Жертва Киднеппинга

Глава 5

К шести часам Рашид Гатыгов уже принял душ, побрился и, одетый в новый легкий тропический костюм, поднимался по лестнице в квартиру Акпера в здании "Метрополь" на Прибрежном бульваре. Он постучал, и Акпер впустил его.

- Привет, кореш. Ну ты и принарядился!

- Даже навел блеск на башмаки, - откликнулся Рашид, погружаясь в удобное кресло. - Что у нас на повестке дня?

Акпер, похожий на долговязое пугало, плюхнулся на постель в своей комбинированной гостиной-спальне. При росте более чем 180 см. и весе сто кг. мясо едва прикрывало его кости. Стремительный, нетерпеливый, он нервно дергал головой, откидывая непокорные пряди рыжеватых волос, постоянно спадающие на темные быстрые глаза. Ему уже исполнилось тридцать один - на пять лет больше, чем Рашиду, но на протяжении последних двадцати двух лет они были близкими друзьями. Несмотря на разницу в возрасте, более заметную в детские годы, их дружба крепла по прошествии лет. Они имели обыкновение вместе ходить на свидания, часто беседовали, вместе плавали и отдыхали на пляжах Каспия.

Но если Рашид был вполне доволен жизнью и наслаждался ею, более серьезный и энергичный Акпер стремился изменить весь мир, если не полностью, то хоть частично.

- Сегодня ночью поедем на "ограбление" в "Компас", дружок. Там хорошие телки будут сегодня - возвестил Акпер.

- Продолжение твоей деятельности?

- Точно. Но не только... Понимаешь, что я имею в виду?

Рашид знал, что он подразумевает. Акпер боялся мести со стороны жертв киднеппинга. Акпер был родственником полицейского чина, которого посадили за решетку. Поэтому он встречался с разными людьми, вынюхивал информацию, что мол, да как.

Его смущала фигура Офила Джорабова. Этот человек был жертвой киднеппинга, он был сыном владельца знаменитого в Баку кафе "Фортепьяно".

Когда его держали в заложниках, отец Офила заплатил неимоверную сумму, чтоб освободить свое чадо.

Теперь Офил мстил, так как заказчики киднеппинга были уже известны - многие из них сидели в тюрьмах.

И Акпер являлся родственником одного из них, офил это знал.

Один раз Офил послал Акперу меcсаж через SMS: готовь белье, скоро в путь, дорогу.

Но Акпер привык бояться не устрашаясь. На людях он не боялся, не тревожился, а на самом деле переживал страшно. Он боялся мести, ибо за все надо платить. За все!

Акпер страстно и красноречиво убеждал Рашида в своей правоте, ведя с ним многочасовые беседы.

- Я не виноват, что являюсь родственником этого ублюдка. Тем более, что мой родственник - ублюдок за решеткой.

- Да, но прошлые жертвы киднеппинга хотят возместить ущерб. Они платили деньги, не малые деньги, Акпер. Не малые.

Твой родственник их трахнул как финансово, так и морально. Короче говоря, по любому.

- Да знаю, знаю... И что мне, не жить что ли теперь?!

Рашид старался успокоить Акпера. Смеялся, тряс головой, а Акпер вопил, тыча в него пальцем: "Ты не согласен? Что мне делать, а?! Что, бы ты сделал? "

И Рашид продолжал смеяться и возражал: "Да ладно, не бери в голову! Ты просто любишь дискуссировать сам с собою! Не волнуйся, глупенький, все будет в ажуре". А Акпер обычно горячился еще больше.

Однако он пошел дальше в своих мнительных рассуждениях. Он хотел заняться политикой, норовил услужить нынешней власти, чтоб ему простили его родственную кровную принадлежность к киднеппингу.

Он на всякий случай тесно общался с видными и могущественными лицами: Камилом Бумбушевым, состоятельным хозяином "Хазара" и приятеля многих "шишек" Омара Бармагова, члена Верховного суда Таиром Томатовым, Нахмедом по прозвищу Тесак, Токай Бакински - джентльмена с таинственным прошлым и без видимых средств к существованию, и других. Он вынужден был с ними общаться, чтоб хоть как то подстраховаться.

Пока что Акпера не трогали, но Рашид не сомневался, что это не за горами.

Рашид закурил, бросил пачку сигарет Акперу и спросил:

- С кем мы встречаемся сегодня ночью? Куда именно мы поедем?

- В "Хазар". Я иду в "Хазар"! - смешливый Акпер расхохотался. - Я имею в виду... Опять рифма! - хозяина "Хазара", вонючего подонка Омара Бармагова.

Рашид нахмурился:

- Уж не хочешь ли ты сказать, что собираешься встретиться с Бармаговым? Это ж лишняк! Ты его греешь, кормишь, этого хватает.

- Нет, не с ним, а в связи с моим делом. С неким осведомителем. - Он резко поднял над головой руку, широко растопырив пальцы, - жест получился весьма патетическим. - Я боюсь, рашид. Боюсь. Вся моя родня по локоть в крови. Надо как - то смыть этот позор. А как? Ты знаешь, что я придумал? Так вооот.... Да, я плачу Омару, но я знаю все про его делишки. Это надо знать мне на всякий пожарный. - Он помолчал. - Этот парень не просто закулисный политикан, Рашид, - у него тоже руки в крови. Если мне удастся узнать о нем еще немного, то будет не плохо. Может, я узнаю кое-что сегодня ночью.

Рашид забросил свои длинные ноги на подлокотник кресла и меланхолично пробормотал:

- Ты и твои осведомители!..

- А как, ты думаешь, я добываю сведения? От кого, ты думаешь, получают информацию менты? Главным образом от людишек вроде того, с кем мы встречаемся сегодня. Я чую, я все чую. Я чую смерть.

- О'кей. Расслабься. Кто "запоет" сегодня? Акпер встряхнул головой:

- Какой-то новенький. Я его не знаю, и он не назвался, но я узнаю его по голосу. Такого высокого и гнусавого голоса я никогда раньше не слышал - похоже на банджо. - Он спрыгнул с дивана - долговязый, тощий как скелет. - Поехали. Этот мужик назначил мне встречу в баре "Хазар" - он знает меня в лицо. Там мы и пообедаем. По матрешкам!

"Хазар" - самое крупное и роскошное ночное заведение в Баку, после того как закрыли казино в отеле Хаят. Но "Хазар" действовал нелегально.

Расположенный в самом центре, недалеко от приморского бульвара, сверкающий храм множества мелких и, возможно, некоторых серьезных пороков.

Под полосатым тентом над узким тротуаром, обрамленным зелеными кустиками, проходишь к массивным двойным дверям. Над входом вспыхивает и гаснет эмблема Каспия, давший название клубу. Последовательно зажигающиеся картинки из неоновых трубок создают образ танцующей чайки. На первый взгляд, она исполняет всего лишь судорожное механическое шалохо.

Однако после трех-четырех коктейлей танец уже кажется тебе совершенно непристойным. И ты начинаешь удивляться, как это позволили установить здесь такую откровенно похабную штуку, но потом припоминаешь, что поначалу не увидел в ней ничего особенного. Может, на выходе все просто воспринимается иначе?

Такова была своего рода визитная карточка клуба "Хазар" Омара Бармагова.

Взять хотя бы здешнее представление. Если во время него ты занят едой, выпивкой или беседой, оно кажется обычным шоу, с обычной полудюжиной не обремененных одеждой танцующих девушек, еще один пахабный журфикс. Внешне даже несколько консервативный, по мнению многих - "высокий класс". Но если более внимательно присмотреться к едва одетым пышненьким танцовщицам и прислушаться к тексту, в остротах слышатся обертона, а в глаза бросаются детали, не замеченные ранее.

Из Ахмедлов они приехали на "Джипе" Рашида прошлогодней модели и оставили его на стоянке "Хазара". При взгляде на вспыхивающую над входом вывеску Рашид воскликнул: "Ну и море!" Пройдя под полосатым тентом, он вошел в клуб.

- Только семь. Побалуемся пока пивком в баре? - предложил Акпер.

Рашид кивнул: они вскарабкались на высокие табуреты и заказали выпивку надменному, но весьма умелому бармену. От главного ресторанного зала и танцевальной площадки клуба бар отделялся тонкой перегородкой с дверями по краям, через которые до выпивох доносились свинги и румбы, исполняемые попеременно двумя оркестрами. Три бармена в белоснежных куртках стояли за длинной стойкой, загибавшейся по краям к стене.

Глотнув пива, Рашид поинтересовался:

- Так ты даже не знаешь, с кем встречаешься сегодня?

- Не-а. Этот мужик позвонил мне после полудня, заверил, что мне не помешает подскочить сюда и что он сам нас найдет.

- Может, мне не следовало приезжать с тобой? Не отпугнет его мое присутствие?

Акпер тряхнул головой, откидывая лезшие в глаза рыжеватые волосы, и воскликнул:

- Бл...! Мы всюду появлялись вместе. К тому же я спросил его, должен ли я приехать один. Он сказал, что его это не колышет, и я предупредил, что ты будешь со мной.

- Почему он сам не явился в Ахмедлы?

- Не знаю. Наверное, не смог. Да я и не спрашивал. Стараюсь не давить на таких типов. На этом рынке слово за продавцом.

Несколько минут они пили молча, не ощущая потребности в разговоре. Прикончив пиво, заказали еще. Внезапно Акпер повернулся к другу:

- Старик, в дальнем конце стойки спивается в одиночку роскошная деваха.

- И?..

- Я ее знаю. К сожалению, она умна. Репортерша-ас из местной газетенки "Полумесяц". Я сведу вас и понаблюдаю за развитием вашего романа. - Помолчав, он спросил более серьезным тоном:

- Или все женщины для тебя - фрейдовский суррогат некой Маши Балыговой?

Рашид невольно поморщился, припоминая...

На некоторое время он ощутил себя юнцом, столь же юной была и Маша, и они опять были вместе.

Тогда они постоянно были рядом - в школе, дома - у нее или у него, гуляли, играли, резвились на пляже, росли вместе. И постепенно от небрежного "Эй, Маша!" и "Привет, Рашид!" доросли до робкой, нерешительной влюбленности мальчика и девочки.

Равшид вспомнил времена, когда он и Маша с присущей юным невинностью купались голышом на пустынных пляжах. В те дни, сообразил Рашид, Маша почти ничем не отличалась от мальчишки: такая же высокая, как он, немного неуклюжая и угловатая, она бегала, прыгала, плавала едва ли хуже Рашида и лучше многих мальчишек их возраста. Но в ее лице уже проглядывала несомненная красота, в ее улыбке светилась девичья гордость.

Голенькие, они плавали, бегали по песку у кромки воды, плескали соленой водой в смеющиеся лица друг друга. Он помнил Машу с головой, облепленной короткими черными волосами, широко растянутыми губами и сильно зажмуренными глазами, неистово визжащую и колотящую руками по закручивающейся водоворотом вокруг ее талии волны.

Они совершенно не стеснялись своей наготы, соприкосновения своих обнаженных тел. Ими безраздельно владело ощущение удивительной свободы; морская вода и бриз освежали их кожу; с восторгом носились они по линии прибоя и с наслаждением валялись на горячем песке.

Даже сейчас Рашид как бы вновь ощущал чувственное удовольствие от прикосновения нагретого солнцем песка к своей озябшей коже.

Потом наступило то лето.

Лето, подумал Рашид, когда многолетние беззаботные, невинные отношения сменились внезапным, взрывным постижением друг друга. Он вспомнил странное мгновение, когда они впервые посмотрели друг на друга уже не детскими глазами.

Они находились в своей любимой уединенной бухточке за городом, на полумесяце белого песчаного пляжа; они долго добирались сюда по крутой и извилистой тропинке в скалах. Всю прошедшую зиму они часто общались, но тут, на пляже, оказались впервые с прошлой осени.

Был теплый, ясный день. Небо - словно бледное отражение спокойного моря. Ни облаков, ни ветра. Пляж спокойный и тихий, если не считать шороха прибоя. В предвкушении шока от погружения в холодную воду они раздевались, болтая и смеясь, как всегда. Но чувствовалось уже нечто новое.

Хохоча, пересекли они буруны и поплыли. Маша первой выбралась из воды и побежала по песку к скалам. Рашид неспешно последовал за ней. Она повернулась к нему лицом, когда он приблизился и остановился в нескольких шагах от нее.

Стекавшая ручейками с ее спутанных волос на лицо и шею вода сверкала на ее коже. Он смотрел на розовое от солнца юное тело Маши, на ее тонкую талию, на маленькие торчавшие соски ее небольших грудей. Она тоже пристально смотрела на него.

С похожим на шок ощущением Рашид понял, что никогда по-настоящему не видел ее. Вроде та же девочка, но уже не совсем та. Яркое солнце омывало ее влажную кожу. На поднимавшейся и опадавшей в ритме дыхания груди плясали солнечные зайчики. Впервые Рашид подумал о Маше так, как не думал о ней никогда раньше, и почувствовал внезапное смущение и странное волнение. Ему стало не по себе - а ведь раньше он никогда не чувствовал себя неловко рядом с ней. Он смотрел на нее и думал о ее и своей собственной наготе.

Долго они простояли так. Потом Рашид приблизился к Маше и обнял ее. Глаза ее оставались широко открытыми, когда он поцеловал ее. И раньше они целовались - торопливо, нервно. Но этот поцелуй был по-настоящему первым, тем, который каждый из них запомнит как первый.

Руки Маши обвились вокруг шеи Рашида, но - заметил он - она не прижалась к нему всем телом. Он еще крепче обхватил ее спину и притянул к себе.

Она высвободила свои губы и прошептала:

- Не надо, Рашид. Пойдем окунемся еще. Но он продолжал крепко обнимать ее. Она неуклюже опустилась на песок. Ее тело сохраняло прохладу моря, а его спину обжигало солнце. Он чувствовал восхитительную мягкость ее бедер под собой, ее зовущую плоть под своей. Его сердце билось так, что вот-вот - казалось ему - должно было сотрясти все его тело. Ему не хотелось бы, чтобы Маша почувствовала, как громко и учащенно бьется его сердце. И ему почему-то стало стыдно.

Ее приоткрытые губы были совершенно сухими, настолько, что он разглядел на них мелкие морщинки. Его рука прикоснулась к ее боку, легла на ее юную грудь.

- Рашид, я боюсь.., боюсь.

- Не бойся, Маша. Все хорошо. Все в порядке, Маша. Он тоже боялся. У него пересохло в горле, и голос его дрожал. Ему самому он показался высоким и тонким. Рашид слышал, как набегавшие волны разбиваются о мокрый песок и шуршат, отбегая назад. Эти звуки смешивались с шумом крови в его жилах, с биением его сердца, словно море захлестывало его и прокатывалось сквозь него.

- О, Рашид, я люблю тебя. Я очень люблю тебя, Рашид.

- Я люблю тебя, Маша. Я всегда буду любить тебя... Рашид вздохнул, вспоминая, как стремительно превратилась Маша из смеющегося сорванца в незнакомку, в отличное от него создание, в женщину, которую можно было полюбить со всей страстью неуклюжего подростка.

Она была первой. И хотя с тех пор у него были другие женщины с податливыми телами, с жадными, зовущими губами, Маша Балыгова оставалась для Рашида первой...

- Так как? - Голос Акпера вырвал его из прошлого. Рашид заморгал, взглянул на друга, потом так поспешно налил пиво в свой стакан, что пена перелилась через край и растеклась по полированной поверхности стойки.

- Отстань, Акпер, - пробурчал он. - Я уже большой мальчик. Все это случилось семь с лишним лет назад.

Бармен промокнул пролитое пиво и тщательно протер стойку белоснежным полотенцем.

- Так где твоя умница? - спросил Рашид.

- Щас будет. - Ухмыляющийся Акпер соскользнул с табурета.

Рашид проследил глазами, как Акпер прошел в противоположный конец стойки, где она загибалась к стене, и заговорил с сидевшей там женщиной. Рашиду не удалось рассмотреть ее, но он услышал, как она вдруг рассмеялась в ответ на слова Акпера. Чудесный радостный смех от души веселящегося человека. Рашид попытался вообразить себе, как она выглядит, но безуспешно. Все равно люди не бывают такими, какими их себе представляешь.

В следующее мгновение они оказались рядом, и Рашид обнаружил, что встает и говорит:

- Как поживаете, гражданка Духина? Акпер предостерег меня, что вы умны, но не предупредил, как вы хороши. Это был хоть и неуклюжий, но явный комплимент.

- Вы, видно, взволнованы, - откликнулась она. - И вынуждаете меня перейти к обороне. Меня зовут Нюня.

- Чудесно, я буду называть вас Нюня, а то видите ли, Духина, слишком официально... - Рашид замолк на середине предложения и проглотил слюну. - Я хотел сказать... - попытался он поправиться и снова замолчал.

Она расхохоталась:

- Не смущайтесь. На самом деле у меня нет никаких любовников. И все же зовите меня Нюня, господин Гатыгов.

- Рашид.

- Послушай, дружок с остекленевшими глазами, - вмешался Акпер, - я позволил себе пригласить Нюню отобедать с нами. Она настаивает на омаре.

- На шейках омара, - поправила его девушка. - Лангет мне нравится больше, но платите вы, а шейки омара стоят шесть долларов.

Пытаясь загладить свою неловкость, Рашид нерешительно вставил:

- И вы будете иметь все ш.., всех омаров, каких только пожелаете. - Б..., что случилось с его языком?

Он смотрел на Нюню. Удивительно приятно было смотреть на нее. Она выглядела восхитительно. На ней был черный костюм из ткани, похожей на тафту. Жакет был застегнут на одну пуговицу - как раз между высокими грудями, - он свободно ниспадал по бокам и сзади заканчивался своеобразным "хвостом". Вероятно, многие мужчины начинали заикаться, увидев ее, попытался успокоить себя Рашид.

Она все еще смеялась над ним, скорее забавляясь, чем злорадствуя, потом весело потребовала:

- Ну пошли же. В баре-то нас не накормят. Они заняли столик в быстро заполнявшемся ресторане и сделали заказ. Нюня беззаботно щебетала, пока они поглощали суп и салат.

- Как вы полагаете, позволительно женщине выпивать одной в баре? - внезапно спросила она Рашида.

- Ну, нет, - забормотал он. - Я хочу сказать: да. Разумеется. Мужчины же выпивают.

- Вот как? Никакого двойного стандарта?

- Я полагаю.., нет. Вообще-то я не думал об этом.

- Так подумайте, - потребовала она. Рашид нахмурился:

- Мне нужно привыкнуть к вам, Нюня. - Внезапно он решился. - У нас с Акпером намечается небольшое дельце в девять. Что вы скажете, если мы поужинаем вместе в полночь и вы займетесь моим дальнейшим воспитанием? Обещаю, что угощу вас самым толстым лангетом, какой только удастся найти.

Он поджала губы, делая вид, что обдумывает предложение, потом спросила:

- Вы что, волк?

- Настоящий ягненок.

- Согласна.

Обед протекал весело, сдобренный беззаботной болтовней Нюни. Когда они покончили с шейками омаров, Нюня сообщила ему свой адрес, и он записал его в толстый блокнот, который всюду таскал с собой во внутреннем кармане пиджака. В нем были пометки типа: "Заказать ружье для Алика" или "палатку для Мамеда". И Рашид долго искал букву "Н", пока Нюня нетерпеливо барабанила пальцами по столу и вопрошала: "Настоящий ягненок?" И оба они прекрасно знали, что она шутит.

За кофе и сигаретами разговор пошел на убыль. Рашид взглянул через стол на Акпера и не донес чашку с кофе до рта. Некрасивое лицо друга выражало удивление, смешанное с отвращением и даже гневом. Он смотрел через плечо Рашида на кого-то или на что-то за его спиной. В тот же миг полузабытый сладковатый запах проник в его ноздри.

Оглядываясь через плечо, он пытался припомнить, откуда ему знакомы эти духи. И тут он увидел ее.

Высокая, полногрудая, широкобедрая, в тесно обтягивающем сером платье с глубоким вырезом, бесстыдно обнажающим пышную грудь. Черные волосы с пробором посредине были гладко зачесаны и ниспадали сзади, словно два отдающих в синеву крыла.

Он сразу узнал ее. Она изменилась, очень сильно изменилась, но Рашид не забыл ее чувственного лица, ее надменной улыбки. Он вскочил на ноги, с шумом опрокинув стул. Уставившись на нее, он изумленно воскликнул:

- Маша!