Женский взгляд на кремлевскую жизнь

Глава 4.1 Борис Ельцин как человек и президент

Чем хорош женский взгляд (и одновременно, он этим же и плох), так это голым, ничем не прикрытым субъективизмом. Его не спрячешь ни за возраст, ни за опыт, ни за профессию. Я никогда не абстрагировалась от личностного восприятия того или иного политического деятеля, и рассматривала его не как совокупность поступков, указов и распоряжений, а прежде всего как мужика — либо измельчавшего, либо достойного элементарного уважения.

Процесс поиска в мужчине-политике мужика небезынтересен, ибо он позволяет понять психологию человека в общем-то не совсем нормального, а значит, выяснить, когда, как и зачем все это ему понадобилось.

Мужчин в политике много, и это, наверное, нормально для более-менее цивилизованной страны. Однако не все из них- оказываются при полномочиях осознанно, далеко не все. Так же как любую женщину с самого рождения неумолимо влечет оказаться в чьих-то объятиях (и в буквальном и в переносном смысле этого слова), так и мужчине, который мало-мальски что-то представляет из себя, хочется непрерывно самовыражаться, а если возможно, то и властвовать над себе подобными.

Неосознанно к власти стремятся те, кто что-то недополучил в обычной человеческой жизни, и это не психологическое открытие. Но есть и еще один путь, который приводит мужчину во власть — путь случайный. И он, как и всякий экспромт, удается крайне редко, и тому немало примеров.

Политических мужей конца 90-х годов в России — от президента до министра и ниже — характеризуют, к сожалению, не самые мужественные качества: зависть и предательство, склочничество и беспринципность, а иногда и омерзительная трусость, намоминающая почти животную слабость перед сильнейшими. Даже если мужчина врет или зарабатывает (возможно, и нечестно) кучу денег — это все же не так страшно, как вышеперечисленные черты. В некоторых, впрочем, удивительно соседствует совершенно несовместимое.

Борис Ельцин, которого язык не поворачивается назвать ни немужиком, ни неличностью, — человек, собственноручно сделавший себя дважды президентом, продвинувший во власть такое количество самых разных людей, что только смерть целого поколения может смести с лица земли его многочисленных политических детенышей, которые продолжают плодиться и размножаться, производя на свет ему и себе подобных. Его мужской феномен заключен в огромной физической силе и глубочайшем цинизме по отношению ко всему, что его окружает, включая людей.

Это, казалось бы, ужасное качество: не держаться за людей, отдавать их на откуп политической конъюнктуре, при этом не срываться в истерику (по крайней мере на людях) и шагать все выше и выше, не задумываясь о последствиях, — и помогло Ельцину столь долгое время оставаться у власти.

Это есть уникальное качество политика-фантома, ибо такое количество времени пребывания “наверху” не проходит безболезненно для психики…

Я не удивилась бы, если бы увидела его плачущим. Ельцин никогда не боится показаться смешным или неловким, даже если это очевидно. Ельцин хорош в импровизациях, неожиданных репликах. По крайней мере, многие так думали до недавнего времени, до тех пор, пока в этих импровизациях Борис Николаевич знал меру. Вообще сегодня он — полная противоположность Ельцину вчера и завтра, потому что никто не знает, каким он будет завтра…

Непредсказуемость президента России холодит умы и кровь многих из его окружения. Это — допинг, наркотик, Стакан водки наконец, если говорить образно. Это состояние — этап их политической дистанции, которая изначально им не знакома, и потому сулит то ли барьеры, то ли колдобины, то ли замаскированные капканы. Именно этим Ельцин удерживает людей рядом с собой и заставляет себе служить. Он умеет держать людей в напряжении, в том числе и самых близких. Его психологической выдержке (в ответ на бесконечную критику парламента, прессы, коллег по Содружеству независимых государств) еще не так давно мог бы позавидовать любой. Молча, стиснув зубы, слушает Ельцин высказывания о себе, о своем окружении, но в один не самый прекрасный момент его жизни и эта его потрясающая особенность сломалась об усталость, болезни и глубочайшую депрессию…

Он не слишком хорошо умеет выбирать людей. Впрочем, этому нельзя научиться, также как нельзя научить девушку удачно выходить замуж. Это можно делать неоднократно, но так и не попасть в “десятку”. То же и с выбором в политике… Ельцин выбирает, как было модно говорить, “сердцем”. Он чувствует человека или тотчас же или никогда. Последнему надо лишь успеть встроиться в этот психологический механизм.

Так было и с бывшим, а теперь уже покойным руководителем администрации президента Николаем Егоровым, который показался Ельцину “своим” мужиком, и с Грачевым, и с Лебедем, и с Юмашевым, и со Степашиным. Это очень сентиментально, но по-ельцински. В этом нет очевидного здравого смысла и глубокого расчета на перспективу, но все другое в выборе людей для себя, для совместной работы, для периодических откровений долгое время было ему чуждо.

Именно таким, физически истощенным, но по-прежнему олицетворяющим силу и власть, умение лавировать в мутной политической воде, выбирать себе одних фаворитов и легко избавляться от других, Ельцин вступил во второй раз на тропу будущего президентства, вынужденного президентства…

Выборы действительно “породнили” не только старую и новую команду президента, но и журналистов, которым приходилось месяцами путешествовать по стране вместе с Борисом Николаевичем. Церемоний не было никаких. Помню, в Астрахани нас поселили на теплоходе, и только в нескольких каютах был умывальник и душ, поэтому приходилось мыться по очереди и журналистам, и помощникам президента. Все вели себя запросто — ели-пили на теплоходе в одном зале. Теперь уже бывшие помощники Бориса Ельцина — Георгий Сатаров, Юрий Батурин, а также его спичрайтер Людмила Пихоя, специалисты по имиджу Екатерина Егорова и Игорь Минтусов во время таких застолий советовались с нами, спрашивали, как президент сегодня выглядел, хорошо ли говорил, грамотно ли общался с людьми.

Это было очень тяжелое время для всех. Я не знаю, чего было больше, искреннего или наносного, но всеобщий порыв выбрать президентом именно Бориса Ельцина поглощал буквально всех. Он бередил самые потайные уголки души, щекотал нервы…

Мы жили на стареньком теплоходе, и казалось, что это и есть тот самый корабль, на котором Ельцин приплывет к новому президентству, а все мы к новой жизни…

Непотопляемость Ельцина, его исключительность, незаменимость тогда выглядела как его феномен. Он уже давно превратился в человека-символ, в олицетворение всех мыслимых и немыслимых политических поражений и побед, в памятник самому себе при жизни. Но тогда мало кто признавался себе в том, что на самом деле это ужасно, что это может привести к катастрофическим последствиям. Но произошло все именно так и гораздо быстрее, чем мы себе это представляли — Россия оказалась не просто в кризисе, но и в глубочайшей политической ловушке — кроме Ельцина — она, эта огромная, могучая, “непобедимая и несокрушимая”, не вырастила ни настоящего преемника, который мог бы со всей искренностью и засучив рукава если и не построить, то хотя бы не поломать того, что было создано за годы “ельцинской эпохи”.

Сегодня Ельцина нельзя убрать просто так, и если даже с ним случится самое плохое, страна и власть окажутся абсолютно неготовыми жить после Ельцина, без Ельцина, лучше (хуже), чем с Ельциным. Как это могло произойти?

Мы просто не заметили, как все эти годы сам президент, а потом и его соратники подготавливали почву не под нового главу государства, а лишь под него одного, “единственного и неповторимого". Желание иметь наследника странным образом противоречило у Бориса Николаевича с нежеланием видеть рядом этого самого наследника. Все эти годы политическая элита находилась в готовности “номер 1” лишь по одному поводу — не допустить никого другого, кроме Ельцина, как будто он собирался жить вечно…

Он давно уже переболел и самолюбованием, и самобичеванием, он может позволить себе говорить и делать все, что ему вздумается, и никогда не боится показаться смешным — великое качество! Сколько раз он бывал неловок — прилюдно поправлял слишком узкий рукав неудачно сшитого пиджака, шутя пытался сосватать в Екатеринбурге работниц кондитерской фабрики с местными курсантами военного училища (для поднятия рождаемости), упорно называл свердловского губернатора Эдуарда Росселя Эдуардом Амбросиевичем (как Шеварднадзе), выбрасывал письменные речи и говорил экспромты, часто неудачные, а иногда и просто смешные, мог перепутать страну или фамилию чиновника. Одно время такая неловкость придавала ему какой-то шарм… Но это не могло продолжаться до бесконечности.

Понимает ли он сегодня, что происходит в стране? Видит ли лукавство тех, кто считается близким окружением? Осознает ли, что для любого, пусть самого выдающегося деятеля, наступает вечер? Думаю, что не до конца. Он продолжает сражаться с собственным имиджем, который последнее время его подводит все больше и больше. Выборы 1996 года не должны повторяться.

Конечно, Борис Ельцин не хочет уходить. Он очень любит людей. Он любит власть как таковую, и в особенности те ее механизмы, которые то и дело можно дергать за ниточку, а то и трясти, как мичуринскую грушу. Как же можно со всем этим расстаться!

Я хорошо помню, как он глазами всегда искал “своих”, где бы ни находился — на официальном приеме или среди журналистов в зарубежной поездке. “Своих” он хорошо помнит по крайней мере в лицо. Если есть возможность, то обязательно подмигнет, улыбнется или покажет глазами, что узнал и рад видеть. В сущности, он сентиментален, как всякий великий и чуточку несчастный человек…

И все-таки, какой он — БОРИС НИКОЛАЕВИЧ ЕЛЬЦИН, двухкратный президент России? Родился он 1 февраля 1931 года в селе Бутка Свердловской области в крестьянской семье. Рост — очень высокий — выше Билла Клинтона, но ниже Гельмута Коля. Телосложение крепкое — красивые длинные мускулистые ноги, выдающие заядлого волейболиста, но с небольшими участками варикозного заболевания вен, что свойственно людям, которым часто приходится бывать “на ногах”, а также спортсменам, у которых основная нагрузка ложится на ноги. Он никогда не был полным и, скорее всего, не склонен к полноте. В 1995–1996 годах у него появилась некоторая одутловатость и излишнее выделение капиллярных линии на лице вокруг носа и глаз — признак сердечной недостаточности.

После операции по аорто-коронарному шунтированию, перенесенной в ноябре 1996 года, Борис Николаевич сильно похудел и осунулся, но уже через год более менее набрал вес. Цвет волос — в молодости — темный шатен, в настоящее время — благородная седина. Волосы пышные, густые, немного вьющиеся. В молодые годы и еще лет пять назад Борис Николаевич носил небольшой чубчик-завиток. После выборов президента в 1996 году стал зачесывать волосы более гладко на косой пробор и укладывать лаком. Глаза небольшие, округлой формы и разного цвета — один серо-голубой, другой — зеленовато-карий (говорят, такое встречается редко и только у очень счастливых людей).

Взгляд проницательный, иногда настолько, что хочется отвернуться. Ельцин любит смотреть на людей, разглядывать окружающие предметы в любой даже самой официальной обстановке. Все знаки внимания как правило, оказывает глазами — узнает, дает понять, что узнал, улыбается, кажется, только взглядом, иногда подмигивает. Чаще всего, взгляд у президента доброжелательный. Хотя люди часто оказывающиеся с ним рядом утверждают, что Ельцин смотрит “тяжело”.

У Ельцина маленькие ровные зубы, похоже, почти все свои. Говорит громко, с ударением на последние фразы. Он как бы рубит словами, а особенно важные моменты своей речи выделяет активной жестикуляцией.

Руки, пожалуй, одно из важных выразительных средств Бориса Николаевича. Впрочем, для любого мужчины, как я уже говорила, руки — это все. Они не должны быть утонченными и прозрачными, каждая жилка должна на мужских руках “звенеть”.

В молодые годы Борис Николаевич был красавчиком и хорошим оратором, считался заводилой, и его ни сколько не смущало, как тот или иной человек к нему относится. Это качество — абстрагироваться от личности, — .присуще ему и теперь. С практической точки зрения оно очень полезно, ибо дает возможность сохранить нервы и душевные силы.

Борис Николаевич очень сильный человек и физически и морально. И хотя он выглядит на свои годы, знатоки его организма утверждают, что не всякий 35-40-летний мужчина мог бы выдержать такие нагрузки и болезни, как он. Физическое здоровье дано Ельцину от природы, душевное — от количества времени пребывания в большой политике.

Президент России — очень общительный человек. Я заметила, что все эти кремлевские протокольные тонкости ему не очень-то по душе. По характеру он говорун, любит пошутить, побалагурить, пообщаться с журналистами. Не дают, держат на привязи, выпуская президента “в народ” дозированно. Это не его стиль, но приходится подчиняться. Особенно это стало заметным в последние полтора-два года, когда окружение окончательно убедилось в том, что “выпускать” президента на широкую публику не рекомендуется.

Летом же 1996 он был особенно счастлив, потому что имиджмейкеры и охрана не только не запрещали, но даже всячески поощряли его общение с простыми людьми.

Борис Николаевич — человек простодушный, но непростой. Он обладает если не хитростью, то хитринкой, и всегда трудно догадаться, что у него на уме. В какой-то момент его природная непредсказуемость стала обретать излишне утрированную форму. Непредсказуемость в его поступках и словах перестала выглядеть как "изюминка”, как его самобытность или, как принято говорить, харизма. Его непредсказуемость стала опасной для общества, для власти, для него самого.

Кадровые перетряски 1996–1999 годов свидетельствовали лишь об одном — Ельцин устал от президентства, от власти, от самого себя во власти. Ему надоело все, что когда-то, несколько десятков лет казалось ему целью всей жизни, целью, на которую было угрохано столько здоровья и сил, во имя которой столько людей было брошено в механизм политической машины. Кроме того, дала знать о себе многолетняя болезнь сердца.

При всей своей внешней сдержанности, Борис Ельцин довольно суровый и даже жесткий человек. Думаю, что его побаиваются и дома.

Одевается президент просто, но элегантно. Ему идут светло-зеленые, светло-синие и светло-коричневые костюмы. В темно-синем он выглядит слишком официально, как-то по-жениховски. Никаких изысков в его одежде нет — хорошие, добротные костюмы, рубашки, ботинки и галстуки.

В семье Ельциных вообще спокойно относятся к вещам. В зарубежных поездках за покупками в местные магазины, как правило, отправляется кто-то из адъютантов Бориса Ельцина — они знают и его вкусы, и размеры. Покупается одежда в обыкновенных центральных магазинах.

Иногда можно заметить, как Ельцин разглядывает свою обувь, но она всегда безукоризненно вычищена, поэтому все его волнения излишни. Борис Ельцин не курит и не любит, когда в его присутствии курят другие. И команда у президента всегда была на 80 процентов некурящая: Бородин, Миронов, Ястржембский, Юмашев, Чубайс, Черномырдин, Лужков не курят, но курит глава президентского протокола Владимир Шевченко.

Что касается выпивки, то как и всякий нормальный русский, Борис Ельцин может выпить и водки, и пива, и шампанского. В еде неприхотлив — любит картошку с котлетами, пельмени. По словам одного из поваров, когда утром они предлагали ему икры или красной рыбы, часто отказывался, и вместо этого просил сварить обыкновенную кашу.

Читать Борис Ельцин любит, но делает это редко, обычно на ночь. Читает классику, иногда детективы. В театры ходит крайне редко — вместо него это делает жена.

Его Мать — Клавдия Васильевна умерла в возрасте 85 лет, отец — Николай Игнатьевич умер в возрасте 72 лет. Так что генетически Ельцин долгожитель.

Встает утром президент, как известно спозаранку, а ложится спать поздно. “Сова” и Наина Иосифовна — бодрствует до 1–2 ночи. Те, кто работают с Ельциным давно, неукоснительно следуют одной бюрократической тонкости — все документы на подпись и на рассмотрение подаются президенту скрепленными “золотой” скрепкой.

Однажды летом 1996 года, когда я была корреспондентом “Независимой газеты”, мы приехали в славный город Астрахань. Ни тебе рыбы, ни тебе красной-черной икры на прилавках не обнаружили, зато произошел там один забавный случай. Представьте себе Астрахань поздней весной — 38 градусов жары, палящее солнце и, президент гуляющий по центральному парку города.

Вдруг Борис Николаевич останавливается и заводит непринужденную беседу с местными жителями. Я по причине малого роста проникаю в самую гущу событий и оказываюсь нос к носу с президентом, точнее сказать на уровне его груди. Охрана не возражает, поскольку наблюдает мою физиономию уже раз пятидесятый. Ловя удачу, задаю президенту вопрос: “Борис Николаевич, как вы находите Астраханскую область и что собираетесь пообещать ее гражданам?”

К слову оговорюсь, что в глаза Ельцину неумолимо слепило солнце, и он вряд ли мог хорошо разглядеть мое лицо, в противном случае такая бы история не приключилась. “Вы знаете, город мне очень понравился, а особенно женщины, такие знаете ли в Астрахани женщины красивые…” — отвечает мне президент. Вдруг как черт из табакерки выскакивает прямо передо мной пожилой дядечка и говорит, обращаясь к Ельцину: “Борис Николаевич, да что вы обо всех-то женщинах астраханских говорите, когда перед вами такая симпатичная астраханка стоит!” (дяденька видимо принял меня за местную журналистку). Президент среагировал незамедлительно: “Действительно, раз такое дело, я эту симпатичную с собой в Москву забираю!”

Чистую правду рассказываю, ибо тому было немало свидетелей. Мне бы радоваться, а я обиженно восклицаю: “Что это вы, Борис Николаевич, своих не узнаете, я и так с вами из Москвы приехала, и вообще всю дорогу езжу с вами, измучилась совсем!..”

Вообще-то президент меня знал в лицо, и если бы не это солнце и не мое умопомрачительное платье в горошек (в Москве я сроду такого не надела бы), может быть, ничего и не случилось бы.

Охрана, конечно, не одобрила моих откровений и кто-то из сотрудников СБП незаметно наступил мне на ногу.

Вот такая со мной произошла история. Я потом подошла к Александру Васильевичу Коржакову и рассказала об этом предложении (он в это время с Мироновым мороженое неподалеку кушал). Так Коржаков то же самое, что и охранники сказал: ’’Сказал — увезет, значит, увезет”. И что удивительно, увез-таки на президентском самолете…

“Борис Ельцин: биография и политический портрет”.

"Личные качества: решительный, твердый, целеустремленный. Отличительными особенностями Б. Ельцина как государственного деятеля являются необычайно развитая политическая интуиция и огромный опыт. Для него характерны настойчивость и последовательность в достижении цели, стремление к конкретному результату, открытость, искренность и мужество. Личная биография и политическая судьба Б. Ельцина уникальны и одновременно похожи на судьбу всей России. Трудное голодное детство в маленьком уральском селе. Трудолюбие и тяга к знаниям, свойственные послевоенному поколению молодежи. Трудовой путь от простого мастера до крупного руководителя. Напряженное ожидание перемен, возникновение первых ростков нового в стране совпали со становлением Б. Ельцина как признанного лидера сторонников демократических реформ” (апрель 1996 года).”

Материально-бытовое обеспечение Президента России (по официальным источникам)

ДОХОДЫ. Оклад президента РФ в 1996 году составлял 1 миллион 311 тысяч 400 рублей (старыми) в месяц. К окладу выплачивается надбавка за выслугу лет. После уплаты всех налогов ежемесячный доход президента составил около 1.869.000 рублей. Согласно декларации о доходах за 1994–1995 годы, общие доходы Бориса Ельцина за период с 1 января по 31 декабря 1994 года составили 552 миллиона 331 тысяча 580 рублей (старыми). В эту сумму включены и гонорары за книгу “Записки президента” — 280 тысяч долларов США от “Эндрю Нюрнберг Ассошиэйтс”. В соответствии с законом, из общей суммы доходов были выплачены налоги — 159 миллионов 797 тысяч 851 рубль.

Страхование, имущество, жилье и другие блага. На Президента России распространяются все действующие нормы социально-медицинского страхования. Согласно принятому в 1995 году Закону об основах государственной службы Президент не является государственным служащим, а занимает конституционную должность. Поэтому главе государства на период болезни не оформляется больничный лист. Официальная резиденция главы государства — Московский Кремль.

Официальная загородная резиденция “Горки-9” на Рублево-Успенском шоссе. В Москве вместе с семьей президент проживает в Крылатском на улице Осенней в 5-комнатной квартире. В личной собственности Борис Ельцин имеет дачу в Барвихе и автомобиль БМВ выпуска 1994 года. Все поездки, визиты президента и его официальный транспорт обеспечиваются Управлением делами президента РФ, Федеральной службой охраны (ФСО) и Государственной транспортной компанией “Россия”. Президент пользуется бронированными машинами представительского класса марки “ЗИЛ” и “Мерседес-Бенц”. Для поездок имеется также оборудованный спецсвязью речной теплоход “Россия”. В соответствии с законом “О государственной охране” президенту и членам его семьи полагается охрана. Всего Бориса Ельцина и его супругу сопровождают 5 адъютантов президента, а также сотрудники Службы безопасности президента, являющейся одним из управлений ФСО.

“Сейчас ругают президента Ельцина так много и так беспощадно, как не ругали до этого при жизни ни одно первое лицо государства. В России исчезает страх… Власть становится как бы продолжением частной жизни. Жизни граждан. Президент — один из граждан, а не какое-то исключительное существо, сидящее где-то наверху… Вообще-то как только меня не разбирают. Причина этого раздражения в одном. На месте Ельцина можно представить любого человека. Снята огромная дистанция между обществом и властью, которая всегда в России была.

…Стало вдруг ясно, что нет стены. Там, в Кремле, такие же “мы”. За эти годы произошла в России важная вещь. Люди не хотят какой-то абстрактной власти, сидящей в Кремле. Человек, ставший первым лицом в государстве, должен быть понятным, контролируемым, зависимым от мнения общества. Я абсолютно трезво отношусь к той жажде устойчивости в политике и экономике, которая охватила общество. И к тому синдрому раздражительности, который вызывает в связи с этим фигура любого примелькавшегося политика, включая первого президента России. Однако хочется верить, что большинство россиян осознает и другое. Единственная реальная гарантия покоя — это сам президент. То есть выбрали, так выбрали. Ельцин не ставит перед народом глобальной стратегической цели. Не возводит во главу угла какую-то сияющую вершину, до которой нужно дойти. И не пытается перечеркнуть весь пройденный перед этим путь. Спокойствие России и является главной целью этого неспокойного президента”.

Одиночество — страшная штука. Одиночество президента — очень страшная вещь, ибо по определению, человек, пусть вполсилы, пусть номинально, но управляющий такой громадной страной — не может быть одиноким. Вон сколько нас, и все под ним ходим, а толку-то…

Борис Николаевич остался один. Я не имею в виду семью, семья останется с Ельциным при любых обстоятельствах. Кроме того, для людей его типа, его профессии семья никогда не была главным. Может быть, именно теперь он только и обратил внимание на своих домочадцев по-настоящему.

Ельцин абсолютно одинок. Новые люди, пришедшие в Кремль на волне обновления властных структур, не принесли Ельцину ни практической пользы, ни душевного отдохновения.

Одиночество Президента, помноженное на бесконечные разговоры о его самочувствии, на отрицательную ауру, окутавшую его рабочее место и жилище — действительно страшная штука. Когда тебя все время критикуют, недолюбливают, ты волей-неволей начинаешь болеть, и не только душой. Пожалуй, сегодня, под завершение своей политической карьеры — это главное, что влияет на моральный настрой Президента.

Глава 4.2 Александр Коржаков как человек, друг и депутат

Мне всегда было интересно наблюдать за Александром Васильевичем. Для меня он долгое время был человеком-тайной за семью кремлевскими печатями, окутанный легендами и небылицами, которые и сочинялись-то, наверное, не иначе, как в самом Кремле. Я постоянно слышала от самых разных людей, что Коржаков — это и есть Ельцин, это и есть Кремль во всем своем величии, во всей своей силе и могуществе. Отчасти, наверное, это так и было. Но главное, что делал Коржаков для Ельцина, ради Ельцина — он просеивал людей, стремящихся по тем или иным причинам заслужить расположение президента, как сквозь сито.

У него был наметанный глаз старого КГБэшника, и ничто фальшивое не проскакивало мимо его проницательного взгляда.

Можно, конечно, задать вполне резонный вопрос — а что он, собственно говоря, такое, этот Коржаков, и отчего ему было позволено одних допускать к Ельцину, а других отфутболивать за кремлевские ворота или еще дальше? Все это мог ему разрешить только один человек — Борис Ельцин. Именно он взял его когда-то на работу, допустил сначала в свои дела, а потом в семью и в сердце…

Познакомились мы с Александром Васильевичем при весьма смешных обстоятельствах, в Екатеринбурге в феврале 1996 года (это была первая предвыборная поездка Бориса Ельцина). Я все время бегала с фотоаппаратом, пытаясь заснять его рядом с президентом, и мне никак не удавалось это сделать. Коржаков демонстративно отворачивался, а ребята из Службы безопасности оттесняли меня в положенное для прессы место.

Наконец, ЭТО случилось. Когда на центральной площади города президент выходил из машины, я ринулась через высокие сугробы навстречу своему репортерскому счастью и немедленно рухнула в один из них лицом и, соответственно, объективом, вниз. Поднявшись, я столкнулась с Коржаковым, который смотрел на меня как на какое-нибудь пугало, но снисходительно. Я пробормотала что-то вроде: “А вот, нельзя ли снимочек для “Независимой газеты”…, и не получив ответа, щелкнула кнопкой своей “мыльницы”, которой сделаны большинство снимков, в том числе и помещенных в этой книге.

Фотография получилась мутной (кстати говоря, единственная из сотен снимков, сделанных мной на протяжении почти 6 месяцев), но зато Коржаков на нем был какой-то свойский — простое драповое пальто, пушистая шапка и мохеровый шарф. Я была счастлива.

С тех пор я была одержима идеей поговорить с ним, взять у него интервью, просто постоять рядом, разумеется, из журналистского любопытства. Во-первых, мне во что бы то ни стало хотелось и самой убедиться в том, что я знала о Коржакове понаслышке, во-вторых, мне необходимо было выяснить, почему же “Независимая газета” в такой опале у шефа СБП, в-третьих, я терпеть не могу составлять о человеке мнение “из третьих рук” и предпочитаю личное общение любым даже самым правдоподобным рекомендациям.

Потом один замечательный человек из СБП, курирующий прессу, сказал мне, что Александр Васильевич очень не любит навязчивых: “Не волнуйся, он все видит и все замечает. Если надо, сам подойдет”. Но Коржаков так ко мне и не подошел, и тем более не дал мне интервью только из-за того, что я работала в “Независимой газете”, что, по его мнению, было чем-то неприличным. Все это было для меня очень странно, потому что о президенте я никогда не писала гадости (для Коржакова это был важный аргумент), кроме того, хорошо знала, что как бы к газете не относились, она всегда прочитывалась в Кремле от корки и до корки.

Несмотря на такую, как мне казалось, вопиющую несправедливость, интерес к Коржакову и его ведомству у меня не пропал. Летом 1996 года, когда поездки по стране были частыми и изнурительными, когда приходилось по несколько дней не бывать дома и некоторые из журналистов начинали просто сдавать от усталости, многочисленных перелетов и смены климата, и Александр Васильевич стал выглядеть каким-то утомленным. Я хорошо помню выражение его лица в последних поездках — оно было отрешенным, как у человека, который все это уже много раз видел и слышал. У него вообще-то почти всегда было довольно скептическое выражение лица, но в эти дни особенно. Казалось, он думает о чем-то своем, личном, но продолжает по долгу службы заботиться о президенте.

Может быть, в эти минуты он как раз и обдумывал, как сказать Борису Николаевичу о необходимости переноса срока выборов, а может быть, он чувствовал, что очень скоро их с президентом дороги разойдутся…

Коржаков всегда держал людей на расстоянии, в том числе и журналистов. Правда, некоторые хвастались, что не раз выпивали с “Василичем” в Кремле. Вполне естественно, что такая настороженность была обусловлена его должностным положением, но все-таки было обидно, что тебя принимают бог знает за кого, не имея на то никаких оснований.

После того, как я узнала об отставке Александра Коржакова, я поняла — в Кремле расстаются с людьми легко. “Обслуживание” президента и его окружения перестало быть почетной и уважаемой работой. Чиновники-старожилы рассказывали мне, что еще несколько лет назад за сотрудников держались крепко, с болью воспринимая уход каждого из них, была ли это семейная медсестра или помощник по делопроизводству. Людьми дорожили, их берегли, а те платили своим “хозяевам” просто собачьей преданностью.

Когда более-менее улеглись страсти, связанные с избранием Бориса Ельцина на второй срок, в Кремле и его окрестностях наступили времена выжидательные. Собственно говоря, они и теперь таковые. Теперь и всегда. Даже самый незаметный чиновник или какая-нибудь дама на телефоне пребывают в высоких госучреждениях в состоянии нервного ожидания — нигде так стремительно не меняется обстановка, настроение, люди, как в Кремле. Неугодным можно стать в один день. Но, к сожалению, особенно последнее время, возобладала и другая тенденция — родным и близким тоже можно оказаться в одночасье. Последнее не имеет, конечно, отношения к Коржакову, который пробыл рядом с Борисом Ельциным, почти 11 лет.

После того, как, для некоторых логично, для других внезапно, были уволены со своих постов такие близкие, такие верные и проверенные Грачев, Коржаков, Барсуков и Сосковец, страна в лице тех, кто пока еще интересуется политикой, сделала неприятный и неутешительный вывод: “Борис Ельцин сдает своих, как фигуры в шахматной партии.” Причем, он делает это легко (по крайней мере внешне) и не вдается в подробности душевных переживаний отставленных от двора. Несколько слов об этих отставках.

Отлучение Александра Коржакова от должности руководителя Службы безопасности президента РФ (СБП) была и ожидаемой, и неожиданной одновременно. С одной стороны, “великолепная” тройка в лице приближенных к Борису Ельцину силовиков — Коржакова, Барсукова и Грачева давно мозолила глаза тем, кто и сам был не прочь занять столь почетное место возле президента, манящее близостью к Самому. Однако этот факт сам по себе вроде бы не должен был иметь никакого отношения к мнению Бориса Ельцина — президент терпеть не может, когда ему жалуются, и тем более, в открытую просят “переместить” того или иного деятеля. Но, как ни странно, в данном случае все чаще и чаще, со ссылкой то ли на самого президента, то ли на близких ему людей, стала озвучиваться мысль, что, якобы “эти трое” могут сильно помешать Ельцину выиграть выборы.

Все это, конечно, было полной чепухой, ибо в то время уже ничто не могло повлиять на исход избирательной кампании — люди выбирали (или не выбирали) Ельцина. Многим, особенно в российской глубинке, фамилии Грачева, Коржакова и Барсукова, впрочем, как и других известных людей из окружения Бориса Ельцина, вообще ни о чем не говорили — мне приходилось общаться с людьми из провинции, и я знаю, что это было именно так. Как они могли помешать выиграть Ельцину выборы — вообще непонятно. В то время уже ничто не могло сказаться на его имидже ни в одну, ни в другую сторону.

Александр Коржаков ушел спокойно, не хлопнув дверью и поначалу еще хранил молчание. Он, как известно, написал президенту очень откровенное и очень личное письмо, до сих пор оставшееся без ответа. Позднее вышла его книга “Борис Ельцин: от рассвета до заката”. Но тогда, сразу после отставки, от Коржакова трудно было дождаться каких-либо комментариев. Александр Васильевич удалился на дачу и, видимо, как и другие отставники, ждал того, как президент распорядится его дальнейшей судьбой.

По некоторым сведениям, Коржаков все же выплеснул как-то за чашкой чая всю свою горечь и обиду, сказав о президенте: “Как он мог так меня предать!” Но мне лично трудно представить бывшего шефа СБП всхлипывающим и бьющим себя кулаком в грудь. Рассказывают, что некоторые соображения по поводу своей отставки Александр Коржаков высказал и сотрудникам Генеральной прокуратуры (А.И. Коржаков среди других вызывался туда как свидетель по делу и.о. Генерального прокурора Алексея Ильюшенко). Суть этих рассуждений заключалась в том, что Коржаков дал понять, что карьера его не закончена и что такие люди, как он просто так с политической арены не уходят. Как в воду глядел!

Прошло совсем немного времени, и очень быстро избранный депутатом Государственной Думы от Тульского избирательного округа, он превратился в чиновника, писателя и, в некоторой степени, даже общественного деятеля.

Но по существу он почти не изменился.

Поскольку я всегда неплохо относилась к Александру Васильевичу, не пойти на презентацию его книги я просто не могла.

Ситуация была очень забавной. Я только что уволилась из пресс-службы и дала несколько интервью в различные газеты, поэтому на презентации ко мне то и дело подбегали иностранные журналисты и задавали массу вопросов о причинах моего ухода из Кремля. Я уселась в первом ряду конференц-зала гостиницы “Рэдиссон-Славянская” (Коржаков увидел меня и мило улыбнулся) и, помнится, задала даже какой-то вопрос. Потом я написала ему записку о том, что хочу с ним переговорить (мне хотелось расспросить его кое о чем для своей будущей книги). Записку он, судя по всему, прочитал и при выходе с пресс-конференции пообещал мне что позвонит.

Приветствуя меня, он сказал: “А-а, пресс-секретарь Наины Иосифовны”.

’’Уже нет”,- ответила я.

’’Что же случилось?”,

’’Ничего не случилось” — сказала я. После окончания пресс-конференции я сунула Коржакову в руку записку со своими координатами — мы договорились созвониться. Но наша встреча произошла значительно позже, уже после того, как Коржаков стал депутатом, а я вернулась в свою газету.

Отставка Коржакова по-разному оценивалась и комментировалась в прессе. В основном речь шла об участии семьи президента и конкретно Татьяны Дьяченко в том, что президент принял такое решение, да и сам Александр Васильевич в своей книге написал об этом.

В одном из своих интервью Наина Иосифовна сказала так: “Все, что произошло с Александром Васильевичем, Борис Николаевич особенно тяжело переживал. И не меньше переживала наша семья. Нам всем было больно до слез. Я ведь уже говорила однажды, и не отказываюсь от своих слов, что он был не просто сотрудником, а почти членом нашей семьи. Александр Васильевич не мог не знать, что семья никакого отношения к этой отставке не имела, и его обвинения несправедливы. Во многих газетах Татьяне приписывали то, что она была чуть ли не инициатором отставки. Это неправда… Для нас это было неожиданностью. А Татьяна, по-моему, звонила его жене, чтобы как-то успокоить, потому что чисто по-человечески мне казалось — случилось невероятное. И я хотела позвонить, поговорить…”

Сегодня мнение о Коржакове в семье президента стараются не высказывать вслух. То, что произошло между двумя сильными и по-своему одаренными людьми, можно назвать как угодно: и хорошо спланированной интригой, и случайным, но логичным стечением обстоятельств, и недоразумением. Ясно одно: в этой семье уже мало кому доверяют. Причем страх предательства, мне кажется, начал перерастать уже в какую-то манию — на всякий случай Ельцин стал недоверчив практически ко всем своим сотрудникам, за исключением 2–3 человек.

За исключением, потому что надо же хотя бы кому-то быть хранителем президентского настроения. Даже президенты иногда откровенничают со своими подчиненными…

Книга Коржакова мне понравилась. И хотя временами казалось, что это не его стиль, главное, что она получилась не злой, а напротив была написана автором с плохо скрываемым уважением к главному герою. В ней не надо искать того, чего в ней нет, а нет в ней очень многого из того, что мог написать столь информированный автор. По каким-то очень личным соображениям он этого не сделал…

Сейчас кое-кто понимает, что Коржаков во многом оказался прав. И уж конечно, он был недалек от истины, когда предостерегал семью и имиджмейкеров Бориса Ельцина о состоянии здоровья своего шефа перед выборами.

Скорее всего полунамеками, а может быть, и в открытую Александр Васильевич говорил Ельцину о нецелесообразности проведения президентских выборов в 1996 году, однако ни президенту, ни его семье, ни окружению не нужна была тогда такая правда, многим не нужна она и сейчас…

Конечно, в семье обсуждали персону Коржакова, но что удивительно, делалось это почему — то в тех случаях, когда в прессе появлялись какие-нибудь публикации о детях, зятьях или внуках Ельцина. Публикации не нравились, а вердикт выносился один — “все это специально делает Коржаков”.

Между тем, на мой взгляд, это было бы слишком примитивно и просто для такого человека, как он.

Вскоре после того, как Александр Васильевич был он избран депутатом Государственной Думы, бывший глава СБП занялся ничем иным, как трудоустройством своих бывших подчиненных. Был создан специальный фонд, где и по сей день работают его люди. Мне пришлось общаться с некоторыми из них, и я поняла, он хорошо знает, что такое команда, своя проверенная команда…

В Фонде работают его бывшие коллеги, военные, юристы и просто хорошие люди. Кроме того, большую часть своего депутатского времени Коржаков проводит в Туле, которая его делегировала в парламент, и не тратит время на бесполезное перемывание косточек властям и думские посиделки. От прежней жизни в его кабинете на Охотном ряду и в Фонде остались лишь кофейные сервизы с кремлевской символикой.

Коржаковская правда сегодня уже опоздала, потому что каждый день отнимает у страны по-ку-сочкам великого, но вчерашнего Ельцина. Сегодня президента смеют сравнивать с увядающими генсеками ЦК КПСС, а еще несколько лет назад никому и в голову этого не пришло бы. Сегодня к его причудам снисходительны даже журналисты, а еще несколько лет назад Ельцин бы не позволил такой снисходительности. Борис Николаевич сделал очень много для России — и хорошего и губительного, он только забыл поблагодарить своего тело- и душехранителя Александра Васильевича Коржакова хотя бы за то, что все эти годы он надежно стоял за его спиной…

Глава 4.3 Павел Грачев, который — ждёт

Не менее скандальным было и увольнение с должности министра обороны Павла Сергеевича Грачева. Он знал, что когда-нибудь это случится. Потому что это в конце концов происходит с министрами. Когда-нибудь истекают сроки, не выдерживают нервы. Когда-нибудь просто надо уйти. Павел Грачев подал в отставку и она была принята президентом спокойно и без особых эмоций. Во всяком случае, на публике и тот, и другой держались молодцами.

Можно предположить, что за несколько дней до события президент и министр обороны посидели, как не раз бывало, неформально, хотя в последние месяцы личные встречи происходили между ними все реже. Официально Грачев сопровождал Бориса Николаевича в его поездке в Хабаровск, Пекин, Шанхай, а затем в Алма-Ату, где в составе большой делегации он участвовал в подписании двусторонних документов. Это был последний совместный вояж президента и министра обороны весной 1996 года.

А незадолго до этого Ельцин вручил Грачеву личную президентскую награду, крепко поцеловал. Чуть позже, 8 мая 1996 года, они сидели рядом на торжественном вечере в Государственном Кремлевском дворце. Грачев непрерывно улыбался и чувствовал себя при всех своих регалиях героем дня.

Одна из версий отставки говорит о том, что произошла она не без помощи “доверенных” журналистов Коржакова и предопределена была во время визита Бориса Ельцина в Китай. В Шанхае Павел Сергеевич пригласил к себе в номер пятерых журналистов, среди которых была и я. Всех нас он хорошо знал лично — его пресс-секретарь Елена Агапова приучила министра доверительно общаться только со “своими”. Один из пятерых Грачеву был не знаком…

Мы приехали прямо в резиденцию, где остановился Грачев и другие члены российской делегации, сели вокруг журнального столика в его апартаментах и держали наготове свои диктофоны. Интерес к Грачеву был связан еще и с тем, что несколько дней назад при загадочных обстоятельствах был убит Джохар Дудаев. В этот роковой для чеченцев день почти весь Кремль был на выезде (мы узнали о гибели Дудаева часа в два ночи по Хабаровскому времени, соответственно и президент, и министр обороны также получили информацию примерно в это время). Вдруг в коридоре гостиницы, где мы остановились, раздался страшный топот, и все, кто спал и не спал, услышали звонкий голос корреспондента ИТАР-ТАСС Андрея Шторха. Он, как часто бывало, оказался осведомленнее других и рассказал нам эту сенсационную новость, услышанную от каких-то очень информированных источников.

Грачев просил либо вовсе ничего не записывать, либо выключать диктофоны тогда, когда он попросит. Все мы как будто так и сделали. Я не знаю, был ли у этого человека в кармане дополнительный диктофон или нет, но позднее кое-какая информация о содержании той беседы “утекла” в Кремль.

Один человек мне даже хвастался потом, что лично преподнес кассету с записью того разговора Коржакову. Надо отметить, что Павел Сергеевич в этот день был очень разговорчив и откровенен. Он не стесняясь раздавал самые разнообразные характеристики некоторым кремлевским чиновникам, рассказал и о том, что ему было на тот момент известно о смерти Дудаева.

О Коржакове, кстати, Грачев не сказал ни единого плохого слова, хотя тогда отношения между ними были натянутыми. Коржаков в своей книге утверждает, что это во многом было связано с чеченскими событиями, от Грачева же я вообще никогда не слышала негативных оценок Александра Васильевича, наоборот, он очень болезненно переживал размолвку и не хотел находиться с ним в “контрах”. Кстати говоря, по словам Павла Сергеевича, именно в Китае их отношения с Александром Васильевичем наладились.

Кассета с записью злополучного разговора, якобы действительно попала к Коржакову, тот дал прослушать ее президенту, который, по словам одного, правда, не слишком заслуживающего доверие источника, сказал о Грачеве в сердцах: “Был болтуном, болтуном и остался!” Ни подтвердить этого, ни опровергнуть мне не удалось, но вскоре последовала отставка Павла Сергеевича.

Так Борис Ельцин отказался еще от одного из своих, думая, что это прибавит ему политические дивиденды. Сама же отставка (об этом не раз уже было написано) как и отставка Коржакова была, на мой взгляд, унизительной. Конечно, неумолимо надвигались выборы, которые стали диктовать, в том числе и президенту, свои правила игры, хотя во всем этом предъиюньском нагнетании эмоций было много надуманного, неестественного, просто ошибочного.

Но есть и другая версия отставки Грачева, и она тоже так или иначе связана с личностью руководителя СБП. И тот, и другой были друзьями президента. Кроме того, Грачев и Коржаков в одинаковой степени были преданы Борису Ельцину, и эта преданность была подкреплена временем. Возможно, Коржаков ревновал Грачева к президенту — одно время они даже не подавали друг другу руки. Кроме того, бывший министр обороны умел угадывать настроение президента, знал, когда и как с ним можно говорить, чтобы разговор этот состоялся вовремя и с пользой для дела. У них были особые отношения, в которых сочетались элементы главенства и подчиненности, мужской дружбы и, в какой-то мере, общие интересы. Разница в возрасте (17 лет) сказывалась не сильно. Но Грачев знал, если в телефонном разговоре президент говорил ему “Павел Сергеевич” не как обычно (Борис Ельцин вообще никогда не фамильярничает и называет всех своих подчиненных, пусть даже особо приближенных, по имени-отчеству) — стоит задуматься. Зная степень их близости, многие “капали” президенту на Грачева.

Но самым серьезным его “противником” было принято считать все-таки Коржакова. Рассказывают, что Павел Сергеевич, предчувствовавший наступление сумерек, командировал своего помощника Елену Агапову к Коржакову. Агапова отправилась в Кремль и просила о “мировой”. На что Коржаков якобы ответил: “Я пожму ему руку прилюдно, но только после того, как он уйдет в отставку!” Знаю, что примирение между ними состоялось, однако и рапорт об отставке был написан очень скоро.

Мало кто знал “настоящего” Грачева. За исключением тех, кто прошел с ним Афганистан, тех, кто искренне поддерживал его в годы руководства Министерством обороны России. Таких людей было немного, и Грачев это знал: Константин Кобец, Петр Дейнекин, Валерий Лапшов, Елена Агапова, Геннадий Иванов были преданы министру безоговорочно. Но тем не менее, где-то за полгода до своей отставки он признался в одной из бесед, что чувствует себя одиноким волком и, в сущности, не доверяет никому из “своих”. “Они доят меня”, - сказал мне Грачев, не называя имен… Этими словами многое сказано.

За четыре года руководства Минобороны он понял, кто есть кто. Многое из того, в чем теперь обвиняют Грачева, останется и на совести тех, кто все эти годы был рядом.

Есть качества, обрекающие человека на несовместимость с тем или иным положением в обществе. Грачев обладал многими из них. И, накопившись, они выбили его из седла.

Приблизительно через две недели после его отставки без какой-либо официальной мотивировки, были отстранены от своих должностей начальник аппарата министра обороны генерал-полковник. Валерий Лапшов, начальник Главного оперативного управления Генштаба, замначальника Генштаба Виктор Барынькин, замначальника Генштаба Анатолий Богданов, начальник Главного организационно-мобилизационного управления Вячеслав Жеребцов, начальник Главного управления воспитательной работы Сергей Здориков, начальник Главного управления международного сотрудничества и сват Грачева, Дмитрий Харченко (сын Грачева женат на дочери Харченко Ольге). Еще через полтора месяца были уволены и другие высокопоставленные генералы и чиновники — начальник управления военной политики и помощник министра обороны Геннадий Иванов, помощник министра по связям с общественностью Елена Агапова, начальник Главного управления кадров и военного образования Евгений Высоцкий.

Елена Александровна Агапова — человек, наиболее приближенный к Грачеву, — после его отставки как сгинула. Помню, что я по этому поводу даже написала заметку, на которую она очень обиделась, но все, что я написала было правдой. Сам Грачев долгое время не знал, где находится его бывший пресс-секретарь и помощник.

Я всегда восхищалась удивительной способностью Елены Агаповой “рулить” не только журналистами, но и всеми, кто хотя бы на шаг приближался к ее министру. Она контролировала каждый его шаг, каждый его разговор, и была в курсе дела не только его служебной, но и личной жизни. Как всякий влиятельный и тщеславный человек, она боялась потерять это самое влияние, вот почему она так ревностно охраняла любые подступы к Грачеву. Впрочем, все это делалось с его молчаливого согласия, или же министр обороны просто не вдавался в подробности взаимоотношений между своими подчиненными. Кроме того, он безоговорочно доверял Агаповой, потому что знал, что именно она научила его быть по-настоящему публичным, именно она была с ним в самые трудные моменты его непростой жизни в ранге министра обороны России. Я думаю, что когда-нибудь Елена Александровна напишет книгу о генерале армии Грачеве. Во всяком случае, сам Павел Сергеевич сказал однажды: “Вот я уйду, а Ленка соберет все свои бумажки и напишет обо мне всю правду, как есть”…

В отличие от Ельцина, Павел Сергеевич почти всех называл на “ты”, и иногда мог даже сказать что-нибудь не очень тактичное. Однажды при большом скоплении людей, в том числе и журналистов он сказал Агаповой: “Ленка, что-то ты у меня похудела?” Но Елена Александровна хорошо умела отражать “атаки” министра одним только взглядом.

Мы с Еленой Агаповой — соседи, и однажды поздно вечером я даже побывала у нее в гостях. Муж был в командировке или на даче, сын — в училище. Я как раз готовилась написать большой материал о Грачеве. Тогда он не вышел, и Елена Александровна потом говорила нашим общим знакомым: “Вот Константинова, пришла, просидела у меня всю ночь, спать мне не давала, и никакого толку”.

Мы действительно просидели у нее часов до четырех утра. Она показывала мне фотографии Павла Сергеевича, в том числе и из личного архива, рассказывала о себе и своем сыне. Все это потом очень помогло мне разобраться во многих вещах, особенно после отставки министра обороны.

Я не стану рассказывать о том, как обошлась со мной Елена Александровна, решившая, возможно, что я претендую на ее место. Когда я узнала подробности, то поняла, на что способны люди, во что бы то ни стало старающиеся удержаться на своем месте и не гнушающиеся никакими способами "устранения” потенциальных конкурентов. Никогда в жизни я не претендовала на место пресс-секретаря министра обороны, тем более такого опытного, однако, по словам осведомленных журналистов, работающих с министерством обороны, без всякого на то моего согласия действительно прорабатывался вариант замены Агаповой на меня или другую фигуру, которой, по мнению противников Елены Александровны, можно было бы управлять и тем самым снизить влияние на Грачева. Однако план этот, слава Богу, как-то сам собой развалился, а я, как это ни смешно, узнала обо всем этом кипении страстей самая последняя.

Иногда я благодарю Бога за то, что всякий раз, когда меня пытаются впутать “в историю” без моего на то согласия, как будто появляется кто-то или что-то, что ограждает меня, бережет мои нервы и время. Так было и на этот раз, а может быть, это была большая сплетня, а может быть, этого вообще не было…

Не хочу вдаваться в подробности, однако бывший министр обороны Павел Грачев лично извинился передо мной за своего бывшего помощника…

Грачев переживал отставку крайне тяжело. Он сидел на даче, никого у себя не принимал, строил курятник, выращивал помидоры в парнике, клубнику на грядках, ездил на охоту, усиленно тренировался, занимался своим здоровьем, много читал. Потом стал понемногу выезжать к друзьям и знакомым, но потом снова закрывался от всех и скучал без работы. Мне довелось навещать его несколько раз по старой дружбе в этот сложный для него период — впечатление от его настроения было ужасным. Я еще ни разу не встречала человека, который бы так фанатично был предан президенту. Грачёв ни на минуту не забывал, что он действующий генерал, находящийся в распоряжении Верховного главнокомандующего. Он не верил, что больше никогда не пригодится Ельцину, что никогда не войдет в высокие кабинеты. Хотя по-человечески понять его было можно — к хорошей жизни быстро привыкаешь.

В эти первые месяцы после своей отставки (мне это показалось странным) Грачев по-прежнему находился в кругу бывших подчиненных, ни жены, ни сыновей, ни других родственников на даче не было — он не хотел ни с кем общаться. В тот день на даче был его сосед Константин Кобец и еще трое бывших подчиненных — все они то и дело говорили о несправедливости отставки, нахваливали организаторские качества экс-министра, в общем, все было как всегда — похвалы, лесть, дружеское застолье.

Многие продолжают общаться с Грачевым и теперь — его бывшие охранники и телохранители, его личный врач, бывшие главкомы и заместители — с друзьями ему повезло. Когда-то у Грачева был непреложный авторитет не только среди российских офицеров и генералов (некоторые его, правда, не любили, но побаивались), но и в Содружестве. Грачев был в очень хороших человеческих отношениях с тогдашним министром обороны Украины Валерием Шмаровым, продолжает с ним дружить и теперь, а также с министром обороны Грузии Варденом Надибаидзе. Молодого министра обороны Армении Вазгена Саркисяна при встрече Грачев в шутку называл своим выдвиженцем, иногда даже “сыном”. Все это было очень символично — министр обороны великой России “руководит” министрами СНГ.

Пожалуй, именно при Грачеве институт министров обороны стран Содружества стал авторитетным и постоянно действующим органом. Встречи проводились на регулярной основе под неизменным председательством Павла Сергеевича то в Минске, то в Алма-Ате, то в Сочи, то в Душанбе.

После отставки шансов вернуться в большую политику, казалось, у него не было никаких. Я не раз говорила ему об этом, но осторожно (Грачев не любил, когда его пытались переубедить в том, в чем сам лично он был твердо уверен).

Роль пенсионера и садовода его абсолютно не устраивала. Может быть, именно поэтому всплыли на поверхность все его прежние болячки, заработанные еще в Афганистане. Кроме того, к нему, как и прежде, шли непрерывным потоком “ходоки”: “Устрой, помоги, подсоби, “отмажь”, дай, замолви слово и тому подобное”. В этом смысле в его жизни ничего не изменилось. Грачев — человек широкой и щедрой души, невероятно отзывчивый и хлебосольный, почти никому никогда не отказывал. Даже когда он лежал в больнице, к нему приходили с подарками и… с просьбами. За свою богатую событиями жизнь он нажил огромное количество друзей и приятелей. Все, кто знал Грачева близко, были уверены — Пал Сергеич не откажет. Очень многие обязаны ему квартирами, дачами, карьерой родственников, вовремя устроенных на непыльную работу. В какой-то момент, мне кажется, он и сам уже не мог разобраться, кто любит его искренне, а кто небескорыстно, но вида не показывал. Но в результате сам он оказался заложником собственного благодушия в отношениях с людьми. Кроме того, в какой-то момент он перестал быть уверенным в себе, просто захандрил…

В день отставки Грачева я поехала на Арбатскую площадь в здание Генерального штаба. К Самому в тот день попасть не удалось, но несколько часов кряду я общалась с Грачевскими генералами, которые сообразили по этому печальному поводу нехитрую армейскую закуску и выпивку. Они поснимали со стен портреты бывшего министра, и вообще вели себя так, будто бы Грачев умер. Я в тот день пошутила, что если нас сейчас кто-то подслушивает, наверняка потом объявят, что генералы замышляли ГКЧП-4, и пообещала, “если что”, пойти свидетелем. Уже после отставки Грачева председатель комитета Государственной думы Лев Рохлин развернул кампанию по борьбе с коррупцией в недрах министерства обороны. За комментариями я обратилась к Грачеву — это было его первое интервью после увольнения с поста министра обороны.

ПАВЕЛ ГРАЧЕВ: МОЯ “КОРРУПЦИЯ" ЗАКЛЮЧАЕТСЯ В НЕЗАКОННОЙ ПОМОЩИ РОХЛИНУ И ЕГО СЕМЬЕ

— Павел Сергеевич, что вы можете сказать по поводу обвинений в злоупотреблениях служебным положением, выдвинутых в адрес бывшего руководства министерства обороны и Генерального штаба Львом Рохлиным?

— Что касается моей “коррупции”, то заключалась она в том, что я и мои коллеги видели в Рохлине человека, который в будущем возьмет на себя поддержку движения воевавших в Чечне. Во-вторых, моя “коррупция” заключалась еще и в том, что мы ему искусственно приподняли статус, то есть присвоили звание генерал-лейтенанта, все сделали для того, чтобы он стал депутатом Государственной Думы, так как он и не думал туда идти. Всеми правдами и неправдами сделали все, чтобы он стал председателем комитета по обороне. И господин Рохлин всенародно в Министерстве обороны клялся, что он будет защищать интересы министра обороны, Министерства обороны, Вооруженных Сил, что на первых порах он и делал… Это третье. Четвертое, так сказать, в личном плане — “коррупция” Грачева состоит в том, что я всегда учитывал сложное семейное положение семьи Рохлина, когда он еще жил в Волгограде. Я дал ему на Рублевке (Рублевское шоссе. — Н.К.) незаконно квартиру, дал ему садовый участок, короче говоря, сделал все для того, чтобы он, придя служить в Москву, уже все имел и ни в чем не нуждался…

— Так что же все-таки тогда произошло, почему у Рохлина так резко изменилось отношение к вам?

— Здесь можно знак вопроса поставить, я в недоумении и не понимаю, что случилось, тем более, что вопрос о коррупции Грачева в его устах никогда не стоял…

— А как же дачи и особняки?

— Показывают массу дачных участков, вот вчера показывали, что у меня. в Баковке какие-то там дачи и так далее. Я еще раз уверяю, что у меня есть дача, не построенная, а купленная еще в 1991 году. Из всех дач, какие у меня были, все сданы, так как они служебные. Если кто-то обнаружит дачу в любом районе Подмосковья и скажет, что это дача Грачева — это дача будет того журналиста, того человека. Поэтому, милости просим, я приглашаю, если хотите посмотреть мою дачу — Дачная поляна, номер 6 в Красногорском районе…”

Был один эпизод, который очень здорово изменил отношение руководителей российских средств массовой информации к тогдашнему министру обороны. Многие из них заговорили потом о Грачеве совсем по-другому, а некоторые даже застыдились того, что все это время “поливали” грязью “лучшего министра обороны всех времен и народов”. Произошло это на приеме по случаю Старого нового года и Дня российской прессы, устроенном в одном из особняков Министерства обороны на Мосфильмовской улице 13 января 1996 года.

Удивительно, но на него явились почти все главные редактора ведущих российских газет и несколько телевизионных магнатов. Были среди них и журналисты, пишущие на военную тему, в том числе и я. Грачев устроил настоящий праздник души и желудка, и наверное, каждый из гостей подумал, что попал в “застойные” времена с их шикарными банкетами и концертами по поводу и без повода. Вечер удался на славу. Были и цыгане, и оркестр, и множество тостов во славу Российской (потом Советской армии), а министр обороны даже спел под незатейливый аккомпанемент свою любимую песню про Одессу из репертуара Михаила Шуфутинского.

Через некоторое время Павел Сергеевич удалился с группой главных редакторов в один из банкетных залов на 2 этаже, пригласили туда и дам. Нас было трое, пресс-секретарь министра Елена Агапова, корреспондент “Радио России” Марина Чернуха и я. Остальные продолжали праздновать внизу до победного. Журналист Олег Блоцкий, который воевал с Грачевым в Афганистане, а в то время работал вместе со мной в “Независимой газете”, произнес двадцатиминутный тост. Похлопывая Грачева по плечу, он неоднократно продекламировал: “Я хочу выпить за своего комдива!”. Я очень волновалась за Олега, он человек непосредственный, но рядом стоял наш главный редактор Виталий Третьяков, и по характерному шевелению его усов можно было понять, что нет никакого повода для беспокойства.

Павел Сергеевич был растроган — давно уже ему не приходилось слышать таких искренних слов в свой адрес. Как раз именно с этого тоста вечер пошел совсем по иному руслу. Это не было банальной пьянкой — в тот день многие главные редактора открыли для себя “нового” Грачева, не косноязычного оратора, не “Пашу-Мерседеса”, а очень даже приятного во всех отношениях человека, с которым можно выпить и поговорить за жизнь.

Однако всем бросилось в глаза поведение Павла Гусева, главреда “Московского комсомольца”. Он сел за стол рядом с Грачевым, охотно с ним чокался, хотя я бы на его месте после всего того, что сделала его газета для “прославления” министра, не стала демонстрировать такую душевность.

“Надо же”, - говорили главные, — какой он, Грачев-то на самом деле душка!” Не думаю, что вечер принес министру, обороны дополнительные дивиденды как официальному лицу, но сочувствующих по-человечески у него прибавилось…

Борис Ельцин понятия не имел, как все эти два года проводили время его бывшие подчиненные. Я знаю, что Павел Сергеевич очень надеялся, что президент приедет его поздравлять с 50-летием (официально день рождения у Грачева 1 января, но на самом деле, так сказать, по факту появления на свет, 26 декабря). Надежда была столь велика, что уже за неделю просчитывались варианты, как обеспечить безопасность в округе одного из загородных ресторанов Подмосковья, но Борис Ельцин так и не приехал… Впрочем, не пришел он и на 50-летие Михаила Барсукова…

Честно говоря, я все ждала, когда же Грачев выйдет из подполья и раскроет миру глаза на истинные причины своей отставки, расскажет о тех предложениях, которые ему поступали о дальнейшем трудоустройстве, наконец, о Чечне.

16 июня 1998 года исполнилось два года с начала его молчания, а между тем, ему стоило бы сказать какие-то слова, в противном случае есть очень большая вероятность того, что он войдет в историю российской политики только как “Паша-Мерседес” и не очень удачливый министр обороны, который развязал чеченскую войну. Между тем, как бы он того ни хотел, и при нем российская армия не смогла быть вне политики. Она оказалась свидетельницей послеперестроечных баталий, была участницей межнациональных конфликтов и трагических событий августа 1993 года. Вооруженные силы, по Закону об обороне, были предназначены отражать агрессию и наносить агрессору поражение, но они все же были втянуты в разрешение внутренних конфликтов.

Армия, призванная защищать территорию, население и суверенитет России, с самого начала чеченских событий выступила одной из сторон в гражданской войне, называемой то боевыми действиями, то мероприятиями по борьбе с незаконными бандформированиями. И в качестве "противника” в этой войне перед ней предстала определенная часть граждан собственного государства. События в Чечне поставили российскую армию в весьма щекотливое положение.

Бездарное руководство национальной политикой страны привело людей к этой кровавой бойне и сделало армию не только участником необъявленной войны, но и главным ее героем. Конечно, так было удобно очень многим: и президенту, и премьеру, и руководителям спецслужб, провалившим все, что только можно было провалить в этой войне, а кровавый след еще многие годы будет тянуться не только из чиновничьих кабинетов, но и из здания на Арбатской площади, где выполнялись приказы Верховного Главнокомандующего…

Прошло столько лет, но до сих пор мало кому известно доподлинно, что говорилось на том самом роковом заседании Совета безопасности накануне ввода федеральных войск в Чечню. Нет в живых тогдашнего министра юстиции Юрия Хамзатовича Калмыкова, который голосовал против. Против ввода войск в Чечню был и Иван Рыбкин, и Павел Грачев… Я видела крошечный клочок бумаги, на котором было запечатлено несколько реплик, которые произносились членами СБ за закрытыми дверями, протокол же заседания, как утверждают, не велся. Позиция министра обороны Грачева заключалась в том, что ставка только на военную силу, на армию, в чеченских событиях будет обречена на провал. Он тогда уже усомнился в скорейшем разрешении конфликта и заявил об этом, подчеркнув, что, наоборот, все это примет затяжной характер, и на, определенном этапе перейдет в широкомасштабные диверсионные действия со стороны дудаевской армии по уничтожению личного состава Вооруженных сил России, внутренних войск и милиции. Тогда еще жертв было значительно меньше…

Однако, несколько высокопоставленных чиновников — членов СБ тут же указали президенту на нерешительность министра обороны, и даже намекнули Борису Ельцину на то, что “с таким министром” нам никогда не разрешить чеченский конфликт. Рассказывают, что в эти минуты Борис Ельцин хотя и раздумывал, но не отдал Грачева, тем самым поставив его в двусмысленное положение. Грачев, с одной стороны, не мог не выполнить приказа, потому что не хотел терять пост министра обороны, вот почему все, что потом так неуместно прозвучало из его уст о скорейшем завершении чеченских событий, было ничем иным, как глупой бравадой, желанием не ударить в грязь лицом перед президентом.

Но и это еще не все. Грачев понимал и другое: в эти дни он не мог передать руководство другому военачальнику, не считал это для себя возможным… Было и еще одно обстоятельство, которое в целом развязывало руки всем тем, кто думал, что чеченская война будет очередным пропагандистским трюком. В документах по Чечне не указывалось, кто конкретно берет на себя ответственность за проведение операции в республике…

За годы руководства министерством обороны Павлу Грачеву по-серьезному приходилось держать ответ по крайней мере трижды. Первый раз это случилось в декабре 1992 года. Российской армии тогда исполнилось 212 дней. Я не припоминаю, что бы кто-нибудь из его преемников — Игорь Родионов или Игорь Сергеев выступал с такими речами перед нашими депутатами — депутатов у нас нынче не жалуют, да и просто стараются не связываться.

Тогда, вскоре после своего назначения министром, он еще надеялся на то, что армию можно возродить, что армию больше не будут впутывать в политические междоусобицы. Тогда еще не было страшной войны в Чечне…

ИЗ ВЫСТУПЛЕНИЯ МИНИСТРА ОБОРОНЫ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ П.С. ГРАЧЁВА

“Уважаемый Съезд, уважаемый Президент, уважаемый Председатель!… Армия давно просит слова. Армия давно хочет быть услышанной… Сейчас усиленно тиражируются всякого рода мифы о Вооруженных Силах и их руководстве. О том, что военные, мол, спят и видят, как бы им начать играть роль некой самостоятельной политической силы. Любой непредвзятый человек легко может убедиться в том, что сегодня подавляющее большинство военных не хочет втягивания ни в какие политические баталии и игры. Они хорошо усвоили уроки драматических событий времен перестройки и августа 1991 года. Для офицеров и солдат нет ничего страшнее, чем попасть в опасные “ножницы” межпартийных и групповых противоречий… В связи с этим хотел бы обратиться к народным депутатам с предложением. Во имя стабильности, во имя возрождения России мы предлагаем различным политическим силам и группировкам объявить своего рода мораторий на втягивание армии в политику. Исключить любое разыгрывание “армейской карты” из арсенала дозволенных средств политической борьбы. Прошу съезд меня в этом поддержать. (Аплодисменты)

…Сегодня мы располагаем концепцией строительства Вооруженных сил в России, которая предусматривает их создание и реформирование в три этапа…

Скажу так, кто не хочет видеть перемен, их и не видит. Хотя как можно, например, не видеть того, что именно в эти декабрьские дни в российской армии появляются (уже появились в Северо-Кавказском округе) солдаты и сержанты-профессионалы, те, кто заключает контракты на прохождение службы. Как можно не принимать во внимание факты, говорящие о том, что центральный аппарат Министерства обороны сокращен уже на одну треть, что сокращено 130 генеральских должностей, что уже сейчас начался переход от армейской и дивизионной структуры к более оптимальной структуре…”

Другое выступление перед “хазбулатовским” Верховным Советом, состоящее из нескольких страниц, было сочинено в автомобиле по пути из госпиталя в Белый дом. Павел Грачев Сергеевич ехал из больницы с приступом почечной колики, так как на этот раз депутаты призвали к ответу всех российских силовиков. По рассказам очевидцев, слова министра обороны о судьбе армии произвели на депутатов куда более яркое впечатление, чем выступление предыдущих ораторов. Третий раз Грачев рассказывал парламентариям Пятой Государственной Думы о морально-психологическом климате в армии, и вопреки всем прогнозам, это выступление также не было провалено. Грачев умеет молчать и ждать. Долгое время мне казалось, что эти, в общем-то завидные, качества не принесли до сих пор ему ни счастья, ни успеха. Скромная должность в ранге советника кампании “Росвооружение” вряд ли скрасит его одиночество, однако другого выбора у него все равно пока нет…