Живой товар

Глава шестая

В управлении было жарко и остро пахло краской. Несмотря на тесноту, кому-то вздумалось делать косметический ремонт, и тополиный пух лип к свежеокрашенным стенам коридоров.

– Тебя шеф уже два раза спрашивал, – предупредил Никонова Северцев. – Что-то срочное.

Не садясь за стол, Никонов отправился к начальнику. Зинченко пил газированную воду из бутылки. Лицо у него было отекшее. То ли воды слишком много употребил, то ли какой-то другой жидкости.

– Где тебя носит, майор? – сердито спросил он. – У нас очередная пропавшая. Девятая по счету. Девятая!

Подчеркивая значимость сказанного, Зинченко постучал указательным пальцем по столу.

Звук получился внушительный, почти как от полицейской дубинки.

Никонов подобрался.

– Извините, товарищ полковник. Так получилось.

– Плохо получилось. Я, вместо того чтобы коллективом руководить, должен заявителей принимать. А они к тебе пришли. Дело тебе поручено, нет?

– Извините, – повторил Никонов.

Он опоздал на каких-то десять минут и сомневался, что за это время могло произойти что-то достаточно важное.

– Отец и мать девушки приходили, – пояснил Зинченко. – Кривченки. Я у них заявление принял. Держи. – Он двинул лист через стол. – Девчонке еще восемнадцати нет.

У Никонова неприятно заскребло на душе. Он вспомнил про ссору с Лорой и пообещал себе, что впредь будет с дочкой помягче, чтобы ей не взбрело в голову сделать какую-нибудь глупость. Сложный возраст, тревожные времена. Отцы должны беречь дочерей и лелеять, а не шпынять их на каждом шагу. Хотя, с другой стороны, дай девчонке волю, так она пропадет. В голове ветер и радужные фантазии. А вокруг подонки в мятых шортах ошиваются.

– Ты меня слышишь или нет? – повысил голос Зинченко. – Взгляд у тебя отсутствующий.

– Я слушаю, – сказал Никонов, поднимая глаза.

– И что собираешься делать? Меня сегодня на ковер вызывают. Городские власти на ушах стоят. Из столицы грозятся телевизионщиков прислать. Если Азовск прогремит на всю страну, нас с тобой по головке не погладят.

– Приобщу к делу, – пообещал Никонов, забирая заявление.

А что еще он мог сказать? Эти проклятые исчезновения азовских девчат не имели никакого разумного объяснения. Если только…

– Александр Трофимович, – заговорил Никонов, обдумывая то, что собирался сказать. – А помните того мерзавца, который двух несовершеннолетних девчонок в подвале несколько лет держал, чтобы измываться над ними всяко?

– Было дело, – подтвердил Зинченко.

– И еще какие-то маньяки такого рода попадались…

– Думаешь, у нас нечто вроде этого происходит?

– Почему нет, – сказал Никонов. – Допустим, есть такой ублюдок, больной на всю голову. И подходящее помещение у него имеется. Тогда…

– Продолжай, продолжай, – поторопил Зинченко. – Значит, по-твоему, это психопат орудует? Только не убийца, а насильник. Многократный, так сказать…

– Нет, товарищ полковник, не стыкуется.

Никонов разочарованно покачал головой.

– Что у тебя не стыкуется, Алексей? Стройная версия. Разрабатывай.

– Один человек не смог бы за два месяца девять девушек похитить. Без помощников не справиться. Да и на кой черт ему такая орава, которую не только стеречь, но и кормить надо? Про подпольные гаремы я не слышал. Зато бордели подпольные бывают.

– Ну-ну, ты мне без этих фантазий! – прикрикнул Зинченко и опять постучал пальцем по столу. – Подпольный бордель в Азовске – это ни в какие ворота не лезет. Не будем бросать тень на наш город, нам за это спасибо не скажут. Одиночку ищи, майор. Его рук дело.

– Да засветился бы одиночка! – воскликнул Никонов, морщась. – Сами посудите, товарищ полковник. Мыслимо ли одному жертв выслеживать, похищать, а потом в плену удерживать? Да они бы разом на него набросились и на куски порвали.

– А он, допустим, с пистолетом к ним входит.

– Да хоть с пулеметом!

– Тогда не входит, – предположил Зинченко. – Бросает им еду издали или сквозь решетку просовывает.

– Тогда зачем ему целая орава девушек? – осведомился Никонов. – Огород удобрять? За ними же ведрами выносить нужно.

– Что выносить?

– Помои.

Зинченко недовольно скривился:

– Ты давай без подробностей этих натуралистических. Бери в разработку версию одиночки. В случае успешного раскрытия с доведением до суда тебе повышение гарантировано. Может быть, вот это самое кресло. – В подтверждение своих слов Зинченко попрыгал на сиденье, отозвавшемся жалобным поскрипыванием. – Так что старайся, Алексей.

– Не будет раскрытия, – продолжал настаивать на своем Никонов. – Версия одиночки никуда меня не выведет.

– Это как сказать, как сказать… Вот смотри, сейчас я тебе на пальцах растолкую. Предположим, ты преступную группу ищешь. – Зинченко растопырил обе пятерни. – Вот они, голубчики. Двух, трех выдернешь, остальные скроются. – Он загнул почти все пальцы. – Дело нераскрытым останется и повиснет у нас камнем на шее. Классический висяк. А если к тому же мы кого-то из похищенных недосчитаемся, то нам вместо повышения по башке настучат. – Зинченко уронил чугунные кулаки на стол. – Оно нам надо? Оно нам не надо.

Он сделал паузу и устремил взгляд на Никонова, проверяя, должное ли действие возымела произнесенная им речь.

– Теперь давай рассмотрим случай с психом-одиночкой, – вновь заговорил Зинченко, не услышав возражений. – Удобная фигура, а? – Он выставил палец. – Хоть бери его и выбивай показания, хоть предлагай сделку, выгодную следствию. Ты что предпочитаешь, майор?

Вопрос застал Никонова врасплох.

– А? – Он захлопал глазами. – Ничего не предпочитаю.

– А должность новую хочешь? Звезды на погоны?

Никонов пожал плечами.

– Тогда проявляй инициативу, – сказал Зинченко. – Под сидячий камень вода не течет, понял?

– Лежачий.

– Чего?

– Лежачий, товарищ полковник. Под лежачий камень вода не течет.

– А ты не умничай, майор, не умничай. Ты на ус мотай. Я дело говорю.

– Значит, вы предлагаете…

Зинченко предостерегающе выставил перед собой ладонь, такую же квадратную, как он сам.

– Я ничего не предлагаю, Никонов. Я размышляю вслух. Ты высказал предположение, что похищением девушек занимается какой-то психически нездоровый человек, опасный для общества во всех отношениях. Неудивительно, если на допросах такой тип будет запираться и всячески путать показания, чтобы пустить следствие по ложному пути. Следишь за моей мыслью?

– Слежу, – кивнул Никонов. – Но тут не срастается…

– Что у тебя не срастается?

– Девушки-то все равно не отыщутся.

– Возможно, – согласился Зинченко. – Но у нас будут признательные показания на руках. Это наш с тобой главный козырь. Подтверждение нашей оперативности и профессионализма.

– Вот мы козырнем, товарищ полковник, а потом девушка опять пропадет. Что тогда?

– Тогда будет тогда, Алексей. Не заглядывай слишком далеко вперед. Нам бы день простоять да ночь продержаться. Мне результаты нужны. Срочно. Про потом будем потом думать. Короче, ступай и возвращайся с планом следственных мероприятий. Кандидата в базе данных подбери. На свое усмотрение.

Никонов встал, сделал несколько шагов к двери, вернулся, остановился перед столом и сказал:

– Товарищ полковник! Я лучше настоящего похитителя найду.

Глаза Зинченко сделались стеклянными.

– Что значит «настоящего»? Я разве липового просил искать?

– Нет, товарищ полковник, но…

– Никаких «но», майор. Ускоряйся. На все про все у тебя три дня. Сегодня у нас что? Вторник? Вот в пятницу утром ты войдешь в мой кабинет с конкретным предложением.

Следовало отчеканить «слушаюсь», развернуться и промаршировать к выходу. Никонов прекрасно понимал это, но все равно заупрямился.

– За три дня не успеть, товарищ полковник. Дайте мне хотя бы неделю. И людей в помощь.

– Оперативная группа в твоем распоряжении, майор. О неделе даже не мечтай. В пятницу…

– В понедельник!

Это прозвучало довольно резко и категорично. Зинченко очень внимательно посмотрел на Никонова, но не осадил его, а обронил:

– В понедельник. Крайний срок. Не справишься – поедешь участковым в сельскую местность. Кур будешь искать, раз людей не можешь. Иди. Свободен.

До позднего вечера Никонов работал с делами и выслушивал оперативников, которым давал задания. Ни проверка уличных камер, ни опросы водителей автобусов и такси ничего не дали. Из девяти девушек семь пропали среди бела дня. Просто ушли из дому и не вернулись. Их подруги и друзья ничего полезного сообщить не смогли. Подозрения ни на кого не падали. Единственная зацепка состояла в том, что три случая были каким-то образом связаны с одной и той же территорией.

Это была довольно тихая и пустынная улица Челюскинцев, протянувшаяся вдоль небольшой городской речушки, закованной в гранит и бетон. Тамара Гурская должна была появиться там на встрече с подругами. Елена Дягилева вышла на этой улице из такси, после чего ее больше никто не видел. Дана Рощина снимала на Челюскинцев квартиру.

Никонов около часа изучал различные карты района, как настоящие, печатные, так и виртуальные, интернетовские. Поговорил он также с участковым, который обслуживал район. Никаких сомнительных заведений типа кавказских ресторанов или казино там не было. С наркопритонами и цыганскими баронами участковый тоже не сталкивался. На улице Челюскинцев и в прилегающих кварталах располагались две стоматологические клиники, семейное кафе «Шоколадница», студенческое кафе «Интер», закрытое и заброшенное по причине банкротства в девяностые, детсад, баскетбольная площадка, два общежития для иностранных студентов, дюжина продуктовых магазинчиков, несколько парикмахерских и все в таком же духе. Набережная была открытая, без зеленых массивов, а лишь с редкими ивами у реки. Желающих купаться не наблюдалось по причине катастрофического загрязнения вод текстильной фабрикой, находящейся выше по течению. Рыбаки попадались, но все это были фанатики, не видевшие дальше собственного носа, нацеленного на поплавок.

Для очистки совести Никонов самолично съездил на улицу Челюскинцев и побродил там, пытаясь обнаружить хоть что-то подозрительное. Напрасная затея. Место выглядело совершенно безобидно. Даже шумная молодежь на глаза не попадалась: иностранные студенты, азиаты и темнокожие, вели себя тихо, ходили по улице чинно, пиво не пили, покой не нарушали.

И все же, и все же…

Покидая улицу Челюскинцев, Никонов в глубине души знал, что однажды сюда вернется. И очень скоро.