Женщинам не понять

XII

Квартирка на Пикфорд — проще не бывает: две комнаты, ванная и крохотная кухонька. С одной стороны — нескончаемый коридор, с другой — дворик. Это шестой этаж дома из красного кирпича и невзрачного на вид бетона. Внутри дома — холл с вечно дрыхнущим портье, два красных старомодных кресла, растение в кадке и скрипучий лифт, который все же лучше, чем лестница, застланная протертой до дыр ковровой дорожкой. Когда входишь, сразу видно, что за гопники здесь живут. Мебель в нашей квартире, должно быть, такая же, как и в других комнатах, — дешевая и вышедшая из моды. Зато есть два дивана, на которых можно спать, — это главное.

Войдя, мы запираем за собой дверь и располагаемся. Ричи принес собранный накануне чемодан со всем необходимым для новой квартиры: еда, питье, кофе, сигареты, мыло, полотенца, всякая посуда. Я беру виски и газированную воду и шествую на кухню, чтобы приготовить по хорошему коктейлю, так как на улице жарко, а внутри можно просто сдохнуть. Имеется холодильник, и он даже подключен. Отлично — будет лед.

Возвращаюсь с тремя стаканами на подносе. Ричи сидит и наблюдает за крошкой; та помалкивает и озирается по сторонам, грызя ногти. С точки зрения психоанализа, это очень плохо… Я скидываю куртку.

— Вам, должно быть, слишком жарко, — говорю я девице. — Снимите костюм.

Она смотрит на меня. У нее хорошенькие глазки, у этой малышки. Она злится…

— Ну да, — подхватывает Ричи, — раздевайтесь. Кстати, можно узнать ваше имя?

— Пошли вы ко всем чертям, сутенеры мерзкие, — огрызается она.

— Не стоит меняться ролями, — замечает Ричи. — Если среди присутствующих и есть таковые, то только не мы.

Она слегка ошарашена.

— Вы не собираетесь продолжать?

— Это было бы затруднительно! — говорит Ричи.

Я чуть было не захлебываюсь коктейлем и иду на кухню. Там я перестаю кашлять, потому что я вовсе не захлебнулся, — это был только предлог. Поспешно выпиваю полдюжины сырых яиц. Если Ричи собирается продолжить отделочные работы, я не хочу ударить лицом в грязь. А сырые яйца, говорят, самое эффективное средство.

Возвращаюсь. Ричи говорит:

— Зарубите себе на носу, лапочка, — наши методы так же действенны, как и в полиции. Когда мы с вами закончим, вы пожалеете о третьей стадии. Как вас зовут?

— Если я буду говорить, вы оставите меня в покое?

— Обещаю, — отвечает Ричи.

— А если я буду молчать?

— Мы вас разденем догола и будем упражняться до тех пор, пока вы не передумаете.

— Тогда я буду говорить, — соглашается она и начинает хихикать.

Итак, лед тронулся. Обозвав нас сутенерами, она выпустила последние остатки гнева и теперь вполне отдает себе отчет в происходящем.

— Валяйте, — говорит Ричи, — только не надо прикидываться дурочкой. Мы вам продемонстрировали лишь крохотную часть того, на что мы способны.

— Совсем крохотную? — интересуется она. — О, тогда вы очень скромны.

Ричи краснеет. Она потягивает свой коктейль.

— Послушайте, — начинает она, — вы очень славные ребята. Только вы совсем не похожи на девушек, и вам следует снять эти ужасные тряпки, которые вы на себя нацепили. Настоящая девушка никогда не оденется столь безвкусно.

— Ладно, — соглашается Ричи, — мы снимем. Но скажите нам, кто вы. Вы понимаете, мы же еще не представились друг другу.

— Я работаю на Луизу Уолкотт.

— Это мы и так знаем, — замечаю я.

— Послушайте, — продолжает она, — я не представляю никакого интереса в плане любви, но вы одержали верх, потому что это в первый раз… ммм… со мной так обращаются… Так вот, меня это очень взволновало, и я сдаюсь… но при условии. Если я расскажу вам все, что знаю, вы оставите меня здесь.

— Хорошо, — соглашаюсь я — Вы останетесь здесь в любом случае.

— И вы меня… ммм…

— Каждый вечер, — заверяет Ричи.

— Оба? — интересуется она.

— Оба, — отвечаю я — Но по очереди, мы же все-таки не свиньи.

— Ладно. Тогда давайте расслабимся. Меня зовут Шейла Седрик.

— Привет, Шейла, — говорю я.

А Ричи добавляет:

— Я — Ричард, а он — Франциско. Присаживайтесь.

Она садится рядом с ним, но не слишком близко. Я сижу напротив — на стуле.

— Дайте мне мою сумочку, — говорит она, — я хочу припудрить нос. Вы меня изрядно потрепали.

Мы даем ей сумочку, она открывает ее, и, прежде чем мы успеваем что-либо предпринять, перед нами возникает громадный пистолет. Она встает. Ну и м… же мы.

— Не шевелитесь, мерзавцы, — шипит она. — Банда извращенцев… Думаете, это вам так сойдет?

Руками я судорожно сжимаю свой стул, и тут я кое-что замечаю — не скажу вам пока, что именно.

— Я не буду стрелять, — продолжает она, — я предпочитаю, чтобы Луиза занялась вами лично… И когда вы побываете у нее в лапах — можете сколько угодно прихватывать женщин на дорогах… Они будут в полной безопасности, вам же только и останется, что носить женские тряпки.

Теперь я абсолютно уверен, что бабы ни черта не понимают… Стоит тут и несет всякий вздор, вместо того чтобы смыться подобру-поздорову. Я-то ведь не сижу без дела: то, что я заметил — теперь можно признаться — отклеившийся подлокотник. В мгновение ока я обрушиваю его ей прямо на руку. Она истошно вопит, пистолет падает на пол. Ричи подбирает его, едва я успеваю выдохнуть воздух. Он разряжает пистолет и кладет в карман. Девица держится левой рукой за правую и плачет. Я подхожу, навешиваю ей пару затрещин справа и слева и толкаю на диван. Она падает.

— И заткни пасть, — добавляю я. — Никаких истерик, а то мы сами тебя заткнем.

Хороши, нечего сказать, дали провести себя как желторотые юнцы. Если бы не подлокотник, все пришлось бы начинать сначала. Пока Ричи следит за девицей, я беру сумочку и роюсь в ней. Естественно, там ничего нет. Водительские права на имя Донны Уотсон.

— Поехали, — говорит Ричи, — все по новой. Как тебя зовут?

— Я вам уже сказала, — тявкает она.

— Шейла Седрик?

Она молчит. Я подхожу, и от моего короткого, резкого удара голова ее запрокидывается. Она не ожидала, и ей в первый раз становится страшно.

— В следующий раз у тебя из носа хлынет кровь, — говорю я. — Как тебя зовут?

— Донна Уотсон.

— Ничего общего с Шейлой Седрик, — замечаю я. — Это настоящее?

Я замахиваюсь, она отскакивает назад.

— Настоящее.

— Где Луиза Уолкотт?

Молчание. Я меняю руку. На этот раз из носа у нее потекла кровь. Она пытается вытащить платок и вытереть пиджак.

— Оставь, — говорю я. — Потом постираем. Мы еще не закончили. Где Луиза Уолкотт?

— Пять миль от того места, где вы меня остановили, — отвечает она. — За Уивер роуд нужно свернуть влево на Фолз роуд, а там — первая улица направо — не знаю, как называется. Дом стоит среди вязов, крыша видна с дороги.

— Это точно? — спрашиваю я.

— Клянусь вам.

Я швыряю ей скатерку, и она пытается устранить нанесенный ей ущерб. Костюм ее весь в крови.

— Что ты делаешь у Луизы Уолкотт?

— Так, по мелочи. Всего понемногу.

— А поточнее, — прошу я. — Не то возьму веревку и отхлещу тебя по заднице.

— Я осуществляю связь. Сегодня я была у Гаи Валенко. Мне нужно было забрать пакет, который должны были принести до пяти часов.

— Сколько вас у Луизы?

— Достаточно, — заверяет она, — и мы вас еще сцапаем, сутенеры чертовы.

— Ты уже это говорила. — замечаю я. — Как Луиза подцепила Гаю?

— Не знаю.

Я приподнимаю ее одной рукой, а другой стаскиваю с нее юбку. Я и так довольно сильный, а когда злюсь, становлюсь еще сильнее. Она даже не пытается сопротивляться.

— Приготовилась? — спрашиваю я. — Ричи, дай-ка мне твой ремень.

— У меня же штаны упадут, — говорит Ричи.

— Ничего страшного. После можешь ее слегка отодрать… для разнообразия.

— Негодяи! Убийцы! По…

Должно быть, она хотела сказать: подонки, но окончание потонуло в моей ладони. Она пытается укусить меня, но не может открыть рот так, чтобы ухватить мои изящные ручки.

Я переворачиваю ее задницей вверх, и Ричи начинает хлестать.

— Грех жаловаться, — бросаю я. — Мы лупим тебя ремнем из крокодиловой кожи — самый шик.

Она извивается как червяк. На заднице появляются красные полосы — по-моему, очень симпатично.

— Немного левее, Ричи. Там совсем белый уголок.

Она истошно вопит, но слышно не очень, так как мы ткнули ее лицом в диванную подушку.

На пятнадцатом ударе Ричи останавливается.

— Достаточно, — говорит он. — Мы уже имеем обширное расширение сосудов, а до локального травматизма пока доводить не будем.

По мне — так чистой воды тарабарщина. Я отпускаю девицу. Она встает в полном бешенстве: глаза горят, вся в поту, прическа помята, женщина в таком состоянии — просто прелесть, в особенности если на ней только чулки и коротенький пиджак. Она вот-вот заорет, но я поднимаю руку. Она орет, но недолго. Я снова швыряю ее на диван, опять она в той же позиции, что и раньше — вниз животом.

— Ничего не поделаешь, — вздыхаю я, — сама напросилась. Давай, Ричи. Как в Библии.

Ричи стоит в нерешительности. Затем смеется и идет на кухню. Он приносит пустую бутылку и аккуратно ставит ей на задницу. Я так сильно смеюсь, а она так ерзает, что ей удается вырваться, и прежде чем я прихожу в себя, она обрушивается на меня с кулаками. Затем оборачивается и видит, что Ричи просто загибается от смеха. Тогда она перестает меня бить и принимается плакать, совсем как маленькая девочка, закрыв лицо ладонями.

— Оставьте меня, — всхлипывает она — Да, я уродина, грязная потаскуха, но не издевайтесь так надо мной. Я больше не буду. Они меня заставили.

Какая досада. Мне было гораздо удобнее, когда она злилась. Я встаю и беру ее за руку.

— Ладно, — говорю я, — иди вымой физиономию, а потом мы поговорим спокойно.

Она покорно следует за мной в ванную. Я снимаю с нее пиджак, выпачканный кровью, мою ей лицо, расчесываю ей волосы. Ей холодно. Я прошу у Ричи халат, и он извлекает из чемодана банный пеньюар. Не понимаю, как ей может быть холодно при такой температуре, мы с Ричи просто погибаем от жары. Должно быть, у нее такая реакция. А на нас солнце действует по-другому — мы-то нормальные люди.

Я отвожу ее в другую комнату, вид у нее более презентабельный, чем раньше. Ричи отправляется приготовить еще по коктейлю — сейчас мы дернем: она — чтобы согреться, мы — освежиться. Столь противоречивое действие оказывает алкоголь на человеческий организм, — сказал бы Ричи.

— Так как же Луизе удалось зацепить Гаю? — спрашиваю я.

— На вечеринке. У Луизы в банде ее собственный брат. Он и два-три его дружка. Вы знаете, ее брат не совсем…

— Мужчина, — подсказываю я.

— В общем, — продолжает она, — он предпочитает мужчин. А она использует их, чтобы клеить девушек, потому что они очень привлекательны внешне и водят знакомства с целой кучей других парней из хорошего общества, а это своего рода пропуск во все дома. Так вот, как-то раз они напоили Гаю до смерти. Не так уж трудно заставить девушку напиться — достаточно сказать ей, что она не сможет столько выпить, и она непременно захочет доказать, что сможет.

— С молодыми людьми такое тоже случается.

— Не знаю, — отвечает она, — я имею дело только с женщинами. В тот день, когда Гая изрядно напилась у одного из дружков Ричарда, ей стало плохо, и они, как галантные молодые люди, принялись за ней ухаживать — воспользовались ситуацией и сделали ей укол. Само собой, ей стало гораздо лучше, и она пристрастилась к этой штуке. Вначале Луиза хотела лишь заполучить саму девочку для приятного времяпрепровождения, но когда узнала, кто она такая и что у ее отца возмутительно много денег, ей в голову пришла мысль женить на ней Ричарда, чтобы завладеть бабками.

— Эта Луиза — самая настоящая свинья, — говорю я.

— Да, — соглашается она, — но, клянусь вам, она изумительно занимается любовью.

— О? — восклицаю я — Она не может сделать вам ничего такого, чего не могли бы сделать мы сами, к тому же, у нас есть и другие возможности.

— Я знаю, — соглашается она и смотрит на Ричи с загадочным видом.

— А, кроме любви, она еще чем-нибудь занимается? — спрашивает Ричи. — Думается мне, она работает в наркобизнесе.

— Она занимается всем понемногу. Всего она мне не говорит. Я подчиненная и знаю только, что у нее немало дружков в политических кругах. И подруг тоже. Жены сенаторов, бывшие проститутки, шлюхи всех мастей.

— Ладно, — говорю я — Ты хорошая девочка. Кто будет следующим? После Гаи?

— Не знаю. Честно. Она сейчас проворачивает и другие операции, но я не в курсе.

— Что-нибудь с атомной бомбой? — предполагаю я — Такого рода извращенки, как правило, занимаются шпионажем. И весьма успешно, так как не теряют голову при виде смазливого мужика.

Она помалкивает.

— Ладно, — заключаю я. — Пока ты останешься здесь. Будешь жить с нами. И не бойся, тебя больше никто не тронет. Мы, по правде говоря, предпочитаем настоящих.

Она не возражает.

— Пойду приготовлю ужин, — говорит она.

— Хорошая мысль, — замечает Ричи.

И мне, и ему понятно, что сегодня уже поздно для новой вылазки. А завтра будет видно.

Донна идет на кухню и начинает греметь кастрюлями, при этом страшно ругается, так как все ужасно грязное. Эта крошка чертыхается как сапожник.

Не знаю, что она там готовит, но пахнет вкусно. Еще пятнадцать минут мы с Ричи сидим и плюем в потолок, наконец она появляется.

— Вот, — говорит она. — Спагетти и яичница с ветчиной. Будете есть ложками, ни одной вилки я не нашла.

— Сойдет, — кивает Ричи. — Я так голоден, что вполне могу обойтись и пальцами.

Я сдвигаю все ненужное со стола, а она приносит сковороду с яичницей, которая источает восхитительный аромат.

Садимся за стол. Забавная троица. Ричи и я все еще в женских тряпках, она — в банном халате с красным поясом. У нее немного припухла щека, в том месте, куда я ее ударил, и садится она с большой осторожностью. Мне немного стыдно, но если бы я не сделал этого, мы бы не продвинулись ни на йоту. Я просто уверен, что ей явно не хватает папаши, который бы лупил ее время от времени по заднице.

Мы болтаем, словно старые друзья, потягиваем виски с содовой — самый здоровый напиток, который можно найти в Америке.

Затем настает время ложиться спать. Если помните, в этой конуре имеется два дивана. Само собой разумеется, нашу малышку Донну никак нельзя оставить без присмотра. Как бы мы ни подружились, ей снова может взбрести в голову убежать.

Я сдвигаю диваны рядышком и кладу матрацы поперек. Получается одна большая кровать. Ричи берет простыни и начинает стелить.

— Готово, — говорит он. — Вы — в центр, а мы по краям.

Она протестует.

— О! Вы все не уйметесь. Я думала, с этим покончено.

Я вспоминаю, что заглотил шесть сырых яиц, полагая, что они мне понадобятся, и теперь понимаю, что в них полным-полно витаминов и гормонов, так что намерения мои вполне очевидны.

— Мы вас даже пальцем не тронем, — заверяю я. — Будем спать, как три любящих сестры. К тому же, завтра будут новые заморочки — мы должны быть в форме.

Она ничего не говорит и идет в ванную, чтобы приготовиться ко сну. Мы раздеваемся. У нас есть пижамы: красного шелка для Ричи, желтого — для меня; они просто восхитительны, как и все остальное. Может, у нас одни и те же привычки, но Ричи тоже надевает лишь верхнюю половину. Я люблю, когда ноги свободны под одеялом.

Донна возвращается. Она подобрала волосы наверх, и ей можно дать не больше шестнадцати. На ней все тот же халат.

— У меня нет пижамы, — говорит она. — Я не могу спать так.

— Снимите халат, — советует Ричи. — Мы не дадим вам замерзнуть.

— Да, но на мне больше ничего нет, — говорит она.

— Ну и что. Мы закроем глаза. Ложитесь.

Она плюхается на кровать и переваливает через меня, чтобы оказаться посередине. В комнате совсем темно — лишь бледный квадратик света возле окна. Я слышу, как Донна дышит. Она не шевелится, но наверняка не спит. Ровно через десять минут она начинает протестовать.

— Мне слишком жарко, — жалуется она.

Одним взмахом ноги я отшвыриваю одеяло, Ричи делает то же самое; из этого следует, что мы лежим тесно прижавшись друг к другу, и нам ничто больше не мешает. Проходит еще пять минут, и она начинает тихонько копошиться. Поворачивается в сторону Ричи. Я уже начинаю привыкать к темноте и смутно различаю ее очертания. Ричи недвижим.

…………………………………………………………………………………………………………………………

Ну вот, все довольны. Это не значит… Вы, наверное, думаете, что я вам все это рассказываю из порочных побуждений, а дело так и не двигается. Но сами посудите, в каждой профессии есть свои теневые стороны, и я начинаю понимать, почему в мире так много сыщиков, частных, да и всяких других.

И потом, это придает нашей истории местный колорит…