Где он?
Тон Илая прошивает меня насквозь, словно пуля, и сердце, дрожа, забивается в самый угол.
Я смотрю на Багирова, ощущая, как ярость стремительно разгорается в нем, и нервно сглатываю.
Я чувствую себя застрявшей в ловушке, из которой нет выхода. Мозг судорожно прикидывает возможные исходы этого разговора, но мои нервы слишком истощены и одновременно взвинчены до предела.
Все во мне сейчас дрожит, как при афтершоке после основного толчка — сплошной хаос и боль от разрушения в ожидании следующего удара. Но я все же беру себя в руки и едва слышный шепот срывается с моих губ:
— Он сейчас в моей комнате.
И тогда происходит то, чего я боялась: Илай уверенным движением убирает меня с пути, как незначительную помеху просто отставляет в сторону, и идет к двери общежития.
— Нет! — крик вырывается из горла, я бросаюсь вперед и крепко хватаю его за запястье. — Нет, умоляю тебя! Ты обещал…
— Прекрати, черт возьми, — шипит он и вырывает свою руку, но я снова вцепляюсь в него до боли в пальцах в попытке остановить. — Я не собираюсь стоять здесь, когда этот ублюдок…
— У него нож! Он держит его у горла твоего сына! — выпаливаю я с надрывом, заставляя Илая застыть на месте.
Сердце стучит прямо в горле, я так часто дышу неглубокими вдохами, что голова начинает кружиться и все вокруг плывет, размывается перед глазами.
— Он причинит ему боль, если ты зайдешь туда… — шепчу, медленно расслабляя пальцы и постепенно ощущая, как они онемели от того, с какой силой я удерживала Илая.
Быстрый вдох. Выдох.
— Умоляю тебя, Илай… не ходи… — мой голос дрожит, — ты спровоцируешь его…
Илай напрягается, я чувствую, все еще прикасаясь к нему, как каменеет его тело, а затем он так резко разворачивается, что я отшатываюсь назад.
— И что ты предлагаешь?! — рычит Багиров, сжимая кулаки. — Что, черт возьми?!
— Я не знаю! — кричу отчаянно, а после срываюсь на дрожащий шепот. — Я не знаю, ясно?! Мне страшно… мне очень страшно, и я не знаю, как все сделать правильно…
Илай издает раздраженный сдавленный стон, сдавливает пальцами переносицу, а потом делает шаг ко мне и сгребает меня в объятья.
— Прости, — он тяжело сглатывает и прижимает мою голову крепче к своей груди. — Я не хотел на тебя срываться. Это просто… — он задерживает дыхание и произносит тише: — Это просто пиздец какой-то…
Кожа покрывается болезненными мурашками, потому что я чувствую, как Илая начинает трясти. Ему страшно. Как и мне. И мы оба не знаем, что нужно сделать, чтобы не навредить сыну. Это вызывает неприятное состояние всепоглощающей безысходности, от которого кровь стынет в жилах.
— Он предупредил, чтобы я не обращалась в полицию, — наконец выдыхаю я, пользуясь объятиями Илая, как воздухом. — Сказал, что ему нечего терять… и приставил нож к горлу Кирилла.
Я зажмуриваюсь, когда этот кадр вспыхивает перед глазами, но тут же распахиваю их от того, с какой силой Илай сдавливает меня.
— Уебок. Я вышибу ему мозги собственными руками, — выплевывает он сквозь стиснутые зубы и прижимается губами к моей макушке, через это прикосновение мне передается его глубокое отчаяние.
Я немного отстраняюсь, чтобы взглянуть на Илая. Но когда встречаюсь с темнотой его горящих глаз, дыхание застревает в горле. Он сплошное напряжение. Его грудь часто вздымается, плечи ходят ходуном. Боюсь, если коснусь его, произойдет непоправимое, но я все равно кладу ладонь на его крепко стиснутую челюсть.
Илай будто выходит из оцепенения, прикрывает глаза и, повернув голову, прижимается губами к моей ладони.
— Сколько денег нужно этому ублюдку?
Он перемещает мою руку себе на грудь, обнимает меня, и я слышу как пугающе тревожно стучит его сердце, словно часовой механизм бомбы отсчитывает время до взрыва.
— Я не знаю… Он не назвал сумму, — я запинаюсь, — но…
— Что? — нетерпеливо спрашивает Илай снова отстраняется, лишая своего тепла.
— Он сказал, что можно начать с твоей машины.
Из груди Илая вырывается горький смешок, и он отходит, качая головой.
— Сукин сын…. Он следил за тобой.
Я закусываю нижнюю губу и делаю шаг к Илаю.
— Я знаю… ты не обязан… я все пойму… Господи, — закрываю лицо ладонями и прерывисто говорю: — Я не знаю, что мне делать… не знаю…
Илай берет мое заплаканное лицо в ладони, проводит большими пальцами по щекам и произносит твердым голосом:
— Возвращайся к сыну, тяни время как только можешь, а своему ебанутому папаше передай, что если он хоть пальцем тронет вас, то не увидит своих денег.