Жертва любви

Глава 13

Л в это время мисс Марлинг веселилась, и отчаянно кокетничала на балу, и со стороны могло показаться, что у нее необыкновенно приподнятое настроение. Впрочем, близкий человек, достаточно хорошо знавший Джулиану, сразу смог бы определить, что она по какой-то причине пришла в сильное волнение и возбуждена сверх всякой меры. Сейчас она разговаривала с кавалером, непрерывно оглядываясь по сторонам; глаза мисс Марлинг беспокойно отыскивали кого-то в модной светской толпе.

Прелесть Парижа ударила в головку мисс Марлинг, закружила, а внимание такого известного дамского угодника, как виконт де Вальме, несомненно льстило ее самолюбию. Виконт тем временем клялся, что покорён и способен на все ради нее, ей стоит лишь приказать. Мисс Марлинг, разумеется, не относилась слишком серьезно к его словам, но лесть и комплименты не, оставляли ее равнодушной. Здесь, в Париже, ей стали особенно неприятны бесконечные нудные, с ее точки зрения, замечания мистера Ко-мина. Сначала она необыкновенно обрадовалась его появлению в Париже. Когда он нанес первый визит мадам де Шарбон, Джулиана, забыв обо всем на свете, очертя голову бросилась в его объятия. Но тут же пожалела о своем порыве, поскольку ее искренность сразу была подвергнута ревнивому сомнению. Радость от его приезда потускнела. Она поспешила излить на Фредерика свои восторги по поводу Парижа и не преминула похвастаться одержанными

здесь победами. Он выслушал все, храня гробовое молчание, а когда она выговорилась, заметил, что хотя и рад, что она развлекается, но не ожидал найти ее столь веселой и счастливой в Париже, вдали от него.

Отчасти из природного кокетства, отчасти из некоторого чувства вины перед женихом она лукаво ответила, что единственный, кого ей, по-видимому, так и не удалось пленить, – так это ее милый Фредерик, раз он на нее сердится после такой долгой разлуки. Бертран де Сент-Вир, безусловно, нашелся бы, что ответить на это милое кокетливое замечание, но мистер Комин, неискушенный во флирте и искусстве светского ухаживания, со всей серьезностью изрек, что Париж, к сожалению, только прибавил Джулиане легкомыслия, которым ее и так не обделила природа.

Они поссорились, однако тут же помирились. Но это было только начало.

Мисс Марлинг познакомила мистера Комина со своими парижскими друзьями, в том числе и с виконтом де Вальме. С прискорбным отсутствием такта мистер Комин стал пренебрежительно отзываться о виконте, которого нашел просто невыносимым. Говоря по правде, хитрый виконт, побуждаемый врожденным тяготением к интригам и флирту, уяснив для себя претенциозность англичанина, совершенно бесстыдно принялся ухаживать за Джулианой под самым носом незадачливого поклонника. Джулиана же, которой захотелось высечь хотя бы искру ревности у своего, как ей казалось в тот момент, равнодушного, черствого сердцем Комина, поощряла эти ухаживания виконта. Ей ужасно хотелось расшевелить жениха, вызвать бешеную ревность, наконец, увидеть в нем жесткие и агрессивные черты настоящего мужчины. Если бы мистер Комин в лучших романтических традициях после очередной ссоры грубо схватил ее в объятия и потребовал прекратить встречи с виконтом, французский щеголь был бы забыт сразу и навсегда. Но мистер Комин не смог уловить тонкостей любви в таком непонятном поведении Джулианы и обиделся до глубины души. Ведь несмотря на внешнюю солидность, он был еще очень молод и принимал все выкрутасы Джулианы за чистую монету. Он терпел молча там, где надо было проявить мужскую твердость и власть, и придирался к невесте, когда требовалось излить на нее нежность и понимание. И мисс Марлинг, которой и вправду надоели его бесконечные нотации, решила как следует проучить его.

Именно это намерение и привело ее в тот вечер на бал к Сент-Вирам: мистеру Комину следовало наконец дать понять, что нельзя безнаказанно бранить и критиковать мисс Марлинг. Но так как, несмотря на природное легкомыслие и наигранное кокетство, она все-таки по-настоящему любила мистера Комина, то снабдила Вайдела лишним приглашением на бал, чтобы кузен непременно вручил его жениху.

Виконту де Вальме были отданы два первых танца. Когда окончился второй, виконт, отодвинув портьеру в стене, увлек Джулиану в уединенную нишу, где стояла кушетка, и принялся пылко ухаживать за ней. Это приятное занятие было прервано внезапным появлением высокой фигуры маркиза Вайдела, а тот, возникнув перед голубками, сразу небрежно приказал:

– Уйди, Бертран, мне надо поговорить с Джулианой наедине.

Виконт шутовски всплеснул руками:

– Я нахожу тебя несносным, Доминик! Ты все время о чем-то хочешь говорить с Джулианой наедине. I’у suis, j'yreste[64]. Скажи лучше, ты еще не убил этого Фредерика?

– Доминик, ты отдал Фредерику приглашение на бал? – с беспокойством спросила мисс Марлинг.

– Отдал, только навряд ли он им воспользуется.

– A la bonne heure![65] – сказал неугомонный виконт и нагло рассмеялся в лицо маркизу. – Чего же ты ждешь, mon cher? Ты решительно здесь de trop[66].

– Я жду, когда ты уйдешь. Но ждать буду недолго.

Виконт вскочил и сделал вид, что испугался.

– Угроза, Джулиана! Я чувствую, он хочет пристрелить меня: я уже почти мертв, но, если ты дашь мне розу, которая у тебя на груди, я умру счастливым!

У Вайдела заблестели глаза.

– По-моему, ты очень хочешь сейчас же вылететь из этого окна. Доставить тебе это удовольствие? – предложил он.

– Ни в коем случае, – возразил виконт и поцеловал ручку мисс Марлинг. – Я сдаюсь перед force majeure[67], дорогая Джулиана. Нащ кузен совершенно лишен finesse[68]. И он действительно способен выбросить меня из окна, если я здесь задержусь.

– Так вы уходите? А вам не кажется, что вы просто струсили? Почему вы подчиняетесь Вай-делу, мне это не нравится, – заявила Джулиана.

– Но, моя обожаемая, посмотрите, как он велик! Он наверняка будет со мной груб и испортит мой великолепный костюм. Ухожу, ухожу, Вайдел!

Невольно рассмеявшись и помахав на прощанье виконту рукой, мисс Марлинг повернулась к маркизу.

– Я нахожу его таким забавным, – призналась она.

– Это я вижу, – сказал Вайдел. – Но где мисс Чалонер?

Она широко раскрыла глаза:

– Ты не любишь его, Вайдел? Я думала, он – твой друг…

– Так и есть, – подтвердил маркиз.

– Ну тогда, должна признаться, все это выглядит очень странно. Не понимаю, как можно угрожать другу? Ты действительно мог бы выбросить его из окна?

Он улыбнулся:

– Ничего странного. Я выбрасываю из окна только друзей, с другими расправляюсь иначе.

– Боже мой! – Джулиана решила про себя, что поведение и характер Вайдела для нее непостижимы.

Он взял ее позолоченный веер – изящную хрупкую вещицу из резной слоновой кости – и дотронулся им до руки кузины, требуя внимания.

– Послушай меня, Джу. Тебе нужен Комин или нет?

– Господи, что ты имеешь в виду?! – воскликнула Джулиана.

– Отвечай мне правду, крошка.

– Ты знаешь, что да. Но я не понимаю…

– Тогда перестань флиртовать с Бертраном. Мисс Марлинг покраснела:

– О! Я не… флиртую.

– Неужели? – насмешливо спросил маркиз. – Тогда прошу прощения. Но как бы ни называлось такое поведение, тебе придется все это прекратить. Прими добрый совет и дружеское предупреждение, оно исходит их чисто родственных чувств.

Она капризно вздернула подбородок:

– Спасибо за предупреждение, но я буду поступать так, как мне нравится! Послушай, Вайдел, я не желаю больше нравоучений ни от тебя, ни от Комина.

– Как хочешь, Джу. Но потом не жалуйся и не обращайся ко мне, когда потеряешь Фредерика.

Она вдруг словно испугалась:

– Я не потеряю его!

– Ты просто дурочка, Джу. Что за игру ты с ним ведешь? Хочешь вызвать его ревность, да? Это не будет иметь успеха.

– А ты откуда знаешь? – с горечью спросила мисс Марлинг.

Он посмотрел на нее с ленивой лаской:

– Ты явно выбрала не того мужчину для подобных штучек. Разве ты хочешь потерять его?

Она нервно теребила кружевной волан на платье.

– Нет, не хочу. Ведь я люблю его, Доминик, правда люблю!

– Так в чем же дело?

– Если бы он… ну хоть чуточку был похож на тебя! – выпалила она вдруг.

– О Боже, еще не хватало! Да зачем тебе это?

– Ну, я не имею в виду, чтобы он был абсолютно такой, как ты. Просто… нет, я не могу сказать даже тебе… Но представь, Доминик, что ты меня любишь и вдруг я начинаю флиртовать с другим… Кстати, я не люблю это ужасное слово – «флиртовать»! Ну… что бы ты сделал?

– Убил его немедленно, – заявил маркиз твердо.

– Наверно, ты бы действительно так и поступил, – задумчиво произнесла Джулиана, – во всяком случае, Вайдел, уж ты бы не позволил увести девушку из-под носа, верно? Отвечай честно.

Улыбка еще играла на его губах, но она увидела, как у маркиза на скулах заходили желваки.

– Честно – я бы не позволил, Джу.

– А что бы ты сделал с девушкой? – подталкиваемая любопытством, поинтересовалась Джулиана.

Маркиз помолчал, улыбка исчезла с его лица, оно приобрело неприятно жестокое выражение. Джулиана услышала, как под пальцами Вайдела что-то тоненько хрустнуло. Он посмотрел на свои руки.

– Я сломал твой веер, Джу, – с досадой сказал он, протягивая ей хрупкую вещицу, где были видны три надломленные резные фигурки, – извини, я подарю тебе другой.

Джулиана посмотрела на кузена с некоторым страхом.

– Но ты не ответил мне, – продолжала настаивать она с неуверенным смешком.

– То, что сделал бы я, к твоему счастью, никогда не сделает Комин.

– Жаль, – в ее голосе прозвучала грусть, – но разве ты не видишь, как мне хочется, чтобы он был похож на тебя именно в этом.

– Не заблуждайся, дитя. Если бы тебе пришлось хоть раз видеть меня в приступе бешенства, ты бросилась бы от меня прочь, прямо в объятия ревнивого доброго Комина. – Маркиз встал. – Так где, ты говоришь, у нас сегодня Мэри Чалонер?

– Она не поехала на бал.

– Почему?

– Хочешь знать правду, Вайдел? По-моему, она не желает с тобой встречаться.

– Черт бы ее побрал! – ровным голосом выругался маркиз и, не попрощавшись, вышел в зал.

Следом за маркизом появилась в зале и Джулиана, поискала его глазами и, не обнаружив среди бальной толпы, вскоре поняла, что Вайдел покинул бал. Ей не составило труда догадаться, куда он направился.

Примерно через час по широкой лестнице особняка де Сент-Виров поднялся мистер Комин. И, надо сказать, он выбрал весьма неудачный момент для своего появления, потому что именно в этот миг мисс Джулиана дарила розу счастливому виконту де Вальме.

Она стояла около дверей бальной залы спиной к мистеру Комину, поэтому не заметила его появления. Виконт церемонно поднес розу к губам, поцеловал и вдел в золотую петлицу на груди, громко заявляя, что его сердце теперь забьется быстрее.

Еще смеясь над словами виконта, мисс Марлинг повернулась, и взгляд ее вдруг встретился с глазами мистера Комина. Пожалуй, такого свирепого выражения ей еще никогда не приходилось видеть на этом обычно невозмутимом лице. Джулиана тут же струсила, но постаралась не подать и виду, сделав в следующий миг непоправимую ошибку и пытаясь спасти себя очередной дерзостью. Она приветствовала мистера Комина насмешливым кивком.

– Вы чем-то расстроены, сэр? Уж не я ли причина вашего плохого настроения?

– Не уделите ли вы мне несколько минут, мадам? – Тон его был предельно вежлив.

Джулиана пожала плечами, но все-таки отослала виконта, который на этот раз молча отошел. Она со всей холодностью, на какую только была способна, взглянула на жениха:

– Ну, я слушаю вас, сэр.

– Послушайте, Джулиана, так не может далее продолжаться. Вы не захотели пожертвовать ради меня даже одним балом…

– Не будьте глупцом, Фредерик. Зачем мне было отказываться от присутствия на нем, не донимаю?

– Но ведь я просил вас, разве это не причина? Если бы вы любили меня… Она мяла в пальцах платочек.

– Вы слишком многого от меня хотите.

– Но я всего лишь просил, чтобы на сей раз вы предпочли провести вечер в моем обществе, вместо того чтобы танцевать здесь с другим!

– Да почему я должна предпочесть виконту ваше вечное ворчание? Ведь вы только тем и занимаетесь с тех пор, как появились здесь, согласитесь, Фредерик.

– Если мои просьбы и уговоры вы, воспринимаете как ворчание…

– Но зачем вам понадобилось все время меня наставлять? Клянусь, если вы собираетесь так же себя вести, когда мы поженимся, то лучше я останусь одна.

Мистер Комин смертельно побледнел:

– Повторите это еще раз. Вы действительно так решили?

Джулиана молча отвернулась, потом выпалила:

– Ну хорошо! Послушайте, я не хочу с вами ссориться, но скажите, почему каждый раз при виде меня вы начинаете вести себя так, будто я не имею права танцевать на балах и разговаривать с другими? По-вашему, я должна все время сидеть дома и думать только о вас! Может быть, оттого, что вы воспитывались в сельской глуши и теперь считаете, что я должна стать такой же скучной, как вы? Но я получила совершенно иное воспитание, знайте это.

– Об этом вы можете не рассказывать. Я прекрасно знаю, что вы воспитаны так, чтобы думать лишь о собственных удовольствиях.

– Ax вот как! – Мисс Марлинг порозовела от гнева. – Не надо ничего скрывать – назовите меня эгоисткой, ведь вы именно такой меня считаете?

– Может быть, но в этом вы не можете винить никого, кроме себя самой, мадам, – медленно произнес мистер Комин.

У Джулианы задрожала нижняя губка:

– Так знайте же, что есть и другие, и они так не думают!

– Я знаю, – поклонился мистер Комин.

– Мне кажется, вы ревнуете, и в этом все дело! – в сердцах крикнула, забыв о приличиях, Джулиана.

– Но если и так, разве у меня нет причин ревновать?

– Если вы считаете, что я увлеклась кем-то другим, почему вы не пытаетесь вернуть меня? – И мисс Марлинг кокетливо взглянула на него из-под ресниц, все еще пытаясь спасти положение.

– Боюсь, вы плохо меня знаете. Мне не нужна жена, которая будет вызывать мою ревность.

– Тогда вам вовсе не стоит жениться! – Глаза ее засверкали.

Наступило короткое молчание.

Снова обретя гордый вид и выпрямившись, мистер Комин произнес:

– Я понял, что вы имели в виду, мадам. Надеюсь, вам никогда не придется пожалеть о сегодняшнем вечере.

Джулиана дерзко рассмеялась:

– Пожалеть? Господи, с чего бы мне жалеть? И не думайте, что вы единственный, кто добивается моей руки!

– Послушайте, Джулиана, зачем вы играли моими чувствами? Мне так хочется посмеяться сейчас над самим собой… Господи, каким я был глупцом, разве можно было ждать чего-то другого от девушки, принадлежащей к такому роду, как ваш?

На этот раз Джулиана запылала царственным гневом.

– Как вы смеете так говорить о моей семье? Какая наглость! Вы, наверное, еще не знаете, что моя семья вообще считает вас ничтожеством?

Мистер Комин изо всех сил старался сохранять хладнокровие.

– Вы заблуждаетесь, мадам, я вполне осведомлен об этом. Но до этого момента я не предполагал, что вы дойдете до такой вульгарности, что станете хвастаться своим происхождением. Позвольте заметить, что ваши манеры в моей семье встретили бы осуждение.

– Вашей ужасной семье не придется терпеть мои манеры! – Джулиану трясло от гнева. – Не могу понять, как я могла быть такой дурой и подумать, что могу любить вас. Наверно, жалость к вам я приняла за любовь. Зато теперь одна мысль, что я чуть не пошла на mesalliance, заставляет меня содрогаться от ужаса!

– Благодарите Бога, как это делаю я, мадам, что избежали союза, который принес бы несчастье нам обоим. Я покидаю вас. Прощайте. Желаю, чтобы вы нашли себе жениха, способного закрыть глаза на все легкомыслие и тщеславие вашей натуры.

С этим последним «выстрелом» мистер Комин отвесил глубокий поклон и, не оглядываясь, сбежал вниз по лестнице.

Отвергнув предложение лакея вызвать наемный экипаж, он вышел из особняка Сент-Виров и быстро пошел по улице в направлении своего временного жилья. Но не пройдя и половины расстояния, остановился и свернул на узкую улицу, которая вскоре вывела его на большую площадь. И во второй раз за сегодняшний вечер мистер Комин очутился перед особняком мадам де Шарбон.

Лакей, открывший дверь мистеру Комину, всего лишь двадцать минут назад выпустил из нее маркиза Вайдела и, несмотря на всю свою вышколенность, не смог скрыть своего удивления. На вопрос мистера Комина, не легла ли еще спать мисс Чалонер, он осторожно сказал, что узнает, и, оставив мистера Комина нетерпеливо переминаться с ноги на ногу в холле, пошел наверх, находя весьма подозрительным поведение молодого англичанина.

Мисс Чалонер, сидевшая у камина в глубоком раздумье, вздрогнула, когда вошел лакей, и посмотрела на часы. Было четверть первого ночи.

– Тот англичанин, что приходил сюда первым, опять здесь, мадемуазель, – доложил лакей сурово, с оттенком неодобрения.

– Мистер Комин? – удивилась она,

– Да, мадемуазель.

Не понимая, что вызвало столь поздний при-; ход мистера Комина, и решив, что наверняка –что-то стряслось, мисс Чалонер распорядилась привести молодого человека наверх. Лакей ретировался. Немного погодя, доставив наверх позднего гостя, он сообщил внизу другим слугам, что эти английские мисс могут привести в изумление порядочного француза.

Через минуту мистер Комин предстал перед мисс Чалонер и в совершенно несвойственной ему манере взволнованно произнес:

– Я прошу прощения за вторжение в столь поздний час, но у меня есть к вам предложение, мадам.

– Предложение мне? – удивилась Мэри.

– Да, мадам. Ранее сегодня вечером я говорил вам, что сочту за честь, если вы станете располагать мной.

– О, неужели вы нашли способ, как мне убежать от маркиза? – оживилась Мэри. – Наверно, именно это вы имели в виду? В таком случае я буду рада любому вашему предложению.

– Приятно это слышать, мадам, потому что мое предложение может на первый взгляд вам показаться весьма странным. Возможно, вы даже отвернетесь от меня. – Он помолчал, глядя на нее необычно суровым, пристальным взглядом. – Мисс Чалонер, только не подумайте, что я имею намерение обидеть вас, пользуясь той деликатной ситуацией, в которой вы очутились. Ваша история известна мне, во-первых, из ваших уст, во-вторых, от самого лорда Вайдела. Я знаю, что ваша вынужденная помолвка приносит вам одни страдания, и, хотя вполне понимаю и разделяю ваше нежелание обвенчаться с маркизом, тем не менее я должен согласиться с общим мнением, что единственное, что может спасти ваше доброе имя, – это брак. И брак немедленный, потому что приговор общества, взгляды которого, кстати, я не разделяю, будет суров. Я хочу сделать вам предложение: мадам, позвольте иметь честь предложить вам свою руку.

Мисс Чалонер, выслушивая эту длинную речь с видом донельзя изумленным, испуганно сказала:

– Господи, сэр, уж не сошли ли вы с ума?

– Нет, мадам. Хотя должен признаться, у меня и в самом деле был помутнен разум в последние недели, это правда, но сейчас я, как никогда, в здравом уме и твердой памяти.

Сначала она предположила было, что он пьян, но затем догадалась об истинной причине такого необычного поведения мистера Комина.

– Позвольте, мистер Комин, но вы же помолвлены с Джулианой Марлинг! Он с горечью ответил:

– Я счастлив, что могу сообщить вам новость. А именно: мы с мисс Марлинг разорвали запутанный узел наших отношений, которые каждый из нас, к сожалению, принимал за любовь.

– О! Так вы поссорились с Джулианой! – Мэри явно расстроилась. – Дорогой сэр, не знаю, что произошло между вами, но если виной тому Джулиана – уверяю вас, она очень скоро раскается. Возвращайтесь к ней, мистер Комин, и вы увидите, что я была права!

– Вы ошибаетесь, – заявил он непоколебимо, – у меня нет ни малейшего желания возвращаться к мисс Марлинг. Прошу вас, не считайте, что я пришел к вам в приступе уязвленного самолюбия. У меня была целая неделя, чтобы понять, насколько неблагоразумна наша помолвка. Поведение мисс Марлинг несовместимо с представлением о той особе, которую я хотел бы назвать своей женой, а ее решение освободить меня от данного слова я воспринимаю как величайшее благодеяние, когда-либо оказанное ею моей особе.

Мисс Чалонер бледнела по мере того, как смысл его слов доходил до нее, и наконец без сил она опустилась на диван.

– Но все это так ужасно! – с отчаянием сказала она. – Послушайте, вы сейчас говорите так, потому что рассержены, но потом пожалеете, я в этом уверена.

– Мадам, я говорю обо всем этом с чувством глубокого удовлетворения, поверьте мне. И независимо от того, примете вы мое предложение или нет, моя помолвка с мисс Марлинг разорвана навсегда. Не буду от вас скрывать, что считал себя влюбленным в нее, даже можно сказать, что я очень любил ее, так же как не стану оскорблять ваши чувства и утверждать, что внезапно воспылал любовью к вам, ведь у меня не было для этого даже достаточно времени. И если вас удовлетворит мое глубокое уважение и желание заботиться о вас, я буду считать себя счастливейшим человеком, получив руку той, чей характер и поведение вызывают мое искреннее восхищение.

– Но это невозможно! – Мэри не могла опомниться от изумления. —Вы действительно уверены, что все кончено между вами и Джулианой?

– Окончательно и бесповоротно, мадам!

– О, как жаль! – искренне воскликнула Мэри. – Что же касается вашего предложения – я благодарю вас, но как же мы можем вступить в брак, не испытывая друг к другу не только любви, но даже привязанности?

У мистера Комина, видимо, был готов ответ и на этот вопрос.

– Я согласен с вами – в другое время такой поступок показался бы странным. Но в вашем положении, каким оно представляется сейчас, вы должны искать спасения именно в замужестве, и как можно скорее. Позвольте мне говорить с вами со всей откровенностью. Я знаю, что ваше сердце кровоточит, так же, как и мое. Простите меня, мисс Чалонер, но, наблюдая за вами со стороны, я стал подозревать, то есть у меня возникло некоторое подозрение, что вы не совсем безразличны к маркизу Вайделу. Я не стану допытываться о причине, по которой вы отказываете ему, я хочу только сказать – оба мы разочарованы и несчастливы, так давайте же попытаемся вместе залечить наши раны.

Мисс Чалонер закрыла лицо руками. Она совершенно растерялась от неожиданности. Казалось: вот он – ответ на ее молитвы. Мысли путались, и она смогла лишь вымолвить:

– Прошу вас, оставьте меня теперь. Я должна подумать и не в силах сейчас же дать вам ответ. Конечно, мне надо бы отказаться от вашего предложения, но положение мое столь отчаянно, что я не могу себе этого позволить. Я хочу все спокойно обдумать. Прежде всего я должна увидеть Джулиану и сама убедиться в том, что вы только что рассказали. Простите, но пока я не могу до конца поверить, что между вами все кончено.

Он больше не настаивал и тотчас же после этих слов взялся за шляпу.

– Я удаляюсь, мадам. Прошу вас, как следует подумайте над моим предложением. Я буду у себя до полудня завтрашнего дня. Если до этого времени вы не дадите о себе знать – я уеду из Парижа. Позвольте теперь пожелать вам спокойной ночи. – Он поклонился и вышел. Через несколько минут мисс Чалонер встала и медленно пошла к себе в спальню.

Она слышала, как час спустя вернулись домой хозяйка дома с мисс Марлинг. Немного погодя мисс Чалонер поднялась с постели, надела халат и, подойдя к двери спальни Джулианы, тихонько постучала.

Сонная камеристка раздевала мисс Марлинг. Мэри внимательно посмотрела в лицо подруги, но ничего, кроме естественной усталости, не смогла на нем прочитать.

– А, это ты, Мэри, – сказала Джулиана, – напрасно ты не поехала с нами, это был потрясающий бал, поверь мне. – И она начала оживленно рассказывать о знаменитостях, которых там встретила, о модных туалетах дам. Глаза у нее блестели, но смотрели холодно, ее возбуждение могло показаться несколько лихорадочным. Впрочем, если она и хотела ввести в заблуждение подругу, ей это удалось.

Когда бальное платье было с осторожностью повешено в гардероб, драгоценности заперты в шкатулку, волосы мисс Марлинг тщательно расчесаны и на лице не осталось и следа пудры, камеристку отослали спать. Мэри рискнула осторожно спросить, был ли на балу мистер Комин.

Джулиана прыгнула в постель.

– Не напоминай мне больше об этом человеке! Не хочу ничего о нем слышать. Трудно себе представить, что я была так долго наивной дурой и воображала, будто влюблена в него. Между нами все кончено, и ты не представляешь, как я счастлива!

Мэри посмотрела на подругу с беспокойством:

– Но, Джулиана, ты ведь любила его по-настоящему – и сейчас все еще любишь, признайся!

– Я? – Презрительную мину сопровождал короткий смешок. – Господи, с какой серьезностью ты произнесла слово «любишь», моя дорогая! Мне просто хотелось немного позабавиться, вот я и дала ему понять, что хочу с ним тайно обвенчаться, сбежав при этом из дома. Неужели ты думаешь, я и вправду хотела за него выйти замуж! – Она метнула быстрый взгляд на серьезное лицо Мэри. – Я выйду за Бертрана де Сент-Вира, – неожиданно заключила она.

Это заявление удивило Мэри не меньше, чем удивило бы самого виконта де Вальме, имей он сейчас возможность услышать признание Джулианы.

– Да как ты можешь говорить так, Джулиана? Нет, я тебе не верю!

Мисс Марлинг снова засмеялась:

– Правда, дорогая? Не сомневаюсь, ты считаешь меня бессердечной. Да, да, я вижу, не отрицай! Что ж, наша семейка действительно отличается бессердечием, в чем, к сожалению, тебе скоро и самой придется убедиться.

– За меня не беспокойся, – спокойно ответила Мэри, – я не собираюсь выходить за маркиза Вайдела, уверяю тебя.

– Ты плохо знаешь моего кузена, – ответила Джулиана, – он хочет на тебе жениться – и он это сделает, даже вопреки своему отцу, моему дяде Джастину. Господи, хотела бы я взглянуть на лицо дяди, когда он узнает новость! Хотя что я говорю – конечно же оно останется невозмутимым, как всегда, – добавила она задумчиво и села на постели, обхватив колени руками. – Ты еще не встречалась с герцогом. Когда ты с ним встретишься… – Она запнулась. – Нет, ничего не могу посоветовать тебе. Я сама всегда заранее обдумываю, что скажу ему при встрече, и каждый раз не осмеливаюсь. Почему-то в его присутствии меня охватывает странная робость.

Мисс Чалонер, казалось, не интересовал сейчас герцог, и, никак не отреагировав на страхи Джулианы, она настойчиво продолжала разговор на прежнюю тему.

– Джулиана, прошу тебя, будь со мной откровенна – ты поссорилась с мистером Комином?

– Господи, да я ссорилась с ним много раз, и наконец, слава Богу, это был последний!

– Ты пожалеешь об этом завтра же утром, дорогая.

– У нас все равно ничего бы не вышло. Моя мама никогда не разрешила бы мне выйти за него. И хотя это очень романтично – представлять, что тебя похитили, а потом тайно обвенчаться, на самом деле это просто ужасно – выйти за человека не своего круга, совершенно из другого мира.

– Не знала, что ты такая эгоистка, Джулиана. Спокойной ночи.

Джулиана лишь беспечно кивнула в ответ и подождала, пока за подругой не закрылась дверь. А потом бросилась лицом в подушку и горько зарыдала.

А мисс Чалонер долго лежала в своей постели без сна, думая над странным предложением, которое недавно услышала из уст мистера Комина.

Поведение Джулианы вызывало у нее удивление и неприязнь. Она постепенно приходила к окончательному выводу, что всем Алайстерам свойственны черты, неприемлемые для простых смертных, не таких высокопоставленных и не настолько экзальтированных, как члены этого семейства. Дерзость, беспутство, властность, расточительность – вот чем прославился маркиз Вайдел. Его кузен Бертран – искатель приключений и охотник за удовольствиями. Джулиана, в которой прежде мисс Чалонер ошибочно предполагала найти добросердечие, оказалась пустой и бессердечной особой. Из рассказов маркиза и Джулианы у Мэри сложилось представление и об остальных членах семейства: леди Фанни была высокомерна и болтлива, лорд Руперт, без сомнения, прожигал жизнь за карточным столом и другими сомнительными увеселениями. Что касается самого герцога Эйвона – складывалось впечатление, что это холодная, бездушная, весьма зловещая фигура. И только к одному персонажу мисс Чалонер испытывала симпатию. Это была герцогиня. Теперь и мисс Чалонер начинало казаться, что мистер Комин счастливо избавился от брака с Джулианой, несомненно принесшего бы ему в будущем сплошные несчастья и трудности. И сделав такой вывод, она вернулась к собственным проблемам.

Узнав поближе маркиза, мисс Чалонер была уверена, что он сумеет силой увезти ее в Дижон, хотя в их цивилизованном веке такое могло показаться почти невероятным. Первоначальный великодушный порыв истинного джентльмена, озабоченного судьбой похищенной им девушки, давно прошел. Теперь маркизом двигало чувство собственника, злость и упрямство. Он выполнит угрозу, не задумываясь о последствиях, как делал раньше. Понимая, что ему будет весьма затруднительно силой потащить ее к алтарю, Мэри с ужасом поняла вдруг, что, если маркиз будет рядом на всем протяжении их путешествия в Дижон, скорее всего между ними произойдет то непоправимое, что потом не оставит для нее иного выхода, кроме добровольного пути к алтарю. Ее положение окажется настолько ужасным, что брак с маркизом станет единственным избавлением от позора. В душе она все еще противилась этому браку. Один Бог знал, как она желала бы стать его женой при других обстоятельствах! Но сейчас результатом этого брака станут страдания, и она будет несчастлива до конца жизни. Если бы маркиз любил ее, если бы у них было одинаковое положение в обществе, если бы его родители были рады их браку… Она оборвала себя – зачем мечтать о несбыточном?

Конечно, можно ускользнуть рано утром из этого дома и затеряться на улицах Парижа. Мисс Чалонер не смогла сдержать невольную улыбку от собственной наивности. Она, безусловно, заблудится в незнакомом городе, зато маркизу, прекрасно знавшему Париж, не составит большого труда быстро ее отыскать. У нее не было денег и не было друзей. Если она откажется от покровительства мадам де Шарбон, то очутится на улице без средств к существованию, и тогда ее ждет плачевный удел и один конец. И брак с мистером Коми-ном был, разумеется, предпочтительнее такого страшного конца. Положение мистера Комина в обществе было ненамного выше ее собственного, он казался человеком весьма уравновешенным, не подверженным бурным страстям. Мэри чувствовала, что сможет сделать его жизнь относительно счастливой, тем более что оба они особы не романтического склада. Выбрав наименьшее зло в лице мистера Комина, она, по крайней мере, избавится от страха внезапного разоблачения и грозившей ей гибели.

Мистер Комин завтракал, когда удивленная служанка ввела в его комнату мисс Чалонер. Ранний визит молодой привлекательной девушки, безусловно, пробудил ее любопытство. Выйдя за дверь, служанка немедленно приложила ухо к замочной скважине. Но разговор в комнате шел на английском языке, и вскоре она разочарованно отошла от двери.

Мистер Комин при появлении мисс Чалонер вскочил из-за стола, отложив в сторону салфетку.

– Мисс Чалонер! – воскликнул он и поспешил ей навстречу.

Мэри сегодня была в том же сером плаще с капюшоном, в котором бежала из дома. Когда мистер Комин склонился над ее рукой, почтительно целуя, Мэри в обычной своей спокойной манере произнесла:

– Прошу вас, скажите мне правду, сэр: теперь, когда у вас было достаточно времени все хорошенько обдумать, вы не хотите вернуться к мисс Марлинг?

– Разумеется, нет! – воскликнул мистер Комин, выпуская ее руку. – Неужели вы пришли ко мне в качестве чьей-то посланницы?

– Увы, нет, сэр.

Он постарался, чтобы в его голосе не прозвучало то разочарование, которое он при этом испытал.

– Значит ли это, мадам, что вы пришли дать мне ответ на то предложение, которое вы получили от меня вчера? Хочу, чтобы вы знали – если вы отдадите мне свою руку, я буду считать себя счастливейшим из смертных.

Она принужденно улыбнулась:

– Вы очень добры, сэр. Я знаю, что не имею права принять ваше предложение, которое расцениваю как самопожертвование, но мое положение настолько ужасно, что я принимаю его.

– Поверьте, я сделаю все, чтобы помочь вам. Мы должны сейчас составить план и решить, что лучше предпринять. Присядьте же, прошу вас.

– Но я прервала ваш завтрак.

– Не обращайте внимания, прошу, я уже поел.

В глазах мисс Чалонер мелькнул огонек.

– Зато я сегодня не успела позавтракать и. пришла к вам на голодный желудок. Он сочувственно пожал ей руку:

– Я прекрасно понимаю ваше состояние, вам, наверно, сейчас невыносима даже мысль о еде. Давайте сядем поближе к огню.

Мисс Чалонер ответила:

– Мне никогда не бывает невыносима мысль о еде. Прошу вас, сэр, позвольте мне разделите с вами завтрак. Я ужасно голодна.

Вид у него стал озадаченный, но он, постаравшись скрыть удивление, тут же подвел ее к столу и усадил.

–Ну, разумеется, мадам! Я сейчас прикажу принести для вас чистую тарелку и чашку. – Он открыл дверь и чуть не сбил с ног служанку, опять прильнувшую к замочной скважине в надежде уловить хотя бы одно слово на родном языке. Знание французского у мистера Комина оставалось таким же небезупречным, как и в начале путешествия, но он все-таки сумел попросить чашку и тарелку.

Когда требуемое было принесено, мисс Чалонер налила себе кофе и намазала маслом тост. Она принялась завтракать с большим аппетитом, и у мистера Комина, усердно ее потчевавшего, даже мелькнула мысль, что в такой ответственный момент жизни ее поведение не назовешь возвышенным. А мисс Чалонер, вонзая маленькие белые зубки в тост, вспомнила в это время свою трапезу в другом месте и в обществе другого джентльмена. У нее защемило в груди, и, не желая поддаваться слабости, она быстро и деловито спросила:

– Когда мы поженимся, сэр? И когда сможем выехать из Парижа?

Мистер Комин налил ей еще кофе.

– Я уже все продумал, мадам, и теперь у меня сложилось два варианта наших действий, которые я хотел бы вам изложить. Во-первых, мы можем, если пожелаете, вернуться в Лондон, где церемония нашего бракосочетания не вызовет никаких трудностей. Но должен вас предупредить, что в Англии наш брак обязательно породит определенные сплетни и толки. Альтернативой может служить второй вариант – мы с вами едем в Дижон, отыскиваем там английского пастора, чей адрес мне дал маркиз Вайдел, и если вы согласны с этим вариантом, мадам, то сразу же после церемонии мы проследуем в Италию, где пробудем некоторое время, пока не улягутся эти слухи. Правда, и такой вариант имеет недостатки, а именно: нам придется воспользоваться информацией, полученной с помощью маркиза, что должно быть вам не особенно приятно.

– Пусть это вас не беспокоит, – твердо заявила мисс Чалонер. – Но позвольте узнать, к какому из вариантов склоняетесь вы сами, сэр?

– Решать, без всякого сомнения, предоставляется вам, мадам.

– Но, послушайте, сэр…

– Какой бы вариант вы ни избрали, для меня он будет приемлемым.

Мисс Чалонер, стремясь уехать из Парижа как можно скорее и чувствуя, что их разговор затягивается, остановила свой выбор на Дижоне. Меньше всего ей сейчас хотелось возвращаться в Англию. Лучше переждать, пока утихнут сплетни и толки. Мистер Комин любезно заявил, что ее выбор имеет преимущества, кои тут же и перечислил, после чего сообщил, что они смогут выехать еще до полудня. Мисс Чалонер призналась, что ей необходимо купить кое-что из вещей, поскольку все, что она имеет, надето на ней. У мистера Комина и это вызвало изумление, но он только деликатно осведомился, есть ли у нее средства, чтобы купить необходимое. Она уверила, что есть, и, пока он пошел заказывать почтовый дилижанс, отправилась в близлежащие магазины. Гордость не позволяла мисс Чалонер взять что-либо из вещей, купленных маркизом. Правда, она надевала некоторые из них по необходимости в доме мадам де Шарбон, но сейчас все они были аккуратно сложены и оставлены в спальне: платья из шелкового газа с шелковыми кружевными фестонами, платья из тафты, канифаса, парчового атласа; накидки, богато отделанные дорогими кружевами, пеньюары из тончайшей невесомой ткани, батистовые сорочки, кружевные шемизетки, турецкие шали – все, что необходимо модной даме – или, подумала мисс Чалонер с невеселой улыбкой, любовнице маркиза. Из всего богатства она оставила лишь предмет первой необходимости – щетку для волос.

Вскоре после полудня мисс Чалонер и мистер Комин отправились в дальний путь. Они молчали и, пока дилижанс проезжал по парижским улицам, рассеянно смотрели в окно; оба грустно думали о том, что все могло бы быть по-другому, но, к сожалению, обстоятельства сложились для них в этой жизни неблагоприятно.

Наконец мистер Комин, оторвавшись от невеселых навязчивых мыслей, сделал над собой усилие и попытался завязать разговор со своей спутницей.

– Будет справедливым признаться вам, мадам, что я оставил письмо для маркиза Вайдела.

Мэри резко выпрямилась:

– Что вы сказали, сэр?

– Я решил, что обязан ему сообщить о наших с вами намерениях, а также и о том, что вы находитесь в полной безопасности.

– О, что вы наделали! – в ужасе еле выговорила мисс Чалонер. – Господи, какая роковая ошибка!

– Сожалею, что расстроил вас. Но вспомнив, что маркиз считал себя ответственным за ваше благополучие, я не мог пойти на сделку с совестью и увезти вас, не сообщив ему о нашем договоре.

Мисс Чалонер в отчаянии крепко стиснула руки:

– Да разве вы не понимаете, сэр, что он тотчас же пустится за нами в погоню? Я бы не разрешила вам этого сделать ни за что на свете!

– Умоляю, не волнуйтесь так! Может быть, вас немного успокоит то обстоятельство, что, хотя я и ненавижу всякие намеки на таинственность и недомолвки, все-таки принял меры предосторожности и не указал в письме направление нашего пути.

Этого было явно недостаточно, чтобы успокоить мисс Чалонер, и она попросила спутника приказать форейторам двигаться побыстрее. Мистер Комин засомневался было, предупреждая мисс Чалонер, что ездить с большой скоростью небезопасно и дилижанс может перевернуться, но она настаивала. Уступая, он опустил окно и крикнул форейторам, приказывая ехать скорее. Но эти добрые люди, очевидно, не уловили смысла приказа господина, и дилижанс остановился. Пришлось мисс Чалонер взять на себя переговоры, и вскоре они увенчались успехом. Недоразумение было улажено, и они снова двинулись вперед. Пока дилижанс набирал скорость, мистер Комин, подняв окно, обеспокоенно предположил, что форейторы наверняка будут теперь подозревать неладное –похищение или тайный побег любовников. Мисс Чалонер согласилась с ним, но заметила, что даже если это и так, то не имеет никакого значения. На что мистер Комин ответил с некоторой суровостью в голосе, что он постарался объяснить форейторам, нанимая дилижанс, насколько возможно при его знании языка, что он брат мисс, и надеялся тем самым отмести малейшие подозрения в нарушении приличий.

Обладая здоровым чувством юмора, которое к ней сейчас снова вернулось, мисс Чалонер хихикнула, чем немного смутила мистера Комина. Она поспешно извинилась, объяснив, что после событий последней недели обсуждение соблюдения приличий кажется ей просто абсурдным. Он сочувственно пожал ей руку.

– Я знаю, что вы много выстрадали, мадам. У такой тонкой, деликатной натуры, как вы, привычки и манеры маркиза Вайдела должны вызывать отвращение и ужас.

Ее серые глаза бесстрашно встретили его сочувствующий взгляд.

– Ничего подобного, сэр, уверяю вас. Я вовсе не хочу оказаться неправильно понятой и злоупотребить вашим отношением. Всю вину за происшедшее я беру на себя. Что касается маркиза, то он обращался со мной с большим участием, нежели я того заслуживала.

Мистер Комин растерялся:

– Это действительно так, мадам? Я считал, зная общее мнение о грубости маркиза, что вы, попав в его сети, подверглись жестокому обращению. Такая черта, как участие, вряд ли свойственна его светлости.

Мисс Чалонер, вспоминая недавние дни, нежно улыбнулась.

– Маркиз может быть очень добрым, – сказала она тихо, будто разговаривала сама с собой, и ее прекрасные серые глаза затуманились. – Некоторые его поступки просто несвойственны жестоким людям. Например, когда меня укачало в море и мне стало дурно, маркиз заботливо ухаживал за мной, даже держал для меня таз. Не знаю, что бы я делала без его помощи.

Мистер Комин был явно шокирован.

– Должно быть. Для вас было ужасно очутиться в таких неприятных обстоятельствах, без всяких удобств, да еще в мужском обществе.

– Это был самый неприятный момент из всего приключения, – согласилась мисс Чалонер и добавила чистосердечно: – Мне было так плохо, что я бы, наверное, умерла, если бы маркиз в самый тяжелый момент не заставил меня проглотить немного бренди.

– Положение в высшей степени незавидное, – сухо выдавил вконец ошеломленный мистер Комин.

Мисс Чалонер поняла, что своим чистосердечием ранила его щепетильную чувствительную натуру, и надолго замолчала. Он тоже хранил холодное молчание. Мэри начинала понимать, что мистер Комин, человек сухой и рассудительный на вид, по-видимому, в душе тайно тяготел к романтике, и ему явно претили ее прозаические воспоминания, в то время как маркиз Вайдел, большой любитель приключений, был, напротив, практичен и лишен всяческих романтических притязаний.

Их путешествие длилось три дня. По правде говоря, ни мисс Чалонер, ни мистер Комин не получили от него удовольствия. Поскольку ее спутник почти не мог объясняться по-французски, мисс Чалонер вынуждена была принять на себя все дорожные хлопоты: вести переговоры на каждой остановке, заказывать комнаты, обеды в придорожных гостиницах. Она иногда сравнивала это унылое путешествие со стремительной поездкой в Париж вместе с маркизом. Сравнение было, увы, не в пользу мистера Комина. Маркиз тогда позаботился обо всем – их всегда ждали заранее приготовленные лучшие комнаты в гостиницах, лучшие лошади, подобострастная прислуга. Самой Мэри абсолютно ничего не надо было делать, лишь повиноваться указаниям Вайдела. Мистер Комин, разумеется, видел, что его спутница вся поглощена дорожными хлопотами и сохраняет с ним деловые отношения, будто совершенно забыв о том, что согласилась принять предложение выйти за него замуж. Она заказывала комнаты, еду или приказывала подсушить простыни, находя их влажными, совершенно лишая романтики их дерзкий побег и делая тем самым все более трудноосуществимой конечную цель путешествия. Никаких признаков естественного в таких случаях женского волнения, которые могли бы дать возможность мистеру Комину проявить рыцарское отношение к даме. По правде говоря, мисс Чалонер оставалась до такой степени невозмутимой, что это начинало его бесить! Единственной ее слабостью можно было считать страх перед маркизом и непрестанные мольбы ехать быстрее. Но мистер Комин считал неблагоразумным увеличивать скорость передвижения, потому что их дилижанс трясся и подскакивал на ухабах, грозя вот-вот перевернуться. Более того, « гонка, по мнению мистера Комина, делала всю их поездку больше похожей на побег преступников и, несомненно, должна была вызывать подозрения у слуг и трактирщиков. Мистер Комин пытался протестовать, доказывая мисс Чалонер, что ездить быстро по таким плохим дорогам слишком опасно, но она только смеялась в ответ и говорила, что если бы мистеру Комину пришлось путешествовать с маркизом, то он бы понял, что такое настоящая скорость, и ему теперь показалось бы, что они едут слишком медленно.

Это замечание, как и многие другие, связанные с особой маркиза, дали повод мистеру Комину с некоторым оттенком неодобрения заключить, что время, проведенное с маркизом, и само похищение больше понравились мисс Чалонер, чем это можно было предположить.

– Признаюсь, мадам, – сказал он, – что воображал ваше отчаяние, когда вы оказались в руках самого безжалостного распутника, чье злодейство, увы, всем хорошо известно. Очевидно, я ошибался, так как из ваших замечаний и рассказов о его светлости маркизе я с удивлением узнал, что этот злодей относился к вам с уважением и любезностью, удивительными для человека столь ужасной репутации.

В глазах Мэри опять сверкнул насмешливый огонек.

– Уважением и любезностью? – повторила она. – О, нет, сэр. Маркиз был властен, нетерпим, раздражителен и все время повелевал.

– И все же, мадам, это, кажется, не отвратило вас…

– Нет, это меня не отвратило, – согласилась она задумчиво.

– Простите меня, но мне приходится сделать вывод, что вы питаете к лорду Вайделу гораздо более теплые чувства, нежели я предполагал.

Она пристально и серьезно взглянула на него своими серыми глазами:

– Вы ведь уже упоминали о том, что я к нему неравнодушна, не правда ли?

– Но я не знал, мадам, что это зашло так далеко. А если вы это признаете, то не понимаю, почему вы так поспешили расстаться с маркизом?

– Он не любит меня, – просто ответила мисс Чалонер, – и к тому же я ниже его по происхождению. Представьте раздражение его родителей, когда они узнают о его выборе. Обычно такие отцы, как герцог, за подобные поступки лишают своих сыновей наследства.

Мистер Комин был растроган:

– Мадам, благородство вашей натуры столь велико, что я преклоняюсь перед вами.

– Вздор! – последовал резкий ответ мисс Чалонер.