Жертва любви

Глава 2

В залитой солнечным светом гостиной, выходившей окнами на улицу, герцогиня Эйвон принимала свою невестку, леди Фанни Марлинг, приехавшую с утренним визитом. Обе леди пили кофе с бисквитами и обсуждали события предстоящей недели.

Леди Фанни сейчас, в безжалостном ярком дневном свете, выглядела гораздо старше. Зато ее светлости, герцогине Эйвон, в свои сорок лет сохранившей девичий румянец, и в голову не приходило прятаться в тени. Леди Фанни, которая намеренно уселась спиной к окну, почувствовала легкое раздражение. Она вынуждена была признаться, что герцогиня все еще очень похожа на ту мальчишеского вида девушку, которую лорд Эйвон привез из Парижа двадцать четыре года назад. Фигура Леони осталась такой же тоненькой; в золотых, отливающих медью, как у женщин на портретах Тициана волосах, убранных сейчас a neglige[6], не было и намека на седину; великолепные темно-синие, фиалковые глаза, когда-то покорившие герцога, все еще сверкали как в молодости. Двадцать четыре года замужества хотя и способствовали утверждению в ней чувства собственного достоинства и женской мудрости но абсолютно не прибавили супружеской или материнской ответственности, и никакое положение в высшем свете не смогло подавить в ней дух gamin[7]. Леди Фанни, всегда считавшая герцогиню слишком импульсивной, в глубине души восхищалась невесткой и вынуждена была признать, что пылкость и непосредственность лишь прибавляли шарм Леони.

Впрочем, сегодня леди Фанни не была расположена любоваться герцогиней и признавать ее достоинства. Жизнь поворачивалась к почтенной даме своей темной стороной, полной неоплаченных счетов и неблагодарных поступков непослушной дочери. Ее всегда поражал беспечный вид Леони, имевшей самого неблагополучного сына на свете, хотя герцогиня никогда не признавала этого.

– Я никак не могу понять, – сказала леди Фанни, – почему мы, как рабы, отдаем свою жизнь нашим детям, которые не только неблагодарны, но нередко еще и позорят нас.

Леони при этих словах удивленно подняла брови.

– Никогда не поверю, дорогая, – сказала она серьезно, – что Джон когда-нибудь может навлечь на тебя позор, Фанни.

– Я говорю не о Джоне! Не о сыновьях речь, хотя, безусловно, бедный дорогой Доминик доставляет тебе немало хлопот. Я не понимаю, как тебе до сих пор удалось не поседеть!

– У меня нет никаких забот с Домиником, – решительно отрезала Леони. – Я нахожу его

fort amusant[8].

– О, тогда, надеюсь, последний его «подвиг» тоже покажется тебе забавным, – едко ввернула леди Фанни. – Твой сын, без сомнения, скоро сломает себе шею, потому что вчера на рауте заключил пари с молодым Кросли, с этим распутником! Я бы пришла в ужас, увидев своего Джона в его компании! Так вот, Доминик заключил пари, что на своей двуколке проедет от Лондона до Ньюмаркета за четыре часа. Пари на пятьсот гиней, так мне сказали!

– Доминик прекрасно ездит, – с надеждой произнесла Леони, – поэтому не думаю, что он сломает себе шею, но ты права, Фанни, tout memе[9] это не может меня не тревожить.

– И еще это абсурдное пари, которое он конечно же проиграет…

– Он не проиграет! – негодующе воскликнула герцогиня. – Если хочешь, я могу заключить пари с тобой и поставить на Вайдела!

– Господи, дорогая, разве ты не знаешь, что мне даже нечего поставить в заклад! – Леди Фанни на минуту отвлеклась от основной темы, вспомнив о своем плачевном положении. – Хорошо тебе спорить, получая немалые карманные деньги от Эйвона, да кроме того, он осыпает тебя драгоценностями. А я в любой момент могу очутиться в долговой яме. Как назло, мне не везет: за последний месяц я ни разу не выиграла ни в фараон, ни в вист. Впрочем, я все равно не хотела бы очутиться в твоем месте: не хочу, чтобы мой сын был предметом пересудов целого города со своими скандальными пари, разбойниками на большой дороге и еще Бог знает с чем.

Леони посмотрела на нее с любопытством.

– Говори немедленно, – потребовала она, – какими разбойниками?

– Да ничего особенного, просто еще один подвиг пополнил коллекцию твоего Доминика, вот и все. Он подстрелил грабителя на Хоунслоу-Хит и бросил труп гнить на дороге.

– Он прекрасный стрелок, – сказала Леони. – Что касается меня, я бы выбрала шпаги, и герцог тоже, но Доминик предпочитает пистолеты.

Леди Фанни чуть не топнула ногой.

– Клянусь, ты неисправима, как и твой легкомысленный сынок! – воскликнула она. – Тебе известно, что его зовут дьявольским отродьем? И при этом говорят, что эти дьявольские черты он унаследовал от Эйвона, но я-то знаю, что он копия своей мамочки.

Леони казалась польщенной.

– Ты и в самом деле так считаешь? Фанни открыла рот, чтобы ответить, но в это время за ее спиной открылась дверь гостиной. Ей не надо было оборачиваться, что-бы узнать, кто пришел – она прочла это по лицу Леони.

– А! Моя дорогая Фанни! – произнес мягкий голос. – И кажется, опять с жалобами на поведение моего сына?

– Доминик подстрелил разбойника, – сообщила Леони, прежде чем Фанни успела что-то ответить.

Его светлость герцог Эйвон подошел к камину и протянул тонкую белую руку к огню. Он слегка опирался на трость из слоновой кости, но все еще держался очень прямо, и только морщины, избороздившие лицо, выдач вали его возраст. Герцог был, как всегда, элегантен – в черном бархатном камзоле с серебряным шитьем, в парике, завитом по последней парижской моде и густо припудренном. Глаза его молодо светились, в них заиграл прежний насмешливый огонек, когда он ответил сестре:

– Что ж, и прекрасно!

– Он оставил труп лежать на дороге, – выпалила леди Фанни.

Его светлость слегка поднял бровь:

– Я разделяю твое возмущение, дорогая. Неопрятный финал.

– Но, монсеньор, – запротестовала Леони, – я не понимаю, на что еще мог сгодиться этот труп?

– Дитя, ты никогда не можешь воздержаться от своих бессердечных замечаний, – с горечью произнесла леди Фанни, – именно так и мог сказать Вайдел. Впрочем, знаешь, что ответил твой сын по этому поводу? Что он не мог привезти труп на раут! Да, Эйвон, представь, это все, что он высказал по поводу своего бесчеловечного поступка.

– Я и не знал, что Вайдел так рассудителен. – Герцог отошел от камина и сел в кресло, – но несомненно, сестра, у тебя была другая причина, кроме оплакивания поступков нашего Доминика, заставившая приехать к нам с утра.

– Я была уверена, что вы станете его защищать, хотя бы для того чтобы поспорить со мной, – обиделась леди Фанни.

– Я никогда его не защищаю, тем более чтобы задеть кого-либо, – холодно ответил герцог.

– Я только что говорила Леони, как раз перед тем, как ты вошел, что мой сын никогда не попадает в такие ситуации. Джон никогда не заставит меня страдать из-за своих поступков, я уверена.

Герцог раскрыл свою золотую табакерку, расписанную en grissaille[10] и защищенную сверху cristal de roche[11].

– Тут уж я ничего не могу поделать, моя дорогая Фанни, – усмехнулся герцог, – вспомни, как ты безумно хотела выйти за Эдварда.

Сквозь румяна щеки леди Фанни запылали оттого, что она покраснела еще больше.

– Я не желаю слышать ни одного плохого слова в адрес такого святого человека, каким был мой Эдвард! – Голос ее слегка задрожал. – И если вы намекаете, что Джон похож на своего отца, то я этому очень рада!

Леони поспешила вмешаться.

– Монсеньор ничего плохого не имел виду, не правда ли, дорогой? Что касается меня, я всегда восхищалась Эдвардом. И, конечно, Джон очень на него похож, а Джулиана – на тебя, хотя она не такая красавицей какой ты была в молодости.

– Что ты говоришь, дорогая. – Лицо леди Фанни приняло обычный вид. – Ты мне льстишь, хотя я действительно считалась красавицей в молодые годы, помнишь, Джастин? Но я никогда не была такой упрямой, как Джулиана, которая готова рушить все на своем пути в угоду собственным капризам. Это возмутительно! Упрямая девица влюбилась в полное ничтожество, и теперь я должна, просто должна, срочно отправить ее во Францию.

Леони навострила ушки.

– О! Джулиана влюблена! И кто же он?

– Господи, какая там любовь, она просто вбила себе в голову очередной каприз, вы же знаете, как она упряма. Но это ее первое увлечение, и я боюсь, что из-за своего упрямства она что-нибудь натворит. Поэтому отсылаю ее во Францию. Джон едет с ней.

– И кто же, – с ленивым любопытством поинтересовался герцог, – кто этот молодой

человек?

– О, ничего особенного он собой не представляет, милый Джастин. Сын сельского сквайра, которому покровительствует молодой Кэрлайл.

– Он привлекателен? – спросила Леони.

– Возможно, моя дорогая, но разве в этом дело? У меня другие планы по поводу Джулианы. – Она поправила кружева на груди и с игранной легкостью продолжала: – Не пою что мечтаю о союзе, который мы с тобой часто обсуждали. И не сомневаюсь, все бы получилось, если бы Джулиана не увлеклась этим сельским красавцем. К сожалению, она не влюблена в того, на ком остановился наш с тобой выбор, но разве можно упрекнуть ее за это! Да, Джулиана к нему холодна, но он вполне заслужил такое отношение.

Она прервала поток слов, чтобы перевести дыхание, и украдкой посмотрела на герцога Эйвона. Но тот остался невозмутим, лишь легкая циничная усмешка заиграла в уголках рта, когда он, явно забавляясь ситуацией, весело спросил сестру:

– Не могу уловить главную мысль, Фанни. Будь добра, просвети меня.

Леди Фанни отозвалась довольно злобно:

– Ты прекрасно меня понял, Джастин.

– Но зато я ничего не поняла, – вмешалась Леони. – Кто же все-таки заслужил холодность Джулианы? Не тот ли бедняга из провинции?

– Конечно нет, Леони! – совсем потеряла терпение леди Фанни и вдруг странным образом утратила желание продолжать разговор. Леони вопросительно взглянула на мужа.

Герцог, перед тем как ответить, открыл табакерку, взял щепотку табаку, поднес к ноздре и сделал вдох.

– Я понял, моя дорогая, Фанни говорила о нашем сыне.

Вид Леони стал озадаченным.

– Доминик? Но… – Леони посмотрела на Фанни. – Нет! – произнесла она решительно.

Леди Фанни оторопела от неожиданности не ожидая от невестки такого прямого ответа, граничившего с грубостью.

– Господи, Леони, но почему? Что ты имеешь в виду?

– Я не хочу, чтобы Доминик женился на Джулиане, – объяснила Леони.

– Может быть, – леди Фанни оскорблена выпрямилась в кресле, – ты скажешь, что все это значит?

– О, прошу прощения, если мои слова прозвучали грубо. Я допустила грубость, дорогой

– Да. – Герцог защелкнул табакерку привычным жестом. – Зато, по сравнению с Фанни, ты предельно и прекрасно откровенна.

– О, прошу прощения, Фанни. Поверь, я не имею ничего против Джулианы, просто считаю, что такая идея Доминику не покажется даже забавной.

– Ах, понимаю, его это не развлечет? И это все, что ты можешь сказать? – Леди Фанни, казалось, на мгновенье лишилась дара речи, потом с негодованием повернулась к брату: – Вы, очевидно, тоже забыли о наших планах?

– Избавь меня, Фанни, я никогда не строил подобных планов.

Леони поспешно вмешалась:

– Это правда, Фанни, мы действительно когда-то говорили, что Доминик должен жениться на Джулиане. Но Джастин здесь ни при чем. Только ты и я. Но ведь они были тогда детьми, и с тех пор многое изменилось.

– Что именно? – требовательно спросила леди Фанни.

Леони немного подумала.

– Ну я имею в виду Доминика. Он недостаточно респектабелен для Джулианы.

– Господи, неужели вы оба хотите, чтобы он появился на пороге вашего дома под руку с одной из этих оперных танцовщиц?

От двери вдруг послышался холодный, слегка презрительный голос:

– Что я слышу, оказывается, дорогую тетушку интересуют мои дела! – И в комнату вошел маркиз Вайдел, держа под мышкой берет, в накинутом на плечи по французской моде плаще и сапогах для верховой езды. Хотя в глазах его при виде леди Фанни появилось злое выражение, он вежливо поклонился тетке и подошел к герцогине.

Она порывисто встала ему навстречу.

– Мой маленький! Подойди же, я так счастлива тебя видеть!

Он обвил руками ее талию, злой огонек в глазах исчез, и лицо смягчилось.

– Моя единственная, дорогая, доброе утро! – сказал он. Потом, бросив насмешливый взгляд на тетку, взял обе руки Леони в свои. – Моя единственная любовь, – повторил он, с явным умыслом разозлить матрону, и поцеловал руки матери.

Герцогиня счастливо рассмеялась.

– Правда?

– Разумеется, – небрежно заверил он и ласково посмотрел ей в глаза каким-то особенным взглядом.

Леди Фанни сердито вскочила; зашуршав оборками юбок, и объявила, что ей пора откланиваться.

Леони ласково дотронулась до руки сына.

– Доминик, вы проводите свою тетю до кареты, не правда ли?

– С большим удовольствием, мадам, – быстро ответил он и проворно предложил руку взбешенной леди.

Она сухо распрощалась с братом и невесткой. Но спустившись до середины лестницы, она почувствовала, что ее покинуло чувство злости и оскорбленного достоинства. Мальчишка так красив, и в глубине души она всегда любила его. К тому же вообще питала тайную слабость к повесам. Искоса бросив взгляд на надменный профиль юноши, она рассмеялась.

– Вы так же высокомерны, как Эйвон, но вы не должны на меня злиться, даже если я вмешиваюсь в ваши дела, – Она похлопала рукой в перчатке по его руке. – Вы же знаете, Доминик, как я горжусь вами.

Маркиз посмотрел на нее загадочным взглядом.

– Я приложу все усилия, чтобы заслужить ваше расположение, мадам, – ответил он.

– Не верю, – сухо сказала леди Фанни, – вы знаете, что я не скрываю своих надежд по доводу вас с Джулианой.

– Пусть вас утешит, милая тетя, мысль, что, по крайней мере, я не сделаю несчастными вас и Джулиану.

– Что вы имеете в виду, негодник?

– Я буду чертовски плохим супругом, тетя.

– Уверена в этом, – сухо ответила она, – но я… впрочем, не важно. Маркиз провел леди Фанни через холл, и слуга в ливрее, распахнув перед ними огромную дверь, застыл в ожидании. Леди Фанни протянула маркизу руку, которую он с покорным видом поцеловал.

– Вот именно, – вдруг сказала она, – вы будете чертовски плохим мужем, и мне жаль вашу будущую жену. – С этим мрачным предсказанием леди Фанни отбыла.

Маркиз поспешил обратно в солнечную гостиную.

– Надеюсь, ты не привел ее в ярость, mon petit[12]? – с беспокойством осведомилась Леони.

– Нет, тетя Фанни неожиданно проявила мудрость и даже обрадовалась, что я не женюсь на своей кузине.

– Я ей говорила, что ты не захочешь. Такая идея тебе придется не по вкусу. Герцог нежно взглянул на жену:

– Ты напрасно волновалась, дорогая, что касается Джулианы, надо признать, что она слишком рассудительна и умна для дочери Фанни, раз не собирается выходить замуж за Вайдела.

Маркиз ухмыльнулся:

– Вы, как всегда, правы, сэр.

– А я так не думаю, – пылко заявила Леони. – Джулиана просто маленькая дурочка, у которой вообще отсутствует здравый смысл.

– Она влюблена, – ответил маркиз, – в молодого человека по имени Фредерик.

– Incroyable[13]! – воскликнула Леони. – Расскажи мне все немедленно. Со слов Фанни я поняла, что он неподходящая партия для Джулианы. Это так?

Герцог взглянул на сына:

– Действительно, из высказываний Фанни можно было заключить, что этот молодой человек не нашего круга.

– Это так, сэр, – согласился Вайдел, – но Джу все равно добьется своего.

– Если она его любит, пусть выходит замуж, – решила Леони, – ведь вы не против,

герцог?

– Это меня, слава Богу, не касается. Будущее молодых Марлингов – абсолютно не мое дело.

Герцог Эйвон протянул руку к огню и, прищурившись, стал рассматривать огромный изумруд в своем перстне. Потом неожиданно обратился к сыну.

– Не в моих привычках, – начал он спокойно, – вмешиваться в вашу жизнь, но до меня дошли слухи, что на этот раз ваши увлечения вышли за рамки кордебалета и вас часто видят с какой-то молодой особой из семьи торговцев.

– Надеюсь, вам не говорили о моих намерениях вступить с этой особой в брак, – ответил маркиз с полным самообладанием.

– Вы меня успокоили. – Герцог встал, слегка опираясь на трость из слоновой кости. – Но позвольте предупредить, что из-за вашей связи с девушкой из bourgeoisie[14] вы рискуете попасть в скандал, который вызовет мое порицание.

Маркиз слегка улыбнулся.

– Простите, сэр, вы говорите это, исходя из своего богатого жизненного опыта?

– Естественно, – невозмутимо отозвался герцог.

– Нe верю, – сказала Леони, внимательно вслушиваясь в разговор отца с сыном. – Никогда не поверю, что вы легкомысленно увлекались мещанкой, Джастин.

– Вы льстите мне, дитя.

Он снова обратился к сыну:

– Я не нуждаюсь в ваших заверениях в том, что вы просто развлекаетесь. Не сомневаюсь, вами вполне изучены и пройдены все способы обольщения и вероломства. Но вы все-таки мой сын и поэтому не сможете поступить подло. И я хочу дать вам совет, Доминик: развлекайтесь с женщинами определенного сорта. Или вашего круга. Но с теми, кто понимает все правила игры.

Маркиз поклонился.

– Вы – кладезь премудрости.

– Житейской мудрости. Рад, что вы так считаете, – согласился герцог и направился к двери, но остановился: – Да, еще небольшой вопрос к вам: какого рода животные у вас запряжены в двуколку, если вам понадобится четыре часа, чтобы добраться до Ньюмаркета?

Глаза маркиза выразили понимание, но Леони возмутилась.

– Вы сегодня fort exigeant[15]! Четыре часа! Ма foi[16], он сломает себе шею!

– Но до него доезжали и быстрее, —спокойно сказал герцог.

– Не может быть! – твердо сказала герцогиня. – Кто мог проделать это быстрее, скажите?

– Я.

– О, тогда я верю! – быстро поправилась Леони.

– И за сколько, сэр? – с любопытством спросил маркиз.

– За три часа и сорок семь минут.

– И это много, сэр. Скажем, три часа сорок пять минут… Наверное, такое время вполне удовлетворит вас. Хотите пари?

– Ни в коем случае. Но три часа и сорок пять минут – действительно вполне приемлемо. Когда герцог удалился, Леони сказала сыну:

– Конечно, я хочу, чтобы ты побил рекорд отца, мой маленький, но это очень опасно. Прошу тебя, Доминик, будь осторожен, не убей себя.

– Обещаю, моя дорогая.

Она просунула руку ему под локоть.

– Вы выполните ваше обещание?

– Дьявольщина! – весело воскликнул маркиз. – Спросите дядюшку, он скажет вам, что мне суждено быть повешенным.

– Руперта? – презрительно произнесла Леони, продолжая удерживать маркиза за руку. – Да он никогда не осмелится сказать мне такое! А теперь поговорим немного о другом, mon enfant. Кто эта bourgeoise?

Он сразу стал серьезным, черные брови сердито сдвинулись.

– Никто. Оставьте это, мадам. Откуда отец узнал о ней?

Она покачала головой:

– Я не знаю. Но уверяю вас, Доминик, вы никогда не сможете ничего утаить от отца. И мне показалось, что он вами недоволен. Поищите развлечений в другом месте.

– Я сам разберусь со своими делами.

– Надеюсь, – с сомнением сказала герцогиня, – но вы, по крайней мере, уверены, что это не приведет к mesalliance?

Он мрачно взглянул на мать:

– Вы обо мне плохо думаете, мадам. Разве я похож на человека, который может забыть о долге и фамильном гербе?

– Вот именно, – сладким голосом пропела герцогиня. – Я считаю, мой милый, что, когда в вас вселяется дьявол, что, кстати, я вполне понимаю и не осуждаю, вы можете забыть обо всем на свете.

Он высвободился из-под ее руки, все еще держащей его за локоть, и встал.

– Мой дьявол пока не подталкивает меня к браку, мадам, – твердо ответил маркиз.