— Скажите, Лавиния, вас не пугает перспектива войти в итальянскую семью… если, конечно, вы с Витторио действительно поженитесь?
Лавиния услышала, как Гейбриелла возмущенно фыркнула, услышав бестактный вопрос Мариетты. Но сама она не могла позволить этой женщине запугать себя. С самого начала, как они сели за стол, Мариетта была настроена воинственно и всячески пыталась вывести Лавинию из себя. Однако прежде чем она успела сказать что-либо, вмешался Витторио:
— Никаких «если», Мариетта. Лавиния непременно станет моей женой.
На этот раз Лавиния замерла от удивления и бросила беспокойный взгляд на «жениха». Каково ему будет потом, когда придется заявить о расторжении помолвки? Но почему она должна думать об этом? Это не ее, а его проблема.
Тем не менее что-то странное происходило с ней. Перед ужином Витторио вышел из своего кабинета, остановился возле нее и сказал:
— Любой мужчина, взглянув на тебя, Винни, не захотел бы больше смотреть на другую женщину.
Она никогда не испытывала желания выступать на сцене — отнюдь нет, — но с этой минуты в ней проснулся совсем другой человек. Неожиданно она и в самом деле почувствовала себя невестой Витторио. И, как любая влюбленная женщина, не только испытывала гордость, что находится рядом с любимым мужчиной, но и горела желанием всегда быть под его защитой. Однако теперь она беспокоилась не за себя, а за него. Что он будет делать, если Мариетга не успокоится? И что он чувствовал, когда, будучи мальчиком, понял, чего добивается от него его кузина?
— Жены! Обожаю жен! — сально облизнулся Бруно Папароне, подавшись вперед так, чтобы положить свою ладонь на руку Лавинии.
Та тут же отвернулась от него. Она полностью разделала неприязнь Гейбриеллы к этому человеку — высокого роста, тучному, даже жирному, с густо напомаженными черными волосами. А его белый костюм с черной рубашкой свидетельствовал об отсутствии вкуса. Витторио же выглядел очень привлекательно и элегантно в строгом, сшитом на заказ светло-сером костюме и белой хлопковой рубашке.
Свое черное платье Лавиния нашла поначалу вызывающим. Но, увидев, во что вырядилась Мариетта, поняла, как права была Гейбриелла, посоветовав ей одеться именно так.
Обтягивающее платье Мариетты позволяло выставить напоказ все ее прелести.
— Именно такие я люблю, — хвасталась она Витторио. — Тесно облегающие платья словно моя вторая кожа. Кстати, я полагаю, ты предупредил твою невесту, что я утром частенько составляю тебе компанию в бассейне. — Мариетта повернулась к Лавинии. — Надеюсь, тебя это не шокирует: мы с Витторио любим поплавать голышом.
Голышом! Лавиния не смогла удержаться, чтобы не бросить на Витторио взгляд, полный ужаса, который Мариетта, к счастью, сочла преисполненным ревности.
Пока Лавиния переваривала услышанное, Витторио резко бросил Мариетте:
— Я могу припомнить только один случай, когда ты намеревалась утром поплавать в моем бассейне, но и тогда я дал тебе понять, что не в восторге от твоего присутствия.
— О, дорогой, — тут же нашлась она, неужели я сказала то, что ты хотел бы скрыть от невесты? Но, милый, она ведь не девочка и должна понимать, что у такого привлекательного и темпераментного мужчины, как ты, были и другие любовницы, — пробормотала Мариетта, положив ладонь на его руку.
Подобная бесцеремонность потрясла Лавинию до глубины души. Она представила, как бы чувствовала себя, будь на самом деле невестой Витторио. Разве можно остаться равнодушной, узнав, как твой возлюбленный разделял до тебя ложе с другими женщинами?
Однако Витторио остался подчеркнуто равнодушным к словам Мариетты. Он сбросил руку кузины и, приблизившись к Лавинии, обнял ее за плечи. Он так тесно прижал ее к себе, что, должно быть, почувствовал, как бешено бьется сердце его «невесты».
— Винни знает, что она единственная женщина, которую я по-настоящему люблю и без которой не могу жить, — сказал он, лаская кончиками пальцев ее обнаженные плечи.
Чем больше Лавиния слушала Мариетту и наблюдала за ней, тем больше соглашалась с Гейбриеллой, что вовсе не любовь движет помыслами этой женщины. Иногда она смотрела на Витторио так, будто ненавидела и хотела уничтожить его.
Бруно Папароне, просто Бруно, как он просил себя называть, все пытался привлечь внимание Лавинии, но она делала вид, что не замечает его подходов. В нем было что-то запредельно мерзкое. Одна только мысль о том, что он может коснуться ее рукой, внушала отвращение. Но воспитание не позволяло полностью игнорировать его присутствие, и Лавиния вежливо отвечала на вопросы финансового директора, хотя порой находила их бестактными.
В свою очередь он уже успел сообщить ей, что на месте юристов Витторио порекомендовал бы ему подписать такой брачный контракт, при котором в случае развода сохранил бы все свои деньги. К ее удивлению, Витторио, подключившись к разговору, мрачно заметил, что ни за что не стал бы подписывать подобный документ.
— Деньги — ничто, — сказал он таким уверенным тоном, что Лавинии сразу же захотелось ему поверить.
Затем Витторио взглянул на нее, и она вспомнила, как они познакомились и что на самом деле он думает о ней. Отчаяние охватило Лавинию, и ей захотелось, чтобы он наконец понял, как заблуждается на ее счет.
Приятно было осознавать, что хотя бы мать и сестра Витторио по-доброму относятся к ней. Кроме того, Гейбриелла заверила, что и старшая сестра весьма рада тому, что Витторио влюбился, и с нетерпением ждет встречи с Лавинией в следующем месяце, когда с мужем и дочерью приедет на остров.
— Муж Кьяры — дипломат, и сейчас они в Гааге, — сказала Гейбриелла.
Лавинии было бы совсем тяжело, если бы семья Витторио не признала ее своей.
Внезапно она почувствовала, как вспыхнуло ее лицо. О чем она тут думает? Разве она здесь не для того, чтобы играть роль невесты Витторио? И разве их помолвка не фикция, призванная лишь помочь ему избежать ловушки, которую приготовила коварная Мариетта? Нет, нельзя забывать, что Витторио принудил ее к участию в этом спектакле шантажом и силой.
Бруно назойливо трещал у нее над ухом, предлагая показать сад. Лавиния отрицательно покачала головой, и лицо ее снова, зарделось, когда она поймала на себе внимательный взгляд Витторио и прочла в нем предупреждение и гнев. Он что, и вправду подумал, что она может принять предложение Папароне?
— У Лавинии выдался нелегкий день. Я думаю, нам пора отдохнуть, — сказал он и резко поднялся.
Лавиния оглядела сидящих за столом. По выражению их лиц было видно, что все они однозначно поняли, чем вызвано желание Витторио поскорее уйти..
— Но, — попыталась возразить она, — я не…
— Не упрямься, — хмыкнула Гейбриелла. — Братцу не терпится остаться с тобой наедине… О, не делай такого лица, Вито, рассмеялась она и добавила: — Бьюсь об заклад, завтра утром тебе будет не до бассейна.
— Гейбриелла! — попыталась остановить ее мать, в то время как Мариетта бросила на Лавинию взгляд, полный ненависти.
Лавиния встала и испуганно замерла, увидев, что Бруно последовал ее примеру.
— Пользуясь привилегией друга семьи, сказал он, — я хотел бы поцеловать нашу дорогую невесту и пожелать ей спокойной ночи.
Но прежде чем он успел приблизиться к Лавинии, между ними встал Витторио и произнес с вызовом:
— Только один мужчина имеет право целовать мою невесту — это я…
— Держись подальше от этого Папароне. У него плохая репутация. Его бывшая жена утверждает, что он бил ее, и…
Лавиния повернулась к Витторио лицом, едва вошла в спальню, и дала волю своему негодованию.
— Почему ты все за меня решаешь? Откуда ты знаешь, о чем я думаю и чего хочу? — спросила она, в то время как Витторио закрывал дверь.
Как он вообще мог вообразить, что ей понравится этот тип? Одно подозрение оскорбляло ее.
— Ты здесь с единственной целью, Лавиния, — непреклонным тоном возразил он, — играть роль моей невесты. Я, конечно, могу понять соблазны, которые, вероятно, испытывает такая опытная в любви женщина, как ты, но хочу предостеречь тебя. Если ты поддашься на уловки этого проходимца…
Поддамся на уловки?.. Да я скорее умру, чем позволю этой жирной свинье приблизиться ко мне, подумала Лавиния. Ну надо же! А она еще испытывала сочувствие к Витторио, хотела как-то помочь ему. Сейчас же гнев, порожденный гордостью, переполнял ее.
— Если хочешь знать, этот Бруно мне так же противен, как и ты! — бросила она в сердцах.
— Ты… Да как ты смеешь сравнивать меня с этой рептилией? — не на шутку рассердился Витторио.
В его глазах сверкнул опасный огонек, и, явно не в состоянии контролировать себя, он схватил Лавинию за руки.
— Этот Бруно просто подонок! В прошлом году он чудом не попал за решетку, и я не понимаю, почему Мариетта терпит его!
— Может быть, она хочет пробудить в тебе ревность?
Это была лишь догадка, первая пришедшая на ум мысль, и Лавиния тут же пожалела, что не смолчала. Реакция Витторио могла быть непредсказуемой.
— Она? Во мне? А может быть, и ты? О да, я видел, как Бруно смотрел на тебя, как касался твоей руки.
— Но я-то здесь при чем? — попыталась возразить Лавиния. Однако поняла, что он ее не слушает, что какая-то заноза сидит глубоко в нем и не дает покоя.
— Что касается того, что я тебе противен, — процедил Витторио сквозь стиснутые зубы, то должен заметить, что ранее твои глаза, твой голос, твое тело говорили мне совсем другое. Или мне показалось? Лавиния задрожала.
— Не знаю, — сказала она. — Не помню… И тут же поняла, что сморозила глупость, но было поздно. Ибо Витторио тут же переспросил мстительно раздраженным тоном:
— Не помнишь? Может, помочь тебе вспомнить?
Она хотела возразить, но слова застряли в горле — и не только потому, что Витторио не хотел ее слушать, но и потому, что губы не желали их произносить.
— Ну скажи, когда я стал тебе противен? — спросил Витторио, смыкая руки вокруг нее и не выпуская из своих объятий. — Когда я сделал это?
Его губы коснулись ее рта, покусывая и поддразнивая, пробуждая пульсирующее чувство наслаждения, которое Лавиния так упорно гнала от себя.
— Или когда сделал это?
Теперь кончик его языка пытался проникнуть сквозь ее плотно сжатые губы. И она не устояла перед натиском. Стон блаженства вырвался из ее уст, и она бессильно приоткрыла губы.
— Ну как? Я жду ответа. О, какой же я дурак! Ты же привыкла отдавать мужчинам свое тело ради наслаждения. И теперь хочешь получить то же от меня.
— Нет, нет! — простонала Лавиния, пытаясь вырваться из объятий.
— Да, да! Хочешь! — настаивал Витторио. — Признайся, Винни, ты хочешь меня. Твое тело жаждет моих ласок, жаждет наслаждения, которое привыкло получать от других мужчин.
Дрожь волной пробежала по ее телу, заставив признать правоту его слов. Она действительно хочет его, но не так, как он думает. Она хочет его как любящая женщина. И не ради секса, а ради любви. Но как она может любить его?
Лавиния влюбилась сразу же, как только увидела его, но постаралась прогнать недозволенное чувство, ибо думала, что он принадлежит подруге. Однако она не может любить его и сейчас — этому мешает он сам и то, что он о ней думает.
— Пусти меня, Витторио!
— Только если признаешь, что я прав и что ты хочешь меня. Или ты добиваешься, чтобы я доказал тебе это? На деле.
Лавиния почувствовала, как страх и возбуждение вновь охватили ее, мешая сосредоточиться и ответить на вопрос. Он же, не дожидаясь ответа, продолжил хриплым от возбуждения голосом:
— Ты заставляешь меня сделать это. Я хочу тебя, и ты знаешь. Такая женщина, как ты, не может этого не знать. Ты же чувствуешь, как я возбужден. Здесь…
Лавиния беспомощно замерла, пытаясь прийти в себя от шока, который охватил ее, когда Витторио взял ее руку и приложил туда, где напряглась его мужская плоть. Если бы только Лавиния могла найти силы отвести руку, объяснить ему, что ей нужна не такая близость, которую он пытается навязать. Но она понимала, что слишком слаба и что уже не в силах устоять перед искушением.
Сердце Витторио билось так громко, что она чувствовала его, как свое собственное. Совсем недавно, когда он гладил ее обнаженные плечи, ей тоже было приятно, но то, что она испытывала сейчас, не шло ни в какое сравнение с прошлым.
Лавиния хотела его, мечтала о нем и, закрывая глаза, видела, под впечатлением рассказа Мариетты, как его стройное нагое тело рассекает водную гладь бассейна. Из ее уст снова вырвался стон, тут же прерванный горячим, страстным поцелуем. Их языки встретились, лаская друг друга.
— Ты хочешь меня…
Она скорее угадала произнесенные еле слышным шепотом слова и не смогла ничего возразить. Ее тело, ее чувства говорили сами за себя. Все прочее ушло куда-то, стало неважным. То, к чему она стремилась, чего жаждала больше всего, было здесь, рядом.
Лавиния продолжала стонать и трепетать, чувствуя руки Витторио на своем теле, его прикосновения — жадные, возбуждающие. Близость горячего мужского тела лишала ее способности думать. В этом новом мире не было места для здравого смысла.
— Я хотел бы видеть тебя… Наблюдать со стороны, как мы занимаемся любовью, хрипло произнес Витторио. — И чтобы ты тоже видела меня. Боже мой, теперь я понимаю, почему другие мужчины становились твоими жертвами! Есть что-то дьявольское в тебе. Что-то… Что случилось? — спросил он, почувствовав внезапно, что Лавиния напряглась, отвергая его.
Она отвела взгляд. Несколькими словами Витторио уничтожил все. Разрушил чудесный новый мир и вернул ее в старый. Ей все опостылело и стало противно собственное поведение.
— Нет, нет, я не хочу этого! — решительно заявила она, отталкивая Витторио.
— Да что случилось?
Она услышала разочарование и недовольство в его голосе, но почувствовала, что он ее отпускает.
— Если это игра… — начал Витторио, затем остановился, недоверчиво покачав головой. — Боже мой! Должно быть, я рехнулся, пытаясь… Что делает с человеком холостяцкая жизнь! Никогда не думал, что буду таким идиотом.
Он отвернулся от нее.
— Иди, ты свободна. Я не трону тебя, — заметил он уже спокойно, снова покачал головой и пошел прочь, сказав на прощание: — У меня и без этого есть дела.
Когда Лавиния проснулась, в комнате было еще темно, и сначала она не поняла, что же ее разбудило. Затем услышала плеск воды в бассейне — там явно кто-то плавал. Дверь лоджии была открыта, и, приподняв голову, Лавиния увидела освещающие бассейн огни.
Витторио плавал… Она посмотрела на часы. Было всего три часа утра, а он уже плавал… Она села на краешек кровати, чтобы получше разглядеть его. Витторио был на дальнем конце бассейна. Когда же он развернулся в обратную сторону, Лавиния снова легла, ибо не хотела, чтобы он знал, что за пим наблюдают.
Кроме узеньких трусиков, на ней ничего не было. Витторио купил ей все, кроме ночной рубашки, и, приняв душ, она долго не могла решить, что делать дальше. Наконец, набравшись храбрости, обмоталась полотенцем, пробежала по комнате и стремглав юркнула под одеяло. Витторио, однако, в спальне не было — очевидно, он работал в кабинете.
А сейчас уже плавал в бассейне.
Укрывшись одеялом, она продолжала думать о нем. Не опасно ли плавать одному ночью? А что, если?.. И тут она поняла, что не слышит больше плеска воды. Быстро сбросив одеяло, она посмотрела на бассейн. Там никого не было видно.
Витторио! Где же он?.. Лавиния непроизвольно вновь натянула на себя одеяло, увидев, как он выходит из воды. Голый, совершенно голый! Она пыталась отвести взгляд, но безуспешно. Разум отказывался подчиняться, и она жадно продолжала смотреть на Витторио, наслаждаясь красотой его обнаженного, стройного тела.
Ни одна женщина не устояла бы перед таким мужчиной, лихорадочно подумала Лавиния. Вот он повернулся к ней спиной, и еще влажные от воды ягодицы блеснули в свете электрических фонарей, сводя Лавинию с ума и отзываясь в ней пробуждающимся желанием.
Она всегда наивно полагала, что нет никакой разницы, смотришь ли ты на изображение обнаженного мужчины или на него самого. Но теперь ей стало ясно, как она ошибалась. Может быть, это любовь к Витторио все изменила, а может быть… Лавиния замерла, увидев, как он внезапно оглянулся и посмотрел в ее сторону. Неужели увидел ее, догадавшись, что она наблюдает за ним?
Лавиния лежала тихо, не шевелясь, и молила Бога, чтобы Витторио не заметил ее. Она не вынесла бы насмешек, к которым он не преминул бы прибегнуть, если бы пришел сейчас в спальню. Если бы…
Она с трудом подавила стон желания.
Если бы он пришел сейчас к ней, заключил бы в объятия, поцеловал бы ее, овладел ею, как того Лавиния жаждет, это была бы не любовь, а похоть. Но разве этого она на самом деле хочет? Нет, конечно нет. Она хочет, чтобы Витторио любил ее, как она любит его.
Лавиния опять бросила взгляд на бассейн, и у нее перехватило дыхание. Витторио снова посмотрел в сторону спальни. Она замерла, надеясь, ожидая… Лавиния слышала, как он вошел в дом, поднялся по лестнице, но, в спальню не вернулся. Куда он пошел? В кабинет через другой вход?
Она еще долго лежала, боясь шевельнуться и не в состоянии уснуть. Что с ней происходит? Как она может любить мужчину, который столь дурно с ней обходится? Который угрожает ей, шантажирует ее и в то же время отказывается выслушать? Который настолько низкого мнения о ней и который все-таки целует ее? Что с ней? Лавиния закрыла глаза — она не знала ответа. Но одновременно все ее существо кричало: как можно не любить его?
— Загораем? Никогда не думала, что увижу тебя когда-нибудь праздно лежащим у бассейна, — поддразнила брата Гейбриелла, плюхнувшись на свободный лежак возле Лавинии. На ней было совсем малюсенькое бикини.
— Винни плохо спала и нуждается в отдыхе. Долгое пребывание на солнце ей противопоказано, — не краснея соврал Витторио.
— О, бедняжка! — сочувственно откликнулась его сестра, внимательно посмотрев на бледное лицо Лавинии.
Та виновато промолчала. Разве могла она признаться, что выглядит плохо, поскольку ее всю ночь одолевали эротические фантазии, одна мысль о которых сейчас вгоняет в краску. Хорошо хоть Витторио пощадил ее и отнес тени под глазами и бледность к последствиям долгого путешествия.
— Благодаря тебе, Лавиния, в жизни моего братца наметились изменения к лучшему, — одобрительно сказала Гейбриелла. — Обычно его не вытащишь из кабинета. Кстати, когда прилетает дедушка? — обратилась она к Витторио.
— Должна сказать, что я удивлена, что он вообще собирается появиться здесь, ответила Мариетта, появившись у бассейна с Бруно Папароне.
Лавинии стало немного не по себе, когда она увидела их. За завтраком Бруно пожирал ее глазами и превозносил до небес, показывая всем, что неравнодушен к ней. Так что она была рада, когда наконец завтрак закончился.
— В последнее время дед не очень доволен тобой, Витторио, — продолжала Мариетга.
— Он никогда не бывает доволен теми, кто придерживается отличных от его взглядов, — сухо сказал Витторио. — Дед вспыльчив, но, слава Богу, отходчив.
Витторио настоял, чтобы Лавиния легла под зонтиком, — он боялся, что она обгорит. И теперь, глядя, как Мариетта расстегивает накидку, демонстрируя еще более крохотное, чем у Гейбриеллы, бикини, она позавидовала ее золотистому загару.
— Как обидно, должно быть, лежать в тени, когда такое чудесное солнце! — ехидно заметила Мариетга. — Я никогда не любила светлую кожу. Она выглядит, как…
— Кожа Лавинии напоминает благородный мрамор, — прервал ее Витторио.
— О, мрамор! Но он всегда такой холодный! — улыбнулась Мариетта, бросив на Лавинию оценивающий взгляд. — Ну вот, а теперь ты хмуришься и глядишь букой, — сказала она ласково Витторио. — Но я знаю, как тебя вылечить. Позволь мне помазать тебя маслом, и тогда…
Лавиния с трудом поверила своим ушам, когда вдруг с ее языка непроизвольно сорвалось:
— Я это сделаю для тебя, любимый! И, повернувшись к Мариетте, торжествующе добавила: — Привилегия невесты.
Затем, стараясь не замечать сумрачного взгляда Витторио и собственных дрожащих рук, поднялась с лежака, взяла бутылочку с маслом, которую ей с одобрительной улыбкой передала Гейбриелла, и подошла к «жениху». Вылив немного масла себе на ладонь, она склонилась над Витторио, находящимся между ней и Мариеттой, которая улеглась в позе, позволяющей ей в полной мере продемонстрировать свои роскошные груди.
Лавиния нервно начала втирать масло в плечи Витторио, время от времени отбрасывая назад мешавшие ей волосы. Его кожа была теплой и упругой на ощупь. Как и прошлой ночью. Руки ее задрожали сильнее, и она на миг остановилась. Прошлая ночь! Она не должна думать об этом сейчас. С трудом справившись с волнением, Лавиния продолжила ритмично втирать масло. Прикосновения к телу Витторио стали возбуждать ее. Но тут он внезапно открыл глаза и сказал резко:
— Довольно. Мне пора поплавать.
Но прошло еще несколько секунд, прежде чем он встал, прошел к дальнему концу бассейна, нырнул в воду и поплыл, резко и ритмично выбрасывая руки.
Витторио попытался сосредоточиться на плавании, выбросить из головы все другие мысли. Обычно плавание расслабляло его, но сейчас этого не случилось. Он по-прежнему ощущал нежные, ласкающие руки Лавинии на своем теле.
Он ушел под воду, надеясь, что это поможет ему унять охватившее его возбуждение. О Господи! Да он мечтает о ней, жаждет ее! Он никогда не испытывал ничего подобного в отношении других женщин, никогда не оказывался в ситуации, когда не мог бы контролировать себя. Лавиния должна осознавать, что делает с ним. Женщина с ее опытом. Женщина, слоняющаяся по барам в поисках мужчины. Конечно, она должна знать. И все-таки…
И все-таки его не переставало удивлять то, как она ведет себя наедине с ним. Сладость и нежность ее поцелуя, горящее в глазах желание, а затем — потрясение, боязнь его близости. Она застала Витторио врасплох, не позволив Мариетте коснуться его. В то же время наполнила его сердце триумфом и гордостью — он смог-таки пробудить в ней ревность. Но может быть, с ее стороны — это по-прежнему игра, которую он сам навязал ей?
Витторио нахмурился. Произнесенное мысленно слово «навязал» прошлось по его совести, как наждачная бумага. Вообще-то против его правил навязывать свою волю другим, но в данной ситуации у него не было иного выбора. Конечно, это объясняет поступок, но не служит оправданием, и он должен быть готовым к тому, чтобы расхлебывать возможные последствия.
Почувствовала ли Лавиния, как изменяет ему выдержка, когда он обнимал ее? Мариетта наверняка чувствовала бы. При мысли о ней его губы сжались.
В пятнадцать, тогда еще школьник, он пытался убедить себя, что уже достаточно взрослый, чтобы заменить умершего отца и защитить своих мать и сестер. Но в душе он еще был ребенком и часто ночью плакал, вспоминая отца и жалея, что тот так рано умер.
Этот период был самым трудным в его жизни: сначала потеря отца, потом домогательства Мариетты. Но это же помогло ему быстро повзрослеть.
Мариетта часто заходила к нему, когда он приезжал домой на летние каникулы. Но ему и в голову не приходило, что она ведет свою игру, пока однажды не застал ее в своей комнате… обнаженной.
Когда же она вручила ему вибратор, с помощью которого утоляла свою похоть, и попросила помочь ей, Витторио хотел было все бросить и убежать. Но убегают только дети. Он же считал себя мужчиной. Таким, каким хотел бы видеть его отец и какой нужен матери и сестрам.
— Что ты делаешь в моей комнате? — спросил он, с трудом выговаривая слова и стараясь не смотреть на обнаженное тело кузины. — Ты помолвлена и скоро выйдешь замуж.
Она рассмеялась ему в лицо. Но чуть позже ей стало не до смеха — Витторио открыл дверь и попросил уйти добровольно, пригрозив, что иначе прикажет слугам вывести ее насильно.
Мариетта ушла, но прежде попыталась переломить ситуацию в свою пользу.
— У тебя тело мужчины, — бросила она сердито. — Но ты, как дурак, не умеешь им распорядиться. Давай я научу тебя! — предложила кузина голосом, хриплым от желания. — Чего ты боишься?
— Ничего я не боюсь, — стоически ответил Витторио.
И это было правдой. Не страх мешал ему воспользоваться тем, что она предлагала, а гнев и брезгливость.
Но Мариетта так и не смогла примириться с тем, что он отверг ее тогда и отвергает сейчас. Ну и пусть! В конце концов, ее чувства к нему, если она действительно испытывала их — в чем лично он сомневался, — проблема самой Мариетты. Вот дед — другое дело. С ним Витторио не хотел ссориться, тем более сейчас, когда тот болен. Но средство, с помощью которого он вознамерился переубедить деда, кажется, только добавило Витторио головной боли. Он нахмурился, вспомнив, как складываются его отношения с Лавинией… и решил больше об этом не думать.
— Какое миленькое колечко! — заметила Мариетта, подойдя к Лавинии.
Они остались одни у бассейна. Бруно Папароне пошел кому-то звонить, а Гейбриелле надо было помочь матери приготовить все необходимое к приезду деда.
— Но помолвка еще не гарантия замужества, — продолжала Мариетта. — Ты мне кажешься очень ранимой, дорогуша. А Витторио — богатый и избалованный мужчина. Такие быстро пресыщаются женщинами. Ты сама должна знать это. Я полагаю, что шансов выйти за него замуж у тебя маловато, а с приездом деда станет еще меньше. Он не хочет, чтобы Витторио женился на тебе. Старик очень старомоден и настоящий итальянец. У него другие виды на единственного внука и на будущее финансовой империи, которую он создал.
Она замолкла, внимательно наблюдая за Лавинией. Та молчала, но прекрасно понимала, что у Мариетты на уме — любым способом заполучить желанного мужчину.
— Если ты действительно любишь его, то можешь пожертвовать ради него своими чувствами. Витторио предан деду. Да, он, возможно не всегда показывает свою преданность, но это факт. Представь, как тяжело ему будет морально — я уж не говорю о финансовой стороне, — если — между ними образуется пропасть. Мать и сестры Витторио финансово зависят от деда, и если тот лишит внука своей благосклонности, то пострадают все.
Мариетта с театральным вздохом потупилась и спросила наигранно-озабоченным тоном:
— Как думаешь, долго ли продлится любовь Витторио к тебе, если подобное случится? А я, естественно, постараюсь ускорить события — дед прислушивается к моим советам, потому что мечтает объединить наши компании. Так вершатся дела у итальянцев — по-родственному.
Она снова взглянула на Лавинию и недобро улыбнулась.
— Позволить наследнику миллионера жениться на иностранке, у которой нет за душой ни гроша, — это было бы не по-итальянски… Но поговорим о более приятном. Ничто не мешает нам прийти к обоюдоприемлемому решению. Я могла бы просто подождать, пока ты надоешь Витторио и он тебя бросит. Но я буду с тобой откровенной. Я приближаюсь к тому возрасту, когда родить Витторио сына становиться все труднее. Поэтому, чтобы упростить ситуацию, предлагаю тебе миллион долларов, если ты согласишься уйти из его жизни навсегда.
Лавиния почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Тем не менее она нашла в себе силы посмотреть в глаза Мариетты.
— Нельзя купить любовь за деньги, сказала она резко. — И меня тоже. Ни за миллион, ни за сотню миллионов. Ни за какие деньги! — Слезы выступили у нее на глазах. — Если когда-нибудь Витторио захочет разорвать наши отношения — это будет его выбор, но…
— Ты — дура. Набитая дура! — прошипела Мариетта, готовая взорваться от ярости. — Ты что, думаешь, Витторио действительно откажется от заключения брачного контракта, не дающего тебе ни цента? Дед заставит вас подписать его. А когда ты надоешь Витторио — рано или поздно это обязательно случится, — ты останешься ни с чем. Даже ребенка у тебя отберут. Итальянцы не бросают своих детей, и итальянские семьи не отказываются от своих наследников.
С Лавинии было довольно. Она даже не стала искать свою накидку, а повернулась и пошла к дому, еле сдерживаясь, чтобы не побежать. У входа она столкнулась с Гейбриеллой.
— Лавиния! — окликнула ее та.
Но Лавиния покачала головой — она была не в состоянии сейчас с кем-либо говорить. Ее словно изваляли в грязи. Как смеет Мариетта думать, что любовь продается, что деньги для нее, Лавинии, значат больше, чем Витторио? О Господи, о чем она снова думает?
Лавиния повернула назад, но пошла не к бассейну, а по тропинке вдоль прибрежных скал. Ей хотелось побыть одной.
Только теперь до нее стала доходить вся ирония произошедшего. Она согласилась приехать на остров только потому, что боялась остаться без работы и без средств к существованию. И вот, когда ей предложили огромные деньги, которые могли бы обеспечить ее и бабушку на всю жизнь и позволили бы достойно выйти из сложившейся ситуации, она от них отказалась.
Тем временем разъяренная Гейбриелла направилась к Мариетте, лежащей в одиночестве на солнце. После того, что удалось случайно услышать, ей очень хотелось высказать мерзавке все, что она думает о ней. Как могла Мариетта так низко пасть и предложить Лавинии деньги, чтобы та оставила Витторио?
Витторио!
Гейбриелла резко остановилась. Ну конечно же лучше все рассказать брату, и пусть он сам разбирается с кузиной. Лавиния выглядела такой потерянной, и немудрено!