Жизнь и деяния видных российских юристов. Взлеты и падения

Роман Андреевич Руденко (1907–1981)

Дольше всех находиться на посту Генерального прокурора СССР выпало Роману Андреевичу Руденко. Недаром его называли человеком блестящей карьеры – роль Главного обвинителя в Международном военном трибунале, исполненная с блеском и достоинством, во многом предопределила его дальнейшую судьбу. Советская перестроечная пресса то и дело говорила о его обласканности властью, ведь еще до войны молодому и способному юристу явно благоволили такие видные политические деятели, как Н. С. Хрущев и А. Я. Вышинский. Однако ни в одном официальном документе, ни в одной публикации и слова не было о том, что всего за шесть лет до Нюрнбергского процесса будущий Главный обвинитель попал в такую передрягу, что не знал, как и когда закончится его жизнь.

В 1940 году в работе Сталинской областной прокуратуры, которую он возглавлял, были выявлены недостатки – речь шла о том, что прокуратура надлежащим образом не реагировала на заявления граждан. Руденко получил партийный выговор и был снят с должности. Ясно было, что следует ожидать ареста и более суровых мер.

Рассчитывать на помощь покровителей не приходилось. Руденко знал недавнюю историю П. Н. Малянтовича – последнего генерал-прокурора во Временном правительстве Керенского, подписавшего в 1917 году постановление о задержании Ленина по делу о шпионаже. Ранее Малянтович был адвокатом и очень самоотверженно защищал в суде социал-демократов. В помощниках его ходили А. Я. Вышинский и А. Ф. Керенский. Вышинский считал Малянтовича своим учителем, до революции бывал у него дома и даже столовался. После ареста Малянтовича его жена, Анжелика Павловна, не раз обращалась к Вышинскому, доказывая, что муж ни в чем не виноват. Но высокопоставленный ученик не только ничем не помог учителю, но даже не удосужился сообщить Анжелике Павловне о его расстреле.

Больше года Руденко провел без работы, находясь в постоянном плену тягостных мыслей, но духом не пал и даже использовал это время для продолжения образования. Начавшаяся война, видимо, списала его грехи, и вскоре Роман Андреевич был вновь востребован на профессиональном поприще. В 1941 году он опять в строю, а в 1943 году уже получает пост прокурора Украинской ССР.

Ярчайшей страницей его биографии стало участие в Нюрнбергском процессе. Неожиданное назначение Главным обвинителем от СССР прокурора Украины, да еще имевшего «черную метку» в биографии, было стремительным взлетом к вершине мировой юриспруденции. Оно вовсе не вытекало из логики тогдашнего мышления – причины происшедшего понять трудно. Можно представить волнение и трепет Романа Андреевича, которому предстояло выполнить историческую миссию.

…Родился он 17 (30) июля 1907 года в селе Носовка Черниговской губернии в многодетной семье крестьянина-бедняка. Кроме Романа, у родителей было еще пять сыновей – Николай, Иван, Федор, Петр и Антон, а также две дочери – Нина и Надежда. До революции отец имел лишь одну четверть десятины земли и, чтобы прокормить большое семейство, плотничал по найму, а мать, подобно другим малоземельным крестьянкам, батрачила. После Октябрьской революции Андрей Руденко получил от Советской власти немного земли, но семья жила так же трудно. В 1929 году вступили в колхоз.

Роман рос сметливым и бойким, любил верховодить, за что получил у товарищей прозвище Ватажок. Окончив в 1922 году школу-семилетку, он работал в родительском крестьянском хозяйстве, летом пас скот по найму. В 1924 году поступил на сахарный завод чернорабочим и быстро сделался комсомольским активистом.

Старший брат, Николай Андреевич, рассказывал автору этой книги, что еще в детские и юношеские годы Роман отличался неуемной тягой к знаниям, удивительной собранностью и дисциплинированностью. Именно эти черты характера позволили ему пройти путь от чернорабочего до Генерального прокурора СССР, до Главного обвинителя от Советского Союза в Международном военном трибунале.

В декабре 1925 года Романа Руденко избрали членом Носовского райкома комсомола. На пленуме райкома он вошел в состав бюро и стал штатным комсомольским работником, заведующим культурно-пропагандистской деятельностью, совмещая эти обязанности с работой инспектора в райисполкоме. После вступления в партию (декабрь 1926 года) он возглавил там отдел культуры.

Следующим шагом была должность инспектора окружного комитета рабоче-крестьянской инспекции города Нежина. Здесь, выступая общественным обвинителем в суде, Руденко впервые познакомился с юриспруденцией. Приобрел он также и журналистский опыт, тесно сотрудничая с местными газетами.

Хоть и был Роман Андреевич крестьянином, политику большевистской партии он безоговорочно разделял. Как сам писал в анкетах, у него «колебаний не было, в оппозициях не участвовал». Убежденные люди ценились в те времена, и партийные комитеты их, естественно, эксплуатировали, бросая на самые трудные участки работы. Так произошло и с Руденко.

В 1922 году была образована советская прокуратура. Она остро нуждалась в кадрах. Грамотных людей в стране было не так уж и много, а юридически подкованных – тем более. В ноябре 1929 года окружной комитет партии принял решение о «мобилизации» молодого коммуниста Романа Руденко – ему предложили должность старшего следователя Нежинской окружной прокуратуры.

Руденко оказался одним из тех, кто схватывает все на лету, и всего через семь месяцев его переводят помощником окружного прокурора в Чернигов, а спустя еще четыре месяца двадцатитрехлетний Роман Андреевич уже возглавляет Бериславскую районную прокуратуру в Николаевской области.

Карьерному росту способствовали незаурядные личные качества Руденко: высокая работоспособность, вдумчивость, принципиальность, умение отстаивать свою точку зрения. Но не только они имели значение – окружающим нравились его скромность, доброжелательность, умение располагать к себе, создавать теплую обстановку в коллективе.

Быстрое выдвижение способных людей было характерной чертой того бурного времени. В 1931 году Руденко – помощник мариупольского городского прокурора, в 1932 году – старший помощник областного прокурора в Донецке, в 1933 году – прокурор города Макеевка… В конце 1937 года он уже на посту прокурора Донецкой области, а затем, после разделения ее на Сталинскую и Ворошиловградскую, становится прокурором Сталинской области.

Роман Андреевич стал заметной политической фигурой. Достаточно сказать, что в 1939 году он присутствовал с правом совещательного голоса на XVIII съезде ВКП(б). Его знал и ценил Н. С. Хрущев, избранный в феврале 1938 года первым секретарем ЦК компартии Украины.

Роман Андреевич был на особом счету и в Прокуратуре Союза ССР. Ходили даже слухи, что в июне 1939 года Вышинский, уходя на должность заместителя Председателя Совнаркома СССР, предложил освободившееся кресло прокурора СССР именно Руденко, но тут «заартачился» Хрущев, не желая отпускать толкового областного прокурора, и назначение тогда не состоялось.

Но судьба переменчива, и в 1940 году карьера перспективного прокурора кончилась увольнением. Проведенная проверка выполнения постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17 ноября 1938 года о перестройке работы по надзору за органами НКВД установила, что прокурор Сталинской области этого постановления не выполнил.

Так, спецотдел прокуратуры оказался неукомплектованным – вместо пяти человек по штату работали только двое. На день проверки в спецотделе прокуратуры имелось 3603 жалобы, из них 1839 жалоб лежали неразрешенными с 1939 года, а отдельные жалобы волокитились с 1938-го.

Не стоит подозревать в происках недоброжелателей – скорее всего, недостатки действительно были. Тридцатитрехлетнего прокурора области сняли с работы и объявили выговор по партийной линии. Решение об этом принималось в Москве. Заведующий отделом управления кадров ЦК ВКП(б) Бакакин и инструктор управления кадров Гришин подписали заключение, в котором было предложено ЦК КП(б) Украины и Прокуратуре СССР освободить Руденко от занимаемой должности. Обычно в те годы увольнением дело не заканчивалось – за ним, как правило, следовал арест.

Наверное, Роман Андреевич провел тогда много бессонных ночей, хотя об этой горькой странице своей жизни он никогда и никому не говорил. Тем не менее Руденко устоял и даже не оставил мыслей продолжить прокурорскую службу. 15 сентября 1940 года он стал слушателем Высших академических курсов Всесоюзной правовой академии. Одновременно его зачислили в экстернат Московской юридической школы Наркомата юстиции РСФСР. Таким образом, учиться ему пришлось на два фронта.

Выпускные экзамены на Высших курсах совпали с началом Великой Отечественной войны. Свидетельство об окончании курсов Руденко получил 27 июня 1941 года. Оценки почти по всем предметам у него были отличные. А еще через три дня Роман Андреевич успешно выдержал экзамены в юридической школе. В том же 1941 году Руденко поступил в экстернат Московского юридического института, однако продолжить учебу помешала война.

И тут судьба вновь улыбнулась Руденко. 26 июня 1941 года приказом Прокурора СССР он назначается начальником отдела Прокуратуры СССР по надзору за органами милиции. В коллективе Роман Андреевич прижился довольно быстро, сослуживцы оценили его выдержанность, спокойствие и трудолюбие. В Москве Роман Андреевич оставался до начала весны следующего года.

В феврале 1942 года встал вопрос о направлении Руденко в Прокуратуру Украинской ССР на должность заместителя прокурора республики (вместо Ф. А. Беляева, поставленного Прокурором Узбекской ССР). Скорее всего, это было сделано не без инициативы тогдашнего первого секретаря ЦК Компартии Украины Н. С. Хрущева, хотя официально вопрос согласовывался с секретарем республиканского ЦК Спиваком. 25 февраля 1942 года Прокурор СССР В. М. Бочков обратился с соответствующей просьбой к секретарю ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкову. В союзном ЦК партии не возражали, и 12 марта 1942 года Бочков издал приказ о назначении Руденко заместителем Прокурора Украинской ССР по общим вопросам.

Аппарат прокуратуры Украины, большая часть территории которой была оккупирована, располагался в то время в Ворошиловграде. Штат был невелик – всего 23 человека вместе с техническими работниками, а задач по прокурорскому надзору – много: выполнение оборонных заказов, ремонт боевой техники, строительство оборонительных сооружений и т. д. Заниматься приходилось также укреплением трудовой дисциплины и предупреждением эпидемий. Работники прокуратуры выезжали в прифронтовые районы, чтобы налаживать там работу, помогали районным прокурорам. Транспорта обычно не было, приходилось добираться до места на попутных машинах, а то и пешком.

Когда в конце июля 1942 года военная обстановка осложнилась и советские войска полностью оставили Украину, оперативная группа прокуратуры республики во главе с исполняющим обязанности прокурора Украины Р. А. Руденко продолжала действовать на территории РСФСР.

Освобождение украинской земли началось в 1943 году и к октябрю 1944 года было завершено. Оперативной группе Прокуратуры УССР предстояло восстановить все звенья прокурорского надзора. В начале 1943 года группа базировалась в очищенных от врага районах Ворошиловградской области, затем – Харьковской, а с августа 1943 года – в самом Харькове.

23 июня 1943 года Р. А. Руденко назначается на пост Прокурора Украинской ССР вместо А. И. Яченина – тот действовал в Красной армии на должности прокурора фронта.

Забот у руководителя прокуратуры второй по величине советской республики, серьезно пострадавшей от фашистов, было предостаточно. Прокурорский надзор был направлен на выполнение директив правительства о восстановлении народного хозяйства, соблюдение прав военнослужащих и членов их семей, инвалидов войны, трудящихся предприятий и колхозов, борьбу с детской беспризорностью. Р. А. Руденко лично возглавил работу по расследованию фактов злодеяний, бесчинств и террора нацистов против мирных жителей. Собранные по этому вопросу материалы передавались в созданную Правительством СССР Чрезвычайную государственную комиссию.

Незадолго до освобождения Киева, 4 октября 1943 года, Руденко своим приказом создал специальную группу. В приказе говорилось: «1. Группе войти в Киев в день его освобождения. 2. Под руководством и при содействии партийных и советских органов обеспечить соблюдение в нем социалистической законности и советского правопорядка».

Прокуроры вошли в город 6 ноября, вслед за войсками. Член группы К. Н. Гавинский вспоминал: «…Оставив позади пылающую Дариину, наша группа вышла к Днепру. Нашли лодку без весел и поплыли по течению, подгребая к правому берегу обломком доски. Нас снесло к разрушенному мосту. По его фермам добрались до берега. Среди руин Крещатика шла узкая тропа. По безлюдным улицам, промокшие и озябшие, но бесконечно счастливые, мы вышли на площадь Калинина.

Было шесть часов вечера. Неожиданно из репродуктора, установленного воинской частью на одной из стен полуразрушенного здания городского Совета, раздался голос диктора: «От Советского Информбюро…» Прозвучало сообщение об освобождении Киева.

На следующий же день мы приступили к делу. Прежде всего установили связь с прибывающими в город партийными и советскими работниками. Каждый из нас, возглавив одну из прокуратур района, обязан был немедленно организовать ее деятельность».

В столицу республики, еще дымящуюся военными пожарами, переместился Р. А. Руденко и весь аппарат прокуратуры.

Гавинский рассказывал автору книги, что Роман Андреевич проявил тогда большие организаторские способности и умение работать в экстремальных условиях. Был очень доступным для общения руководителем, все вопросы решал быстро, четко и профессионально.

В начале 1944 года на освобожденной территории Украины уже действовала 321 районная прокуратура. Кадры для них собирали по всей стране. По состоянию на июнь 1944 года в распоряжение Прокурора УССР прибыло две тысячи человек. Этого, конечно, не хватало, тогда Р. А. Руденко распорядился создать в шести городах краткосрочные юридические курсы.

Будучи профессионалом, он часто выступал в судах в качестве государственного обвинителя, в том числе и в Москве. Например, с 20 по 22 июня 1945 года Военная коллегия Верховного суда СССР рассматривала дело по обвинению генерала А. Б. Окулицкого и других (всего 15 человек), руководивших польским подпольем в тылу Красной армии (так называемой Армии Крайовой). В ходе террористической деятельности этой «армии» только с июля 1944-го по май 1945 года было убито и ранено около пятисот советских солдат и офицеров.

Основным обвинителем был утвержден Главный военный прокурор Н. П. Афанасьев. Когда при обсуждении этого дела у Сталина возник вопрос о том, кто будет помогать обвинителю, Афанасьев назвал Прокурора Украинской ССР Р. А. Руденко. Сталин с ним согласился.

Процесс был громким, его широко освещала советская и зарубежная пресса, некоторые заседания транслировались по радио на всю страну. Роман Андреевич показал себя на этом процессе настойчивым и находчивым обвинителем, ярким, красноречивым оратором. Сталин не мог этого не заметить – возможно, внимание вождя и было причиной назначения Руденко Главным обвинителем от СССР на Нюрнбергском процессе.

Что ж, Прокурор Украинской ССР блестяще справился с трудной задачей! Он показал себя юристом высочайшей квалификации, человеком твердых принципов, великолепным оратором. Стиль допроса Руденко отличался наступательносгью, четкой аргументацией, неопровержимой и убийственной логикой преподнесения факта.

Характерную деталь привел участник Нюрнбергского процесса А. Полторак. Он писал: «Геринг и его коллеги по скамье с самого начала прибегали к весьма примитивному приему, для того чтобы посеять рознь между обвинителями четырех держав. Держась в рамках судебного приличия в отношениях с западными обвинителями, они сразу же пытались подвергнуть обструкции советского прокурора. Как только Руденко начал вступительную речь, Геринг и Гесс демонстративно сняли наушники. Но продолжалось это недолго. Стоило же только Руденко назвать имя Геринга, как у рейхсмаршала сдали нервы, он быстренько опять надел наушники и через минуту-две уже стал что-то записывать».

По его же словам, когда Руденко закончил допрос Риббентропа, Геринг с жалостью посмотрел на бывшего министра иностранных дел и лаконично подвел итог: «С Риббентропом покончено. Он теперь морально сломлен».

«С не меньшим основанием, – писал А. Полторак, – Риббентпроп мог сказать это же и в отношении Германа Геринга, когда он возвращался на свое место после допроса советским обвинителем. В Нюрнберге в то время распространился нелепый слух, будто Руденко, возмущенный в ходе допроса наглостью Геринга, выхватил пистолет и застрелил нациста № 2. ГО апреля 1946 года об этом даже сообщила газета «Старз энд страйпс». Такая дичайшая газетная утка многих из нас буквально ошеломила. Но меня тотчас же успокоил один американский журналист: «Собственно, чего вы так возмущаетесь, майор? Какая разница, как было покончено с Герингом? Как будто ему легче пришлось от пулеметной очереди убийственных вопросов вашего обвинителя…»

Молодого советского прокурора (ему было тогда 38 лет) узнал и услышал весь мир. Его выступления вошли в учебники для юридических вузов как образцы доказательности, логики и ораторского искусства.

Заключительную речь главный обвинитель от СССР Руденко произносил два дня, 29 и 30 июля 1946 года. Конечно, эта речь – коллективное творчество советской делегации, но произнес ее Роман Андреевич мастерски, об этом единодушно говорят очевидцы событий тех лет.

30 августа 1946 года Руденко произнес заключительную речь по делу преступных организаций. Кончалась она страстно и убедительно: «Обвинение выполнило свой долг перед Высоким Судом, перед светлой памятью невинных жертв, перед совестью народов, перед своей собственной совестью. Да свершится же над фашистскими палачами Суд Народов – Суд справедливый и суровый!»

После завершения Нюрнбергского процесса Роман Андреевич продолжал руководить Прокуратурой Украинской ССР, по праву считаясь одним из лучших юристов страны.

В начале пятидесятых годов должность Генерального прокурора СССР занимал Г. Н. Сафонов, который не пользовался большим уважением у руководства страны. Великолепный практик и исполнитель, он был хорош на вторых ролях, а вот обязанности первого лица были для него трудны. Претензии к Сафонову накапливались, но он оставался на своем посту. Ход событий ускорил арест Берии, произведенный группой высокопоставленных военных на заседании Президиума ЦК КПСС 26 июня 1953 года.

Н. С. Хрущеву и Г. М. Маленкову, вершившим тогда дела в стране, нужен был авторитетный и умелый правовед, облеченный должностью союзного масштаба. В Москву был срочно вызван Прокурор УССР Руденко.

В воспоминаниях Хрущева об этом сказано так: «Тут же мы решили, назавтра или послезавтра, так скоро, как это было технически возможно, созвать пленум ЦК, где и поставить вопрос о Берии. Одновременно было решено освободить Генерального прокурора СССР, потому что он не вызывал у нас доверия и мы сомневались, что он может объективно провести следствие. Новым Генеральным прокурором утвердили товарища Руденко и поручили ему провести следствие по делу Берии».

Не зная о цели вызова, Роман Андреевич отправился в Москву из Киева 29 июня 1953 года. Командировочное удостоверение свидетельствовало, что он едет в столицу «по служебным делам» на семь дней. Кто мог предполагать, что недельная командировка растянется на 27 лет напряженной работы на посту главного законника страны?

События развивались с ошеломительной скоростью. В тот же день на заседании Президиума ЦК КПСС Руденко был утвержден Генеральным прокурором СССР вместо смещенного Сафонова. 29 июня вышел соответствующий указ Президиума Верховного Совета СССР. На том же заседании Президиума ЦК было принято постановление «Об организации следствия по делу о преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берии».

Вести следствие поручалось Руденко. Спешка была немыслимой. Ему предлагалось в суточный срок подобрать следственный аппарат, доложив о его персональном составе Президиуму ЦК КПСС, и немедленно приступить, «с учетом данных на заседании Президиума ЦК указаний», к выявлению и расследованию «фактов враждебной антипартийной и антигосударственной деятельности Берия через его окружение (Кобулов Б., Кобулов А., Мешик, Саркисов, Гоглидзе, Шария и др.)».

1 июля 1953 года работников Прокуратуры СССР срочно собрали в Мраморном зале. Перед ними появился Р. А. Руденко – один, без обычного в таких случаях представителя ЦК, и объявил, что он назначен Генеральным прокурором.

Следственная работа закипела. Однако, как и следовало ожидать, результат был задан сверху. Еще до начала следствия были опубликованы партийные и государственные решения по делу Берии, в которых он уже был назван преступником. Следствию, а затем и суду лишь предстояло облечь в юридическую «упаковку» партийные и советские директивы, и никакой Генеральный прокурор при всем желании не смог бы сломать этот порядок вещей.

Нарушений юридических норм и традиций было немало. Проект обвинительного заключения рассматривался и дорабатывался не в прокуратуре, а на заседании Президиума ЦК. Более того, «для усиления партийного влияния» к шлифовке этого документа был приставлен секретарь ЦК КПСС М. А. Суслов. Кандидатов в состав специального присутствия Верховного суда СССР обязан был предложить Р. А. Руденко, то есть прокурору самому предстояло определить судей по делу, по которому он вел следствие. Вдобавок Президиум ЦК решил, что дело Берии и его соучастников должно рассматриваться в закрытом судебном заседании, без участия сторон, то есть без обвинителей и защитников.

Из восьми назначенных судей только двое имели отношение к органам юстиции. Одним из этих двух был первый заместитель председателя Верховного суда СССР и председатель Московского городского суда А. А. Громов. Остальные являлись партийными и профсоюзными функционерами, военными. Судья К. Ф. Лунев, например, был первым заместителем министра внутренних дел СССР.

Генерал армии Москаленко, участвовавший в аресте Берии, и вовсе оказался в нескольких ипостасях. Он был в составе следственной бригады, затем оказался в числе судей и, наконец, участвовал в расстреле Берии. Чтобы один и тот же человек арестовывал, вел следствие, судил и приводил приговор в исполнение – такого не случалось даже во время репрессий тридцатых годов!

Все подсудимые обвинялись по давно затверженным статьям Уголовного кодекса, предусматривающим ответственность за государственные преступления (измена Родине, совершение террористических актов, активная борьба против рабочего класса и революционного движения и т. д.). Судебное заседание открылось 18 и закончилось 23 декабря 1953 года вынесением смертного приговора всем подсудимым. В день окончания суда приговор был приведен в исполнение в присутствии Генерального прокурора СССР.

Вскоре Роману Андреевичу пришлось заняться и другими одиозными материалами. Именно ему поручили провести следствие по делу В. С. Абакумова, бывшего министра госбезопасности СССР, инициатора так называемого ленинградского дела. Подход к нему также трудно назвать абсолютно правовым. На заседании Президиума ЦК КПСС 15 сентября 1954 года фактически было предопределено решение, утверждена судебная коллегия. На суде, начавшемся 14 декабря 1954 года, Абакумов виновным себя не признал, утверждая, что дело его сфабриковано Берией, Кобуловым и Рюминым. Тем не менее Абакумов и некоторые его соучастники были приговорены к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение незамедлительно, Абакумову даже не дали возможности его обжаловать.

В 1955–1956 годах Руденко участвовал и в процессах над бывшими грузинскими «друзьями» Берии – Рапавой, Рухадзе, Церетели, Савицким, Кримяном, Надарил, Хазаном и Парамоновым, а также «соратником» Берии – бывшим первым секретарем ЦК Компартии Азербайджана и председателем Совета министров республики Багировым. Вместе с Багировым на скамье подсудимых оказались еще пятеро руководителей органов внутренних дел Дагестана, Армении и Азербайджана.

Однако времена менялись, и чуткий к новым веяниям Роман Андреевич начал постепенно расчищать «авгиевы конюшни» – в них фактически превратились не только органы правопорядка, но и сама законность в стране. Именно Руденко осуществил мероприятия по восстановлению в своих правах прокурорского надзора после долгих лет диктатуры и произвола. И не просто восстановлению, а созданию гарантии «социалистической законности», соответствующей духу перемен.

Он всегда подчеркивал обязательность советских законов для всех, недопустимость противопоставления законности и целесообразности, неразрывную связь законности с культурностью.

Эти идеи можно было провести в жизнь только в пределах, дозволенных руководством страны, но и в этой ситуации перемены к лучшему были хорошо заметны. Например, в центральном аппарате появилась стабильность кадров, исчезла чехарда, так мешающая работе.

Прокуроры, ранее безликие и совершенно бесправные, делались наиболее активными проводниками «социалистической законности». Слово «закон» стало наконец употребляться в связке с такими понятиями, как «справедливость», «порядочность», «честность». Началось постепенное, пока еще медленное и нерешительное исправление недостатков и преступлений сталинского времени.

Одной из причин произвола при расследовании преступлений, пусть не главной, был низкий уровень следственной работы, недостаточная квалификация следователей. Приказ Руденко «О мероприятиях по повышению квалификации следователей органов прокуратуры» от 14 октября 1953 года был одной из его первых директив. По всей стране началась учеба кадров, улучшалось техническое оснащение следствия.

После июльского (1953 года) Пленума ЦК КПСС в стране повеяло «оттепелью» и какой-то, пусть урезанной, ограниченной определенными рамками, но все же свободой. Всесильные органы внутренних дел и государственной безопасности теперь были поставлены в рамки закона и играли в жизни общества уже не ту роль, что прежде. Восстанавливались в своих правах суды и прокурорский надзор. Внесудебные расправы ликвидировались.

Вскоре после назначения Генеральным прокурором Р. А. Руденко подписал первые документы, касающиеся реабилитации лиц, невинно привлеченных к уголовной ответственности. Раньше других справедливость была восстановлена в отношении высшего командного состава Красной армии. 19 марта 1954 года Руденко, министр внутренних дел Круглов, председатель КГБ Серов и министр юстиции Горшенин направили в президиум ЦК записку с предложением образовать Центральную комиссию по пересмотру дел осужденных за «контрреволюционные преступления», содержащихся в лагерях, колониях, тюрьмах (467 946 человек) и находящихся в ссылке на поселении (62 462 человека). Кроме Центральной, предлагалось создать соответствующие комиссии в республиках, краях и областях. 4 мая 1954 года такие комиссии были образованы и вскоре приступили к работе.

Но первая кампания по пересмотру дел была довольно осторожной – примерно каждый второй из осужденных получал отказ в реабилитации. Так, поэтесса А. А. Ахматова обратилась к К. Е. Ворошилову с просьбой пересмотреть дело ее сына Льва Николаевича Гумилева, молодого ученого-востоковеда, вторично арестованного органами МГБ СССР в 1949 году и приговоренного Особым совещанием к десяти годам лишения свободы. На письме имеется резолюция Ворошилова: «Руденко Р. А. Прошу рассмотреть и помочь». Тем не менее в своей записке на имя Ворошилова Руденко сообщил, что Гумилев занимался антисоветской деятельностью, осужден правильно и что Центральная комиссия по пересмотру дел 14 июня 1954 года приняла решение отказать Ахматовой в ее ходатайстве.

И все же тенденция к расширению процесса реабилитации была очевидной. Р. А. Руденко подчеркивал: «Всем нам придется столкнуться с тем, что оценки некоторых событий и их участников, казавшиеся неизменными, нужно будет пересмотреть. Сделать это надо во имя истины, справедливости и правды истории».

Важно было также не наделать новых ошибок. 4 августа 1955 года Генеральный прокурор Союза издал приказ, который касался усиления прокурорского надзора за соблюдением законности при задержании, аресте и привлечении граждан к уголовной ответственности. Р. А. Руденко потребовал от подчиненных «ювелирной» точности при решении этих вопросов.

В приказе предписывалось применять арест в качестве меры пресечения лишь при совершении тяжких преступлений, тогда как многие прокуроры прибегали к нему по незначительным поводам. Например, прокурор одного из районов Баку за единичный случай обвеса покупателя арестовал продавщицу, на иждивении которой находилось девять человек, из них семь малолетних детей, а в Московской области районный прокурор арестовал трех подростков за кражу голубей.

В то же время Роман Андреевич активно боролся с волокитой, которую проявляли некоторые прокуроры при привлечении к ответственности лиц, совершивших тяжкие преступления.

В начале 1957 года была реформирована структура Прокуратуры СССР, а затем и прокуратур республик, краев и областей. Руководство стремилось подчеркнуть изменения, наметившиеся в правоохранительной системе, как бы показывая, что с прошлым покончено раз и навсегда. Менялось судопроизводство, уголовное, уголовно-процессуальное и даже гражданское законодательство. Прокуратура СССР и Р. А. Руденко, как ее руководитель и одновременно депутат Верховного Совета СССР, деятельно участвовали в подготовке законопроектов, обсуждая и шлифуя каждую статью новых нормативных актов.

Улучшению деятельности прокурорской системы способствовало образование в феврале 1959 года коллегий – как в Прокуратуре Союза ССР, так и в прокуратурах союзных республик. Коллегиальность была надежным средством снизить число поспешных, необоснованных и субъективных решений. Первыми членами коллегии Прокуратуры Союза стали: Р. А. Руденко (председатель), А. Т. Горный, П. И. Кудрявцев, В. В. Куликов, А. М. Мишутин, Г. Н. Новиков, И. Е. Савельев, Д. Ш. Салин, Г. А. Терехов.

Коллегия рассматривала (в необходимых случаях привлекая работников местных органов прокуратуры) наиболее важные вопросы прокурорского надзора, проверки исполнения, подбора и подготовки прокурорско-следственных кадров, проекты важнейших приказов и инструкций, заслушивала отчеты начальников управлений и отделов Прокуратуры СССР, прокуроров союзных республик и других работников прокуратуры. Решения коллегии проводились в жизнь приказами Генерального прокурора СССР.

Прокуроры, оставаясь главными защитниками государственных интересов, теперь в неизмеримо большей степени были ориентированы на защиту прав и законных интересов граждан.

Занятый государственными делами, Руденко уже не так часто, как в первые годы, поднимался на судебную трибуну. Однако в 1960 году вновь возникло столь громкое уголовное дело, и сам Генеральный прокурор взялся поддерживать по нему обвинение, – это было дело американского летчика-шпиона Ф. Г. Пауэрса, сбитого над территорией СССР 1 мая 1960 года.

Процесс над Пауэрсом подтвердил многое – и большой прогресс, достигнутый советской правоохранительной системой, и высочайшую квалификацию Р. А. Руденко. После окончания судебного следствия Роман Андреевич произнес аргументированную, взвешенную и обстоятельную обвинительную речь. По оценкам западных юристов, Руденко был предельно справедлив по отношению к Пауэрсу.

«Я не думаю, что если бы Пауэрса судили в США, то к нему отнеслись бы так же вежливо и внимательно», – подчеркнул американский юрист В. Холлинен. Английский же юрист А. Дейчес заметил, что ему было «приятно отметить вежливую, сдержанную манеру допроса обвиняемого Генеральным прокурором. Его допрос не оскорблял и не задевал Пауэрса. Именно такой стиль допроса обвиняемого любят в Англии».

19 августа 1960 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Пауэрса к десяти годам лишения свободы, причем первые три года он должен был находиться в тюрьме. Два года спустя по решению Советского правительства Пауэрса обменяли на задержанного в США советского разведчика Абеля.

Материалы следствия и судебного процесса над летчиком-шпионом Пауэрсом, а также вся история с этой подрывной акцией, разработанной под руководством небезызвестного директора ЦРУ Даллеса, легли в основу двухсерийного художественного фильма «Государственный обвинитель», снятого в 1985 году режиссером-постановщиком народным артистом СССР Т. Левчуком по сценарию Б. Антонова и И. Менджерицкого.

Героем фильма стал Генеральный прокурор СССР Руденко, чью роль блестяще исполнил киноактер С. Яковлев. Достоверно и убедительно была воспроизведена обстановка тех лет, роль Руденко в расследовании, а затем и судебном рассмотрении уголовного дела. Перед зрителями предстал не только умудренный опытом большой юрист и государственный деятель, но и просто обаятельный человек.

В конце 1950 – начале 1960-х годов Роман Андреевич Руденко достиг вершины, на которую до него не поднимался ни один союзный прокурор. Он внес живую, человеческую струю не только в содержание прокурорского надзора, но и в саму атмосферу прокурорских коридоров. Бывший Генеральный прокурор Сафонов мог «не заметить» при встрече не только рядового работника, но и начальника отдела. С Романом Андреевичем никогда такого не случалось.

Работавшая с 1980 года в Секретариате Руденко, Ольга Анатольевна Бондаренко рассказывала мне: «Указания Романа Андреевича всегда были четкими, в корректной форме. «Чем выше руководитель, тем сдержаннее он должен быть с подчиненными. Недопустимо хамить тому, кто не может тебе ответить», – не раз подчеркивал Руденко.

Я многому научилась у него… Однажды он обратил внимание на мое плохое настроение: «Оля, мы работаем в организации, в которую люди приходят со своими бедами. Поэтому все свои неприятности мы должны оставлять за воротами…» С тех пор это стало для меня законом.

Выдержка у него была необыкновенная. Хорошо помню, как новый дежурный прокурор по неопытности соединил Романа Андреевича с психически больным человеком по фамилии Соловьев из Ленинграда. Но в то время прокурором

Ленинграда тоже был Соловьев и дежурный решил, что звонит прокурор города. Руденко терпеливо слушал его минут двадцать. И не бросил трубку.

Работать с ним было легко. Несмотря на возраст, Роман Андреевич обладал необыкновенной памятью. Я часто наблюдала, как он возвращал документы, где исполнители забывали поправить какое-то слово ранее им исправленное или учесть какие-либо другие его замечания».

При всей своей требовательности и взыскательности он был неизменно корректен, доброжелателен и доступен для всех. Следователей по особо важным делам всегда принимал без всякой записи. Любой прокурор управления или отдела мог прийти к нему на прием и изложить свою точку зрения на тот или иной вопрос. Единственное, на чем настаивал Руденко, так это на соблюдении прокурорской иерархии – требовал, чтобы ему докладывали о делах, по которым состоялись решения его заместителей. Роман Андреевич не только уважал и ценил «процессуальную независимость» любого работника, но и насаждал ее, добиваясь, чтобы каждый отвечал за свое решение.

Он был совершенно непримирим, когда дело касалось очищения органов прокуратуры от нечистоплотных работников, злоупотребляющих высоким положением.

До недавнего времени считалось, что, как Генеральный прокурор, Руденко при рассмотрении конкретных дел явно пасовал перед неудержимым напором Первого секретаря ЦК партии Хрущева.

Однако история, хоть, и с опозданием, но все же открывает некоторые свои тайны. И мы видим, что Руденко, не боясь открыто высказывал свою точку зрения.

В 1961 году к длительным срокам лишения свободы за противозаконные операции с валютными ценностями были привлечены Рокотов и Файбышенко. Казалось бы, что на этом можно было поставить точку.

Однако такой итог судебного заседания не устроил Хрущева. Наверное, по чьему-то наущению он приказал подготовить указ Президиума Верховного Совета СССР, который бы предусматривал за незаконные валютные операции в качестве меры наказания смертную казнь. Но потом началось непредвиденное. Указу решили придать обратную силу, то есть распространить на деяния, совершенные до его принятия. Именно по этим основаниям приговор суда в отношении Рокотова и Файбышенко был отменен, и дело слушалось повторно. На этот раз судьи знали, что делали, и приговорили Рокотова и Файбышенко к высшей мере наказания.

Что же предшествовало столь стремительному развитию событий и изменению действующего законодательства? Как и где обсуждались эти вопросы? Как в те далекие годы вел себя Р. А. Руденко? Об этом стало известно только сейчас – в 2007 году. Вот что рассказал мне недавно сын Романа Андреевича, Сергей Руденко:

«В 1964 году состоялся серьезный разговор отца с моей старшей сестрой Галиной. Отец сказал, что на состоявшемся заседании по делу валютчиков Рокотова и Файбышенко Хрущев потребовал применить к ним высшую меру наказания – расстрел. Это означало, придание закону обратной силы. Отец в ответ заявил, что он с этим не согласен, и он лично не даст санкцию на такую меру, так как это противозаконно.

«А Вы чью линию проводите, мою или чью-нибудь еще?» – спросил Хрущев. «Я провожу линию, направленную на соблюдение социалистической законности», – ответил отец. «Вы свободны», – сказал Хрущев.

После этого с Хрущевым у отца долго не было никаких контактов, и он ожидал отставки в любой момент. И вот, одним из вечеров, после ужина он пригласил к себе в кабинет Галину, и все ей рассказав, попросил ее, чтобы она, когда я вырасту (а было мне тогда 10 лет), объяснила реальные причины его возможной отставки.

Однако все сложилось иначе. На проходящей спустя 2 или 3 месяца сессии Верховного Совета СССР, Хрущев, вдруг, опять обратил внимание на отца, попросил его подняться и, ссылаясь на упомянутый случай, поставил его в пример всем присутствующим, как человека, принципиально отстаивающего свои взгляды».

Многие современники, хорошо знавшие Романа Андреевича, отзывались о нем как о действительно «государственном человеке». Но даже явные достоинства, большие заслуги и то, что он был вхож к первому секретарю ЦК КПСС Н. С. Хрущеву, не гарантировали Руденко безоблачной карьеры. Теперь интриги вокруг Руденко начал плести заведующий отделом административных органов ЦК КПСС Н. Р. Миронов. Над Романом Андреевичем вновь сгустились тучи…

Первая публичная стычка Руденко и Миронова произошла во время открытого партсобрания работников Прокуратуры СССР, сразу же после принятия Программы КПСС. Миронов тогда резко выступил против Руденко, что в то время значило очень многое.

Партийное руководство страны тогда поставило совершенно авантюрную задачу – в кратчайшие сроки ликвидировать преступность. За сверхбыстрое решение этой «эпохальной» задачи рьяно взялся Миронов, а подыгрывал ему тогдашний министр внутренних дел Щелоков. Победить преступность одним махом можно было только путем сокрытия преступлений. Но этому мешали работники прокуратуры, в первую очередь Генеральный прокурор, требовавший от своих подчиненных регистрации всех преступлений.

Миронов многое успел предпринять: открыто критиковал Руденко, подготовил почву для смены генпрокурора в ЦК и даже внедрил в заместители Романа Андреевича своего ставленника – М. П. Малярова, которого прочили на главное место. Но ход событий резко изменился. 19 октября 1964 года Миронов погибает в авиационной катастрофе, а за несколько дней до этого, 14 октября, на заседании Пленума ЦК был освобожден от должности Н. С. Хрущев. Центральный Комитет теперь возглавил А. И. Брежнев, с которым у Руденко были неплохие отношения.

В те годы любое слово не только главного партийного вождя, но любого члена Президиума ЦК или Политбюро было законом. Однако Роман Андреевич, несмотря на свою дипломатическую натуру, уже тогда поднимался до открытых возражений.

Во времена Брежнева развернулась настоящая битва за следствие. Право прокуратуры расследовать уголовные дела ставилось под сомнение. Особенно усердствовал в критике министр внутренних дел Щелоков, добивавшийся передачи всего следствия в МВД. Большой поддержки он не получил и, наконец, поставил вопрос в урезанном виде – передать в подследственность МВД хотя бы дела несовершеннолетних. На свою сторону он заранее склонил Леонида Ильича, и тот неожиданно для всех вынес предложение Щелокова на заседание Политбюро. Над головой Романа Андреевича опять грянул гром.

Руденко не мог не знать об особых, дружеских отношениях Брежнева и Щелокова. Однако в ходе заседания Роман Андреевич пошел ва-банк – решительно и аргументированно выступил против предложения Щелокова. Стоит ли удивляться, что «бунт» Генерального прокурора никто из членов Политбюро не поддержал, и все, даже сочувствующие, послушно проголосовали за то, что предложил генсек.

Но авторитет Руденко был столь велик, что его выступление осталось без последствий. Сознавая, видимо, неловкость ситуации, Брежнев развел руками и сказал, как бы извиняясь перед Руденко: «Вот видите, Роман Андреевич, никто вас не поддерживает», – и добавил еще несколько слов о том, как Политбюро уважает и ценит Генерального прокурора.

Старожилы прокуратуры приводили много и других примеров когда Руденко проявлял характер. Делясь своими воспоминаниями о Романе Андреевиче, заведующий кафедрой криминалистики, психологии и уголовно-исправительного права Московской государственной юридической академии, почетный работник прокуратуры, государственный советник юстиции 3 класса, профессор Владимир Евгеньевич Эминов рассказывал мне, что когда он работал в ВНИИ Прокуратуры СССР (1963–1980 гг.), ему не раз приходилось участвовать в проводимых аппаратом Прокуратуры Союза ССР по заданию Руденко проверках, давать заключения. Многое за давностью лет сейчас запамятовалось. Однако он хорошо помнит стычку в 1977 году Р. А. Руденко с Б. П. Бугаевым – министром гражданской авиации, Главным маршалом авиации, фаворитом А. И. Брежнева.

А было это так. Рассказывает В. Е. Эминов:

«По личному распоряжению Руденко ВНИИ и следственному управлению Прокуратуры СССР было дано задание разработать первую отечественную методику расследования авиационных происшествий в гражданской авиации и подготовить предложения по совершенствованию прокурорского надзора за соблюдением законодательства, регламентирующего безопасность полетов и эксплуатацию гражданских воздушных судов.

Работа поручалась мне и старшему прокурору следственного управления Прокуратуры СССР Марату Сергеевичу Лодысеву.

По итогам этой сложной и длительной работы мы подготовили методические рекомендации, информационные письма, а также представление генерального прокурора СССР министру гражданской авиации СССР «О грубейших нарушениях законодательства о безопасности полетов при эксплуатации легких самолетов и вертолетов в гражданской авиации».

Проект представления в 1977 году лег на стол Р. А. Руденко. Многие считали, что такой резкий документ он не подпишет. Ведь представление адресовалось самому Бугаеву – шеф-пилоту и любимцу Генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева.

Однако Руденко без каких-либо комментариев и сомнений представление сразу же подписал, ибо речь шла о безопасности граждан и интересах государства.

По свидетельству очевидцев, Бугаев, получив представление пришел в неописуемую ярость и устроил скандал в отделе административных органов ЦК КПСС, откуда немедленно в следственное управление и Министерство гражданской авиации примчались проверяющие. Наша с Лодысевым служебная карьера висела в буквальном смысле на волоске. Однако это продолжалось недолго. Вскоре ревизоры ЦК КПСС завершили проверку. При этом они не только подтвердили все описанные в представлении просчеты, но и выявили еще и другие. Об этом они не преминули довести до сведения обескураженного министра. Руденко же как всегда был невозмутим и сразу же подписал приказ, в котором мне и Лодысеву были объявлены благодарности и выданы денежные премии в размере месячного оклада».

Как видим, Руденко был тверд в своих мнениях. Действовал он хоть и строго, но всегда осмотрительно.

Вспоминается один случай, который произошел в конце 1980-го года, незадолго до начала работы 26 съезда КПСС (съезд начал работу в феврале 1981 года). В то время все письма граждан, адресованные в адрес съезда, брались на контроль и направлялись для проверки по соответствующим ведомствам.

В числе самых первых жалоб «съезду» тогда поступила и такая, которая была доложена лично Роману Андреевичу. И причины тому были. Во-первых, заявители, ее подписавшие, проживали в Ворошиловградской (Луганской) области. А Руденко, именно, от этого региона многие годы избирался в Верховный Совет СССР. Во-вторых, в письме сообщалось, что жизни был лишен человек, который, якобы, спас от верной смерти самого Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева во время кровопролитных сражений с фашистами во время Великой Отечественной войны при обороне Малой земли. И об этом, как утверждали заявители, даже упоминается в книге вождя «Малая земля».

Естественно на эту жалобу сразу было обращено особое внимание и в Прокуратуре Союза ССР, и в Прокуратуре Украинской ССР, куда она поступила на разрешение. Проверку ее, как прокурору следственного управления, курирующего Ворошиловградскую область, поручили мне. Помню, что сроки установили минимальные – 7 дней. Однако получилось так, что дело, о котором шла речь, я уже изучал и с принятым по нему решением согласился. И вот почему.

…Поздним осенним вечером, на хорошем подпитии домой вернулся муж. И как всегда стал требовать у жены спиртное. Та наотрез ему в этой просьбе отказала, продолжая чистить картошку. Тогда разъяренный супруг схватил топор и набросился на женщину. Однако она увернулась от удара. И когда он замахнулся на нее топором очередной раз, она, обороняясь, кухонным ножом нанесла ему удар в живот – он оказался смертельным.

Изучив все обстоятельства происшедшего, я тогда установил, что во время совместной супружеской жизни это был не первый случай, когда муж реально покушался на жизнь жены. Буквально за год до трагедии, в присутствии детей, семейный тиран бросил в женщину топор, который чудом не попал ей в голову. Но тогда, возбужденное в отношении пьяного дебошира уголовное дело было прекращено, и он к ответственности привлечен не был.

Было также установлено, что жена очень положительно зарекомендовала себя на работе. И даже была награждена орденом «Знак почета». Характеризовалась как трудолюбивый, доброжелательный, неконфликтный человек. В то время как муж являл собой полную противоположность…

Тем не менее, понимая всю серьезность ситуации, я затребовал дело повторно и тщательно проштудировал его еще раз. Не найдя весомых оснований для отмены, принятого по делу решения, я составил по нему заключение и доложил заместителю Прокурора УССР С. Ф. Скопенко. Тот согласился со мной и дело вместе с утвержденным им заключением и с подробным письмом, которое после доклада подписал Прокурор УССР Ф. К. Глух, в конце ноября 1980 года было отправлено Генеральному прокурору СССР Р. А. Руденко.

В Прокуратуре Союза ССР разрешение жалобы поручили прокурору следственного управления, нашему куратору Григорию Федоровичу Маляренко. Стиль работы его мы хорошо знали. Григорий Федорович был очень отзывчивым и чутким человеком, однако в служебных отношениях он являлся сущим деспотом. От его многоопытного взгляда не ускользала ни одна оплошность. Занудно требовательным голосом он, скрупулезно въедаясь в каждое слово, каждую запятую, мог по долгу учить жизни. За эти «деловые качества» мы дали ему прозвище – «Тля».

Вот такой был Григорий Федорович Маляренко! Поэтому, подготавливая материалы для отправки в Прокуратуру Союза ССР, мы понимали, что они могут попасть на разрешение и к нему. И как видим, так оно и случилось.

Однако вскоре стало известно, что въедливый зоил с нашей позицией согласился. Обстоятельный же Роман Андреевич, после доклада сразу решение не принял, и все материалы оставил у себя. И это, было понятно. Ознакомившись лично с досье и безусловно взвесив все «за» и «против», он не стал принимать конъюнктурных популистских решений и прибегать, как это довольно часто бывало (да и сейчас случается), к маленьким прокурорским хитростям – отменять постановление о прекращении уголовного дела и направлять его по формальным основаниям на дополнительное расследование «ввиду неполноты проведенного следствия» с указанием – исследовать какие-либо малозначительные, не имеющие для существа дела второстепенные обстоятельства. Руденко без дополнительного доклада и дрожи в руках, правда, немного подправив ответ в ЦК, сразу подписал его – ибо был абсолютно уверен в том, что в тот роковой миг добропорядочная женщина, защищая свою жизнь, действовала в состоянии необходимой обороны.

Вот так закончилась еще одна очень маленькая, но очень запоминающаяся история, характеризующая Романа Андреевича Руденко.

Столь же решительно Руденко противостоял распространенному в те времена «директивному», или, как его еще называли, «телефонному» праву, когда те или иные высокопоставленные чиновники, и не только из партийной элиты, пытались так или иначе воздействовать на прокуроров и следователей.

Его усилия не пропали даром. Позиции права в стране заметно укрепились. При этом основной упор делался на предупреждение преступлений и искоренение причин, их порождающих, а также сопутствующих им социальных болезней, таких, как пьянство и наркомания.

Прокуратура повернулась лицом и к таким важнейшим проблемам, как охрана природы и окружающей среды.

Расширились и укрепились связи с общественностью и средствами массовой информации, появились новые формы и методы пропаганды права. Прокуратура одной из первых заговорила о необходимости правового воспитания граждан и прежде всего молодого поколения.

Понятно, что с сегодняшней точки зрения можно найти в биографии Руденко и множество негативных моментов. С его именем связана борьба против так называемого диссидентства – одна из самых мрачных страниц советской прокуратуры послесталинекого периода, которая не завершилась и с уходом Романа Андреевича. Двигателем этой борьбы, естественно, были партийные органы. Но тем не менее санкции на арест и высылку давали именно прокурорские работники.

Будучи верным сыном Советского государства, Роман Андреевич совершенно искренне отрицал всякое диссидентство. Ведь он был человеком своего времени, а времена, как сказал один поэт, «не выбирают, в них живут и умирают». Именно Руденко способствовал выдворению из страны А. И. Солженицына и ссылке академика А. Д. Сахарова.

В 1962 году по постановлениям судов и решениям исполкомов было выселено на основании указа в специально отведенные местности 15 700 человек. Среди них оказался и поэт И. А. Бродский. Как известно, впоследствии он эмигрировал, а позже стал лауреатом Нобелевской премии.

В 1966 году были осуждены по статье 70-й части первой УК РСФСР (агитация или пропаганда, проводимая в целях подрыва или ослабления Советской власти) известные московские литераторы Синявский и Даниэль.

Но чаша добрых дел на государевых весах несравненно больше. Особенно весом вклад Романа Андреевича в укрепление прокурорских кадров. Когда он только пришел в Генеральную прокуратуру СССР, высшее юридическое образование имели лишь 30 процентов прокуроров и следователей. Менее чем через двадцать лет их стало уже 70 процентов, а в 1981 году – почти 99. Две трети районных и городских прокуроров, основного звена прокурорской системы, имели стаж работы свыше десяти лет, то есть были умелыми и опытными руководителями. Среди них было немало и тех, кто занимал должности три, а то и четыре конституционных срока подряд.

Стараниями Романа Андреевича Руденко в 1970 году созданы Высшие курсы повышения квалификации руководящих кадров Прокуратуры СССР, впоследствии преобразованные в институт, существующий и поныне. Только за первое десятилетие его деятельности здесь прошли переподготовку несколько тысяч работников прокуратуры, а также группы прокуроров из зарубежных стран.

Значительно возрос контингент в Ленинградском институте усовершенствования следователей (до 1500 человек ежегодно) и в Харьковском институте повышения квалификации Прокуратуры СССР.

После Нюрнбергского триумфа Роман Андреевич Руденко приобрел мировую известность. Он представлял страну на различных конгрессах еще в сталинскую эпоху, когда выезды наших юристов за рубеж были весьма ограничены. В 1946 году по инициативе французских юристов (участников движения Сопротивления во время Второй мировой войны) была создана неправительственная организация – Международная ассоциация юристов-демократов (МАЮД). У ее истоков стоял и Руденко.

Вопросы справедливого наказания нацистских преступников, на которых не распространялись сроки давности, всегда находились в поле зрения Романа Андреевича. В марте 1969 года он был одним из организаторов и генеральным докладчиком на Московской международной конференции по преследованию нацистских преступников.

Международные контакты при Р. А. Руденко расширились и укрепились. По его инициативе Советский Союз подписал ряд соглашений об оказании правовой помощи по уголовным, гражданским и семейным делам. Частыми гостями Прокуратуры СССР были и прокуроры зарубежных стран.

Роман Андреевич был женат на Марии Федоровне – дочери рабочего Бакинских нефтяных промыслов, погибшего от рук белогвардейцев в 1918 году. От этого брака имел двух дочерей – Галину и Ларису, а также сына Сергея.

Многогранная и напряженная деятельность Романа Андреевича Руденко на посту главного стража законности страны была по достоинству оценена Советским правительством. Он был награжден золотой звездой «Героя социалистического труда», шестью орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, орденом Трудового Красного Знамени, многими медалями, являлся депутатом Верховного Совета СССР нескольких созывов, на четырех партийных съездах избирался в Центральный Комитет КПСС.

Конечно, много и еще очень много можно рассказать о профессиональной деятельности Руденко и о его окружении. Ведь сколько интересных людей было рядом, какие горы сложнейших дел они перевернули. Но формат настоящего издания, к сожалению, не позволяет этого сделать.

Думаю, здесь будет весьма уместно вспомнить о «тыле» Романа Андреевича – его семье, их образе жизни. Ведь до сего времени это была закрытая тема – «Terra incognita» – нигде об этом не писалось. Сам Руденко к родному очагу никого на пушечный выстрел не подпускал. За исключением тех, кому он искренне верил и доверял. Но таких было очень немного. Наложенное же им табу сохранялось и после его смерти.

Тяжелым выдался на Украине 1932 год. Голодное время… Многие работники прокуратуры, что называется «на последнем градусе чахотки» исполняли свои непростые обязанности. И именно в это суровое время в шахтерском крае «неньки Украины» в Донбассе решили зарегистрировать свой брак 25-летний Роман Руденко и 23-летняя Мария Ткалич.

Молодой помощник Мариупольского городского прокурора, тогда делал только первые шаги на тернистой стезе служения закону. Но уже был ярок и заметен. И поэтому неудивительно, что молодая видная брюнетка Мария Федоровна Ткалич, дочь рабочего Бакинских промыслов, погибшего в гражданскую войну в 1918 году, сразу обратила внимание на стройного, интересного и умного молодого человека.

Роман Андреевич был галантным кавалером, и Мария Федоровна сразу в него влюбилась. От сонма чувств тогда у обоих вскружилась голова, и они 4 ноября 1932 года зарегистрировали брак, а 7 ноября сыграли свадьбу.

Без малого 50 лет прожили вместе в согласии и любви, мире и уважении, воспитали прекрасных детей и внуков.

Первой на свет в 1934 году появилась дочь Галина. И было это 30 июля, в день рождения Романа Андреевича. Второй – Лариса. Родилась она в год 30-летия отца и в день свадьбы родителей – 7 ноября. Только рождение, 24 марта 1951 года, сына Сергея в Киеве ни к каким памятным датам семьи Руденко привязано не было.

Семья быстро росла. Сначала появились зятья Михаил (муж Галины) и Всеволод (муж Ларисы). Потом пошли внуки и внучки, их было семеро – два Сергея, Михаил, Андрей, Маша, Таня и Катя. Чуть позже – правнуки. Сейчас их трое – Роман, Нина и Маша.

Роман Андреевич любил детей и много своего свободного времени отдавал общению с ними. Конечно, не все из них помнят своего деда, а тем более прадеда, ибо некоторые из них родились тогда, когда его уже не было рядом с нами. Но те, на долю которых выпала радость общения с ним, его уже никогда не забудут. Да и как можно забыть те дни, когда после наполненных державными заботами будней Роман Андреевич вдруг совершенно преображался – суровый лик недоступного чиновника превращался в сияющий добротой и заботой образ любящего главы семейства.

В летнее время, после завтрака, собрав на даче, как он выражался, «всю свою футбольную команду» (а к ней он относил все свою многочисленную семью), он начинал матч, который, как правило, продолжался часа два. Сам Руденко стоял на воротах и всегда оставлял за собой право бить пенальти. Это ему удавалось блестяще. Несмотря на солидный возраст и вес, удар у него был поставлен великолепно. Зная это, иногда члены его команды сами провоцировали собственное падение, чтобы заслужить «11-метровый». Футбольные баталии всегда проходили легко, весело, без напряжения.

Такой же атмосферой были наполнены семейные встречи и вечера в Москве, в квартире на Грановского, где собирались родственники и друзья. Даже казалось бы такую серьезную карточную игру как преферанс, Роман Андреевич умел превращать в удовольствие для всех играющих. Пульку расписывали, как правило, в выходные дни. Как рассказывал мне Сергей Романович, «играли мы регулярно; кроме отца, матери, сестер и их мужей с 9-го класса уже на постоянной основе в этой игре участвовал и я. Отец говорил, что преферанс его хорошо отвлекает от мыслей, связанных с работой, помогает немного расслабиться и отдохнуть». Во время игры Роман Андреевич шутил, смеялся, каламбурил, мог затянуть какую-нибудь песню.

Особенно весело и незаметно пролетало время, когда в гости приезжал из Киева его родной брат Федор. Он садился за пианино, и они тогда уже дуэтом пели: «Рывэ та стогнэ Днипр широкый», «Рушнычок», «Ой, мороз, мороз…» – и другие русские и украинские песни.

Как уже ранее отмечалось, Руденко достаточно взыскательно относился к отбору друзей и приятелей. Гостями семьи в 50– 70-е годы были министры: культуры – Е. Фурцева, цветной металлургии – П. Ломако, гражданской авиации – С. Дементьев, радиопромышленности – В. Калмыков, а также Маршал Советского Союза К. Москаленко и первый заместитель Руденко А. Мишутин. С двумя последними, чета Руденко довольно долго поддерживала теплые дружеские отношения. Несмотря на разногласия, а порой даже и жаркие споры по ряду актуальных вопросов правоохранительной деятельности, в целом неплохие человеческие отношения были и с Н. Щелоковым. Они приезжали друг к другу. А жена Щелокова, Светлана Владимировна, по собственной инициативе лично даже проводила Роману Андреевичу специальный курс медицинского лечения.

Родным и близким Романа Андреевича запомнились также визиты к ним генерального прокурора Чехославакии Яна Бартушки. Он хорошо владел русским языком и обладал, как и Руденко, большим чувством юмора. «Его визиты в гости к отцу, – рассказывал Сергей Романович, – оставили у меня самые светлые воспоминания – много смеха, веселья, а также очень много внимания ко мне, тогда еще маленькому ребенку».

Вспоминая свои детские годы, потомки Романа Андреевича, отмечали, что он никогда не повышал на них голос, и они никогда не слышали, чтобы родители ссорились или устраивали перебранку, но хорошо знали, что если вдруг глава семейства менял интонацию и переходил на требовательный тон, это означало, что-то ему не нравится и делается не так.

«Когда мне было около пяти лет, – рассказывал мне Сергей Романович Руденко, – произошел такой случай. Не помню уже почему, но, когда матери не было дома, я разозлился на гостившую у нас одну дальнюю родственницу и, схватив веник, стал гоняться по квартире за молодой женщиной (ей было около 30 лет). В это время пришла мать и мгновенно привела меня в чувство – сильно отшлепав и поставив в угол. Хотя это было непедагогично и единственный раз в моей жизни, но я надолго запомнил этот урок – потому что это было строго, но справедливо.

Вечером, когда вернулся с работы отец, у них с матерью состоялся разговор. Случайно мне довелось его услышать. Отец сказал примерно следующее: «Наказать Сергея конечно надо было, но применение силы в любой форме в нашей семье недопустимо. Исходи из того, что ты это сделала последний раз в жизни».

Конечно, более приятные впечатления остались у меня от отдыха в Крыму, куда мы часто выезжали в те годы. Отдыхали мы в Нижней Ореанде. Часто в этот санаторий приезжал и Н. С. Хрущев. Он любил играть в волейбол. И после обеда всем кто умел играть, говорил: «Нечего спать, пошли на волейбольную площадку». Игра проходила непринужденно и весело.

Запомнился также большой банкет, который Н. С. Хрущев устроил в Крыму. Детям был выделен отдельный столик. В разгар банкета к нашему столику подошел Н. С. Хрущев с отцом и сказал: «Пусть от молодежи произнесет тост Сережа» (мне тогда было шесть лет).

Естественно, для меня это было полной неожиданностью. Но когда он меня поставил на стул, я, взяв бокал с газированной водой, громко произнес: «За прекрасных дам!»

После того, как утих взрыв общего хохота, Хрущев сказал отцу: «Да-а… я вижу, что Вы очень прогрессивно воспитываете своего сына», на что отец ответил: «Это только начало его жизненного пути».

Вот так интересно, насыщенно и бурно, а порой, что бывало, правда очень редко, и неторопливо текла семейная жизнь Романа Андреевича Руденко. Именно в семье он отдыхал он государственных дел. Правда, отвлечься от них не удавалось и там…

Он любил свою работу. И мечтал окончить свою земную долю, находясь в строю, на государственной службе.

О том, что Руденко уже пережил 3 инфаркта никто в прокуратуре не знал. Первые два он заработал еще при Хрущеве, третий случился на даче в конце семидесятых. Тогда его спасли. «Скорая» примчалась из Кунцево за 20 минут. Как видим, не только большие звезды заработал за свою жизнь патриарх советской прокуратуры…

В январе 1981, сразу же после Нового года Роман Андреевич лег на очередное штатное медицинское обследование. Ничто не предвещало беды. Его посещали жена, дети. Чувствовал он себя нормально. Однако вскоре, перед выпиской, где-то на десятый день, на квартире Руденко раздался телефонный звонок. Звонили с «Мичуринки». Сообщили, что Роману Андреевичу плохо, что он теряет сознание. Это был четвертый инфаркт.

Периодически Руденко приходил в сознание. Узнавал окружающих. Последний раз, когда он пришел в себя, а было это 21 января, ему сообщили, что он избран делегатом очередного съезда КПСС. Спросили о его желаниях. Он улыбнулся и как всегда спокойно сказал: «Спасибо. Все нормально. Не беспокойтесь». Вскоре ему опять стало плохо – он потерял сознание и больше в него не приходил.

23 января 1981 года Руденко скончался. Шел ему 74-й год. Похоронили патриарха советской прокуратуры со всеми почестями на Новодевичьем кладбище.

И февраля 1981 года Совет министров СССР принял постановление «Об увековечении памяти Р. А. Руденко и обеспечении членов его семьи». Совет министров СССР присвоил имя Р. А. Руденко Свердловскому юридическому институту и утвердил две стипендии его имени в размере 75 рублей в месяц для лучших студентов этого института (по тем временам это была довольно большая для них сумма).

В мае 1982 года, накануне празднования 60-летия советской прокуратуры на доме № 15а по улице Пушкинской в Москве (ныне Большая Дмитровка), где долгие годы работал Роман Андреевич Руденко, в его память была установлена мемориальная доска.

Супруга Романа Андреевича, ласково называла мужа Рима, а он ее – Марийка. В феврале 1942 года, когда по просьбе Руденко, решался вопрос о направлении его на фронт и разлука была уже неизбежна, он, чтобы успокоить свою Марийку и дочерей, на обороте семейной фотографии написал:

«Фото от 12 октября 1941 г. г. Москва

Как здесь, на снимке, тесно прижавшись друг к другу, сплотилась семья, так и в жизни сплочены мы воедино и навечно. Пройдет время. Закончится война. Залечим раны, нанесенные нам кровавым зверем – фашизмом. Снова забурлит жизнь в советских городах. Зацветут колхозные села.

И собравшись семьей, мы будем вспоминать дни отечественной войны, октябрь 1941 г., когда нависла угроза над сердцем столицы – Москвой, когда маленькая Лора, надев противогаз, с серьезным видом говорила: «Я сегодня дежурная», а в убежище с гневом ребенка сказала: «проклятый фашист не дает деткам спать». Все это будет воспоминанием. А сейчас задача напрячь все силы для выполнения единой цели – разгромить и уничтожить врага! Мужественно перенесем все трудности, временную разлуку и любовь нашу и спаянность еще больше укрепим.

Любимым моим и родным – Марийке, Галочке и Лорочке от Римы и папы, г. Москва 19/II 1942 г.»

И они все перенесли. А разлука, которая продлилась почти до конца войны только еще больше испытала и укрепила их отношения, сплотила семью. Ведь не зря говорят, что разлука для любви – все равно, что ветер для костра. Маленький костер он легко загасит, большой же раздует еще сильней.

Их костер горел почти 50 лет!

Через 17 лет Мария Федоровна вновь встретилась с Романом Андреевичем – она умерла в 1998 году и захоронена рядом с ее дорогим Римой.