Жертва

8. Арам. Доверие

Ритуал проводили в главном храме Виссавии, под надзором всех трех хранительниц, и у Рэми не было права ни отказать, ни что-то изменить. Учитель не позволил. Учитель спокойно и твердо объяснил, что Миранис едва жив, Тисмен спит в облаке целительной магии и Рэми единственный, кто может вести Кадма и Лерина из-за грани. «Самый неопытный, – не преминул заметить Вирес. – Хочешь их упустить, можешь попробовать влезть туда сам». И, посмотрев в глаза стоявшему неподалеку Илеразу, Рэми понял, что да, не может отказать. Никак…

Мираниса, погруженного в транс, положили на алтарь в главном нефе. Рядом, на таких же каменных алтарях, уложили переодеты е в ритуальные одежды, умытые и уже исцеленные тела Кадма и Лерина. При виде первого дернулся, загорелся на миг магией и тут же успокоился Илераз, второго оплакивать тут, пожалуй, было некому. Разве что… Рэми вздохнул, встал в головах ложа Мираниса на колени, закрыл глаза. И сразу же перед мысленным взором вспыхнул вокруг, укрепил его силу магический круг.

Был там Вирес, был Илераз. Были другие высшие, были и виссавийцы, Рэми уже не прислушивался. Он окутал собственной силой Мираниса, спящих смертельным сном братьев, и забылся в мягких волнах магии. Он был рядом с принцем. Он звал вместе с принцем, он давал ему силу… он помогал Миранису тянуть души Лерина и Кадма из-за грани. Он понял, что да… один он бы не выдержал, но круг продолжал давать ему сил ы . И Миранис вел братьев в их тела, уверенно, спокойно, черпал из Рэми сил ы , лил магию в души телохранителей…

А потом все закончилось. Резко. Вздохнул глубоко на алтаре Кадм, чуть слышно застонал Лерин. Медленно, под далекие песнопения кассийских жрецов, вернувшись в неф храма Виссавии, Рэми открыл глаза… и покачнулся, охваченный страхом.

– Мой архан, – сразу же оказался рядом Илераз.

– Отведицелителя судебв его покои, – будто издалека раздался голос Виреса. – Пусть отдохнет. Я и жрецы закончим ритуал и позаботимся о наследном принце и телохранителях.

Рэми бы возразил, но как… Темнота поглотила все!

***

Из храма Элизар вышел незаметно, общение с гостями он оставил старшему хранителю вести. Да и не волновали уже эти гости: почти сразу, как Илераз разорвал круг, наследник побледнел как полотно и покачнулся, а вшироко распахнутых глазах его заклубился неподдельный ужас. Заметили это, наверное все, вида не подал никто: Вирес кинул несколько словвысшемумагу, что плел круг, быстро подошел к наследнику и оба сразу же исчезли, а в зале стало как-то неуютно и тихо.

Но вновь взвились к куполу песнопения жрецов, полилась на алтарь сила хранительниц, запахло в воздухе морозной свежестью: богиня отзывалась на ритуал, ее сила рисовала узоры инеем на боках алтарей, вливала магию в неподвижные тела уже спавших телохранителей. И в Мираниса. Вирес, стоявший там, где недавно стоял наследник, холодно за всем наблюдал. Поклонился вождю и вновь погрузился в ритуал.

Этот телохранитель нес на себе печать чужой смерти. Впрочем, Элизару ли его в этом винить?

В своем замке он пустилзов старшему целителю, ворвался в свой кабинет и испугал ожидавшего тут, задумавшегося над чем-то Арама.

– Мой вождь, – поклонился советник.

Было уже поздно: за окном опустилась ночь, Виссавия чуть плакала дождем, отзываясь на волнение вождя. И в кабинете было темно: советник не зажег почему-то огня. Слишком много думает. И, наверняка, о Рэми.

– Ритуал закончился? – осмелился спросить Арам и слегка сощурился, когда по приказу вождя загорелся на письменном столе светильник.

– Да.

– Успешно?

– Да, обоих убитых телохранителей вывели из-за грани.

– Почему же ты… – прошептал Арам и осекся. – Что тебя беспокоит, мой вождь? Если я только могу помочь…

– Можешь, Арам, но об этом чуть позднее, – вождь сел за письменный стол, и Арам шагнул в сторону, удивленно посмотрев на появившегося перед ним старшегоцелителя.

Старик знал, почему его позвали. Знал и боялся, упал на колени, прошептал виновато:

– Прости, мой вождь. Это моя вина, не досмотрел.

Это их всех вина. И никого. Это выбор Нериана. Но если виссавиец упрется в своей вине, никто его, увы, не переубедит, даже сам вождь. Старик искренне переживал за наследника, искренне хотел ему помочь и искренне убивался, что не может. Но Нериан не поверит в его искренность.

– Где сейчас Вирес? – спросил Элизар, не спеша успокаивать старшего целителя. Чуть позднее. Арам на миг напрягся и тихо ответил:

– Уже в своих покоях. Вычерпан до дна. Спит, мой вождь…

– Нериан?

И вновь недолгое молчание и тихое:

– Спит, мой вождь. Хариб напоил его успокоительным отваром и теперь сидит рядом с его кроватью. Мой вождь, разве наследник не должен устать еще больше, чем Вирес, так почему же…

– Ответь Араму, Лирд, – приказал вождь целителю, и хранитель знаний тревожно дернулся, еще не до конца понимая. А надо, чтобы понял. Чтобы осознал то, что услышит и смог бы сыграть свою роль как надо.

– Нериан ранен, – осторожно начал целитель.

– Его ладони? – чуть удивленно сказал Арам. – Вирес уверил наших хранителей вести, что Тисмен легко с ними справится, когда очнется.

– Ответь Араму, – еще раз приказал Элизар. – И не бойся так. Я уже знаю правду.

– Как ты и приказал, мой вождь, я просмотрел воспоминания Рэна, – начал целитель. – Когда наследник закрыл собой брата, большая часть удара пришлась на щит, но искры темной магии ударили Нериана по глазам. Думаю, Нериан уже в скором времени…

– Не в скором времени, а уже, – прервал его вождь. – Отсюда его ужас после ритуала. Потому ему нужно было успокоительное, чтобы заснуть, несмотря на его усталость. И, как я понимаю, мы не можем ждать пробуждения Тисмена, не так ли?

– Нет, мой вождь. Если подождем, последствия могут быть неотвратимы. Там нужны старшие… я мог бы попробовать, я бы очень хотел бы, но я даже подойти к нему не могу… Прости меня, мой вождь, это моя вина! Я не могу заслужить доверия наследника! Прости!

Элизар горестно вздохнул и поднялся. Он обошел стол, встал перед коленопреклонным советником и посмотрел с сожалением. Он понимал, что так раздражало племянника в виссавийцах, очень хорошо понимал. Эта безапелляционная верность, это их искренне желание услужить своему вождю и клану, их вера в собственную исключительность, частенько переходящая в гордыню. Они дети своего клана. Умные, наделенные даром, но все же дети. Которые, будто родителям, беззаветно верят своей богине и своему вождю, и больше всего на свете боятся их разочаровать или подвести. И обращаться с ними надо как с детьми: бережно. Даже если они, как и Лирд, в отцы, если не в деды, годятся.

– Пойми, Лирд, – сказал Элизар. – Мой племянник хорошо знает, на что вы способны, оттого вам и не доверяет. В этом он похож на меня. Не хочет расставаться с собственной болью, думая, что это делает его живым…

– Делает ли? – осмелился спросить Лирд.

– Не знаю, – ответил Элизар, пожимая плечами. И усмехнулся, увидев удивление в глазах Арама. Ну да… они его дети, все виссавийцы его дети, и все они не понимают: Элизар тоже человек. Тоже умеет ошибаться. Но… кто из детей видит в детстве ошибки своих родителей?

– Мы поможем ему, Лирд, – сказал Элизар. – Встань! Во всем этом нет твоей вины, ничьей нет. И вместо того, чтобы искать виноватых, надо решить, что теперь делать.

Вы бы и сами давно решили бы… если бы… ваша любовь к вождю и наследнику не затмевала вам взор.

– Скажи мне, Арам, старшие хранители дара могут на время перенимать чужой дар?

– Да, мой вождь, – удивленно ответил Арам.

– Возьмешь дар Лирда и пойдешь к наследнику.

– Но мой вождь! – выдохнул Лирд. – Гнев наследника может убить Арама… позволь пойти мне, я стар, я уже свое прожил, а твой советник слишком молод, чтобы умирать.

Элизар лишь горестно вздохнул и ответил:

– Ты плохо знаешь моего племянника. Очень сомневаюсь, что он способен убить. Тем более Арама, к которому все же испытывает тень привязанности. Выполняй приказ, Лирд, верь, я знаю, что делаю и вовсе не желаю терять своего любимого советника. Как и подвергать опасности разум Нериана. Убийство Арама сведет его с ума, и мы это оба знаем.

– Твой наследник погружен в гнев и недоверие.

– Знаю. Рэн рассказал о вашем разговоре. Забудь о наследнике, теперь о нем позаботится Арам. Скажи мне, Лирд… я слышал, что мать Дерана помогла убийце?

– Да, мой вождь.

– И теперь ее саму надо исцелять?

– Да, мой вождь.

– Позови ко мне Дерана и Рэна. Пора моему наследнику показать настоящую Виссавию. Прикажи хранителям дара еще раз проверить прошедших посвящение. Если у них есть хотя бы проблеск дара целителя, обучайте их и посылайте за пределы клана. Мы должны дать нашей богине больше сил.

– Но, вождь, необученный целитель…

– Лучше, чем никакой. Подними также стариков-целителей, которые ушли на отдых, и учеников. Запрети опытным целителям исцелять царапины, с которыми справится любой мальчишка. Пусть берегут силы на что-то большее, а мелочи оставят ученикам и молодым хранителям. И пусть берут с собой учеников за пределы Виссавии. Там они быстрее обретут нужное нам мастерство.

– Да, мой вождь.

– Ступай. Отдашь свой дар Араму и отдохнешь. Нас всех ждет много работы. И не смей винить себя в том, что происходит с наследником. Нериан это моя забота, моя ответственность, и верь мне, я не буду сидеть спокойно и смотреть, как он сам себя губит.

– Да, мой вождь.

А когда дверь за ним закрылась, Элизар вздохнул и сказал:

– Иди за ним, Арам. Думаю, мне не надо объяснять, что тебе делать?

– Не надо, мой вождь.

– Думаешь, справишься?

– Справлюсь, мой вождь, – поклонился советник.

Элизар и не сомневался. Именно потому он и держал рядом с собой Арама, несмотря на его молодость. За его мудрость. За умение понимать вождя с полуслова. За способность приходить вовремя и так же вовремя уходить.

Арам исчез, погас светильник на столе. Элизар сел в кресло, приказал раствориться стеклу и полной грудью вдохнул влажный воздух. Дождь, прямой, без ветра, шуршал по листьям, проглядывала через прорехи в тучах почти полная луна, и на душе вдруг стало как-то… спокойно, наверное.

Несмотря ни на что, Нериан дома. Пусть даже и не там, где должен быть, не в замке своего дяди. Но… дома. И жив. Его мальчик, дитя, когда-то своей чистотой вернувшее его из объятий скорби. Боль души его…

И все же что-то грызло и беспокоило… И Элизар понял что: Нериан мог простить обиду, нанесенную ему самому, но никогда не прощал чужой обиды. В чем обвинял Элизара племянник? В том, что он бросил Армана на произвол судьбы? В том, что он в приступе безумия убил целителя судеб? Но никогда не в том, что много лет назад он снес с лица земли поместье… вместе со слугами. Будто… мысль пришла и ушла. Об этом можно подумать позднее. А сейчас… так хорошо было вслушиваться в песню дождя и ни о чем не думать.

– Эл… – прошептал кто-то, и даже не открывая глаз, Элизар знал кто. Притянул к себе жену, усадил на колени, и прошептал:

– Посиди со мной.

Калинка ничего не спрашивала. Обняла его за пояс, удобнее устроилась на его коленях, и замерла, маня и дурманя своим запахом. И больше не выдерживая, Элизар открыл глаза, поцеловал податливые губы, утонул в ее огромных, широко распахнутых глазах. Все же брак с этой принцессой был, пожалуй, лучшим, что случилось в его проклятой жизни.

***

Спал он совсем недолго, несмотря на зелья Лиина. Слушал шелест дождя за окном и по особой тишине в замке догадался, что теперь ночь… дивная ночь. Дождливая и все равно душная, будто грустная какая-то. Ухнул за окном филин, сорвался с ветки и влетел в открытое окно, на одеяло рядом с Рэми. Не открывая глаз, Рэми погладил птицу, коснулся на миг согнутого крючком клюва, и отпустил в дождливую темноту.

Он перенес себя в покои брата, вздохнул облегченно: Арман спал. Дыхание его было спокойным, свечение ауры ровным: виссавийцы постарались на славу. А рядом с Арманом заворочался кто-то, спрыгнул с кровати и потерся о руки, просительно замяукав. Рык… бедный дружочек… соскучился…

Устроившись в кресле рядом с братом, Рэми вновь задремал. Через тяжелое забытье чувствовал, как Нар накрыл его легким одеялом, легко коснулся лба, будто проверяя, нет ли горячки, чуть повозился рядом с Арманом и вновь исчез. Тихо. Лишь шумит ветер в ветвях деревьев за окном, бьют о землю редкие, тяжелые капли. Чуть скрипит старый замок, будто едва слышно жалится… и ясно, как никогда, Рэми слышит, как бежит, несется под полом неугомонная мышь, как грызет стены короед и умывается за окном полудикая кошка. Где-то над замком пролетел, чуть заржал пегас, распахнул крылья, поймал ветер орел, и залился в ветвях деревьев, успокаивая заклинателя, соловей. Как же похоже все же Виссавия и Кассия, как родные сестры, и как же жаль, что чтобы это понять надо было…

Не открывая глаз, он задумчиво перебирал в пальцах шерсть Рыка, вслушивался в далекие звуки и плыл на волнах спокойствия. Может, все это лишь плохой сон… и завтра, когда он проснется, все опять будет по-прежнему… может…

Тяжелая дрема будто утопила в усталости, пробуждение было тягостным и неприятным, когда за окном уже заливались, встречая день, птицы. Заворочался в ногах Рык, лизнул руку шершавым языком и легонько, чтобы не навредить, укусил за запястье.

– Что, дружок? – сонно прошептал Рэми. – Хочешь выйти? Позвать Нара?

И сразу же почувствовал, как Рык положил тяжелую голову на колени, подставил пушистый нос под ласковое поглаживание, и Рэми улыбнулся, провел кончиками пальцев по бархатной морде, чуть коснулся колючих усов и… опять не осмелился открыть глаз. Напрасно… это усталость после ритуала, все прошло…

Не прошло. Рэми открыл глаза и горестно вздохнул, подавив острый укол ужаса. Отдых не помог, все осталось по-прежнему. Он видел меняющееся каждый миг разноцветное сияние вокруг барса, зеленоватый ореол кокона целительной магии на кровати, и неясные, сероватые очертания предметов. Остальное поглотила темнота, вязкая и безжизненная. Увы, он был слеп, и вчера Лиина эта слепота испугала больше, чем его архана. Хариб-целитель не смог помочь.

– Эрр… – донесся с кровати слабый стон.

Рэми встрепенулся:

– Я здесь, Арман.

Он мягко оттолкнул Рыка, неловко поднялся и сел на край кровати. Знал, что это опасно, что брат может обо всем догадаться, но… аура Армана была яркой, чистой, знакомой и успокаивающей. Медленно, будто еще сомневаясь, опал на одеяло зеленый кокон, а брат мягко сжал ладонь Рэми, прошептав:

– Я рад, что ты здесь, брат. Рад, что ты вновь ты.

– Я рад, что ты не за гранью, брат, – слабо улыбнулся Рэми. – Хотя очень туда стремился. Зачем ты полез, вот скажи?

– А зачем ты всегда лезешь? – едко усмехнулся Арман, и Рэми вздохнул. Увы, они оба друг друга стоят: сначала лезут, потом думают о последствиях.

– Боги, как я рад, что ты жив, – выдавил вдруг Рэми, касаясь лба брата. Горячка, еще недавно сжирающая Армана, уже почти спала, но Рэми чувствовал, что брат все еще очень слаб. А, значит, тревожить его нельзя. И говорить ему ничего нельзя. Однако, несмотря на слабость, Арман все равно был излишне наблюдательным:

– Ты сам ранен?

– Нет, – попытался улыбнуться Рэми. – С чего мне быть раненым? Меня там и не было почти… я пришел слишком поздно… прости.

– Тогда почему ты так бледен? – не спешил успокаиваться Арман. – Почему на меня не смотришь? Раньше, помнится, от твоего взгляда некуда было деться, а теперь глаза твои безжизненны… Посмотри на меня...

– Арман…

– Рэми, посмотри на меня, ради богов!

Арман крепко, будто опасаясь, что Рэми убежит, сжал его запястье. И Рэми готов был убежать. Прикрыл веки, быстро соображая, что бы сказать брату, улыбнулся неловко, и обрадовался как ребенок, когда за спиной скрипнула дверь. В первый раз в жизни Рэми был счастлив приходу виссавийца, нежданному спасению от каверзных вопросов.

Хватка Армана на запястье стала слабее, пальцы его перешли на ладонь, сжали ободряюще, и Рэми вздохнул. Почему вот так: брат только очнулся после почти убившего его ранения, а продолжает опекать и заботиться. Обычно Рэми бы возмутился и даже бы, наверное, обиделся, но теперь ему так нужна была чья-нибудь поддержка. Хотя бы на мгновение, а не оставаться одному в темноте...

Он не знал, когда ослеп окончательно. Помнил, смутно, сложный ритуал возвращения Тисмена и Кадма из-за грани. От него и не требовалось ничего: нить заклинаний плели жрецы. Рэми же, у которого Миранис черпал и черпал нужные для ритуала силы, чувствовал себя беспомощным и глупым. Он только тогда понял, что никто и никогда его всерьез не считал телохранителем принца, что никто и никогда не обучал его таким вот ритуалам, а все обучение сводилось… Рэми сглотнул, чувствуя себя преданным. Вирес скорее обучал принца, что станет повелителем, а вовсе не телохранителя Мираниса. Боги, они уже тогда хотели его отдать клану. Уже тогда приняли решение за него.

Но уколовшая обида ушла, когда Рэми услышал холодный вопрос: отпускает ли Миранис телохранителя за грань. И даже в бреду принц ответил «нет», а Рэми вдруг понял, что так же Мир не отпускал и его… так же упорно вел из-за грани, выжимая последние силы из оставшихся в живых телохранителей. А когда смолкли звуки последнего заклинания, перед глазами мигнуло. Раз, второй, пока не пришла темнота. В этой темноте он и бродил до сих пор.

– Завтра горячка пройдет, – говорил где-то рядом целитель. – Через седмицу вы встанете на ноги.

– Почему так поздно? – спросил Арман. – Не смотрите на меня так, целитель, я знаю, что вы сделали, что могли. Но седмица… обычно вы исцеляете гораздо быстрее.

– Темная магия… – выдохнул целитель. – Алкадий нахватался чужой силы в темных землях. Такое исцелять сложнее…

Рэми выдохнул сквозь сжатые губы: вот почему Лиин не справился. И справится ли Тисмен? И вздрогнул, услышав неожиданное:

– Тебе надо отдохнуть, наследник.

Пальцы брата напряглись, сжались крепче на ладони, аура Армана на миг вспыхнула красным и сразу же стала такой же, как и всегда: ровной и успокаивающей.

– Все уже знают? – тихо спросил Рэми.

Вот как… Увлекшись своей слепотой и усталостью, Рэми и думать забыл о дяде и виссавийцах. А те, тем временем, не забыли ничего.

– Прости, наследник. Виссавия уже приняла тебя, а для нас… опасно не знать, кто ты.

Опасно? Опасно же… Рэми может убить их одним словом, потому и не хотел видеть никого из них. Но приняла его Виссавия или нет, тут он не останется…

– Совет ждет тебя, наследник.

– Подождет.

И никогда не дождется. Но сейчас они в клане и отказывать виссавийцам прямо опасно. Дайте боги, чтобы они не додумались повлиять на Рэми через тех, кого он любит. Например, через Армана.

Брат все так же сжимал ладонь Рэми, пальцы его были горячими и влажными от пота, но в разговор Арман не вмешивался.

– Я понимаю, как тебе сложно, наследник, – продолжал уговаривать ровным тоном виссавиец. – Но как советник я не могу молчать. Выслушай нас, прошу.

– Мир выздоровеет, и мы...

– Нериан, я прошу тебя. Ты сейчас не можешь покинуть клан. Не так.

– Не называй меня этим именем... – прохрипел Рэми.

– Как скажешь, Эррэмиэль. Мы сделаем все, что ты пожелаешь.

Не сделаете. Не отпустите его в Кассию. Не оставите в покое. И поговорить с дядей и… советом, все же придется… наверное. Потом. Когда очнется Тисмен.

– Оставь нас, сейчас я не готов с вами разговаривать, – не приказал, попросил Рэми, и даже не закончив фразы знал, что целитель его послушает. И в самом деле: шевельнулось зеленое марево возле неясной фигуры целителя. Наверное, он поклонился, Рэми уже не смотрел. Лишь едва слышно вздохнул от облегчения, когда повеяло на миг сквозняком и чуть скрипнула дверь.

Только ведь и Арман продолжил задавать вопросы:

– Значит, они все знают. И что ты – племянник вождя?

Голос брата был слабым, но твердым, да только отвечать на вопросы о виссавийцах было гораздо легче, чем на вопросы о потухшем взгляде Рэми.

– Ты сам слышал.

– Что говорит Мир?

– Мир… еще не очнулся.

– А другие телохранители?

– Лерин… спит. Кадм и Тисмен… их возвращали из-за грани.

– Ты возвращал?

– И Вирес… но Вирес тоже вымотался…

– И со всем этим ты остался один?

Рэми прикусил губу, не зная, что на это ответить. Да, сейчас, он, пожалуй, остался один. Он и Лиин. Но разве в первый раз? Разве не надо всего лишь слегка подождать? Арман, как и всегда, слишкомзаботлив.

– Я справлюсь. У меня есть Аши.

Аши, который так ослаб после ритуала, что его голос был едва слышным. И говорил он так редко. Да и что говорить-то?

– Проклятие! – выругался Арман. – Я вижу, как ты справляешься! А ну посмотри на меня, немедленно!

Опять эти посмотри… опять эти вопросы, на которые Рэми не мог и не хотел отвечать. Опять чувство беспомощности и нежелания обременять… Арману и без того досталось, так зачем добавлять?

– Мне надо идти, – прошептал Рэми, вставая, и сразу же остановился, когда цепкие пальцы схватили его за рукав. Даже в приступе слабости брат держал крепко.

– Погоди, дурачок, – мягко сказал Арман. – Проклятая слабость. Я так нужен тебе, а не могу даже пошевелиться… останься со мной… Когда ты рядом, я хотя бы знаю, что ты цел и невредим.

– Я цел, – вновь попытался улыбнуться Рэми. – И ты же знаешь, в Виссавии мне ничего не причинит вреда. Теперь ничего. Но мне надо идти…

Он аккуратно разжал пальцы брата на своем рукаве и вздохнул едва слышно. Наверное, зря он сюда пришел. Мог бы и поверить Лиину, что Арману гораздо лучше, избежал бы никому ненужного разговора и расспросов.

– Прости, брат, я скоро к тебе приду, – как только встанет Тисмен, как только вернет ему зрение. Как только… – Спи.

– Даже не смей усыплять меня своей силой! – неожиданно зло сказал Арман, и Рэми вздохнул. Кого бы он сейчас мог усыпить? Он, слабый как котенок? – Нар! Пойдешь с ним.

– Арман… Нар сейчас тебе нужнее. А обо мне позаботится…

– А об архане позабочусь я, если позволите, – раздался за спиной спокойный голос, и Рэми вздохнул с облегчением: Илераз был сейчас более выгодным спутником, чем не подчиняющийся никому, кроме Армана, Нар. – Высшие маги, принимавшие участие в ритуале, тоже не спешат уходить из Виссавии, пока тут принц и его телохранители. Так что не беспокойтесь, мой архан, мы не оставим вашего брата без помощи, если эта помощь вдруг понадобится.

– Вождь позволил вам здесь оставаться? – поинтересовался Рэми.

– Арам сказал, что мы находимся в вашем подчинении, мой архан. И решать, оставаться нам в Виссавии или нет, должны вы. Но почему-то мне кажется, что вы нас не выгоните.

– Почему-то мне кажется, что ты излишне дерзок…

– Простите мою дерзость, мой архан. Вы ведь очень спешили, не так ли? Могу ли я вас сопровождать?

– Можешь, – ответил Рэми и шагнул в свои покои, наткнулся бедром об острый угол чего-то и зашипел от боли. Илераз ничего не спрашивал, быстро подхватил под руку и сказал:

– Я вас провожу.

– Как ты догадался? – выдохнул Рэми. – Впрочем, не отвечай… ваш род…

Кадм ведь тоже излишне догадлив. И так же, как и его брат, не терпит неповиновения. Уже через мгновение Илераз усадил Рэми на что-то… вроде, на ложе, прислонил к стене и принялся стягивать сапоги, приговаривая:

– Что же вы делаете-то, мой архан? Брат, когда узнает, мне голову оторвет, да и вам тоже, за глупость. Вы уж простите, но сами понимаете,такие ранения, как ваши, даже виссавийцам поддаются нелегко.

– Да, – прохрипел Рэми.

– Так почему вы не попросите о помощи виссавийцев? Принца им доверили, вашего брата доверили, ваших побратимов-телохранителей, а себя доверить не в силах?

– Тебе не понять…

И оттолкнул Илераза, сжался в комок от вспыхнувшей в голове боли. Кажется, он потерял сознание. Кажется, упал в пропасть, а когда из нее вернулся, Лиин уже совал его под нос что-то резко неприятное, и его обычно яркая аура погасла от беспокойства и страха. Рэми остановил хариба, прошептал:

– Уже лучше, – и вновь сел на ложе. И тут же похолодел, поняв, что они не одни в этой комнате. И что, пока он был в беспамятстве, Илераз пустил в покои еще одного посетителя.

– Зачем? – спросил он, глядя на охваченную сиянием фигуру… наверное, он даже узнал посетителя. Наверное… если бы в ауре его, желтой, яркой, не просматривались неожиданные зеленые нити. Хранитель дара и целитель… Рэми осторожно встал с ложа, даже не поморщился, когда Илераз оказался рядом, придержал, чтобы он опять на что-то не наткнулся, прошептал на ухо:

– Ступенька.

Что Рэми теперь была эта ступенька? Он подошел к коленнопреклонной, неподвижной фигуре и, уже не сомневаясь, спросил:

– Как он здесь оказался?

– Я впустил его, мой архан, – ожидаемо ответил Илераз. – Накажи меня, если хочешь, позднее… но сейчас выслушай. Не думаю, что он хочет тебе навредить. Ты тоже не веришь, не так ли?

– Их помощь может навредить не мне, – ответил Рэми. – Тебе, как ни странно. Твоему брату. Миранису. Кассии. Ты все еще просишь, чтобы я ее принял?

– Это решим позднее, если будет что решать, – холодно ответил Илераз. – Сейчас ты слеп, мой архан. И не думаю, что на этом закончится. Так же не думаю, что Тисмен успеет тебе помочь… и сумеет. Так, может, все же позволишь…

– А что скажешь ты, Арам? – спросил Рэми коленопреклонную фигуру. – Зачем ты здесь? Ты ведь хранитель дара, не целитель, чем ты можешь мне помочь? Или не понимаешь, что я не хочу сейчас разговаривать ни с кем из вас? Что я могу вас ранить мимоходом?

– Рань меня, если тебе станет легче, – спокойно ответил хранитель дара. – Ты можешь делать все, что захочешь, можешь приказать мне умереть, – Рэми вздрогнул... приказать? – Только не говори, что ты мне не доверяешь... прошу. Дай себя осмотреть.

– Зачем?

– Ты ранен, наследник. И я хочу тебе помочь.

– Ты еще глупее, чем я думал, Арам. Я не ранен. И мне не нужна твоя помощь…

– Я знаю, что это не так, мой наследник, – спокойно ответил Арам, не поднимая головы.

– Ты дерзишь мне? – удивился Рэми. Покачнулся и вновь Илераз его поддержал, вновь не позволил удариться о проклятую мебель. – А я думал, что вы, виссавийцы, исключительно послушны… вашему наследнику. Думал, что вы не умеете мне и слова сказать наперекор.

– Тревога сжигает мое сердце, Нериан. Разум мой уже меня не слышит. Я могу думать лишь о тебе, и забота о тебе…

– Обо мне? Или о Виссавии? Кому на самом деле ты служишь, Арам?

– Ты задаешь сложные вопросы.

– Я уже это слышал. А ты опять уходишь от ответа. Как многое ты готов сделать для своей богини?

– Мне никогда не придется выбирать, Нериан…

– … Рэми…

– … Рэми. Ты – любимый сын Виссавии. Служа тебе, я служу ей.

– Даже если я не хочу ей служить?

– Ты плутаешь в темноте, наследник. Я помогу тебе найти дорогу.

– Нужную тебе? И твоей богине? Ты заставишь меня служить ей, любой ценой? Даже убив во мне преданность к Миранису?

– Этого ты боишься? – прошептал Арам, поднимая голову. – Что ты откроешь свои щиты и… станешь слабым. Беззащитным. Рэми… прошу тебя… Не веришь мне?

– А должен? Почему?

– Потому что я люблю тебя, – ответил Арам, и Рэми вздрогнул, вдруг поверив. – Мы все тебя любим... иначе... иначе не смогли бы жить в Виссавии... она поколениями выбирала таких...

– …дураков? – закончил Рэми.

– Пусть так... прикажи...

– Не верю тебе!

– Прикажи умереть, и я умру у твоих ног, мой вождь, – прошептал Арам, и в его голосе послышалась мука. – И когда я исполню твой приказ... ты примешь целителя. Прошу...

– Я. Приказываю. Тебе...

И осекся, когда Илераз положил ему руку на плечо, будто предупреждая. Роковые слова застыли на губах, не успев сорваться, и Рэми вдруг понял, что именно чуть не сказал в пылу спора. Вспомнил, что виссавийцы исполнят любой его приказ, даже такой глупый, и вновь покачнулся. И вновь выстоял на ногах, поддерживаемый молчаливым Илеразом.

– Слушаюсь, мой наследник, – едва слышно прошептал Арам. – Все, что пожелаешь. Все сделаю, только не прогоняй. Умоляю.

Вот же его открытая душа, как на ладони. Не скрытая, как у кассийцев щитами. И видно же, увы: виссавиец искренен, он готов и к смерти, и к горьким словам, и к унижению. Только бы наследник образумился, только бы дал себе помочь, только бы не прогонял… если не его, то хотя бы целителей.

И стало стыдно. За сказанные слова, за недоверие, за боль. А ведь хотелось же довериться, но как? Как бы не любили его виссавийцы, здесь он чужак, пришелец. Он понимал их слишком хорошо, видел их презрение к другим народам, их уверенность, что они имеют право судить… но имеют ли? Отличные целители, чуткие маги, они погрязли в гордыне, в своих дивных идеалах, оттого были столь хрупки и столь… бесполезны. И для богини своей бесполезны. Как цветы, которыми можно было любоваться бесконечно, они все более превращались в паразитов на прекрасном теле Виссавии, выпивая из нее последние соки.

Не умели, не хотели жить иначе. Они давно не видели правды. Не хотели ее видеть, и Рэми не знал, как им помочь. Не хотел. Кадм прав: всем не поможешь… и приходится выбирать. Миранис или Виссавия. Рэми давно выбрал, и ничего этого выбора не изменит. Как бы виссавийцы не старались. Но…

– Поклянись мне... – прошептал Рэми, сдаваясь, – что не попытаешься полезть мне в душу. Поклянись, что излечишь только мое тело. Поклянись, что не убьешь во мне любовь к Миранису. Проклятие, почему же ты молчишь, Арам. Клянись!

– Чем хочешь поклянусь, наследник. И тогда ты мне доверишься?

– Да.

– Я прослежу, телохранитель, – отозвался вдруг Илераз, красноречиво сделав ударение на последнем слове. – Может, я и не целитель, но если вдруг он посмеет попытаться разорвать твои узы с наследником и моим братом, я, несомненно, замечу.

Илеразу Арам не ответил. Полились слова клятвы, отозвались на них знаки рода, и вновь, в который раз меняя свой рисунок, обожгли запястья. Не вовремя была эта клятва. Слабость лишь возросла, а темнота стала гуще. Рэми более не мог тратить сил на магическое зрение, и горевшая в темноте желтым фигура Арама вдруг потухла, погрузив все вокруг в непроглядную мглу. И в тот же миг утихло последнее слово магической клятвы, окутывая все вокруг тишиной.

Рэми сглотнул. Лишь спустя биение сердца понял он, что Арам поклялся в гораздо большем, чем Рэми от него требовал. Хранитель, гордый советник вождя Виссавии, только что чисто и без запинки, не сомневаясь ни на мгновение, сделал себя полным рабом телохранителя наследного принца Кассии.

– Идиот, – прошептал Рэми.

– Помогите мне его усадить, – сказал вдруг Арам, и голос его изменился, окрасившись властными нотками. Арам не просил, он приказывал, а Рэми смирился. Целитель имеет право приказывать больному. А Рэми был болен.

При помощи Арама и Илераза он сел в кресло, откинул голову, позволяя прохладным пальцам виссавийца пройтись по его лицу, и постарался не вздрогнуть, почувствовав чуть пряный запах его силы.

– Как и говорил старший целитель, – в голосе Арама слышалось явное облегчение. – Во время удара Алкадия мелкие искры магии проникли в твои глаза и постепенно подбирались к мозгу. Они живут уже давно своей жизнью, еще немного, и мы не смогли бы тебе помочь. Еще день, и ты не только бы ослеп, но и потерял бы разум…

– Говорят, сумасшедшие счастливы, – усмехнулся Рэми, вспомнив деревенского парнишку дурачка. Что все время улыбался и что-то напевал себе под нос… пока не пропал в лесу.

– Потребуется время, и тебе придется потерпеть, – продолжил Арам. – Но ты будешь видеть.

– Откуда ты знаешь, ты ведь не целитель, – прохрипел Рэми. – Не обещай того, что не можешь исполнить.

– Старший целитель отдал мне свою силу.

– Тот самый навязчивый старик? Почему не пришел Элизар…

– Потому что знал, что того, кто слабее, ты никогда не тронешь. А с равным или тем, кто выше, точно подерешься.

Рэми усмехнулся. Пальцы Арама слегка дрогнули.

– Вновь дерзишь.

– Прости, наследник. Ты спросил, я – ответил. Закрой глаза, прошу. И прости… за боль.

Ну да, виссавийцы ведь не умели исцелять безболезненно.

– Не в первый раз, – прошептал Рэми, вспомнив, как в детстве виссавийцы залечивали ему сломанную ногу. А еще взгляд Ара, испуганный, безумный, но и упрямый. Брат всегда был рядом. А дальше думать было уже невозможно, а боль была на гране выносливости. Рэми будто плыл на ее тяжелых волнах, боясь даже пошевелиться и вздохнул с облегчением, когда она отхлынула. И даже темнота уже не казалась столь пугающей. И слова Арама, накладывающего повязку, не раздражали:

– Дай своему харибу отдохнуть. Если не веришь мне, пусть с тобой побудет Рэн. Хранителю смерти это сейчас пойдет на пользу.

– На пользу? – переспросил Рэми, переходя с помощью Арама на кровать и устраиваясь на подушках. Боль уже прошла, отзываясь в голове тупой слабостью и наполняя разум туманом.

Арам укутал Рэми одеялом и, сев рядом на ложе, сказал:

– Ты расспросишь его сам, если захочешь.

– Расспрошу, – прохрипел Рэми. – Позови его. Илераз?

– Я никуда не уйду, мой архан. Я или кто-то из высших будет все время рядом с тобой, пока не очнется мой брат и другие телохранители.

И, успокоенный его словами, Рэми погрузился в тяжелый сон. Брат Кадма был одним из немногих, кому он полностью доверял.

***

Рэми заснул в тот самый момент, когда Рэн появился в его покоях. Хранитель смерти окинул наследника внимательным, долгим взглядом, подошел к окну и резким движением задернул шторы. Он и радовался, что Рэми его позвал, и ненавидел Арама за его вмешательство. Наследнику вовсе не обязательно было знать о хлопотах в их семье. Рэн ненавидел жалость.

– Рэми будет видеть, мы успели, – прошептал брат. – Ты должен быть рад…

– Я не знаю, – покачал головой Рэн. – Мне почему-то кажется… что я его предаю. Что мы все его предаем.

– Наследник поймет правду…

– А нас используют, чтобы эту правду ему показать, – горячо прошептал на ухо брату Рэн. – Если Рэми узнает, он перестанет мне доверять. А этого я себе никогда не прошу. И Араму – тем более.