Засидевшись над учебниками, следователь Владимир Дмитриевич Поремский лег спать в три часа ночи. Ночью ему приснился странный и немного тревожный сон. Ему снилось, что он поступил в аспирантуру и в первый же день занятий его отправили читать лекцию первокурсникам. Только вместо лекции он вдруг стал читать первую главу из «Евгения Онегина»:
«Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать…»
Заверещавший будильник прервал поэтические чтения.
Проснувшись, осоловелый Поремский долго не мог понять, где он находится. И, лишь разглядев на потолке знакомый узор трещинок (при известной доли фантазии в нем можно было разглядеть очертания обнаженной девушки, расчесывающей волосы), Поремский понял, что лежит на диване в собственной квартире и что через двадцать минут ему нужно выходить на работу. Дальнейшие действия Владимира Дмитриевича были выполнены быстро и четко — на автопилоте. Тряхнув головой и окончательно проснувшись, он обнаружил себя стоящим в прихожей с портфелем в руке. Рубашка была застегнута, галстук аккуратно повязан, шнурки на туфлях зашнурованы. Вот только светлые волосы были слегка всклокочены, но искать расческу не было ни желания, ни сил.
Пригладив волосы рукой, следователь Генпрокуратуры по особо важным делам Поремский покинул квартиру.
Телефонный звонок застал Владимира Дмитриевича за приготовлением кофе. Он спокойно высыпал содержимое ложки в свою любимую огромную чашку (которую мама Владимира Дмитриевича упорно называла супницей), аккуратно положил в чашку ложку и только потом снял трубку.
— Володя, здравствуй, — раздался в трубке голос Меркулова. — Ты сейчас не занят?
— Нет, Константин Дмитриевич.
— Тогда зайди, пожалуйста, ко мне.
— Слушаюсь.
Поремский положил трубку на рычаг, протер кулаками сонные глаза, с сожалением посмотрел на чашку, вздохнул и подумал: «С кофе придется подождать».
— Присаживайся, пожалуйста, — пригласил его Меркулов, жестом указывая на стул.
Поремский сел.
— Чего такой осоловелый?
— Не выспался.
— Ничего. Помню, я в твоем возрасте по две ночи не спал, когда к экзаменам готовился.
— Да я не жалуюсь, — пожал плечами Поремский. —
Жаль только, кофе не успел попить. А так был бы в полном порядке.
— Попьешь еще.
Меркулов внимательно посмотрел на Владимира, словно прикидывал в уме, стоит ли поручать такое важное дело столь молодому важняку, или подождать, пока тот подрастет да поднаберется опыта. Поремский ждал молча. Он сидел, откинувшись на спинку стула и спокойно глядя на начальника. Наконец Меркулов решился:
— Дело вот в чем… Ты что-нибудь слышал о проблеме захвата бизнеса в России?
Поремский нахмурил чистый, как у девушки, лоб, но, судяпо мучительному выражению воспаленных глаз следователя, ничего похожего ему на память не пришло.
— Сейчас не соображу, — честно признался Поремский. — Но если покопаться в памяти, наверняка что-нибудь вспомнится.
— Не сомневаюсь. Короче, так. Несколько месяцев назад в Госдуме прошли слушания по проблеме захвата бизнеса. Инициировали слушания российские предприниматели…
— Что-то припоминаю, — машинально сказал Поремский, хотя, честно говоря, ни о чем подобном он не только не помнил, но и не знал.
Меркулов посмотрел на него с сомнением.
— Может, ты знаешь, чем закончились эти слушания? — насмешливо спросил Меркулов.
— Думаю, ничем конкретным, Константин Дмитриевич. Было рекомендовано принять очередные поправки к очередным законам, — предположил Порем-ский, почти не сомневаясь в том, что дал правильный ответ.
— Все верно, — кивнул Меркулов. — Однако и это можно считать положительным результатом. Хороши ли, плохи ли наши депутаты, но они сумели обратить на эту проблему внимание исполнительной власти…
«Все-таки не стоит ложиться спать позже двух часов ночи», — с тоской подумал Поремский, почувствовав, как тяжелеют его покрасневшие от недосыпа веки.
— Вчера я был у президента, — веско сказал Меркулов.
Поремский сделал над собой усилие и изобразил на лице озабоченную сосредоточенность.
— Президент отдал распоряжение создать следственную бригаду по делу незаконного захвата ряда предприятий ВПК, — продолжил Меркулов. — Само собой, он возьмет это дело под личный контроль. Ты следишь за тем, что я говорю?
Поремский тряхнул сонной головой:
— Да-да, Константин Дмитриевич. Конечно.
— Следственную бригаду должен был возглавить Александр Борисович Турецкий, однако сегодня утром он был срочно откомандирован в Баварию по делам Антитеррористического центра. Взвесив все «за» и «против», я решил поручить это дело тебе. Ты отлично справился с делом об убийстве академика Жбановского…
— Я работал над этим делом не один, — сказал Поремский.
— Помню. И тем не менее. Ты, кстати, как в экономике? Сечешь?
— Изучал в университете.
— Вот и отлично. Тогда давай непосредственно к делу. В Серпухове есть такой завод — «Ракета». Занимается производством систем управления для противовоздушной обороны морских кораблей. Сам понимаешь, какое значение это имеет для государства. К нам и раньше поступали сигналы о том, что на «Ракете» не все в порядке. Но это было на уровне догадок и подозрений. Масла в огонь подлил один парень по фамилии Парфенов. Он написал статью в газету «Российская коммерция» про то, что кто-то пытается прибрать завод к рукам. А ведь «Ракета» — оборонное предприятие государственного значения. Это тебе не утюги и самокаты делать.
— Да уж это точно, — деловито поддакнул Поремский.
Меркулов посмотрел на молодого важняка поверх очков и продолжил:
— Так вот. Эта статья попалась на глаза президенту…
— Приятно знать, — что наш президент находит время читать газеты.
Меркулов вновь метнул на Поремского быстрый взгляд поверх узких очков. Кивнул:
— Хорошая шутка. На самом деле подсуетился кто-то из ребят, которые делают президенту мониторинг прессы. А это значит, что некая важная персона из команды президента очень хотела, чтобы эта статья попалась ему на глаза. Не знаю, какие интересы преследовала персона — шкурные или государственные, но, если дела и впрямь обстоят так, как описано в статье, мы должны с этим разобраться.
— А что говорит сам журналист?
— Вот это тебе и предстоит выяснить. Газета заявила о цикле статей на эту тему, но вышла всего одна заметка. Продолжения не последовало. Факты, изложенные в статье, необходимо проверить. И чем скорей, тем лучше. Думаю, уже через пару дней начнутся звонки оттуда. — Меркулов показал пальцем наверх. — Я не хочу оправдываться. И не хочу отделываться пустым трепом. Понимаешь, о чем я?
— Да, Константин Дмитриевич. Я постараюсь управиться с этим делом как можно скорее.
— Вот и молодец. — Меркулов взял со стола газету и подал ее Поремскому. — Вот эта статья. Обведена красным фломастером.
Поремский взял газету и принялся было разворачивать, но Меркулов жестом остановил его.
— Почитаешь у себя в кабинете, — устало сказал он. — В общем, берись за это дело и доведи его до ума. Ребят в следственную бригаду подберешь сам. У тебя есть кто-нибудь на примете?
Поремский задумался:
Тут есть двое ребят. Аттестацию на следователей прошли недавно, но ребята талантливые и, что называется, с огоньком.
Меркулов смерил Поремского насмешливым взглядом, словно говорящим: «Сам-то давно ли был таким?» Однако волю своей иронии не дал. Лишь спросил:
— Ты это о ком?
— О Камелькове и Никитиной, — спокойно ответил Поремский (от него не укрылся насмешливый взгляд шефа, но он давно уже перестал испытывать досаду от каждого намека на свой возраст).
— Что ж, — задумчиво сказал Меркулов, — опыта у них, конечно, маловато, но зато ноги быстрые и взгляд свежий. Считай, что договорились.
Три месяца назад Володе Поремскому исполнилось тридцать два года. Возраст, конечно, уже далеко не мальчишеский, но и сединами обзаводиться еще рановато. Поремский к своему возрасту относился двояко. С одной стороны, было немного жаль, что юношеская пора со всеми ее безумствами и сумасбродством безвозвратно миновала, с другой — тридцать с копейками — это был тот возраст, когда мужчина по праву может объявить себя «мужчиной в полном расцвете сил». Позади много всего, впереди — еще больше. Золотая середина.
У древнегреческих философов было такое понятие «акмэ» возраст расцвета, как физического, так и интеллектуального. Они считали, что акмэ мужчины — сорок лет. Иисус Христос доказал, что «акмэ» наступает на десяток лет раньше. Владимир Дмитриевич Поремский был согласен с Иисусом Христом.
Иногда, встречаясь с более молодыми коллегами, Поремский чувствовал себя настоящим патриархом, опытным и пожилым, в такие моменты ему ближе был Турецкий, чем двадцати — двадцатипятилетние ребята. Казалось бы, всего каких-то шесть семь лет, а поди ж ты, какая разница!
Философический ход мыслей Поремского был прерван громким стуком в дверь. Не успел он сказать «войдите», как дверь приоткрылась и в образовавшемся проеме появилась взлохмаченная голова Миши Камелькова.
— Владимир Дмитриевич, вызывали? — громко проговорил (почти прокричал) Камельков.
— Да. Входи.
Они вошли гуськом. Впереди (распахнув дверь так широко, что она едва не сорвалась с петель) долговязый, худощавый Камельков, за ним (задержавшись у порога, чтобы аккуратно прикрыть за собой дверь) — Алена Никитина, невысокая, чуть полноватая, но, несмотря на это, весьма привлекательная девушка. Сладкая парочка из голливудских фильмов — роковой брюнет и блондинка-соблазнительница.
— Доброе утро, Владимир Дмитриевич, — с улыбкой поприветствовала Поремского Алена.
— Надеюсь, что так, — ответил Поремский и покосился на чайник: не кипит ли? Чайник не кипел, и Поремский вновь обратил свой взор на молодых следователей. — Присаживайтесь, — пригласил он ребят.
Камельков с шумом отодвинул стул и рухнул на него, как медведь-шатун, которому перебили ноги. Алена аккуратно присела на стул. Присела и привычным движением оправила ладонью узкую длинную юбку с ошеломляющим разрезом.
Во рту у Камелькова что-то приглушенно хрустнуло. Он перехватил сердитый взгляд Поремского и поспешно запихал в карман пиджака пакетик с чипсами.
— Опять жуешь, — нахмурился Поремский. — Когда уже потолстеешь?
Губы Камелькова раздвинулись в дружелюбной улыбке.
— Мне это не грозит, — радостно сообщил он. — Конституция не та.
— Да что ты? И чем же тебе не угодила наша конституция?
Лично ваша, Владимир Дмитриевич, меня вполне устраивает, — заверил его Камельков. — А моя не вызвала бы восторга даже у вождя племени каннибалов. Кстати, хотите анекдот в тему?
«Нет», — хотел было ответить Поремский, но искушение хоть на минуту оттянуть скучный разговор оказалось слишком большим.
— Давай, только быстро.
Камельков приосанился и начал:
Семья людоедов сидит у костра. Отец зачерпнул ложкой в котле, хлебнул для пробы, сморщился и, ни слова не говоря, вдарил жене ложкой по лбу. Та в слезы, а он ей: «Сколько раз тебе говорить: мясо в суп кладешь — носки снимай!»
Алена прыснула в кулак. Поремский усмехнулся.
Итак, к делу, — сказал он и пододвинул к Камелькову лежащую на столе газету. — Здесь есть одна статейка. Называется «Коррупция в оборонке». Видишь, обведена фломастером?
Камельков развернул газету, прищурился и кивнул:
— Так точно.
— Пробеги взглядом, потом отдашь Алене. А я пока вдарю по кофе. С утра мечтаю. Поддержите?
Камельков покрутил вихрастой головой:
— Не-а. Я уже три чашки выхлестал, а Аленка не пьет. Цвет лица бережет.
Пока молодые следователи читали статью, Поремский сделал себе кофе и даже успел пару раз отхлебнуть из своей огромной чашки-супницы. Голова его чуть-чуть прояснилась, настроение приподнялось. Печальный черно-белый мир окрасился в яркие цвета и снова стал пригоден для жилья.
Наконец статья была прочитана.
— Ну как вам? — обратился к следователям Поремский.
— Стиль хороший, — отозвалась Алена. — Остро, едко. Только доказательств маловато.
— Общие фразы и намеки, — скептически заметил Миша Камельков. — Негативное явление автор обозначил четко, но что с ним делать дальше — не указал. Понятно, что между разными коммерческими группами идет борьба за влияние на этом заводе. Понятно, что в ходе борьбы они прибегают к не совсем законным методам. Но что это за методы? И какие цели преследуют эти группы? В конце концов, кто из бизнесменов хороший, а кто плохой?
— Там же написано, кто плохой, — возразила Алена. — Главный экономист завода Андрей Голубев. Он решил скинуть руководство завода и сам сесть на их место.
Камельков покосился на девушку и скептически усмехнулся.
— Голословное заявление, — сказал он. — А где конкретика? Написано, что Голубев собирался завладеть заводом для достижения своих корыстных целей. Но что это за цели?
За девушку ответил Поремский.
Статья должна была открыть цикл публикаций, объяснил он. — Но по неизвестной причине журналист закрыл тему. Лишь намекнул, что в ближайшем будущем «Ракете» грозит полное разорение. Мы должны проверить факты, изложенные в статье. Есть большая вероятность, что все это правда. А если правда, значит, это наше дело.
Камельков задумчиво потер пальцами длинный, узкий подбородок.
— А кому вообще пришла в голову идея влезть в эти проблемы? — спросил он.
— Нашему президенту, — спокойно ответил Поремский.
— Президенту? — Камельков удивленно поднял брови. — Да неужто президент читает газеты?
— Читает иногда, — кивнул Поремский. — Когда едет в метро и забывает взять с собой книжку.
— С ума сойти! Я понимаю там «СПИД-инфо» или «Мои шесть соток». Но «Коммерцию»! Впрочем, не с моим рылом лезть в этот поросячий ряд.
Поремский нахмурился и погрозил следователю пальцем:
— Ох, Камельков, подрежут тебе когда-нибудь язык за такие слова. Будешь шепелявить.
— Если и шепелявить, то только правду, — гордо ответил Камельков.
— Ладно. — Поремский отпил кофе и поставил чашку на стол. — Я встречусь с журналистом Парфеновым, а вы пока надергайте мне из Интернета все, что найдете про завод «Ракета». И про его руководство, разумеется. Чего сидим? За дело!
Алена посмотрела на Камелькова:
— Перекурим?
— Давай, — кивнул тот.
— Только в коридоре! — приказал им Поремский, который сам лишь недавно бросил курить.
— Ну что ты обо всем этом думаешь? — поинтересовалась Алена, затягиваясь сигаретой.
Камельков дернул плечом и демонстративно зевнул:
— Тоска зеленая. Предвижу долгие часы сидения за экспертными оценками, статистическими отчетами и тому подобной чепухой.
— Помнишь, что нам сказали в первый рабочий день? Оружие следователя не пистолет, а авторучка.
Камельков вздохнул:
— Боюсь, что это унылое пророчество сбудется. По крайней мере в отношении нас с тобой. Хотя… — Он пожал плечами. — С другой стороны, установки ПВО для морских кораблей — это лучше, чем мясорубки и кофеварки. Будем считать, что нам с тобой повезло. Хорошо еще, что работать будем с Поремским, а не с каким-нибудь древним старичком, для которого главное не преступника поймать, а бумажку правильно оформить. Поремский парень что надо. Правда, тоже не первой молодости.
Алена фыркнула.
— Что бы ты понимал в мужском возрасте! Ты в сравнении с Поремским двухмесячный щенок.
— Угу. А в сравнении с Турецким — двухдневный птенец. — Камельков затянулся сигаретой, стряхнул пепел и придал своему худому лицу насмешливое выражение. — Знаешь, как отдыхают на курорте мужики разного возраста? Для возраста двадцать — тридцать лет: вино, лодка, молодка. Для возраста сорок — пятьдесят: вино, кино, домино. А для шестидесяти — кефир, клистир, сортир. Впрочем, на твою любовь к лицам пожилого возраста мое скромное выступление никак не повлияет.
Алена неопределенно хмыкнула, затем затянулась сигаретой и, повернувшись вполоборота, посмотрела в окно.
— Совсем уже лето, — тихо сказала она. Снова повернулась к Камелькову и, перехватив его пристальный взгляд, усмехнулась: — На что смотришь, Карамелькин?
— Ни на что. Любуюсь.
— Мной или пейзажем за окном?
— Тобой, душа моя. Только тобой. Сигарета преображает тебя с ног до головы.
— В каком смысле?
Камельков прищурился:
— Ну без сигареты ты такая блондинистая липучка типа Мерилин Монро. А с сигаретой — настоящая женщина-вамп. У тебя даже выражение лица меняется.
— Хочешь сказать, что, когда я курю, похожа на стерву?
— Стопроцентно.
— В таком случае… — Алена в последний раз затянулась, выпустила дым тонкой струйкой и, коротко размахнувшись, бросила сигарету в урну.
— Как это понимать? — приподнял черные брови Камельков.
— Я больше не курю. Не хочу быть похожей на стерву. В наше время это уже неактуально. К тому же мужчины боятся стерв и не доверяют им, а для женщины-следователя это сродни профнепригодности.
— Хочешь быть похожей на липучку?
— Хочу ласково мурлыкать и входить в доверие к мужчинам.
— И что, больше ни одной сигареты?
— Ни одной.
Камельков ухмыльнулся:
— Ну дня на два тебя хватит. А на третий все равно закуришь.
— Ты меня недооцениваешь, малыш.
— Пари?
— Давай.
Камельков протянул Алене худую лапищу с длиннющими пальцами. Алена вложила в его лапищу свою маленькую теплую ладошку.
— Чтоб за месяц ни одной сигареты, — строго сказал Камельков.
— Идет, — кивнула Алена. — На что спорим?
— На ящик шампусика.
— А не жирно?
— Не-а. В самый раз.
— Готовь шампанское, халявщик. На этот раз тебе не обломится.
— Жизнь покажет.
Телефоны журналиста Глеба Парфенова Володя Поремский разыскал без особого труда. Оказалось, что Парфенов больше не пишет разоблачительные статьи, а работает на телевидении простым оператором. Уже через полчаса после начала своих поисков Поремский набрал номер сотового телефона Парфенова.
— Слушаю, — ответил ему жесткий, чуть сипловатый голос.
— Глеб Олегович?
— Он самый. С кем имею честь?
— Здравствуйте. Вас беспокоит следователь Генеральной прокуратуры Владимир Дмитриевич Поремский. Мне нужно поговорить с вами по поводу одной вашей старой статьи. И если можно, то сегодня.
В трубке повисла пауза, затем Парфенов издал горлом странный звук — смесь ярости и досады — и лишь затем отозвался:
— Ладно. Вы сейчас где?
— На Большой Дмитровке.
— М-м… Говорите срочно? Где же нам с вами пересечься?.. Давайте в «Макдональдсе» на Тверской? В том, что рядом с Центральным телеграфом.
— Во сколько?
— Через час. У нас там рядом съемки, а потом я часа два свободен.
— Договорились.
…Журналист оказался рыжим парнем лет двадцати восьми, с упрямым, нервным лицом, беспокойными глазами и привычкой вертеть в пальцах разные предметы при разговоре. На этот раз предметом, подвергшимся головокружительной экзекуции, оказался картонный стаканчик с остатками кока-колы, которую бывший журналист выпил почти залпом, в несколько больших глотков. Красный стаканчик так и мелькал перед глазами у Поремского.
— Значит, вы теперь оператор? — сказал Поремский, вытирая губы салфеткой (Владимир Дмитриевич решил соединить приятное с полезным и заодно пообедать).
— Так точно, — кивнул Парфенов.
Вы этому где-то учились или овладеваете профессией по ходу работы?
Парфенов едко усмехнулся:
— Этой профессией нельзя овладеть «по ходу». Я три года проучился во ВГИКе, на операторском, прежде чем перевестись на журналистский факультет.
— Ясно.
Парфенов быстро огляделся по сторонам, и в его руке откуда ни возьмись появилась маленькая бутылочка коньяку.
«Московский», — прокомментировал бывший журналист, свинтил крышку и плеснул немного коньяку в картонный стаканчик. Выпьете со мной? — обратился он к Поремскому.
— Спасибо, нет. Я на работе.
— Я тоже, — пожал плечами Парфенов. — Но, как видите, мне это нисколько не мешает.
Он спрятал бутылочку в карман жилетки, затем взял стакан и, закинув голову, ловко опрокинул его содержимое себе в глотку.
— Ну вот, — сказал бывший журналист, и по его конопатому лицу расползлась довольная улыбка, — теперь можно и поговорить. Так о чем вы хотели меня спросить?
— О вашей статье. Про махинации на заводе «Ракета».
Парфенов вздохнул и нахмурился:
— Помню-помню… Вообще-то это дело прошлое. В моем настоящем — только камера и штатив. Ну да ладно. Если спрашиваете, значит, вам действительно интересно.
В своей статье вы писали, что была предпринята попытка захвата завода. Расскажите об этом поподробнее.
— На этот завод велась активная атака со стороны коммерческой структуры под названием «Нем-трейдинг», зарегистрированной на Кипре. Она приобрела девять процентов акций «Ракеты», и если бы ей удалось скупить еще один процент, то ее представитель вошел бы в состав акционеров завода. А в перспективе мог стать гендиректором.
— Что это за фирма?
— Я знаю только то, что знали все. А все знали, что за фирмой с Кипра стоял главный экономист завода Андрей Голубев вместе с некими финансовыми покровителями. Кипрская офшорка безуспешно выдвигала его в совет директоров. Впрочем, обо всем этом я написал в статье. Правда, там больше намеков, чем фактов, но… Вы позволите, я еще раз остограммлюсь?
— Как хотите. Только чтобы дети не видели.
Парфенов усмехнулся:
— Не увидят. А если и увидят — невелика беда. Нынешних детей ничем не удивишь. — Он еще раз проделал фокус с коньяком и кока-колой, затем продолжил: — Итак, с помощью своих покровителей Голубев таки пробрался в руководство «Ракеты». Уникальный оборонный завод он начал превращать в цех по сборке мясорубок. Кроме того, возникли подозрения, что некоторая часть средств по индийским контрактам не поступает на завод.
— Индийские контракты? — прищурился Поремский.
Парфенов кивнул:
— Да. «Ракета» подписала с ними контракты на поставку систем ПВО. Но об этом лучше спросите у кого-нибудь другого. Я не успел вникнуть в детали.
— Хорошо. Так что там с Голубевым?
— Против него в местной милиции возбудили уголовное дело. Но, как это обычно происходит в нашей стране, дело быстро замяли, чтобы не бросать тень на само предприятие. Однако с прежней активной деятельностью Голубеву пришлось завязать. В итоге пост гендиректора занял Владимир Барков, который отвечал на заводе за производство. А Голубеву дали пинком под зад. Репутация этого подонка была безнадежно испорчена, и покровители больше не хотели с ним возиться. Вот, собственно, и все.
Поремский внимательно посмотрел на бывшего журналиста:
— Почему же вы не продолжили развивать эту тему?
Тот усмехнулся:
— Неужели непонятно? Тема эта уж чересчур взрывоопасная. Я, знаете ли, не хочу, чтобы однажды утром меня нашли в подъезде с простреленной головой.
— А что, вам уже угрожали?
— Было дело, — кивнул Парфенов. — На следующий же день после выхода статьи мне позвонил некто, представившийся «доброжелателем», и настоятельно порекомендовал оставить «Ракету» в покое. И даже забыть это название.
— И вы тут же подняли лапки кверху?
— Если бы. Одними угрозами они не ограничились. В то время я еще был смелым малым, таким, как вы сейчас. Звонок еще больше раззадорил меня. Я отправился на завод и полдня беседовал с сотрудниками, стараясь узнать подробности. В тот же вечер меня встретили в подъезде двое неизвестных. Этакие гориллы с пудовыми кулаками в ботинках сорок седьмого размера. Итог встречи оказался для меня весьма плачевным. Два сломанных ребра, трещина в нижней челюсти, а также выбитый зуб — вот чего мне стоила эта проклятая статья.
Парфенов глянул на наручные часы:
— А теперь, если позволите, мне пора работать. Если что — звоните.
— Ага, все в сборе! — Поремский прикрыл за собой дверь и решительно прошел к столу. — Это хорошо.
— Выглядите счастливым, — заметил Камельков, отрываясь от компьютера. — >- Судя по всему, журналист оказался словоохотливым.
Кое-что рассказал, — кивнул Поремский. — А что у вас?
— А у нас в квартире газ, — весело отозвалась Алена. — И еще — корабельные пушки.
Поремский присел на стул рядом с ребятами и, прищурившись, глянул на экран компьютера.
— Что-то я не вижу никаких пушек. По-моему, это сайт анекдотов. Этим вы и занимались полдня?
— Обижаете, Владимир Дмитриевич. Анекдоты — это на время краткого перекура. А так… — Камельков стукнул по клавише, и картинка на экране исчезла. Вместо нее раскрылась страничка вордовского файла. — Вот взгляните. Это то, что мы наковыряли про вашу «Ракету».
— Не про «вашу», а про нашу, — сурово поправил Поремский.
Камельков кивнул.
— С этим не поспоришь. Сами будете читать или вам пересказать своими словами? Тут вообще куча ненужной шелухи. Я могу за пару минут изложить самую суть.
Поремский откинулся на спинку стула и кивнул:
— Излагай.
Камельков пару раз кашлянул, прочищая горло, и приступил к рассказу:
— Значит, так. Завод «Ракета» входит в концерн «Геракл», точнее — в «Концерн ПВО «Геракл». Вместе с другими сорока пятью предприятиями. Предприятия эти в основном занимаются оборонкой. С недавних пор «Ракета» осталась единственным в России заводом по производству систем управления для противовоздушной обороны морских кораблей.
— Это точно?
— Да. Было еще два, но они обанкротились. Теперь более… э-э… щекотливые факты. Не так давно Индия и Китай обратились в российское правительство с просьбой переоснастить их военные суда. И если верить слухам и намекам… а иначе наше правительство, как вы понимаете, и не выражается… то все контракты достались «Ракете». И к тому же… — Голос Камелькова сорвался на хрип. — Секундочку! — сказал он, взял со стола бутылку колы и, свинтив крышечку, хорошенько к ней приложился.
Алена и Поремский молча наблюдали за его действиями — Алена с пониманием, Поремский с нетерпением. Наконец Камельков оставил бутылку с колой в покое.
— Уф-ф… — сказал он и вытер ладонью потный лоб. — Жара. Ален, продолжай ты, я что-то осип.
Поремский повернулся к Алене.
— А что тут продолжать, — пожала та плечами. — Основное Мишаня уже сказал. После заключения контрактов с Индией и Китаем завод «Ракета» стал весьма лакомым куском.
— Какова стоимость контрактов?
— В разных источниках называются разные цифры. От трехсот миллионов до полутора миллиардов.
Поремский присвистнул:
— Действительно, кусочек очень лакомый. Вот, значит, на что позарились господин Голубев и его веселая кипрская компания. Губа не дура.
— Что еще за компания? — спросил Миша Камельков.
— Да, Владимир Дмитриевич, расскажите же наконец, что вы узнали? — присоединилась к Камелькову Алена.
А меня здесь угостят чаем?
— И чаем, и печеньем, — кивнула Алена, — Что ж, тогда слушайте…
Москва, 10 июня
Менеджер «Концерна ПВО «Геракл» Игорь Каленов был сегодня не в духе. День не заладился с самого утра. Вначале он проспал планерку, на которой должен был выступать со своими предложениями и дополнениями к индийскому контракту. Села батарейка на мобильнике, а поставить телефон с вечера на подзарядку Игорь забыл. Почему забыл? Известно почему. Если выпить за вечер бутылку виски (а в качестве разгона еще и полбутылки мартини, оставшегося с прошлого выходного), то забудешь не только про телефон, но даже про то, как зовут твою родную мать.
Пить накануне рабочего дня — дело, конечно, скверное. Но бывают моменты, когда просто нельзя не напиться. Особенно когда любимая девушка в ответ на твое предложение пойти куда-нибудь прогуляться отвечает тебе: «Извини, зайчик, но меня уже пригласили, перезвони часа через три-четыре». И ладно бы пошла с нормальным человеком, так ведь нет! Весь вечер шлялась по клубам с этим разряженным петухом из фэшн-агент-ства. Сознавать, что тебе, крутому менеджеру и просто хорошему парню, предпочли какого-то урода с петушиным начесом на голове, было невыносимо.
Перезванивать Каленов не стал. К тому времени он уже был некрасиво и безнадежно пьян.
Опохмелиться с утра не было никакой возможности, и Каленов поехал на работу больным и злым. Выступление свое на планерке он провалил (выкладки с цифрами забыл дома), с директором концерна поссорился (тому не понравился тон Каленова, а какой тут, к черту, тон, когда у тебя голова раскалывается!). А потом еще и на секретаршу наорал. Теперь дня три придется ловить на себе холодные, неприязненные взгляды этой матроны с тараканами в голове и с металлом в голосе.
Под конец рабочего дня Каленова ждал еще один неприятный сюрприз. Его серебристый «мерин», которому не было еще и двух лет от роду, вдруг взбунтовался и заглох при выезде со стоянки. Это уже ни в какие ворота!
— Мерзкая, бракованная железяка! — обругал машину Каленов. — И за что вас только хвалят!
Скинув «мерс» на попечение подоспевшему помощнику, Каленов отправился домой на казенной машине.
До дома добрался без особых приключений. Несколько раз Каленова подбивало остановить тачку возле какого-нибудь кабака и промочить пересохшее горло холодным и терпким, градусов этак на сорок, напитком, но он стискивал зубы и прогонял от себя эти гнусные мысли. «Хватит с меня и одного неудачного дня! До выходных ни капли!»
Железная воля помогла Каленову справиться с искушением.
Припарковав машину у подъезда, Игорь Каленов достал из кармана сигареты и закурил. Идти домой ему не хотелось. В квартире царил бардак. Домработницу он не держал, предпочитая прибирать комнаты сам. Не то чтобы Каленов жалел денег на уборщицу, нет, просто ему нравилось подмечать, как с каждым движением его руки квартира преображается: вещи становятся на свои места, пыль исчезает с полировки, узор на ковре становится четким и контрастным. Расставляя вещи по своим местам, Каленов в полной мере удовлетворял свою тягу к педантизму. Наводя порядок в квартире, он одновременно наводил порядок в своей душе.
Однако сейчас Каленову не хотелось идти домой. В его измученной похмельем и непониманием окружающих душе шевелилось какое-то мрачное, ничем не мотивированное предчувствие. «Стоит тебе покинуть машину, — шептал ему внутренний голос, — и случится что-то страшное, что-то такое, что уже невозможно будет исправить».
Каленов сидел в машине и курил, задумчиво глядя на мерцающий кончик сигареты. Минута шла за минутой. Вскоре сигарета превратилась в окурок.
— К черту! — нервно проворчал Каленов и щелчком пальца вышвырнул окурок в окно.
Путь от машины до подъезда занял не больше минуты. Каленов достал из кармана связку ключей и приложил магнитный ключ к кружочку электронного замка. В замке мелодично пропиликало — и железная дверь, вздрогнув, приоткрылась.
Едва Каленов взялся за ручку двери, как услышал у себя за спиной невнятный шорох. Сердце Каленова отчаянно забилось. «Вот оно!» — шепнул ему внутренний голос.
Обернуться Каленов не успел. Пистолет рявкнул четыре раза. Первая пуля вошла Каленову под лопатку, три остальные — в голову
Молодой высокий мужчина в форме капитана милиции быстро огляделся по сторонам. Участок двора, примыкающий к подъезду, был пуст. Мужчина бросил пистолет в куст сирени, повернулся и зашагал прочь. Походка мужчины была быстрой и уверенной. Распростертый на асфальтовой площадке у собственного подъезда менеджер Каленов этого уже не видел. Он лежал на правом боку, откинув в сторону руку, в которой по-прежнему была зажата связка ключей. Волосы Каленова были красными от крови. Лица у него больше не было.
Серпухов, 10 июня
День коммерческого директора «Ракеты» Сергея Бойко начался более удачно. Он совершенно не пил спиртного, поэтому по утрам у него никогда не болела голова. Вставал обычно в семь часов, надевал спортивную форму, обувал кроссовки и отправлялся на утреннюю пробежку.
Двухкилометровая пробежка помогала Сергею не только размять суставы, но и прочистить затуманенные сном мозги. По ходу бега он обдумывал свои дела на грядущий день. Мысли его текли четко и ясно. Бойко давно уже заметил, что самые лучшие идеи посещали его во время утренней пробежки. Последующий же рабочий день был предназначен для того, чтобы воплотить эти идеи в жизнь.
Приняв душ, Сергей побрился, почистил зубы, причесал влажные волосы, оделся, затем отправился на кухню и принялся за кофе и круассаны, которые приготовила ему жена Нина.
— Не остыл? — спросила, показывая кивком на кофе, Нина, пышноволосая красавица-шатенка, с которой Сергей познакомился три года назад, представляя спонсоров на конкурсе красоты «Мисс Москва» (Нина заняла тогда почетное третье место и получила в подарок от спонсоров японскую видеокамеру).
— Нет, — ответил Бойко. — В самый раз. Ты ведь знаешь, я не люблю слишком горячий.
— Что у тебя сегодня на работе? Вернешься поздно?
Бойко улыбнулся:
— А что? Хочешь привести любовника?
— Точно, — кивнула жена. — Двоих.
Бойко был уверен, что жена ему не изменяет, однако иногда закрадывалось смутное подозрение. Нина была очень хороша собой. За два года в браке она не прибавила ни одного лишнего килограмма. Она любила мужское общество и к тому же была ненасытна в сексе. Все это давало богатую почву для ревности, однако Бойко слишком любил и уважал себя, чтобы не доверять жене.
Попив кофе, Бойко встал из-за стола, сказал жене «до вечера, дорогая», поцеловал ее в губы, затем взял портфель и вышел из квартиры.
Время до обеда пролетело быстро. А после обеда в кабинет Бойко вошел его старый друг и коллега Шварцман.
— Послушай, Серж, — сказал Шварцман, усаживаясь на уголок стола, — я буду говорить с тобой прямо и по-мужски, хорошо?
Бойко с любопытством воззрился на друга:
— Валяй. Что случилось?
— Ходят слухи, что твоя Нина… — Шварцман замялся, подбирая нужное слово. — В общем, что она ведет себя не так, как должна себя вести порядочная жена.
Бойко прищурился:
— Что ты имеешь в виду?
— Ты только не обижайся. Я заговорил с тобой об этом только потому, что… — Шварцман вновь замолчал. Потом сглотнул слюну и докончил фразу: — Потому, что мне не доставляет радости слушать гнусные разговоры, которые ведут у тебя за спиной всякие уроды.
— Вот как? — Бойко нахмурился. — Что еще за разговоры? И при чем тут моя жена?
— Возле твоего дома есть кафе «Березка»? — вдруг спросил Шварцман.
— Ну есть.
— Так вот, болтают, что твою жену видели в этом кафе среди бела дня с каким-то парнем.
— Кто болтает?
Шварцман пожал плечами:
Не знаю кто. Я слышал только голоса.
— Что за чушь? — поморщился Бойко. — Какие еще голоса?
Обыкновенные, — сказал Шварцман и объяснил: — Я сидел в туалете, дверь кабинки была закрыта. Поэтому я слышал только голоса: два парня обсуждали твою жену. Один из них сказал другому: «Между нами говоря, эта красотка не прочь иногда сходить налево». Второй ему: «Да ладно тебе! Ты что, свечку над ней держал?» А тот: «Нет, не держал. Еще круче! Я сам лежал под этой свечкой!» А потом добавил: «Недалеко от их дома есть кафе «Березка». Там мы обычно и встречаемся. Если хочешь — подъезжай и посмотри сам. Сегодня, в четыре часа. Не буду рассказывать о том, чем мы с ней занимаемся в туалете, но…»
— Ну хватит! — рявкнул Бойко, бешено вращая глазами. — Хватит пороть ахинею!
— Я просто пересказал тебе то, что слышал, — обиженно ответил Шварцман. — Мне, конечно, следовало бы промолчать, но мы с тобой дружим почти с детства. Если бы я увидел парня, который… с которым… В общем, если б я увидел этого мерзавца, я бы набил ему морду! Клянусь!
Шварцман ушел, оставив Бойко наедине с мрачными, мучительными мыслями.
«Неужели это правда? — думал Бойко. Неужели все, что он сказал, правда? Нет, не может быть. Я слишком хорошо знаю свою жену, чтобы верить дурацким сплетням».
Несмотря на пламенную веру в честность и нравственную чистоту жены, мысли Сергея Бойко с каждой секундой приобретали все более яростный оттенок.
«Но что, если это правда? Что, если все эти годы она наставляет мне рога? И все вокруг знают об этом!» От последней мысли по спине Бойко побежали холодные струйки пота.
«Все знают, и все смеются надо мной! Черт!»
Бойко вскочил на ноги, постоял так с полминуты, затем вновь опустился на стул. Он вынул из стаканчика остро отточенный карандаш и принялся задумчиво постукивать им по столешнице.
«Да нет, — убеждал себя Бойко. — Полная чушь. Просто эти ублюдки завидуют, что у меня все хорошо. Завидуют тому, что у меня есть деньги и красивая жена, а у них нет ни черта. Они считают копейки в дырявых кошельках и дрочат по ночам в потные ладошки, а я занимаюсь любовью с самой красивой женщиной. К тому же этот Шварцман… Он всегда был неравнодушен к моей жене. Помню, каким взглядом он смотрел на Нинку на нашей свадьбе! Чуть глаза не потерял, черт булькастый! С другой стороны — зачем ему врать? Чтобы досадить мне? Да нет, это как-то глупо и мелко. Даже для такого глупого и мелкого паршивца, как Витька Шварцман».
Сергей Бойко саркастически усмехнулся.
«Неудачники, — подумал он. — Мерзкие, завистливые неудачники. Хотя… — На высокий лоб Бойко вновь набежали морщины. — Если в словах того туалетного ублюдка есть хоть доля правды, я легко смогу это выяснить. Более того — я просто обязан это выяснить!»
Без пяти четыре машина Сергея Бойко остановилась возле кафе «Березка». Он выбрался из салона, громко хлопнув дверцей, и направился было к кафе, но успел сделать не больше трех шагов.
Высокий молодой человек в форме капитана милиции подошел к Бойко, поднял руку с зажатым в ней пистолетом Макарова и нажал на спусковой крючок. Выстрел отбросил Бойко к машине. Молодой человек в форме капитана милиции нажимал на спуск еще три
Три пули вошли Бойко в грудь. Последняя, четвертая, — в голову.
Где-то закричала женщина. К ней присоединился еще один, охающий и причитающий, женский голос.
Молодой человек бросил пистолет на асфальт, рядом с трупом Бойко, затем повернулся и зашагал по дорожке, ведущей к проходному двору. Через несколько секунд он завернул за угол дома и скрылся из вида.
Питер, 10 июня
У парапета с бутылками пива в руках стояли два человека. Один — высокий и широкоплечий, с властным взглядом и сурово очерченными губами (по всему видать — большой начальник), второй — среднего роста, лысоватый, с намечающимся брюшком.
Лысоватый отпил пива, вытер рот пухлой ладонью и сказал, обращаясь к высокому:
— Нет, Владимир Сергеич, вы не правы. У жаркого лета тоже есть свои преимущества. Должны же и мы забыть про холод и снег и погреть свои косточки хотя бы один месяц в году.
Владимир Сергеевич Роткевич усмехнулся:
— Греть косточки надо на пляже, Антон. В трусах и с голым пузом. А не в пыльном городе и не в прилипающей к спине рубашке. И чтобы рядом было теплое море, куда можно окунуться и смыть пот.
— Это, конечно, да, — кивнул Антон Антонович Михайлов. — Но все-таки постоять вот так у парапета с бутылочкой пива в руке — тоже приятно. И так, чтобы не кутаться в плащ и не поднимать воротник от пронизывающего ветра.
Роткевич хотел возразить, но передумал. Ведь и в самом деле, приятно постоять вот так с пивом, забыв на полчаса о проблемах, деньгах, дурной погоде. Постоять и потрепаться о жизни со старым другом (пускай даже друг ниже тебя по чиновничьему ранжиру).
«Когда я в последний раз пил пиво у парапета?» — подумал Роткевич. Он припомнил тихий, далекий вечер. Тогда тоже была хорошая погода. Солнце шло на закат и не жгло так яростно, как сейчас. И рядом с ним стоял не обрюзгший от проблем и выпивки помощник, а прекрасная девушка по имени Ира.
Роткевич хорошо помнил тот разговор.
— Если хочешь, я разведусь с мужем, — тихо сказала Ира. — Ты только скажи.
Роткевич нахмурился.
— Понимаешь, солнце мое… — Слова выходили из его глотки с мучительным усилием. — Все не так просто, как ты думаешь. Конечно, мне не хочется делить тебя с другим мужчиной. Честно говоря, я прихожу в бешенство от одной только мысли о том, что он лапает тебя по ночам…
— Ты ведь знаешь, мы не спим вместе уже полгода, — робко напомнила Ира.
— Все равно. Все равно он постоянно рядом с тобой. В отличие от меня. И сознавать это очень неприятно.
Я понимаю. Мне тоже несладко от того, что ты спишь с другой женщиной. К тому же ее, а не меня ты называешь женой. Все зависит от тебя, Володя. Ты можешь все исправить. Только скажи, и я завтра же уйду от мужа.
Роткевич покосился на любовницу и вздохнул:
— Не будем спешить. Мы взрослые люди — и должны тщательно все обдумать, прежде чем совершить такой рискованный шаг.
— Рискованный? — Ира слегка побледнела. — Чем же он рискованный?
— Ну неужели ты сама не понимаешь? Половина того, что я имею, записано на жену. А от второй половины я должен буду отдать ей еще половину — по брачному контракту. Неужели ты хочешь жить с нищим?
— Я хочу жить с тобой. И мне совершенно не важно — нищий ты или богатый. Да и к чему этот разговор? Даже если ты отдашь жене все, чем владеешь, ты все равно не останешься нищим. У тебя есть хорошая работа. Да и я кое-что отложила на черный день.
— Черный день… — повторил Роткевич. — Значит, ты и сама признаёшь, что этот день будет для нас черным?
— Я просто не так выразилась. Впрочем… Если ты хочешь остаться с женой — оставайся. Но я так больше не могу. Я не могу больше жить на две семьи. Я схожу с ума!
Роткевич выдержал долгую паузу, собираясь с духом, и наконец сказал то, что давно уже собирался сказать:
— В таком случае нам лучше расстаться.
Ира не повернулась и не посмотрела на него. Она стояла у парапета и смотрела на черную воду Невы. Четкий, бледный профиль ее лица ясно выделялся на фоне вечереющего неба.
— Что ж… — тихо проговорила она, — пусть будет так. Прощай.
Ира повернулась и пошла прочь. Роткевич долго смотрел ей вслед, потом повернулся и пошел в другую сторону.
— … О чем задумались, Владимир Сергеевич? вывел Роткевича из задумчивости голос помощника.
— Да так, ни о чем.
Роткевич посмотрел на реку. Она была такой же темной и стремительной, как и в тот день.
О смерти Иры он узнал из газеты.
«Смерть известной журналистки потрясла питерскую общественность. Коллеги по работе и знакомые отзывались о ней как о веселом и жизнерадостном человеке. «Не знаю, что толкнуло ее на такой отчаянный шаг, — сказал нам по телефону главный редактор телеканала, на котором работала Ирина Богус. — Я встречался с Ирой за день до ее смерти. Она выглядела абсолютно нормально. Глаза были, как всегда, насмешливы. В них не было ни усталости, ни отчаяния. На работе у Иры тоже не было проблем. Она была поглощена новым проектом, в котором принимала самое деятельное участие. Кто бы мог подумать, что она решит свести счеты с жизнью…»
Отложив газету, Роткевич поймал себя на том, что не чувствует ни горя, ни сожаления. Наоборот, на душе у него даже полегчало. Зная вспыльчивый и нервный характер Иры, он ожидал от нее скандала, битья посуды, мучительного выяснения отношений, звонков жене с требованием «отдать ей то, что ей не принадлежит». Внутренне Роткевич готовил себя именно к этому. Но судьба распорядилась иначе.
«Дурочка, — устало думал Роткевич о бывшей любовнице. — Она сделала это, чтобы я почувствовал себя виноватым. Она хотела, чтобы чувство вины преследовало меня всю жизнь. Она и представить не могла, что ее смерть оставит меня равнодушным. Так или иначе, но она взрослый человек и сама сделала свой выбор. И моей вины здесь действительно нет».
— Опять задумались, — окликнул его помощник. — Вижу, вид реки навевает на вас грустные мысли. Или это пиво во всем виновато?
— Никто ни в чем не виноват, — тихо произнес Роткевич. Затем слегка тряхнул головой, словно приходя в себя, посмотрел на помощника и сказал: — Ты прав. Действительно, приятно постоять вот так у парапета с бутылкой пива. Я уже и забыл, как это здорово. Спасибо, что вытащил.
— Вы же сами хотели пройтись. Так что моей заслуги здесь нет.
— Жизнь, — задумчиво сказал Роткевич, — скользкая штука, Антон. Никогда не знаешь, где поскользнешься и разобьешь себе башку. Живешь вот так и совершенно не думаешь, что однажды тебе может упасть на голову кирпич. Или, скажем, не справишься с управлением на скользкой дороге и — кирдык. А есть еще инфаркт, рак и прочие малоприятные штуки.
Михайлов удивленно покосился на шефа:
— Что-то у вас и впрямь настроение сегодня философическое. Я вам все о приятном, а вы мне — о грустном.
— Если вдуматься, Антон, грустного в этой жизни гораздо больше, чем приятного.
— Это как посмотреть. Если постоянно думать о кирпиче, который упадет тебе на голову, — тогда конечно. А если просто жить и радоваться тому, что дышишь, — тогда и жизнь в радость.
— И что, часто ты радуешься тому, что дышишь? — с усмешкой спросил Роткевич.
Помощник вздохнул:
— Вообще-то не очень. Пожалуй, пару раз в год. На день рождения жены и на день рождения дочери. В остальное время вертишься как белка в колесе и себя не сознаешь. — Михайлов посмотрел на шефа и улыбнулся: — Эх, Владимир Сергеич, заразили вы меня своим настроением. А ведь так хорошо все начиналось. Вышли из машины, купили пива. Кстати, в этом вот университете я когда-то учился. — Он показал на видневшиеся неподалеку здания Двенадцати коллегий. — Золотое было времечко. Сколько хочешь пива, сколько сможешь девок, и никаких забот, кроме сессий.
— Вся наша жизнь — одна большая сессия, — с грустью заметил Роткевич, которому никак не удавалось избавиться от накативших воспоминаний. — Экзамен следует за экзаменом, и конца-края этому не видно. Давай-ка лучше выпьем.
Они чокнулись открытыми бутылками и сделали по хорошему глотку.
Беседуя, коллеги не обратили внимания на то, как к поребрику, от которого их отделяло не больше десяти метров, припарковалась бежевая «девятка». Некоторое время «девятка» стояла, не заглушая мотора, но из нее никто не выходил. Затем машина потихоньку тронулась. Поравнявшись с Роткевичем и Михайловым, она вновь притормозила. Темное оконное стекло бесшумно поползло вниз. В образовавшийся проем высунулась рука, сжимающая пистолет.
Роткевич обернулся на шум двигателя и рассеянно посмотрел на руку с пистолетом. Внезапно взгляд его прояснился, глаза расширились, и в них показался испуг. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент прозвучали выстрелы.
Пистолет гаркнул ровно четыре раза. Бутылка, с недопитым пивом выпала из разжавшихся пальцев бизнесмена и со звоном разбилась об асфальт.
Номер стремительно рванувшей с места «девятки» был залеплен грязью, однако Михайлов успел разглядеть, что человек, сидевший за рулем, был одет в форменный милицейский китель.
Телефон трещал уже в третий раз, но Поремский, по своему обыкновению, к нему не спешил. Он вешал в шкаф пиджак и, лишь закончив это ответственное дело, подошел к столу и снял трубку.
— Володя, это Меркулов.
— Добрый день, Константин Дмитриевич.
— Добрый, добрый. Ты уже в курсе насчет Бойко?
— Насчет кого?
— Насчет коммерческого директора завода «Ракета»?
— Вообще-то нет. А что случилось?
Он убит два часа назад.
Лицо Поремского вытянулось.
— Убит? — хрипло переспросил он.
— Да. Киллер всадил в него несколько пуль.
Продолжая держать трубку в руке, Поремский сел на стул.
— Где это случилось?
— В Серпухове, — ответил Меркулов. — Сейчас уже поздно, но завтра же с утра отправляйся туда. Возможно, это убийство как-то связано с твоим расследованием. И еще… Я только что просматривал сводки происшествий. Примерно через час после убийства Бойко возле подъезда своего дома был застрелен бизнесмен Игорь Каленов. Менеджер «Концерна ПВО «Геракл». В него тоже всадили несколько пуль. Подробностей я пока не знаю. Выясни это, хорошо?
— Слушаюсь.
Меркулов звучно отхлебнул из стакана чай и поинтересовался:
— Как там твой молодняк? Не шалит?
— Да нет, — в тон ему ответил Поремский. — Работаем помаленьку.
— Ну хорошо. Доложишь о поездке завтра. Нужные телефоны возьмешь у моей секретарши, Клавы. То есть — Клавдии Сергеевны. Ну все, отбой.
Меркулов положил трубку. Поремский — тоже. Некоторое время он сидел неподвижно, уставившись в какую-то точку на столе. Затем нахмурился и тихо пробубнил:
— Два убийства за один день. Убиты ведущие менеджеры оборонных предприятий. Что же это такое? Неужели наши заслуженные ученые опять изобрели сверхоружие, а менеджеры не захотели поделиться его секретами с мафией? Да нет, чепуха какая-то. — Порем-ский вздохнул. — Ладно, утро вечера мудреней. Поживем — увидим.
На следующее утро, поручив молодняку (как он называл про себя Никитину и Камелькова) разыскать Голубева и по возможности переговорить с ним на предмет его участия в управлении «Ракетой», Поремский отправился в Серпухов.
Кабинет дежурного следователя Романцева, который выезжал на место убийства Сергея Бойко, был маленьким и неуютным. Стены, выкрашенные в желтый цвет, местами облезли. Мебель являла собой итог многолетних усилий постояльцев кабинета, направленных на то, чтобы расшатать, поцарапать, протереть и проколупать как можно больше.
Однако сам Романцев, вопреки мрачному окружению, оказался улыбчивым и приветливым мужчиной средних лет весьма приятной наружности.
— Добрый день! — с порога поприветствовал Поремский серпуховского Пинкертона. — Я Поремский. Владимир Дмитриевич. Звонил вам вчера вечером насчет убийства Сергея Бойко.
Поремский протянул следователю руку. Тот окинул важняка из прокуратуры изучающим взглядом, затем аккуратно и крепко пожал протянутую руку.
— А вы моложе, чем я думал, — с улыбкой сказал следователь. — Меня зовут Кирилл Иваныч Романцев. Можете обращаться ко мне просто по имени, я привык. Присаживайтесь, пожалуйста.
Поремский сел на стул, Романцев — в старое, потертое кресло из рыжего кожзама.
— Почему вас заинтересовала смерть Бойко? Он проходил у вас по какому-то делу?
— Не то чтобы проходил… Генеральная прокуратура возбудила дело по фактам злоупотребления со стороны должностных лиц на заводе «Ракета».
— Ясно, — кивнул Романцев. — Стало быть, вы связываете убийство коммерческого директора Бойко с этими… злоупотреблениями?
— Не то чтобы связываю. Просто не исключаю этой версии, — ответил Поремский, с любопытством оглядывая кабинет.
— И вы хотите, чтобы я рассказал вам о деталях этого убийства?
— Угу. И о том, что вам удалось установить.
— Что ж, слушайте. Сергей Бойко был застрелен неизвестным возле кафе «Березка». Это недалеко от его дома. Секретарша Сергея Бойко говорит, что он уехал с работы внезапно. Для этого ему даже пришлось отменить важную встречу. Я было поначалу подумал, что Бойко специально вызвали к «Березке», чтобы встретить его там хорошей порцией свинцовых плюх. Но коллега Бойко, некий Виктор Шварцман, прояснил нам истинную причину поспешного отъезда Бойко с места службы.
— Ив чем же заключается эта причина?
— Как вам сказать… Дело в том, что у Бойко есть жена — настоящая красавица. Шварцман сообщил, что, до того как выйти замуж за Бойко, она даже принимала участие в каких-то там конкурсах красоты. Без особого, впрочем, успеха. Так вот, вчера днем, сидючи на унитазе в туалете родного офиса, Шварцман слышал, как двое парней обсуждали сексуальные достоинства жены Бойко. Один из них похвалялся тем, что приносит госпоже Бойко физическое и моральное удовлетворение в те нередкие моменты, когда ее мужа нет рядом. А в подтверждение своих слов поведал о том, что он и госпожа Бойко встречаются в четыре часа в кафе «Березка», чтобы заняться сексом в туалете.
— Бред какой-то, — поморщился Поремский. — И что, он рассказал об этом Бойко?
Романцев кивнул:
— Увы. Шварцман не смог оставаться в стороне и решил открыть другу глаза на безобразное поведение его жены. Само собой, Бойко решил проверить это сомнительное для него утверждение. Так он и оказался возле «Березки».
— С этими «парнями из туалета» удалось поговорить?
— Увы, нет. А может быть, и не увы. Вряд ли от них была бы хоть какая-то польза. Тем не менее Шварцман божится, что не распознал их по голосам.
— А что жена Бойко? Она действительно была в кафе?
Романцев вновь кивнул:
— Да. Была. И имела неудовольствие наблюдать смерть собственного мужа воочию. Через витрину. Правда, она утверждает, что просто зашла попить кофе, так как устала сидеть дома. Может быть, так. А может быть, не так. Проверить-то невозможно. Даже если у нее что-то и было с каким-то парнем, теперь она ни за что не сознается. Она так мне и сказала: я знаю, что про меня болтают всякие гадости, но клянусь вам, я сделаю все, чтобы честь моего мужа не пострадала. Мы, говорит, беззаветно любили друг друга, и теперь спасти честное имя мужа — это мой последний супружеский долг. Вот так-то.
— Значит, есть от чего спасать?
Романцев улыбнулся:
— Как и каждого из нас.
— Выходит, убийца не просто поджидал Бойко у кафе, он выследил его. Вел от самого офиса.
— Думаю, что так. Если, конечно, убийца и «парень из туалета» не одно и то же лицо. Тут, кстати, есть один любопытный факт. Дело в том, что убийца был милиционером.
Поремский взглянул на Романцева из-под удивленно приподнятой брови.
— То есть как — милиционер? Откуда это известно?
— Помилуйте, Владимир Дмитриевич. Да ведь жена Бойко видела убийцу! Он был в милицейской форме, в фуражке и при погонах — все как положено. Кстати, погоны были офицерские. Не то лейтенантские, не то капитанские. Он подошел к Бойко сзади и выстрелил ему в спину и в голову. Потом бросил пистолет и скрылся в неизвестном направлении.
— А внешность? Она успела разглядеть его внешность?
Романцев вздохнул и покачал головой:
— Увы, ни она, ни кто-либо другой. Мент был в темных очках. А под носом темные усики. Усики можно отклеить, а очки снять. Других примет нет.
— А фигура? Рост?
— Рост высокий. Фигура… — Романцев пожал плечами. — Фигура как фигура. Правда, одна девушка — она стояла метрах в пяти от места убийства, курила и разговаривала с подругой по мобильнику — утверждает, что фигура у киллера была замечательная, а сам он двигался очень ловко, быстро и скупо на движения, как хорошо тренированный спортсмен.
Поремский усмехнулся:
— Надо же, какая наблюдательность!
— Вот и я так подумал, — поддакнул важняку следователь. — Но девчонка оказалась именитой в прошлом спортсменкой. Мастером спорта по гимнастике и все такое. Так что ее мнение вполне можно считать мнением эксперта.
— Выходит, мы имеем дело с настоящим профессионалом?
— Выходит, что так. Кстати говоря… — Романцев глянул на наручные часы, — у нас с вами еще есть время выпить по чашке кофе. Вы как?
— Я — за.
— Вот и отлично. Пойду наберу воды в чайник.
Поремский на секунду задумался и кивнул:
— Давайте…
Выпив чашку кофе и обсудив с коллегой все подробности убийства Бойко, Поремский поднялся со стула.
— Куда теперь? — поинтересовался Романцев.
— На «Ракету», — ответил Поремский. — Хочу поговорить с коллегами Бойко. Тем более что мне давно пора было наведаться на этот завод.
— Это почему же? Ах, да. У вас ведь там дело. Мошенники и все такое. Кстати говоря, я тоже собирался наведаться на этот заводик. Даже договорился о встрече с пресс-секретарем концерна — Лидией Ивановной Жбановой. Если хотите, поедем вместе.
Поремский кивнул:
— Вы сделали мне предложение, от которого трудно отказаться.
— В таком случае — в путь.
Лидия Жбанова выглядела не как пресс-секретарь концерна, а как манекенщица из элитного модельного агентства. Высокая, с осиной талией, стройными, длинными ногами и ослепительной улыбкой.
Она встретила Поремского и Романцева у входа в офисное помещение. В ее длинных, тонких пальцах дымилась столь же тонкая и изящная коричневая сигарета.
— Вы Романцев, — определила она, скользнув по следователю быстрым, проницательным взглядом.
— Так точно, — кивнул тот. — Добрый день!
— Здравствуйте! Именно таким я вас себе и представляла. — Она повернула голову и посмотрела на Поремского: — А вас я не знаю.
— Это следователь из Генеральной прокуратуры, представил залетного гостя Романцев. Поремский Владимир… э-э…
Дмитриевич, — сказал Поремский. — Приятно познакомиться.
Мне тоже, — улыбнулась девушка. Ничего, если мы пообщаемся здесь? Не люблю курить в помещении. Или, хотите, зайдем к нам в кафе?
Романцев вопросительно посмотрел на Поремского.
— Мне все равно, — пожал плечами важняк. — Можно и в кафе.
— Отлично! — Лидия бросила сигарету в урну. — Заодно и перекусите. У нас там отличные пирожные. Мне нельзя, так хоть вы полакомитесь. Идемте!
Пройдя через вестибюль и махнув служебными удостоверениями перед угрюмыми лицами охранников, они вошли в небольшое кафе, стены которого были украшены цветной мозаикой с рабочими, крестьянками и учащейся молодежью наследие советской эпохи.
— Такая красивая девушка — и такая ужасная фамилия — Жбанова, — прошептал на ухо Поремскому Романцев. — Не повезло, да?
Поремский невразумительно хмыкнул в ответ.
Спустя несколько минут они сидели за круглым столиком. Мужчины пили кофе, заедая его пухлыми, аппетитными эклерами. Лидия курила сигарету, с завистью поглядывая на своих спутников.
— Ну как? — поинтересовалась она, выпуская уголком прекрасного рта тонкую струйку дыма.
— Гениально! — ответил Романцев с набитым ртом. — А вы что же? Бережете фигуру?
— Что-то вроде этого. — Она с интересом посмотрела на Поремского. А как вам, Владимир Дмитриевич?
— Вкусно, ответил тот. — И стыдно. Смотрю в ваши грустные глаза и чувствую себя настоящим фашистом.
— Ничего, я привыкла. У меня в семье все обжоры. А мама готовит лучше всякого шеф-повара. Каждый вечер прохожу через эту пытку.
— А стоит ли?
Лидия кивнула:
— Стоит. Вот скажите сами: я вам нравлюсь?
— М-М…
— Еще бы! — ответил за важняка Романцев. — Милая моя, с вашими шикарными данными вам надо куда-нибудь в театральный! Или на сцену — шлягеры петь!
Лидия улыбнулась:
— Может быть. И это все потому, что я держу себя в черном теле и не позволяю лишнего. У меня, знаете ли, склонность к полноте.
— Никогда бы не подумал, — сказал Поремский. — У вас просто совершенная фигура.
— Точно, — поддакнул Романцев. — Просто небесное тело какое-то!
— Вы мне льстите. Но льстите приятно. Ладно. — Лидия постучала сигаретой о край пепельницы. — Так о чем вы хотели со мной поговорить?
Поремский отхлебнул кофе и поставил чашку на стол. Посмотрел на Лидию:
— О Сергее Бойко. Его убили вчера.
— Да, я знаю. И это очень грустно. Сережа был неплохим человеком. — Она вздохнула и задумчиво посмотрела на кончик тлеющей сигареты. — Я знала, что рано или поздно это случится. И Сережа знал. Господи, да все об этом знали!
— Что значит — знали? — прищурился Поремский.
— Видите ли… Ему неоднократно угрожали по телефону. Он сам рассказывал. Звонили разные люди и требовали, чтобы Сережа, пока не поздно, ушел с предприятия.
— Он знал, кто это был?
— Нет, конечно. Знал бы — обратился бы в милицию. То есть… у него наверняка были какие-то предположения. Но он предпочитал ими не делиться.
— А люди, которые ему звонили, не объясняли, чем он им так не понравился?
Лидия слегка покачала головой:
— Нет.
— И его это не удивляло?
— Абсолютно. Сергей Бойко многим не нравился и вполне это понимал. Человек, занимающий пост коммерческого директора, многим неугоден. В крупном бизнесе невозможно избежать конфликтов. Конкуренция, борьба за тендеры и так далее. Тем более в нашей стране дикого капитализма.
Поремский покрутил в руках опустевшую чашку.
— А на Западе разве не так? — спросил он.
По губам Лидии пробежала усмешка.
— Западные предприниматели предпочитают играть по раз навсегда установленным правилам. По правилам интернационального бизнес-сообщества. А многим нашим бизнесменам по душе все еще дикое отечественное предпринимательство, где никакие правила просто не срабатывают.
— Ясно. Значит, Сергей Бойко не скрывал, что ему угрожают. Но почему гендиректор ничего не предпринял, чтобы защитить его от возможного покушения?
— Звонки начались недавно. Руководство концерна хотело приставить к Бойко охрану, но слишком долго раскачивалось. Никто не думал, что все произойдет так быстро. — Лидия притушила сигарету в пепельнице. — У вас есть еще вопросы?
Поремский посмотрел на Романцева. Тот доедал последнее пирожное и отрицательно покачал головой. Поремский повернулся к Лидии и сказал:
— Вроде нет.
— В таком случае, мне пора работать. Приятно было познакомиться. Дорогу к выходу найдете?
Надеюсь.
Она встала из-за стола и протянула Поремскому длинную, узкую ладонь:
— До свидания!
— До свидания!
Лидия кивнула Романцеву, который поспешно вытирал о салфетку испачканные в креме руки, повернулась и пошла к выходу, ритмично отстукивая по мраморному полу острыми каблучками.
— Да-а… — протянул Романцев, задумчиво глядя ей вслед. — Бывают же на свете такие красавицы. И где мои семнадцать лет?
— Известно где, — с усмешкой отозвался Поремский. — На Большом Каретном.
Поремский нажал на кнопку звонка. Подождал и нажал еще раз.
Долго не было слышно ни звука. Затем за дверью прошелестели легкие шаги. Щелкнул замок, и дверь слегка приоткрылась. В образовавшемся проеме показалось бледное, заплаканное женское лицо.
— Нина Ивановна, здравствуйте. Меня зовут Владимир Поремский. Я звонил вам час назад.
— Да-да… Я помню. Проходите, пожалуйста.
Женщина посторонилась, пропуская Поремского в прихожую.
— Проходите на кухню, — сказала она. — Я сейчас. Только приведу себя в порядок.
Поремский прошел на кухню и сел на стул. На подоконнике сидел пушистый кот и настороженно глядел на
Поремского. Тихо и мерно тикали настенные часы. Минута, другая… Наконец появилась Нина. Ее густые каштановые волосы, прежде растрепанные, были аккуратно зачесаны назад. Она присела на краешек стула и промокнула глаза платком.
— Я уже все рассказывала следователю, — тихо сказала Нина. — Мне кажется, вы зря пришли. Я ничем не смогу вам помочь.
— Наверное, вы правы. И все-таки я хочу задать вам пару вопросов. Улик очень мало, поэтому важна каждая деталь. Обещаю вам: то, что вы мне скажете, останется между нами.
Нина слабо кивнула и хрипло прошептала:
— Хорошо… Задавайте ваши вопросы.
— Нина Ивановна, мне очень важно знать, вы случайно оказались в тот день в кафе «Березка» или у вас там была назначена встреча?
— Вы думаете, это имеет какое-то значение?
— Думаю, да. Преступник мог поджидать вашего мужа возле кафе. Но для этого он должен был быть уверен, что ваш муж появится там. А значит, человек, который назначил вам встречу в кафе, может быть связан с убийцей.
Нина долго думала. Затем вздохнула и покачала головой:
— Нет, человек, которого я ждала, никак не связан с убийцей. Он мой любовник. Мне кажется, в последнее время Сергей стал догадываться о том, что я… что я ему неверна. Наверное, он следил за мной. Вот и все.
— Вы не могли бы назвать мне имя человека, с которым вы должны были встретиться в кафе?
Нина закусила губу. Ее бледные пальцы нервно теребили платок. Наконец она сказала:
— Нет. Никогда. Достаточно и того, что я созналась вам.
Поремский задумался, решая, стоит ли настаивать на своей просьбе или нет, затем кивнул:
— Ну хорошо. Скажите, Нина Ивановна, в последнее время Сергею никто не угрожал? Может, были какие-то подозрительные звонки?
— Что вы, Сережа был слишком хорошим человеком, чтобы кто-то захотел расправиться с ним. Мне кажется, все это чистая нелепость.
— Что вы имеете в виду?
— Его не должны были убить. Сережа никому не сделал зла. Он просто… его просто с кем-то перепутали. А может, стреляли не в него? Такое ведь бывает, да? Я видела по телевизору! Господи! — Нина всхлипнула и прижала платок к лицу. — Я не знаю! Я ничего не знаю!
«Черт, вот это ситуация», — с тоской подумал Поремский, глядя на плачущую женщину. — Зря я пришел к ней сегодня. Нужно было подождать хотя бы пару дней».
Поремский вздохнул и тихо поднялся со стула:
— Нина Ивановна, я, пожалуй, пойду. Спасибо, что согласились поговорить со мной. До свидания.
Нина порывисто отняла платок от лица и поднялась было со стула, но Поремский жестом остановил ее:
— Не надо. Я прикрою за собой дверь.
Нина тяжело опустилась на стул.
Поремский вышел из квартиры вдовы, проклиная себя, Бойко, Романцева, убийцу в милицейской форме и весь этот чертов мир, в котором женщинам так часто приходится плакать.
Алена и Михаил встретили Поремского загадочными ухмылками. Поремский посмотрел на Камелькова, перевел взгляд на Никитину и спросил:
— Ну что, молодняк, неужели что-то раскопали, пока меня не было?
Камельков шутливо потупил взгляд:
— Почему вы так решили, Владимир Дмитриевич?
— Да уж больно хитрые у вас физиономии. Давайте рассказывайте!
На этот раз слово взяла Алена:
— Владимир Дмитриевич, вы только не волнуйтесь, но, кажется, мы с вами стоим на пороге раскрытия самого загадочного преступления века.
— Да ну?
— Правда. Сергея Бойко убили в Серпухове. Убили четырьмя выстрелами в упор, так?
— Так.
— Человек, который его убил, был одет в милицейскую форму?
— Точно. А вы откуда знаете?
Алена и Мишаня переглянулись.
— Дело в том, Владимир Дмитриевич, что вчера в Москве точно таким же образом был убит бизнесмен Игорь Каленов. Он был коллегой Бойко по концерну «Геракл». Связь, как говорится, налицо!
— Ты самое главное не сказала, — с упреком заметил Камельков. — Каленова убил человек, одетый в милицейскую форму. Так же, как и Бойко. Кстати, насчет Бойко мы сами догадались, а вы лишь подтвердили наше предположение.
— Молодцы, — похвалил ребят Поремский. — Но, судя по тому, что ваши лица по-прежнему светятся, это еще не все?
Угадали, — кивнул Камельков. — Вчера вечером в Питере был убит Владимир Роткевич, один из руководителей питерского предприятия, входящего также в концерн «Геракл». Угадайте, сколько выстрелов произвел убийца?
— Четыре?
— Точно! А угадайте, во что он был одет? — Поремский нахмурился, и Камельков, не дожидаясь ответа, воскликнул: — Правильно! В милицейскую форму!
Поремский взглянул на раскрасневшееся от возбуждения лицо Никитиной и улыбнулся.
— Я смотрю, вы тут, пока меня не было, целое расследование провели? — мягко сказал он.
Камельков довольно улыбнулся и кивнул:
— Было дело, шеф.
— И каким же образом, можно узнать?
— Запросто! Про Каленова нам рассказал Меркулов. Он никак не мог связаться с вами. Кстати, он куда-то уехал с полчаса назад и просил вас позвонить ему, как только приедете.
— Ясно. Дальше?
— Мы тоже пытались вам прозвониться, но в ответ только это… — Тут Камельков состроил гнусную физиономию и противненько прогнусавил: — «Абонент временно недоступен или находится вне пределов досягаемости». — Затем лицо его разгладилось, и он продолжил: — Ну вот. Тогда мы с Аленой, будучи талантливыми сыщиками и просто проницательными людьми, предположили, что кто-то мог сознательно в течение всего вчерашнего дня отстреливать бизнесменов, связанных с концерном «Геракл». А предположив, мы тут же связались с МУРом. В МУРе мы потребовали, чтобы нас связали с Вячеславом Ивановичем Грязновым.
— И вас сразу же с ним связали? — удивился Порем-ский.
— Мгновенно! Правда… — Камельков слегка стушевался. — Мы сказали, что звоним по просьбе Александра Борисовича Турецкого.
— Поразительная находчивость, — усмехнулся Поремский. — И что же было дальше?
— Вообще-то с Грязновым говорила Алена. Так что я вынужден передать слово ей. Солнце мое, твой выход!
Благодарю. — Алена поправила рукой прическу и начала — Вячеслав Иванович оказался настолько любезен, что помог нам установить истину. Он просмотрел сводки и сделал необходимые запросы. Наше с Мишаней предположение подтвердилось. И нашлась еще одна жертва — некто Роткевич, предприниматель из Питера. Таким образом, мы имеем три трупа за один день. Причем все они убиты одинаковым способом, и, если бы я верила в мистику, я бы сказала, одним человеком.
— Во сколько был убит в Питере Роткевич?
— Примерно в шесть часов вечера. Бойко был убит в четыре, Каленов — в пять. Ваш киллер должен быть суперменом, чтобы успеть добраться от Москвы до Питера за час. У вас есть описание убийцы Роткевича?
— Да. Высокий, стройный, спортивного телосложения. Под носом черные усики, а на глазах — солнцезащитные очки.
— Отлично! С таким описанием мы его быстро поймаем.
Алена насупилась.
— Иронизируете, Владимир Дмитриевич? И зря. Улик вполне достаточно, чтобы связать все эти три убийства между собой. Милиционер, четыре выстрела, жертвы — так или иначе сотрудники концерна «Геракл». Ваш убийца тоже был с усиками?
— Да, госпожа следователь. С усиками и в очках. И выправку имел вполне спортивную.
Алена снисходительно улыбнулась:
— Вот видите. Все трое — молодцеватые, спортивные, наглые, словно выпущены из одной военной академии. Между прочим, Роткевича застрелили на глазах у его помощника, а Каленова — у собственного подъезда, и он живет недалеко от здания МВД России. Представляете, насколько нужно быть уверенным в себе, чтобы провернуть такие операции? Я вам так скажу, Владимир Дмитриевич, Каленова, Роткевича и Бойко убили суперпрофессионалы. И все они из одной конторы. Или… из одного преступного синдиката.
— Может быть, может быть… — Поремский задумчиво поскреб пальцами подбородок. Ай да молодняк! Молодцы, ничего не скажешь. Вообще-то прыгать через голову старшего по званию и должности нехорошо, но, как говорится, победителей не судят. — Что ж, — сказал Поремский, — выводы вы сделали правильные. И самодеятельность вашу осудить у меня язык не поворачивается. Так что с меня причитается! Каждому по бутылке пива!
— Ура! — воскликнул Камельков. — Да здравствует наш шеф, самый справедливый шеф в мире!
— А я пиво не пью, — вздохнула Алена. — От него толстеют.
Камельков криво ухмыльнулся:
— Солнце мое, толстеют не от пива, а от переживаний. А чем больше пива, тем меньше переживаний. Правильно я говорю, Владимир Дмитриевич?
— Правильно. Но что-то мы с вами, ребята, заигрались. Все-таки три человека убиты, и это не повод для веселья.
— Вы правы, — тут же подхватил настроение важняка Камельков. И, не удержавшись, добавил: — Знаете анекдот? «Что нужно, чтобы «Битлз» воссоединились?» — «Три пули, сынок, всего три пули».
Алена прищурилась и одарила Мишаню убийственным взглядом. Он тяжело вздохнул, давая понять, что, несмотря на шутку, разделяет мрачное настроение коллег.
— Начали мы с промышленных махинаций, а пришли к тройному убийству, — констатировал Поремский. — Ничего не поделаешь, будем копать дальше.
— Да уж это само собой, — с готовностью поддакнул Мишаня. — У нас теперь это дело клещами не вырвешь. Боюсь показаться глупым и нетактичным, Владимир Дмитриевич, но я вспомнил еще один подходящий к случаю анекдот. Сидят в ресторане парень с девушкой. Подходит к ним мужик. «Можно вашу даму пригласить на танец?» — «Нет». — «Но почему?!» — «Я ее поил, кормил я ее и танцевать буду». Мы это дело взвалили на свои хрупкие, юношеские плечи, мы его и дальше потащим, — со всей серьезностью, на какую только был способен, закончил он. — До самого победного конца. Кстати, Владимир Дмитриевич, вы ведь были в Серпухове?
— У тебя поразительная память, — усмехнулся Поремский.
— И как? Вам-то удалось узнать что-нибудь новенькое?
— Только то, что Сергею Бойко неоднократно угрожали по телефону. Требовали, чтобы он ушел с завода. Кто угрожал — неизвестно. Руководство собиралось приставить к нему охрану, но слишком долго раскачивалось. Бойко убили возле кафе «Березка» в то время, когда он… В общем, когда он следил за женой, подозревая ее в измене. Это все.
— Тоже немало, — одобрил Камельков. — Значит, теперь нам нужно узнать, кому был выгоден уход Бойко с завода, — и дело в шляпе!
— Боюсь, что список получится слишком длинный, — заметил Поремский.
— Тем лучше! — улыбнулся неунывающий Камельков. — Будет из чего выбирать!
Окинув коллег насмешливым взглядом, Поремский напустил на себя деловитый вид и распорядился:
— Стало быть, расклад такой. Ты, Мишаня, займешься поиском исполнителей и заказчиков. Понятно, что задача трудная и на первый взгляд малоперспективная, но…
— Что вы, Владимир Дмитриевич! — горячо возразил Камельков. — Задача что надо! По крайней мере, это лучше, чем потеть в душном кабинете и пялиться на экран монитора. Смотрите сами. — Камельков принялся загибать пальцы. — Улик у нас не так уж и мало — это раз. Свидетели есть — это два. Мозги у нас с вами тоже на месте — это три. К тому же Вячеслав Иваныч Грязнов разрешил нам обращаться к нему, когда заблагорассудится. Это четыре. Я уверен, что, хорошенько покопавшись, я… то есть мы с вами, раскрутим это дело в два счета.
Поремский улыбнулся энтузиазму своего юного коллеги.
— Что ж, поживем— увидим. Значит, ты, обжора, занимаешься исполнителями и заказчиками. А ты, свет мой Алена, возьми на себя родственников, знакомых и друзей убитых. Вполне может быть, что мотивы убийств нужно искать в личной жизни наших жмуриков.
Алена поморщилась от слова «жмурики», но Поремский оставил ее гримасу без внимания.
— А вы? — спросил Камельков, распечатывая новый «сникерс». — Мы отобрали у вас весь фронт работ. Вам не будет скучно?
— За меня не волнуйся. Обещаю тебе, что скучать никому из нас не придется.
Мише Камелькову было двадцать четыре года, но, несмотря на столь молодой возраст, он успел пройти «суровую школу жизни» (как он сам это называл). Что и говорить, жизнь не баловала молодого следователя. Начать с того, что в шестилетнем возрасте, играя с друзьями в индейцев, он получил удар палкой в глаз от своего соседа по площадке Костика Ситника.
Глаз удалось спасти, но на ближайшие полтора года раненый орган был выключен из активной жизни Камелькова. На «первом звонке» семилетний Камельков стоял как пират, свирепо разглядывая смеющихся одноклассников одиноким карим глазом.
В шестом классе Камельков упал с дерева. Да так неудачно, что повредил позвоночник. Пришлось долгие недели валяться на больничной койке закованным в броню корсета. Но на этом злоключения Миши Камелькова не закончились.
В это трудно поверить, но едва Миша освободился от корсета, как тут же ему на голову упал кирпич. Настоящий рыжий кирпич. Это случилось во время игры в казаки-разбойники (дело, само собой, происходило на строительной площадке). Череп остался цел, но крови было пролито немало. Мать, обливаясь слезами, заматывала Мишане голову бинтами, а он стоял посреди квартиры — гордый, хладнокровный, выпятив грудь и сложив на груди руки, подобно Наполеону Первому.
Рана вскоре затянулась, оставив аккуратный багровый шрамик, который с годами стал белым.
В девятом классе Камельков вызвал на бой самого сильного парня в школе.
Схватка была жестокой, но непродолжительной. Когда Камелькова подняли с земли, он лишь стер с лица кровь и рассмеялся в лицо противнику. Противник это оценил. Вторая серия ударов плотно припечатала Камелькова к земле. После этого он не поднимался очень долго. Однако отделался Мишаня и на этот раз легко всего лишь переломом кисти руки (правда, сразу в трех местах). Несмотря на поражение в схватке, Камелькова зауважала вся школа. За смелость. Но сам Мишаня сделал из этого инцидента вполне правильные выводы. Как только срослись кости руки, он тут же записался в секцию карате и благодаря своему упорству уже через несколько месяцев получил красный пояс, ч В выпускном классе, будучи уже обладателем синего пояса, он вновь бросил вызов самому крутому парню в школе.
Посмотреть на бой, который проходил на заднем дворе школы, собралось человек тридцать. Мишаня легко уходил от ударов бугая, без умолку болтая и подначивая противника острыми замечаниями: «Не получилось? Ну ничего. Попробуй еще разок… Ай, молодца! Почти попал! Ну давай еще раз. Я верю в тебя, мой мальчик! У тебя должно получиться! Ну же!»
Разъяренный противник налетел на Камелькова как буйвол, но Мишаня и на этот раз с изяществом танцора увернулся от удара. Публика встретила этот фокус громкими аплодисментами. Не в силах сдержать артистических чувств, Мишаня повернулся к публике для поклона и в этот момент получил страшный, сокрушительный удар по голове. Крепкая деревянная штакетина, вырванная из забора сильной рукой противника, столкнувшись с головой Камелькова, разлетелась на куски.
Некоторое время Камельков стоял и улыбался, глядя в пустоту перед собой. Затем глаза его подернулись поволокой и он тяжело рухнул на землю. Врачи констатировали сотрясение мозга средней тяжести.
С тех пор утекло много воды. Голова Камелькова пришла в порядок (в Чем Алена Никитина порою очень сильно сомневалась), синий пояс превратился в черный, а сам Камельков — в аттестованного следователя Генеральной прокуратуры.
С вечера Камельков разработал план действий, а со следующего утра приступил к активному его осуществлению.
Во-первых, он позвонил в МУР самому начальнику Вячеславу Ивановичу Грязнову. Разговор уже длился довольно долго, когда Миша по привычке сослался на Турецкого.
— Что ж, — сказал в конце концов Грязное. — Дело в принципе разумное. Я тебе дам телефон майора Половцева, свяжись с ним. Сошлись на меня, объясни ситуацию. Уверен, он тебе поможет. Усвоил?
— Да.
— Ну тогда записывай.
Грязное продиктовал номер телефона майора, Камельков записал его в небольшой блокнотик в кожаной обложке, который ему подарила мать в честь окончания университета.
— Спасибо, Вячеслав Иванович… Я буду держать вас в курсе.
— Премного тебе благодарен, — с иронией ответил Грязное. — Как там Александр Борисович? Улетел уже?
— Нормально. Работает.
— Ну ладно. Бывай!
Поговорив с начальником МУРа, Камельков тут же набрал номер майора Половцева. Половцев ответил усталым, чуточку сонным голосом. Мишаня вкратце изложил суть дела и поинтересовался, нет ли у майора на примете подходящего агента, который может вывести его на след «корпорации наемных убийц».
Половцев подумал с полминуты, затем сказал:
— Я смотрю, Михаил, вы из тех, кто привык брать быка за рога. Что ж, иногда срабатывают и самые нелепые методы. Значится, так, есть у меня на примете один парень. Порядочное ботало, но иногда выдает очень полезную информацию. Другое дело, что каждое его утверждение необходимо тщательно проверять, прежде чем принимать какое-то решение. Но, я думаю, работая со своим контингентом, вы к этому давно уже привыкли.
— Еще бы! — поддакнул Камельков. — С этими болтунами держи ухо востро!
— Вот именно. Парень, о котором я вам говорю, раньше был чемпионом России по боксу. Потом занялся восточными боевыми искусствами, работал каскадером. Лет шесть назад стал сильно закладывать за воротник. Однако время от времени завязывает с выпив — кой и устраивается работать тренером по контрактам. Хватает его ненадолго, но тем не менее. Круг общения этого парня очень большой: тут и бандиты, и бывшие спортсмены. Зовут его Ростислав Гамов. Характер дрянной и упрямый, но иногда он нам помогает.
— За деньги?
— Разумеется. Если он сейчас не в завязке, то может вам помочь. Когда пьет, остро нуждается в деньгах, а достать ему их негде. При встрече с ним сошлитесь на меня. Только не будьте слишком настойчивы.
— Почему?
— Этот парень очень вспыльчив. А вспылив, он может легко сделать вас инвалидом.
— Ясно. Где я могу его найти?
— Значится, так…
Выслушав майора Половцева и записав все данные в блокнот, Камельков рывком поднялся с кресла, взъерошил ладонями черные волосы и победно улыбнулся. Он был готов к схватке с неизвестным противником. Но сперва… сперва неплохо было бы немного перекусить.
Возбужденный предстоящей операцией, Камельков отправился на кухню и за пятнадцать минут опустошил холодильник.
Гамов был мощным, широкоплечим мужиком с мускулистой шеей и огромными смуглыми кулаками.
Судя по всему, у Гамова началась черная полоса жизни: от него слегка попахивало перегаром, однако глаза его еще не затянулись мутной пленкой, и вел он себя (по крайней мере, на первый взгляд) вполне адекватно.
— А ты кто ж такой будешь? — осведомился он у Камелькова, окинув его с ног до головы тяжелым взглядом.
Я от майора Половцева. У меня к вам важное дело.
— Важное, говоришь? Хм… Тогда, может быть, представишься, а уж опосля и к делу твоему приступим?
Следователь прокуратуры Камельков Михаил Петрович.
Гамов обнажил в ухмылке белые ровные зубы.
— Значит, Михаил Петрович? Ну-ну. А я Ростислав. Для друзей просто Ростик. Держи пять!
Гамов протянул Мише широкую пятерню. Миша с опаской пожал ее.
— Ну вот и познакомились, — удовлетворенно констатировал верзила. — Слушай, здесь поблизости есть одна забегаловка. Не возражаешь, если мы побазарим там? За кружечкой холодного пива, а? Не менжуйся, приятель, это хорошая точка!
— Нет проблем, — ответил Камельков, чем вызвал в душе широкоплечего гиганта прилив добрых чувств.
— А ты ничего, — одобрительно сказал Гамов и легонько похлопал Камелькова по плечу. Ну, тогда айда, что ли?
— Айда!
Назвать забегаловку «хорошей точкой» можно было с большой натяжкой. Обычное летнее кафе с четырьмя сильно поцарапанными белыми пластиковыми столами. В полутора метрах от крайнего столика барная стойка.
— Будьте добры, две кружки пива, — заказал Камельков и бросил на прилавок четыре червонца.
— Михаил Петрович, — смрадно зашептал на ухо Камелькову Гамов, — пиво без водки деньги на ветер. Или не слыхал такой поговорки?
— И бутылку водки, — сказал Камельков, прибавив к червонцам измятый стольник.
— Вот это по-нашему, — одобрил действия следователя «агент» Гамов.
Они взяли пиво и водку и сели за самый дальний от барной стойки столик. Гамов поднял кружку и провозгласил:
— Ну-с, за сотрудничество?
— За него! — кивнул Камельков.
Они чокнулись толстыми пивными кружками и принялись за пиво.
— Холодное, — похвалил Гамов. — А теперь давай остограммимся для разгону. — Гамов взял бутылку водки и скрутил крышечку.
— Может, пока не надо? — спросил Камельков. — Сначала поговорим, а потом уж и выпьем. Так сказать, закрепим нашу деловую связь.
— Для того чтобы закрепить связь, нужно ее сначала наладить, — мудро изрек Гамов. — Подставляй стопку, шеф. Да не менжуйся ты, остограммимся для начала, а потом пососем пивка.
Делать было нечего, Камельков со вздохом пододвинул свою рюмку верзиле.
Водка была благополучно разлита по пластиковым стаканчикам и выпита.
— Ну так какое у тебя ко мне дело?
— Майор Половцев говорил, что у вас богатые связи в уголовном мире.
— Это есть, — кивнул Гамов. — Я прожил долгую и насыщенную событиями жизнь, сынок. А это чего-ни: будь да стоит.
— Видите ли, пару дней назад в Москве произошло явно заказное убийство. Убийца был одет в милицейскую форму. Свидетели описывают, что он был высокий и подтянутый, явно спортсмен. Действовал хладнокровно и без суеты…
— Профессионал, не иначе, — заметил Гамов, отхлебывая пиво.
Камельков кивнул:
— Мы пришли к такому же выводу. Но дело в том, что в тот же день произошло еще два похожих убийства. Тоже милиционер, тоже высокий и подтянутый. И так же, как и в первом случае, всадил в жертву ровно четыре пули.
Тяжелая кружка со стуком опустилась на стол.
— Четыре, говоришь? — прищурившись, пробасил Гамов.
— Да, четыре. А вам это о чем-то говорит?
Гамов нахмурил лоб.
— Что-то такое вертится в голове… — задумчиво проговорил он. — Вот только никак не могу вспомнить. Знаешь, Михал Петрович, я тебе сразу-то по скромности не сказал, но… Тяжело мне сейчас живется на белом свете. Поиздержался я совсем.
— Вы намекаете на деньги?
— На них, — печально кивнул верзила.
Камельков, ни слова не говоря, вынул из кармана две сотенные бумажки и положил перед Гамовым.
— Это мне? — спросил Гамов дрогнувшим от благодарности голосом.
— Вам.
— Благодарю, — сказал Гамов и сгреб бумажки со стола. — Хороший ты человек, Михал Петрович. Рад буду тебе помочь. Только…
— Что?
— Давай-ка мы с тобой выпьем для начала.
— Так мы ведь уже выпили!
— Тот раз не считается. Тогда ты мне был незнакомым и подозрительным чужаком, а теперь ты мне брат по крови. А за брата я не выпить не могу. Давай сюда свою стопку!
Камельков вздохнул и протянул стаканчик верзиле.
Они выпили еще по сто граммов.
— А теперь давай-ка мы с тобой порассуждаем, — сказал Гамов. — Твои менты-убийцы явно проходили спецподготовку. И, судя по всему, в одном месте. Это значит, что в Москве — ну или где-то там еще — действует фирма, услугами которой пользуются те, кому позарез понадобилось кого-то убрать. Судя по тому, что все убийства были совершены в один и тот же день, а почерк убийств был одинаковым, заказчик у всех этих преступлений один.
Если только кто-то сознательно не хочет заморочить нам голову, — сказал Камельков и громко икнул. — Простите, — промямлил он, сильно покраснев.
— Ничего, Михал Петрович, это из тебя пивной дух выходит. Так вот, насчет того, чтобы заморочить нам голову, это чепуха. Эти ребята хитры, но не настолько. Чем сложнее схема преступления, тем труднее осуществить ее без ошибок. Поэтому эти ребята предпочитают не запутывать дело свыше меры.
— Может, вы знаете, как найти эту фирму убийц-ликвидаторов?
— А чего ж… Тут ничего сложного нет. Езжай на Тверскую, там их много. Ходят мужики с плакатами на спине, а на плакатах надпись «Ликвидирую фирмы — быстро, легко, надежно».
— А разве они в этом смысле? — усомнился Камельков.
— Конечно! Помнишь, как у Шерлока Холмса? Чтобы спрятать письмо понадежнее, нужно положить его на самое видное место. Все будут шарить по полкам и вспарывать диваны — и никто не догадается поискать на столе.
— Хороший подход, только не всегда срабатывает, — выдал свою экспертную оценку Камельков.
Гамов посмотрел на него с уважением.
— А ты талантливый сыщик, — констатировал он. — Давай-ка выпьем за тебя, Михал Петрович! По пятьдесят грамм!
— Давайте!
И они снова выпили.
— Ладно, — сказал Гамов, — насчет мужиков с Тверской это я, конечно, пошутил. Такие фирмы не афишируют свою деятельность. И найти их непросто. Однако одну наводку я тебе дать могу. Нужно искать кавказцев!
— Кавказцев?
— Да. Это я тебе не из-за национализма моего лютого говорю, а просто факт констатирую. Они ведь люди черные, горячие. Вот твой дед, к примеру, кем был?
— Учителем.
— Во-от. А их деды по горам с кинжалами лазали. Сечешь, к чему я? Для них ведь что Москва, что дикие горы — один хрен. Опять же месть эта кровная. Они уже с рождения для убийственной работы готовы. Гамов поднял толстый палец и изрек: — Наследственность, понимаешь!
— Ну и где я буду искать этого вашего кавказца?
— Как это — где? Его фирма, чем бы она таким ни была, наверняка не специализируется на пошиве мягких игрушек. И книжки для детей младшего школьного возраста она тоже вряд ли выпускает. Где легче всего найти клиента, который хочет свести с кем-то счеты?
Камельков подумал и сказал:
— Не знаю.
— Во-от, — протянул Гамов. Ну а коли не знаешь, так слушай старших дядей. А старшие дяди тебе скажут: самая сволочная свора обитает в шоу-бизнесе! Они там все друг другу глотки перегрызть готовы. Уж поверь моему богатому опыту.
— Вот как… — неопределенно сказал Камельков.
— Именно. Я бы на твоем месте… — Гамов запнулся. — Хотя чего это я. У тебя наверняка и своя голова на плечах имеется.
— Нет-нет, говорите, — разрешил Камельков.
— Не стоит. Кто я — и кто ты! Ты ведь по работе профессионал, а я так: подкинули денежку — мозгой крутанул. Не подкинули извиняй Господь. — Гамов остановился и выжидательно посмотрел на Камелькова.
— А! — догадался тот. — Ну да.
Камельков достал из кармана еще пару мятых стольников, посмотрел на них с сожалением и, вздохнув, протянул подвыпившему гиганту.
Деньги исчезли в пятерне бывшего боксера.
— Продолжаем разговор, — вновь заговорил он. — Итак, на чем мы с тобой, Михайло Петрович, остановились?
— На том, что убийцу нужно искать в сфере шоу-бизнеса.
— Именно! Но, конечно, искать нужно умеючи. Вот, к примеру, есть в Москве одно местечко… Яркое с фасада, но гнусное внутри. Я процентов на девяносто пять уверен, что там твои убийцы и прячутся.
Камельков взволнованно придвинулся к Гамову:
— Вы обязаны мне рассказать об этом местечке, Гамов! Слышите, обязаны!
Гамов внимательно посмотрел на молодого следователя и вздохнул.
— Делать нечего, расскажу. Ну слушай…
Если по уму, так нужно было сперва протрезветь, а потом уже браться за дело. Но Миша Камельков не мог ждать. Слишком многое было поставлено на карту — преступники могли ускользнуть в любой момент!
— Пойдешь со мной? — искренне обратился он к Гамову (к тому времени они выпили еще по кружке пива и успели стать друзьями). — Мне бы помощь такого крепкого парня, как ты, не помешала.
Гамов долго размышлял. Его широкий, толстый лоб покрылся напряженными морщинами. Наконец он вздохнул и решительно потряс головой.
— Нет, не. могу, — сказал он. Я бы рад, но моя личность известна слишком многим. Я могу сорвать тебе все дело.
— Верно, — согласился Камельков. — А если замаскироваться? Например, наклеить усы. Или надеть этот… как его… парик?
— А у тебя есть парик?
— Нет, — искренне ответил Камельков. — Но купим! У меня есть еще двести пятьдесят рублей!
Гамов скептически фыркнул:
— За двести пятьдесят рублей ты не купишь парик даже на болонку!
— Так что же делать?
— Придется тебе идти на дело одному. Или подключи своих.
— Но ты ведь сам сказал: главное в этом деле — конспирация и внезапность!
— Так и есть, — кивнул Гамов. — Тогда действуй!
И Камельков начал действовать.
Распрощавшись с Гамовым, он поймал такси и отправился в «конспиративный центр» (так его обозвал Гамов), где готовили суперкиллеров. Камельков отдавал себе отчет, что операция будет сложной и что неплохо бы заручиться поддержкой ОМОНа или СОБРа. Но обидно было терять на это время. К тому же искушение схватить преступников собственноручно и привести их — перепуганных, растерянных — прямо в кабинет Поремского, оказалось слишком сильным. Камельков рассчитывал на внезапность.
— А побыстрее нельзя? — сгорая от нетерпения, подгонял он таксиста.
— Если боишься опоздать на кладбище, то я могу и прибавить, мрачно отозвался таксист.
Камелькову шутка не понравилась.
— Эх, человек! — обиженно вздохнул Камельков. — У меня серьезное дело впереди, а ты каркаешь.
Таксист посмотрел на Камелькова в зеркало заднего вида и усмехнулся:
— Что за дело? Собираешься ограбить банк?
— Что-то вроде этого, — кивнул Камельков. — Только наоборот.
— Возьмешь в напарники?
Взял бы, дружище. Но не имею права рисковать чужой жизнью.
— Жаль. Парочка миллионов баксов мне бы не помешала.
Конспиративная точка, возле которой Камельков остановил такси, называлась «Клуб «Воин» и располагалась неподалеку от Тимирязевского лесопарка. Гамов сказал, что лучше всего нагрянуть туда среди бела дня. Около полудня в подвале клуба проводятся тренировки по стрельбе. Если проникнуть незаметно, то можно взять преступников с поличным.
Оглядев вход в клуб, Камельков понял, что пройти незамеченным мимо двух дюжих охранников, которые маячили за стеклянным окошком крепкой дубовой двери, ему будет довольно сложно. Однако, немного поразмыслив, он решил провести разведку боем.
К двери заведения он подошел развязной, вальяжной походкой. Остановился на секунду, мысленно досчитал до трех, чтобы успокоить сердцебиение, затем взялся за кольцо, свисающее из оскаленной пасти медного льва, и потянул его на себя. Тяжелая дверь распахнулась абсолютно бесшумно.
Один из охранников отвалился от стойки холла и медленно двинулся к нему.
— Хелло! — поприветствовал его Камельков.
Охранник остановился перед следователем, оглядел его с ног до головы и вежливо поинтересовался:
— Вы член клуба?
— Безусловно, — кивнул Камельков.
Взгляд охранника стал подозрительным.
«Вот орясина! — подумал Камельков. — Потянет на центнер с лишним. А во мне всего семьдесят шесть».
— Можно взглянуть на вашу членскую карточку? — все так же вежливо попросил охранник.
— Разумеется. — Камельков сунул руку в карман пиджака, потом в другой, проверил карманы джинсов и, сокрушенно вздохнув, объяснил: — Кажется, я забыл ее дома.
— В таком случае, вам придется сходить за карточкой домой, — сказал охранник. — Извините, но у нас такие правила.
— Вот как? Правила?
Камельков оценивающе оглядел широкие плечи охранника, его квадратный подбородок и сломанный нос. Парень был крепкий. И по всему видать, бывалый боец. Однако Камелькова это только подзадорило.
— Послушай, приятель, — обратился он к охраннику с убийственной улыбкой на побледневших от ярости губах, — или ты впустишь меня внутрь, или я въеду туда на тебе верхом.
— Правда? — спокойно отозвался охранник, разглядывая Камелькова в хищный прищур. — Может, попробуешь?
«Жаль, не успел разогреть суставы», — подумал Камельков и, пригнув голову, двинулся на охранника. Охранник сделал шаг вперед и чуть приподнял руки, приготовившись к бою.
Внезапно Камельков остановился. «Что ты делаешь? — сказал он себе. Чертов болван, ты ведь так завалишь все дело!»
Сделав над собой усилие, Камельков широко улыбнулся и сказал:
Вы правы. Спокойствие членов клуба прежде всего. Я съезжу домой за карточкой и вернусь.
— Вот и хорошо, — одобрил охранник. — Эти правила придумывал не я. Я всего лишь исполняю свои обязанности.
— И неплохо исполняете! — похвалил Камельков. — Ладно, до скорого. Надеюсь, у нас еще будет повод пообщаться и подружиться.
— Это уж как получится, — улыбнулся охранник.
Итак, план пробраться в клуб «Воин» легальным путем провалился. Однако Камелькова это не сильно расстроило. У него на этот случай имелся запасной план.
Легкой, прогулочной походкой, насвистывая незамысловатую песенку, Камельков прошел вдоль фасада клуба и свернул в узкий, безлюдный переулок. Здесь он хорошенько оглядел окна клуба. Почти все они на первом этаже были зарешечены.
Нимало не смутившись, Камельков переключил свое внимание на окна второго этажа. На них решеток не было. Метрах в двух от клуба рос мощный клен. Его раскидистая крона достигала карниза четвертого этажа. Камельков быстро огляделся, затем подпрыгнул, уцепился за толстую ветку клена и, сделав «выход силой», легко, как кошка, вскарабкался по дереву до уровня второго этажа.
Перебраться с дерева на карниз и проскользнуть в открытую форточку было делом техники.
«Интересно, какой это туалет? Женский или мужской? — подумал Камельков, оглядывая стены помещения в поисках писсуаров. — Женский», — понял Камельков и, воровато оглядываясь на закрытые дверцы кабинок, засеменил к выходу.
Где-то рядом шумно заработал сливной бачок. А затем и еще один. Камельков вздрогнул от неожиданности и поспешил укрыться в ближайшей кабинке. Замок в кабинке был сломан, и юному следователю пришлось держать дверцу рукой.
По кафельному полу зацокали каблучки. К ним присоединились еще одни. Тихонько скрипнул вентиль крана, и зашумела вода.
— Ну как твое свидание? — произнес низкий хрипловатый женский голос.
— Плохо, — ответил ему другой, высокий и подрагивающий. — Вадик оказался полной свиньей! Даром что кандидат наук.
— Что, сразу же полез под юбку?
Если бы! Весь вечер таскал меня по Москве, вешал лапшу на уши насчет Пикассо и Ван Гога, а потом проводил до дома, поцеловал в щечку и отчалил. «Приятно, — говорит, — было провести с вами время. Надеюсь, что это взаимно».
— Да ладно тебе. Ты ведь сама говорила, что он скромный парень.
— Да. Но я не думала, что он такой козел. Представляешь, даже не предложил зайти в кафешку поужинать! А я была так голодна, что съела бы лошадь.
Услышав про лошадь, Камельков почувствовал, как в животе у него заурчало. «Черт, надо было хоть пару «сникерсов» на закуску купить», — с грустью подумал он.
Тем временем шум воды прекратился, и дамы, цокая каблучками, удалились. Выждав для верности еще полминуты, Камельков осторожно, стараясь не скрипнуть, открыл дверцу и на цыпочках двинулся к выходу.
Однако тут следователя ждало новое испытание. Не успел он ухватиться за дверную ручку, как дверь сама собой распахнулась. На пороге туалета, с любопытством глядя на Камелькова, застыла грузная блондинка бальзаковского возраста.
— Простите, ошибся, — промямлил Камельков и, сгорая от стыда, проскользнул мимо блондинки в коридор.
— Передумаешь — возвращайся! — со смехом крикнула ему след блондинка.
Оправившись от пережитого шока, Камельков потрусил по коридору, прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за закрытых дверей. Первая дверь. Вторая. Третья. Вот и лифт. Здесь Камельков остановился и, поразмыслив немного, стоит ли спускаться в подвал на лифте или лучше воспользоваться лестницей, выбрал лестницу.
По пути к подвалу Камельков несколько раз слышал отдаленные мужские голоса и замирал, вжавшись спиной в стену. Однако ему повезло — на лестнице так никто и не показался.
Наконец Камельков остановился перед дверью, ведущей в подвал. До. сих пор судьба благоволила к нему. Однако на этом ответственном этапе разработанный Камельковым план заканчивался. Дальше следовала голая импровизация. Только тут Камельков вспомнил, что не имеет при себе никакого оружия. Однако отступать было поздно.
«Главное — внезапность!» — сказал себе Камельков и, собрав волю в кулак, распахнул дверь.
Вместо тира он увидел перед собой большую комнату с цементными стенами и рядами деревянных шкафов, уставленных разнокалиберными бутылками, некоторые были покрыты пылью и паутиной.
— Что-то забыли, молодой человек? — пропел у него над ухом сладкий баритончик.
Камельков обернулся. Удар пришелся ему точно в переносицу. Тряхнув головой, отважный следователь был готов продолжить бой, но внезапно сознание изменило ему. Глаза закатились, ноги подогнулись, и он рухнул на цементный пол подвала, подняв призрачное облачко пыли.
— Ну-с, молодой человек, пришло время побеседовать.
Камельков еще не вполне пришел в себя, поэтому слова незнакомца звучали для него так, словно между ним и обладателем баритончика была стена.
— Э, да вы еще не вполне пришли в себя! Эдик, плесни-ка нашему гостю водички на лицо. Мне не терпится с ним поговорить.
На голову Камелькову полилась холодная вода. Он тряхнул головой и подергал заведенными за спину руками. «Наручники, — понял Камельков. — Черт, попал как кур в ощип!»
— Ну как? Вам уже лучше?
Над Камельковым склонилось бледное лицо в золотых очках. Лицо было тщательно выбрито, имело красивый золотистый цвет (какой бывает после регулярного посещения солярия) и полоску черных усиков над верхней губой.
— Вы кто? — прямо спросил незнакомца Камельков.
— Я хозяин клуба Азамат Ашкеров, — представился тот. — А вы? Могу я узнать, с кем имею честь?
— Камельков. Михаил Камельков.
— И все?
— Михаил Петрович Камельков. Пока все, а дальше будет видно.
Ашкеров склонил голову набок и внимательно посмотрел на Камелькова.
— Что ж, Михаил Петрович… Мы с Эдиком… — он кивнул в сторону охранника, — не без интереса наблюдали за тем, как вы пытались проникнуть в клуб через окно туалета. Признаться, нас несколько обескуражило то, что вы выбрали для своего проникновения именно женский туалет. Эдик даже предположил, что вы из тех, кто любит…
— Ваш Эдик болван, — оборвал словоохотливого кавказца Камельков. — Да и сами вы не лучше.
— Эх, Михаил Петрович… Похоже, вы не понимаете, в каком тяжелом положении оказались. А ну-ка признавайтесь, какого черта вам понадобилось в моем клубе? Что вы искали в подвале?
— Мужской туалет, — с усмешкой ответил Камельков. — Кстати, — он скосил глаза к переносице, — что это такое белеет у меня на носу?
— Это пластырь. Не волнуйтесь, ваш нос не сломан, но ушиб довольно сильный. Скажите спасибо Эдику — он умеет бить больно, но аккуратно.
— Ему просто повезло. Он застал меня врасплох.
Ашкеров белозубо улыбнулся:
— Это было несложно. С пьяным человеком справиться легче, чем с трезвым. А вы, Михаил Петрович, были пьяны, и довольно сильно. Видели бы вы себя со стороны! — Ашкеров рассмеялся. — Честное слово, Михаил Петрович, вы пять минут карабкались по этому несчастному дереву! А потом еще пять балансировали на карнизе, стараясь сохранить равновесие!
— Чушь! — вспылил Камельков. — Подъем занял у меня не больше минуты!
— Это вам так только кажется. А из женского туалета вы выбежали как раненый слон. Держу пари, топот был слышен за три квартала отсюда!
«Неужели это так?» — подумал Камельков и почувствовал, как его щеки наливаются пунцовой краской стыда.
— Итак, выкладывайте. Кто вас послал и какова была цель вашей отчаянной вылазки? Вы хотели ограбить мой винный погреб? Или подбросить мне пару «жучков»?
У Камелькова было три варианта действий. Первый — честно во всем признаться. Второй — придумать какую-нибудь фантастическую историю. Третий — блефовать. Камельков выбрал последний вариант.
— Ладно, — жестко сказал он, — хватит ломать комедию. Я следователь Генеральной прокуратуры Камельков. Каждое наше слово прослушивается. Клуб окружен бойцами СОБРа. Советую вам снять с меня наручники, пока мои ребята не ворвались сюда. Добровольное признание облегчает вину.
Ашкеров выслушал эту гневную тираду с абсолютно спокойным выражением лица. Затем слегка приподнял черные брови и произнес:
— Что-то я не понимаю, о какой вине идет речь.
— Бросьте кривляться! — резко осадил его Камельков. — В здании клуба находится центр для подготовки наемных убийц, и нам это известно! Чем скорее вы во всем признаетесь, тем лучше будет для вас!
Ашкеров и Эдик удивленно переглянулись.
— Кто вам об этом рассказал? — спросил Ашкеров неприятным, отчужденным голосом.
Камельков улыбнулся:
— У нас везде свои люди, Ашкеров. Более того, мы прослушиваем ваши телефонные разговоры. Нам известна вся подноготная вашей жизни. А теперь быстро освободите меня! Спектакль окончен!
Ашкеров повернулся к телохранителю-верзиле.
— Эдик, — негромко сказал он, — наш гость хочет, чтобы спектакль поскорее закончился. Помоги ему, пожалуйста.
Эдик подошел к сидящему на стуле Камелькову и коротко, без замаха, врезал ему кулаком в челюсть. Ослабленное алкоголем и мордобоем сознание Камелько-ва погрузилось в непроглядную тьму.
Напротив Камелькова стоял стул, а на стуле сидел пожилой джентльмен с остатками рыжих волос на голове и пристально смотрел Камелькову в глаза.
Он повернулся к сидящему в кресле (нога на ногу, в белых зубах сигара) Ашкерову и спросил:
— Значит, это и есть ваш Камельков?
— Он самый, — отозвался Ашкеров. — Проник в клуб через окно и пытался пробраться в подвал. Утверждает, что следователь Генеральной прокуратуры! — Ашкеров откинул голову назад и негромко рассмеялся.
— Ну а вы что скажете? — обратился рыжеволосый к Камелькову.
— Сперва я хотел бы знать, с кем я говорю, — отчеканил Камельков.
— Что ж… Весьма разумный подход. Вы, уважаемый Михаил Петрович Камельков, говорите с начальником Московского уголовного розыска генерал-майором Грязновым. Устраивает вас такой ответ? Или вы желаете общаться только с президентом и министром МВД?
Камельков недоверчиво посмотрел на рыжеволосого:
— Если вы Грязнов, то должны знать, что я звонил вам сегодня утром. Вы мне порекомендовали обратиться к майору. Как его фамилия?
— Половцев.
— Точно! Вячеслав Иванович, вы даже не представляете, как я рад вас видеть! Но… Но постойте. Как вы здесь оказались?
— Очень просто. Мне позвонил мой старый друг и сказал, что на его клуб совершено нападение. Злоумышленник, который собирался разорить винный погреб моего друга, представился следователем Михаилом Камельковым. И вот я здесь! А как здесь оказались вы, молодой человек, ума не приложу. Да, и кстати, Азамат сказал, что вы были очень пьяны. Может, объясните, что это за концерт?
Камелькову вдруг стало мучительно больно и стыдно за прожитый день.
— Видите ли, Вячеслав Иванович, — преодолевая собственное смущение, начал он, — мне больно об этом говорить, но ваш старый друг Азамат Ашкеров — матерый бандит. В этом клубе находится центр по подготовке наемных убийц. В одном из подвальных помещений они оборудовали стрелковый тир. Мне бы не хотелось вас пугать, но мне кажется, что живыми нам с вами отсюда не выбраться. Если, конечно, вы не с ними заодно.
Грязнов посмотрел на Камелькова с веселым интересом.
— Забавный ты парень, — сказал он. — Вот только представления о мире у тебя неверные. Ты что же, сынок, в каждом кавказце видишь заведомого негодяя и убийцу?
— Не в каждом, — угрюмо ответил Камельков. — А только по наводке.
— По наводке, говоришь? И кто ж тебя навел? Кто надоумил?
Камельков потер пальцем висок и поморщился.
— Агент, которого мне порекомендовал майор Половцев, — тихо ответил он.
— Имя!
— Половцева?
— Агента!
— Э-э… Ростислав Гамов.
Глаза Грязнова насмешливо прищурились:
— Сколько ты ему заплатил?
Камельков уже понял, что попал впросак, но делать было нечего — когда спрашивает старший по званию, нужно отвечать.
— Триста рублей плюс водка и пиво.
— И все?
— У меня больше не было.
— Жаль. Добавил бы еще сотню баксов — он бы рассказал тебе о том, кто убил Кеннеди. — Грязнов повернулся к Азамату Ашкерову и спросил: — Знаешь этого Гамова?
— Еще бы! с усмешкой ответил тот. Это тот бездельник, которого я уволил три месяца назад за пьянство и воровство. Он работал у меня охранником. «Работал» — это только так говорится. На самом деле слонялся из угла в угол да бармена на жалость пробивал, чтобы тот стопочку ему нацедил. А когда понял, что того слезами не возьмешь, перешел к активным действиям. За неделю на двести баксов товара пропало.
— Воровал, значит?
— Скорее — выпивал.
Грязное посмотрел на Камелькова:
— Ну что, Шерлок Холмс? Понял теперь?
Камельков понуро опустил голову и кивнул:
— Понял.
— В следующий раз хотя бы ходи на дело трезвым. Позоришь ведь всю нашу братию.
— Слушаюсь. — Камельков поднял на Грязнова жалобные глаза: — Вячеслав Иванович, да я вообще не пью. Это ж для дела. Чтобы войти в контакт с ценным агентом. Я ведь не знал, что он такой подонок.
Грязнов поднялся со стула:
— Ладно, артист, пора восвояси. За свою человеческую честь можешь не опасаться — Азамат заявление подавать не будет, а вот насчет профессиональной… Чего сидишь? Пошли уже, хватит позориться.
Грязнов повернулся и направился к выходу. Камельков уныло поплелся за ним. У двери Грязнов обернулся и махнул рукой Ашкерову, тот махнул в ответ.
На улице стало пасмурно, накрапывал мелкий дождик.
— Вот черт, а я без зонта, — пробурчал Грязнов, не глядя на Камелькова. Он поднял голову и посмотрел на затянутое тучами небо. — Похоже, зарядил надолго. Ты как сюда добирался, на машине?
— На такси.
— Деньги на обратную дорогу есть?
Камельков, все еще боясь посмотреть в глаза генералу, покачал головой:
— Нет.
— Ладно. Так и быть, подброшу тебя до места основной службы. Ты хоть иногда на Дмитровке появляешься или все время бандитов в одиночку берешь?
— Появляюсь.
— Тогда прыгай в машину — подвезу.
Они ехали в машине Грязнова по мокрым от дождя улицам. Чувствовал себя Камельков прескверно. Хмель давно выветрился из его головы, оставив неприятную тяжесть. Но большая тяжесть лежала у Камелькова на душе.
— Вячеслав Иванович, — промямлил он, — у меня к вам просьба. Не говорите, пожалуйста, о том, что случилось, Поремскому и Турецкому. И Меркулову тоже.
Грязнов покосился на него и слегка покачал головой:
— Ладно уж, не скажу. Но в следующий раз думай головой, а не костью, понял?
— Понял.
И чтоб без ребячества и самодеятельности. Сколько тебе лет?
— Двадцать четыре.
Грязнов вздохнул:
— Взрослый уже парень. А все туда же в казаки-разбойники играть. Чист твой Ашкеров, понял? Чист. Я его семь лет знаю. Он свой бизнес потом и кровью поднял. Спал по четыре часа в сутки, квартиру и дачу заложил, чтобы деньги на клуб достать. А ты его в наемные убийцы записал.
— Вячеслав Иванович, я ведь не нарочно. Наводка оказалась ложной.
— Наводка ложной, зато водка — настоящей. Приедешь в контору, выпей кофе покрепче, заешь булочкой и зажуй «тик-таком».
Камельков кивнул и отвернулся к окну. По тротуару, укрываясь от дождя зонтиками, ходили люди. Все они спешили по своим делам, и всем им было глубоко плевать на грустные чувства, которые испытывал следователь Генеральной прокуратуры Михаил Петрович Камельков.
С профессором, которого порекомендовал ему журналист Парфенов, Поремский встретился в университете, где тот преподавал. Вначале они пристроились на кафедре, однако вскоре кафедра стала заполняться преподавателями, а затем и студентами — беседовать в этой обстановке не было никакой возможности.
— Вы курите? — поинтересовался профессор.
Поремский отрицательно покачал головой:
— Уже нет, но табачный дым меня абсолютно не раздражает.
Профессор обрадовался:
— Замечательно! Тогда предлагаю вам продолжить нашу беседу в кафе. Тут, знаете, есть на втором этаже… студенческое. Я грешным делом люблю туда захаживать. Смотреть на молодые лица человеку моего возраста и моего склада характера сущее удовольствие. Не возражаете?
— Что вы, я тоже люблю молодежь. Собственно, я и сам еще не так стар, чтобы дистанцироваться от двадцатилетних ребят.
— Вот и славно, мой милый, вот и славно.
Профессор сгреб со стола сигареты, и они переместились в кафе.
— Итак, — продолжил начатый разговор профессор, дымя сигаретой и потягивая черный кофе, — помимо откровенного разбоя есть три относительно честных способа отъема чужой собственности. Первый способ состоит в следующем. Сначала захватчик вступает в сговор с так называемым миноритарным акционером. Миноритарный акционер — это владелец мизерных пакетов акций. Этого «акционера» захватчик может создать и сам. К примеру, купив за бутылку водки любого бомжа. После этого покупается антиправовое решение суда по иску этого миноритарного акционера менеджменту захватываемой компании. Третий шаг: покупается судебный исполнитель, который вместе с противоправным решением суда и бригадой вооруженных людей захватывает либо правление завода, либо реестр акционеров. Как видите, российский захват осуществляется целиком на основе коррупционных схем. Объектом атаки становятся успешные предприятия.
Профессор стряхнул пепел с сигареты и с удовольствием отхлебнул кофе. Затем, грустно усмехнувшись, добавил:
— Так в основном они и действуют.
— Кто — они? — спросил Поремский.
Профессор приподнял густые седоватые брови:
— То есть как это — кто? Враги России!
— Очень пафосное определение, — заметил Поремский.
— Не пафосное, а единственно верное! Вы небось привыкли, что ваши подопечные называют врагами России евреев, американцев, чеченцев, уклонистов и тому подобное? Но на самом деле основные враги России — люди, которые не дают ожить нашей экономике. Люди, которые губят на корню все здравые начинания. Вот на них бы объявить охоту. На них, а не на «еврейских жидомасонов» и не на «лиц кавказской национальности», как любят выражаться наши квасные, фашиствующие патриоты.
— Вы сказали, что есть три способа отъема собственности, — напомнил Поремский.
Профессор кивнул:
— Совершенно верно. Второй способ — это создание двойного менеджмента и двойного реестра. Обычно это выглядит так. Компания-захватчик, которая владеет крупным, но отнюдь не контрольным пакетом обыкновенных (голосующих) и привилегированных (неголосующих) акций, созывает внеочередное собрание акционеров. Причем делается это втайне от акционера, владеющего контрольным пакетом акций. Дальше на собрании принимается пакет решений: привилегированные акции переводятся в обыкновенные, выбирается новый совет директоров, новый генеральный директор и так далее. Так появляется двойной менеджмент. А дальше — суды, которые могут длиться бесконечно. Настоящему собственнику предстоит обить немало судейских порогов, дабы доказать, что действия захватчиков незаконны. Компания-захватчик заранее стимулирует суд к принятию «правильного» решения.
— Черт, не хотел бы я быть бизнесменом, — скептически улыбнувшись и покачав головой, заметил Поремский.
— В том-то и ужас ситуации, — вздохнул профессор. — Пока собственник бьется в суде, доказывая незаконность действий захватчика, параллельное «руководство», скорее всего, попытается взять предприятие под свой физический контроль, то есть в полном смысле слова его захватить: с участием ОМОНа или частных охранных фирм. Бывает, компания-захватчик пытается давить на законного собственника, фактически парализуя работу предприятия: инициируя судебные решения о блокировке счетов, прекращении поставок сырья, запрете на экспорт готовой продукции и так далее.
— Лихо, — похвалил Поремский. — Ну а третий способ?
В данном случае захват предприятия осуществляется с помощью закона о банкротстве. Компания-захватчик либо заранее выкупает долги компании-цели, либо стимулирует возбуждение процедуры банкротства каким-нибудь кредитором из числа государственных структур.
— И часто происходят подобные захваты?
— Сплошь и рядом. Фонд рыночных исследований сделал подборку случаев использования недобросовестных технологий для захвата чужой собственности: московский завод «Кристалл» и АО «Айс-Фили», Уральский завод химического машиностроения, АО «Кузнецкие ферросплавы», Московский нефтеперерабатывающий завод. Во всех случаях создавались системы двойного менеджмента, использовались определения судов по искам акционеров, появлялись двойные реестры.
Профессор затушил окурок в пепельнице и зажег новую сигарету.
— Классическим примером подобных действий является попытка силового поглощения Котласского и Братского комбинатов, входящих в холдинг «Илим Палп», — продолжил он. — Атака на эти предприятия проводилась прямо-таки по учебнику: создание системы двойного менеджмента, параллельных советов директоров, попытки захвата предприятий на основе судебных решений по искам миноритарных акционеров (в отсутствие ответчика), появление двойного реестра, списание акций со счетов законных владельцев с их последующей продажей. Бывает, что в процессе передела собственности используются не только административно-судебные «ресурсы». Например, в процессе вооруженного захвата Магнитогорского завода механомонтажных заготовок был ранен в голову механик предприятия. Очевидно, что использование любого сценария силового захвата невозможно без непосредственного участия представителей судейского корпуса и государственных чиновников.
— Н-да, протянул Поремский. — Мрачную же картину вы мне нарисовали.
— Увы, Владимир Дмитриевич, но утешить мне вас нечем. Напротив, все обстоит еще мрачнее, чем вы думаете. За две тысячи второй год в России произошло тысяча восемьсот семьдесят поглощений. Три четверти из них были враждебными. Собственность отбиралась насильственно. Несогласных просто отстреливали. Кроме того, с полной уверенностью могу заявить вам, что наряду с «теневой экономикой» в России формируется «теневая юстиция», специализирующаяся на обслуживании захвата предприятий. Имеется даже своеобразный прейскурант: сколько стоят те или иные услуги правоохранительных, судебных и государственных органов. — Я, конечно, не утверждаю, что все чиновники и судьи продаются. Но… Вы и сами по долгу службы знаете, как обстоят в нашей стране дела с коррупцией.
— Скверно обстоят, — нахмурившись, сказал Поремский.
— Кстати, поскольку уж вы интересуетесь «Ракетой»… Одно время я пристально следил за этим предприятием.
— С какой стати?
Профессор пожал плечами:
— Не знаю… Хобби. Мне ведь интересна не только теория. Теория в отрыве от практики — это игра в пустые ворота. А я из тех, кто не любит просто так пинать по мячу. Мне интересна игра!
— Очень вас понимаю, — кивнул Поремский. — Так что там с «Ракетой»?
Прежде чем ответить, профессор усмехнулся и вытряхнул из пачки третью сигарету.
Алена Никитина не всегда была красавицей. Когда-то, в младших классах школы, одноклассники дразнили ее «бочонком». И, надо сказать, дразнили вполне заслуженно. Алена была толстеньким, румяным ребенком. Мамина подруга, работающая на фабрике мороженого, часто смотрела на нее и замечала матери: «Славная у тебя дочка, Наташа. Вся так и лучится. Ее бы сфотографировать и на этикетку нашего мороженого!» «Чепуха, отвечала мама (которая сама была женщиной стройной и изящной и дочку желала видеть такой же). — Не воспитывай у девочки комплексы!»
Несмотря на обидное прозвище и противные замечания тети мороженщицы, комплексы у Алены не появлялись. Она была слишком жизнерадостным ребенком, чтобы задумываться над собственными недостатками. А когда пришло время взрослеть, лишний вес испарился сам собой — без изматывающих диет.
В восьмом классе мальчишки-одноклассники вдруг обнаружили, что на уроках рядом с ними сидит красивая блондинка, к тому же созревшая гораздо раньше своих подруг. С тех пор Алена никогда не знала недостатка в кавалерах.
Школу она закончила — как и положено умной, старательной девочке — с золотой медалью. Мама настаивала, чтобы Алена пошла по ее стопам и стала филологом, однако сама Алена к тому времени уже четко определила свой дальнейший жизненный путь. Виною всему были книги. А точнее — два автора: Агата Кристи и Александра Маринина. Дело в том, что Алена терпеть не могла рутину и раз и навсегда заведенный порядок. А жизнь женщин-детективов казалась ей страшно интересной и насыщенной событиями. И Алена сделала свой выбор, подав документы в Юридическую академию. Разговор с мамой был серьезным и напряженным.
— Книги и жизнь — это разные вещи, — убеждала ее мать. — В детективных книгах работа следователя кажется захватывающей авантюрой, а на деле это грязь, пот и кровь. Подумай сама, с какими людьми тебе придется иметь дело! Убийцы, воры, насильники! И потом, неужели тебе так интересно копаться в чужом грязном белье? А ведь следователи занимаются именно этим! Девочка моя, при такой гадкой работе легко потерять веру в людей. А я не хочу, чтобы это с тобой случилось.
— Ты слишком нагнетаешь, — успокаивала Алена маму. — Во всем нужно искать положительные моменты. А если заранее готовить себя ко всему гадкому — так это лучше сразу повеситься! А насчет грязи и подлости… Посмотри вокруг — разве ее мало в твоей жизни?
— Много, — вздохнула мать.
— Ну вот. А моя работа будет заключаться в том, чтобы сделать жизнь светлее и чище. Ведь это так благородно!
Мать некоторое время сидела молча, потом еще раз вздохнула и сказала:
— Поступай как знаешь. Только не говори потом, что я тебя не предупреждала.
Таким образом, карьера Алены Никитиной определилась.
Что касается личной жизни Алены, то тут она тоже не видела больших проблем. С парнями-однокурсника-ми у нее сразу же сложились замечательные отношения, молодые мужчины тянулись к веселой, жизнерадостной красавице. Она легко заводила с ними дружбу, но «усугублять» отношения не спешила. Алена знала, что раззадоренные и обнадеженные парни дерутся из-за нее, и ей это льстило. Но сама она ждала Его, единственного и неповторимого, который явится однажды в ее жизнь, и все остальное вокруг сожмется и померкнет.
И однажды он появился. Дело было в Крыму, где Алена отдыхала с однокурсниками во время летних каникул. Он был высоким, смуглым и мускулистым, а его голову венчали длинные, черные, волнистые волосы. Вылитый греческий бог! И явился он не откуда-нибудь, а буквально из пены морской. Алена тогда позволила себе стакан холодного сухого вина на пляже, голова ее осталась ясной, а вот смелости и задора прибавилось. Она помахала однокурсникам рукой и вошла в воду, как Афродита, возвращающаяся в свою родную стихию. Вошла и поплыла.
Плыла Алена долго, очень долго. Ей хотелось отплыть как можно дальше от берега, от всех этих суетливых, болтливых парней, завистливых, надутых подружек, чтобы оказаться в море совершенно одной — наедине с морем и небом.
Увлекшись, Алена не заметила, что отплыла от берега настолько далеко, что он почти скрылся из вида. И тогда она испугалась. Она развернулась и что есть мочи поплыла обратно, судорожно загребая воду тонкими, сильными руками. Однако, сколько бы она ни гребла, берег никак не хотел приближаться.
«Не паникуй, — приказала себе Алена. — Никаких истерик. Дыши ровно и спокойно, а то выбьешься из сил».
Однако самовнушение не помогало. Алена поняла, что еще немного — и она заплачет от отчаяния и усталости.
И тут метрах в двадцати от себя она заметила кучерявую черноволосую голову.
— Эй! — слабо позвала Алена и, устыдившись собственного жалобного голоса, замолчала. Однако страх оказался сильнее гордости — и она повторила свой призыв: — Эй! Эй, вы!
Незнакомец взмахнул смуглой рукой и поплыл к ней. Оказавшись рядом, он с любопытством взглянул на ее побледневшее от страха лицо.
— Что-то случилось? — спросил незнакомец.
— Нет… То есть да. Я устала… Боюсь, что не смогу доплыть до берега.
— Ничего страшного. Хватайтесь за мое плечо. Только не гребите сами — помешаете.
Алена покорно обхватила ладонью сильное плечо незнакомца, и он поплыл к берегу — быстро, стремительно, словно тащить на себе «пятидесяти килограммовую тушу» (как сразу же окрестила себя Алена) было для него не более чем легким развлечением.
Алена и незнакомец благополучно добрались до берега. Правда, из воды они вышли совсем не в том месте, где расположилась веселая компания Алениных однокурсников. Нет, здесь, на скалистом участке побережья, было пустынно, дико и романтично. Волны с шумом бились о каменные скалы, торчащие из воды.
Однако все эти красоты мало привлекали Алену: отдышавшись, она во все глаза смотрела на незнакомца, а там было на что посмотреть. Высокий, с тонкой талией, маленькой, упругой попкой и широкими смуглыми плечами — ни дать ни взять Ихтиандр.
Молодой человек тряхнул длинными мокрыми прядями и присел на ракушечник рядом с Аленой.
— Вы как, в порядке? — спросил он.
«Волосы черные, а глаза синие, как море», — подумала Алена.
— Что с вами? Вы не можете говорить? — взволнованно спросил смуглый красавец.
— Я? Почему, могу. Просто… я немного устала. Спасибо вам за помощь, милый Ихтиандр. Если бы не вы, я бы, наверное, утонула.
Молодой человек рассмеялся, сверкнув белоснежными зубами:
— Это вряд ли. Вы отлично плаваете! Хотя в следующий раз не стоит заплывать так далеко. Вода еще холодная, может случиться судорога.
— А как же вы?
— Мне можно. Вы ведь сами сказали — я Ихтиандр.
Алене вдруг до смерти захотелось поцеловать мускулистого красавца в губы. И она это сделала.
Незнакомец немного опешил.
— Вот это поворот! восхищенно сказал он. — Если вы сделали это из чувства благодарности, то…
Договорить он не успел. Алена обхватила его шею руками, притянула к себе и крепко поцеловала в потемневшие от холода губы.
— Меня зовут Алена, — сказала она, слегка отстранившись и глядя незнакомцу в его синие-пресиние глаза. — А тебя?
— Игорь, — сказал молодой человек. — Можно просто Гоша.
В тот же вечер Гоша повел Алену в ресторан. Однокурсники провожали ее нового знакомого угрюмыми, ненавидящими взглядами, но сделать ничего не могли. Он был слишком высок, слишком силен и слишком смел для них. Взрослый, сильный и опасный волк в окружении тявкающих щенков.
В ресторане Алена не отказала себе в нескольких бокалах вина. После чего жизнь ей показалась невыразимо легкой, прекрасной и полной чудесных мгновений, от которых глупо отказываться. Когда Гоша пригласил ее искупаться в ночном море, Алена согласилась.
Ночь прошла как восточная сказка. Гоша был деликатен, нежен, внимателен и опытен. Утром он исчез, не оставив и записки. Это был первый мужчина в жизни Алены.
Два месяца плакала Алена по ночам, уткнувшись лицом в подушку, не в силах забыть своего Ихтиандра. Но потом боль утихла, и Алена поняла, что жизнь продолжается. Однако с тех пор она стала гораздо осторожней в отношениях с мужским полом. Будучи с мужчиной в ресторане, Алена не позволяла себе больше одного бокала сухого или полусладкого вина. Она предпочитала иметь ясный и трезвый ум, и это неоднократно спасало ей если не жизнь, то уж репутацию точно.
Несмотря на первый печальный опыт, Алене не перестали нравиться красивые мужчины. Она с удовольствием флиртовала с ними, воспринимая флирт как веселую, азартную игру, из которой нужно выйти победительницей. И чаще всего ей это удавалось.
В отношениях с мужчинами она часто рисковала; ей нравилось видеть, как красавцы, привыкшие покорять женщин одним лишь взглядом, попадаются на ее удочку (чистое, невинное лицо, наивные голубые глаза, трогательная улыбка) и как они затем пасуют, когда она являет им свое истинное лицо — «лицо ироничной, насмешливой, умной молодой женщины, которая знает цену и себе, и своему распушившему хвост собеседнику.
Не всем мужчинам нравилось, когда их оставляли в дураках. И не все они были джентльменами. Как только она видела, что у собеседника глаза наливаются кровью от ярости, она спешила ретироваться. Однажды Алене даже пришлось спешно эвакуироваться из ресторана через маленькое окошко в женском туалете.
Алена не раз замечала, что ее тянет как магнитом к мужчинам, у которых помимо внешней красоты есть еще и какая-то внутренняя сила, причем не обязательно добрая. В юности, читая детективы, она частенько принимал сторону негодяев преступников, а не следователей и сыщиков, которые за ними охотились. Ей нравилось то, с каким изяществом, с какой нечеловеческой невозмутимостью и отчаянной дерзостью обделывают эти негодяи свои темные делишки. В этих мужчинах было что-то не от мира сего.
Однажды, будучи на практике, она даже влюбилась в арестованного негодяя афериста, красивого и статного мошенника. Вместо того чтобы загонять преступника в угол своими каверзными вопросами, Алена то и дело сбивалась на кокетливую болтовню. Это могло плохо кончиться для практикантки Никитиной, но, слава богу, она сумела взять себя в руки и выбросить красавчика злодея из головы. Это произошло в тот момент, когда он, вместо ответа на вопрос, сплюнул на пол, растер плевок ногой и, омерзительно скривившись, произнес:
— А не пошла бы ты, красавица, на х…!
С тех пор Алена больше никогда не влюблялась в подследственных. Она приучила себя к тому, чтобы не видеть в них мужчин. Пока что у нее неплохо получалось и это.
Будучи по природе экстремалкой, она не ограничивалась одним этим развлечением. Полтора года назад Алена впервые прыгнула с парашютом. С тех пор каждую субботу она ездила в Тушино. Поначалу ей просто нравилось преодолевать свой страх, затем она научилась получать удовольствие от самого полета. Парить среди облаков и смотреть на простирающуюся под ногами землю — это было прекрасное ощущение.
Как-то раз она даже прыгнула с Тарзанки. Но это уже было не то. Болтаться над болотом вниз головой на дурацкой резинке, привязанной к ногам, — это было противно и унизительно. Парашют давал Алене ощущение полета, а болтание на резинке — лишь ощущение дикого, ужасного и суматошного падения. К тому же в самый кульминационный момент прыжка с запястья Алены слетели дорогие часики в титановом корпусе, которые папа подарил ей в честь окончания академии.
Часики так и остались лежать на дне небольшого пруда в парке Горького. Алена часто думала о них. Она представляла себе, как ее часики лежат на дне, поблескивая по ночам в тусклом лунном свете, среди холодных, уснувших рыб, и от этой печальной, сюрреалистической картины ей становилось по-настоящему жутковато.
Таким образом, в личной жизни Алены все обстояло как нельзя лучше, чего не скажешь о жизни профессиональной. Работа следователя оказалась гораздо скучнее и рутиннее, чем это описывалось в детективных книжках. Куча времени уходила на бумажную волокиту — оформление дел, вклеивание бумажек в папки с делами, посылание запросов, просматривание сводок и так далее. Занятия не из приятных, но Алена относилась к ним стоически.
«Никто не говорил, что будет легко», — внушала она себе.
Мишка Камельков ломался раньше. Он вскакивал со стула и начинал ходить из угла в угол, ероша густые волосы и приговаривая: «Черт бы побрал эти бумажки! Я что, записывался в бухгалтеры?!» Или, хлопнув дверью, выскакивал на улицу за очередным «сникерсом» или «марсом», чтобы ублажить свою израненную душу хорошим куском шоколада с нугой.
За день Алена успела довольно много. Она встретилась с родственниками убитого Сергея Бойко, с парочкой сотрудников фирмы, которую возглавлял Каленов (Алена лелеяла надежду получить санкцию начальства на поездку в Питер (нужно было побеседовать со свидетелем убийства Роткевича), однако выяснилось, что свидетель, он же помощник Роткевича Антон Антонович Михайлов, выехал в Москву. У него, видите ли, командировка. С профессиональной точки зрения это, конечно, было удобно, но вот с личной… Увы, бедной Алене не суждено было побродить по набережной Невы, глазея на Медного всадника, Петропавловскую крепость и собор-чернильницу.
Несмотря на обилие встреч и бесед (Алена терпеть не могла слова «допросы»), выяснить по существу ничего не удалось. Личных врагов у убитых не было. Степень их профессиональных полномочий была такова, что они успели насолить слишком многим. Но кто именно угрожал Бойко, Каленову и Роткевичу, выяснить так и не удалось.
Алена ясно видела: даже если коллеги и подчиненные убитых бизнесменов о чем-то догадывались, они предпочитали оставлять свои догадки при себе. Деловые люди старались иметь дело с фактами, а не с собственными подозрениями и догадками.
Прикинув, во сколько приезжает в Москву Антон Михайлов, и согласовав время прибытия бизнесмена с собственным ежедневником, Алена решила позвонить ему прямо в поезд.
Звонок оказался успешным. Михайлов вышел на связь.
Здравствуйте, с вами говорит следователь Генпрокуратуры Никитина.
— Очень приятно. А имя у вас есть?
Алена Борисовна.
— Очень приятно, Алена Борисовна. Чем могу быть полезен? "
Я бы хотела встретиться с вами сегодня вечером и поговорить об убийстве вашего коллеги Владимира Роткевича.
— Вам сколько лет?
— Это важно?
— И все-таки?
— Двадцать три.
— Замечательно! Сегодня вечером я собираюсь поужинать в ресторане «Кшеш-Беш» на Новом Арбате. Если хотите, подъезжайте прямо туда.
— Во сколько?
— Часов в восемь. Устраивает вас?
Алена прикинула, нет ли у нее на сегодняшний вечер дел? Получалось, что нет.
— Хорошо, — сказала она. — Я приду.
— А как я вас узнаю? Вы блондинка или брюнетка?
— Блондинка.
— И хороши собой?
— Умопомрачительно хороша.» Но лучше уж держите в руках журнал «Огонек». Не разминемся.
— Следователь с чувством юмора это что-то! Хорошо, до встречи.
Алена долго думала, что бы ей надеть на «свидание» с Михайловым. Но тут она вспомнила, что запретила себе относиться к мужчинам, фигурирующим в ходе следствия, как к представителям сильного пола (а иначе говоря — самцам). А вспомнив, решила не наряжаться. Расклешенные джинсы, белая майка, красная модная кофточка — вот и вся экипировка.
Михайлова она узнала сразу. Во-первых, он сидел в самом удобном и приятном для отдыха углу ресторана (а Алена, ясное дело, сразу же направилась туда). Во-вторых, был одет в деловой костюм. В-третьих, у него (несмотря на несколько поношенный вид) была физиономия записного ловеласа. И, наконец, в-четвертых, на столике рядом с его бокалом лежал свежий номер журнала «Огонек».
«А парень-то с чувством юмора», — отметила про себя Алена, подходя к столику, за которым сидел питерский бизнесмен.
Михайлов поднял на нее взгляд, и в его глазах заиграли лукавые искорки.
— Алена Борисовна, если не ошибаюсь? — Алена кивнула. — Присаживайтесь, пожалуйста!
Михайлов вскочил на ноги и изящным, отработанным движением отодвинул для нее стул. Алена села. После нескольких ничего не значащих, игривых фраз Алена сразу взяла быка за рога.
— Антон Антонович, давайте условимся: я следователь, а не блоковская незнакомка. Так что не растрачивайте усилий попусту. Давайте сразу приступим к делу.
Михайлов засмеялся:
— Ох, какая вы серьезная! Открою вам секрет: мне страшно нравятся серьезные девушки. Хотите выпить?
— Нет, спасибо.
— Французский коньяк!
— Я же сказала — нет.
Очень жаль, — расстроился Михайлов. — А я, с вашего позволения, выпью бокал-другой.
— На здоровье.
Михайлов наполнил свой бокал, сказал: «За вас, моя милая!» — и сделал большой глоток.
— Ух, хорош! — Он поставил бокал на стол и, глядя Алене прямо в глаза, произнес: — Вот что я вам скажу, Алена Борисовна, все три убийства — это свидетельство общего кризиса в оборонке. На все три предприятия, где работали жертвы, велась активная атака со стороны других коммерческих структур.
— Каким образом?
— А вы не знаете? Давайте-ка я введу вас в курс дел, творившихся на заводе «Ракета».
— Почему на «Ракете», а не на вашем предприятии? Ведь, если верить поговорке, каждый кулик должен хвалить свое болото.
— Потому что… Потому что наши дела слишком запутанны, чтобы я мог прямо и безапелляционно рассказать вам о них. Говоря проще, наш случай не столь очевиден.
Алена скептически хмыкнула:
— Слабая отмазка. Попробуйте еще разок.
— Слабая, говорите? Ну хорошо. Тогда так: в нашем деле кулики предпочитают о своем болоте помалкивать.
— Опасаясь охотника?
Михайлов кивнул:
— Угу.
— Смотрите, когда подстрелят, чирикать будет поздно.
Михайлов отпил еще немного и широко, по-барски улыбнулся:
— Ничего, я рискну. Итак… Начнем с того, что с недавних пор завод стал для захватчиков лакомым куском. Судите сами — по итогам две тысячи второго года он стал вполне успешным предприятием — появились новые собственники, новый менеджмент. На сегодняшний день завод входит в число двухсот крупнейших промышленных предприятий России. Появились новые заказы, расширилась география международного сотрудничества. Зарплата более чем в два раза превышает среднюю зарплату по Серпухову. Предприятие стало крупнейшим налогоплательщиком года. Нет ничего удивительного в том, что захватчики решили прибрать его к рукам.
— Легко сказать — прибрать к рукам. А как?
На первый, непросвещенный взгляд схема сложная. Но если разобраться, все окажется довольно просто. Говоря языком журналистов, захват осуществляется олигархическими группами путем изъятия у законных собственников акций приватизируемых компаний.
Михайлов взял маслину, бросил в рот и продолжил:
— Дело, милая Алена Борисовна, было так. Некий гражданин Самохвалов обратился с иском, оспаривающим факт приватизации. Он заявил, что владелец контрольного пакета акций Сергей Бойко якобы нарушил взятые на себя в момент приватизации инвестиционные обязательства.
Михайлов отпил коньяка и вновь запустил пальцы в вазочку с маслинами. Алена сердито нахмурилась:
— Дальше, Антон Антонович! Не томите!
Однако Михайлов съел маслину, выплюнул косточку в салфетку и лишь затем продолжил:
— Судью Елену Перекрест, рассматривающую этот иск, заранее заинтересовали в «нужном» решении. Вместе с исковым заявлением «знающие люди» передали ей толстый конверт с десятью тысячами американских долларов. Далее — Елена Перекрест направила ответчикам пустые конверты, а конверты эти вручались под расписку ответчиков. Считалось, что ответчик о слушании дела извещен.
— Каков был дальнейший план захватчиков?
— Как только такой суд принимает решение о незаконности приватизации, на принадлежащие хозяину предприятия акции накладывается арест. И предприятия тут же продаются некой структуре, связанной с компанией-захватчиком. Далее эта структура перепродает пакет уже непосредственно компании-захватчику. И эта компания как бы становится «добросовестным приобретателем». И вот что удивительно: настоящий владелец предприятия может вообще быть не в курсе происходящего. Все всплывает, лишь когда акции уплывают к захватчику. Сергей Бойко воспрепятствовал захвату предприятия. А он был сильным бойцом.
— Думаете, за это его и убили?
Михайлов усмехнулся:
— Не знаю, моя милая. Может, за это, а может — за то. Строить версии — это ваша работа. Я лишь высказал вам свое мнение и представление обо всех этих неприятнейших событиях.
Алена задумчиво наморщила переносицу.
— Кто же его убил? — тихо, рассуждая сама с собой, проговорила она.
— Опять двадцать пять! — воскликнул Михайлов. — Откуда ж мне знать? Знал бы — сам бы к вам пришел, не дожидаясь вызова!
На следующее утро Камельков первым явился на работу. Сказать по правде, в эту ночь он почти не спал. Презрение к себе боролось в его хрупкой, молодой душе с ненавистью к Гамову.
В час ночи Камельков лег спать, но уже в три часа вскочил с кровати и принялся расхаживать по комнате, лелея в душе кровавые планы по избиению подлеца Гамова. Бой будет честным! — сразу же решил для себя Камельков. Никаких нападений сзади! Никаких отвлекающих маневров! А что касается служебного положения, то на время боя удостоверение свое Камельков уберет куда подальше. Бой будет на равных — двое мужчин выясняют между собой отношения, все остальное потом.
Немного успокоившись, Михаил снова лег в постель. Но тут вдруг ему в голову полезли упаднические мысли. «А ведь Гамов бывший чемпион России, — думал Камельков. — К тому же каратист. И потом, мы с ним явно в разных категориях, пожалуй, он килограммов на пятнадцать тяжелее меня. Ну ничего. Зато на моей стороне правда».
Успокоенный этой мыслью, Михаил задремал. Но тут ему приснилось, будто Грязнов стоит у его кровати и говорит:
— Что же ты, Камельков, позоришь меня, позоришь органы… Теперь бандиты будут думать, что все следователи идиоты. Ну разве это хорошо, а?
— Нет, Вячеслав Иванович, нехорошо, — честно ответил генералу Камельков. — Но я не виноват. Наводка была ложной.
— Наводка ложной, зато водка настоящей, — грустно сказал Грязнов. — Эх, Камельков, Камельков… В вытрезвителе тебе место, а не в органах.
— Вячеслав Иванович, но ведь я…
— Что — ты, Камельков? Ну что — ты? Хорошо еще, что пил не на казенные деньги, а то бы тебе предъявили обвинение в растрате! Бездельник ты, Камельков. Разгильдяй и алкоголик! Эх, куда только твоя мать смотрит…
Камелькову стало так стыдно, что он проснулся и не смог уснуть до самого утра.
Поремский и Алена Никитина вошли в кабинет вместе.
— Привет, Пинкертон! — поприветствовала Михаила Алена.
— Не Пинкертон, а надежда российской криминалистики! — поправил ее Поремский, пожимая руку Камелькову.
— Я бы сказала еще точнее: единственная надежда российской криминалистики! — продолжала сыпать соль на душевную рану Михаила Алена.
«Черт, неужели они уже обо всем знают? — с тоской подумал Камельков. — Вот так Грязнов. А еще слово давал».
— О! Кофе! — Алена схватила со стола чашку Камелькова и одним глотком ополовинила ее.
— Замечательно, — насупившись, сказал Камельков. — Как готовить, так никого нет, а как пить, так все тут как тут.
Поремский примирительно похлопал его ладонью по плечу:
— Ну-ну, Пинкертон, не злись. Ты что сегодня, не с той ноги поднялся?
— С той, — хмуро ответил Камельков.
— Тогда чего такой кислый? — подключилась к разговору Алена.
«Нет, кажись, не знают», — подумал Камельков, и его настроение чуть-чуть приподнялось.
— А чему радоваться? — сказал он, пожимая худыми плечами. — Весь вчерашний день пробегал зря. Муровский агент-осведомитель наплел мне с три короба, я проверил — все оказалось фуфло.
— Бывает, — понимающе кивнул Поремский. — Но это еще не повод для печали. Не забывай, малыш, что ты работаешь в команде. А команда кое-что разузнала. Правда, Ален? Давайте подобьем первые бабки…
Поремский подмигнул Никитиной, в ответ она ослепительно улыбнулась.
— Я смотрю, у вас полный консенсус, — пробурчал Камельков. — Кстати, а чего это вы вместе пришли? Это, знаете ли, дает богатую почву для определенных подозрений и догадок.
— Это точно, — кивнула Алена. — Только будь осторожен в своих догадках. За некоторые из них можно легко схлопотать по шее.
— Солнце мое, если моим палачом будешь ты, то я готов подставлять шею снова и снова! — с насмешливой торжественностью изрек Камельков. — Кстати, анекдот. Беседуют два следователя. Одна другому: «Если бы я была вашей женой, я бы подсыпала вам в кофе яду!» Второй улыбнулся, вот так… — Камельков изобразил улыбку. — И отвечает: «Солнце мое, если бы я был вашем мужем, я бы выпил этот кофе с радостью!»
Алена хихикнула. А Поремский удовлетворенно кивнул:
— Ну вот! Узнаю коллегу Камелькова. А то «чему радоваться», «все фуфло». Так, Ален, не сочти за труд, сделай-ка нам с господином сыщиком кофе. А я пока растолкую ему, что мы с тобой надыбали.
— Вот так всегда, — вздохнула Алена. — Мужчины ведут деловую беседу, а женщины их обслуживают. Ладно уж. Но за это с вас шоколадка.
— Одна на двоих? — деловито осведомился Камельков.
— Еще чего! С каждого!
Пока Алена готовила кофе, Поремский рассказал Мишане о своей беседе с профессором, а также о встрече Алены с питерским бизнесменом Михайловым. Услышав о том, что Алена встречалась с Михайловым в ресторане, Камельков ревниво на нее покосился, но ничего не сказал.
— Вот такие дела, — закончил рассказ Поремский. — И еще, я тут поговорил кое с кем… Ален, это тебя тоже касается. Подвигайся поближе.
Алена поставила на стол поднос с тремя чашками кофе, ложками и сахарницей, затем села рядом с мужчинами.
— Золушка готова слушать, — сказала она.
— Ты забыла отделить гречневые зерна от рисовых, — напомнил ей Камельков, однако Алена погрозила ему крепким маленьким кулачком, и он послушно умолк.
Коллеги разобрали кофе, и Поремский продолжил свой рассказ:
— Помните, я говорил вам о конфликте Андрея Голубева и Владимира Баркова? Голубев с помощью кипрской офшорки хотел захватить «Ракету» и наполовину осуществил свой план. Однако вскоре его скинули, завели уголовное дело и тому подобное. В итоге гендиректором стал Владимир Барков, который до этого отвечал на «Ракете» за производство. В финансах он мало что смыслил, поэтому взял к себе в коммерческие директора Сергея Бойко…
— Ныне покойного, — заметил Камельков.
Поремский кивнул:
— Именно так. А также известного предпринимателя Григория Сатановского. В пику Голубеву они также стали скупать акции «Ракеты» и приобрели аж пятнадцать процентов. Им покровительствовал исполняющий обязанности гендиректора «Геракла» Анатолий Карасев, а Голубеву — некоторые генералы Министерства обороны. У Карасева был главный козырь: находящиеся в доверительном управлении пятьдесят процентов плюс одна акция «Ракеты», принадлежащая государству.
— А имена этих покровителей из Министерства обороны известны? — осведомился Камельков.
Поремский отрицательно покачал головой:
— Нет. Но об этом мы пока не говорим. Идем дальше. Как известно, индийские и китайские контракты на переоснащение военных судов, а это сотни миллионов долларов, достались «Ракете». Причем активно в этом заводу помогал вышеупомянутый исполняющий обязанности гендиректора «Геракла» Анатолий Николаевич Карасев. О нем речь пойдет отдельно. Поэтому тот, кто сейчас встанет у руля предприятия, будет контролировать огромные финансовые потоки.
— Значит, убийство Бойко было направлено на то, чтобы запугать оставшихся в живых руководителей завода! — с горячностью воскликнул Камельков. — То есть Баркова, Андрея Гдлубева и этого… как его… Са-тановского!
— Потише размахивай руками, а то уделаешь нас с Аленой с ног до головы своей кофейной гущей, — осадил его Поремский.
— В растворимом кофе нет гущи, — заметил Камельков, сверкая глазами от нетерпения. — Так что скажете, Владимир Дмитриевич? Неужели моя версия не имеет права на существование?
— Имеет, Миша, имеет. Если все так, как ты говоришь, то в качестве жертвы Бойко выбрали не случайно. У Баркова и Сатановского была серьезная охрана. А Бойко, как выяснилось, вообще не имел телохранителей.
— Вот именно! — воскликнул Камельков и так брякнул чашкой об стол, что обрызгал себе рукав. — О черт! — проворчал он, хватая салфетку и пытаясь затереть кофейное пятно на рукаве рубашки. — Все у меня не слава богу.
— Это точно, — кивнула молчавшая до сих пор Алена. — Владимир Дмитриевич, мне кажется, было бы полезно… да нет, просто необходимо побеседовать с Голубевым. С тем, кого двигала кипрская офшорка и кто, по вашим словам, имел серьезную поддержку в генералитете Министерства обороны.
— И, несмотря на это, слетел с должности, — вставил свое слово Камельков, продолжая промокать салфеткой испорченный рукав.
Поремский посмотрел на ребят и нахмурился.
— Я узнавал насчет этого Голубева, — сказал он. — Мы не сможем с ним поговорить.
— Почему? — удивилась Алена. — Он что, слинял за рубеж?
— Еще хуже. У Голубева случился инсульт. Он уже месяц лежит в коме.
Алена вздохнула:
— Н-да… Одно другого не лучше. Значит, Голубев не имеет отношения к убийству Бойко. Если только он не морочит голову врачам.
Поремский попробовал губами кофе — не горячий ли, отпил немного и покачал головой:
— Нет, Алена, не морочит. Я заезжал в больницу. Голубев — овощ. Подсоединен к системе искусственного жизнеобеспечения. Пребывает в царстве сновидений и грез.
— Значит, придется искать дальше, — философски сказал Камельков. — Ну да не беда. Узнали про Голубева, узнаем и про другое. Правильно я говорю, Владимир Дмитриевич?
— Абсолютно, Миша, абсолютно.
— Хотите по этому поводу анекдот?
— Давай.
Однако рассказать анекдот Камельков не успел. Поремскому позвонил Меркулов и вызвал к себе.
— Ни пуха ни пера! — пожелали Поремскому Алена и Мишаня.
Поремский вздохнул и с удовольствием послал их к черту.
— А, Володя, здравствуй еще раз. Проходи.
Поремский прошел в кабинет и сел на предложенный Меркуловым стул.
— Ты сейчас очень занят? — поинтересовался Меркулов.
— Вообще-то да. Сами знаете, три убийства плюс экономический беспредел.
Меркулов посмотрел на часы:
— Думаю, много времени это не займет. Тут кое-кто
хочет с тобой поговорить.
— О чем?
— О твоем расследовании. И о том, что тебе удалось узнать за эти дни.
— Ясно. Так кто же хочет со мной обо всем этом поговорить?
Меркулов внимательно посмотрел на Поремского и сказал:
— Сам. Собственной персоной. Так что ноги в руки — ив машину. Я еду с тобой.
Лицо Поремского вытянулось.
— Но… — начал было он, однако Меркулов махнул рукой и перебил его:
— Расскажешь мне обо всем в машине. Все равно я ждал тебя сегодня с докладом. — Меркулов сунул сигареты в карман и поднялся со стула. — Ну! — сверкнул он глазами на Поремского. — Чего сидишь? Ждешь особого приглашения?
— Да нет… — промямлил Поремский, вставая со стула. — Вот только… мне бы набросать конспектик на бумажке. Чтобы ничего не забыть. Опять же цифры…
— Цифры возьми с собой. А «конспектик» набросаешь в машине.
Дорога в Кремль заняла в общей сложности полчаса. За это время Поремский успел рассказать Меркулову о том, что сумел узнать сам.
— Значит, Бойко ухлопали за то, что он не захотел отдать «Ракету» врагу.
— Вероятней всего, так, Константин Дмитриевич. Плюс— в назидание другим. Чтобы не кочевряжились и были посговорчивей.
— Действительно, беспредел. Вот и перескажешь все это президенту. А забудешь что-то — я подскажу. Не робей.
Поремский взволнованно заерзал на сиденье.
— Но в таком разговоре не обойтись без резких высказываний, — заметил он. — Ведь в деле замешаны гос-чиновники. Наверняка многих из тех, к кому ведет ниточка, президент знает лично.
Меркулов кивнул:
— Так. Но по этому поводу не волнуйся. Президент не любит излишне тактичных. Тот, кто юлит, врет. Тот, кто говорит грубо, прямо и по сути, говорит правду. Говори то, что думаешь, но не скатывайся до откровенного хамства.
Вскоре они прибыли на место.
Кабинет, в который завел Меркулова и Поремского безмолвный человек в сером костюме, был небольшим и довольно скромно обставленным.
— А я думал, здесь мраморные столы и позолоченные канделябры, — сказал Поремский, оглядывая кабинет.
Меркулов увидел, как волнуется молодой важняк, и ободряюще ему улыбнулся:
— Да уж не царские хоромы. С другой стороны, у этого кабинета иные функции. Ничто не должно отвлекать от деловой беседы. Поэтому и обставлен кабинет не по-барски.
— Тут даже стульев всего три! — заметил Поремский. — Вы здесь бывали раньше?
— Бывал.
Одна из дверей в стене открылась, и в кабинет вошел невысокий, худощавый человек с рыжеватыми волосами, которого за последние три года узнал весь мир.
— Здравствуйте, Константин Дмитриевич! — сказал он с вежливой улыбкой и протянул руку Меркулову.
— Здравствуйте!
Повернувшись к Поремскому, президент слегка прищурился и окинул молодого важняка внимательным, быстрым взглядом:
— Владимир Дмитриевич, если не ошибаюсь?
— Да, — сказал Поремский и, краснея от волнения, пожал протянутую руку.
Президент заметил смущение Поремского и еле заметно усмехнулся:
— А вы очень молоды, Владимир Дмитриевич. Если помните, меня три года назад тоже называли молодым и энергичным. Уверяю вас, это быстро проходит. Ну что ж, присаживайтесь! У меня есть двадцать минут.
Мужчины сели на стулья.
— Константин Дмитриевич, вы объяснили вашему коллеге цель нашей встречи?
— Так точно.
Президент вновь перевел взгляд на Поремского:
— В таком случае я вас слушаю, Владимир Дмитриевич.
Поремский раскрыл было рот, но, не зная с чего начать, замялся.
— Постарайтесь побыстрее, — попросил президент. — У меня мало времени.
И Поремский приступил к докладу:
— В ходе следствия я и мои коллеги пришли к выводу, что на наших глазах происходит беспрецедентный передел собственности, — начал он. — Наблюдается атака криминала на крупные предприятия. А это явление, как вы понимаете, говорит о неблагополучии в стране в целом. Это свидетельствует о том, что у нас в России очень опасно становиться человеком с большими доходами или доходной фирмой. Опасно открывать предприятие и привлекать инвестиции.
Понимая, что говорит слишком косноязычно, Поремский вновь смутился и сбился с мысли. Однако президент был внимателен и сосредоточен, и Поремский вновь заговорил:
— Не нужно обладать большой фантазией, чтобы понять, как угнетающе это действует на экономику, как препятствует росту инвестиций. Ведь захватываются успешные предприятия. А потом захваченная собственность довольно часто приводится в полную экономическую негодность. Активы выводятся, менеджмент разрушается, собственность распродается. При этом люди теряют работу, а бюджеты разных уровней лишаются налоговых поступлений. Одним словом, последствия захвата бизнеса вполне ясны — как для экономики, так и для социальной сферы.
Поремский перевел дух.
— Продолжайте, — сказал президент.
— Не менее важны политические риски. Нарастает недовольство бизнеса, который в своей массе стремится к цивилизованным методам ведения дел.
— Значит, в России идет война за собственность, — задумчиво повторил за Поремским президент.
— Да. Захватываются не только отдельные предприятия, но и огромные холдинги, контролирующие целые отрасли экономики. На примере убийства Бойко, Рот-кевича и Каленова мы видим, что на этой войне стреляют. Но чаще используются иные меры воздействия: подкуп, шантаж, подлог.
— И насколько часты случаи захвата предприятий?
— За две тысячи второй год в России произошло тысяча восемьсот семьдесят поглощений. Три четверти из них были враждебными. Собственность отбиралась у владельцев вопреки их желанию. Несогласных людей, образно говоря, ставили к стенке. Выражаясь метафорически, можно сказать, что в России происходит «черный передел».
— Или «вторая приватизация», — нахмурившись, сказал президент.
— Совершенно верно. Правда, осуществляется она не государством, а рядом олигархических групп путем изъятия у законных собственников акций приватизируемых компаний.
— Вам известны все механизмы захвата?
— Эксперты рассказали мне о трех способах, но не уверен, что их только три.
— Излагайте.
Поремский пересказал президенту все, что поведал ему профессор.
— Очевидно, что использование любого сценария силового захвата невозможно без непосредственного участия представителей судейского корпуса и государственных чиновников, — закончил он.
— То есть вы хотите сказать, что наряду с «теневой экономикой» в России формируется и «теневая юстиция»?
— К сожалению. Эта «теневая юстиция» специализируется на обслуживании захвата предприятий. Имеется даже своеобразный прейскурант: сколько стоят те или иные услуги правоохранительных, судебных и государственных органов…
Через несколько минут время аудиенции истекло, президент горячо поблагодарил Поремского за проделанную работу и вновь пообещал, что будет следить за этим делом лично.
— А что касается вас, Владимир Дмитриевич… —
президент прищурился. — Мне кажется, что у вас впереди большое будущее. Вам сколько лет?
— Тридцать два, — честно признался Поремский.
— Считай, вся жизнь впереди. Правда, Константин Дмитриевич?
Меркулов кивнул:
— Точно.
— В таком случае… — президент пожал руку сперва Меркулову, затем Поремскому, — не смею вас больше задерживать.
Всемогущий глава государства неожиданно по-детски озорно подмигнул Поремскому, повернулся и вышел из кабинета через ту же дверь, что и вошел.
— Вячеслав Иванович, здравствуйте! Это Поремский.
— А, Володя. Привет! Как поживаешь?
— Лучше всех. А вы?
— Тоже ничего. Чего звонишь? По делу или просто захотел услышать мой дивный голос?
— По делу. Хотя голос у вас тоже ничего. Вы сейчас не заняты?
— Не особо, Володь. Излагай.
— Вячеслав Иванович, как вы знаете, я сейчас веду дело о трех убийствах. Мы пришли к выводу, что все они совершены спецами из одной конторы, которая реализует заказы на ликвидацию людей. Заказчик, судя по всему, тоже был один и тот же. Зацепок у нас, к сожалению, почти никаких. Вот я и подумал, может, вы поговорите со своими ребятами? Возможно, кто-нибудь из них даст наводку. Вспомнит что-нибудь. Порекомендует поговорить с кем-нибудь из ваших агентов.
— Наводку, говоришь? — Грязнов в трубке непонятно хмыкнул.
Ожидая ответа, Поремский взглянул на Камелькова. Тот заерзал на стуле и почему-то покраснел.
— Вот что, — заговорил наконец Грязнов. — Есть у меня один знакомый специалист… Он давно в отставке.
Раньше работал в отделе внутренних расследований. Человек, прямо скажем, малоприятный, но башка у него варит неплохо. Очень уж, гад, наблюдательный. Да и память у него феноменальная: раз услышит твое имя и через десять лет повторит. Давай-ка я ему звякну и сведу с тобой. Идет?
— Идет.
— Не уходи далеко от телефона. Пока!
Дожидаясь звонка от Грязнова, Поремский и молодые следователи успели еще раз обсудить дела, попить кофе (а Камельков еще и слопать три бутерброда с ветчиной) и рассказать друг другу пару актуальных анекдотов.
Перезвонив, Грязнов начал сразу с дела:
— В общем, так. Зовут его Виктор Криворукое. Сейчас он у нас что-то вроде вольного консультанта» Мы платим — он… в общем, он советует или делится информацией, которой владеет. Я позвонил ему и сразу договорился о встрече. В том смысле, что через час ты должен быть у него дома. Записывай адрес… — Грязнов продиктовал адрес Криворукова. — Я прикинул — ты должен успеть. Даже минут пятнадцать в запасе останется. Так что ноги в руки — и двигай к нему. Особо с ним не спорь и не груби. Больше слушай, чем говори, понял?
— Так точно.
— Ну все. Если что-то нароешь — расскажи.
Дверь Поремскому открыл высокий, сухопарый мужчина лет шестидесяти. Лицо у мужчины было узкое, губы — тонкие и белесые, уши — большие и оттопыренные, а черные маленькие глазки смотрели испытующе, словно пытались проникнуть внутрь организма гостя и выяснить, какую еще заразную и неизлечимую болезнь принесло ему человеческое стадо.
— Вы вовремя, — сказал мужчина, впуская Поремского в квартиру. — Опоздали бы на пять минут, я бы, пожалуй, и не открыл.
— Это еще почему? — удивился Поремский.
— Опоздать — значит проявить неуважение к человеку, который вас ожидает, — назидательно сказал Криворукое. — А разве стоит ожидать уважительного отношения от человека, с которым сам так по-хамски обошелся?
— Интересная теория. Получается что-то вроде маленькой мести, так?
Криворукое не согласился:
— Нет, не так. Скорее, это воспитательная мера. Ведь правосудие, сажая преступника в тюрьму, не мстит ему за его преступление, а всего лишь дает понять, как жестоко он ошибался в оценке своих сил.
— И только в оценке?
— Разумеется. Быть неуловимым преступником — это талант. И дается он не каждому.
— Кем дается?
— Дьяволом, я полагаю. Ну что ж, Владимир Дмитриевич, давайте попьем кофе?
— Я что-то не очень хочу… — начал было Поремский и, заметив, как посуровело и осунулось лицо Криворукова, поспешно добавил: — Я сегодня уже выпил чашек десять.
— Ну что ж… Тогда чаю. Полагаю, от чая вы не откажетесь?
Криворукое пристально посмотрел на Поремского. Тот с готовностью кивнул:
— Не откажусь. Напротив — буду очень признателен.
— Ну вот и славно. Проходите в комнату и садитесь где вам удобно. А я скоро приду. — Криворукое направился на кухню, но на полпути обернулся и сурово произнес: — Только, пожалуйста, не трогайте ничего руками. Просто сядьте и ждите.
«Н-да… Личность и впрямь в высшей степени неприятная», — подумал Поремский, глядя на тощую спину удаляющегося «консультанта».
Он скинул туфли, подумав секунду, надел мягкие тапочки, которые стояли в прихожей, и потопал в комнату. Едва переступив порог, Поремский замер, открыв от удивления рот.
— Вот это да! — выдохнул он.
Комната была похожа на музей военной техники. Под потолком висели планеры, истребители и бомбардировщики времен двух мировых войн. На широких стеллажах стояли танки, бронетранспортеры, армейские джипы и зенитные установки. Все это было сделано из пластика, картона и жести.
Поремский подошел к висящему на длинной нити самолетику и с улыбкой уставился на маленького пилота, сосредоточенно глядящего прямо перед собой сквозь круглые летные очки.
— Какой ты, брат, серьезный! — усмехнувшись, сказал Поремский. — Интересно, из чего ты сделан?
Он протянул руку, чтобы потрогать голову пилота.
— Не сметь! — визгливо рявкнул у него за спиной Криворукое.
Поремский вздрогнул и поспешно отдернул руку.
— Я же сказал — ничего не трогать! — продолжал кричать Криворукое.
— Извините, пожалуйста. Я не нарочно. — Поремский придал своему взгляду виноватое выражение. — Просто все эти ваши… вещицы настолько искусно сделаны, что невозможно удержаться.
Криворукое поставил на журнальный столик поднос с чашками и сахарницей, поднял голову и, прищурившись, посмотрел на Поремского.
— «Вещицы»? — едко спросил он. — По-вашему, это просто «вещицы»?
— Ну… — Поремский пожал плечами. — Возможно, я просто не так выразился.
— «Возможно». Хотя… — Криворукое грустно усмехнулся. — Что с вас, профанов, возьмешь. Одно слово — плебс.
«А вот это уже оскорбление, — подумал Поремский, хмуря брови. — Ну, Чебурашка, надавать бы тебе за «профана» и «плебс» по твоим широким ушам… Но нельзя».
— Ладно, — милостиво сказал Криворукое. — Не будем ссориться. Садитесь к столу. Если вы не заметили — я принес вам чай и сахар.
— Премного благодарен. — Поремский сел в кресло у столика. Придвинул себе чашку с чаем. Положил сахар и стал размешивать его ложечкой.
Криворукое какое-то время смотрел на мелькающую ложечку Поремского, наконец поморщился и попросил:
— Вы не могли бы перестать делать это? У меня от этого кружится голова.
— Да, конечно. Извините.
Поремский вынул ложку из чашки и рассеянно положил ее на стол.
Криворукое нервно дернул щекой, затем протянул костлявую руку, поднял ложку с полировки стола и переложил ее на поднос.
— Извините, — вновь стушевался Поремский.
— Ничего страшного, — с усилием сказал Криворукое. — Ладно. Давайте не будем больше тянуть кота за хвост. Вы ведь хотели со мной поговорить — так говорите. Только не забывайте про свой чай, иначе получится, что я напрасно тратил на него время.
Поремский, изо всех сил стараясь оставаться вежливым, отпил немного чаю (который оказался слабым и невкусным), поставил чашку на стол (строго на поднос) и заговорил:
— Дело, собственно, вот в чем…
Пока Поремский излагал Криворукову суть дела, тот сидел с апатичным видом, поглядывая на свою чашку, но не притрагиваясь к ней. По виду «консультанта» можно было сделать вывод, что ему давно уже наскучил и этот разговор, и сам Поремский, и весь этот мир в целом.
— Ну вот, — «- закончил Поремский. — Вячеслав Иванович сказал, что вы… можете помочь мне.
— Помочь? — Криворукое криво улыбнулся. — Чем? Если бы я мог помочь каждому следователю, который обращается ко мне за советом, в Москве не осталось бы нераскрытых преступлений. Однако же, насколько вы можете судить по собственному опыту, преступлений в Москве хватает.
— Значит, вы ничем не можете мне помочь? — не скрывая сожаления, спросил Поремский.
Криворукое посмотрел на важняка из-под белесых бровей, вновь («еще гаже прежнего», — как подумал Поремский) улыбнулся и сказал:
— Ас чего вы вообще решили, что я смогу вам помочь? Я что, по-вашему, член преступного сообщества? Или якшаюсь с бандитами и киллерами?
«Вряд ли, — с усмешкой подумал Поремский. — Уж эти-то ребята давно бы тебя прихлопнули. За одну твою гадкую рожу!»
Криворукое заметил усмешку Поремского, и его тонкие губы обидчиво поджались.
— Вы находите мой вопрос смешным?
— Да нет, не нахожу. А вот ваша физиономия и впрямь кажется мне смешной. — Поремский поднялся с кресла. — Жаль, что потратил время понапрасну, — вздохнул он. — Кстати, дядя, в чай положено класть заварку. Уверен, вы об этом даже не догадывались.
Поремский обошел столик и, не глядя на «консультанта», направился в прихожую.
— Постойте! — рявкнул ему вслед Криворукое.
Однако Поремский не остановился.
В прихожей он быстро снял ненавистные тапочки и влез в свои легкие туфли, сразу почувствовав себя в своей тарелке.
Он уже повернулся у двери, чтобы открыть замок, но тут Криворукое, шаркая ногами по линолеуму, выскочил в прихожую и схватил его за руку:
— Подождите!
Поремский убрал пальцы с замка и повернулся к «консультанту». Медленно посмотрел на тощую руку Криворукова, сжимающую его запястье. Тот поспешно убрал руку и спрятал за спину.
— Молодой человек, у вас очень скверный характер! — быстро сказал Криворукое. — Я уже не говорю о том, что вы ведете себя с малознакомым человеком просто по-хамски!
— Да ну? — Поремский дернул уголком рта. — Все сказали? В таком случае я пошел.
— Подождите, — вновь остановил его «консультант». — Насчет этого вашего дела. Дельный совет я вам дать не могу, однако… Не далее как позавчера утром, гуляя по книжному развалу на Олимпийском, я наткнулся на одну любопытную книженцию.
— Какую еще книженцию? — нетерпеливо спросил Поремский (ему не терпелось распрощаться с тощим, ушастым уродом и поскорее очутиться за пределами этой мерзкой квартирки).
Криворукое задумчиво наморщил сухой лоб и ответил:
— Так… Сейчас… Кажется, она называлась «Акционер против фирмы, или Как стать богатым». Да, точно! — Криворукое уверенно кивнул. — Помню, мне еще показалось забавным это название. Я пролистал книжонку. Выяснилось, что это настоящее пособие по захвату успешной фирмы! Как раз то самое, о чем вы рассказывали.
— И что? — угрюмо спросил Поремский.
— «И что»? — с возмущением повторил за ним «консультант». — Молодой человек, вы что, и в самом деле не понимаете? Господи, и таких людей держат в Генеральной прокуратуре?!
До Поремского стало доходить.
— Вы хотите сказать, что авторы этой книги…
— Ну конечно! — кивнул Криворукое. — В работе над книгой они занимались этим вопросом вплотную. Они знают такие тонкости и так подробно все описывают, словно сами не раз прокручивали подобные махинации на практике.
— Значит, нужно найти этих авторов, — рассуждал
сам с собой Поремский. — А для начала… книгу.
Криворукое победно усмехнулся.
— Слава богу, дошло, — констатировал он. — А я уж подумал, что у нас в прокуратуре работают одни…
— Достаточно, — оборвал его Поремский. — Спасибо за помощь. Мне пора.
— Вы что, собрались ехать на Олимпийский? — иронично поинтересовался Криворукое.
— А что?
— А то, что в будние дни он работает до двух часов. Вы уже опоздали. Да и тираж у книжки был мизерный — не то тысяча, не то еще меньше. Вряд ли она до сих пор пылится на прилавках.
— Черт… — Поремский задумчиво потер пальцем подбородок. — Тогда, может быть, стоит поискать ее в книжных магазинах?
— Что ж, поищите, — согласился Криворукое. — Только и там она вряд ли найдется. Такие книжки рассчитаны на узкую аудиторию, и они быстро находят своего читателя. Уж поверьте моему опыту.
— Что же вы предлагаете?
Криворукое приосанился:
— Предлагаю вам извиниться передо мной за хамство, а потом вернуться в комнату и допить чай, который вы так незаслуженно обругали. Причем допить до дна.
У Поремского чуть глаза не вылезли из орбит от подобной наглости.
— Что-о? — прищурившись, проговорил он и машинально сжал кулаки. — А шнурки вам не погладить, уважаемый?
— Это хорошая идея, — кивнул Криворукое. — Но, на ваше счастье, у меня туфли без шнурков. А чай вы допьете. И извинитесь передо мной. Знаете почему?
Поремский чуть склонил голову набок:
— Ну?
— Потому что я запомнил имена и фамилии авторов учебника. Так что снимайте туфли — и марш пить чай.
Поремский постоял несколько секунд, раздумывая — принять предложение лопоухого подонка или оторвать ему уши за такие речи; однако работа была превыше личных обид. Поремский, нахмурившись, скинул туфли, вздохнул и, сопровождаемый торжествующим взглядом Криворукова, поплелся в комнату — допивать мерзкий, остывший чай.
— Вот так-то лучше, — удовлетворенно заметил «консультант». — И не забудьте извиниться.
Из квартиры «консультанта» Поремский вышел через пять минут. Чай он выпил залпом. А насчет извинений… Фраза «Прошу прощения за свое хамство» далась Поремскому не сразу. Однако он пересилил себя и произнес ее медленно, выговаривая каждое слово. Криворукое загнусавил было, что таким тоном никто не извиняется и что интонация не соответствует смыслу сказанного, но вовремя заметил сжатые кулаки важняка и решил не нагнетать.
Имена авторов пособия по захвату предприятий были, таким образом, получены и записаны в блокнот.
Ушел Поремский почти по-английски — не прощаясь.
…Грязнова в кабинете не оказалось, поэтому пришлось звонить ему на сотовый.
— Вячеслав Иванович, это Поремский.
— А, Володя, привет! Ну что там у тебя? Удалось что-нибудь узнать?
— Удалось, — пробурчал Поремский, вспомнив на мгновение ухмыляющуюся, лягушачью физиономию тощего «консультанта».
— А что у тебя с голосом?
— Последствия разговора с Криворуковым, — ответил Поремский.
Грязнов засмеялся:
— Вижу, беседа с нашим «лучшим агентом» не доставила тебе никакого удовольствия. Что, слишком много запросил за информацию?
— Что-то вроде этого, хотя деньги здесь ни при чем.
— Это он может. Я ведь тебе говорил: мерзкий субъект. Честно говоря, меня и самого не раз подмывало набить ему морду.
— В этом, Вячеслав Иванович, наши с вами желания сходятся.
— Ладно. Так что ты узнал?
— Криворукое навел меня на книжку: пособие для тех, кто хочет захапать фирму, не имея на то ни особых прав, ни особых денег. Авторы пособия некто Бобров Сергей Сергеевич и Чудаков Эдуард Алексеевич. Не могли бы вы пробить для меня этих ребят?
— Бобров и Чудаков, говоришь? Что ж, сделаем. Ну-ка продиктуй мне еще раз их имена-отчества.
Поремский продиктовал.
— Записано, — сказал Грязнов. — Ты сейчас куда?
— К себе в контору.
— Хорошо. Запрос я сделаю. Будет готово — позвоню.
В конторе Камельков и Никитина играли в шахматы. Камельков сидел с сосредоточенным лицом, сгорбившись над доской, как монах над Священным Писанием, всем своим видом показывая, насколько он крутой игрок. Прежде чем сделать очередной ход, он ерошил волосы, тер лоб, задумчиво двигал бровями и лишь затем брался за фигуру.
Алена, напротив, играла небрежно, почти рассеянно. Она то и дело гляделась в маленькое зеркальце, которое лежало на столе рядом с ней. Видно было, что мыслями она далеко отсюда.
Тем не менее, судя по встревоженному и обиженному виду Камелькова, Алена явно выигрывала.
— Играете, — осуждающе сказал Поремский. — А работать кто за вас будет?
— Владимир Дмитриевич, у нас законный перерыв, — пробурчал встрепанный Мишаня, не отрывая взгляда от шахматной доски.
А Алена улыбнулась и заметила:
— Шахматы— это единственный способ отвлечь Камелькова от поглощения «сникерсов» и булок.
В это время зазвонил телефон. Поремский поспешно взял трубку.
— Все в порядке, — сказал Грязнов. — Твоя сладкая парочка, Бобров и Чудаков, живут на Дмитровском шоссе, по соседству, в доме тридцать семь и тридцать пять. Работают они на фирме «Заря» консультантами. — При слове «консультанты» Поремский поморщился, словно надкусил лимон. — Фирма «Заря», насколько мне удалось узнать, занимается консалтинговыми услугами. Президент фирмы — Хамзат Муслиев. Блокнот под рукой?
— Да.
— Тогда записывай.
Продиктовав Поремскому адреса и телефоны Боброва и Чудакова, а также выходные данные фирмы «Заря», Грязнов пожелал успеха, распрощался и положил трубку.
— Еще пара звонков, и Грязнову придется нас усыновить, — с иронией произнес Поремский.
— Я бы на его месте давно послал нас к черту! — как всегда импульсивно, высказался Камельков.
А Алена мягко улыбнулась и сказала:
— В конце концов, мы все делаем общее дело. А значит, будем терпеть друг друга до тех пор, пока кого-нибудь из нас не уволят.
— Угу. Или не убьют, — мрачно отозвался Камельков, вздохнул и положил короля. — Так и быть, сдаюсь. Жалко мне на тебя смотреть, Никитина.
— В каком смысле?
— В прямом. Ты играешь с таким видом, будто тебя приковали к шахматной доске цепями.
Алена улыбнулась:
— Так и есть. Я уже полчаса прикована к этой доске цепями дружбы.
— В таком случае радуйся. Я даю тебе волю!
Судя по тому, что Поремский напустил на себя озабоченно-деловой вид, Камельков понял, что сейчас он начнет «командовать парадом». Так оно и случилось.
— Так, Михаил, — строго сказал Поремский, — тебе задание.
Ну наконец-то! А то я уж думал, что вы позабыли о моем существовании.
— Что вы, коллега, разве такое забывается! В общем, так: залезешь в Интернет и скачаешь все, что есть об этой фирме «Заря». Если будут какие-то выходные данные — скачаешь и их. Короче говоря, чтобы к нашему приезду на фирму «Заря» у тебя было целое досье. Если будут фигурировать какие-то фамилии, узнавай должности, телефоны, адреса и так далее. Усек?
По худому лицу Камелькова пробежала туча.
— Недооцениваете вы меня, Владимир Дмитриевич, — уныло сказал он. — Я был чемпионом школы по бегу, у меня пояс по карате, а вы мне предлагаете весь день торчать у компьютера.
Поремский усмехнулся:
— Интересно, а от пуль ты тоже заговорен?
— Заговорен, — все тем же тусклым голосом отозвался Камельков. — Зубами их ловлю. Не верите — проверьте.
Поремский с сочувствием посмотрел на грустного долговязого Мишаню, но свое решение не изменил.
— Съешь булку и успокойся, — сказал он. — Будем делать то, что велено. Алена, для тебя у меня тоже задание. Вызвони мне Боброва и Чудакова, узнай, где они сейчас, и договорись о встрече. Если будут ерепениться — пригрози повесткой или еще чем-нибудь.
Алена кокетливо откинула со лба выбившийся из прически локон:
— Владимир Дмитриевич, я должна поговорить с обоими?
— С одним. Второго я возьму на себя.
— Будет сделано.
— Вот и славно. А я пока зайду к Меркулову, отрапортую о ходе следствия.
Поремский ушел. Алена пододвинула к себе телефон, а Камельков уставился в компьютер, пробурчав под нос: «Съешь булку и успокойся» — тоже мне врач-психолог».
Алена, будучи сердобольной девушкой, решила подбодрить коллегу.
— Не волнуйся, Мишанечка, — ласково сказала она, — мое задание тоже не сахар. Да и вся наша работа, если ты до сих пор не заметил, далека от райского наслаждения.
— Ад тоже бывает разным, — пробурчал в ответ Камельков.
— Что ты имеешь в виду?
Камельков оторвался от экрана монитора, повернулся к Алене и заговорил мрачно-ироничным голосом:
— Попадает мужик в ад, идет по коридору. Открывает первую дверь — там кого-то в котле варят. Отбегает в ужасе, открывает следующую дверь — там кого-то на дыбу вздергивают. Открывает следующую — там мужики по пояс в дерьме и курят. Ну, думает, лучше в дерьме постоять, чем в котле свариться, прыгает в дерьмо, тоже стоит курит. Тут открывается дверь, входит черт и говорит: «Ну что, покурили? А теперь доедайте».
Алена хихикнула, но, заметив, что лицо Камелькова осталось серьезным, сочувственно вздохнула и сказала:
— Ничего, котик, в следующий раз тебе обязательно повезет — котел и дыба будут твоими. А пока кури.
Миша Камельков — хороший парень. Только ест много и занудствует иногда, но с этими недостатками легко смириться. Он хочет быть героем, и мне его желание понятно. Я и сама стала следователем в основном из-за книжек. Но там, в этих книжках, все было легко: видишь перед собой преступника — стреляй поверх головы, а когда он, испуганный и сломленный, бросит пистолет и поднимет руки, надевай на него наручники и веди на допрос. Пара строгих фраз, сдвинутые брови, хитрая игра в «кнут и пряник» — и делай с ним что хочешь.
Нет подозреваемого? Тоже не беда. Посиди за столом, раскури трубку, пошевели немного мозгами — и вот оно! Умные, плодотворные мысли приходят в голову книжного следователя сами собой. Дедукция, блин! А в жизни? В жизни работа следователя — это гадание на кофейной гуще, скрупулезный и не всегда успешный поиск улик, придумывание версий, дурацкие схемки на бумаге, отчеты, допросы, встречи с людьми, которые тебя в упор не хотят видеть, для которых ты воплощение всего самого дурного, что только есть в нашей системе.
И стрельнула бы в иной момент поверх чьей-нибудь головы — но чьей? И поиграла бы в «кнут и пряник», но с кем? Как узнать, кто перед тобой сидит — настоящий преступник или нормальный человек, в размеренную жизнь которого ты своими нелепыми подозрениями, своими, будь они неладны, версиями принесла тревогу и беду?
Легко было нашим старшим товарищам — Турецкому, Меркулову. Все-таки они наполовину совки. Для них приказ начальства — это альфа и омега следствия. Выступаешь против советского образа жизни? Шкурничаешь? Расхищаешь социалистическую собственность? Вот тебе по ушам, подлый негодяй! Очистим нашу великолепную, пусть и довольно серенькую, но зато одинаковую для всех жизнь от швали с буржуазными наклонностями. Ведь советский человек по природе своей добр, а, стало быть, негодяи, с которыми приходится иметь дело, — это неприятное исключение из правил. Так сказать, пережиток, от которого мы вскоре навсегда избавимся.
Легко же им было принимать решения! Да и принимать ничего не надо было, государство, партия и кто там у них еще был — все за тебя решат.
А тут… Все хотят жить хорошо, и все (ну или почти все) плюют при этом на ближнего. Что ж они, все негодяи и преступники? Вот сидит перед тобой бизнесмен. Сегодня он полный подонок, выселивший из квартир старушек-пенсионерок, чтобы сделать в доме офис, а завтра он же возьмет и пожертвует миллион какому-нибудь детскому дому. Ну и кто он в таком случае? Негодяй? Или меценат?
Нет, сложней стали люди, намного сложней. Легко Турецкому и Меркулову, для них, наверное, мир до сих пор делится на черное и белое. Либо да, либо нет. Глаза их за долгие годы замылились и не различают нюансов. Хорошо, что следственную группу возглавляет Володя
Поремский. Он человек еще молодой. Конечно, и у него в голове есть свои тараканы, но, если вдуматься, у кого их нет? Неприкаянный он какой-то, задумчивый. Это оттого, что он холостой. Ему бы умную, заботливую бабу, вмиг бы переменился. Стал бы ухоженный, гладкий. Ух!
И все-таки самое неприятное в моей работе — это беседы с «современными, зрелыми, состоятельными» мужчинами. («Папики», как называют их мои подруги.) Противные, сальные глазки уверенных в своей неотразимости мужчин, единственное достоинство которых тугой кошелек и крутая тачка. И все это в придачу к слюнявым губам, пузу, нагловатой усмешке и распальцовке. Быки, возомнившие себя Зевсами.
Работала бы учительницей, общалась бы с детишками, рассказывала бы им про Пушкина и Толстого! Или про звезды! Кайф!
Однако, как бы я ни ворчала и как бы ни возмущалась, моя работа мне нравится. По крайней мере, в ней присутствует азарт, как при разгадывании кроссворда или сложнейшего ребуса. И определенное благородство, конечно, тоже.
На вид Боброву было лет сто. По паспорту, наверное, лет на тридцать меньше. Седая, как снег, голова, такая же седая, аккуратно стриженная бородка, блекло-голубые глаза и морщинистое лицо. Старичок не был похож ни на «нового русского», ни на уголовника. Нормальный такой преподаватель философии с какого-нибудь гуманитарного факультета.
Начала я как обычно:
— Сергей Сергеич, я бы хотела поговорить с вами о…
— Позвольте вопрос, — улыбаясь, как чеширский кот, перебил меня Бобров. — Что такая красивая и милая девушка делает в столь суровых и беспощадных органах?
— Работает, Сергей Сергеич, — ответила я. — Что же еще?
Лицо старичка осветилось.
— Но неужели же для вас не нашлось работы в другой, менее репрессивной сфере? Вы только посмотрите на себя! Ведь вы же богиня, Афродита! С вас картины нужно писать! Вас нужно ваять! Да-да, ваять!
— Угу, — ухмыльнулась я. — Скажите еще — в обнаженном виде. — Старичок мой немного смутился. — Сергей Сергеич, — мягко сказала я, — вы слишком импульсивны. Возьмите себя в руки, и давайте спокойно побеседуем. Хорошо?
— Я был бы рад, милая девушка, но не знаю, получится ли. Красивые девушки разговаривают со мной не так уж часто. А представители прокуратуры и того реже.
— А вы представьте себе, что я не сотрудник прокуратуры, а ваша… ну, скажем, внучка.
— Моей внучке через два месяца исполнится сорок лет. А вам, наверное, всего лет двадцать. Я не ошибаюсь?
— Двадцать три, — поправила я. — Считайте, что я ваша правнучка, и начнем наконец наш разговор.
Улыбка сошла с морщинистого лица Боброва, и он напустил на себя серьезно-строгий вид.
— Как вам будет угодно, милая девушка. Задавайте ваши вопросы.
— Сергей Сергеич, вы написали книгу «Акционер против фирмы, или Как стать богатым». В этой книге объясняется, как можно захватить фирму, акционером которой вы являетесь. Так?
Бобров замялся.
— Ну… Расценивать сей труд можно, конечно, по-разному…
— Но такая трактовка имеет право на существование, не так ли?
Бобров вздохнул и кивнул:
— Да… Пожалуй. Но поймите, милая девушка, для меня эта книга прежде всего умственное упражнение. Что-то вроде фантазии на заданную тему. К тому же она преследовала благородную цель — обнаружить прорехи в нашем законодательстве, а также в правовых документах, упорядочивающих отношения акционера и фирмы. Теперь эти прорехи известны широкому кругу читателей, разве не так?
— «Умственное упражнение», говорите вы? Ладно, пусть так. Но это ваше «умственное упражнение» может помочь какому-нибудь пройдохе улучшить свое финансовое состояние за счет фирмы. Иначе говоря — прибрать к рукам то, что ему не принадлежит.
— Ну… — Старичок пожал худыми плечами. — Если принять мои рассуждения за руководство к действию, тогда, наверно, да. Но я не думаю, что кто-то решит обогатиться, следуя плану, изложенному в книге. Это, знаете ли, слишком сложно. Ну то есть в теории это довольно легко. Но не думаете же вы, что глава фирмы так просто подарит свое детище первому встречному только потому, что тот оказался хитрее его?
Я покачала головой:
— Нет, не думаю. Но и на самого крутого главу фирмы можно найти управу.
Старичок прищурился:
— Это каким же образом?
— Не таким уж сложным, Сергей Сергеич. Можно, например, обратиться за помощью к представителям криминальных структур. Они умеют находить общий язык с самыми упрямыми бизнесменами. А если общий язык найти не удается, то можно ликвидировать проблему одним выстрелом: ба-бах, и все.
Седые брови Боброва гневно съехались на морщинистой переносице.
— Вы слишком нагнетаете, милая девушка. Так или иначе, но я не преследовал цели научить воров воровать. Так это себе и запишите. Я не виновен перед законом, да и с точки зрения научной этики меня также не в чем упрекнуть. Ясно вам? На этом, я полагаю, наша беседа будет окончена.
Бобров надулся и принялся перебирать бумажки, лежащие на столе, давая понять, что аудиенция окончена. Но не на ту нарвался.
— Сергей Сергеич, наш с вами разговор не окончен. Поэтому, будьте так любезны, отвлекитесь от ваших научных трудов и окажите «милой девушке» толику вашего драгоценного внимания. Хотя бы из джентльменских соображений.
Бобров оторвался от своих бумаг с таким видом, словно я своим дурацким вмешательством обломала ему Нобелевскую премию. Он взглянул на меня поверх очков, пожевал впалыми губами и сказал:
— Ну хорошо. Я слушаю вас внимательнейшим образом.
— Сергей Сергеич, я знаю, что в свободное от преподавания время вы работаете консультантом на фирме «Заря».
— Работаю — это слишком громко сказано. Так, помогаю иногда советом, когда попросят.
— Могу я узнать, какого рода эти советы?
— Вы хотите спросить, имеют ли мои советы что-то общее с рассуждениями из книги, которую я написал с профессором Чудаковым?
Я кивнула:
— Именно.
— Не имеют! Об остальном спросите у президента фирмы Хамзата Аслановича Муслиева.
— Почему у него, а не у вас?
— Потому что мои слова могут повредить фирме! Экономического шпионажа и экономической тайны еще никто не отменял. Если он захочет вам что-то рассказать, то расскажет, а нет… тут уж не обессудьте.
— Значит, ваши советы все-таки как-то связаны с криминалом?
Бобров прямо затрясся от негодования.
— Милая девушка, вы забываетесь! Какой криминал? Нет, ну какой тут может быть криминал? В фирму обращаются люди, которые хотят сделать свой бизнес более успешным, но своего ума, для того чтобы решить эту проблему, у них не хватает. Хамзат Асланович излагает мне суть проблем этих бизнесменов, я анализирую ситуацию и пишу им свои рекомендации. Что тут может быть криминального?
— Ну судя по тому, что и в книжке «Акционер против фирмы» вы не находили никакого криминала, то ничего.
— Опять вы с этой книжкой! — взвыл Бобров. — Дался вам мой опус! Я уже и не рад, что его написал. Ладно если бы деньги хорошие заплатили, а то ведь так — на клистир и пару походов в молочное кафе. — Бобров поморщился и схватился за сердце. — Милая девушка, ну оставьте вы меня в покое. Вы ведь не хотите, чтобы меня хватил инфаркт и я отдал Богу душу прямо у вас на глазах?
— Нет, — сказала я. — Не хочу.
— В таком случае до свидания. А еще лучше — прощайте. Не думаю, что захочу с вами беседовать еще раз. Мне вам просто нечего больше сказать.
Я решила не мучить старичка. Все, что хотела узнать, я узнала. По всей вероятности, Бобров разрабатывал для фирмы «Заря» схемы отъема чужой собственности. Платили ему, судя по всему, неплохо, но ведь человек жаден. Если предоставляется возможность заработать копейку на стороне- он обязательно эту возможность использует. Издательство предложило Боброву и Чудакову написать книгу, так сказать — в помощь начинающему экономическому мошеннику. Старичок, само собой, и не устоял. Видимо, на фирме «Заря» ему за это уже сделали нагоняй. А теперь вот я… Нет, не стоит больше мучить старичка. На остальные вопросы должно ответить руководство фирмы, а именно Хамзат Асланович Муслимов. Для начала было бы неплохо разузнать об этом «Муслиме Магомаеве» побольше. Интересно, кому Поремский поручит это дело — мне или Мишане? Впрочем, поживем — увидим.
Когда Поремский вошел в кабинет, Камельков сидел у компьютера с хот-догом в руке и глядел на экран монитора завороженными глазами.
— Привет, Мишаня.
Камельков вздрогнул и быстро оглянулся на Поремского:
— Черт, Владимир Дмитриевич, вы меня так заикой сделаете. Чуть не подавился из-за вас. — Он вновь повернулся к компьютеру и торопливо защелкал «мышкой».
— Если любуешься порнодивами — не суетись, — милостиво разрешил Поремский. — Выговор за это я тебе делать не буду.
— Что вы говорите, Владимир Дмитриевич! — возмутился Камельков. — Какие такие дивы? Вы ведь знаете, на рабочем месте я занимаюсь только работой, и ничем другим! Мне даже как-то обидно выслушивать от вас такие речи, ей-богу.
— Ладно, обжора, не тараторь. Нарыл что-нибудь о фирме «Заря»?
Камельков откусил кусок хот-дога и, жуя, ответил:
— Совсем мало. Начнем с того, что фирма «Заря» занимается политическим и бизнес-консалтингом.
— Это что за зверь такой?
— М-м… Как бы вам объяснить… Ну вот, прочитайте сами.
Поремский подошел к компьютеру и глянул на монитор.
— «В чем же секрет успешной работы фирмы «Заря»?» — прочел он. — Интересно. И в чем же?
— Читайте дальше — и все узнаете.
— «Прежде всего, — продолжил читать Поремский, — успех нашей фирмы заключается в тщательной исследовательской работе, на основе которой вырабатывается стратегия всех последующих действий. Фирма «Заря» использует самые современные технологии. Одна из главных методик, применяемых специалистами фирмы, — психосемантический дифференциал.
Поремский осекся, посмотрел на Камелькова.
— Что, Владимир Дмитриевич, сложновато для вас? — усмехнулся тот.
Поремский ничего не ответил и стал читать дальше:
— «Эта методика основывается на вскрытии глубинных состояний избирателя, она выясняет и исследует его подсознательные ожидания, то, в чем он зачастую и сам не отдает себе отчета. С помощью новейших психологических методик мы исследуем смысловые акценты речи человека, частоту употребления тех или иных слов, эмоциональную окрашенность речи и так далее». О черт! — выругался Поремский. — Бред какой-то. Нет чтобы прямо написать: пудрим людям мозги. Так нет же: «подсознательные ожидания», «смысловые акценты».
— Темный вы человек, Владимир Дмитриевич. Ежели так прямо выражаться, никаких клиентов не заманишь. Потому как пудрить людям мозги нынче умеет любой политик и любой бизнесмен. А пудрить мозги по науке — для этого существуют специальные фирмы. Такие, как фирма «Заря».
— Спасибо, что разъяснил, — усмехнулся Поремский. — Что там дальше с этой фирмой?
— Руководит фирмой Хамзат Асланович Муслиев. Тридцать пять лет. Чеченец по национальности. Раньше работал директором по развитию на фирме «Имярек-консалтинг», президентом которой является некий Игорь Федорович Подугольников. Но самое интересное не это. Дело в том что помимо консалтинговых услуг фирма «Заря» занимается и охранной деятельностью.
— Лицензия имеется?
— Так точно. Вот ее номер — я звонил и проверял. Так что с законом у нашего Муслимыча все в порядке. По крайней мере на первый взгляд.
— Ясно. — Поремский нахмурился и задумчиво поиграл желваками. — Информации и в самом деле не густо.
— Нарыл, что было, шеф. А если мало… — Камельков надул губы. — Что ж, я, кажется, говорил, что создан для оперативной работы, а не для…
— Ладно-ладно, не кипятись. Лучше доешь свой хотдог, пока не остыл.
Камельков пожал плечами и принялся за бутерброд, являя своим видом оскорбленное достоинство.
Вскоре пришла и Алена Никитина. Она во всех подробностях пересказала Поремскому и Камелькову свою беседу с профессором Бобровым.
— Примерно то же самое я узнал и от Чудакова, — сказал Поремский. — Правда, наша беседа была более жесткой. Поначалу этот Чудак вообще отказывался говорить о книге и о фирме «Заря». В конце концов мне удалось развязать ему язык, но он и тут был немногословен. По всей видимости, наша сладкая профессорская парочка боится наговорить лишнего.
— Да уж, — кивнул Камельков. — Профессорские палочки — они такие. Стукай их набалдашником об асфальт — все равно будут молчать.
— Ха-ха, — сказала Алена.
Поремский вообще ничего не сказал, и Камельков вздохнул:
— Вижу, мой каламбур не прошел. Ладно, продолжайте. Я все равно чужой на этом празднике жизни. Зовите меня просто — компьютерный мальчик Билли.
— В смысле — Билли-бой? — уточнила Алена.
— В смысле — Билли Гейтс, — объяснил Камельков.
Обменявшись еще парой-тройкой колкостей и острот, коллеги продолжили совещание.
— Мне кажется, прежде чем встречаться с Муслиевым, нужно поговорить с кем-нибудь, кто близко знает и его, и то, чем реально занимается его фирма, — предложила Алена. — Вы сказали, что раньше Муслиев работал на фирме «Имярек-консалтинг» директором по развитию. Что, если нам побеседовать с этим… как его… — Алена защелкала пальцами.
— С Подугольниковым, — подсказал ей Камельков.
Алена кивнула:
— Именно.
Поремский задумался:
— Что ж, идея вполне здравая. Возможно, мы узнаем о Муслиеве что-то такое, что даст нам козыри в будущей беседе. — Поремский поднял руку и глянул на часы. — Пожалуй, я еще успею сегодня встретиться с Подугольниковым. При условии, конечно, что этот господин находится в Москве.
— А что делать нам? — поинтересовался Камельков.
— А вы поезжайте на фирму «Заря» и порасспрашивайте ее сотрудников. Только без предупреждения, чтобы они не успели посоветоваться с начальством. Имена клиентов, по каким вопросам эти клиенты к ним обращались… Посмотрите на список сотрудников; может, увидите знакомые имена. В общем, приглядитесь, что к чему. Скорее всего, долго вам бродить по коридорам фирмы не дадут. В конфликт со службой безопасности фирмы не вступайте. На вопросы не отвечайте. К руководству не ходите.
— А не спугнем?
— Вряд ли. Максимум, что они сделают, начнут названивать своим покровителям, пытаясь выяснить, какого черта вы у них делали. Беда небольшая. К тому же это даст нам возможность выяснить их связи. Задание ясно?
— Ясно, — кивнула Алена.
— Ну тогда вперед и с песней!
Чтобы попасть в кабинет гения пиар-технологий, Поремскому пришлось с минуту ждать возле толстой бронированной двери с надписью «Имярек-консалтинг», затем представиться охране, которая придирчиво разглядывала каждую букву в его служебном удостоверении, а потом еще пройти через маленький внутренний дворик, отделяющий офис от улицы.
— Пройдете прямо и направо, — с приветливой улыбкой разъяснила Поремскому белокурая красавица из службы ресепшн.
Поремский направился в указанном направлении и вскоре подошел к изящной двери с надписью «И. Ф. Подугольников».
На стук Поремскому никто не ответил, однако дверь оказалась не заперта.
За столом в глубине кабинета сидел молодой светловолосый мужчина в синей рубашке. Он просматривал какие-то бумаги, делая в них пометки красным карандашом. По всей вероятности, это и был Игорь Федорович Подугольников.
— Здравствуйте, — сказал Поремский.
Подугольников оторвался от работы и молча уставился на Поремского. Его блекло-голубые глаза смотрели внимательно и холодно, словно заранее предчувствуя в собеседнике шпиона или предателя.
— Я вам звонил сегодня. Я Поремский.
Лицо Подугольникова стало чуть приветливей, а взгляд — на полградуса теплее.
— Очень приятно, — сказал он. — Проходите, пожалуйста.
Поремский прошел в кабинет и уселся в удобное кожаное кресло.
— Извините, у меня мало времени, — сказал Подугольников и, словно извиняясь, кивнул в сторону кипы деловых бумаг. — Чем могу быть полезен?
— У вас когда-то работал Хамзат Асланович Муслиев.
Взгляд Подугольникова стал холодным и отталкивающим, а лицо — и без того вытянутое — вытянулось еще больше.
— Да, — неприязненно сказал он. — Было дело.
— Не могли бы вы мне о нем рассказать?
Подугольников скривился, словно хватанул уксуса.
— Я не знаю, что вас интересует, — начал он без всякого энтузиазма. — Муслиев и в самом деле работал на моей фирме. Поднабравшись опыта, он решил открыть свое дело. И я его за это не осуждаю. Так поступают многие. Что еще вы хотите знать?
— Чем он занимался на вашей фирме?
— Видите ли… политика, как однажды правильно заметил наш президент, не делается в белых перчатках. Иногда, чтобы достигнуть желаемого результата, приходится прибегать к не совсем легитимным мерам. Этой стороной нашей деятельности и занимался Муслиев.
— Он что, бил морду конкурентам?
Подугольников высокомерно усмехнулся и покачал головой:
— Это не обязательно. Хотя иногда мордобой дает неплохие результаты. Извините, как ваше имя-отчество?
— Владимир Дмитриевич.
— Владимир Дмитриевич, выборы — это шоу. А на шоу обычно выступают «артисты». Я имею в виду не профессиональную подготовку, а скорей род деятельности, которой приходится заниматься этим людям. Но «артистов» нужно сначала найти, объяснить им задачу, отвезти на точку. А затем проконтролировать их работу. Вот этим Муслиев и занимался.
Поремский чуть склонил голову набок.
— Нельзя ли поконкретней?
— Нельзя, — спокойно ответил Подугольников. — У нас, как и у вас, есть свои профессиональные секреты. Скажу только, что дело это грязное. Оно выходит за границы общепринятой морали, но не выходит за рамки закона. Вот и все.
— Понятно. А что вы можете сказать о Муслиеве как о человеке?
— В нашем бизнесе не принято отрицательно отзываться о коллегах. Скажу лишь, что личные качества этого человека полностью соответствовали его специализации.
— В каком смысле?
— В прямом. Так, где нужно было провернуть какое-нибудь грязное дельце, Хамзат был незаменим. К тому же круг его общения был достаточно широк, чтобы сделать все чужими руками и выйти сухим из воды.
— Вы меня интригуете, — усмехнулся Поремский.
Подугольников медленно покачал головой и тоже усмехнулся:
— Вовсе нет. Я просто отвечаю на ваш вопрос.
— Чересчур замысловато отвечаете, — заметил Поремский. — Он что, якшался с бандитами?
— Может быть, — уклончиво ответил Подугольников. — А может быть, и нет. Я сказал вам все, что мог. Выводы делайте сами.
— Что ж, Игорь Федорович… — Поремский поднялся из кресла. — Спасибо вам за информацию.
— Не за что.
Поремский протянул руку, Подугольников приподнялся со стула и вежливо ее пожал.
— Игорь Федорович, — пожимая руку гения пиара, сказал Поремский, — неужели и в самом деле из любого человека можно сделать губернатора?
Подугольников вежливо улыбнулся в ответ:
— Не из любого, конечно, но… скажем, из каждого второго.
— А как насчет меня?
Подугольников окинул Поремского внимательным взглядом. Кивнул:
— Вполне. Правда, на это ушло бы очень много времени. И самое главное — средств.
— Со временем у меня все в порядке, а вот со средствами негусто, — признался Поремский.
— Ничего страшного, ведь вы еще молоды, — успокоил его Подугольников. — Появятся средства — приходите.
— Заметано, — кивнул Поремский.
Едва Алена и Мишаня добрались до дверей фирмы «Заря», как вдруг Камельков схватился руками за живот и согнулся пополам.
— А-а… — сказал Камельков.
Алена, взбирающаяся по мраморным ступенькам крыльца, остановилась и, обернувшись, удивленно уставилась на своего спутника.
— Что?
— Черт… — прошептал побледневшими губами Камельков. — Вовремя, ничего не скажешь…
— Господи, да что случилось-то? — испуганно спросила Алена. — Что случилось, Мишань?
— «Что», «что»… — просипел Камельков, корчась от боли. — Живот. Видать, хот-доги были палеными.
Алена нахмурилась:
— Или ты их слишком много съел.
Несмотря на боль, Камельков нашел в себе силы на гримасу презрения.
— Легко издеваться над человеком, когда он не может тебе ответить, — изрек он. — И это вместо того чтобы оказать помощь и поддержку.
Алене стало совестно:
— Извини, Мишань. Но что я могу сделать? Хочешь, сбегаю в аптеку?
— В аптеку она сбегает… — презрительно повторил Камельков. — А кто будет делом заниматься, Пушкин?
— Но я…
— Иди уж! — махнул рукой Камельков. — До аптеки я и сам доберусь. Тем более что сперва мне нужно зайти в другое заведение.
— Но ты же сам говорил о поддержке!
Камельков осклабился:
— Золотце мое, в этом деле меня поддерживать не нужно. Слава богу, у меня сильные ноги. Ты давай двигай в «Зарю», а я буду ждать тебя здесь, на лавочке. Тем более что, шатаясь по фирме вдвоем, мы привлечем слишком много внимания.
— Ты прав, — согласилась Алена. — Топай в свое заведение. Но если через полчаса тебя не будет на этой лавочке, я сделаю все, чтобы Поремский записал тебе прогул. Понял меня?
— Понял, понял…
Алена сделала Камелькову ручкой, повернулась и направилась к двери фирмы, а Камельков, продолжая страдальчески морщиться и прижимать ладонь к животу, быстро огляделся по сторонам и, заметив в отдалении синюю будку общественного туалета, посеменил туда.
Через полчаса Камелькова на скамейке, разумеется, не оказалось.
«Одно из двух, — подумала Алена, оглядывая окрестности поверх солнцезащитных очков. — Либо он помер, либо сидит где-нибудь и отъедается. Заполняет образовавшиеся пустоты».
Алена посмотрела на часы и, решив дать Камелькову фору десять минут, уселась на скамейку. Она достала из сумочки женский журнал и принялась перелистывать его, больше разглядывая картинки, чем читая тексты
— Извините, это вы расспрашивали наших сотрудников? — раздался у нее над головой молодой женский голос.
Алена подняла голову, прямо перед ней стояла стройная, симпатичная девушка с густыми рыжеватыми волосами и зелеными, как бутылочное стекло, глазами.
— Вроде как я, а что?
— Вы забыли сигареты на ресепшн. — Девушка протянула Алене пачку «Мальборо-лайт».
— Оставьте себе, — махнула рукой Алена. — Я бросила.
— Скажите… — зеленые глаза девушки вспыхнули, щеки покрылись розовым румянцем, — вы из милиции?
— Я из прокуратуры, — ответила Алена. — А что?
Девушка молчала с таким видом, словно хотела сказать что-то важное, но не знала, с чего начать.
— Вы хотели со мной о чем-то поговорить? — помогла ей Алена.
— Не то чтобы поговорить… Просто… сказать. Сказать вам, что вы не зря обратили свое внимание на фирму «Заря». Здесь творятся темные дела.
— Интересно, — улыбнулась Алена. — Может, вы объясните?
Девушка отрицательно покачала головой:
— Нет. Извините, на нас наверняка смотрят. Вот возьмите свои сигареты.
Алена взяла сигареты и машинально спрятала в сумочку. Незнакомка собралась уходить, но Алена окликнула ее:
— Девушка, простите, а вы кто?
— Я? Сотрудница фирмы.
— Могу я узнать ваше имя и должность?
Незнакомка тряхнула рыжими волосами:
— Это не важно. Не забудьте, что я вам сказала.
Кивнув напоследок, девушка повернулась и, процокав по асфальту каблучками, скрылась за дверью фирмы.
— Интересное кино, — задумчиво проговорила Алена, глядя на закрывшуюся дверь. Затем подняла взгляд и пробежала глазами по окнам фирмы. Ей показалось, что от одного из окон на третьем этаже здания отшатнулась чья-то фигура — Я этого так не оставлю, — сказала Алена, поднялась со скамейки и направилась на фирму, вслед за таинственной девушкой.
Спустя полчаса Алена разыскала-таки Камелькова. Он сидел в ближайшем летнем кафе, за белым круглым столиком, усыпанным обертками от шоколадных батончиков, шуршащими упаковками от гамбургеров и тому подобной чепухой.
Алена подошла к столику, однако Камельков никак не отреагировал на появление коллеги. Приглядевшись, Алена с изумлением поняла, что Камельков сладко спит, застенчиво улыбаясь во сне.
Алена положила ладонь на костлявое плечо Камелькова и хорошенько его встряхнула.
— Подъем! — скомандовала она.
Камельков вздрогнул и открыл глаза.
— Алена… — с улыбкой сказал он, словно увидел перед собой сказочную фею. — Откуда ты?
— От верблюда.
— Правда? — Камельков продолжал улыбаться, казалось, до него не дошел смысл Алениных слов. — А я тут решил немного побаловаться плюшками. Кстати, а почему ты не на фирме? Ведь мы условились встретиться в… — Тут взгляд Камелькова окончательно сфокусировался. Он задрал рукав рубашки и посмотрел на часы. Улыбка медленно сползла с его лица.
— Ну? — сурово сказала Алена.
Камельков поднял на коллегу виноватый взгляд, вздохнул и тихо произнес:
— Только не по лицу.
Алена устало опустилась рядом.
— Балбес ты, Камельков. И слабак.
— Спорное заявление, но в данной ситуации предпочитаю не спорить, — смиренно отозвался Камельков.
Алена посмотрела на обертки от гамбургеров.
— Ты один столько сожрал?
— Один, — кивнул Камельков, — всегда один. С удовольствием позвал бы тебя в помощники, но боюсь, ты была гак далеко, что не услышала бы моего крика о помощи.
Алена посмотрела на него с сожалением.
— Как в тебя столько влезло, ума не приложу. Живот-то не треснул?
— Типун тебе на язык, Никитина. Как можно такое говорить после всего, что было. Я, можно сказать, чуть не откопытился, а ты… Да если бы поблизости не оказалось туалета, я бы умер от болевого шока!
— Ясно, что не от стыда, — согласилась Алена.
— Где была? Что видела?
— Видела немного, а узнала и того меньше.
— А что так?
— Такое ощущение, что штат сотрудников фирмы набирали из кадровых разведчиков. Все улыбаются, здороваются, а стоит задать хоть один вопрос — у них как будто губы слипаются.
— Губы, говоришь… — Камельков посмотрел в сторону бара и звучно сглотнул слюну. — Слушай, Никитина, рабочий день уже кончился… Может, вмажем по пиву?
— Нет.
— Но почему?
— Потому что кончается на «у».
Камельков нахмурился:
— Тебе бы самой работать на этой чертовой фирме. А лучше — в гестапо. Вылитая фрау Грета.
— Поговори мне еще. Вот расскажу Поремскому, что ты, вместо того чтобы вкалывать, гамбургерами в кафешке объедался. Посмотрим, что он на это скажет.
— Ты не только фашистка, ты еще и стукач, — хмуро процедил Камельков. — Делай со мной что хочешь, но пива я выпью. — Он подумал немного и добавил: — В лечебных целях.
Камельков взмахнул рукой, привлекая внимание официанта. Тот кивнул и побежал к ним, лавируя между столиками. Алена посмотрела на приближающегося официанта, вздохнула и сказала:
— Так и быть. Тогда и мне стаканчик. Змей ты, Мишаня.
— В смысле — искуситель? — ухмыльнулся Камельков.
— В смысле — гад, — пояснила Алена.
Камельков заказал официанту два пива, сухарики и
фисташки. Затем коллеги продолжили беседу.
— Все, с кем я говорила, отказывались отвечать на мои вопросы и переадресовывали меня прямо к Муслиеву.
— А под каким соусом ты себя подала?
— Вот под этим, — сказала Алена и показала Мишане журналистское удостоверение.
— А, это, — кивнул он. — Странно, как это прокатило. Оно же у тебя липовое.
— Ну и что? Кто об этом знает?
— Я.
— Ну это я как-нибудь переживу. В общем, все у них было бы тип-топ, если бы не один эпизод.
— Какой?
— Пока я ждала тебя на скамейке перед офисом фирмы, ко мне вышла девушка.
— Да ну? Ты наверняка пожалела, что это был не парень.
— Заткнись и слушай дальше. Девушка эта сказала, что я не зря обратила внимание на фирму «Заря» и что здесь, то есть на фирме, делаются темные делишки. Представиться девушка не захотела, но я справилась на ресепшн и узнала ее имя и должность. Это некая Юля Иванова. Она работает на фирме экономистом.
— И что нам это дает? — тупо спросил Камельков, нетерпеливо поглядывая в сторону барной стойки.
Алена нахмурилась:
— Похоже, Камельков, у тебя от голода совсем разум помутился. Девчонка явно о чем-то знает. Или… подозревает. Нужно войти с ней в непосредственный контакт и узнать, в чем дело.
— Непосредственный, говоришь? — Во взгляде Мишани появился интерес. — А девчонка-то хоть симпатичная?
Алена равнодушно пожала плечами:
— Ничего себе.
— В таком случае допиваем пиво и мчимся к Поремскому за санкцией. Девчонку я беру на себя.
— Какая самоотверженность! — насмешливо всплеснула руками Алена. — И ты готов пожертвовать своим молодым, красивым телом?
— Такая уж у меня работа, — мужественно ответил Камельков, вздохнул и протянул руки навстречу официанту, который поднес им две кружки пива.