Жестокие наследники

Римо поперхнулся. Он передал мне бутылку и ещё немного откашлялся.

Я сделала глоток.

— Мой дедушка был поистине испорченным человеком.

Римо вытер рот рукавом и искоса взглянул на меня. Поскольку он ненавидел моих родителей, он, вероятно, восхищался Лайнусом. В конце концов, Грегор был поклонником тирана — до того, как сменил лагерь в День Тумана, почувствовав перемену ветра, — а Римо и его дед были почти одним и тем же человеком. Нет, это было неправдой. Грегор никогда бы не смастерил перевязь для моей руки.

Или обнял меня.

— Ну, хотя бы, заключенным здесь никогда не бывает скучно, — сказал он.

— Ха, — мои губы подёрнулись в невесёлой улыбке. — Наверняка это самое креативное исправительное учреждение, в котором я когда-либо была.

Я сделала ещё глоток, затем передала бутылку обратно Римо.

— Ты бывала в других?

— Сук любит аркады виртуальной реальности, и некоторые из игр, в которые мы играем, происходят в тюрьмах.

— Вы двое близки, да?

Я наклонила голову.

— Он и Джия — мои лучшие друзья. Мои единственные друзья. Трудно доверять людям, когда ты не уверена в их намерениях.

Не то, чтобы люди выстраивались в очередь, желая подружиться со мной после того, как Римо пустил слух о моей убийственной крови.

Его пристальный взгляд скользнул по моему лицу.

— Я помню, когда дайла ужалил тебя. Сук ревел, когда я добрался на место.

Я вздрогнула при воспоминании об укусе и о том, как я испугалась, когда почувствовала, как яд течёт по моим венам. Я сказала Джии, что она может взять жемчужные серьги, которые Нима подарила мне после своей поездки на Южное море, а Суку сказала, что он может взять мой складной телевизор — первый в Неверре. Последнее, что я запомнила перед тем, как моё сердце остановилось, было то, что Джия велела мне заткнуться и что она ненавидит жемчуг.

Римо вернул бутылку мне в руки, и я опустошила её.

— Знаешь, что я помню? Каким разочарованным ты выглядел, узнав, что я выжила.

На мгновение воцарилась тишина.

— Разочарованным? Я… я не был разочарованным.

— Значит, сердитым? Раздражённым? — я взглянула на сильные линии его профиля. — Всё в порядке, Римо. Вода под мостом. Воздух под порталом.

— Ты ужасно разбираешься в людях.

— О, правда?

— Да, правда.

Я немного приподнялась.

— Каким же ты тогда был?

— Передай мне вино.

— Бутылка пуста.

Он встал, пересёк комнату и стал выбирать вторую бутылку.

Когда он направился обратно ко мне, я сказала:

— Мы собираемся напиться.

— Таков наш план. По крайней мере, мой план.

— Я согласна с твоим планом.

Я встала, и комната немного закружилась. Я уже была на пути к опьянению.

Я схватила кусочек своего шара и снова соорудила штопор, затем передала его Римо. Как только он выдернул пробку, я швырнула комочек пыли обратно в шар и села на место, ударившись копчиком о стену, потому что неправильно рассчитала расстояние.

Забывшись по пути, я добралась до места назначения.

Римо поднес бутылку ко рту и отпил. А потом выпил ещё немного. Когда он снова сел рядом со мной, то сказал:

— Напуган и испытывал облегчение.

— Что?

— Что я чувствовал в тот день, когда тебя ужалил дайла.

Моему одурманенному мозгу потребовалась целая минута, чтобы вычислить, в чём он признался.

— Почему?

— Потому что, Амара…

Был ли это румянец, снова покрывший его лицо? Вместо того чтобы поддразнивать его по этому поводу, я подождала, добавит ли он что-нибудь. «Потому что, Амара» это было не очень-то подходящее объяснение.

— Что хорошего в герое без злодея?

Мои глаза расширились, затем я моргнула. А потом я рассмеялась.

— Я твой злодей? — в перерывах между приступами веселья я сказала: — Тот ещё злодей. Боится привидений и совершенно не умеет подниматься по лестнице, — я вытерла уголки глаз и толкнула его локтем здоровой руки. — Никто не стал бы читать эту историю.

И хотя он даже не улыбнулся, его глаза заблестели. Даже его губы, казалось, сияли. Вероятно, это эффект выпитого мной вина, которое сделало его черты такими сияющими. Когда я снова подняла на него глаза, то обнаружила, что он смотрит на меня с тревожной напряжённостью.

Моё дыхание сбилось, рассеивая слишком много кислорода по всему телу. В голове у меня стало легко, в груди тоже. А потом всё во мне стало слишком напряжённым. Я выхватила вино из его рук и выпила.

— Я всё ещё буду злодеем в твоей истории, если мы выберемся отсюда?

— Когда.

Я нахмурилась.

— Когда мы выберемся отсюда. Никаких если. И если ты перестанешь быть злодеем, тогда я перестану быть героем.

— Ты столько раз спасал злодея, что заслужил статус героя на всю жизнь.

— Да? — его голос звучал забавно, одновременно хриплый и слегка пронзительный.

Очевидно, он тоже выпил слишком много вина.

Я положила голову ему на плечо.

— Возможно, ты даже стал героем злодея.

Я не просто так это сказала. Я крепко зажмурилась, жалея, что не могу испепелить эти слова.

— Это говорило вино.

Его плечо дёрнулось, и я подумала, что он отталкивает меня, но затем он обвил руку вокруг моей спины и положил ладонь на мой ноющий бицепс. Должно быть, я поморщилась, потому что он скользнул пальцами по моим ребрам.

— Здесь я надеялся угостить тебя алкоголем, чтобы получить второе бесплатное пип-шоу³; вместо этого зарабатываю статус героя на всю жизнь. Тюрьма — не так уж плохо.

Я улыбнулась, его юмор развеял моё растущее унижение.

— Да ладно, это ужасно, но твоя сокамерница просто потрясающая.

Он усмехнулся, и вибрации в сочетании с его теплом заставили меня ещё немного погрузиться в него.

— Хотя её сложно держать в руках.

Сделав несколько вдохов, я сказала:

— Хорошо, что у тебя такие большие руки.

Опьянённый мозг сделал мои мысли очень щекотливыми.

Упомянутая большая рука сжала мой бок чуть сильнее, а затем Римо упёрся своей щетинистой челюстью мне в лоб.

— Мы должны попробовать поспать.

— Да. Мы должны.

Хотя бы для того, чтобы перестать произносить позорные пьяные заявления. Большие руки? Серьёзно, Амара?

Несмотря на то, что я не думала, что засну, я явно недооценила свой уровень усталости, потому что провалилась в кроличью нору сна так же быстро, как провалилась через портал.

ГЛАВА 20. ОБЛОМКИ

Я медленно проснулась во рту у меня стоит привкус уксуса, нёбо несвежее, левая рука налилась свинцом, а ухо онемело оттого, что оно всё ещё прижато к плечу Римо. Я заморгала, оглядываясь по сторонам и задаваясь вопросом, спала ли я минуту или несколько часов. Моё шевеление, должно быть, разбудило Римо, потому что его голова оторвалась от моей, а ладонь оторвалась от моей грудной клетки.

Я подвинулась, чтобы он мог убрать свою руку с моего плеча, а затем встала и потянулась. Прежде чем молчание успело стать неловким, я сказала:

— Готов проверить, осталось ли что-нибудь от нашего мира, герой?

Моя реплика заставила его улыбнуться. Что, в свою очередь, заставило меня улыбнуться.

Хорошо. У нас всё было хорошо.

Он провёл ладонями по щекам, затем встал.

— Как твоя рука? Опухла?

Из-за тканевой повязки, компрессионного рукава и слабого освещения я не могла ничего сказать.

— Не знаю.

Он отодвинул белую ткань и ткнул пальцем в мою плоть. Мне показалось, что тыкнул прямо до самой кости. Когда я зашипела, он прекратил тыкать и спрятал мою руку обратно в ткань.

— Сломана, не так ли? — спросила я.

— Я не уверен. Но что бы ты ни делала, не используй её сегодня.

— Сомневаюсь, что смогла бы, даже если бы захотела. Как твоя голова?

Вчера вечером я съела кусок пирога; Римо, насколько мне известно, ничего не ел, а вино на голодный желудок было убийственным.

Он потёр лоб.

— Бывало и хуже.

Мне было любопытно, когда это могло быть хуже, потому что лично мне казалось, что мой мозг подпрыгивает внутри черепа.

— Хватай виту, и пошли.

Я подняла свою татуированную руку к шару, который, словно перышко, опустился мне на ладонь. Поскольку это был наш единственный источник света, я не выключала его, пока мы пробирались к выходу.

Прежде чем отпереть дверь, Римо сказал:

— Встань позади меня.

Поскольку я не хотела, чтобы меня ещё больше потрепали, я так и сделала.

Щёлкнула задвижка, а затем Римо распахнул дверь, и сложилось впечатление, что каждый предмет мебели и каждый кирпич гостиницы собрались в подвале. Клянусь, всё продолжало надвигаться, рушиться, катиться. В какой-то момент я подумала, что нас заживо похоронят под стульями, треснувшей керамикой и разбитыми зеркалами, но, к счастью, наплыв прекратился. К сожалению, к тому времени, когда он прекратился, куча, на которую нам нужно было взобраться, была предательски высокой и усеянной зазубренными остриями.

— Есть какие-нибудь советы относительно того, какой инструмент я могла бы сделать из своей пыли? Кроме зажигалки… Вряд ли устраивать погребальный костёр было бы очень безопасно, учитывая, что здесь нет выходов.

— Гипс. Тебе следует наложить гипс.

— И как это нам поможет?

— Это обездвижит твою руку и защитит её.

Эта забота заставила меня сжать губы и кольнула в сердце. Отложив его доброту, чтобы проанализировать позже, я уставилась на гору, пока меня не осенила идея. Та, которая помогла бы нам. Не только мне.

— Отойди, Фэрроу.

— Зачем?

— Затем что я хочу кое-что попробовать.

— Стоит ли мне беспокоиться?

— Всегда. В конце концов, я — Трифекта.

Он едва заметно ухмыльнулся и отступил назад.

Я превратила свой светящийся шар в ведерко с клеем, которое протянула ему, потому что оно было чертовски тяжёлым.

— Ты можешь его подбросить?

Его брови поползли вверх.

— Что это?

— Клей. Он скрепит обломки вместе и покроет все острые края.

— Ты думаешь, этого достаточно?

— Ха. Это волшебный клей.

Я не была уверена, убедили ли его мои слова, но, тем не менее, он выплеснул мою смесь виты на кучу веток и стекла. Через несколько минут я ткнула ботинком в основание кучи. Она была твердой, как бетон. Римо проверил место повыше в куче. Когда отдачи не последовало, он полез наверх. Потолок был таким низким, что ему приходилось пригибаться.

— Ты умная маленькая хитрюга.

Он протянул мне руку.

Я улыбнулась, моё сердце билось в такт со здоровой рукой. Я схватила его протянутые пальцы, находя опору для ног в неподвижном холме. Оказавшись наверху, мы поползли туда, где должна была быть лестница. Края сломанных предметов впивались нам в колени и голени. Римо покопался в куче мусора, пока не обнаружил одну из цементных ступенек. Как только ему удалось встать, он кивнул на неподвижный холм.

— Собери свою пыль.

Моя пыль? Неужели это сорвалось с его языка?

Я начала водить ладонью по холму, когда он сказал:

— Вообще-то, подожди.

Я сжала пальцы в кулак и уже собиралась спросить, что он забыл внизу, в подвале, когда его предплечье обвилось вокруг моей талии.

— Ладно, давай.

Ошеломлённая его непрестанной внимательностью, я медленно разжала пальцы, и золотистые пряди виты завились, как дым. Всё затрещало и задребезжало, как будто каждая палка была сама по себе. Конечно же, холм изменил форму, местами опустившись, в других местах вздувшись, и его изменения повлияли на беспорядок на лестничной клетке. Всё снова покатилось и закувыркалось, хлынув, как горный ручей во время таяния снега.

Римо крепче обхватил меня за талию, удерживая от того, чтобы меня не унесло в обломки. Как только сход закончился, он сказал:

— Возьми меня за руку.

Я обшарила стену в поисках перил, но ничего не нашла. Прикусив губу, я вложила свою руку в его, затем медленно сделала пируэт. У меня скрутило живот, и не только из-за вчерашнего фестиваля вина. Не встречаясь с ним взглядом, я последовала за ним вверх по лестнице, давление на мои пальцы ослабевало и усиливалось по мере того, как мы поднимались. Когда мы добрались до отверстия — выбоины среди гигантского поля обломков, я высвободила свои пальцы из его и развернулась, решив оценить масштабы разрушения.

Единственное, что осталось в долине, это поезд. Он поблескивал красным и серебром в ярком свете. Я отвернулась от него и увидела, что Римо, прищурившись, смотрит на крутой берег, по которому нам нужно будет взобраться, чтобы добраться до портала. Он казался каким-то образом круче и выше, как будто торнадо не только сравнял с землёй город, но и раскопал долину.

— Хотела бы я сделать ховерборд.

К сожалению, мы не могли изготовить электронное устройство из виты.

— Было бы практично.

Он запрокинул голову, оценивая величину каменной стены, а затем окинул взглядом блестящее поле обломков, и его взгляд остановился на вырванном с корнем дереве.

— Если ты сделаешь мне топор, я мог бы попробовать разрубить ствол и сделать лестницу.

— Или я могла бы сделать лестницу. Очень тонкую.

— У тебя не хватит пыли для лестницы. Даже для тоненькой.

Я вздохнула.

— Нам понадобится больше одного дерева, чтобы сделать достаточно высокую лестницу. И как мы склеим все деревяшки вместе?

Он пожал плечами.

— С помощью твоего волшебного клея.

— А как насчёт веревки с крюком? — предположила я.

— Я не смогу размахнуться так высоко.

— Может быть, я смогу поднять его на самый верх.

Он выдохнул долго и глубоко.

— Не получится, если к нему прикреплено что-нибудь тяжёлое.

Я сделала шаг, и хрустнуло стекло. Большой заострённый предмет, напомнивший мне тот, что торчал из спины Римо.

Должно быть, я слишком долго смотрела на это, потому что он сказал:

— Даже не предлагай этого.

Я сморщила нос.

— Я и не собиралась.

— Мы возвращаемся к поезду.

— А что, если следующая камера окажется хуже?

— А что, если она будет лучше?

— Ты отвратительно оптимистичен.

Это придало его жесткому выражению лица мягкость.

— Один из нас должен быть таким. Кроме того, ты когда-нибудь встречала героя-пессимиста?

Я закатила глаза, и мы направились к поезду. Когда я дважды поскользнулась и чуть не врезалась лицом в щебень, потеряв равновесие из-за конечности, прижатой к моему туловищу, Римо подхватил мою размахивающую руку и удержал её. Я попыталась высвободить свои пальцы из его хватки, но он просто сжал сильнее и прижал мою ладонь к своей мозолистой.

— Перестань дёргаться, Трифекта. Я пытаюсь помочь тебе, а не соблазнить.

От его слов мне стало жарко во всём теле. Несмотря на то, что я всё ещё хотела, чтобы между нашими телами была дистанция в милю, я перестала сопротивляться ему.

— Я и не думала, что ты меня соблазняешь, — проворчала я. — Я просто не люблю, когда со мной нянчатся.

На его губах заиграла улыбка.

— Я думал, принцессам нравится, когда с ними нянчатся.

— Ты ничего не знаешь о принцессах.

— Как насчёт того, чтобы ты рассказала мне о том, каково это расти с легионом волшебных стражей в твоём распоряжении и бригадой слуг на побегушках?

— Ты что, смеешься надо мной?

Его улыбка исчезла, и он почесал за ухом.

— Нет, Амара. Мне, правда, любопытно.

Его резкость в сочетании с обращением ко мне по имени заставили меня смягчиться.

— Это ошеломляет. Все всегда осуждают тебя, оценивают твои потребности, встают по стойке «смирно», когда ты входишь в комнату. Не говоря уже о том, что карусель охранников не даёт мне много времени, чтобы наладить отношения с кем-либо из них.

Он нахмурился.

— Охранники назначены для того, чтобы защищать тебя, а не для того, чтобы болтать с тобой.

— Я поняла.

Помолчав, он отважился добавить:

— Хотя не может быть, чтобы всё было так уж плохо.

— Нет. Но это не… не всегда легко подать правильный пример. Чтобы быть правильным примером. Я провела большую часть своего детства, мечтая, чтобы у меня было не так много способностей, потому что сила привлекает к тебе внимание, а иногда, — я пристально посмотрела на него, — порочащие прозвища.

Восьмиугольный металлический знак «Стоп» застонал и прогнулся под его ботинками.

— Иногда прозвища рождаются из ревности.

— Ты ревнуешь меня?

Он посмотрел на меня сверху вниз сквозь свои темно-каштановые ресницы.

— А кто нет? У тебя есть всё. Ты даже симпатичная. Ты могла бы, по крайней мере, родиться с несколькими бородавками на лице или слабым подбородком.

Я моргнула, глядя на него.

— Ты думаешь, я хорошенькая?

Он наморщил лоб, как будто мой вопрос причинил ему физическую боль.

— Снаружи.

Если бы обе мои руки не были обездвижены, я бы ударила его.

— Ты такая задница.

Его глаза вспыхнули ещё зеленее.

— Я больше, чем просто отличная часть тела.

Я покачала головой, когда мы затоптали указатель станции, на котором было напечатано название города. Казалось, что мы прибыли сюда неделю назад, и всё же прошло не больше суток с тех пор, как нас затянуло через портал. Может быть, даже меньше суток.

— Что у моего деда есть на твоего отца? — внезапно спросил Римо.

Его вопрос заставил меня остановиться, что, в свою очередь, заставило остановиться его. Я отпустила его руку, и он не протестовал, потому что мы достигли платформы, где риск моего падения был минимален.

— Что ты имеешь в виду?

— Твой отец ни за что не согласился бы выдать своего единственного ребёнка замуж за внука человека, которого он едва терпит, если бы ему нечего было выиграть от этого союза.

Я прикусила нижнюю губу.

— Я не могу это обсуждать.

Его поза изменилась, он расставил ноги шире, а затем скрестил руки на груди.

— Почему?

— Потому что…

Тьфу. Как я должна была сказать кому-то, кто не раз спасал мне жизнь, что я не полностью ему доверяю?

— Потому что?

Я заглянула в зелёные глубины его глаз.

— Если я скажу тебе, и мы выберемся отсюда, и ты используешь это против меня…

— Я не буду.

— Откуда мне знать, что ты этого не сделаешь?

— Потому что я даю тебе своё слово.

— И я должна просто поверить тебе на слово?

Он расправил плечи.

— Ты всё ещё не доверяешь мне.

Я начинала, но достаточно ли я ему доверяла? Я потрогала свою перевязь, от тяжести его внимания мне стало необычайно неуютно. Я выпрямила спину и перестала дергаться.

— Ты мне доверяешь?

Он плотно сжал губы.

— Ты права. Мы ещё не добрались к этому, не так ли?

Но доберемся ли мы когда-нибудь туда? Я осмотрела кратер, заполненный обломками, окруженный крутыми горами. Сколько клеток и сколько дней потребуется, чтобы восстановить недоверие поколений? Можно ли его вообще починить? Когда крепкий узел его рук ослаб, и он повернулся к поезду, я поняла, что нам с Римо нечего было чинить, потому что у нас вообще никогда не было ничего, что можно было бы сломать. Что у нас действительно было, так это сила построить что-то новое.

Вздохнув, я решила заложить основу.

— Иба убеждён, что Грегор укрывает Кингстона и готовит его ко второму перевороту.

Брови Римо чуть не сошлись в поцелуе.

— Кингстон был казнён четыре года назад.

Давление на моё сердце ослабло. Несмотря на то, что я сказала это не для того, чтобы проверить знания Римо или его принадлежность к какому-либо союзу, я была рада обнаружить, что эта новость озадачила его. Если бы он не был… Небеса, я не хотела думать об альтернативе. Одно дело — быть родственником чудовища, и совсем другое — резвиться с ним.

— Очевидно, он не был казнён.

— Это было публично.

— Это показывали по телевидению, — поправила я.

— Ты хочешь сказать, что это была инсценировка?

Я ждала, пока информация уляжется.

— Ну и что? Твой отец думал, что соединение наших сущностей заставит моего деда признаться в каком-то гнусном плане?

— Нет. Он думал, что это осчастливит его и заставит позабыть о его гнусном плане.

В памяти всплыл эпизод, когда Грегор и Римо стояли у моей кроватки.

— Посадить на трон собственную плоть и кровь… это лучше, чем посадить туда марионетку.

Римо поднёс руку к затылку и помассировал его, как будто наш разговор вывел его из себя.

— Но ты не собиралась доводить эту затею до конца.

Нет? Неужели он думал, что я каким-то образом передумала? Вместо того чтобы указать, что я всё равно не собиралась этого делать, я сказала:

— Я буду верна тебе и нашему союзу столько, сколько потребуется, чтобы выяснить местонахождение Кингстона.

Он отдёрнул руку от своей шеи.

— Это такой пиздец.

— Что именно? Переворот? Тюрьма? Наша помолвка? Этот разговор?

— Всё это! — он провёл рукой по волосам, дергая за корни. — Каждая чёртова частичка этого.

Долгое мгновение единственным звуком был лёгкий ветерок, прочёсывающий куски металла, стекла и кирпича.

Он отпустил свои волосы, стукнув кулаком по бедру.

— Я работаю со своим дедушкой. Если бы он кого-то подготавливал, я бы знал.

— Я понимаю твою потребность защитить его, Римо. Я понимаю, что ты всегда будешь хотеть и, вероятно, предпочтешь верить своей семье, а не моей, но знай, что мой отец не одинок в своих мыслях.

Его адамово яблоко дёрнулось.

— Полагаю, твоя мать тоже так думает.

— Я говорила не о своей матери. Я говорила о ком-то, кто не имеет отношения к моей семье.

— Кто? — его голос разнёсся над милями сровненных с землёй домов. — Кто ещё так думает?

Предала ли я доверие своего отца, поделившись этой информацией с Римо, или я помогала нашему делу? Что, если мы выберемся отсюда, и Римо отправится к своему дедушке со всеми этими знаниями.

— Амара? Кто. Ещё?

— Сайлас.

Его имя слетело с моих губ, как стрела, спущенная с тетивы лука.

Маска гнева на лице Римо сменилась выражением недоверия — его глаза расширились, а рот приоткрылся и округлился. Вена под его родимым пятном, казалось, забилась сильнее, вздрагивая на покрытой пятнами коже. Я ждала, как он отреагирует дальше. Это могло произойти одним из двух способов: либо преданность его отчима поколеблет лояльность Римо, либо он назовёт меня лгуньей.

Белый свет, падающий с неба, лизал его растрёпанные локоны, отчего его голова казалась пылающей. Он пнул ногой кусок сайдинга, который перевернулся, а затем рухнул на рельсы, едва видимые под всеми этими обломками. Долгое время Римо стоял неподвижно и смотрел на поезд.

Ветерок взъерошил мои волосы и забросил их пряди мне в глаза. Я убрала чёрные локоны и заправила их за уши, но они выскользнули наружу. Я не отвернулась и не укрылась в поезде. Я ждала, не желая пропустить момент, когда Римо выберет свой лагерь.

Наконец, это произошло. Он посмотрел в мою сторону, и его глаза, хотя и не такого огненного оттенка, как его волосы, впились прямо в мои.

— Если Кингстон жив… — его голос был скрипучим. — Если он жив, я найду его.

Я склонила голову набок.

— И что ты будешь делать, когда найдёшь его?

Он поджал губы, прежде чем снова разомкнул их.

— Я убью его.

Я забралась на хрупкую ветку. Вместо того чтобы сломаться, она выдержала меня.

— Спасибо.

— Не благодари меня, Амара. Я делаю это не для тебя; я делаю это потому, что Кингстон — слабоумный, и, несмотря на то, что у меня проблемы с твоей семьёй на личном уровне, твой отец — хороший король.

— Хочешь ты этого или нет, но если ты устранишь Кингстона, ты получишь мою благодарность.

Мои слова никак не смягчили его напряжённую позу или не утихомирили пульсацию в висках.

— Подумать только, ты мог бы выпутаться из этой ситуации и не сделал этого.

Одна из его бровей дёрнулась.

— Как я мог выпутаться из этой ситуации?

— Я бы дорого заплатила, чтобы защитить своего отца. Возможно, даже востребовала гаджой или встретила тебя у Котла во второй раз.

Мой пульс участился, когда я задалась вопросом, что, чёрт возьми, заставило меня добавить эту последнюю часть. Я могла бы остановиться на сделке. Почему я должна была пойти и заговорить о браке? Римо не был тем дьяволом, каким я его считала, но он также не был и тем человеком, которого я всегда представляла рядом с собой.

Его бровь опустилась.

— Было бы неплохо попросить тебя об одолжении, но я оставлю твою руку тому, кто этого заслуживает.

У меня отвисла челюсть.

Он потрепал меня по подбородку.

— Не смотри так удивлённо. У меня абсолютно нет дурных намерений.

У него не было ни малейших дурных намерений. Я не знала, что делать с этим новым Римо. Как вести себя рядом с ним.

— Какова твоя конечная цель, Римо? Варифф или драка?

— Почему ты предполагаешь, что мои устремления носят политический характер?

Я нахмурилась.

— Может быть, я сохраню наследие своей семьи и открою пекарню.

— Пекарню?

Его рот изогнулся в своей фирменной полуулыбке.

— Удивляет?

— Эм. Нет. Я имею в виду, почему бы и нет? Я просто… хм.

— Персиковый пирог может стать фирменным блюдом.

У меня, должно быть, совсем отвисла челюсть, потому что выражение, промелькнувшее на лице Римо, было порочно ярким.

— Расслабься. Я просто дразню тебя, Трифекта. Я предпочитаю разрабатывать стратегию, а не выпекать.

Его зубы сверкнули, как и глаза.

— Но ты любишь печь?

— Удивительно, я знаю.

— Кто ты такой и что ты сделал с Римо Фэрроу?

Он улыбнулся чуть шире, затем наклонил голову в сторону волшебного транспорта.

— Да ладно тебе. Нам нужно успеть на поезд.

Он начал поворачиваться, но, должно быть, заметил, что я слишком одеревенела, чтобы пошевелиться, потому что схватил мою безвольную руку и почти втащил меня в блестящий вагон.

— Если ты когда-нибудь испечешь мне пирог, — сказала я, когда он нажал на две кнопки, и поезд загрохотал, — я удалю тебя из друзей.

Он откинулся на консоль, обхватил пальцами край и скрестил ноги в лодыжках.

— То, что ты удалишь меня из друзей, подразумевает, что ты подружилась со мной. Мы друзья, Амара Вуд?

Я изучала его со своего нижнего наблюдательного пункта. Я приняла меры предосторожности и села, чтобы меня не стало швырять из стороны в сторону.

— Разве это не было бы неожиданным поворотом в твоей истории? Герой и злодей сближаются…

— Я подвожу черту нанесением одинаковых татуировок.

Улыбка, появившаяся на его губах ранее, увеличилась не в размерах, а в интенсивности. Медленно она сгладила его огрубевшие черты и развеяла тени с его лица, и, как строительный раствор, скрепила первый кирпич фундамента, который я заложила.

ГЛАВА 21. НЕВЕРРА

Облегчение прокатилось от позвоночника до самых кончиков пальцев, когда мы прибыли в следующий мир.

— Всё кончено, — пробормотала я.

— Что кончено?

— Наше заточение. Очевидно, мы дома.

Порталы поблескивали, как миниатюрные пруды, рядом с лесом калимборов, кроны которых были окутаны лентой тумана, такого густого, что он закрывал лавандовое небо.

— Тебе не кажется, что здесь было бы больше людей, если бы мы были дома? А как насчёт Розового моря? Я его не вижу. А ты?

Я резко обернулась и обнаружила, что Римо был прав, хотя ему и не нужно было так язвить по этому поводу. Не было розовой полоски воды, только высокие скалы, покрытые инеем тумана. Разочарование затопило меня, проникая до самого мозга костей, смывая всякое затянувшееся облегчение.

— Жестоко. Так жестоко.

Мне даже не хотелось уходить с платформы.

Римо спрыгнул с парящей платформы, которая, казалось, была соткана из листьев волитора. Он начал идти, но затем вернулся ко мне и поднял руки, чтобы помочь мне спуститься.

— Я не пойду.

Он нахмурился.

— Какой в этом смысл? Калимбор наверняка раздавит нас, потому что обязательно случится что-нибудь дерьмовое. Он, вероятно, расплющит треть наших тел, но пощадит наши черепа, ведь нет ничего забавного в том, чтобы покончить с нами слишком быстро?

— Никакой калимбор не упадёт на нас, принсиса.

Мне всё ещё не хотелось спрыгивать вниз и бегать по этой жалкой копии.

— Может быть, это и есть та камера, в которой мы встретим других.

Я посмотрела на него сверху вниз, совершенно не убежденная.

— Тут, кажется, достаточно гостеприимно.

Я прищурила глаза.

— Нет, это не так.

Затем я поняла, что деревья выстроились в ряд точно так же, как дома в прошлых мирах, всё аккуратно и симметрично.

Он не опустил руки.

— Мы партнёры.

— Злодей хочет отсидеться в стороне.

— Хорошо, — его руки начали опускаться. — Оставайся там, наверху. Если я снова умру… — он позволил своему голосу затихнуть.

— Я обещаю не садиться в поезд Ада, пока ты не воскреснешь.

— Что, если я не воскресну?

Фу. Я не могла поверить, что Римо прибегает к давлению на чувство вины. Должно быть, он почувствовал, что я смягчаюсь, потому что его руки снова изогнулись дугой. Даже при том, что я действительно хотела спуститься сама, я, вероятно, упала бы лицом прямо на его ботинки. Я выбрала меньшее из двух унижений, села на платформу, а затем прыгнула к нему.

Он поймал меня.

— Не могу поверить, что ты доверила мне поймать тебя, — сказал он, убирая пальцы с моей талии.

Я перевела взгляд на его глаза, пытаясь догадаться, мог ли он обманом внушить мне ложное чувство безопасности.

— Ты бы не посмел…

— Ты уверена? Я довольно смелый человек.

По правде говоря, я не была уверена. Объединение усилий для противостояния этому измерению, автоматически не сделало нас лучшими друзьями.

Зелень в его радужках потускнела.

— Я бы не уронил тебя, Трифекта, — проворчал он и принялся прокладывать тропинку через мягкий мох, оставив меня смотреть на его прямую спину.

— Прости, Римо, но моему разуму потребуется некоторое время, чтобы принять, что ты не жестокий наследник Грегора, который ничего так не хочет, как видеть, как я терплю неудачу и падаю.

Он остановился, но не обернулся, его пальцы сжались в кулаки по бокам.

Я направилась к тому месту, где он стоял, и обошла его неподвижное тело.

— В реальной Неверре ты бы меня не поймал.

— Я бы поймал тебя.

— Пожалуйста. Мы никогда не были друзьями, или союзниками, или партнерами, — я склонила голову набок. — К тому же, мы не были единственными друг у друга; у нас были варианты. Прямо сейчас я — твой единственный вариант, так что ставить меня в неловкое положение или причинять мне боль было бы неразумно. Особенно учитывая, что ты предпочитаешь плохую компанию отсутствию компании.

— Ты можешь уже забыть об этом? Я сказал это только для того, чтобы позлить тебя.

Моя голова слегка дёрнулась.

— Почему ты хотел меня разозлить?

Он провёл рукой по своим растрёпанным рыжим волосам.

— Я не знаю. Может быть, потому, что это то, в чём мы лучше всего разбираемся. Выводим друг друга из себя.

Мои глаза расширились, а его сделали прямо противоположное.

— Чем я тебя когда-либо выводила из себя? Я избегаю тебя, когда могу. Я редко обращаюсь к тебе без крайней необходимости.

Его ноздри раздулись.

— Просто оставь это, ладно? И постарайся не мурлыкать и не петь, чтобы, если поблизости есть кто-то ещё, мы могли заметить его первыми.

— Я не собиралась петь, — пробормотала я. — Кстати, когда я в последний раз пела?

— Когда ты одевалась в гостинице.

— Ах да. Когда ты заподозрил, что я мертва, и просто должен был проверить.

Он продолжал идти, продолжая хмуриться. Не на меня, хотя я не сомневалась, что он представлял себе моё лицо на каждом клочке мха, который он топтал.

Я набрала темп, он ускорился. Багва.

Мы шли так, я отставала, пока не достигли Ущелья Порталов. Он поднял руку и дотронулся до самого нижнего. Когда его пальцы прорезали его насквозь, как будто он был не более плотным, чем облако, моё разочарование в этой фальшивой Неверре возросло ещё больше. Он просунул руку ещё в пару иллюзорных дверей, прежде чем отказался от своих поисков, чтобы открыть настоящий. Куда бы это нас всё равно привело? Ничего хорошего, можно было не сомневаться.

Вдалеке что-то блеснуло. Я прищурилась, пытаясь разглядеть, что бы это могло быть, но затем дребезжащий звук, который я так хорошо знала, заставил мой взгляд опуститься к ногам, к крошечным, покрытым перьями тельцам, извивающимся между ними.

— Вот дерьмо, — услышала я бормотание Римо.

Он что-то бормотал, потому что я только что наступила на гнездо только что вылупившихся микосов, и какие-то рептилии тоже ползали по его ботинкам? Одна из змей подняла свою плоскую голову и зашипела на меня, высунув раздвоенный фиолетовый язык. К счастью, это был подросток. Поскольку языки микосов были такими же длинными, как и их тела, язык взрослого дотянулся бы до меня.

— Как же ты их не заметила, Трифекта?

Сейчас совсем не время затевать ссору.

— Может быть, потому, что они точно такого же оттенка, как мох, а не черные, как в Неверре, — огрызнулась я, когда микос большего размера скользнул между моими ботинками.

Поскольку их хвосты внешне походили на их головы, чтобы сбить с толку врагов, я наблюдала за намёком на язык, который они никогда полностью не вытаскивали. Конечно же, змей бросился на меня, и я отшатнулась назад, мой ботинок перекатился через какое-то тело. Существо зашипело, затем ударило меня по ушной раковине. Взвизгнув, я развернулась и прыгнула, больше не беспокоясь о том, что раздавлю змей, и, чёрт возьми, я раздавила нескольких. Они размножались, как бактерии, поднимаясь из самой почвы.

Добравшись до Римо, я прижалась к нему спиной и уставилась на скользкую яму. Глупый мир, блокирующий власть. Микос ненавидел жару, так что моя калини пришлась бы как нельзя кстати.

— Есть какие-нибудь блестящие идеи, Фэрроу? Потому что у меня весь огонь погас.

— Как насчёт того, чтобы воспользоваться витой, Трифекта?

Мой взгляд упал на ладонь. Дерьмо. Почему я раньше об этом не подумала? Я вызвала пыль и превратила её в широкий меч. Я схватила его здоровой рукой и стала размахивать, аккуратно разрубая покрытые шипами тела. Однако всякий раз, когда я убивала одного, шестнадцать, казалось, восставали.

— Есть ещё какие-нибудь идеи?

— Беги.

— Куда?

Они были буквально повсюду. Это было так, как если бы сам мох превратился в змей.

— В калимбор.

— А что, если там их полно?

Я взмахнула мечом, обезглавливая микоса, чья плоская голова была на одном уровне с моим горлом.

— Нам пора возвращаться к поезду.

— Лес ближе.

Он был ближе. И мне всё ещё не нравился план Римо, но я никоим образом не могла бежать в другом направлении, нежели он.

— На счёт три…

Пока он считал, я тихо напевала. Мои нервы были на пределе, и дыму от их кипения требовался аварийный люк.

— Два.

Дребезжание, казалось, стихло, или, может быть, мне было трудно расслышать его из-за моей неистовой, гортанной мелодии.

Это была песня, которую я услышала в человеческом клубе год назад. Я подумала, что это суперкруто, и пошла к дроиду-диджею послушать. Мой энтузиазм заставил его сыграть эту песню так много раз в тот вечер, что к тому времени, когда мы покинули клуб с Суком, Джией и легионом телохранителей, приставленных ко мне на время моих земных путешествий, я запомнила каждую ноту.

Микосы покачнулись, а затем их плоские головы шлепнулись прямо на землю. Я перестала петь, забеспокоившись, что нас ждёт нечто худшее, чем нападение рептилий.

— Амара, продолжай петь.

Я оглянулась на Римо, осознав, что всё ещё прижимаюсь спиной к его спине. Разве мы не должны были бежать? Неужели он сказал что-то одно, а я пропустила это мимо ушей?

Дребезжание началось снова.

— Пожалуйста, — настаивал он.

Мой рот распахнулся, и я издала громкий звук, который никоим образом не был мелодичным. Плоские головы, которые было оживились, застыли. Я изменила объём воздуха, выходящего изо рта. Головы микосов начали дрейфовать, как гроздья мальвы, оседая на землю или на щипы их приятелей.

— Что теперь, Римо Фэрроу? — пропела я.

— Мы всё ещё бежим, но что бы ты ни делала, не прекращай петь. Сначала убери меч. Я не хочу, чтобы ты потеряла его, и тебе пришлось копаться в змеиной яме.

Продолжая свой безумный напев, я сжимала рукоять своего оружия до тех пор, пока оно не дематериализовалось и не растаяло обратно в моей ладони.

— Готова?

— Нет, — пропела я.

Он фыркнул, а затем хлопнул меня по руке. Мы пустились бежать, скользя по трубчатым телам, щипы хрустели под крепкими подошвами наших ботинок. Чудом никто из нас не поскользнулся. Ещё более удивительным было то, что ни один из микосов не отреагировал на то, что его растоптали. Мы добрались до калимбора, когда я запела припев. Римо рывком распахнул бирюзовую дверь, встроенную в основание дерева, и мы ворвались внутрь ствола.

— Подожди. Не закрывай его, — пропыхтела я между двумя куплетами, опасаясь, что мы снова можем оказаться запертыми.

Он закрыл.

— Римо! Что, если она больше никогда не откроется?

— Я бы предпочёл застрять здесь, чем там. Кроме того, мой дедушка — творческий человек. Уверен, что он запрограммировал новый метод пыток в этой камере.

Тем не менее, я высвободила руку из его хватки и попробовала открыть дверь. Защёлка открылась, и петли сработали. Когда раздвоенный язык просунулся в маленькую щель, я захлопнула дверь. Полоска языка упала на бело-розовую круглую плитку, извиваясь, как червяк, а затем свернулась сама по себе. Я затаила дыхание, молясь, чтобы этот кусочек языка не превратился в змею. Или десять.

Римо поместил инертную фиолетовую спираль в клетку под стеклянной крышкой. Я повернулась, чтобы посмотреть, откуда он её взял. Банка, теперь уже без крышки, украшала деревянную столешницу, встроенную в полый ствол. Она стояла рядом с дюжиной других, до краёв наполненных леденцами в радужную полоску, конфетами из золотой фольги, плавающим пастельным зефиром и гирляндами из засахаренных лепестков дрозы. Над банками, на стенах, выкрашенных в тот же жизнерадостный бирюзовый цвет, что и входная дверь, были нацарапаны названия вроде «радужные завитки», «капли солнечного света», «кусочки облаков» и «цветущие сердца». Была ли эта кондитерская построена по образцу той, которая была снесена, чтобы разместить Дусибу? Были ли какие-либо из конфет съедобными или они были украшены драгоценными камнями подделками, предназначенными для того, чтобы соблазнять и разочаровывать?

Я подошла к одной из банок, приподняла крышку и понюхала содержимое. От приторного запаха у меня потекли слюнки. Я сорвала зефирку и положила её на кончик языка, где она растаяла, превратившись в восхитительную лужицу.

— Очевидно, инстинкт самосохранения не врождённый, — проворчал Римо.

— Усыпление орды микосов разожгло мой аппетит.

Поскольку от первой зефирки у меня не свело желудок и не пошла пена изо рта, я схватила ещё две, затем закрыла крышечкой, чтобы они не уплыли.

— Хотя я не уверена, что это говорит о моих певческих способностях, — добавила я между аппетитными кусочками.

Римо не ответил, всё его внимание было сосредоточено на красном шаре, покачивающемся на густых красновато-коричневых водах хрустального фонтана, расположенного в центре магазина. Я понюхала воздух, уловив нотки карамели и шоколада, затем подошла к нему и уже собиралась опустить внутрь палец, когда Римо схватил меня за запястье.

— Я только что съела немного конфет и не упала в обморок, Римо.

Он наклонил голову в сторону бронзовой ряби и красной сферы, которая была не шаром, а яблоком, таким же незапятнанным, какие появлялись в каждом мире.

— Ту песню, которую ты распевала, я презираю почти так же сильно, как это яблоко.

Я попыталась следовать моральным принципам. На самом деле, не старалась. Я размышляла о методе вести себя достойно, но решила не сворачивать с курса.

— Тебе обязательно всегда быть таким мстительным?

— Мстительным?

Его скрытая критика и вид дурацкого яблока испортили сладость, оставшуюся у меня на языке.

— Не бери в голову.

— Я не говорил, что мне не нравится твоё пение; я сказал, что ненавижу эту песню.

Я уставилась на букет гигантских зелёных леденцов на палочке, высыпавшийся из высокой вазы рядом с другой бирюзовой дверью.

— Как думаешь, куда ведёт эта дверь? Снова наружу?

Широкая стена из темно-синей ткани, пахнущая потом, суглинком и мужчиной, мешала мне разглядеть дверь.

— Не меняй тему.

— Я бы предпочла не распространяться о моём умении очаровывать микоса, которое, очевидно, не очаровывает тебя.

— На самом деле ты слышишь только то, что хочешь услышать. Я повторяю: Я. Ненавижу. Песню.

Надеялся ли он, что его резкий тон поможет мне понять? Я прекрасно понимала это и без того, чтобы ему приходилось имитировать дроида.

Переняв его тон, я ответила:

— Мне. Не. Нравится. Тоже.

— Тогда зачем ты попросила чёртова диджея играть её всю гребаную ночь?

Я моргнула.

— Ты был там?

Его челюсть покраснела. Я не думала, что он был так сильно смущён, как раздражён тем, что я не заметила, что он был частью моего окружения лусионага.

— Я в жизни не просила его играть её всю ночь. Я просто сходила и сказала ему, что она была ничего, — я заправила прядь волос за ухо, вздрогнув от жжения. — Пока он не начал проигрывать её снова и снова. Тогда я подумала, что песня раздражает, — помолчав, я сказала. — Извини, что пропустила твоё присутствие.

— Всё в порядке, — судя по голосу, он был не в восторге от этого.

— Ты был в клубе ради развлечения или по работе?

— Развлечения. Пока не появилась ты.

— Ух, ты. Спасибо.

— Это не… Я имел в виду, что если я не на дежурстве, но в твоём присутствии, я внимательно слежу за потенциальными рисками.

— Надо было пойти в другой клуб в ту же секунду, как увидел, что я приехала.

Тишина громко повисла между нами, прежде чем он сказал:

— Да. Надо было.

— Почему ты этого не сделал?

Его адамово яблоко дёрнулось.

— У тебя из уха течёт кровь.

Я посмотрела на свои кончики пальцев, покрасневшие в том месте, где я прикоснулась к ране, и потёрла их друг о друга. Моя кровь приобрела цвет охры, а затем отслоилась.

— Ну? Почему ты остался?

— Потому что это был новый клуб, и я хотел посмотреть, из-за чего весь этот ажиотаж.

Имело смысл. Что не имело смысла, так это то, насколько разочарованной заставляла меня чувствовать себя причина, по которой он околачивался рядом.

Прежде чем он смог уловить мои любопытные и сбивающие с толку размышления, я обошла его и направилась к дальней двери.

Когда я потянулась к ручке, он добавил:

— И потому что я не доверяю человеческим мужчинам рядом с тобой. Они окружают тебя роем. И это ещё хуже в клубах, под воздействием алкоголя.

— Они не окружают меня роем.

— Потому что твоим охранникам поручено держать их подальше.

— Ну, было бы неплохо, если бы они перестали это делать, — фыркнула я. — Я не какой-нибудь беспомощный ребёнок. Я могу сама о себе позаботиться. Как ты любишь мне напоминать, я — Трифекта.

Я приоткрыла дверь на крошечную щелочку, достаточную, чтобы заглянуть за неё и убедиться, что земля за ней — твёрдая древесина… Хорошо, мы не возвращались наружу и тут не кишит змеями.

— Серьёзно, Римо, я была бы очень признательна, если бы ты перестал отталкивать меня от людей.

— Это для твоей же безопасности.

— Так ли это?

Когда он приблизился, я заметила, что его губы были плотно сжаты.

— Это для моей безопасности? — повторила я.

Он взялся рукой за край бирюзового дерева и открыл дверь шире.

— Спираль. Твоя любимая.

Я догадалась, что тема остракизма Амары была закрыта. На сегодня.

— По крайней мере, лестница ведёт наверх.

Мне больше не хотелось проводить время на нижнем уровне.

В грубой оболочке были вырезаны тонкие отверстия, служившие окнами. Пока мы поднимались по лестнице, я заглянула в одну из них. Туман, который висел высоко над головой, когда мы прибыли, теперь окутал землю, отчего казалось, что калимборы уходят корнями в облака.

— Как думаешь, именно так выглядела Неверра во времена правления моего деда?

Римо выглянул в одно из отверстий.

— Это именно то, на что это было похоже. Неужели ты никогда не видела картин, изображающих нашу страну того времени?

— Я видела несколько набросков карандашом, но ни разу не видела картины. Где ты их видел?

— У дедушки дома есть пара.

— Он, наверное, скучает по туману.

Я чувствовала взгляд Римо на своём затылке, хотя всё своё внимание уделяла деревянной лестнице, отчаянно пытаясь избежать очередного падения.

— Хочешь верь, хочешь нет, принсиса, но мой дед был противником создания тумана. Он сказал твоему дедушке, что это была ошибка.

Я подняла взгляд и приподняла бровь.

— Он сказал, что это повредит земле, и так оно и было. Посевы пострадали. Калигосуби обнищали, и начались восстания.

Я знала нашу историю так же хорошо, как и Римо.

— Которые все были подавлены вариффом. Твоим дедушкой.

— По приказу Лайнуса.

— То, что он выполнял приказы, ничуть не уменьшает его вины. Он отравил газом сотни мужчин и женщин. Запер их в куполах.

Нима называла их «клеткой кошмаров». Она побывала в ней, так как Грегор заточил её в одну из них, чтобы наказать после того, как её привели в Неверру. Несмотря на то, что в течение многих лет она не хотела говорить о своём внутреннем опыте, я в итоге заставила её рассказать мне об этом. Я хотела знать, как она выжила, в то время как многие другие этого не сделали.

— Вероятно, их сюда доставили целую кучу.

Неудивительно, что Римо молчал на эту тему, пока мы поднимались. Он знал моё мнение на этот счёт; я знала, его мнение.

Второй этаж «калимбора» был не таким вычурным и современным, как квартиры, которые сейчас занимают жители первого этажа в настоящей Неверре, но, тем не менее, здесь было по-домашнему уютно благодаря ассортименту мебели из светлого дерева на фоне того же бирюзового оттенка, что и магазин. Стены ванной комнаты украшали переливающиеся ракушки всех форм и размеров. Раковина была сделана из гофрированного моллюска, а ванна мерцала, как будто была сделана из толченого перламутра. Я повернула кран, но не задержала дыхание, ожидая, пока потечёт вода.

Когда вода хлынула по трубам, я судорожно вздохнула и подставила ладонь, чтобы набрать немного для питья.

— Я не могу решить, бесстрашная ты или невежественная.

Римо прислонился к дверному косяку, сцепив руки в свободный узел.

Я пила всё, что скользило по моим пальцам. Когда я не раздулась, я пошла за добавкой. Я использовала немного, чтобы умыться и смыть кровь с уха. Царапина уже затянулась. Языки микосов, к счастью, были скорее наждачной бумагой, чем тёркой для сыра. Я взяла бирюзовое полотенце, расшитое раковинами, и вытерлась насухо.

— Ты можешь выжить без еды, но не без воды, Римо.

В ванной не было зеркала, не то чтобы я действительно хотела взглянуть на себя.

Когда я повесила полотенце на край раковины, Римо оттолкнулся от дверного косяка и подошёл к всё ещё льющейся воде. Я почти ожидала, что он закроет кран и сразу же выйдет обратно, но он наклонился и подставил свои губы прямо под струю. Я поискала в ванной контейнер на случай, если трубы пересохнут, но отказалась от своих поисков, потому что к тому времени, когда это произойдёт, нас, несомненно, вытеснят из этого мира в новый.

Я вернулась к окну и оглядела землю, покрытую ковром тумана.

— Как думаешь, змеи были мучительной частью этого мира, и теперь мы в безопасности? — спросила я Римо, когда он подошёл и встал рядом со мной.

— Нет. В каждой клетке было два разрушительных фактора. В первом не было никакой еды, и всё было ненастоящим, кроме волков.

— И моего яблока.

Он искоса взглянул на меня.

— И твоего яблока. В городе небоскребов произошли обманы, а затем землетрясение. В гостинице был персиковый пирог, а потом торнадо.

— Ты думаешь, это способ отправить нас на тот свет и продолжать пытки?

Он уклончиво кивнул головой.

Что произошло бы, если бы мы остались в поезде, не выходя из него? Перенёс бы он нас в загробный мир, не причинив никакого ужаса и боли? А потом я задумалась кое о чём другом…

— Если мысли, что произойдет, если мы останемся после второго случая? Как ты думаешь, клетка успокаивается и перестраивается заново?

— Я не знаю.

— А как насчёт яблока? Ты видел то красное внизу? Оно есть в каждом мире.

— Да, я заметил это, но понятия не имею, что оно делает.

— Может быть, нам стоит попробовать его съесть.

— Может быть, нам не стоит.

— Что, если это наш билет отсюда?

— Что, если это спусковой крючок?

— Для чего?

— Кто знает? Третья форма пытки.

Он снова перевёл взгляд на клочья тумана, сверкающие, как звёздная пыль, под белым небом.

— Моя интуиция подсказывает мне держаться от него подальше. Думаешь, ты сможешь себя удержать?

Несмотря на то, что я не была поклонником его цинизма, я кивнула.

— Хорошо. А теперь, что бы ты хотела сделать?

— Заползти вон в ту кровать и прятаться, пока кто-нибудь не вытащит нас отсюда.

— Под «кто-нибудь» ты подразумеваешь меня?

— Нет. Я имею в виду кого-то, кто остался дома.

Взгляд Римо метнулся к небу, словно он высматривал порхающего освободителя, затем к дереву напротив нас.

— Здесь нет спиралей вокруг калимборов.

Он был прав. В Неверре лестницы обвивались вокруг стволов, как лианы.

— Может быть, все лестницы находятся внутри.

— Может быть, — он попятился к входной двери. — Я пойду, посмотрю, что смогу найти.

— Один?

— Ты хотела отдохнуть.

Я посмотрела на кровать. Даже при том, что она призывала меня, было бы несправедливо позволить ему отправиться в путь в одиночку.

— От какой песни у тебя не кровоточат уши?

Его глаза вспыхнули. Я бы сказала, с облегчением, но сомневалась, что Римо боялся бродить по городу в одиночку.

— Какой твой старый репертуар?

— О каком возрасте мы говорим? Последнее десятилетие или прошлый век?

— В прошлом веке. Была одна группа, которую любила моя мама. «Maroon 5»4. Когда-нибудь слышал о них?

Она была одной из любимых у Нимы, но я сомневалась, что он хотел слышать, что у наших матерей было что-то общее.

— Знаешь какую-нибудь из их песен?

Я ответила ему, спев вступительный куплет «Воскресного утра». Он наблюдал за мной, вернее, за моим ртом, и это немного смутило меня, поэтому я опустила подбородок и начала спускаться по лестнице впереди него.

ГЛАВА 22. ПРИЗНАНИЕ

Земля, скрытая пеленой тумана, была плоской и рыхлой под моими ботинками. Она больше не извивалась шипастыми рептильными телами.

Я перестала петь и спросила:

— Думаешь, змеи ушли?

— Я думаю, тебе следует продолжать петь на случай, если они разбили лагерь в каком-нибудь другом месте.

Так я и сделала. Добравшись до следующего калимбора, мы обошли его кругом в поисках двери, но у дерева была сплошная кора. Пока Римо стучал по стволу, проверяя, полый ли он, я неуклюже направился к следующему. Мой ботинок зацепился за выступающий корень, и я полетела сквозь туман, жестко приземлившись на колени и здоровую руку. Мой локоть покачнулся на перевязи, но, к счастью, не коснулся земли. Я хмыкнула, потому что, чёрт возьми, это было неприятно.

— Амара? — крикнул Римо.

— Здесь, внизу.

Римо предложил взять меня за руку, когда мы выходили из кондитерской, но я отказалась, потому что не хотела чувствовать себя калекой. Когда он присел на корточки рядом со мной, на его лице появилось беспокойство, я почувствовала, что он собирается склеить наши ладони скотчем. Конечно же, он протянул мне руку.

Я самостоятельно поднялась на ноги.

— Я просто проверяла, нет ли микосов.

— Сейчас? — он развернул своё высокое тело. — Если я верну тебя по частям в Неверру, твой отец прикажет отравить меня газом, так что дай мне свою руку.

— Уф, — я вложила её в его руку. — Я чувствую себя ребёнком.

— Ты ведёшь себя как один из них.

— Как я могу вести себя как один из них?

Он сомкнул свои пальцы вокруг моих.

— Придавая такое большое значение тому, что держишь меня за руку.

Когда мы обходили ещё одно дерево без дверей, я сказала:

— Хорошо известный факт, что у мальчиков бывают вши.

Юмор промелькнул на его лице.

— Возможно, это одна из причин, по которой у тебя нет парня.

Мои щёки вспыхнули. Надеюсь, мой румянец не был заметен за поднимающимися завитками тумана и мириадами порезов и синяков, которыми я щеголяла.

Когда его пальцы сомкнулись вокруг моих костяшек, я прошептала:

— Что? — уверенная, что он заметил что-то в тумане и пытается безмолвно предупредить меня.

— Что что?

Я вгляделась в густой туман.

— Мне показалось, ты что-то увидел.

— С чего ты взяла, что я что-то увидел?

Мои щёки снова вспыхнули.

— Ты сжал мою руку.

— Это я пытался удержать твою руку, похожую на дохлую рыбу, чтобы она не выпала.

— Дохлую рыбу?

Он разжал ладонь, и моя рука упала.

— Вот видишь. Дохлая рыба.

— Я просто не хотела прерывать твоё кровообращение.

Его зубы сверкнули белизной, как туман.

— Как насчёт того, чтобы ты попробовала прервать его, чтобы я мог сосредоточиться на нашем окружении, а не на тебе?

Он хотел, чтобы я попробовала? Ублюдок. Я схватила его за руку и сжала её.

— Достаточно твёрдо?

— Лучше.

Улыбка стала шире.

Я покачала головой.

— Кстати, ты перестала петь.

— Я подумала, что стоит дать твоим ушам отдохнуть, раз уж змеи исчезли. Я проверяла, не забывай.

На этот раз он ухмыльнулся.

— Ну, хоты бы, напевай.

— У меня начинают заканчиваться песни.

— Знаешь какие-нибудь песни «The Intrepids»?

— Несколько.

— Давай послушаем их.

Итак, я спела величайший хит первой группы дроидов. А потом их второй хит. У них практически не было хитов с тех пор, как они создали свою музыку, подключившись к облаку и проанализировав самые популярные тексты песен и мелодии, прежде чем соединили их воедино. Процесс был довольно увлекательным, он имел мало общего с искусством и полностью касался искусственного интеллекта.

Если бы я была свободна выбирать свой путь, я бы отправилась на Землю и изучала искусственный интеллект. Хотя Нима и Иба разрешили мне посещать некоторые занятия, мне никогда не разрешалось посещать какие-либо программы полного дня, и именно там происходили все замечательные вещи.

— Как получилось, что ты дала гаджой Джошуа Локлиру?

То, что Римо заговорит об этом, было лишь вопросом времени.

— Помнишь тот мешочек с чешуёй Дэниели, конфискованный эскадроном лусионага пару месяцев назад?

— Тот, который Джошуа продал земной армии для использования в биологической войне?

Я сморщила нос. Чешуйки Дэниели были афродизиаком, и да, они использовались в бою и раньше — моими собственными родителями в День Тумана, — но с тех пор был принят закон, запрещающий их продажу на неверрийском и земном чёрных рынках.

Римо остановил меня, выражение его лица колебалось между шоком и ещё большим потрясением.

— Ты имеешь к этому какое-то отношение?

Я прикусила губу.

— Я не знала, для чего они будут использованы, когда продавала их…

— Подожди. Ты их продала? Это были твои чешуйки?

Мои зубы ещё глубже впились в губу. Я попыталась высвободить свою руку из его, но он усилил хватку, не оставляя места для манёвра.

— Зачем?

— Затем что мне нужны были деньги.

Он издал глухой смешок.

— Принцессе Неверры нужны были деньги? Давай же, Амара. По крайней мере, придумай ложь получше.

— Это не ложь, — огрызнулась я. — Я хотела сделать своим родителям подарок на годовщину.

— У вас миллиарды в земных банках, не говоря уже о сундуках с золотом в Неверре.

— Но эти миллиарды и золото не мои, и я хотела, чтобы этот подарок был от меня.

— Значит, ты срезала свои чешуйки и продала их самому властолюбивому человеческому генералу? Как ты вообще с ним познакомилась?

— Я этого не делала. Я отдала Джошу свои чешуйки, и он всё устроил.

— И именно поэтому ты у него в долгу, — проворчал он.

— Нет, я пообещала ему солидные комиссионные с продажи.

Я сосредоточила свой взгляд на тумане, потому что, по крайней мере, туман не осуждал меня.

— Я в долгу перед ним, потому что, когда вы, ребята, арестовали его, он позвонил мне и сообщил, что его раскрыли, и я умоляла его взять вину за чешуйки на себя.

— Чёрт возьми, Трифекта, ты настоящая маленькая злодейка. Не только в моём воображении.

Я поджала губы, но всё ещё не поднимала глаз, мне было слишком стыдно, но потом другое чувство вытеснило мой стыд. Ужас от того, что я только что призналась в своём преступлении наследнику вариффа. В ту минуту, когда мы выберемся отсюда, ничто не помешает Римо сдать меня.

Я не знала, будет ли невидимая связь, которая образовалась между нами в ту ночь, когда его младший брат пытался убить меня, присутствовать в Плети, но я лихорадочно искала её. И тут я почувствовала это!

— Ты унесёшь моё признание с собой в могилу, Римо Фэрроу.

Нить между нами завибрировала, как натянутая струна арфы, а затем узел затянулся у меня в животе. Он, должно быть, тоже напрягся, потому что он подбородком уткнулся в шею, а его взгляд опустился к пупку.

— Ты что, только что потратила свой гаджой на моё молчание?

— Я не считаю это пустой тратой, — пробормотала я.

На его лицо набежали тени.

— Я бы не стал доносить, Амара.

Моё сердце учащённо забилось, когда я всмотрелась в его лицо. Разве он бы этого не сделал? Я подарила ему факты, которыми он втянул бы меня в мир неприятностей. Мои родители любили меня, в этом у меня не было никаких сомнений, но я нарушила закон, так что им пришлось бы наказать меня.

Он повернулся и, поскольку всё ещё держал меня за руку, рывком вернул к движению. А потом он зашагал так быстро, что на каждый его шаг мне приходилось делать два. О, он не был зол, он был в ярости.

— Полагаю, теперь ты останешься со мной в качестве жены. Разве это не будет забавно? — он выпалил это слово вслух.

От страха у меня по коже побежали мурашки.

— Ты сказал, что тебя не интересует моя корона.

— Я передумал.

Я остановилась и отдёрнула руку. Или, по крайней мере, пыталась это сделать. Единственное, что мне удалось, это заставить его прекратить свою сумасшедшую быструю ходьбу.

— Ты это несерьёзно?

— Пока смерть не разлучит нас, милая.

— Римо, это не смешно.

— А я смеюсь?

— Нет, не смеешься. Ты ведёшь себя странно и пугающе.

Не говоря уже о том, что его пальцы сжимали мои.

— И ты делаешь мне больно

Он отбросил мою руку, как будто это был микос, а затем развернулся и зашагал прочь, исчезая в тумане.

ГЛАВА 23. КЛЕТКА

Я не пошла за ним, дав ему время остыть, но продолжила идти к скале, надеясь, что он не решил вернуться к поезду без меня. Густой туман не позволял видеть дальше, чем на метр, невозможно было сказать, где находится она. Моей траекторией был утёс, возвышающийся над белым смогом. И хотя я осторожно ступала по скрытой от глаз местности, дважды чуть не споткнулась. Каким-то чудом, этим чудом, вероятно, была моя черепашья скорость, я не уткнулась носом в мох на земле.

Когда отвесная стена серой скалы приблизилась, раздался лязг металла, а затем громоподобное человеческое рычание разорвало воздух.

— Римо? — закричала я, надеясь, что звук исходил от него, а не от какого-нибудь зверя, пришедшего меня съесть.

Моё имя прорычалось, что сразу же успокоило меня — не дикое существо, поскольку животные не знают моего имени и не разговаривают — и подстегнуло мои ноги двигаться быстрее. Гордый Римо, очевидно, попал в большую беду, если умолял меня о помощи.

Как будто какой-то бог глубоко вдохнул, и туман, окутавший тюремную камеру, рассеялся. И не просто немного, а полностью, что дало мне беспрепятственное представление о затруднительном положении Римо. Он руками сжимал золотые прутья чего-то похожего на огромную птичью клетку, костяшки пальцев побелели от напряжения. Пожалуйста, пусть это будет не купол.

— Амара, позади тебя!

Моё сердце взорвалось, и я резко обернулась. Поскольку я бежала, инерция нарушила моё шаткое равновесие. Я упала, но, по крайней мере, шлепнулась на задницу.

— Оно идёт за тобой! Вставай!

Я вскочила на ноги, хотя и не видела, чтобы кто-то приближался ко мне, затем нерешительно попятилась, лихорадочно осматривая землю и воздух. Когда ничего не сдвинулось с места, я крикнула:

— Что ты видел, Римо?

Снова лязгнул металл.

— Лупа. Они прямо перед тобой! Чёрт возьми, беги!

Я медленно повернулась к нему.

— Амара! — его лицо было таким же бледным, как моя повязка. — НЕТ! — завопил он.

Неужели лупа разорвал меня на части перед его мысленным взором?

Мои сомнения в том, что клетка была пропитана тёмной магией, рассеялись.

— Это ненастоящее, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, потому что кричать на кого-то в разгар приступа паники было, конечно, неразумно. — Ты находишься внутри купола. Просто открой дверь и выходи.

Когда купол оторвался от земли, я прибавила скорость.

Римо моргнул, а затем снова закричал. На этот раз на волков. Его глаза сверкали яростью, и я поняла, что он не услышал меня, а если и услышал, то его разум говорил ему, что я мертва, умираю или сама превратилась в волка.

Клетка поднималась выше благодаря системе шкивов, привязанных к вершине утеса. Неужели Римо подумал, что это лифт? Разве он не знал о куполах? Возможно, он не понимал, во что ввязывается, потому что туман скрывал купол.

Скоро клетка поднимется слишком высоко, чтобы до неё дотянуться, поэтому я побежала, крича ему, чтобы он открыл дверь, надеясь, что мои слова дойдут до его измученного разума. Его взгляд метнулся к небу. Что бы он ни увидел, это заставило его отпрянуть от прутьев и съёжиться. Я ускорилась и достигла купола как раз в тот момент, когда его подножие поравнялся с моим подбородком. Я протянула руку и ухватилась за дверь, сильно дёрнув её.

Она не открывалась.

Я дёрнула снова.

Петли даже не скрипнули.

Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо.

— Римо! — крикнула я.

Он вздрогнул, его пристальный взгляд метнулся ко мне.

— Дверь!

Он не пошевелился. Просто таращился.

Клетка приподнялась ещё на пару сантиметров. Я смастерила пару сверхпрочных ножниц из своей пыли и зацепила острые лезвия за перекладину. А потом я свела ручки вместе, и по моей линии роста волос выступили капельки пота. Мой острый инструмент даже не поцарапал металл. Если бы только я могла пользоваться обеими руками.

Клетка поплыла дальше вверх. Я попробовала ещё раз, и снова потерпела неудачу. Какой ещё инструмент я могла бы изготовить? Топор. Когда моя пыльца превратилась в единое целое, клетка задела мою макушку. Я взмахнула топором, но он просто отскочил от металла точно так же, как отскочил от коробки сигнализации в прошлом мире.

Римо зарычал, нарушив мою концентрацию. Он ударил кулаком по воздуху, прищурив глаза, мышцы под туникой напряглись.

— Я покончу с тобой.

Я не была уверена, с кем он собирался покончить. Я вроде как надеялась, что это была не фальшивая я, но потом вспомнила, что фальшивая я мертва, так что, должно быть, это был кто-то другой. Я надеялась, что это была не моя мать.

Он налетел на одну сторону клетки, как бык, и она качнулась, ударив меня основанием прямо в лоб. Звёзды осветили края моего поля зрения, и я уронила топор на ногу. Лезвие не прошло сквозь мой ботинок, но от его веса у меня перехватило дыхание, а пальцы ног скрючились от боли.

Римо снова врезался в клетку.

— Это всё ненастоящее!

Я закричала, пытаясь достучаться до него.

Его глаза оставались остекленевшими и невидящими. Я схватила своё упавшее оружие и, прихрамывая, подошла к толстому шнуру, тянущему клетку вверх по отвесной стене, и стала дубасить по нему снова и снова. Тяжёлое лезвие отскакивало, как стрела от натянутой тетивы.

Фу. Зарычав от разочарования, я вытерла вспотевший лоб рукой и заковыляла обратно к клетке, мой топор снова зазвенел у меня под кожей.

Что ещё моя мать говорила мне об этих клетках? Как ей удалось победить их магию?

В памяти что-то щелкнуло.

— Найди несоответствие, Римо! Всегда есть расхождения. Цвет волос. Цвет глаз. Размер.

Его ноздри затрепетали. Были ли какие-то мои слова услышаны?

Его пристальный взгляд снова встретился с моим.

Пожалуйста, увидь меня.

— Найди… Несоответствие.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, услышь меня.

Он моргнул, глядя на меня, затем обернулся. Его стойка, которая была ослаблена, тут же стала напряженной, и он пригнулся, как будто хотел избежать удара. А затем его нога взметнулась в воздух, словно он сбивал кого-то с ног.

Я ухватилась за нижнюю перекладину и потянула, пытаясь стащить огромную птичью клетку вниз.

— Римо! — крикнула я.

Его концентрация нарушилась.

— Его глаза! Или её глаза. Они верного цвета?

Он снова моргнул.

— Я… Что… — его приглушённый голос сказал мне, что нападавший, должно быть, исчез. — Амара, ты не мертва.

Он уставился на меня сквозь прутья решетки под ногами, и румянец, выступивший на его щеках после воображаемой битвы, сошёл на нет.

— Амара, — он снова произнес моё имя, на этот раз невероятно мягко, как будто боялся, что если он произнесёт его ещё громче, я снова исчезну в пасти лупы.

— Дверь, Римо. Открой дверь.

Он промчался по клетке, которая приподнялась ещё на пару сантиметров, оторвав меня от земли.

— Здесь нет ручки!

— Попробуй открыть её пинком.

Надеюсь, мой вес удержит купол от подъёма.

Он поднял ногу и ударил ногой. Подошва его ботинка врезалась в дверь с такой силой, что моя хватка ослабла и пальцы соскользнули с перекладины. Я подпрыгнула, но клетка была слишком высока, чтобы я могла дотянуться до неё сейчас.

Когда он снова ударил, я соорудила крюк из своей пыли и взмахнула им, зацепив за перекладину. Клетка дёрнулась вверх, и снова мои ноги оторвались ото мха.

— Давай, Римо, — настаивала я.

Я не хотела напрягать его, но я также не хотела болтаться на заколдованной клетке.

Он замер на середине удара. Буквально. Его ботинок был поднят в воздух, но так и не соприкоснулся ни со стеной, ни с полом. А потом он упал, да так сильно, что всё его тело ударилось о металл, отчего клетка опустилась, а затем поднялась.

— Ты в порядке?

Он не пошевелился, и я заметила, что его затылок приземлился на заднюю часть моего крюка.

Дерьмо.

— Римо! — крикнула я.

Я попыталась выдернуть крюк из-под него, но он был слишком тяжёлым, и не похоже, чтобы у меня было много рычагов воздействия, поскольку я висела в воздухе только на одной функционирующей руке. Когда кровь спиралью потекла по металлу и закапала мне на костяшки пальцев, я снова выкрикнула его имя, а затем:

— Проснись

Его веки приподнялись.

Да!

— Римо. Дверь.

Сначала он повернул голову и щекой прижался к крюку, а затем развернул и остальное тело. Он поднялся на колени, мышцы его дрожали. Капелька крови скатилась по его щеке, прежде чем упала с кончика носа. Он убрал её ладонью, размазывая кровь.

Я запрокинула голову, насколько это было возможно, не желая отрывать от него взгляда.

— Тебе нужно выбраться из клетки. Открой дверь.

Он уставился на меня, его зрачки расширились, затем втянулись, как будто пульс бился прямо у него в глазах. Его бровь опустилась, отчего радужки потемнели, а затем губы изогнулись в усмешке.

— Римо. Я настоящая. Что бы ты ни видел, это не так.

— Что ты с ней сделал, сукин ты сын? — прорычал он.

Он смотрел прямо на меня, но больше не видел. Его пальцы обхватили мой крючок, расстегнули его. Стиснув зубы, он приподнял его.

— Римо, остановись! Это я.

— Из-за тебя она мертва!

Ещё больше крови потекло с кончика его носа, попадая мне на лоб.

— Римо, это Амара, пожалуйста.

Его мускулы натянули тунику, а родимое пятно вспыхнуло от ярости. Он зарычал, бросив в мою сторону взгляд, полный такой неприкрытой ненависти, что моё сердце сжалось и скользнуло в желудок. Он пошевелил крючком, как будто пытаясь стряхнуть меня.

— Римо, остановись! Это я! Трифекта! Твой злодей!

Он застыл. Зафиксировалось ли хоть одно из моих слов?

— Я пытаюсь помочь тебе, — добавила я, взглянув вниз.

Моё сердце подпрыгнуло до самого горла. Земля теперь была так далеко внизу, что соскользнуть означало шлепнуться. Сглотнув, я запрокинула голову и снова посмотрела на него.

— Пожалуйста, Римо. Дверь. Тебе нужно открыть дверь.

Открытие клетки остановило бы поток магии. Как только он перестанет быть одержимым своими видениями, он сможет помочь мне подняться и войти внутрь. Или, по крайней мере, он мог бы схватить меня за руку сквозь решетку и держать до тех пор, пока мы не доберёмся до вершины утеса, потому что моя рука вот-вот должна была соскользнуть. Я пошевелила своей больной рукой, чтобы проверить, зажила ли она чудесным образом, но, подъём её буквально на чуть-чуть отозвался потоком кислоты внутрь моих костей.

В глазах Римо было столько ненависти, что у меня по коже пробежал холодок.

— Римо, — прошептал я. — Я не знаю, кого ты видишь, но этот человек ненастоящий.

— Заткнись, — рявкнул он.

— Посмотри на…

— Я сказал, заткнись!

— Ри….

Прежде чем я успела произнести последний слог его имени, он повернул крючок и пропустил его сквозь прутья клетки. Я полетела на землю. Мой инструмент вылетел из рук раньше, чем я успела превратить его во что-нибудь, что могло бы спасти мою жизнь.

Падение не могло убить фейри.

Пока мои волосы развевались, я молилась, чтобы эти правила применялись в Плети.

ГЛАВА 24. ВТОРОЙ ШАНС

Мои пальцы наткнулись на что-то липкое и холодное, пахнущее морозом и землёй. Пережила ли я своё падение? Я провела ладонями по земле, ожидая почувствовать комочки мха, но ни одно нежное растение не щекотало мою кожу. Если я не приземлилась в фальшивой Неверре, то где я приземлилась?

Я медленно открыла глаза и обнаружила, что смотрю на белое небо и портал, который висел, как зеркало, в пятнадцати метрах надо мной, отражая поле охряной грязи и моё распростёртое тело. Мы были правы: в этой тюрьме никто не умирал.

Облегчение согрело моё тело. Я упёрлась обеими ладонями в землю и с трудом приняла сидячее положение. Я поняла сразу две вещи: повязка исчезла, и рука больше не болела. Я подняла перепачканные грязью руки и поразилась отсутствию боли. Но потом в моей памяти всплыло воспоминание о том, как я уронила крючок, и я перестала удивляться и начала вытирать ладони о бёдра, оставляя на своём чёрном костюме красновато-жёлтые полосы. Филигранная татуировка всё ещё была на месте, но вернулась ли пыль Карсина на своё место? Я провела дрожащим пальцем по тёмным завиткам. Когда сверкнула струйка пыли, я очень глубоко вздохнула.

Я ощупала лицо в поисках порезов и почувствовала только гладкую кожу. Как невероятно. Всё ещё погано, но, тем не менее, невероятно. Встав, я осмотрела свой костюм, который, к сожалению, не был заштопан, как всё остальное на мне.

Позади меня хрустнула ветка, и я развернулась, но грязь под ногами снизила мою скорость. На опушке густого леса, окружавшего поле, стоял мужчина с лунно-бледной кожей и растрепанными волосами. Неподвижный, как стволы, утопающие в лиственном сумраке, Римо сделал шаг вперёд. Белый свет исходил от его неровных контуров, заполняя его широкое тело, окрашивая его огненные локоны в более рыжий цвет, а настороженные глаза — в более зелёный.

Прижав подбородок к груди, он уставился. Уставился на меня так, словно я была незнакомкой. Нет… не незнакомкой. Призраком. Он умер и вернулся к жизни, и всё же шок и ужас отразились на его лице.

— Я убил тебя.

Его голос был хриплым и низким, он доносился до меня сквозь прохладный воздух.

Как ни странно, я была рада его видеть, испытывая облегчение от того, что он не вернулся в долину и не сел на поезд без меня.

— Ты выбрался из Куполы живым. Большинство не справляется.

Мои волосы развевались, как свинцовый занавес, пока я приближалась к нему.

— Прими мои поздравления.

— Я видел, как ты превратилась в пепел и умерла.

Воспоминание о том, как он погиб у меня на руках, всё ещё преследовало меня, поэтому я понимала, каким потрясённым он, должно быть, себя чувствовал. Вычесывая грязь из волос, я продолжила идти к нему.

— Кого ты представлял, когда сбросил меня?

Он вздрогнул, словно заново переживая этот момент.

— Джошуа Локлира.

— Я рада слышать, что это была не я.

Он крепко стиснул челюсти.

— Итак, как ты, в конечном итоге, сбежал?

— Дверь со щелчком открылась, когда я добрался до самого верха, — он указал на синяк, чернеющий сбоку на его шее. — Я был на полпути к тому, чтобы задушить себя.

— Насыщенная поездка.

Я улыбнулась.

— Как ты можешь быть такой… улыбчивой? Как ты вообще можешь смотреть на меня прямо сейчас? Я убил тебя.

Я склонила голову набок.

— Ты хотел убить меня?

— Конечно, нет.

— Тогда избавься от чувства вины и помоги мне добраться до портала.

Взгляд его покрасневших глаз скользнул по мне. Искал ли он прощения? Я уже дала его ему. Неужели он мне не поверил?

— Клянусь, Римо, я на тебя не сержусь. Куполы славились тем, что приводили в беспорядок…

Он поднес руку к моей щеке и скользнул пальцами по зажившей коже.

— Ты действительно настоящая.

Я позволила ему пальцами пробежаться по моим волосам и ключице, прежде чем он скользнул ниже по шее, надеясь, что прикосновение ко мне убедит его в том, что он не убивал свою принцессу.

— Я действительно настоящая.

Мой голос приобрёл странные, огрубевшие нотки, как будто мурашки пробежали у меня по горлу. Было ли это возможно?

— Я думал…

Он сглотнул, а затем вздрогнул.

Я знала, о чём он думал. Была там; думала об этом. Чувствуя тяжесть его вины, я сказала:

— Ты можешь перестать представлять себе все те способы, которыми мои отец и мать будут пытать тебя за убийство их единственной дочери. Я жива и здорова. Очень даже здорова. Больше никаких сломанных костей, никакой содранной кожи. А вот ты, с другой стороны, выглядишь не слишком привлекательно.

Тени собрались на его перепачканном кровью лице.

— Я видел, как ты превратилась в дым, Амара.

— И это не вошло в число лучших моментов твоей жизни?

— Нет!

Его слово было таким же яростным, как и взгляд его глаз; таким же жестоким, как пальцы, сжимающие мою шею сзади.

— Как ты можешь даже подумать о таком?

Он вздрогнул, веки его опустились на глаза, ресницы задрожали на щеке. Долгое мгновение он оставался в таком положении, с закрытыми глазами, раздувающимися ноздрями и стиснутыми челюстями.

Я сжала губы в мрачную линию и прижала ладони к его груди, прямо над тем местом, где его сердце стучало, как военный барабан Готтва.

— Я сидела в первом ряду во время твоего распада, так что поверь мне, я знаю, насколько это ужасно, но посмотри на меня. Я в порядке. Ты не причинил мне вреда.

Его веки, наконец, поднялись.

— Я никогда в жизни не был так напуган.

Я одарила его сочувственной улыбкой.

— Я могу только представить. Я слышала, что Куполы были настоящей камерой пыток.

Его взгляд стал твёрже и сузился.

— Я говорил не об эффекте клетки, Амара. Я говорил об эффекте наблюдения за тем, как ты умираешь. О том, что стало причиной твоей смерти.

— Ты был не в своём уме.

Его хватка на моей шее ослабла, а затем он убрал руку с моего тела.

— Как ты можешь быть такой снисходительной к тому, кто всю свою жизнь превращал твою жизнь в ад?

Его признание ошеломило меня и заставило замолчать. Очевидно, Куполы были полезны не только для того, чтобы вызывать ночные кошмары; они также были полезны для самокопания.

Позволив своим рукам соскользнуть с его торса, я вздохнула.

— Не набивай себе такую цену. Ты не облегчал мою жизнь, но и не превратил её в ад. Твой дедушка, с другой стороны…

Я указала на землю вокруг нас.

Он вытянул шею и сердито уставился на портал.

— Давай не будем сейчас говорить о моём дедушке.

Я оставила тему Грегора.

— Итак, какой инструмент я должна сделать? Верёвку?

Я вытряхнула пыль из ладони. Золотистые нити заблестели, как натянутая резинка.

— Подводное ружье.

— А стрела не повредит портал?

Он снова посмотрел мне прямо в глаза.

— Однажды я вонзил в один из них меч. Он засосал лезвие. Вытаскивать его было… непросто.

— Даже для такого большого и сильного мужчины, как ты?

Я подмигнула ему.

Моё поддразнивание немного ослабило напряжённость между его глазами.

— Ты нюхнула немного тины, принсиса? Ты очень похожа на свою бабушку.

Ему не нужно было уточнять, какую именно; только Эддисон существовала в постоянном мальвовом тумане.

На моих губах появилась улыбка.

— Думаю, что, возможно, могу быть под кайфом, — я закрыла глаза и подняла лицо к белесому небу. — Кайфую от жизни.

Когда я открыла глаза и снова перевела их на Римо, то обнаружила, что он наблюдает за мной, сдвинув брови.

— Что?

На его лице появился румянец.

— Ничего.

Вместо того чтобы сгонять его в ещё больший дискомфорт, что, безусловно, сделала бы Амара версии 1.0, я позволила ему сорваться с крючка и сосредоточилась на создании нашего билета из Плети. Придавая форму своей пыли, я спросила:

— Что ты собираешься сделать в первую очередь, как только вернёшься домой?

Он недолго колебался.

— Поесть. А ты?

— Хм… Я собираюсь летать и парить вокруг Неверры в течение нескольких часов.

После, я нашла бы Грегора и Джошуа и заставила их обоих заплатить за то, что они сделали. Сначала возмездие, потом праздность.

— Я очень скучаю по полетам. Падать не так весело.

Моё напоминание вызвало гримасу на лице Римо. Прежде чем он начал самобичевать себя за то, что скинул меня на землю, я сказала:

— Пожалуйста, составь мне компанию в моей экскурсии.

Он застыл.

От его реакции ружьё показалось мне таким тяжёлым, словно весило не меньше пятидесяти килограммов. Нам не нужно было быть лучшими друзьями, но нам также не нужно было быть заклятыми врагами.

— Мы будем вежливы друг с другом, когда вернёмся домой, верно?

Его продолжительное молчание заставило меня опустить поднятую руку, и ружьё стукнулось о моё бедро.

— Ты боишься, что дружба со мной повредит твоей репутации и заставит твою мать отречься от тебя?

— Навредить моей репутации?

Его напряжение, наконец, спало, сползло с лица и плеч, как будто он отбросил в сторону какой-то тяжёлый валун.

— Нет, Амара. Я не беспокоюсь ни о своей репутации, ни о чувствах своей матери. Я просто удивлён, что ты захотела провести со мной время после того, что я ранее сказал.

Я нахмурилась.

— Что ты сказал?

Он потер затылок, не сводя взгляда с грязи, испачкавшей его чёрные ботинки.

— Что я заставлю тебя выйти за меня замуж.

Ах, это.

— Послушай, я знаю, что тебя не интересую ни я, ни моя корона. Ты был зол. Мы все говорим то, чего не имеем в виду, когда сердимся.

Я несколько раз прикусила нижнюю губу, затем отпустила её, чтобы спросить:

— Верно? Ты же не на самом деле имел это в виду?

Его адамово яблоко дернулось, когда он снова поднял на меня взгляд.

— Я бы никогда не заставил тебя засунуть руку обратно в котёл.

Было ли это плодом моего воображения, или в его голосе действительно звучало лёгкое уныние?

— Никого не выгонят из Неверры, Римо.

Я сказала это мягко, предполагая, что это и было источником его раздражительности. Когда хмурость между его бровями стала глубже, я дотронулась до его бицепса.

— Мы просто останемся помолвленными, пока один из нас не найдёт своего идеального партнёра.

Он вздрогнул, как будто эта идея прозвучала отвратительно, что напомнило мне о его образе жизни, не связанном никакими условностями, поэтому я поправилась:

— Пока я не найду кого-нибудь, за кого можно выйти замуж. Я забыла, что брак не был твоей целью. Нам просто нужно быть очень осторожными в том, что касается свиданий с другими людьми.

Сухожилия на его руке напряглись под моими пальцами. Они были натянутые, как швартовы, которые крепили Плавучий сад к Розовому морю.

— Вообще-то. Это глупо. Если мы не потребуем расторжения нашей помолвки, и Котёл не сможет нас выгнать.

Я убрала свою руку с его плеча, задумчиво нахмурив брови.

— Верно?

— Если в ком-то течёт кровь фейри, и… свидание происходит в Неверре, Котёл почувствует это и накажет.

Моё сердце, которое начало биться быстрее, пропустило удар.

— Как?

— Я не совсем уверен.

Я вздохнула.

— Это в некотором роде ставит крест на наших планах по подбору пары.

— Наши планы по выбору пары?

— Ты собирался познакомить меня с потенциальными кандидатами?

Он сощурил глаза, а его зрачки стали размером с булавку.

— Ты обманул меня, — пробормотала я, чувствуя, как боль расцветает в груди. — Потенциальных кандидатов нет. Ты сказал это только для того… — я откинула волосы назад, грязь уже облепила мои волосы, превратив их в дреды, — чтобы успокоить меня.

Я уныло уставилась на подводное ружьё.

Не то, чтобы мне нужно было, чтобы Римо помогал мне со свиданиями. Я и сама могла бы найти кого-нибудь. Ради всего святого, я могла бы даже использовать каптис, чтобы привлечь внимание мужчины. Но найти кого-то — это не то, что беспокоило меня… это был подтекст его лжи. Мужчины-фейри держались в стороне не потому, что боялись моей крови или были предупреждены не дружить со мной; они держались в стороне, потому что им просто было неинтересно.

Слёзы поднялись к глазам, защипав их; я сморгнула. А потом я подняла подводное ружьё и выстрелила. Моя стрела прошла мимо цели. Римо никак не прокомментировал мой неверный прицел, возможно, потому, что боялся, что я могу выстрелить следом в него, или, возможно, он пытался соблюдать приличия, не обрушивая критику на моё растоптанное самолюбие.

Я потянула за верёвку виты, чтобы намотать снаряд обратно, чувствуя острое родство с ним, пока он бесцеремонно волочился по грязи. Я осторожно потерла затуманенные глаза предплечьем, прежде чем снова прицелилась в портал.

— Аарон, — тягостную тишину прорезал голос Римо.

Я искоса взглянула на него и обнаружила, что его руки крепко сцеплены на груди.

— Что насчёт Аарона?

Я попыталась вспомнить, как он выглядел в коротком эпизоде в лифте, но я была так сосредоточена на Римо, что не обратила особого внимания на другого лусионагу.

— Он один из тех парней, которые хотели бы познакомиться с принсисой.

Это рассеяло мою мрачность, но только на секунду. Несомненно, это была ложь, призванная улучшить моё прицеливание.

— Титус — другой. А ещё есть Зейн и Рид. Ни один из них не может заткнуться по поводу твоих глаз и губ, а Брукс одержим твоими тройными способностями. Ты бы хотела, чтобы я продолжал? Список довольно длинный.

Я снова вытерла глаза, надеясь, что он подумает, что я смахиваю пот, а не слёзы.

— Ты говоришь это просто для того, чтобы я сосредоточилась на цели, а не на своём уязвленном эго.

— Нет. Я говорю это для того, чтобы ты перестала думать, что я лжец.

Я едва заметно улыбнулась ему.

— Ты, должно быть, считаешь меня такой жалкой.

Рядом с его глазом дёрнулся нерв. По крайней мере, у него хватило порядочности не согласиться со мной. Когда я снова подняла ружьё, он сказал:

— Но я не собираюсь сводить тебя ни с кем из них.

Из-за этого моя рука и настроение снова упали.

— Почему нет?

Покрасневшая кожа на его виске яростно задергалась.

— Ты всё еще ненавидишь меня до глубины души, Амара?

Я приподняла бровь.

— Какое отношение мои чувства к тебе имеют к свиданиям с твоими друзьями?

— Прямое, — он расценил руки и сделал шаг вперёд. — Ну, так? Ненавидишь?

Осознание осенило меня. Если бы мы поменялись ролями, я бы также беспокоилась о том, чтобы свести своих друзей с кем-то, кто меня недолюбливает, потому что это создало бы серьёзную нагрузку на дружбу.

— Я не испытываю к тебе ненависти, Римо, и я говорю это не для того, чтобы получить доступ к твоим др….

Его ладони легли по обе стороны от моего лица, отчего мой рот и сердце с визгом остановились. Выражение такой глубокой сосредоточенности исказило его черты, что, будь на его месте любой другой мужчина, я могла бы предположить, что он подумывает о том, чтобы поцеловать меня, но это был Римо. Наследник Грегора с гораздо большей вероятностью свернул бы мне шею, чем запятнал бы свой рот моим.

Я наблюдала, как он наблюдает за мной, думая, что, возможно, было бы разумно отступить. Хотя когда это я была разумной?

— Я знаю, что оживу, если ты убьешь меня, но это по-настоящему подорвет нашу хрупкую дружбу.

Морщины на его лбу разгладились, а губы изогнулись в медленной усмешке.

— Убивать тебя не входит в мои намерения, Трифекта.

— Тогда почему ты так близко к себе держишь моё лицо, Фэрроу?

Его хватка смягчилась.

— Потому что я думал о том, чтобы поцеловать тебя.

Моё тихое сердце снова пришло в движение, заколотившись о рёбра.

— Но я не решался, потому что не был уверен, оценишь ли ты это.

Я сглотнула, но это никак не помогло смочить моё пересохшее горло.

— Я бы предпочла это смерти.

Его губы снова дёрнулись, и он был так близко, что лёгкое изменение положения нарушило сгустившийся между нами воздух.

— Я не уверен, как к этому отнестись.

Мой разум лихорадочно пытался осмыслить происходящее. Хотела ли я, чтобы он поцеловал меня? Хотела ли я поцеловать его?

Его зрачки сузились, затем расширились.

— Не возражаешь убрать это подводное ружьё?

Моё сердце забилось ещё сильнее, забирая всю кровь из мозга, что было ужасно непрактично, поскольку без крови не могло быть никакой рациональности, а эта ситуация требовала хоть капли хладнокровия.

С трудом выдохнув, я сжала рукоятку своего инструмента для захвата портала, и мысленно потребовала ему исчезнуть.

— Насколько ужасно ты целуешься?

— Я даже не собираюсь пытаться угадать, почему ты задаешь этот вопрос…

Я почувствовала на своих губах изгиб его улыбки, хотя наши рты не соприкасались.

— Ты, очевидно, беспокоишься, что я могу воспользоваться ружьём, чтобы положить конец нашему поцелую.

Уголки его губ приподнялись ещё выше.

— На самом деле я беспокоился, что поцелуй сделает тебя такой вялой, что твоя хватка ослабнет, и твоё очень тяжёлое и очень острое оружие, в конечном итоге, застрянет у меня в ноге.

— Ха.

Я попыталась закатить глаза, но здоровенная смесь предвкушения и адреналина, бурлящая во мне, помешала всем сухожилиям сдвинуться с места.

— Тебе всерьёз следует поучиться управлять ожиданиями девушки.

В его глазах вспыхнуло веселье, а затем что-то ещё… что-то, от чего мой пульс подскочил до предела. Я высунула кончик языка изо рта и облизала губы, мой разум блаженно затуманился. Его зрачки танцевали, но теперь уже не от веселья. Медленно он склонил голову набок и коснулся своими губами моих.

Один раз.

Дважды.

Три раза.

Мурашки пробежали по моим губам, распространились по щекам, прежде чем устремились к подбородку и вниз по шее.

— Ну и дразнилка же ты, — прохрипела я.

Уверенность окатила его, как мой волшебный клей там, в гостинице, просачиваясь во все маленькие трещинки его эго, вызывая невыносимо сексуальную улыбку, которая вызвала ещё одно покалывание, на этот раз внизу моего живота.

Кончиками пальцев он зарылся в мои волосы и притянул меня ближе.

— Хорошие вещи приходят к тем, кто ждёт, Трифекта.

— Трифекта… Есть ли шанс, что поцелуй даст мне прозвище получше?

Рыжеватая прядь волос упала ему на глаза, скрывая их яркость.

— Оно никогда не было пренебрежением.

— А всегда звучало именно так.

Он приподнял мою голову ещё немного.

— Поверь мне. Это было не так.

Поверила ли я ему?

Я подумала о волках, перевязи, нашей ночи, проведённой в сыром подвале, когда моя голова лежала на его плече, а он обнимал меня за талию. Небеса, я не только начинала доверять ему, но и он начинал мне нравиться.

— Амара?

Насколько долго я затерялась в своих мыслях?

— Я просто думала о том, как далеко мы зашли, ты и я. От смертельных врагов до почти целующихся.

Его зрачки пульсировали от притворного негодования.

— Почти?

— Эм. Да. Поцелуи обычно требуют немного большего давления и гораздо большего количества языка.

— Как насчёт того, чтобы я исправил эту почти часть?

Сарказм и голос покинули меня. Пуф. Исчезли, как огонь в моих венах. Единственное, что мне удалось, это немного сглотнуть.

На этот раз, когда его губы коснулись моих, это не было лёгким касанием крыла бабочки. На этот раз его губы прижались к моим, открывая меня для него. В тумане ощущений мне удалось сформулировать единственную связную мысль: я бы точно уронила своё оружие ему на ногу.

Он языком погладил уголок моего рта, раздвигая мои губы ещё шире, прежде чем проник немного глубже. Меня никогда раньше так не целовали, с таким размеренным мастерством. Это не должно было меня удивлять, учитывая обширный опыт Римо. Я отогнала эту мысль прочь, не желая зацикливаться на количестве девушек, на которых он тренировался.

Когда он отстранился, даже несмотря на то, что мои глаза были прикрыты, я почувствовала вкус его довольной улыбки.

— Как было?

От его скрипучего голоса всё во мне закачалось.

Медленно я открыла глаза и посмотрела ему прямо в глаза.

— Неплохо.

— Неплохо?

Улыбаясь, я подняла руки к его плечам, нащупывая опору на твёрдых мышцах, и инициировала ещё один поцелуй. Там, где его прикосновения были размеренными и твёрдыми, мои были хаотичными. Мне нравилось медленное и размеренное, но я также любила жёсткое и дикое. И, как я вскоре узнала, он тоже. Он наслаждался прикосновением моих губ, скольжением моего языка. Наши зубы заскрежетали, и наши пальцы сомкнулись, заполняя выпуклости его тела гибкими изгибами моего.

Наш поцелуй был необузданным, восхитительным и совершенно безрассудным, превратив годы ненависти во что-то совершенно иное. Что-то такое, что заставило бы неверрийцев замереть от удивления. В конце концов, мы с Римо были известны только двумя вещами: неприятными колкостями и ещё более неприятными взглядами.

Пока его жадный рот наслаждался моими приглушёнными стонами, череда непрошеных мыслей пронеслась в моём ослабленном мозгу, активизируя орган, который отключился, когда его ладони обхватили мои щёки. Римо не хотел никаких обязательств, а мне нужны были все обязательства. Его мать ненавидела мою, а моя ненавидела его мать. Он был Фэрроу, а я — Вуд. Даже если бы наши рты были совместимы, наши жизни и мечты — нет.

Я оторвала губы от его губ и отскочила в сторону, задыхаясь сильнее, чем когда убегала от волчьей стаи в Приграничной стране.

— Я не могу этого сделать, Римо.

— Вообще-то, я думал, что у тебя это неплохо получается, — его голос был хриплым, а дыхание затрудненным.

— Я имела в виду это. Мы. Мы не хотим одного и того же.

Я заправила волосы за уши, тяжесть запекшейся грязи напрягла мою шею, почти вынудив меня поднять взгляд к порталу.

— Ну, кроме того, чтобы выбраться отсюда и сожаления, что не знали наших бабушек. Да, у нас очень много общего, но это единственное, что именно у нас общее.

Его глаза потемнели под густой тенью ресниц.

— Наше влечение ненастоящее. Это просто следствие того, что вокруг больше никого нет.

— Я не согласен.

— Ты не можешь не согласиться с фактом.

— С каким фактом?

— Здесь есть ещё кто-нибудь поблизости?

— Нет.

— Тогда это факт, что наш выбор партнера ограничен.

Усмешка искривила его губы.

— Нам вообще не нужно было целоваться. И дело вовсе не в том, что мы уже сидим в Петле многие годы и являемся рабами наших низменных потребностей, — он подошёл ко мне, затем запустил руку в мои волосы, снова поднимая моё лицо к своему. — Кроме того, я поцеловал тебя не потому, что ты была моим единственным выбором, Амара. Я поцеловал тебя, потому что, когда ты умерла, я тоже захотел умереть.

Я накрыла его руку своей.

— Это называется чувством вины.

Его глаза мрачно заблестели.

— Я никогда не хотел идти по стопам людей, которых убил.

Я знал, что Римо не был ангелом, но, услышав его признание в том, что он обрывал жизни, я вспомнила, каким безжалостным он был.

— Когда эта клетка выпустила меня, я сказал себе, что если ты вернёшься, я признаюсь тебе в целой куче вещей. Например, с тех пор, как тот дайла ужалил тебя, я не могу выкинуть тебя из своей чёртовой головы.

Я нахмурилась.

— Мне было двенадцать!

Большим пальцем он погладил мою нижнюю губу.

— Я знаю.

— Ты… не ненавидел меня все эти пять лет?

— Да.

Без колебаний.

— Это нелепо. Ты никогда не проявлял ко мне ни капли интереса. Или доброты, если уж на то пошло.

— Я выследил и убил дайла, который тебя ужалил.

Ладно… Я убрала его руку от своего рта, потому что его ласки отвлекали, затем скрестила руки на груди.

— Это не меняет того факта, что ты был для меня первоклассным багвой. Ты сказал всей школе, что капля моей крови убьёт любого, если она попадёт на кожу!

— Я ревновал. Парни начали обращать на тебя внимание. Они начали говорить о тебе и твоих до нелепости великолепных губах и глазах, и это был единственный способ, который я нашёл, чтобы эффективно отвлечь их от жужжания вокруг тебя. Мне жаль, но я не знал, как справиться со своим влечением.

Мои глаза стали такими же круглыми, как плоты-ракушки, которые покачивались на вершинах Глейдов.

— Ты разрушил мою репутацию, потому что я тебе нравилась?

— Да.

Он сцепил пальцы вместе и обхватил ладонями затылок, сдвинув локти ближе, как будто это был самый болезненный разговор, который у него когда-либо был.

— Небеса, Амара, мне так чертовски жаль. Если бы я мог вернуться в прошлое и не вести себя как первоклассный, неуверенный в себе осёл, я бы это сделал. Не задумываясь, я бы так и сделал.

— А я-то думала, что всё королевство просто ненавидит меня.

Он крепко зажмурил глаза.

Прошло мгновение, тишина была неловкой и громкой.

— Это также причина, по которой мои личные охранники так часто меняются местами и им не разрешается разговаривать со мной?

— Нет, — его веки приподнялись. — Это правило, чтобы они были внимательны. Я не хочу, чтобы они отвлекались. Отвлекающие факторы стоят жизней. А твоя жизнь, это… — его адамово яблоко было таким острым, что, казалось, вот-вот проткнёт ему шею. — Это важно.

— Не больше, чем кого-либо другого.

Его изумрудный взгляд поймал меня и пригвоздил к месту.

— Одной из сцен, которые я видел в лифте во второй камере, был плач твоей матери.

— Это… редкий случай. Я даже не была уверена, что когда-нибудь видела её плачущей.

Он оторвал пальцы от затылка и позволил рукам опуститься по бокам.

— У неё только что случился ещё один выкидыш.

— У неё их было много до меня.

— Твои родители не пережили бы твою потерю, Амара.

Я прикусила губу. Люди переживали непреодолимое горе. Пока мои родители были друг у друга…

— Я бы тоже, — пробормотал он.

— Всё это говорит твоя вина за то, что ты сбросил меня с поднимающегося Купола…

Его зрачки запульсировали.

Я заставила подводное ружье снова появиться, затем выставила его перед ним.

— Вот. Ты, само собой, стреляешь лучше меня.

— Амара…

Когда он погладил меня по щеке, я отступила на шаг. Мне нужно было привести мысли в порядок. В порыве безрассудства, вызванном получением второго шанса в жизни, я поцеловала его, но пока я не была уверена, что хочу повторить это, я держала свои губы при себе.

— Я бы очень хотела вернуться домой, Римо.

Поджав губы, он взял предложенное оружие, затем поднял его и закрыл один глаз. Сделав глубокий вдох, он нажал пальцем на спусковой крючок, и стрела взмыла вверх, описав дугу в ватном воздухе и пронзив в самое его сердце, но потом прошла мимо него и упала обратно в вязкую грязь, как падающая звезда.

— Это оптическая иллюзия, — пробормотала я. — Отсюда нет выхода.

— Нет, думаю, портал настоящий, но видимо нам может понадобиться соль, чтобы он стал твёрдым.

Мои глаза распахнулись.

— Мы оставили сумку в Приграничной стране! Нам нужно вернуться туда. Мы просто поедем на поезде, не выходя, пока…

— Даже если бы у нас была соль, я сомневаюсь, что этого было бы достаточно, чтобы отпереть дверь изнутри.

Отчаяние переползло через моё разочарование. Мне хотелось плакать и визжать. Я хотела сделать и то, и другое, но не сделала ни того, ни другого.

— Значит, мы в ловушке.

Он протянул мне подводное ружьё.

— Ещё немного.

Его оптимизм никак не улучшил моего морального состояния.

Когда я развеяла в пыль наш инструмент, меня начало трясти так сильно, что у меня застучали зубы.

— А что, если за нами никто не придёт?

Он сделал ещё один глубокий вдох, а затем изобразил слабую улыбку, которую, как мне показалось, он не ощущал.

— Я внук того придурка, который построил это место. Он обязательно выяснит, где я оказался.

Римо, насколько мне известно, никогда не оскорблял своего деда.

— Признаюсь, я удивлён, что он до сих пор этого не сделал.

И всё же я дрожала. Меня тошнило от ужасной игровой площадки Грегора, и я скучала по своим родителям и двоюродным брату и сестре. Моим бабушке с дедушкой и Нана Ви. Я скучала по полётам, плаванию, огню. Я скучала по тому, как можно одеться одним нажатием кнопки.

Римо шагнул ко мне и, испугав меня, обнял, прижав мою голову к своему подбородку и став поглаживать по спине.

Когда я наполнилась его спокойным дыханием и равномерным биением сердца, я прохрипела:

— Мне жаль, что ты застрял здесь из-за меня.

Его руки замерли на моей спине.

— Это не твоя вина.

Казалось, как будто, так и было.

— И хотя местоположение не идеальное, компания… Я не мог бы пожелать лучшего соучастника преступления.

Он запечатлел поцелуй на моей макушке.

Мне потребовалось всё моё мужество, чтобы не вытянуть шею и снова не дать ему доступ к моему сердцу, но использовать его, чтобы почувствовать что-то, кроме отчаяния, было бы нечестно.

— Нас заставили быть вместе из-за измены, а потом сплотили из-за ошибки. Какая из нас получилась пара!

Он не ответил, просто обнял меня немного крепче, и я прижалась к нему ещё сильнее.

ГЛАВА 25. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Хотя мы шли бок о бок, мы держались особняком, оба погружённые в свои мысли. Несколько раз я чувствовала на себе его взгляд, но не отрывала свой от лесной подстилки, пока тень спутанных ветвей и листьев не отступила.

Когда мы добрались до утёса, где нас ждал золотой купол, дверь которого была уже приоткрыта, Римо сжал пальцы в тугие кулаки. Я выглянула из-за выступа, желая оценить возможность спуска с горы. Слишком круто. Будет ли изготовленное из виты снаряжение для спуска достаточно прочным, чтобы спустить нас вниз?

Несмотря на то, что моё представление о тюрьме Грегора всё ещё было ограниченным, я ни на секунду не сомневалась, что гора пропитана тёмной и ужасной магией. Скала наверняка осыпется под нашими ботинками или поднимется ещё выше. В конце концов, дедушка Римо ничего так не любил, как играть в игры.

— Боюсь, что клетка — наш лучший вариант, Римо.

Его челюсть была сжата так же сильно, как и кулаки, а цвет кожи позеленел.

— Я не собираюсь возвращаться внутрь.

— На этот раз я буду с тобой. И мы будем держать дверь открытой.

Он фыркнул.

— Что, если я убью тебя снова?

— Я тебе не позволю.

Он покачал головой, его рыжие волосы взметнулись, как лесной пожар, вокруг бледного лба.

— Эта клетка превратила меня в психопата.

Я обхватила его кулак своей рукой и оторвала от его напряжённого бедра. Разжав его пальцы, я сказала:

— Я знаю, как победить Купол.

— Нет.

Я снова посмотрела вниз.

— Полагаю, мы могли бы попытаться держаться подальше от этого…

Взгляд Римо метнулся к системе шкивов.

— Мы спустимся по верёвке.

Я посмотрела на веревку, не доверяя ей.

— Я знаю!

Я отпустила его руку и вызвала свою пыль, сформировав из неё парашют. У меня не хватило виты сделать сбрую, но я смастерила четыре прочные ручки по бокам. Нам придётся держаться и надеяться, что парашют удержит нас на плаву или, по крайней мере, замедлит наше падение.

Хотя моя находчивость волшебным образом не успокоила Римо, она расслабила его тело. Он взял моё творение и долго смотрел на него, а затем протянул мне одну сторону и взял другую.

— Спасибо.

— Как насчёт того, чтобы не благодарить меня, пока мы не спустимся вниз?

Мох казался слишком далеко под нами. Даже калимборы казались низкорослыми, а калимборы не были маленькими деревьями.

— Готов?

— Когда ты будешь готова.

Костяшки пальцев на моих ручках побелели, я сделала глубокий, преглубокий вдох, прежде чем кивнула.

Встретившись взглядами, мы подпрыгнули. Ткань хлопнула, а затем запуталась, и наши тела соприкоснулись. Римо развёл руки в стороны и крикнул мне, чтобы я сделала то же самое. Одному небу известно, как мне удалось развести руки в стороны. Ткань треснула, и нас дернуло вверх с такой силой, что оба моих плеча едва не выскочили из суставов.

Гравитация овладела нашим импровизированным судном, и мы поплыли, как цветок одуванчика, над аккуратным рядом калимборов, лишённых окон и дверей, за исключением того, в котором находилась кондитерская. Когда мои ботинки ударились о твёрдую землю, колени подогнулись, и я наткнулась на Римо, который подхватил меня.

Его рука задержалась на моём теле ещё долго после того, как я восстановила равновесие, вытворяя всевозможные вещи с моими и без того хаотичными внутренностями.

Опустив взгляд на мох, я отступила в сторону и размотала парашют.

— Мы направляемся к поезду?

— Думаю, нам следует переночевать здесь, а утром подняться на борт.

Я уставилась в белое небо.

— Думаешь, скоро наступит ночь?

— Я не знаю, как здесь работает время. Всё, что я знаю, это то, что нам обоим не помешали бы ванная и тёплая постель.

Тёплая постель напомнила мне ту, в которую я хотела забраться раньше. Это также напомнило мне, что я видела только одну постель. Я не поднимала эту тему. Ещё нет.

Когда мы пробирались по проходу между высокими деревьями, струйки тумана поднимались ото мха и обвивались вокруг наших ботинок. Несмотря на то, что земля ещё не изменила текстуру, другими словами, из неё не повыскакивали колючие трубчатые тела, я тихо запела. Костяшки пальцев Римо коснулись моих, посылая по моим рукам волны жара. Когда туман сгустился, став плотным, как вата, его пальцы скользнули к моим.

Мы и раньше держались за руки, но никогда так, как сейчас. Никогда, когда наши ладони соприкасаются, а пальцы переплетены. Моя концентрация была настолько сосредоточена на всех точках соприкосновения наших тел, что я чуть не прошла мимо кондитерской. К счастью, сознание Римо не пошатнулось, и он втащил меня внутрь.

Мой пульс был таким учащённым, что притупил все мои чувства. Помимо прикосновений. Осязание было единственным чувством, работавшим слишком хорошо. Настолько хорошо, что в ту минуту, когда бирюзовая дверь захлопнулась, я выдернула свою руку из руки Римо и провела следующие несколько минут, добираясь до первого этажа калимбора, потирая покалывающие пальцы и ладонь о штанину своего чёрного костюма.

Пока Римо исчез в ванной, я обыскала маленькую квартирку в поисках второй спальни, но нашла только пустой шкаф. Хлынула вода, звук был очень похож на мой учащённый пульс.

— Здесь нет мыла, а вода холодная, — сказал он.

Я подняла взгляд с кровати, прикусив губу.

— Лучше, чем без воды.

Он наклонил голову, приближаясь ко мне.

— Сначала дамы.

Я проскользнула мимо него и вошла в ванную, закрыв за собой дверь. Я подумала о том, чтобы снять свой костюм и постирать его, но, в итоге, только скинула ботинки, а затем полностью одетая шагнула в ледяную воду. Какой бы неудобной ни была ткань, в конце концов, она высохнет. Я легла на спину, позволяя грязи размягчиться и растаять на моих длинных локонах, а затем вымыла кожу головы.

Вода стала грязно-жёлтой. Я слила её, сполоснула струей свежей воды, затем вышла из ванны и наполнила Римо новую. Я схватила одно из полотенец, расшитых ракушками, и вытерла своё тело и волосы, дрожа от холода. Обернув его вокруг себя, я вышла из ванной.

Римо нахмурился.

— Ты принимала ванну в одежде?

— Мой костюм был грязным, и снимать его — сущая мука.

Я с тоской уставилась на свой омертвевший Инфинити.

— Ты простудишься.

Простудиться. Такое чуждое понятие для людей, сотворенных из огня.

— На моей коже он быстрее высохнет. Кроме того, представь, что что-то случится, и нам придётся бежать к поезду.

Он поджал губы. Я собиралась сказать ему, что это было не из-за него, но разве не так? Если бы тут было две спальни, я бы, возможно, подумала о том, чтобы раздеться.

Прежде чем я успела сказать что-либо ещё, дверь ванной со щелчком закрылась за ним. В отличие от меня, Римо долго оставался в ванне. Я не могла себе представить, что это было сделано ради удовольствия — как можно наслаждаться купанием в ледяной воде? — но уединение, безусловно, приветствовалось. Ни у кого из нас не было ничего подобного за последний день… дни? Как долго нас не было? Я заплетала свои влажные волосы в косу, гадая, поднимется ли когда-нибудь облачный покров. Римо, наконец, вернулся, набросив на шею полотенце и снова надев брюки, хотя верха на нём не было.

— Змеи вернулись? — спросила я.

Вода скапала с его волос и стекала во все укромные уголки груди.

Я повернулась обратно к открывающемуся виду.

— Почти ничего не видно сквозь этот туман.

После продолжительной минуты молчания он сказал:

— Я думал, ты уже крепко спишь.

Так вот почему он не торопился? Чтобы избежать неловкого момента обсуждения условий ночлега? Неужели он надеялся, что я вырублюсь, и он сможет просто скользнуть под простыни и приберечь неловкость на следующее утро?

Он задернул шторы, всё это время не сводя с меня пристального взгляда.

— Ложись в постель. Я буду спать на полу.

Его галантность развеяла все мои сомнения.

— Не будь смешным. Я уверена, что ты вполне способен держать свои руки при себе.

Выражение его лица медленно менялось.

— Я — да, а ты?

Я закатила глаза.

— Это будет тяжело, но я справлюсь со своими похотливыми побуждениями фейри.

Он одарил меня обезоруживающей полуулыбкой.

— Кроме того, я такая мокрая, что тебе вряд ли захочется прижиматься ко мне.

Улыбка исчезла, и на его лице вновь появился лёгкий румянец. Он повернулся и вытер полотенцем мокрые волосы. Кто бы мог подумать, что объятия заставят Римо Фэрроу покраснеть?

В парне была такая странная смесь самодовольства и робости. За это он нравился мне ещё больше, и это было ошеломляющее озарение перед тем, как я легла в постель — пусть и полностью одетой — рядом с кем-то. Особенно с учётом того, что кровать была вдвое меньше моей дома, а Римо не был ни коротконогим, ни узкоплечим.

Я повесила полотенце на дверную ручку пустого шкафа, затем скользнула под одеяло в своём неприятно влажном костюме. На секунду я задумалась о том, чтобы снять его, но здравый смысл вспыхнул и заставил меня не делать этого. Мгновение спустя матрас просел.

— Я сожалею о том, что застал тебя в гостинице, Амара. Я, честно говоря, думал, что ты будешь одета.

Римо лёг поверх простыней и устремил взгляд в деревянный потолок.

— На то, чтобы одеться здесь, уходит гораздо больше времени. Это ещё одна вещь, которую я собираюсь сделать, как только мы вернёмся, — я отказывалась верить в возможность того, что мы этого не сделаем. — Я собираюсь переодеться во все свои наряды просто ради забавы.

Он улыбнулся.

— Это займёт у тебя месяц.

— У меня не так много нарядов.

— Я никогда не видел, чтобы ты надевала одно и то же платье дважды.

— Это потому, что моя тётя — главный дизайнер Неверры. Я получаю новые наряды, которые сияют в моём Инфинити, для каждого случая.

Ладно, у меня действительно было непомерное количество нарядов.

— Твоё голое золотое платье — лично моё самое любимое.

Я выгнула бровь.

— Моё голое золотое платье?

Оттенок его кожи выглядел так, словно он потемнел, но в полумраке это было трудно определить.

— То, которое ты надевала на сороковой день рождения своей матери.

— Ты имеешь в виду шелковое платье с золотой вышивкой и блёстками?

— Да. Оно.

Я ухмыльнулась ему.

— Правильная терминология — телесное, а не голое.

В его глазах появился блеск, но он не сделал их ярче. Если уж на то пошло, зеленый цвет потемнел.

— Я имел в виду не его цвет, я имел в виду то, как оно выглядело.

Моё дыхание сбилось.

— Оно выглядело так, будто я была голой?

— Издалека.

Я побледнела.

— В тот день многие видели меня издалека.

— Выглядишь немного болезненно, Трифекта.

— Люди думали, что я ношу стратегически расположенные золотые блестки… — прошептала я в ужасе. — Конечно, меня подташнивает. Как только я вернусь, я удалю его из своего Инфинити.

— Было бы очень досадно.

— Если тебе оно так сильно нравится, я отправлю его тебе по телепортации, и ты сможешь подарить это одной из своих многочисленных жён.

— Тебе оно шло, — его тон был резким и немного сердитым. — И перестань намекать на то, что у меня есть другие девушки; у меня их нет. Ты — единственная, — он снова уставился в потолок. Впился в него взглядом. — Даже если ты не хочешь быть ей.