— Не переворачивайте!
— Держите!
— Держите!
Поздно. Большой, продолговатый чемодан грузно падает на перрон.
Два японца кидаются к чемодану. Один — высокий, хочет что-то сказать, но останавливается. Другой, маленький, в военной форме, кричит:
— Тащите в вагон! Только скорее. Ас-с…
…Данн, данн…
— Второй звонок экспрессу Петроград-Владивосток!
Экспресс переполнен, точно эвакуируется вся знать Петрограда. На перроне — аксельбанты, звон шпор, французская и английская речь, изящные туалеты дам…
В переполненных купе вагонов — воздух прян от духов, слышны прощальные поцелуи, обещания, надежды. Радость и зависть. Но у всех на лицах одно: тревога…
Данн, данн, данн… третий звонок.
Последние прощания, воздушные поцелуи…
— Баронесса Глинская, не забудьте!
— Будьте спокойны, граф! Молодость не забывает… — огромные серые глаза баронессы загораются злым огоньком.
— Благодарю вас. До свиданья…
— Прощайте, милэди!
— Нет, до свиданья!!..
…Поезд тронулся. Из окна пульмановского вагона высовывается широкоскулое лицо японца и кивает кому-то на перроне.
— Так. Помните 23+18!
Человек в хаки:
— Ол райт, генерал! 82! Как чемодан?
— Коросо! — золотые очки японца поблескивают. Желтая маска лица на миг оживает. — Так, 33!
— Есть, генерал!
Поезд мчится. Нет, летит. Лишь стук колес:
…Тук-тук, тук-тук.
Брызги искр вдоль окон. В вагонах тишина — все спят. Темно. Так безопаснее.
…Ш-ш-ш-трах-ахх-шш-ссс…
Поезд стоп. От внезапного толчка заснувшие пассажиры вскакивают.
— Что случилось?
Пока возникает несложный вопрос, в купе № 17 три яркие точки гипнотизируют глаза.
В свете электрических фонарей три блестящих револьвера, три черные маски.
— Руки вверх!!
— Ни звука.
— Ваш портфель, господин полковник!
Сизый нос полковника заметно бледнеет. Он хочет что- то сделать, но в тот же миг холодное дуло револьвера приклеивается к виску полковника.
— Где?
— Здесь, — еле слышно выдавливает полковник.
Черная рука поднимает подушку и берет портфель.
— Готово!
Две тени за дверь. У третьей на момент соскальзывает маска. В свете фонаря черные глаза, орлиный нос…
— Ах, — в углу купэ раздается истеричный возглас женщины, — это… это…
Чик — гаснет электрический фонарь. Хлоп — дверь, и опять все темно.
Первым приходит в себя полковник. Он переходит к даме и начинает ее успокаивать.
— Успокойтесь, сударыня. Бандиты уже ушли.
— Это… это, я знаю… я узнала, — бессвязно шепчет дама.
— Что вы знаете, мадам, говорите…
Но дама теряет сознание.
— Она бредит, — иронически бросает третий пассажир. — Откройте окно. Здесь душно.
Полковник предостерегающе поднимает руку.
— Что вы хотите делать? Кругом вагонов вооруженные люди. Нас пристрелят.
— Я не боюсь, — с усмешкой отвечает третий пассажир.
Полковник вопросительно смотрит на него, но в темноте не различает выражения лица третьего пассажира.
За окном раздается несколько выстрелов. Поезд, содрогаясь, трогается и затем, быстро прибавляя ход, точно сорвавшийся с цепи зверь, мчится от своих травителей.
На остановке в Вологде в вагонах зажигают свет, — полковник пишет телеграмму о краже портфеля.
— Я сейчас вернусь, — говорит он даме, — я только отнесу телеграмму.
Дама в испуге умоляюще берет полковника за руку.
— Не уходите! Я боюсь…
Третий пассажир, все время как бы дремавший, вдруг просыпается, встает и одевает шляпу.
— Я иду на станцию. Могу отправить вашу телеграмму.
— Пожалуйста, будьте добры.
Полковник вручает ему телеграмму.
Поезд опять мчится. Голые каменистые поля сменяются мелким кустарником. Утро уже рассвело. Кроваво-алое солнце рвет клочья тумана.
…Ту-ту… ту… ту-у-у-у…
Машинист одной рукой беспрестанно нажимает клапан свистка, другой все прибавляет ход.
Его помощник лопатой загребает уголь, швыряя его в ненасытную пасть паровоза. Мускулистое тело, освещенное пылающей топкой, сгибается и выпрямляется.
— Ну, знаешь, Спиридоныч, — бросает ему машинист, — такого хода эти рельсы еще не видали. Как бы нам не слететь под откос.
— С нас потеря не велика, — злобно смеется кочегар. — Ну, а тех, — жест в сторону вагонов, — тем прямая дорога под откос…
— А здорово бандиты их обчистили, — опять заговорил машинист.
— Ерунда! Там еще много добра осталось. А чье добро, спрашивается, наша кровь…
Кочегар сердито сплюнул и полез на тендер разгребать уголь.
— Эй, кто там? — кричит он, увидя лежащего на угле человека.
Человек скатывается с угля.
— Не сердись, братишка. Я безработный, тоже кочегар. Куда ж мне, к буржуям лезть?
Машинист равнодушно бросает кочегару:
— Ладно, пусть едет.
Новый кочегар оказывается парнем разговорчивым.
— Далече едешь? — спрашивает Спиридоныч нового кочегара.
— Я с самого Петрограда.
— И все на тендере сидел? То-то тебя бандиты не заметили.
— Ну, что им от меня. Для них и в вагонах добра достаточно.
— И достаточно, и еще осталось, — отвечает машинист, — давеча на станции я видел большой чемодан за печатями…
— Да, да, — подхватывает кочегар, — я тоже видел — макаки[1] что-то очень волновались, когда его тащили: небось, что-нибудь важное…
Новый кочегар прислушивается.
— Чемодан, говорите, за печатями? А что бы это могло быть?.. Ведь сейчас, всякая сволочь нашей власти дело портит, не мешало бы поглядеть.
— Это верно, — соглашается Спиридоныч. — А то, может, и в самом деле что…
Потом, улучив минутку, шепнул новому кочегару:
— Знаешь что… я вот освобожусь на этой станции и могу поехать дальше, как пассажир, а ночью…
Новый кочегар сжимает руку Спиридоныча.
— Молчи…
Третий пассажир из купе № 17 подошел к окошечку телеграфа и подал телеграмму:
Петроград Оперштаб. Был налет на поезд. Портфеля не нашли. Документы спасены. Следую дальше.
Генштаба Скворцов.
— Так будет хорошо, — усмехается про себя третий пассажир. — Дайте, пожалуйста, квитанцию. Благодарю вас.
Он, насвистывая, возвращается и проходит в салон-вагон.
Там он просит три стакана кофе и, когда ему подают — быстрым движением руки, что-то в два из них опускает, затем поднимается из-за стола и с одним отходит к окну вагона.
— Отнесите эти в купе № 17…
Пока официант разговаривает с другим пассажиром — к столу подходит офицер и, спрашивая у ресторатора: — можно? — берет один из этих стаканов.
Официант заметив, что один из стаканов взят, наливает новый, ставит оба на поднос и уходит с ними в купе № 17.
К офицеру подходит молодая дама.
— Лизи, — он берет руку дамы и целует, — доброе утро.
— Еще стакан, — кивает он ресторатору, и они садятся. Начинается разговор о прошлой ночи.
В салон-вагоне общее оживление: обсуждают налет.
У дам похищены бриллианты и драгоценности. У мужчин деньги и документы. Многие, еле оправившись от испуга, строят самые нелепые предположения.
— Ах, знаете, графиня, я так испугалась. Мне казалось, что это большевики пришли, чтобы убить меня.
— Что им ваша жизнь? Им нужны были наши бриллианты!
— Господа, не странно ли, что купе генерала Сизо осталось не тронутым. Неужели бандиты забыли про него?
— Да, это странно…
Вдруг в салон вбегает женщина. Она бледна, как полотно и истерично кричит:
— Господа, это ужасно! Сейчас мы пили кофе с полковником, и он упал без чувств.
Все:
— Что с ним?
— Мадам Гдовская? Вы? что случилось?
— Он отравился… О, боже, что здесь творится в этом ужасном поезде!
— Это дело рук большевиков! Они мстят нам…
— Но полковник, кажется, у них служит, — стонет Гдовская. — Я видела, как он при мне писал телеграмму в Петроград.
— Странно. Как же это могло случиться?
— Да, вот этот господин… послушайте, вы знаете его, — и она ждет ответа, вопросительно глядя на их спутника по купе.
Третий пассажир что-то заметил… Бледнеет, делает резкое движение в сторону офицера и молодой дамы, — офицер допивает кофе, — но останавливается, как бы раздумав — стискивает зубы…
Вдруг раздается крик — офицер в судорогах падает.
— Я тоже отравлен!.. и умирает.
Молодая дама с воплем падает к его ногам.
Общая растерянность и ужас.
Быстро проходит через застывшую толпу людей баронесса Глинская, наклоняется к молодой даме.
— Вы, — кричит она официантам, — помогите. И подняв ее, уводит.
Экспресс подлетает к Иркутску.
На перрон выходит молодая дама и баронесса Глинская.
— Спасибо тебе, Эли, — ты одна меня не оставляешь… Я так изнемогла, что дальше ехать не в состоянии. Что я бы делала здесь одна?
— Ну, вот еще — не говори… И баронесса покровительственно берет ее под руку. Они проходят в вестибюль иркутского вокзала.
Третий звонок и экспресс несется дальше, в глубь Забайкалья, — через зеркальный Байкал — в туннели, а там Китай…
Ночь.
Две тени ползут по крыше вагона. Это кочегар Спиридоныч со своим новым знакомым, назвавшим себя Ефимом.
— Надо действовать быстро — скоро рассвет… — А там станция Манчжурия и Китай. Тогда все пропало — будет поздно. Они ползут дальше.
— Кажется этот, — говорит Ефим, спустившись на брюхе к самому краю вагона. — Зацепись за вентилятор и держи меня за ноги. Я спущусь к окну.
Спиридоныч ногами зацепился за вентилятор. Руками же, держа Ефима за ноги, стал медленно опускать его вдоль стены вагона.
— Ну, как? — спросил Спиридоныч.
— Плохо видно, — шопотом отозвался Ефим, — штора опущена. Ба, что это такое. Ну-ка, Спиридоныч, спусти пониже.
Спиридоныч напрягся изо всех сил, спустив Ефима за самый край вагона.
— Так, так! Вот те японская каналья. Ишь ты, здорово…
— Что, — окликнул его Спиридоныч: — ну, что там видишь?
— Погоди, сейчас…
Ефим поднялся на край вагона и наклонился к самому уху Спиридоныча.
— Понимаешь, какая история. Чемодан открыт и…
— Ну, ну!
— Пуст.
— Как так?
— Да так. Пуст, как обыкновенный пустой чемодан. Зато в вагоне, вместе с косоглазым японцем орудует какой-то полковник. Что-то быстро пишут.
— Вот так-так. Что же теперь делать?
— Я этих людей знаю. Это важные шпионы. Нам бы только добраться до конца, а там…
— Идет, заметано! А сейчас давай поскорее убираться с этой крыши.
Вон уже видны огни семафора. Экспресс подходит к Китаю. — И Спиридоныч ловко соскочил на площадку вагона.
Ефим хотел последовать за ним, выпрямился во весь рост, собираясь прыгнуть на крышу соседнего вагона, но в этот момент что-то его дернуло вверх. Только на миг Спиридоныч увидел мелькнувшие в воздухе ноги Ефима и услышал его сдавленный крик.
Поезд с грохотом пролетел виадук и остановился у станции Манчжурия.
Харбин. У вокзала сверкающий огнями южно-манчжурский экспресс. В середине состава — огромный салон-вагон.
Тишина… Все ждут.
В глубине салон-вагона сидит невзрачный японец в потертом генеральском мундире. На лацкане мундира небольшая бриллиантовая звезда в императорской короне. Это знак, означающий, что генерал член Генро — Верховного тайного совета Японии.
Между ног у генерала огромная плевательница. От времени до времени тишину нарушают звучные:
— Хар-тьфу. — Это генерал плюется.
Но присутствующим нужны не плевки генерала. Они ждут его решительных слов.
Князь Кудашев, бывший царский посланник в Пекине, только что закончил свой доклад.
— Момент требует решительной борьбы с большевиками, — сказал князь. — Организация этой борьбы на Дальнем Востоке зависит от Вас, генерал.
— Все? — еще раз отхаркнувшись, спрашивает генерал.
— Все, ваше высокопревосходительство.
— Что вы можете для этого предложить?
— Вы спрашиваете о денежных ресурсах?
— Да!
— Боксерский долг России, концессии в Китае и из личных средств посольства один миллион рублей.
— Всего?
— Около трех миллионов.
Хар-тьфу!
— Так, — О-ой поворачивается к генералу Хорвату и тычет в него пальцем:
— Ты!
Генерал Хорват вздрагивает, затем поглаживая свою бороду, произносит угодливо:
— К.-В. ж. д.[2] со всеми ресурсами и средствами передвижения в вашем распоряжении.
Опять плевок. О-ой поворачивается к полковнику Солодовникову.
— Ты! Твой план, люди?
Полковник Солодовников спокойно разворачивает карту.
— Вот здесь общий стратегический план. Здесь дислокация войск неприятеля, а вот наш оперативный план: сила и техника.
— А люди?
— У князя Кудашева есть Семенов, Унгерн…
— Ну, эта рвань всегда найдется, — О-ой по-японски генералу Сизо…
В ответ на его слова японец хитро улыбается.
— Где ты будешь? — спрашивает О-ой Солодовникова.
— Я? Я с мандатом Москвы прикомандировываюсь к оперативному штабу Центро-Сибири.
— Шпион, а дальше!
— Дальше, организация чехо-словацкого восстания в иркутском секторе.
— Что это, приказ Нуланса?
— Да, вернее, нет. Это об'единение плана. Ведь цели у нас одни.
— Ты забываешься! У французских ростовщиков и императорской Японии цели не одни. Ты должен только наблюдать — связь с Сизо, но никакого руководства в об'единении.
— Но, генерал…
— Молчать! — у меня свой план.
— …Этот дурак наивен, — он не знает, что французские со-баки думают у нас вырвать Северный Китай — а мы хотим весь Дальний Восток, до Байкала. — Опять бросает генерал по-японски Сизо.
— О! Великая императорская Япония, она будет еще величественнее!
— О!..
Генерал выхаркнул целый поток плевков.
Сизо и его ад‘ютант вскакивают и прикладывают руку к козырьку.
— О-о!
Полковник Солодовников, задрожав от злости, сжимает кулаки, потом отвернувшись обтирает платком лицо, забрызганное слюной японца.
Пауза. Потом:
— Так… Все. Об остальном сговориться с генералом Сизо. — Вам, князь, — так же… только не распускайте своих людей.
Подумав. Жест руки:
— Можете идти. До свидания, князь.
— Надеюсь, «до свидания»… Россия вас не забудет.
— Да! — И заключительный аккорд плевков сыплется из гнилого рта генерала О-ой — члена Верховного тайного совета Японии — Генро.