Хвоя, прогретая за день, пахнет горячей хвоей.
Море, прогретое зноем, пахнет соленым морем.
Идем мы все по дороге, обозначенной фонарями.
Мы были вчера незнакомы, а сегодня стали друзьями.
Теперь мы сидели в шашлычной, выпили цинандали.
Зашли на турбазу на танцы, немного потанцевали.
Молодой народ, загорелый, с нами идет по дороге.
Только что танцевавшие, музыки полны ноги.
Идем мы, вольные люди, шутя, хохоча, судача,
Идем мы все вдоль забора, за которым уснула дача.
Редкими фонарями там светится зелень парка.
Ночью в парке не ветрено. В полдень в парке не жарко.
Безмолвствуют там дорожки, когда бы ни поглядел.
Наверно, там жить неплохо, но это не мой удел.
Наверно, так это нужно, чтобы кто-нибудь, занятый очень,
Там отдыхал спокойно, бытом не озабочен:
Как бы тут снять комнатенку (и чтоб хозяйка варила обед),
Как бы достать обратный, плацкартный, жесткий билет?
Как бы в кино пробиться… Да разве мало забот!
Вчера прилетал на дачу маленький вертолет.
И молодую женщину (значит, пора в Москву)
Он на глазах у публики бойко унес в синеву.
Наверное, ждет эту женщину в Адлере самолет.
Наверно, больше чем следует нервничает пилот.
Но вот что нужно представить: за целый месяц ни разу
Женщина молодая танцевать не пришла на турбазу.
За этот же целый месяц, я убедился лично,
Никто из жителей дачи не посидел в шашлычной.
И там, где мы удим рыбу, на шумном, веселом причале,
Никого из жителей дачи ни разу мы не встречали.
Конечно, в шашлычной шумно, а на причале — жарко.
Но тех, кто там не бывает, мне, по совести, жалко.
Не надо мне вертолетов, чтобы за мной прилетали,
Оставьте мне мою волю (на босую ногу сандалии),
Оставьте мне мое право толкаться горячим летом
На пристанях и вокзалах за драгоценным билетом.
Ругаться с официантами, что долго не подавали
(А в общем-то всё в порядке) еще одну цинандали!
Идем мы толпой веселой, шутя, хохоча, судача,
Петь я хочу или плакать, но не хочу на дачу.