Все персонажи данной повести вымышлены. Всякое совпадение с реальными лицами и событиями носит случайный характер.
Ежегодно в России бесследно исчезают несколько тысяч человек.
Несколько дней тому назад в своем почтовом ящике я обнаружила красочный конверт с рисунком главного корпуса моей «альма матер» — государственного университета нашего губернского города С. На конверте рисовалась цифра 90. Именно столько лет исполнилось университету, открытому еще в незабвенные времена последнего российского монарха.
«Уважаемая госпожа Надежда Фролова! — прочитала я текст вложенного в конверт пригласительного билета. — Оргкомитет по проведению юбилейных торжеств, посвященных 90-летию Университета, имеет честь пригласить Вас 28 октября в 17.00 в Театр оперы и балета на праздничное шоу, посвященное этому знаменательному событию. Ваш ряд… место…
Председатель оргкомитета, ректор Университета, академик РАН Евгений ТОБОЛЬСКИЙ».
«Надо же, — удивилась я, повертев и рассмотрев со всех сторон конверт и пригласительный, — не забыли!» Не скрою, было приятно, что и мне удастся побывать на торжествах, куда соберутся тысячи гораздо более именитых выпускников и гостей. Я закончила университет всего пять лет назад с красным дипломом (видимо, поэтому меня и пригласили), меня оставляли в аспирантуре, но я предпочла живую и гораздо более интересную для меня розыскную работу корпению в архивах, библиотеках, написанию статей и самой диссертации…
Впрочем, поиск оперативный сродни научному. Методы по сути одинаковы — синтез, анализ, дедукция, индукция. И много интуиции. Но о делах не стоит. Я шла на вечер, чтобы немного расслабиться и отдохнуть, встретиться с сокурсниками, любимыми преподавателями, узнать последние университетские новости.
Нетерпение завладело мною с самого утра. Выбрав строгий, но изысканный бежевый костюм деловой женщины, я была готова не к вечеру, а к обеду. Чтобы вновь почувствовать студенческую атмосферу, я решила до торжественного заседания побродить по закоулкам университетского главного корпуса, подышать его воздухом, вспомнить еще не очень далеко убежавшую молодость.
Машину оставила в гараже: встречу друзей, захотим отметить, к чему лишние проблемы? Как скромная российская бюджетница доехала до Университетской на маршрутке. Вот и четырехэтажка из темно-красного кирпича.
Поднялась по десяти мраморным ступенькам, с трудом открыла по-прежнему скрипящую дубовую дверь. Народу не так много, видимо, все уже устремились в оперный театр. Тем лучше, пройду спокойно по коридорам, загляну в знакомые аудитории. Вот здесь, на первом этаже, где теперь музей университета, десять лет назад располагалась приемная комиссия. Долговязой выпускницей одной из лучших в городе «английской» школы № 110 я вошла сюда в июле 1989-го, испуганно сжимая в руках белую картонную папочку с тесемочками, куда были вложены все документы для поступления.
Больше всего я волновалась накануне сдачи истории СССР. Год-то 1989-й, разгар перестройки. «Все смешалось в доме Облонских», — как справедливо отмечал Лев Толстой; так и в отечественной истории акценты уже менялись, учебники отставали от жизни, а самое главное, невозможно было угадать, какова политическая ориентация принимающего экзамен преподавателя, демократ ли он, ельцинист или коммунист старой закалки.
Из этой 205-й аудитории второго этажа я вылетела, судорожно сжимая в руках экзаменационный лист с гордой пятеркой по истории. Пятерка вселяла надежду на поступление… В этой же аудитории профессор Артемьев читал свои интересные лекции по римскому праву. Картина дебатов в римском суде стояла у каждого перед глазами.
На последнем, четвертом этаже, в конце длинного коридора, есть узкий служебный ход. Студенты и преподаватели им почти не пользовались, предпочитая широкие пролеты центрального лестничного марша. На третьем курсе я часто сачковала с противных моему сердцу лекций по криминалистике (предмет я обожала, но мне не нравилась рыжеволосая мымра, его читавшая, доцент Сирухулидзе) и вместе со своим верным поклонником Алешкой Тарасовым взбиралась на самый верх служебного хода, к чердаку. Здесь в безопасности мы целовались до синевы на губах всю криминалистическую пару… Но Тарасовой я не стала, а Алешка женился на последнем курсе на вчерашней школьнице Аллочке. Капитан Тарасов служит в ОМОНе областного управления внутренних дел, побывал недавно в Чечне, вернулся из командировки живой и невредимый, с орденом…
Я взглянула на часы. Пора в оперный театр. Уже не предаваясь воспоминаниям, не оглядываясь по сторонам и не читая знакомые и незнакомые фамилии на дверных табличках, я заспешила к выходу. На третьем этаже меня кто-то окликнул:
— Надя, ты ли это?!
Оглянувшись, я увидела молодую темноволосую женщину в ярком красном костюме. Невысокого роста, тоненькая, похожая скорее на девушку-подростка, женщина шла мне навстречу. Она вступила в полосу солнечного света, идущего от окна, и тут я наконец-то догадалась, кто это.
— Ксения, долго будешь жить или богатой станешь, еле тебя узнала!
С Ксенией Переваловой мы учились в одной школе. Правда, она уже заканчивала десятый, а я только-только восьмой класс, но эта разница в возрасте заметна в школе, а в университете возрастные границы стираются. Она училась на филологическом, я на юридическом, но встречались постоянно на общеуниверситетских праздниках, капустниках, КВНах. Как выпускницы одной школы мы старались поддерживать не только знакомство на уровне «здравствуй — до свидания», но и вспоминали часто своих общих знакомых, милых сердцу учителей, юношей из Ксениного класса (один из них, Сашка Крылов, мне очень нравился), словом, мы были не просто знакомыми. Но затем Ксения закончила университет, поступила в аспирантуру, уехала на год по обмену на стажировку в Германию (она взяла темой исследования творчество Федора Тютчева), и наши отношения прервались.
— Рада тебя видеть, Надя! Какими судьбами здесь? — Перевалова не отпускала мою руку.
— Получила приглашение на юбилейный вечер, а перед началом забежала сюда, вдохнуть родимый дух! — объяснила я свое появление в университете.
— Так пойдем в оперный вместе! — предложила Ксения. — Только зайдем к нам на кафедру, я возьму плащ.
Кивнув головой в знак согласия, я зашла вслед за Переваловой в аудиторию, на табличке которой успела прочитать: «Кафедра русской литературы XIX века».
Лаборантка, увидев мою спутницу, протянула ей тонкую папку:
— Ксения Георгиевна, вам Карнухов с третьего курса новую курсовую просил передать.
Перевалова почему-то тяжело вздохнула, подержала в руках папку, словно взвешивая, посмотрела на свою миниатюрную сумочку.
— Оставлю в своем столе, у меня завтра две пары на вечернем, тогда и заберу.
Она надела кожаный плащ, поправила у зеркала прическу и, взяв меня под руку, вышла в коридор главного корпуса.
— Надежда, рассказывай, как твои дела, где служишь, вышла ли замуж, словом, давай, выкладывай все по порядку.
— Служу свободным художником, замуж не берут, ничего интересного, — я растерянно улыбнулась.
— Это как — свободным художником? — переспросила Ксения. — Ты вроде живописью не увлекалась ни в школе, ни в университете?
Усмехнувшись, я вытащила из своей сумочки визитку, подала Переваловой.
— «Фролова Надежда Александровна, частный детектив…» — прочитала моя приятельница вслух. — Боже мой, Надька, ты — частный детектив? — недоумевала Ксения.
— Чем я тебе не нравлюсь? — с картинным возмущением в голосе произнесла я.
— Нет, но в моем представлении частный детектив — здоровенный мужик вроде этого, второго номера «Единства», Александра Карелина. Черный плащ, пистолет в кобуре под пиджаком, зимой и летом черные очки.
— Супермен, одним словом, — снисходительно улыбнулась я своей приятельнице.
— Нет, а как ты задерживаешь преступников? Они же тебя одной левой, — не унималась Перевалова.
— Пистолет у меня в сумочке, черный пояс по каратэ просто не подошел сегодня к моему костюму…
— Вот почему, Надя, ты замуж выйти не можешь, — перебила меня Ксения. — Какому же мужику понравится, что подруга его одной левой перешибить может?
— Резонно, резонно, — согласилась я. — А ты сама как?
— Работаю, коль успела заметить, в родном университете на своей же кафедре, старший преподаватель. Пишу докторскую.
— Как докторскую? — теперь не поняла уже я. — А где же кандидатская?
— Кандидатскую защитила два года назад, — пояснила Ксения.
— И конечно, не можешь выйти замуж. Какому же мужику понравится, что жена все время в библиотеку, в библиотеку, в библиотеку! — съязвила я в отместку за супермена.
— Замужем второй год. А сыну Антошке уже десять лет, он у меня в пятом классе учится… — с гордостью произнесла подруга.
Удивиться и, как говорят, переварить ее сообщение я не успела: за разговорами мы вышли на Театральную площадь. Обилие милиции на подступах к оперному указывало на ожидание vip-персон. В гардеробе, сдавая плащи, мы с Ксенией договорились встретиться в перерыве между торжественным заседанием и праздничным концертом. Заняв свое место в десятом ряду, я с большим интересом стала осматривать гостей торжества. Раздались аплодисменты — это на сцене показались члены президиума. В лицо я знала немногих: вице-премьер федерального правительства Светлана Петренко шла впереди всех, за нею, пытаясь поддержать ее за локоток, вальяжно шествовал наш губернатор Дмитрий Великов, за которым шли ректор университета Евгений Тобольский, его многочисленные помощники, из которых я помнила только проректора по науке Александра Крафта. Колоритнейшая, надо признать, личность. Но о нем позже. Началось торжественное заседание.
Вице-премьер зачитала приветственное послание от Президента страны. Единственный интересный факт, запомнившийся мне за шелухой казенных строчек президентского послания, заключался в том, что наш университет уверенно вошел в шестерку лучших российских вузов. Это вселяло гордость за «альму матер».
Родимый губернатор воздал должное российскому премьеру начала XX века Петру Столыпину, в бытность которого у власти и был основан наш университет, заявил о своей поддержке классического образования. Уже не слушая официальные речи, я разглядывала сидящих в зале гостей. За годы своего существования университет дал стране много нужных специалистов и известных людей, если судить по орденам и медалям на парадных костюмах собравшихся в театре гостей.
Что нас ждет после перерыва? Я взглянула на программу вечера. Так, концерт мастеров искусств. Скукотища. Ладно, объявят антракт, там видно будет.
В перерыве, пробираясь между рядами кресел к выходу из зрительного зала, я заметила ждущую меня в проходе Ксению Перевалову. Она помахала мне рукой, словно желая убедиться, заметила ли я ее. Я кивнула головой и, выбравшись из тесноты кресел, подошла к ней.
— Надя, пойдем, я познакомлю тебя с мужем! — предложила Перевалова.
— Он у тебя однокурсник? Я его знаю? — поинтересовалась я.
— Сейчас увидишь, — почему-то хитро улыбнулась Ксения, взяв меня под руку и направляя к сцене, откуда спускались прямо в зрительный зал члены президиума.
Мы остановились у первого ряда, пропуская идущих навстречу официальных лиц. Когда с нами поравнялись руководители университета, они все стали дружно здороваться с моей спутницей. Это меня несколько озадачило. Но последовавшая затем сцена и вовсе заставила меня оторопеть.
— Ксюша, родная, что случилось? — взволнованно произнес проректор по науке Александр Крафт, целуя руку моей спутнице.
— Все в порядке, Саша, я только хотела представить тебе мою школьную и университетскую подругу Надю Фролову, — улыбнулась Ксения, выводя меня на передний план.
Я подала руку профессору, который так же галантно ее поцеловал:
— Припоминаю, кажется вы учились на юридическом?
— Да, Александр Андреевич, — пролепетала я.
— Саша, ты не против, если Надя поужинает сегодня у нас дома? — невозмутимо спросила Ксения.
— Наоборот, я буду очень рад этому. Только, девочки, начинайте ужинать без меня, Ксюша, ты же понимаешь, после концерта неизбежный ля-фуршет… — Крафт развел руками, как бы говоря: «Ну, что я могу поделать с этим?»
— Тебя привезут? — поинтересовалась Перевалова.
— Да, не волнуйся, транспорт уже есть.
— Тогда я возьму машину? — вопросительно посмотрела на мужа Ксения.
— Конечно! — он вытащил из кармана пиджака ключи. — Не прощаюсь, до встречи дома! — Крафт кивнул нам и, ускорив шаг, догнал ушедших в холл руководителей университета.
Я же с нескрываемым изумлением посмотрела на приятельницу:
— Ксения, профессор Крафт — твой муж?!
Было чему удивляться. Александр Андреевич Крафт давно уже стал легендой не только нашего университета. Офицер-пограничник, получивший в далеком 1969-м году орден Ленина за сражение с китайцами на острове Даманский (представленный к званию Героя Советского Союза тяжело раненный майор, сумевший в бою организовать дружный отпор превосходящим силам противника Звезды Героя не дождался из-за так называемого «пятого пункта», графы национальности в анкете — Крафт по отцу был немец. Командование подсластило горькую пилюлю, комиссовав по состоянию здоровья уже не майора, а полковника Крафта, присвоив тридцатилетнему офицеру внеочередное воинское звание. К 30-летию сражения на Даманском Президент России исправил ошибку своих коммунистических предшественников, и на груди Александра Андреевича засверкала-таки Звезда Героя, только теперь уже России). После выхода в отставку Крафт вспомнил о филологическом образовании, полученном без отрыва от службы во Владивостокском университете.
За полтора десятка лет отставной полковник сумел стать одним из крупнейших специалистов в стране по русской литературе XIX века, его кандидатская диссертация по творчеству Федора Ивановича Тютчева была засчитана ВАКом как докторская. Но Крафт не остановился на достигнутом. Считая, что литература на самом деле является зеркалом истории, филолог взялся за изучение и русской истории XIX века. Когда я еще училась в школе, он именно у нас, в 110-й, апробировал свой тогда еще экспериментальный учебник «Русская история и литература XIX века». Сейчас, на рубеже веков, по учебникам Крафта занимается большинство старшеклассников России. А доктор филологии стал еще и доктором исторических наук за этот учебник.
Директриса нашей школы, Полина Давыдовна Гвонтмахер, заполучила Крафта в школу, подав ему идею написания школьного учебника.
О личной жизни профессора Крафта нам, старшеклассникам, а потом уже и студентам университета было известно немного. Сына Андрея мы часто видели в обществе отца, но кто из нас обращал тогда внимание на малыша? Жену же ученого я не видела никогда.
— Так профессор Крафт — твой муж?! — повторила я свой вопрос стоящей рядом со мной подруге.
— Саша уже три года как академик РАН, — с гордостью произнесла Ксения, поправляя меня.
— По-нашему, это шок, — повторила я слоган популярной рекламы.
— Приедем домой, сядем ужинать, я тебе всю историю нашей любви расскажу, — пообещала Ксения, открывая дверцу бежевой «девятки», припаркованной на стоянке возле оперного театра.
Ехали долго. Ксения вела «жигуленок» осторожно, чувствовался новичок за рулем. Наконец машина остановилась возле обычной бетонной девятиэтажки в одном из спальных районов города. На мой вопросительный взгляд приятельница пояснила:
— Это моя квартира, свою в центре Саша оставил сыну и жене.
Поднялись на пятый этаж. Обычная трехкомнатная квартира постройки середины восьмидесятых годов. Ксения хлопотала с ужином и продолжала рассказ:
— У меня была однокомнатная неподалеку, а когда год назад мы с Сашей наконец-то оформили наши отношения, мы с мамой сделали родственный обмен, она пошла в однокомнатную, а я вернулась сюда, в мамину.
— Ничего не понимаю… Что означает «наконец-то оформили наши отношения»? — пожала я плечами, ожидая от подруги обещанного рассказа.
— Ты помнишь судьбу Федора Тютчева, его отношения с Еленой Денисьевой? — вопросом на вопрос ответила Ксения.
— Смутно припоминаю. Вернувшись в Россию после многолетней жизни в Европе, поэт познакомился в Смольном институте с ровесницей своей дочери, в которую влюбился как мальчишка, — напрягла я свою память.
— Вот именно. И прожили они в гражданском браке четырнадцать долгих лет, до самой смерти Елены. После ее преждевременной гибели поэт создал великолепный цикл любовной лирики, вошедший в его творчество под названием «Денисьевского», — терпеливо объясняла мне Ксюша.
— При чем здесь ты? — допытывалась я.
— Вот с этой лекции о денисьевском цикле, истории любви крупного российского дипломата и юной девушки, годящейся ему в дочери, и началось наше чувство с Сашей. Он читал нам великолепные лекции по истории и литературе XIX века. А там таких удивительных примеров много: Денисьева и Тютчев, Екатерина Долгорукова и Александр Второй. Я тогда по-другому взглянула на профессора Крафта. Мне шел семнадцатый год, ему сорок седьмой. Разница в тридцать лет. Но я ее не замечала. Ждала его уроков как праздника. Смотрела ему в глаза. Могла по глазам угадать его состояние, настроение. Стала на переменках задерживаться в кабинете, разговаривать с профессором, познавать его мир. Мне было очень интересно с ним. Это такой кладезь знаний…
Потом я стала замечать, как, входя в класс, Крафт бросал взгляд прежде всего на мое обычное место и приветливо улыбался мне одними кончиками губ. Так в наши отношения вошла тайна, известная только нам обоим. А объяснились мы окончательно в канун 1987 года. Крафт пригласил несколько десятиклассников на университетский новогодний капустник. Потом были танцы, и на «белом» вальсе я пригласила профессора… — глаза Ксении блестели, чувствовалось, ей было приятно вспоминать далекое уже прошлое.
— Знаешь, как интересно получилось: к Крафту на «белом» танце подошли сразу три девушки. Я, Наташка Яблокова, может, помнишь, в тот год она стала мисс области, такие конкурсы только стали входить в обиход? И еще одна, видимо студентка, я ее не знала, но очень обольстительная брюнетка. Наш профессор протягивает руку мне… Они были в таком же шоке, как ты сегодня, — Ксения заливисто хохочет.
— Потом он провожал меня домой. 30 декабря, канун Нового года. Я попросила его исполнить три моих любых желания. Саша согласился. Первое — сказать правду о том, как он ко мне относится. Выяснила, что я давно ему небезразлична. Но он не хотел приносить страдания сразу трем самым близким ему людям — сыну Андрею, жене, мне. Обещал подавить свое чувство ко мне. Но я уже не могла этого позволить. Мы подошли к моему дому, этому самому. Саша проводил меня до двери. Мы жили вдвоем с мамой, с отцом моим она рассталась давно, когда я была совсем маленькой. Тщетно пыталась устроить свою жизнь. В тот день мама уехала на праздники к своему знакомому в другой город. Поэтому совершенно спокойно я пригласила Сашу в гости. За ним оставалось выполнение еще двух моих желаний… С того вечера он и стал моим гражданским мужем.
— И ты не побоялась? — изумилась я.
— Чего? Стать женщиной? Рано или поздно это случается в жизни любой девушки. У нас с Сашей это было так прекрасно! Он боготворил меня не только на словах, но и на деле. У меня душа поет, когда он ко мне прикасается…
— Я не об этом, Ксения. Как ты не побоялась отдаться женатому мужчине, много старше тебя? А если бы он бросил, отказался от тебя? — уточнила я свой вопрос.
— Я Саше поверила. Он очень бережно относился ко мне все эти годы. За тринадцать лет мне не пришлось сделать ни одного аборта.
— А родила по своей инициативе? — Мне было просто интересно слушать эту необычную женскую историю.
— Да. После школы поступила в университет, закончила первый курс и огорошила своего благоверного желанием иметь ребенка…
— Он что, был против?
— Нет, Саша всегда старается выполнять любые мои прихоти. Ответил просто: «Рожать — так рожать!» И летом 1989-го я родила Антона.
— Кстати, а где он? — поинтересовалась я.
— У мамы. Она всегда подстраховывает, когда мы с Сашей заняты.
— А как твоя мама вообще отнеслась к твоим отношениям с Крафтом?
— Поначалу не одобряла. Нет, не то, что он оказался старше меня на тридцать лет, нет, с этим она смирилась как раз быстро, хотя вздыхала — зять старше ее на три года! Мама боялась, что я так и останусь на всю жизнь просто любовницей, все время приводила себя в пример. Но я убеждала ее, что она одинока, а я любима и рано или поздно стану законной женой Саше. Мама у меня молодец. Только она одна знала, кем мне на самом деле приходится Саша. Мы же вынуждены были скрывать наши отношения долгих двенадцать лет. Без ее помощи я не подняла бы Антона… — Ксения закончила накрывать ужин, разлила в маленькие рюмочки золотистый дагестанский коньяк. — Давай, Надя, выпьем за любовь. Это великая штука, любить и быть любимой!
Мы чокнулись и выпили коньяк, закусив шоколадом и дольками апельсина.
— Ты все-таки дождалась своего счастья? — спросила я, поглощая бефстроганов с картошкой, жаренной в масле.
— Да, дождалась, может, потому, что никогда не торопила Сашу с этим решением. Андрей вырос, закончил школу, университет, женился, только тогда Саша признался во всем жене…
— И какова была ее реакция?
— Антонина Васильевна — замечательная женщина. Саша, кстати, о ней плохо никогда не отзывался. Не знаю, что там у них не заладилось, коль Крафт стал моим… ладно, чего уж там, любовником, будем прямо говорить. Но когда он рассказал жене, что нашему Антону девять лет, она сама подала на развод. Антон сейчас в том возрасте, в каком был его Андрей, когда мы стали близки. Мальчишке в эту пору так нужен отец! Я устала объяснять Антошке, почему наш папа так редко бывает дома и постоянно живет в Москве — это мы с Сашей такую легенду придумали… — моя собеседница помолчала. — Вот так чуть больше года назад я и стала Ксенией Георгиевной Крафт.
— Антону тоже фамилию сменили? — допытывалась я.
— Не пришлось, он у нас с рождения на папиной фамилии, — пояснила Ксения.
Она так и выразилась — «на папиной», а не «на отцовской». Я вспомнила психологию, согласно которой есть жены-дочери и мужья-отцы. Видимо, Ксения и Александр Андреевич принадлежали именно к этим категориям и счастливо совпали в наконец-то оформленном браке. Не могла я удержаться и от чисто женского вопроса:
— Хорошо, Ксюша, тринадцать лет назад, ему — сорок семь, тебе — семнадцать, все понятно. Но сейчас Крафту уже шестьдесят, а тебе только тридцать. Он же стареет с каждым днем…
Ксения расхохоталась мне в ответ:
— Ты о сексе, что ли?! Саша любому молодому сто очков вперед даст. Да ты ж его видела сегодня, разве Крафт выглядит на свой возраст?
Честно говоря, я сама поразилась, как хорошо держался профессор, тьфу, теперь уже академик Крафт. Женитьба на молодой женщине явно пошла ему на пользу!
— У меня, кроме Саши, других мужчин в жизни еще не было, хотя ухажеров, особенно на студенческой скамье, всегда хватало. Но зачем мне другие, коль Саша меня удовлетворяет как мужчина? — вполне резонно заметила Ксюша.
— Ты приводила примеры Тютчева и Елены Денисьевой, Александра Второго и Екатерины Долгоруковой. А ведь у их любви печальный конец: Денисьева умерла, оставив безутешного мужа, а Александр Освободитель погиб, и почти сорок лет вдовствовала Катя… Ты не боишься подобного конца?
Ксения пожала плечами:
— А мне теперь ничего не страшно. Я была счастлива с Сашей, и этим все сказано…
Мы вновь выпили по рюмочке коньяку. По всему было видно, что Александра Андреевича я не дождусь. Засиживаться допоздна неудобно, поэтому после девяти вечера я начала собираться домой.
— Знаешь, приходи к нам в субботу! Двенадцать лет я вела затворнический образ жизни, подруг у меня практически не осталось, а так иногда хочется посидеть, душу излить. Да и Саша будет рад, он очень гостеприимный по характеру, у них с Антониной Васильевной двери почти не закрывались, то дипломники, то аспиранты. С Антоном тебя познакомлю… — Ксеня вопросительно посмотрела на меня.
Мне самой было очень интересно вблизи посмотреть на жизнь этой не совсем обычной семьи, поэтому я «с благодарностью приняла приглашение», как пишут в официальных коммюнике. Суббота — это уже послезавтра, никаких встреч на вечер у меня не было запланировано.
Ксения вызвалась проводить меня до дороги. Но, когда мы вышли из подъезда, к дому подкатил микроавтобус «Ниссан», из которого вышел академик Крафт. Заметив нас, он попросил водителя подвезти меня в центр города. На этом я рассталась со своими старыми-новыми знакомыми.
Пятницу я провела суматошно, как всегда бывает в период творческого простоя — ходила на Центральный рынок, набрала продуктов на целую неделю (обычно я посвящаю этому субботы, но завтрашняя будет занята подготовкой к визиту в семью Крафтов, к академику не хотелось идти кое-как причесанной и одетой), готовила обед — мою любимую дамламу, центральноазиатское блюдо, когда вместе с говяжим мясом на медленном огне тушатся разнообразные овощи — баклажаны, картошка, морковь, капуста; посетила своего парикмахера, а вечером, взяв по дороге домой в частной кондитерской «У Клячкина» мой любимый торт «Наполеон», пила чай, вкушала один за другим кусочки торта, наблюдая, как Леонид Якубович впаривал очередной приз кому-то из игроков «Поля чудес».
На ночь прочитала свежий детектив. Заснула глубоко за полночь, но встала как обычно, в семь утра, поставила чайник на огонь, вынула из холодильника масленку (я люблю мазать на ломтики батона уже слегка размягшее масло, а не только что вынутое, которое, как ни старайся, сколько усилий не прикладывай, ровным слоем все равно никогда не ляжет), сверток с сыром (во вкусах я консерватор, завтрак вот уже полтора десятка лет практически один и тот же — бокал жгучего кофе и четыре бутерброда с сыром) и отправилась в ванную комнату приводить себя в порядок.
Наконец, приняв душ, пахнущая утренней свежестью, я уселась за маленький кухонный столик, взяв в руки пятничную толстушку «Комсомолки». Я доедала третий бутерброд, когда раздался протяжный сигнал городского телефона. Взяла трубку.
— Алло!
— Мне Надежду Александровну пожалуйста! — голос звонившего показался мне знакомым.
— Я вас внимательно слушаю, — проговорила я.
— Это Крафт! — представился мой собеседник. — Надежда Александровна, я прошу вас незамедлительно приехать ко мне.
Если человек, ждущий меня с визитом вечером, просит приехать утром, значит, у него стряслось что-то экстраординарное. Лишних вопросов задавать я не привыкла, но одно уточнение сделать было необходимо.
— Александр Андреевич, вы на Ксениной квартире?
— Да. Координаты помните?
— Конечно. Через час я доберусь до вас. Устроит?
— Раз нельзя раньше, то устроит. Жду вас! — Крафт закончил разговор.
Сердцем или душой, словом, каким-то шестым чувством ощутив опасность, я наскоро расправилась с последним бутербродом, оделась в рабочую одежду — джинсы, кожаная куртка, водолазка, проверила оружие в сумочке, потушила газ, выключила свет и скорым шагом отправилась в гараж выводить мою верную черную «десятку».
За пять минут до назначенного времени я подкатила к уже знакомой девятиэтажке. Поставила машину неподалеку от третьего подъезда. Накинула ремешок сумочки на плечо, посмотрелась в зеркальце дальнего вида. Вышла и заперла «жигуленок». Включила сигнализацию. На всякий случай огляделась вокруг. Ничего интересного — пара старушек традиционно восседала на скамейке у подъезда, юная мамаша с малышом примерно полуторагодовалого возраста прогуливалась по тротуару. Оставшись довольной результатом предварительного наружного осмотра, я вошла в подъезд.
Позвонила осторожным коротким звонком. Дверь открылась очень быстро, словно Крафт заранее приготовился это сделать. Надо будет взглянуть, куда выходят окна и лоджия квартиры, во двор или на проезжую часть дороги.
Ученый помог мне снять куртку, подал тапочки, показал рукой в сторону зала. Удобно устроившись в кресле, я почувствовала на себе цепкий взгляд Крафта, оглядевшего меня, как говорится, с ног до головы. Поежившись под этим не совсем обычным взором, я инстинктивно поправила прическу, водолазку, джинсы:
— Что-нибудь не в порядке, Александр Андреевич?
— Нет, Надя… кстати, вы позволите так обращаться? — профессор вопросительно взглянул на меня. Заметив мой утвердительный кивок, продолжал: — С одеждой у вас все в порядке. Просто я сомневаюсь, сможете ли вы мне помочь…
Воспользовавшись паузой, теперь уже я, в свою очередь, внимательно оглядела профессора. Лицо с коротким ежиком рано поседевших волос выглядело усталым. Мешки под глазами и чуть красные глаза выдавали бессонную ночь. Что совсем необычно, так это небольшая однодневная щетина — Крафт встретил меня небритым! Выходит, у него действительно что-то случилось. Но что?
— Александр Андреевич, давайте о главном. Что произошло? — как можно более доброжелательным тоном произнесла я.
— Ксения пропала… — голос ученого дрожал. Чего угодно, но этого я не ожидала!
— Как… пропала? — переспросила я.
— Не вернулась домой после работы, — пояснил Крафт.
— У нее вчера были две пары у вечерников? — полуутвердительным, полувопросительным тоном произнесла я.
— Откуда вы знаете? — подозрительно заметил хозяин.
— Я же все-таки профессионал и стараюсь вам помочь. Вторая пара у вечерников заканчивается в…
— Десять вечера, — закончил фразу профессор.
— Во сколько Ксения Георгиевна обычно приходила домой? — продолжала я выяснение обстоятельств исчезновения приятельницы.
— Обычно я поджидал ее на машине возле четвертого корпуса и за 30 минут мы доезжали до дома. Но это в тех случаях, когда с Антоном сидела Нина Сергеевна, Ксенина мама. Но вчера она приболела, осталась у себя. Ксения не хотела, чтобы я бросил спящего сына одного, поэтому решила добираться на маршрутке. Это заняло бы около часа, — медленно, тщательно обдумывая каждое слово, рассказывал профессор.
— Следовательно, вы ожидали ее в начале двенадцатого ночи, я правильно поняла? — поглядела я на Крафта, копаясь в своей сумочке в поисках блокнота и авторучки.
— Да, именно так, — подтвердил хозяин.
— Когда начали волноваться?
— Около полуночи.
— Александр Андреевич, а вы уверены, что Ксения Георгиевна провела эти две пары? — поинтересовалась я.
— Разумеется. Опоздай она или не приди на занятия, домой обязательно позвонили бы из деканата вечерников. У них есть наш телефон, — вполне резонно объяснил Крафт.
— Что вы предприняли после полуночи? — я строго посмотрела на ученого.
— Спустился вниз, прошел с фонарем путь от нашего дома до дороги и обратно. Никого не встретив, поднялся к себе. До утра не мог найти себе места, слонялся из угла в угол, кидался в коридор на каждый шорох и шум лифта. На зеркале трюмо в нашей спальне нашел вашу визитку, подумал, что в данной ситуации помочь мне можете только вы. Позвонил вам. Пожалуй, все, — задумчиво пожал плечами хозяин.
— А где Антон?
— Да, совсем забыл, утром, как обычно, в 6.30 разбудил сына, накормил и проводил до школы. Школа тут рядом, через два дома, — вспомнил Крафт.
— У них шестидневка? — уточнила я.
— Да, сегодня все шесть уроков, по полной программе, до часу дня.
— Ребенок интересовался, где мама? — я выжидательно посмотрела на моего бывшего преподавателя.
— Конечно, я объяснил Антону, что мама у бабули, та ведь приболела, — не задумываясь, произнес профессор. Следовательно, так было и на самом деле.
— Вам не приходило в голову, что супруга действительно у тещи? — высказала я предположение.
— Нет, у Нины Сергеевны есть телефон, Ксения не позволила бы себе остаться у мамы, не предупредив меня, — не поддержал мою мысль Александр Андреевич.
— Получается, что, кроме нас с вами, об исчезновении Ксении Георгиевны не догадывается пока никто? — я вопросительно посмотрела на ученого.
— Да, пока никто, — подтвердил Крафт.
— В течение этой ночи вам кто-нибудь звонил?
— После одиннадцати — никто. Вечером состоялся разговор с ректором о моей предстоящей командировке в Великобританию, на международный симпозиум. Звонил старший сын, Андрей. Все. — Профессор выжидательно посмотрел на меня.
— А случайных звонков типа «Это квартира Ивановых?» или «Позовите Таню, пожалуйста!» не было? — задала я очередной вопрос.
— Уже под утро был звонок, я сидел в зале рядом с телефоном, схватил трубку после первого же сигнала, на том конце стояла тишина, я несколько раз произнес: «Алло, алло!». Потом сказал: «Вас не слышно, перезвоните!» — и опустил трубку. Но никто не перезвонил, — вспомнил профессор.
— Теперь главный вопрос, Александр Андреевич! Почему вы не сделали официальное заявление в милицию о пропаже жены? — я смотрела в упор в глаза Крафта, словно желая его загипнотизировать.
— Тут много причин. — Он помедлил. — Во-первых, я не совсем верю в возможности нашей милиции.
— А во-вторых?
— Во-вторых, если бы исчезла Антонина Васильевна, моя первая супруга, я бы незамедлительно сделал заявление в правоохранительные органы. А в нашем случае дело очень деликатное… — он слегка замялся. — У нас такая разница в возрасте… Мне бы не хотелось, чтобы наши имена трепались в уголовной хронике бульварной прессы, у них же свои информаторы в каждом отделении милиции, — профессор щелкнул от волнения костяшками пальцев.
— Резонно, — заметила я. — Это все обстоятельства?
— Нет, есть еще и в-третьих. Если это похищение, то мое обращение в милицию может стоить Ксении жизни! — он побледнел от своего собственного предположения.
Я несколько смягчилась. Но надо было уточнить все детали для выдвижения каких-либо версий.
— Александр Андреевич, я вынуждена не просто вторгнуться в вашу личную жизнь, но и задать несколько вопросов практически интимного характера. Встретившись с вами сегодня вечером, как мы с Ксенией планировали, я бы не посмела, естественно, их коснуться. Но сейчас не та ситуация, чтобы соблюдать такт. Вы согласны? — я вопросительно посмотрела на профессора. Он лишь утвердительно махнул рукой: валяйте, мол.
— Хорошо. За последние дни в поведении Ксении Георгиевны не было ничего необычного? Меланхолии, слез, стрессового состояния, депрессии, наоборот, беспричинного веселья? — я вытащила из сумочки диктофон, показала на него Крафту.
— Пишите, — согласился ученый. — Нет, поведение жены не отличалось от обычного.
— Она употребляла наркотики, алкоголь в больших количествах? — продолжала я дальше раскручивать собеседника.
— Нет, могла выпить коньяк или хорошее красное молдавское вино по праздникам. Только и всего.
— Только и всего, — я повторила последние слова Крафта. — Кто обычно вынимает корреспонденцию из почтового ящика?
— Ксения, она чаще меня бывает дома, — пояснил супруг исчезнувшей.
— Следовательно, при желании она могла скрыть от вас любое послание, адресованное ей лично?
— За тринадцать лет совместной жизни мы не скрывали друг от друга ничего! — в тоне ответа Крафта мне послышалось не только возмущение, но и скрытая злость.
— В тихом омуте черти водятся! — я специально подзадоривала профессора.
— Оказывается, вы очень плохо знаете Ксюшу, а представлялись ее подругой, — уже разочарованно произнес Крафт.
— Александр Андреевич, я же предупредила: на мои вопросы не стоит обижаться. Сыщик как рыбак, чем шире закинет невод, тем больше рыбы, а в моем случае — версий, в него попадет, — я улыбнулась негодующему профессору.
— Извините, Надя! — буркнул он. — Давайте дальше.
— А дальше совсем уж… интимное. У вас в последнее время с саксом все было в норме?
— Вы хотите сказать, способен ли я еще удовлетоврить женщину, вдвое моложе меня? — уточнил профессор. Заметив мой кивок головой, подтвердил: — Способен. Ксения никогда не жаловалась на неудовлетворенность в постели. Любые ее сексуальные прихоти выполнялись.
Я с явным интересом посмотрела на ученого. Дай Бог, если его слова соответствовали истине! А что, если молодая жена, не привыкшая никому жаловаться, просто завела кого-нибудь на стороне?
— У нее были поклонники? Из числа ваших коллег, студентов, в особенности вечерников, там ведь попадаются и солидные люди? Из соседей, наконец…
— Я не ревнивый и всегда оставлял Ксении свободу действий в этом вопросе, но, когда мы поженились и она сменила фамилию, думаю, такая возможность отпала, — высказал свое предположение Крафт.
— Со здоровьем у нее все было в порядке? Эпилепсией, диабетом, гипертонией или гипотонией, сердечно-сосудистыми заболеваниями — словом, теми, которые способны вызвать внезапный обморок, не страдала? — перешла я уже на медицинскую тему.
— Насколько я знаю, нет. Ксения доверяла мне полностью, нет, даже не как отцу, а как матери, я был в курсе ее месячного цикла, к примеру, — пояснил профессор.
— Похвально. Но она нигде не могла подхватить СПИД или венерическую инфекцию? — я заметила, как побагровел Крафт. — Александр Андреевич, этими болезнями можно заразиться в парикмахерской через плохо или вовсе не обработанный инструмент, так что ничего предосудительного о вашей супруге и моей приятельнице я не думаю.
— Нет, хотя оставим такую формулировку ответа: «Ксения не говорила со мной об этих болезнях». Удовлетворяет? — хозяин возмущенно посмотрел на меня, как бы говоря: «Когда же ты сменишь пластинку?»
Сейчас сменю:
— Александр Андреевич, как складывались взаимоотношения Ксении и вашей бывшей семьи?
— Почему вы спросили в прошедшем времени? — Крафт негодовал.
— Извините, по привычке. Итак, как складываются взаимоотношения ваших двух семей, бывшей и настоящей?
— Вполне цивилизованно. Антонина Васильевна, первая супруга, разумная женщина. Мы дружим семьями, если так можно выразиться. Во всяком случае, на днях рождения Андрея, его жены Насти мы бываем все вместе. Антон гордится своим старшим братом, а Андрей опекает его по мере возможности.
— Вы уже дедушка?
— Молодые не спешат заводить детей. Так что я еще просто папа, — горько усмехнулся Крафт.
— А ваши контакты с тещей?
— Мы стали за эти годы хорошими друзьями. Нина младше меня на три года, — повторил Крафт уже известный мне факт.
— Ваше материальное положение в наше столь непростое время? Испытывали ли вы денежные затруднения?
Крафт снисходительно улыбнулся:
— Тираж моих школьных учебников перевалил за миллион. В 2000 году меня ждет годичная командировка в США. Иллинойский университет пригласил нас с Ксенией, меня — читать лекции, ее — на стажировку по теме докторской диссертации. По сравнению с большей частью творческой интеллигенции мы хорошо обеспечены.
— Кстати о докторской диссертации Ксении. Руководителем кандидатской, как я понимаю, были наверняка вы. А кто научный куратор докторской? О чем, если не секрет, исследование?
— Какой тут секрет? На филфаке закрытых тем не бывает. Кандидатскую Ксения действительно писала под моим руководством, тема звучала так: «Денисьевский цикл — вершина творчества Ф. И. Тютчева». Быть научным руководителем ее докторской работы мне по вполне понятным причинам уже некорректно. Руководит профессор Голубкин Сергей Юрьевич, заведующий кафедрой русской литературы XX века. Тема исследования: «Женское начало в русской лирике XIX–XX веков», — пояснил Крафт-старший.
— Работа продвигается без срывов? — уже совершенно по инерции спросила я.
— Да, конечно, ведь я в состоянии оказать любую помощь.
— У Ксении Георгиевны с собой были документы?
— Да, она имела странную, на мой взгляд, привычку, всюду носить с собой свой паспорт. Я удивлялся: зачем? А Ксюша отвечала: «На всякий случай…» Теперь этот случай, кажется, наступил… — голос профессора задрожал.
Нет, его вновь надо приводить в рабочее состояние, иначе бравый полковник расквасится. Повезло же Ксюшке, такого мужика себе отхватила! Но чем бы его огорошить?! Есть, придумала:
— Александр Андреевич, во сколько обычно ложится спать Антон?
— В девять вечера, после «Спокойной ночи». Мы садимся смотреть «Время» на ОРТ, а сын ложится.
— Следовательно, где-то к 22.00 он уже должен крепко спать? — медленно произнесла я.
Профессор среагировал незамедлительно:
— Вы считаете, что это я уложил сына спать, потом, взяв топор, словно Родион Раскольников, отправился к дороге, встретил жену, укокошил ее, тело скинул в ближайший овраг, он, кстати, неподалеку от дома, туда же выкинул топор, вернулся, спокойно лег спать, а утром вызвал вас, чтобы замести следы? — голос ученого дрожал от негодования. Но лучше негодовать, чем раскисать.
— Александр Андреевич, помните советскую телеклассику — «Семнадцать мгновений весны» по роману Юлиана Семенова?
— При чем тут Штирлиц? — не понял Крафт.
— Штирлиц действительно ни при чем. Зато папаша Мюллер как раз к месту. Он утверждал, что верит только сам себе. Так и я. Единственное, что я могу утверждать с достоверностью, так это — что я, частный сыщик Фролова Надежда Александровна, не убивала и не похищала вашу жену и свою приятельницу Ксению Георгиевну Перевалову, она же Крафт. Все же остальное придется доказывать. В том числе и ваше алиби. Ведь, обратись вы в милицию, они наверняка приняли бы эту версию за основную: запутавшись в двух соснах, между старой женой и молодой, вы расправились с последней…
— Ну и нравы у вас! — поежился профессор.
— У них! — уточнила я. — Да, кстати, еще одна сумасшедшая мысль пришла в голову. Деньги с собой у Ксении были?
— В пределах ста рублей. Чтобы была возможность в непредвиденной ситуации вернуться домой на такси или частнике, — недоуменно пояснил профессор.
— Дома у вас сколько обычно лежит наличности?
Крафт явно смутился.
— Хорошо, я в конце концов не налоговый инспектор. Пожалуйста, посмотрите в том месте, где вы обычно храните дома деньги, вся ли сумма на месте! — предложила я.
Александр Андреевич вышел в соседнюю комнату. Через пару минут он вернулся, явно побледневший:
— Не хватает тысячи рублей…
— Выходит, Ксения отправилась на вечерние пары, прихватив с собой тысячу рублей. Рискованно, не правда ли?
Крафт лишь кивнул головой в знак согласия.
— Александр Андреевич, продиктуйте мне координаты вашей тещи, бывшей жены, старшего сына и невестки. Мне придется посетить их в первую очередь…
Когда я закончила записывать адреса и телефоны указанных лиц, Крафт как-то очень жалобно посмотрел на меня:
— Надя, я вас очень прошу, найдите Ксюшу, она для меня все…
— Найдем. Употребляю глагол во множественном числе, поскольку вы станете мне помогать во всем. Договорились?
— Все, что у меня есть, я отдам вам за нее. Только что мне делать?
Я взглянула на часы: 9.37.
— Прежде всего побриться, позавтракать и переодеться в обычный рабочий костюм. Нам с вами придется сегодня поколесить по городу. Вам сделать кофе?
Пока Крафт приводил себя в порядок, я колдовала на их кухне, варя кофе и готовя бутерброды. Он завтракал, а я ограничилась лишь чашкой ароматного напитка.
— У вас нет служебной машины?
— Нет, по штату она положена только ректору и первому проректору. Но я могу воспользоваться своей личной… — профессор вопросительно посмотрел на меня.
— Нет, в таком состоянии не следует. Поедем на моей. Только вначале нам придется посетить Нину Сергеевну, вашу тещу. Надо выяснить ее самочувствие, определить Антона после школы. Потом в центральную диспетчерскую «Скорой помощи», в городской морг — он как раз неподалеку от административного корпуса университета. — Я увидела, как поежился профессор. — Если не найдем следов, надо поднять списки групп, у которых вчера читала ваша супруга, мне нужны адреса студентов, возможно, кто-то живет неподалеку от вас, они могли ехать вместе.
— У вас есть автоответчик? — поинтересовалась я, когда после завтрака Крафт переоделся и появился перед моим взором уже в сером костюме, ослепительно белой рубашке и крепко завязанном галстуке, сшитом из той же ткани, что и костюм.
— Есть. Включить?
Подключив автоответчик, мы закрыли квартиру и спустились вниз, к машине.
Увидев «десятку», академик присвистнул от удивления.
— Неплохо зарабатывают частные сыщики! Куда уж мне со своими гонорарами за учебники…
Ехать пришлось недолго. Я даже не успела изложить Крафту все рабочие версии. Их было множество: несчастный случай, похищение с целью выкупа — чеченский след, ограбление, нападение сексуального маньяка, месть покинутой жены, отмщение старшего сына академика за поруганную семью, даже самоубийство или бегство с более молодым любовником пока нельзя было исключать.
Мне сейчас были нужны только факты. Именно факты, выстроенные в строгую цепочку, позволят откинуть все версии, кроме одной, которая станет основной и требующей окончательного доказательства. Но больше всего мне хотелось найти Ксению живой…
Мы остановились у кирпичной пятиэтажки. Здесь, на втором этаже, по словам Крафта, жила его теща Нина Сергеевна Перевалова. На мою долю выпала нелегкая миссия сообщить матери об исчезновении единственной дочери. Надо быть готовой ко всему, тем более, со здоровьем у пожилой женщины не все в порядке. Как бы в обморок не упала…
— Александр Андреевич, вы ждете меня в машине. Я хочу для начала побеседовать с Ксениной мамой сама. Если вдруг потребуется ваша помощь, я выскочу. Уложиться обещаю за минут тридцать, — пообещала я Крафту, выходя из машины.
Тот кивнул на дом:
— Балкон выходит сюда. Крикните, если что.
Пока я поднималась по лестнице, решала, надо ли мне перевоплощаться в кого-нибудь или говорить прямо, чем я занимаюсь и чего хочу добиться от этой женщины.
На протяжный звонок откуда-то из глубины квартиры послышалось громкое: «Иду, иду!», раздался скрежет замка, дверь широко распахнулась, и на пороге появилась невысокая женщина неопределенного возраста, одетая в коричневый фланелевый халат. Белокурые волосы были аккуратно подстрижены, легкий макияж оттенял всю прелесть не утратившего с возрастом свою привлекательность овального лица, ногти на руках тщательно обработаны, карие глаза внимательно смотрят на меня из-под густых ресниц.
— Здравствуйте, Нина Сергеевна! Вы меня не узнаете? Я — Надя Фролова, Ксенина подруга еще со школы… — пыталась я с ходу расположить к себе незнакомую женщину. Но, кажется, эта уловка — образ закадычной подруги — мне не особенно удалась: женщина молча смотрела на меня. — Ксюша случайно не у вас?
— Нет, она должна быть дома… А что случилось? — наконец произнесла женщина, закончив в упор разглядывать меня.
— Почему обязательно случилось? — удивилась я. — Мне срочно нужна была Ксения, заехала к ней домой, там нет никого, вот и подумала, может, она к вам с утра пораньше забежала, проведать… — я чуть было не ляпнула: — «Вы ведь больны со вчерашнего дня», но вовремя осеклась.
Хозяйка сменила гнев на милость:
— Заходите, Надя!
Пройдя в комнату, я села на указанное мне кресло. Нина Сергеевна расположилась напротив.
— Надя, давайте без обиняков! — женщина пристально посмотрела на меня. — Вы должны были встретиться с дочерью сегодня вечером, а уже с утра начинаете ее разыскивать. Нелогично, тем более для профессионального детектива… Не удивляйтесь, не удивляйтесь, — теперь уже хозяйка успокаивала меня, — Ксюша была у меня вчера, рассказала о встрече с вами, радовалась, что теперь будет хоть с кем словом перемолвиться, у нее-то подруг ее возраста практически не осталось.
— Во сколько дочка была у вас? — уточнила я.
— Да днем, перед тем как Антона забрать из школы. Около полудня. Да, около полудня, — совсем уверенно ответила Перевалова-старшая.
— Нина Сергеевна, почему вы вчера не захотели остаться вечером с Антоном? — в лоб спросила я.
— У меня могут быть тайны? Женские тайны? — обиженно пояснила хозяйка. — Не такая уж я и старая.
Конечно, подумала я про себя, у любой женщины могут быть свои секреты. Возможно, она и дочери не призналась в предстоящем амурном свидании, просто сыграла недомогание. Или Ксении рассказала честно, а та сама выдумала болезнь, чтобы не компрометировать мать в глазах мужа. Кому теперь нужна правда? Как кому, мне лично и нужна. Иначе до истины не докопаться.
— Ваша вчерашняя женская тайна, по-видимому, дорого обошлась единственной дочери! — произнесла я вслух, наблюдая за реакцией Ксениной матери.
— Как это понимать? — глухо произнесла Перевалова.
— Ксения исчезла. Не вернулась домой после работы. Ее нет ни дома, ни у вас, — пояснила я.
Лицо Нины Сергеевны покрылось красными пятнами.
— Господи, я знала, что рано или поздно этим все и закончится… — прошептала она.
— Что и чем закончится? — прикинулась я дурочкой, пытаясь разговорить женщину.
— Да любовь эта ее к Сашке. Ну не пара он ей, не пара! — в сердцах она стукнула кулаком по подлокотнику кресла.
— Конечно, по возрасту зять скорее бы вам подошел. Ему 60 в этом году, а вам, если не ошибаюсь, 57? — я вопросительно посмотрела на хозяйку.
— При чем тут возраст? — возмутилась Перевалова. — Любви все возрасты покорны. Речь не об этом.
— О чем же тогда? — настаивала я.
— Ксюша моя тихая домашняя девочка, примерная мать, а Крафту светская львица нужна, у него ведь постоянно приемы, симпозиумы, брифинги. А он с Ксенией в общество выйти-то стесняется, — она махнула рукой.
— Так стесняется из-за возраста своего, представляете, стоят на приеме, а какой-нибудь незнакомец спрашивает: «Разрешите вашу дочку пригласить на танец!» — высказала я предположение.
Перевалова снисходительно улыбнулась.
— Нет, неравные браки до добра не доводят! — стояла она на своем мнении.
Мне не понравилось спокойствие Нины Сергеевны. Исчезла единственная дочь, а мать даже бровью не повела! Или она знает, что с дочерью ничего угрожающего не произошло, или у Переваловой-старшей черезчур крепкие нервы.
— Сегодня вам придется забрать Антона из школы. У него шесть уроков. Пусть эти два дня побудет у вас. Александр Андреевич будет занят поиском Ксении, — попросила я, объяснив причину занятости зятя.
— Заберу, конечно! — Нина Сергеевна кивнула головой.
— Вот вам мой домашний телефон, — я протянула ей визитку. — Если что вспомните или кто-то позвонит и сообщит о судьбе Ксении, немедленно позвоните. На домашнем стоит автоответчик, он запишет ваше сообщение… — сделав паузу, я решила спровоцировать собеседницу на откровенность. — И будьте бдительны с Антоном. Мы пока не знаем причину исчезновения Ксении. Ее могли выкрасть террористы одной определенной кавказской национальности. Тогда и свобода Антона под угрозой. Не выпускайте его из поля зрения. Не открывайте так сходу дверь квартиры, как вы это сделали мне. При малейшей попытке взлома или нападения немедленно звоните 02!
Я пристально смотрела на Перевалову-старшую. Тень испуга действительно пробежала на ее лице! Выходит, единственного внука Нина Сергеевна любила!
— Может, мне лучше уйти с Антоном к сестре? Ее адрес бандиты наверняка не знают? — как бы вслух рассудила заботливая бабушка.
— Думаю, не стоит. Риск есть, но ведь Ксения может попытаться связаться именно с вами, если ее захватили террористы. Так мы сможем выйти на след, — кажется, я перегнула палку.
Как бы там ни было, раскрываться до конца передо мной Нина Сергеевна не собиралась, по крайней мере пока. Что ж, пора было уходить. Но предварительно мне захотелось поставить «жучка» на ее телефон. Скромно попросив разрешения позвонить, я набрала первый попавшийся номер. Главное было взять трубку в свои руки…
— Странно, никто не подходит… — сделав удивленное лицо, я положила трубку на рычаг и пошла к выходу.
Спустившись во двор и садясь в свою «десятку», я обратила внимание, что Нина Сергеевна в открытую стоит на своей лоджии, наблюдая за мной.
— Заждались? — спросила я Крафта, заводя двигатель.
— Да нет, не особенно. Мысли всякие в голову лезут…
— Чтоб эти мысли выкинуть из головы, мы сейчас с вами посетим два не очень веселеньких учреждения, — трогая машину с места, определила я план дальнейших действий.
Для любого сыщика, как и для журналиста, успех расследования зависит от объема имеющейся по делу информации. Поэтому для начала надо было откинуть простейшие версии — несчастный случай, рядовое ограбление, жертва маньяка. Начать я решила с центрального диспетчерского пункта «Скорой помощи», куда стекаются сведения о всех госпитализированных за сутки больных.
Старшего дежурного врача смены я, по счастью, знала: к Василию Васильевичу мне приходилось обращаться неоднократно.
— Кого в этот раз разыскиваете, Надежда Александровна? — доктор Попов приветливо улыбнулся мне.
— Закадычную подругу. Крафт Ксению Георгиевну, тридцати лет от роду, обаятельную брюнетку среднего роста, среднего телосложения, — назвала я искомый объект.
— Пойдемте на компьютер, посмотрим.
На справочном компьютере «Скорой помощи» больной с такой фамилией не оказалось. Попробовали по безымянным, неопознанным пациентам, вызовам, сделанным милицией. Женщина 25–30 лет с травмой черепа после дорожно-транспортного происшествия доставлена в 23.37 в областную нейрохирургическую клинику! Это что-то определенное!
— Василь Васильевич, а по «труповозке»?
— Серьезный у вас клиент, как я погляжу, — доктор Попов кивнул сидящей возле компьютера оператору, разрешая выйти на файл десятой подстанции «Скорой помощи». Именно ее машины на жаргоне прокуратуры, милиции и прочих спецслужб назывались «труповозками», так как только они доставляли тела умерших, требовавших вскрытия, в городской морг, располагавшийся, к удивлению обывателей, в центре города, рядом с корпусами университета.
Файл «десятки» показал два неопознаных женских трупа, доставленных за минувшие сутки в городской морг. Возраст обеих давался лишь ориентировочно в разбросе от 20 до 40 лет. Негусто, но опознание необходимо провести.
Поблагодарив доктора Попова за предоставленную информацию, я вернулась к машине, в которой меня добросовестно ждал Крафт.
— Александр Андреевич, с чего начнем — с визита в царство мертвых или к пока живой гражданке? — я выжидательно посмотрела на ученого.
— Любые задачи я предпочитаю решать с самой трудной, — уклончиво ответил академик. Поди разбери, что для него трудней — взглянуть на уже остывший труп или на еще дышащее, но находящееся в коме тело? Ладно, буду считать, что тяжелее перенести морг.
— Тогда начнем с морга! — решительно заявила я, включая мотор «Жигулей».
Через несколько кварталов показался искомый объект — неприметное серое двухэтажное здание, расположившееся рядом с громадой нового университетского корпуса. Таких двухэтажных кирпичных домиков сохранилось еще великое множество в центре нашего губернского города С. Построенные в конце XIX — начале XX века, отреставрированные в последнее десятилетие под единую гребенку так называемого евроремонта, они использовались в основном под офисы многочисленных фирм, расплодившихся после мутной воды дикой приватизации, обрушившейся на Россию в начале девяностых годов.
Специфическую принадлежность этой серой двухэтажки к судебной экспертизе выдавали приткнувшиеся на небольшой площадке возле нее катафалки похоронных контор, названия которых черной краской пугали редких прохожих, предпочитавших обходить морг стороной, — «Литургия», «Реквием», «Стена скорби», «Последний путь»…
— Господин Крафт, вы не страдаете сердечно-сосудистыми заболеваниями? — вежливо осведомилась я у своего клиента, пока мы поднимались по ступенькам городского морга.
— Вроде нет, а что? — академик галантно распахнул передо мной тяжелую дубовую дверь.
Войдя в здание, мы сразу же ощутили приторный запах формалина и тот вызывающий с непривычки рвотный эффект запах трупов, несущийся откуда-то из подвала. Крафт непроизвольно сделал глотательное движение, стараясь подавить приступ тошноты.
— Теперь мой вопрос понятен? — усмехнулась я.
Крафт в ответ лишь бессильно кивнул головой в знак согласия. Зная расположение кабинетов, я прошла к двери, на которой значилась табличка «Заведующий городским бюро судебно-медицинской экспертизы». Пожилая секретарша вопросительно посмотрела на нас.
— Тарас Вениаминович у себя? — осведомилась я.
Заведующий любезно принял нас. Грузный широкоплечий мужчина в белом халате, сверкая очками в металлической оправе, подписывая пропуск в подвал морга, поинтересовался у моего спутника:
— Кого потеряли, Александр Андреевич?
Крафт нервно вскинул бровями:
— Откуда вы меня знаете?
— Сын мой у вас на втором курсе дневного отделения учится, многое рассказывает о ваших лекциях, показывал фотографии КВН, вот я и запомнил вас, — спокойно объяснил главный патологоанатом города. Понимая психологическое состояние посетителей своего специфического учреждения, он привык не лезть в душу посетителей. — Спускайтесь вниз, санитары покажут вчерашний товар.
— Их успели исследовать? — спросила я.
— Нет, сами понимате, в первую очередь врачи работают с опознанными клиентами, у которых есть родственники, — заведующий пожал плечами.
Сталкиваясь постоянно по роду своей деятельности с судмедэкспертизой, я действительно была хорошо осведомлена о нравах и таксах, царящих здесь. Родственникам покойного приходилось платить буквально за все и всем — санитарам за мытье и начинение формалином тела усопшего перед выдачей «на руки», экспертам за быструю и качественную экзекуцию, охраннику, стоявшему на воротах, чтобы пропустил катафалк во внутренний дворик поближе к подвалу.
О безымянных трупах забывали порой на несколько дней и начинали заниматься ими только после настойчивых звонков из прокуратуры. Бесхозным покойникам не приходилось рассчитывать на первоклассное обслуживание.
Мы прошли в противоположный конец коридора, где располагался вход в подвальное помещение. Морг губернского города С. разительным образом отличался от подобных учреждений США, широко знакомых нам по сериалу «Секретные материалы». В американских боксах трупы лежат в индивидуальных камерах, в полиэтиленовых мешках, дважды закрытые герметично, что способствует сохранению трупа. В отечественных моргах трупы валяются (другого глагола и не подберешь) на мраморных столах, синие от холода зимой и покрытые бурыми пятнами и дурно пахнущие летом, когда старенькая холодильная камера не справляется с жарой.
Спустившись в подвал, я попросила дежурного санитара показать два вчерашних женских трупа. Молоденький санитар, очевидно, студент соседнего медицинского университета, подвел нас к мраморному столу. Крафт между тем уже вытащил из кармана брюк носовой платок и судорожно зажал им рот. Да, в таком состоянии он вряд ли способен что-то соображать.
Впрочем, даже одного беглого взгляда на обнаженные тела, лежавшие под матовыми лучами люминесцентных ламп, было достаточно, чтобы убедиться: это — не Ксения. Маленькая, хрупкая женщина была убита ударом острого предмета прямо в сердце, рана зияла немного выше левого соска. У второй, грузной женщины, смертельный удар пришелся в затылок. Лица обеих хорошо сохранились, поэтому, с ходу не признав жену, Крафт махнул мне рукой и заторопился к выходу.
Лишь на улице, отдышавшись и смахнув платком со лба капли выступившего пота, Крафт смог говорить:
— Слава Богу, не Ксения… Надежда остается… Вам часто приходится спускаться сюда?
— Когда как, — я пожала плечами. — Иногда по полгода не заглядываешь, а порой пару раз на неделе приходится.
— Сочувствую. Куда сейчас, в нейрохирургическую клинику?
Областная нейрохирургическая больница располагалась на длинной улице, тянущейся вдоль Волги. Четырехэтажное здание, построенное в годы первых сталинских пятилеток, имело лишь один, тщательно охраняемый вход. Сотрудник охранного агентства заставил нас снять верхнюю одежду в гардеробе, только потом пропустил в административное крыло, располагавшееся на первом этаже. Здесь нам не повезло с самого начала. Главного врача по случаю субботы на месте не оказалось. Дежурный администратор, заместитель главного по лечебной части, долго и придирчиво изучал наши паспорта. Благообразный внешний вид Крафта не позволял врачу отказать с ходу или врать относительно запрета посещения реанимации — для опознания безымянных больных родственников пускали и в такие палаты. Но существует удивительный тип руководителей, да что там руководителей, даже мелких клерков, сидящих, к примеру, на посту в тех же больницах и не пропускающих посетителей четко по букве инструкции, — то время приема не подошло, то тапочек не оказалось, а больничные правила их требуют от посетителей, в то время как многие медики спокойно входят в палаты в уличной обуви. Словом, эта категория людей упивается властью, возможностью унизить кого-то из зависимых от них людей.
Вот и сейчас я почувствовала, что терпение моего клиента иссякло.
— Что-нибудь не в порядке, коллега? — яростно играя желваками скул, произнес Крафт.
— Часы приема у нас утром с 7 до 9, а вечером с 17 до 19. А сейчас только… — он взглянул на часы, — около полудня. Да, а в каком смысле коллега? — заместитель по лечебной части поднял невинные голубые глаза на Крафта.
— Мой дядя — академик РАН, — пояснила я за ошарашенного ученого.
Последний аргумент возымел должное действие. На нас напялили белые медицинские халаты и в сопровождении самого зама мы поднялись на четвертый этаж, где располагались операционные и палаты интенсивной терапии.
В одной из таких палат на кровати лежала женщина с перебинтованной головой. Паутина проводов тянулась от ее тела к многочисленным приборам, стоящим рядом с постелью. Кривая сердцебиения выводилась на экране осциллографа. Через трубку, закрепленную на губах, подавался кислород. Глаза пациентки были закрыты.
— Поступила около полуночи по «скорой помощи». Предположительно сбила автомашина в районе улицы Кутякова. Тяжелая черепно-мозговая травма, ночью дежурной бригадой нейрохирургов проделана операция. Вдобавок сломана правая нога, имеются многочисленные ушибы и ссадины. Состояние тяжелое. В сознание больная не приходила, — в полголоса пояснила врач, дежурившая в реанимации.
Я вопросительно посмотрела на Крафта.
— Можно попросить посмотреть тело, голова перебинтована, я не решаюсь сказать с ходу, — прошептал Крафт сопровождавшему нас администратору.
Тот молча кивнул, а медсестра осторожно приподняла одеяло с простыней, прикрывавших тело пострадавшей. В отличие от морга здесь Александр Андреевич осмотрел больную с особой тщательностью.
— Нет, это не она… — наконец прошептал он.
Втроем мы вышли в коридор.
— Не узнали? — вежливо поинтересовался доктор Северинов, как явствовало из укрепленного на его халате блэджа.
— Похожа, очень похожа. Возраст тот же, телосложение примерно одинаковое. Но вот мельчайшие подробности — родинки, отсутствие шрама от аппендицита не совпадают с той, которую мы ищем, — пояснил Крафт мне и врачу.
Попрощавшись, мы спустились к машине, оставленной на стоянке метрах в ста от больницы. Настроение моего клиента улучшилось. Он явно радовался отсутствию жены среди покойников и пострадавших. Меня же это только настораживало и не давало расслабиться. Ведь отсутствие тела не означает, что пропавшая жива. Она вполне могла стать жертвой нападения сексуального маньяка и сейчас покоится где-нибудь на дне оврага, которых много проходит по городской территории, или валяется под сучьями в зеленке — так на языке военных называются рощицы, усеявшие холмы близ города.
— Александр Андреевич, прошло всего лишь 12 часов после исчезновения Ксении. Тело могут обнаружить и сегодня, и завтра. Так что нам с вами завтра к концу дня придется повторить наш поход! — я явно напугала клиента. Во всяком случае Крафт инстинктивно передернулся всем телом.
Подъехали к административному корпусу университета. На втором этаже располагались кабинеты ректора и его заместителей. Секретарь Крафта, высокая длинноногая красавица, завидев шефа, подала ему два листочка бумаги. Взглянув на них, он пропустил меня в свои апартаменты и только там отдал мне эти листки, оказавшиеся списком группы 3 «В» филологического факультета. Двадцать семь фамилий и адресов. Да, многовато.
— Александр Андреевич, можно выяснить, кто из них вчера отсутствовал на занятиях? — попросила я Крафта.
Тот снял трубку телефона.
— Кто это? Маша, Крафт. У вечерников нет никого? Тогда сама открой шкаф с их журналами, найди группу 3 «В». Я сейчас пришлю Наташу. Передай журнал с нею мне на полчасика. Спасибо!
Через минуту моделеподобная Наташа умчалась в соседний корпус к филологам за журналом, а мы пока пили кофе и беседовали на волновавшую нас тему.
— Меня поражает безысходность случившегося, — жаловался академик. — Провела лекцию. Вышла из университета — и все. Исчезла — и никто ничего не видел. Ведь так не бывает.
— Так не бывает, — успокоила я Крафта. — Все равно найдутся свидетели, видевшие, как Ксения Георгиевна садилась в автобус или такси.
Между тем Наташа уже возвратилась с искомым журналом. Так, посмотрим… Уже легче. Из 27 человек по списку на занятиях вчера присутствовал только 21. Я сверила список группы с журналом, поставив жирные галочки напротив фамилий отсутствующих.
— Александр Андреевич, мы расстаемся до вечера. Я поеду по адресам опрашивать всех, кто был вчера на занятиях. Вы же отправляйтесь домой и ждите меня там. Если произойдет нечто экстраординарное — вернется Ксения, позвонит похититель, словом, в этом духе — свяжитесь со мной по сотовому или по пейджеру. Визитка моя при вас? — я взглянула на осунувшееся от забот лицо академика.
— Нет, она осталась дома, — сказал Крафт, проверивший свои карманы.
— Тогда возьмите еще одну, — я протянула академику кусочек голубого картона.
— Только бы она нашлась! — бросил мне вслед Крафт.
Оставив Крафта в университете, я не спешила броситься на дальнейшие поиски пропавшей подруги. Первичный, трафаретный наскок, предпринятый мною сегодня утром по заявлению моего клиента об исчезновении его юной жены, результатов не дал: среди трупов нет, в больницы не доставлялась. Но отрицательный результат, как говорят в науке, тоже результат. Я сама только что заявила академику, что труп могут обнаружить и через несколько дней, это при условии хорошей погоды. Но в моей практике бывали случаи, когда тело исчезнувшего осенью мужчины обнаружили лишь через четыре месяца, в конце марта, после таяния снега в овраге неподалеку от города.
Если предположить худшее — красивая, хорошо одетая молодая женщина стала жертвой сексуального маньяка или грабителя, польстившегося на ее сумочку, то возможен и такой вариант.
Но где могло произойти нападение? От четвертого корпуса университета, где занимаются филологи, до остановки маршрутки, идущей в сторону Ксениного дома, ровно один квартал. Надо выяснить, как она прошла этот квартал, имеются ли свидетели ее посадки в маршрутку.
Наиболее опасен этот участок пути и небольшой отрезок от дороги до дома Крафтов: в начале двенадцатого ночи в нынешней криминогенной обстановке от любого встречного прохожего можно ожидать чего угодно. Следовательно, мне надо найти среди студентов прежде всего тех, кто живет по соседству или хотя бы в одном направлении с пропавшей. Они могли пойти в том же направлении или составить компанию Ксении Георгиевне в самой маршрутке.
Так, проанализируем список. В Промышленном районе, в стороне Крафтов, жило пятеро студентов, присутствовавших на занятиях.
Многовато… Одной не справиться. Придется вновь привлекать на помощь моего кузена Славу Волкова, студента теперь уже четвертого курса Академии права, — так с легкой руки нашего губернатора стал называться бывший юридический факультет родного университета, три года назад отделившийся от «альма матер» и ставший самостоятельным вузом.
Весной он мне очень помог в тогдашнем деле, операции «Шантаж», где пришлось разоблачать неизвестного, требовавшего с моего клиента миллион долларов за видеокассету, смонтированную из его подлинных и мнимых интимных похождений.
При выполнении моего «боевого задания» Слава познакомился с очаровательной девушкой Машей Лобановой, студенткой… Господи, как же я забыла, старею, выходит! Маша Лобанова, теперь уже Волкова, в мае они свадьбу сыграли (вернее, целых две: на малой родине Маши, в деревне, где до сих пор живет ее мама с двумя младшими детьми, и в Ашхабаде, где по-прежнему остаются родители Славы), учится как раз на третьем курсе филфака, правда, дневного отделения!
Вот удача! Маша наверняка знает не только самого Крафта, но и жену. Следовательно, она может помочь в поиске — в понедельник слух об исчезновении супруги Крафта поползет по университету, а женские сплетни — неоценимый кладезь сведений для любого сыщика.
Кстати, к своему стыду, я до сих пор не была в их новой, теперь уже собственной квартире — весенний клиент Игорь Васильевич Шувалов, шантажиста которого ребята помогли разоблачить, от щедроты душевной подарил кузену двадцать тысяч баксов на приобретение жилья. Маша, практичная девушка, уговорила мужа не брать однокомнатную в фенешебельном центре, а за такие же деньги приобрести трехкомнатную на окраине, что они и сделали в конце августа. Новоселье ребята планировали отметить на ноябрьские праздники, но на правах родственницы могу же я посмотреть их собственную «берлогу»!
Время обеденное, суббота, только бы молодые были дома!
Звоню на мобильник, подаренный кем-то из друзей молодых на свадьбе. На счастье, они ответили быстро. Договорились о незамедлительной встрече, и вот я уже мчусь на северную окраину, в так называемый поселок Юбилейный, заложенный с десяток лет назад к семидесятилетию образования СССР.
Вот и кирпичная девятиэтажка, где приобрела квартиру юная чета Волковых. Поднявшись на шестой этаж, вдавливаю до отказа кнопку звонка. Слышится звук открываемой двери, кто-то выходит в общий коридор и отпирает наконец дверь на лестничную клетку. На пороге — Маша, в домашнем спортивном костюмчике, сияющая от счастья своими огромными зелеными глазами. Она с ходу бросается мне на шею, целует, затаскивает в дом.
— Надя, как здорово, что пришли!
Мы заходим в просторный коридор, затем в холл квартиры. Маша помогает мне снять куртку, вешает ее в шкаф, с гордым видом показывает мне сияющую свежей белой краской оконных рам квартиру. Первая серьезная покупка молодых родственников мне понравилась — удобная планировка, все комнаты раздельные, зал громадный, кухня просторная, что еще надо для юной семьи?
— Представляете, все это — только за десять тысяч! На остальные приобрели мебель, сделали ремонт и даже на подержанную «Оку» хватило. Так что мы теперь и с квартирой, и с машиной! — похвасталась Маша.
Нет, кузену просто повезло с этой деревенской красавицей! Кстати, а где кузен-то?
— Я его в магазин отправила после вашего звонка, у нас, как назло, все вино кончилось, — пояснила Маша.
— За бутылкой б что ли? — расхохоталась я.
Маша недоуменно спросила:
— А что, не надо было? Мы так обрадовались, когда вы позвонили…
Хлопнула дверь общего коридора и через секунду-другую на пороге показался сам Владислав Волков. Двадцатитрехлетний красавец-брюнет, со смуглой кожей, поджарый и стройный, также не скрывал радости по поводу моего появления:
— Сейчас мы это дело отметим! — произнес Волков, доставая из черного полиэтиленового пакета бутылку красного молдавского вина «Леди Ди».
Мое любимое! Но, увы, смаковать чудесное вино сегодня не придется…
— Ребята, мне очень жаль, но молдавскую принцессу придется отложить до новоселья! — разочаровала я прелестную пару.
— Надеюсь, ты не заставишь нас отложить до новоселья отбивные, что Маша приготовила на обед и разделишь с нами скромную трапезу?! — высокопарно съязвил кузен.
— Нет, отбивную я смолочу с радостью, но пить сегодня не придется, я за рулем и, предвижу, тебе также придется опробовать свою малютку «Оку».
— Выходит, ты по делу! — сообразил наконец Славка. — А мы-то думали, наша благодетельница приехала провести уик-енд в кругу своих подопечных!
Благодетельницей они называют меня с весны, когда по моей просьбе Слава отправился играть роль богатого туркменского нувориша в гостиницу «Словакия». Там, среди жриц любви, обслуживающих постояльцев, ему предстояло найти девушек, похожих на тех, что были с моим клиентом на скандальной видеокассете. Волков не только нашел некую Светлану, но и встретил среди путан Машу, вынужденную пойти на панель студентку-филологичку из провинции. Их мимолетное знакомство закончилось подачей заявления в загс на третьи сутки и майской свадьбой.
Видя, что парадного обеда не получится, Маша накрыла на кухне. Запивая томатным соком отбивные с картошкой «фри», я рассказала моим добровольным помощникам о сути своего очередного дела.
— Мне кажется, тебя что-то смущает в этой истории! — справедливо заметил кузен.
Чтобы проверить свои предположения, я решила испытать будущего «опера».
— Да, мне не дают покоя две мысли. Первая. Академик — не последний человек в городе и области. Почему он все-таки не обратился в милицию или ФСБ, ведь в обеих конторах у него полно бывших студентов. Попытки объяснить это недоверием к правоохранительным органам и желанием скрыть происшествие от желтой прессы кажутся надуманными. Рано или поздно, но Крафту придется сделать заявление о пропаже жены. Так почему же он тянет, как ты считаешь? — я выжидательно посмотрела на Волкова.
Слава ответил не сразу.
— Тут может быть несколько причин. Крафту известно, что произошло на самом деле. Допустим, молодую жену убила из ревности первая супруга. Академик решил просто-напросто не заявлять пока в милицию, давая преступнику, вернее, преступнице, замести следы, уничтожить улики, скажем, орудие убийства, — заметив мою скептическую улыбку, Волков не унимался. — Что ты смеешься? Убийства на почве ревности — одни из самых распространенных. Я вот недавно читал в «Труде», как один сорокапятилетний подполковник ФСБ привел к себе домой девятнадцатилетнюю девушку, на которой собрался жениться, представить старой супружнице. Сорокадвухлетняя женщина в состоянии аффекта схватила охотничье ружье, висевшее заряженным на стене, и всадила две пули в соперницу! Подполковнику ничего не оставалось, как разоружить свою «старушку» и вызвать милицию.
— Впечатляет! — только и произнесла я. Докончить тираду я не успела. Меня перебила Маша:
— Надя, а если Александр Андреевич сам укокошил Ксению Георгиевну?
Я с изумлением посмотрела на свою юную родственницу.
— Мотивы?
— Пожалуйста. Любил, любил, женился, разлюбил. Запутался в конце концов в двух женах. Уйти от молодой к первой гордость и стыд не позволяют. Стыд — он понимает, что сделает несчастными Ксению и младшего сына, гордость — идти на поклон к первой жене, молить простить, позволить вернуться. А так все просто: жена пропала. Первая жена наверняка по-русски жалостливая женщина, в беде не оставит, да и мальчонку надо воспитывать, без женской руки трудно придется. Вот и весь сказ… — Маша вопросительно посмотрела на меня.
— Машенька, тебе стоит параллельно поступить в Академию права. Чутье есть! — совершенно искренне ответила я.
— Какая же вторая мысль тебе не дает покоя? — поинтересовался Слава.
— Спокойствие Ксениной матери. Ее странное недомогание вчерашним вечером — из-за него она вчера не пришла ночевать к Крафтам и Александр Андреевич не поехал встречать жену, не оставил спящего сына одного (если, конечно, он не убивал Ксению), — я кивнула головой в сторону Маши.
— Дарю с барского плеча еще одну версию, — усмехнулся кузен. — Что, если имеет место действительно убийство из-за ревности, но совершенное матерью потерпевшей вкупе со своим зятьком?
— То есть? — совершенно ошеломленно я смотрела на своего двоюродного братца.
— Да очень просто. Крафт всего на три года старше своей новой тещи. Так? — Слава ожидал моей поддержки и, увидев утвердительный кивок головы, продолжал. — Допустим, теща влюбилась в зятя. Таких случаев масса, когда зятья в сыновья годятся, а тут тем более. В голове тещи и созрел хитроумный план — убрать дочь, зять погорюет с годик, а там его и подобрать можно, она, ты говоришь, женщина еще ничего?
— Женщина она привлекательная для своих лет, но убить собственное дитя ради мужика… Не поверю, — скептически произнесла я.
— Все женщины по натуре хищницы, они редко могут ужиться мирно в классическом любовном треугольнике. Я читал о фермере из Тамбовской, кажется, губернии, который, взяв в жены женщину с дочерью-подростком, через несколько лет стал жить с обеими. И все трое довольны! И у матери с дочерью дети родились от одного отца!
— Не знаю, Надя, поможет ли вам такая деталь, но… В декабре в университете перевыборы ректора, пятилетние полномочия Тобольского истекают, у нас поговаривали, что Крафт собирался выставить свою кандидатуру. Он мог бы рассчитывать на победу: в большом ученом совете у Крафта немало сторонников, — высказала свое предположение Маша.
— Маша, ты хочешь сказать, что исчезновение Ксении заказал Евгений Тобольский?! — поразилась я.
— Исчезновение любимой женщины способно выбить из равновесия даже такого крепкого мужчину, как Крафт. Ему будет уже не до выборов! — продолжил мысль жены Слава.
— Но кто ее убирал, не Тобольский же собственноручно? — спросила я.
— Разве трудно найти киллера? — вполне резонно заметил кузен.
— Проще простого, — подтвердила я. — Тогда ты проверяешь студентов-вечерников вот по этому списку, выясняешь по минутам процедуру окончания лекции, выхода из университета, наличие попутчиков, тип транспорта и так далее, мне ли тебя учить, а я поеду по родственникам Крафта. Встречаемся вечером у… Ладно, ладно, у вас!
— И разопьем, наконец, на сон грядущий пузатенькую! — Волков алчно показал на бутылку «Леди Ди», стоявшую на кухонной стенке.
— Надя, можно, я поеду с Владом? — попросила Маша.
— Конечно, — подтвердила я, а кузен удовлетворенно хмыкнул:
— Ревнует, значит, любит! Да, кстати, студентам можно говорить об исчезновении преподавательницы или пойти по более сложной схеме, пытаться выяснить у каждого, что он делал вчера вечером?
На секунду задумавшись, я разрешила говорить правду: слух об исчезновении супруги Крафта уже пополз по городу — мы засветились в морге и больнице, секретарь проректора носилась с журналом группы, где вела занятия жена, так что же скрывать?..
Мой путь лежал к Антонине Васильевне, первой супруге Крафта.
Старая профессорская квартира находилась в самом центре города, в одном из «сталинских» домов. Подъезд серой четырехэтажки оказался запертым на кодовый замок. Домофона не было видно. Хорошо, что Крафт предусмотрительно назвал мне и номер прежнего телефона. Вытащила мобильник, набрала номер.
— Крафт! — лаконично ответил мне мужской голос.
— Александр Андреевич… — инстинктивно произнесла я, настолько голос был поразительно похож на голос проректора.
— Нет, это Андрей Александрович, — поправил меня мой собеседник. — У отца теперь новый номер, записывайте…
— Андрей Александрович, мне нужны вы или Антонина Васильевна. Я тут внизу, у вашего подъезда, — объяснила я.
— Хорошо, я сейчас спущусь! — лаконично пообещал голос.
Через пару минут коричневая стальная дверь распахнулась. На пороге стоял невысокий молодой человек лет двадцати — двадцати пяти, одетый в синие джинсы и клетчатую рубашку. Вероятно, он больше походил на мать, чем на отца, ибо с первого взгляда академика напоминал мало.
— Вы мне звонили? — Андрей выжидательно посмотрел на меня.
— Если вы Андрей Крафт, то с вами разговаривала я…
— Пойдемте скорее наверх, холодно здесь, — он зябко поежился.
Поднялись на третий этаж. Андрей галантно пропустил меня первой в дверь квартиры под номером 14. Помог снять куртку. Провел в зал.
— Располагайтесь. Мама с Настей ушли к портнихе, вернутся через час-полтора. Я пока чай заварю, — не спрашивая, хочу ли я пить чай, произнес Крафт-младший, тьфу, средний, скоро совсем запутаюсь в этих Крафтах: Александр Андреевич, Андрей Александрович, Антон Александрович…
Между тем Андрей уже поставил на журнальный столик вазу с конфетами, заварной чайник и две чашки.
— Где-то я вас уже видел… — задумчиво произнес он, наливая крепкий ароматный напиток. — Ах, да, вспомнил, позавчера в театре, на юбилее, вас подводила к отцу Ксения…
— Вы следите за отцом? — изумилась я.
— Корректней сказать, за ними обоими, — поправил меня Андрей.
— Ревность? — спросила я, внимательно глядя на него.
— А вы, собственно говоря, кто, чтобы в душу лезть? — жестко спросил Андрей.
Его смуглое лицо налилось пунцовой краской. Хватит темнить, надо выкладывать козыри. Вынув из своей сумочки визитку, протянула ее Андрею.
— Частный детектив? — недоуменно повторил он, вглядываясь в голубой картонный прямоугольник.
— Ксения Георгиевна пропала, Андрей! — сообщила я и теперь сама поразилась реакции молодого человека. Он побледнел так, что естественная смуглость кожи стала практически незаметна. Губы совсем по-детски задрожали.
— Как пропала?.. Объясните толком…
Пришлось объяснять, рассказав все известные мне обстоятельства исчезновения его… Как назвать степень родства Ксении взрослому сыну ее мужа? Мачеха? Ярко сказано. Ладно, остановимся на близкой родственнице.
— Вы были знакомы с Ксенией до ее исчезновения? — спросил Андрей, наконец справившись с собой.
— Да, мы учились в одной школе, а потом и в нашем университете. Ксения только старше меня на пару лет, — пояснила я.
— Так ты… Вы… Из нашей, из 110-й? Тогда… Она жива? — вдруг, словно вспомнив что-то, тревожно спросил меня Андрей.
— Гарантий нет никаких. Мне пока непонятен мотив ее исчезновения. Похожих трупов за истекшие часы не обнаружено, мы уже ездили с вашим отцом в морг…
— Хорошо… — глубоко вздохнув, словно перед прыжком в воду, произнес хозяин. — Я расскажу вам все. Все, что знала до вас одна только Ксения.
Вжавшись в кресло, я приготовилась слушать.
— Отец мой — удивительный человек. Он столько знает… Я с детства окунулся в мир его наук. Рано научился читать, еще до школы, и все вечера просиживал за книгами. Знаешь, — Андрей окончательно перешел на «ты», — я рос таким домашним мальчиком, дом — школа, школа — дом. А когда отца попросили вести полставки в старших классах нашей школы, я вообще возгордился… Что я несу, какую околесицу… — Андрей нервно потер ладонями виски. — Двери нашего дома всегда были открыты для старшеклассников, студентов, аспирантов. Я привык общаться не со своими ровесниками, а с юношами и девушками много старше меня. Но я подрастал, и эта разница постепенно стиралась… — он сделал несколько глотков уже порядком остывшего чаю.
— Лет в тринадцать-четырнадцать начал влюбляться во всех подряд папиных студенток, приходивших к нам. Так однажды и познакомился с Ксюшей. Она была папиной дипломницей. У нас разница на семь лет, мне было четырнадцать, ей — двадцать один год. Она появлялась в нашем доме, такая нежная, воздушная, так пахла, знаешь, как пахнут ее волосы? — Андрей посмотрел на меня.
— Папа нравился многим студенткам, со всеми шутил, смеялся, девчонки все старались со мной заигрывать, только Ксюша не делала этого. Я же под любым предлогом заходил к отцу в кабинет, когда он там работал с Ксенией… Мне ни на кого уже больше не хотелось смотреть — ни на других студенток, ни на своих одноклассниц. Так продолжалось три года. Ксения закончила университет, поступила в аспирантуру, научным руководителем вновь стал отец. Я тогда учился в одиннадцатом, выпускном классе… — Андрей покраснел.
— У меня внутри все пело, когда я ее видел. И тогда я решил признаться Ксении во всем, будь что будет. По справке нашел ее адрес (отчество-то знал, диплом читал), поехал. Подхожу к ее дому, сел на лавочку, дальше ноги не идут, как ватные стали. Отдышусь, думаю, и поднимусь к ней. И вдруг из подъезда выходят отец, Ксения и мальчишка лет пяти-шести. Лавочка, где я сидел, в сторонке, метрах в пятнадцати стояла, меня они не видели. А отец мальчонку на руки поднимает, целует, говорит ему на ухо что-то… Потом отец попрощался, ребенка и Ксению поцеловал, ушел. Они домой вернулись. Подождав минуты три, я все-таки пошел к ней… — он помолчал, воспоминания давались с большим трудом.
— Позвонил и отошел чуть в сторону. Она дверь распахнула и так инстинктивно говорит: «Саша, ты забыл что-то? Ну, хватит баловаться, как мальчишка, выходи…» Я и вышел из-за двери. Ксения так и охнула, об косяк оперлась, стоит ни жива ни мертва. А я ей все и выдал чуть ли не на пороге — что три года по ней сохну, жить без нее не могу. Как, думаю, среагирует?
— И как же, экспериментатор ты жестокий? — я укоризненно покачала головой.
— Всю правду рассказала, с братом моим познакомила. Я один всю жизнь рос, уж не знаю, отчего родители не захотели или не смогли иметь второго ребенка. Словом, увидел Антошку, растаял, готов был Ксении все простить. Я ведь в тот вечер у нее остался… — заметив мой недоуменный взгляд, усмехнулся. — Нет, что ты, не в том смысле. Ночевать-то ночевал, да на раскладушке валялся. Да я бы к ней и притронуться не посмел. Просто мне так худо было на душе, сказал откровенно, что напьюсь где-нибудь вусмерть. А Ксения меня в таком состоянии никуда не отпустила, выпить дала, не до упаду, конечно, но стресс я снял. Отцу сам позвонил, сказал, где я останусь ночевать, чтоб не волновались. Отец ведь и меня до безумия любит. Утром он сам за мной приехал. С тех пор у меня с отцом пять лет своя мужская тайна была. Мама же не знала об отношениях отца и Ксении до тех пор, пока Антон не подрос, а я университет не закончил и не женился. Только тогда отец матери все рассказал. Мама его и отпустила туда… — Андрей замолчал.
«Нет, — подумала я, — Андрей не способен убить Ксению. Уж слишком трепетно он к ней относился. Но кое-какие детали придется уточнить».
— Вы общались с новой семьей отца? — стала задавать обычные в таких случаях вопросы.
— Безусловно. Мы подружились с братом и по мере возможности я стараюсь бывать с ним чаще.
— Отец знал о ваших чувствах к Ксении?
— Нет, это было строго между нами. Отец до сих пор уверен, что я впал тогда в депрессию, потому что открыл его измену.
— У Ксении были враги?
— Завистницы были и есть всегда, особенно когда они зарегистрировали свои отношения официально.
— Андрей, я вынуждена вторгнуться в вашу частную жизнь, но без этого вопроса мне не понять многое. Ваш отец больше десятка лет скрывал от окружающих свои отношения с Ксенией. Вы ничего не скрывали эти годы от него? — я пристально посмотрела ему в глаза.
— Вы хотите сказать, не были ли мы любовниками с Ксенией? — он ехидно усмехнулся.
— В жестком варианте именно так.
— Нет, не были. Спать с собственной мачехой — нет, я на такое не способен. К тому же я очень уважаю отца. Он сделал свой выбор, следовательно, он прав, — Андрей пожал плечами.
— Ваша жена, Настя кажется, вы так сказали, она не могла почувствовать, что вы любите другую женщину?
Андрей с удивлением посмотрел на меня, будто я сказала нечто экстраординарное:
— Разве это возможно?
Наивный, он даже не предполагал такое!
— Вчера вечером вы все трое были дома?
— Настя ночевала у своих родителей, а мама — у закадычной подруги. Обе приехали утром, — пояснил Андрей.
— Вместе или порознь? — уточнила я.
— Порознь. Первой вернулась Настя, рано утром. Около десяти часов вернулась мама.
— Тебе ничего не показалось подозрительным в их поведении утром?
— В смысле? — вновь не понял Андрей.
— Они не нервничали? Тревожно поглядывали на часы, вздрагивали от каждого звонка телефона…
— Нет. Когда пришла мама, они сразу принялись готовить обед, потом собрались к портнихе — мама души не чает в Насте, у нее никогда не было дочери, поэтому обхаживает ее, как может. А Настя в то утро была вообще в ударе — у нас с ней до прихода мамы было такое… Словом, ты понимаешь, — Андрей мечтательно улыбнулся, потянулся всем телом, вспоминая, очевидно, утренний секс с юной женой.
Стоп! Меня тут словно током ударило. А что, если Ксению убрала… жена Андрея! Узнала про его чувства, выследила, подвезла — Ксения без опаски села в машину, за рулем которой находилась родственница, а по дороге застрелила, стукнула тупым предметом, потом увезла за город, сбросила куда подальше. Вернувшись же домой, с наслаждением отдалась мужу, прекрасно зная, что соперниц теперь нет…
— Андрей, ваша жена водит машину?
— Да, у ее родителей «шестерка», Настя с детства сидит за рулем… А что? — Андрей явно встревожился.
— Пока абсолютно ничего. По какому поводу ваша жена вчера ночевала у родителей?
— Мы несколько повздорили накануне, вот и весь повод. Настя сорвалась и уехала.
— Во сколько это было?
— Около семи вечера. Да, кстати, именно вчера вечером Настя и нервничала.
— Вы уверены, что супруга ночевала именно у своих родителей?
— А где же ей ночевать? Она всегда там ночует, когда бзык в голову ударит, — не сомневался Андрей.
— Вы не звонили ей туда вечером? — уточнила я. — Зачем? Я выдерживал характер.
Мы оба помолчали. Каждый думал о своем. Неужели удача негаданно сама плывет в руки? Что-то уж больно легко и просто. Впрочем, все гениальное просто…
В это время послышался шум открываемой двери. Андрей, оставив меня, вышел в коридор.
— Мама, у нас гости. К тебе.
Пока Андрей встречал своих домашних, я успела прикрепить прослушку к журнальному столику.
В зал вошла удивительно стройная для своих лет женщина в сером костюме, с короткими стрижеными волосами, красивая своей золотой осенней красотой.
— Антонина Васильевна! — она крепко, по-мужски подала мне руку.
Представившись, я попросила разрешения на приватную беседу.
— Мама, мы съездим к Настиным родителям! — предупредил Андрей, целуя мать.
Закусил удила парень, подумала я, глядя, как собирается и уходит молодая чета. Решил с ходу проверить мою версию о причастности жены к исчезновению мачехи. Интересно, что он станет делать, коль моя версия подтвердится?
Наконец молодые закрыли за собой входную дверь. Антонина Васильевна выжидательно посмотрела на меня.
— Я — частный сыщик и по поручению Александра Андреевича занимаюсь делом об исчезновении Ксении Георгиевны, — честно объяснила я свое вторжение в их дом.
— Не поняла? О каком исчезновении идет речь? — спутница большей части жизни Крафта недоуменно пожала плечами.
— Вчера Ксения Георгиевна не вернулась поздно вечером домой после занятий в университете, — коротко пояснила я сущность дела.
— И вы, конечно, уверены, что это я ее укокошила? — совершенно неожиданно Антонина Васильевна расхохоталась мне в лицо.
— Я не столь наивна, как вы думаете. Поговорить с вами мне надо в любом случае, я просто обязана отработать все версии. Тем более, как мне удалось выяснить, прошедшую ночь вы провели вне дома, — я решила припереть бывшую жену «к стенке».
Но не тут-то было! Новая порция смеха была брошена мне в лицо:
— По-вашему, я должна отчитываться перед собственным уже женатым взрослым сыном, где и с кем я провела ночь?!
В логике ей не откажешь. Попробую взять на испуг:
— Перед сыном вы действительно отчитываться не обязаны. Но мне вы должны сообщить все данные человека, с которым вы коротали вчерашнюю ночь. Этот мужчина должен будет подтвердить ваше присутствие у него. В противном случае у вас нет алиби и вы автоматически становитесь основной подозреваемой в деле об исчезновении нынешней жены вашего бывшего мужа. Мотивы преступления налицо: месть покинутой жены. Старо как мир. Любой прокурор со спокойной совестью выступит с обвинительным заключением… — я вопросительно посмотрела на хозяйку дома, желая убедиться, дошел ли до нее смысл моих слов.
Но Антонина Васильевна спокойно держала паузу. Что ж, придется вновь менять тактику.
— Поймите правильно, Антонина Васильевна, — тут я положила свою правую ладонь на ее руку. — Пропала молодая женщина, которая вам в дочки годится. Мне надо найти ее во что бы то ни стало, живой или мертвой. Лучше, конечно, живой. У Ксении есть мать, ваша ровесница. Она и… (я осеклась, соображая, как бы поделикатней отозваться о Крафте, которого его бывшая супруга может просто-напросто ненавидеть) Александр Андреевич сейчас места себе не находят. Версий о причинах исчезновения Ксении множество. Из них верной неизбежно окажется только одна. Чем раньше я отмету ложные посылки, тем больше у меня шансов найти девушку живой. Если она, конечно, на самом деле еще жива… Да в конце концов, Антонина Васильевна, эта девочка не виновата, что влюбилась в Крафта, а он ответил ей тем же! Нельзя ее ненавидеть за это, она была еще ребенком…
— Вам легко рассуждать, Надя, — горестно улыбнулась женщина, — вашу семью, видимо, обошла подобная ситуация. Ваши родители живы? — неожиданно спросила хозяйка.
— Да, к счастью! — подтвердила я.
— А сколько им лет? — поинтересовалась Крафт.
— Маме 47, а отцу 52.
— Они живут вместе по-прежнему? — не отступала Антонина Васильевна.
— Конечно…
— Если вечером ваша мама сообщит вам, что отец решил уйти из семьи к 22-летней девчонке, еще моложе вас, как вы станете относиться к этой… У меня не хватает слов, чтобы более корректно назвать девицу, соблазнившую вашего отца… мужа моего, то есть совсем запуталась я в примерах. Ну, вы понимаете, о ком я говорю, — Крафт тяжело вздохнула.
— Прежде всего я попытаюсь выяснить, чего отцу не хватало дома. Но меньше всего я стану винить ту девчонку, к которой уйдет отец. На ее месте могла быть любая, — я пожала плечами.
— Да что вы заладили, любая, любая… Вы сможете соблазнить Крафта через полгода, год, если Ксения действительно пропала? — хозяйка в упор посмотрела на меня.
— Нет, — чуть подумав, ответила я.
— Видите, вы не любая. Слава Богу!
— В свою очередь, и я хочу убедиться, что вы не обычная сварливая и ревнивая пожилая женщина, от которых с легкой душой уходят их еще моложавые мужья, что вы не способны на преступление пусть даже во имя любви. Своей любви. Вы же до сих пор любите Александра Андреевича, и, как это ни печально, никакого мужчины вчера не было. Вы действительно провели вечер и ночь у закадычной подруги, которая есть у каждой из нас. Наверняка захотелось поплакаться в жилетку, рассказать о своих чувствах, спросить совета. А исчезновение Ксении в этот роковой для нее вечер — чистое совпадение. Я только хочу в этом убедиться, — рефреном повторила я про вполне дружескую цель своего визита в этот дом.
И я не лукавила в этот раз. Глядя на Антонину Васильевну, я вдруг действительно представила свою маму на месте этой обманутой женщины. Мне наверняка будет безмерно жалко маму в подобной ситуации. Следовательно, мне жалко и Антонину Васильевну.
— Подругу зовут Ира. Ирина Евгеньевна Кошелева. Записывайте адрес и телефон. Позвонить можете прямо сейчас, чтобы не оставалось никаких сомнений… — она вдруг отвернулась в сторону. Нервы женщины не выдержали, на глазах показались слезы.
— Антонина Васильевна, расскажите о Крафте, о вашем знакомстве, как встретились, полюбили… — тихо попросила я.
— Вам это действительно интересно? — искренне удивилась хозяйка.
— Конечно. Вдруг в этом кроется тайна пропажи его второй жены? — предположила я.
— Третьей, — поправила меня Антонина Васильевна.
— Как третьей? — пришло время удивляться мне.
— А вот так. Когда мы познакомились, мне было уже 25 лет, а ему 30. Я ведь медсестрой служила в госпитале, в Благовещенске, куда доставили тяжело раненного пограничного майора. Ему сделали операцию, вытащили все пули. Пришел в себя. Я все удивлялась: старики его приехали, по очереди дежурили у постели, пока он плохой был. А жены не было, хотя на правой руке майор носил обручальное кольцо. Потом как-то вечером с мамой Сашиной поговорили по душам, она и рассказала. У Саши была жена, он женился еще в училище, в Алма-Ате. Детей у них не было, вот она и ударилась во все тяжкие, словно проверить хотела, кто виноват. Изменяла налево и направо. В конце концов бросила Сашу и уехала в Белоруссию с каким-то подполковником-ракетчиком. Это случилось года за два до подвига Крафта и его ранения. Меня жизнь тоже потрепала до встречи с Сашей. Замужем, правда, официально не была, но жила с одним… — рассказчица прервалась на секунду, глотнув порядком остывшего чаю.
— Когда Саше лучше стало, старики его уехали. Они в деревне под Саратовом жили, знаете, там была колония обрусевших немцев еще со времен Екатерины Великой. Весна, огород надо сажать, готовиться к приезду сына после выздоровления. Я по ночам дежурила, с пяти вечера до девяти утра. Сашу в отдельную палату положили, мы ее «люксом» называли. Его же к Герою представляли. Нам, сестричкам, наказывали проявлять к нему особое внимание. Да я и без приказа любила к нему заглядывать вечерами, когда все сделаешь. Сяду в его палате и разговариваю с ним вечера и ночи напролет. Он ведь столько знает! Вечер за вечером, чувствую, мне без него невмоготу. Дни отдыха мне годами казались. Я любой предлог находила, чтобы в свои выходные к нему заглянуть. Так что после выписки к родителям его за благословением мы вдвоем поехали… — она улыбнулась чему-то хорошему, оставшемуся в далеком прошлом.
— Саше я за все благодарна. Это он из меня врача сделал. Когда его из пограничников списали, решил, как отрезал: поступать учиться будем вдвоем, он в аспирантуру, а меня заставил в медицинском учиться. Вот почему у нас Андрей так поздно родился, я уже институт заканчивала, только тогда позволили себе ребенка… — Антонина Васильевна смолкла на несколько секунд, собираясь с мыслями.
— Жили хорошо, он души в Андрее не чаял. Да и меня, как мне казалось, любил. Что Крафт может увлечься кем-то, я даже не предполагала. Его ведь постоянно окружали студентки, аспирантки. Глазки, конечно, строили, не без этого. Но мой был стойким… Я, по крайней мере, так считала. А потом оказалось, что есть эта девчонка… Нет, я врач и все понимаю, мужики стареют позже нас, им молоденьких подавай. Ну и спал бы с кем попало, мало ли желающих. Так нет же, влюбился как мальчишка…
— Может, Антонина Васильевна, это к лучшему, что не стал пачкаться случайными связями, а 13 лет с одной? — осторожно спросила я.
— Я как-то не задумывалась об этом, — просто сказала моя собеседница после некоторой паузы.
— Выходит, это не просто физиология, о которой сейчас пишут во многих газетах. Читали, вероятно: юные девушки во время полового акта выделяют на грудях особые гормоны, благотворно действующие на мужчин, буквально омолаживающие пожилых партнеров, восстанавливающие ритм сердечной деятельности, вот и кинулись наши знаменитости — Евтушенко, Табаков, Казаков и прочие — на молоденьких. Если бы Крафт был из их плеяды, он расстался бы с Ксенией лет через пять. А они до сих пор вместе, — честно говоря, мне самой понравилась выдвинутая мной теория, объясняющая связь подруги и клиента. Впрочем, я была уверена, что так было и на самом деле.
— Они не расстались только потому, что эта… — после многозначительной паузы Антонина Васильевна интеллигентно продолжила, — молодая особа забеременела, а мой супруг… бывший, разумеется, оказался честным и порядочным по отношению к ребенку человеком, не допустившим, чтобы мальчик рос без отца.
— К мальчику вы хоть относитесь без предубеждения? — из чисто женского любопытства поинтересовалась я. — Они ведь назвали его достаточно символично — Антоном.
— Антошку я обожаю, — хозяйка впервые расцвела настоящей искренней улыбкой. — Не могу я к детям по-другому, педиатр все-таки. Ксения подметила, что я к Антону как к родному сыну отношусь, без всякой опаски и с Андреем отпускает, и меня приглашает лечить сына, чуть только Антон чихнет.
— Так это просто замечательно, — я снова дотронулась до руки хозяйки. — Жизнь настолько непредсказуема, неизвестно, что с Ксенией, а у вас с Антоном уже контакт налажен…
Крафт внимательно посмотрела на меня. Она явно искала в моих словах какого-то подвоха. Но его не было. Я только предположила, что в случае негативного исхода моих поисков и возможной гибели Ксении ее сын не останется без материнской опеки. Да и куда тогда деваться Александру Андреевичу?
— И все-таки это не я виновна в исчезновении Ксении, — убежденно произнесла хозяйка дома. — Я не просчитывала ситуацию на столько ходов вперед, как это сейчас сделали вы. И потом, я сторонница старой доброй истины: на чужом горе своего счастья не построишь.
— Хорошо, я верю вам. Но тогда такой вопрос: вы давно видели Ксению?
— Неделю назад, Антошка жаловался на боли в желудке, как поест в школьной столовой, так мучается, Саша просил меня заехать, посмотреть сына, тогда и видела, — вспомнила хозяйка.
— Вы не заметили ничего необычного в поведении Ксении или Александра Андреевича? Нервозности, ссоры в семье по какому-то поводу не было?
— Вроде ничего экстраординарного я не увидела. Хотя они оба достаточно умные люди и не стали бы при мне выяснять отношения друг с другом. И потом, Надя, Саша просто боготворит эту девчонку. Не знаю, чем она его приворожила, но это так. Поэтому семейных ссор в привычном понимании слова у них просто нет… — она развела руками.
— У вас хорошие отношения со снохой? — я резко сменила тему разговора.
— Ну и скачки у вас, — не выдержала и Антонина Васильевна. — Настю я очень люблю. Мне всегда не хватало дочки… — глаза собеседницы вдруг стали влажными. — Поэтому я так нежно и отношусь к Насте.
— Извините за вторжение в личную жизнь, но что вам мешало после Андрея родить второго ребенка? Возможно, была бы дочь? — наивно предположила я.
— Возраст помешал. Андрея я родила в 32 года. Его поднимать надо. А если еще и второго, то когда работать, врачом настоящим становиться? После сорока? Это я тогда так рассуждала, — попыталась улыбнуться доктор Крафт. — Сейчас бы наплевала на все и решилась еще на одного ребенка. Но прошлого не вернешь. За все приходится платить… — как-то мрачновато произнесла хозяйка.
— Вам известно, что ваша сноха сегодня также не ночевала дома? — в лоб спросила я.
— Н-нет… — даже чуть заикнувшись от волнения, ответила собеседница. — Я возвратилась около десяти, дверь открыла своим ключом, дети были в их спальне, мне казалось, они зря без меня времени не теряли…
— Настя вернулась рано утром, около семи. Так утверждает ваш сын. С ее слов, она ночевала у своих родителей. Но так ли это, пока неизвестно.
— Но какой повод у моей снохи убивать свою… вторую свекровь, что ли? — недоумевала Антонина Васильевна.
Я-то знала, что такой, и весьма банальный, повод — ревность — существовал. Но сказать об этом хозяйке дома я не решилась.
— Вообще довольно странно. В центре города в десять часов вечера исчезает молодая привлекательная женщина. И почему-то у всех ее ближайших родственников нет абсолютного алиби на это ночное время! — заметила я.
— Не понимаю, поясните, пожалуйста! — попросила Крафт.
— Дома не ночевали трое: вы, ваша сноха и даже мать Ксении. Алиби вашего бывшего мужа и вашего сына с абсолютной точностью установить невозможно. Настя не ночевала дома, следовательно, никто не подтвердит, что Андрей не покидал квартиры. Антон спал и не мог видеть, отлучался ли из дома отец. Не говоря уже о Нине Семеновне, Ксениной матери… — я устало махнула рукой.
— А в результате никто из нас виноватым не окажется! — усмехнулась моя собеседница.
Интересные родственники попались у Ксении, каждый что-то явно знает, но не спешит рассказать об этом мне. Ментам, фээсбэшникам или прокурорским гораздо легче. Перво-наперво заставят свидетелей подписать ознакомление об ответственности по статье 307 Уголовного кодекса РФ о даче заведомо ложных показаний, по статье 308 — об ответственности за отказ от дачи показаний — и готово, напуганный свидетель в большинстве случаев выдает все, что знает. Нам, частникам, приходится бить на сознательность свидетелей или припирать их к стенке неопровержимыми доказательствами. Последнего у меня нет, к сожалению, ни на одного подозреваемого. Пока лишь одни косвенные улики. Трое не ночевали дома, двое не могут предъявить доказательств своего алиби.
— Антонина Васильевна, если вам что-нибудь станет известно об этом деле или вы что-нибудь вспомните из забытого сейчас, позвоните мне в любое время суток, на мобильник или домашний, я буду рада выслушать вас, хорошо? — я вопросительно посмотрела на хозяйку, протянув ей голубой кусочек картона — свою визитку.
— Хорошо! — она взяла карточку. Мы распрощались, оставшись каждая при своем мнении друг о друге: я подозревала Антонину Васильевну в неискренности, а она меня — в явной предвзятости или, того хуже, в некомпетентности.
Спустившись вниз, к машине, я устало опустилась на ее удобное сиденье. Закурить, что ли? Взглянула на часы: 16.36. Да, вот и день прошел. А дело не сдвинулось с мертвой точки. Вся надежда остается на кузена с Машей, которые сейчас мотаются по адресам студентов из группы 3 «В» филфака, восстанавливая по минутам события вчерашнего вечера. Раньше 20.00 дома они не окажутся. Следовательно, у меня есть время отработать еще одну версию.
Таинственное исчезновение юной жены почтенного академика пришлось на тревожную осень, когда взрывались многоэтажные дома в Москве, Буйнакске и Волгодонске, гремела антитеррористическая операция в Чечне. Наш город эти взрывы, слава Богу, миновали, но еще летом неизвестные похитили двенадцатилетнюю школьницу — дочку известного в регионе предпринимателя. Хотя поиском ребенка занимались все правоохранительные структуры области и федерального центра, найти ее с ходу не удавалось.
Бандиты требовали от отца два миллиона долларов — сумму явно запредельную даже для этого далеко не бедного человека. Нить подозрений тянулась к кавказской мафии. Вот почему я на всякий случай решила выяснить у своих источников причастность криминального элемента кавказской национальности к делу моего клиента.
Около года назад мне довелось помочь дочери местного кавказского авторитета, владельца завода по производству водки и других алкогольных напитков Вахи Бадаева. Девушку преследовал по Интернету неизвестный злоумышленник посланиями на сексуальные темы. Попытки специалистов отцовской компании вычислить компьютерного хулигана обычными техническими способами результатов не дали. Тогда Вахе кто-то посоветовал обратиться ко мне. За неделю мне удалось выйти на необычного хакера, оказавшегося маниакально больным сотрудником фирмы, поставлявшей компьютерную технику.
Что сотворили с ним гориллы Бадаева, мне неизвестно. Но после этого случая надежная «крыша» кавказской мафии мне была обеспечена. Ваха просил обращаться к нему без церемоний в любое время и грозил убрать всякого, кто осмелится встать на моем пути.
Без колебаний я набрала номер его мобильника. На просьбу встретиться пятидесятилетний чеченец ответил незамедлительным согласием, с ходу пригласив отужинать с ним в «Рице» — небольшом ресторанчике в центре города, принадлежащем кому-то из абхазцев.
Многие обычаи кавказцев — помощь близким и дальним родственникам, а то и просто соплеменникам, уважение стариков, воспитание молодежи в безусловном подчинении старшим — мне нравились не только своей веками выверенной необходимостью, но и нравственными корнями. Что касается обывательских страхов о беспредельной жестокости кавказцев, обычае кровной мести, так разве среди русских или других славянских народов моей Родины не встречаются отморозки, убивающие, насилующие, грабящие простых людей безо всякого разбора с гораздо большей жестокостью, чем кавказцы?
Так рассуждала я по дороге домой, где мне пришлось срочно переодеваться под ресторанный стиль. Машину я поставила в гараж, прекрасно понимая, что в «Рице» мне придется уступить кавказской настойчивости Бадаева и выпить фужер-другой хорошего вина. За обратную дорогу я не беспокоилась: Ваха — истинный джентльмен и доставит меня в любую точку города.
Ровно в шесть вечера я вышла из такси на улице Грибоедова, где располагался искомый ресторан.
На удивление легко распахнув, казалось, массивную дверь, я столкнулась с вышибалой, одетым в традиционный горский наряд. Оценивающе оглядев меня, он вдруг преградил мне путь:
— Одиночек не обслуживаем. У нас порядочное заведение.
Интересно, он что, принял меня за «ночную бабочку»?
— Меня ждут! — кивнула я на выходящего из зала в вестибюль Ваху — импозантного седовласого мужчину в дорогом итальянском костюме, ослепительно улыбающегося и протягивающего мне букет алых роз.
— Пшел вон! — сквозь зубы бросил он вышибале, поцеловал мне руку и принял мое демисезонное пальто.
Вышибала теперь уже с нескрываемым интересом смотрел в нашу сторону. На его лице был написан немой вопрос: «Кто же эта девчонка, перед которой раскланивается сам Ваха?» Я откровенно расхохоталась, глядя на швейцара.
— Что смеешься, дорогая? — с характерным кавказским акцентом спросил всесильный Ваха, отдавая мое пальто подскочившему гардеробщику.
— Анекдот вспомнила. Брежнев очень любил сам водить машину. Однажды он говорит шоферу: «Давай поменяемся!». Так и едут по Москве, Брежнев за рулем, а водила — за пассажира. Один гаишник говорит другому, проводив эту машину: «Е-мое, кого же они везут, если сам Леня за рулем?» Так и сейчас, швейцар от любопытства помирает, кого это ты принимаешь?
Ваха в свою очередь расхохотался. Надо заметить, с самого начала нашего знакомства он просил называть его только на «ты», объясняя, что вежливое «вы» заставляет его чаще вспоминать о своем возрасте. Галантно подав мне руку, он провел меня в глубь зала, где виднелись двери отдельного кабинета.
Бадаев сегодня был явно в ударе: стол ломился от закусок — красная рыба, язык с овощами, черная икра, грибочки во французском соусе, лангусты по-бразильски. О бутылках я уже молчу.
— По какому случаю такое великолепие? — хитро улыбнулась я, усаживаясь на вежливо подвинутое мне лично Бадаевым кресло.
— Обижаешь, Надежда! — широко развел руками водочный король и предводитель местной чеченской диаспоры. — Это пшик по сравнению с моими возможностями. Ты просто неожиданно позвонила…
С минуту он молча накладывал в мою тарелку салаты и закуску. Зная, что я пью, лично откупорил бутылку красного вина, налил в мой фужер. Себе плеснул коньяк и налил в фужер боржоми.
— Арабы больше всего на свете ценят красоту лошади, а потом уж красоту женщины. Мы, кавказцы, прежде ценим красоту женщины, а потом уже лошади. Поэтому и живем дольше арабов. За твою истинно горскую красоту, Надежда! Чтобы ты была рядом со мной еще по крайней мере целый век! — мы чокнулись хрустальными фужером и рюмкой.
Я смаковала букет ароматного вина:
— Ваха, зачем ты пожелал мне сто лет жизни? Видел, недавно показывали по телевидению Изабеллу Юрьеву, певицу русскую, ей в сентябре сто лет исполнилось. Махонькая, сухонькая, страшненькая…
— Надя, дорогая, пока ты подрастешь, изобретут эликсир молодости, я его тебе подарю, и в сто лет ты будешь выглядеть как сегодня! — улыбался Бадаев.
Прекрасно зная обычаи кавказцев, я не спешила говорить с места в карьер о цели своего визита. С гостеприимным хозяином надо сначала отдохнуть, поболтать ни о чем, только потом, когда он сам захочет, перейти к делу. Так произошло и в этот раз. Накушавшись шашлыка, запив его многократно фужерами вина, станцевав несколько танцев в полупустом зале, мы устало опустились в кресла у своего столика.
— Хочу кофе! — потребовала я.
Ваха подозвал официанта, что-то шепнул ему на ухо. Через минуту две дымящиеся чашки кофе стояли перед нами.
— Что случилось, дорогая? — совершенно трезво спросил меня Ваха, хотя коньяк он пил отнюдь не глоточками.
— Нужна твоя помощь! — просто сказала я, доставая пачку сигарет и закуривая: кофе с сигаретой для меня высшее наслаждение.
— Кто тебя обидел? Назови мне эту собаку, и я разорву ее собственными руками!
— Ваха, ты же знаешь, меня трудно обидеть. Но вот эту девушку обидели и, кажется, очень здорово! — с этими словами я вытащила из сумочки ксерокопию фотографии Ксении, сделанную мною на «эпсоне», том самом лазерном цветном принтере, что передает «правду жизни».
Бадаев внимательно рассмотрел снимок.
— Привлекательная девушка! — осторожно сказал он. — Кто она?
— Преподаватель нашего университета Крафт Ксения Георгиевна, около тридцати лет, — пояснила я.
— Что с ней случилось? — уточнил Ваха.
— Вчера не вернулась домой после работы. Бесследно исчезла. Средь бела дня. Тьфу, вот что значит выпить. Средь темной ночи пропала, в десять вечера, после второй пары у вечерников. Вот так.
— Она замужем?
— Да, муж — академик Крафт, проректор по науке нашего университета.
— И ты хочешь знать, не причастны ли наши ребята к ее исчезновению? — Ваха хитро улыбнулся.
— Именно так, — кивнула я головой.
Ваха засмеялся:
— Сколько получают эта девушка и ее муж?
— Он около двух тысяч, она — восемьсот рублей — ответила я.
— И дети еще есть?
— Да, десятилетний сын.
— Две с половиной тысячи рублей на троих! Бедные люди! И ты подумала, что кавказцы, этот гордый народ, убивают, грабят или похищают нищих? — нотки возмущения явно звучали в голосе Бадаева.
— Ваха, я знаю, твои ребята не станут связываться с подобной мелочевкой, но ведь и среди вас встречаются залетные гастролеры, которые не разбираются в материальном положении своих жертв, — твердо произнесла я, глядя в черные глаза кавказца.
— Мне надо время, хотя бы сутки-двое, чтобы выяснить это. И фотографию дай, — попросил Бадаев.
— Забирай! — Я пододвинула ему листок. — Что с меня за содействие?
— Настоящий кавказский мужчина никогда не станет просить женщину о милостыне. Захочешь — я твой! — обольстительно глядя мне в глаза, ответил Бадаев.
Что ж, кавказский мужчина есть кавказский мужчина. Другой награды, кроме женской любви, ему не надо.
— Обещаю подумать… — томно произнесла я, гладя его руку, — чего не сделаешь ради дела?
— Ты серьезно? Прогресс! — Мечтательно произнес Ваха. — Так я до завтрашнего вечера переверну все!
Господи, неужели я настолько сексапильна или у Бадаева кризис с женщинами? Между тем горячий кавказец, еще не веря в свою удачу, уже назначал мне рандеву:
— Завтра в шесть вечера я подъеду к тебе домой с полным отчетом о твоей женщине! — он кивнул на Ксенину фотографию.
Делать нечего, придется соглашаться на свидание у меня дома. И не стоит спрашивать, откуда он знает мой адрес.
— Буду ждать! — развела я руками.
Бадаев достал сотовый, набрал номер, попросил какого-то Джабу подать машину. Глядя на него, я вспомнила о своем обещании приехать вечером к Волковым, тем более, что у них должна уже быть хоть какая-то информация о событиях вчерашнего вечера. Достав в свою очередь собственный мобильник, я набрала номер кузена. Они уже вернулись домой и ждали меня. Пообещав скоро приехать, я вопросительно взглянула на Бадаева:
— Идем?
Он шутливо погрозил пальцем:
— Ты не домой? Учти, я очень ревнивый мужчина…
— А я трусиха, поэтому ночую сегодня у родственников, ты же придешь ко мне только завтра… — я многозначительно посмотрела на Ваху: его поиски необходимо было активизировать.
Мы вышли в вестибюль, где уже стоял молодой усатый красавец крепкого телосложения. Он помог одеться мне и своему шефу. Вышибала, почтительно склонившись перед нами, распахнул дверь. У подъезда ресторана нас ждал шестисотый «Мерседес». Чуть поодаль стоял «джип», в котором, видимо, располагалась охрана Бадаева.
Мы с хозяином плюхнулись на удобное заднее сиденье. Назвав адрес помощнику, уместившемуся рядом с водителем, я расслабилась под звуки включенного магнитофона.
— Твои родственники живут в этой глуши? — удивился Бадаев, когда «Мерс» свернул с центральных кварталов на проспект, ведущий в Промышленный район.
— Они еще моложе меня, и это их первая собственная квартира. Поэтому я буду чувствовать себя в безопасности: кроме тебя, никто не знает, где я сегодня ночую.
— Мне оставить кого-нибудь из своих ребят постеречь тебя этой ночью? — предложил Ваха.
— Не надо, это дело не кажется мне опасным для жизни, — усмехнулась я. — По крайней мере для моей.
— Как знать, как знать, — философски заметил мафиози.
Самое удивительное заключалось в том, что он был не далек от истины.
Бадаевские мальчики по просьбе шефа проводили меня до порога волковской квартиры. Подозреваю, что сей широкий жест был сделан не столько для обеспечения моей безопасти, сколько из-за любопытства мафиози, пожелавшего узнать номер квартиры, где я собралась ночевать. Во всяком случае мое появление на пороге в эффектном вечернем наряде с букетом алых роз в руках в сопровождении двух дюжих кавказцев, которым я бросила на прощание: «Спасибо, мальчики!» — и послала воздушный поцелуй, вызвало немую сцену у Славы и Маши, на пару открывших мне дверь.
— Так и будем стоять на пороге? — осведомилась я, снимая туфли и блаженно разминая пальцы уставших ног.
Маша взяла цветы, восхищенно оглядела их, потом отправилась в зал за вазой. Слава помог снять пальто и нашел тапочки. Когда я вымыла руки и вошла в зал, то увидела журнальный столик, накрытый к ужину. Снова есть было выше моих сил.
— Ребята, я только что из-за стола и поглощать что-либо, кроме чая, не в состоянии! Вы ужинайте и рассказывайте о своих поисках.
Усевшись поудобнее, Слава начал рассказ.
Мы завели нашу только что купленную «Оку» и поехали по адресам, благо они все были не так уж и далеко от нашего дома. Ближайшей в списке оказалась студентка Савельева.
На звонок отозвался глухой собачий лай. Маша инстинктивно прижалась ко мне. «Боюсь собак!» — прошептала она. Дверь распахнулась, на пороге показалась высокая стройная девушка в голубой блузке, синих джинсах, с игриво распущенными волосами, ниспадающими на ее плечи. Правой ногой она сдерживала огромную среднеазиатскую овчарку, злобно рычащую на нас.
— Нам нужна Савельева Наталья Сергеевна! — произнес я, загораживая собой Машу от возможного броска псины.
— Это я. Проходите, я сейчас уберу собаку. Снимайте пока куртки! — пригласила хозяйка.
Через несколько секунд Наташа, спрятав Герду — так она назвала свою верную защитницу, вновь появилась в коридоре, приглашая нас в зал.
— Наташа, мы из детективного агентства «Надежда», — я протянул девушке красную корочку, заполненную на мое имя. Такие удостоверения продаются, впрочем, на каждом углу в центре нашего города. В солидных учреждениях показывать подобную «ксиву» я, разумеется, не решаюсь.
Но в этот раз корочки сыграли должную роль. Застенчивая Наташа густо покраснела и закрыла лицо руками:
— Это вас Витька нанял… Не хотела ведь я на свиданку к этому парню, Герману с истфака, бегать, ой как не хотела, но пошла в конце концов, сама виновата, дура я стоеросовая… Я чувствовала, будто следит за мной кто-то, взгляд на себе чувствовала… Ребята, ну, пожалуйста, не говорите вы Витьке, что видели меня с Германом, ладно? — она вдруг разревелась. — Не хочу я Витьку терять… Я вам заплачу, деньги у меня есть кой-какие… — она встала, собираясь, видимо, искать кошелек.
Мы с Машей весело переглянулись. Ну и ну! Наташа приняла нас за посланцев своего ревнивого парня, решившего проверить верность подруги. Не будем волновать бедную девушку, сбегавшую «налево» к незнакомому нам будущему историку.
— Наташа, милая, успокойтесь! Мы не знаем никакого Виктора и занимаемся совершенно другим делом. Нас интересует ваше посещение института, конкретно — вчерашний день! — спокойно произнес я, ободряюще глядя на хозяйку, выражение лица которой менялось буквально на глазах.
— Правда?! — она еще не верила своим ушам. — Вчерашний день? А что вчера особенного было? Две пары, как обычно. Русская литература XIX века. Все нормально.
— В какой аудитории вы занимались? — спросила Маша.
— В 201-й, как всегда, — ответила Наташа, теперь уже с любопытством взглянув на мою жену. — Простите, а вы тоже — детектив?
— Мария, младший оперуполномоченный! — быстро среагировал я. Слава Богу, супруга не подвела и важно кивнула головой, записывая что-то в невесть откуда взявшемся у нее блокноте.
— Итак, занятия у вас всегда в одной и той же 201-й аудитории рядом с лестницей? — уточнила Маша.
— Да, а откуда вы знаете? — изумилась девушка.
— В нашем агентстве работают профессионалы! — важно проговорил я. — Но давайте не отвлекаться. Сколько человек в вашей группе?
— 27, кажется, — Наташа пожала плечами.
— А сколько присутствовало вчера на занятиях?
— Человек 20, по-моему.
— Кто читал вчера у вас? — это опять Маша.
— Ксения Георгиевна. Крафт — пояснила Савельева.
— Это жена проректора? — уточнил я.
— Да, говорят, ее муж — проректор по науке. Но мы, вечерники, с ним почти не сталкиваемся, у нас же свой, по вечернему и заочному обучению, — Наташа повернула голову в мою сторону.
— Вам нравится, как читает Крафт? — Маша с интересом посмотрела на хозяйку.
— Да, она очень эмоциональна. Тем более вчера темой лекции было творчество Тютчева — ее конек! — с удовольствием произнесла Наташа.
— Вы не заметили вчера ничего необычного в поведении преподавателя? — я попытался направить мысли девушки в нужном нам направлении.
— В смысле? — не поняла с ходу студентка.
— Может, она волновалась, путалась, нервничала?
— Да нет, кажется, все как обычно. Впрочем, нет, не совсем. На большом перерыве, между парами, Ксения Георгиевна вышла в преподавательскую, вы, должно быть, знаете, деканат вечернего отделения, кабинет 207, он всегда открыт вечером, так вот, она очень быстро вернулась, даже не дождавшись звонка на вторую пару, и предложила продолжить лекцию, пообещав отпустить пораньше, — вспомнила Наташа.
— На сколько раньше вы закончили две пары? — уточнил я.
— Немного, всего минут на десять — пятнадцать.
— Когда вы уходили из аудитории, то не обратили внимания, Крафт не ждал кто-нибудь? — поинтересовалась Маша.
— Около нашей аудитории никого не было. Но в коридоре стояло несколько человек, возле деканата и других, дальних аудиторий. Ждал ли кто-нибудь из них Ксению Георгиевну? — Наташа пожала плечами. — Нет, не могу сказать с уверенностью.
— Каким образом вы добираетесь из университета до дома?
— Автобусом, двойкой. У меня студенческий проездной, все дешевле, чем на маршрутке, — объяснила Наташа.
— Но до «двойки» надо проехать три остановки? Время по крайней мере не экономится, — удивился я.
— Вы не знаете, к десяти вечера к главному административному корпусу университета по распоряжению мэра города подаются автобусы основных маршрутов, идущих на окраины — в Ленинский и Промышленный районы. Так что пройти приходится всего минут пять, не больше, — возразила хозяйка.
— Крафт живет не так далеко от вас. Она как добирается, не с вами? — спросила Маша.
— Я даже не знала, что Ксения Георгиевна живет где-то по соседству. Мне девчонки показывали ее мужа и их «девятку», обычно он ждет на стоянке напротив корпуса. Я не любопытничала, но девчонки сплетничали, сами понимаете, мол, такая молодая, а отхватила себе академика вдвое старше. Вот дед теперь и охраняет свое сокровище…
— Вчера дед тоже приехал за Ксенией Георгиевной? — улыбаясь, спросила Маша.
— Я не видела его машины, когда выходила. Но мы вышли раньше, а Крафт же немец, подъезжает тютелька в тютельку, может, и подъехал позже, — Наташа пожала плечами.
— Спасибо, вы нам очень помогли, — я взглянул на Машу, давая понять, что мои вопросы к свидетелю исчерпаны.
— Тогда последний вопрос, Наташа, — Маша вошла в роль младшего «опера». — Вас пять человек в группе, из тех, кто живет в Промышленном районе. Все добираются домой «двойкой»?
— Нет, что вы! Из пятерых пожалуй, только я одна. У Генки Приходько своя машина, «шестерка», он все любит о ней говорить: «просто, но со вкусом», Галка Лебедева ездит на перекладных, троллейбусе и трамвае, ей так удобнее, она живет по линии восьмого трамвая, Светка Авдеева добирается маршруткой вместе со своим ненаглядным, Сережкой Фоминым, вот и вся пятерка, — пояснила нам Савельева.
— Ваш Приходько, владелец «шестерки», он что, жадина, не подвозит никого? — чисто машинально спросил я.
— А говорили последний вопрос… — почему-то покраснела Наташа. — С Генкой я ни за что не поеду.
— Отчего? — удивился я.
— На первом курсе мы еще учились, началась осень, дожди, слякоть. Генка, узнав из разговоров, кто где живет, как-то предложил мне подвезти до дома. Ну, я и села сдуру. Генка адрес спросил, сказал, будто до подъезда довезет. А сам поехал закоулками, остановился в безлюдном месте и приставать начал, руки распускать, — Наташа взглянула на Машу, доверяя ей свои женские горести. — Сама понимаешь, как это бывает… Еле вырвалась…
— А как удалось уйти, если не секрет? — почему-то тихо прошептала Маша.
— У меня в сумочке с собой всегда баллончик с газом. Я Генку и обманула. Говорю: «Не спеши, я сейчас презерватив достану, а то у меня критические дни, испачкаешься!» Он уши и развесил. Только вместо резинки я баллончик выхватила и на него! С тех пор не пристает! — с явным удовольствием вспомнила свою давнюю победу хрупкая с виду Савельева.
— Так надо было заявить на него, это же явная попытка к изнасилованию, на срок тянет! — сумничал я.
— Да зачем мне связываться? Он же ничего сделать не успел… Потом без свидетелей… Ладно, я его простила, он на следующий вечер извинялся, говорит, бес попутал, любимая девушка уехала, тоска по женщинам заела… 500 долларов дал, чтоб молчала…
— И вы взяли? — ужаснулся я.
— Конечно. Я же в школе работаю, мне за такие бабки пахать и пахать, а тут фактически даром свалились, — философию Савельевой можно было понять.
Мы попрощались. Уже у входной двери Наташа вдруг спросила:
— А что, собственно говоря, случилось?
— Ксению Георгиевну ограбили, — вдруг сымпровизировала Маша, — мы и пытаемся вычислить кто?
— Большая сумма? — поинтересовалась Савельева.
— Для кого как. Тысяча. Рублей, конечно. Ее месячная зарплата, — это подыгрывал уже я.
— Странно, к ее сумке никто не подходил, — удивилась Наташа.
— Может, вы просто внимание не обратили? — предположила Маша.
— Возможно, — быстро согласилась Савельева.
Уже в машине я посоветовался с Машей:
— Сами пойдем брать потенциального сексуального маньяка Генку Приходько или позовем сестрицу на помощь?
— Ты что, всерьез считаешь, что этот Приходько изнасиловал и убил Крафт? — Маша захохотала.
— Но он же пытался сделать примерно то же самое два-три года назад с этой девочкой? — настаивал я на своей версии.
— Вот именно, два-три года назад и с этой девочкой, которую он не знал достаточно хорошо. И еще неизвестно, что он пытался с ней сделать на самом деле. И как она вела себя поначалу. Прижал ее парень, поцеловал, но, начни она сопротивляться с самого начала, не дай повод для дальнейших действий, мне кажется, он не пошел бы дальше! — уверенно проговорила моя жена.
— Почему? — удивился я.
— Он же не дурак, в конце концов. Ну, трахнул бы он ее на самом деле, она на него телегу в райотдел через час бы накатала, уже ночью он сидел бы в ментовке, — спокойно объяснила Маша.
— А если бы убил после? — предположил я.
— Вычислили бы за сутки. Студенты этой группы были последними, кто видел ее в живых. Оперы начали бы с них. Логично? — жена победно взглянула на меня.
Ничего не скажешь, логично! Но 500 баксов, их-то за что подарил Наташе неудачливый ухажер?
— А баксы действительно за молчание, — словно прочитав мои мысли, сказала жена, — первый курс, они только стали учиться вместе, еще хорошо не знали друг друга, вот и закрыл ей рот на всякий случай, мужика ведь посадить просто, если он к девчонке под юбку полез. Раз взяла баксы, будет молчать. Обошлось. А с Крафт он просто не рискнул бы. Ведь Ксения Георгиевна — не наивная девочка, за ее спиной один из самых могущественных в университете людей, претендующих на избрание ректором. Зачем Приходько с ней связываться? — добивала мою версию Маша.
— Согласен, моя дорогая, согласен! Надя права, тебе летом стоит параллельно поступить в Академию права. Но у Приходько свои «Жигули». Где он ставит скромную «шестерку»? Безусловно, на стоянке возле четвертого корпуса. Следовательно, где-то рядом с «девяткой» Крафта. Именно он нам может с достоверной точностью подсказать, каким путем добиралась до дома Ксения Георгиевна.
Приходько мы поначалу дома не застали и, чтобы не терять времени, поехали к Галине Лебедевой. На звонок дверь открыла благообразная старушка, одетая в цветастый байковый халат, какой был моден в старые социалистические времена.
На наш вопрос о Галине Ильиничне Лебедевой она, повернувшись в сторону коридора, крикнула неожиданно мощным и низким по тональности голосом:
— Внучка, к тебе гости пришли!
Навстречу нам вышла невысокая худенькая девушка-очкарик, одетая в такой же, как у бабули, халатик. Темные волосы ее были заплетены в аккуратную косичку, на лице отсутствовали какие-либо следы косметики. О таких девочках обыватели говорят обыкновенно: «синий чулок». В руках Галина держала простенькую шариковую авторучку. По всей вероятности, она встала из-за письменного стола.
— Вы ко мне? — удивленно произнесла девушка. — Тогда раздевайтесь и проходите ко мне в комнату.
Через минуту мы оказались в маленькой комнатке, вся обстановка которой состояла из деревянной кровати, письменного стола, стула, бельевого шкафа и нескольких книжных полок, причем вся мебель судя по качеству, изготовлена была лет сорок назад. Лишь громадный туркменский ковер, висящий над кроватью, был дорогой вещью.
— Мы живем вдвоем с бабушкой, поэтому у нас так скромно, — тихо произнесла Галя, вошедшая вслед за нами и увидевшая, как мы разглядывали обстановку в комнате.
— Ничего страшного, это встречают по одежке, а провожают по уму! — произнесла Маша, показывая на полки с книгами. — А ум у вас, судя по книгам, есть! Можно, я посмотрю поближе?
Галя согласно кивнула, и они вдвоем подошли к книжным полкам. Молодец просто Мария! Если ей удастся психологически расположить к разговору с нами Лебедеву, будет замечательно!
Девушки между тем ворковали у книг. Я не стал вмешиваться в диалог специалистов. Подошел к окну, посмотрел на унылый осенний пейзаж.
— Тоже крутимся, как можем, — долетели до меня обрывки женского разговора. — На стипендии, сама знаешь, не проживешь. Вот Слава мой и подрабатывает сыщиком в детективном агентстве. Будущий юрист. Слава, повернись к дамам! — эта реплика уже напрямую адресовывалась мне.
— Галя! — девушка подала мне руку. Ну, не целовать же ее при собственной жене?!
— Слава! — я пожал протянутую ладонь.
— Горячим чаем напоить? — спросила хозяйка.
— Несу, внученька, уже несу! — донеслось из глубины квартиры, и через мгновение на пороге показалась бабуля с чайником и блюдом с домашним печеньем в руках. Ну и слух у старушки!
Маша, быстро освоившись, взялась помогать накрыть к чаю письменный стол. Вскорости на нем, кроме печенья и чашек, стояло несколько вазочек с разносортным вареньем, сахар, карамельки.
— Так мы к тебе зашли по делу! — начала Маша, когда мы попробовали обжигающего ароматного напитка с вишневым и яблочным вареньем.
— А что за дело? — поинтересовался «синий чулок».
— Беда стряслась вчера в университете, Галя! — произнесла Маша, внимательно глядя на хозяйку. — Ксения Георгиевна пропала!
Не знаю, как Галина, но я чуть не поперхнулся! Какая элегантная была версия с кражей тысячи рублей! И вдруг — голая правда… Зачем она понадобилась моей половине?
— Как пропала? — известие потрясло Лебедеву. Ее руки, сжимавшие чашку, задрожали.
— Обыкновенно. Не вернулась после работы домой. Нет среди трупов, нет среди доставленных в больницу, только и всего! — спокойно, словно она тысячи раз занималась расследованием подобных преступлений, произнесла Маша. — А вы, студенты группы 3 «В», — последние, кто видел ее вчера живой.
— Господи, какое горе! — прошептала вмиг побледневшая Галина.
Кажется, пора вступать в разговор и мне.
— Галя, почему вы так близко к сердцу восприняли весть об исчезновении Крафт? — как можно мягче спросил я.
— Человек она очень хороший. Добрый. Натерпелась за свою жизнь многого. Сколько лет она ждала Александра Андреевича! — пояснила Лебедева, поставив чашку с чаем на стол и сжав от волнения руки.
— Вы откуда знаете историю ее жизни? — тут уж удивился я.
— Я в университетской научной библиотеке работаю, коллектив у нас женский, сами понимаете. А Крафт — наш куратор в администрации университета и очень активный читатель. Так что вся его жизнь на виду у нас проходит. Когда год назад они поженились, девчонки все узнали. Достали ее дипломную работу, диссертацию. Прочитали до дыр. Александр Андреевич в обоих работах был научным руководителем. Потом про сына младшего, Антона, стало известно. У нашей заведующей отделом периодики дочка в одном классе с ним учится. Люда говорит, внимание не обращала, Крафт да Крафт, мало ли близких родственников каких, на родительские собрания все время мать ходила. Мы все факты сопоставили и поняли, как они оба долго ждали своего часа, чтобы законно, свободно можно было… — Галя замолчала, потом залпом выпила уже порядком остывший чай.
— У вас, как я погляжу, не научная библиотека, а настоящее сыскное бюро! — рассмеялся я, глядя в ее влажно блестевшие за стеклами очков глаза. — Коль вы все знаете, Галина, и симпатизируете этой молодой женщине, постарайтесь нам помочь в ее поисках.
— Чем помочь? — недоуменно произнесла Лебедева.
— Постараться вспомнить мельчайшие и так важные для нас детали вчерашнего вечера, особенно после окончания второй пары. Что было необычного в поведении преподавателя, с кем она общалась в перерывах, куда направилась после окончания лекций? — перечислила вопросы Маша.
Из поначалу сбивчивых, а затем все более уверенных ответов Лебедевой мы уяснили следующее. До большого перерыва Крафт вела лекцию совершенно спокойно. В пятиминутке внутри пары к ней подходил кто-то из студентов-очников, с этим молодым человеком Ксения разговаривала прямо в аудитории.
— Мне показалось даже, что Ксения Георгиевна за что-то извинялась перед ним, — высказала свое предположение Лебедева.
— Почему вы так заключили? — спросил я.
— По обрывкам фраз, долетавшим до меня. Что-то вроде: «Я не успела» и «Ничего страшного, Ксения Георгиевна, мне не к спеху». Да, именно так.
Потом молодой человек откланялся и ушел. Вторая часть первой пары продолжалась, как говорят космонавты, в штатном режиме. Лебедева также подтвердила уже известный нам факт неожиданного раннего начала второй пары и ее досрочного окончания. Крафт вела лекцию относительно спокойно, она не смотрела поминутно на часы, не сбивалась, но внутренняя напряженность состояния ощущалась наблюдательными студентами.
— Вы ушли сразу же после окончания лекции? — спросил я.
— Нет, я же ведь староста. Отнесла журнал в деканат, закрыла аудиторию, сдала ключ на вахту. Только потом вышла, — пояснила Галина.
— Крафт вышла до вас или позже? — уточняла теперь уже Маша.
— Когда я заходила с журналом в деканат, она с кем-то разговаривала по телефону, — вспомнила Лебедева.
— Вы уверены? — встрепенулся я. — Это очень важно!
— Конечно уверена. Слов я, правда, не слышала. Но Ксения Георгиевна стояла с трубкой в руках и вполголоса с кем-то говорила, — подтвердила Галя.
— Когда я сдавала ключ вахтеру, то чуть задержалась, там надо расписаться. Так Крафт прошла мимо меня, кивнула вахтеру и вышла…
— Следовательно, вы вышли из четвертого корпуса следом за ней, я правильно поняла? — попросила уточнить Маша.
— Да, правильно! — кивнула головой Лебедева.
— И куда направилась преподаватель? — медленно произнес я, инстинктивно предвкушая сенсацию.
— Как всегда, к стоянке автомашин! — спокойно произнесла Галя.
— Вы не ошиблись? — усмехнулся я.
— Почему я должна ошибаться? — обидчивым тоном произнесла библиотекарь. — Автостоянка прямо напротив корпуса. А на транспорт любой надо повернуть направо при выходе из подъезда. Ксения Георгиевна пошла именно прямо.
— Вы не видели, к какой машине она направилась? — с надеждой в голосе произнес я. Но не тут-то было!
— Я не разбираюсь в марках автомобилей, да к тому же близорука… — развела руками Лебедева.
— Ладно, и на том спасибо. А как относились к Ксении Георгиевне студенты вашей группы? У нее могли быть враги среди студентов? — спросил я.
Галина рассмеялась.
— Какие враги, Господь с вами! Ксения Георгиевна — добрейший человек, она мухи не обидит…
— А как она экзамены и зачеты принимает? Всем пятерки ставит? — удивился я.
— Нет, конечно, но даже «неуды» она ставит с улыбкой, без всяких обид. И никогда не старается подчеркнуть свое превосходство над нами. Знаете, как некоторые преподаватели высокомерно ведут себя, мол, кто мы, а кто вы? — Галина посмотрела на Машу. Та согласно кивнула головой.
— А как учится Приходько? — вдруг почему-то спросил я.
— Нормально, как все, тройки, четверки. Иногда хвосты случались. Словом, так себе, — Галя пожала плечами.
— А вы, конечно, отличница? — предположил я.
Лебедева засмеялась:
— Что, по мне видно? За два года три четверки, остальные пятерки.
— Выходит, почти угадал. У вас же в библиотеке возможностей для подготовки значительно больше, чем у остальных студентов. Да и преподаватели, согласитесь, работникам университета наверняка идут навстречу, — неуклюже объяснил я свою гипотезу, стараясь не обидеть девушку. Помедлив с минуту, я продолжил:
— Да, кстати о Приходько. У него, кажется, своя машина. Вас Геннадий когда-нибудь подвозил? Он же где-то по соседству живет?
Лебедева озадаченно посмотрела на меня.
— Я не в его вкусе. Вот вашу жену он с удовольствием бы подвез! — вдруг выпалила она и покраснела от смущения.
— Он что, возит только привлекательных? — осторожно уточнил я.
— Геннадий очень расчетливый человек. Его кредо — получать удовольствие во всем, — объяснила Лебедева.
— Хорошо, но если Приходько такой, ему выгодно подружиться с вами… — я вдруг заметил, как поморщилась Галя при слове «подружиться». — Хорошо, не подружиться, просто оказывать взаимные услуги: он вас до дома, а вы — любую книгу в любое время. Бартер, так сказать…
— За два с лишним года Гена подвез меня только однажды, в феврале, на втором курсе. Свирепствовала эпидемия гриппа, а я пришла на занятия уже с хлюпающим носом — был иностранный, я не хотела пропускать, у меня проблемы с английским. К концу второй пары я вся уже горела. Как потом оказалось, температура под сорок шарахнула. Пара кончилась, а у меня все плывет перед глазами. Как девчонки рассказывали, навещая, они собрались меня на такси домой доставить, а Генка молча поднял меня на руки, дотащил до машины, отвез домой и тут также с рук на руки сдал бабушке, — призналась «синий чулок»…
— Цветы по какому случаю? — спросила Маша, когда мы стали прощаться, показав на три белые гвоздики в вазочке, удачно вписавшиеся в интерьер одной из книжных полок.
— День рождения у меня завтра, 21 год исполнится, — густо покраснев, произнесла Галя. — Вот я и купила…
Светланы Авдеевой дома не оказалось. Но, вспомнив о реплике Наташи Савельевой о Сергее Фомине, мы поспешили на квартиру к юноше. Открыли они нам только после третьего звонка. Растрепанный вид белокурой красавицы, случайно или намеренно не застегнувшей верхнюю пуговицу блузки, кое-как заправленную в черные джинсы, бегающие испуганные глаза юноши не оставляли сомнений в характере их совместных занятий, хотя для конспирации на журнальном столике в зале были разбросаны учебники и тетради с конспектами.
— Авдеева Светлана Андреевна и Фомин Сергей Юрьевич? — осведомился я, мелькнув перед носом парочки красной книжечкой.
— Да, а в чем дело? — кое-как справившись с волнением, произнесла белокурая девица, как амбразуру ДОТа закрывая своим пышным телом путь в квартиру.
— Вы оба проходите свидетелями в уголовном деле, открытом по факту исчезновения преподавателя вашего факультета Ксении Георгиевны Крафт. В комнату вы нас наконец впустите или допрашивать в коридоре придется? — я сурово поглядел на сладкую парочку.
Проходя в зал, успел заметить за неплотно прикрытой дверью спальни незаправленную постель.
Ребята сели на диване, прижавшись друг к другу, мы с Машей расположились в креслах вокруг журнального столика.
— Меня зовут Владислав Аркадьевич, мою напарницу — Мария Андреевна. Вы оба предупреждаетесь об уголовной ответственности за дачу ложных показаний или сокрытии каких-либо сведений. Разговор фиксируется на аудиопленку, — для пущей важности я запустил правую руку в левый внутренний карман своего пиджака. — Можем продолжать?
Ребята молча кивнули, я же с притворным возмущением поправил их:
— У нас не видеокамера, а обыкновенный диктофон. Прошу прямо отвечать на вопросы.
— Извините, нас никогда еще не допрашивали! — взяла в свои руки инициативу Светлана. Видимо, ведущей в их паре была она. — Можно спросить? Ксению Георгиевну похитили?
Я чуть было не рявкнул: «Вопросы здесь задаем мы!» — но вовремя осекся: откуда у ребят такая версия?
— Почему вы предположили именно похищение? — задал я встречный вопрос.
— После окончания второй пары в коридоре на выходе стояло несколько человек. Незнакомые. Так вот, двое были молодые люди явно кавказской национальности, — объяснила Авдеева.
— Возможно, это просто студенты с других курсов филфака или истфака, ведь в городе сейчас много представителей армянской, азербайджанской диаспор? — вмешалась в разговор Маша.
— Да, у нас достаточно студентов кавказской национальности, но во время лекций они сидят в аудитории, а эти стояли в коридоре, — объяснила Светлана. — Я выходила в середине второй пары, извините, в туалет, прошла через весь коридор и видела их.
— Они стояли возле вашей аудитории? — уточнил я.
— Чуть поодаль, примерно у 203-й.
— Там вчера кто-нибудь занимался? — Маша внимательно посмотрела на девушку.
— Кажется, первокурсники, — неуверенно ответили она.
— Вот видите, они могли прийти к кому-то из своих родственников или приятелей с первого курса, — предположил уже я.
— Да, но зачем им тогда идти за Крафт к выходу после окончания лекций? — резонно заметила Авдеева.
— По нашим сведениям Крафт вышла из корпуса одна, — Маша переключила внимание свидетельницы на себя.
— Это вам Галка Лебедева рассказала? — спросила Светлана, но, не дождавшись ответа, дополнила сама, — да, за Крафт шла Лебедева, она сдавала ключи на вахту. А вот за Галкой — трое кавказцев.
— Вы же заявили поначалу, что их было всего двое? — засмеялся я. — У страха глаза велики?
— Да не слушайте вы Светку, она после этих терактов всех боится! — вмешался в разговор молчавший до этого Сергей.
— Тебе хорошо рассуждать, а они на меня знаешь как в коридоре смотрели? Будто растерзать хотели, — обиженно надув губки, пролепетала девица.
Не выдержав, мы расхохотались.
— Света, вы меня простите ради Бога, но, скорее всего, не растерзать, а раздевать хотели! — я смахнул с ресницы слезу, выступившую от смеха. — Если бы не моя жена, — я кивнул на Машу, — и ваш… друг, я бы и сам сейчас на вас смотрел подобным взглядом!
— Кстати, староста уходила последней. Откуда вы видели кавказцев, идущих позади Лебедевой? — сухо спросила Маша, видимо, не простив мне последнюю реплику.
— Очень просто. Мы с Серегой соскучились три часа без объятий. На выходе увидели случайно открытую пустую аудиторию, 206-ю, по-моему, юркнули в нее и минут десять целовались там… Вы же сами понимаете, дело молодое… Но потом спохватились, что начнут вход запирать, поди потом доказывай, чем мы там занимались, ну и побежали к выходу, так что это мы шли за спинами тех кавказцев, — объяснила Светка.
— Вы не заметили, где была Крафт, когда вы вышли из корпуса? — уточнил я.
— На автостоянке возле какой-то темной длинной автомашины. Я не разглядел в темноте марки, — добавил Сергей.
— Она стояла одна, открывала дверь автомашины своим ключом или с ней рядом кто-то был? — допытывалась Маша.
— Мне показалось, там сзади нее стоял какой-то мужчина в длинном темном пальто. Лица не было видно, — вспомнил Сергей.
— Геннадий Приходько был вчера на занятиях? — спросила Маша.
— Да, разумеется, он пропускает очень редко, дисциплинированный студент, — почему-то усмехнулась Светлана.
— Он уже уехал со стоянки, когда вы вышли на улицу?
— Нет, он возился со своей «шестеркой», во всяком случае, капот его «жигуленка» был поднят, а Приходько стоял согнувшись над двигателем — уверенно ответил Сергей.
— Он не подвозит вас, ведь вам практически по дороге? — с явным интересом спросил я.
— Одну бы он меня взял. Но с Сергеем… Нет, я своего Сергуньку ни на кого не променяю, — Авдеева, не стесняясь нас, смачно чмокнула Фомина в губы. — Да вы не подумайте ничего дурного, мы сегодня утром заявление в ЗАГС подали. Надоело уже от каждого звонка дрожать. Серегина мама проводницей работает, по двое суток в Москву уезжает. Нам тогда раздолье. А что делать, когда будущая свекровь дома? Вот-вот, и приткнуться негде, у меня в двухкомнатной еще мать с отцом и младший брат. Так что кончилась вольная жизнь, через месяц окольцованным станет лебедь мой… — невеста положила руку на плечо жениха.
— Поздравляем! О нашем разговоре пока никому ни слова! — я властно посмотрел на ребят.
— Какой разговор? Не было никакого разговора. Так, заходили знакомые, поболтали за жизнь! — пожала плечами Светлана.
— Вот и умницы! Ладно, спокойной ночи! — уже с порога бросил я влюбленным. — Да, совершенно из головы вылетело: вы вчера маршрутку долго ждали?
— Минут двадцать примерно, — не очень уверенно произнес Сергей.
— Так ты еще и на часы смотришь, когда меня обнимаешь! — шутливо пригрозила жениху невеста.
— А Крафт не подошла на остановку? — уточнил я главный вопрос.
— Нет, мы уехали без нее, — определенно произнес Фомин.
— А ты у меня, оказывается, бабник! — возмущенно произнесла Маша, когда мы сели в родную «Оку».
— Машенька, милая, истина познается в сравнении. Как же я буду знать, что ты — лучше всех, если мне не с кем будет тебя сравнивать?
— Резонно, дорогой муженек, резонно! На сегодня прощаю. — Маша уже вполне миролюбиво улыбнулась мне.
Мы поехали снова к Приходько. По нашей версии он был главным свидетелем в деле Ксении Крафт. Именно он мог запомнить марку, а может, и номер той большой темной машины, возле которой Крафт беседовала с неизвестным. Именно Геннадий мог лучше разглядеть этого мужчину — он смотрел сбоку, а не сзади, как Авдеева с Фоминым. Словом, вся цепочка замыкалась на Геннадии Васильевиче Приходько. Однако дома его вновь не оказалось.
По мере развития рассказа ребят легкий хмель, овладевший мною после посещения ресторана в компании Бадаева, улетучивался тем быстрее, чем больше новых подробностей они мне сообщали. Чашечку кофе мне захотелось повторить, и, когда Влад замолчал, я была уже абсолютно трезвой.
— Друзья, необходим мозговой штурм, — объявила я. — Я попытаюсь увязать в единое целое все, что мне известно по данному делу, а вы, не стесняясь, прерываете меня и высказываете свои точки зрения. «Истина где-то рядом», — как говаривали Фокс Маудер и Дана Скали.
— Ага, значит, мы с Машей — Фокс и Дана, а ты вроде как Скинер, наш босс! — удовлетворенно хмыкнул Слава. — Ладно, валяй!
Я принялась излагать все известные нам на данный момент факты. Молодая женщина спокойно ведет первую пару своих обычных лекций. Затем неожиданно комкает перерыв и предлагает студентам закончить чуточку раньше, хотя те десять-пятнадцать минут, что она выиграла, ей не давали никаких практических результатов. Стоп! Прокол! Спасибо, Слава напомнил реплику одной из свидетельниц, что Крафт, наполовину немец по национальности, всегда подъезжал к четвертому корпусу с истинно немецкой точностью, в 22 часа ровно. Он ценил свое и чужое время, терпеть не мог опаздывать, но и ждать понапрасну не любил. Следовательно, Ксении нужны были эти десять-пятнадцать минут для встречи с неизвестным именно на автостоянке! Логично? Вполне. Она мирно беседует с незнакомцем и спокойно прерывает рандеву, если подъезжает «девятка» мужа. Впрочем, Крафт и не должен был приехать в тот вечер.
Отец не оставит одного спящего ребенка. А если оставит? Элементарная ревность?
Выходит, умная и расчетливая женщина подстраховалась на все сто процентов? Допустим, она заранее знала о предстоящей важной для нее встрече после пятничных вечерних пар с неизвестным мужчиной. С помощью матери — а какая мать не пойдет навстречу собственному ребенку? — задумывается комбинация, позволяющая оставить ничего не подозревающего Крафта дома. Маршруткой Ксения не воспользовалась. Следовательно, ее кто-то подвез вчера до дома на своей машине. Или, во всяком случае, посадил в свою машину, обещав подвезти до дома. Так будет корректнее.
Но чьей машиной воспользовалась Ксения? Неизвестного мужчины? Приходько? Насти? Она, интересно, тоже Крафт (надо выяснить, взяла ли девушка фамилию Андрея при регистрации брака)? Ведь она не ночевала дома, и я до сих пор точно не выяснила, где она находилась в это время.
Вообще, с родственниками Ксении полная неразбериха. Почти всех, за исключением, пожалуй, Андрея, можно обвинять в исчезновении Ксении, даже ее собственную мать. Мотивы есть и у Насти, и у бывшей жены Крафта, и у матери Ксении.
Только Андрей, до сих пор по-детски влюбленный в «мачеху», мне кажется, не замешан в ее исчезновении… Да, дельце мне попалось!
Хорошо, но случайны ли эти кавказцы, замеченные белокурой красавицей Светланой в стенах «альма-матер»? Заслуживает внимания реплика Владислава: а что, если эти кавказцы — охрана того неизвестного, что ждал Крафт на улице? Логично? Вполне. Они провожают Ксению до хозяина, оберегая ее или не давая возможности уйти. Ладно, с кавказцами мне обещал разобраться до завтра Ваха. А вот с Геннадием Приходько мне завтра утром надо разобраться самой. Уж больно важный он свидетель. Беспокоит его отсутствие дома. Но надо выяснить, где он работает. Может, элементарное дежурство?
Набрав номер областного адресного бюро, через старшую смены, оказавшейся хорошо мне знакомой Ниной Гаврилюк, я вскоре выяснила, что Приходько Геннадий Васильевич, 1974 года рождения, при регистрации назвался работающим спасателем в областном управлении ГО и ЧС. Звонок оперативному дежурному подтвердил мою догадку: Геннадий Приходько находился на боевом дежурстве и в настоящее время извлекал жертвы из-под обломков «Волги», врезавшейся в «КАМАЗ» на Астраханском шоссе…
Доблестный спасатель в роли сексуального маньяка? Как-то не складывалось в единое целое: перед приемом в подразделения МЧС ребята проходят и психологическое тестирование, малейшее отклонение должно быть с ходу замечено врачами. Но это в идеале. А что на самом деле? Успокаивал лишь тот факт, что Приходько в бега не подался, спокойно работает. Следовательно, одно из двух: он — лишь свидетель, пусть главный, но только свидетель исчезновения Ксении; или настолько уверен в своем алиби, что не считает нужным скрываться. Ладно, утро вечера мудренее, смена закончится в восемь утра, координаты офиса мне известны, утром с ним и побеседуем, пока не опомнился после ночи.
— Машенька, отпустишь мужа завтра, вернее, — я взглянула на часы, — сегодня с утра подстраховать меня на всякий случай?
Маша вопросительно взглянула на мужа.
— За вознаграждение, разумеется! — прибавила я весомый аргумент к своей просьбе: молодым сейчас в новой квартире средства ой как нужны! Кстати о средствах. Мы ведь не договорились с клиентом о гонораре. Подруга подругой, но время и нервы тратятся.
— Отпущу, самой очень интересно, чем там дело кончится.
— Закончилось бы оно твоими молитвами завтра, было бы действительно здорово! — устало улыбнулась я. — Давайте-ка спать!
Утром по дороге к офису ГО и ЧС я выяснила у ребят из ГИБДД государственный номерной знак «шестерки» Приходько. Нужной тачки на улице возле трехэтажного особняка областного МЧС не оказалось. Оставалось надеяться, что он загнал ее во внутренний дворик. Светиться лишний раз на службе Приходько мы не хотели, поэтому после восьми утра стали чуть поодаль от въезда в хозяйство спасателей. Наконец в 8.05 стальные ворота распахнулись, и одна за другой из двора стали выезжать частные машины освободившихся от дежурства бойцов.
Вот и бежевая «шестерка» с нужными нам номерами. Я тронула свою «десятку» за ним. На ближайшем светофоре элегантно обошла трудягу-«шестерку» слева и остановилась так, чтобы Слава, сидящий справа от меня, оказался рядом с Геннадием.
Опустив тонированное боковое стекло, Слава, держа в одной руке жезл ГИБДД, строго спросил:
— Приходько Геннадий Васильевич?
— Так точно! — по-военному четко ответил спасатель.
— За перекрестком прижмитесь к свободной обочине!
— Оʼкей! — бросил Приходько и, дождавшись смены сигнала, медленно двинулся вперед, выискивая место для парковки. Не обращая внимания на отчаянные сигналы идущих сзади машин, я ехала также неторопливо, подстраховывая его на случай возможного бегства.
Место для остановки нашлось у небольшого скверика, «шестерка» встала рядом с чьим-то «фольксвагеном», а мне пришлось припарковаться чуть дальше, за «Волгой» и чьей-то «ауди». Слава выскочил раньше, встав перед капотом «шестерки». Заперев свою машину, я присоединилась к ним.
— Здравствуйте, господин Приходько! — я с интересом стала рассматривать крепкого, но не очень высокого молодого человека с черными усиками. Что ж, «парень со спортивною фигурою», — вспомнились мне почему-то строки Эдуарда Асадова, популярного в шестидесятых годах XX века русского поэта. Лицо и руки загорелые, как часто бывает у людей, чей труд связан с постоянным пребыванием на открытом воздухе. Стрижка короткая. Не красавец, но и не дурен собой… Только вот как же мне к тебе ключик подобрать, чтоб ты всю правду сказал?
— И в какой же это спецслужбе такие красавицы вкалывают? — лихо поинтересовался Приходько, в свою очередь нахально разглядывающий меня.
И тут меня осенило. Удостоверение внештатного сотрудника ФСБ, выписанное мне еще пару лет назад за содействие в раскрытии связей с американцами инженера одного из наших военных проектных институтов, на всякий случай всегда лежало в моей сумочке. Ну не будет же Приходько вчитываться в текст при его почти маниакальной страсти к смазливым девочкам? Я демонстративно открыла свою сумочку, так, чтобы он четко увидел пистолет и достала алую корочку с заветной аббревиатурой ФСБ на обложке. Зажав пальцами строчку «внештатный сотрудник», я на секунду раскрыла его перед носом Приходько.
— Серьезная крыша, товарищ… — Геннадий сделал паузу.
— Капитан Фролова, — подсказала я, балансируя как на лезвии бритвы. Но игра стоила свеч! — А это мой помощник лейтенант Волков! — я кивнула на кузена.
— Чем обязан? — уже гораздо серьезнее спросил меня спасатель.
— Пройдемте в нашу машину, там гораздо удобнее разговаривать! — я указала на свою «десятку».
— Понимаю, там вы меня запишете на видео, чтоб я не отвертелся от своих показаний, — махнул рукой Приходько, но все же зашагал в сторону «десятки».
— Приятно иметь дело с профессионалом, Геннадий Васильевич, — продолжила я разговор, когда мы разместились внутри машины: Геннадию мы указали на место рядом со мной, а Слава сел сзади, готовый в случае чего обезвредить Приходько болевым приемом. — Выходит, вам не стоит напоминать об ответственности за дачу или сокрытие показаний?
— Не стоит, — подтвердил спасатель.
— Срочную на флоте служили? — наугад спросила я.
— Вы ж наверняка мое личное дело на службе прошерстили, зачем тратить время на анкетные сведения? — пожал плечами Приходько.
— Чего угодно, только мании величия я от вас не ожидала, — усмехнулась я. — Не надо считать себя Геростратом или Дантесом. Вы попали в поле нашего зрения лишь вчера вечером, лишний раз компрометировать вас, обращаясь на службу, мы не стали, презумпция невиновности в конце концов есть презумпция невиновности. Так что мы надеемся на взаимопонимание с вашей стороны. А флотскую службу я вычислила по вашей походке. — Вполне дружелюбно я посмотрела прямо в глаза сидящего рядом со мной молодого человека.
— Хорошо. Задавайте ваши вопросы, — устало согласился спасатель. — Только скажите сразу, во что я влип?
— Пока не знаю. Это покажет степень откровенности в ваших ответах.
— Понятно. Я готов…
— Вспомните, пожалуйста, весь ваш вчерашний вечер с точностью до минут — где, с кем и когда вы находились. Это очень важно для нас. — Вынув диктофон, я включила запись.
— С 19.00 до 22.00 находился в аудитории 201-й четвертого корпуса университета. Учусь на вечернем отделении филологического факультета нашего университета, группа 3 «В». 22.00–22.40 — дорога домой. 22.40–23.00 — ставил машину в гараж. 23.00–24.00 — ужин, ночные новости на ОРТ, душ и отбой в полночь, так что с 8.00 субботы у меня было суточное дежурство на службе, — Приходько развел руками, как бы говоря: ну, что вам еще от меня надо.
— А теперь давайте подробнее, — предложила я. — Занятия в пятницу закончились вовремя или чуточку позже?
— Точнее, раньше расписания на 12 минут.
— Из-за чего? — допытывалась я.
— Откуда я знаю, что взбрело в голову Ксюшке… — отмахнулся спасатель.
— Простите, не поняла вас, кому…
— Крафт Ксении Георгиевне, старшему преподавателю кафедры русской литературы XIX века, она вчера вела у нас обе пары, — растолковал мне Приходько.
— Что же вы так неуважительно о пожилой женщине… — нарочно возмутилась я.
Теперь хохотал Геннадий.
— Кто старуха, Ксюха? Ой, какая рифма пропадает, Ксюха-старуха… Умора, прокол у ФСБ! Да ей еще и тридцати нет, этой крафтовской подстилке…
Я недовольно поморщилась:
— Геннадий Васильевич, я хоть в спецслужбе работаю и матом выражаюсь на трех языках, но все-таки, как вы сами успели заметить, симпатичная женщина и не желаю, чтобы в моем присутствии оскорбляли других женщин!
— Пардон, как вас там по имени-отчеству, товарищ капитан?..
— Надежда Александровна.
— Вы, Надежда Александровна, надеюсь, не спите со своим начальником, который наверняка старше вас на пару десятков лет? А эта юная леди сделала свою карьеру исключительно женским способом, то бишь половым органом из пяти букв, который она сдала в долгосрочную аренду Александру Андреевичу. Вероятно, агрегат функционировал настолько успешно, что арендатор решил изменить форму собственности, приватизировав его окончательно. Для этого, правда, пришлось выбросить старый агрегат, но, что поделаешь: новые времена — новые нравы! — Геннадий криво усмехнулся.
— Лекции свои нынче Крафт этим самым органом читает? — возмущенно поинтересовалась я.
— Нет, другим, оральным! — спокойно пояснил студент.
И тут меня прорвало:
— Ну и циник же вы, Геннадий Васильевич! Будь моя воля… — я лишь щелкнула костяшками пальцев. Но тут озарило: а что, если кто-то из женщин Приходько в свое время жестоко предал? Вот он и стал мстить всем подряд…
— Гена, — совершенно другим тоном я обратилась к собеседнику, — а давно она вас бросила?
Приходько обалдело посмотрел на меня, затем, словно для достоверности, оглянулся на Славу, молча слушавшего нас на заднем сиденье.
— Скоро три года. За неделю до моего дембеля замуж вышла, за своего начальника. Анке 20 было, а президенту ее фирмы уже за 40 перевалило, — горестно пояснил он.
— И вы после этого всем женщинам мстите? — участливо поинтересовалась я.
— Нет, я просто хочу найти похожую на нее, умную, красивую, недотрогу, не пьющую, не курящую, не матерящуюся, не колющую ЛСД, не ложащуюся под первого попавшегося…
— И для этого вы возите в своей тачке только смазливых девиц, вместо платы обольщая по дороге?
— Это вам Наташка Савельева напела? Ну, понравилась она мне, честное слово. Дело же на первом курсе было, я еще после Анки не отошел. Решил проверить. Думаю, начнет сопротивляться — завтра же с цветами и шампанским к ее родителям свататься приеду, знаете, по принципу «клин клином вышибают». Посадил после двух пар в машину, повез. По дороге остановил, будто мотор заглох, приобнял… Страшно было, думал, сейчас пощечину схлопочу. Куда там! Она сначала сама себе пуговички на блузке расстегнула, чтобы мне целовать удобней было, а потом и вовсе к ширинке моей потянулась… Ну, я ее и выкинул, такое зло взяло! Деньги на такси дал, чтоб до дома добралась, я ж не зверь все-таки, так представляете, в темноте карманы перепутал, вместо 50 рублей 50 долларов вручил! Так что вы теперь понимаете, отчего я всех подстилок презираю! — закончил свой монолог Приходько под дружный хохот мой и Славин.
— Ой, как смешно… — съязвил Геннадий, покачав укоризненно головой.
— Да мы не этому смеемся! Жертва утверждала, что ты 500 баксов ей за молчание кинул! — все еще смеясь, пояснила я.
— Надеюсь, она утерю невинности на меня не повесила? — уже сам улыбаясь, произнес Приходько.
— Нет, ей это в голову не пришло!
— Не все еще потеряно! — констатировал Геннадий.
— Хорошо, теперь давай серьезно. Ты же спасатель, в конце концов. Ксения Георгиевна Крафт пропала в пятницу вечером. Не добралась до дома после лекции.
— Дела… — только и сказал Приходько. Улыбка моментально исчезла с его лица. — А почему вы ведете следствие, а не менты?
— Тебе объяснить политграмоту, кто такой Крафт? — удивилась я.
— Понятно, — вздохнул он. — А ба… девчонку жалко, она красивая и умная была.
— Почему была? — насторожилась я.
— А много по стране пропавших находят? — вопросом на вопрос ответил Геннадий.
— У тебя тачка действительно не заводилась в тот вечер, или ты капот специально поднял, за Ксюшей последить? — спросил вдруг с заднего сиденья Слава.
— Свеча на самом деле барахлила, чистил. А параллельно за Ксенией наблюдал, я давно на нее глаз положил. Да не думайте вы Бог весть что! Нравилась она мне очень как женщина, я Крафту по-мужски завидовал, повезло деду, такую девочку отхватил… Хотел при случае подвезти, поговорить. С ней общаться просто приятно. В пятницу вышел, осмотрелся, нет их «девятки». Ну, думаю, Генка, твой шанс! Стал заводить свою клячу, мотор прогреть, а она не заводится! Вот напасть! Взялся чистить. Тут Ксения и вышла. Идет прямо на стоянку, а там через «Ниву» доцента Михайлова стоял чужой «форд», не то темно-синий, не то черный, ночью не разобрал. Из «форда» мужик вылезает, пожилой такой, как муж ее, может, чуть моложе. Одет очень стильно. Они стали о чем-то вполголоса разговаривать, мне слов не слышно, дверь университетская постоянно хлопает, проспект рядом шумит. Они поговорили минут семь, мужик дверцу «форда» распахнул, Ксения в машину нырнула, они и уехали. Я только минут через пять старушку свою наладил, так что проследить не успел, — закончил Геннадий.
— Откуда ты решил, что «форд» чужой? — уточнила я.
— Так номера на нем московские…
Приходько не успел окончить фразу, как мы со Славой в один голос прервали его:
— Успел записать?
— Мне записывать не надо, я профессионал. Дайте ручку и бумагу. 99 серия, резерв ГИБДД, всякие там Управление делами президента, ваша контора, другие крыши… Кстати, вплотную за «фордом» с интервалом в пять секунд ушел чей-то темный «БМВ» с нашими, местными номерами. Возможно, ваша служба, раз он высокий московский гость. Нацарапать его тоже? — осведомился главный свидетель.
— Гена, ты прелесть! — я от души расцеловала Приходько в обе щеки, получив на листке блокнота заветные комбинации.
— Лейтенант, твоя капитанша замужем? — деловито осведомился спасатель.
— Это мой лейтенант окольцован замечательной девушкой Машей, а я еще свободна… — объяснила я.
— Тогда берегись, капитан! — пригрозил мне пальцем Геннадий.
— Эх, спасатель, спасатель, мимо счастья своего каждый вечер проходишь! — укоризненно покачала я головой.
— Это кого же мне ФСБ сватает? — подивился Приходько.
— Ту, которая тебя по обеим щекам отхлыстает за первый поцелуй, — предупредил сзади Слава.
— Все лучше, чем дубинкой. Кто же это?
— Да ты ее уже на руках носил, не помнишь разве?
— Галчонка? Женой?! Не представляю… Хотя на руках я ее действительно на втором курсе носил. Так это мой долг профессиональный был — спасать человека…
— У Галчонка сегодня день рождения. 21 год исполнился. А цветы она сама себе покупает, представляешь? — укоризненно прошептала я, предварительно выключив диктофон. Приходько вдруг замолчал, задумавшись о чем-то своем. Задумалась и я, глядя куда-то поверх него. Вряд ли он похож на профессионального насильника и убийцу. Скорее всего — действительно обиженный на всю женскую половину человечества мужик, ищет свою принцессу, а она рядом, только еще не принцесса, а Золушка, и живет с бабушкой, ее надо найти, сказать волшебные слова — и она расцветет, из Галчонка превратившись в белую лебедушку, хоть сейчас под венец… Что-то расчувствовалась я. Пора ведь и преступников ловить.
— У вас есть домашний телефон? — я вывела свидетеля из состояния оцепенения.
— У меня мобильник. Он постоянно со мной. Это по инструкции на случай крупномасштабных катастроф. Записывайте номер…
— Вы свободны. О нашем разговоре — никому ни слова! — предупредила я.
— Особенно Гале Лебедевой, — добавил Слава.
— Оʼкей! — пообещал Приходько, открывая дверцу машины. — Классные тачки, однако, нынче в ФСБ!
— Как по-твоему, он приедет сегодня к Лебедевой? — поинтересовалась я у кузена.
— Может, пари заключим? — предложил тот.
— А ты бы как поступил на его месте?
— Взял бы огромную охапку белых роз, шампанского, торт и с ходу с порогу бух перед Галкой и ее бабулькой на колени: «Благословите, бабуля, жить без вашей внучки не могу, руку и сердце прошу, до гроба любить обещаю!» Галка такого натиска не ожидает и сдастся! — продемонстрировал свой характер кузен.
— Машу ты примерно таким натиском брал?
— Да, на вторые сутки знакомства при выполнении специального задания «товарища капитана», съязвил братец. — И не жалею об этом.
Между тем раздался сигнал вызова моего собственного мобильника. Ответив, я узнала голос Антонины Васильевны, первой жены моего клиента.
— Надежда Александровна, мне очень нужно встретиться с вами. И как можно скорее! — в голосе ее слышалась тревога.
— Что-нибудь случилось? — полюбопытствовала я.
— Просто я вспомнила некоторые обстоятельства, мне кажется, они помогут пролить свет на… исчезновение Ксении.
— Хорошо. Вы дома?
— Да, где же мне еще быть?
— Я у Набережной, на Лермонтова. Через пятнадцать минут буду у вас.
Спрятав мобильник во внутренний карман куртки, я включила зажигание. Кажется, денек сегодня будет жарким для поздней осени!
Ровно через пятнадцать минут я входила в старую квартиру Крафта. Слава остался в машине осуществлять наружное наблюдение. Разговор предстоял женский, поэтому не стоило брать с собой помощника.
Андрея с Настей дома не оказалось, видимо, мать предусмотрительно отослала их куда подальше. В зале стоял уже накрытый столик на колесиках. В двух маленьких чашечках дымился кофе, аппетитно пахли тостеры с сыром.
— Вы меня позвали завтракать, Антонина Васильевна? — удивилась я.
— Нет, но в последнее время мне трудно разговаривать без кофе… — хозяйка смутилась.
— Не переживайте, я с удовольствием выпью кофе. Если рассказ будет интересным.
Мы сели в кресла, и хозяйка начала рассказывать… В конце лета, в августе, она вдруг заметила за собой слежку. Да-да, самую элементарную слежку. Чужой взгляд она инстинктивно чувствовала на себе обычно при подходе к дому. Поначалу не обращала внимания. Отмахивалась, как от назойливой мухи, от своих дурацких, как ей казалось, мыслей. Потом появились факты, доказывающие ее правоту. Почтовый ящик всякий раз оказывался закрыт не так, как привыкла закрывать его Антонина Васильевна, но ни сын, ни сноха не брали почту. Замки на входной двери стали проворачиваться чуть туже обычного. Ящики в письменном столе в кабинете бывшего мужа оказались однажды открытыми, хотя она всегда закрывала их на ключ…
— Вы не пытались связаться с Александром Андреевичем по этому поводу? — спросила я. — Ведь это он мог открывать своими ключами и почтовый ящик, и входную дверь, и, тем более, свой собственный письменный стол!
— Саша — очень порядочный человек, он при расставании оставил нам все ключи. Да, он бывает дома, сюда до сих пор приходит корреспонденция на его имя из-за рубежа, его западным коллегам же не объяснишь всего… Но визиты Саши всегда в моем или Андрея присутствии…
— Понимаю, порядочный человек, но я лично знаю одну семью, где жена часто выгоняет мужа из дома, предварительно отобрав у него связку ключей. На другой день, когда она уходит на работу, отвергнутый супруг возвращается, открывая дверь запасными ключами. Он их сделал на всякий случай и хранит в старом хламе в общем коридоре — знаете такие общие коридоры в старых девятиэтажках? Жена приходит с работы, муж дома, замки целы, они мирятся — и все заканчивается до следующего раза. Так и ваш бывший муж вполне может иметь запасную связку ключей и спокойно приходить в ваше отсутствие. Вот и все объяснение!
— Это еще не все! — понизив голос, произнесла хозяйка. — В начале сентября наш главный врач, Софья Михайловна, она моя подруга, под большим секретом призналась, что мною интересовались спецслужбы.
— Какие именно и чем конкретно интересовались? — в упор спросила я.
— Она наотрез отказалась говорить, какая именно спецслужба, но их очень интересовала моя биография и мои дети…
— Стоп, Антонина Васильевна! — перебила я Крафт. — Насколько я помню, у вас один сын, Андрей Александрович. Так ведь?
— Так… — она медленно закивала головой в знак согласия, но тень неуверенности и страха лежала на ее лице. — Видимо, речь как раз шла об Андрее и его жене, моей невестке, Насте…
— Допустим, — милостиво согласилась я, еще плохо соображая, как сообщенные не вполне вероятные подробности могли повлиять на исчезновение Ксении. — Что дальше?
— Дальше? — женщина вдруг посмотрела на меня помутневшим взглядом. Из ее глаз хлынули слезы. Плечи стали сотрясаться от безудержных рыданий. Настоящая истерика охватила хозяйку. Пытаясь успокоить ее, я обняла Антонину Васильевну, крепко прижала к себе:
— Ну, вот, такая взрослая и сильная женщина, доктор Крафт, не плакавшая даже после развода с мужем, ревет из-за детских сказок о шпионах, подсматривающих и подслушивающих ее Бог весть знает за что…
— Я знаю, за что Бог карает меня… Я расскажу сейчас вам одной… Это не знает никто, ни сын, ни муж… Саша то есть…
Рыдания стихли, доктор Крафт, вытащив носовой платок, привела себя в порядок и стала рассказывать мне историю своей юности, о которой, по ее словам, действительно не знал никто из ее родных и близких…
Я нервно пила чашку за чашкой уже порядком остывший кофе, внизу в машине давно скучал Владислав, а доктор Крафт только закончила свой тоскливый рассказ.
— Хорошо, пусть однажды в юности вы и совершили эту ошибку. Но причем здесь грех молодости и сегодняшнее внимание спецслужб? И исчезновение Ксении наконец? Я отказываюсь понимать. У меня факты не выстраиваются в одну линию. — Я в отчаянии развела руками.
— Надя, я сама пока решительно ничего не понимаю. Но древние греки еще говорили, что все тайное рано или поздно обязательно становится явным…
— Да, это истина. Но вы же не совершили преступления перед законом? Только перед собственной совестью. Кто вас взялся преследовать? — еще раз повторила я.
— Не знаю. Пока не знаю во всяком случае. Но интуиция мне подсказывает, все это как-то замыкается на Ксении.
— Она тут с какого боку? Женщина скорее всего стала жертвой какого-то сексуального маньяка, я потихоньку нащупываю след…
— Господи, лишь бы она была жива…
Я обалдело смотрела на Крафт. Конечно, Антонина Васильевна — очень воспитанная женщина и не станет публично радоваться гибели своей соперницы, но так переживать за ее жизнь и здоровье, связывая это преступление с грехом своей молодости? Нет, меня это потрясло…
Между тем вновь подал голос мой сотовый. Звонила… мама Ксении!
— Надежда Александровна? Здравствуйте, Перевалова! Мне срочно надо встретиться с вами!
— Что случилось?
— Кажется, я знаю, кто украл Ксению!
— Вы уверены?
— Приезжайте, пожалуйста!
— Хорошо, через полчаса буду!
Отключив мобильник, я посмотрела на Антонину Васильевну. Та — с надеждой — на меня:
— Что-нибудь прояснилось?
— Пока нет. Подозреваю, очередная женская история. Пушкиных не хватает, да и только. Оксаны или Ирины. А лучше бы обеих сразу!
Попрощавшись, я резво сбежала по ступенькам к машине. Волков сидел как раз за водительским местом и слушал по радио футбольный репортаж.
— Умница! Заводи мотор, а то я устала!
— Куда прикажете?
— Почти к тебе домой. Улица Заречная.
Не знаю, как весна, но осень на Заречной улице производила тоскливое впечатление: грязь, пожухлые и неубранные дворниками листья разметаны по тротуарам, серый цвет неба вместе с грязно-серо-желтой гаммой домов, построенных в пятидесятые годы XX века, — все это просто угнетало. Вот, наконец, нужный мне дом. Махнула рукой Славе: поскучай еще чуток! Понеслась наверх.
Меня ждали. Нина Сергеевна открыла сразу. Войдя в зал, я инстинктивно спросила:
— Где Антон?
— Утром Крафт забрал. Мальчишке английский на завтра выучить надо, я же помочь не могу. Вот и позвонила Саше. Он и забрал. А я сразу с вами связываться. Я вчера не решилась сразу рассказать, думала, Ксюша найдется. А ее все нет…
Кофе с бутербродами здесь не было. На журнальном столике лежала пачка сигарет. Нина Сергеевна жадно закурила:
— Речь пойдет об отце Ксении…
На одном дыхании мне пришлось выслушать еще одну женскую исповедь. Во время рассказа Нины Сергеевны я потянулась к пачке. Вдвоем мы прикончили ее минут за тридцать. Постепенно все известные мне факты стали выстраиваться в одну четкую цепочку. Не подходило в нее только одно звено — исчезновение Ксении. Куда она делась?
— Сама не понимаю, куда она делась. Дай Бог, чтобы с девочкой ничего не случилось.
— Понятно, Нина Сергеевна… Спасибо за историю. Я тогда поеду дальше искать тех, кто последним видел Ксению.
— Помоги, Надюша! Найди ее, очень тебя прошу! — мама подруги взяла меня за руку.
Кивнув ей и поцеловав в щеку, я быстро спустилась во двор. Плюхнувшись в свою «десятку», я вначале даже не поняла реплику Славы:
— Посмотри, там, у первого подъезда…
Только через секунду я пришла в себя и, встряхнувшись, внимательно посмотрела вдаль: у первого подъезда дома Переваловых стоял черный «форд» со знакомыми московскими номерами! А я собралась его разыскивать!
Из «форда» вышел высокий седой мужчина в длинном черном пальто, очень элегантно сидевшем на нем. Белое кашне оттеняло его красивое бледное лицо. Мужчина шел нам навстречу. Я вышла из «десятки», но идти вперед не смогла, настолько сильно переволновалась.
— Вы не меня случайно разыскиваете, Надежда Александровна? — произнес мужчина, поравнявшись со мной.
— Вас, Анатолий Михайлович, вас! — в тон ему ответила я. — Беда у нас. Ксения пропала…
— Как пропала? Ведь в пятницу я ее почти до самого дома довез. Она попросила только высадить на остановке маршрутки, у дома мог муж встречать, она еще не в состоянии была ему все рассказать.
— Она вышла из машины, попрощалась, мы договорились о встрече в воскресенье, суббота у нее была занята обедом с подругой, знаменитым частным сыщиком Надеждой Фроловой, с вами то есть. Ксения хотела именно на сегодняшний воскресный вечер собрать у себя дома всех заинтересованных лиц и поведать, наконец, об этой невероятной истории.
— Вы отъехали сразу, как только она вы-шла? — спросила я с надеждой в голосе.
— Нет, подождал, пока она перешла на противоположную сторону дороги и свернула за угол дома. Я еще не был в курсе, ее это дом или соседний. Только потом отъехал. У меня еще старики-родители живы, они в Сосновке, это в семидесяти километрах от города. Остановился у них. Всю субботу был там. А сегодня с утра сердце заныло, тоска такая охватила. Позвонил Ксении домой, муж ответил, что ее нет дома. Поехал сюда, к матери, думаю, может, она у Нины Сергеевны. Тут увидел вашу машину, подошел…
— Как вы машину-то мою вычислили?
— Ксения, когда рассказывала в пятницу о своем житье-бытье, поделилась, что есть только одна закадычная подруга. Частным сыщиком вкалывает. И успешно. Уже на «десятке» раскатывает. Дальше, как говорится, дело техники. С моими возможностями найти номер не представляло труда, — незнакомец развел руками.
— Вам дали прикрытие в нашем городе? — машинально спросила я.
— В смысле охраны? — не понимающе переспросил хозяин «форда».
В этот момент Слава, неподвижно сидевший за рулем «десятки», опустил правое боковое стекло:
— Надя, взгляни! По-моему, это к тебе!
В тесный дворик скромного дома на Заречной медленно вплывал шестисотый «мерс», а за ним, чуть поодаль, огромный джип. Ваха в своем репертуаре! Я посмотрела на часы: обещал к вечеру, а закончил к полудню… Должно быть, что-то важное, раз Бадаев решился демонстративно искать меня здесь.
— Это за вами? — спросил меня хозяин «форда». — Я могу помочь… — он, встав спиной к подъезжавшему «мерсу», распахнул полу пиджака, показывая желтую кобуру.
— Спасибо, Анатолий Михайлович! — мне, честно говоря, было очень приятно, что совершенно незнакомый мне мужчина с ходу согласился ввязаться в заведомо проигрышное дело, лишь бы защитить женщину. — Это моя крыша.
— Солидная у вас команда! — усмехнулся Анатолий Михайлович.
Между тем Ваха вынес из «мерса» свое драгоценное тело и зашагал нам навстречу. Из джипа шустро вынырнули двое парнишек, сзади прикрывших шефа.
— Здравствуй, Надия! — на восточный манер произнеся мое имя, Бадаев оценивающе оглядел Анатолия Михайловича. — Тебя обижают? — кавказец кивнул на москвича. — Помочь?
— Ваха, это мой друг из Москвы, — представила я гостя. — И при нем можно все говорить про Ксению.
— А что говорить? Нечего говорить! Я тебя поэтому решил раньше найти. Наши ее не трогали. Залетных тоже не было! — главный кавказский мафиози развел руками.
— Ваха, а три кавказских парня в пятницу вечером в университете? Небось не проверил? — вспомнила я показания одной из свидетельниц.
— Обижаешь, Надия, как раз и проверили! Это Гогин сын с приятелями. Гога их всех в университет пристроил, ума-разума набираться! — широко улыбаясь хищно сверкавшим золотом ртом, ответил Бадаев.
— У Гогиного сына темный «БМВ»? — поинтересовалась я.
Бадаев повернулся в сторону одного из своих горилл.
— У Анзора «тойота», хозяин! — четко ответил охранник. Я начинала соображать:
— Анатолий Михайлович, мы остановились на том, что вы здесь без охраны. Так ведь?
— Совершенно верно. А в чем дело?
Я нагнулась к дверце своей тачки:
— Слава, блокнот!
Подхватив поданный моим верным помощником деловой блокнот, я открыла его на последней странице, где аккуратным и четким почерком Приходько были написаны два государственных номерных знака.
— Вверху — номер вашего «форда», Анатолий Михайлович, верно? — он согласно кивнул головой. — А внизу — номер темного «БМВ», что устремился вслед за вами в пятницу вечером со стоянки у четвертого корпуса университета! Вас пасли всю дорогу! Увидев, что вы бросили, другого слова я не подберу, бросили свою… — Анатолий Михайлович умоляюще вскинул брови, — свою спутницу на полдороге, убийца или похититель объехал ее дом, поставил «БМВ» у подъезда и встретил там свою жертву!
— Надия, дай взглянуть номер! — Бадаев протянул руку за моим блокнотом. Что же, пусть смотрит.
Мафиози несколько секунд изучал второй номер в блокноте. Потом жестом руки подозвал одного из охранников. Тот, взглянув на номер, сразу отрицательно покачал головой. Ваха вернул мне блокнот:
— Никому из наших машина не принадлежит. Но все равно, что-то очень памятные знаки!
— Ладно, сейчас узнаем! — я вытащила сотовый и набрала номер оперативного дежурного ГИБДД. Как назло, мой знакомый подполковник сменился!
В растерянности я опустила мобильник. Анатолий Михайлович достал из кармана пальто свой телефон. Ваха, усмехнувшись, спросил:
— Надия, зачем звонить дежурному, если есть начальник! Он вытащил свой мобильник и на память набрал несколько цифр.
— Кирилл, дорогой, здравствуй! Бадаев беспокоит! Как отдыхаешь в воскресенье? Как жена, дети? Слава Аллаху, в порядке? Слушай, выручай! Позвони по городскому своим, попроси узнать хозяина и адрес тачки. «БМВ» темного цвета, номер… Хорошо, я подожду… — мафиози опустил мобильник. — Вот видишь, Надия, сейчас мы все будем знать.
Он вытащил из кармана пиджака «паркер», приготовился писать в моем блокноте. Три минуты текли нестерпимо долго.
— Да, я жду. Записываю… Как говоришь? Вах-вах, все думал, откуда номер знакомый? Теперь понял! — кавказский акцент моего друга от волнения всегда усиливался. — Что он наделал? Хорошего человека или убил, или украл. Нет, Кирилл, сам разберусь. Ты только, дорогой, объяви на всякий случай эту твою, ну… как она называется… Во, во! «Заслон»! Она самая! Только, дорогой, своим Аллахом и твоим Христом, богами прошу, не трогайте его, найди только и мне на мобильник позвони! Ну, постреляем совсем немножко… Обещаю! Все! Жду! Ваха отключил сотовый, подал мне блокнот. Я взглянула на анкетные данные владельца «БМВ». Господи, как я сразу не догадалась!
— Ваха, ты его знаешь? — я была просто в шоке.
— Этот балбес — сын моего заклятого врага. Я Медведя предупреждал, не лезь в мой бизнес, я не стану в твой вмешиваться. Не понял! Своих ребят на мои точки направил. Так разве честно? Тачка самого Медведя была, пока он себе такой же «мерс», как у меня, не купил. «БМВ» сыну отдал… — объяснил горячий кавказский мафиози.
— Надя, вы уверены, что этот человек причастен к исчезновению Ксении? — Анатолий Михайлович внимательно посмотрел на меня.
— Да, на 99 процентов. Теперь все факты встали на свои места! — я захлопнула блокнот.
— Тогда я его своими собственными руками! — хозяин «форда» вновь откинул полу своего пиджака, обнажив желтую кобуру.
Дернулись охранники Вахи. Тот молча остановил их движением своей ладони:
— Какие у тебя, дорогая Надия, серьезные московские гости! Не думал, честно! Гостей и женщин надо беречь. Закон гор! Я со своими ребятами сам с ними разберусь…
— Уважаемый… — Анатолий Михайлович сделал паузу, взглянув на кавказца. Тот протянул руку, представившись. — Уважаемый Ваха, может, не стоит рисковать и вашими людьми? Я сейчас свяжусь с местным отделением ФСБ, вызовем РУБОБ, ОМОН — это их дело…
— Дорогой, мы с тобой одного возраста, уважать друг друга должны! Ты хочешь, чтобы я закон гор нарушил, обидчика ментам сдал? Я что, трус последний? Я Медведя предупреждал, меня не трогай, родных, друзей моих не трогай… Зачем он на рожон, как русские говорят, полез?
— Его сын мог просто не знать, как Ксения связана со мной, а через меня — с тобой. Ведь это очень сложная комбинация, Ваха! — я старалась утихомирить горячего кавказца.
— Надия, этот хищник поднял руку на женщину! Убей врага в честном поединке, но не трогай его жену и дочь! Они не виноваты. Зачем такому мерзавцу жить?
— Хорошо! Но дело начинала я, поэтому командовать парадом все равно буду я! — упрямо стукнув ладонью по капоту собственной «десятки», решительно заявила я.
— Пусть такая красивая женщина покомандует, правильно, дорогой? — Ваха полуобнял Анатолия Михайловича за плечи.
Через минуту жители скромного дома на Заречной улице могли наблюдать странный кортеж, разворачивающийся на выезд из их двора: впереди ехала моя скромная по сравнению с остальными машинами «десятка», за мной — «форд» московского гостя, за тем — шестисотый «Мерс» Вахи, джип его охраны. Не хватало только машины сопровождения ГИБДД впереди — и кавалькада получилась бы впечатляющей!
Поздним воскресным вечером 31 октября в квартире Ксении Георгиевны и Александра Андреевича Крафтов по моей просьбе собралось все довольно странное семейство: сам Александр Андреевич, его первая семья — бывшая жена Антонина Васильевна, старший сын Андрей Александрович, невестка Настя; нынешняя теща Нина Сергеевна и младший сын, ребенок Ксении Антон. Не хватало только хозяйки дома.
Мой любимый кузен вместе с московским гостем коротали пока время в «десятке», стоящей у подъезда. Я включила радиомикрофон, спрятанный в мою авторучку, они настроили приемник на его волну и могли слушать и писать на магнитофон все, что ни происходило в этой квартире.
Из всех присутствующих только я и Александр Андреевич знали, что же в конце концов произошло с Ксенией. А правда о всех перипетиях этой многолетней истории была известна лишь мне одной.
— Кажется, расселись все? — я обвела взглядом присутствующих. — Устраивайтесь поудобнее, разговор предстоит долгий… — Я выдержала паузу, всматриваясь в лица еще ничего не подозревающих людей.
— Сегодня, примерно в это же самое время, вы все должны были так или иначе встретиться здесь. Только разговор при других обстоятельствах вела бы сама Ксения. Но так уж случилось, что мне пришлось заменить школьную подругу. До общей встречи здесь я беседовала со всеми вами, кроме Антона, один на один. С каждого из вас я взяла разрешение открыть его маленькую тайну, ту, которую вы по очереди доверили мне как частному сыщику. Лишь сложив все в одно целое, я наконец получила картину, которая помогла раскрыть это преступление. Я открою тайну каждого из вас всем присутствующим, ибо знаю, что все тайное рано или поздно становится явным. Груз тайны лежал на каждом из вас много лет подряд и не позволял вздохнуть свободно, спокойно, полной грудью, заставлял жить в страхе, вздрагивать от каждого шороха. Но прошлое неизбежно возвращается к каждому из нас…
Я вновь посмотрела в глаза всем присутствующим.
— Итак, в пятницу, 29 октября, поздним вечером, пропала молодая женщина, Ксения Георгиевна Крафт, родственница в той или иной степени практически всех здесь присутствующих, за исключением, разумеется, меня. Она не вернулась домой после работы — двух пар на вечернем отделении филфака. Муж, уважаемый Александр Андреевич, — последовал мой кивок в сторону академика, — поднял тревогу лишь утром в субботу, 30 октября, позвонив мне по обнаруженному на карточке телефону.
Приехав сюда и поговорив с потерпевшим, я поначалу была в растерянности. Невообразимое стечение обстоятельств работало в тот вечер против Ксении. Муж, обычно забирающий ее по пятницам после второй вечерней пары из университета, остался дома, так как не мог бросить одного младшего сына, уважаемого Антона, — мальчик важно поклонился всем присутствующим. — Плохо чувствовала себя Нина Сергеевна, бабушка, обычно приходящая на помощь в семью дочери по пятницам.
Встретившись и побеседовав вчера с каждым из вас, я поняла, что от подозрений никто из вас не свободен. Это нормально. Сыщик похож на скульптора. Помните, у кого-то из великих мастеров спросили, как он делает свои блестящие творения? Мастер ответил: «Очень просто. Беру глыбу мрамора и отсекаю все лишнее». Так и настоящий сыщик-профессионал. Я беру все версии, какие только приходят в голову, складываю в одну огромную бесформенную глыбу. Потом, накопив множество фактов, отсекаю все лишнее.
Какие же версии смешались в одну глыбу? Поначалу элементарные: дорожно-транспортное происшествие, гибель или тяжелое ранение в его результате; резкое ухудшение состояния здоровья, внезапный обморок, скоропостижная смерть в результате какой-то скрытой для окружающих болезни. Потом пошли более серьезные штучки: бегство с любовником; похищение с целью выкупа; самоубийство на почве неизлечимой болезни или измены мужа. Очень серьезными версиями я считала нападение сексуального маньяка, убийство кем-то из вас… Да, не удивляйтесь, у каждого из вас, кроме Антона, могли быть, по крайней мере гипотетически, свои причины для убийства Ксении. Давайте подробнее остановимся на этих версиях и возможном участии каждого из вас в устранении жертвы. — Я взяла лист ватмана, фломастер, начертила в самом центре его жирную точку, надписав: «Ксения. Жертва». — Первый реальный подозреваемый — сам Александр Андреевич. Вы, вы, дорогой академик, не возмущайтесь. У вас до сих пор нет безусловного алиби на злополучный вечер. Антон заснул на программе «Время», для вас, автомобилиста с многолетним стажем, ничего не стоило, закрыв сына одного, добраться за 30–40 минут до университета. Там вы могли стать свидетелем любопытной сцены: молодая любящая жена садится в крутой автомобиль с мужчиной, практически вашим ровесником, и уезжает в неизвестном направлении. Ревность — элементарно, как сказал бы доктор Ватсон. Тем паче, что, кроме ревности, у вас могли быть и другие причины — запутавшись, как в двух соснах, в двух женах, вы, видя доброе отношение первой жены к вашему младшему сыну, предпочли разделаться с молодой… Занятно, не правда ли? Но очень правомерно, если учесть, что академик не поднимал тревоги до утра. За это время можно уничтожить все следы преступления. — На листе ватмана я поставила вторую точку с надписью «Муж».
Вторая подозреваемая — это вы, уважаемая Антонина Васильевна! Женщине на роду написано бороться за собственное счастье, выходит, и за собственного мужа, самца, отца своего ребенка. И у вас на тот вечер нет ровным счетом никакого алиби. Ночевка у подруги — это так шатко! Любая подруга, вызванная в компетентные органы, при соответствующем нажиме, с легкостью сдаст вас, ибо идти под суд в качестве соучастницы ей нет никакого резона. А мотивы — вот они, налицо! Молодая, красивая девочка, да, просто девочка, вам самой в дочки годящаяся, двенадцать лет исподтишка отдает вашему мужу жар своего юного тела! И ребенка родила, которого они, словно в насмешку над вами, называют Антоном! Какая нормальная женщина подобное стерпит!
Вы затаились. Отпустили любимого супруга к ней, к разлучнице, молодой, прелестной. Отпустили ради ребенка. Ради Антона. Вы сама мать теперь уже взрослого сына и прекрасно понимали, как мальчику нужен отец рядом, постоянно, ежедневно, а не раз в неделю! Но, в глубине души, полюбив мальчика, лечив его, вы продолжали люто ненавидеть его мать. Что стоило вам, узнавшей, что соперница будет в тот вечер возвращаться домой одна, встретить ее у подъезда. Вас бы она не испугалась, не отпрянула бы в сторону. Один удар скальпелем, удар профессионала-врача, и все кончено. Погорюет бывший муженек с годик — никуда не денется, как миленький вернется, ему же сына одному поднимать, женская рука все равно нужна! На листе бумаги появилась третья точка: «Б. Ж.» — бывшая жена, разумеется.
Третьим подозреваемым оказались вы, Андрей Александрович! — я заметила, как вздрогнул академик. Вот кто переживал больше всех! — У вас даже не один мотив убить Ксению, мотив, лежащий на поверхности, бросающийся всем в глаза. Да, вендетта, кровная месть за честь брошенной матери! Мстят не только итальянцы или горячие чеченские парни. Но и наши хладнокровные русские. Любой бы суд дал вам по минимуму за подобное преступление. Но у вас был еще один мотив. Скрытый, никому до сего дня не известный. С разрешения Андрея Александровича я раскрываю первую личную тайну, которая с сегодняшнего дня станет тайной семейной. По совершенно другим обстоятельствам, о которых я скажу чуть позже, эта тайна уже не имеет смысла.
Итак, четырнадцатилетний Андрей, сын известного профессора Крафта, влюбился по уши, как подобает мальчишке, в Ксению Перевалову, студентку его отца, часто приходящую в дом на консультации — она дипломница, потом аспирантка Крафта-старшего. С годами, как ни странно, подростковая любовь не ослабела, а вызрела в большое и сильное чувство. В семнадцать юноша решается во всем признаться предмету своего тайного увлечения. Андрея не смущает семилетняя разница в возрасте — Андрей спешит объясниться домой к возлюбленной — и что он видит? Сцену, которая потрясла его до глубины души. Счастливую семью: собственного отца, Ксению и малыша Антона, — выходящих из подъезда. Ксения с малышом провожали Александра Андреевича. Антон, ласковый мальчик, залез к отцу на руки, целовал его и громко называл папой!
Шок, испытанный Андреем, можно понять! Вмиг разрушился не только образ любимого отца, рухнул еще один, скорее всего, просто придуманный им образ возлюбленной. Ксения оказалась невенчанной женой отца! Я удивляюсь еще психике Андрея: он еще пять лет спокойно носил в душе отцовскую тайну, не посмея выдать матери факт существования Антона и Ксении. Мужская солидарность? Или просто любовь к этой девушке? Не знаю, но что-то останавливало все эти годы Андрея. Вот вам и тайный, надолго скрытый ото всех, мотив возможного убийства Андреем Ксении. Многие мужчины не могут смириться с тем, что их возлюбленная принадлежит другому. Даже собственному отцу. Алиби у Андрея, как и у всех Крафтов, в тот вечер не было: он поругался с собственной женой, с вами, Анастасия. Вы, хлопнув дверью, умчались к собственным родителям. Андрей остался дома один. Что мешало ему уехать и встретить Ксению здесь, у подъезда собственного дома? Она бы и от Андрея не шарахнулась в сторону…
Весь мой монолог я наблюдала, как краска залила лицо и шею не только Андрея, но и его родителей. Каждый из них по-своему переживал за сына. Но главные сюрпризы оставались все еще впереди! Четвертая точка на ватмане получила краткое наименование «Андрей».
— Теперь возьмемся за вас, Анастасия! — я перевела взгляд на сноху Крафтов. — Среди родственников вы у меня в списке подозреваемых стояли на четвертом месте. Неплохой результат. Теперь о мотивах. Вышли замуж за Андрея вы, скорее всего, по любви. Молодой, красивый, умный, со спортивною фигурой, с порядочными, интеллигентными родителями, такой жених внушает доверие любым девушкам. Потом начались семейные будни. Скандал со знаменитым свекром, ушедшим вдруг к молодой жене. Все бы ничего. Только однажды ночью, проснувшись, вы случайно услышали, как стонал во сне ваш муж — бывает, дурной сон приснился… Но во сне ваш ненаглядный Андрей звал почему-то… Ксюшу! Вам хватило терпения дождаться утра, хотя вы сами в ту ночь не сомкнули глаз. Утром вы совершенно невинно спросили мужа о ночном сне. Муж покраснел, как сейчас, посмотрите, — все невольно посмотрели на Андрея, до сих пор сидящего с пунцовым лицом и даже ушами. — И тогда вы ему выдали все про Ксюшу, прекрасно понимая, о ком идет речь!
Вы не хотели, чтобы рано или поздно Ксения стала разлучницей и вашего брака с Андреем! Вы прекрасно водите машину. В тот вечер, спровоцировав очередной скандал — свекрови, выполнявшей обычно роль громоотвода, дома не было, — вы отправились к родителям. Ничего не стоило взять у них машину — доверенность у вас есть до сих пор, приехать к университету поздним вечером чуть раньше Крафта — о его немецкой пунктуальности по университету ходят легенды, забрать молодую «свекровь» под любым благовидным предлогом — что, она испугается сесть в машину к близкой родственнице? Нет, конечно, — и в любом темном переулке расправится со своей жертвой.
Настя усмехнулась. Она явно хотела вставить свою реплику, объяснив присутствующим свое странное поведение.
— Подождите, прошу вас, вашу тайну я раскрою чуточку позже! Еще не время…
Нарисовав пятую точку с надписью «Настя», я продолжала:
— Наконец, самой крутой версией было поставить вас, уважаемая Нина Сергеевна, пусть на скромное, пятое, но все же весьма почетное место в списке потенциальных убийц дочери. Каюсь, авторство этой версии принадлежит не мне самой, а моим добровольным и бесценным помощникам, Маше и Славе Волковым, моему кузену и его юной жене, помогавшим мне и в этом запутанном деле. Из чего они исходили? Пожалуйста. Надежного алиби нет и у вас. Более того. Приехав к вам вчера утром, я застала вас в добром здравии, нутром почувствовав неладное. Если не убийца, то уж во всяком случае заговорщица, знавшая, к примеру, что дочь сбежала от старого мужа с молодым любовником. А мотивы для убийства налицо. Зять старше вас самой на три года. Со слов Ксении, она отца, вашего то есть мужа, не помнит. То есть большую часть своей жизни вы прожили без спутника жизни. Вполне естественно обратить внимание на собственного зятя. В судебной практике тысячи дел, когда зятья сходятся с собственными тещами, много старше их возрастом. А тут все наоборот…
Каюсь, и при всех прошу у вас прощения, милая Нина Сергеевна, но мои подозрения укрепились после того, как сегодня утром я узнала вашу тайну. Хладнокровно уничтожив Ксению, вы повели бы бескомпромиссную борьбу за бывшего зятя, который вполне мог стать вашим собственным мужем после положенного годичного траура! Простите меня, милая Нина Сергеевна! — я подошла к сидящей в кресле матери Ксении, обняла ее за плечи, чмокнула в щеку. Потом вернулась к листу ватмана, поставила шестую точку, самую невероятную, с крупной надписью «Мать»…
— Из числа родственников подозреваемые кончились. Назову тех, кто потенциально был в числе подозреваемых со стороны, косвенные улики против которых были накоплены мной или моими помощниками. Геннадий Васильевич Приходько, студент той самой группы 3 «В», которой в пятницу читала свои лекции Ксения. Со слов свидетелей, студентов той же группы, характеризовался отрицательно, я бы даже сказала, маниакально по отношению к женщинам. Обладатель собственной «шестерки», он мог вполне под благовидным предлогом посадить преподавателя в свою машину и расправиться с ней по дороге.
Мною подозревался, правда, лишь в качестве заказчика, даже ректор университета Евгений Тобольский: в декабре предстоят перевыборы ректора, и, чтобы выбить самого достойного конкурента из борьбы, можно пойти на все.
Вот, пожалуй, все версии, собранные мною в единую глыбу. — На листе ватамана появились еще две новые точки. — Теперь о том, как одна за другой они отсекались и какие личные тайны еще хранили некоторые члены вашей семьи. Тайны, которые нужно сегодня раскрыть.
Я стала соединять все точки на листе бумаги в единую геометрическую фигуру. Какая-то странная она получилась, даже названия нельзя подобрать!
— Первым я вычеркнула из этого замысловатого чертежа основного претендента на звание кровавого монстра, Геннадия Приходько. Парень оказался милейшей души человеком, спасателем МЧС, несколько лет назад горько обманутым своей возлюбленной. С тех пор молодой человек и занимается поиском идеальной девушки, способной затмить его предательницу. В тот пятничный вечер у Приходько просто-напросто сломалась его старенькая «шестерка», и, пока Геннадий менял свечу, Ксения Георгиевна умчалась прочь на темном «форде», номер которого предусмотрительно запомнил спасатель.
Мне предстояло найти хозяина этого «форда». Я уже собралась заняться этим неотложным делом, как меня вызвала уважаемая Антонина Васильевна. Она поведала мне свою тайну, которая показалась мне невероятной. Но — слушайте, Антонина Васильевна разрешила ее рассказать.
В конце лета доктор Крафт почувствовала за собой слежку… — я увидела, как теперь побледнел Андрей и с каким интересом посмотрел на бывшую жену академик. — Да, самую натуральную и очень профессиональную слежку. Мои попытки объяснить все факты манией преследования и следами незапланированного прихода в дом вас, Александр Андреевич, успехом не увенчались. И не только ваша порядочность виновата в моей неудаче. Антониной Васильевной пристально заинтересовались российские спецслужбы. Причем не столько ею самой, сколько ее детьми… — вздрогнули одновременно все Крафты.
— Я также вздрогнула, услышав эту фразу из уст Антонины Васильевны. Какие дети? И вот что выяснилось. Александр Андреевич познакомился со своей будущей женой в Благовещенске, где та служила медсестрой в военном госпитале. Его бросила первая жена, укатившая с новым мужем-подполковником в далекий северный гарнизон. На вопрос о своем прошлом Тоня отвечала уклончиво: замужем не была, но любила одного, негодяй оказался, бросил. Она и не врала. Ее действительно бросил любимый человек. Только вот одну подробность Антонина не решилась открыть с ходу понравившемуся ей майору. Зная из разговоров с ним и его родителями, что Крафт обожает детей, а в первом браке их не было, Антонина побоялась рассказать любимому человеку о ребенке, оставленном ею в московском родильном доме.
Да, есть еще один ребенок. Плод романтической любви юной девушки Тони, студентки медучилища, и прекрасного юноши, на вопрос о месте учебы и работы отвечавшего девушке весьма уклончиво. Она ничего не знала о нем, только имя и фамилию. Юноша сам всегда находил Тоню. В общежитии, в училище. Всегда провожал. Целовал жарко. Однажды весной, в мае, в лесу, Тоня отдала своему возлюбленному все, что у нее, воспитанницы детского дома, было дорогого, — собственную честь.
Через месяц, почувствовав приступ рвоты, она сказала об этом возлюбленному на последнем перед долгой разлукой свидании — юноша сказал, что до сентября уезжает на Дальний Восток, на практику. Любимый сразу изменился в лице, как-то потускнел, помрачнел, к ужасу Антонины. Но потом, многократно анализируя их последнее свидание, она успокаивала себя: он помрачнел так от страха за любимую девушку в период долгой разлуки. Ничего, письма с Дальнего Востока долго идут. Дождется и она весточки, слов ободряющих.
Не дождалась. К сентябрю он не появился. А где искать любимого? Зная только имя и фамилию? Осенью, когда уже был явственно виден живот, она пришла в адресное бюро, слезно просила девчонок-регистраторов помочь ей найти своего ненаглядного. Те, по-бабьи жалея молодую дурочку, терпеливо объясняли ей, что в одной только Москве юношей с такой распространенной фамилией и простым именем тысяч двадцать. Ребенок успеет сам вырасти, взрослым стать, пока она обойдет всех. Тогда Антонина, еще не веря в подлость любимого человека, пришла в милицию, в уголовный розыск и… заявила о пропаже возлюбленного. Опер ей попался хороший. Пожилой, в отцы годящийся. Терпеливо выслушал, записал скупые известные ей данные, попросил месяц на поиски. Через месяц, когда она вновь пришла на Петровку, 38, майор показал ей пухлую папку — дело об исчезновении ее возлюбленного. Папка распухла от официальных ответов из всех московских вузов и техникумов о безвестном студенте, якобы проходящем практику на Дальнем Востоке. На красивых фирменных бланках везде содержался стандартный ответ: в списках не значится, практику на Дальнем Востоке студенты не проходят. Чьим-то жирным красным карандашом на папке сверху было написано: «В архив!». Поблагодарила Антонина майора и ушла, скорчившаяся от боли и тоски. А в феврале следующего года родила девочку — по народным приметам на природе всегда девочки получаются. К моменту рождения она уже решила — дочку оставит в Доме малютки. Пока. На время. Ведь у нее нет родственников, она — детдомовская. А сама поедет на Дальний Восток, искать отца ребенка. Волнуясь, плача, она рассказывала эту историю директору Дома малютки. Подписывала какие-то там бумаги — какие, она от волнения не запомнила.
Встретив на Дальнем Востоке новую, теперь уже серьезную любовь, она про себя решила: пока Крафту ничего про дочь не скажу. Зарегистрируем брак, поедем в Москву, в Кремль, за его орденом Ленина и полковничьими погонами, там зайду в Дом ребенка, заберу малютку, паспорт-то еще на прежнюю фамилию. Будет мужу счастливый сюрприз: не только жена, но и ребенок.
Однако сюрприз ждал Антонину. В Доме ребенка ей сказали, что дочки нет. Как нет? Удивилась Тоня, потребовала директора. А та спокойно объяснила: вы же сами почти год назад от девочки отказались, вот все бумаги с вашей подлинной подписью. Девочку и усыновили люди добрые, но бездетные. Сказать, кто усыновил, права не имею, подсудное дело. Наревелась Антонина, но мужу ничего не рассказала. Подумала: судьба такая. А скажи — муж, полковник, почти Герой, пограничник, здесь, в Москве, весь тогдашний КГБ, к которому погранвойска относились, на ноги бы поднял. Из песни, однако, слова не выкинешь… — Я помолчала, переводя дух. Крафты молчали.
— Это первая женская история на сегодня в вашем благородном семействе. А теперь вторая. В те же самые благословенные шестидесятые годы уже в нашем городе жила-была юная девочка Нина. Не первая красавица, но не из последних в ряду. Школу хорошо закончила. В химико-технологический институт поступила. Здесь суженого своего встретила. Георгия, Жору, если поласковей. Поженились. Первые годы на руках носил. Души не чаял. Но… Живут, живут, институт закончили, тут бы ребеночка завести. Однако не получается. По врачам пошли. Выяснилось, Нина виновата. Это сейчас, в новом тысячелетии, все просто. Зачатие в пробирке, имплантация зародыша матери — и нет проблем.
Тогда выход был один. Взять ребенка из роддома. Отказника. Много и тогда таких было, а сейчас вообще пруд пруди. Сказано — сделано. Нина не любила откладывать дела в долгий ящик. У мужа знакомые оказались, в результате взяли они ребенка. Девочку. Ксюшей назвали, как маму у Нины. Ксения Георгиевна Перевалова. То бишь теперь, конечно, Крафт.
Год или два прожили Переваловы нормально. А потом Жора вдруг в запой ударился. И за бутылкой признался жене: сошелся с лаборанткой из цеха, где он старшим мастером. Девчонка лет на десять моложе, только после школы. И понесла уже от него… Наревелась в тот вечер Нина. Но — вот вам русская женская душа — отпустила к молодой, даже вещички сама собрала в чемодан, чтоб аккуратней…
Так и росла Ксения без отца. Вот почему, когда еще в школе она полюбила Александра Андреевича и стала его невенчанной женой, мать так резко была против. Она ой как хорошо понимала положение Антонины Васильевны и сочувствовала ей.
Антонина Васильевна положила свою руку на ладонь Переваловой. Они молча переглянулись. «Интересно, как они будут переглядываться через несколько минут!» — подумала я.
— Это еще не финал второй женской истории. Это только ее первая часть. А теперь часть вторая. В конце лета Нина Сергеевна почувствовала… слежку. — Все присутствующие, за исключением Антона, беззаботно рисовавшего что-то в альбоме, переглянулись. — Грешить, как Антонине Васильевне, на ушедшего к другой мужа, ей не приходило в голову: Георгий Тимофеевич вполне счастливо живет со своей второй женой, у них трое детей и уже двое внуков. Оставалось загадкой, кому потребовалось следить за скромной российской пенсионеркой.
И лишь месяц назад к ней пришел человек, появление которого с затаенным ужасом она ждала все эти годы. Точнее, Нина Сергеевна ждала не его одного. Она ждала настоящих родителей родной, любимой Ксюши. Придут вот так однажды, откроют дверь и отберут самое дорогое, что оставалось у нее, — дочь. Но дочь подрастала. Повзрослела. Сама стала матерью. Страх Нины Сергеевны постепенно притуплялся. Дочь дождалась своего женского счастья, стала женой венчанной. Казалось, никто уже никогда не мог отнять у Нины Сергеевны ее Ксюшу.
Но этот человек появился и сказал просто: «Я знаю все. Я родной отец Ксюши». Назови он ребенка по-другому, Ксенией, например, возможно, и Нина Сергеевна встретила бы этого человека с опаской, враждебностью, как любая мать, у которой хотят отнять самое дорогое существо. Но она поверила в его обещание ничего не менять в сложившейся жизни. Он только хотел, чтобы Ксения была и его дочерью. Волей-неволей незнакомцу пришлось рассказать, кем была мать его дочери…
Я выдержала паузу, налила минералки в стакан, жадно выпила. Обвела взглядом присутствующих:
— Я могу пригласить Ксениного отца в эту семью?
Все посмотрели на Нину Сергеевну:
— Да, — чуть слышно проговорила она.
Взгляды присутствующих скрестились на Александре Андреевиче:
— Разумеется! — твердо произнес муж.
Вытащив мобильник — не стану же я афишировать, что весь наш разговор транслируется Бог весть куда! — я набрала номер:
— Анатолий Михайлович, поднимитесь, пожалуйста!
Пошла в прихожую открывать дверь, чтобы не было звонков. В зал вошел мой московский гость. Худощавый, весь седой мужчина «за пятьдесят» — точнее возраст определить было трудно. Серый, явно не российский костюм, белая рубашка, галстук, сделанный из той же ткани, что и пиджак.
— Анатолий Михайлович! — представился он сидящему в зале семейству. Александр Андреевич и Андрей подали руку незнакомцу. Крафт-старший показал на свободное место на диване, рядом с собой.
— Анатолий Михайлович, вас можно попросить повторить присутствующим ваш рассказ? — я подошла к гостю.
— Конечно, Надя! — он глубоко вдохнул, словно перед прыжком в воду, лишь потом начал повествование.
— Давно это было, тридцать с лишним лет назад, конец шестидесятых. У меня с детства были хорошие способности к языкам. Когда заканчивал школу, меня вызвали в КГБ, предложили поработать в разведке. Все подошло. Анкета — из крестьян, русский, родные и близкие не судимые, в оккупации не были, комсомолец, спортсмен… В общем, приняли меня в закрытую разведшколу КГБ. В Москве учился пять лет. Не только языки. Общая инженерная подготовка, радиотехническая, диверсионная, — словом, по полной программе. Да не об этом речь.
В увольнительные отпускали. Одно было условие: не говорить, где учишься. Однажды в очередной увольнительной на танцах под духовой оркестр — старшее поколение помнит, было такое в парке Горького — с девушкой познакомился. Понравилась. Второй, третий раз встретились. Разузнал, как зовут, доложил начальству своему по команде. Так мол и так, прошу разрешения на женитьбу.
Начальник анкетные данные ее взял, обещал подумать. Недели через две вызывает. И так, не глядя мне в глаза, говорит: «Мы тебя для нелегальной работы за рубежом Родины готовим. Девушка твоя не прошла по анкете, детдомовская она, родители неизвестны. Да и языков не знает. А тебя на долгие годы забрасывать собрались. Словом, или ничего серьезного, или рви с ней совсем». Вот так. Что мне делать было? Рассказывать о себе я права не имел. Тогда строго было: тебя государство из миллионов выбрало, доверие оправдывай…
А я к ней тянулся. Мне месяц до окончания разведшколы оставался, когда… Словом, не выдержали. Стали близки. А тут уезжать. Кошки на душе скребут. Признаться не имею права и подлецом оставаться не могу. Смолчал, словом… — гость помедлил. Потом, справившись с волнением, продолжал. — Почти на тридцать лет потерял я все: собственное имя, отчество, фамилию. Летом только вернулся. Есть все. Генеральское звание, Звезда Героя, еще Союза старого. Квартиру в Москве дали. Дачу в Подмосковье. Счет в швейцарском банке. За границей я ведь под крышей бизнесмена одного трудился. Состояние сколотил. За вычетом налогов любимой Родине — все остальное мне. А кому все это, думаю? Жену мне, кстати, в «Аквариуме» (так штаб-квартира нашей Службы в Ясеневе называется) подобрали. Ничего дурного не скажу, хорошая была женщина, царство ей небесное! — он вдруг перекрестился.
Только, видно, она чувствовала, как я к ней… по долгу службы отношусь. Может, у самой кто до меня был. Не знаю, — он пожал плечами, — только детей мы с ней решили не заводить и правильно сделали. Она на чужбине у меня похоронена. На второй родине то есть. Под чужим именем.
Вот я и решил найти свою бывшую возлюбленную, во всем ей покаяться. Ребенка разыскать. К груди собственной прижать. Конечно, я понимал, что подруга юности наверняка замужем, у меня, скорее всего, и внуки есть. Никому мешать, семьи чьи-то разбивать я не собирался. Контора родная помогла. Ту женщину нашли. Но предупредили меня: у нее только один ребенок, который по возрасту никак не может называться моим сыном: я в пору его рождения за границей уже с десяток лет служил.
Ну какой же я разведчик, если не размотаю весь этот клубок до конца? Стал копать. По моей просьбе проверили архивы всех родильных домов Москвы и Подмосковья. Нашли запись. Скупую такую: «23 февраля 19… года родился ребенок женского пола, весом 3,2 кг.» Даже имени нет. Я тогда сам уже засел в Московский городской архив, стал инвентарные книги Домов ребенка, Домов малюток просматривать. И нашел! Дату сдачи, опять без имени, и примечание: «Родители отказались». До сих пор не понимаю, почему родители во множественном числе?!
Нет, я себя не оправдываю. Я виноват, что выбрал долг перед Родиной, а не долг перед любимой женщиной. Такие жестокие времена были. Но зачем надо было отказываться от дочери?! Я пошел по следу. И нашел. Еще одну запись: «Исключена из списков Дома ребенка в связи с усыновлением». Да, так и написано коряво: в связи с усыновлением. Хотя надо было «в связи с удочерением». Нашел нянечек, медсестер, работавших там. Вспомнили, как звали женщину, удочерившую ребенка, — Нина. Это была ниточка. Вновь в архивах подняли документы всех московских райисполкомов за тот год. Покопался, но нашел. Решение Бауманского райисполкома об усыновлении ребенка женского пола, оставленного в Доме ребенка Бауманского района… Фамилии, имена, отчества приемных матери и отца. Город, откуда они приехали. Ваш город.
Вот я и поразился. Здесь, в вашем городе, живет женщина, родившая мою дочь. И другая, дочь воспитавшая. А в 70 километрах, в селе, до сих пор живут мои старики-родители. Они никогда не видели внучку. Я приехал сюда, разыскал обеих женщин. И при всей моей спецподготовке, чуть с ума не сошел. Настолько все в один клубок переплелось… Можно, Надя? — генерал повернулся в мою сторону.
Я молча кивнула головой. Сейчас должна разорваться бомба…
— Тоня, это ведь я, Анатолий… — москвич встал и подошел к Антонине Васильевне. — Анатолий Кузнецов. Помнишь?..
Женщина молча смотрела в сидящего перед ней пожилого мужчину. Кого она видела перед собой? Пылкого юношу, целовавшего ее на берегу Патриарших прудов, или седого героя невидимого фронта, всего несколько месяцев назад вернувшего себе имя, отчество, фамилию, Родину?
— Прости меня, Тоня! Если сможешь… — он терпеливо ждал ее реакции. Она молчала.
— Тоня, это правда? Скажи мне… — к ней обращался уже другой мужчина, ставший в конце концов ее мужем.
А генерал Кузнецов между тем повернулся к Нине Сергеевне:
— Простите и вы меня, Нина Сергеевна! Но я иначе не смог бы на свете жить. И спасибо вам за Ксюшу!
Тут только до всех Крафтов стала доходить невероятность происшедшего.
— Анатолий, вы не ошиблись? — к Кузнецову подошел весь бледный Александр Андреевич.
— Саша, разве в таком деле есть право на ошибку? — москвич порылся в карманах пиджака. — Месяц назад Ксения совершенно добровольно после разговора со мной и мамой, Ниной Сергеевной, разумеется, сдала кровь на анализ. И я сдал в присутствии адвоката. Кровь Антонины Васильевны, каюсь, мы взяли без ее ведома. Помните, Антонина Васильевна, весь медперсонал вашей поликлиники отправили на внеочередной медосмотр? Это из-за меня. Нужна была ваша кровь. Пробы отвезли в Москву, в ЦКБ. Вот заключение лучшей лаборатории страны. — Генерал вытащил из кармана очки, водрузив их на нос. Видимо, страдал дальнозоркостью. «Образец № 1 генетически является родственным образцам № 2 и № 3. При вскрытии запечатанных перед началом анализа в присутствии адвоката и нотариуса конвертов с фамилиями пациентов, у которых взяты образцы крови, оказалось, что образец № 1 принадлежит Крафт Ксении Георгиевне, 1970 года рождения, образец № 2 Кузнецову Анатолию Михайловичу, 1945 года рождения, образец № 3 Крафт Антонине Васильевне, 1945 года рождения. Достоверность анализа 99,99 %. Подписи. Заведующий генетической лабораторией ЦКБ Минздрава РФ, доктор медицинских наук, профессор… Эксперты: кандидат медицинских наук… кандидат медицинских наук. Результаты засвидетельствованы в присутствии нотариуса города Москвы… и адвоката, члена коллегии адвокатов г. Москвы… подписи. Москва, 23 октября 1999 года».
Закончив читать, Анатолий Михайлович обвел взглядом всех присутствующих. Первым очнулся от оцепенения старший Крафт:
— Тоня, получается, я оставил тебя и женился на твоей собственной дочери?
Закрыв глаза, та беззвучно рыдала в своем кресле.
— Антон, — мальчик встрепенулся. — Антон, — повторил Крафт, — получается, что он твой родной внук?
— А Ксения — моя родная сестра? — это уже подал голос Андрей. — А Антон — мой племянник? Или брат? Или тот и другой сразу? Вот кто запутается, так это я… — он махнул рукой, глядя на родителей.
«Что ж, пора вмешиваться, иначе они совсем забудут про жертву», — подумала я, а вслух сказала:
— Думаю, присутствие Анатолия Михайловича, родного отца Ксении, нам не помешает?
Все присутствующие дружно закивали головами.
— Тогда продолжим. Сложенные в одну цепочку факты сняли возможные обвинения с каждого из вас, сидящих в этой комнате. Александр Андреевич не мог убить собственную жену. Он ее просто боготворил. Он не мог поднять руку на беременную женщину… — Я нарочно выдержала вновь паузу. — Да, да, милые Антонина Васильевна, Нина Сергеевна, Анатолий Михайлович, Ксения беременна. По крайней мере была до пятницы.
— Что с… с… Ксенией? В конце концов, Надя, пожалуйста, к черту все остальное, расскажи нам правду о ней… — потребовала Антонина Васильевна.
— Хорошо, чтобы не пугать присутствующих, я нарушу порядок своего изложения и расскажу, как мы задержали преступника.
С помощью моего друга, Вахи Бадаева, мы установили — черный «БМВ», преследовавший ваш, Анатолий Михайлович, «форд» в ту злополучную пятничную ночь, принадлежал Карнухову Михаилу Михайловичу, студенту третьего курса дневного отделения филологического факультета нашего университета. Сыночка Михаила Карнухова-старшего, известного в определенных кругах как Медведя, главаря бандитской группы. Неизвестно, за сколько тысяч баксов или рублей папаше удалось пристроить своего сына-балбеса набираться ума-разума в наш славный университет.
Михась, как любил называть сыночка папаша, знаниями особенными не блистал. Да и к чему они, если их можно купить. Вот он и покупал их с методичностью — зачеты, экзамены, пока не дошел согласно программе до курса русской литературы XIX века, что вела Ксения… Георгиевна, вы уж простите меня, Анатолий Михайлович! — я улыбнулась генералу Кузнецову.
Впервые подонок, до этого покупавший все — от жвачки, выпивки, еды, тачек до ласк девочек, — столкнулся с тем, что преподаватель не продается. Зачет он сдал с грехом пополам с третьей попытки, рассказав Ксении Георгиевне слезливую историю об умирающей бабушке, у постели которой он, как любящий внук, должен дежурить.
Экзамен он не сдал, даже положив в зачетку как бы ненароком забытые сто долларов. А впереди была курсовая работа. С ней, правда, ему будет полегче — думал лоботряс. Один из коллег Ксении Георгиевны написал эту работу еще за сотню баксов. Ксения вернула ему папку, перечеркнув красными чернилами: «Не ваше творчество!».
Карнухов вошел в азарт. Он истратил еще сотню долларов на другую работу. Но результат был тот же. Пошел объясняться к Крафт. Та заявила, что примет курсовую только после сданного «хвоста», когда Карнухов прочтет все программные произведения. Представляете?
Тогда этот подонок решил не более и не менее как похитить Ксению Георгиевну и отпустить ее на свободу, как только она поставит оценку в его зачетке. План созрел — его надо было осуществлять. Михась следил за строптивой преподавательницей несколько дней. Сначала он хотел украсть ее после юбилейного вечера в театре, справедливо рассудив, что она будет возвращаться домой одна.
Но не тут-то было! В этот вечер я случайно встретилась со своей школьной подругой. Из театра сюда мы приехали вместе. Лишние свидетели Карнухову были ни к чему. Выбор пал на пятницу. Удобный день. Две вечерние пары. В перерыве первой Карнухов под благовидным предлогом пришел на занятия, — снова злополучная курсовая — убедился, что Крафт на месте. Более того, он случайно подслушал первый телефонный разговор Ксении Георгиевны с домом. Обрывок фразы — «Доберусь сама!» — вселил надежду на успех его предприятия. Он вызвал на подмогу двух братков из охраны отца. Поставил «БМВ» на стоянку и стал ждать.
Каково же было его удивление, когда после лекций Ксения заспешила на стоянку, к черному «форду». «Форд» — не «мерс», но машина знатная. И облик говорившего с Ксенией мужчины, ваш облик, товарищ генерал, тянул на крупного воротилу. Когда же. Ксения села к вам в машину, то Карнухов мгновенно поменял свой план. Он решил выследить Крафт, по себе считая, что ее встреча — измена любимому мужу. Дальше — дело техники. Фотографии, видеозапись — и неприступный преподаватель вынуждена будет сломаться.
И вот тут явный прокол допустили вы, товарищ генерал. Послушай женщину, но сделай всегда наоборот, даже если эта женщина — собственная дочь. Вы оставили ее, да, да, по ее же просьбе, на остановке маршрутки. А могли довезти до подъезда. Более того, подняться вместе с нею и сдать с рук на руки Александру Андреевичу. Познакомиться заодно. Ведь родственники — Ксения уже прочитала результаты анализа крови всех троих.
Когда вы отъехали, дочка заходила за угол собственного дома. Ей навстречу шел Карнухов. «Вы становитесь навязчивым», — только и произнесла Ксения. Молодчики Медведя огрели ее тупым предметом по затылку, она и охнуть не успела. Затолкали обмягшее тело в «БМВ», привезли на дачу Карнухова. Дача — это так, скромно. На деле — трехэтажный загородный особняк.
Когда в субботу утром Ксения пришла в себя, горе-студент и предложил сделку: свободу в обмен на подпись. Плюс любое количество долларов за моральный ущерб. Характер у нее оказался отцовским, с такой и в разведку можно. Отказалась. Бить — не били. Сутки голодом морили, думали — сломается. Вновь отказалась. Воскресенье уже наступило. Дали время до вечера — подумать. Не согласится — Михась пообещал отдать ее на развлечение гориллам отца…
Я прикрыла глаза. Мысленно вспомнила, как это было, несколько часов назад. Гэбэдэдэшники с вертолета засекли машину Карнухова-младшего на их даче в 20 километрах от города. Мы рванули туда. Трехэтажный каменный дом. Огороженный участок на полгектара, не меньше. Охрана на въезде и в самом доме.
— Что будем делать, мужики? — спросила я своих спутников, когда, встав на ближайшем повороте, мы провели «рекогносцировку» местности.
— Джип пустим первым. Снесем ворота. Ворвемся вовнутрь. Перестреляем всех на хрен! — предложил Ваха.
— Нас всего семь человек, считая женщину, — оценил наличные силы Кузнецов. — И вооружены слабо.
— Два «Калашникова» есть! — гордо уточнил Бадаев.
— Но сколько у них — неизвестно. Рискованно. Жертвы будут, — медленно, обдумывая каждое слово, произнес Кузнецов. — Придется брать на испуг.
— Это как так, товарищ генерал? — спросила я.
— Надия, это правда, наш гость генерал? — удивился Ваха.
— Самый натуральный! — подтвердила я.
— Тогда так. Спокойно подъезжаем к дому, впереди ставим мой «форд» и «десятку», вашими машинами перекрываем дорогу чуть подальше, чтобы нельзя было проскочить с обеих сторон. Михасю предлагаем добровольную сдачу через час.
— За это время сыночек вызовет отца на подмогу, и наши силы уж совсем станут неравны! — скептически оценила я план генерала.
— Как только мы убедимся, что вы, Надя, не ошиблись и Ксения действительно здесь, я вызову ФСБ и ОМОН. Пока я не знаю точно, я не могу этого сделать! — объяснил генерал.
— Тогда — в психическую атаку! — скомандовала я, и мы рванули.
Наши две машины, нарочито скрипя тормозами, остановились точно напротив въездных ворот, заблокировав их. «Мерс» и джип Бадаева перегородили дорогу метрах в пятидесяти от нас. Из будки выскочил обалдевший охранник.
— Михась дома? — строго спросила я, выйдя к нему навстречу.
— Дома… — произнес качок, прекрасно видя, как возле дальних машин появились ребята с автоматами в руках.
— Зови, зови, стрелять не будем. Пока! — успокоила я секьюрити.
Михась не заставил себя ждать. Нахально улыбаясь, в сопровождении уже двоих горилл с автоматами, он вышел на переговоры.
— Кто вы такие? — нагло спросил он.
— Здороваться надо, мальчик! — поправила я нахала. — Капитан Фролова, ФСБ! А это — мой начальник, генерал Кузнецов из Москвы. Он не просто генерал. Он — отец Ксении Георгиевны, которую ты вторые сутки держишь у себя. Понял, сукин сын?
Вот здесь Карнухов-младший себя выдал. Он побледнел от такого оборота дела. Улыбка сползла с его лица.
— Слушай внимательно, подонок! — Кузнецов поманил его к себе поближе пальцем. — На все про все тебе час. Через час выводишь дочь и сдаешься сам. Не дай Бог, с ее головы упадет хоть один волос! Я тебя лично пристрелю, как паршивую собаку! Даже если сдашься без боя. При попытке к бегству. Все мои люди подтвердят, что так и было.
По виду Карнухова чувствовалась его растерянность и смятение.
— Отец здесь или в городе? — спросила я.
— В городе! — выдавит из себя сыночек.
— Про твои фокусы знает? — настойчиво добивала я Михася.
Он только отрицательно покачал головой.
— Вызывай отца! При нас, срочно! — потребовала я.
— У меня сотовый в доме!
— Возьми мой! — кинула ему свой мобильник…
Антитеррористическое подразделение областного управления ФСБ и ОМОН приехало через сорок минут. С небольшим опазданием после них примчался Карнухов-старший. Увидев машины кавказцев, он прежде всего подошел к Вахе.
— Твоя работа? — показал на бойцов ОМОНа, выстраивающихся по периметру дачи.
— Я бы сам разобрался. Твой дурень женщину похитил. Собственного преподавателя. Дочку вот того генерала из ФСБ…
Медведь подошел к нам.
— Это правда?
— Правда, Михал Михалыч! — ответил ему Кузнецов.
— Пойдемте в дом. Негоже стоять на пороге! — пригласил хозяин, потрясенный таким обращением к нему.
— Товарищ генерал, не советую! — полковник в камуфляже и бронежилете, видимо, командир опергруппы ФСБ, попытался задержать нас.
— Прикажите только не стрелять. Я тоже отец… — тихо заметил Медведь.
И мы трое пошли к дому.
В холле первого этажа стояли четверо охранников с автоматами. На диване полулежала вся дрожащая от страха Ксения. Рядом стоял Михась. Увидев нас, Ксения сделала попытку подняться. Но так и не смогла.
— Ваша дочь? — спросил Медведь.
— Моя… — тихо ответил генерал.
Медведь, подойдя к сыну, смачно влепил ему оплеуху:
— Дурак! Кто еще был с тобой?
Двое из качков молча встали рядом с Михасем. Медведь отобрал у них автоматы.
— Зови своих, генерал! Пусть забирают… — и горько махнул рукой…
— Так где же… дочка? — переспросила Антонина Васильевна. — Вы что-то скрываете?
— Ксения в больнице. У нее сотрясение мозга. От удара кастетом по голове. Областная нейрохирургическая клиника. Состояние стабильное. Она в сознании. Близких родственников пускают. Отец и муж уже были у нее, — таким телеграфным стилем я передала состояние моей подруги на сегодняшний день. — Врачи говорят, что недельку полежать все же придется, после сотрясения мозга нужен покой.
— Бандитов арестовали? — спросил Андрей.
— Да, Михась и его подельники — в следственном изоляторе местного отделения ФСБ, так как проходят по линии организованной преступности. Медведь умоляет Анатолия Михайловича если не простить, то, по крайней мере, не требовать слишком серьезного приговора сыну. Бьет на отцовские чувства — Мишка у него тоже единственный ребенок. Гарантирует лечение за свой счет, отдых на лучших мировых курортах, пожизненную «крышу» всей семье и прочие блага.
— А беременность дочери сохранили? — взволнованно прошептала Нина Сергеевна.
— Пока вне опасности. Так, по крайней мере, говорят врачи. Но еще неизвестно, как перенесет этот стресс плод… Дай Бог здоровье матери! — все дружно закивали, соглашаясь со мной.
— Теперь дальше о моих подозрениях и их снятии. Настя, случайно узнавшая о еще детских чувствах мужа к Ксении, решила действовать испытанным женским оружием. Она беременна, и это состояние объясняет и нервные срывы, и отлучку к родителям в пятничный вечер — Настенька решила поделиться радостью прежде всего с собственной мамой. Антонина Васильевна действительно ночевала в тот вечер у подруги — надо же с кем-то поделиться своими тревогами. Нина Сергеевна чувствовала себя хорошо. Она солгала из лучших побуждений — накануне Анатолий Михайлович привез из Москвы результат анализов, ему просто необходимо было встретиться с дочерью наедине.
— Только я ничего не понял, — вдруг подал голос Антон. — У меня что, теперь две бабушки? И один дедушка? — он кивнул на Анатолия Михайловича. — А кто у меня еще будет, братик или сестренка? А у тебя, Андрей, лялька родится, она мне племянником будет?
Дружный хохот несколько минут сотрясал комнату. Впервые за двое суток необычное семейство Крафтов смеялось.
Прошло несколько месяцев. Как-то вечером я отдыхала перед телевизором. Когда Михаил Леонтьев в авторской программе «Однако» издевался над очередным пассажем коммунистических депутатов Государственной Думы, ожил мой городской телефон.
— Алло! — томно произнесла я, подняв трубку, в надежде, что абонент на противоположном конце провода — мужчина. Но звонила женщина.
— Надя, здравствуй! Узнала?
— Обижаешь, Ксения! Как ты?
— Хочу спросить, что ты делаешь в ближайшую субботу?
— Отсыпаюсь после пятничной оргии.
— После чего?
— В пятницу вместе с любимым кузеном Владиславом пляшем на свадьбе одного сексуального маньяка.
— Не поняла. Какого маньяка? Подруга, ты что несешь?
— Помнишь операцию по твоему освобождению?
— Кто же такое забудет…
— Так вот, там проходил сначала подозреваемым, а потом главным свидетелем, успевшим запомнить номера двух машин — «форда» твоего отца и «БМВ» Карнухова, — Приходько Геннадий Васильевич, твой студент из группы 3 «В»…
— Генка женится!
— Женится, женится! А мы с Владом — посаженные родители. С нашей ведь подачи женится.
— На ком?
— На Галине Лебедевой, тоже твоей студентке…
— Генка — на Галчонке? Ну и дела… А почему вы Машу с собой плясать не берете?
— Маше на восьмом месяце плясать вредно.
— Понятно… Так я что говорю, до обеда в субботу отоспишься, а к обеду — к нам. Вся семья собирается.
— Семья — дело святое. А я при чем?
— Это сюрприз. Там узнаешь.
— По поводу чего хоть собираетесь?
— В субботу месяц нашей дочке стукнет. Ее теперь всем показывать можно…
— Ксюша, поздравляю!
— Вот в субботу и поздравишь…
Надо ли говорить, с каким нетерпением я ждала субботы!
Захватив полагающийся в таких случаях подарок — одежду для малышки, я пришла к Крафтам на полчаса раньше: так хотелось девчушку посмотреть, с Ксенией поболтать.
Мы расцеловались в коридоре. Ксения, поблагодарив, взяла сверток с подарком. На цыпочках мы прошли в спальню, где в кроватке, тихо сопев, спала месячная девчушка. Открытым от пеленок оставалось только лицо. Несколько секунд я с умилением вглядывалась в младенца.
— На кого похожа? — прошептала я.
— Домашние говорят, на Сашу… — так же тихо ответила счастливая мама.
— Так и должно быть, в народе говорят, если сыновья похожи на мать, а дочки — на отца, то будут счастливыми, — с видом знатока заметила я.
— Дай Бог, я согласна… — улыбнулась Ксения, увлекая меня за собой прочь из спальни в комнату Антона.
— Тебе что-нибудь помочь? — предложила я.
— Что ты! Мамы меня сегодня к кухне не допускают, сами колдуют! — Ксения махнула рукой. — Мне все легче. Вообще интересно. Отец до внуков дорвался. С Антоном английским занимается по два-три часа в день, каким-то там особым единоборствам его учит. Даже изъявил желание внучку нянчить… Я его понимаю, он в жизни этого ничего не имел. Пусть хоть на старости лет порадуется.
— Да разве он у тебя старик? Хоть завтра под венец! — сделала я комплимент Кузнецову.
— А с Сашей они как сошлись, не представляешь! Как вечерами засядут за телевизор, спорить начнут о политике — туши свет!
— Ты диссертацию теперь забросишь?
— С такими помощниками я докторскую досрочно защищу!
В дверь постучали. На пороге стояли Крафт и Кузнецов:
— Мы вам не помешали, девочки? Все готово, идемте в зал…
За большим столом собрались все те же, что и несколько месяцев назад. Только повод теперь радостный.
— Так, родители сегодня молчат, тамадой буду я! — привычно взял командование в свои руки генерал Кузнецов. — Прошу наполнить рюмки и бокалы и поднять их за здоровье Надежды Александровны!
Я смутилась:
— Товарищи, я здесь при чем?
Все дружно захохотали:
— Ксения, ты что, не предупредила Надю?
— Не только же детективу сюрпризы устраивать… Мы Надей дочку назвали. В твою честь. А поскольку отец — Саша, то и получилась полная тезка, Надежда Александровна! — смеясь, объяснила Ксения.
Потом выпили, как водится, за родителей. Когда тамада вновь предложил поднять тост за Надежду Александровну, я уже не среагировала. Но, оказывается, зря. Пить в этот раз собрались именно за меня. Счастливые родители захотели, чтобы я стала крестной матерью их малышке. Что ж, воля родителей — закон!
Но на этом сюрпризы не закончились. Тамада за сегодняшним столом был великолепный. Когда все мыслимые и немыслимые поводы для тостов закончились, Анатолий Михайлович, постучав вилкой по фужеру, призвал собравшихся к тишине:
— А теперь последний сюрприз сегодняшнего вечера. Можно? — повернувшись почему-то к Нине Сергеевне, спросил он. Та, покраснев, молча кивнула головой. — Друзья мои! Сегодня за столом вся наша большая семья. Надя-старшая теперь тоже родственница, раз крестной матерью будет. Так вот, пользуясь присутствием всей семьи, мы решили объявить вам… Сделать следующее официальное заявление… — по всему чувствовалось, что бравый генерал волновался. — Вчера я сделал Нине Сергеевне официальное предложение выйти за меня замуж…
— Предложение было с благодарностью принято! — добавила Нина Сергеевна.
Все захлопали в ладоши, заулыбались. Подняли тост за предстоящее торжество. А краем глаза, когда все уже выпили и поставили рюмки на стол, я заметила, как встретились взгляды трех женщин — Ксении, Антонины Васильевны и Нины Сергеевны.
«Какие же сюрпризы подкидывает нам жизнь!» — подумала я про себя. Был элементарный любовный треугольник: муж, жена и любовница. И в какую замысловатую геометрическую фигуру он превратился! Антонина Васильевна, покинутая жена, волею судьбы в один миг стала тещей своему бывшему мужу! Нина Сергеевна вдруг приобрела мужа, отца собственной дочери… Антон разбогател на бабушку и дедушку. И даже мне нашлось место в этом необычном семействе.
Мне тоже хотелось бы найти свою маленькую точку на плоскости, чтобы провести прямую линию. Точно знаю, получится отрезок. Но где мне взять точку, к которой я смогу протянуть свою жизненную линию?
4 февраля 2000 г.