вид поставили. А я после этого сам всю детскую литературу про Ленина назубок выучил, а Таньке даже основные положения «Материализма и эмпириокритицизма» растолковал. Хотите, что-нибудь наизусть почитаю? Нет! — закричали все. Читай лучше про Винни-Пуха! Про Винни-Пуха мы все позабыли, сказал Инженер. Чудеса, сказал Старик, вы вот про какого-то Винни-Пуха разговариваете. А в мое время за это знаете что было? Прогресс все-таки очевиден.

Потом гуляли по поселку и веселились от души. Сначала хотели засунуть в форточку к Членкорице дохлую кошку, валявшуюся неподалеку от столовой. Но она разложилась настолько, что ее нельзя было в целости поднять с земли. Потом, оказавшись около дачи Петина, дразнили его собаку. Собака оказалась на редкость флегматичной. На самые изощренные дразнильные действия Универсала она лишь сверкнула зубами. Ну, погоди, сказал Универсал, отчаявшись вывести пса из равновесия, я тебе черепушку все равно прошибу при случае.

МНС сильно развезло. Дамочка и Новый Друг приволокли его в палату, раздели и уложили спать. Засыпая, он лепетал, что он, к сожалению, не Ленин, а всего лишь Винни-Пух. Кто такой этот Винни-Пух? — спросил Друг. Неужели вы не знаете?! — изумилась Дамочка. Вы же интеллигентный человек! Черт с ним, с этим Винни-Пухом, сказал Друг и предпринял попытку завалить Дамочку на свою кровать. Та сначала сопротивлялась, бормотала что-то насчет чести, достоинства, верности, порядочности и прочих моральных ценностей. В заключение она сказала, что и он (это — о МНС) далеко не ангел, и капитулировала.

Письмо к Ней

Вчера меня порядком развезло.

Но может быть, я не подвергнусь втыку —

На сей раз, слава Богу, повезло:

Меня приняли за другого забулдыгу.

Пить больше не хочу. И не хочу болтать.

И не хочу сверять нелепые цитаты.

Мою изорванную душу залатать

Смогла б теперь, пожалуй, лишь одна ты.

Солнце

День выдался солнечный. Отдыхающие преобразились. Мужчины тщательно выбрились, наодеколонились, надели праздничные одежды. Женщины... Ну, об этом и говорить нечего. Тут и без слов все ясно. Даже Членкорица затянула свою расплывшуюся тушу в трикотажный брючный костюм, и это не настраивало окружающих на юмористический лад.

Беззубая Докторица сказала вполне искренне, что Членкорице этот костюм очень к лицу (хотя потом, рассказывая своим знакомым про этот случай, она хихикала от удовольствия — вот, мол, уела эту жирную дуру!). Универсал, еще не отошедший от вчерашнего перепоя, расточал комплименты и целовал ручки всем дамам подряд. Членкорице он сказал, что ее в таком виде опасно выпускать на улицу без охраны, и с ней от такого тонкого комплимента чуть не случился удар. Собаки улыбались, высунув языки. Беременные кошки, игнорируя собак, разлеглись на солнцепеке в самых непотребных позах.

— Эх, братцы! День-то какой!! — воскликнул Инженер. — А что, если сообразить что-нибудь этакое на природе?!

Предложение Инженера приняли единогласно и без колебаний. Скинулись кто по трешке (в основном дамы), кто по пятерке (в основном пьющие кавалеры). Сунулись в магазин — закрыто на учет. Настроение несколько спало. Но Инженер сказал, что это не беда, что они с Универсалом или с МНС сгоняют на станцию и привезут все, что нужно. На это уйдет час-полтора, не более. А за это время дамы пусть приготовят все необходимое. И топайте на ту самую горку над ручьем, поросшую сосенками и елочками. Там сухо, а главное — красиво.

Так и сделали. Пока Инженер и МНС «гоняли» за выпивкой и закуской, отдыхающие бродили по берегу ручья, пели песни, говорили приятные вещи, проявляли необычайную предупредительность и заботу друг о друге. Членкорица предложила Беззубой Докторице, которая присела на пенек, подложить свой шикарный плащ, дабы та не схватила радикулит, и Докторица с благодарностью согласилась на это. Дамочка пела цыганские романсы, и получалось это у нее неплохо, и ее просили петь еще и подпевали ей. И она пела, сожалея лишь о том, что ее не слышит МНС. Членкорица рассказывала о своих замужествах, особенно о первом, когда ее в буквальном смысле слова похитил ее будущий (первый) муж. Ей тогда было всего пятнадцать лет, и ее похитителю пришлось давать крупные взятки должностным лицам. Она назвала общую сумму. Все сказали «Ого! Ничего себе!», но поверили, ибо все считали жителей южной республики спекулянтами и миллионерами. Лишь Ехидная Девица по сему поводу заметила, что она не понимает, зачем в наше время выходить замуж, раз есть центральное отопление.

Из книги Твари

Несмотря на внешнее разнообразие аргументов, выдвигаемых против коммунистического идеала, в основном дело сводится к двум ясно очерченным пропагандистским линиям: к попыткам доказать его нереальность, неосуществимость (при этом подчас даже не отрицается величие и положительный характер многих целей коммунизма самих по себе) и к попыткам ослабить притягательную силу самого коммунистического идеала, искажая его характер, приписывая ему антигуманистические черты.

Об искусстве и усовершенствовании

Разговорились о литературе, потом о музыке. Она говорила общепринятую банальность насчет того, что искусство возвышает, очищает, делает лучше. Он сказал, что это вздор. Искусство в такой же мере возвышает и улучшает человека, в какой это делает съеденный хороший шашлык и выпитая бутылка хорошего вина. Она сказала, что он по всем вопросам говорит наоборот. Отчего бы это? Из стремления к оригинальности? Из духа противоречия? Он сказал, что не знает, почему он обычно занимает особую позицию. Но он не стремится к оригинальности и не склонен к дискуссиям. В данном случае он просто высказал результат своих наблюдений и размышлений. А что же в таком случае делает человека чище и лучше? — спросила она. Только общественное насилие и добрая воля человека, ответил он. Первое для большинства, вторая — для одиночек. Выходит, мы становимся лучше от нашего режима, удивилась она. Вне всякого сомнения, сказал он. Если ослабить режим, мы превратимся в еще более худших тварей. Но режим поддерживают мерзкие твари! — возмутилась она. Как ты можешь так рассуждать?! Увы, сказал он, таковы законы природы. Режим наш имеет лишь один путь улучшить нас: порождая еще худших тварей, чем мы сами. А где же выход? — не сдавалась она. А ты забыла о второй возможности, сказал он. Это — путь одиночек. Чтобы стать лучше, человек должен знать, что это такое, должен очень захотеть этого и приложить к этому усилие. Чтобы улучшить все общество, такие одиночки должны заразить своим примером других. А затем люди должны убедиться в выгодности и целесообразности быть такими. Это — долгая и мучительная история. И идет она в ожесточенной борьбе общества против таких одиночек, стремящихся быть лучше. Но почему? — спросила она в растерянности. Потому что они нарушают привычный ход жизни и вносят в души людей болезненное беспокойство, сказал он. Это же очевидно. Да, согласилась она, это совсем очевидно.

Из записок МНС

Если поверхностным взглядом посмотреть на наше общество, то легко можно заметить хамство, халтуру, карьеризм, взяточничество, пьянство, лицемерие, воровство, очковтирательство, цинизм, неверие и все прочие омерзительные явления человеческой жизни. И в большом количестве, повсюду и всегда. Так как же такое общество может существовать?! Оно же должно было давно развалиться! Но оно существует из десятилетия в десятилетие, не разваливается, а, наоборот, расширяется и наращивает мощь. В чем дело? Взгляните на то же самое общество с иной позиции и иной дистанции, и ваши опасения или надежды, что это общество вот-вот развалится, испарятся. Допустим, вы — молодой и вполне здоровый человек. А знаете ли вы, сколько клеток в вашем теле погибает каждую минуту, какие смертоносные микроорганизмы обитают в нем, какие яды циркулируют?! Да возьмите любую здоровую клетку и посмотрите ее под микроскопом! Найдете ли вы среди них хотя бы одну, какую можно было бы посчитать за совершенство?! Так что же говорить о таком неизмеримо более сложном организме, как человеческое общество! Жизнь сложного организма не есть образцовый пример для учебников, лозунгов, доктрин. Это — жизнь со всеми ее естественными явлениями, в том числе — с уродствами, прыщами, бактериями, загноениями, поносами. То, что мы видим в нашем обществе, суть естественные явления его естественной жизнедеятельности. Их можно заранее предсказать и вычислить, исходя из знания типа общества, логически мыслимых возможностей для поведения людей и числа возможных их поступков. Нормальная же жизнь общества не есть абсолютная гармония, абсолютное здоровье. Она есть лишь тенденция к гармонии и здоровью, борьба всех сил общества за это. Но — лишь одна из тенденций.

Человеческий организм умирает. И наше общество рано или поздно умрет. Смерть организма столь же естественна, как и его жизнь. Но естественная смерть организма не есть следствие болезней, микробов, ядов. Наше общество умрет (если это будет естественная смерть) не от взяточников, алкоголиков, халтурщиков и прочих социальных язв. Естественное умирание есть элемент в механизме самосохранения организма. Борясь с отклонениями от некоей «нормы», всякий организм добивается успеха только путем создания условий своей гибели. Если допустить, что наше общество может мирно жить сколь угодно долго, то оно рано или поздно умрет. Но причиной его гибели будут не зримые нами теперь язвы, а те явления, которые мы считаем здоровыми, разумными, полезными. Мы ужасаемся, глядя на лодырей, взяточников, карьеристов, пьяниц, насильников, прочую нечисть. Мы лицемерим, ужасаясь, ибо эта нечисть и есть мы сами, ибо лишь благодаря этой нечисти мы хоть как-то можем жить в таких социальных условиях. Если общество уничтожит эту нечисть хотя бы наполовину, оно погибнет. Но это будет не естественная смерть, а самоубийство. Мои слова не следует понимать как призыв «Да здравствует нечисть!». Их следует понимать лишь как призыв попытаться понять нашу жизнь другими интеллектуальными средствами. Бунтуйте или примиряйтесь — это ваше дело. Но не вслепую же!

Конец Сталина

Однажды вечером, за ужином, МНС передали записку от Петина. В ней говорилось, что Петин приехал на дачу и требует немедленно вернуть его «документы». МНС похолодел от ужаса: он же выбросил петинские бумажонки! Не дожидаясь, когда ему принесут манную кашу, МНС бросился в палату и припал к мусорной корзине. Бумажки недвижными лежали тут!! Слезы радости потекли из прекрасных очей его и оросили содержимое корзины. Собрав петинские «документы» и свои записки, МНС побрел на дачу к Петину, позабыв про манную кашу, про жидкий чай с двумя кусочками сахара и печеньем «Привет». Петин торопливо просмотрел свои заметки и, убедившись в том, что они целы, и поверив МНС на слово, что тот не снял с них копий, бросил их в горящий камин. Потом начал читать записки МНС. Читал не спеша, перечитывая отдельные места. Недвижный МНС не мигая глядел на его огромный череп, покрытый редкими клочками серых волос. Здорово, сказал наконец Петин. Ты точно угадал мои установочные идеи. Но к сожалению... И Петин, не договорив фразу, бросил и заметки МНС в камин. А теперь, сказал он с видимым облегчением, будем пить чай. Ты, конечно, сыт. Вас там в доме отдыха кормят на убой. Потом пожилая, некрасивая и неопрятная женщина, похожая на Петина, принесла жидкий чай с двумя кусочками сахара и печеньем «Привет». Знакомься, сказал Петин, это моя внучка. Внучка проворчала что-то невнятное и исчезла. МНС с отвращением выпил остывший чай из плохо мытого стакана. А теперь иди отдыхай, сказал Петин, но смотри, никому ни слова!

Пикник

Нашли сухой пригорок. Разложили плащи, пальто, куртки. Женщины занялись закуской, мужчины — открыванием бутылок. Как всегда бывает в таких случаях, забыли штопор. И мужчины предлагают самые фантастические способы вытаскивания пробок, изображая из себя опытных пьяниц. Одни лупят ладонями в дно бутылки, другие лупят дном бутылки о пень. Кончается вся эта кампания самым банальным решением: протолкнуть пробки внутрь с помощью сучка.

Начинает припекать солнышко. Мужчины курят, говорят о визите Вэнса, о предстоящей поездке Брежнева, о похищении Моро бандитами из «Красных бригад». Кто-то замечает, что эти бандиты — коммунисты. Кто-то возражает, говорит, что они — прокитайские коммунисты. Наконец, женщины приглашают «к столу». Начинается неторопливая трапеза на лоне прекрасной природы (ах, какой сегодня роскошный день!). Все переполнены добротой и дружелюбием. После первой стопки наступает минута, когда начинает казаться, что человек человеку — действительно друг и брат, и только идиотская городская жизнь искажает эти прекрасные природные отношения. И врежется эта минута в память на целый год, до следующей такой же незабываемой минуты. Жизнь прекрасна, друзья мои! Наливай по следующей!

В самом разгаре душевного единения Старик, как самый опытный среди собравшихся, предлагает сделать перерыв на пару часов, погулять и так далее, а потом вернуться и продолжить. После короткой дискуссии предложение Старика принимается. Парочки разбредаются подальше, в кустики. Кое-кто тут же засыпает на солнцепеке. Универсал собрал группу ничейных женщин и рассказывает им про йогу. Главное, внушает Универсал потрясенным ничейным женщинам, — это научиться сосредоточиваться и отвлекаться от всего постороннего. Вот, смотрите!.. А после ужина он прихватит первую подвернувшуюся из своих восторженных слушательниц и потащит ее на ближайшее сухое местечко в лесу заниматься делами совсем иного рода, гораздо более отвечающими духу и традициям русского народа, чем гимнастика йогов. И пошли им, Боже, хотя бы минуту простой, земной радости!

Связь с жизнью

— Я полистал твои заметки, — говорит Друг. — Слишком все это абстрактно. Не ощущается наша реальная жизнь. Мы спим, едим, влюбляемся, производим детей, гуляем, разговариваем. А у тебя — элементарные бесструктурные тела, множества тел, отношения, структуры... Для чего это нужно?

— А ты можешь предложить иной путь? Ведь даже статистика есть абстракция, хотя она и может давать точные цифры. Чтобы ощущать жизнь и переживать ее, надо быть, конечно, в ней. Но чтобы познать ее, надо первым делом удалиться от нее на достаточную дистанцию. Иначе не увидишь ее в целом, в самых существенных чертах, в динамике, в устремленности.

— Так-то оно так. Только кто это осилит? Кто сможет в абстрактных рассуждениях увидеть портрет реальности? Теперь от этого отвыкли. Предпочитают эмпирию. Или уже совсем непонятные, но интригующие кибернетические аксессуары.

— А я ни для кого пишу. Для себя. Сам хочу разобраться. Мне мало видеть, что мы живем плохо. Я хочу убедиться в том, что мы не можем жить по-другому. А для этого надо раскрыть механизм, заставляющий нас жить именно так, а не иначе. Дело же ведь не в кознях вождей. Вожди сами суть игрушка этого механизма.

— Это ясно. Скажи честно, твоя идея насчет перестройки идеологии и создания для нашего времени работы такого же значения, как «О диалектическом и историческом материализме» для того времени, есть самомнение или нечто реальное? Ты смог бы...

— А как ты думаешь?

— Мне кажется, смог бы.

Прогулочный треп

О людях у нас заботятся, говорит Ехидная Девица. Это факт. И опровергать его бессмысленно. Но забота странная какая-то. Иногда хочется завыть от такой заботы. Вот, например, выходила замуж. Я еще совсем девчонка была, сразу после школы. Возвышенная, романтическая и чистая любовь. Как я ждала свадьбу и какой прекрасной ее воображала! Какая же я была наивная дура! Начались хлопоты с рестораном. Взятки, чаевые. Наглые морды жуликов официантов. Потом — машины ехать в ЗАГС и после него совершать положенную прогулку по городу. На Ленинские горы. К могиле Неизвестного солдата. На машинах — шарики воздушные, ленточки, куклы идиотские. Стыдно вспоминать всю эту грошовую пошлость. Какие-то оскорбительные махинации с кольцами. Потом красная ковровая дорожка. Толстая, гнусного вида баба из районного Совета косноязычную речь произнесла. А, лучше не вспоминать! А вот другой пример. У меня сынишка подрос, надо в школу отдавать. В детском саду проявили «заботу» — тут уж ничего не поделаешь. Выхода другого нет. Знаете, как детсадовских детей называют в школе? Организованные дети. Мой сынишка хотя и «организованный», но хороший мальчик. Умница. Я его читать и писать научила. Теперь — школа. Оказывается, есть какое-то постановление, согласно которому детишки весь день должны торчать в школе — обязательный «продленный» день. Что это такое? Это — опять воспитание, воспитание и еще раз воспитание. Иначе говоря — искусственное оглупление, чтобы потом не пустить в девятый класс (пусть в профессионально-техническое училище идет!), а если проскочит, чтобы в институт поступить не смог (пусть на завод идет). Я понимаю, с высшей, государственной точки зрения это — забота. Ребенок в школе весь день под присмотром. И о заводах позаботиться надо. Не всем же быть инженерами, учеными, врачами, художниками. Но есть ведь и моя личная позиция в этом деле. Сын-то у меня один. Мальчик он способный, и я могла бы создать ему условия. И у него одна жизнь. Ему тоже захочется как-то вырваться из этой серятины. И все-таки это все не есть настоящая забота о человеке. Демагогия это все и обман. Заботой о человеке было бы, если бы Они стремились предоставить всем детям без исключения равные возможности для развертывания своих способностей. Но Они делают все, чтобы именно это исключить. Своих собственных детей Они из сферы этой своей государственной «заботы» исключают.

Письмо к Ней

Пусть на Земле наступит вечный мир,

Исчезнет матерьяльная забота.

И станет каждый день как юбилейный пир,

И он же будет праздная работа.

И будут все доподлинно равны —

От нашего любимого Генсека

Все граждане счастливейшей страны

До самого дрянного гомосека.

Но в этой жизни что за интерес,

Если никто не будет постараться

Насрать на Их ликующий прогресс

И на троих по-тихому надраться?!

На кой мне сдался, спросишь ты, Генсек?

Неужто нет приличнее примера?

Отвечу я как честный человек:

Он нужен лишь для рифмы и размера.

Палатный треп

— Слушайте, — говорит Старик. — Я вам зачитаю отрывок из учебника по научному коммунизму.

Коммунизм предполагает не просто удовлетворение потребностей каждого человека, но и формирование в его лице качественно нового потребителя, являющегося в то же время созидателем материальных и духовных ценностей, — потребителя, научившегося сообразовывать свои потребности с имеющимся общественным богатством, с возможностями общества, достигнутым уровнем его материального и Духовного развития. Этот новый потребитель формируется в условиях социализма и коммунистического строительства, в условиях осуществления принципа распределения по труду, контроля за мерой труда и мерой потребления. Причем присущие ему разумные и здоровые потребности не возникают сами собой, а воспитываются, внедряются в жизнь, в быт и сознание всем строем социалистической действительности, в процессе труда, учебы, в семье, в коллективе. Разумными являются те потребности, которые сообразуются с достигнутым уровнем развития производства и удовлетворение которых обеспечивает всестороннее развитие личности, непрерывное совершенствование ее физических и духовных качеств. Сюда относятся потребности в питании, одежде и обуви, предметах культуры и быта, в образовании и медицинском обслуживании, соответствующие реальным возможностям общества, нормам нравственных отношений.

— Блеск, — говорит Универсал. — Не знаю, как вы, но я с этой точки зрения живу давно при коммунизме, ибо я так или иначе сообразовываю свои потребности с возможностями нашего общества на данном уровне его материального и духовного развития.

— Но еще не все такие сознательные, как вы, — говорит Девица. — Вы выпиваете в день не более поллитра водки. Вы понимаете, что общество на данном этапе не может себе позволить литр. А мой начальник этого понять не может. У него еще пережитков и родимых пятен полно, хотя он — член партии еще с фронта.

— Вы думаете, что при коммунизме пить не будут?! — говорит Инженер. — Тогда на кой он нужен?!

— Будут, — говорит Дамочка, — но в меру. По крайней мере, закусывать будут. И не будут сразу же кидаться на первых подвернувшихся баб.

— Интересно, — говорит Старик, — а как по этой линии будут обстоять дела при коммунизме?

— А вам-то это зачем? Вам и одной будет много.

— Эта проблема, думаю, давно решена. Вот как быть с мужиками? Мужиков-то не хватает, об этом даже в газетах пишут.

— Выведут специальных профессионалов в этом деле.

— Нельзя ли без пошлостей? Не для того строим мы коммунизм, чтобы пьянствовать и с бабами (или с мужчинами) путаться!

— А для чего же?! Стоять на трудовой вахте, бороться за звание, добиваться успехов, выражать одобрение?!

— Коммунизм будет сплошным торжественным заседанием и демонстрацией единства и мощи. Представляете, построят зал на десять миллиардов человек. Какие же там будут бурные овации!! Члены Политбюро будут спускаться в Президиум на летающих тарелках, а сам Генсек — на облаке. И с сиянием вокруг головы.

— Хватит обсирать светлые идеалы! Пока мы еще в развитом социализме и пока еще открыт магазин, подумаем о завтрашнем походе!

Проблема секса

— Сексуальную революцию, которая произошла на Западе, — говорит Инженер, — у нас неверно освещают. У нас думают, что это — всеобщее совокупление с кем попало и где попало и сплошная порнография. А на самом деле это — ознакомление молодежи с культурой секса, противозачаточные средства, не портящие здоровья и доступные всем, приличные квартирные условия. Порнографию же там преследуют не менее строго, чем у нас.

— Мы не против прогресса... э-э-э... в этой области, — промычала Беззубая Докторица. — Но...

— Кто это «мы»? — спросил Кандидат. — Партия и Правительство?

— Обычные советские люди, — сказала Докторица. — Мы не против. Но мы за то, чтобы в основе всего лежало подлинное, глубокое, искреннее чувство. Любовь...

— Значит, если по любви, — сказала Ехидная Девица, — то будут выдавать хорошие противозачаточные средства. А если без любви, то не выдадут. Выходит, что все наше высшее начальство являет нам образцы глубокого и искреннего чувства, ибо у них этого добра навалом. Интересно, а к секретаршам, уборщицам и курьершам они тоже питают глубокие и искренние чувства? А к девочкам из кордебалета или из ансамбля народной пляски?

— Клеветнические сплетни, — сказала Докторица.

— Ну уж нет, — сказала Членкорица. — А вы читали фельетон... не помню, в какой газете... про эти «дачи» с банями? Таких бардаков даже на Западе не бывает. У нас недавно разоблачили нечто подобное. Руководство целого района пришлось снимать и исключать из партии.

— Вот видите, — не сдается Докторица. — Исключили же и сняли!

— А вы думаете, новые лучше?

— Не надо смешивать социальную проблему с сексуальной, — говорит Инженер. — Дело не в том, есть разврат или нет, а в том, в каких формах и на каком уровне он совершается. А с этой точки зрения мы — типичные лапти. До сих пор дедовскими методами довольствуемся.

— Дедовские методы не такие уж плохие, — говорит Ехидная Девица. — Вот ими-то как раз можно пользоваться, не испытывая глубоких и искренних чувств. По этому поводу есть старый анекдот. Встретились советский и шведский сексолог. Обмениваются мнениями о современных методах любви.

— Да не любовь это вовсе, — говорит Докторица.

— А что же это?

— Это... это... это... Совокупление.

— Ладно, допустим, совокупление. Обменялись мнениями. Выяснилось, что все методы, известные шведу, известны и нашему. Зато один метод, известный нашему сексологу, оказался неизвестным шведу.

— Какой именно?

— Именно дедовский.

— А на Западе изобрели мощное средство, возвращающее способность к любви... прошу прощения, к сексу, даже восьмидесятилетним старикам.

— В какой стране?

— В ФРГ.

— Так, значит, не случайно наш Генсек собирается с визитом туда.

— Немцы в обмен на это сексуальное лекарство будут требовать сокращения числа наших танков в Центральной Европе на десять тысяч штук.

— Вот сволочи-империалисты-агрессоры-эксплуататоры-расисты-поджигатели-войны-враги-разрядки!!

Ночные разговоры

— Вот прекрасно написанная книга. Автор, видать, очень сведущий человек. И литературно книга талантливая. А между тем он, не отдавая себе в этом отчета, делает гнусное дело. Он прославляет гений народов, создававших пирамиды, всякие дворцы, скульптуры, вазы, каналы. А сколько при этом погибло народу! Ради чего? Ради того, чтобы мы любовались и восторгались? Кто авторы этих прекрасных произведений искусства прошлого? Любопытно, как реагировал бы автор этой книги, если бы книга вышла без его имени, просто как одно из проявлений гения нашего великого народа? Должно быть, ему это не понравилось бы.

— Зато имена фараонов, царей, императоров все сохранились. Представь себе, пройдут века, и о нашем времени будут говорить в таком духе: роман такой-то времени Хрущева, теория элементарных частиц, открытая при Брежневе, дворец культуры, построенный при Кулакове... А ведь дело к этому идет. Суть принципа, согласно которому «мы» выше «я», интересы коллектива выше интересов личности, заключается в том, что вся человеческая деятельность персонифицируется в именах вождей и партийно-государственных чиновников.

Из книги Твари

Одна из основных линий наступления против коммунистического идеала состоит в том, чтобы доказать его антигуманизм, в частности — несовместимость с интересами личности. С этой линией непосредственно смыкаются попытки изобразить коммунизм в виде тоталитарного строя, представляющего собой антипод демократии. В данном случае антикоммунистическая пропаганда широко спекулирует на тех отдельных ошибках, которые были связаны с культом личности Сталина, изображая их как неотъемлемую сущность социализма и коммунизма. Последовательная борьба против культа личности, проведенная после XX съезда КПСС в Советском Союзе и других странах, быстрое развитие социалистической демократии выбили почву из-под такой пропаганды, резко сократили возможности ее спекуляций.

Быль о новом завете марксизма

Хотя жизнь шла среди людей и, казалось бы, весело и интересно, одиночество и опустошенность давали о себе знать во сне. Ему виделся опустевший город. Он бродил по безлюдным улицам в поисках живой души. Он ощущал присутствие людей, но не видел их. Они исчезали, не Успев появиться. Смерть, подумал он, есть вечное одиночество. В один из таких снов он услышал голос Петина. Хочешь, я тебе расскажу, кто написал Новый Завет марксизма — работу «О диалектическом и историческом материализме», приписываемую Сталину? Слушай! Только никому об этом не рассказывай — все равно не поверят

Так вот, мой мальчик... Я ведь могу тебя так называть? Что бы то ни было, ты есть все-таки мой духовный наслед! ник и продолжатель. Я ведь чувствую, ты сам тоскуешь по тому, по нашему времени. Так вот, мой мальчик, сначала я тебе выскажу одну банальную, но очень важную истину. Знай же: одних людей уничтожают за то, что они слишком много знают, других — за то, что они слишком много понимают. Первым изредка удается уцелеть, вторым — никогда, ибо они опаснее. Ты слишком много понимаешь, и твои коллеги и друзья стали замечать это. Берегись! Я много знаю, но ничего не понимаю. Потому я до сих пор жив. Но было время, когда и я кое-что понимал, хотя еще мало знал.

В гимназии я все время шел первым учеником. Золотая медаль мне была гарантирована. Все учителя в один голос твердили, что такого чудо-ученика не было за всю историю города. Я уже в тринадцать лет начал печатать стихи и короткие рассказики. И неплохие. Недавно я перечитал это, и мне не было стыдно. Начальство и профессора гимназии были довольно либеральны. Впрочем, как и все в то время, включая полицию и жандармов. Думаю, что от этого либерализма, а не от тяжестей царского режима, произошла революция. Революция всегда суть результат смягчения, а не ужесточения режима. И вот, объявило наше гимназическое начальство конкурс на лучший трактат на любую социально-политическую тему. И решил я написать трактат о марксизме. Марксистская литература водилась у нас дома (мой отец и дядя были социалистами), и я рано начал ее почитывать. Два месяца я днями и ночами сидел над этим трактатом. Сдал его в конкурсную комиссию. И с треском провалился: он не был даже включен в десятку лучших. После этого во мне что-то надломилось, и гимназию окончил лишь с серебряной медалью.

Прошли годы. Страшные, непонятные, ураганные годы. Мы готовили для Сталина очередной «его» гениальный труд. Сталин намекнул нам, что неплохо бы снабдить этот труд философским разделом. И тут я вспомнил про свой гимназический трактат, разыскал его в домашнем архиве, слегка отредактировал («подновил») и принес Сталину. Тот прочитал мой трактат тут же. Лицо его посерело. Глаза стали такими, что не приведи Боже увидеть их вторично. Где взял? — спросил он шепотом. Сам написал, также шепотом ответил я. Врешь, собака! — прошипел он. Украл! У кого украл? Признаешься — помилую, нет — казню! И я в ужасе назвал первую пришедшую мне на ум фамилию: у Станиса. Той же ночью Станиса арестовали и расстреляли. Я же назвал Сталину фамилии членов той самой злополучной гимназической конкурсной комиссии, сказав ему, что эти люди были знакомы с трактатом Станиса. Думаю, что они, если остались живы к тому времени, не избежали страшного суда. После этого я окончательно утратил способность что-либо понимать. Вот и вся быль. А знаешь, почему я тебе рассказал ее? Причем тебе единственному? Нет, сказал МНС. Почему? А ты догадайся сам, сказал Петин. Не могу, сказал МНС. Ну что же, сказал Петин, тогда ты никогда не решишь проблему Сталина. Почему? — спросил МНС. Потому что она в тебе самом, а не в нем, ответил Петин.

О национализме и другом

Воспользовавшись тем, что МНС отсыпался после обследования у врачихи, Старик увлек Дамочку на прогулку. Хоть цель прогулки была очевидна заранее, и Старик прихватил с собой водонепроницаемый плащ («А вдруг дождь!»), разговаривали сначала на темы большой принципиальной важности. Когда забрались на холм (самое сухое место в округе) и увидели внизу живописную деревушку, Дамочка впала в слезливый русский национализм и начала шпарить наизусть Есенина. Старик расстелил плащ, собеседники уселись и начали любоваться природой, глубоко вдыхая свежий воздух (приговаривая, естественно, после каждого вдоха-выдоха «Ах, какой тут воздух!»). Воспользовавшись перерывом в трескотне Дамочки, Старик сказал, что однажды он тоже впал в национализм. Да в такой дремучий, что стыдно вспоминать. Стишки начал пописывать. И вот однажды в припадке такой национальной слюнявости он сочинил такой стих:

Очень мило, сказала Дамочка. Прямо как Есенин. Похоже, согласился Старик. Стих был длинный, со множеством прочих «чтобы» и «чтоб». И мне самому он понравился очень. Показал я его своему приятелю. Тот прочитал, рассмеялся и тут же сочинил ответ:

Но это же подлость! — воскликнула Дамочка. Вот и я так сначала подумал, сказал Старик. Я аж похолодел тогда от возмущения. Дня три с ним не разговаривал. Но потом остыл. И мне самому стало смешно от моих устремлений. И я расстался с ними. Вместе со стихами, конечно. Жаль, сказала Дамочка. Да, согласился Старик и привлек ее к себе. И она охотно поддалась его порыву.

Реплика Нового Друга

Просматривая заметки МНС, Новый Друг сказал между прочим, что иногда предложение порождает спрос. Ты о чем? — спросил МНС. Все о том же, сказал Друг. Если вверху найдется человек, который узнает о твоем существовании, а в окружении его советников найдется человек, способный оценить твои идеи и твои силы, тогда твоей судьбе не позавидуешь. А она и сейчас не столь уж завидная, сказал МНС. Это верно, сказал Друг. Но тогда будут иные масштабы страданий. Исторические!

Чрезвычайное происшествие

У Членкорицы украли заграничную шубу. Зачем ей понадобилось тащить сюда в такое время шубу? — удивлялся МНС. Как зачем? — удивлялся Новый Друг удивлению МНС. Шуба заграничная, и ее надо всем показать. Иначе зачем она нужна? Она же не греет, а только для красоты и престижа. Такие шубы аристократия на Западе летом носит. Накидывают на обнаженные прекрасные плечи. Какие плечи могут быть у такой образины? — не переставал удивляться МНС. Она же членкор, возражал Друг, отсутствие плеч она компенсирует необыкновенно высоким уровнем интеллекта. Если там членкоры такие, какими же идиотами должны быть полные академики!

Кража шубы нарушила привычное спокойное течение жизни (фортели Универсала не в счет, это в пределах нормы). Понаехала милиция. Привезли собаку. Но та след не взяла. Я же говорил, бесполезно, сказал собаковод. Сперли наверняка свои же отдыхающие, а отдыхающие все одинаково пахнут манной кашей. Членкорица настаивала на том, что украл «этот бородатый тип», имея в виду МНС. Логика ее рассуждений была несокрушима: когда его в корпусе не было, шуба была цела, а когда он появился, шуба исчезла. Ей объяснили, что МНС не мог никак украсть, так как вместе со всеми — с Членкорицей в том числе — был в момент кражи на экскурсии в старинной дворянской усадьбе в десяти километрах от места происшествия. Она сказала, что взяли шубу его (то есть МНС) сообщники. Майор из милиции сказал, что это логично.

Начался обыск. Начался, конечно, с палаты Нового Друга и МНС. Затем обыскали палату, в которой МНС жил ранее. Затем остальные палаты. Но безрезультатно. Майор сказал, что украсть могли и посторонние. Влезли через форточку, которую Членкорица по неосторожности оставила открытой.

Но вечером шуба нашлась. Оказывается, Членкорица сама спрятала ее — уложила под простыню в кровать, чтобы не сперли, пока она ходит на экскурсию, и забыла про это. Все были довольны. Но на всякий случай после этого усилили дежурство по корпусам и на территории вокруг них. Новый Друг сказал, что теперь самое подходящее время эту шубу «тиснуть» на самом деле. Теперь этой обезьяне никто не поверит. МНС сказал, что идея хорошая и наказать эту гадину стоило бы, но он не видит возможности реализовать шубу, так как все равно найдут. Друг сказал, что реализовывать и не нужно. Нужно просто закопать ее подальше в лесу, пусть гниет себе на здоровье.

Ночные разговоры

— Ты представь себе, — говорит Новый Друг, — что все говорят тебе, что ты — красавец, и все ведут себя так, будто ты на самом деле неотразим. И зеркала кругом такие, что глянешь — и в самом деле чудо как хорош. И никто даже не намекает тебе, что ты — уродина. Поверишь ты в то, что ты красив? Исключений не бывает. Поверишь. Так и с Ними. Окружают себя людьми, которые твердят Им, что Они неслыханные гении. Уничтожают всякое подобие критики. Прибавь к этому посредственный от природы умишко, плохое образование и тщеславие. И результат можно предсказать заранее безошибочно: маразм и мания величия.

— Но иностранные политики, встречавшиеся с Ним, говорят, что он неглуп, — говорит МНС.

— Иностранные политики сами политики, то есть не далеко ушли от того же. Потом, они судят по короткой встрече. Дай мне попугая, и я его за полгода выдрессирую так, что он будет производить впечатление глубокомысленного и дальновидного политика. А Его дрессировали более десяти лет! Бессмысленно смотреть на Него как на человека. Он давно уже есть условный знак и орудие мафии.

Из книги Твари

Буржуазные теоретики и пропагандисты в своих псевдогуманистических спекуляциях усиленно пытаются противопоставить личность коллективу и доказать, будто в таком коллективистском, обществе, как коммунизм, неизбежно полное разрушение индивидуальности, пренебрежение интересами и ценностью индивида, превращение общества в своего рода «человеческое стадо».

Письмо к Ней

Как алкоголик

сливает в одно

Красное, белое —

лишь бы вино,

Тасую истории

битые карты

И полон в сей миг

боевого азарта.

По грозной, смертельной

атаке тоскую.

Мне лишь бы в атаку,

не важно в какую.

Вскочить на коня

или сесть в самолет,

Шашкой рубить

или жать пулемет.

А я за бумажки

сажусь спозаранку

И жду, чтобы ринуться

в мрачную пьянку.

О психоанализе

— О чем мы тут только не говорили! К счастью, среди нас не оказалось ни одного, кто имеет какое-то касательство к психоанализу. А то мы пропали бы совсем.

— Психоанализ — это не для нас. Это для снобов и бездельников.

— А мы разве не бездельники?

— Бездельники, но в другом смысле. Мы бездельничаем, работая. И работаем, бездельничая. Это — особая форма чисто коммунистического труда, выражаемая принципами «От работы лошади дохнут», «Работа не волк, в лес не убежит», «Где бы ни работать, лишь бы не работать».

— К тому же в нас нет ничего такого, к чему применим психоанализ. Мы — здоровые строители коммунизма. У нас просто нет и быть не может темных закоулков подсознания, о которых писали Фрейд, Юнг и прочие. У нас вообще нет подсознания. У нас есть лишь сознательность и сверхсознательность. И это вам не какая-то вшивая научная истина, устанавливаемая путем наблюдений, а высшая партийная установка. Установки же у нас претворяются в жизнь.

— В самом деле, попробуйте вообразить Беззубую Докторицу с нарциссическим либидо.

— Что такое либидо? Блядство, что ли?

— Какая вообще может быть психика у директора?! Или у этого ублюдка Сусликова?!

— Я в молодости почитывал Фрейда и его учеников. И должен сказать, что не нашел в их сочинениях ничего, относящегося к себе или к моим знакомым. Скорее даже наоборот. Вот, например, отношение психологии отдельного индивида и индивида в массе. Считается, что в массе индивид не осознает своих действий, превращается в безвольное существо. Но на самом деле чаще наоборот Именно в массе индивид поступает реалистически сознательно, а будучи извлечен из массы, он превращается в пустого болтуна. Например, мы вне коллектива насмехаемся над Брежневым, а в коллективе одобряем, посылаем приветственные телеграммы, рапортуем, превозносим. Что это — бессознательные действия? Чушь! Именно тут у нас сознательность и самоконтроль на высоте. А вне коллектива мы расслаблены и часто не ведаем, что творим.

— Я думаю, что психоанализ есть лишь в ничтожной мере учение о психике вообще. А в большей мере это есть своеобразное отображение способностей индивида в буржуазном обществе. Берусь обосновать это свое утверждение, хотя я и не специалист.

— А у нас вообще таких специалистов нет.

— И не нужно. И без них у нас тут сплошное, извиняюсь, либидо.

Проблема Номер один

Вот вам проблема, говорит Старик. Можно сказать, проблема номер один. Как бы плохо тут ни было, живем мы здесь как при коммунизме. Сыты, одеты, баб и мужиков хватает, гуляем, песни поем. Много ли дней прошло, а нам все это уже осточертело. Мы уже рвемся к своим хлопотам и тревогам, оставленным в Москве, то есть в развитом социализме. Почему бы это, а? Зачем, например, этой Беззубой Докторице пробираться в членкоры, если она и так имеет все, а Членкорице пробираться в академики? Что ждет меня на работе? Здесь я — мыслитель, равный нашим докторам наук, а там я — полное научно-техническое ничтожество. И все-таки я тоже хочу обратно в развитой социализм и не хочу дольше положенного срока жить тут, при коммунизме. Уверяю вас, райский коммунизм никогда не будет построен не потому, что люди не имеют сил на это, а потому, что они не захотят. Но вот почему это происходит, я понять не могу. Отбросьте вопрос «почему» как бессмысленный, говорит МНС, и вы сразу все поймете. Есть определенные правила поведения людей в обществе. Мы формируемся так, чтобы эти правила соблюдать. Соблюдение этих правил и есть самая глубокая сущность человека как существа социального, можно сказать — конечная причина всего происходящего с людьми. Рыба, чтобы жить, должна жить в воде и плавать, а не трепыхаться на песке или сковородке. Так и мы. Приехав сюда, мы оказались вырванными из условий существования, в которых и только в которых мы реализуем нашу человеческую суть. Продлите срок нашего пребывания тут, допустим, на год, и мы очень скоро восстановим здесь нормальную социальную среду, в которой мы будем выполнять наши социальные функции в соответствии с упомянутыми правилами. Коммунизм, как его изображают нам в идеологии, есть нечто вроде дома отдыха истории, то есть есть пустая абстракция от реальной истории. Понятно, говорит Старик, но все-таки хочется найти успокоительное объяснение где-нибудь в желудке, в печенке или в генах. Может быть, дело просто в привычке? Ссылка на привычку, говорит МНС, есть ложное объяснение. С этой точки зрения смерть есть тоже особая привычка — привычка не жить.

Ночные разговоры

— Тяга к сталинизму, — говорит Новый Друг, — ощущается даже в том, сколько внимания уделяется его персоне в литературе. Причем критическая литература возвеличивает его в большей мере, чем апологетическая. Как в таком случае быть? Очень просто. Кем были и являются наши вожди (умными или дураками, злодеями или гуманистами), роли не играет. Их персонально надо игнорировать. Важны результаты их деятельности. Вот их и надо обнажать. Причем спокойно, без эмоций, систематично, обстоятельно, доказательно, научно. Сами по себе наши вожди — существа с разрушенной «обратной связью», то есть объективно полоумные, а не полноценные люди. Нужно показать, что такой неполноценной является и порождающая их социальная среда. А вообще тяга к прошлому выражает одно: неуверенность в будущем, страх перед ним.

И сны

Новый Друг продолжал что-то говорить, а МНС уже ушел в сон. И к нему сразу же явился Петин. От меня ты теперь не избавишься, сказал он. Давай поговорим начистоту. Ты думаешь, я раскаиваюсь? Нет, я тоскую. О чем? Ну, хотя бы об аресте. Я тридцать лет жил, каждую ночь ожидая, что ко мне громко застучат в дверь, ворвутся и даже не покажут ордер на арест. Ты думаешь, это был ужас? Нет, не только. Я эти тридцать лет ожидания не променял бы на три тысячи лет безмятежного сна. Почему? Да потому что я ждал, что в мою квартиру вломится великая история, а не нынешняя слякоть. Помяни мое слово, пройдут годы — и забудется все плохое. И в памяти людской оживут мудрые маршалы, отважные генералы, дерзкие ученые, романтические юноши... Маршалы, проигравшие сражения, сказал МНС, генералы, терявшие без всякого смысла миллионы солдат, ученые, ломавшие хребет науке, юноши, писавшие доносы... Да, сказал Петин, писавшие доносы и закрывавшие своей грудью вражеские амбразуры. И я писал доносы. Много доносов. И я давал санкции на расстрел. Ну и что? Я горжусь этим. Я хотел бы, чтобы на моей могиле золотыми буквами было высечено число моих жертв. Но, увы, наши перепугавшиеся вожди поспешили сразу же после смерти Сталина уничтожить свидетельства наших дел. Преступлений, поправил МНС. Пусть, сказал Петин, но больших преступлений. Знай, мой мальчик, только большие преступления рождают подлинное добро. Большие преступления уже не преступления. Я бы на месте наших вождей предал гласности всю картину наших дел. Представляешь, какие это были бы цифры! Весь мир застыл бы от ужаса. И от уважения к нам. Когда тысячи убитых — это жестокость. Но когда пятьдесят миллионов — это великая эпоха. Когда тысячи доносов — это подлость. Но когда миллиарды — это великая идеология. Не может быть, чтобы никаких свидетельств ваших дел не осталось, сказал МНС. Это кажется невероятным, но это так, сказал Петин. Во-первых, самые основные решения принимались в такой общей форме, что теперь усмотреть в них следы былых преступлений невозможно. Они имели смысл для нас, исполнителей. Но они пусты для всех прочих, тем более — для потомков. Во-вторых, все основные распоряжения насчет репрессий высшими лицами отдавались устно. Лишь случайно сохранилось несколько документов с подписями Сталина, Молотова, Ворошилова и других, да и то косвенных. Хрущев так и не смог подтвердить свои обвинения документами. В-третьих, лица более низких рангов приложили усилия, чтобы уничтожить следы своих преступлений. Вот для них-то наша деятельность оборачивалась преступлениями. Наконец, специальное решение Политбюро уничтожить всю документацию, в том числе свидетельства деятельности доносчиков и осведомителей. Партийные чиновники позаботились о своей репутации. А живые свидетели? — сказал МНС. Это — люди, сказал Петин, а люди — не документы. Им нельзя верить ни в чем. Тем более большинство из них сами суть соучастники преступлений. К тому же все они ничего не понимали в происходящем и ничему не научились. Умных жертв не бывает. Разум есть привилегия палачей.

Сенсация

Самой крупной сенсацией заезда стало, однако, известие о том, что Универсал трахнул («наколол») Членкорицу. Дежурная по корпусу видела его влезающим к Членкорице после отбоя и вылезающим уже перед рассветом. Дежурная подумала сначала, что он полез воровать шубу. Но, приложив ухо к замочной скважине, поняла, что цели у него были «прямо противоположные» (как выразился бы доктор философии Барабанов, если бы был на ее месте). Универсал сам не скрывал своего успеха и описывал все до мельчайших подробностей. Пронять насмешками его было невозможно. Всяких баб я перепробовал, говорил он. Кандидатш, докторш. Однажды имел дело даже с секретарем райкома партии. Правда, со вторым. По идеологии. Но членкорш до сих пор не приходилось. И должен вам сказать, что я ничуть не жалею о содеянном. Во-первых, ночью в кровати она не такая уж страшная, как на свету. У нее и тут, и тут кое-что есть. А во-вторых, бешеный темперамент. Я с ней за одну ночь килограмм на пять похудел. И все, сволочь, требует, чтобы я ей какие-нибудь приемчики особые показывал. А какие у нас приемчики?! Знай пили да помалкивай! Новый Друг, нахохотавшись до слез, назвал Универсала типичным русским лаптем. Приедем в Москву, сказал он Универсалу, заходи ко мне. Я тебе кое-какие журнальчики покажу. Есть чему поучиться. Овладеешь новой техникой, доберешься до депутатов Верховного Совета, членов ЦК, полных академиков и старых большевичек с дореволюционным стажем.

Поклонницы Универсала по линии йоги, однако, переживали событие в плане моральной драмы. Они единодушно осудили его и демонстративно отказались от продолжения уроков. Тогда Универсал сказал им, что он на самом деле давал Членкорице уроки медитации (неужели вы думаете, что я буду спать с такой образиной?!). Она стесняется заниматься этим делом днем — слухи всякие могут пойти а она занимает высокий пост, муж, дети, внуки, партийная репутация... Поклонницы чуточку посомневались, но поверили. И попросили Универсала показать им, как делается эта медитация.

Из книги Твари

Одна из основных проблем справедливого устройства общества заключается как раз в том, чтобы обеспечить интересы личности и ее всестороннее развитие таким путем чтобы это не шло вразрез с интересами и не мешало развитию всех других личностей, то есть коллектива.

Замечание МНС

Превращение проблемы взаимоотношения между людьми в коллективе в проблему взаимоотношения между индивидом и коллективом в целом — один из фундаментальнейших принципов порабощения человека в этом обществе.

Письмо к Ней

Гимн пошлости

Всякое явление природы и общества обладает такими свойствами, обнаружение которых дает нам неоспоримое моральное право сказать об этом явлении, что оно есть такое же ничтожество, как и все прочее на свете. Зашла, например, речь о Пушкине. Уж, кажется, что может быть совершеннее. А вы усмехаетесь и похихикиваете как бы между прочим, что у этого вашего гения ножки были кривые и тоненькие. И все! И нет никакого гения. А есть такой же уродливый гномик, как и вы сами. А если вы еще намекнете, что Пушкин кое-что позаимствовал кое у кого, так он совсем уподобится вам и даже станет немножко хуже вас. Тут вы можете проявить некоторое великодушие, сказав, что некоторые стишки у упомянутого автора неплохие. Теперь это уже не опасно для вас — Пушкин от этого уже не превратится из соразмерного вам гномика в великого писателя и человека.

Я знаю, вы скажете, что эта истина была известна еще задолго до социалистической эры, и приведете в доказательство изречение насчет пятен на Солнце. А я и не спорю. Более того, я готов согласиться с тем, что социалистическая эра вообще не открыла ничего нового. В этом отношении она не столько открывала новое, сколько закрывала старое. Но зато бесспорно одно: она открыла неслыханный ранее простор для всех старых мерзостей, подняла их на немыслимую высоту и поставила на службу прогресса человечества — она коренным образом изменила их роль в обществе. Она вознесла само производство мерзостей на уровень достижений современной науки. Поясню это на примерах.

Допустим, некто Н вступил в героическую борьбу с властями за интересы некоего несправедливо обиженного народа. Карательные органы прекрасно знают вышеупомянутый фундаментальный закон опошления и немедленно начинают отыскивать недостатки у Н, которые позволили бы низвести его до уровня сумасшедшего или жулика. Можно при этом действовать по старинке, чисто эмпирически, по крохам собирая сведения, дискредитирующие Н. На это нужно время и значительные усилия. Но тут на помощь приходит наука. Если человек борется за интересы целого народа, говорит наука, то он является гомосексуалистом, мечтающим изнасиловать заслуженного партийного работника или ударника коммунистического труда. И тут же приводит цитату из Фрейда. Последнее очень важно: теперь даже ортодоксальные марксисты больше верят реакционным идеологам буржуазии, чем самим классикам марксизма. Или другой пример. Стало известно, что некто Н крестился в зрелом возрасте и с головой ушел в православие. Что говорит по сему поводу наука? А то, что этот Н явно был стукачом. Конечно, этот закон не очень-то удобен для карательных органов. Но наука — не надстройка, это даже Сталин понимал. Она может служить и прогрессивным силам. Этим же силам очень полезен другой закон той же науки: если человек на старости лет подался в католицизм, это значит, что он совершил донос по доброй воле, не будучи официально стукачом. И уж тем более прогрессивным силам следует знать закон опошления, согласно которому кристально чистые в моральном отношении люди занимаются онанизмом или являются импотентами.

Что мне больше всего нравится в научном подходе к опошлению, так это следующее: вовсе не требуется отыскивать и открывать такие законы опошления в самой эмпирически данной реальности, их надо установить как априорные по отношению к реальности и затем добиться их признания членами общества. После этого, уверяю вас, вы уже не встретите ни одного исключения из них. Вот вам классический пример тому. Инженер, не дождавшись нескольких дней до окончания срока путевки, неожиданно уехал в Москву. Уехал, ни с кем не попрощавшись. Вслед за ним уехала в Москву искусственная блондинка, аспирантка из Института микробиологии. Что бы это могло значить? Беззубая Докторица, судя по всему — большой специалист в пошлелогии (то есть в науке опошления), не задумываясь ни на секунду, заявила, что Инженер подцепил на ней сифилис или, наоборот, наградил ее (Блондинку) таковым. Утверждение Докторицы казалось нелепостью по двум причинам. Первая причина — никто не видел Инженера с Блондинкой вместе. Вторая причина — срок для обнаружения упомянутой венерической болезни явно недостаточен. Докторица с презрением оглядела своих оппонентов. Эх вы, сказала она, а еще учеными считаетесь! Теорию относительности небось на каждом шагу поминаете! Кибернетику цитируете! А фундаментальных и основополагающих законов жизни не знаете! А ведь она, скорее всего, права, сказал потом Новый Друг. Инженер мог, в конце концов, подцепить эту штуковину еще до поездки сюда, а обнаружил только здесь. Или Блондинка, что положения не меняет. Но собака зарыта именно тут. А то, что их никто не видел вместе, сильнее всего подтверждает эту гипотезу.

Откровенность

В связи с бегством Инженера и Блондинки возник разговор на тему о взаимоотношениях полов. Добрая Девица заявила; что она тут никакой проблемы не видит. Где-где, а в этой сфере принцип коммунизма «каждому — по потребности» уже осуществлен. Беззубая Докторица, возражавшая всем и при всех обстоятельствах, заявила, что и в этой сфере у нас еще только развитой социализм, а не полный коммунизм. Потребности еще не у всех удовлетворены полностью. Ехидная Девица согласилась с Докторицей. И остались еще элементы неравенства в распределении, сказала она. У некоторых потребности не удовлетворены, зато другие имеют сверх потребности. Старик сказал, что вот отсюда и надо бы начать совершенствование общества. Пусть те, кто имеет в избытке, поделятся с теми, кому не хватает. Выработается привычка делиться излишками, и постепенно она перекинется на другие сферы жизни. Добрая Девица спросила, как он мыслит себе это практически. Должна ли она отсылать часть своих поклонников, например, Членкорице или Докторице? А если они не хотят с ними не то что спать, но даже в туалете рядом сидеть?! Докторица заявила, что она лично с поклонниками Доброй Девицы Сама в туалете рядом не села бы что она сама в состоянии, что образование и сила интеллекта вполне компенсируют отсутствие ямочек на щеках и заграничных бюстгальтеров и трусиков. Стоп! — воскликнул Кандидат. О чем галдеж?! Я лично, сказала Ехидная Девица если уж быть откровенной, против уравниловки в этом деле! Я даже за то, чтобы тут коммунизм как можно дольше не наступал или вообще не наступал. Я за то, чтобы из-за женщин мужчины дрались на дуэли и сражались на турнирах, чтобы им уступали место и целовали ручки, чтобы им дарили цветы и драгоценности, чтобы им пели серенады. Ты, милая, слишком многого захотела! — сказала Членкорица (она давно уже ко всем обращалась на «ты»). Но кое-что от старого я бы тоже сохранила. Например, я против добровольности в этих делах. Я за то, чтобы мужчины брали нас силой. Мужчина должен быть сильным, а женщина — слабой. Это, кажется, сам Маркс признавал. Вам приходилось когда-нибудь брать женщину силой (это — к мужчинам)? А вам приходилось, чтобы вас взяли силой (это — к женщинам)? То-то! Мужчины в глубине души все насильники, а женщины — насилуемые. Это от природы, а природу насиловать не надо. Ловлю вас на противоречии, сказал Старик. Почему же женщин можно насиловать, а природу, согласно которой это следует делать, нельзя? Хоть ты и старый, сказала Членкорица миролюбиво, а дурак. Намеков не понимаешь. А я не вижу никаких противоречий, сказала Добрая Девица. Когда я была молоденькой, я была ужасно соблазнительной. Ребята во дворе и взрослые мужики мне прохода не давали. И что они со мной только не вытворяли! Затаскивали на чердаки и в подвалы. Поодиночке и по нескольку человек. Я сначала рыпалась, а потом привыкла. Поняла, что это — хорошо. И потом я сама их затаскивала на чердаки, в подъезды, за заборы. И это было тоже хорошо. Добровольно или насильно — какая разница? Лишь бы нам это оставили, а все остальное приложится. Вы правы, сказал МНС. Когда нашего брата лишат той маленькой свободы секса, какую мы имеем сейчас, тогда и объявят полный коммунизм. Вы думаете, это случится? — спросил Старик. К этому идет, ответил МНС. Если бы было возможно измерить уровень сексуальности в доме отдыха за это время (число половых актов, их продолжительность и острота), вы были бы потрясены тем, насколько он низок. Тут ведь больше разговоров, чем дела. Потому и разговоров много, что дела мало. Конечно, сказал Кандидат, на манной каше и макаронах не разгуляешься. К тому же, добавил Старик, нам что-то добавляют в еду для успокоения. То-то мы такие сонные все время, сказала Членкорица. Вот сволочи! Так надо это разоблачить!! Где эти ваши диссиденты?! О всяких там правах человека и прочей чепухе трезвонят, а об этом — ни звука! А зачем разоблачать? — сказала Ехидная Девица. Это как раз в духе идей коммунизма. Самый лучший способ уравнять людей — это лишить их того, в чем их уравнивают.

Настроение у всех после этого испортилось. Беседа оборвалась. Отдыхающие разбрелись по палатам, через каждые пять минут поглядывая на часы в томительном ожидании обеда. Хотел бы я знать, сказал Новый Друг, будут ли в раю подсыпать в святой дух антисексуальные порошки и выдадут ли святым часы, чтобы они хоть как-то могли скрадывать скуку в ожидании обеда и ужина? А вообще, я, кажется, начинаю понимать самую глубокую основу всей нашей жизни и всех наших проблем: в нашем народе уже много веков свирепствует эпидемия шизофрении. И теперь мы заражаем ею всех окружающих. «Железный занавес» теперь нужен не нам, а для нашего окружения от нас.

Еще чрезвычайные происшествия

Сразу же после бегства Инженера досрочно выписали из дома отдыха Студентов «за поведение, недостойное морального облика советского отдыхающего», как было написано в приказе директора. Напившись, они повздорили с массовиком из-за какой-то ерунды, устроили дебош в клубе, оскорбили тех, кто пытался их унять. Потом кто-то пришиб собаку, сторожившую дачу Петина. Правда, собака сама совершила необдуманный поступок — выскочила за пределы дачи на дорогу. Но милиция проявила к делу интерес. Валявшийся на дороге кирпич увезли на экспертизу в Москву. Следователь сказал, что современная криминалистика позволяет обнаружить на нем микроскопические капли собачьей крови и шерсти. Любопытствующие отдыхающие спросили следователя, зачем это нужно. Вот если бы капли крови и шерсти преступника! Следователь сказал, что это положено согласно современной криминалистике. Вернувшаяся из города внучка Петина велела вечно пьяному мужику, исполнявшему функции сторожа, садовника и истопника, зарыть пса в клумбе перед парадным входом и посадить на могиле цветы. Потом во втором корпусе сломалась канализация. Хорошо, что кончается срок, сказал по сему поводу Старик. А не то еще неделя, и начнется поножовщина.

Поездка в Горки

Поездка в Горки Ленинские была обязательным элементом отдыха, и отказаться от нее можно было лишь в исключительных случаях. С утра на территорию дома отдыха въехала целая вереница автобусов. Отдыхающие набились в них битком. Но в тесноте — не в обиде, как сказала Членкорица, заняв своими телесами по крайней мере два места. Было весело и радостно по-праздничному уже от одной только мысли, что за поездку платить не надо. А известие о том, что в Горках Ленинских будут выданы бесплатные бутерброды и чай, встретили громовым «Ура!». С утра пьяный Универсал тискал всех женщин подряд, дыша в них винным перегаром, а они повизгивали от удовольствия. МНС удалось улизнуть от Дамочки (он якобы по ошибке сел в другой автобус) и пристроиться к Брюнетке. Но по прибытии в Горки Дамочка отшила Брюнетку, сказав ей какую-то гадость. А та в ответ погрозилась сообщить «куда следует».

Сначала осмотрели парк, потом — сам ленинский дом. Экскурсовод водил притихших отдыхающих из комнаты в комнату, показывая, где была гостиная, где столовая, где кабинет, где спальня, рассказывая массу интересных подробностей. В каждой комнате Универсал довольно громко ругался матом и шептал, что в таких шикарных условиях и он не отказался бы руководить государством. Услышав ворчание Универсала, экскурсовод сказал, что Владимир Ильич был очень скромным человеком, что сейчас даже заурядный министр, академик или маршал имеет куда более шикарную квартиру и дачу. А вообще-то говоря, верно, сказал он. У академика Петина дачка не меньше этого дворца. Участок, правда, меньше и хуже...

МНС бродил в самом хвосте группы, не слушая экскурсовода и очень живо представляя события той страшной ночи, когда грузовики с чекистами окружили усадьбу, как Сталин со своими людьми вошел в кабинет Ленина, грубо оттолкнув Крупскую, как он сообщил Ленину решение Политбюро, то есть его, Сталина, решение. Хотя исторические факты, здравый смысл и психология деятелей той эпохи восставали против его вымысла, он уверовал в него, как в самоочевидную аксиому. Он на минуту представил себя на месте Сталина. И не столько понял умом, сколько ощутил всем своим телом, что он поступил бы точно так же. Если хочешь узнать правду о поведении человека в трудной ситуации, поставь себя на его место и доверься своему здравому смыслу, подумал он. Да, я поступил бы точно так же.

Потом ели бесплатные бутерброды и пили бесплатный чай, гуляли по окрестностям усадьбы, пели песни, рассказывали анекдоты с участием Ленина. Оказалось, что их огромное количество, что Ленин в них выглядит очень смешным и нелепым. Обратите внимание, сказал Старик, про Сталина анекдотов до сих пор мало, причем в анекдотах он никогда не выглядит смешным. Как вы думаете, почему? Если над человеком можно смеяться, он еще человек, сказал МНС. А если смех над человеком не получается, он уже не человек, а сверхчеловек или недочеловек. Впрочем, это суть одно и то же.

Мысли по дороге домой

Пока ехали обратно, МНС сделал важное социологическое открытие. Надо различить, думал он, власть волюнтаристскую или деспотическую и власть бюрократическую, действующую в рамках некоей законности. Кроме того, надо различать власть, идущую сверху, и власть, идущую снизу, то есть народовластие. В эпоху Сталина имело место сочетание крайнего деспотизма и крайнего народовластия. В эпоху Хрущева и Брежнева ограничение деспотизма власти было одновременно и ограничением народовластия. Сейчас совершенно очевидным становится то, что именно народ заинтересован больше в уничтожении народовластия, чем власти. Бюрократические же власти заинтересованы в его сохранении, ибо это — их оплот, но в ограниченных и подконтрольных им формах. Ограничение же народовластия и контроль за ним имеют неизбежным следствием ослабление власти деспотической и усиление власти бюрократической. Возрождение сталинизма невозможно без возрождения народовластия. Но народ уже не хочет и не может пойти на это. Нового Сталина не будет!!

Ночные разговоры

— С чего начинается цивилизация? С принципа: и в поте лица будешь добывать хлеб свой насущный. И если это цивилизация, в основе ее лежит этот принцип. А что обещает коммунизм? В завуалированной форме — райское безделье. Труд признается, но какой? Как развертывание неких способностей, заложенных (кто их туда заложил?!) в людях, как удовольствие, как творчество. Да еще в перспективе — как разумное использование свободного от труда (!!) времени. И мы идем к этому идеалу. Но как? Путем ужасающей халтуры, очковтирательства, безделья. Лишь низшие слои трудятся, да и то шаляй-валяй. И мечтают, как бы отвертеться, уйти на «чистую работу», «устроиться». И хоть убей, я не вижу иного выхода, кроме принудительного рабского труда. Коммунизм — это государственное рабство, и ничего другого. И людей выведут таких, которых это рабство будет устраивать. А если о них проявят некую заботу, какую заботливый хозяин проявляет о скотине, так они будут этот строй и его руководителей боготворить.

— Но работать будут все равно плохо.

— Это очевидно. Пока мы питаемся творческими соками Запада. И как-то еще тянемся из-за него. А что начнется, когда Запад будет разгромлен и покатится туда же?

— Может начаться безудержная деградация или на много веков застой.

— Давай лучше не думать об этом. Так мы доберемся до гибели Солнечной системы и даже Галактики.

— Так ради чего все?

— Если брать «^все», то понятие цели лишено смысла.

Затрапезный треп

— Что значит «по потребности», — говорит Старик. — Возьмем, например, баб. Кому из присутствующих этого добра не хватает? Нет таких? А кто из присутствующих удовлетворен вполне? И таких нет? Странно. И Универсал тоже.

— А чем я хуже других? — говорит Универсал. — Баб у нас действительно хватает. Даже в избытке. Но что это за бабы? Хочется что-нибудь стоящее найти. Одну, но такую, чтобы... чтобы... ну, чтобы от нее к другим бежать не захотелось. Говорят, бывают такие. И в книжках о таких пишут. Иной раз на улице такую встретишь, что за одну ночь с ней всю оставшуюся жизнь отдашь. Да все это не про нас. Нам, как и во всем остальном, достается и тут второсортное, подержанное, уродливое. Мы, извините за выражение, и е..ем так же, как и жрем, как и пьем, как и одеваемся.

— Иногда попадаются стоящие, — говорит Кандидат, — но мы привыкли к дерьму и не замечаем их. И не верим, что это — стоящее, боимся остановиться. Надеемся на лучшее, да лучшего уже никогда не будет.

— А сами-то мы лучше, что ли? — говорит Универсал. — Знаете, что про нас говорят бабы? Мне пришлось однажды выслушать сполна.

— И что же они говорят?

— А то, что настоящих мужчин теперь почти совсем нет. Мужик пошел трусливый, лживый, ненадежный. Сам старается за счет баб устроиться. Никакого чувства ответственности. Ничего святого. Пьянство, мат, скабрезности, пошлости. Хватит?

— Похоже, что так.

— Но ведь и среди мужиков попадаются настоящие. Например, диссидентам в смелости не откажешь.

— А вы видели их с близкого расстояния? Были в их обществе?

— Все физически стоящие бабы свои достоинства используют, чтобы получше в жизни устроиться. И в них ничего не остается от той женщины, о которой мы мечтаем.

— Физически стоящие мужики от баб не отстают.

— Все хотят получше устроиться в жизни. И по пути к лучшей жизни теряют свои самые ценные качества — женственность и мужественность в высоком, романтическом смысле.

— Иначе не пробьешься.

— А я не вижу тут проблемы. Надо довольствоваться тем, что есть.

— Верно. Мы вот жрем тут манную кашу и макароны. Но мы же знаем, чта бывают на свете шашлыки и цыплята табака.

— Вот видите, — резюмирует Старик, — не так-то просто с этим «по потребностям». Липа все это. Словоблудие сплошное. На южном курорте сейчас куда приятнее было бы. И женщины там на порядок выше.

— А на что тебе женщины, — хихикает некий Очкарик. — Ты небось уж забыл, как это делается.

— Я своим х...ем, — говорит Старик, — такому ублюдку, как ты, еще при случае черепушку могу пробить.

— Но-но! Я тебе покажу ублюдка!

— Покажи! Хочешь пари? Привязываешь мне правую руку. И если после этого я тебе не набью морду, ставлю бутылку коньяку? Идет?

— Ищи дураков в другом месте.

— Тихо, вы! Сейчас соседи прибегут жаловаться.

— И все-таки дорого бы я отдал за настоящую бабу! Надоело так по-собачьи или по-кошачьи...

Прогулочный треп

— Есть много способов раздавить человека, — говорит она. — Но самый ужасный из них — тихое и постепенное удушение. Знала я одну семью. Сейчас ее уже нет. Вся ее история прошла у меня на глазах. Он работал в каком-то почтенном учреждении. И даже преуспевал. Но неожиданно для всех выступил на собрании с обличительной речью. Его сразу же исключили из партии и уволили с работы. Надавили на жену, чтобы она осудила его. Но она отказалась, и ее тоже исключили из комсомола и уволили с работы. И началась для них жизнь — страшно подумать. Случайные грошовые заработки. Постоянные вызовы в милицию и в районный Совет. Угрозы посадить за тунеядство и выслать из Москвы. И так четыре года. И не вздумай заболеть. А ведь в таком положении человек подвержен заболеваниям больше, чем обычно. Поглядел бы ты, как они питались и во что одевались! А от них требовалось лишь одно: покаяться. И все изменилось бы к лучшему. А они упорствовали. Тем временем подрос сын. Надо в школу. Под каким-то пустяковым предлогом в школу не брали, хотя по законам обязаны были. Три месяца хождения по инстанциям, пока мальчика наконец-то взяли. Но лучше бы этого не случилось, ибо теперь давление началось на них путем давления на ребенка в школе. Как только Они над ним не изгалялись. Боже мой! Причем все это — якобы с лучшими намерениями и с соблюдением всех норм «морали» и «права». До этого жили они в двухкомнатной квартирке, которая досталась им случайно. Раньше у них была одна комната в этой квартире, а другую занимал старик пенсионер. Поскольку он еще пользовался уважением на работе, он добился себе комнаты за выездом (бывшему жильцу дали квартиру), в которую и перевели пенсионера. Пенсионер был доволен. Через некоторое время он умер. И вдруг эту вторую комнату у них отобрали под тем предлогом, что когда-то были нарушены какие-то «санитарные нормы». И вселили им в квартиру пьяницу и дебошира. Что там началось, не приведи Боже! И никакие жалобы в милицию не действовали. И хулиган распоясался. Учителя в школе между тем затеяли дело о лишении их родительских прав, подключив к этому в качестве «свидетелей» соседей по дому, в том числе — и пьяницу соседа. И они не выдержали — покончили с собой. Вместе с мальчиком.

— Но это жестоко, — сказал МНС. — А мальчика-то зачем они убили?

— У тебя есть дети? А это не жестоко — травить из года в год ни в чем не повинных людей? Год за годом, и ни крупицы сочувствия ни от кого!

— Это естественно.

— Не приведи Бог тебе самому оказаться в такой естественности.

— А ты?

— Мне муж категорически запретил встречаться с ними.

Из книги Твари

Цель этих ограничений — создать условия, которые обеспечили бы всем без исключения членам общества максимальное развитие личности, расцвет индивидуальности и в то же время гармонизировали отношения личности и коллектива.

Крик МНС

— Довольно! — закричал МНС, отбросив рукопись Тваржинской. — Максимальное развитие!.. Расцвет!.. Гармония!.. Что это такое? Беспредельный цинизм, беспредельное лицемерие, беспредельный садизм? Беспредельная глупость? Сумасшествие? Заклинания? Молитва? С меня хватит этих помоев!

— Пустая формалистика, — сказал Новый Друг, — не стоит так переживать из-за нее.

— Нам вся эта идеологическая и пропагандистская дребедень кажется пустой формалистикой. Но не забывай о том, что мы рождаемся в ней, живем в ней и умираем в ней. Мы работаем в ней и отдыхаем в ней. Это — атмосфера, которой мы дышим и пропитываем каждую клеточку тела. Это не пустая и бессмысленная формалистика, а серьезное и настоящее дело. Наоборот, вот эти наши разговорчики тут суть лишь пустое и ни к чему не обязывающее времяпровождение. За шестьдесят лет накоплены сотни миллионов эмпирических подтверждений этому. И только наши идиоты и западные умники могут еще сомневаться в этом. Я приведу лишь пару примеров, но не в качестве аргументов, а с целью пояснения общей мысли. Вот недавно судили члена одного провинциального «Комитета гласности». Он признал свою вину, хотя ни в чем не был виноват, и раскаялся. За это ему снизили срок с двенадцати лет до пяти. Говорят, он болен. И вроде больше двух лет не протянет. Но если так, какая разница — двенадцать или пять? Мог умереть героем, а умрет трусом и предателем. Ради чего? Другой пример — тоже недавняя история с «университетской группой». Там и политики никакой не было. Просто группа (два преподавателя и два аспиранта) стала ставить вопрос о реорганизации кафедры, об очищении кафедры от низкоквалифицированных сотрудников, которые держались лишь постольку, поскольку сотрудничали с КГБ и устраивали персональные дела. Заведующий их поддерживал — они были бывшие и настоящие его аспиранты. Но вот вдруг он их предает. Более того, даже сам подливает масла в огонь и помогает довести историю до уровня политики. Испугался? Ничего подобного. Ему бояться было нечего. Он уже стар. Профессор. Дальнейшее продвижение ему не светило. Удержаться на кафедре он уже все равно не смог бы. Как человек неглупый, он это понимал прекрасно и сам собрался уйти на пенсию. В чем дело? Да в том, что как тот член «Комитета гласности», так и этот профессор всем ходом своей жизни в нашей идеологической атмосфере были приготовлены не к героическим поступкам, а к подлости и предательству. У них мозги были развернуты совсем не так, как мы предполагаем с точки зрения некоторого здравого смысла. Они — наши люди, лишь допустившие временный маленький зигзаг, но вернувшиеся в нужную колею, когда общество этого захотело от них. Да что далеко ходить за примерами! Возьмем нас самих. Вот представь себе, в доме отдыха обнаружили диссидента, власти решили судить его здесь открытым показательным судом. И нам разрешено выступать, как мы того захотим. Будешь ты его защищать открыто и до конца? Нет. Я тоже не буду. И по той же причине: не мое это дело! И с этой точки зрения сочинения этой кагэбэвской суки есть нечто страшное: они точно фиксируют нашу реальную гармонию личности и коллектива.

Случайная страничка из прошлого

Рота! — скомандовал старшина. С места песню, шагом марш! Рота ударила первый шаг, как положено, но песня не прозвучала. Рота, скомандовал старшина, стой! Это что еще за фокусы?! Без песни обеда не получите! Рота, с места песню, шагом марш! Рота опять рубанула первый шаг, но без песни. И опять старшина остановил роту, и опять предупредил насчет песни, и опять скомандовал. Но рота упорно молчала. А старшина неутомимо стоял на своем: с места песню! Давно уже кончилось время обеда. Кончился «мертвый час». Старшина командовал и командовал свои «марш» и «стой». Рота не прошла и трети расстояния до столовой. Собрались офицеры. Стали высчитывать, когда таким путем рота достигнет столовой. Некоторые хвалили старшину, другие порицали. Кое-кто склонялся рассматривать поведение роты как бунт, а кое-кто считал поведение старшины самодурством. Наконец появился командир батальона, приказал старшине вести роту в столовую, пообещав наложить на всех взыскания. Когда рота ушла, командир батальона сказал, что «ребята, конечно, стервецы, но упорные, и с таким крепким народом мы войну выиграем непременно».

А вечером, после голодного и запоздалого ужина курсанты тайком и поодиночке ходили к политруку роты, каялись и называли «зачинщиков». Другие же также тайком и поодиночке ходили к начальнику Особого Отдела с доносами на «зачинщиков». Ночью собрались офицеры для разбора инцидента. Политрук роты сказал, что ребята хорошие, что с такими сознательными бойцами мы войну обязательно выиграем. Начальник Особого Отдела сказал, что ребята морально здоровые, наши, советские ребята, что войну с такими надежными помощниками партии мы безусловно выиграем. Но наказать «зачинщиков» надо. Начальник штаба сказал, что как раз поступила разнарядка на отчисление из училища курсантов в штрафную часть, направляемую сразу на трудный участок фронта.

К утру «зачинщиков» отчислили. Они сиротливо и испуганно жались друг к другу в красном уголке, ожидая конвоя для отправки в штрафную часть. Их товарищи сочувствовали им, дарили им теплые вещи, так необходимые на фронте, махорку, сэкономленные куски хлеба, самодельные ножи. Это трогало отчисленных и оставшихся до слез. Они обещали писать друг другу и клялись не забывать. Старшина сказал, что жалко ребят, но ничего не поделаешь. На то она и армия. На то она и война. А с таким душевным народом, как наш, мы войну непременно выиграем.

На следующий день старшина построил поредевшую роту. Рота! — скомандовал он. С места песню, шагом марш! Рота грохнула первый шаг и хилыми голосами и вразнобой затянула «Катюшу». Отставить! — скомандовал старшина. Разве это песня?! Запевалы, два шага вперед!! Но никто не выходил. В чем дело? — грозно спросил старшина. Запевал отчислили, ответили ему. И старшина повел роту без песни. Когда рота проходила мимо штаба батальона, начальник штаба подозвал старшину и приказал завернуть роту обратно: согласно приказу начальника училища, курсанты передвигаться строем обязаны только с песней. После этого рота уныло шлепала с опостылевшей «Катюшей». Услышав хилые и нестройные вопли, командир батальона поморщился. Да, нелегко нам будет с таким дерьмом выиграть войну, проворчал он.

Накануне отъезда

После завтрака отдыхающих взвесили. Врач, одним глазом глядя на взвешиваемого, а другим — в книгу, в которой был записан вес взвешиваемого по прибытии в дом отдыха, сообщал ему радостную весть: он прибавил (это — худым) или убавил (это — толстым) в весе столько-то килограммов. Потом врач мерил давление и опять-таки сообщал гипертоникам, что у них давление понизилось, а гипотоникам, что у них давление повысилось. И все были довольны как тем, что отдых был такой оздоравливающий и интересный, так и тем, что это скучное, утомительное и полуголодное существование наконец-то кончилось.

Прощальный ужин был поистине потрясающим. Дали сосиски с гречневой кашей. И по яблоку. И было вино, деньги на которое собрали заранее. Директор произнес теплую речь. От имени отдыхающих с благодарственным словом выступила Беззубая Докторица. Потом была художественная самодеятельность. Дамочка пела. Пела на сей раз плохо, и ее было ужасно жалко. Но ей, как и всем остальным, аплодировали. Кандидат читал Маяковского. Профессор, поклонник Николкина, прочитал стихи своего собственного сочинения. Две толстые и неопрятные уборщицы из персонала спели частушки с русским переплясом. Новый Друг сыграл на рояле прелюд Рахманинова и рапсодию Листа. Потом были танцы на приз. МНС с Дамочкой получили первый приз за вальс — пачку сигарет и флакон одеколона. Потом всей компанией гуляли по полям. Клялись собираться снова в Москве. Было грустно.

— Странное состояние, — сказал Старик. — И осточертело тут. И домой не хочется. И надоели мы друг другу. И расставаться жалко.

— Не хочется снова окунаться в рутину обычной жизни, — сказал Кандидат.

— Мы будем встречаться в Москве? — спросила Дамочка у МНС.

— Лучше не надо, — ответил он.

— У тебя кто-то есть?

— Есть.

— Понятно. Но запиши на всякий случай мой телефон. Вдруг настроение будет. Знай, скажешь слово — брошу все, сразу приду.

— Спасибо. Желаю тебе всяческого добра. Держись!

— Тебе спасибо. Я тебя буду помнить. Ты добрый. А теперь это такая редкость.

— Оставим людям их недостатки, и мир нам покажется совсем иным.

— Зачем обманывать себя?

— Себя можно. Других не надо.

Потом долго разговаривали с Новым Другом.

— Наше общество складывалось по очень многим параметрам, так что процесс этот необратим.

— Но было в этом процессе что-то объединяющее?

— Конечно. Это — обобществление средств производства.

— Думаешь, и на Западе будет то же?

— Если произойдет обобществление. Не имеет значения, кто и как осуществит это. Может быть, в другой последовательности и в другой форме, но произойдет все то же, что было у нас. Постепенно дело дойдет до власти одной партии. Подавление сопротивления. В общем, ничего хорошего.

— Пожалуй, ты прав. И все-таки не хочется думать о том, что на месте Нотр-Дам сделают круглый вонючий бассейн, а в Версале поселятся партийные вожди. А в Ватикане устроят антирелигиозный музей.

— Если все это уцелеет.

— Вряд ли. Мы ведь всего лишь форма движения материи.

— Конечно. Но люди обладают способностью выдумывать красивые сказки и верить в них. Кто знает, может быть, сию минуту какой-нибудь мальчик, страдающий за судьбы человечества, изобретает такую спасительную сказку.

— Надеюсь, некоммунистическую.

— О нет! Такую мразь можно выдумать только один раз.

— Зато навсегда.

— Не торопись с выводами. Еще не все потеряно. Лишь под утро пришел тяжелый сон. Во сне к нему опять явился Петин.

— Были покушения на Сталина? — спросил его МНС.

— Были. И по крайней мере одно из них удачное.

— А что было бы, если бы Сталина не было?

— Этого не могло быть. А если бы случилось, то было бы хуже. Режим был бы мягче. К войне подготовились бы лучше. И именно поэтому мы проиграли бы ее. Мы были бы тогда сильнее, и Запад был бы за Гитлера. А если бы победили, было бы еще хуже: не было бы никакого разоблачения.

— А если сейчас...

— Будет хуже. Тот, кто попытается повторить великий образец, совершит величайшую глупость. Его попытка кончится катастрофой.

— Но ведь тебе...

— Мне все равно. Я мертв.

— А мне?

— Ты есть случайность. Сначала — испорченный презерватив, потом — неудавшийся аборт, потом — реанимация. До сих пор реанимация. И никто не знает, жив ты или нет.

Неотправленное письмо к Ней

В дорогу

На завтрак дали фиолетовую картошку. Почему не кашу? — спросил он. Теперь с крупами плохо, сказала официантка. По выходе из столовой он взглянул на газетный стенд и увидел знакомое лицо. Под портретом — некролог, подписанный высшими лицами Партии и Правительства. Великая эпоха ушла, сказал Старик. Пора и нам собираться. Куда? — спросил он. Пока домой, сказал Старик, в Москву. Пока...

После их ухода из палаты уборщица разложила на полу в палате грязную простыню, вытряхнула на нее обрывки бумаги из мусорной корзины и начала их просматривать. Одни бумажки она бросала обратно в корзину, другие аккуратно складывала в целлофановый пакет. Среди них — неотправленное письмо к Ней.

Когда, получив свои паспорта, выходили из центрального корпуса, у скульптурной группы «Счастливая семья» отвалился целиком младенец. Осколки загромоздили выход, и им пришлось выбираться через черный ход. Уже сидя в автобусе, они узнали, что у Членкорицы все-таки украли шубу. Это известие сразу подняло настроение. На станцию ехали с шутками и песнями. За автобусом, не отставая ни на шаг, мчался Диссидент. И сидел на платформе до тех пор, пока электричка не унесла отдыхающих в неведомую ему Москву.

Дома

Дома Соседка отдала ему ключи. Заходила твоя последняя краля, сказала она. Сказала, что уезжает куда-то надолго. В комнате было пусто. Не хватало чего-то привычного и важного. Он не стал выяснять, чего именно. Он лег на тахту и уставился в грязный потолок.

И МНС не смог установить, во сне или наяву появился Он.

— А где остальные? — спросил МНС у Него.

— Я их всех уничтожил, — сказал Он.

— Правильно сделал. Мне они тоже порядком надоели.

— Я знал, что ты верно оценишь мое поведение. Скажи, что случилось с записками Петина?

— Он уничтожил все.

— Вот гнида! А я ведь доверял ему. Я сохранил ему жизнь, надеясь, что со временем он напишет всю правду обо мне.

— Он обманул тебя. Он вообще был малограмотный и глупый человечишка.

— Жаль! А я думал, что он прикидывается дураком, чтобы выжить.

— Если бы он прикидывался, ты бы решил, что он на самом деле дурак.

— А может быть, ты продолжишь без него? Скоро столетие со дня моего рождения. Очень кстати было бы.

— Бессмысленно. Если бы написал Петин, Они напечатали бы все, что угодно. А мои сочинения дальше КГБ не пойдут.

— Как же быть? Я хочу, чтобы мир знал правду обо мне.

— Поздно! Теперь мир уже никогда не узнает о тебе правду. Петин был твой последний шанс.

— Что же эти мерзавцы сделают со мной?

— Нетрудно предвидеть. Официально реабилитируют. Признают, конечно, что ты допускал отдельные ошибки и перегибы, но в целом был последовательным учеником Ленина, твердо проводил генеральную линию партии, имел большие заслуги в коллективизации, индустриализации и в войне. С другой стороны, критиканы будут вопить о твоих преступлениях. Но хрущевское разоблачение уже не повторится. Кстати, ходил слух, будто доклад, который зачитал Хрущев, был приготовлен Берией. Это верно?

— Не совсем. Он был приготовлен Берией, но для меня. Я собирался сделать самый сенсационный доклад в истории. Нечто вроде «О некоторых головокружениях от успехов». И коснуться в нем некоторых ошибок и перегибов на местах и даже в руководстве. Под этим предлогом я собирался убрать Молотова, Ворошилова, Кагановича и других. И Берию, конечно.. Но не успел.

— Убрали?

— Нет, это — вздор. Эти трусливые шакалы способны кусать только мертвых.

— Жаль, что все это так и останется неизвестным.

— А литература?! Можно же воссоздать в литературе!

— Нет. Те писатели, которые готовы и будут «воссоздавать», суть бездари и прохвосты. А те, которые талантливы и честны, те понимают, что это им не по силам. Тут вроде бы много надо показать, а показывать фактически нечего.

— А наука?

— Тем более нет. Среди ученых умных и талантливых людей еще меньше, чем среди писателей. Ученые мечутся между двумя крайностями — между необходимостью и случайностью твоего бытия. Наиболее бездарные из них стараются найти диалектическую середину: случайность есть форма проявления необходимости! Но эти категории давно превратились в пустышки.

— Так что же будет?

— Историческая оценка, то есть заурядная скука.

— Я ухожу. Но на прощанье ответь мне на несколько вопросов, только откровенно. Если бы ты был перед революцией и знал, к чему она приведет, был бы ты за революцию или против нее?

— За.

— Был бы ты за белых или за красных?

— За, красных.

— Был бы ты со мной или с другими?

— С тобой.

— Так в чем же дело?

— Переделка прошлого не моя забота.

— Так, значит, мы были правы?

— Нет.

— Но мы действовали в силу необходимости. У нас не было иного выхода.

— Был.

— Какой же?

— Не быть.

— Это годится для будущего, а не для прошлого. Хочу предостеречь тебя: берегись, Они раскусили тебя. Но не думай, что Они лучше меня. Я был лев, в худшем случае — волк. А Они — крысы, в лучшем случае — гниды. Прощай!

В институте

В институте никто не проявил радости по поводу его возвращения. Конечно, было не до него — готовились к похоронам Петина и переживали предстоящую смену руководства института. Но вместе с тем было и нечто, связанное с ним лично. Во взглядах сослуживцев и в том, как они здоровались и разговаривали с ним, он почувствовал скрытую угрозу. Даже Сикушка лишь кивнула ему и быстро прошмыгнула мимо. Его это удивило и обидело.

Постояв несколько минут с поднятыми бровями и приоткрытым ртом, он опустил голову, пожал плечами и побрел в кабинет Тваржинской. Та встретила его сухо, не протянула свою костлявую цепкую лапу и не предложила сесть. Он стоял. Ждал. Смотрел на нее и думал, как могло случиться так, что в этой уродливой полоумной старухе сосредоточилась огромная сила и власть над душами и судьбами людей. Она острым клювом скользила по страницам, как бы принюхиваясь к ним. Хотя она была довольна сделанной им работой, он это чувствовал, она не подала виду и даже не поблагодарила. Посмотрев рукопись, она сказала ему, что он может идти, что она его не задерживает больше.

На малой лестничной площадке хихикали, как обычно.

— Сочинения Петина состоят из научных данных и научных взянных, причем последние преобладают.

— Знаете, как звали Маркса, когда он был маленьким? Карлик Марксик.

— Участники семинара Смирнящева называются смирнященятами.

— Нам вводят новые звания: философ первой статьи (для тех, кто напечатал первую статью), философ первой категории (для тех, кто придумал свою первую категорию).

— А если много статей?

— Многостатейный идиот.

— Вечер. Горит костер. Над костром — котел. Сидит невозмутимый Чингачгук, помешивает в котле. Рядом лежит Петька. Знаешь, Чингачгук, что-то мне Василий Иванович в последнее время не нравится, говорит Петька. Не нравится — не ешь, невозмутимо отвечает Чингачгук.

— Армянское радио спрашивает, что такое Великая Отечественная война. Отвечают: маленький эпизод в большой битве на Малой земле.

— А знаете, как Чапаев изучал английский?

Проходя мимо кабинета, где должна быть Она, он остановился на мгновение. Зайти, спросить, в чем дело? А, не стоит! Куда же теперь? Звонить новой знакомой по дому отдыха не хотелось — он устал от ее жалоб. Пить тоже не хотелось. Да и не с кем. Да и не на что. Хотел заглянуть в «Вопросы», но тоже раздумал. Если захотят напечатать, напечатают и без его посещений. А не захотят, посещениями не поможешь. От него вообще тут ничего не зависит. А что вообще есть зависящее от него?

На большой лестничной площадке он остановился и закурил. Скользнул взглядом по стенгазете, повешенной к предстоящему празднику. На первом (заглавном) листе изображен Брежнев в маршальском мундире и со всеми наградами. Изображен тридцатилетним красавчиком. Потом прочитал объявление о том, что сегодня во столько-то состоится инструктаж правофланговых первомайской демонстрации. Раньше список правофланговых вывешивали. В этом году на всякий случай засекретили.

Что дальше? Зайти в отдел кадров и под каким-либо предлогом расписаться в книге прихода-ухода или уйти так,» не расписываясь? Подошел Учитель. О чем задумался? — спросил он. О том, что лучше — быть самостоятельным одноклеточным организмом или клеткой в заднице мыслящего существа, ответил МНС. Ну и к чему же ты склоняешься? — спросил Учитель. К тому, что лучше уйти не расписываясь, сказал МНС.

На лестнице к нему прицепилась уборщица. Он не понимал, в чем дело. А она кричала на него. Вот вошь, подумал он, наверно, пронюхала что-то. Удивительный же мы народ! Как только замечаем, что кого-то можно бить безнаказанно, «кидаемся все скопом и кусаем, как можем.

Он вышел на улицу и пошел обычным маршрутом к дому — мимо Ленинской библиотеки, приемной Президиума Верховного Совета, университета, «Националя», Совмина. Около Маркса он задержался. Вокруг памятника полчища голубей с остервенением пожирали пищу, которую им из пакетиков сыпали пенсионеры. К Марксу они не подходили, а тот не обращал на них никакого внимания. Подлые и похотливые твари, подумал МНС. Он взглянул на Маркса, но тот встретил его взгляд с гранитным равнодушием.

На Лубянке величественный Железный Феликс, обтекаемый потоками автомашин, смотрел куда-то в неведомое будущее. Не видно было никаких переодетых агентов. Неужели их убрали? — подумал МНС. Вряд ли. Скорее всего, я отвык от них и утратил чутье.

Во дворе на детской площадке группа молодых парней выпивала. Опустевшие бутылки они били о «грибок». Осколки падали в песочницу. Один парень отделился от группы, вышел на улицу и упал поперек тротуара. Ребята, сказал МНС его собутыльникам, оттащите его во двор, его же в вытрезвитель заберут. Пусть забирают, ответили ему. И мотай отсюда, пока бороду не оторвали. Тоже учитель нашелся! Да, подумал МНС, никакой романтики пьянства нет. Есть мразь пьянства. А романтика пьянства есть лишь выдумка трезвых трепачей. И литературный прием. Надо с этим делом кончать.

Похороны Петина

Как потом писали в стенной газете института, похороны Петина «вылились в яркую демонстрацию единства и монолитности советской философии». С утра все здание гуманитарных институтов, двор перед зданием и отрезок улицы до здания редакции журнала «Коммунист» были забиты идеологическими работниками, съехавшимися со всех концов страны и из братских социалистических стран. Из Киева приехала целая делегация во главе с очень прогрессивным, но преуспевающим, несмотря на это, философом Непейводой. После хрущевского доклада, когда казалось, что Петин вот-вот погорит, Непейвода резко критиковал философские ошибки Петина, вследствие чего и прослыл прогрессивным. Потом, когда буря в столичной помойке улеглась, так и не начавшись, Непейвода, успевший к тому времени перескочить через две ступеньки служебной карьеры, попросил Петина быть оппонентом на защите его докторской диссертации. Петин согласился, конечно, и очень хвалил диссертацию, благодаря чему Непейвода поднялся еще на одну служебную ступень. Приехав в Москву, Непейвода встретился со столичными прогрессивными философами (со Смирнящевым, Субботичем, Тормошилкиной и другими). Оправдывая свою фамилию, он пил только водку. В порядке пьяной откровенности он признался, что приехал своими собственными глазами убедиться, что «этот негодяй и подонок» (он имел в виду Петина) подох на самом деле. На другой день, однако, он произнес проникновенную речь о покойном во время траурного митинга.

Для поддержания порядка во время похорон прибыла в большом количестве милиция и в еще большем количестве переодетые агенты. Боялись, что появятся уцелевшие жертвы Петина или их родственники и учинят диссидентские беспорядки. Глупые опасения, подумал МНС. Подлинные жертвы Петина стоят в почетном карауле у гроба, произносят хвалебные речи или терпеливо смотрят и слушают. Жертв нет, есть только соучастники. МНС оказался прав. Жертвы пришли и принесли... венок. Они хотели сначала написать на ленте, что венок — от жертв отдельных ошибок и перегибов. Но им сказали, что это делать неприлично, и они написали: от бывших соратников по борьбе.

Беспрерывно грохотал оркестр. Приезжал даже один из секретарей ЦК и постоял несколько минут в почетном карауле. Единение на самом деле было полное. Тваржинская появилась, держа под ручку с одной стороны явного антисемита Рабиновича, а с другой — тайного сиониста Сидорова. Тор-мошилкина стояла, прижавшись к профессору Васькину из ВПШ, который написал на нее донос в ЦК, и поддакивая своему аспиранту из университета, на которого она сама написала донос. Булыга одолжил свой носовой платок академику Евчуку, который не смог сдержать слез, вспоминая, как они с Петиным отражали атаки «меньшевиствующих идеалистов». Академика Канарейкина ввели под руки Смирнящев и Барабанов, а Субботич шел впереди, требуя освободить дорогу академику. Учитель шепнул МНС, что Петин, если уж говорить начистоту, был не такой уж сволочью, как мы об этом думаем, и не таким уж дураком и невеждой. И еще неизвестно, будет ли новый директор лучше его. Кстати, ходит слух, будто директором будет Непейвода. Сейчас украинская группировка в^руководстве является доминирующей и повсюду пропихивает своих людей. А мне все равно, ответил МНС, пусть хоть китайская группировка побеждает. Ты прав, сказал Учитель. И направился к группе Смирнящева, Сазонова, Субботича.

Потолкавшись в зале, заметив нескольких знакомых переодетых агентов, которые тоже его узнали и подмигнули ему, и не найдя желающих составить ему компанию (смыться отсюда и отметить событие где-нибудь в более подходящем месте), МНС выбрался из толпы и побрел куда глаза глядят. Лишь бы подальше от этого желтого дома, думал он. По похоронам Петина можно судить о том, до какой степени будет реабилитирован Сталин и реставрирован сталинизм. Похороны явно компромиссные. Новодевичье кладбище — это не Кремлевская стена. И секретарь ЦК по идеологии — не сам Суслов. Реабилитация и реставрация будет чисто внешней и формальной. Во-первых, нынешние вожди сами считают себя фигурами не менее важными, чем Сталин и его соратники. Во-вторых, никто не рискнет и не захочет объявить себя учеником и продолжателем дела Сталина. Ученики и продолжатели дела Ленина — это само собой разумеется. Но не Сталина. Вот через час-другой бросят последний ком земли на могилу Петина, завалят ее цветами. И с этой минуты даже ближайшие холуи Петина перестанут упоминать его имя. Великая эпоха уходит в прошлое, унося с собой свои тайны и уступая место исторической лжи.

Ну а ты смог бы заявить себя последователем Сталина? — услышал он в себе неведомо чей вопрос. Я смог бы, подумал он. Я хотел бы хотя бы один раз ворваться ночью в чужую квартиру, увидеть побледневшие лица и трясущиеся руки, приказать следовать «за нами». Хотя бы раз выполнить ответственное поручение, причем — «любой ценой». Хотя бы раз... Стой! О чем ты?! Боже, до какой мерзости может додуматься даже такой человек, как я! Так чему же мы удивляемся?! Наш человек не просто внешне, но и внутренне способен на любую пакость, если она официально оценивается как действие во имя, ради, для... И больше внутренне, чем внешне. Внешне наш человек может быть лодырем, халтурщиком, обманщиком даже в осуществлении пакости. Внутренне — никогда. Но хватит об этом. Со смертью Петина умерла и проблема Сталина. Я свободен!

Но так ли это? А что, если именно теперь он утратил всякую свободу, ибо сам он, строя свои личные расчеты, был лишь фактором в расчетах других? Эта мысль поразила его, и он внезапно остановился. Переодетые агенты по инерции налетели на него и чуть не сбили с ног. Извините, сказал он им, я задумался. И он продолжил свой путь, уже не думая ни о чем.

Предпраздничные дни

Приближались майские праздники. В магазинах росли очереди и испарялись нужные продукты. В учреждениях высокого ранга выдавали праздничные «пакеты». В учреждениях пониже такие пакеты выдавали высшим лицам, а прочим выдавали по нескольку штук на отдел, и сотрудники разыгрывали их по жребию или делили на части. Москва очищалась от зимнего мусора, от психически неустойчивых личностей и ненадежных элементов. В райкомах партии проводились инструктажи руководителей праздничных колонн, а те затем инструктировали правофланговых. На улицах и в общественных местах утроилось число милиционеров, удесятерилось число народных дружинников. Переодетые агенты сновали и топтались повсюду и в таких количествах, что даже резкое движение рукой в карман за спичками кончалось проверкой документов в милиции и наведением справок. Свыше было дано строжайшее указание не допустить никаких эксцессов, и оно неукоснительно проводилось в жизнь. На секретном заседании Политбюро, слухи о котором сразу же расползлись по Москве, Председателю КГБ и Министру ВД было сказано прямо: если произойдет политический скандал, встанет вопрос о вашем переводе на другую работу. По тому, как переодетые агенты отнеслись к МНС с явным безразличием, он понял, что за ним смотрят в оба. К чему бы это? Он вроде бы не диссидент. И пока еще не псих. Неужели те идиотские штучки не дают Им покоя?! Смешно!

По мере приближения праздников число пьяных на улицах и в транспорте (даже в метро) стало возрастать с каждым днем в геометрической прогрессии. Этому явлению найдено строго научное объяснение. Причин тому много, главные из них — следующие. Во-первых, число пьяных растет вообще, как и все прочие показатели нашей страны. Во-вторых, с приближением тепла все пьяные вылезают на улицу, а не отлеживаются дома и в подъездах чужих домов. В-третьих, число забираемых в милицию и вытрезвители в связи с приближением праздников сокращается, поскольку власти идут навстречу чаяниям трудящихся (с одной стороны), а все места для пьяных в милиции и вытрезвителях давно переполнены (с другой стороны), — пример поразительного единения партии и народа. В-четвертых, каждый раз к общим причинам примешиваются частные. В прошлом году, например, власти сделали так, что у трудящихся пропала Пасха. И они, в особенности неверующие партийные алкоголики, в знак протеста начали пить с удвоенной силой. В этом же году, наоборот, Пасха оказалась в воскресенье, накануне майских праздников, и трудящиеся в предвкушении четырех выходных подряд начали пить с удесятеренной силой еще за две недели до этого. Причем, как всегда, во главе шли коммунисты-атеисты-алкоголики, ведя за собой прочую беспартийную и темную верующую массу, которая теперь состоит в основном из рафинированных интеллигентов, знающих иностранные языки и слушающих западные враждебные радиостанции.

Суббота

В субботу он поехал к родителям. Родители встретили его без особой радости. Мать жаловалась на болезни, на дороговизну, на отсутствие в магазинах нужных продуктов и очереди. Упрекала в том, что он до сих пор не взялся за ум, что губит свои способности. Кивала на других, которые уже кандидаты и даже доктора. Отец давал умные советы. Пить отец бросил совсем — печень. И потому в доме не было ни грамма спиртного. Насчет денег, говорили они в один голос, теперь туго. Отец получил «садово-огородный» участок. Далеко, правда. Но участок хороший. Надо домик строить. А это теперь больших денег стоит. Они сами надеялись, что он защитит диссертацию и... но мать все-таки не устояла и «одолжила» из «своих» пятьдесят рублей. От родителей он вышел в смятении. И ему впервые за всю прожитую короткую жизнь стало страшно. Идти было некуда. Делать было нечего. Ничего не хотелось.

Днем он пил. Вечером его прихватила с собой какая-то пьяная компания. У нас как раз одного мужика не хватает, сказали ему. Пьяная и довольно неприятная на вид «девица» осмотрела МНС и сказала: беру, заверните! Часам к трем ночи угомонились, свалились где попало и занялись любовными делами (кто был еще в состоянии), не гася света. Во сне он видел тьму и слышал чей-то голос. Если к тебе никто не проявляет внимания, шептал Голос, и ты чувствуешь себя одиноким, есть один-единственный способ одолеть одиночество: прояви сам внимание к другим. Если хочешь, чтобы люди были добры к тебе, будь добр сам. Кто ты? — спросил он. Я есть ты, ответил Голос. Помни: мир является нам таким, каким он исходит из нас самих. И никакой иной мудрости в мире нет.

Пасха

С рассветом очухались, похмелились и отправились в Церковь. После толкучки в церкви гуляли в парке и вели Умные разговоры. Кто-то предложил продолжить. Но кто-то сказал, что ему завтра на демонстрацию, и потому надо выспаться. МНС пригласил новую знакомую к себе, но она отказалась. Ты у меня не один, сказала она. И вообще, считай, что между нами ничего не было. И они распрощались.

Дома к нему сразу же заявился пьяный Сосед. Принес пару стаканов водки и тарелку, на которой лежали кусок колбасы, пара шпротин и кусок кулича. И он с благодарностью принял этот великодушный дар. Христос воскрес, сказал Сосед вполне серьезно. И они опорожнили стаканы. От демонстрации на сей раз отвертелся, сказал Сосед. С меня хватит. Как в колхоз, на овощную базу или на демонстрацию, так я. А как квартиры, путевки или премии, так начальство и ихние холуи.

Потом он спал. Во сне к нему явились марксистские цитаты. Все они были голые, старые, безобразные, наглые и похотливые.

Гимн марксистской цитате

Над нами властвует закон:

На свет появишься едва ты,

Гремит в ушах твоих трезвон

Марксистской выспренной цитаты.

За парту сел — они уж тут,

Непогрешимы, вечны, святы.

Внушают, требуют, зовут,

Ликуют грозные цитаты.

Подрос — и стал уже не тот.

Но все равно ни шел б куда ты,

Как с бородою анекдот,

Тебя преследуют цитаты.

Ты поработал, как ишак, —

Всегда свежа, всегда крылата,

И тут не кинет ни на шаг

Тебя гремящая цитата.

Приходит время погулять,

Отметить праздничную дату,

И в морду пичкают опять

Тебе железную цитату.

Из забегаловки бредешь

Домой порядком наподдатый.

И вдруг тебя бросает в дрожь:

На крышах светятся цитаты.

Но вот в унылую кровать

Падешь, от суеты устатый.

И начинают разрывать

Твой мозг опять они, цитаты.

Одна — из тьмы времен шуршит,

Мудра, жирна и волосата.

За нею лысая спешит,

В кепчонке с пуговкой цитата.

Но вот, затмивши их собой,

Нетороплива и усата,

Ведет полки цитат на бой

Генералиссимус цитата.

Вдруг неожиданно для всех

Из кукурузного початка,

Как говорят, курям на смех

Катится шариком цитатка.

И, отпихнув ее, как танк,

Косноязычна и бровата,

Возведена в маршальский ранг,

Бормочет длинная цитата.

Придут преклонные года,

И исключат тебя из штата,

Но не надейся, и тогда

Не бросит бдить тебя цитата.

Когда же ты в конце концов

Покончишь с жизнею дебаты,

Ты повстречаешь Там творцов

Тебя докончившей цитаты.

Первое мая

Первого мая проснулся он от ликующей праздничной музыки — Сосед включил на полную мощность телевизор. Передавали демонстрацию трудящихся на Красной площади. Показывали в основном Мавзолей, руководителей, Генсека. И изредка демонстрантов, которые несли портреты Генсека, Ленина, руководителей, Генсека, Генсека, Генсека... Море портретов. И через каждые несколько минут торжественный голос диктора приводил цитаты из речей Генсека, цитаты из речей руководителей со ссылками на Генсека, речи трудящихся со ссылками на Генсека, с благодарностями Генсеку. Он спрятал голову под подушку, чтобы не слышать этого ликующего грохота. И снова уснул.

И приснилось ему, что он — совсем маленький, что укачивает его молодой и веселый отец и что отец поет ему смешную песенку:

Проснулся только во второй половине дня с мыслью о том, как бы успеть перекусить, похмелиться и подумать о вечере и завтрашнем выходном дне. Все-таки это кошмар, когда много выходных. На работе хотя бы время незаметно летит. Люди. Хочешь не хочешь, а общаешься. Разговорчики. Трезвые разговоры все-таки интереснее пьяных. Пьяные разговоры — невнятное мычание, мат, омерзительные сантименты, банальные навязчивые фразы. Надо кончать пить, и за дело. Кое-какие идеи, думал он, у меня есть. Если их систематизировать и хорошо обработать логически, неплохую книжонку можно сделать. Книжку, конечно, напечатать не дадут. Но статью пробить можно. Надо обдумать, как ухитриться ее напечатать, чтобы наши стражи передовых достижений мировой науки не пронюхали заранее. Узнают — наверняка зарубят, сволочи.

На улице он сразу почувствовал, что за ним смотрят. Но обнаружить, кто именно смотрит и откуда, не смог, и это ощущение уже не оставляло его ни на минуту. Он позвонил по нескольким телефонам, но безуспешно. Учитель сказал, что уезжает к родственникам. Знакомый был уже пьян и мычал нечто невразумительное. И даже Дамочка сказала, что она сегодня вечером и завтра занята, и попросила позвонить на той неделе. Он зашел в магазин, взял пару бутылок вина (какое осталось) и кое-какой закуски, которую в обычное время не стал бы есть даже он. И побрел домой, чувствуя на своей спине пристальный, но неуловимый взгляд. Можно было бы подцепить какую-нибудь бабу. Но, поколебавшись несколько минут, он решил на сей раз обойтись без этого. Пора, в конце концов, начать здоровый, нравственный образ жизни.

Праздничный сон

Потом он опять пил. И опять спал. И привиделся ему прекрасный праздничный сон. Вдруг все осветилось голубым и розовым светом. Его втолкнули в бесконечный огромный зал. Он сразу узнал, что это — актовый зал института. Но почему он стал таким большим и прекрасным? Взглянув в сторону стола президиума, он понял, в чем дело. На месте гипсового бюста Ленина высилась гигантская бронзовая статуя Брежнева с высоко поднятыми бровями. Справа от нее стоял старый бюст Ленина, а слева — такой же бюст Сталина. Во всю стену — лозунг «Помни, мерзавец, что ты находишься не где-нибудь, а в полном коммунизме!». Чуть пониже — выдержки из Морального Кодекса Коммунизма: «За всякое недовольство — смертная казнь», «За появление потребностей сверх положенных — смертная казнь», «За... — смертная казнь»... За столом президиума заседает Аттестационная Комиссия во главе с Тваржинской. С одной стороны от нее — кретин в третьем поколении Барабанов, с другой — параноик в третьем поколении Смирнящев. По бокам стола и во втором ряду — члены комиссии: Субботич, Тормошилкина, Сазонов, Учитель, Татьяна, Старик, Сикушка, Гуру и все остальные. Ожидают прибытия представителей летающих тарелок — тарелян. Тареляне возникают из ничего точно в срок на специально предназначенном для них месте. Впереди — три маленьких зеленых карлика гнусного вида, за ними — три атлетически сложенных и прекрасных гиганта. Это наши слуги, биороботы, сказал главный зеленый карлик, указывая на гигантов. Мы их вывели на одной из подопытных планет в результате долгой эволюции. Погибло миллиард миллиардов гуманоидов такого рода, прежде чем получились эти экземпляры. Как видите, недурно получилось. Можно, пожалуй, начинать.

Тваржинская открыла заседание Чрезвычайной Аттестационной Комиссии. На повестке дня, объявила она, один вопрос: переаттестация МНС на новый срок на ту же должность. Ввести переаттестовываемого! Переодетые агенты заломили МНС руки за спину и подтолкнули к столу президиума в специально предназначенное для этой цели углубление. Немигающими пустыми глазами Тваржинская прицелилась в лоб МНС, и он стал уменьшаться и глубже опускаться в пол, до тех пор, пока от него на поверхности не осталась одна голова. Кретин Барабанов зачитал анкетные данные МНС, параноик Смирнящев охарактеризовал его научную деятельность, делая при этом упор на свой личный вклад в мировую науку. Затем выступали члены комиссии. Добронравов сказал, что МНС собирается взорвать Кремлевский Дворец съездов. Учитель сказал, что МНС готовит покушение на Председателя КГБ. Сикушка сказала, что МНС хотел ее совратить и обзывал Тваржинскую сукой. Татьяна сказала, что МНС создал антисоветскую организацию, что он пьяница и бабник. Приняв позу толстой голой бабы с картины Рубенса и адресуясь больше к тарелянам, чем к комиссии, доктор Субботич спросил, имеет ли МНС разрешение от КГБ на ношение бороды. МНС пролепетал, что он собирается подать соответствующее прошение, но столкнулся с некоторыми трудностями. Во-первых, без разрешения КГБ он не имеет права носить бороду, но чтобы подать прошение о бороде, он должен явиться с бородой. Во-вторых, чтобы в КГБ смогли сделать вывод о целесообразности или нецелесообразности бороды, проситель согласно одному пункту инструкции должен явиться с бородой, а согласно другому — без бороды. В-третьих, согласно постановлению ЦК о бородоношении все граждане обязаны оставаться в том виде, в каком их застало постановление. И он, МНС, теперь не имеет права сбрить бороду для того, чтобы прийти в КГБ без бороды для подачи заявления о бороде. Наконец, с наступлением коммунизма государство вместе с КГБ отмерло, так что он, МНС, не знает, к кому обращаться с просьбой о бороде. Тваржин-ская сказала, что КГБ — не государство, а самодеятельность населения. Присутствующие зааплодировали. Переодетые агенты наступили МНС на голову и вдавили его в пол. Тареляне сказали, что одобряют решение комиссии, что они давно наблюдают за МНС и считают его не отвечающим их замыслам. Я тебе покажу, мерзавец, какая я «сука», прошипела Тваржинская.

Сон второго мая

Второго мая он тоже пил и спал. И тоже видел сон. Во сне к нему явился Незнакомый. Все дело в том, сказал он, как и в чем человек защищен и в чем он беззащитен. У нас человек защищен так и не защищен так, что он для самосохранения вынужден быть изворотливым, осторожным (считай — трусливым), беспринципным, ненадежным — он должен быть именно таким, каковы мы и есть на самом деле. С дикими животными нам сражаться не нужно. Выходить с мечом или шпагой на поединок за личную честь или честь рода не нужно. Если кто оскорбит, есть коллектив, есть партбюро, есть суд. Проявлять личную инициативу с риском для карьеры не нужно. Потеря состояния нам не грозит. С другой стороны, мы бессильны перед мелкими укусами соседей по квартире, по транспорту, по очереди. Мы бессильны перед продавцами в магазинах, перед мелкими чиновниками в конторах. На работе мы в каждом пустяке во власти коллектива и руководства. Я уж не говорю о КГБ. Можно составить полный перечень качеств индивида и полный перечень его соприкосновений с прочими людьми и вообще с окружением. Затем — просмотреть, какие качества практически не нужны и какие упражняются регулярно. И мы высчитаем самих себя безошибочно. И высчитаем все возможные отклонения от нормы. Например, если человек смел, открыт, прямолинеен, мы все считаем его чокнутым. Ведь факт? У психиатров молчаливо признано считать отклонением от нормы «чрезмерную» смелость, «повышенное» чувство справедливости и прочие качества, которые раньше считались (да и сейчас еще считаются в нашей лживой литературе) положительными. И они правы, вот что самое ужасное. Нас нисколько не удивляют факты трусости, лицемерия, холуйства, стяжательства, беспринципности. А если среди нас появляется мужественный, правдивый и бескорыстный человек, это в нас вызывает раздражение. Мы не успокоимся до тех пор, пока не низведем его до общего уровня или пока не вытолкнем его из своей среды. Как видишь, все тривиально просто.

Чем все это кончится? — спросил МНС. Ничем, сказал Незнакомый. Но в общем все будет прекрасно.

Бодрствование

В ночь со второго на третье ему не спалось. И он вспомнил про тарелян. И они появились. Но теперь впереди снова были красивые гиганты, а безобразные карлики сзади. Ты не окончил свое доказательство, сказали они. Мне надоело доказывать, ответил он. К тому же разум все равно бессилен убедить разумные существа. И если вы так уж хотите, я докончу свою мысль.

Исследование нашего общества тем методом, который я схематично очертил вам, позволяет предсказать все существенные тенденции этого общества на все времена, пока оно будет существовать. Я говорю о предсказании тенденций, а не конкретных деталей. Например, невозможно предсказать моды, одежды, тип мебели, прически, имена вождей, хотя соответствующие специалисты и тут, надо полагать, способны кое-что предусмотреть заранее. А предсказание основных тенденций общества предполагает очень сильные допущения, например — отвлечения от стихийных бедствий, от войн, от эпидемий.

Все население страны будет прочно закреплено за определенными территориями, а на них — за определенными учреждениями. Перемещения будут производиться только с разрешения и по воле руководящих инстанций. Произойдет строгое расслоение населения, и принадлежность к слою станет наследственной. Исключение, может быть, будет сделано лишь для интеллигенции, которая вообще не будет иметь потомства, всегда будет выходить из трудящихся, будет плотью от плоти и прослойкой, в общем — будет устранена интеллигентская традиция и преемственность. Законсервируется бюрократическая иерархия. Определенная часть населения будет регулярно изыматься в армию рабов для особого рода неприятных и вредных работ и для жизненно непригодных районов. Будет строго регламентировано не только рабочее, но и свободное время индивидов. Будут строго регламентированы все средства потребления. Будет в божественный ранг возведена вся система чинопочитания. Главе партии будут воздаваться божеские почести. Вся творческая деятельность будет деперсонифицирована. Продукты творчества будут обозначаться именами директоров, председателей, заведующих учреждениями и партийных руководителей. Никакой оппозиции. Полное однообразие мыслей, желаний, целей, действий. Будет создана особая система развлечений для разных слоев населения. Бездуховное развлекательное искусство. Все достижения науки и техники будут использоваться привилегированными слоями в своих интересах. Другим слоям будут перепадать лишь крохи. Разница в образе жизни между господствующими слоями и прочими будет подобна разнице в образе жизни между жителями современной животноводческой фермы и животными, которых они разводят. О «трудящихся» будут заботиться на тех же основаниях, на каких заботятся о животных. Идеологическое засилье будет чудовищным. Ложь, насилие над личностью, подлость будут пронизывать все звенья общества. Регулярно будут вызревать «временные трудности», то есть специфически коммунистические кризисы, выходом из которых будут массовые репрессии, авантюры, войны. Население будет обречено на мелочную борьбу за существование до такой степени, что будет исключена всякая возможность для него обдумать свое положение. Карательные органы будут пресекать малейшие намеки на неповиновение и критику. Продолжать? Я тоже думаю, что этого вполне достаточно. Так что вы на это скажете?

Но их уже не было. Они исчезли. Стойте! — закричал он им вслед. Я не сказал вам самого главного. Коммунизм есть ложное решение проблем цивилизации, и потому он так соблазнителен. Он есть раковая опухоль на теле цивилизации. Если вы явились из Бездны, я вас не приемлю. Если же вы посланники Неба, берегитесь! Перед человеческой подлостью бессильны даже боги.

Но они его уже не слышали. Они были далеко. А над ним уже склонился подлинный спаситель — Сосед.

Мечта о счастливом конце

Что случится, если меня вот сейчас возьмут? — думает МНС, отлеживаясь после недельного загула. Пока еще загула, а не запоя. Загул есть лишь стадия на пути к запою, а не запой. Причем стадия еще не последняя: после загула идет перепой, а уж после него запой. А за что брать? Не за что. Но допустим, возьмут за что-то. Если захотят взять, причину изобретут. Это для Них не проблема. Так что же все-таки случится? Вирусик, упившись валерьянкой и усосавшись валидолом, разнесет по институту весть, что «МНС взяли» и что «теперь такое начнет твориться!». Ничего такого, конечно, твориться не будет, поскольку оно уже давно начало твориться. Прогрессивные силы института сделают вид, что ничего вообще не произошло. Стоит ли волноваться из-за такого ничтожества, как МНС?! Вот если бы академика или генерала взяли, тогда были бы основания волноваться и шум поднимать. Из этого не следует, что они подняли бы шум, если бы увели академика или генерала. Скорее наоборот, они подписали бы обличающее и осуждающее письмо, подготовленное реакционными силами, как они это уже делали ранее не раз.

А вообще, думает МНС, надо закругляться. Пора и о счастливом конце подумать. А почему бы ему не быть? Все данные для него налицо: молодой парень, красивый, умный, образованный, с бородой, в джинсах, иностранным языком владеет, отдельную комнату имеет. Не старший научный сотрудник? Подумаешь, какое дело! Потерплю еще лет пять и старшим стану. Другие дольше ждут. Могу жену найти с квартирой и хорошей зарплатой. Возьму, например, да и женюсь на той же Беззубой Докторице. У нее двухкомнатная квартира. Обменяем ее квартиру и мою комнату на трехкомнатную квартиру в Юго-Западном районе. Теперь многие так делают. Не нравится Докторица? А чем она хуже других? Вставь ей зубы, помой и приодень! И увидишь, что после этого ее хоть для «Плейбоя» фотографируй. В крайнем случае потом разведусь с ней, и она откупится от меня однокомнатной квартирой в кооперативе. Теперь многие так делают. Не разменивать же шикарную трехкомнатную квартиру. Ну, уж если Докторица очень не нравится (сердцу не прикажешь), могу жениться на этой Сикушке. У нее тоже есть восьмиметровая комнатушка в двухкомнатной родительской квартирке. Устроим сложный обмен и приобретем однокомнатную квартирку где-нибудь на окраине Москвы. Ну, чем не жизнь?! Что еще нужно?! Не ты первый, не ты последний. А там, глядишь, лет через восемь—десять и в доктора пролезу. И за границу съезжу. Приму участие в международном... о, мечта юности!.. симпозиуме или даже коллоквиуме. Замшевую куртку привезу! Разве это не жизнь?! Сейчас всякие критиканы и клеветники кричат о потере смысла жизни и идеалов. Да как можно! Значит, не ведают эти критиканы о том, что такое международный коллоквиум и что такое настоящая замшевая куртка. Так ведь эта самая куртка Там (то есть у Них) в переводе на наши деньги всего полсотни стоит, а Здесь (то есть у Нас) — все четыреста. И это вам не смысл?! И это вам не идеал?!

МНС имел все основания мечтать о счастливом конце. Бывали случаи и потяжелее, да счастливо кончались. За несколько лет до этого в институте совсем кошмарный случай произошел. Но даже он счастливо кончился. Тваржинская, выступая по поводу этого счастливого окончания этого кошмарного случая, извлекла из него общетеоретический вывод, сделав тем самым значительный вклад в сокровищницу марксизма-ленинизма: она заявила, что при коммунизме несчастные случаи не исключаются, но все они кончаются счастливо. А случай, о котором идет речь, вот в чем заключался. Был в учреждении партийный секретарь, верный марксист-ленинец, непоколебимый проводник генеральной линии партии. У него была одна маленькая слабость: любил часто менять женщин. В результате он подцепил однажды дурную болезнь и наградил ею десяток сотрудниц учреждения. Причем все десять были тоже верными марксистами-ленинцами, непоколебимыми проводниками генеральной линии партии. Страшась разоблачения, секретарь покончил с собой. Поскольку факт самоубийства скрыть не удалось, дело представили так, будто секретаря затравили безответственные критиканы. Все десять его жертв выступили на похоронах и заявили, что секретарь хотя и допускал отдельные мелкие ошибки, был верным марксистом-ленинцем, непоколебимым проводником генеральной линии партии. Настроение у всех собравшихся на похоронах было приподнятое, просветленное. Его не смог испортить даже такой крупный специалист по порче настроения, как Добронравов. Он ворчал ехидно, что ошибки не такие уж отдельные, их было по крайней мере десяток. И не такие уж они мелкие. Спать с бабами с большим партийным стажем, да еще по месту работы — это простительно молодому кандидату в члены КПСС, но не старому, опытному коммунисту, имеющему отдельную квартиру и свободное посещение учреждения. Но и Добронравов в конце концов признал, что секретарь был отличный мужик и что он (Добронравов) очень рад тому, что эта грязная история кончилась для него (секретаря) так удачно.

Путь в Желтый Дом

По дороге в желтый дом он встретил Шубина, который направлялся туда же после праздничного перепоя. Я тоже много лет был мнс, разоткровенничался Шубин. Моя жизнь все время висела не то что на волоске, а на паутинке. Меня много раз собирались увести куда следует. Но мне повезло: началась та самая «либеральная» эпоха, с которой до сих пор не могут разделаться наши власти, поддерживаемые тем самым народом, с которым они (наши власти) хотят разделаться. И вместо «куда следует» меня позвали в дирекцию. Позвали как раз в тот момент, когда я валял дурака на малой лестничной площадке, выдвигая новые дурацкие лозунги вроде «Наш народ любит свой народ». В дирекции меня ждал заместитель директора по кадрам. Он встал, пошел ко мне навстречу, приветливо улыбнулся, протянул ручку, похлопал по плечу, подмигнул как близкому другу, усадил в мягкое кресло рядом с собой, положил одну руку мне на колено, а другой ухватил за пуговицу на пиджаке, которая висела, как и я до этого, на ниточке. Я описываю эти детали не из стремления быть реалистом и продолжать лучшие традиции классической русской литературы, а как важные элементы в процедуре социального поведения нашего человека, то есть как добросовестный и внимательный социолог. Для меня как человека тоже нашего эта процедура была исполнена глубочайшего смысла. Если бы замдиректора, например, встал, пошел мне навстречу, улыбнулся, пожал руку и похлопал по плечу, это почти наверняка означало бы, что он сейчас попросит подготовить для него материалы по такому-то вопросу, то есть написать ему кусок в статью или книгу. Но в сочетании с прочими деталями этой встречи упомянутые действия замдиректора означали, что в моей жизни сейчас наступит коренной перелом. Я скромно опустил свое тощее (тогда) тело в мягкое кресло, и тоже в соответствии с положенным ритуалом поведения, то есть лишь на одну ягодицу, вполоборота к замдиректора, готовый в любую секунду вскочить и воскликнуть с восторгом готовности: «Будет сделано!» Мне не жалко было даже того, что замдиректора сейчас оторвет мою висящую на ниточке пуговицу, а найти в Москве аналогичную теперь практически невозможно. Да Бог с ней, с пуговицей. Я и без нее проживу. Раз такое начинается, так я готов и пиджаком пожертвовать. А то какая-то жалкая пуговица! Молодец! — сказал замдиректора с неким новым акцентом, отвечающим духу новой эпохи. Будем тебя продвыхать (он хотел сказать: продвигать). Есть, значитца, решение талантливую молодежь (мне было уже под сорок!) выдвыхать (он хотел сказать: выдвигать). Мы, значитца, обсудили тут твою кандидатуру. Есть, значитца, у тебя недостаточки, чего греха таить. Но в общем и целом ты наш человек. Вот мы и решили, значитца, в старшие тебя двыхать (в смысле: двигать) и в доктора проталкивать. Это — большое доверие Партии, и ты обязан его оправдать.

Я был на седьмом небе от радости и поклялся оправдать доверие Партии и быть именно таким, как это требуется родному и любимому начальству. Я пообещал не только не появляться больше на малой лестничной площадке и не заниматься там болтовней, подрывающей наше учение, но вообще не появляться в институте, за исключением дней выдачи зарплаты и заседаний, на которых нельзя не присутствовать. И пить пообещал бросить. Само собой разумеется, я обещание не сдержал и в тот же день впал в грандиозный загул — тогда я еще держался на стадии загулов. Но от меня и требовалось лишь само обещание прекратить «это безобразие», а не само прекращение «этого безобразия». Молодец! — сказал мне тогда замдиректора. С пьянством надо кончать. Пей дома, потихоньку, в кругу семьи. Это тебе никто не запрещает. Пей, сколько душе угодно. Но чтобы без шума. И без этих самых разговорчиков. Понял? А так пей себе на здоровье. Официант ресторана, в котором мы отмечали намерение начальства продвигать «талантливую молодежь», кончил когда-то наш факультет. Узнав причину нашей радости, он признался, что ему на днях присвоили звание капитана госбезопасности, и приписал в наш счет двадцать пять рублей сверх обычной жульнической приписки. Но мы ему простили, ибо он тоже был наш человек. Вскоре я на самом деле проскочил в старшие сотрудники, пробыв младшим всего восемь лет. Мне повезло. Твое положение хуже. Почему? Да потому, что либеральная эпоха могла начаться только раз. А начавшись однажды, она уже не может позволить себе такие фокусы, какой она выкинула в свое время со мной и многими другими. Она уже научилась распознавать в таких, как мы, некое чужеродное нашему обществу начало и принимать против нас профилактические меры.

МНС хотел спросить Шубина, почему тот считает его, МНС, чужеродным явлением в нашем обществе. Но тот, высказавшись, уже позабыл о своем ничтожном собеседнике и свернул в «Вопросы идеологии» занять полсотни до получки.

Последняя шутка

В секторе идет обычный женский разговор — растут цены, приходится часами бегать по магазинам за самыми обычными вещами, в транспорте толкучка и времени много пропадает, с детским садом трудно, неизвестно, куда податься в отпуск, долги... МНС сел на драный диван и погрузился в свои неведомые мысли. На него не обратили внимания. Раздался телефонный звонок. Тебя в дирекцию вызывают, сказала МНС секретарша, срочно! Им все надо срочно!

На малой лестничной площадке идет обычный мужской треп.

— Выпустили новую зубную пасту. Со знаком качества, конечно. И вдвое дороже. Знаете, как называется? «БАМ»! А на рекламном листочке — стих:

Не пойму, что это — утонченный юмор или отсутствие такового? А дальше идет перечисление ингредиентов пасты. Обалдеть можно! Витаминов в ней больше, чем в лимонах и винограде. Почистишь зубы — выплевывать жалко.

— Знаете, кто самый выдающийся хлебороб в стране? Конечно Брежнев. На Малой земле, а какой урожай наград и званий собрал!

Около научного кабинета Тормошилкина, только что вернувшаяся с симпозиума из Парижа, делится своими впечатлениями.

— Ой, девочки! Сейчас там такие комбинашки делают! Представляете, тут вот... хи-хи-хи!.. ничего нет. Здесь — завязочки. Дернешь — и она у твоих ног. Эффект умопомрачительный. Приезжайте, покажу. А трусики! С ума сойти можно! Вот, глядите, я парочку приобрела.

— Ой, Нелька, уступи одни!

— Я подумаю. Я немного пополнела, и вот тут немного режет. Если не растянется, уступлю. Но имей в виду, это не так-то дешево.

— Само собой!

На большой лестничной площадке идет треп на темы высокой политики.

— Картер, в общем, со своими правами человека погорел.

— Этого следовало ожидать.

— А Щипанский все-таки причастен к ЦРУ.

— А как же иначе? Если его друг Лупанский — шпион, то было бы странно, если бы Щипанский не был им. Представь себе, мы с тобой живем в одной комнате, вместе пьянствуем, вместе шляемся по бабам и по иностранцам. Я, допустим, агент ЦРУ. Так неужели я тебя не сагитировал бы?

— Само собой!

— Но все-таки улучшения какие-то будут. Я расцениваю поездку Брежнева в ФРГ весьма оптимистически. Экономические связи со счетов сбрасывать нельзя. Они в конечном счете решают дело.

— Бесспорно! Брежнев все-таки молодец. Все эти награды, почести, юбилеи и прочее, конечно, очень смешно. Но пусть Они там лучше награждают друг друга и превозносят, чем сажают.

— А теперь вроде бы и не сажают. Что-то ничего не слышно на этот счет.

— А «Рабочая группа»?

— Это не в счет. Это — обыкновенные психи. Нет, друзья мои, возврата к прошлому все равно нет. Постепенно и у нас будет эта «демократия». С нашим народом сразу нельзя. Надо постепенно. И не для всех, а сначала для образованных и деловых кругов. Потом...

В коридорчике, ведущем в дирекцию, МНС столкнулся с девочкой из научного кабинета. Она проскочила мимо, опустив глаза и не поздоровавшись. Секретарша директора молча кивнула МНС на кабинет директора. В кабинете сидели начальник первого отдела и двое незнакомых мужчин. МНС сразу же узнал их. Когда МНС вошел, все они встали, но на его приветствие не ответили. Один из мужчин сказал, что им надо поговорить с МНС, но не здесь. МНС пожал плечами и молча направился к выходу. На сей раз я покидаю институт методом увода, подумал он, пересекая большую площадку. И усмехнулся. Жаль, никто не сможет оценить эту шутку.

Случится однажды

с тобою беда.

Тебя уведут.

Может быть — навсегда.

Возьмут тебя молча

у всех на виду.

Не скажешь ты Им:

не хочу, не пойду!

Отец не увидит,

не кинется мать

Последнего сына

у Них отнимать.

Отважно не крикнут

товарищи Им:

Он друг наш,

в обиду его не дадим!

Они промолчат.

И о чем толковать?

Зачем понапрасну

собой рисковать?

Не раздадутся

коллег голоса.

Они отвернутся

и спрячут глаза.

От них одиноким

уйдешь в Никуда.

Не оставив в их памяти

даже следа.