Женщина во мне

Поцелуй вызвал ажиотаж. Опра спросила Мадонну о нем. Поцелуй восприняли как важнейший культурный феномен: 'Бритни целует Мадонну!', это привлекло к нам обеим очень много внимания.

Пока мы репетировали выступление для 'MTV Video Music Awards', у меня появилась идея для коллаборации. Мы сидели с командой на серебристых металлических складных стульях в студии в Калвере и обсуждали, как равнодушно звукозаписывающая компания приняла мою новую песню 'Me Against the Music', песню, которая мне нравилась. Я как раз записала 'I'm a Slave 4 U', и Барри Вайсс, директор моего лейбла, захотел еще похожих песен. Но меня тянуло к 'Me Against the Musiс'.

- Так почему бы нам не спеть дуэтом? - спросила я.

Песня может стать мощным хитом из-за события, которое ее вдохновило. Я подумала, что, если нам удастся найти кого-то для дуэта, можно будет построить вокруг этого историю.

- Кого ты хочешь пригласить в дуэт? - спросил мой менеджер.

- Ее! - сказала я, указывая на Мадонну в другом конце комнаты. - Давайте ей предложим спеть дуэтом.

- Черт возьми, - сказал менеджер. - Да, это может сработать.

Мы решили, что не будем спрашивать ее команду, я спрошу прямо у нее.

Так что я подошла к Мадонне и сказала: 'Нам нужно поговорить'. Рассказала, как весело будет петь со мной дуэтом, и как мы могли бы помочь друг лругу: это было бы выгодно нам обеим. Она согласилась.

'Me Against the Music' - до сих пор одна из моих любимых песен, во многом она так мне памятна благодаря коллаборации с Мадонной.

В первый день съемок клипа на песню, которые должны были длиться два-три дня, нам сказали, что на белом костюме Мадонны разошелся шов, вызвали портниху, чтобы всё исправить, но начало съемок откладывается. Несколько часов я сидела в своем трейлере и нервничала, ждала, пока зашьют костюм.

Думала: 'Серьезно?'. Я даже не знала, что на одного человека можно потратить столько времени. Если у меня ломался каблук, я никогда не позволяла, чтобы его ремонт занял больше пяти минут. Я делала то, что говорил режиссер-постановщик, даже если мне придется прихромать на съемки без каблука или сниматься босиком.

Во время совместных съемок я испытывала священный трепет, глядя на то, что Мадонна не идет на компромисы и отстаивает свое видение. Она удерживала фокус внимания на себе. Коллаборация с Мадонной - это согласие с ее идеями и пребывание в ее распоряжении в течение нескольких дней. Для меня это стало важным уроком, который мне пришлось долго переваривать: она требовала силы, и получала силу. Она была в центре внимания, потому что сделала это условием любого своего появления где-либо. Она прогнула эту жизнь под себя. Я надеялась найти способ сделать то же самое, сохранив те аспекты своей личности хорошей девочки, которые мне хотелось сохранить.

17

Я была счастлива, что в записи песни из моего нового альбома 'In the Zone', 'Me Against the Music,' участвовала Мадонна. Следующим синглом стал 'Toxic', за него я получила 'Grammy'. Сингл 'Toxic' был новаторским и стал очень популярен, это - до сих пор одна из моих любимых песен на концертах.

Для промоции альбома я однажды вечером отправилась со съемочной группой 'MTV' в путешествие по Нью-Йорку, чтобы снять специальную передачу под названием 'In the Zone & Out All Night'. Мы ездили по городу, зашли в три ночных клуба - 'Show', 'Splash' и 'Avalon'. Я наполнялась энергией, видя толпы людей, танцующих под новые песни. Как не раз бывало в моей карьере, фанаты напомнили мне, зачем я делаю то, что делаю.

Но потом в один прекрасный день в мою дверь постучали. Когда я открыла, четверо мужчин прошли мимо меня в квартиру, троих я не узнала. Никогда их не видела.

Четвертым мужчиной был мой отец.

Они велели мне сесть на диван (он до сих пор стоит в моей спальне). Сразу начали забрасывать меня вопросами-вопросами-вопросами, я молчала. Не хотела ни с кем разговаривать. Мне нечего было сказать.

На следующий день мне позвонили мои менеджеры и сказали, что у меня будет интервью с Дайан Сойер...на том же самом диване. Из-за того, что произошло у нас с Джастином, из-за всего, что мне пришлось пережить, я чувствовала, что больше не в состоянии коммуницировать с миром. Над моей головой висела черная туча, я была травмирована.

Я часто пряталась в своей квартире, чтобы побыть одной, А теперь меня заставляли говорить с Дайан Сойер и плакать перед всей страной.

Это стало полнейшим унижением. Меня не предупредили заранее, о чем будут вопросы, и все 100 процентов вопросов оказались щекотливыми. Я тогда была слишком уязвима, слишком чувствительна, чтобы давать такое интервью. Она задавала вопросы вроде: 'Он пришел на телевидение и сказал, что вы разбили ему сердце. Сделали что-то, что причинило ему жестокую боль. Горькие страданя. Что именно вы сделали?'.

Я не хотела сообщать миру подробности своей личной жизни. Я не обязана была рассказывать средствам массовой информации о своем разрыве. Меня не должны были заставлять выступать на национальном телевидении, не должны были заставлять плакать перед этой незнакомой женщиной, которая забрасывала меня жестокими вопросами. Я чувствовала, что меня используют, выставляют на посмешище перед всем миром.

Это интервью сломало меня внутренне - переключатель замкнуло. Я почувствовала, что моим телом завладевает некая темная сила. Почти как волк-оборотень, я начала превращаться в Плохого Человека.

Честно говоря, в то время я считала, что мне нужно расти, а не делиться с миром всеми подробностями своей жизни. Это лучше помогло бы мне исцелиться.

Но у меня не было выбора. Кажется, на самом деле всем было плевать, что я чувствую.

Вернувшись домой в Луизиану на приздники, я пригласила нескольких друзей. Мы пытались тусить в гостевом домике, который я построила за главным нашим домом, и маму раздражал шум. Вдруг меня осенило, что у меня достаточно денег, чтобы не сидеть в Луизиане. Я забронировала билеты и номера в Лас-Вегасе, мы должны прилететь накануне Нового года, некоторые мои подружки по турне к нам присоединятся.

Мы отрывались на игорно-развлекательном курорте 'Палмз' и пили, много пили. Признаю, мы были просто феноменально глупы. Также надо сказать, что это был единственный раз, когда я была почти разбита, получив так много свободы в Городе Грехов. Я была той маленькой девочкой, которая так много работала, а потом вдруг в рабочем графике - пробел на пару дней, и она такая: 'Привет, алкоголь!'.

Пэрис Хилтон пришла в казино потусить и выпить. Прежде чем я об этом узнала, мы начали залазить на столы, сняли обувь и бегали по клубу, как идиоты, вкусившие эльфийской пыльцы. Никто не пострадал, мы отлично потусили с Пэрис - мы просто играли, и до сих пор делаем это каждый раз, когда оказываемся рядом.

Я никому не грубила. Это было просто невинное веселье. Большинство, наверное, осудит, и сейчас такое не сделаешь, потому что все быстро включат камеры. Но тогда в Вегасе мы просто дурачились. Я уже находилась под пристальным вниманием СМИ, не в моих интересах было создавать проблемы - я просто хотела почувствовать себя свободной и насладиться тем, над достижением чего так усердно трудилась.

Что сделает человек в двадцать с чем-то лет после нескольких бокалов? Я оказалась в постели с одним из старых друзей - с другом детства, которого знала всю жизнь. Третью ночь мы тусили вместе, напились в дым. Я вообще не помню ту ночь, но из того, что мне удалось воссоздать по кусочкам, мы валялись в номере отеля и допоздна смотрели фильмы - 'Улыбка Моны-Лизы' и 'Техасская резня бензопилой', а потом нас осенила блестящая идея - пойти в Маленькую Белую Церковь в полчетвертого утра. Когда мы туда пришли, там венчалась другая пара, так что нам пришлось ждать. Да, мы ждали в очереди, чтобы обвенчаться.

У меня спрашивают, любила ли я его. Объясняю: мы с ним не были влюблены. По правде говоря, я была просто очень пьяна, и, возможно, в более широком смысле на том этапе жизни мне было очень скучно.

На следующий день вся моя семья прилетела в Вегас. Они пришли и уставились на меня, глаза пылали гневом. Я осмотрелась по сторонам.

- Что произошло прошлой ночью? - спросила я. - Я кого-то убила?

- Ты вышла замуж! - ответили они так, словно это было даже хуже.

- Мы просто веселились, - сказала я.

Но мама с папой отнеслись к этому всерьез.

- Нам нужно аннулировать этот брак, - сказали они. Таким образом невинная шутка приобретала слишком большое значение. Я думала, дурачливое бракосочетание в Вегасе - это то, что люди делают в шутку. А потом моя семья прилетела и начала действовать так, словно я развязала Третью мировую войну. Всё оставшееся время в Лас-Вегасе я плакала.

- Я виновата! - сказала я. - Мне очень жаль. Мне не следовало выходить замуж.

Мы подписали все документы, которые нам велели подписать. Брак длился пятьдесят пять часов. Мне показалось странным, что они отреагировали так быстро и решительно, а у меня даже не было времени пожалеть о содеянном.

Не то чтобы я хотела создать семью с этим парнем или быть с ним всегда, ничего подобного. Но родители так много меня об этом расспрашивали, что где-то в глубине души я почти ответила: 'Слушайте, может быть, я действительно хочу выйти замуж!'.

Каждому молодому человеку знакомо желание восстать против семьи, особенно - если тебя контролируют. Сейчас я понимаю, что у меня была естественная человеческая реакция. На меня как-то слишком сильно давили из-за того, что казалось мне безобидным, и, в любом случае, это было мое личное дело.

На самом деле моя семья была настолько против свадьбы, что я начала думать, что, возможно, случайно совершила нечто гениальное. Потому что поняла: для них очень важно, чтобы я находилась под их контролем и чтобы у меня не возникла тесная связь с кем-то еще.

'В чем дело, ребята? - задавала я себе вопрос. - Почему другой человек представляет для вас такую угрозу?'. Наверное, следует упомянуть, что в то время я поддерживала их финансово.

Все спрашивали меня: 'Куда ты поехала оттуда?'. Хороший вопрос. У меня был ответ. Я снова и снова отвечала интервьюерам, что больше всего мне хотелось провести какое-то время наедине с собой. Я начала мечтать о том, чтобы найти настоящую любовь и остепениться. У меня возникло чувство, что я многое упускаю в жизни.

18

Мы снова отправились в дорогу. Еще больше автобусов. Еще больше вешалок с костюмами. Репетиции еще длиннее. Еще больше повторенных па.

Это был один из самых темных периодов в моей жизни, и вайб турне тоже был мрачным - много потных сексапильных танцоров, мрачные темы и меланхоличное освещение. Турне также знаменовало изменения в моих отношениях с братом Брайаном.

Брайан теперь работал в моей команде, ему, как и мне, очень хорошо заплатили за турне 'Onyx Hotel'. Кроме того, он мне очень помог с 'Elizabeth Arden'. Но у меня хватало других проблем, так что я ни капли не обиделась, когда уехала в невероятно изнурительное турне, а он оставался в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке и наслаждался жизнью.

В те годы я потеряла брата из виду. И во многих смыслах чувство было такое, словно я потеряла Джастина и Брайана одновременно.

Турне было угнетающее. В Молине, Иллинойс, к концу шоу я сильно повредила колено. Предыдушую травму колена я получила. когда репетировала танец для клипа 'Sometimes' из своего первого альбома. Тут случай был более экстремальный: у меня началась истерика. С этой травмой мне просто пришлось отменить два концерта, но мысленно я уже начала отменять всё. Я тосковала по свету и веселью в своей жизни.

Потом меня держал Кевин Федерлайн. Это время я помню лучше всего. Мы встретились в клубе под названием 'Joseph's Cafe' в Голливуде. С того мгновения, как я его увидела, между нами возникла связь, что-то, что заставило меня почувствовать, что я смогу избавиться от всех жизненных неурядиц. В ту ночь, когда мы встретились, он держал меня, именно держал, несколько часов в бассейне.

Вот каким он был для меня: уверенным, сильным, надежным. Помню, мы пошли плавать, он просто обнял меня в воде и не отпускал, пока я не попросила, неважно, как долго это продолжалось. Это было за пределами секса. Это не было связано с вожделением. Это было сокровенное. Он держал бы меня столько, сколько я захотела бы. Делал ли такое кто-то в моей жизни прежде? Если да, я не помню, когда. И было ли в моей жизни что-нибудь лучше этого?

После того, что мне пришлось пережить с Джеем, я долго ни с кем не встречалась по-настоящему. А тем временем в прессе всё время предлагали знаменитостей, с которыми мне нужно встречаться - королевских особ, директоров компаний, моделей. Как бы я объяснила, что просто хочу, чтобы мужчина час держал меня в бассейне?

Я чувствовала себя так же, как многие женщины, и это, определенно, правда: можно быть настолько сильной, насколько хочешь, играть роль сильной женщины, но в конце дня, когда мы выполним работу, заработаем деньги и позаботимся обо всех остальных, нам хочется, чтобы кто-то нас крепко обнял и сказал нам, что всё будет хорошо. Простите. Знаю, это звучит регрессивно. Но, думаю, это - человеческий импульс. Мы хотим чувствовать себя в безопасности, хотим чувствовать себя живыми и сексуальными, и всё это - одновременно. Именно это Кевин для меня сделал. Так что я держалась за него, словно завтра не наступит.

Сначала наши с Кевином отношения были дурашливыми.

Кевину я нравилась такая, какая есть. Как женщина, которая так много времени тратит на то, чтобы соответствовать ожиданиям общества, то, что я встретила мужчину, который позволил мне быть именно той, какая я есть, для меня стало истинным даром.

У Кевина был имидж 'плохого парня'. Но когда мы встретились, я понятия не имела ни о том, что у него есть маленький ребенок, ни о том, что его бывшая девушка - на восьмом месяце беременности, ждет его второго ребенка. Я ничего не знала. Я жила в мыльном пузыре, и у меня не так-то много было хороших близких лрузей, которым я могла бы довериться и с которыми могла бы посоветоваться. Я не имела обо всем этои понятия, мы встречались какое-то время, и тут кто-то сказал мне: 'Ты ведь знаешь, что у него родился второй ребенок, да?'.

Я не поверила, но когда спросила у Кевина, он ответил, что это - правда. Сказал, что видится с ними раз в месяц.

- У тебя есть дети? - спросила я. - Дети? Не просто один ребенок, а два?

Безусловно, количество детей на меня повлияло. Я об этом понятия не имела.

Весной 2004 года я должна была вернуться к работе, чтобы хорошо выступить на концертах, предусмотренных договором, хотя у меня абсолютно не было настроения это делать. Я подумала, что будет приемлемо, если Кевин поедет в турне со мной, и он согласился поехать. Мы так веселились в том турне: он помогал мне отвлечься от работы, столь же сложной, как всегда. После шоу мне больше не нужно было в одиночестве возвращаться в свой номер. Мы летели домой и болтали, я попросила его на мне жениться. Он сказал: 'Нет', а потом сам сделал мне предложение.

Мы вместе снимали дневник турне. Оригинальная концепция - снять документальный фильм, как 'Правда или желание' Мадонны, но фильм получился больше похожим на коллекцию нашего домашнего видео, особенно после того, как я снова получила травму и потом видео вышло в форме реалити-шоу под названием 'Бритни и Кевин: Хаос'.

Турне 'Onyx Hotel' стало воплощением агрессии. Начнем с того, что оно было слишком сексуальным. Джастин публично меня опозорил, так что мое сценическое опровержение зашло немного слишком далеко. Но это оказалось абсолютно ужасно. Я сразу же это возненавидела. На самом деле я возненавидела всё это тупое турне целиком, настолько, что каждую ночь молилась. Просила: 'Господи, сделай так, чтобы у меня сломалась рука. Сделай так, чтобы у меня сломалась нога. Можешь сделать так, чтобы у меня что-нибудь сломалось?'. А потом, 8 июня 2004 года, когда до окончания шоу оставалось еще два месяца, я снова упала - на съемках клипа 'Outrageous,' получила новую травму колена и мне понадобилось хирургическое вмешательство. Оставшиеся концерты отменили. Делая лечебную физкультуру для колена, я вспоминала, как много страдала в подростковом возрасте. Опыт был мучительный. Я должна была поднимать и опускать ноги, несмотря на то, что это причиняло мне невыносимую боль. Так что, когда врачи предложили мне викодин, я согласилась. Больше не хотелось испытывать такую боль.

Я просто поехала в свою квартиру на Манхэттене, легла на свою кровать принцессы, и если кто-то - друзья, родственники или желающие обсудить деловые вопросы - хотели в это время со мной поговорить, я отвечала: 'Оставьте меня в покое. Я не хочу ничего делать и не хочу никого видеть'. И уж точно мне хотелось какое-то время не ездить в турне, если получится.

Частично это было связано с тем, что я считала, что заслужила право принимать собственные решения касательно своей личной жизни после столь изматывающего графика. У меня было такое чувство, словно меня с помощью манипуляций заставили вернуться к работе после разрыва с Джастином, потому что работа была единственным, что я знала. Турне 'Onyx' оказалось ошибкой. Но я считала, что просто должна делать то, что, как предполагается, я должна делать, и это была работа.

Сейчас я понимаю, что нужно было побездельничать и посвятить время себе, чтобы пережить разрыв с Джастином, прежде чем возобновить концертную деятельность. Музыкальная индустрия слишком бескомромиссна и ничего не прощает. Часто приходится каждый день приезжать в новый город. Никакой стабильности. В дороге не найдешь покой. Когда в 2000 году я снималась в передаче 'Britney Spears: Live and More!' на Гавайях, я начала понимать. что телевидение на самом деле - это легко. Телевидение - просто роскошь в музыкальном бизнесе, а вот поездки в турне - нет.

Моя сестра тоже заключила очень выгодный контракт - с 'Nickelodeon'. Я была рада за нее. Наблюдая, как она учит слова и примеряет костюмы, я вспомнила, что мне хотелось получить работу, больше напоминающую уютный мир детского телевидения. Мне нравилось вспоминать 'Клуб Микки-Мауса' и то, как легко всё было тогда.

Я думала, что Кевин подарит мне стабильность, которой я так жаждала, и свободу.

Не очень-то много людей радовались за нас с Кевином. Нравилось мне это или нет, я была одной из крупнейших мировых звезд того времени. Он жил более частной жизнью. Мне приходилось защищать наши отношения перед всеми.

Мы с Кевином поженились той осенью. У нас была церемония-'сюрприз' в сентябре. Но юристам нужно было больше времени для составления брачного договора, так что юридически брак был заключен несколько недель спустя.

Церемонию снимал журнал 'People'. На мне было платье-бюстье, а подружки невесты оделись в бордовое. После церемонии я переоделась в розовый спортивный костюм с надписью 'МИССИС ФЕДЕРЛАЙН', и все остальные тоже надели яркие спортивные костюмы, потому что мы пошли в клуб, чтобы танцевать всю ночь. Теперь, когда я вышла замуж и думала о создании семьи, я решила начать говорить 'нет' тому, что считала неправильным, таким вещам, как турне 'Onyx'. Я рассталась со своими менеджерами. Опубликовала на своем сайте письмо для фанатов, в котором сообщила, что хочу взять паузу и наслаждаться жизнью.

'Я действительно научилась говорить 'НЕТ'!', - написала я, и я действительно так думала. - Когда я обрела свободу, появилось такое чувство, что окружающие не знают, что теперь делать... Мне жаль, что последние два года, казалось, моя жизнь идет вкривь и вкось. Наверное, это потому, что ТАК ОНО И БЫЛО! Теперь я понимаю, что люди имеют в виду, когда говорят о детях-звездах. Иди вперед, только вперед - всё, что я знаю с пятнадцати лет... Пожалуйста, помните, что времена меняются, и я меняюсь вместе с ними'.

Я испытала такое умиротворение, наконец-то объявив о намерении контролировать свою жизнь.

'Теперь всё изменится!', - восторженно думала я.

И всё изменилось.

19

Два факта о беременности: мне нравился секс и мне нравилась еда. Это внушало мне полнейший восторг во время двух моих беременностей.

Кроме этого мало что приносило мне какое-нибудь удовольствие. Я была просто обыкновенной. В течение тех двух лет вам не захотелось бы что-то обо мне услышать. Мне не хотелось находиться рядом почти ни с кем. Я всех ненавидела. Не хотела, чтобы кто-то ко мне приезжал, даже мама. Я превратилась в настоящую мамашу-наседку. Любимица Америки и самая тривиальная из живущих в мире женщин.

Мне хотелось защищать и Джейми Линн. После того, как она пожаловалась мне на свою соведущую в телешоу, я заявилась на съемочную площадку, чтобы переговорить с актрисой. Как это выглядело: я, глубоко беременная, ору на девочку-подростка (которая, как я потом узнала, была ни в чем не виновата): 'Ты распускаешь слухи о моей сестре?'. (Юная актриса, прости меня).

Во время беременности мне хотелось, чтобы все держались подальше: 'Не приближаться! Здесь ребенок!'.

Правду говорят - к рождению ребенка невозможно подготовиться. Это чудо. Ты создаешь новое тело. В юности говоришь: 'Эта женщина беременна', 'У этой женщины ребенок'. Но когда переживаешь это сама, это просто ошемляюще. Это был духовный опыт - невероятно мощная связь.

Моя мать всегда рассказывала, как болезненны роды. Она никогда не позволяла мне забыть, что мучительно рожала меня много часов. Хочу сказать, что у всех по-разному. У некоторых женщин получается легко. Я была в ужасе от мысли о естественных родах. Когда врач предложил кесарево сечение, я вздохнула с облегчением.

Шон Престон родился 14 сентября 2005 года. Сразу стало понятно, что он - милый добрый маленький мальчик.

А через три месяца я снова забеременела. Волновалась из-за того. что у меня будет двое детей-погодков. Это было тяжело для моего тела, в то время в моей жизни было так много печали и одиночества. Было такое чувство, словно весь мир ополчился против меня.

Главная опасность, которой мне следовало опасаться - агрессия папарацци.

Я думала, что, если буду держаться в тени, в конце концов фотографы от меня отстанут. Но сидела я дома или пыталась пойти в магазин, фотографы меня находили. Каждый день и ночи напролет они были рядом с домом, ждали, когда я выйду.

Чего никто из журналстов, кажется, не понимал, так этого того, что я вряд ли была собой. Я могла рассвирепеть, но в душе мне всегда хотелось угодить людям. Даже в ситуации полного опустошения я волновалась о том, что подумают люди. Я выросла на Юге, где очень важны манеры. До сих ко всем мужчинам независимо от возраста я обращаюсь 'сэр', а к женщинам - 'мэм'. Просто на уровне вежливости было невероятно больно от того, что ко мне относились с таким неуважением, с таким отвращением.

Всё, что я делала с младенцами, отмечали в прессе. Когда я гнала машину, спасаясь от папарацци, с Шоном Престоном на коленях, это использовали в качестве доказательства того, что я - никудышняя мать. Папарацци окружили меня с Шоном Престоном на сельской ярмарке в Малибу, фотографировали и фотографировали, а я в ловушке держала Шона Престона и плакала.

Когда я пыталась выйти из здания и сесть в машину в Нью-Йорке, беременная Джейденом Джеймсом и с Шоном Престоном на руках, меня окружили фотографы. Мне посоветовали сесть в машину и выйти с другой стороны, так что я вздохнула и начала пробираться сквозь очередную тысячу затворов фотоаппаратов и крики 'Бритни! Бритни!', чтобы сесть в машину.

Если вы посмотрите видео, а не просто неподвижные фотографии, вы увидите, что я несу в одной руке стаканчик воды, а в другой - ребенка, мой каблук подгибается, и я почти падаю. Но я не упала. Пытаясь устоять, я не уронила ни воду, ни ребенка, который, кстати, сохранял полнейшее спокойствие.

- Вот поэтому мне нужен пистолет, - сказала я на камеру. Наверное, это прозвучало как-то не очень. Но у меня просто лопнуло терпение. Журналы, кажется, больше всего на свете стремились заполучить очередную фотографию, которую можно будет опубликовать под заголовком 'Бритни Спирс стала ОГРОМНОЙ! Смотрите, она не пользуется макияжем!'. Словно это - какой-то грех, словно, набрав вес, я причинила лично им зло, предала их. Когда это я обещала всю жизнь оставаться семнадцатилетней?

20

Когда Шон Престон был еще очень маленьким, Кевин начал усерднее работать над своей собственной музыкой. Ему хотелось сделать имя, я это поощряла. Он много записывался, это была его страсть. Иногда я забегала в студию, где он работал, она напоминала клуб. Из дверей студии доносился запах марихуаны еще до того, как я туда заходила. Он и парни были под кайфом, и казалось, что я им мешаю. Меня на эту вечеринку не приглашали.

Я не выносила дым марихуаны. От одного запаха тошнило. У меня был младенец и я снова была беременна, так что вряд ли смогла бы весь день тусить. В основном сидела дома. У меня был прекрасный дом - дом мечты. Мы наняла невероятного шеф-повара - слишком дорогого, чтобы прибегать к его услугам часто. Но однажды, пробуя блюло, приготовленное шеф-поваром, я сказала: 'О боже, это самое вкусное блюдо из всех, которые я когда-либо ела. Вы могли бы просто жить у нас? Я вас люблю!'. Именно это я и имела в виду - я его любила. Я была так благодарна за любую дополнительную помощь по дому.

'Наверное, такова жизнь женатых пар, - думала я по мере того, как отчуждение между мной и Кевином росло. - Вы поочередно позволяете друг другу немножко побыть эгоистами. Он только что ощутил вкус своей собственной славы. Я должна позволить ему этим насладиться'.

Я обращалась к себе с мотивационной речью: 'Он - мой муж. Я должна его уважать, принимать его на более глубинном уровне, чем кого-либо из тех, с кем я встречалась. Он - отец моих детей. Сейчас его характер изменился, но если он изменился таким образом, он ведь может поменяться обратно. Поговаривают, что он собирается со мной расстаться, хотя у меня - маленькие дети, как он поступил с матерью своих старших детей, когда те были младенцами, но нет! Он не поступит со мной так, как поступил с другой своей семьей'.

Пытаясь мысленно сформулировать все эти отговорки, я лгала себе, всё это время полностью отрицала тот факт, что Кевин собирается меня бросить. Я полетела в Нью-Йорк, чтобы с ним встретиться. Он настолько от меня отстранился, что я решила, что нам нужно какое-то время вместе пожить вместе как супругам. В городе я забронировала номер в очаровательном отеле, и с волнением предвкушала встречу с мужем.

Но он меня видеть не захотел. Чувство было такое, что Кевин притворился, что меня не существует.

Его менеджер, несколько лет проработавший в моей команде, тоже не захотел меня видеть. Теперь он работал в команде Кевина, и, кажется, они решили больше не иметь со мной никаких дел,

- Черт, вы серьезно? - спросила я.

Я была в состоянии думать лишь о том, как бы подобраться поближе к Кевину, чтобы можно было спросить, что происходит. Хотелось сказать: 'Когда ты уезжал сюда, мы обнялись на прощание. Ты поцеловал меня. Что происходит? Что случилось?'.

Я подозревала, что творится что-то не то, что Кевин изменился, особенно с тех пор, как о нем начали писать в прессе и он почувствовал себя независимым. Однажды он пришел домой поздно и сказал, что был на вечеринке. 'Там был Джастин Тимберлейк! - сказал Кевин. - И Линдси Лохан!'.

'Неужели ты думаешь, что меня волнует твоя тупая вечеринка? - подумала я. - Ты вообще представляешь, сколько подобных вечеринок я посетила? С некоторыми из этих людей я знакома дольше, чем с тобой. Ты знаешь, сколько всего я пережила за годы отношений с Джастином? Нет, ты ничего этого не знаешь'.

Я не произнесла эту тираду вслух, но мне хотелось сказать всё это и еще намного больше.

Кевина очаровывала слава и могущество. Снова и снова я видела, как слава и деньги разрушали людей, особенно - мужчин. Когда они становились объектами внимания такого рода, всё было кончено. Они слишком это любят. И это для них пагубно.

Некоторые знаменитости хорошо справляются со славой. Воспринимают ее в правильном ракурсе. Им нравится, когда ими восхищаются, но не особо. Они знают, к чьему мнению прислушиваться, а чье мнение отвергать. Получать премии и кубки - это круто, и сначала, в течение двух лет после того, как вы стали знаменитостью, это просто необъяснимое чувство, ладно. Думаю, некоторые люди - просто великие в своей славе.

Я - нет. В течение первых двух или трех лет славы я справлялась хорошо, всё прекрасно, но мое истинное 'я'? В школе я играла в баскетбол. Я не была чирлидершей, не хотела этим заниматься. Я играла в мяч. Вот что я любила.

Но слава? Этот мир - илюзия, друзья мои. Это. Не. Настоящее. Вы вынуждены с этим мириться, потому что, конечно, надо оплачивать счета семьи и всё такое. Но, как по мне, суть настоящей жизни тут ускользает. Думаю, именно поэтому я завела детей.

А как же получение премий и все эти атрибуты славы? Мне это очень нравилось. Но я не воспринимала это, как нечто долговечное. Что я люблю - так это пот на полу во время репетиций, или просто играть в мяч и забросить его в кольцо. Люблю работу. Люблю практику. В этом больше подлинности и ценности, чем в чем-либо другом.

Поистине завидую людям, которые знают, как заставить славу работать на себя, потому что я от этого прячусь. Очень смущаюсь. Например, Дженифер Лопес с самого начала поразила меня, ей очень хорошо удавалось быть знаменитой - она удовлетворяла интерес людей к ее персоне, но знала, где провести границу. Она всегда хорошо справлялась. Всегда держалась с достоинством.

Кевин понятия не имел, как это всё делать. Признаю, мне это тоже не очень хорошо удается. Я - человек нервный. С возрастом я всё больше стараюсь избегать любого внимания, может быть, потому что мне действительно причинили боль.

Во время этой тяжелой поездки в Нью-Йорк мне следовало знать, что мой брак распался, но я по-прежнему думала, что его можно спасти. Потом Кевин переехал в другую студию, в Лас-Вегас. Так что я полетела туда в надежде с ним поговорить.

Когда я его нашла, оказалось, что он побрился налысо. Готовился с съемкам на обложку своего альбома. Всё время проводил в студии. Действительно решил, что он теперь - рэпер. Дай ему Бог здоровья - он к этому всему относился так серьезно.

Так что я прилетела в Вегас с Шоном Престоном на руках, по-прежнему беременная Джеймсом и исполненная сочувствия к положению Кевина. Он пытался что-то сделать самостоятельно, а все, кажется, в него не верили. Я знала, как это бывает. Вы действительно должны верить в себя, даже если весь мир заставляет вас сомневаться, что у вас есть необходимые данные. Но также я чувствовала, что ему нужно относиться ко всему этому более критично и больше времени проводить со мной. Наша маленькая семья была моей душой. Его дети долго находились внутри меня, и я многим пожертвовала. Чуть не отказалась от карьеры. И я сделаю всё для того, чтобы наша совместная жизнь была возможна.

Я оставила Шона Престона в отеле с мамой и пришла на съемочную площадку. Мне снова сказали, что он не хочет меня видеть. Потом Кевин говорил, что это - неправда, что он никогда бы так не поступил. Знаю только то, что мне пришлось пережить: охранники, работавшие в моем доме, стояли у дверей и меня не впускали. Чувство было такое, словно все на этой съемочной площадке объявили мне бойкот.

Я пробралась к окну и увидела толпу молодежи, у них была вечеринка. Съемочную площадку превратили в ночной клуб. Кевин и другие артисты курили траву и выглядели счастливыми.

Я была просто вне себя. Какое-то время наблюдала за этой сценой, а те, кто находился внутри, меня не видели. Потом я сказала охраннику: 'О'кей, прекрасно', развернулась и вернулась в отель.

Я сидела в номере полностью опустошенная, и тут раздался стук в дверь.

Я ответила. это оказался один из старинных друзей отца - Джейсон Трэвик.

- Как дела? - спросил он. Кажется, ему действительно был интересен мой ответ.

'Когда у меня в последний раз спрашивали, как у меня дела?', - подумала я.

21

Как раз примерно на первый день рождения Шона Престона, 12 сентября 2006 года, родился Джейсон Джеймс. Он с самого рождения был очень веселым ребенком.

Когда у меня появились оба мальчика, я почувствовала невероятную легкость - такую легкость, словно я была птицей или пером, словно могла бы улететь.

У меня были невероятные ощущения своего тела. 'Это оно - снова почувствовать себя тринадцатилетней?', - спрашивала себя я. У меня больше не было огромного живота.

Один мой друг пришел в гости и воскликнул:

- Вау, ты такая худенькая!

- Ну, я два года подряд была беременна, - ответила я.

После рождения детей я почувствовала себя абсолютно другим человеком. Это сбивало с толку.

С одной стороны, я вдруг снова начала влазить в свою одежду. Когда примеряла вещи, они выглядели на мне хорошо! Я выяснила, что мне снова нравится моя одежда. Черт возьми! Мое тело!

С другой стороны, у меня было такое приятное чувство - я знала, что внутри меня мои дети - в безопасности. Я немного расстроилась, когда больше не могла держать их в безопасности внутри себя. Они казались такими уязвимыми в мире хитрых папарацци и таблоидов. Мне хотелось вернуть их обратно в свой живот, чтобы мир не мог до них добраться.

'Почему Бритни так не хочет, чтобы фотографировали Джейдена?' - гласил один из заголовков.

После рождения Джейдена мы с Кевином лучше научились прятать детей, настолько хорошо, что люди начали недоумевать, почему нигде не публикуют их фотографии. Думаю, если бы кто-то хоть на минуту задумался над этим вопросом, у них возникли бы какие-то догадки. Но никто на самом деле не задал себе такой вопрос. Они просто продолжали действовать так, словно я обязана позволять людям, которые старались сфотографировать меня толстой, фотографировать моих маленьких сыновей.

После каждых родов первое, что мне приходилось сделать - это выглянуть в окно и посчитать количество вражеских войск на парковке. Кажется, их количество возрастало каждый раз, когда я проверяла. Машин всегда было больше, чем разрешено нормами безопасности. Когда я видела всех этих мужчин, которые собрались, чтобы сфотографировать моего младенца, у меня кровь стыла в жилах. На карту были поставлены огромные роялти за фотографии, так что их миссия - добыть фотографии любой ценой.

А мои мальчики были такими крохотными. Моя работа - их оберегать. Я беспокоилась, что вспышки и крики их напугают. Нам с Кевином пришлось разработать стратегию - накрывать их одеяльцами таким образом, чтобы они могли дышать. Я дышала с трудом, хотя не была накрыта одеялом.

В тот год я не очень заботилась о том, чтобы обо мне писали в прессе, но дала одно интервью - Мэтту Лауэру для 'Dateline'. Он сказал, что люди спрашивают обо мне, например, такое: 'Бритни - плохая мать?'. Он так и не сказал, кто задает такие вопросы. По-видимому, все. А еще он спросил, что, по моему мнению, нужно сделать, чтобы папарацци оставили меня в покое. Жаль, что он не спросил у них - что бы это ни было, я бы это сделала.

К счастью, мой дом был тихой гаванью. Наши отношения терпели крах, но мы с Кевином построили невероятный дом в Лос-Анджелесе, прямо рядом с домом Мэла Гибсона. Сэнди из 'Бриолина' тоже жила неподалеку. При виде ее я кричала: 'Привет, Оливия Ньютон-Джон! Как поживаете, Оливия Ньютон-Джон?'.

Для нас это был дом мечты. Был спуск к бассейну. Была песочница, полная игрушек, так что дети могли строить песочные замки. Был миниатюрный кукольный дом с лестницей и миниатюрным крыльцом. И мы всё время что-нибудь к нему пристраивали.

Мне не нравились деревянные полы, так что я везде положила мраморные - и, конечно, это был белый мрамор.

Дизайнер интерьеров был абсолютно против. Он говорил:

- Мраморные полы очень скользкие, и ударитесь больно, если упадете.

- Хочу мрамор! - кричала я. - Мне необходим мрамор.

Это был мой дом и мое гнездышко. Дом был чертовски красивый. Но, думаю, я тогда понимала, что начинаю терять адекватность.

Я родила двоих детей одного за другим. Гормоны зашкаливали. Я была злая, как черт, и любила командовать. Рождение детей было очень важно для меня. В стремлении сделать наш дом идеальным я зашла слишком далеко. Оглядываюсь назад и думаю: 'О боже, подрядчики, простите меня. Думаю, я слишком всё контролировала'.

Пришел художник и нарисовал муралы на стенах спален мальчиков: фантастические картины, изображавшие маленьких мальчиков на Луне. Я выложилась по полной.

Это была моя мечта: родить детей и воспитывать их в самой уютной обстановке, которую я смогу создать. Для меня они были идеально красивыми, это было всё, чего я могла бы когда-либо желать. Мне хотелось подарить им весь мир, всю Солнечную систему.

Я начала подозревать, что как-то слишком о них забочусь, когда первые два месяца не позволяла маме держать Джейдена на руках. Даже после этого я разрешала ей держать Джейдена только пять минут, а потом - всё. Его должны были вернуть мне на руки. Это уж слишком. Теперь я это понимаю. Мне не следовало настолько сильно всё контролировать.

И, думаю, то, что произошло, когда я впервые увидела их после родов, было похоже на то, что произошло со мной после разрыва с Джастином: та же ситуация а-ля Бенджамин Баттон. Мои годы пошли вспять. Честно говоря, когда я стала мамой, чувство было такое, словно я частично стала младенцем. Одна часть меня была очень требовательной взрослой женщиной, которая орала из-за белого мрамора, а другая часть вдруг стала ребенком.

Дети исцеляют. Благодаря им вам меньше хочется судить других. Вот они - такие невинные ангелочки, которые так зависят от вас. Вы начинаете понимать, что все когда-то были младенцами, такими хрупкими и беспомощными. В других отношениях иметь детей мне было психологически очень тяжело. И после рождения Джейми Линн было то же самое. Я так сильно ее любила и испытывала к ней такое чувство эмпатии, что каким-то странным образом стала ею. Когда ей было три года, какой-то части меня тоже стало три года.

Я слышала, что такое иногда случается с родителями, особенно - если в детстве у вас была травма. Когда ваши дети достигают возраста, в котором с вами случилось что-то плохое, вы снова это переживаете.

К сожалению, в то время не было принято обсуждать душевное здоровье, как сейчас. Надеюсь, молодые матери, которые это читают и переживают сейчас трудные времена, вовремя получат помощь и направят свою энергию в какое-то более исцеляющее русло, чем мраморные полы. Потому что сейчас я понимаю, что у меня были все симптомы перинатальной депрессии: грусть, тревога, усталость. Когда дети родились, к этому добавилось замешательство и одержимость безопасностью младенцев, эти чувства нарастали по мере того, как возрастало внимание средств массовой инфорации к младенцам. Быть молодой мамой - и так сложно, без того, чтобы на тебя всегда был направлен микроскоп.

Кевин был далеко, никого не было рядом, никто не видел, как я верчусь. Никто, кроме всех папарацци Америки.

Первые несколько месяцев после рождения Джейдена были как в тумане. Я купила собаку. Фелиция появлялась в моей жизни и исчезала.

Когда я ждала Джейдена, покрасилась в черный цвет. Пытаясь снова вернуть белокурый оттенок, я сделала волосы пурпурными. Пришлось идти в салон красоты, чтобы меня полностью побрили и придали волосам более реалистичный оттенок коричневого. Казалось, для этого понадобилась целая вечность. И так - почти со всем в моей жизни. Мягко говоря. царил какой-то хаос: разрыв с Джеем, тяжелое турне 'Onyx', брак с человеком. которого сложно назвать хорошей партией, и потом - попытки быть хорошей матерью в браке, который разваливался на глазах.

А в студии я всегда была счастлива и полна творческих идей. Записываясь для 'Blackout', я чувствовала себя очень свободной. Я работала с невероятными авторами и снова была в игре. Автор-исполнитель по имени Нейт Хиллз, который записывался под псевдонимом Данья, специализировался больше по танцевальной музыке и EDM, чем по поп-музыке; он познакомил меня с новым звучанием, и я начала различными способами растягивать октавы.

Мне нравилось, что никто не мудрит и я могу говорить, что мне нравится и что не нравится. Я точно знала, чего хочу, и мне очень нравилось то, что мне предлагали. Прийти в студию, услышать эту невероятную музыку и добавить к ней свой вокал - это было счастьем. Несмотря на мою репутацию в то время, я сосредоточилась на работе и радовалась ей, приходя в студию. Расстраивало меня то, что происходило за ее пределами.

Папарацци были подобны армии зомби, каждую секунду пытавшейся ворваться внутрь. Они пытались карабкаться по стенам и фотографировать через окно. Попытки войти в здание и выйти из него воспринимались, как часть военной операции. Это было ужасно.

Моя представительница по работе с лейблом Тереза ЛаБарбера Уайтс, тоже мать, делала всё возможное, чтобы мне помочь. Она принесла в одну из наших студий качели для младенца, и я подумала, что это очень мило с ее стороны.

Альбом стал чем-то вроде боевого клича. Много лет я неукоснительно выполняла требования, пытаясь угодить маме и папе, пришло время сказать: 'Идите к черту'. Я перестала вести бизнес так, как раньше. Начала сама снимать уличные видео. Могла пойти с другом в бар, друг просто приносил камеру, и вот так мы сняли 'Gimme More.'

Уточняю: я не говорю, что горжусь этим. 'Gimme More' - определенно самый ужасный видео-клип из всех, которые я сняла в своей жизни. Мне он абсолютно не нравится - он такой дешевый. Выглядит так, словно на съемки потратили всего три тысячи долларов. Но даже несмотря на то, что клип был плохой, он достиг своей цели. И чем больше я делала самостоятельно, тем более интересные люди замечали меня и хотели со мной работать. Я начала знакомиться с действительно хорошими людьми просто благодаря устной рекламе.

'Blackout' стал одним из самых легких и устраивающих меня альбомов. Я свела его действительно очень быстро. Я могла прийти в студию, побыть там тридцать минут и уйти. Я ничего не планировала заранее - просто альбом нужно было записать быстро. Если я задерживалась в одном помещении слишком надолго, количество папарацци снаружи возрастало настолько, словно я - загнанный в угол Пэкмэн, которого преследуют призраки. Моя схема выживания требовала, чтобы я заходила в студию и выходила из нее как можно быстрее.

Когда я записывала 'Hot as Ice,' зашла в студию, там сидели шестеро огромных парней. Наверное, это был один из самых одухотворенных моментов записи в моей жизни - эти парни молча сидели и слушали, как я пою. Мой голос достиг самого большого возможного диапазона. Я спела эту песню дважды. Даже не пришлось репетировать.

Если запись альбома 'Blackout' приносила мне радость, в остальных смыслах жизнь разрывала меня на части со всех сторон. В любую минуту меня могло швырнуть из одной крайности в другую. Мне необходимо было повысить свою самооценку и значимость, а мне тогда не удавалось провернуть такой фокус. Но, хотя во всех остальных смыслаз время было очень тяжелым, в творческом смысле всё было великолепно. Что-то, происходившее в моем мозгу, сделало меня лучше как творца.

Я записывала альбом 'Blackout' в лихорадочном возбуждении. У меня была возможность работать в самых лучших студиях. Времена были безумные.

К сожалению, когда семейная жизнь не складывается, всё валится из рук, и всё, что в жизни есть хорошего, воспринимается уже не столь позитивно. Мне было грустно из-за неприятностей в семье, но я всё равно гордилась альбомом. Многие артисты говорили, что этот альбом на них повлиял, и от фанатов я часто слышала, что это - их любимый альбом.

А тем временем о Кевине много писали в прессе, чувство было такое, словно он выиграл Большой кубок в Мировой серии игр. Я больше не знала этого человека. Потом его пригласили сняться в рекламе Суперкубка для Общенационального телевидения. Неважно, что в рекламе его высмеивали - он играл работника заведения фастз-фуда, который мечтает стать звездой. После того, как он получил это предложение, я его больше никогда не видела. Похоже, он стал слишком крутым, чтобы даже разговаривать со мной. Всем вокруг он говорил, что отцовство - это для него всё, самое лучшее в его жизни. А так и не скажешь. Печальная правда заключалась в том, что он всё время был далеко.

23

Выйдя замуж за Кевина, я всей душой отдалась этому браку. Если посмотрите на мои глаза на свадебных фотографиях, вы это увидите: я была так влюблена и так готова к началу нового жизненного этапа. Я хотела родить этому мужчине детей. Я хотела уютный дом. Я хотела с ним состариться.

Мой юрист сказал, что, если бы я не подала на развод, это сделал бы Кевин. Насколько я поняла, Кевину хотелось подать на развод, но ему было неловко это сделать. Он знал, что предстанет в лучшем свете перед общественностью, если это я подам заявление на развод. Мой юрист сказал, что Кевин в лобом случае собирался разводиться. Мне дали понять, что будет лучше, если я подам заявление первой - таким образом я не буду унижена.

Не хотелось оказаться в неловком положении, так что в начале ноября 2006 года, когда Джейдену было почти два месяца, я подала заявление на развод. И Кевин, и я ходатайствовали о полной опеке над детьми. Что мне было непонятно - так это требование Кевина оплатить его судебные издержки. И, поскольку я запустила юридический маховик развода, в глазах прессы это я была виновна в развале своей молодой семьи.

Средства массовой информации словно обезумели. Наверное, это было хорошо для рекламы альбома Кевина, который вышел за неделю до того, как мы объявили о разводе, а вот меня поливали грязью. Некоторые пытались меня поддержать, но в прессе это выливалось в жестокие поношения Кевина, а это мне не особо помогало.

В том же месяце я была ведущей на церемонии вручения премий 'American Music Awards'. Пока я ждала своего выхода, Джимми Киммел разразился монологом и высмеял Кевина, которого назвал 'первым в мире уникумом, у которого нет ни одного хита'. Потом дублера посадили в деревянный ящик, установили ящик на вагонетку и 'выбросили в океан'.

Но Кевин был отцом моих маленьких детей. Жестокость по отношению к нему была для меня неприемлема. Все зрители смеялись. Я не знала, что готовится такой номер, и это застало меня врасплох. Я вышла на сцену и вручила премию Мэри Джей Блайдж, но, вернувшись за кулисы, попыталась объяснить, что меня это застало врасплох и мне это не нравится. Кроме того, я подумала, что в разгар битвы за опеку над детьми издевательства над бывшим мужем могут мне навредить.

Кажется, новости о нашем разводе всех веселили. Всех, кроме меня. Мне праздновать не хотелось.

Оглядываясь назад, я понимаю, что и Джастина, и Кевина раскусить было просто. Они знали, что делают, а я в это вляпалась.

Таков шоу-бизнес. Я никогда не умела играть в эту игру. Не знала, как подать себя на любом уровне. Я не умела одеваться, черт, я до сих пор не умею одеваться, признаю. Но я над этим работаю. Пытаюсь. Но, несмотря на все свои недостатки, я всё равно знаю, что я - хороший человек. Теперь я понимаю: чтобы играть в эту игру, надо быть достаточно умным, достаточно порочным и достаточно осмотрительным, а я в эту игру играть не умела. Я была абсолютно наивна, просто невежественна. Я только что стала одинокой мамой двух маленьких мальчиков - у меня даже не было времени привести в порядок прическу, прежде чем выйти к океану фотографов.

Я была молода и совершала много ошибок. Но должна сказать вот что: я не манипулировала. Я просто была глупой.

Вот что сломали во мне Джастин и Кевин. Я привыкла доверять людям. Но после разрыва с Джастином и развода с Кевином я больше никогда никому по-настоящему не доверяла.

24

Среди немногих, кто отнесся ко мне с невероятной добротой, когда я действительно в этом нуждалась, была Пэрис Хилтон. Многие американцы презирали ее как тусовщицу, а я ее считала элегантной - как она позировала на красной дорожке и выгибала бровь, если о ней злословили.

Она увидела, что у меня маленькие дети и я страдаю из-за развода, и, думаю, ей стало меня жаль. Она пришла ко мне домой, очень мне помогла. Она была так добра ко мне. Не считая той ночи с Джейсоном Трэвиком, кажется, сотни лет никто не был так добр ко мне. Мы начали тусоваться. Она постаралась меня развеселить впервые за долгое время.

С Пэрис я снова начала ходить на вечеринки. Но скажу на чистоту: вечеринки никогда не были столь безумными, как их изображали в прессе. Было время, когда я вообще никуда не выходила. И вот, когда, наконец, оставив детей под присмотром квалифицированных нянь, я на несколько часов вышла из дома, вернулась поздно, выпила, как любой человек в двадцать с лишним лет, услышала я о себе лишь то, что я - наихудшая мать из когда-либо живших на свете, и ужасный человек в придачу. Таблоиды пестрели обвинениями: 'Она - шлюха! Она под наркотиками!'.

У меня никогда не было проблем с алкоголем. Мне нравилось выпить, но всё это никогда не выходило из-под контроля. Хотите знать, какой у меня наркотик выбора? Единственное, что я когда-либо принимала, кроме алкоголя? Аддерол, амфетамин, который дают детям со СДВГ. Да, аддерол повышал мое настроение, но что мне нравилось намного больше - так это то, что благодаря ему я на несколько часов избавлялась от чувства подавленности. Только он действовал на меня как антидепрессант, а я действительно чувствовала, что мне антидепресант нужен.

Меня никогда не интересовали тяжелые наркотики. Я видела множество людей в шоу-бизнесе, которые всё это принимали, но это - не для меня. Там, где я росла, мы в основном пили пиво, до сего дня я не люблю пить дорогое вино, потому что оно обжигает мне горло. И мне даже никогда не нравилась трава, кроме той ночи в Нью-Йорке, когда я сломала каблук. Даже если от травы у меня улучшится настроение, я стану заторможенной и поглупею. Ненавижу это.

Знаете, что мы с Пэрис делали в ту предполагаемо безумную ночь, из-за которой все так всполошились, в ночь, когда мы тусовались с Линдси Лохан? Мы напились. Вот и всё!

Мы жили в пляжном домике, мама присматривала за детьми, так что я тусила с Пэрис. Мы куролесили, пили и дурачились. Было приятно расслабиться с подружками. Я не видела в этом ничего плохого.

Однажды я пришла в пляжный домик под утро, радовалась приключению и была еше немного пьяна.

Мама меня ждала. Она начала ругаться, и мы с ней сильно поругались.

Она сказала, это из-за того, что я пьяна в стельку.

Она не ошиблась. Я была полностью пьяна. Но это не разрушало базовый порядок в нашей семье. И в тот вечер мама сидела с детьми, так что я могла пойти потусоваться без зазрений совести, не волнуясь, что дети могут увидеть мать в пьяном виде.

Я просто сгорала от стыда. Стояла там, шатаясь, и думала: 'О'кей, кажется, мне запрещено ходить на вечеринки'.

Мама всегда внушала мне чувство вины, хотя я так старалась быть хорошей. Вот что всегда делала моя семья - обращалась со мной так, словно я - плохая. Перепалка стала поворотным моментом в моих отношениях с мамой. Я не могла вернуть всё и сделать так, как раньше. Мы пытались, но на самом деле не получилось.

Неважно, сколько фанатов у меня было по всему миру -- мои родители, кажется, никогда не считали, что я чего-то стою. Как можно так обращаться со своей дочерью, когда она переживает развод, когда она одинока и потеряна?

Жестоко - не подарить человеку милосердие в тяжелые времена, особенно, если ты даришь добро и не получаешь его в ответ. Когда я начала высказываться и немного давать им отпор - видит Бог, они были далеко не идеальны - им это не очень-то понравилось. Но у них всё равно была огромная эмоциональная власть надо мной.

25

Всё, что говорят о материстве, для меня оказалось правдой. Благодаря моим мальчикам в жизни появился смысл. Я была поражена тем, как много чистой истинной любви испытываю к этим крохотным созданиям.

Но материнство под таким давлением дома и в мире оказалось намного тяжелее, чем я ожидала.

Я была отрезана от своих друзей, и стала странной. Знаю, вы думаете, что в то время я сосредоточилась исключительно на материнстве, но мне тяжело было сидеть целыми днями и играть с ними, тяжело было поставить материнство на первое место. Я была в замешательстве. Всю жизнь я была на виду. Сейчас я не знала, куда пойти и что делать. Предполагается, что я вернусь домой в Луизиану, куплю дом за высокой стеной и спрячусь?

Вот что я понимаю сейчас, но не понимала тогда: я была лишена всех аспектов нормальной жизни - я не могла выйти в свет без того, чтобы не попасть в заголовки, не могла совершать обычные ошибки молодой мамы двоих младенцев, не могла доверять окружающим. У меня не было свободы и не было безопасности. Кроме того, как я сейчас понимаю, я страдала от жесточайшей послеродовой депрессии. Признаюсь, чувство было такое, что я просто не выживу, если ситуация не улучшится.

Все эти люди делали, что захотят, а за мной следили из-за каждого угла. Джастин и Кевин могли переспать со всеми на свете и выкурить всю на свете траву, и никто им слова не сказал бы. А я вернулась ночью домой из клуба, и родная мать на меня набросилась. Теперь мне было страшно что-либо делать. Моя семья вогнала меня в ступор.

Меня тянуло к любому, кто пришел бы и стал амортизатором между мной и ими, особенно - к людям, которые брали меня с собой на вечеринки и позволяли на время отвлечься от всего этого надзора, под которым я находилась. Не все эти люди оказались прекрасными в долгосрочной перспективе, но в то время я отчаянно нуждалась в ком-нибудь, кто захотел бы мне помочь каким угодно образом и кто держал бы моих родителей на расстоянии.

Пытаясь добиться полной опеки над детьми, Кевин начал убеждать всех, что я абсолютно потеряла контроль над собой. Начал утверждать, что мне вообще никогда не следует доверять детей.

Помню, когда он это заявил, я подумала: 'Конечно же, это - шутка. Это просто заявление для таблоидов'. Когда читаешь про сражения семейных пар знаменитостей, никогда не знаешь, где там правда. Я всегда предполагала, что многое из того, что мы слышим - это истории, которые скармливают газетам в качестве уловки, чтобы победить в битве за опеку. Так что, когда Кевин забрал детей, я ждала, что он их привезет обратно. Он не только их не привез, но даже несколько недель запрещал мне с ними видеться.

В январе 2007 года тетя Сандра умерла после долгой и тяжелой борьбы с раком яичников. Она была мне второй матерью. У могилы тети Сандры я рыдала сильнее всего в жизни.

О работе я и подумать не могла. Популярный режиссер позвонил мне, чтобы обсудить проект, над которым как раз работал. 'У меня для вас есть роль, - сказал он. - Это по-настоящему мрачная роль'.

Я отказалась, потому что сочла это предложение эмоционально неприемлемым для себя. Но мне было интересно, что за за роль, подсознательно я прокручивала это в голове - представляла, как это было бы - стать ею?

У меня внутри очень долго была тьма. Но снаружи я пыталась выглядеть так, как от меня требовалось, делать то, чего от меня ждали, всегда быть милой и очаровательной. Но внешний лоск к тому времени сошел, ничего не осталось. Я превратилась в обнаженный нерв.

В феврале, когда я не видела мальчиков уже несколько недель и была вне себя от горя, я поехала к Кевину умолять вернуть их. Он не позволил мне войти в дом. Я умоляла его. Джейдену Джеймсу было пять месяцев, Шону Престону - семнадцать месяцев, я представляла, что они не знают, где их мать, не понимают, почему она не хочет быть с ними. Мне хотелось достать таран, чтобы попасть к ним. Я не знала, что делать.

Папарацци за всем этим наблюдали. Не могу описать, какой униженной я себя чувствовала. Меня загнали в угол. Я вышла из дома, и меня, как всегда, начали преследовать эти мужчины, они ждали, когда я сделаю что-то, что можно будет сфотографировать.

В тот вечер я им предоставила кое-какой материал.

Я пошла в парикмахерский салон, взяла машинку для стрижки волос и побрила голову.

Все это сочли уморительным. 'Смотрите, она с ума сошла!'. Даже мои родители были в замешательстве. Но, кажется, никто не понял, что я просто обезумела от горя. У меня забрали детей.

Когда я побрила голову, всех начал пугать мой внешний вид, даже маму. Никто со мной больше не разговаривал, потому что я была слишком уродлива.

Я нравилась людям во многом благодаря длинным волосам - я это понимала. Я знала многих парней, которые считают, что длинные волосы - это секси.

Я сбрила волосы, потому что это был способ сказать: 'Идите к черту. Хотите, чтобы я была очаровательной для вас? Идите к черту. Хотите, чтобы я была хорошей для вас? Идите к черту. Хотите, чтобы я была девушкой вашей мечты? Идите к черту'. Я много лет была хорошей девочкой. Я вежливо улыбалась, когда телеведущие пялились на мою грудь. Вежливо улыбалась, пока американские родители обвиняли меня в том, что я гублю их детей тем, что ношу короткий топик. Вежливо улыбалась, пока топ-менеджеры снисходительно поглаживали мою руку и предсказывали, что мне светит карьера только на вторых ролязх, хотя я продала миллионы копий. Вежливо улыбалась, пока мои родственники вели себя так, словно я - воплощение зла. И вот я устала.

Вечером мне уже стало всё равно. Всё, чего я хотела - это увидеть своих мальчиков. Мне становилось плохо при мысли о всех этих часах, днях и неделях, в течение которых я их не видела. В моей жизни были особые моменты, когда я дремала с ними. Тогда я чувствовала себя ближе всего к Богу - я дремала рядом с моими драгоценными мальчиками, вдыхала запах их волос, держала их крохотные ручки.

Я стала невероятно злой. Думаю, многие женщины меня поймут. Моя подруга как-то сказала: 'Если бы кто-то забрал у меня ребенка, я сделала бы намного большее, чем стрижку. Я сожгла бы город дотла'.

26

Несколько недель я бродила без своих детей и всё больше сходила с ума. Я даже не знала, как о себе позаботиться. После развода мне пришлось покинуть дом, который я любила, и поселиться в случайном коттедже в английском стиле в Беверли-Хиллз. Папарацци теперь вертелись вокруг с еще большим энтузиазмом, словно акулы, почуявшие в воде кровь.

Когда я впервые побрила голову, это воспринималось почти как религиозный акт. Я жила на уровне чистого бытия. .

На случай, если мне захочется куда-то пойти, я купила семь париков, все - короткий «боб». Но если я не могла увидеть сыновей, мне не хотелось видеть никого.

Через несколько дней после того, как я побрила голову, моя кузина Элли снова отвезла меня в дом Кевина. Я думала, что там, по крайней мере, не будет в это время никаких папарацци. Но, должно быть, кто-то сообщил одному из фотографов, а тот вызвал напарника.

Когда мы остановились на заправке, ко мне подошла парочка папарацци. Они непрерывно фотографировали огромными камерами со вспышкой и снимали на видео через окно, как я сижу с разбитым сердцем на пассажирском сиденьи и жду возвращения Элли. Один из них задавал вопросы: 'Как ваши дела? У вас всё в порядке? Я о вас беспокоюсь'.

Мы поехали к Кевину. Двое папарацци поехали за нами и фотографировали, как меня снова не впустили в дом. Не позволили увидеть моих собственных детей.

Мы отъехали от дома, и Элли остановилась на обочине, чтобы мы могли решить, что делать дальше. В моем окне снова появился видеооператор.

- Бритни, я собираюсь сделать вот что, больше я ничего делать не буду - просто задам тебе пару вопросов, - сказал один из папарацци с низкой ухмылкой. Разрешения он не спрашивал. Просто сказал, что собирается сделать.

- А потом оставлю тебя в покое.

Элли умоляла мужчин уйти:

- Пожалуйста, парни. Не надо, парни. Пожалуйста, пожалуйста...

Она была такой вежливой, так их умоляла, словно просила сохранить нам жизнь, и чувство было такое, словно именно так и есть.

Но они не прекратили. Я начала кричать.

Им понравилось, что я отреагировала. Один из парней не уходил, пока не получил желаемое. Он ухмылялся и повторял снова и снова ужасные вопросы, пытаясь опять вызвать мою реакцию. Его голос был отвратителен - совсем ничего человеческого.

Я переживала тяжелейшие времена, а он меня преследовал. Разве нельзя было отнестись ко мне, как к человеку? Не лезть? Но нет, он продолжал. Неотступно спрашивал снова и снова, что я чувствую, не имея возможности увидеться со своими детьми. И улыбался.

В конце концов я не выдержала.

Схватила то, что было под рукой - зеленый зонтик, и выскочила из машины. Я не собиралась его бить, потому что даже в тежелейшем состоянии я - не такой человек. Я ударила другую вещь, которая была под рукой, то есть - его машину.

Да, плачевно. Зонтик. Зонтиком нельзя нанести никакого вреда. Это был акт отчаяния отчаявшегося человека.

Мне было так стыдно за свой поступок, что я послала фотоагентству письмо с извинениями, упомянула, что я репетирую роль для мрачного триллера - это была правда, и что я сейчас - не совсем я, что тоже было правдой.

Потом этот папарацци сказал обо мне в интервью для документального фильма: 'Для нее это был тяжелый вечер... А для меня вечер был хорошим, потому что мы сделали снимок, за который заработали уйму денег'.

Сейчас мой муж Хесам говорит, что для красивой девушки круто - побрить голову. Он говорит, что это - вайб, выбор не играть по правилам конвенциональной красоты. Он пытается меня успокоить, потому что ему плохо от того, что мне до сих пор из-за этого больно.

27

Чувство было такое, словно я живу на краю утеса.

Как-то раз, после того, как я побрила голову, я поехала в квартиру Брайана в Лос-Анджелесе. С ним были две подружки из его прошлого в Миссисипи, и мама тоже была там. Было такое впечатление, что мама на меня теперь даже не посмотрит, потому что я теперь - уродливая. Вот доказательство того, что мир волнует только ваша внешность, даже если вы страдаете и у вас тяжелый период в жизни.

Той зимой мне сказали, что, если я лягу в рехаб, это поможет мне вернуть опеку над детьми. И хотя я чувствовала, что моя проблема - скорее в ярости и горе, чем в наркотиках, я поехала в рехаб. Когда приехала, мой отец был там. Он сидел напротив от меня - нас разделяли три закусочных столика. Он сказал: 'Ты меня позоришь'.

Сейчас оглядываюсь назад и думаю: 'Разве я не просила Большого Роба мне помочь?'. Я и так уже чувствовала стыд и смятение, и тут отец говорит, что я его позорю. Мы попусту теряли время. Отец обращался со мной, как с собакой, с уродливой собакой. У меня никого не было. Я была так одинока. Думаю, польза рехаба была в том, что я начала исцеляться. Я была полна решимости сделать всё возможное, чтобы выйти из тьмы.

Когда я вышла из рехаба, великий адвокат помог мне добиться опеки по принципу 'пятьдесят на пятьдесят'. Но битва с Кевином кипела, и это сжирало меня живьем.

'Blackout', альбом, которым я гордилась больше всего, вышел прямо накануне Хэллоуина 2007 года. Предполагалось, что я спою 'Gimme More' на церемонии вручения премий 'MTV Music Video Awards' для промоции песни. Мне не хотелось выступать, но моя команда убедила меня, что мне нужно пойти и показать миру, что со мной всё хорошо.

В этом плане был один изъян: со мной всё было вовсе не хорошо.

За кулисами церемонии в тот вечер всё шло наперекосяк. Возникла проблема с моим костюмом и с нарощенными волосами. Ночью накануне я не спала. Кружилась голова. Прошло меньше года после родов второго ребенка за два года, но все вели себя так, словно их лично оскобляет отсутствие у меня кубиков пресса. Учитывая, как я себя чувствовала, я просто не могла поверить, что собираюсь выйти на сцену.

Я зашла в гримерку к Джастину. Мы с ним давно не виделись. В его мире всё было великолепно. Он был во всех отношениях на гребне волны и очень важничал. У меня началась паническая атака. Я репетировала недостаточно. Ненавидела свою внешность. Я знала, что всё будет плохо.

Я вышла на сцену и выступила настолько хорошо, насколько могла в то время - да, признаю, это было далеко от идеала. Во время выступления я видела себя на видеотрансляции в зале - словно смотришь на себя в кривое зеркало.

Я не собираюсь защищать то свое выступление или утверждать, что оно было хорошим, но, должна сказать, у всех исполнителей бывают плохие вечера. Но обычно последствия не столь плачевны.

И обычно не бывает таких совпадений: один из худших дней вашей жизни - именно в том месте и в то время, когда у вашего бывшего - один из лучших дней.

Джастин скользил на сцену по треку. Он флиртовал с девушками в зрительном зале, одна из них потом вертелась и изгибалась, трясла грудью, пока он пел для нее. Потом к нему на сцену вышли Нелли Фуртадо и Тимбалэнд - такие веселые, свободные и легкие.

А потом юмористка Сара Сильверман вышла на сцену, чтобы устроить мне прожарку. Она сказала, что к двадцати пяти годам я сделала всё, что есть в моей жизни стоящего. Назвала моих детей 'самой прелестной ошибкой, которую вы когда-либо видели'. До конца я не дослушала. Я истерически рыдала в гримерке.

Потом много дней и недель в газетах высмеивали мое тело и мое выступление. Д-р Фил назвал его 'крушением поезда'.

Единственная реклама в масс-медиа, которую я сделала для 'Blackout' - живое интервью на радио Райану Сикресту после релиза в октябре 2007 года. Предполагалось, что интервью будет о релизе, но Райан Сикрест задавал мне вопросы вроде 'Что вы отвечаете людям, которые критикуют вас как мать?', 'Считаете ли вы, что делаете для своих детей всё, что можете?' и 'Как часто вы с ними видитесь?'.

Казалось, все хотят говорить только об одном: хорошая я мать или нет. Не о том, как мне удалось записать такой сильный альбом с двумя младенцами на руках, в то время как меня все дни напролет преследовали десятки опасных мужчин.

Моя команда менеджеров меня бросила. Телохранитель пошел в суд вместе с Глорией Олред, как свидетель по делу об опеке. В суде он заявил, что я принимаю наркотики, и его не подвергли перекрестному допросу.

Назначенная судом тренерка по вопросам воспитания сказала, что я люблю своих детей и между нами существует крепкая связь. Также она сказала. что в моем доме не происходит абсолютно ничего, что можно было бы назвать абьюзом.

Но эти заявления в заголовки не попали.

28

Однажды в начале января 2008 года мальчики были со мной, и в конце срока их пребывания у меня пришел телохранитель, который раньше работал на меня, а теперь работал на Кевина, чтобы их забрать.

Сначала он посадил в машину Престона. Когда он вернулся за Джейденом, меня поразила мысль: 'Я могу больше никогда не увидеть своих мальчиков'. Учитывая, как развивались события в деле об опеке, я пришла в ужас от мысли, что, если отдам детей, их мне могут больше не вернуть.

Я побежала с Джейденом в ванную и заперлась там - я просто не могла позволить им войти. Я не хотела, чтобы кто-то забирал моего малыша. Моя подруга была там, она подошла к дверям ванной и сказала, что телохранитель ждет. Я держала Джейдена на руках и горько плакала. Но никто не дал мне дополнительное время. Прежде, чем я поняла, что происходит, в ванную ворвалась группа захвата SWAT в черной форме, словно я кому-то причиняю вред. Единственная моя вина заключалась в том, что мне отчаянно хотелось побыть с моими детьми на несколько часов дольше и получить какие-то гарантии того, что я не потеряю их навсегда. Я посмотрела на подругу и сказала: 'Но ты ведь говорила, что он подождет...'.

Джейдена забрали, а меня привязали к каталке и отвезли в больницу.

Из больницы меня отпустили до истечения положенных семидесяти двух часов, но вред уже был нанесен. Масла в огонь подлили папарацци - они начали преследовать меня еще сильнее.

Были назначены новые слушания по делу об опеке, и мне сказали, что, поскольку я так боюсь потерять детей, что паникую, теперь я буду видеться с ними еще реже.

Я чувствовала, что никто меня не поддержит. Даже моей семье, похоже, было всё равно. На праздники я узнала из эксклюзивной статьи в таблоиде, что моя шестнадцатилетняя сестра беременна. Семья от меня это скрывала. Примерно тогда же Джейми Линн начала добиваться освобождения от родителей. Среди прочего она обвиняла их в том, что они забрали у нее мобильный телефон. С внешним миром она общалась с помощью одноразовых телефонов, которые скрывала.

Теперь я понимаю: если кому-то плохо - а мне действительно было плохо - нужно найти время, пойти к этому человеку и поддержать его. Кевин отнял у меня весь мой мир. Ударил под дых. А семья меня не поддержала.

Я начала подозревать, что они втайне радуются тому, что я переживаю тяжелейшие в своей жизни времена. Но это ведь невозможно, правда? Конечно, нет, это - просто паранойя.

Да?

29

В Лос-Анджелесе круглый год тепло и солнечно. Когда едешь по городу, иногда бывает сложно вспомнить, какое сейчас время года. Куда ни глянь, всюду люди в черных очках попивают холодные напитки через соломинку, улыбаются и смеются под чистым голубым небом. Но в январе 2008 года зима действительно была зимой, даже в Калифорнии, потому что мне было одиноко и холодно, и меня положили в больницу.

Наверное, не надо бы в этом признаваться, но я превратилась в сущего дьявола. Я принимала очень много аддерола.

Я была ужасной, и, признаю, совершала плохие поступки. Я очень злилась из-за всего, что произошло у нас с Кевином. Я так старалась. Отдавала всю себя этому браку.

А он на меня напал.

Я начала встречаться с фотографом. По уши в него влюбилась. Он был папарацци, понимаю, люди подумают, что он был плохим парнем, но тогда я видела лишь то, что он проявил галантность и помог мне, когда все были настроены против меня.

Тогда я сразу говорила, если мне что-то не нравилось, сразу же об этом сообщала. И два раза не думала. (Если бы мне тогда в Вегасе заехали по лицу, как в июле 2023 года, я бы заехала обидчику по лицу в ответ, сто процентов).

Я была бесстрашной.

Нас всё время преследовали папарацци. Преследователи были просто безумны - иногда они были агрессивными, иногда - дурачились. Многие папарацци пытались выставить меня в плохом свете, получить денежный снимок, чтобы показать: 'Ой, она слетела с катушек и просто сумасшедшая'. Но иногда им хотелось, чтобы я предстала и в хорошем свете.

Однажды нас с фотографом преследовали, и это было одно из тех мгновений с ним, которые я никогда не забуду. Мы ехали на высокой скорости прямо над обрывом, и, не знаю, зачем, я решила развернуться на 360 градусов, прямо там, над обрывом. По правде говоря, я даже не знала, что могу развернуться на 360 градусов, это было что-то больше меня, так что, думаю, это был Бог. Но мне это удалось: задние колеса машины остановились прямо на краю пропасти, и если бы они прокрутились еще три раза, наверное, мы упали бы с утеса.

Я смотрела на фотографа, он смотрел на меня.

- Мы только что могли погибнуть, - сказала я.

Я чувствовала себя такой живой.

Как родители мы всегда говорим своим детям: 'Берегите себя. Не делайте то, не делайте это'. Но, хотя безопасность - самое главное, я всё-таки считаю, что также важны духовное пробуждение и вызов, чтобы освободиться, стать бесстрашным, испытать всё, что мир может тебе предложить.

Тогда я не знала, что фотограф женат, понятия не имела, что я, по сути, его любовница. Узнала я об этом только после того, как мы расстались. Я просто думала, что он очень веселый и мы невероятно весело проводим время. Он был на десять лет меня старше.

Куда бы я ни пришла - а я тогда часто выходила в свет - папарацци были уже там. Но, несмотря на все статьи о том, что я не в себе, я всё равно не считаю, что когда-либо была не в себе до такой степени, чтобы спровоцировать последующие события. Правда заключается в том, что мне было грустно, очень грустно, я скучала по детям, когда они были с Кевином.

Фотограф спасал меня от депрессии. Я жаждала внимания, и он дарил мне внимание, в котором я нуждалась. У нас были чувственные отношения. Моей семье он не нравился, но мне в них тоже многое не нравится.

Фотограф вдохновлял меня на бунт. Он позволял мне перебеситься, но всё равно меня любил. Он любил меня беззаветно. Это - не то, что моя мама, которая ругала меня за вечеринки. Он говорил: 'Девочка, давай, возьми от жизни всё!'. Он не был похож на моего отца, который устанавливал для своей любви невыполнимые условия.

Так что, при поддержке фотографа, я отрывалась на сто процентов. Такой отрыв казался слишком радикальным. Совсем не то, чего все от меня ждали.

Говорила я, как ненормальная. Вела себя очень шумно, куда бы ни пришла, даже в ресторан. Люди могли прийти со мной пообедать, а я могла улечься на стол. Это был способ сказать: 'Идите к черту!' любому, кто попадался на моем пути.

В общем, вот что я хочу сказать: я была плохой.

Или, возможно, я была не столько плохой, сколько очень-очень злой.

Мне хотелось сбежать. Детей у меня отняли, и мне необходимо было скрыться от средств массовой информации и папарацци. Мне хотелось уехать из Лос-Анджелеса, так что мы с фотографом отправились в путешествие в Мексику.

Я чувствовала себя так, словно попала в тайное убежище. Повсюду за моей дверью был миллион людей. Но когда я покинула Лос-Анджелес, хоть и ненадолго, я почувствовала, что всё это - очень далеко. Это помогло - ненадолго мне стало лучше. Нужно было полнее этим воспользоваться.

Казалось, что наши с фотографом отношения становятся более серьезными, и когда это произошло, я почувствовала, что моя семья пытается наладить контакт, меня это начало беспокоить.

Мама заехала однажды и сказала:

- Бритни, мы чувствуем, что что-то происходит. Мы слышали, что за тобой следят копы. Давай поедем в пляжный домик.

- За мной следят копы? - переспросила я. - Зачем?

Я не совершила ничего противозаконного. Это я знала точно. Я наслаждалась жизнью и обаянием дикости. Я подсела на аддерол и творила безумства. Но я не совершала преступления. На самом деле мама знала, что предыдущие два дня я провела с подружками. Мы с мамой устроили вечеринку до утра с моей кузиной Элли и двумя подружками.

- Просто приедь! - сказала она. - Нам нужно с тобой поговорить.

Так что я поехала с ними домой. Там мы встретились с фотографом.

Мама вела себя подозрительно.

Фотограф приехал и спросил:

- Что-то происходит, да?

- Да, ответила я. - Что-то действительно плохое.

Вдруг над домом появились вертолеты.

- Это за мной? - спросила я у мамы. - Это - шутка?

Это была не шутка.

Вдруг в дом вломилась группа захвата SWAT, кажется, копов было человек двадцать.

- Что я, черт возьми, сделала? - кричала я. - Я ничего не сделала!

Я знала, что творю безумства, но я не совершила ничего, что оправдывало бы обращение со мной как с грабителем банков. Ничего, что оправдывало бы разрушение моей жизни.

Позже я поняла, что за тот месяц, который прошел с моей госпитализации для обследования, что-то изменилось. Мой отец стал закадычным другом Луизы 'Лу' Тейлор, которую боготворил. Это она руководила учреждением опекунства, которое позволило им контролировать и управлять моей карьерой. Лу, как раз основавшая новую компанию 'Tri Star Sports & Entertainment Group', непросредственно осуществляла руководство как раз перед учреждением опеки. Тогда у нее было всего несколько клиентов. Она изначально использовала мое имя и тяжелый труд, чтобы построить свою компанию.

Опеку, иначе называемую попечительством, обычно учреждают над недееспособными людьми, которые ничего не могут делать сами. Но моя психика отлично функционировала. Я только что записала самый лучший альбом за всю свою карьеру. Я зарабатывала много денег для множества людей, особенно - для своего отца, который, как оказалось, получал более крупную зарплату, чем платил мне. Себе он платил свыше шести миллионов долларов, а своим приближенным - десятки миллионов.

Проблема вот в чем: опека над вами может длиться два месяца, а потом они обретают уверенность, и вы позволяете им контролировать вашу жизнь, но мой отец хотел не этого. Он хотел намного большего.

Мой отец смог добиться двух форм опеки: 'опеки над человеком' и 'опеки над имуществом'. Опекуна человека назначают для того, чтобы контролировать все подробности жизни опекаемого, например - где он живет, что ест, может ли он водить машину, и что он делает весь день. Хотя я умоляла суд назначить буквально кого угодно другого, потому что любой человек с улицы был бы лучше, чем мой отец, опекуном назначили моего отца, этого человека, из-за которого я плакала, когда в детстве ехала с ним в машине, потому что он разговаривал сам с собой. А суд объявил меня слабоумной и даже не позволил мне нанять адвоката.

Опекун имущества - был период, когда мое имущество столо десятки миллионов долларов - управляет делами опекаемого, чтобы уберечь его от 'ненадлежащего влияния или мошенничества'. Эту роль взял на себя мой отец вместе с юристом по имени Эндрю Уоллет, которому в конце концов начали платить 426 000 в год за то, что он берег меня от моих собственных денег. Мне приходилось платить свыше 500 000 долларов в год своему адвокату, которого назначил суд и которого я не могла заменить.

Чувство было такое, словно сотрудник моего отца и Лу Робин Гринхилл управлял моей жизнью и контролировал каждый мой шаг. Я - поп-певица ростом пять футов четыре дюйма, которая ко всем обращается 'сэр' и 'мэм'. А со мной обращались так, словно я - бандит или хищник.

В течение многих лет я нуждалась в отце, тянулась к нему, а его не было рядом. А когда захотел стать опекуном, конечно, он - тут как тут! Деньги для него всегда были на первом месте.

Не могу сказать, что мама - намного лучше. Притворялась невинной овечкой во время двухсуточной вечеринки со мной и моими подружками. Она всё это время знала, что меня собираются захватить. Я уверена, что это был заговор, в котором участвовали папа, мама и Лу Тейлор. Компания 'Tri Star' даже планировала стать моим со-опекуном. Потом я узнала, что они хотели установить надо мной опеку, когда папа был на грани банкротства и задолжал Лу по меньшей мере 40 000 долларов, что для него тогда было большой суммой. Именно это мой новый адвокат Мэтью Розенгарт назвал потом в суде 'конфликтом интересов'.

Вскоре после того, как меня против моей воли доставили в больницу, я узнала, что документы об опеке поданы на рассмотрение.

30

Пока моя жизнь разваливалась, мама писала мемуары. Писала о том, как увидела, что ее красавица-дочь побрилась наголо, и не понимала, как такое возможно. Она утверждала, что я всегда была 'самой счастливой маленькой девочкой в мире'.

Если я совершала что-то неправильное, мама, кажется, вообще была ни при чем. Рекламируя свою книгу, она рассказывала по телевидению обо всех моих ошибках.

Она написала книгу, спекулируя моим именем и рассказывая о том, как она воспитывала меня, моего брата и сестру, а мы, трое детей, были просто безнадежными шизиками. Джейми Линн забеременела в шестнадцать. Брайан пытался найти свое место в мире и до сих пор был уверен, что подводит отца. А я была в полнейшей депрессии.

Когда книга вышла, мама приходила в каждое утреннее шоу, чтобы ее прорекламировать. Я включала телевизор, на экране мелькали кадры из моих клипов и моя бритая голова. Мама расказывала Мередит Виере из шоу 'Today', что много часов провела в размышлениях о том, почему у меня всё так плохо сложилось. На другом шоу зрители начали аплодировать, когда мама сказала, что моя сестра забеременела в шестнадцать. По-видимому, это было чертовски круто, ведь она осталась с отцом ребенка! Да, чудесно - она вышла замуж и родила в семнадцать. Они до сих пор вместе! Великолепно! Неважно, что она - ребенок, у которого - ребенок!

Я переживала один из самых темных периодов в жизни, а мама рассказывала зрителям: 'Да, а вот...Бритни'.

И в каждом шоу на экране появлялась моя фотография с бритой головой.

Книга принесла ей огромный успех, и всё - за мой счет. Невероятно подходящий она выбрала момент.

Вынуждена признать: после мук жесточайшей послеродовой депрессии, после того, как меня бросил муж и у меня отняли двоих маленьких детей, после того, как умерла моя обожаемая тетя Сара и меня постоянно преследовали папарацци, я начала мыслить в некотором смысле как ребенок.

Но я вспоминаю наихудшие свои поступки в то время и всё равно не верю, что в общей сумме они хотя бы приблизительно столь же жестоки, как поступок моей мамы, когда она написала и начала рекламировать свою книгу.

Она ходила по утренним шоу и пыталась продать свою книгу, а я в это время лежала в больницах и сходила с ума, потому что меня на несколько недель разлучили с детьми. На этих темных временах она зарабатывала.

В то время я действительно не сияла, как новогодняя елка. Это правда. Но что множество людей почерпнули из маминой книги: 'О, Бритни - такая плохая'. И-за ее книги я действительно поверила, что я - плохая! И она это сделала в то время, когда меня мучил стыд.

Клянусь богом, мне хочется плакать, когда я думаю, что мои дети могут пройти через то, через что я прошла, когда они были маленькими. Если один из моих сыновей пройдет через такие испытания, думаете, я напишу об этом книгу?

Я на колени встану, что угодно сделаю, чтобы ему помочь, поддержать, улучшить его положение.

Последнее, что я сделаю, это приду на утренее шоу в изысканном брючном костюме и с короткой стрижкой, буду сидеть там перед чертовой Мередит Виерой и зарабатывать на беде своего ребенка.

Иногда я говорю гадости в Инстаграме. Люди не понимают, почему я так зла на родителей. Но, думаю, если бы они оказались на моем месте, поняли бы.

31

Опеку учредили якобы из-за того, что я не могла делать вообще ничего - не могла себя прокормить, не могла тратить свои собственные деньги, не могла быть матерью - ничего. Так почему через несколько недель после учреждения опеки я снялась в серии сериала 'Как я встретил вашу маму', а потом отправилась в изматывающее мировое турне?

После учреждения опеки мама и подружка моего брата сделали короткие стрижки и устроили обед с вином - папарацци были тут как тут и всё сфотографировали. Такое чувство, что всё в порядке. Папа увез моего бойфренда, а я вести машину не могла. Мама с папой отняли мою женскую сущность. Им это было очень выгодно.

Я была в шоке от того, что такому человеку, как мой отец - алкоголику, который объявил себя банкротом, провалился в бизнесе, пугал меня, когда я была маленькой - штат Калифорния позволил контролировать все мои поступки и достижения.

Я вспоминала советы, которые отец давал мне все те годы, пока я сопротивлялась, и спросила себя, смогла ли бы я сопротивляться дальше? Опеку отец представил так, словно это - промежуточный этап на пути к моему 'возвращению'. За несколько месяцев до того я выпустила самый лучший альбом в своей карьере, но ладно. Что я услышала в словах отца: 'Она сейчас великолепна! Она работает на нас! Это - идеальная ситуация для нашей семьи'.

Было ли это прекрасно для меня? Или только для него?

Я подумала: 'Весело! Я могу вернуться к работе, словно ничего не случилось! Я слишком больна для того, чтобы встречаться с мужчиной, но достаточно здорова, чтобы сниматься в ситкомах и утренних шоу, и каждую неделю выступать для тысяч людей по всему миру!'.

С этого момента я начала думать, что он смешал меня с грязью только для того, чтобы я непрерывно приносила доход.

В моем доме отец занял мою маленькую студию и мой бар, переоборудовав их под свой офис. Там стояла миска с горой квитанций.

Да, признаю: я - такой ботан, что все свои квитанции хранила в миске. Каждую неделю я по-старомодному суммировала расходы, чтобы отслеживать налоговые отчисления. Даже во времена дикого помутнения базовые черты моей личности оставались при мне. Для меня эта миска с квитанциями была доказательством того, что я по-прежнему могу управлять своими делами. Знаю музыкантов, которые принимают героин, устраивают рукопашные драки и выбрасывают телевизоры из окон номеров. Я не только ничего не украла, никого не поранила и не принимала тяжелые наркотики - я даже продолжала отслеживать свои налоговые отчисления.

Больше нет. Отец выбросил мою миску с квитанциями и разложил на барной стойке свои вещи.

- Просто хочу тебе сообщить, - сказал он. - Теперь я - главный. Ты будешь сидеть на вот этом стуле, а я буду тебе рассказывать, что происходит.

Я смотрела на него с возрастающим чувством ужаса.

- Теперь я - Бритни Спирс, - сказал он.

32

В тех редких случаях, когда я выходила из дома - например, когда пошла на обед к своей подружке Кэйд - служба безопасности прочесывала дом до моего прибытия, чтобы убедиться, что там нет алкоголя или наркотиков, даже тайленола. Никому на вечеринке не разрешалось пить, пока я не уйду. Гости относились к этому с понимаением, но я чувствовала, что, когда уеду, начнется настоящее веселье.

Если кто-то хотел со мной встречаться, служба безопасности, подчинявшаяся моему отцу, изучала всю подноготную этого человека, заставляла его подписать Договор о неразглашении и даже сдать анализ крови. (Кроме того, отец сказал, что я больше никогда не увижу фотографа, с которым я встречалась).

Перед свиданием Робин рассказывал мужчине мою медицинскую и сексуальную историю. Уточню: перед первым свиданием. Всё это было очень унизительно, и я понимала, что безумие этой системы не позволяет мне наладить товарищеские отношения, приятно провести ночь или завести новых друзей, не говоря уж о том, чтобы влюбиться.

Учитывая, как моего отца воспитывал Джун и как отец воспитывал меня, я с самого начала знала, что его опека станет сущим кошмаром. Мне становилось страшно при мысли о том, что отец будет контролировать хотя бы какой-то один аспект моей жизни. Но чтобы все? Это - самое ужасное, что могло когда-либо произойти с моей музыкой, моей карьерой и моим психическим здоровьем.

Довольно скоро я вызвала этого странного адвоката, которого назначил мне суд, и попросила его о помощи. Невероятно, но он - это всё, что у меня было, хотя я его даже не выбирала. Мне сказали, что я не могу нанять нового адвоката, потому что его кандидатуру должен одобрить суд. Гораздо позже я узнала, что это всё - чушь собачья. Тринадцать лет я не знала, что могу нанять своего собственного адвоката. А тогда я чувствовала, что адвокат, которого назначил суд, не очень-то жаждет помочь мне понять, что происходит, или бороться за мои права.

Моя мать, которая была лучшей подругой губернатора Луизианы, могла бы дать мне поговорить с ним по телефону, и он бы мне сказал, что я могу нанять своего адвоката. Но она это скрывала, а вместо этого наняла адвоката для себя, чтобы снова воевать с отцом, как во времена моей юности.

Не раз я давала отпор, особенно - когда отец лишил меня доступа к мобильному телефону. Я тайно принесла телефон и попыталась сбежать. Но меня всегда ловили.

Такова печальная правда: после всего, что мне пришлось пережить, у меня оставалось не так-то много сил на борьбу. Я устала и мне было страшно. После того, как меня привязали к каталке, я знала, что мое тело могут поработить в любой момент, когда захотят. Я думала, что меня даже могут попытаться убить. Задавала себе вопрос, не хотят ли они меня убить.

Так что, когда отец сказал: 'Теперь я - главный', я подумала: 'Это для меня - слишком'. Но я не видела выхода. Так что я сдалась и жила на автопилоте. 'Если я буду поддакивать, конечно же, они увидят, какая я хорошая, и отпустят меня'.

Этой линии поведения я и придерживалась.

После того, как я вышла замуж за Кевина и родила детей, Фелиция некоторое время оставалась рядом, я всегда ее обожала, но когда я перестала ездить в турне и стала меньше работать, мы с ней перестали общаться. Обсуждалось возвращение Фелиции в команду во время турне 'Circus', но почему-то она больше так и не стала моей ассистенткой. Потом я узнала, что папа сказал ей, что я больше не хочу, чтобы она на меня работала. Но я такого никогда не говорила. Если бы я знала, что она хочет что-то для меня сделать, никогда бы ей не отказала. Втайне от меня отец держал ее от меня подальше.

Я больше никогда не видела своих по-настоящему близких друзей, до сих пор. Из-за этого я закрылась психологически даже еще больше, чем прежде.

Мои родители пригласили моих старых друзей из дома, чтобы они пришли и меня развеселили.

- Нет, спасибо, - ответила я.

Я их обожала, но у них уже были дети и своя жизнь. Если они придут, это будет, скорее, визит вежливости, чем проявление симпатии. Помощь - это хорошо, но не тогда, когда о ней не просили. Это должен быть осознанный выбор.

Мне тяжело вспоминать эту мрачнейшую главу своей жизни и думать, что, возможно, всё могло бы быть иначе, если бы я сильнее сопротивлялась. Вообще не люблю об этом думать, ни капельки. Честно говоря, у меня нет на это сил. Я слишком многое пережила.

Когда надо мной учредили опеку, я действительно веселилась на вечеринках. Мое тело физически больше не могло это выносить. Пришло время успокоиться. Но от множества вечеринок я перешла к полному монашеству. Под опекой я не делала ничего.

Вот я еду с фотографом, веду машину на высокой скорости, я так полна жизни. А потом вдруг - я одинока, вообще ничего не делаю, мне даже не всегда разрешают взять свой мобильный телефон. Небо и земля.

В прежней жизни у меня была свобода: свобода принимать свои собственные решения, устанавливать свои правила, просыпаться и самой решать, как я проведу день. Даже тяжелые дни были моими собственными тяжелыми днями. А сдавшись, в своей новой жизни я просыпалась каждое утро и задавала только один вопрос: 'Что будем делать?'.

А потом делала то, что мне велели.

Когда по ночам я оставалась одна, я пыталась найти вдохновение в красивой и вызывающей восторг музыке, книгах, фильмах - во всем, что помогло бы сгладить ужас ситуации. Как в детстве, я пыталась сбежать в другие миры.

Кажется, все запросы проходили через моего отца и Робина. Они решали. куда и с кем мне идти. Под руководством Робина телохранители вручали мне расфасованные конверты лекарств и контролировали их прием. Установили 'родительский контроль' на моем айфоне. Всё тщательно проверяли и контролировали. Всё.

Я рано ложилась спать. Потом просыпалась и снова делала то, что мне велели. Снова и снова. Какой-то 'День сурка'.

Так я жила тринадцать лет.

Если вы спросите, зачем я это терпела, у меня есть уважительная причина. Я это делала ради детей.

Поскольку я играла по правилам, я воссоединилась со своими мальчиками.

Упоительное чувство - снова держать их на руках. Когда они уснули со мной в ту первую ночь, когда мы снова были вместе, я впервые за много месяцев примирилась с собой. Просто смотрела, как они спят, и была так счастлива.

Чтобы видеться с ними как можно чаще, я делала всё возможное, чтобы умиротворить Кевина. Я оплачивала счета его адвокатов, платила алименты, и еще тысячи в месяц сверх того, так что дети смогли поехать со мной в турне 'Circus'. За тот же краткий отрезок времени я появилась в шоу 'Доброе утро, Америка', зажгла рождественскую елку в Лос-Анджелесе, снялась в шоу 'Ellen', съездила в турне по Европе и Австралии. Но опять-таки вопрос: если я была так больна, что не могла сама принимать решения, почему они думали, что для меня будет хорошо ездить, улыбаться, махать рукой, петь и танцевать в миллионе часовых зон за неделю?

Вот вам достойная причина.

Турне 'Circus' собрало свыше 130-ти миллионов долларов.

Компания Лу Тейлор 'Tri Star' получила пять процентов. После снятия опеки я узнала, что, даже когда в 2019-м году я сделала перерыв в выступлениях и деньги не поступали, мой отец выплачивал компании дополнительно минимальную фиксированную сумму, так что они получили еще сотни тысяч долларов.

Отец тоже получал проценты и, во время действия опеки, примерно 16 000 долларов в месяц, больше, чем зарабатывал когда-либо прежде. Он очень хорошо нажился на опеке, стал мультимиллионером.

Моя свобода в обмен на сон рядом со своими детьми - я хотела заключить эту сделку. В жизни не существовало ничего, что я любила бы больше, что было бы для меня важнее в этом мире, чем мои дети. Я отдала бы за них жизнь.

Так что я подумала, почему бы не пожертвовать ради них своей свободой?

33

Как вы поддерживаете надежду? Я решила мириться с опекой рали сыновей, но находиться под опекой было действительно тяжело. Я знала, что внутри у меня есть что-то еще, но оно тускнело с каждым днем. Со временем огонь в моей душе потух. Свет в глазах погас. Я знала, что мои фанаты это видят, но они не понимали весь масштаб происходящего, потому что я находилась под жестким контролем.

Я очень сочувствовала женщине, которой была до того, как надо мной учредили опеку, той женщине, которая записала 'Blackout'. Хотя меня характеризовали как необузданную бунтарку, свои лучшие песни я записала именно в то время. В общем, времена были ужасные. У меня было двое малышей, а мне приходилось всё время отвоевывать право с ними видеться.

Вспоминаю то время и думаю, что, если бы я была мудрее, я бы сосредоточилась на своей домашней жизни, какой бы тяжелой она ни была.

Тогда Кевин говорил: 'Ну, если ты согласна встреться в этот уик-энд, можем устроить двухчасовую встречу, будем делать то-то и то-то, я и могу разрешить тебе побыть с мальчиками немного подольше'. Всё это очень походило на сделку с дьяволом, которую я заключила, чтобы получить желаемое.

Да, я бунтовала, но сейчас я понимаю, что для бунт оправдан. Человеку нужно позволить получить этот опыт. Я не говорю, что была права, скатившись на дно, но считаю, что так уничтожить человеческий дух, довести человека до той точки, где он уже не является собой - это нечто нездоровое. Мы, люди, должны изучать мир. Вы должны изучить свои границы, узнать, кто вы, как вы хотите жить.

Другие люди (здесь я подразумеваю мужчин) могли себе позволить такую свободу. Мужчины-рокеры опаздывали, вваливались на церемонии вручения премий, и мы думали, что это их делает еще круче. Мужчины-поп-звезды спали со множеством женщин, и это было улетно. Кевин оставил меня одну с двумя младенцами, когда ему захотелось покурить травку и записать рэп 'Popozao,' сленговое португальское словечко для обозначения большой задницы. Потом Кнвин отнял у меня детей, и журнал 'Details' назвал его 'Отцом года'. Папарацци, который преследовал меня и издевался надо мной много месяцев, выставил мне иск на 230 000 долларов за то, что я переехала его ногу машиной, когда пыталась от него сбежать. Мы заключили мировое соглашение, и мне пришлось выплатить ему большую сумму.

Когда Джастин соблазнял женщин и изменял мне, это считалось крутым. А когда я надела блестящее боди, Диана Сойер довела меня до слёз на национальном телевидении. На MTV меня заставили слушать высказывания людей, критиковавших мои костюмы, а жена губернатора заявила, что ей хочется меня пристрелить.

На меня столько пялились, когда я была подростком. С юности рассматривали во всех подробностях, говорили мне, что думают о моем теле. Бритье головы и истерика были моим способом дать отпор. Но под опекой мне дали понять, что это теперь - в прошлом. Мне следовало отрастить волосы и вернуться в форму. Я должна была рано ложиться спать и принимать лекарства, которые мне велели принимать.

Если мне тяжело было читать, как мое тело критикуют в прессе, слышать такое от своего отца было еше тяжелее. Он постоянно говорил мне, что я толстая и надо что-то с этим делать. Так что я каждый день надевала свитшот и шла в спортзал. Изредка занималась творчеством, но душа больше к этому не лежала. Моя страсть к пению и танцам в то время казалась почти шуткой.

Чувство, что ты никогда не будешь достаточно хорошей, разрушает душу ребенка. В детстве он вдалбливал мне это в голову, и даже после того, как я столь многого достигла, он продолжал мне это вдалбливать.

Мне хотелось сказать отцу: 'Ты уничтожил мою личность. А теперь заставляешь работать на тебя. Я буду это делать, но разрази меня гром, если я вложу в это хоть частичку своей души'.

Я превратилась в робота. Но не просто в робота, а в ребенка-робота. Я стала настолько инфантильной, что начала терять черты, которые позволяли мне чувствовать себя собой. Всё, что отец или мать прежде велели мне делать, я отвергала. Моя женская гордость не позволяла мне согласиться. Опека отняла у меня женскую сущность и превратила в ребенка. Теперь я была не артисткой, а существом. Музыка всегда была моей плотью и кровью, а они украли ее у меня.

Если бы они позволили мне прожить мою жизнь, я знаю, что следовала бы за своим сердцем, вышла бы на правильный путь и справилась бы.

Тринадцать лет я чувствовала себя так, словно я - лишь тень себя. Вспоминаю, как отец и его подельники так долго контролировали мое тело и мои деньги, и мне становится дурно.

Подумайте, как много артистов-мужчин проигрывают все деньги в азартные игры, злоупотребляют алкоголем и наркотиками, страдают психическими расстройствами. Никто не пытается отнять у них контроль над их телом и деньгами. Я не заслужила того, что сделала со мной моя семья.

Вот такая история: я столь многого добилась за то время, пока считалось, что я не могу о себе позаботиться.

В 2008 году я получила больше двадцати премий, включая премию 'Женщина года' 'Cosmopolitan'. Через год после того, как высмеяли мой номер 'Gimme More', я получила три премии 'Moonmen' на 'MTV Music Video Awards'. Мой клип 'Piece of Me' победил во всех номинациях, в которых был номинирован, включая 'Видеоклип года'. Я поблагодарила Бога, своих сыновей и фанатов, которые меня поддерживали.

Иногда мне это даже казалось забавным: я получила все эти награды за альбом, который записала, когда, как предполагалось, была настолько недееспособна, что моя семья должна была меня контролировать.

Правда такова: хотя я старалась много об этом не думать, в этом не было ничего забавного.

34

Сколь бы бедственным ни было мое положение, изо дня в день я пыталась отыскать радость и утешение в своих мальчиках и повседневной рутине. Я завела друзей. Начала встречаться с Джейсоном Трэвиком. Он был на десять лет меня старше, и у него в жизни действительно всё было гладко. Мне нравилось, что он - не артист, а агент, так что знает эту сферу и понимает, как я живу. В итоге мы встречались три года.

Если мы куда-то шли вместе, он был сверхбдительным. Я знала, что иногда могу быть бестолковой. (Я больше не бестолковая, теперь я - просто агент ЦРУ). Он всегда всё проверял, был одержим контролем ситуации. Я так давно жила в окружении папарацци, что понимала, в чем дело, знала эту историю. Так что, когда я видела его в костюме, сотрудника этого огромного агентства, который едет со мной в машине, у меня было чувство, что он слишком хорошо знает, кто я. Он слишком заботился о том, чтобы всем руководить. Я привыкла к фотографам, которые роились вокруг меня на улицах, и почти их не замечала больше, а это, думаю, на самом деле неправильно. У нас действительно были чудесные отношения. Я очень его любила, и он дарил мне очень много любви.

Я до сих пор была в полном раздрае из-за того, что произошло у нас с Кевином и с детьми, из-за суровых ограничений опекунства, которые установил мой отец. Я жила в Таусенд-Оукс, Калифорния. Дети были еще маленькие, и отец продолжал отвечать за мою жизнь.

Хотя я была разбита после турне «Femme Fatale», отец продолжал контролировать всё, что я делаю, даже то, что я ем. Меня удивляло, почему мама никогда ничего не говорит по этому поводу - родители снова съехались в 2010-м году, через восемь лет после развода. Я чувствовала, что штат Калифорния меня предал. Маме это, похоже, нравилось, потому что благодаря опеке у папы появилась настоящая работа. Черт, они каждый вечер смотрели сериал «Мыслить как преступник». Ну кто так булет делать?

Когда отец говорил, что мне нельзя десерт, я чувствовала, что это говорит не просто он, а вся моя семья и мой штат, словно мне было запрещено законом съесть десерт, потому что отец запретил.

В конце концов, я начала спрашивать себя: «Погодите, а где же я?». Ничто на самом деле больше не имело смысла.

Чувствуя, что мне нужен вектор, я решила вернуться к работе. Решила занять себя творчеством. Я начала больше ходить на телешоу, в том числе - в 2012-м году была судьей на «Х-Факторе».

Думаю, многие на телевидении - действительно профессионалы, например, Кристина Агилера и Гвен Стефани. Когда на них направлена камера, они расцветают. И это прекрасно. Мне это тоже удавалось, когда я была моложе, но, опять-таки, я чувствую, словно время идет вспять, когда мне страшно. Так что я начинала очень сильно нервничать, если знала, что буду в прямом эфире, а мне не хотелось весь день нервничать. Наверное, это уже - не мое.

Я приняла это, всё нормально. Я могу отказать людям, которые пытаются толкать меня в этом направлении. Меня заставляли делать то, что я делать не хотела, и это было унизительно. Сейчас это просто не мое. Если вы мне предложите крутую роль камео в смешном телешоу, где я буду приходить и уходить, это одно, но восемь часов подряд со скептическим выражением лица судить людей на телевидении? Нет, спасибо. Я это просто ненавидела.

Примерно тогда же я обручилась с Джейсоном. Мы с ним через многое прошли. Но в 2012-м году, вскоре после того, как он стал моим вторым опекуном, мои чувства изменились. Тогда я этого не понимала, но теперь понимаю, что его связь с организацией, которая контролировала мою жизнь, способствовала тому, что из наших отнощений исчезла романтика. Настал момент, когда я поняла, что не держу на него зла, но и не люблю его больше. Я перестала спать с ним в одной комнате. Мне хотелось просто обнимать детей. Я так сильно была к ним привязана. Я буквально захлопнула дверь у него перед носом.

Мама сказала:

- Какая ты злая.

- Прости, ничего не могу поделать, - ответила я. - Я его больше не люблю, вот так.

Он меня бросил, но мне было всё равно, потому что я его разлюбила. Он написал мне длинное письмо, а потом исчез. Когда наши отношения закончились, он перестал быть моим вторым опекуном. Мне казалось, что у него - какой-то кризис идентичности. Он вплел в волосы цветные ленты, поехал на пирс Санта-Моники, и каждый день катался там на мотоциклах с толпой чуваков в татуировках .

Теперь я поняла. Мне сорок с лишним лет, и я переживаю свой собственный кризис идентичности. Думаю, просто пришло время нам с ним разойтись.

Во время действия опеки в турне царил «сухой закон», так что пить нам не разрешалось. Однажды мне предоставили большую часть тех же танцоров, что и Кристине Агилере. Мы с танцорами встретились с Кристиной в Лос-Анджелесе. Она, кажется, была в довольно-таки растрепанных чувствах. А мы с танцорами плавали в шикарном бассейне и сидели в джакузи. Было приятно пить с ними, быть стильной и веселой бунтаркой. Мне это не разрешали, потому что моя жизнь под опекой превратилась в церковный лагерь воскресной школы по изучению Библии.

В каком-то смысле они вернули меня в подростковый возраст, я стала девочкой. Но иногда я чувствовала себя, как взрослая женщина в ловушке, которая всё время раздражена. Вот что сложно объяснить: как я так быстро переключалась с маленькой девочки в подростка, а потом - в женщину, ведь у меня отняли свободу. Было невозможно вести себя, как взрослая, ведь они со мной обращались, не как со взрослой, так что я деградировала и вела себя, как маленькая девочка; но потом мое взрослое «я» возвращалось, хотя я жила в мире, в котором нельзя было быть взрослой.

Женщину во мне очень долго подавляли. Они хотели, чтобы я была дикой на сцене, говорили, чтобы я была такой, но всё остальное время я должна была быть роботом. Я чувствовала, что меня лишают приятных тайн жизни - этих фундаментальных мнимых грехов излишеств и авантюризма, которые делают нас людьми. У меня хотели отнять эту уникальность и сделать всё как можно более механическим. Это была смерть для моей творческой сущности артиста.

Вернувшись в студию, я записала одну хорошую песню с will.i.am—“Work Bitch.” Но у меня получалось не так-то много песен, которыми я гордилась бы, возможно, потому, что я не жила этим. Я была полностью деморализована. Казалось, мой отец выбирал для записи самые темные и уродливые студии. Казалось, что некоторые просто кайфовали, думая, что я ничего этого не замечаю. В таких ситуациях я чувствовала себя загнанной в угол, чувствовала, что они победили. Казалось, что им доставляет удовольствие мой страх, что они превращают всё это в драму, что, в свою очередь, делает меня несчастной, так что они всегда в выигрыше. Я знала лишь то, что должна работать, и я хотела сделать хорошую вещь - записать альбом, которым буду гордиться. Но было такое впечатление, что я забыла, что я - сильная женщина.

После «Х-Фактора» мой менеджер передал мне приглашение выступить на резиденции в Лас-Вегасе. Я подумала: «Почему бы и нет?».

У меня больше не лежала душа к записи музыки. Меня больше не воодушевляла страсть, как раньше. У меня больше не было огня, который я могла бы нести. Этот этап закончился.

У меня двое детей. Я пережила разрыв. Родители отняли у меня карьеру. Что мне было делать тогда - просто пойти домой?

Так что я согласилась.

Я полетела в Вегас так же, как все остальные - в надежде выиграть.

35

Мне нравилась сухая жара Лас-Вегаса. Нравилось то, как все верили в удачу и мечту. Мне всегда это нравилось в Вегасе, даже в те времена, когда мы с Пэрис Хилтон сбрасывали туфли и бегали по казино. Но теперь казалось, что это было в прошлой жизни.

Моя резиденция началась сразу после Рождества 2013 года. Мальчикам было семь и восемь лет. Сначала это было великолепное шоу.

Сначала выступать на сцене в Лас-Вегасе было захватывающе. И мне всё время напоминали, что моя резиденция - знаковое событие для Лас-Вегас-Стрип. Мне говорили, что мое шоу вернет молодежь в Город Грехов и изменит пейзаж развлечений в Лас-Вегасе для нового поколения.

Фанаты дарили мне так много энергии. Делая шоу, я была великолепна. Я была очень уверена в себе, и какое-то время всё было хорошо, насколько может быть хорошо в ситуации, когда вас так тшательно контролируют. Я начала встречаться с телепродюсером Чарли Эберсолом. Я рассматривала его как кандидата в мужья: он очень заботился о себе, у него была сплоченная семья. Я его любила.

Чарли каждый день ходил в спортзал, принимал предтренировочные добавки и комплекс витаминов. Он рассказал мне о результатах своих нутриционных исследований и начал давать мне энергетические добавки.

Моему отцу это не понравилось. Он знал, что я ем, даже знал, когда я хожу в ванную. Так что, когда я начала принимать энергетические добавки, он увидел, что у меня больше энергии на сцене и я - в лучшей форме, чем была раньше. Казалось очевидным, что режим Чарли для меня полезен. Но, думаю, мой отец решил, что у меня проблемы с этими энергетическими добавками, хотя они были в свободной продаже без рецепта. Так что он велел мне их выбросить и отправил меня в рехаб.

Он говорил, куда и когда мне ехать. А поездка в рехаб означала, что я целый месяц не увижу детей. Утешала меня только мысль о том, что это - всего на месяц, и я справлюсь.

Он выбрал для меня рехаб на Малибу. В течение месяца по несколько часов в день мы должны были заниматься боксом и другими видами спорта на улице, потому что там не было спортзала.

В этом рехабе было много тяжелых наркоманов. Я боялась находиться там одна. В конце концов, мне разрешили привезти телохранителя, с которым я каждый день обедала.

Мне было тяжело принять тот факт, что мой отец притворялся очаровательным парнем и преданным дедушкой, а меня отослал из дома, против моей воли запер меня в рехабе с кокаинщиками и героинщиками. Говорю вам, он был ужасным человеком.

Выйдя из рехаба, я снова начала делать шоу в Лас-Вегасе, словно ничего не произошло. Частично из-за того, что отец сказал, что мне надо будет туда вернуться, а частично - потому, что я до сих пор была такой хорошей, так стремилась угодить, так отчаянно хотела поступать правильно и быть хорошей девочкой.

Что бы я ни делала, папа за мной следил. Я не могла водить машину. Все, кто приходил в мой трейлер, должны были подписать документ об отказе от претензий. Всё было очень, очень безопасно - так безопасно, что я не могла дышать.

Неважно, сколько я сидела на диетах и занималась спортом - отец всё время говорил, что я толстая. Он посадил меня на строгую диету. Ирония заключалась в том, что у нас был дворецкий - сумасброд, и я умоляла его принести мне настоящую еду.

- Сэр, - умоляла я, - не могли бы вы тайком принести мне гамбургер или мороженое?

- Простите, мэм, - отвечал он. - У меня строгие инструкции от вашего отца.

Так что два года я ела в основном только курятину и консервированные овощи.

Два года - долгий срок, если вы не можете есть, что хотите, особенно - если ваше тело, ваша работа и ваша душа зарабатывают деньги, на которые все живут. Два года просить картошку-фри и получать отказ. Это было так унизительно.

Если вы сами садитесь на строгую диету, это и так уже плохо. Но если кто-то лишает вас еды, которую вы хотите, это - еще хуже. Чувство было такое, словно мое тело больше мне не принадлежит. Я ходила в спортзал и не понимала, что тренер велит мне делать с моим телом. Внутри был холод и страх. Скажу начистоту: я была чертовски несчастна.

И это даже не помогло. Диета возымела эффект, противоположный тому, которого добивался моей отец. Я набрала вес. Несмотря на то, что ела я мало, он внушал мне, что я уродлива, недостаточно хороша. Возможно, это - сила мысли: вы становитесь тем, кем себя считаете. Меня всё это так разбило, что я просто сдалась. Мама, кажется, была согласна с планом отца насчет меня.

Меня всегда поражало, как это так много людей так спокойно обсуждают мое тело. Это началось в юности. Чужие люди в средствах массовой информации или моя собственная семья - кажется, все воспринимали мое тело как общественное достояние, что-то, что они могут контролировать, критиковать или использовать в качестве оружия. Мое тело было достаточно сильным, чтобы выносить двоих детей, и достаточно подвижным, чтобы идеально выполнять все хореографические движения на сцене. И вот пожалуйста - каждую калорию записывают люди, которые продолжают богатеть за счет моего тела.

Только мне казалось возмутительным. что отец установил для меня все эти правила, а сам продолжал пить виски с колой. Мои подружки ходили в спа-салоны, делали маникюр и пили хорошее шампанское. Мне никогда не разрешали ходить в спа-салоны. Моя семья жила в Дестине, очаровательном пляжном городке во Флориде, в квартире жутко красивого кондоминиума, которую я для них купила, каждый вечер они ели вкусную еду, пока я голодала и работала.

Тем временем моя сестра воротила нос от всех подарков, которые я покупала семье.

Однажды я позвонила маме в Луизиану и спросила:

- Что вы делаете на этих выходных?

- О, мы с девочками собираемся завтра в Дестин, - ответила она.

Джейми Линн столько раз говорила, что никогда туда не поедет, что это - одна из тех смехотворных вещей, которые она никогда не хотела, а оказалось, что мама ездит туда на каждый уик-энд с двумя дочерьми Джейми Линн.

Мне нравилось покупать своей семье дома и автомобили. Но в какой-то момент они начали принимать это всё, как должное, моя семья не понимала, что это возможно потому, что я - артистка. А из-за того, как они со мной обращались много лет, я утратила связь со своим творческим началом.

Мне выплачивали содержание примерно 2000 долларов в неделю. Если бы я захотела пару кроссовок, которые, по мнению моих опекунов, мне не нужны, мне отказали бы. И это - несмотря на то, что я сделала 248 шоу и продала больше 900 000 билетов в Вегасе. Каждое шоу принесло сотни тысяч долларов.