Константин
Весь полёт изображал спящего и не мог перестать корить себя за то, что любопытство взяло надо мной верх. Не стоило заглядывать в Элину сумку, тогда долетел бы до родителей относительно спокойно. То, что я в сумке Эльвиры увидел одновременно огорчило, позабавило, разозлило и возбудило к тому же. Последние до одури. Идиотское ощущение, когда одновременно и злость берёт и тут же похоть угрожает порушить все планы. И так вчера было сложно сдержаться при виде обнажённой жены в ванной, а сейчас хотелось сделать то, от чего вчера отказался. Но, стиснув зубы, я держался и готов был пойти до конца. Стоило встряхнуть Эльвиру, дать понять ей, что грозящий нам развод — это не шутки, и мы всё можем потерять.
Я был уверен, что если этого не сделать, она так и не расстанется со своей чёртовой работой, задвигая меня место эдак на десятое. И о ребёнке хотя бы одном можно по-прежнему даже не мечтать. Вчерашние мифические надежды, что новенький бук супруга не возьмёт растворились в воздухе аэропорта. Собственно, содержимое Элиной сумки убедило меня что я на правильном пути. Необходимо только дожать Эльвиру и получить желаемое.
Все ставки были на то, что она меня любит не меньше, чем я её и испугается, когда поймёт, что может потерять. Но наличие этого нового бука в её сумке порождало во мне злость и страх. Злость от того, что ей неймётся и страх от мыслей что ей плевать. Что для неё все мои заявления шуточки и даже если наш развод состоится, она не больно то и расстроится. Возможно, огорчится из-за того, что ей зря пришлось отложить дела с Петровым.
— Кто нас встретит? — ласково спросила Эльвира, когда самолёт приземлился.
Весь полёт мы не разговаривали, потому что я типа спал, не желая разбираться при посторонних и вовсе не желая разбираться. Но сейчас ощутил, что меня ждут вовсе не разборки, а поток вопросов от жены касаемо её комфортной доставки до места и размещения. Несмотря на её косяк с буком, она и бровью не повела.
— Мама, вероятно, а может быть и папа. — ответил сухо и поторопился покинуть салон самолёта раньше жены, не обращая внимание на её сумку.
Кружевное бельё я может быть ещё и помог ей нести, но вот потенциальную причину угрожающего развода ни в жизни! Ни за что и никогда!
Встретила нас мама и бабушка. И они так были рады меня видеть, что не заметили моей холодности по отношению к Эльвире.
— Здравствуй, дорогой мой! — мама обняла первой и радость встречи ненадолго отбросила все мои дурные мысли о разводе.
— Здравствуйте, Полина Дмитриевна, Ксения Александровна. — Эльвира миленько улыбнулась моим маме и бабушке, не решаясь на объятия.
Хотя она всегда вела себя с ними отчуждённо. Словно они чужие.
— Привет. — мама, уступив меня бабушке, лишь помахала Эльвире, стоящей в сторонке.
Думаю, если бы Эльвира не вела себя так, мама бы и её была не против обнять. А уж бабушка тем более.
— А Станислав Сергеевич где? — спросила Эльвира.
Отец мой её тоже мало интересовал, она и имя его не сразу запомнила. А этот вопрос прозвучал лишь оттого, что ей было неловко стоять в сторонке молча.
— На пасеке, сезон же. — дружелюбно ответила бабуля, — Пойдёмте. Да у нас в машине и места на всех не хватило бы, а я не могла ждать лишних два часа до встречи с внуком! — она крепко прижалась ко мне, поцеловал её в макушку, и мы направились в сторону машины.
Эльвира шла за нами, и сама тащила свою сумку с чемоданом. Мама с бабушкой так рады были меня видеть, что не обратили на это никакого внимания. Хотя, меня грызла совесть, я не хотел всё же, чтобы Эльвира надрывалась. Но и предлагать ей помощь после её выходки с буком и нарушенного обещания я не был готов. Вот если бы мама или бабуля сделали замечание…Тогда помог бы. Но только после замечания, чтобы Эльвира не восприняла этот жест как знак внимания.
— Почему два часа? — уже у машины спросила Эльвира, когда я всё же помог ей уложить чемодан в багажник, — До вашего дома же ехать от силы двадцать минут. — резонно заметила она, с тревогой в голосе.
— Мы не живём сейчас дома. В доме идёт ремонт, сняли полы. А до пасеки добираться как раз два часа. Плюс минус. — весело ответила бабуля, а я поймал гневный взгляд Эльвиры, но сделал вид, что не замечаю.
Уж кому злиться, так точно не ей.
— Почему ты не сказал, что мы будем жить на пасеке? — шёпотом спросила Эля, когда уже ехали к пристани.
Я же так был увлечён родным городом, чистыми малолюдными улочками, ровными домиками, что не поспешил с ответом. Пока подбирал слова Эльвира разозлилась не на шутку и стукнула меня со всей дури в плечо.
— Ауч… — матерясь про себя тихо зашипел на неё, чтобы мама и бабушка впереди не слышали наших разборок.
— Почему я узнаю по факту, что мы будем жить на какой-то сраной пасеке? — возмущённо спросила Эльвира, но всё же тихонько.
Хотя даже это не спасло её от моего игнора.
Сраная пасека… Горячо любимое мной место, где я провёл самые лучшие дни своего детства и юности для неё сраное!
Эльвира
Действительно, и зачем меня ставить в известность, что жить предстоит на пасеке, до которой добираться нужно чёрт знает как?! Незачем! Я же так, пустое место и с пустым местом можно не обсуждать такой вопрос.
Сказать, что я кипела, это ничего не сказать. Вот если бы не родители Кости закатила бы скандал и демонстративно заселилась в гостиницу в городе. Не поехала бы я ни на какую пчелиную ферму! Пусть бы дорогой супруг сам подставлял свою задницу под укусы злобных пчёл! Но всё упиралось в присутствие его родителей. И Костя сидел с довольной улыбкой на лице, прекрасно понимая, что при родителях его я буду паинькой.
Спустя пятнадцать минут пути до пристани машина остановилась.
— Вот мы и доехали! Сейчас часик водной прогулки и дома, сможете отдохнуть с дороги! — радостно объявила Ксения Александровна.
Я, конечно, улыбнулась ей в ответ кивая как болванчик, но выбираясь из машины, я чуть ногу не свернула. С нашей последней поездки сюда ничего не изменилось, подъезд к пристани так и был засыпан булыжниками. В моих туфлях на высоком каблуке только по таким и передвигаться. Знала бы я, что пасека, выбор бы был в пользу более удобной обуви, ботинки или кроссовки. Но, кажется, я даже ничего подобного с собой не взяла, разве что тапочки и те домашние.
И от обиженного мужа помощи я так и не дождалась. Всё что он сделал это достал мой чемодан из багажника, а катит его по дороге из булыжников предстояло мне.
— Может поможешь? Я не в той обуви. — наступив на гордость, попросила помощи у Кости, но получила лишь усмешку в ответ.
Хотя через несколько метров он передумал.
— Могу у тебя сумку взять. — лукаво предложил и в его взгляде на эту сумку не было ничего хорошего.
Я даже не сомневалась, что он что-то вытворит с ней. Может уронит её и спляшет на ней, а потом скажет, что случайно наступил.
— Спасибо дорогой, я уж как-нибудь сама. — сказать хладнокровно не вышло, но от злости я шипела как змея, а они ведь холоднокровные животные, так что буду считать, что у меня всё получилось.
Сумка и чемодан рвущие руки при ходьбе на каблуках по камням и угроза вывиха ноги — это, вообще, меньшее из зол что меня ждало впереди.
Боязнь высоты.
Вот что заставляло мои коленки дрожать и отчего желание не устраивать истерику при родителях Кости ослабевало. Я с ужасом обернулась, может ещё непоздно поймать машину и добраться до гостиницы?
— Эльвира! Поторопись! — выкрикнула Костина бабушка, ловко спускаясь на мостик по отвесной лестнице.
Ей уже почти семьдесят…
А мне всего тридцать с хвостиком…
И я уже это делала один раз, правда тогда Костя меня поддерживал, я была в кроссовках, а сейчас же предстояло спуститься с пятиметровой высоты самостоятельно и без поддержки.
Блядь!
Нахрен я вообще полетела сюда?! Кому я здесь нужна?!
— Сынок помоги же Эльвире! — крикнула снизу Полина Дмитревна.
Ну надо же! Очухалась мать! Что сыночек на жену положил большой и толстый! Где же ты раньше то была, когда я по булыжникам корячилась?!
— Давай сумку дорогая. — как ни в чём не бывало Костя вырвал из моих рук сумку с буком и без всяких предупреждений бросил матери, — Промазал! — крикнул, когда самка с плеском булькнула в речку между мостиком и катером.
— Я поймала! Я поймала! Почти не намокла! — смеясь, Полина Дмитриевна оттряхивала мою сумку так, словно там нет ничего важного.
— Ну спасибо блин… — шикнуть на Костю в этой ситуации это всё, что я могла.
Но ох! Если бы не его мама и бабушка…
— Пожалуйста. А что такое? Там же нет ничего важного, ты обещала не работать. — замети Костя, очень довольный собой.
Ну-ну. Посмотрим ещё кто кого.
От злости после Костиной выходки с моей сумкой я без труда даже в туфлях преодолела пять метров отвесной лестницы. Хоть какой-то плюс во всём этом безобразии.
И как говорится, беда не приходит одна. После часа пути в адски тарахтящей лодке я выбралась на пристань пасеки с гудящей от боли головой и попала не в объятия Станислава Сергеевича. Нет. Костин отец нас не встречал, это какого-то хрена делала Танечка.
— О! Не думала, что ты приедешь, Костя сказал тебя не будет! — стискивая меня в объятиях, заявила эта идиотка.
— А я есть. — всё, что смогла ответить, пытаясь оторваться от ненавистной Костиной родственницы, вспоминая при этом, есть ли в моей потонувшей сумке хоть какие-то успокоительные. Я была бы рада даже простой валерьянке.
— Давайте скорей пойдём в дом! Танечка, а где Слава? — поторапливая всех, спросила Полина Дмитриевна.
— Он за домом, мясо уже готовит. — ответила Татьяна, повиснув на шее уже моего мужа.
Я заторопилась вперёд, чтобы глаза мои этого не видели, но меня окликнул Костя.
— Дорогая, чемодан! Ты забыла. — он указал на стоящий возле катера чемодан, и это при Таньке.
Вот если бы её здесь не стояло, я, наверное, ещё бы не допустила мысли о разводе. Но она была здесь, висела на моём муже и он, зная, как я терпеть её не могу, издевался надо мной при ней же! Потому и мысль о разводе и о том, что это всё же не глупость, просочилась в мою голову. Мысли совершенно спутались, и я молча схватив чемодан за ручку покатила его за собой. Только теперь все вырвались вперёд, будучи в более подходящей обуви и одежде. Одна я, попадая каблуками в щели между досок сильно отстала и с трудом волокла свои вещи. Постоянно оглядывалась на катер, хотелось ещё сбежать. Но понимание, что этот финт испортит Костиным родителям радость встречи с сыном заставляло двигаться вперёд.
Две недели я смогу выдержать, а потом…
А вот что потом я не могла понять, впереди стояла какая-то зыбкая неопределённость без малейшего понятия, что делать.