Жестокий роман. Книга 1

Глава 4

— Я не хочу быть Марией, — заявила Флер, — и надевать это ужасное голубое платье. Почему я не могу быть Иосифом?

Фрэнсис с недоумением посмотрела на Флер. Много лет обучая детей в первом классе, она еще ни разу не видела девочку, которая отказалась бы сыграть роль Марии в этой пьесе.

— Но почему, дорогая? — спросила она. — Это же прекрасно! Ты будешь играть роль Девы Марии, сидеть с младенцем на руках рядом с пастухами и тремя королями, а также… — Она внезапно замолчала, поняв, что уж очень долго уговаривает Флер. Просто смешно! Многие девочки сгорают от желания получить эту роль, но Флер Фитцпатрик заметно превосходит их всех. Она будет великолепной Девой Марией, со своими черными локонами, темно-голубыми глазами и чуть бледным лицом. Но если Флер откажется, белокурая Сэлли Томпсон превосходно справится с этой ролью.

— Я уже объяснила вам, почему не хочу играть эту роль, — упорствовала Флер. — Мне не нравится это платье. Я ненавижу платья. Я буду Иосифом.

— Флер, ты будешь играть ту роль, которую я тебе дам, или никакой вообще, — твердо сказала Фрэнсис. — В моем классе ты не можешь делать то, что тебе вздумается, понятно? Кроме того, Иосиф ведь тоже в длинном одеянии. Если я правильно тебя поняла, ты станешь возражать и против этой роли?

— Нет, не стану, — ответила Флер. — Мне это вполне подойдет, если, конечно, все мужчины носили тогда такое одеяние. Впрочем, это решать вам, сестра. Я могу уйти?

— Да, дорогая, иди. — Фрэнсис с укором посмотрела на Флер. — Твой отец будет очень разочарован, — заметила она, решив использовать козырную карту. — Когда я сказала ему, что выбрала для этой роли тебя, он был необыкновенно горд. — Все хорошо знали, как Флер привязана к отцу. Девочка обернулась и взглянула на Фрэнсис.

«Наконец-то мне удалось найти ее слабое место», — подумала воспитательница.

Но девочка возразила:

— Вам не следовало говорить ему об этом, не заручившись моим согласием. Вы правы, отец будет весьма разочарован, — До свидания, Флер.

Во время ужина Флер решила сама сообщить отцу неприятную новость.

— Мне очень жаль, папа, огорчать тебя, но я не буду играть Деву Марию в пьесе «Рождество Христово».

— Это неприятная новость, — ответил Брендон. — Сестра Фрэнсис сказала мне, что собирается предложить эту роль именно тебе. Что же случилось? Может, ты плохо себя вела?

— Нет, я вела себя хорошо. Просто я отказалась от этой роли, вот и все.

— Отказалась? Но почему, Флер? От этой роли не может отказаться ни одна девочка. Это же классическая роль!

Флер улыбнулась и, подойдя к отцу, уселась к нему на колени. Ей очень нравилось, когда отец говорил с ней о театре, как со взрослой.

— Флер, — строго сказала Кейт, — садись за стол и кончай со своим ужином.

— Да, тетя Кейт, — послушно промолвила Флер и, поникнув, вернулась на свое место.

— О, Кейт, оставь ребенка в покое.

Кэтлин Фитцпатрик сидела во главе стола и выбирала еще один кусок мяса для Брендона.

— Ничего страшного в этом нет. Вы очень редко видитесь, и она постоянно скучает о тебе. Брендон, съешь еще вот этот кусочек. Ты слишком исхудал за последнее время.

— Нет, Флер видит отца вполне достаточно, — холодно возразила Кейт. Ее задевало то, что мать чересчур много времени уделяла Флер, а отец души в ней не чаял. — Он уже несколько месяцев без работы.

— Не правда! — воскликнула Флер, защищая отца. — У него много работы, даже слишком много. На прошлой неделе он закончил все рекламные ролики на радио, холит на занятия в Вилидж и.., я даже не могу припомнить все то, что он делает сейчас, — раздраженно проговорила она и опустила глаза.

— Да успокойтесь же вы наконец, — не выдержал Брендон. — Кейт совершенно права. Флер не должна садиться ко мне на колени во время ужина, как бы это мне ни нравилось. А теперь. Флер, скажи мне, пожалуйста, почему ты все-таки отказалась от этой роли?

— Все дело в одежде. — рассудительно ответила девочка. — Ты же прекрасно знаешь, что я ненавижу платья и не надеваю их, пока меня не заставляют это сделать.

— О, Флер, маленькая моя, но ведь это глупо — отказываться от такой замечательной роли только из-за того, что тебе не нравится платье, — заметила Кэтлин. — Это же чепуха. К тому же платье очень красивое. Оно как нельзя лучше подойдет к твоим голубым глазам. Ты непременно должна согласиться. Если ты этого не сделаешь, то мы с папой будем очень огорчены.

— Ну что ж, — проговорила Флер, — мне очень жаль, по я не могу этого сделать. Пусть эту роль играет Сэлли Томпсон. Она просто умирает от желания получить се. Я уже сказала сестре Фрэнсис, что буду играть роль Иосифа, но она почему-то не рада этому. Мне можно встать из-за стола? Я хочу немного поиграть.

— Нет, оставайся здесь и помоги мне все убрать, — строго сказала Кейт. — А папа и бабушка пусть немного отдохнут.

— О Господи, Кейт, пусть ребенок займется своими делами, — возразила Кэтлин. — С чего это мне отдыхать? Терпеть не могу сидеть без дела. Беги, малышка, играй. Трейси позовет тебя, если будет нужно. Ты пойдешь во двор или останешься дома?

— Останусь дома, — ответила Флер. — У меня есть срочные дела. Спасибо за ужин.

— На здоровье, — рассеянно ответила Кэтлин и подмигнула Брендону. — Этот ребенок когда-нибудь будет управлять миром, — прошептала она. — Вот увидишь. Я не ошибаюсь в таких делах. Отказаться от роли Девы Марии! Каково! У нес огромная сила воли.

— А я полагаю, что все это смешно и глупо, — снисходительно заметила Кейт. — И к тому же нелепо, — добавила она. — Ее нужно заставить это сделать.

— Господи, зачем же заставлять? — удивился Брендон. — Какой смысл заставлять девочку делать то, чего она не хочет?

— Но, Брендон, это же глупо, — настаивала сестра. — Глупее причины и выдумать нельзя. Уж если в детстве она так упряма и своенравна…

— Это не так глупо, как кажется, — задумчиво проговорил Брендон. — Ты же знаешь, что у Флер свои требования к одежде, поскольку она хочет походить на мальчика. Думаю, мы все должны с этим считаться. К тому же она не так уж и мала. Ей семь лет, и она понимает, что ей нужно.

— Глупо, — повторила Кейт. — Глупо и смешно. Ну что, если вы не позволите ей помочь мне на кухне, то, может, это сделает кто-нибудь из вас? У меня тоже есть дела, к вашему сведению. Спасибо, мама.

— Не стоит благодарности, — учтиво ответила Кэтлин. — Кейт становится ворчливой старой девой, — шепнула она Брендону. — Все ее сестры давно уже замужем и нарожали детей, а она еще здесь, и нет оснований надеяться, что в скором времени Кейт найдет себе мужа. Все это очень печально.

— Что делать, она не может пережить смерть Дэнни Митчела, — грустно сказал Брендон. — Для нее это была ужасная трагедия. Подумать только, мой самолет подбили, потом меня с трудом вылечили. Я изведал все ужасы лагеря для военнопленных и тем не менее остался жив, а Дэнни умер от пневмонии, даже не успев подняться в небо. Какая глупая и бессмысленная смерть!

— В нашей жизни почти все глупо и бессмысленно, — философски заметила Кэтлин.

Она всегда верила в непреложность вечных истин.

На следующее утро Брендон повел Флер в школу.

Девочка очень любила, когда ее провожал отец. Она крепко держала его за руку и с гордостью отмечала, что многие молодые матери с интересом поглядывают на него. Ведь он такой красивый и привлекательный! В районе Шипсхед-Бэй, где они жили, было не много красивых мужчин. Здесь в основном обосновались итальянцы и евреи. Брендону не нравился этот район, и он постоянно повторял, что, когда станет богатым и знаменитым, они переедут в Хейтс и поселятся в одном из красивых домиков на самой уютной улочке.

Но Флер не соблазняла мысль покинуть Шипсхед.

Этот район казался ей радостным и веселым, а неподалеку отсюда находился чудесный пляж, где можно было искупаться в жаркую погоду. Дома здесь были нарядными и чистыми, с красивыми подъездами и островерхими крышами. За их домом, покрашенным в голубой цвет, находился большой двор, где Флер любила играть, а рядом тихие улочки, по которым она часто гоняла на велосипеде. Да и соседи у них были очень симпатичные.

Ее бабушка не любила этот район, как и отец. Здесь очень мало ирландцев, часто говорила она, всего около десяти процентов. Поэтому она предпочитала район Флетбуш, где ее соплеменников было гораздо больше.

Кейт мечтала вообще уехать из Бруклина и обосноваться где-нибудь в Нью-Джерси. Но обстоятельства складывались так, что все они оставались в Шипсхед-Бэй, и Флер это очень радовало.

Прогулка с отцом всегда доставляла ей такое удовольствие, что Флер даже забывала о мерзком платье, которое напяливала на нее бабушка перед школой. Флер пришлось заключить с бабушкой своеобразную сделку: в школу девочка надевала ненавистное платье, а дома ходила в джинсах и легкой майке. Бабушка даже пообещала Флер, что позволит коротко остричь волосы, когда ей исполнится десять лет.

— Нет, дорогая, — говорил ей отец, — не обращай внимания на сестру Фрэнсис. Если не хочешь играть роль Девы Марии, никто не имеет права принуждать тебя к этому. Не соглашайся, что бы она тебе ни говорила. И пожелай мне удачи. Сегодня я должен сыграть роль, о которой давно мечтал.

— Она сделает тебя богатым и знаменитым?

— Ну, чуть-чуть знаменитым, скажем так, и не слишком богатым. Но меня наконец-то заметят. — Брендон тяжело вздохнул. Прошло уже семь лет после окончания войны, а он так и не добился успеха. Брендон сыграл несколько незначительных ролей, сделал много рекламных роликов на радио, участвовал в нескольких радиоспсктаклях, но все же большую часть времени был без работы.

— А как называется эта пьеса?

— «Если вам нужно убийство, наберите номер М».

Это пьеса на современную тему. Она рассказывает о человеке, добившемся того, что его жену обвинили в убийстве.

— Которого она не совершала?

— Да, совершенно верно.

— Очень интересно.

— Конечно.

— Желаю тебе удачи и надеюсь, что все будет хорошо.

— Спасибо, дочь!

Вскоре они подошли к школе — большому серому зданию на углу Кони-Айленд и авеню Зет, такому мрачному и неприветливому, что Брендону часто казалось, что оно напоминает тюрьму. Но Флер не соглашалась с отцом. Девочке нравилась ее школа, и она с удовольствием приходила сюда. Флер считалась лучшей ученицей, ибо опережала одноклассников в чтении, математике и других предметах. Дети любили ее и считали лидером. В школьном дворе ей тоже не было равных.

Она бегала быстрее многих мальчишек. Флер всегда побеждала и в таких играх, как салки, классики и жмурки.

Но больше всего она любила бейсбол и мечтала попасть в бейсбольную лигу малышей, но мистер Хаммонд воспротивился этому, считая, что такая игра не для девочек. Правда, это не убедило Флер, и она продолжала уговаривать его.

Но все это не шло ни в какое сравнение с ее главной мечтой — стать мальчиком. Очень наблюдательная Флер быстро убедилась в том, что мужчины добиваются в жизни гораздо большего успеха, чем женщины, и берут от нее намного больше. Она даже представить себе не могла, что когда-нибудь выйдет замуж и все свое время будет тратить на стирку, готовку и воспитание детей. Девочка всеми силами хотела завоевать в этом мире свое место. Конечно, она еще не знала, как это сделать, но ничуть не сомневалась в том, что у нее хватит сил и воли для достижения этой цели. Пока все девчонки мечтали о богатом женихе, дорогих мехах и украшениях. Флер убеждала их, что достигнет успеха не благодаря выгодному замужеству, а потому, что сама добьется богатства.

Брендон не рассказывал Флер о ее матери, считая, что время для этого еще не пришло. Когда девочка подрастет и научится разбираться в жизни, думал он, она узнает историю этой трагической любви. А пока Брендон сообщил ей лишь о том, что встретился с ее матерью во время войны и они безумно влюбились друг в друга, а потом он попал в плен и, вернувшись к ней, узнал, что она уже замужем. Ее новый муж отказался взять Флер в семью, и поэтому он, Брендон, увез ее в Нью-Йорк.

Конечно, Флер была слишком мала, чтобы обратить внимание на не вполне обычное поведение двух влюбленных. Она просто выразила радость по поводу того, что отец взял ее с собой. На этом все и закончилось. Правда, сам Брендон все чаще вспоминал Каролину и заметил, что дочь день ото дня все больше привязывалась к нему. Она вела себя так, словно в мире не было ничего важнее и значительнее ее любви к отцу.

Совсем недавно она спросила Брендона, как выглядит ее мать, и, выслушав отца, поинтересовалась, встретятся ли они когда-нибудь с ней. Брендон заверил дочь, что они полюбят друг друга, как только увидятся, и при этом добавил, что они с Каролиной пережили очень трудные времена и что Флер, вероятно, не поймет сложной ситуации, которая сложилась в тот трагический год.

Мать постоянно убеждала Брендона солгать девочке, что он удочерил ее. Но Брендон наотрез отказался.

— Придет день, — говорил он, — когда Флер захочет разыскать свою мать, и что тогда? Ужасно, если она узнает правду не от отца, которого безумно любит, а от матери, которую никогда не видела. Я слишком уважаю свою дочь, — добавил он, — чтобы врать ей. Она вполне счастлива и сможет справиться с тем, что я ей рассказал.

Флер в самом деле была счастлива и очень развита для своего возраста. Она вела себя разумно, как взрослая, считала отца своим лучшим другом, доверенным лицом, которому могла рассказать все, что ее волновало. Более того, она считала отца воплощением доброты и совершенства, что было весьма нехарактерно для большинства современных семей.

Все это время Брендон старался не думать о Каролине, ибо воспоминания о ней заставляли его страдать. Она даже отказалась сообщить ему, где теперь живет, так как опасалась, что в один прекрасный день увидит его на пороге своего дома. Странно, но он вспоминал ее в основном тогда, когда ему было очень плохо или очень хорошо.

В такие минуты Брендону хотелось бросить все и отправиться на поиски Каролины, чтобы прижаться к ее груди и рассказать о том, что его беспокоит и мучает.

Конечно, с тех пор как он расстался с Каролиной, у него было много женщин. Не раз возникали и серьезные отношения, но они никогда не доходили до логического завершения. Многие женщины понимали, что отношение к ним Брендона Фитцпатрика становится серьезным, когда он начинает рассказывать о Каролине Миллер и приглашает их к себе домой, чтобы познакомить со своей дочерью. Обычно все они довольно легко выдерживали первое испытание, но неизбежно спотыкались на втором, для которого им не хватало мужества. Поэтому ни один из его романов не затягивался. Брендон не сомневался, что когда-нибудь непременно женится, но пока не видел в этом особой необходимости. Его вполне устраивал образ жизни, сложившийся в последнее время.

Прослушивание закончилось более чем удачно, Брендон чувствовал это нутром. Когда после обеда его снова вызвали и попросили прочитать отрывок, он уже хорошо знал, что получит эту роль.

— Не могли бы вы, мистер Фитцпатрик, дать мне номер телефона вашего агента? — сказал ему режиссер, но Брендон понял, что это чистая формальность.

Через некоторое время он уже стоял на станции метро, поджидая поезд и улыбаясь радостно, как влюбленный мальчишка. Доехав до станции Шипсхед-Бэй, он купил себе несколько банок пива и большую коробку конфет для Флер. По счастливому стечению обстоятельств дома его ждали не только мать, дочь и сестра Кейт, но и две другие сестры — Эдна и Морин. Они приехали провести этот день с матерью.

Увидев его сияющее лицо, они сразу поняли, что он получил роль. Эдна, порывшись в сумке, достала оттуда немного денег и попросила Брендона купить еще пива. А Флер тут же заявила, что пойдет с отцом, и попросила его купить побольше печенья и пирожных.

Когда они вернулись домой, все сели за стол, чтобы отпраздновать первый успех Брендона. В разгар веселья Брендону позвонил его агент и сообщил, что режиссер остановил выбор на нем, а первая репетиция состоится сразу же после Рождества.

— Господи Иисусе! — воскликнул побледневший Брендон.

— Брендон, ради всего святого, скажи мне, что случилось? — разволновалась мать. — Неужели ты не получил эту роль?

— Нет, я получил ее, — ответил Брендон, — и мне собираются платить сто долларов в неделю. Наконец-то счастье улыбнулось мне.

В комнате воцарилась гробовая тишина. Все семейство с восторгом смотрело на Брендона.

Пьеса оказалась весьма успешной и не сходила со сцепы целых три месяца. Режиссер даже попытался сыграть ее на Бродвее, но из этого ничего не вышло.

Брендона хвалили за исполнение этой роли — не слишком, но достаточно для того, чтобы ему предложили следующую роль в пьесе «Человек, который приходит на ужин». Однако на этот раз пресса оказалась менее благосклонной. Критики писали, что он сыграл не очень хорошо, но при этом отметили его прекрасные для кинематографа данные.

Брендон тяжело переживал отрицательные отзывы, хотя и не терял надежды на успех. Почти все деньги он отдал матери, ибо она практически полностью содержала его все эти годы. Правда, часть гонорара он потратил на курсы актерского мастерства в студии Ли Страсберга. Закончив их, он заявил своему агенту, что отныне станет играть только характерные роли. Агент советовал ему не обольщаться и радоваться тому, что ему предложат. Сыграв в последнем спектакле, Брендон семь раз ходил на прослушивания, но безуспешно.

Его просто не замечали.

— Видимо, счастье окончательно отвернулось от меня, — сказал он как-то вечером матери. — Мне несколько месяцев не удается получить работу. Все мои мечты о покупке дома в районе Хейтс рушатся.

— Ну что же делать, сынок, — утешила его Кэтлин, — шоу-бизнес всегда непредсказуем. Мы можем пожить и в этом доме. Но есть неотложные вещи. Нам необходимо купить Флер новую одежду. У тебя остались хоть какие-то деньги?

— Нет. — Брендон нахмурился. — У меня нет ни цента. Взгляни только на мои туфли. Они уже почти расползлись. К тому же Рождество не за горами. Я попробую найти работу в одном из магазинов.

Вскоре Брендон работал в ювелирном магазине Мэйси, а дважды в неделю изображал Санта-Клауса на рождественских торжествах, надеясь купить дочке обновки и велосипед, о котором она мечтала.

После Рождества дела Брендона пошли еще хуже: везде он получал отказ. Его не взяли даже в качестве модели. Отчаявшись найти работу по душе, Брендон снова отправился в ювелирный магазин Мэйси.

Затем на него обрушилась еще одна беда: заболела мать. Врач сказал, что у нее двустороннее воспаление легких и без лечения в больнице она долго не протянет.

Брендон не хотел отправлять ее в больницу штата, опасаясь, что там ей не помогут.

— Ты должна пройти курс лечения в хорошей частной клинике, принадлежащей католической церкви, — сказал он, надеясь, что ему удастся поместить мать туда, поскольку у них была медицинская страховка. Но оказалось, что страховой полис матери давно уже потерял юридическую силу, ибо Кэтлин не вносила взносы за страховку.

Поэтому Брендону пришлось отправить мать в больницу штата, что он и сделал, пообещав ей регулярно навещать ее.

Вернувшись из школы, Флер нашла отца на кухне.

Он сидел за столом, опустив голову на руки, и плакал.

В этот момент в гостиной зазвонил телефон. Потом Флер рассказывала всем, что это произошло, как в кино.

Брендон взял трубку и услышал голос Кевина Клинта, театрального агента из Манхэттена. Тот сказал, что хочет немедленно переговорить с ним.

Брендон надел свой лучший костюм и отправился в Манхэттен.

Офис Кевина Клинта находился на 57-й улице, между 6-й и 7-й авеню. Это было небольшое уютное помещение на четвертом этаже.

— Я Брендон Фитцпатрик, — представился он секретарше. — Мистер Клинт просил меня приехать к нему.

— Неужели? — удивилась она и с любопытством оглядела его. — О'кей, сейчас проверю, у себя ли он.

Она исчезла за дверью, а Брендон уселся на мягкий кожаный диван и стал терпеливо ждать. Минут через десять девица вышла из кабинета.

— Он скоро примет вас.

— Спасибо, — ответил Брендон и огляделся. Он увидел на стене несколько сертификатов в рамках и какие-то грамоты. Один из сертификатов свидетельствовал о том, что Кевин Клинт — член Ассоциации агентов театра и кино, в существовании которой Брендон сомневался. Рядом висели несколько фотографий: Кевин Клинт был запечатлен рядом с такими известными личностями, как Тони Кертис, Фрэнк Синатра, Дебби Рейнолдз и Стюарт Грейнджер.

Кевин Клинт принял Брендона лишь через два с половиной часа. Он сидел за огромным столом, на котором стояло несколько телефонных аппаратов и лежали какие-то бумаги. Его кабинет показался Брендону почти пустым. У стены стояли два кожаных дивана, а перед ними — небольшой кофейный столик с хромированными ножками. Фотографии на стенах ненавязчиво напоминали клиентам о том, что агент обладает весьма обширными знакомствами в мире театра и кино.

Кевин Клинт указал на один из диванов:

— Садитесь, пожалуйста.

Кевин был небольшого роста, темноглазый, темноволосый и несколько бледный. Его одежда, золотая цепочка на шее и жемчужные запонки на манжетах, да и весь его облик заставили Брендона предположить, что Кевин — гомосексуалист.

— Простите, что заставил вас так долго ждать, — сказал Кевин и широко улыбнулся, показав ряд ровных и необычайно белых зубов. — Все это время я говорил по телефону с Лос-Анджелесом.

Брендон не поверил этому, не понимающе улыбнулся н поудобнее устроился на диване.

— Я беседовал о вас, — продолжал тот, но Брендон, поверив этому еще меньше, даже не счел нужным вежливо улыбнуться.

— Хотите выпить? — спросил Кевин.

— С удовольствием.

— Бурбон? Мартини?

" Пиво.

Кевин снисходительно усмехнулся, открыл бар и достал оттуда банку пива. Себе он налил немного мартини и потянулся за сигаретой, предложив закурить и Брендону.

— Ну а теперь, — сказал он, затянувшись, — давайте поговорим о вас.

— Это было бы весьма кстати, — насмешливо заметил Брендон.

— Вчера мне звонили насчет вас.

— Кто?

— Один талантливый малый из «Фокса».

— Из «Фокса»? — удивленно переспросил Брендон.

— Да. Из киностудии «XX век — Фоке». — Клинт самодовольно ухмыльнулся. Ему всегда нравилось производить впечатление на молодых и неопытных людей.

— Не может быть! — невольно воскликнул Брендон. — Там меня никто не знает.

— Да, вашего имени не знают, — подтвердил Кевин, — но вас видели в пьесе «Человек, который приходит на ужин». Ваша игра, правда, не произвела особого впечатления, но все заметили, что у вас отличные кинематографические данные. А теперь я и сам вполне убедился в этом, — сказал Кевин, уставившись на Брендона каким-то странным взглядом. Тот не выдержал и отвернулся. — Вам предлагают явиться на кинопробу.

— Кинопробу?

— Да, это проверка на фотогеничность, — снисходительно пояснил Кевин. — Нужно посмотреть, как вы будете выглядеть в кино. Понимаете, о чем я говорю? — спросил он несколько раздраженно. Брендон казался ему глупее многих других дилетантов.

Комната поплыла перед глазами Брендона. Он вцепился в подлокотники дивана и постарался овладеть собой.

— Да, понимаю, простите, кажется, я веду себя довольно глупо.

Кевин улыбнулся.

Брендона смущало не то, что он выглядит так глупо перед агентом, но то, что все это может оказаться липой — с начала до конца.

— Хорошо, — наконец сказал он, — но я хотел бы знать, кто именно заинтересовался мной и что мне предлагают. Для меня это очень важно, так как я уже получал немало подобных предложений, но все они ни к чему не привели.

— Неужели? — с нескрываемой иронией спросил Кевин. Было ясно, что он все понял и Брендону не удалось его провести. — Ну что ж, я готов сообщить вам это. Речь идет о Хилтоне Берелмане. Вам что-нибудь говорит его имя? Этот человек не разочаровал еще ни одного способного актера.

Хилтон Берелман! Господи! От неожиданности Брендон онемел. Хилтона Берелмана, одного из самых преуспевающих агентов Голливуда в Нью-Йорке, постоянно осаждали театральные агенты, то и дело посылая ему фотографии своих клиентов. Но удача улыбнулась далеко не всем. Этот человек имел безграничное влияние в голливудских кругах и какую-то таинственную власть над режиссерами. Кроме того, ни для кого не были тайной его гомосексуальные склонности. Брендон взглянул на Кевина:

— Да, мне хорошо известно это имя.

— Еще бы! — воскликнул Кевин и снова закурил.

Потом посмотрел на Брендона с любопытством и легким разочарованием. — Это вовсе не означает, что ваше будущее предопределено, — заметил он. — Вы можете не оправдать надежд мистера Берелмана. Сейчас многие молодые актеры всеми силами рвутся в Голливуд. У него очень большой выбор. До того как вы сядете в самолет, вам предстоит пройти долгий путь. Если вы мне не верите. — добавил он, — позвоните ему по этому телефону. Ну, смелее! — Он подвинул телефон к Брендону и, ухмыльнувшись, откинулся на спинку кресла.

Брендон почувствовал спазм в животе, а перед глазами у него пошли темные круги.

— Нет, — сказал он, — я не хочу звонить ему. Спасибо. Признаюсь, что поражен этой новостью. Надеюсь, мне крупно повезло. Я непременно встречусь с мистером Берелманом, когда ему будет угодно. — Брендон едва понимал, что говорит.

Кевину стало жаль этого парня, который, как ему показалось, просто обезумел от счастья.

— В любом случае, — сказал он, похлопав Брендона по руке, — вам нужно пойти к нему в студию и сделать несколько проб. После этого он отошлет их в Голливуд, а вам придется ждать результатов.

Брендону мучительно хотелось вырвать руку, но он не сделал этого, сам не зная почему.

— Ну что ж, отлично, — сказал он. — Я готов в любой момент поехать к нему. Когда я должен это сделать? Сегодня? Сейчас?

— Не стоит откладывать в долгий ящик, — ответил Кевин и ласково взглянул на Брендона. — Я сейчас позвоню ему, а вы поедете туда и встретитесь с представителем киностудии в понедельник. О'кей?

— О'кей, — сказал Брендон и улыбнулся.

Кевин снял телефонную трубку.

— Берни? Да, это Кевин. Я хочу прислать к тебе очень симпатичного молодого человека. Да, сейчас.

Можешь сделать несколько снимков? Нет? Почему? — Наступила пауза. Кевин молча слушал и улыбался. — Понимаю. Ну конечно же, нет. Извини, что побеспокоил. Нет, конечно. А когда освободишься? Утром?

О'кей! Прекрасно. Я скажу ему. Хорошо. Пока, Берни, пока. — Положив трубку, он улыбнулся Брендону. — Сейчас он очень занят, но готов сделать несколько снимков завтра утром. Вот его адрес. Не забудьте взять несколько костюмов, чтобы там переодеться. Обычно для съемок нужен повседневный костюм, что-нибудь нарядное и смокинг. О'кей?

Брендон уставился на Кевина, чувствуя смутное беспокойство. У него был только один костюм, в котором он пришел сюда. А на его счету в банке осталось так мало, что он мог купить только носки.

— Боюсь, что… — начал он.

Кевин понимающе улыбнулся:

— Простите, кажется, у вас не слишком большой выбор одежды. Тогда захватите с собой все, что у вас есть, а смокинг вы возьмете напрокат.

— О'кей, — повеселев, ответил Брендон, хотя и не знал, где взять деньги на смокинг. Настроение его не слишком улучшилось, но появился проблеск надежды.

— Черт возьми! — воскликнул Кевин Клинт, взглянув на фотографии, которые ему только что доставили из студии Берии. — Черт бы меня побрал! — Он посмотрел на дверь. — Флоренс, соедини меня, пожалуйста, с Хилтоном.

Перед ним лежали три фотографии. На первой из них Брендон был в деловом костюме и выглядел серьезным и спокойным. На второй — в черном костюме, позаимствованном у мужа Эдны. В руках Брендон держал сигарету и чуть щурился от едкого дыма. На третьей Брендон был в потертых джинсах и белой хлопчатобумажной рубашке с расстегнутым воротом. Он лучезарно улыбался.

Кевин долго смотрел на фотографии. В них было что-то необычное, привлекающее внимание. Казалось, между Брендоном и фотокамерой установился таинственный контакт. Кевин понял: это именно то, что они с Хилтоном так долго искали, просиживая часами в студии.

Кевин Клинт не застал Брендона, тот был в больнице у матери. Флер хорошо запомнила все, что нужно передать отцу.

— Звонил мистер Клинт, — сообщила она Брендону, когда тот вернулся. — Просил приехать к нему завтра утром около десяти. Он был очень взволнован, — добавила она.

— Не похоже на него, — задумчиво отозвался Брендон. — Что он еще сказал?

— Ничего.

— Ну ладно. Если он хочет видеть меня, значит, у него хорошие новости.

— Я тоже так подумала, — серьезно сказала Флер. — Как бабушка?

— Не слишком хорошо, — признался Брендон, с болью думая о состоянии матери. Она тяжело дышала, у нее был жар. Ей все время давали кислородную маску.

Особенно удручало то, что рядом с матерью лежали еще более немощные старушки в безнадежном состоянии.

— Я посвятила бабушке стихотворение, — сказала Флер. — Ты отнесешь его, когда поедешь к ней завтра?

И еще я хочу передать ей цветы.

— Флер, у тебя нет денег на цветы для бабушки.

— Да, но в парке много цветов.

— Но рвать цветы в парке нельзя.

— Почему? Бабушке они нужны больше, чем тем, кто гуляет в парке.

— Ну ладно, только смотри, чтобы никто не застал тебя за этим занятием. — Брендону не хотелось читать дочке длинные нравоучения.

— О'кей, — обрадовалась она. — Папа?

— Да, дорогая?

— Папа, я поеду в летний лагерь в этом году?

— Летний лагерь? О, Флер, не знаю, это так дорого для нас.

— Дорого? Ну хорошо, мне не так уж и хочется, — сказала она с наигранной веселостью, но Брендон прекрасно видел, что она огорчилась.

— По-моему, ты очень хочешь туда поехать?

— Да, но это не важно.

— А почему тебе так хочется этого?

— В Нью-Джерси есть летний лагерь, где можно играть в бейсбол каждый день с утра до вечера. Я подумала, что это поможет мне договориться с мистером Хаммондом и вступить в бейсбольную лигу.

— Мне очень жаль, малышка, но я не могу позволить себе таких расходов. Во всяком случае, сейчас.

— Ничего, папа, — сказала она и грустно улыбнулась. — Я пойду наверх и немного почитаю.

— Хорошо, Флер.

Когда она спустилась к ужину, вид у нее был веселый ч беззаботный, но Брендон сразу заметил, что Флер долго плакала.

— Фотографии получились неплохо. — осторожно начал Кевин, когда Брендон приехал к нему на следующее утро — Хил гон хочет встретиться с вами.

— Не возражаю, — так же осторожно ответил Брендон.

— Конечно, есть немало других фотогеничных парней.

— Разумеется, — согласился Брендон.

— Но если вы понравитесь Хилтону…

— Я понял. — Брендон с трудом выдержал затуманенный взгляд карих глаз Кевина. — Могу ли я сейчас связаться со своим агентом?

— Зачем? — удивился Кевин.

— Чтобы все ему объяснить.

— Зачем? — с еще большим недоумением повторил тот. — Что вы хотите ему объяснить?

— По-моему, он должен быть в курсе дела, чтобы обговорить все условия контракта, сроки и прочее.

— Брендон, — терпеливо пояснил Кевин, — с момента нашей первой встречи вашим агентом стал я.

Неужели это не ясно?

— Нет, — отозвался Брендон, — я этого не понял.

— Ах да, мы почти не касались этой темы.

— Мы вообще об этом не говорили, — подтвердил Брендон, ощутив непонятную тревогу.

— Ну и что же вы думаете об этом?

— Полагаю, вы с моим агентом могли бы работать вместе?

— Вы что, серьезно? — спросил Кевин. — Тогда слушайте. Если вам нужно… — Он помолчал и задумался. — Если хотите работать со мной и Хилтоном, вам придется отказаться от вашего агента. Я надеялся, что вы об этом знаете.

— Нет, не знаю.

— Брендон! Ваша наивность поражает меня. Как вы думаете, зачем я все это делаю?

Брендон молчал.

Кевин сурово посмотрел на него.

— Так вот, мой дорогой, отныне ваш агент — я, если все пойдет по плану.

— А если нет? Если я не соглашусь? Джон Фримен был всегда очень добр ко мне, и мы неплохо работали.

— О да, несомненно. И он много сделал для вас, не правда ли? Он устроил вам пару коммерческих реклам на радио и обеспечил роль Санта-Клауса на детских утренниках. Солидная работа на целый год!

Брендон не подозревал, что это известно Кевину.

— Да, это был трудный год для меня, — согласился он. — Но я не могу обвинять в этом только Фримена.

— Ну что ж, — решительно сказал Кевин, — если не хотите работать со мной, нам придется оставить все это дело. Я позвоню Хилтону, и на этом все кончится Очень жаль.

— Я все-таки не понимаю, почему Джон Фримен не может работать с Хилтоном Берелманом, — упорствовал Брендон.

Кевин снисходительно усмехнулся и стал не спеша втолковывать Брендону прописные истины:

— Хилтон не любит Джона Фримена. Не любит, понимаете? Он уже сталкивался с ним раньше.

— Вы хотите сказать, что у меня нет никакой возможности пройти кинопробу без Хилтона и без вас?

— Совершенно верно, — подтвердил Кевин. — Отныне все мы будем работать вместе. Втроем и очень тесно Я думал, что вы поняли это. — Он медленно оглядел Брендона, задержал взгляд на его груди, а затем на губах. Поднявшись с кресла, Кевин подошел к дивану и, сев рядом с Брендоном, положил руку ему на плечо. — Надеюсь, мы будем хорошими партнерами, — сказал он и добавил:

— Все трое. Я не должен говорить вам об этом, но Хилтон с нетерпением ждет момента, когда сможет снять кинопробу. Он сам мне об этом сказал.

Брендон вздрогнул, почувствовав, что Кевин прижимается к нем}, бедром, и отодвинулся.

— Я должен… Мне надо подумать, — сказал он наконец.

— Конечно, подумайте, — согласился Кевин, — но не слишком долго. Они хотят видеть вас уже на следующем неделе. — Он снова улыбнулся. — А сейчас идите домой, хорошенько подумайте и посоветуйтесь с матерью. Я слышал, она в больнице.

— Да, — удивленно сказал Брендон. — Откуда вы знаете?

— О. Брендон, мы живем в таком маленьком, тесном мире! Конечно, я знаю об этом. Как она, кстати, себя чувствует?

— Неважно, — признался Брендон.

— А в какой она больнице?

— В больнице штата, в Бруклине.

— Это не лучшее место для пожилой женщины. Если вы согласитесь работать с нами, вам хватит денег, чтобы поместить се в частную клинику. Подумайте об этом.

— Больница вполне сносная.

— Ну что ж, хорошо. Я очень рад.

— Ладно, я подумаю.

— Не хочу торопить вас.

Кевин наклонился к Брендону так близко, что его губы оказались возле его лица. Брендон почувствовал запах дорогого крема. Ему стало не по себе. Он быстро встал с дивана и посмотрел на Кевина сверху вниз.

— Я.., я позвоню вам.

— Ладно, Брендон. — Кевин загадочно посмотрел на него. В этом взгляде было что-то интимное. — Никакой спешки. Молодые люди рвутся на кинопробу.

Сделайте то, что находите нужным.

Брендон вышел на улицу, все еще чувствуя тошноту от близкого общения со своим новым агентом. Всю жизнь он убеждал себя в том, что есть вещи, которые ни в коем случае нельзя делать. Никогда. Даже если испытываешь острую необходимость в работе и нужду.

Ему казалось, что за все это придется платить слишком дорогую цену. Он должен бросить все это. Другого выхода нет. Он никогда не станет ублажать этих гомосексуалистов. Он не сделает этого ни ради блестящей карьеры в Голливуде, ни ради матери и даже ради Флер.

Никакой успех не стоит этого.

Брендон вдруг представил себе хорошенькое личико Флер. ее чистые голубые глаза и доверчивый взгляд. Что она подумает о нем, когда-нибудь узнав, что ее отец пошел на это ради мифического успеха? Она сочтет это гнусным предательством и будет презирать его. Да, он не может послать се в летний лагерь, купить ей модные джинсы и массу других вещей, но не может лишиться ее любви, уважения и восхищения. И ничто не заставит его пойти на это.

Брендон зашел в ближайший бар, купил банку пива и долго стоял, задумавшись. Вскоре он почувствовал себя гораздо лучше. Отвращение, испытанное им после визита к Кевину, постепенно проходило. Он посмотрел на часы.

Было уже около двух. Он еще успеет навестить мать и вернуться домой до того, как из школы придет Флер. А может, подождать Флер и вместе с ней пойти к матери?

Кэтлин безумно обрадуется. Нет, не стоит огорчать Флер.

Тут Брендон понял, что потратил на пиво последние деньги. У него не осталось даже мелочи на поездку в метро. Неужели ему придется идти пешком в Бруклин? Нет, это невозможно. Боже, да это же просто катастрофа! Как же он дошел до этого? Как он объяснит дочери, что не смог добраться до больницы и навестить бабушку? Что она подумает о нем? Что скажет Кейт?

Черт возьми, как же выбраться из этого дурацкого положения? Должен же быть хоть какой-то выход?

Брендон снова вспомнил разговор с Кевином Клинтом. Может, он поступил глупо, отвергнув его предложение? Неужели он не справится с этими извращенцами? Похоже, он очень нужен им обоим. А что, если это все блеф? Не попытаться ли переиграть их обоих? Возможно, этот парень просто флиртовал с ним, проверял его реакцию. Да, вероятно, так оно и есть.

Он быстро допил пиво, решив, что все же глупо упускать такую возможность. Славу Богу, что он не совершил опрометчивого поступка. Ладно, завтра сообщит Кевину, что все обдумал и будет рад, если Берелман представит его в Голливуде. Но при этом он заявит, что Джон Фримен — его театральный агент и он намерен продолжать свое сотрудничество с ним. Если он им действительно нужен, они будут вынуждены принять его условия, если же нет, он откажется от их услуг.

Эти мысли немного успокоили Брендона, но он по-прежнему не знал, как добраться до дома. Ну что ж, придется заложить часы в ломбард. Но это будет последний раз, подумал он.

Найдя автомат, он позвонил Кевину. Тот не скрыл удовлетворения и предложил Брендону вернуться в его офис и подписать кое-какие документы. Кроме того, он обещал дать ему небольшую сумму. Брендон тяжело вздохнул, подумав о том, что скажет сегодня вечером дочери и Кейт. Однако, постаравшись выбросить все это из головы, он отправился к Кевину Клинту.

Брендон прибыл в Лос-Анджелес месяц спустя. Был уже вечер, но жара стояла невыносимая. Он к этому не привык. Сойдя с трапа самолета, Брендон посмотрел на голубое небо, на тропические пальмы и почувствовал, что здесь он обретет свое счастье. Его настроения не испортила даже мысль о встрече с Хилтоном Берелманом. На мгновение Брендон забыл и о том, что оставил в Нью-Йорке мать, которую ему все-таки удалось перевести в частную клинику. Перед отъездом он пообещал ей, что скоро вернется. Флер со слезами на глазах провожала его в аэропорту. Но сейчас Брендон старался не вспоминать об этом.

Киностудия прислала за ним машину. В большом блестящем «студебекере» сидел шофер в строгом сером костюме, производящий весьма внушительное впечатление. Всю дорогу Хилтон улыбался и откидывал назад свои черные волосы. Иногда он что-то записывал в блокнот. Потом Хилтон спросил шофера, оставили ли ему записку в киностудии и заказали ли для него обед в ресторане. Но шофер только отвечал: «Нет, сэр», — словно считал ниже своего достоинства продолжать разговор с ним.

Вскоре стемнело, и Брендон не видел почти ничего, кроме шикарных автомобилей и ярких огней южного города. Наконец они свернули с шоссе и въехали на небольшую улочку с низкими особняками по обеим сторонам.

Хилтон сообщил Брендону, что он будет жить рядом с Шато-Мармонт. Брендон предполагал, что это какой-нибудь задрипанный мотель с узкими окнами. но оказался в превосходной гостинице, кирпичной, с высокими большими окнами. Брендон вспомнил, что здание в таком стиле видел когда-то в одном из фильмов.

Окна его номера не выходили на Шато-Мармонт, но он был большой, хорошо обставленный, с диваном и письменным столом. Принимая душ и переодеваясь, Брендон все еще сомневался в том, что эта авантюра удачно завершится.

Вечером Брендон и Хилтон ужинали в ресторане с молодым, энергичным агентом по связи с прессой. Его прикрепили к Брендону на целую неделю. Тайрон Прентис покорил Брендона множеством интересных идеи Он улыбался и почему-то называл Брендона Байроном.

Брендон сдержанно замечал, что не стоит предаваться бесплодным мечтаниям, пока он не пройдет кинопробу. Но Тайрон возразил, что в Голливуде иначе нельзя.

Здесь всегда и при любых обстоятельствах себя рекламируют и напоминают о себе.

— Если будешь почаще рассказывать о себе и своих планах, а потом успешно пройдешь кинопробу, нам удастся сделать из тебя нечто значительное. Даже если ты какое-то время будешь без работы. У тебя очень интересное имя, — вдруг заметил он. — Мне оно нравится. Ты что, действительно знаешь произведения этого поэта? Или твоя мать прочитала во время беременности кое-какие стихи и назвала тебя в его честь.

Брендон заметил, что у него совсем другое имя, но Тайрон ничуть не смутился и заявил, что это совершенно не важно и что Байрон звучит гораздо лучше, чем Брендон. Байрон Фитц больше подходит для кино, пояснил он, чем Брендон Фитцпатрик.

— Это город грез и ожиданий, Байрон, а у нас не так уж много времени. Особенно если ты получишь работу.

Брендон тяжело вздохнул и признался, что его мать действительно восхищалась Байроном, а его младшего брата поэтому назвали Чайлд Гарольдом. Это вранье произвело на его собеседников впечатление.

На следующий день Тайрон и Хилтон повезли Брендона на киностудию, которая располагалась на улице Мелроуз. При этом Хилтон предложил показать Брендону город и кинокомпанию «Голдвин» на Санта-Монике. Въехав на возвышенность, машина остановилась, и Брендон залюбовался прекрасным видом города.

Киностудия несколько разочаровала Брендона, почему-то предполагавшего, что она похожа на оперный театр Нью-Йорка и какой-нибудь типичный городок в южных штатах. Он думал, что все дороги здесь вымощены камнем, а по самой студии бродят без дела такие актрисы, как Лейна Тернер и Джоан Кроуфорд. Он даже и не представлял себе, что увидит огромное длинное здание без окон, разделенное внутри на множество комнат, в которых суетятся самые обычные люди, занятые рутинной работой. И только позже Тайрон провел Брендона по улочке девятнадцатого века, после чего они свернули на средневековую торговую площадь. Когда же они вошли в современный зал для судебных заседаний, Брендон окончательно успокоился и с любопытством оглядел декорации.

— Байрон, познакомься, это Иоланта Дюграт, — сказал Тайрон. — Иоланта, это Байрон. Байрон Патрик. Хилтон просил подготовить его к кинопробе. О'кей?

Иоланта Дюграт руководила группой гримеров и костюмеров. Ей было около шестидесяти лет, но выглядела она намного моложе. Изящная и хрупкая, она напоминала Луизу Брук рыжеватыми волосами и огромными карими глазами, опушенными длинными ресницами. Иоланта отличалась необычайной подвижностью и экспансивностью, отчего казалась еще моложе. Когда-то она была неплохой актрисой, но со временем решила, что пора учить других актеров и помогать им завоевывать мир. Иоланта никогда не была замужем, но ходили слухи, что она имела связи почти со всеми знаменитыми актерами Голливуда. Она знала всех кинозвезд.

Говорили, что она часто бывала в гостях у Пикфорд, обедала с Гарбо, путешествовала с Эрролом Флннном, пила чай с Гарри Грантом и дружила с Кларком Гейблом. Но больше всего в ней ценили удивительное умение распознавать будущую кинозвезду в любом актере.

— Это самое обычное воровство, — утверждала она. — Особое чувство, сходное с сексуальным. Это способность перенять или украсть все замечательные черты у других людей. Это умение вести себя раскованно в любой ситуации. Такие люди, встретив знаменитость, способны спросить: «Эй, ты кто такой?» Именно это качество я стараюсь обнаружить в молодых актерах прежде всего.

Многие в Голливуде вспоминали ее слова, что Бетти Бэксл — воплощенное воровство.

Брендону эта женщина понравилась с первого взгляда.

— О'кей, — сказала она, — да, я слышала, что вас совсем недавно вытащили из Нью-Йорка, не так ли? У нас тут был такой же молодой парень. Он сделал блестящую карьеру. Тони Кертис. Знаете о нем?

Брендон ответил, что слышал.

— Хорошо, давайте посмотрим на вас. Тайрон, дорогой, можешь исчезнуть на какое-то время? Я дам тебе знать, когда закончу.

Тайрон крайне неохотно покинул студию.

Иоланта села на край сцены и указала на место рядом с собой.

— Нам нужно потолковать. Ты уже знаешь, что должен здесь делать?

— В Голливуде или в вашей студии? — уточнил Брендон.

— В моей студии. Почему ты оказался в Голливуде, Тебе прекрасно известно. Останешься ты здесь или нет — зависит только от тебя.

— Неужели?

— В известном смысле, разумеется. Если продемонстрируешь необходимые для студии качества. Подробнее я расскажу тебе об этом через несколько минут. Но если у тебя такие качества есть, то все будет зависеть только от тебя, понял? Тебе же нужны лишь желание и воля. Это не так трудно, как кажется. Желание преуспеть должно стать частью тебя, твоей главной страстью, превыше которой нет ничего на свете. Ничего и никого. Тебе придется играть черт знает что и при этом не обращать ни малейшего внимания на чьи-то козни и пакости. Это очень жестокий город, и вес его обитатели вынуждены быть крутыми. Иначе они просто не выдержат. К тому же это средоточие фальши, пошлости и показного блеска. И если ты попытаешься взглянуть, что кроется за этим показным блеском, то не обнаружишь ничего, кроме него. Ты должен увидеть все своими глазами, но постарайся не сломаться.

— Вы всем читаете такие лекции? — Осведомился Брендон.

— Нет, — ответила Иоланта. — Только тем, кто мне нравится. Наша студия не без основания считается донкихотской. Все студии в этом городе неизбежно приобретают стиль своих руководителей. Так, например, в «Колумбии» все матерно ругаются, ибо это делает Гарри Коэн. А в студии «Уорнер» все очень серьезные, потому что таков Джек Уорнер. Дик Мэйнард, управляющий нашей студией, очень темпераментный и трудный в общении, поэтому здесь невыносимы все, кроме меня. Тебе придется нелегко, особенно поначалу. Я решила предупредить тебя обо всех этих тонкостях. — Она помолчала и улыбнулась. — Ну а теперь посмотрим твои фотографии. О! Весьма неплохо. Мне нравится. У тебя почти все это уже есть.

— Что?

— Качества.

— Какие качества?

— Ну, это трудно объяснить. Как твое настоящее имя?

— Брендон. Брендон Фитцпатрик.

— Ну что ж, Байрон действительно лучше. Не очень хорошо, но лучше, чем твое настоящее имя.

— Благодарю вас, — с легкой иронией сказал Брендон, которому все это не нравилось.

В ее больших карих глазах заплясали веселые искорки.

— Дорогой мой, — снисходительно заметила Иоланта, — ты должен понять, что будешь по уши в дерьме.

Все, что сказала я, сущий пустяк. Здесь тебя могут обосрать с головы до ног. Понял?

— Понял, — смущенно ответил Брендон.

— Так, — протянула она, — кинопроба будет через пару дней. Это всего лишь съемка, а не проверка актерского мастерства. Тебе не придется ничего играть.

— Нет? А что же я должен делать?

— Я тебе все расскажу. Это совсем нетрудно. Их будет интересовать лишь то, как ты ведешь себя перед камерой. Они предложат тебе, например, войти в комнату, посмотреть налево, направо, повернуться боком и так далее. Если все получится, тебя попросят что-нибудь сказать. Например, твое имя или что-нибудь в этом роде. Запомни, главная их цель — выяснить, как ты держишься перед камерой. Но есть одно, чего ты должен непременно избегать, Байрон, — не старайся походить на других актеров. Делай только то, что тебе скажут.

Если поймешь, чего от тебя хотят, все будет нормально.

Если нет, все пропало. О'кей?

— О'кей, — сказал Брендон.

— А сейчас посмотрим, как ты играешь. Поднимись на сцену и постарайся убедительно показать, что ты меня любишь.

— Это не так уж сложно. — Брендон улыбнулся, поднялся на сцену, подошел к самому краю и начал:

— Мисс Дюграт, я люблю вас.

— Нет, не так. Ты должен проявить не внешнее, а внутреннее чувство, ну, страсть, что ли. Давай попробуем еще раз.

— О'кей. — Брендон задумался. — Мисс Дюграт, я очень люблю вас. Безумно, страстно. Я не могу жить без вас.

— Угу, — кивнула она. — А теперь покажи, как ты ненавидишь меня.

— Господи Иисусе! Мисс Дюграт, мне очень трудно сказать это. Как я могу изобразить ненависть к вам, если у меня ее нет? — Брендон уже почувствовал вкус к игре и начал слегка подыгрывать этой женщине. — Я ненавижу вас, мисс Дюграт, ненавижу всеми фибрами души, — произнес он.

— А теперь попытайся испугать меня.

— Мисс Дюграт, — сказал Брендон, нахмурившись. — В вас есть нечто чудовищное и страшное, и это приводит меня в содрогание.

— Совсем неплохо, — заметила она. — А теперь посмотрим, как ты двигаешься. Пройдись, сядь на стул, поднимись, повернись, О'кей. Ты свободен.

Когда Брендон вышел из студии вместе с Тайроном, Иоланта спустилась вниз и позвонила по телефону.

— Я уже видела вашего парня, — сказала она. — Он производит весьма неплохое впечатление, хотя насчет его актерских данных ничего не могу сказать.

Ничего не могли сказать и те, кто наблюдал за Брендоном во время просмотра. Ему пришлось сыграть небольшую любовную сцену, что он сделал не слишком удачно, по его мнению. У Брендона возникло ощущение, будто он впервые на сцене. В конце монолога он, потупив глаза, сказал, что никогда еще не проходил подобного испытания.

Через две с половиной недели Брендон получил наконец свою первую роль. Ему предстояло сыграть официанта в ночном клубе и произнести лишь одну фразу: «Мартини или бурбон?»

Репетиция этой сцены заняла почти три дня, и никогда в жизни он не испытывал такой скуки. Еще через неделю ему дали небольшой эпизод в мюзикле, а после этого — маленькую роль в триллере, напоминавшем знаменитые произведения Чэндлера. Тайрон работал с ним не покладая рук. Он посылал подробные отчеты в различные газеты и журналы, завалил статьями Луэллу Парсоне и Хедду Хоппере, беспрестанно звонил им и заставлял Брендона постоянно торчать в забегаловках и ночных клубах, надеясь, что тот хоть как-то заявит о себе. Несколько раз он таскал его в ресторан «Романов», где они сидели почти в пустом зале, заказав лишь бутылку вина. Сделав там несколько фотографий, Тайрон с Брендоном тут же покидали ресторан через черный ход, чтобы не привлекать к себе внимания. В своих отчетах Тайрон писал о том, что в Голливуде появился новый талантливый актер по имени Байрон Патрик, которого переманили сюда с нью-йоркской сцены. Ему даже удалось сделать один снимок Брендона вместе с самим Романовым, стоявшим у их столика. Брендона слегка смущала такая активность Тайрона, но Иоланта сказала ему, что тот делает свое дело, вполне обычное для Голливуда.

— Они поступают так же даже с кинозвездами, — пояснила она. — Почти все фотографии, которые публикуют иллюстрированные журналы, сделаны именно так.

Кинозвезды очень много работают и рано встают, чтобы потом часами сидеть в ночных клубах. Поэтому все съемки делаются быстро и наспех. Но это позволяет им поддержать свой статус кинозвезды, а театральные агенты благодаря этому зарабатывают на жизнь. Твои фотографии получились совсем неплохо, дорогой. Остается надеяться, что кто-то заметит их, а соответственно и тебя.

Но время шло, а заманчивых предложений почему-то не поступало.

Две недели Брендон вообще не имел работы. Потом он снова играл официанта, а вслед затем наступило зловещее затишье. Однажды в Голливуд приехал из Нью-Йорка Хилтон, пришел к Брендону в номер и сообщил печальную весть, что контракт с ним не возобновлен и ему придется срочно покинуть этот номер.

— Мейнард сказал, что они потратили на тебя и так слишком много денег. Мне пришлось согласиться с ним.

Он даже Тайрона уволил. Все кончено. Более ты ничего уже не сделаешь, Байрон. Теперь тебе остается освободить номер и попытать счастья самому.

Брендон давно ожидал подобного исхода, и все же это был для него тяжелый удар. Он устало опустился на кровать.

— Что же мне делать?

— У тебя не слишком большой выбор, — ответил Хилтон. — Либо остаться здесь, либо вернуться в Нью-Йорк, — Он холодно посмотрел на Брендона, всем своим видом показывая, что сделал ставку на неудачника и больше не хочет тратить на него ни сил, ни эмоций.

Только это и было приятно Брендону. Все прочее оставляло желать лучшего. Что же теперь делать, лихорадочно думал он. Вернуться в Нью-Йорк? Но это крайне тягостно. Ему будет стыдно перед матерью, а особенно перед Флер. Что он им скажет? Слава Богу, у него еще остались деньги, чтобы прожить педели две здесь или в Нью-Йорке. Брендон жил очень экономно, словно предвидя такую ситуацию. Если он останется в Голливуде, ему может еще представиться шанс. У него уже появились здесь кое-какие знакомые и связи, которые, возможно, пригодятся ему в будущем. По крайней мере здесь он не будет голодать, как в Нью-Йорке, — Я остаюсь, — решительно сказал Брендон.

— О'кей, — сухо ответил Хилтон. — Сложи, пожалуйста, все вещи, которые были куплены за наш счет.

Брендон молча уставился на него. Затем быстро встал, достал из-под кровати чемодан, тоже приобретенный за счет кинокомпании, сложил туда всю одежду, обувь и бросил его на кровать.

— Блок сигарет, — холодно напомнил Хилтон, — и зажигалку.

Брендон со злостью швырнул в чемодан и это.

— Не хотите ли пинту моей крови в придачу? — ехидно спросил он.

Хилтон молча взял чемодан и вышел из комнаты.

Выглянув в окно, Брендон увидел, как тот подошел к машине, бросил чемодан в багажник и уехал. Через несколько минут Брендон выписывался из гостиницы, испытав явное облегчение.

Интервью с Эдной Десмонд, старшей сестрой Брендона, приведенное в книге «Показной блеск»

— Когда Брендона послали во время войны в Англию, для нас это было, ужасно. Наша мать не могла спокойно спать, пока он не вернулся домой. Мы все очень скучали по нему. Конечно же, он был шаловливым мальчиком, но при этом всегда освещал нашу мрачную жизнь.

Даже один день без Брендона казался нам длинным и скучным. Но больше всего мы опасались, как бы с ним что-нибудь не случилось. Мы молились и ставили за него свечи каждое воскресенье и каждую пятницу. Может, именно это и помогло нам. Он выжил и вернулся домой. «Его хранит Бог», — сказала тогда мама. Она очень страдала, особенно узнав, что он в плену у немцев; «Господь Бог убережет его от всех бед», — часто повторяла она. Мы тогда все верили в то, что Бог непременно позаботится о нем. Возможно, так оно и было.

Он вернулся повзрослевшим и возмужавшим. Таким серьезным мы его еще не видели. А самое главное — он Привез с собой Флер. Матери было очень трудно со всеми нами, а тут еще появилась Флер. Сначала мать восприняла это как удар судьбы. Она даже сказала как-то Брендону, что ей стыдно за него. Но со временем поняла и простила его. Но с тех пор в нашей семье что-то изменилось. Мама очень привязалась к Флер; мы все выросли, и внучка стала для нес единственным утешением. Малышка, похожая на отца, оказалась необычайно смышленой и не по возрасту смелой. Однако она не подпускала к себе никого, кроме отца, как будто не доверяла нам.

А как она любила его! У них был свой мир, который они поделили ни с кем. Флер признавала только Брендона и играла только с ним. Да и он отвечал ей такой же любовью. У него не было ни одной серьезной связи; ему и времени не хватило бы на это.

Я никогда не забуду тот день, когда он улетел в Голливуд, и до сих пор плачу, вспоминая минуты прощания. У Флер разрывалось сердце от горя. Мы поехали провожать его в аэропорт. Девочка всю дорогу сидела молча, бледная, с заплаканными глазами, и держала отца за руку. А при расставании так вцепилась в него, что мы с большим трудом оторвали ее от Брендона. «Я люблю тебя, папочка, — кричала она на весь зал, — я люблю тебя». Она повторяла это снова и снова, хотя понимала, что отец не может взять ее с собой. Это было ужасно.

Флер стояла с окаменевшим лицом возле загородки еще долго после того, как самолет скрылся из виду. Мы едва уговорили се уехать, но она всю дорогу молчала, а дома заперлась в своей комнате и не выходила оттуда двенадцать часов.

Когда наконец Флер вышла к нам, она казалась подчеркнуто спокойной, но с тех пор мы редко видели ее веселой и жизнерадостной.

Брендон часто рассказывал нам про Каролину. Брат очень любил ее и страдал, что она отказалась уехать с ним в Нью-Йорк. Мы никогда ни в чем не упрекали ее.

Что ж, так трагически сложились обстоятельства, по в глубине души мы понимали, что если бы Каролина по-настоящему любила Брендона, она бросила бы все и отправилась с ним. Мы решили, что она трудная и довольно эгоистичная женщина. Я вообще не представляю себе, как мать может расстаться со своим ребенком.

Брендон неизменно оправдывал ее и вес ей простил.

Потом мы узнали, что она вышла замуж, кажется, за английского лорда и родила ему нескольких детей. Не говорите мне, что она любила кого-нибудь из них — Брендона или этого лорда. Даже повзрослев, Флер не могла понять этого.

То, что произошло с Брендоном потом, помогло нам понять и объяснить его поведение. Он не мог забыть ту боль, которую причинила ему Каролина. И мы простили ему все, потому что он сам оказался жертвой жестокости и обмана.