Жизнь и деяния видных российских юристов. Взлеты и падения

Николай Александрович Добровольский (1854–1918)

Николай Александрович Добровольски] родился 10 марта 1854 года в семье потомственного дворянина Новгородской губернии Мальчик рано остался без отца, и воспитывал его отчим, который был преподавателем – обучал будущего императора Александра III и великих князей Алексея, Сергея и Павла. У него сложились настолько близкие отношения с членами императорской фамилии, что даже императрица Мария Федоровна называла его ласково – Рудинька. Последний император Николай II тоже относился к отчиму Добровольского вполне благожелательно. Свое отношение к «Рудиньке» царские родственники невольно переносили и на пасынков. Николай Александрович с юношеских лет был связан «особенно теплыми, близкими отношениями» с великим князем Михаилом Александровичем. Хотя, по признанию самого Н. А. Добровольского, ни он, ни оба его брата никогда не прибегали к протекции великого князя для продвижения по службе, все же близость к высочайшему двору почти автоматически давала ему некоторые преимущества.

Двадцати двух лет Николай Добровольский окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета со степенью кандидата прав, но, как ни странно, решил поступить на военную службу. Приказом по 1-й гвардейской кавалерийской дивизии от 29 октября 1876 года он был зачислен в Кавалергардский полк рядовым на правах вольноопределяющегося 1-го разряда.

Впрочем, армейская лямка не пришлась ему по душе, и, хотя в марте следующего года его произвели в унтер-офицеры, продолжать военную карьеру он не собирался и уже в апреле выхлопотал себе годичный отпуск по болезни.

Юриспруденция, видимо, привлекала его гораздо больше. Не увольняясь из армии, Николай Александрович подал прошение о зачислении его кандидатом на судебные должности при прокуроре Петербургского окружного суда. Назначение состоялось 20 мая 1877 года. Но через год медицинская комиссия, учрежденная при Санкт-Петербургском губернском присутствии по воинской повинности, освидетельствовала Добровольского и признала годным для продолжения службы. Чуть было не пришлось ему отправиться снова в свой Кавалергардский полк, но судьба все-таки распорядилась по-иному. Служить в армии ему больше не довелось, поскольку он успел получить командировку в помощь судебному следователю 7-го участка Петербурга с правом самостоятельного производства следственных действий.

Окончательного увольнения в запас Николай Александрович добился 27 июня 1878 года. Теперь можно было спокойно заниматься юриспруденцией. Вскоре он получил чин коллежского секретаря. До апреля 1879 года расследовал преступления в Петербурге, а потом был отправлен на выучку в провинцию и назначен товарищем Волынского губернского прокурора. В то время широко практиковалась «обкатка» молодых, неопытных «юридических птенцов» в старых судебных установлениях. Видимо, Добровольский сразу сумел хорошо зарекомендовать себя, и на следующий год он получает новое назначение – товарищем прокурора Житомирского окружного суда. Здесь он задержался на два года, иногда исполняя обязанности прокурора, здесь же выслужил свою первую награду – орден Святого Станислава III степени и очередной чин титулярного советника.

Дальнейший послужной список Добровольского не содержит ничего необычного – меняется география его назначений, один чин сменяется другим – служба идет ровно и без неожиданностей. С мая 1882 года он товарищ прокурора Киевского окружного суда, там служит больше четырех лет, потом в чине коллежского асессора переводится на ту же должность в Петербург. В Петербурге становится надворным советником и в 1891 году получает орден Святой Анны III степени. В сентябре того же года он уже в Прибалтике – в должности прокурора Митавского, а позже – Рижского окружного суда.

Н. А. Добровольский служит там почти шесть лет, прибавляет к своим наградам орден Святой Анны II степени и серебряную медаль в память царствования императора Александра III, а также получает чин статского советника. После этого он круто меняет направленность своей деятельности – неожиданно оставляет Министерство юстиции и переходит в систему Министерства внутренних дел. Высочайшим приказом от 8 февраля 1897 года его назначают гродненским вице-губернатором. Три года он занимает эту должность, часто замещает отсутствующего губернатора, а в последний год вообще полностью принимает на себя управление губернией. В апреле 1899 года без освобождения от основных обязанностей он назначается на три года почетным мировым судьей Гродненского округа и впоследствии занимает это престижное место еще дважды.

В феврале 1900 года пришло высочайшее повеление – Добровольский становился гродненским губернатором. На этом посту он дослужился до действительного статского советника, получил почетный чин камергера двора его величества и удостоился двух экзотических иностранных орденов – Персидского льва и Солнца I степени и черногорского князя Даниила Первого I степени. Через восемь месяцев он уволился и тут же был утвержден обер-прокурором первого департамента Правительствующего сената.

В системе Министерства внутренних дел Добровольский так и оставался до Февральской революции. С октября 1906 года он уже сенатор, в декабре получает придворный чин егермейстера. Современники уважительно называют его «знатоком административного права». Он чуть было не становится министром внутренних дел, но не только обширные профессиональные знания стали причиной его выдвижения на этот пост – дело имело еще один нюанс. Добровольский всегда был близок к высочайшему двору, но теперь он особенно тесно общался с кругом лиц, сплотившихся вокруг теневого лидера – Григория Распутина. Но министром Добровольский все же не стал – императора его кандидатура почему-то не вполне устраивала.

Впрочем, это не значит, что он был обделен высочайшим вниманием – 1 января 1914 года ему вручают еще один орден, на этот раз Белого Орла. В сентябре 1916 года он оставляет пост обер-прокурора и сосредотачивается на своих сенаторских делах. Ко всему прочему его избирают заместителем председателя Георгиевского комитета.

Но к концу 1916 года Г. Распутин опять пытается вмешаться в государственные дела – ему не нравится, что неуступчивый министр юстиции А. А. Макаров никак не желает прекращать дела бывшего военного министра Сухомлинова и известного мошенника Манасевича-Мануйлова. Тогда Распутин затевает свою интригу – начинает особенно настойчиво добиваться назначения Добровольского на пост генерал-прокурора. По свидетельству С. П. Белецкого, видевшего Распутина за два дня до его гибели, у него было «жизнерадостное настроение и полное удовлетворение по случаю полученного им обещания о назначении на пост министра юстиции Н. А. Добровольского, при посредстве которого он рассчитывал добиться окончательного погашения дела Сухомлинова».

Высочайший указ появился 20 декабря 1916 года: «Сенатору, двора Нашего егермейстеру, тайному советнику Добровольскому Всемилостивейше повелеваем быть управляющим Министерством юстиции, с оставлением сенатором и егермейстером».

Однако руководил он Министерством юстиции немногим более двух месяцев, так и не успев получить звание министра.

Когда Добровольский вступил в управление Министерством юстиции, главный инициатор его назначения, Г. Распутин, был уже убит, и надежды распутинского окружения на прекращение дел Сухомлинова и Манасевича-Мануйлова не оправдались. Добровольский убедил императора в нецелесообразности освобождения их от судебной ответственности. Но если первое дело попросту «зависло» без всякого движения, то второе до суда все-таки дошло.

Интересно, что литературным редактором стенографического отчета Чрезвычайной следственной комиссии довелось быть поэту Александру Блоку. Через его руки проходило множество уникальных документов – это навело его на мысль написать книгу «Последние дни императорской власти». На его взгляд, обстановка в стране накануне Февральской революции была удручающей: «На исходе 1916 года все члены государственного тела России были поражены болезнью, которая уже не могла ни пройти сама, ни быть излеченной обыкновенными средствами, но требовала сложной и опасной операции. Так понимали в то время положение все люди, обладавшие государственным смыслом; ни у кого не могло быть сомнения в необходимости операции; спорили только о том, какую степень потрясения, по необходимости сопряженного с нею, может вынести расслабленное тело».

Комментарии Блока в адрес Николая II точны и выразительны: «…упрямый, но безвольный, нервный, но притупившийся ко всему, изверившийся в людях, задерганный и осторожный на словах, был уже «сам себе не хозяин». Он перестал понимать положение и не делал отчетливо ни одного шага, совершенно отдавшись в руки тех, кого сам поставил у власти».

Императрица Александра Федоровна, окружив себя «мистическим кругом», через посредство распутинского «фонографа слов и внушений», фрейлину Вырубову, продолжала активно влиять на большую политику. В кругу «придворной рвани» вовсю кипела «борьба мелких самолюбий и интриг».

В конце декабря 1916 года председатель Совета министров А. Ф. Трепов уступил свое место последнему премьеру царского правительства Н. Д. Голицыну, брезгливо называвшему народ «чернью», но такая перестановка уже ничего не меняла. А. Блок писал, что «среди членов правительства было немного лиц, о которых можно говорить подробно, так как их личная деятельность мало чем отмечена; все они неслись в неудержимом водовороте к неминуемой катастрофе». По его выражению, «эти люди ничего не могли сделать для того, чтобы предотвратить катастрофу».

Н. А. Добровольский наблюдал за происходящим довольно пассивно, хотя в его руках находился мощный репрессивный аппарат. Однако ни он, ни многие гораздо более сильные личности из окружения императора ничего не делали для обуздания революционной стихии. Растерянность, паралич воли, надежда на чудо – кто знает, что ими владело в то предгрозовое время.

Когда Февральская революция началась, Добровольский укрылся в итальянском посольстве, но через два часа все же позвонил в Государственную думу и попросил прислать автомобиль – решил поехать в Таврический дворец и сдаться добровольно. Думал ли он, что из дворца его сразу отправят в Петропавловскую крепость?

Допрашивали его в Чрезвычайной следственной комиссии, подготовкой допросов занимался сенатор Б. Н. Смиттен. Выясняли разное – и нюансы назначения на министерскую должность, и взаимоотношения с царской семьей, и знакомство с Распутиным, и основания к прекращению целого ряда дел, и личные денежные обстоятельства. Расследование поручили судебному следователю К. И. Бувайлову, настаивая на завершении дела в кратчайшие сроки, и он с этим успешно справился. Б. Н. Смиттен наблюдал за следствием. Официально Добровольскому были вменены в вину три должностные преступления.

Во – первых, он обвинялся в том, что, будучи обер-прокурором, получил из кассы бывшего Министерства императорского двора двадцать тысяч рублей, пожалованных государем на пособия особо нуждающимся чиновникам канцелярии Сената, но деньги по назначению не передал, а «самовольно обратил на свои надобности», вложив в процентные бумаги, которые внес на свой текущий счет. Исходную сумму он все же возвратил, но лишь через несколько лет. Добровольский, впрочем, виновным себя не признал – оправдывался тем, что из-за проволочек с организацией ссудно-сберегательной кассы ему ничего не оставалось, как положить деньги, выданные «в его распоряжение», на собственный текущий счет. По поводу этого существовала устная договоренность с Министерством императорского двора, и когда касса открылась, он вернул не только двадцать тысяч, но и проценты. Он признался только в том, что какое-то время пользовался кредитом, но никакого ущерба кассе не причинил.

В двух следующих «преступлениях» он тоже не признал себя виновным – речь шла о необоснованном прекращении дела некоей Феодосии Шмулевич и получении взятки от грозненского купца Я. Б. Нахимова за содействие его помилованию.

К. И. Бувайлов представил все материалы на заключение Чрезвычайной следственной комиссии к концу июля 1917 года. В ожидании решения Николаю Александровичу удалось ненадолго вырваться из Петропавловской крепости. Его здоровье к тому времени оставляло желать лучшего, и его жена

Ольга Дмитриевна усиленно хлопотала перед министром юстиции Временного правительства об освобождении мужа, ссылаясь на мнение доктора Манухина, предписавшего «больничное, а еще лучше домашнее лечение». Однако на все эти просьбы она неизменно получала отказы.

31 июля было вынесено постановление, оказавшееся на редкость гуманным. В нем отмечалось, что доказательства виновности Добровольского «существенно поколеблены ко времени окончания предварительного следствия». Принято было во внимание болезненное состояние бывшего министра юстиции, возраст и семейное положение – у него было пятеро детей. Меру пресечения ему изменили на подписку «о неотлучке» из Петрограда, и уже 4 августа Добровольский был выпущен на свободу. Казалось бы, самое страшное позади.

Однако пошатнувшееся здоровье требовало основательного лечения. Уже на следующий день он обращается в комиссию с просьбой дать ему выехать на Кавказ. Но железнодорожные билеты на 8 августа, добытые с большим трудом, так и не пригодились – разрешение на поездку не выдано. 20 августа он пишет очередное прошение: «Дайте же мне возможность сохранить себя хоть на несколько лет для многочисленной семьи моей, не обрекайте меня на дальнейшую медленную казнь и дайте мне возможность не подвергать голодовке нашу семью, в которой три младших не старше 22 лет и не могут существовать без молока, мяса, масла, яиц и т. п. продовольствия первой необходимости для питания». До чего наивными выглядят сейчас эти строки!

Тем не менее 22 августа Чрезвычайная следственная комиссия под председательством Н. К. Муравьева рассмотрела прошение Н. А. Добровольского и большинством в пять голосов против двух разрешила ему выезд на Кавказ. Через день он получил официальное удостоверение об этом.

Так Добровольский выезжает на Северный Кавказ, не подозревая, что это решение станет трагическим. Еще через год, в сентябре – октябре 1918 года, по стране прокатилась волна «красного террора», спровоцированного покушением на Ленина и убийством Урицкого. Докатилась она и до Кавказа. «Во исполнение приказа Народного Комиссара внутренних дел тов. Петровского» в концентрационный лагерь в Пятигорске в качестве заложников были брошены сто шестьдесят человек, в их числе несколько генералов и сенаторов. Среди них оказался и Добровольский.

«Медленной казни» он не хотел, но роковым образом поспешил навстречу быстрой. 21 октября 1918 года в числе других пятидесяти девяти заложников его расстреляли.