Мне понадобилось три часа на то, чтобы привести свою комнату в порядок и избавиться от матраса и пружинного блока, хотя должна признать, что отсутствие громоздкой мебели зрительно расширило пространство.
Впервые обнаружив этот беспорядок в понедельник, я трижды выстирала белье, чтобы очистить его от попавшей на него краски. И мне пришлось выбросить одежду, разорванную в клочья. Мне не хотелось возиться с мебелью и выкидывать свои фотографии, поэтому четыре дня Уиллоу не позволялось входить в мою комнату.
Сегодня пятница, тихий день без занятий, и я решила, что пора разобраться со всем этим бардаком. Тот, кто учинил его, был очень зол, а потому, вопреки своим желаниям, я снова думаю о Грейсоне.
Уиллоу возвращается домой в разгар моей уборки, когда я изо всех сил пытаюсь вытолкнуть сломанный и испачканный комод за входную дверь. Единственное, что приносит мне утешение, когда я толкаю комод с прикрепленной к нему табличкой «Бесплатно» к порогу, – это мысль о том, что его приобретение в магазине подержанных вещей обошлось мне всего в двадцать баксов.
Мгновение Уиллоу наблюдает за моими усилиями, а затем подходит и помогает перенести его через порог. Опираясь на вынесенный на улицу комод, чтобы отдышаться, я жду, пока она потребует объяснений, а потом просто пожимаю плечами и разворачиваюсь, зная, что подруга последует за мной прямо до моей комнаты. Что она и делает.
Когда Уиллоу заходит в мою комнату, то тихо ахает. Благодаря моим усилиям в комнате теперь слишком пусто, на стенах нет ни единого следа краски, а в моем шкафу висят лишь несколько предметов одежды и рюкзак, который был у меня с собой в тот день.
– Что за хрень?
– В понедельник кто-то вломился сюда и разгромил комнату.
Я упускаю тот момент, что они написали на стене слово «шлюха», потому что раз уж это слово исчезло с моей стены, оно должно исчезнуть и из моих воспоминаний. Но эти воспоминания все еще живут в моей голове, а помимо этого…
– В понедельник?! – вскрикивает Уиллоу и шлепает меня по руке. – Черт возьми, почему ты мне не сказала?
– Потому что… Я не знаю.
Все это время я старалась держать себя в руках. Я не плакала, когда обнаружила весь этот бардак или пропажу своего дневника, не плакала, когда срывала со стены испорченные фотографии, говоря себе, что слезы бесполезны и не смогут что-то исправить или сделать лучше. Но теперь, когда Уиллоу стала свидетелем последствий того, что случилось, я чувствую жжение в моих глазах, которые быстро наполняются слезами. Я моргаю, пытаясь не дать отчаянью пролиться, но на мои плечи будто падает невидимый груз, а в груди становится тесно. Я падаю на колени посреди комнаты, и слезы начинают литься из моих глаз.
– Мне жаль, – шепчет Уиллоу и, опускаясь рядом со мной, кладет руку мне на плечо.
– Ты не виновата, – отвечаю я.
Мне бы хотелось, чтобы у хрипотцы в моем голосе была причина, но на самом деле я просто устала.
– Пока мы не купим тебе новую кровать, ты можешь спать в моей комнате. Как на ночевке.
– Спасибо. – Усмехаясь, я вытираю слезы, стекающие под нос. – Как в старые добрые времена.
– Ну правда же, – кивает Уиллоу. – Будет здорово! А если мы устанем друг от друга посреди ночи, одна из нас переберется на диван.
– Такое было только один раз. – Вытирая глаза, я кашляю. – Мексиканская еда творит что-то невообразимое с моим животом.
– Уж поверь, я помню, – фыркает она, а затем поднимается с пола и протягивает мне руки. – Пойдем! Ты заслуживаешь немного выпить после всего этого дерьма, с которым справлялась в одиночку.
– Еще мне нужно купить новую одежду, – говорю я, позволяя ей помочь мне подняться.
– Ну и ублюдки! – выдыхает она. – Есть что-то, чего они не трогали?
– Остальную часть квартиры.
На самом деле я рада, что все произошло именно так и они нацелились только на меня. Думаю, в какой-то степени я заслужила это за все, что сделала.
– Ты сделала фотографии?
Кивнув, я протягиваю Уиллоу телефон, и по мере того, как она листает фото, ее лицо становится все более напряженным. Я делала их, дабы сохранить доказательства произошедшего, но теперь я хочу обо всем забыть, хотя понимаю, что такое вряд ли можно осуществить.
– Нам определенно пора выпить, – бормочет Уиллоу. – Я не сторонница того, чтобы топить проблемы в алкоголе, но поскольку завтра состоится игра, день должен пройти относительно спокойно.
Я киваю, а потом мы добираемся до «Хэйвена» и окунаемся в ночь пятидолларовой «Маргариты».
– По крайней мере, мы любим «Маргариту», – говорю я, и Уиллоу смеется.
В баре мы находим два свободных стула, и вскоре появляется бармен. Парень учится на последнем курсе, но не комментирует видео, которое наверняка видел, как и все остальные, – а просто широко улыбается и принимает наши заказы.
Оглядываясь по сторонам, Уиллоу замечает, что сегодня здесь много студентов первого и второго курсов, но для меня это не кажется проблемой. Я не против шума, который они устраивают, ведь он помогает мне отвлечься.
– Ты рассказывала об этом маме? – спрашивает Уиллоу, и я качаю головой, сосредотачиваясь на телевизоре, который висит над стеклянными полками со спиртным.
– Я ничего не слышала о ней с тех пор, как она высадила меня у кампуса на прошлой неделе.
Уиллоу ворчит, потому что осведомлена обо всех выходках моей матери. Она знает, чего от нее ожидать и во что она превратилась. В пустышку. Впрочем, это вполне объяснимо. Как только мои мечты полетели в унитаз, ее мечты последовали за ними. В моем детстве и подростковом возрасте она посвящала мне много времени: водила на уроки танцев, присутствовала на сольных концертах. Мама покупала мне пуанты, пачки и прочую ерунду, потому что хотела, чтобы я добилась успеха.
– На следующей неделе приезжают мои родители и сестра. Думаю, она хочет поступить сюда и пойти по моим стопам, – говорит Уиллоу, и я удивленно поднимаю бровь.
Сестра Уиллоу Инди обладает более буйным нравом. К шестнадцати годам она уже приобрела репутацию взбалмошной девчонки, которая слишком часто встречается с парнями, тайком вылезает из дома и устраивает вечеринки в отсутствие родителей. Кроме того, она много курит, с чем мы с Уиллоу столкнулись лишь однажды, после чего моя мать попыталась призвать меня к здравому смыслу, используя такие меры, что у меня до сих пор начинают болеть ягодицы, едва я почувствую этот запах.
– Думаю, они хотят, чтобы я поводила ее на свои занятия и все такое.
– Что ж, удачи, – ухмыляюсь я.
Инди и Уиллоу обладают удивительным сходством: обе безумные и упрямые, они спорят и ссорятся на языке сестринской любви, который понятен только им. Я росла единственным ребенком у матери-одиночки, и нас всегда было только двое. Мы с мамой жили в старом викторианском доме в просторном районе, в котором даже пробок никогда не бывает и люди спокойно добираются на работу. Я ходила в лучшую школу в округе и получила хорошее образование. Кроме Уиллоу, у меня не было друзей, но я считаю это абсолютно нормальным. Это говорит о тесной связи между нами, учитывая, что в периоды, когда моей матери требовалось время для себя, я проводила целые недели у Уиллоу. Ее мать – математик, а отец – инженер, и когда я оставалась у них, ее родители не только кормили меня, но и помогали с домашними заданиями. Эта пара интеллектуалов всегда были единомышленниками, и Уиллоу многое от них унаследовала. Вот почему она изучает информатику, а когда окончит университет, собирается покорить мир высоких технологий. В отличие от нее, я избрала сферу бизнеса, предполагая, что это будет просто, а потом мне пришлось пропустить семестр.
Бармен возвращается с нашими напитками, и я делаю глоток арбузной «Маргариты», сладковатый вкус которой подчеркивается сахарной каймой на краю бокала. После первого глотка Уиллоу чокается со мной и подмигивает, а у меня сводит желудок, потому что на другой стороне бара я замечаю Грейсона и Нокса.
Я думаю о своей разгромленной комнате и не могу исключить, что Грейсон вполне мог сделать что-то подобное, дабы поиздеваться надо мной. Странно, что он ни словом не обмолвился об этом на одном из наших общих занятий, ведь, к сожалению, таких в моем расписании несколько. Вероятно, я завалю экзамен по экономике окружающей среды, потому что Грейсон продолжает ходить на него, и я не могу сосредоточиться на предмете. Не то чтобы он делал что-то из ряда вон выходящее, но на протяжении всего занятия я чувствую его пристальный взгляд на моей спине, будто мое тело внезапно стало гиперчувствительным, и я не могу отключить эту функцию.
– Земля вызывает Вайолет! – говорит Уиллоу, и, вздрагивая, я поворачиваюсь к ней лицом.
Под ее прищуренным, озадаченным взглядом я делаю еще один большой глоток своей «Маргариты» и, встав со стула, поворачиваюсь к входной двери.
– Я сейчас вернусь.
У меня нет никакого плана, просто я расстроена и зла из-за видео и того, что случилось с моей комнатой. На моей стене висели не просто фотографии, а настоящие воспоминания о моей прошлой жизни. Там были снимки со мной и Джеком, с моей танцевальной группой, а также фотографии с балетных выступлений. Ничего из этого я уже не верну. Ни Джека, ни танцевальную команду, ни балет. Я чувствую, как от этой мысли начинают ныть мышцы, и я становлюсь еще злее.
Грейсон и Нокс словно находятся на своем собственном королевском дворе. Окруженные стайкой впечатленных студентов, они ведут себя как особы королевской семьи. Несмотря на то, что Грейсон замечает мое приближение, он не прекращает своего повествования, продолжая завораживать своих фанатов рассказами о предстоящей игре против «Северных волков», время от времени потягивая пиво.
– Вайолет! – произносит он, когда я останавливаюсь прямо перед ним.
Несколько девушек и парней, которые, по всей видимости, также не устояли перед обаянием Деверо, расходятся, пропуская меня вперед, будто до этого не осознавали, что я стою прямо за их спинами.
Я хмуро смотрю на него, а затем делаю еще один шаг навстречу.
– Я знаю, что это сделал ты! – с ходу обвиняю его я.
– Не могла бы ты изъясняться конкретнее? – ухмыляется он.
Решив не показывать ему своего страха, я подхожу еще ближе.
Я его не боюсь, мне просто нужно помнить об этом.
– Видео, – шиплю я сквозь зубы. – И моя комната.
– Послушай, калека, – он наклоняется ближе, – только в твоих самых смелых фантазиях я могу оказаться рядом с твоей комнатой. А ты была бы не прочь, верно? Ты хочешь, чтобы кто-нибудь снова трахнул тебя в рот? Возможно, кто-то, кто сделает это лучше, чем малыш Джеки?
Калека?
Слышать это очень больно.
Очевидно, что смех, раздающийся вокруг нас, только раззадоривает Грейсона, но я нахожу в себе силы поднять голову и взглянуть прямо ему в лицо. Несмотря на то, что я совершенно не готова к словесным пререканиям, смысла прятаться попросту нет. В конце концов, я действительно ушла из этого бара пьяная вместе с Джеком и отсосала ему. А благодаря Грейсону это стало общеизвестным фактом. Просто я не ожидала, что в мой адрес полетят такие колкости.
– Возможно, будет лучше, если ты вернешься к своей подруге и продолжишь наслаждаться дешевой «Маргаритой», фантазируя о том, что я сделал бы с тобой, если бы ты стоила моего времени. Или еще лучше, как насчет того, чтобы просто убраться с моих гребаных глаз? – ухмыляется он. – Ты отказалась от места в танцевальной команде и, по сути, стала здесь никем. Больше не будет никаких похвал и никакого признания. Скоро ты станешь невидимкой.
Я зажмуриваюсь, а его глаза загораются так, будто он наконец нашел что-то, что пугает меня.
– Бедная маленькая калека, – его голос низкий и жестокий, потому что Грейсон нашел мою саднящую рану и собирается давить на нее, вытягивая боль на поверхность. – Ты никогда не станешь танцовщицей и скорее всего не получишь работу на том гребаном карьерном пути, который ты выбрала в качестве плана Б. Ты вернешься на диван своей мамочки и будешь работать по двенадцать часов в смену на заправке, пока не сгниешь от старости.
– Нет! – выкрикиваю я, дрожа от гнева.
Как он смеет так со мной разговаривать?!
– Нет, я смогу добиться успеха, а твои демоны утащат тебя обратно в ад, где тебе самое место.
– Ну, если мое место в аду, то и твое тоже, – улыбается он, делая еще глоток своего пива, а затем протягивает вперед руку с бокалом.
Я наблюдаю за сосудом, будто все происходит в замедленной съемке, но не в силах предотвратить момент, когда он опрокидывает содержимое своего гребаного бокала мне на голову.
Пиво мгновенно пропитывает мои волосы и рубашку, которая тут же липнет к груди. Я быстро делаю несколько шагов назад, и люди расступаются, не желая попасть под брызги.
Я чувствую на коже покалывающий холод, а мое лицо горит от унижения. В моих ушах стоит его смех, заглушающий все остальные звуки.
– Это еще не конец! – кричу я, убирая волосы с глаз и пытаясь скрыть свою дрожь. В ответ он медленно кивает.
– Надеюсь, что нет.
Когда я поворачиваюсь, чтобы вернуться к Уиллоу, то резко останавливаюсь, потому что вижу сидящего рядом с ней на моем табурете Нокса. Все внимание моей подруги сосредоточенно на нем, и велика вероятность, что она пропустила всю эту сцену. Я не хочу портить ей вечер, поскольку в последнее время занимаюсь этим слишком часто, поэтому поворачиваюсь к выходу.
Мои волосы висят паклей, кожа стала липкой, а пиво попало еще и за пояс моих джинсов. Мне хочется кричать оттого, что эта словесная перепалка прошла не так, как планировалось, не так, как я хотела. Но если я захочу ему ответить, мне нужно будет еще раз взглянуть на то гребаное соглашение о неразглашении. Впервые я чувствую себя ничтожеством, которое заставляют молчать. Я не могу ответить ему так, как хочу, потому что знаю – любое упоминание о том несчастном случае позволит ему отнять у меня все.
Собрав все свои силы в кулак, я прохожу мимо Грейсона и его дружков, направляясь к выходу.