Житие девы Лидвины

НАЧИНАЕТСЯ ПРОЛОГ КО ВТОРОЙ ЧАСТИ ЖИТИЯ ОНОЙ ДЕВЫ

После того, как вкратце было сказано о многих недугах и скорбях сей девы, а равным образом о благостных её деяниях милосердия и некоторых чудных свершениях во славу Бога всемогущего, ныне, соответственно, подобает также малость порассказать да к наставлению благочестивцев смиренно поведать о духовных дарах её и божественных утешениях да о частых восхищениях духа.

ГЛАВА I. О ТОМ, КАК НАЧАЛА ОНА ОБРЕТАТЬ ДУХОВНЫЕ УТЕШЕНИЯ В ПОМИНАНИИ СТРАСТЕЙ ГОСПОДНИХ

Как встарь Бог тайны Свои изрекал устами святых пророков на утешение избранным Своим, так и ныне глаголет Он им через писания учёных и примеры благих, дабы часом, угнетённые различными мирскими невзгодами и уязвленные бедами, не лишились они надежды и упования на будущие радости. Ибо ведь молвит святой Давид, коему Бог открыл «тайное премудрости» Своей (ср. Пс. 50:8. – пер. П. Юнгерова), что утешения Божии он часто получал среди многих бедствий: «При умножении скорбей моих в сердце моем, утешения Твои услаждают душу мою» (Пс. 93:19). Сие изречение Писания Бог истинно и явно исполнил в жизни сей святой девы до буквальности, ибо сперва Он очистил её различными скорбями и горестями, а потом, посетив её среди многих ранящих ударов, многочисленными утешениями её осыпал и возрадовал.

Итак, немного повторяя прежде сказанное: по прошествии примерно трёх или четырёх лет от начала своей болезни дева Лидвина, всё ещё не желая подвизаться в Боге и пока не покорившись охотно Богу (Коим ничего не делается на земле без причины), когда видела, что товарки, навещавшие её, здоровы и веселы, а сама она тяжко хворает, желала себе более телесного здоровья, как у прочих, нежели блаженства духа, стяжаемого добродетелью терпения. А поскольку духовных [утешений] она ещё не вкусила и неведомо ей было, что более угодно Богу, то подчас роптала она и много скорбела о недугах своих, да и плакала так прегорько, что ничьего утешения не принимала. И вот, пришёл к ней о. Иоанн Пот, духовник её, который обычно причащал её дважды в год, и попытался её утешить, убеждая поумерить эдакие стенания да предел положить скорбям своим. Затем благожелательным увещанием убедил её предаться воле Божией и сообразоваться да упражняться в размышлениях о Страстях Господних, заверив, что их посредством и содействием легко обретёт благое утешение. Итак, она спросила, каким образом совершать сии упражнения, но, когда согласно данным ей указаниям попыталась упражняться, не почувствовала сразу, чтобы потёк оттуда «мёд из камня» (ср. Втор. 32:13), и не распробовала в нём «муки пророческой» (ср. 4 Цар. 4:41), но то, что вошло в сердце её, не укрепившись там до конца, вызвало у неё отвращение, словно бы от горечи полынной, и она быстро отбросила сие. Но поскольку тот священник более настаивал и настоятельнее увещал её сделать над собою усилие и упорно продолжать начатое, чтобы одолеть в благочестивом подвиге отвращение, она, наставленная превосходными советами священника, легко согласилась с его уговорами. И в итоге она с усилием приобрела благую привычку размышлять о Боге, которая с ходом времени по вдохновению вышней благодати породіла в ней таковую сладость, что, совершенно отвергнувшись себя, она откровенно говорила, что, если бы можно было единым Ангельским приветствием вернуть себе полное телесное здоровье, она бы всё ж сего не сотворила и не пожелала. Поистине сие было «изменение десницы Всевышнего» (Пс. 76:11), Который руку Свою подал нуждающейся (ср. Прит. 31:20) и утешал её в болезни долгими ночами, проводимыми ею на одре скорбей. Ибо ведь привлечённая и увлечённая тайной сладостью Страстей Господних, она круглые сутки, разделив на семь частей по числу канонических часов историю Его всесвятых страстей, в установленные временные промежутки их вновь и вновь обдумывала и, обретая в том сокровенную манну, таковой бывала исполнена сладостной радостью, что уже казалось ей, не она сама терпит те страдания, что доныне переносила в теле, но – Христос, о чьих страстях она размышляла. Тогда, наученная напрямую Духом на опыте, могла бы она сказать вместе с Исайей: «Истинно Ты Бог сокровенный» (Ис. 45:15). И снова воскликнуть: «Душею моею я стремился к Тебе ночью, и духом моим я буду искать Тебя во внутренности моей с раннего утра» (Ис. 26:9).

ГЛАВА II. О ВОСХИЩЕНИИ ЕЁ ВО СВЯТУЮ ЗЕМЛЮ И КО СВЯТЫМ МЕСТАМ ГРАДА РИМА

Итак, когда болящая дева, ежедневно с усердием занималась размышлениями о Страстях Господних, порой её святой ангел восхищал в те местности Святой земли, где Спаситель наш, родившись, жительствовав и пострадав, свершил таинство человеческого спасения. Когда же она была допущена на Голгофу, где Господь был распят, и в другие света места, дабы облобызать крест Господень и раны Его, и ради смягчения мук её дано было испить ей мёду из камня и елея из твердой скалы (ср. Втор. 32:13); когда довелось ей обнять стопы пробитые и [присутствовать при том, как] Жених её, распятый ради любви, испускает дух, тогда и она тоже по примеру Того, Кого взыскала и полюбила, в руки Его предала дух свой (ср. Лк. 23:46). И хотя она часто от ран плоти в созерцательном восхищении переходила к проникновению в бездны божественные (ср. 1 Кор. 2:10) (так что по обилию благодати и услады духовной лишалась ощущения телесной боли), всё ж порой так уязвляли её новые недуги, что даже, сладостно облобызав Крест Господень и раны Его, она возвращалась с некими язвами, запечатлёнными на устах её. А свершилось же сие по устроению Божию, дабы не только радовали изнутри её душу божественные утешения сообразно множеству скорбей в сердце её, но также сообразно множеству божественных утешений сокрушали её и смиряли снаружи внезапно возобновляющиеся муки и бедствия, ведя к тому, что, явственно и часто испытывая поочерёдно противоположное, она из этого познала, что получала от Бога, а что имела от самой себя. Тогда, наконец, молвил ей ангел: «Сии язвы на теле ты получила ради познания того, что была восхищаема также и в теле».

Ещё в другой раз, когда она проходила вышеназванными предивными местами, дорога оказалась скользкой, и она не смогла удержаться на ногах. И рассказывала она, что телесно ощутила удар на правой ноге и боль от оного удара, и что нога сия испытала растяжение. А по причине этого повреждения лодыжка её так раздулась, почернела и болела, что даже через много дней она страдала из-за неё.

Подобным образом она была однажды восхищена ко святым местам града Рима. Проходя же между некими главными церквами, она шагала, раскинув руки, среди кустов и колючек. Колючкой одного из кустиков этих она и занозила палец, каковая осталась в нём и причиняла ей, как и другие недуги, немалые неприятности в течение почти двух дней. О сих же телесных повреждениях, которые Лидвина получала таким образом, она обычно говаривала согласно слову ангельскому, что думается ей, будто восхищаема она бывала также и в теле. Но как происходили сие телесные восхищения, знал [лишь] сам ангел, провожавший её и давший свидетельство о них.

Подчас Спаситель наш Иисус Христос в окружении небесных сил, войдя в каморку её, словно царь с князьями своими, располагался за столом, и они, сидя по чину вокруг её ложа, преобильно потчевали её небесными яствами. И что удивительного, если не ела телесной пищи та, которая была уже вместе с ангелами насыщена божественным угощением; ведь сам Спаситель, искушаемый диаволом, ответил о хлебе: «Написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4:4).

ГЛАВА III. О ЧУДЕСНОМ СИЯНИИ И БЛАГОУХАНИИ, ЯВИВШЕМСЯ В КАМОРКЕ ЕЁ

Многократно, разговаривая с нею, мужи великой учёности и благочестия, сведущие в духовных предметах, не разумели её и чрезвычайно дивились умственному её блистанию. Помимо чего домашние часто замечали, как днём и ночью Лидвину (когда её посещал ангел или она приходила в себя после вышних созерцаний) озаряло божественное сияние, видя кое, они, поражённые чрезвычайным страхом, боялись приблизиться к ней. И хотя она сама всегда лежала в темноте, а вещественный свет непереносимо резал ей глаза, весьма мил был ей божественный свет, когда он в ночное время часто так великолепно исполнял каморку её, что наблюдавшим могло подуматься, будто в оной каморке полно вещественных светочей или пламенников. И не удивительно, что даже телесно исполнялась она божественного сияния, ведь согласно изречению блаженного Павла мы «открытым лицем, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа» (2 Кор. 3:18). И не только божественное сияние обычно окружало её, но и от неё самой, и из каморки её исходила такое благоухание, что входящие, обнаружив сие, думали, будто туда кто-то принёс разных ароматических пряностей и рассыпал. И сии чудесные благоухания бывали ощутимы, когда её посещал и касался Спаситель или ангел святой, либо когда она возвращалась из небесных и райских хранилищ (apothecis). Причём те, кто ощущал сей пресладостный аромат, не только обоняли его ноздрями, но и вкус был им насыщен; а на языке чувствовалась такая острота и так щипало им гортань, словно они ели перец или корицу. Однако в основном дивно сладкий запах исходил от её руки – когда святой ангел водил её за руку к вышним радостям и приводил обратно оттуда.

ГЛАВА IV. О ВИДЕНИИ В РОЖДЕСТВЕНСКУЮ НОЧЬ И О ТОМ, КАК ГРУДЬ ЕЁ НАПОЛНИЛАСЬ МОЛОКОМ

Некая пользовавшаяся доброй славой вдова по имени Катарина обитала какое-то время дома у сей девы. Однажды перед Рождеством Христовым ей в видении было показано, что в приближающуюся праздничную ночь грудь сей девы наполнится молоком и что оная Катарина вкусит сего молока. Когда же вышеупомянутая вдова поведала об этом деве, та из смирения кое-как попыталась опровергнуть сказанное ею. Тут вдова упрекнула деву, что та смеет опровергать то, что ей было явлено ангелом. Тогда дева, понуждаемая словами вдовы, велела ей приготовиться восприять сей дар. Когда же по указанию девы она прилежно подготовилась к оному, то не обманулась в своём уповании на небесное обещание. Ибо вот, в ту самую всесвятую нощь Рождества Господня, дева Лидвина в восхищении духа узрела неисчислимое множество дев, впереди коих, подобно царице и владычице, предстояла, возглавляя их, Пресвятая Богородица Приснодева Мария, а также и саму себя увидела: допущенная в хор дев, она с веселием праздновала Рождество Христово. Также и множество святых ангелов стояли при сих девах, словно бы благороднейшие помощники и сотоварищи, прилежно оказывая служение знакомым девам, цветущим добродетелью целомудрия. И вот, при наступлении часа Рождества Господня, когда Дева-Роженица родила Христа, видно стало, как груди всех оных дев, а подобно им – и сей девы, набухли от обилия молока, и у них было столько молока, сколько для кормления Спасителя обрелось у Пресвятой Девы в груди её девственной, когда родила она Христа на свет. А ради того груди прочих по подобию Пресвятой Девы наполнились молоком, что это было знаком: все девы оные были пригодны и достойны вскормить Господа. И явилась там такая по свидетельству оной девы несказанная слава, каковой не видел глаз, не слышало ухо, и не приходило на сердце человеку (ср. 1 Кор. 2:9), и чего ни язык выразить, ни перо никакое описать не способно. Между тем вдова, памятуя об обещании, подошла к деве, которая, размяв грудь, испустила такое обилие молока, что вдова, трижды припав устами, насытилась и много дней провела, не имея желания есть. И если бы дева не повелела ей есть, она легко отказалась бы от телесной пищи.

После сего Лидвина ещё два или три года воспринимала в созерцании такую же благодать и видение [о наполнении молоком] святой груди своей, но поскольку в установленный час не было рядом ни единого свидетеля, то никто и не вкусил дарованной благодати. Так да славится же Христос, рождённый от Девы, Который в наши времена с помощью болящей девы явил изумительные некие чудеса, дабы деяниями укрепить веру в людях (fidem credentium).

ГЛАВА V. О КИПАРИСОВОЙ ПАЛОЧКЕ, КОТОРУЮ АНГЕЛ ПРИНЁС ЕЙ ИЗ РАЯ

Во время болезни была у сей девы палочка из конопляного стебля, которой она пользовалась, чтобы отодвигать и задвигать занавески над кроватью; и ею же она обычно стучала, когда нужно было позвать кого-нибудь из семьи. Случилось же по причине городского пожара так, что из-за надвигавшегося бедствия вокруг её постели поднялась большая суета, и пока вещи носили туда-обратно, та палочка тоже пропала, и где она осталась, деве было неведомо. Позднее же, ночью в канун памяти св. Аполлинария, епископа и мученика (до 1969 г. – 23 июля), когда дева из-за горячего зноя едва могла перевести дух, она поискала палочку, чтобы отодвинуть завесу, и не нашла. И, огорчённая сим, она много скорбела, что ни сама себе помочь не может, ни другого кого нет рядом, кто пособил бы. И тут вдруг явившийся ангел Господень утешил её в горести, пообещав принести ей взамен другую палочку, получше. И без промедления, едва немного прошёл приступ лихорадки, ангел, как она заметила, легонько положил ей на грудь некий прут длиной приблизительно в локоть и ушёл. Протянув руку, она взяла его, но оценила его в общем-то невысоко, ибо на вид он был крив и вследствие плотности тяжёл (потерянная палочка была куда легче), поднимать его и двигать им ей будет трудно. Впрочем, промолчав об этом, она безмолвно сказала себе самой: «Теперь-то я вполне успокоилась?» Что ж, однако, было ей делать; она ведь не знала ещё о достоинстве сего прута. Ввиду этого она попросила о. Иоанна, духовника своего, отнести прут к плотнику с просьбой обстругать рубанком оный прут по наугольнику. Итак, священник зашёл в дом некоего бочара, который едва сохранил один рубанок из всех орудий, пригодных для сего труда; прочие сгорели прежде – при городском пожаре. Когда же принялся он стругать прут и изрядно сильно заглубил в него рубанок, таким повеяло оттуда сладостным благоуханием и столь приглядное обнаружилось внутри нечто наподобие воска, что, хотя снаружи [палочка] казалась безобразной, он без сомнения заявил, что это кипарис. Чему оба равно удивившись (ибо священник не счёл возможным рассказать плотнику, что сие был за прут и откуда он взялся у девы), они стали наперегонки собирать щепки и опилки. Затем священник по настоянию плотника отправился с неотёсанным прутом к другому, более искусному ремесленнику, чтобы тот более подобающим образом обтесал (conquadraret) его по отвесу. Но, когда они наедине с удивлением обнаружили такое же благоухание и цвет неведомой древесины да подобрали из благоговения перед необычайностью [сего явления] упавшие стружки, изумлённый священник не посмел более просить обстругивать прут, а поспешил вернуть его деве. Когда же он стал расспрашивать её, как он попал к ней и каково его происхождение, она не знала, что сообщить о его природе (quidditatem), однако поведала священнику о том, каким образом получила его.

А потом в праздник святого мученика Кириака (8 августа) ангел, вернувшись, по обыкновению отвёл её полюбоваться раем и, укорив её за пренебрежение прутом, со всей явственностью показал ей его достоинство и дерево, от которого он отломил оный. Затем, придя в себя, она по порядку изложила духовнику своему узнанное от ангела, поскорбев, что велела так обстругать оный [прут]. Когда же слух о сем благоуханном пруте распространился в народе и многие пожелали его увидеть да потрогать, а стыдливая дева страдала по причине сих частых посещений, случилось так, что от прикосновения некоего человека (все сообщают, что он был распутником. – прим. англ. пер.), вышеупомянутый прут лишился аромата сладчайшего благоухания. И оттого дева скорбела, что сие сообщили тому, из-за чьего касания иссяк небесный аромат. Но говаривала она обычно, что (как узнала она от святого ангела) сим прутом можно побивать диавола (в итоге сей прут стал с успехом использоваться при актах изгнания бесов из одержимых. – прим. англ. пер.).

ГЛАВА VI. О ТОМ, КАК АНГЕЛЬСКОЕ СИЯНИЕ ИСЧЕЗЛО ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО НЕКТО ИНОЙ ПРЯТАЛСЯ В КАМОРКЕ ЕЁ

Как-то в другой раз родственник сей девы именем Николай вместе с духовником её зашёл к ней в гости; и после обычной беседы скромная дева сообщила им, что охотно бы уединилась на два или три часа в своей каморке. Итак, она попросила их выйти погулять на какое-то время, уповая, что, внутренне сосредоточившись в их отсутствие, она обретёт некую особую благодать. Особенно же упрашивала она Николая не возвращаться раньше, чем через два или три часа. А когда он поступил так, как его просили, духовник девы без её ведома тайком проник в её каморку. Дева же, думая, что она осталась в комнате наедине с собою, тут же стала готовиться восприять благодать Небесного Жениха, стуча во внутренние [покои] неба. И вот, когда миновало почти полчаса после полудня, вошёл к ней ангел Господень, облетел место, где она, больная, лежала в постели, но ближе к ней не подступил. Дева же, видя, что невозможно ей усладиться радостью присутствия его, встревожилась и горько заплакала. Итак, спросила она ангела, не оскорблён ли Господь каким-нибудь прегрешением её, из-за чего не удостоилась благодати сей. Но он, отвечая, молвил: «Никоим образом, но [сие случилось] из-за присутствия того, кто тайно сидит в каморке твоей и пытается изведать да испытать уготованную тебе благодать».

Сказав сие, ангел отошёл от неё. Тогда дева, лишённая столь блаженного утешения, крепче опечалилась и зарыдала ещё более горько оттого, что на этот раз не испытает восхищения духа, хотя часто прежде удостаивалась милости ангельского посещения. И вот, духовник её, услыхав, как горестно она плачет, встав, сообщил ей, что он тут. Услышав сие, она смутилась ещё больше, чем если бы это был другой; ведь она достаточно часто рассказывала ему о своей жизни, так что он мог бы не разведывая поверить, что в ней действует благодать Божия. Когда же она оправилась от сего смятения и обрела спокойствие, любящий и милосердный Бог поступил, как прежде часто поступал: вознёс её потом в исступлении над нею самой. Тогда исполнилось над нею сказанное псалмопевцем: «Ты обратил сетование мое в ликование, снял с меня вретище и препоясал меня веселием» (Пс. 29:12).

ГЛАВА VII. О ВОСХИЩЕНИИ ЕЁ В МЕСТА ЧИСТИЛИЩНЫЕ И К РАДОСТЯМ РАЙСКИМ, ОТКУДА ПРИНЕСЛА ОНА ВЕНОК, ПОДАРЕННЫЙ ЕЙ ПРЕСВЯТОЮ ДЕВОЙ

Восхищена она потом была, вознесшись духом, в места чистилищные, где среди прочих, терпящих тяжкие и многообразные страдания, увидела также наказуемые души друзей своих, после чего сурово сокрушала тело своё ради их избавления и облегчения. И вот, после обозрения сих мест чистилищных и многочисленных мест мучения, где души прискорбно страдают за различные прегрешения, была она по милости Божией переведена к созерцанию радостей жизни вечной. Где воочию (sane) видела, как всемогущий Бог в Самом Себе приемлет славу Свою, согласно речению: «Я первый и последний (ср. Ис. 44:6), и не дам славы Моей иному (Ис. 42:8)»; видела также, как святые мученики, исповедники, пророки, девы и прочие чины блаженных приемлют славу свою в самих себе и благодаря изобилию отрады друг через друга ею взаимно наполняются. Когда же обозрела она сии радости, многие святые, заговорив с нею, стали нежно её утешать и, побуждая к терпению, говорили так: «Разве ныне здесь сущих гнетёт и тревожит что-нибудь из тех многих невзгод, что они перенесли в мире ради Христа?» Тут подступила к ней Пресвятая Дева Мария в славе великой и, обратившись к ней с дружелюбною речью, спросила её: «Почему, возлюбленнейшая дщерь, пришла ты с обнажённою главой и не украшенною?» Тогда сия дева ответствовала: «Возлюбленнейшая Владычица Дева Мария, на то воля Господа моего и Бога, и в таком виде привёл меня провожатый мой». И вот, после долгой задушевной беседы Богородицы с сей девой, когда подошло ей время вернуться к телесным чувствам, сие ей Матерь Христова молвила слово: «Возлюбленнейшая дщерь, мужайся, и да укрепляется сердце твое (Пс. 26:14) в терпении скорбей, ибо за нынешние страдания свои ты обретёшь дивную и великую славу». И продолжила Пресвятая Дева, вопросив её: «Не хочешь ли венок на голову свою?» Та ответствовала: «У меня здесь собственной воли быть не может». Когда же взглянула она на своего ангела-провожатого, и он ей, отказавшейся от воли своей, дал согласие на то, чтобы она приняла [венок], Пресвятая Дева молвила: «Прими на главу свою сей венок, который на земле может пробыть лишь семь часов. Да передай оный в руки духовника своего и скажи ему, что это Я требую от него, дабы уверовал в дар всемогущего Сына Моего и поместил сей венок на главу изваянию Моему, что находится в церкви». И вот, после завершения сего, вернулась дева-созерцательница (virgo theorica) к телесным чувствам, от всей души благодаря Господа за столь умилительное утешение. И хотя она была в неведении, что получила таковой венок телесно, однако, когда случайно или по настоятельной необходимости положила руку на голову, то стащила цветочный венок, в коем узнала благодаря сладчайшему аромату тот, что был возложен на неё рукою Пресвятой Девы; и сохраняла она его у себя почти семь часов после своего возвращения. Был же сей венок голубого и ярко-жёлтого цвета, да складчатый (взор человеческий не видывал доселе такого), и исходил от него на диво нежный аромат – потому-то и удерживала Лидвина при себе столь прекрасный и яркий венок столь долго, сколько могла.

И вот, перед окончанием седьмого часа повелела она разбудить духовника своего, чтобы он спешно пришёл к ней, ибо она имеет поведать ему нечто тайное. Он же, придя, спросил, чего ей угодно. А дева ему ответствовала, что участвовала она в некоем празднестве и что передала ей Пресвятая Дева Мария сей венок, дабы доставила она его на землю и вручила ему, дабы уверовал он в дары Божии и по приказанию Пресвятой Девы взял сей венок в руки, вошёл утром в церковь (в ту пору – сгоревшую) да возложил его на главу изваяния Пресвятой Марии. Когда же духовник спросил, как ему войти в церковь, коли день ещё не настал, и она закрыта, Лидвина ответила ему: «Ступай побыстрее и проси ризничего открыть тебе церковь, ибо настаёт время, когда сему венку подобает возвратиться туда, откуда я его принесла». Тогда он ей: «Как я положу венок на главу изваяния, которое размещено так высоко?» Дева в ответ: «В главном хоре, в таком-то месте ты найдёшь лестницу; взяв её, поднимись и возложи венок на главу изваяния Пресвятой Девы». Тогда он, получив таковой приказ, вышел; попросил сторожа поскорее встать и открыть церковь. Когда тот охотно исполнил сие, духовник девы, найдя в указанном месте лестницу, отнёс её к изваянию и поднялся. Сторож ему: «Что вы там собираетесь делать?» Священник в ответ: «Что я делаю, ты не можешь теперь понять, но, даст Бог, потом поймёшь (ср. Ин. 13:36)». Пренебрегши сим ответом (поскольку неведома была ему тайна), сторож тут же ушёл. Ну а верный духовник исполнил пожелание девы и, поместив венок на главу священного изваяния, он вернул лестницу на первоначальное место. И вот, когда он коленопреклонённо помолился перед изваянием и благоговейно поклонился, исполнив все полученные приказания, тогда, прежде, чем он вышел из церкви, ангел Господень сей цветочный венок вернул на своё место, откуда его прежде принесла благочестивая дева. Так она потом рассказывала вышеупомянутой вдове Катарине.

ГЛАВА VIII. О РОСКОШНОМ ВЕНЦЕ, УГОТОВАННОМ ЕЙ ЗА ОСКОРБЛЕНИЯ И РАНЫ, НАНЕСЁННЫЕ ПИКАРДИЙЦАМИ

В другой же раз в восхищении духа увидела она уготованный ей весьма роскошный венец, который ей предстояло принять от Господа после трудов и скорбей земной жизни, однако в нём было видно ещё много несовершенств. И вот, придя в себя, Лидвина, памятуя предуказанный венец, молила она Господа с великой настойчивостью, чтобы по милости своей Он соизволил так поступить с нею, дабы венец оный мог быть доведён до совершенства. И в то же время она просила у Господа, чтобы ради следования (imitandum) по стопам Его, Он допустил её к Себе, а после допуска изгнал её пинками. Пока она выпрашивала сие часто и с величайшим рвением, случилось в год Господень 1425-й так, что Филипп (III «Добрый», 1396-1467 гг. – прим. пер.), герцог Бургундский с великим войском пикардийцев и прочих воинов вступил в Голландию, чтобы принудить города принять его государем и правителем страны. Итак, когда сей могущественнейший герцог был уже с почестями принят во многих городах, прибыл он, наконец, к празднику святых мучеников Гереона и Виктора (10 окт.) в город Схидам, где был так же встречен гражданами. И вот, несколько, как говорят, врачей и хирургов из свиты вышеназванного герцога, отобедав, пришли к о. Иоанну Ангельсу, кюре [городской] церкви, и попросили проводить их к дому сей девы. Не заподозрив ничего дурного, он исполнил их просьбу. Когда же он вошёл с ними к деве, последовали туда и слуги их необузданного нрава, а когда он попытался унять их буйство, дабы не обеспокоили они служительницу Божию, они стали с негодованием прогонять его и велели убираться восвояси, осыпая его гнусными намёками на взаимоотношения с нею. Однако кюре остался стоять в её каморке подле алтаря, крайне опечаленный и смущённый. А сии извращенцы, как приметили её, лежавшую в темноте, отодвинули занавеску, зажгли свечу и, сняв одеяло, коим страдавшая водянкой дева была накрыта, совершенно обнажили святую, не имея, увы, ни к Богу почтения, ни к ангелам, ни к присутствующим людям. Когда сие увидала племянница её Петронилла, молоденькая девушка, данная деве в услужение, то восприняла это крайне болезненно и, воспылав ревностью по Боге, мужественно бросилась на них, стремясь защитить девичью стыдливость Лидвины. Ведь она рассудила, что не подобает очам плотских людей наблюдать сокровенную Христову жемчужину обнажённою. Тогда оные злобные служаки, позабыв о приличиях, сию юницу непочтительно схватили и отбросили от себя, а она ударилась о приалтарную скамеечку, да так крепко, что жутчайшим образом повредив бедро, хромала потом до самой смерти. Но, не довольствуясь свершениями сих злодейств насилия, они устремились к ещё более тяжким и преступным. Ибо дерзнули они святую и незапятнанную назвать блудодейкой; несли вздор, будто трезвенница, обходившаяся без еды, по ночам предаётся пиршествам; ту, которую даже ангел-хранитель часто переносил и сопровождал в рай, один из них, что держал светильник, обозвал скотиной. К таковому множеству хульных слов, высказанных ими, нечестивцы присовокупили постыдные действия, ужасающие взор человеческий. Ибо, вовсе отбросив приличия, они немощную, страдавшую водянкой деву, кожа которой на поверхности весьма вздулась, грязными руками своими лапали и били, поранив в трёх местах, из коих так обильно истекла кровь, что пришлось её, свежепролитую, вычерпывать из постели ковшом. Нагло совершив сие преступление, они вышли, смыли с рук своих кровь, которую пролили, и, вернувшись, вместо извинений, коих им должно было просить, снова распустили языки свои злоречивые на хульные слова. И так исполнилось на сей деве то, что Господь сказал ученикам: «Если Меня гнали, будут гнать и вас (Ин. 15:20), и если хозяина дома назвали веельзевулом, не тем ли более домашних его? (Мф. 10:25)». В то время дева, подобная невинной овечке, лёжа в постели, облитая собственной кровью, готовая к закланию, терпеливо всё сие сносила ради Христа, кротко ответствуя бранившим и ранившим её сими словами: «Как не боитесь вы так дурно толковать свершившиеся на мне дела Божества, не зная, каков будет над вами грядущий суд Божий?» В тот же час, как отбыл герцог, последовали за ним и оные нападчики. Руководители же города, услыхав, какие неслыханные обиды как бы ради развлечения были злодеями нагло нанесены деве, грозились, что намерены пожаловаться герцогу, чтобы он совершителям такового преступления исполнил справедливое отмщение. Тогда дева, кроткая и терпеливая в превратностях, памятуя речение Господне: «Мне отмщение и Я воздам» (ср. Рим. 12:19), напрочь воспретила просить об исполнении человеческого отмщения, поскольку Бог скоро отмстит за сие оскорбление. Что по изволению Божию вскоре и свершилось, ибо все они той же зимой поумирали в разных местах. Причём один из них, тот, который держал светильник и осыпал деву бранью, сев близ порта Роттердам на корабль, был сброшен князем тьмы, словно бы крепким порывом ветра, из одной части судна в другую, откуда его извлекли со сломанной шеей, мёртвого, и похоронили на кладбище. Второй близ Зерикса сошёл с ума, и, чтобы он не изувечил окружающих, его сбросили с корабля в челнок, а подняв мёртвым, похоронили в городе. Третий – солдат – был ранен на войне и скончался. Четвёртый, называвшийся врачом, перенёс в Слусе апоплексический удар и онемел. После чего, когда слуга напомнил ему о том, как он вместе с другими поступил с девой, и спросил, не скорбит ли он о сем, тот в ответ выказав прикосновением руки и движением губ раскаяние, почил. Слуга же его затем, придя к деве, со слезами просил прощения за господина и получил оное. И рыдала дева святая долгое время, услыхав о сем, не свои раны оплакивая, но погибель [своих обидчиков] и свершённые ими преступления. А руководителям города, стоявшим рядом, она, прорицая будущее, молвила: «Я-то ныне претерпела сие, а вам грозит кара, которой вы не знаете». И невдолге после того, когда некоторые из них, будучи обвинены как предатели города, боялись подвергнуться смертной казни от герцога, тогда сказали: «Вот и та кара, которую нам предсказывала Лидия». Затем святой ангел Господень, явившись ей и назвав её сестрою, поведал, что благодаря бесстыдному оному насилию, совершённому пикардийцами, последовала она по стопам Христа, как и просила прежде; а благодаря бранным словам, услышанным от них, последние жемчужины дополнили её венец, и он теперь совершенен.

ГЛАВА IX. О ДОЛГОТЕРПЕНИИ И СМЕРТИ ПЕТРОНИЛЛЫ, ПЛЕМЯННИЦЫ СЕЙ ДЕВЫ

Подобает теперь рассказать нечто и о девице Петронилле, племяннице сей святой девы. Итак, сия юница лет примерно семнадцати, была дочерью брата девы Лидии, всегда любила и хранила целомудрие, денно и нощно ухаживая за тётей своей в столь тяжких тяготах затяжной болезни. Будучи по плоти роднёй, по духу – сестрой, по обязанностям – служанка, сия дева избрала [себе делом] служить деве и с непорочной заботой преблагостно смягчать муки недуга. Во время нападения (persecutione) пикардийцев, которые святую Лидию, угодницу Божию, коей предстояло обрести венец вящей славы, тягчайше изранили, Петронилла изо всех сил стала, как было сказано выше, на защиту немощной тёти, дабы не оскорбили они невинную. Ибо весьма сострадала она оскорбляемой и, выслушав множество тяжких поношений и угроз, понесла и стерпела от пикардийцев даже телесные увечья, такие, что от них она, долго проболев, приняла смерть. За несколько дней до её кончины дева Лидия, пребывая в великом беспокойстве, а после нападения сделавшись ещё ревностнее по Богу, увидела как истинное предзнаменование будущего следующее видение. Ибо же как-то ночью, пребывая в исступлении духа, она увидела торжественное шествие небожителей, в коем разные чины шествовали по отдельности; то есть вместе патриархи, вместе пророки, апостолы – с апостолами, но и мученики, исповедники, а также девы, священники и клирики – все сверкали в чине и достоинстве звания своего. А шествовали они из городской церкви Схидама, неся впереди, как обычно, кресты и светочи, сияющие ярче солнца; и дошли до дверей дома Лидвины, где, взяв труп, отнесли его в церковь. Сама же дева следовала за трупом с дарованными ей венцами, один из которых несла на голове, а остальные держала в обеих руках. И вот, придя в себя, она предположила, что сие видение предзнаменует её собственную смерть, однако в итоге сказала, что сие означает смерть её племянницы Петрониллы. Поэтому дева Христова, беспокоясь о кончине племянницы своей, настоятельно молила Господа, чтобы Он так распорядился приступами лихорадки её, чтобы она могла поговорить с Петрониллой перед уходом её и утешить, ибо была весьма привязана к ней искренней любовью. Внимая мольбам её и воздыханиям, а также смилостившись над умирающей, Господь отложил время ежедневного приступа её лихорадки почти на шесть часов к немалому удивлению множества присутствующих, и вот, когда умерился лихорадочный жар, она получила возможность говорить и утешать Петрониллу, которой вскоре предстояло преставиться от скорбей мира сего ко Христу. Итак, прияв от святой девы божественное утешение, дева Петронилла, испытанная многими мучениями, кои она разделила с Лидией, страдавшей при жизни, удостоилась стать сопричастницей её утешения при смерти. И вот, после преждеописанного видения, благодарно приняв утешение от возлюбленнейшей тёти, почила благочестивая Христова дева Петронилла и в чертоги небесные вступила в год Господень 1426-й, в девятнадцатый день до февральских календ, в праздник святого мученика Понтиана (14 янв.).

ГЛАВА X. ОБ ОТЪЯТИИ БОЖЕСТВЕННОГО УТЕШЕНИЯ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ДЕВОЙ ИЗ-ЗА ПЕЧАЛИ О ПОКОЙНОЙ ПЛЕМЯННИЦЕ

И вот, после смерти возлюбленнейшей горлицы, девицы Петрониллы, сама святая дева Лидвина, лишённая общества столь верной и крайне необходимой помощницы, впала в пагубную печаль, чрезвычайно скорбя о потере сердечнейшей любимицы своей Петрониллы, с которой вместе они блюли обет нерушимого целомудрия, будучи связаны взаимной любовью. Ибо, любя друг друга во Христе, они были так дружны (conexae) и так мирно жили, что без тягостного огорчения не могли разлучаться друг с другом. Однако сия горячая привязанность, выходившая за пределы разумного, настолько оказалась неугодна Господу, что в наказание за неподобающую печаль скорбная дева не имела божественного утешения аж до праздника Посещения Пресвятой Девы Марии (2 июля). И вот, плакала она в величайшей горечи не только о похищенной смертью племяннице, но более – о потере привычной благодати, отнятой у неё за неумеренную печаль. На расспросы же о причине оных слёз она так отвечала друзьям: «Как же мне не плакать, возлюбленнейшие? Вот уж близ одиннадцати лет чего бы ни просила я у Господа, легко обретала, но ныне на протяжении столь долгого времени я не получаю отнюдь никакого утешения по тайному и праведному приговору Божию, справедливо вынесенному мне». О страшное и неисследимое распоряжение Божие в определениях о сынах человеческих! (ср. Пс. 65:5. – пер. П. Юнгерова). Он превратил море в сушу (Пс. 65:6), а розы цветущие – в полынь; и справа перелагает налево, смиряя вознёсшегося до земли (ср. Вульг. Ис. 26:5). Если же Господь так сурово бичевал любимую Им деву за то, что слишком настойчиво оплакивала она потерю верной племянницы, то сколь тягчайшее надлежит понести наказание тем, кто попусту плачет о плотских друзьях и товарищах мирских. Однако Отец милосердия и Бог всяческого утешения не забыл слёз служительницы Своей, которую избрал от вечности, но после горчайшей печали возвратил ей сладчайшее утешение Святого Духа, кое часто испытывала она в прежние времена. И вот дева, до времени покинутая и по-отечески наказанная, в праздник Посещения Пресвятой Девы Марии обрела дивное и преизобильное утешение благодати Божией: она провела девять или почти десять дней в непрерывном созерцании и вкушении божественных [явлений], а также ликовании духа; и таковой оказалась она исполнена сладостью внутри, что приходившие к ней дивились, обоняя вовне дух сладчайшего аромата. Когда же многие стали спрашивать, откуда исходит столь сладостный аромат, она (хоть из смирения предпочла бы скорее умолчать о сих тайнах, нежели выдать их), побеждённая в итоге их настоятельными мольбами – ведь Господь явственными знамениями открыл это вовне, – ответила, что благодать сего несравненного аромата пришла из небесных хранилищ (apothecis), удостоившись посетить кои ныне, она, как не раз прежде, принесла его с собою.

Подобным образом за несколько лет до того, когда почил брат её Вильгельм Питерс, впала она в великую печаль, и настолько ужасная охватила её скорбь, что, как она говорила, даже не ведомо было ей доселе, сколько ещё оставалось в ней человеческих чувств (humana). По каковой причине и лишена была обычного своего окормления божественным созерцанием, как было открыто некоему благоговейному отшельнику в краю Египетском – тому, который по её совету решительно отправился в пустыню. О его-то святом подвижничестве (conversatione), хорошо начатом и превосходно завершённом, мы на радость слушателям поведаем в нижеследующей главе.

ГЛАВА XI. О БЛАГОЧЕСТИВОМ ЮНОШЕ ГЕРАРДЕ И О ПАЛОМНИКАХ, ПОСЕЩАВШИХ ЕГО

Был некий юноша, Герард по имени, родом из Кёльнской епархии, томимый желанием отшельнического жития. Прослышав молву о сей святой деве, он решил сперва пойти к ней и, лично изложив своё намерение, вверить себя, ступающего на крутой путь, её молитвам, чтобы содействием благодати Божией смог он зародившееся в уме его решение исполнить со спасительным долготерпением. И придя к ней, он поведал ей тайны своего сердца. Она же, искренне сорадуясь решению его, в духе пророческом предсказала, что в первые три дня после ухода его в пустыню он будет терпеть нужду, а затем, призвав его к стойкости, [пообещала, что] по окончании дня третьего примет он подкрепление от Бога. Что, собственно, потом так и случилось по порядку. Ибо на третий день, когда свечерело, он обрёл небесную манну, ибо Бог смилостивился над ним, [проходящим] многотрудную стезю. Предсказанные же ему девою три дня он так стойко провёл потому, что был готов ради её обещания продержаться оные даже при угрозе для жизни.

Итак, после совместной беседы, обещаний молиться друг за друга и братски любить сей новобранец, направляясь на битвы новой [для него] войны, ушёл от лица девы, получив подробные наставления, дабы никогда более не видеть родины и родных. И вот, пройдя верхние пределы, он вступил в Верхний Египет, где, углубившись в пустыню, нашёл келейку, расположенную для защиты от волков и хищных зверей в дереве. И привёл он с собой двоих товарищей, призванных благодатью к такому же пустынническому подвигу, которые, проведя там несколько дней, увы, вернулись к прежнему. Но Герард, крепчайше держась принятого обета, восходил под водительством Христовым к вершинам созерцания. Итак, прожил он в сей обширной пустыни почти семнадцать лет, а между тем случилось так, что прибыл из пределов Английских, дабы повидать достопримечательности Святой Земли, некий епископ с двумя спутниками, который затем вместе с ними с намерением посетить мощи святой Катерины, девы и мученицы, добрался до горы Синай. Единодушные в своём благочестии, они, памятуя о подвигах святых отцов в Египте, вступили в оную страну, намереваясь поискать, не найдутся ли там ещё отцы-пустынножители. Когда же, блуждая там-сям, они дошли аж до верхних её пределов, то обнаружили некую келейку, сооружённую на дереве невысоко над землёю. Постучали они в двери келейки и, когда им отворили, увидели во дверях человека с ликом ангельским, но телом притом столь дебелого, что можно было подумать, будто он не в пустыне подвизался, а среди яств мирских окормлялся. Во время продолжительной дружелюбной беседы они узнали от сего пустынника, что он уже более двадцати лет не видал человека. В ответ же на вопрос, чем живёт, он сказал, что питается только благодатью Божией. Ибо он обычно собирает и вкушает небесную манну, которой некогда кормились сыны Израилевы в пустыне: она выпадает свыше на его келейку, и он, воздав благодарение, вкушает её. Спросили они его также, не найдутся ль ныне и другие люди, что живут, как он, без человеческой пищи, на что он ответил так: «В пределах Голландских, в городе Схидаме есть некая дева, много лет смиряемая различными недугами, ниспосылаемыми свыше. Она никакой телесной пищи не принимает. Она достигла аж такой вершины совершенства, что стократно превосходит меня святостью жизни и высотой созерцания. Посему-то изрядно и удивляюсь я, что ничего не известно мне о её преставлении – случилось ли оно? Что-то давно не видал я её на лестнице созерцания, хотя прежде мы обычно часто одновременно бывали восхищаемы к небесным тайнам, каждый по своей лестнице. Притом она всегда возвышалась надо мной как достоинством жития, так и глубиной созерцания». Затем благоговейный оный пустынник попросил вышеназванных паломников, чтобы прежде возвращения в свои края навестили они сию деву в Голландии и задали ей от его лица три следующих вопроса. Во-первых, сколько лет он провёл в уединении? Во-вторых, сколько лет ему было, когда он вступил в пустыню? В-третьих, что случилось с нею, по какой причине он не видел её в обычном своём созерцании? Затем паломники, получив великое утешение и наставление, попрощались с пустынником и вернулись в Голландию и Схидам. Вселившись же в городскую гостиницу, попросили они гостиничника своего отвести их к дому девы. Оказавшись с нею наедине, они поведали о причине своего приезда и описали пустынника, который их послал, попросив ответить на представленные ей вопросы. А она, из смирения предпочитая скорее утаиться, нежели открыто ответить на вопросы, дала вопрошающим о времени пребывания пустынника в уединении лишь таковой ответ: «Как я могу знать? Господу – вот кому то ведомо». Тогда они, как бы упрекая, стали корить её, зачем, мол, она пытается скрыть истину, ведь они спрашивают о сем не от себя, но от лица пустынника. И ответила она, что провёл он в уединении почти семнадцать лет. На второй же вопрос молвила, что было ему тогда девятнадцать лет. Ну а на третий ответила, что, живя среди людей, она всячески запятналась, а он, от людей отделившись и жительствуя среди ангелов, сохранил беспорочную чистоту. «Потому-то не удивительно, коли он в высоте созерцания меня превзошёл». Сообщают также, что тот пустынник приписал отъятие благодати у девы тому, что она обычно слишком скорбела о смерти родных. Это случилось при кончине её брата, который скончался в Схидаме примерно в то время, когда пустынник поведал вышесказанное паломникам в Египте.

А сей блаженной памяти пустынник благочестный, в совершенстве презревший земное и высоко созерцавший небесные тайны, скончался в год от Воплощения Господня тысяча четыреста двадцать шестой, в двенадцатый день месяца октября. Его кончина и преставление в славу было открыто святой деве в видении. Ибо же, будучи восхищена в рай в час преставления его, она видела, как ангелы несли в рай его дух, совлекшийся плоти, и омывали в источнике столь прозрачном, что она, как ей казалось, могла прозревать его на глубину более мили.

ГЛАВА XII. О БЛАЖЕННОЙ КОНЧИНЕ О. ВЕРМБОЛЬДА, ПРЕСВИТЕРА, ВЕРНОГО ДРУГА СЕЙ ДЕВЫ

Наряду со многими благочестивыми отцами и изведав духовной благодати мужами был в городе Утрехте во времена досточтимого владыки епископа Фредерика некий священник чистой жизни и ревнитель о душах по имени Вермбольд, любезный Богу и людям. Был он чрезвычайно широко известен многим набожным людям в епархии Утрехта и в пределах Голландских. Он происходил родом из некоей голландской деревни близ Гауды, а в течение многих лет славно подвизался ректором и духовником сестёр Третьего Ордена при [обители] св. Цецилии в Утрехте. Будучи весьма сведущ в Божественных Писаниях, он часто проповедовал в церкви слово Божие, а также, усердно предаваясь молениям и благочестивым размышлениям, за чистоту свою сердечную многократно удостаивался также утешений и откровений свыше. И довелось святой деве Лидвине узнать столь знаменитого отца не по человеческому указанию, но откровением Божиим, когда она жила ещё нищенски в своей малой хижине. Когда же в праздник Благовещения Господня достопамятная дева, едва завершилась половинная часть недуга её, восхищена была к небесным созерцаниям, случилось также, что и преблагоговейный Христов священник Вермбольд в тот же час возведён был к лицезрению небесного, и благодаря сему общему и единообразному созерцанию стали они оба друг другу знакомы, хотя прежде знакомства не водили. Сего ради оный досточтимый отец, побуждаемый чувством благоговейной приязни, возжелал предуведанную в духе служительницу Божию узреть также телесными очами и познакомиться с нею. Итак, придя в её домишко, где она лежала недужная, и увидев, какими она угнетена несчастьями, словно евангельский самарянин, сжалился над нею (ср. Лк. 10:33) и был ранен в сердце стрелой сострадания. И не мешкая, после святого собеседования о Боге, он простёр руку к делам милосердия. И в первую же очередь он дал ей около 30 фламандских гроотов на покупку двух смен постельного белья. Затем священник, воспламеняемый Духом Божиим, вошёл в церковь и, поднявшись на амвон, произнёс слово к народу, в коем бичевал их, как они того заслуживали, суровыми упрёками за скупость и безжалостность, ибо не помогали они немощному созданию Божию, оказавшемуся в таковой нужде и скорби. И поделом так сурово глаголал красноречивый священник в ревности Божией, ибо испытанная добродетель обличает безумных (ср. Вульг. Прем. 1:3). Однако после этого многие, по вдохновению Божию склонившись к милосердию, благодетельствовали, с сердечной щедростью давая милостыню святой деве.

И вот, досточтимый отец наряду с прочими исполненными любви собеседованиями с девой, проболевшей в то время примерно половину срока недуга своего, стал говаривать ей, что перед Пасхой ему неким образом было открыто, будто бы он после сей Пасхи преставится из сего мира к Отцу. Ну а дева сказала в ответ, что придётся ему обождать до предстоящей Пятидесятницы и что ему предстоит снова навестить её после Пасхи. А насколько сие речение было верно, то подтвердили итоговые события. Ибо он скончался вскоре после этого разговора в год Господень 1413-й в канун Пятидесятницы в 12-м часу ночи, в третий день до июньских ид, когда справляется праздник святого апостола Варнавы (11 июня). Почив же, благочестивый и милосердный отец Вермбольд, был почти на девять дней удалён от лицезрения славы Божией, как было свыше открыто сей деве. Когда же оный досточтимый отец перед смертью своей разговаривал с девой, отечески утешая её, а она некоторым образом жаловалась на то, что её изрядно отягчает длительность её недугов, священник в ответ увещевал её претерпеть более и как бы пророчествовал, что ей ещё предстоит принять вящие страдания, ибо, вероятно, прошла едва лишь половина срока мучений её. И случилось сие так, как он провозвестил. Ибо же, по словам его, она заложила в небесах весьма широкое и обширное основание, и возводимое над ним строение не может быть завершено быстро. Прожила же дева после кончины сего достолюбезного отца двадцать лет в скорбях великих и муках многих, что были предвещены ей. Однако Бог утешал и укреплял её частыми восхищениями посредством вдохновений Святого Духа и посещений небожителей (civium supernorum).

ГЛАВА XIII. О РАЗЛИЧНЫХ ВОСХИЩЕНИЯХ ЕЁ И О ТОМ, КАК ОНА УЗНАВАЛА ОБ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ НЕКОТОРЫХ ИНОКОВ

Итак, дева сия, немощная телом и ревностная духом, чрезвычайно часто была восхищаема в экстазе посредством исступления ума, причём восхищение её не было «в редкий час и на краткое время» (rara hora et brevis mora, – выражение, приписываемое Бернарду Клервоскому и популярное в Нидерландах. – прим. пер.). Как-то раз некий инок расспрашивал её об обстоятельствах её жизни и о том, как претерпевает она мучения свои. Она же ответила ему, что страдает она совершенно запредельно и свыше сил, что если бы милостивый Господь не дал ей опереться на костыль утешений, она вероятней всего изнемогла бы под бременем скорбей. Ибо же, по её словам, от изобилия милости Божией почти всякую ночь на довольно долгий промежуток времени – час и более – она испытывала восхищение к небесным созерцаниям, радости коих настолько укрепляли её, что сколь угодно горькие муки становились для неё не только терпимы, но даже приятны. Восхищаема она бывала также в Чистилище и места адских мучений, дабы, поглядев на жуткие кары, терпеливее переносила бедствия земной жизни и, проникнувшись состраданием, охотно совершала покаяние за нуждающихся в избавлении. В таковых и иных блаженных восхищениях почти тридцать четыре года, пока она лежала на одре болезни, [Бог] посещал её и утешал духовно, ну а по определённым причинам, как было сказано выше, она лишалась божественных восхищений. Итак, многими деяниями Своими в неблагоприятных обстоятельствах Бог, испытывая, часто смирял её, а многократными посещениями возносил всё выше. А по причине сих восхищений она имела сведения о многих церквах и иноческих обителях, их месторасположении и устройстве; а также поимённо знала монашествующих особ, которых никогда не видала, и что было свыше им ниспосылаемо, неоднократно сообщала другим.

Однажды она сказала некоему приору, что его монастырь она знает, как он сам; и что ночами, когда братья спят, имеет обыкновение посещать дормиторий и видит при постелях братьев стоящих ангелов.

Был некий юноша, Генрих именем, родом из Гааги, городка в герцогстве Голландском. Прежде дева его никогда не видала. Он, вдохновлённый благодатью Божией, без ведома родителей своих испросил и получил одеяние святого иночества у картезианцев близ Диста в краях Брабантских. Отец его, Вильгельм по имени, не зная, что случилось с сыном, пришёл к деве, надеясь что-нибудь у неё узнать. Внезапно же дева назвала его по имени и прозвищу, вслух перед ним пожелала преуспеяния сыну его и выразила своё сорадование о благах, ему Богом содеянных. Подивившись сему, он вопросил о причине сего сорадования. А она, к изумлению его обратив к нему весёлую речь, ответствовала, что Генрих в вышеназванном монастыре облачился в одеяние святого иночества.

Был и другой инок из Дордрехта родом, но принявший уставные обеты в Эймстейне; он как-то раз с целью повидать деву безмолвно вошёл в её каморку, а она, обратившись к нему по его собственному имени, весьма любезно поприветствовала его. И хотя она, пожалуй, видала его прежде разок, в тот миг точно не видела его телесно. Даже он, ошеломлённый этим, спросил, откуда она его так хорошо знает, на что она в ответ простодушно молвила: «Господь даровал». Ныне довольно и сих двух примеров, кои брат Гуго, бывший субприор в Бриле, лично слышал из уст тех, с кем это приключилось, и выступает тому верным свидетелем.

ГЛАВА XIV. О ЯВЛЕНИИ ЕЙ ОСИЯННОГО АНГЕЛА И О ТОМ, КАК ОНА УЗНАВАЛА ЕГО

На сей превосходнейшей деве достославно исполнилось то, что говорил некогда Господь Моисею и сынам Израилевым при вступлении в Землю обетованную: «Вот, Я посылаю пред тобою Ангела Моего хранить тебя всегда, да будет он проводником в путешествии твоём (ср. Исх. 23:20)». Во многих книгах святых можно прочитать о явлениях ангелов, а ныне из свидетельств многих благочестивцев можно узнать о том, как подобное происходило с сей бедняжкой Лидией. Ибо святой ангел посещал её чрезвычайно часто; он даже прикасался к ней, удостаивая своего общества и поддерживая своим предстательством; и она узнавала его в лицо, как бы друг – друга своего (ср. Исх. 33:11). Так же узнавала она и ангелов духовников своих и других близких своих, а также – многих посторонних. А являлся ей тот ангел в разнообразных обликах. Порой в виде прекраснейшего мужа – всегда, впрочем, с великим сиянием, то есть как ангел света, служитель и знаменосец Света вечного. Иногда же сияние его было таково, что если бы тысяча солнц сообща светили в о всю мощь, то не смогли бы сравняться с сим ангельским сиянием. Порой же [сияние] являлось меньшее, однако всегда впереди шествовало знамя креста Господня, дабы невзначай не обманул её ангел сатаны, который часто ей являлся, принимая вид ангела света (ср. 2 Кор. 11:14). Если же из-за множества посетителей она порой приходила в смущение или из-за присутствия или прикосновения кого-нибудь из нечестивых людей её чистота оказывалась омрачена, она лишалась вышеописанных ангельских посещений и божественных восхищений, дабы сия лёгкая провинность не задерживалась надолго на белоснежной сей агнице и не прошла безнаказанно. Порою ещё, когда совесть её обременяли некие духовные недостатки, ведомые лишь Богу и ангелам, она, взыскательно наказуемая за них, тоже ограждалась от привычных ей восхищений. В таких случаях она обычно, сокрушив себя в ступке сердца, исповедовалась святому ангелу-провожатому своему и, очистившись таким образом смиренной исповедью, поспешала вслед за ним туда, куда вёл он её. Притом ангел этот святой говорил ей, в чём следует исповедоваться ему, а в чём – духовнику, поскольку ежедневно исповедалась она в ежедневных проступках своих по оному слову псалмопевца: «Я сказал: «исповедаю Господу преступления мои», и Ты снял с меня вину греха моего» (Пс. 31:5).

ГЛАВА XV. О ДИВНОМ ОБРАЗЕ ВНУТРЕННЕГО ВОЛНЕНИЯ ЕЁ ПЕРЕД ВОСХИЩЕНИЕМ ДУХА

При оном неизъяснимом для нас отделении, прежде чем святая дева оказывалась вне себя, она сначала чувствовала такую муку во внутренностях, в груди и сердце, что едва в силах была дышать, и казалось ей, что она умрёт. Однако позднее, когда сего рода восхищения духа стали часты и она к ним привыкла, то таковых мук уже не испытывала. Когда же она восхищалась духом в вышеупомянутые места, тело её, словно бы мёртвое и бездыханное, пребывало на постели до того недвижимо, что если бы кто коснулся его, она не почувствовала бы. Нечто подобное описывается в житии святого Фомы Аквинского, поэтому никто да не усомнится в истинности необычайных явлений (novitatis), происходивших с сей девой, каковую Бог осчастливил неизреченными восхищениями её.

И вот, случилось при одном из восхищений так, что ангел, взяв её за руку, отвёл к алтарю в хоре схидамской церкви Пресвятой Девы. После же того, когда она там помолилась, благоговейно поприветствовав Пресвятую Деву, повёл её ангел на восток через прекрасные места, заросшие розами и лилиями, да цветами всякого рода, где были рассыпаны ароматы. И вот, когда она приблизилась к этим местам, ангел пригласил её вступить туда, но она, из благоговения перед ними не смела войти, дабы не потоптать ногами своими цветочных лугов. Наконец, вняв уверениям ангела, что она их не потопчет, Лидвина по увещанию его и приглашению вошла туда и следовала за ним всюду, куда он её вёл. Порою же оные цветы оказывались такой высоты и густоты, что она жаловалась ангелу, что не может пройти через них, и тогда он, также взяв её, как некогда пророка Аввакума, вмиг перенёс её через те цветы и надёжно поставил (см. Дан. 14:36) в том месте, к которому они направлялись.

ГЛАВА XVI. О ПРОРОЧЕСКОМ ДУХЕ ЕЁ, БЛАГОДАРЯ КОЕМУ МНОГИЕ ТАЙНЫ ОТКРЫЛА ОНА ДРУГИМ

Известно также, что сия дева знала многие тайны, как о живых, так и о покойных; причём о некоторых из них она ради пользы и утешения друзей рассказывала, а о многих смиренно умолчала. Ибо ведь считается, что она задолго предуведала пожар в городе Схидаме, поэтому, прежде чем он случился, она велела стену дома своего сложить из колышков. А тем, кто спрашивал, зачем сие делается, говорила, что если произойдёт пожар, то, сдвинув колышки, её легко можно будет вытащить наружу и перенести через ров.

Итак, в год Господень 1428-й случилось так, что некие моряки из Схидама, собираясь отправиться на лов сельди, прямо в день святого епископа и исповедника Арнульфа тщательно подготовили великий прощальный пир для товарищей и друзей своих, впрочем, радуясь о благах настоящего и нисколько не страшась будущих бед. И вот, завершив пир, они закрыли горшком костёр близ тростниковой стены. Затем вдруг с наступлением одиннадцатого часа ночи понемногу разгорелся пожар, который, продолжаясь остаток ночи, так неистовствовал, что спалил почти весь город вместе с церковью и обителью инокинь рядом с церковью. Когда это произошло, многие жители оного города сочли, что сей великий пожар наверняка случился из-за грехов некоторых жителей, каковые наряду с прочими грехами проявляли непочтительность в вышеупомянутому изваянию Пресвятой Девы Марии. Среди них была женщина – мирская и распущенная, следовавшая вместе с распутниками широкими путями мирскими. После же смерти её некий священник, знакомец сей девы, просил её молиться за него, дабы он нечто наверняка узнал о об участи почившей женщины. А когда дева согласилась [на его просьбу и её] и исполнила, тот пресвитер, будучи восхищен в ночном видении в области преисподние, узрел, что вышеупомянутая женщина, связанная раскалённой цепью, удерживается в преисподней. О чём он и поведал сей деве с изумлением и скорбью.

ГЛАВА XVII. О НЕКОЕМ ПОКОЙНОМ РИЗНИЧЕМ И МНОГИХ ДРУГИХ ПОЧИВШИХ

В селении, издревле называемом Аудерсхи, был некий ризничий по имени Бальдевин, который, заболев, скончался в ночь на праздник Обращения святого Павла (25 янв.), причём имя его сей деве прежде было неведомо. В ту же ночь дева, предаваясь молитве, была, как обычно, восхищена от чувств и, подойдя к некоей горе, увидала у её подошвы некоего человека, тогда ещё ей не знакомого, который хотел на гору взойти, но по немощи своей не мог и коего она, по его просьбе на плечи свои возложив, понесла вверх. Дивясь тяжеловесности его, она спросила, каковым именем он зовётся, на что отвечая, он молвил: «Бальдевин де Вельде». С наступлением утра о. Иоанн, духовник девы, войдя в каморку её, обнаружил, что она тяжело дышит, словно бы утомлённая великим трудом, и от изнурения едва в силах перевести дух. Итак, священник спросил о причине сего беспокойства и усталости, на что она по порядку изложила явленное ей в видении и назвала имя мужа, прежде ей незнакомого, что звался Бальдевин. Подивившись чему, оный священник вспомнил ризничего в Аудерсхи, звавшегося Бальдевин, но прозвище его было ему неизвестно. Через пару дней тот священник, придя в оное селение, чтобы совершить мессу, спросил некую женщину об обстоятельствах и прозвище того ризничего. Та назвала его прозвище, как оно было открыто деве, заявив также, что он почил в ту самую ночь, когда и дева его от подошвы горы перенесла на вершину.

Также в другой раз в обычном своём восхищении подошла она к некоей горе и увидела разных людей, блуждающих в различных направлениях; иных – у подошвы горы; иных – силящихся взобраться выше; а иных – кружащих в верхней части горы, притом, хоть они и пытались взойти на самую [вершину] горы, однако не могли, и не было у них помощников, что посодействовали бы им. И уразумела дева, что сие означает: ибо то были души почивших, нуждавшиеся в [молитвенном] заступничестве.

Когда же приближалось какое-нибудь из великих торжеств, то в течение нескольких дней перед оным праздником восхищаема она была в места чистилищные, дабы, увидев бедствия страдальцев, лишённых помощи, а себе не способных самостоятельно пособить, она усердно молилась Господу за тех, кто, истерзанный тягчайшими муками, пытался взывать вместе с блаженным Иовом: «Помилуйте меня, помилуйте меня хотя бы вы, друзья мои, ибо рука Божия коснулась меня» (Вульг. Иов. 19:21). Придя же в себя, она ради их избавления охотно переносила свои ежедневные приступы лихорадки и с горчайшим плачем настойчиво умоляла Божественное милосердие, а когда снова в оные празднования бывала восхищаема, то, узнав об их искуплении, исполнялась такового ликования, что от радости едва могла сдерживаться. И хотя в прочие дни она весьма часто исторгала [из мук] весьма многих, однако в великие празднества по милости Божией – много более и в вящем количестве. И до того бурно скорбела она об их несчастьях да так часто их оплакивала, что по иссякании у неё обычных (naturalibus) слёз начинали течь слёзы кровяные, кои по прошествии времени затвердевали у неё на щеках, и духовник её, когда они, залитые обычными слезами, размягчались, соскребал их и, складывая в мешочек, хранил у себя в ларчике, а после её смерти, как она просила, переложил ей в могилу под изголовье.

ГЛАВА XVIII. О ЕЁ ОСТОРОЖНОСТИ И ОСМОТРИТЕЛЬНОСТИ В ОТНОШЕНИИ ОТКРОВЕНИЙ ОБ УЧАСТИ ПОКОЙНЫХ

Весьма осторожна и осмотрительна была сия дева при разговорах об участи покойных, хотя тайны Божии оказывались ведомы ей чрезвычайно часто. А следующий пример, рассказанный ею, будет представлен в качестве предостережения людям неопытным, коих видения умерших часто вводят в заблуждение.

Итак, после смерти герцога Вильгельма, графа Голландского и Зеландского, в правление коего дева сия прославилась и долго болела, прозвучала в народе некая молва (и дошла до слуха графини Маргариты, жены уже покойного герцога), будто сия дева говорила, что он уже спасся. Слыхала она также, будто сия дева три дня была мертва и вновь ожила. И вот, эта благородная и почтенная дама направила к ней одного из своих челядинцев разузнать об истинном положении дел. Итак, после того, как посланный к ней гонец задал оба вопроса, она на первый ответила так: «Если бы я была три дня мертва, схидамцы давно меня похоронили бы». На другой же вопрос, сочтя его нелепым, она дала примерно такой ответ: «Если он уже пребывает в жизни вечной, то Господь несправедлив со мной: ведь я семнадцать лет, обременённая тягчайшими недугами, ни с кровати не вставала, ни на землю не ступала! Сего ради умоляю: не грешите по поводу меня». Таким образом, гонец, придя в неведении, вернулся от неё в ещё горшем недоумении. Однако обо многих покойных иноках она давала подчас более точные сообщения: что они спасены и вошли в радость Господа своего. О последних же временах и о приходе антихриста она обычно говорила, что не видит часа ни того, ни другого.

ГЛАВА XIX. ОБ ИСКУШЕНИИ НЕКОЕГО МУЖА, КОТОРЫЙ ИЗ ТЕНЕТ ДИАВОЛА БЫЛ СПАСЁН СОВЕТОМ ДЕВЫ

Некоего доброчестного гражданина и эшевена города Схидама тяжко искушал диавол, побуждая его наложить на себя насильственные руки: удавиться до смерти в петле. Однако имелся у него священник и капеллан добрый, Иоанн именем, Божией благодатью украшенный, который обычно служил перед ним мессу и молился за него. И всякий раз, как священник узнавал, что эшевен подвергается искушениям, ему едва удавалось уговорить его не учинять себе жуткой смерти. Но когда уже ни сам он сопротивляться натиску искушения не мог, ни духовник – удержать его от искушения повеситься в петле, священник, крайне боясь несчастья, пришёл к деве за советом и спросил, что ему делать с искушаемым. Тогда она, зная, что диавол не может вынести, когда ухищрения злобы его превращаются в орудия спасения, предложила пресвитеру, чтобы – если искушаемый не в силах противостоять дьявольскому искушению – он наложил на него в качестве епитимии то, к чему злобный враг наущал его на погибель. Услышав такое, духовник, боясь, как бы не послужило то причиной гибели искушаемого, не смел ему сказать, что ему посоветовала дева. Однако она, положившись на Бога, приказала ему уверенно действовать так с чистой совестью. Когда же однажды священник, улучив удобный случай, поступил, как советовала дева, искушаемый за то, что, наконец, удостоился обрести то, чего давно желал, коленопреклонённо благодарил. И, немедля возвратившись домой, он прикрепил верёвку к балке и, обернув вокруг шеи, взобрался на стул, чтобы, повесившись, удавиться. Но о дивное милосердие Божие и неизреченное провидение божественной милости, обратившее козни диавольские ко спасению раба Своего ради послушания священника, внявшего совету девы Христовой! Ибо бесы, видя и негодуя (videntes… et invidentes), что он готов причинить себе таковую смерть, с силой вырвали повесившегося из петли, сказав: «Нет, так вы не повеситесь!» И, крепко разгневавшись, они повалили его и запихали за тыльную сторону некоего ларя – между стеной и ящиком. После чего домашние, проискав долго, почти через три часа, наконец, нашли его ко всеобщему удивлению; причём вытащить его удалось не иначе, как только убрав ящик. И после того он стал свободен от искушения.

ГЛАВА XX. О ЖЕНЩИНЕ, ЗАСТУПНИЧЕСТВОМ ПРЕСВЯТОЙ ДЕВЫ МАРИИ ИЗБАВЛЕННОЙ ИЗ БЕЗДНЫ ОТЧАЯНИЯ

В том же городе Схидаме была некая женщина, малодушная и боязливая, которую диавол едва не повергнул в пропасть отчаяния. Ибо же предъявлял он ей весьма часто во сне записку о некоем грехе, совершённом ею, якобы он и не прощён ещё свыше, и не простится; хотя она весьма часто исповедала его в таинстве, получила отпущение и исполнила наложенную епитимию. И вот, хотя она муки свои сердечные многократно открывала сей деве и та благожелательными утешениями успокаивала несчастную, однако не удалось Лидвине достигнуть в отношении той женщины желаемого, ибо князь смерти, как и прежде, смущал её во сне всегда новыми ужасами, говоря: «Никогда не удастся тебе избежать моих рук, ибо письменами оными подтверждается, что ты отдана мне во владение и под начало!» И случилось как-то раз так, что дева, предаваясь молитвам, была восхищена на небеса и увидела того самого беса, державшего в руке оную хартию. Но пресвятая Дева Мария рукой Своей насильно выхватила её из его руки и разорвала. Ибо сильна была Владычица милосердная разрушить все злоухищрения диавола и утешить печальную душу залогом благой надежды. Когда затем к деве вернулись телесные чувства, она поведала о сем о. Иоанну Вальтерсу, своему духовнику, открыв, как диавольские козни были разрушены милостью Пресвятой Девы. После сего вышеупомянутая женщина, как прежде, обратилась к деве с сетованиями на отчаяние своё, а она, ласково утешая её (умолчав, однако, об уничтожении хартии), предписала ей жить в дальнейшем спокойно и не страшиться, что ей приключится что-нибудь дурное, ибо она самоё себя отдаёт в залог того, что совесть её в Судный день [будет чиста], и во всём полагается на милость Божию. [Итак], освободив женщину от всякого прежнего смятения, Лидвина отпустила её успокоенною.

ГЛАВА XXI. О ДАРЕ ВЕЛИКОГО СОКРУШЕНИЯ И ОБИЛЬНОГО ПРОЛИТИЯ СЛЁЗ ПРИ ПРИЧАЩЕНИИ ТЕЛА ХРИСТОВА

Ныне впору следует немного рассказать об отношении (statu) сей преблагоговейной девы ко святому причастию: как она благодаря вдохновению благодати Божией понемногу восходила к более высоким дарам, часто принимая Тайны драгоценного Тела Христова.

Итак, в ту пору, когда в состоянии сухости дева ещё не изведала духовного утешения и лежала без сил на одре пресуровых скорбей, был некий благочестивый священник – упоминавшийся о. Иоанн Пот, – который обычно причащал её дважды в год и первый обучил её размышлять о страстях Господних. И вот он, радея о спасении болящей девы, однажды, когда пришёл причастить её, взяв в руки свою святую и незапятнанную гостию, повелел ей с глубоким благоговением воззреть (aspiceret) и с любовью приять (susciperet) Того, Кого он держит в руках, зная наверняка, что Он есть Господь Бог, Создатель её, Который ради неё воплотился, страдал и умер, Который также за всякое мучение, от коего страдает она, преобильно ей воздаст и всякую скорбь утешит. Сии слова внезапно её пронзили и ранили, словно бы некими огненными стрелами любовными. И как поначалу она от скорби сердечной и нетерпеливости чувств не могла удержаться от слёз многих, так и ныне в течение примерно полумесяца или более была не в силах перестать плакать от великого сокрушения и любви Божией. Ибо же она скорбела и оплакивала слепоту прежнего небрежения и долговременную свою невосприимчивость, при которой она была столь нетерпелива и безрассудна, что ни от матери своей, ни от каких-либо людей не могла принять утешения, ни же причины слёз кому-нибудь поведать. Теперь же, с тех пор, как она приняла спасительные Тайны с великим сокрушением, стала она укрепляться частыми божественными утешениями, хотя ещё не исходила в восхищении к созерцанию. Однако и рассказывать вопрошавшим о причине своих слёз она не желала, дабы сокровенную манну, которой она вкусила, не потерять, но благодаря молчанию надёжнее сохранить в сердце. И принимала она по устроению Божию такого рода утешения почти восемь лет, прежде чем начались её исступлённые восхищения за пределы телесных чувств.

Итак, сими двумя помощниками, сиречь святым причастием Тела Христова и благоговейным размышлением о Страстях Господних, словно бы двумя руками любовно обнимала она Жениха своего Иисуса Христа, а посему могла дерзновенно сказать вместе с супругою в Песни любви, благодать неизреченной сладости коей она часто переживала на опыте: «Мирровый пучок - возлюбленный мой у меня, у грудей моих пребывает» (Песн. 1:12). Ибо как мирра предохраняет тела умерших от тления, так и ежедневное сосредоточение на Страстях Христовых предохраняло её ум от нетерпеливости и ропота. И как хлеб вещественный хлеб укрепляет ядущего, так и приятие Тела Христова, питая дух её, давало ей жизнь и радость.

ГЛАВА XXII. О ЕЁ НЕНАСЫТНОМ ЖЕЛАНИИ ПРИЧАЩАТЬСЯ ЧАЩЕ И О ЯВЛЕНИИ РАСПЯТОГО МАЛЬЧИКА

Когда Спаситель наш Иисус Христос проповедовал Евангелие Царства Небесного, Он наряду со многими небесными словами, коим учил, изрёк сие всеспасительное слово веры о Тайнах Тела Своего: «Ядущий Меня жить будет Мною» (Ин. 6:58), сиречь тот, кто ест Меня или только духовно, или также та́инственно и духовно, тот наверняка и ныне будет жить в благодатной жизни, и в будущем воцарится со Мною в жизни вечной – ибо сие означает святое причастие Моих Тела и Крови. Каковое верное обетование на сей деве несомненно исполнилось: Христос в величайшем благоволении сотворил чудеса Свои с нею. Ведь хотя почти всю первую половину времени своей болезни она вкушала еды весьма мало – превыше человеческих сил (superhumano), как написано в первой части сей книги, а сверх того и всё остальное время жизни своей не принимала совершенно никакой пищи и питья, однако отнюдь не могла сия святая служительница Божия воздержаться от сей дарующей жизнь пищи и животворных Тайн Тела Христова. Ибо чем более ослабевала она телом и менее вкушала телесной пищи, тем сильнее возрастало в ней желание небесного и божественного Хлеба, и посредством оного она укреплялась духом и внутренне жила более духовно. Посему в начале своей болезни она в течение трёх или четырёх лет имела обыкновение причащаться раз в год – на праздник Пасхи; потом же, с началом получения божественных утешений, в течение нескольких лет она принимала Христа дважды [в год]. После смерти матери настолько возросло её желание и стремление к причащению, что шесть или более раз [в год] вкушала она Тело Господне в полноте веры и с исключительным благоговением к несравненной утехе и поддержке души своей; и принимала бы его чаще, если бы не отказал ей в том кюре [местной] церкви. Ведь если она когда у него просила дать ей святое причастие Тела Христова, он приходил к ней неохотно и против желания своего, о чём она весьма скорбела. Ибо чем долее лежала она, болея, тем более телесно мучилась и слабела; а чем горше мучилась она телом, тем сильнее разгоралась любовью божественной; ну и чем горячее воспламенялась она любовью к Богу, тем обильнее действовала в ней благодать Бога Всемогущего.

После сего явилось пылающей желанием причащения деве некое чудесное видение. Ибо ей, лежавшей в постели, явился некий зримый образ распятого мальчика с пятью ранами, каковой вместе с этими самыми ранами обратился в освящённую (sacramentalem) гостию и повис в воздухе над постельным одеялом, коим дева была частично накрыта. И вот, послала она гонца к церковному кюре, чтобы пришёл к ней и увидел Христа, явленного ей в гостии, которую даже другие видели собственными глазами. Затем она попросила его уделить сию гостию в причастие и не сомневаться в её словах и делах Божиих. Услышав сие, [священник], хоть и с колебаниями, дал деве явленную в видении гостию, которую она просила и благоговейно приняла. После сего чудесного явления гостии и благоговейного её приятия сердце девы возгорелось таковой любовью к Богу и жаждой святого причастия, что много лет каждые пятнадцать дней она вкушала досточтимые евхаристические Тайны из рук священника, которому приходилось для этого прибегать к изрядной осмотрительности и ловкости, ибо иначе она из-за слабости не смогла бы принять оные [Тайны]. Затем же он подавал ей немножко воды запить, но несмотря на скудость оной она претерпевала такое затруднение в горле, что едва в силах была её проглотить. Порой, однако, он совсем не предлагал ей запить: слишком уж трудно ей было употреблять [жидкость]. И таким образом она причащалась до года Господня 1421-го. А с той поры и до смерти своей она обыкновенно претерпевала четырёхдневную, а порой ежедневную лихорадку ради подъятия душ из чистилища.

В то время Лидвина пылала такой любовью к Богу, что в те дни, когда у неё обыкновенно не случалось приступов четырёхдневной лихорадки, она причащалась из рук духовников своих по два дня кряду. И служили сии святые и досточтимые Тайны Тела Христова недужной деве не только духовным укреплением для души её, но и для тела страждущего неким облегчением и поддержкой. Однако чаще вкушала она от сего всесвятого пиршества Тела Господня преимущественно во время отъятия благодати и лишения утешений Божиих – в качестве несравненного вспомоществования. Ибо внутренний дар божественного утешения, каковое она часто переживала в изобилии духовном и радости сердечной, служил укреплением её телу и душе, а скудость, напротив, настолько обессиливала её тело, что без духовного подкрепления она почти не в силах была держаться и жить в теле. Потому-то, как было сказано, пылко жаждала она Тела Христова и принимала как [необходимое для] жизни питание, дабы не выдохнуться при земном странствии, утомившись под бременем мучений. Принимая св. Тайны, она зачастую бывала озарена таким светом, что, как она видела телесными очами телесное, так и, сверхнебесным сим светом преисполнившись, всё внутреннее своё воспринимала очами умственными. То же самое зачастую случалось с нею и в другое время – в присутствии божественного света и при восхищении к созерцательной жизни. Посему и позднее, во время сухости своей и отъятия утешений, когда по устроению Божию сего озарения она не чувствовала, тогда по обыкновению говорила: «О где ныне те дни, когда внутреннее своё я видела внутренним оком, как оком телесным видела телесное!» И так исполнилось на ней сказанное Премудрым: «Во дни счастья не забывай несчастий, во дни несчастий не забывай о счастье» (Вульг. Сир. 11:27).

ГЛАВА XXIII. О ЛИХОРАДКЕ ОТРОКА БАЛЬДЕВИНА И О. ИОАННА, ДУХОВНИКА ЕЁ

И состоял при безутешной деве ради некоторой утехи в предсмертную пору болезни её племянник, Бальдевин именем, двенадцатилетний отрок, который ей почти непрестанно прислуживал. Дабы он крепче помнил чудеса, что свершились с Лидвиной, которые он часто воочию наблюдал, она в качестве спасительного вразумления и некоего чуда милости вымолила для него у Господа лихорадку. Этот паренёк пользовался неким кувшином, из которого имел обыкновение пить. И вот, в праздник Рождества Пресвятой Девы Марии того года, что предшествовал кончине Лидвины, когда уже свечерело, предписала дева тому отроку взять кувшин свой и, наполнив пресным (tenui) питьём, разместить подле её кровати. Когда обутрело, она, позвав отрока, приказала ему взять кувшин и пить. И когда он принял кувшин, обнаружил, что тот по милости Божией наполнен неким невиданным напитком: будто в нём возникло варенье из смеси корицы с прочими пряностями, приятно пахнущее и сладкое на вкус. Но как сия дева при множестве ежедневно мучивших её страданий укреплялась также божественными утешениями, так и наоборот – вышеназванный отрок, взяв и испив вволю вышеупомянутого напитка, в тот самый день начал болеть и продолжал страдать различными видами лихорадки до зимней поры того года, когда празднуется рождество святого епископа Мартина (11 нояб.). Притом этот самый чудесный напиток пили также разные люди, однако никакого недуга, как с вышеупомянутым отроком, с ними не случилось. Подобным образом, когда разные другие жидкости в течение целой недели вливали в тот самый кувшин, тогда пившие их ощущали вкус сладчайшего напитка, однако никакой недуг не досадил им. Таким образом сей напиток послужил для отрока знамением кары, а прочим, кто его отведал, оказался утехой невиданного чуда. Когда же отрок вылечился от лихорадки своей, рука Господня снова простёрлась (ср. Ис. 10:4) – на священника сей девы. Ибо о. Иоанн, духовник её, слёг с четырёхдневной лихорадкой; и в тот самый день, когда обычно лихорадило деву, и его поражал жестокий приступ лихорадки. Видя сие, сестра о. Иоанна спросила деву, сколько продлится лихорадка брата. Лидвина же ответила ей, что к первому воскресенью предстоящей Четыредесятницы он выздоровеет: что и сбылось, как она предсказывала. А когда тот самый о. Иоанн захворал тяжкой болезнью к смерти, дева, сострадая ему, великой настойчивостью молитв своих милосердно выпросила для него у Господа отдаления смерти и продления жизни.

ГЛАВА XXIV. О ТОМ, КАК ОНА МУЧИЛАСЬ ОТ КАМЕННОЙ БОЛЕЗНИ И ПРЕДУЗНАЛА О ДНЕ КОНЧИНЫ СВОЕЙ

Дабы в деве Христовой Лидвине, испытанной многими скорбями, не осталось и пятнышка греха, она была в итоге жесточайшей мукой уязвлена и очищена. Итак, в последний год её жизни от праздника Сретенья и до последовавшего затем праздника Пасхи вдобавок к прочим недугам, кои прежде у неё чрезвычайно давно были, такое отяготило её мучение от каменной болезни, что два или три раза она, став на час словно бы бездыханною, не могла говорить. После того, как она, крепко стиснув зубы и ни словом не выказав нетерпение, едва перенесла эту боль и она прекратилась, тогда она смогла произнести едва несколько слов вслух. А сказала она, что оный камень погубит её – ведь размером он был с доброе голубиное яйцо.

Притом в то время внутренние утешения свыше посещали её так редко, что она со слезами жаловалась о. Иоанну, духовнику своему, что противу обыкновения Господь как бы покинул её. Однако в таковом одиночестве она более возрастала в заслугах благодаря терпению, ибо сильнее уподоблялась страдавшему на кресте Христу, Который громким голосом возопил к Отцу, сказав: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф. 27:46) Сия же святая дева, как истинная почитательница и носительница креста, продолжала беспрерывно претерпевать недуги свои до самой смерти, притом предузнала о ней задолго из откровения Господня. Итак, однажды, а именно накануне праздника Кафедры святого Петра (22 февр.) в год её кончины, по приглашению Лидвины пришёл к ней некий благочестивый приор. На другой день с самого утра о. Иоанн, духовник девы, предложил тому приору зайти к ней каморку, если желает стать свидетелем какого-нибудь духовного дара, уделяемого ей. Когда же он вошёл в её каморку, то ощутил такое сладостное ароматическое благоухание (которое дева, будучи тогда посещена Господом и отведена в небесные области, принесла обратно с собою), будто в той каморке были спрятаны различные благовонные пряности. И вот, после взаимного и божественного собеседования о том, ради чего она позвала приора, Лидвина предложила ему снова прийти к ней в пасхальные праздники, чтобы, насколько Господь даст, обсудить то же самое получше. Если же не застанет её, тогда пускай из братской любви помолится о ней. Из каковых слов явственно видно, что говорила она тут о своей смерти, хотя открыто смерть не упоминала.

ГЛАВА XXV. О БЛАГОДАТИ В ПАСХАЛЬНУЮ НОЧЬ И ПРОРОЧЕСТВЕ О СМЕРТИ ЕЁ

С наступлением же пасхальных торжеств, в самую ночь святого Господня воскресения около четвёртого часа на рассвете вышеназванный о. Иоанн, духовник девы, пришёл повидать её и, как по благоуханию от её рук, так и по словам её ясно понял, что её обычным образом посещал святой ангел. Ведь от неё исходил такой сладостный запах, что можно было подумать, будто что её умастили различными ароматическими мазями (согласно второму «Житию» Бругмана Лидвина в ту ночь удостоилась Последнего помазания (соборования) от рук Христа, почему и не нуждалась затем в этом таинстве. – по прим. англ. пер.). Затем, когда он, поздравляя её, воздал благодарение Господу, она, придя в себя после пережитого посещения, призналась, что получила утешение свыше, однако заверила, что ей предстоят тягчайшие муки, которые она претерпит в течение этих праздничных дней. Сказала ещё, что слышала в эту самую ночь, как на небесах пели «Аллилуйа», а также высказала надежду, что вскоре с большей радостью и утешением споёт сей напев «Аллилуйа» вместе с небесными духами, а ещё – что получит облегчение от этих тягот, если переживёт пасхальные праздники. Видимо, тут она говорила о смертельном исходе, хотя и не сообщала, что скоро умрёт. Однако каждый день, сиречь в сам святой день Пасхи и два последующих, она говорила посетителям, что муки, которые она тогда претерпевала, не продлятся долго – что в дальнейшем и подтвердилось на деле.

ГЛАВА XXVI. О БЛАЖЕННОЙ КОНЧИНЕ ЕЁ И О ПРЕДСМЕРТНЫХ МУКАХ

Итак, когда наступил вторник в октаве Пасхи, кроткая и терпеливая дева, желая глубже сосредоточиться, смиренно просила о. Иоанна, духовника своего, пришедшего к ней утром, чтобы ни он сам, ни кто-либо ещё из любящих её не приходил в тот день её повидать, за исключением отрока Бальдевина, который усердно служил ей до самой смерти. Что и было сделано, дабы согласно пожеланию сердца её, умерла она в уединении и оставленная людьми. Ибо ведь, как вышеупомянутый духовник её сообщал некоему иноку, за четыре или пять лет до кончины своей он услышал, как Лидвина молила Господа позволить ей умереть не иначе, как лишь в Его присутствии и с её ведома. И о том ещё просила, чтобы он умножил муки и немощи её, дни её сократил, час смерти ускорил, а смерть даровал быструю – что и осуществилось, как будет видно из дальнейшего.

Итак, когда все домочадцы её удалились, а о. Иоанн отсутствовал, читая в то время заупокойную всенощную по некоей покойной настоятельнице монахинь, дева, приближаясь к концу в присутствии одного лишь вышеупомянутого отрока, который подставлял ей таз и выносил рвоту, настолько мучилась, когда её тошнило, что, жалуясь, так говорила служившему ей отроку: «Дорогой сынок, о если бы знал господин мой Иоанн, как мне ныне тяжко!» И не удивительно, что при этих муках она признавалась, как ей тяжело, когда у неё прибавлялась, наступая, скорбь поверх скорби (ср. Вульг. Иер. 8:18). Ибо же с седьмого часа утра того самого дня до, примерно, четвёртого часа пополудни, прежде чем она умерла, её около двадцати раз тошнило ярко-зелёным веществом, которое, как она думала из-за его горечи, происходило от разлития желчи. Когда же вышеупомянутый отрок, видя сие и слыша, спросил её, не желает ли она позвать о. Иоанна, её наконец стало тошнить в последний раз, причём ей пришлось так туго, что собравшееся в пищеводе вещество она была не в силах извергнуть и стала из-за этого захлёбываться. Видя сие, невинный отрок, заподозрив, что она вот-вот умрёт, с плачем побежал вон и возвестил сие о. Иоанну и прочим домашним, собравшимся там. А когда они, так же плача, прибежали, то обнаружили её уже в предсмертных муках. Тогда о. Иоанн, взяв её за руку, попросил дать знак, жива ли она и желает ли Помазания? Поскольку она молчала, священник, зажегши свечу и поставив на подсвечник, разместил её за головою Лидвины, ибо думал, что она ещё жива, а потому не сможет вытерпеть света. [Однако] обнаружил, что она почила и ускользнула от несчастий земной жизни. Впрочем, от того мига, когда она последний раз говорила, и до того, как испустила дух, едва прошло время, в какое можно было уместить три псалма «Miserere» (50-й псалом. – прим. пер.), так что конец её оказался быстрым, как и просила она задолго до того у Господа.

Скончалась же долготерпеливая дева, преугодная Богу и ангелам, в восемнадцатый день до майских календ (14 апр.), в день святых мучеников Тибурция и Валериана, в год от Господня воплощения 1433-й, во вторник в октаве Пасхи около четырёх часов после вечерни, на пятьдесят третьем году своей жизни, сколько ей исполнилось, если считать по праздничным кругам, незадолго до смерти – в Вербное воскресенье. И крайне сообразно устроил Бог по времени так, что она преставилась из сего мира в пасхальную неделю, дабы та, что долгое время была причастницею Христовых страстей в сострадательном размышлении, также с Ним перешла к счастью вечной жизни в пору святых пасхальных празднеств всерадостного Его воскресения. Скончалась же избранная дева Христова, израненная ударами различных злостраданий, по исполнении тридцати восьми лет от начала болезней своих при начале тридцать девятого года, будучи достойна причесться хорам ангелов, ибо ангельской жизни старалась она подражать в целомудрии с детских лет.

ГЛАВА XXVII. О ДИВНОМ РАСПОЛОЖЕНИИ ЕЁ РУК И ОБЛАЧЕНИИ ТЕЛА

После же смерти её нечто дивное обнаружилось с её телом, о чём имеются точные свидетельства. Ибо правая её рука в течение многих лет была так мертва, что сама по себе не могла двигаться (хотя позднее благодаря серьёзному лечению, произведённому неким хирургом, она сделалась немножко подвижнее), однако после смерти, когда святое тело её было раздето, паче всякого чаяния и понимания – и никто не знал, каким образом это сделалось – оказалось, что эта рука вместе с левой, как бы сложив ладони и сплетя пальцы, пристойно покоится на груди. Ибо же говаривала она при жизни кому-то, что надеется перед смертью своей прославить Бога, простерев обе руки, – что и сбылось, и многим после смерти её было ясно явлено. Также в течение многих лет (почти тридцать истекло ко времени её смерти) она носила множество власяных опоясаний для смирения плоти и, будучи перетянута последним из них в течение трёх лет, завершила в нём день конца своего. Когда же почила она и была раздета для погребения, перед тем, как переодеть её, обнаружили вышеупомянутое опоясание около плеч, отвязанное от её тела неведомым для людей способом, но целое по кругу и с неразвязанными узлами, коими оно соединялось.

И просила она задолго до кончины своей у вышеназванного о. Иоанна, духовника своего, не допустить, чтобы после смерти её на долгое время оставили на земле, но позаботиться о том, чтобы её сразу облачили, и распорядиться, дабы её похоронили указанным ею образом. Хотя он охотно совершил бы сие, ему силою воспрепятствовали руководители города, коим он не мог противостоять. Ибо они предписали ему под страхом наказаний имущественных и телесных не сдвигать её с места. Итак, тело её, облачённое обычным образом, оставалось покоиться аж до утра среды на деревянном ларе, а затем его переложили на то самое место, где она пролежала почти двадцать лет при жизни. И облачили оное досточтимое тело по образу инокинь в шерстяную рясу, обвязав поверх волосяным поясом, который она при жизни имела обыкновение носить на плоти. Затем ей на голову надели закруглённую скуфейку – что-то вроде круглой митры, пошитой из велени, на которой по контуру были написаны чёрными чернилами всеславные имена Иисуса и Марии, рядом с которыми было нарисовано множество сердец, как бы пронзённых стрелами или острыми дротиками. А всё сие, что было нужно для её похорон, она подготовила за много лет до того и, помышляя о конце, держала при себе согласно оному речению пророка: «Приготовься к сретению Бога твоего, Израиль (Ам. 4:12), ибо придет Господь и не умедлит (ср. Евр. 10:37) воздать каждому согласно делам его (ср. Отк. 22:12)». Под голову же ей положили, как она пожелала, некий мешочек со слезами её кровавыми, сладко пахнущими, которые она называла розами, кои излила она из очей своих от любви великой и сердечного сокрушения. Сии-то слёзы, что истекали из её очей и по прошествии времени затвердевали у неё на щеках, о. Иоанн, духовник её, когда они, залитые обычными слезами её, чуть-чуть размягчались, осторожно соскребал и, прилежно складывая в мешочек, хранил у себя в опрятном ларчике.

ГЛАВА XXVIII. О ДИВНОЙ КРАСЕ И ОБРАЗЕ ЛИЦА ЕЁ

И предсказывала сия дева исключительного смирения, что умрёт, как прочие люди, в величайших муках, и что никаких чудес при смерти её не случится – что и сбылось, как уже было показано. Однако же, дабы не показалось, что Бог совсем позабыл о скорбях и трудах бедной и смиренной служительницы Своей, и дабы вознести из уст людских (ср. Вульг. Иудифь 13:25) славу терпения её, явил также взорам людским верные признаки того, сколь великими заслугами воссиял в небесах благородный брильянт, долго томившийся в темнице плоти. Ибо девическое лицо её, что отвращалось от лицезрения мужей, дабы яснее видеть небесного Жениха, ничуть не являло смертельной бледности, не выражало ужаса, но как бы намащенное елеем или какой-нибудь благовонной мазью, сияло таким блеском и изящной белизною, что казалось не лицом обычного смертного человека или трупа покойного, но являло как бы подобие лика человека прославленного [в небесах]. Ибо же те, кто там присутствовал, говорили, что никогда не видали столь прекрасного облика. Посему многие, сколько бы раз ни подходили посмотреть на неё, всё же не могли насытиться её видением. Подобно и всё тело сияло той же белизною и подобным блистанием, и все члены её были исполнены такой красотою здоровья и благообразной дебелостью, словно никогда она не страдали никаким недугом. Даже трещина на лбу, которая некогда у неё образовалась при жизни, полностью исчезла; также ступни и ноги, ладони и руки, шея казались столь плотны, а всё тело – так невредимо, будто никогда прежде не причинено было им никакого вреда за исключением, однако, того, что на месте раны на правой руке её и на месте одной раны, нанесённой ей пикардийцами, были видны маленькие нитевидные рубцы, обозначавшие след удара. А у вышеупомянутого о. Иоанна было три родные сестры, которые с некими иными порядочными дамами сторожили сие досточтимое тело. Они от видения его и присутствия исполнились такой благодати, что их всё время – сиречь от преставления её и до погребения – не беспокоил ни голод, ни жажда, ни сонливость.

ГЛАВА XXIX. О СТЕЧЕНИИ ПОСЕТИТЕЛЕЙ К ПОКОЙНОМУ ЕЁ ТЕЛУ

Когда же стало ведомо о её смерти и молва о признаках святости (gloriae) её тела разлетелась повсюду, аж до середины ночи происходило величайшее стечение народу, желавшего увидеть её, во все дни, пока она оставалась непогребённой; так что из разных городов и деревень – Роттердама, Делфта, Лейдена и Брилле, а также из других окружающих местечек и селений, столь многие поспешали, чтобы узреть священные останки, что их точное число, превосходившее многие тысячи, ни оценить было невозможно, ни выяснить было нелегко. Ибо дети трёх-четырёх лет, «словно бы препоясавшиеся для путешествия» (т.е. готовые послужить проводниками, наподобие ангела Рафаила, ср. Вульг. Тов. 5:5), так рьяно бежали, что побуждали даже в людях пожилого возраста желание повидать столь славные мощи. Вот уж могла бы сказать тогда дева, коли была бы жива: «Пустите детей приходить ко мне, ибо таковых есть Царствие Божие» (Мк. 10:14). И вот, дети, входя в дом, где находились святые останки, из-за малого роста не могли подтянуться, чтобы заглянуть туда, где лежало тело, отчего многие из них кричали и горестно говорили: «Неужто я не увижу сию деву, ради чего я пришёл из такой дали?!» Тогда стоявшие там поднимали их, чтобы они увидели лицо девы, а дав наглядеться, отправляли их домой, угостив белым хлебом. А что ещё более достодивно, была там некая дама с малышом своим в возрасте одного года и трёх месяцев, который хоть и младенец, сложив ладони и обратив лицо к останкам, так благоговейно и серьёзно устремил глаза свои на оные, что сторожившие и посетители святых останков, видя благоговение младенца и изумляясь ему, были взволнованы до слёз.

ГЛАВА XXX. О ПЯТНАХ, КОТОРЫЕ ВОЗНИКЛИ НА НЕЙ ОТ ПРИКОСНОВЕНИЯ НЕЧИСТЫХ ЛЮДЕЙ

Благодаря всемужественному терпению в страданиях своих и частому общению с ангелами, а также посещениям небес сия дева достигла такой чистоты, что, когда она была ещё жива, от прикосновения рук нечистых и недостойных людей у неё подчас возникали видимые пятна, чёрные следы от которых оставались у неё на руках два или три дня, причём прежде их видно не было. Также и после её кончины случалось кое-что подобное. Ибо когда лицо её после смерти сияло, как было сказано, столь дивным блеском, вместе с прочими подошла, ради того, чтобы посмотреть на неё, некая дама и провела кругом лица её своим платком, что держала в руках – из благочестия, как ей думалось, – а лицо девы от этого прикосновения постепенно заметно потемнело. Поэтому, когда её тело поместили в церкви и некто попросил открыть гроб и показать оное, чтобы присутствующие могли узреть его, остальные, кто знал о сего рода потемнении, напрочь отказались делать сие, опасаясь, что от взоров недостойных оно ещё сильнее потемнеет на соблазн другим.

ГЛАВА XXXI. О БЛАГОЧИННОМ ЕЁ ПОГРЕБЕНИИ

Наконец, когда наступила пятница в октаве Пасхе, которая была четвёртым днём после блаженного преставления её из юдоли плача и узилища земного пребывания, после того, как преблагоговейнейшим образом была отслужена месса, тело было предано погребению в двенадцать часов, когда солнце сияло в зените, а день устремился к концу: по примеру Христа, Который в пятницу пострадал, в девятом часу умер, перед закатом солнца был погребён. При похоронных обрядах присутствовал благочестивый отец Йудок, приор регулярных [клириков?] из Брилле, который весьма часто при жизни Лидвины по-дружески беседовал с нею и внимательно вник во множество тайн её святости. Он увещевал народ, дабы позволили похоронить служительницу Божию христианским образом, и, к счастью, убедил. Народ в благоговении согласился с сими словами, и вскоре, крепко заколотив её гроб, предали священные останки девы погребению по примеру Христа, погребённого в сердце земли, чтобы восставил Он её в последний день и прославил со всеми святыми в вечном блаженстве. Итак, погребли прелюбезную Христову невесту Лидию, сиявшую девством, обиловавшую смирением, блиставшую терпением, пламеневшую любовью, милосердную, благостную, первейшую в благочестии, превознесенную в созерцании, всеми добродетелями и дарами и Святого Духа в избытке украшенная. Ни в шелка она не была облачена, ни в гробнице мраморной заключена, но в могиле каменной, сооружённой, как подобает, трудами каменщика; не в стольном граде, но в родимом местечке, именуемом Схидамом; не в усыпальнице клириков и не в священническом склепе, но на обычном приходском кладбище при церкви святого Иоанна Крестителя, с южной стороны храма, где все жители могли повидать и посетить могилу девы. Однако не глубоко в земле [положили её гроб] и не покрыли землёй поверх, но и не слишком высоко над землёй воздвигли его, но на деревянных балках, проложенных в каменной яме. И сие очень даже сообразно: ибо, как она при жизни тридцать лет не касалась земли, так и её, почившую, не коснулась земля, и курган земляной не сокрыл ковчег её тела. Поверх него помещён был огромный камень красного цвета с изящно высеченными на лицевой стороне разными красными крестами – он возвышался над могильным холмом почти на два локтя.

ГЛАВА XXXII. О ПОСМЕРТНЫХ ЧУДЕСАХ ЕЁ

После похорон досточтимой девы, когда многие верные стали посещать её могилу и почитать оную добровольными подношениями, свидетельствовавшими об исцелениях от различных болезней и немощей, руководители города и церковные иерархи, придя к благоразумнейшему решению, служащему к распространению славы Божией, в следующем году распорядились построить близ её могилы каменную часовню с алтарём, [каковая была] к чести да славе Божией и на особую память об оной деве [освящена] в праздник десяти тысяч мучеников (22 июня) года Господня 1434-го.

ГЛАВА XXXIII. РАССКАЗ О ТРЁХ ЧУДЕСАХ

И для подтверждения святости сей девы весьма сообразным кажется прибавить в конце книги [рассказ] о трёх самых знаменитых из множества знамений (что надёжнейше подтверждены достоверными свидетельствами её святости и изустно поведаны многими), что недавно с содействием Божиим свершились в Голландии к славе Божией и чести оной святой девы.

Была в городе Делфте некая девица, что была на протяжении целых восьми лет прикована к постели тяжёлой болезнью. Четверо магистров, сведущих в медицине и широко известных, навещали её и, проникнувшись человеческой жалостью, а ещё более – побуждаемые любовью Божией, пытались оказать ей помощь. Однако болезнь оной девицы была совершенно непонятна вышеупомянутым магистрам, и никто из них не смог дать никакого средства, что помогло бы болящей. Один из этих магистров, Вильгельм Сондерданк (сын Годфрида Гаагского, врача, первым признавшего сверхъестественную природу Лидвининых заболеваний, который лечил бедных бесплатно и в ответ на их Grootedank – «Большое спасибо» неизменно отвечал Sonderdank – «Не за что», откуда появилось его прозвище, ставшее затем фамилией его сына. – прим. англ. пер.), опытный доктор, сильно удивляясь, сказал вышеназванной девице: «Ты пока ещё хоть не так долго страдаешь и не столько скорбей претерпела, как блаженная оная дева Лидвина, по заступничеству коей Господь совершил уже много чудес в наших краях». Девица же болящая, услышав сие, по собственному благочестию или, скорее, воспламенённая вдохновением Божиим, прочитала столько молитв Господних, в просторечии называемых «Отче наш», сколько есть членов в человеческом теле – во славу Божию и оной святой девы Людвины. Случилось же после этого так, что блаженная дева Лидвина явственно посетила болящую девицу, дав ей нечто из средств медицинского искусства; и та воистину исцелилась и, поднявшись в здравии, стала ходить, есть и исполнять дела, как здоровые девушки. Вышеназванного магистра сие весьма изумило. Именно он засвидетельствовал, что всё было в точности так.

Второе чудо случилось в Гауде, славнейшем городе голландском. Жила там в женском монастыре некая инокиня, у которой на одном бедре были стянуты мышцы, из-за чего бедро было так искривлено и стянуто, что она ни ходить не могла, ни двинуть ею куда-нибудь на расстояние больше двух ладоней. Она охотно посетила бы того магистра – прежде упомянутого Вильгельма Сондерданка (который некогда средствами своего искусства и с содействием милости Божией за восемь недель вылечил одну из насельниц той же обители, переправленную в Делфт), но ей не удалось добиться разрешения от своего начальства. И вот, опечаленная, горько плакала она много дней, что останется хромой до конца своих дней, каковое существование она считала для себя злом. В итоге пришла ночью блаженная оная дева Лидвина и, заговорив с нею, сказала, чтобы та попросила сестёр, чтобы каждая из монахинь этой обители прочитали по пяти «Отче наш» и «Радуйся, Мария» во славу Божию и оной девы Лидвины, а затем в воскресенье чтобы отнесли её в посвящённую ей (propriam) церковь и таком образом её искалеченное бедро исцелеет. Что и было незамедлительно сделано. Ибо, когда было получено разрешение от духовника, её отнесли в церковь, как Лидвина сказала ей в откровении, и во время мессы она вдруг обрела совершенное исцеление бедра своего; самостоятельно вышла наружу, чрезвычайно радуясь и премного благодаря Бога, Который по заступничеству сей блаженнейшей девы Лидвины содеял сие чудо.

А третье чудо случилось в Лейдене, славном граде краёв голландских. В сем многолюдном городе жила одна благочестивая девица, у которой на шее было раковое уплотнение величиною с большое яблоко, так что она не могла ни пить, ни есть, ни наклоняться, если не желала задохнуться из-за чрезвычайного сужения дыхательного пути. Он босиком и без белья (т.е. в грубой верхней одежде на голое тело в качестве покаянного подвига. – прим. англ. пер.) пришла к могиле вышеназванной святой девы, чтобы вымолить у неё целительной помощи, не добившись коей возвратилась с великой печалью, не зная о тех благах, что ей предстояли. Следующей ночью после её возвращения от могилы, пробудившись от сна, она оказалась полностью исцелена от оного ракового уплотнения, коим страдала почти восемь лет, что было многим ведомо. Сию чудом исцелившуюся девицу прежде упомянутый магистр Вильгельм Сондерданк, доктор медицинских наук, видел своими глазами и шею её своими руками ощупывал. Он же и предоставил наивернейшее свидетельство о вышесказанном, собственноручно написав следующее: «Свидетель Бог, сии три свершились за краткое время; ну а обо множестве прочих, что я видел своими глазами, долго было бы рассказывать». Сии вышеописанные чудеса случились благодаря тому, что Бог возобновил знамения во дни наши, в год Господень тысяча четыреста сорок восьмой, при восседающем на апостольском престоле святейшем папе Николае V, во второй год его понтификата.

БОГУ ВСЕМОГУЩЕМУ СЛАВА!

Перевод: Константин Чарухин

Корректор: Ольга Самойлова

Подготовлено для сайта РУСКАТОЛИК.РФ