Жена моего мужа

Глава 29 ЛЮСИ

Среда, 25 октября 2006 года

Меня лишили права голоса. Питер, Ориол, Себастьян и Хенри взяли надо мной верх. Никогда не думала, что доживу до такого дня, когда мужчина и банда детей смогут перекричать и победить меня. Мы едем в Сентер-Паркс.

Всегда была благодарна судьбе за то, что родилась женщиной. Красивой, блестящей и состоятельной женщине, живущей в западном мире, практически не на что пожаловаться. У меня было свое дело, интересные друзья, с которыми можно было пообщаться, красивые мужчины увивались вокруг меня, а в длительных поездках меня развлекали собственные неординарные мысли. У меня все это было, а то, что приходилось носить туфли, которые натирали и жали ноги, казалось мне недорогой платой за имеющиеся привилегии и волнения, присущие жизни женщины. Я всегда испытывала сострадание по отношению к мужчинам — они такие примитивные. Их телефонные разговоры длятся ровно тридцать секунд, а белье они покупают по пять фунтов за три комплекта. Но внезапно я очутилась в мире, где мужчинам принадлежит верховенство. Теперь я вижу, как много преимуществ имеют мужчины. К их числу относится большая зарплата за меньшую работу, а также им никогда не приходится подвергаться такому унижению — просить кого-то помочь открыть банку с джемом, но это лишь случайно выбранный пример.

Оказалось, что отпуск для пятерых требует планирования почти с военной точностью, я могла бы справиться с этой задачей только при наличии целой армии помощников. Ева уехала в отпуск в четверг, а пятница — день стирки, так что, когда я стала упаковывать вещи в субботу утром, оказалось, что большинство вещей Ориол не выстирано и ничего не поглажено. Мне приходится пересматривать вещи, убранные в глубь шкафа, как неподходящие по размеру или, что еще хуже, безобразные, а также вытаскивать кое-какие вещи из корзины с грязным бельем, нюхать их и брызгать на них духами в отчаянной попытке немного освежить. В итоге мне удается набрать одежды на неделю, и, если Ориол не перепачкается слишком сильно грязью или красками, нам удастся продержаться. Несмотря на свой обширный гардероб, я обнаружила очень мало простеньких вещей, которые подошли бы для такого отпуска. И все же я не сожалею из-за отсутствия нейлона. Я откапываю пару джинсов марки «Дизель»[27] и куртку с капюшоном, которую обычно надеваю, когда катаюсь на лыжах. Не имеет значения. Питер в последнее время редко обращает внимание на то, как я одета, а я постараюсь не смотреться в зеркала.

Пока я ношусь по дому, срочно пытаясь отыскать подходящую чистую одежду для всех нас, Питер предпочитает отправиться в газетный киоск, чтобы купить газету, затем усаживается в гостиной и принимается ее читать. Ровно в десять является Роуз, притащив с собой мальчишек. Она подает мне два аккуратных детских чемоданчика.

— Я положила на каждый день новую одежду. Может быть, слишком много, но в это время года обычно бывает очень грязно, и мальчики обязательно влезут в грязь, не сомневаюсь, что и Ориол тоже.

О, черт!

— К тому же лучше иметь слишком много, чем слишком мало. Я положила одежду для плавания, темные очки и полотенца. Там, наверное, дадут свои полотенца, но у Хенри аллергия на некоторые стиральные порошки, так что я положила для него и простыни.

Я беру у нее чемоданчики, а мальчишки тем временем, едва поздоровавшись, проскальзывают мимо меня.

— А здесь их спальные мешки на случай, если Питер захочет спать под звездами. Раньше он любил жить в палатке. В этой сумке игры, ручки, бумага, любимые игрушки и все такое прочее.

Я принимаю у нее спальные мешки и огромный рюкзак, размышляя о том, как все это засунуть в машину. Подобно иллюзионисту Полу Дэниэлсу, она достает из ниоткуда еще одну сумку.

— А в этой сумке запасные тренировочные брюки, резиновые сапоги, тапочки для бассейна и ботинки для прогулок. Думаю, этого достаточно.

Роуз зовет мальчишек, и они тотчас же являются, хотя мне приходится звать их как минимум раз пять, прежде чем они откликнутся. Мальчишки обнимают ее и принимаются целовать, а она поучает их, что они должны слушаться папу (о том, чтобы слушаться меня, не упоминается). Мальчишки заверяют ее, что будут хорошо себя вести, и она, уже собираясь уходить, на прощание бросает:

— Я не положила никакой еды в дорогу — уверена, что вы об этом позаботились.

Черт! Еда в дорогу. Пятница, по-видимому, отведена не только для стирки, но и для похода по магазинам, так как и буфет, и холодильник пусты. Я посылаю Питера назад к газетному киоску, чтобы купить что-нибудь перекусить в дорогу. Он принимается ворчать, почему я не сказала о том, что у нас ничего нет, раньше, когда он ходил за газетой. Я не признаюсь ему в том, что мысль о продуктах не приходила мне в голову до тех пор, пока Роуз не упомянула о них. Я не занимаюсь приготовлением пищи, вот почему возникли витамины в капсулах и рестораны. Но я воздерживаюсь и от того, чтобы съязвить что-нибудь по поводу существования такого закона, который помешал бы ему самому подумать о том, чтобы запастись продуктами в дорогу. Он возвращается с карманами полными сладостей, хрустящего картофеля и шоколада — у детей крыша поедет к тому времени, как мы доберемся. Мог бы купить хотя бы пакет изюма или яблок.

Я не могу винить курорт в том, что он является именно тем, на что претендует. Сентер-Паркс — идеальное место для отдыха людей с детьми, поэтому и привлекает множество семей. Это сущий ад. Ориол и мальчишки ведут себя в высшей степени хорошо, что вселяет в меня чувство облегчения и ужаса одновременно. Куда бы я ни шла, повсюду ощущаю запах мешков с подгузниками (отвратительный синтетически-цветочный запах не может скрыть мерзкое зловоние детских испражнений) и постоянно слышу крики и плач (когда злобные, неуправляемые дети оскорбляют собственных родителей или обижают младших братьев и сестер). Я встречаюсь с женщинами, у которых нет больше ничего в жизни, кроме непослушных детей, и которые поэтому приходят в восторг от возможности посещать уроки сальсы и гулять на свежем воздухе. Я впадаю от всего этого в депрессию. Там есть и спа, но, как выяснилось, все врачи на предстоящую неделю уже заняты. Все до единого назначения расхватали мамаши, которые не работают и могут беспрепятственно звонить с восьми утра до 6.30 вечера. И никакие суммы денег в коричневом конверте не смогли убедить регистратора «найти» для меня свободное окошечко. Без спа я оказываюсь лишенной убежища.

Я могла бы читать, но это привело бы к необходимости проводить много времени в шале. Наверное, мне с легкостью можно поставить диагноз: аллергия к ацтекским узорам, особенно когда несколько разных узоров (диван, подушки и стены) находятся вместе в маленьком тесном помещении. Я ощущаю приближение приступа мигрени. С подозрением отношусь к каждой закусочной на территории курорта, поскольку рекламная литература описывает их как «элегантные» и «утонченные» и в то же время заверяет, что там есть высокие стульчики и подставки для сумок. Не сомневаюсь, что там окажется и салат-бар со шведским столом.

Я записала детей во все, какие только возможно, кружки. Детские лагеря — это воистину блестящая идея. Записав Ориол на верховую езду, плавание и теннис, а мальчишек — на квадроцикл, шведские стенки и хождение на ходулях, я таким образом обеспечиваю себе время, свободное от детей, считая себя при этом хорошей матерью. Вернувшись в Лондон, я смогу с восторгом говорить о том, с каким наслаждением дети учились чему-то новому, и не дам Роуз повода поворчать. Хотя сегодня только третий день, и поскольку дети посещают в среднем по три занятия в день (что гарантирует полное изнеможение к тому времени, когда приходит пора ложиться в постель, — плевать на расходы!), завтра к десяти утра не останется ничего нового.

Питер предлагает сыграть всей семьей в гольф.

— Дети могут повредить зеленую площадку вокруг лунки. Им нужно сначала поучиться, — возражаю я.

— Частные уроки для троих будут стоить нам целое состояние. Мы сами можем поучить их, — вносит он нереальное с моей точки зрения предложение, и я качаю головой.

— Можно взять напрокат лодку и покататься по озеру.

— В октябре? Не думаю.

— Что ж, тогда, может, сходим на пешеходную экскурсию? Если будем идти не останавливаясь, то не замерзнем.

Это предложение кажется мне настолько несерьезным, что я не удостаиваю его ответом. У меня нет ботинок для пеших прогулок, и я не намерена их приобретать до тех пор, пока Джимми Чу не станет таких моделировать.

По крайней мере, мы с Питером наедине, даже если мы наедине в Сентер-Паркс, в шале, где нет ни стиля, ни пространства. Я оглядываю крохотную кухоньку с сосновым буфетом и маленьким холодильником — два больших недостатка, по моему мнению. Кушетка раскладывается в кровать и, как и можно было предсказать с первого взгляда, ужасно неудобная. Не могу сидеть за обеденным столом — ламинат отклеился на углах, и я с трудом борюсь с желанием отдирать его. Я слоняюсь по комнате и смотрю, как дождь стекает по стеклам. Вздыхаю. Питер не обращает внимания. Снова вздыхаю; на этот раз это такой многозначительный и громкий вздох, что Питер не может проигнорировать его, и газета в его руках вздрагивает.

— Что-нибудь не так? — Вопрос задан тоном, дающим мне понять, что Питеру абсолютно наплевать, если что-то не так, но я предпочитаю интерпретировать его вопрос как искреннее проявление интереса.

— Этот отпуск совершенно не отражает мой вкус, мою индивидуальность, — заявляю я.

— Ты можешь его украсить, я-то всего лишь мужик.

— Взгляни, сосновые двери. — Я показываю на оскорбительные для взгляда предметы, и мне кажется, они говорят сами за себя. Как я могу чувствовать себя счастливой среди такого уродства?

— Чем они плохи? — спрашивает Питер, и я начинаю понимать, как он умудрился жениться на Роуз.

— Они были бы неплохи, если бы мы проводили отпуск в бревенчатом домике где-нибудь в Канаде, но мы же не там. К тому же они даже не из настоящего дерева, это какой-то раскрашенный пластик. Такие двери ничего мне не говорят.

— Какие двери подойдут столь избалованной ведьме? — спрашивает Питер.

У меня возникает желание убить его, и я уже подумываю о том, чтобы забить его до смерти своей сумочкой, но вместо этого решаю мучить его медленно и долго и для этой цели выбираю оружием свой язык.

— Я тоскую по той жизни, когда проводила отпуска в Сандерсоне в Лос-Анджелесе или Чива-Сом в Таиланде, по тем местам, которые посещала, когда была не замужем. Я скучаю по той жизни. Мне противно, когда от меня ожидают благодарности за Сентер-Паркс с его паршивыми «средиземноморскими» кафе с видом на озеро — их едва ли можно сравнить с террасой на крыше, откуда открывается вид на Лос-Анджелес, не правда ли?

Мы оба понимаем, что я тоскую о чем-то большем, чем отпуска. Я скучаю по своей квартире в Сохо, и мне не нравится большой, но нелепый дом в Холланд-Парке. Может, он и стильный, но в каком стиле? Уж никак не в моем. Я не люблю наш автомобиль, хотя это и БМВ серии Х-5, мне больше нравился мой «Мерседес-SLK». Порой я жалею, что отказалась от своей одинокой жизни, жалею, что вышла замуж за Питера. Жалею, что не осталась его любовницей. Какой смысл выходить замуж за человека, с которым у тебя роман? Это означает только одно — ты перестанешь получать от него цветы. Что обычно говорила моя мать о мужчине, который женится на своей любовнице? Знаю, говорила она, это создает вакансию. Стоит ли мне беспокоиться и об этом тоже? Появится ли со временем другая любовница? Может, уже появилась? Черт, я напоминаю себе Роуз. О, ужас, может, и Питеру я напоминаю ее?

— Давай займемся сексом, Люси.

Хм-м-м. Наверное, все-таки нет, если он все еще способен делать такого рода предложения в середине дня. Но я потратила больше часа на то, чтобы причесаться и подкраситься, и мне не хочется привести все в беспорядок.

— Ненавижу, когда ты называешь это сексом, — мрачно говорю я, выигрывая время.

— Давай займемся любовью.

Я бросаю на него злобный взгляд. В последний раз, когда мы занимались любовью, дело закончилось тем, что я согласилась на этот отпуск. Смогу ли я когда-нибудь рискнуть еще раз? Может, в следующий раз я соглашусь купить домик-фургон и провести неделю в Озерном краю. К тому же я терпеть не могу, когда он предлагает заняться сексом. Если он хочет меня, так почему не возьмет, как положено настоящему мужчине?

— Я люблю тебя, Люси. — Произнося эти слова, он отодвигает газету в сторону, и впервые за время этого разговора я вижу его лицо, обезоруживающе красивое лицо, но я не сдаюсь.

— Кажется, это название старого телешоу?

— Нет, оно называлось «Я люблю Люси». Я добавил «тебя». Личный штрих, который вносит своеобразие, присущее моим чувствам и отличающее их от чувств миллионов зрителей ситкома 1950-х годов.

Я тоже люблю его, но не могу этого произнести вслух. И не стану заниматься с ним любовью.

— Мне нужно позвонить на работу.

Я хватаю свой телефон, сумочку, сигареты и ухожу из шале.

Разговор с Миком немного меня развлекает. Он тактично не спрашивает меня об отпуске, так как знает, с каким ужасом я к нему готовилась, а мы не любим говорить о неприятном. Главным образом мы избегаем говорить о семейных делах (мы пришли к выводу, что это истощает нервную систему) и о его подружках (он говорит, что они все скучные), так что мы ограничиваемся тем, что беседуем о работе, путешествиях, ресторанах или барах.

Я расспрашиваю Мика о новостях на работе. Я скучаю по ней. Сентер-Паркс вызывает у меня клаустрофобию и кажется слишком далеким от привычного мира. Я жажду снова толкаться с пассажирами в переполненном метро (в таком отчаянии я сейчас!) и состязаться с другими маклерами на бирже. Мик рассказывает, что получено подтверждение того, что мы с ним закрепили за собой нью-йоркский бизнес, и выражает сожаление, что мы не можем отпраздновать это вместе. В такую минуту мне до боли хочется оказаться рядом с Миком и отпраздновать наш успех.

Вернувшись в шале, я обнаруживаю, что после своей бурной деятельности пришли дети, и теперь кажется, будто шале уменьшилось в размерах, и без того маленькое свободное пространство заполнилось влажными пальто и грязными ботинками. Мальчишки устраивают дуэль — Хенри хватает швабру, а Себастьян — веник. Размахивая своим оружием, они чуть не обезглавливают друг друга и едва не срывают безобразные занавески. Хотя я не сочла бы ни то ни другое настоящей катастрофой, тем не менее чувствую себя обязанной накричать на них и заставить успокоиться. Они не обращают на меня внимания. Ориол плачет, причем самым необыкновенным образом — своими горестными рыданиями и причитаниями она напоминает мне итальянскую мамашу, которой только что сообщили, будто ее первенец женился на городской шлюхе. Я спрашиваю ее, почему она плачет, и выясняется, что она чувствует себя обиженной, потому что ее не приняли в игру. Питер при этом по-прежнему читает газету, а позже я обнаруживаю, что он исчез. Дети сообщают мне, что он ушел в бар еще час назад.

Мы договариваемся, что Ориол будет принимать ванну первой, поскольку ей нужно больше времени, чтобы выбрать одежду для вечера. Удивительно, принимая во внимание тот факт, что я взяла не так уж много вещей, а у мальчиков с собой целый гардероб.

Ориол выходит из спальни в розовой вельветовой юбочке, оранжевом джемпере и разноцветных полосатых колготках. На джемпере вышито множество желтых маргариток. Несмотря на дисгармонию цвета, выглядит она божественно. Ориол будет хорошо выглядеть в любом ансамбле, она унаследовала это с нашей стороны.

— Что-то не видела этого джемпера прежде, — замечаю я.

— Мне его подарили Себастьян и Хенри.

Роуз время от времени так поступает: неожиданно покупает какой-нибудь подарок Ориол. Все конечно же видят в этом проявление великодушия Роуз, я же воспринимаю это как критику в свой адрес. Неужели она догадалась, что мне не хватит чистой одежды на неделю? Я растягиваю губы в улыбку.

— Тебе нравится твой отпуск, мамочка?

— Я предпочла бы какое-нибудь более солнечное место, — отвечаю я, не желая солгать и в то же время не желая испортить ей настроение, открыв свои подлинные мысли по поводу ежедневного кошмара.

— Как ты думаешь, именно это беспокоит папочку?

— Что ты хочешь сказать?

— Мне кажется, ему не очень нравится, хотя здесь есть бассейн и три ресторана.

Она в недоумении качает головой. Ориол явно не понимает, почему ее родители все усложняют. Впрочем, я тоже не понимаю. Меня тревожит, что маленький ребенок ощущает недовольство отца, хотя проводит не так уж много времени в обществе родителей. Пытаюсь проанализировать события. Итак, у нас состоялась небольшая перебранка по поводу помещения — я сочла его слишком тесным для указанной цены, Питер же нашел его вполне просторным. Наверное, его здорово стукнули по голове, и это будет не единственный удар, который он получит, если мне придется существовать в этих отвратительных условиях. Мы поспорили и по поводу еды, которая мне показалась невкусной и со множеством добавок, Питер же утверждал, будто она идеальна для детей. Мы поспорили даже по поводу погоды, хотя оба, конечно, согласились, что она плохая, но, с точки зрения Питера, было неразумно с моей стороны ожидать чего-то другого.

Я подумываю позвонить Джулии, своему секретарю-референту, и попросить ее перезвонить мне и сообщить, будто служебные дела требуют моего немедленного возвращения в Лондон. Безусловно, мне лучше уехать отсюда, подальше от Питера. Нет смысла оставаться здесь и позволять нашему взаимному раздражению разрастаться. Со вздохом я принимаю ситуацию, очень похожую на поражение.